крытыми глазами будто прощупывал что-то в воздухе, постепенно опуская руки. Поневоле Тим затих, опасливо за ним наблюдая. Ну ладно, - сказал он, как только Вадим убрал ладони, - "недолго мучилась старушка". Жить-то буду? И замер в напряженном ожидании: все-таки другу Тим доверял, хотя и строил из себя скептика. - С мозгами у тебя неладно, сообщил Вадим. - Поберегся бы, умник. - А то я не знал! - вскричал Тим, с облегчением подхватывая шутку. - И стоило закатывать представление ради ерунды? - Между прочим, сейчас я серьезен, - сказал Вадим. - В утешение могу предложить две версии, на выбор: либо я наконец свихнулся и сие мне только чудится, либо я приобрел новое качество - провидца. - Эй, а это при чем? Мы ж говорили о болезни! - Кто? - Ну, о диагностике. - "Диагноз" означает "распознавание", - сообщил Вадим. Считай, я распознал твою будущую травму. Или будешь ждать доказательств? - Хорошо, а конкретней? - потребовал Тим. - Кирпич на голову свалится, что ли? - Опасность грозит именно мозгам - не голове. - Слушай, чего ты лепишь? - изумленно спросил Тим. Как это вообще возможно конечно, если это травма, а не психоз! Туману подпускаешь, да? - Не хочешь - не верь. - Вадим пожал плечами. - Мое дело - прокукарекать. А поразить мозг, минуя череп, не так и сложно: есть масса способов - от ядов до излучений. Тим уныло задумался, наверное, прикидывая, откуда может свалиться на него такая напасть. Но, не додумавшись ни до чего, скоро ушел тем более, угощаться уже было нечем, все подмели вчистую. Прибрав на столе, Вадим пододвинул старенькое кресло к шкафу и наконец запустил приборы. От свечения экранов, дисплеев, индикаторов в комнатке сразу прибавилось уюта и на душе стало теплей, как будто мысле-облако уже начало подзарядку. Вадим словно добрался до вожделенной книги - во всяком случае, ощущения были схожие. Все-таки жить стоило - хотя бы ради таких мгновений, когда общаешься будто со всем миром сразу, наплевав на границы и бессмысленные смерти. Когда давно ушедший автор вдруг возникает рядом и оказывается тебе другом, мудрым и щедрым. Когда все страны и эпохи словно подтягиваются к тебе вплотную и ты начинаешь осязать Вселенную. Впрочем, это лирика. Главное: теперь снова можно задействовать на полную мощность свою память, впитывая новые сведения, и свой рассудок, чтобы сперва до них добраться, затем - обработать. Ибо для того человеку и даны мозги, а без употребления они дряхлеют, как и мускулы. "Ну хорошо, что мы имеем? - который раз спросил себя Вадим. - Что я могу принимать из-за Бугра, кроме немногих спутниковых передач?" Но как раз спутники и перестали добивать сюда в разгаре ночи (в отличие от двух-трех местных программ, транслируемых Студией). И чем дальше, тем на большее время они пропадали. Дело даже не в этих грозовых помехах, сорвавшихся с привязи, как и вся погода. Каналы обрубались словно по расписанию, все разом, но каждые сутки время слегка сдвигалось - сезонные изменения, надо полагать? Или это дорога в один конец и возврата к прежней благодати не предвидится? Для начала Вадим прогнал приемник по забугорным каналам, торопясь обойти все, поскольку время их полного затмения уже наползало на город, словно кладбищенская тень. (Как Вадим сооружал антенну, а тем более маскировал, - это особый и длинный разговор. К тому же антенн, по сути, было с десяток, что позволяло компоновать их в любую требуемую конфигурацию.) Помехи оказались сегодня средней паршивости, но и от них треска хватало, как будто неподалеку уже разразилась гроза. Впрочем, с ними-то еще можно бороться, повышая чувствительность, совершенствуя фильтры, - а вот как справиться с затмением? Если перекроют последний внешний ручеек... Прежние средства связи тут уже вряд ли помогут, и чем их заменить? Ах-ха... Думай, голова, думай. Вентиляторы в приборах весело гудели, экраны сияли, задушевно ворковали динамики. "Хорошо-то как, Маня!" Сколько ж тут накопилось машинерии за дюжину лет? Все-таки в массовых кормушках имеются плюсы - для тех, кто наделен повышенным аппетитом. Кто сосчитает, сколько киловатт сжирают Вадимовы приборы: ведь все усредняется на всех! Жаль, вот так же нельзя злоупотребить горячей водой - за полным ее отсутствием. А иногда, благодаря неким причудам эфира, Вадим принимал странное. Наверняка это не было студийными передачами, здешними или забугорными: слишком обыденно и слишком похоже на жизнь, ни одна постановка к такому бы не приблизилась, - однако подобных людей он не встречал прежде. Больше всего это походило на разговоры, подслушанные из будущего - из того безоблачного и радостного будущего, которое пытались отобразить последние утописты. Непонятно лишь, где хотели набрать для него обитателей, ибо, насколько Вадим видел, с течением времени люди не спешили меняться к лучшему. Стало быть, и вожделенный коммунизм отодвигался в такие дали, что уже мало отличался от мифического рая. Но тогда чьи разговоры перехватывал его самопальный приемник? И раз пошла такая пьянка, почему не попробовать в них вклиниться? Впрочем, все это глупости! Таких людей нет и быть не может, скорее приемник подслушивает и воплощает чьи-то мечты - по фантастичности это предположение ничуть не выше предыдущего. Но что удивительно: такие передачи прорывались к Вадиму, когда он приходил домой не слишком опустошенным и мысле-облако было еще способно проницать. Конечно, Вадим проникал им в глубь приборов, поскольку был настроен на них, и что образовывалось в итоге? Чудесный сплав электроники и сознания, способный на дальние прорывы - куда? Что за видения ею посещали? Как будто приемник лишь раскрывал Вадиму дверцу в неведомое, а дальше мысле-облако ориентировалось само, выискивая передающие станции. И на них уже не действовали никакие затмения, как будто здесь применялись вовсе не электромагнитные волны. Может, все навороты с антеннами попросту не нужны? Вадим даже не был уверен, что видит это на экране, а не грезит наяву. Хотя... может, он и видит на экране собственные грезы? Это было бы забавно. Выключив свет, Вадим распахнул окно в ночь. Вообще, по нормам комендантского часа, после захода возбранялось открывать окна - якобы в целях маскировки и дабы обезопасить честной народ от криминалов, - а для страховки рачительные домовые даже пригвождали рамы к проемам. Однако не настолько вмертвую, чтобы сильный и умелый человек не сумел их отодрать. Усевшись на подоконнике, Вадим с удовольствием вдохнул посвежевший воздух, радуясь, что живет на окраине. Снаружи была тьма. Ни один фонарь не освещал улицы, а сквозь закрашенные окна лишь кое-где прорывались бледные лучики впрочем, быстро уменьшавшиеся в числе, ибо вечерняя Программа давно завершилась. Поговаривали, что скоро дома станут обесточивать на ночь, и что это, в общем, разумно: не стоит из-за немногих полуночников изнашивать оборудование, и вообще - ночью следует спать. Однако Вадим и здесь выбивался из ряда: во-первых, привык спать втрое меньше положенного; во-вторых, лучшие из потусторонних передач ловились именно ночью, когда солнце уходило за горизонт. Впрочем, ни до ночного обесточивания, ни до пресловутых оконных решеток дело пока не дошло. Холодало с каждой минутой, и столь же быстро усиливался ветер - такие резкие перепады сделались уже привычными. "Кажется, дождь начинается, кажется, дождь..." По суточному календарю сейчас, пожалуй, октябрь - самое благодатное время для творцов. Фрукты, что ли, способствуют или отвлечений по минимуму? Под накрапывающий дождик легче медитировать, и мысли тогда всплывают из подсознания точно пузыри, один за другим, - и лопаются, лопаются... Надобно только прилечь, закрыть глаза и при этом умудриться не заснуть. Для этого и требовался прерыватель, давно Вадимом замысленный и даже частично исполненный, - чтобы поддерживать балансирование на самой грани между сном и явью, где диалог с подсознанием шел чуть ли не открытым текстом. Конечно, можно остаться на позициях кондового материализма и посчитать это странное состояние лишь одним из рабочих режимов мозга - рассматривая его как весьма усложненный биокомп с хаотичными соединениями нейронов. Действительно, если изолироваться от помех, сосредоточиться на проблеме, углубиться в нее, добраться до сути... Вопрос: достаточно ли этого для разумности, тем более - для творчества? Пока что самые навороченные из компов не торопятся оживать, хотя сложностью, кажется, превосходят человечьи мозги. Из ничего и выйдет ничего: сколько компы ни подпитывай данными, на выходе больше не станет. Обработать информацию они еще смогут: упорядочить, проанализировать, критически осмыслить, выбрать лучшее, - но разродиться новым, сгенерировать идею!.. Чего же им не хватает - пресловутой души? Пришла наконец пора обратиться и к ней? Ну ладно, я пропитался скепсисом насквозь и не могу принять сие на веру, но почему для удобства не сделать допущение? В конце концов, даже прагматики математики вовсю оперируют многомерным пространством, хотя кто его видел? Итак, душа. Вообразим ее как некий полевой (биополя?) аналог мозга, индуцированный потусторонними сферами - условно: Хаосом и Порядком. Через рецепторы мозг общается с реальностью, поглощая и накапливая знания, формируя опыт, фиксируя это во вполне вещественных ячейках. У засыпающего либо медитирующего сознания имеются два пути: воспарить в чистые эмпиреи, отрываясь от реалий все дальше, постепенно растворяясь в красочном многоцветье, пока устоявшиеся в мозгу связи не распадутся вовсе; или, зациклясь на единственной идее, погрузиться в мутную одержимость, чреватую манией, если не чем-то похуже. И когда такая идея овладевает сознанием, а затем, не дай бог, "массами"!.. Впрочем, этот путь пока оставим: он явно не для меня. Первый куда интереснее. Стало быть, накопленные в материальном мире цепочки начинают распадаться. Но не все разом. Сперва рушатся связи послабей между блоками данных, отражающими реальные события и людей. Потом искажаются сами отражения и принимаются себя вести, выстраивая новые сюжеты и ситуации, пока еще подчиненные логике, мотивированные некими общими законами. Затем и отражения теряют стабильность, а их отношения становятся абсурдней. На этом этапе уже раскручивается "сюр", все более и более крутой, пока последние остатки реальности не поглощаются хаосом. Может, кому-нибудь это покажется занятным, однако толку от "сюра" чуть - во всяком случае, такая крайность тоже не для меня. Значит, следует затормозить на предыдущем слое, где, собственно, и происходит генерация полезных идей. И мало затормозить, надо еще это зафиксировать. Потому что, когда душа возвращается в привычные пенаты, от сих откровений чаще остаются только смутные и тягостные воспоминания. Конечно, проще положить рядом листок, а после каждой свежей мысли очухиваться и делать зарубку дли памяти. Но это годится лишь для первого уровня воспарения и для весьма мелких идей - идеек, даже идеечек. А прерывать сложное построение на самом подъеме, при дальнем прорыве, ежеминутно курсируя с заоблачных высот и обратно, - так ведь не выстроишь ничего стоящего! Стало быть, нужна непрерывная запись только вот как ее организовать, не отвлекаясь от полета? А ведь есть у мозга еще свойство, отличающее его от компа (на сей раз не в лучшую сторону). Ибо при отсутствии регулярных полетов, хотя бы тренировочных, он теряет способность не только к ним, но даже перестает воспринимать новые знания. Не подвергаясь частому расшатыванию, цепочки в мозговых клетках со временем костенеют в жесткие колеи, неуязвимые для внешних коррекций, в упор не замечающие свежих веяний. Прежние знания усугубляются Порядком, становятся догмами, верой, инстинктами (при этом можно знать одно, а верить совершенно в другое - "двоемыслие"), своего рода программами, уже не подвластными рассудку, внерассудочными. На человека будто наползает черная тень, он мертвеет до срока, теряя связи не только с миром хаоса, но и с реальностью. И это - другая крайность. Выходит, за сознания разумных (а через них - и за тела) сражаются две потусторонние стихии, Хаос и Порядок. Зачем - чтобы распространить свое влияние на Вселенную? Как говорилось, "единство и борьба", бр-р-р... То есть через мозги, в частности мои, будто проходит некая ось, от Хаоса до Порядка, и сознание способно двигаться по ней в ту или иную сторону, заражаясь соответствующими свойствами, вплоть до повреждения в рассудке: шизофренического либо маниакального. И какая мне от сего знания польза, кроме профилактической? Конечно, если идею, рожденную в живой воде Хаоса, затем окатить водой мертвой, заимствованной у Порядка, и таким образом зафиксировать, то ее, эту идею, потом можно будет использовать. Вопрос: как свести две эти стихии напрямую, если они, похоже, находятся по разные стороны реальности? Не волочить же на спине бурдюк с мертвой водицей, погружаясь в живительный оазис фантазий? Значит, главная сложность не в том, чтобы сдвигать сознание туда-сюда, а чтобы растянуть его между Хаосом и Порядком. И как это сделать, если я даже сконцентрироваться по-настоящему не умею? Выходит, надо еще и притушить сигналы, поступающие от реальности, и касается это не только простейших рецепторов. Голод, тоска, обиды, амбиции, впечатления - все прочь, прочь, отстраниться!.. Ничего себе - задачка! Хотя... Предположим, эти миры: Хаос, Порядок, реальность - отражены в сознании мощными блоками, отгороженными друг от друга и от рассудка (вычислитель?) силовыми барьерами. Тогда, если с энергией порядок, требуется лишь распределить ее между барьерами по-иному: ослабить стенку между Хаосом и Порядком, а органы чувств отключим, от рассудка вовсе, чтоб не смущали. И вот тогда воспарим однако не теряя из виду грешную землю... даже Подземелье. Правда, того же можно добиться и обычной сосредоточенностью, упираясь в проблему день за днем, неделя за неделей, пока не озарит вдохновение. Но кто может себе такое позволить? Что-нибудь да отвлечет. Слишком большая инерция у этих перегородок, а в жизни столько соблазнов! Разве в отшельники записаться. Или ускорить движение зарядов искусственно... Сквозь разомкнувшиеся на секунду тучи проглянул молодой месяц, и в его мертвенном свете Вадим вдруг заметил большую тень, с вкрадчивым урчанием скользившую над самыми крышами. В следующий миг он узнал в этой тени обычную вертушку, только смахивающую окрасом на черные машины крутарей и тихую до изумления. Затем месяц снова скрылся за тучами, и вертолетик канул во тьму, словно ворон. Собственно, почему "ворон"? - удивился Вадим такому сравнению. "Ты не вейся, черный ворон..." Или смысл ассоциации в другом? Прикрыв окно, Вадим еще пару часов покейфовал перед приемником, затем обесточил приборы, даже отсоединил их от розеток, тщательно уложил на место стопки белья и только затем растянулся на продавленном, заслуженном диване, испытавшем на своем веку столько!.. Эти предотходные минуты тоже имели свою прелесть. Стоило выключить в комнатке свет и принять горизонтальное положение, как в голову начинали вскакивать мысли - действительно как пузыри. Жили они недолго, но тяготили сознание неимоверно, не пропуская за собой нового - пока Вадим не фиксировал их на листке, предусмотрительно положенном рядом, и не отпускал с чистой совестью, высвобождая место для следующих. Такая приграничная охота, на стыке с подсознанием, могла продолжаться долго, пока Вадим не решал, что пора бы наконец поспать, и не складывал ладони на плечах, замыкая внутри себя энергетические контуры. И даже это было как встреча: ребята, я вернулся! Ну-ка, что нам снилось вчера? Глава 2. ПРОДУКТЫ РАЗНЫХ СРЕД 1. Дневной прием Вадима разбудил будильник. Как и всегда, минуты две он боролся со сном (нет бы заснуть раньше!) и, как обычно, победил. Через полчаса уже трясся в переполненной электричке, досыпая ненабранное за ночь. Сейчас, после недолгого одиночества, Вадима уже не так раздражал обычный для масс-транспортов букет несвежих ароматов и чей-нибудь надсадный кашель, почти обязательный в любой толпе, и сладострастные серийные чихи. В конце концов, он не истерик, не канарейка и может потерпеть некоторое время - духоту, вонь, гомон. Правда, лучше бы не перегибать. Ибо до святого ему тоже далеко, а постоянное отстранение выматывает слишком быстро. Окружающая его публика уже претерпела основательный отбор. Кто покрепче, давно подался в крутари, блюстители, гардейцы. Кто энергичней, заделался Управителем или частником или же вовсе убрался из губернии. Последние, видимо, были и самыми прозорливыми, ибо как тяжко ни пришлось на новом месте, здесь им досталось бы куда сильней. В крепостных задержались не лучшие представители вида Последняя дюжина лет не прибавила им достоинств. Несмотря на призывы властей, население города неуклонно сокращалось - даже быстрей, чем старели дома и техника. И слава богу, иначе ко всем сложностям добавился бы дефицит транспорта и жилья. А так закрыли подземку (а сколько еще можно над ней измываться?) - и ничего, обходимся. Теперь под землей, на станциях и в заброшенных тоннелях, говорят, поселились изгои (бедняги, чем они там дышат - с отключенной-то вентиляцией) и расплодились гигантские крысы: каждая - величиной с хорошего пса. Еще ходили слухи о некоем подводном озере, раскинувшемся глубоко под городом, в котором якобы обитали чудища, сродни лох-несскому. Но те, кто имел несчастье на озеро натолкнуться, и те, кому они успели о нем рассказать, не жили долго - во всяком случае, ни с одним из таких Вадим не встречался, хотя разыскать пробовал: любопытно же! А вдруг тут и вправду что-то кроется? На этот раз обошлось без поломок, аварий, дорожных пробок (снежных заносов, смерчей, цунами), и транспорт достиг КБ вовремя - к немалому разочарованию здешних придверных. Лишившись на проходной паспорта, Вадим поднялся тремя этажами выше, ткнулся в знакомую дверь. И притормозил, озираясь. Служителей лаборатории - пару десятков спецов и нескольких трудяг - поместили в одну просторную комнату, заставленную столами и стендами. Все уже были в сборе, и в воздухе стоял неумолчный гул: сотрудники обменивались свежими впечатлениями, приходили в себя после утренней гонки на службу, готовились к чаепитию под домашние заготовки. О работе пока не помышляли, только Оросьев, неопрятный костлявый человечек средних лет, оправдывая статус народного бдителя, с увлечением обзванивал подшефных, чтобы затем потребовать у опоздавших объяснения. А между звонками собирал подписи под очередной кляузой, обличающей фривольности вчерашней Программы: контролировать - так уж всех!.. Негромко поздоровавшись, Вадим пробрался в свой укромный угол, отгороженный от прочего объема фанерными щитами, согнал с кресла молоденькую лаборантку, уже пристроившуюся там с вязаньем, и облегченно расселся, вытянув под столом ноги. В общих чаепитиях он участия не принимал, а свое утреннее яблоко уже слопал. Вообще от дружного лабораторского коллектива Вадим держался на удалении, и к этому успели привыкнуть. К сожалению, приглушить громкость некоторых голосов было не так просто, как выключить тивишник. - Слыхали? - зычно вопрошала Нонна. - Нынешней ночью еще одну шлюшку кончили! Морщась, Вадим потянулся к наушникам. Сия габаритная, немолодая уже дама создавала половину шумового фона лаборатории, обладая лексиконом и резкостью суждений кормушечной раздатчицы, хотя на сей раз тема оказалась занятной: - Опять, говорят, разорвали в мелкие клоки, а по всем кускам - следы страшенных когтей. Во как, сограждане: нашлась наконец на них управа! Ходят, понимаешь, чуть не голыми, титьками трясут, задами вертят... - А вам и завидно? - задорно вступила юная Асенька, всегдашняя оппонентка Нонны. - Для вас же любая молоденькая кралечка - шлюха! - Это селедка вроде тебя - кралечка? - с пренебрежением фыркнула Нонна, выпячивая пышный бюст. - Сначала хотя бы замуж выберись, фифа!.. Я что скажу, - продолжала она, обращаясь к остальным, - давно пора за них взяться. Распустились, дальше некуда: на мужиках виснут, не успели познакомиться - в койку. Теперь у них гонору поубавится!.. Кажется, подобная перебранка и называлась у большинства "общением". Словно у склочных, однако прилипчивых шавок, подсовывающих любимую кость "предполагаемому противнику", чтобы возник повод полаяться всласть. Не слушая больше, Вадим включил музыку и погрузился в работу. Все-таки он решил взяться за приемник, нацеленный на то "светлое настоящее", диалоги из которого иногда подслушивал. Конечно, мало шансов, что там его ждут, но вдруг? Если существует общепланетная сеть незаурядов, может, и он достоин в нее войти? А что до пресловутого прерывателя, так это, в общем, баловство подождем, человечество без него не обеднеет. На крайний случай сойдет и гипноз. Итак, попробуем углубиться в себя еще раз - ведь тут сокрыто столько тайн! Что я ощущал, когда погружался мысле-облаком в тивишник? "Свет мой, зеркальце, скажи..." Именно что зеркало! - вдруг сообразил Вадим. Я сидел перед отсвечивающим экраном и словно наблюдал на нем свои отражения, зажившие в Зазеркалье собственной жизнью. Либо они и вправду плоды моей неуемной фантазии, либо те парни настолько схожи со мной, что облако без особенной настройки отзывается на их послания - точно естественный резонатор. Столь мощный телепатический посыл, что уже выходит на сознательный уровень. Но даже при полном подобии он возможен, только когда души соприкасаются оболочками... либо когда запускают друг в друга корни. А в чем дело тут: только ли в сходстве или еще и в усилении сигналов? И каким должно быть умение, чтобы пробиться сквозь наш мир? Сколько я знаю, здешняя среда не пропускает мысли - только отзвуки эмоций. Однако там, перед экраном, присутствовало еще кое-что: стойкое ощущение чужого взгляда - действительно чужого, даже враждебного. Может, пока я играю в свои бирюльки, кто-нибудь наблюдает за мной оттуда, прикидывая: а не пора ли взять сего шустрика в оборот? И с теми ребятами он даже близко не стоял - просто так уж совпало в колдовском Зазеркалье: я вылавливаю одних, а кто-то ловит меня. То есть не одного меня, но всех вольнодумцев, застигнутых у тивишных экранов. Эдакий тысячеглазый страж-демон на службе у режима. Бред!.. Однако с тивишниками явно не все в порядке. Начать с того, что ими заменили прежние телевизоры, причем повсеместно. Собирали у граждан приемники, якобы для перенастройки, затем возвращали - уже модернизированными, с фиксированной частотой и без лишних регуляторов. Из новых деталей добавилась единственная - прилепленная к экрану и залитая в такой прочный пластик, что его не брал даже алмаз. Отключить ее было нельзя, поскольку тогда летела и трубка, однако реального смысла во вставке не мог обнаружить ни один нормальный спец. Предполагалось, она улучшает качество приема, - но поди проверь! Зато электричества вставка потребляла несуразно много, оставаясь при этом безмятежно прохладной, - будто преобразовывала его в иную энергию, не теряя ничего на тепло. "Может, в ней все дело?" - думал Вадим. И без вставки не возникло бы ни видений, ни ощущений? Как же она действует, интересно, - как улавливатель телепатем? Или это и есть та самая дверца в неведомое? Жаль, что ее нельзя вскрыть... и неспроста, видимо. Этот секрет для узкого круга, а значит, готовится очередная пакость. Увлекшись, Вадим не сразу заметил, что единственный выход из его замечательной берложки перекрыт грузным телом. Перед ним стоял Толян, душка лабуправ, и бесшумно шлепал мягкими губами. Некоторое время Вадим с неудовольствием созерцал его, затем все-таки снял наушники Но и тогда смысл слов, слетавших с энергично шевелящихся губ, дошел до него не сразу: быстро переключаться Вадим не умел. И чем глубже бывало погружение, тем дольше приходилось всплывать. Наконец он разобрал: - ...чего со мной делаешь, а? Сидел бы тихо, как все, - неужто так трудно? Сколько раз тебя прикрывал, помнишь? - А? - тупо откликнулся Вадим - как бы издалека, еще не вынырнув толком. Чего? - Прикрывал я тебя? - переспросил Толян. С покаянным вздохом Вадим подтвердил: - Как же - было. - И сколько можно? То на песенный фестиваль тебя вызывают, то с домовыми цапаешься... А знаешь, чего сказал про тебя Управитель? - Что? - послушно спросил Вадим. - Пусть, говорит, ваш самородок на Студии отоваривается, раз такой исключительный, но только я - это он говорит - Только я про такого студийца что-то не слыхивал! История повторяется, с усмешкой подумал Вадим, один в один. Господи, какие же они все-таки одинаковые! - Так пусть и по... - Слушай, не высовывайся, прошу тебя! - сказал Толян. - Я ж всегда тебя подстрахую, только не нарывайся, живи смирно. - А кто против? - Может, тебе заняться нечем? Так давай подброшу работенку, и даже не очень пыльную. Чего б ты хотел разработать? - Да что тут можно разработать, Толик? - усмехнулся Вадим. - Мы ведь копировщики, будто не знаешь! Передираем с ворованных образцов. Действительно, даже такой стимул - изобретать - у спецов отобрали. Не говоря о материальных. После короткого всплеска энтузиазма, незадолго до Отделения, в действие опять вступил проверенный принцип минимизации трудовых затрат. Теперь если и делалось новое, то в Институте. Вот где питомник гениев, аж завидки берут, - только где ж их прячут? - Но ведь существует уйма безобидных, непредосудительных дел, - гнул свое Толян. - Почему, к примеру, тебе не собрать магнифон - с твоими руками это... - У меня их три. - Чего? - опешил Толян. - Ну не рук же? Так собери еще. А то я один за всех бегаю! Видишь, - хмыкнул он, - даже похудел. - А подарим, тебе магни? - Ну что ты опять, Вадим, - я же серьезно!.. - Я тоже. Кстати, как бы и магни вскоре не попали под запрет: все-таки размножение информации, пусть звуковой... А хочешь, смастрячу тебе видачок? - Этого не хватало! - Толян даже отшатнулся от него. - Между прочим, а чем ты занят сейчас? Вот это что? Он с опаской ткнул пальцем в незавершенный прерыватель. - Можешь мне объяснить? - Могу продемонстрировать. На тебе - хочешь? - Иди ты! Неуклюже извернувшись, Толян подтащил под толстый зад табурет, грузно осел. Удивительно, но в лаборатории было тихо - время обеда, что ли? - Хочу посоветоваться, - доверительно сообщил Толян. - Строго между нами, ладно? Вадим хмыкнул: неужто и этому загорелось согнать вес? Да нет, вряд ли, - скорее что-нибудь из сферы морали. - Выдвигают на повышение, - продолжал толстяк. - Предлагают отдел. - А Марчика куда? - В здешние под-Управители, похоже. Окончательно переберется в "отцы". - Н-да, осуществляются мечты. - Марчик далеко пойдет - ты был прав. - Толян повздыхал. - Так что скажешь? - Ты же знаешь: чего я не люблю, так это советовать. Решай сам. - Но что б ты сделал на моем месте? Эка хватил! На твоем я и лабуправство давно бы послал. Но мне легко быть принципиальным: у меня дети по лавкам не плачут. - А если бы плакали? Ну представь! Сегодня Толян был настойчив на удивление - неужто это всерьез? Или кокетничает? - Все равно нет, - твердо сказал Вадим. - Лабуправ - это предел. Дальше в Систему погружаться опасно, рискуешь пропитаться ею насквозь... Хотя, может, ты этого хочешь? - вкрадчиво добавил он. Толян с тоскою вздохнул. - Я откажусь, - неуверенно предположил он. - А? - Откуда мне знать. - С другой стороны я не пойду, ты не пойдешь. А кто тогда? Какой-нибудь проныра? И потом он будет решать за нас? - А сейчас, по-твоему, кто решает? Радость моя, ты что, надеешься развалить Систему изнутри? Не смеши, она не таких ломала! Там же сплошные Марки - хочешь сделаться одним из них? Конечно, твое право, но не жди тут моего благословения. От дерьма лучше держаться подальше старая истина! Повздыхав еще, словно для заполнения паузы, Толян спросил: - Кстати, не слыхал? На будущей неделе отделуправы должны пройти переаттестацию. - И что? - Да странно как-то: проводит ее лично под-Управитель при участии троих представителей главка, посторонние не допускаются. К чему такая секретность? - Смахивает на посвящение, тебе не кажется? - предположил Вадим. - Только вот в кого: в рыцарей или в особо доверенных слуг? - В слуг? Скорее господ. - Зависит от точки зрения. Ежели смотреть на пирамиду со стороны... Интересно все же, какова процедура? - Это так важно? - Может быть, может быть. - Вадим и сам не понял, почему встревожился. Так ты хотел совета? - Конечно. - Даю - в виде исключения, но со всей категоричностью: откажись. Даже если будут настаивать, угрожать, принимать меры вплоть до разжалования в спецы. В противном случае потеряешь больше. Много, много больше! Вот это было всерьез. Даже и не совет - пророчество. А Толян был из тех немногих, кто чувствовал разницу, - потому слегка струхнул. В ошеломлении помолчав, он пробормотал: - Что-нибудь еще? - Еще? Береги задницу, толстый! Толян вспыхнул, словно первоклассник: - Издеваешься? - Не уверен, - честно ответил Вадим. - Но на всякий случай - береги. Толстяк снова вздохнул: - Еще и эти кошмары, что Ноннка приволакивает на хвосте. По-твоему, за ними что-то кроется? - Предлагаешь "бояться вместе"? - Чего? - не понял начлаб. - Да был такой мультик, про котенка... Уж очень банален набор в этих сюжетах: насилия, увечья, кровь, - будто специально нацелен щекотать нервы. Либо отвлечь внимание. А вообще, я Марку говорил: посеешь догматиков пожнешь маньяков. - А что думаешь про оторванные конечности? - Не без опаски лабуправ смерил взглядом Вадимовы массивы. - Вот ты бы смог? - Да уж, эти ребята не "разбрасываются", - засмеялся тот. - Ты и представить, Толян, не можешь, на что способны целенаправленные, однонацеленные, жестко запрограммированные люди! - Не так это! - вклинился в разговор надтреснутый голос, и над приборами поплавком выпрыгнула голова Оросьева, редковолосая и сморщенная, словно у мумии. - Все происходит от нездорового образа жизни. Вот в сельской местности про такое не слыхали, а все потому, что люди физически работают на свежем воздухе, детей ростят, и некогда им глупостями заниматься. У хороших служителей мысли об одном - о Крепостном благе. О Семье надо радеть, об отцах и братьях наших, и тогда все наладится!.. - Чувствуешь, куда гнет? - усмехаясь, спросил Вадим. Оказывается, людям приличен только мускульный груд, прочее от лукавого. А все беды из-за интеллектуалов развелось умников!.. Свежая мысль, да? И каким будет следующий шаг? - Толян неловко и опасливо молчал. Расслабленность слетела с него в один миг, а все из-за этого пронырливого жилистого человечка, дремучего и невероятно активного, обожавшего встревать в разговоры и по каждому вопросу имевшего собственное суждение, почему-то всегда совпадавшее с официальным. И сейчас, сыто ковыряясь в зубах, Оросьев пустился в пространные рассуждения, из которых явствовало, что духовная продукция его не интересует совершенно, а стало быть, не нужна, и все кто в этой области подвизается, исключая, может, немногих, - паразиты и нахлебники, объедающие народ. И лучше бы отправить их в селькоммуны, чтобы стали приносить настоящую пользу, и уж тогда проднормы точно возрастут, а честным труженикам нужно как раз это, а не всякие там х-химеры!.. - Оросьев, - с любопытством спросил Вадим, - ты и так жрешь за двоих куда это в тебе девается? Глистой был, ею остался. Или как в той байке про сыновей - ворованное не впрок? - Это кто тут вор? - заволновался Оросьев. - А сам, а сам! Вы посмотрите на него! - Я не про спирт, отмахнулся Вадим. - Ты против эксплуатации, верно? Тогда взгляни на себя: все ж знаем, что работник ты аховый. На что гробишь день, я выполняю за час, а категория у нас одинакова, как и паек. Выходит, половину своего времени я вкалываю на тебя, ты мой эксплуататор, мой персональный паразит, поскольку жрешь мою пайку! И как это сочетается с твоими лозунгами? По-твоему, это и есть социализм? Конечно, Вадим передергивал, поскольку большую часть времени тратил исключительно на себя, на собственные интересы и нужды. Но это было скорее следствием нынешних порядков, и все равно он делал втрое больше!.. - Начальству виднее, кто чего стоит, - туманно возразил Оросьев. - И уж оно оценит нас по заслугам. - Взгляните на него, - призвал Вадим. - Налицо все признаки догматика: нового не приемлет, противоречия в упор не видит, начальство чтит, а все беды от происков врагов. Хоть на выставку отправляй! - А для тебя вообще нет святого! - огрызнулся Оросьев. - Не пойму я тебя, Смирнов, двуличный ты какой-то. Иногда такое несешь - у меня просто нет слов! - У тебя и с мыслями не густо. Готовый кандидат в маньяки. - Ты больно умный! - выкрикнул человечек, отступая по проходу. - Видал я таких! - Иди-иди, Отбросьев, - напутствовал его Вадим. - На таком уровне я даже спорить не хочу - квалификацию теряю. Найди кого-нибудь по силам. Оросьев выкрикнул еще что-то, совсем уж невнятное, и сгинул за дверью. - Стучать побежал, - тоскливо сказал Толян. - И что тебе неймется? - А надоело бояться, - откликнулся Вадим, брезгливо улыбаясь. - Еще выделываться перед каждой гнидой!.. Ладно, Толян, погоди шарахаться. Сейчас за треп не привлекают - к чему волновать народ, можно ведь подавлять и тихой сапой. Ты же видишь, у нас ничего впрямую не запрещают и не прижимают иначе как заручившись "народной поддержкой". - Не в том дело, Вадичек. Последнее время Оросьев стал силу набирать, постоянно возле режимников трется. - Так он давно в стукачах подвизается - не знал, что ли? Пока мы мозоли на задницах натираем... И что мне, уважать его за это? "Действительно, с чего я завелся?" - подумал Вадим. Оросьев есть Оросьев, его не переделать и не переубедить, к чему было раздувать сию склоку? Чтобы себя утвердить? Нашел перед кем! - Вот побеседует с тобой через стол - зауважаешь, угрюмо сказал Толян. - Думаешь, перевелись радетели сильной руки? Это мы еще помним, чем она чревата, а многие уже готовы забыть и другим в этом помочь. Кстати, с лучшими намерениями идейные! - Чушь! Это уже не "идео", а "пато"-логия. Не может нормальный человек проситься в клетку - такие позывы приличны скоту. - Тут ты, братец, перегибаешь, порядок все же нужен Стоит расслабиться, и федералы покажут нам кузькину мать! Верно говорят: не хочешь кормить свою армию, придется кормить чужую. - А может, чужая обойдется дешевле, ты не считал? - спросил Вадим. - Или ты настолько патриот, что для родных держиморд ничего не жаль? - Издеваешься? - Просто предлагаю додумать ситуацию, а не шарахаться от флажков яко волк. - Да что тут думать? ""Трясти надо", - вспомнилось Вадиму. Советский инженер, ну еще бы!" - Конечно, они точат на нас зубы, - убежденно продолжил лабуправ. - Мы ж у них точно кость в горле! - Господи, Толян, уже и тебе голову заморочили? - изумился Вадим. - Да на кой сдалась им наша помойка! Ну придут они сюда, а дальше? Разгребать за нами это дерьмо? - Ты бы потише, а? - снова затосковал Толян. - Вот припаяют апатриотизм... - Отчего ж, готов признать, что наше дерьмо - самое пахучее в мире. И вообще: "я другой такой" дыры не знаю! Если нечем больше гордиться... - Вадим с сожалением покачал головой. - Твоя беда, старичок, в лишней доверчивости. Вот вбили тебе в голову, что "Крепость - это мы", и ты продолжаешь переживать за нее словно бы за себя, "путать личную шерсть с государственной". А кому выгодна такая подмена, не подумал? Вздыхая, Толян отвалил, но пригретый стул тотчас оккупировал Тим, заскочивший из соседней лаборатории проведать приятеля. - Чего творим? - с любопытством спросил он. - Похоже, что-то новенькое, да? Давно уже Вадим не работал с ним в паре (как и ни с кем, впрочем), однако большинство затей по-прежнему с охотой проверял на Тиме. Ибо тот схватывал свежачок на лету и столь же споро отыскивал в нем слабины. Сам Тим к генерации идей был мало пригоден, зато как соавтор свой хлеб отрабатывал бы вполне - если б за идеи платили. Однако в некоторые вещи Тима лучше было не посвящать - для его же блага. - Да ну, вариации на прежнюю тему, - сдержанно отозвался Вадим. - Завяз в прерывателе, чтоб ему!.. Мозги совсем стухли. - Ладно, не гневи бога, - бодро возразил Тим. -Уж тебе плакаться! А чего тогда делать нам? - Сказал бы я... Гость жизнерадостно хохотнул. Что-то его грызло изнутри, но Тим держался - даже с перехлестом. - Дался тебе этот прерыватель, - сказал он. - Мало других задачек? - Например? - Вадя, ты же здесь самый башковитый! Чего б тебе не сотворить, скажем, тивишник, который ловил бы не только эту обрыдшую нудятину? Вадим покосился на его простецкую мордаху ("разве эти глаза могут лгать?"), жалея, что не умеет зондировать мысли. Чтобы Тим да сболтнул такое без умысла? Тот еще интриган! - Думаешь, есть и другие каналы? - удивился Вадим. - Не кабельные? - А то не знаешь! - Может, тебя потянуло на забугорные голоса? - Эх, если бы! - мечтательно произнес Тим. - Говорят, они долбают нас отовсюду, но мудрые наши Главы, отечески радея о нашей политневинности и общем целомудрии, заполонили эфир роскошными помехами, так что фиг им, агрессорам! - Что фиг, то фиг, согласился Вадим. - И ладушки, я побежал! Только убрался Тим, как возник насупленный Никита, сосредоточенный до смешного, будто опасался что-то не донести, и с ходу принялся раскручивать разговор, прерванный вчера: - Вот ты говоришь, будто без разницы, кто здесь сколько прожил, - все одно, мол, права должны быть равные. А ежели в твою квартиру кто-нибудь заселился, как бы тебе это показалось? И разве не вы пришли на нашу землю? Вообще Никита был мужчиной положительным и безотказным, даже добрым, - но, к несчастью, острым умом не обладал, а вдобавок с пяток лет оттрубил в армии, что тоже наложило отпечаток. Однако мнением Вадима он дорожил, и каждый раз Вадим пункт за пунктом подводил сослуживца к истине, как ее понимал, и честный Никита поневоле соглашался. Но на следующий день все начиналось сызнова, будто за ночь к нему приходили новые доводы или кто-то их подбрасывал - ему и прочим старожилам. - А ты создавал ее, эту землю? - терпеливо ответил Вадим. - За свою квартирку я, по крайней мере, заплатил, хотя потом ее обобществили, - то есть вложил в нее свой оплаченный труд. А твои предки пришли на пустырь и выстроили на нем куда меньше, чем за последние годы натыкали лимитчики, столь вами презираемые. И живу я, кстати, именно в таком доме, а вовсе не в памятнике губернской старины. Так за что мне перед вами расшаркиваться, Никитушка, чем я так уж обязан? Если б вас здесь не было, разве я стал бы жить хуже? Но если рядом с твоим домом кто-то построит свой, ничем тебе не помешав, ты потребуешь для него ограничения в правах на том основании, что поселился раньше? И если ты все-таки его прижмешь, плевать ему будет на твои святыни, обиды и даже Отделение, потому как для него ты станешь притеснителем. А когда заключенный был лоялен к тюремщику? Попробуй поставить себя на его место, дружочек, напрягись! Ты что же, против свободы? - удивился Никита, видимо, среагировав на ключевое слово: Отделение. - Понимаешь, милый, свобода - категория личностная. Не бывают свободными лагеря; независимыми - куда ни шло. - Значит, против независимости! Заключил гость удовлетворенно, будто сумел наконец припереть Вадима к стене. По мнению Никиты, тезис сей обсуждению не подлежал: независимость - штука священная и неоспоримая, как аксиома. Уж это затвердили ему намертво. - Да, к изумлению, подтвердил Вадим, - против. И даже повторил для ясности: - Я - против. А ты, Никитушка, но прежнему считаешь, что свобода личности начинается с независимости государства? А не наоборот, нет? Или про собственную свободу тебе говорить неловко? - Ну почему... - Если независимость ущемляет свободу, - сказал Вадим, - лично я выбираю последнее. И плевать мне на государство, если оно мешает жить. Ты ведь меня знаешь, Никита: разве когда-нибудь я покушался на свободу других, - так зачем меня-то давить? И не надо призывать к жертвам! Я знаю, кто на них раздобреет - во всяком случае не народ. Здесь уж каждый сам решает, что важней: свобода для личности или для госмашины, - и вообще: кто тут кому служит? По-моему, государство должно обслуживать граждан, а не наоборот. Я не прав? Нахмурясь еще пуще, Никита ушел - наверно, за новыми доводами. По крайней мере, сегодня обошлось без обид. Правда, они никогда не длились долго, и потом Никита извинялся за несдержанность, однако расстраивались оба. А следом к Вадиму подсела Лариса - сегодня публика точно сговорилась. Очень милая женщина эта Лариса, в профиль - таки вовсе звезда. Бог (или кто там, на небесах, заведует распределением женских прелестей) наделил ее смазливой мордашкой, стройными ногами и высокой грудью, однако с характером ей не подфартило, а посему, дожив до седых волос, она не обзавелась положенным мужем. В прежние времена, когда Лариса была много моложе Вадима (если не душой, так телом), вокруг крутилось немало обещающих кадров, и скромный спец на таком фоне не котировался. Правда, иногда, на очередном безрыбье, Лариса снисходила к Вадиму, благо он-то всегда был под рукой. Однажды, по слабости характера, Вадим не удержался и тоже вкусил от ее щедрот, так что теперь у бедной женщины были все основания винить его в загубленной жизни. С возрастом Лариса не становилась краше: груди провисали, сквозь дряблеющую плоть отчетливей проступали суставы, а кое-где, наоборот, скапливался жирок, - однако это не убавило ей кокетства и, увы, не прибавило ума. Не признавая своей вины, Вадим, однако, старался бедняжку жалеть. Хотя это и раньше было непросто, учитывая ее злополучный нрав, а с каждым годом становилось сложней - учитывая неизбежное увядание. - Как тебе понравилась вчерашняя постановка? - строго спросила Лариса. - Потрясающе, правда? Я преклоняюсь перед Режиссером! - Для своего времени сработано недурно, - без энтузиазма подтвердил Вадим. - Только я ведь ее наизусть помню. - Как, ты даже не смотрел? - Она уставилась на Вадима, словно на святотатца. - Это же вершина нашего искусства! Вся губерния не отрывалась от тивишников, а ты!.. - Да не убивайся ты так, - ухмыльнулся он. - В конце концов, если помнишь, даже именитый Елизаров отзывался о сем спектакле, как о... - Конечно, он не станет ее хвалить, - перебила Лариса, - он же федерал! - И что? - Как? - удивилась она. - Разве не ясно? У них же всех установка, чтобы нас ругать. - Правда? - ужаснулся Вадим. - Коварные! Чем же мы так их достали? - Просто нам завидуют, - объяснила женщина. - Им-то живется хуже! - Или нам - лучше? - Ну естественно! - Вот жизнь - даже просветить некому, - неосторожно посетовал он. - Живу как перст. - Я не хожу к чужим мужчинам, - оскорбилась Лариса и тут же уточнила: - Вот если б у нас были серьезные отношения... - Это не ко мне, - спохватился Вадим. - Я в принципе человек несерьезный. - Вообще, конечно, не обязательно, - сдала она чуть назад. - Они же не налаживаются сразу, верно? Кстати, у тебя сохранился фотоаппарат? - простодушно добавила женщина. - Давно хочу посниматься. - Нагишом? - Фу, пошляк! - снова обиделась она. - По-твоему, я извращенка? - И снова уточнила: - Конечно, если б мы были близки по-настоящему, понимаешь? - В моем-то возрасте? - лицемерно вздохнул Вадим. - Забыла, сколько мне лет? Это ты еще в соку, а мужчинам после пятидесяти остается только глазеть на ваши прелести... - Ну ты, Смирнов, совсем с ума сошел, - с готовностью поверила Лариса. - И всегда был такой странный!.. Имелось в виду, что он не впервые отказывается от такого подарка судьбы. И правильно, так ему, - не винить же в этом себя? - Вообще все вокруг такие глупые! - сообщила Лариса с тайным злорадством. - И никакой культуры, что характерно. Даже поговорить не с кем. - Отчего же? Неси культуру в массы. - Чтобы меня возненавидели, да? Разве я виновата, что лучше? Вообще, должна заметить, - печально вздохнула женщина, - не встречала еще никого умнее себя. И едва утерпела, чтобы не расплыться в довольной улыбке. - Бедняжка, - не удержался Вадим. - Зачем тебе это? - Что? - Быть умной. Такая симпатичная женщина... - Конечно, дурочек вы любите больше! - С другой стороны, что такое ум? - вопросил он. - Наверно, это способность достигать правильно поставленной цели. - А сам ты многого достиг? - вспылила она. - Как был задрипанным специшкой, так и остался! - Зато живу как нравится. И не кричу на всех углах, какой я умный. - Да ну тебя! - окончательно разобиделась Лариса и очередной раз его бросила - на растерзание воспрявшей совести. Собственно, что он хотел доказать несчастной глупышке? Пусть утешается как умеет. Не можешь помочь - лучше отойди. Кажется, животные его рефлексы снова опередили сознание. Ибо сказано: "не согрешишь - не покаешься". Следующим оказался Георгий, Гога, - массивный, словно бульдозер, и столь же основательный. "Матерый человечище" кавказских кровей, впрочем, давно обрусевший. Как и Тим, он не считался генератором идей, даже не претендовал, зато владел панорамным, системным мышлением и мог оперировать громадным количеством данных, раскладывая любую проблему на составные, взвешивая и соотнося сии части, выстраивая наново. По аналогии с компами Вадим нарек это оперативной памятью. Однако и с обычной памятью у Гоги проблем не возникало: был он, что называется, энциклопедист и по складу ума больше годился в ученые, чем в технари. Только кого это сейчас волновало, кроме самого Гоги да еще, может, Вадима? - Смотри-ка, Вадичек. - Протиснувшись в проход, Гога без долгих вступлений уронил на стол Вадима тетрадный листок, на коем была начертана схема сложного прибора с десятками разнокалиберных блоков и множеством вычурных связей. - Нравится? - Привет, сказал Вадим оторопело. - Чего это? - Здрав и ты будь, мил человек, - спохватись, откликнулся Гога,- коли не шутишь... А это есть устройство нашей Крепости, насколько я его представляю. Итог долгих наблюдений и мучительных раздумий. - И бессонных ночей? - рассеянно добавил Вадим, вглядываясь в схему. - Ну, - подтвердил крепыш, с нескрываемой гордостью разглаживая листок тяжелыми дланями. - Ты посмотри, дорогой, какая четкая пирамида выстраивается: уровень под уровнем - прямо картинка! А как тебе эта дублирующая пирамида - из преподобных под-Управителей. Стоит засбоить основной линейке, как в дело вступает резервная. А мы думали, "отцы" только за нравственностью следят!.. - А как же Совет Глав? - Декорация, дань традиции! Много ли проку было от прежних Советов? - Проку немного, зато шуму сколько! От выборов не продохнуть, агитаторы так и вились - бедные, что они теперь-то поделывают? - Думаю, не бедствуют. Как говорят на Кавказе: был бы язык пошершавей, а уж задница для лизанья всегда сыщется! - Врешь ты, - с ухмылкой сказал Вадим. - Не говорят такого на Кавказе. Тоже, кавказец выискался! - Ну и вру - подумаешь, - легко согласился Гога. - Разве это что меняет? Народ, как известно, мудр, а я - его часть, из самых мудрых. "Вышли мы все из народа", - подтвердил Вадим, - но разбрелись почему-то в разные стороны. "Дети семьи трудовой", чтоб нам!.. - Видишь? - показал Гога. - Эта конструкция из самых прочных - полная зависимость нижних слоев от верхних, и никаких лазеек для подкопа! - Дело за малым: заставить вкалывать нижний слой. Без прочного фундамента все строение рухнет. - Я не удивлюсь, если и для этого у них что-то припасено. - Ага, возле каждого работника подставить по надзирателю с дубинкой, а лучше с огнестрелом. И то могут ведь осерчать. - Э-э, дорогой, прошли те времена! Мы ж не в Америке, даже не в Европе, где народ худо-бедно свыкся со свободой и за нее порвет пасть любому. У нас вековые традиции рабства. - На Кавказе? - При чем здесь Кавказ, слушай! Мы же русский народ, да? В этом наша "особенная гордость", и в этом - наша беда. Если кто-то захочет нас снова поработить, зерна упадут на благодатную почву. - Да что с тобой, Гога? Еще никто не нападает, а ты уже боишься. Раньше-то был посмелей. - Все меняются, друг мой, разве не видишь? Кто-то быстрей, кто-то медленней. Один ты словно заговоренный. Вадим рассмеялся. - И тебя на мистику потянуло? - спросил он. - Но если я заговорен, то остальные, выходит, заколдованы? Тогда надо лишь снять с них заклятие - и все дела! - Думаешь, это наносное? Сними заклятие, и душа вырвется, точно птичка из клетки... Красиво! - А по-твоему, это уже впиталось в суть? - Кто знает, Вадичек, кто знает. Каждый лакей ищет себе хозяина - это у него в крови. Он наслаждается унижением независимо, его ли унижают или он сам... - Гога еще долго распространялся на ту же тему, и многое в его доводах перекликалось с мыслями Вадима, так что тот больше поддакивал. Вообще приятно послушать умного человека особенно когда излагает он то, до чего ты уже додумался сам. Затем докладчику помешали. Деловитая донельзя Лариса, как бы ненароком заглянувшая в их закуток, метнула в Вадима такой пламенный взгляд, что рикошетом досталось и Гоге. - "Кусается, стерва, - со смешком процитировал тот, - что твой хорек". - В принципе Лариса неплохая woman, - сочувствуя, вступился Вадим, вот только убедить себя сможет в чем угодно. - Что мне в твоей защитной речи понравилось, так это "в принципе", - ехидно заметил Гога, - а также похвала от противного: "не плохая". - После чего он вернулся "к своим баранам" и, кажется, пошел по второму кругу, словно бы для лучшей ус-во-я-емости. - Слушай, Гога, - наконец не выдержал Вадим, - вам здесь что, исповедальня? Не продохнуть ведь! - Терпи, соколик, терпи, - благодушно прогудел Георгий. - Раньше надо было возбухать теперь поздно. И знаешь, по-моему, людям неважно, чего такого мудрого ты втолковываешь. Просто они заряжаются от тебя. - Зато я к вечеру смахиваю на использованный презерватив. - Естественно: энергия-то тю-тю! Однако и люди вокруг тебя меняются не быстро. Ты для нас точно якорь. - Или балласт, - буркнул Вадим. - Тоже, говорят, способствует устойчивости - правда, иногда от него избавляются. Все же предположение Георгия ему польстило - при том, что Вадим и тут сообразил раньше. Но что такое десяток-другой в сравнении с населением города! Какой якорь потребуется там? Гога скоро ушел, и на этом дневной прием закончился. Правда, вернулся с обеда Билибин и снова занял место рядом с Вадимом Но он с разговорами не приставал, просто клепал чего-то по соседству. Билибин был самым старым в лаборатории. До пенсии ему оставалось всего ничего, однако он по-прежнему был подтянут и бодр, на здоровье не жаловался (как и ни на что другое), а без дела сидеть не умел - старая школа, теперь такие повывелись. Вадим нещадно эксплуатировал соседа и был ему благодарен - за исполнительность и полное отсутствие любопытства. Не спрашивая о конечных целях, тот с охотой брался за наладку и опробование придумываемых Вадимом узлов. И никогда не ворчал на избыток работы. Вот на таких людях, возможно, и выстоял бы коммунизм. Только где же их столько набрать? 2. Родник чистой силы В пять Вадим сорвался с рабочего места. Проскочив запруженную проходную, он втиснулся в переполненный транспорт, слегка вздремнул в подвешенном состоянии, пока напором тел его не вынесло на вокзал. За минуту до отправления Вадим нырнул в электричку, отыскал у окна свободное место и здесь отключился уже основательно минут на двадцать. Безошибочно пробудившись, он выбрался из вагона и огляделся, будто в рассеянности. Сразу от станции громоздились потемнелые угрюмые дома вековой застройки, объединенные сложной сетью кирпичных заборов. Соблюдая обычную процедуру, Вадим долго кружил по захламленным дворам, пока наконец не юркнул в подвал, древний и запутанный, как лабиринт, с высокими сводчатыми потолками. Здесь он еще слегка попетлял по темным коридорам. Затем обветшалая дверь в конце одного из них отворилась на условный стук, и Вадим погрузился в бледный сумрак, пропитанный запахами тления и пота, наполненный мерными вздохами и бряцаньем металла. Зал был невелик, но казался громадным - из-за многих зеркал, покрывавших его стены и потолок. Служба была в разгаре. Внутри устрашающей стальной конструкции, где все двигалось и крутилось, словно в исполинском часовом механизме, пыхтели и корчились десятка полтора страдальцев обоих полов - билдеров. Впрочем, на страдальцев они походили меньше всего. Это были люди словно из другой эпохи, с рельефными выпуклыми мышцами и упругой кожей, отлично координированные, энергичные, взрывные. Никакой одеждой нельзя было скрыть эту стать, опытный глаз сразу выхватывал билдеров из общей массы горожан, рыхлых и вялых. И сейчас своими мускулами они приводили в движение механизмы Билдинга, а на что еще расходовалась эта энергия, ведали только здешние жрецы (наверняка на освещение, подогрев воды, ночное отопление, но, может, не только). В свое время кто-то из них очень здраво рассудил, что без посильного участия прихожан секта не выживет. Те ведь и приходят сюда, чтобы расходовать энергию, - так почему их служение не обернуть секте на пользу? Секта билдеров (проще, строителей) зарождалась вполне обыденно: с пропаганды здоровой жизни и красоты тела. Никакой угрозы для строя она не представляла, а с политикой и близко не стояла. К несчастью, сама билдинг-система зародилась в забугорье, и, соответственно, ее критерии несколько разнились с губернскими Посему местные власти, возревновав к популярности либо зациклившись на патриотизме, против нее ополчились и конце концов загнали билдеров в подвалы. Как обычно в таких случаях, чувство самосохранения возобладало: билдеры ввели у себя строгую конспирацию и стали развиваться изолированно. Постепенно формировалась система взглядов, основанная на доминанте телесности и общей силы, не слишком стройная или глубокая, зато утверждавшая право людей на саморазвитие. Кое в чем билдеры смыкались с нудистами, хотя у первых право на обнаженность следовало еще заслужить. Нагота обязана быть эстетичной - один из главных постулатов билдинга. А девизом для них сделалось известное изречение: "Сделаем свое тело достойным своего духа", - перефраз еще более знаменитого: "В здоровом теле здоровый дух". Правда, до сих пор не могли разобраться с первопричиной: то ли здоровый дух предполагает стремление к гармоничному развитию; то ли, наоборот, здоровое тело исключает болезненные отклонения в психике. Однако люди, у которых хватало пороха здесь задержаться, становились другими - без вариантов. Им-то не приходилось призывать любить себя "какими есть", они вполне могли сделаться достойными любви, реализовав заложенные потенции. Подобных околорелигиозных сект расплодилось в последние годы множество, и большинство их было не столь безобидно и куда более авторитарно. Самое занятное, что как раз к таким власти претензий не имели, будто их вполне устраивала выводимая там порода - бездумная, безпомощная, безрадостная. Равнодушная к близким, боготворящая пастыря. А уж чему они поклоняются, во что верят с такой истовостью - не суть важно. Что до Вадима, то он примкнул к здешней секте из практических соображений, оценив эффективность билдинг-системы и соотнеся ее со своей природной ленью. Билдеры приняли его охотно - за врожденную стать, - и довольно скоро Вадим вошел в элиту секты. Переодевшись у входа в скудную форму, еще слегка влажную, Вадим осторожно проник в пульсирующее стальное чрево Билдинга. Следуя ритуалу, вполголоса поздоровался с каждым, с особо заслуженными обменялся рукопожатиями. Затем протиснулся к своему месту, где уже минут десять пыхтел за двоих его бессменный напарник Арон мрачноватый силач, фанатично преданный билдингу и уважавший людей пропорционально размерам их бицепсов. Впрочем, еще существовала такая разновидность, как женщины (не билдерши), но к этим Арон относился сугубо утилитарно, без лишних сантиментов. Вообще здесь собралась любопытная коллекция типов, такие теперь только в подполье сохранились. Скоро за него примутся всерьез, ибо кто же потерпит под боком эдакий рассадник? Как Вадим и надеялся, мощные потоки крови, разгоняемые по телу Билдингом, вымыли болезненную тяжесть из его головы и сердца. Только он пришел в себя, как стал немедленно озираться в поисках объекта для любования - обычная его манера, причем не только в зале. И отыскал неожиданно легко, почти сразу: чуть поодаль от Вадима старательно и неумело трудилась незнакомая очаровашка, миниатюрная и нежнокожая, словно подросток, с премилой, слегка шкодливой мордашкой. Толика азиатской крови добавляла ей смуглоты и своеобразия, а особенно умиляла припухлая верхняя губка. В самом деле, девчушка была хороша! Случаются иногда чудеса на свете: без всякой формовки и шлифовки, на пустом, казалось бы, месте вдруг возникают такие прелестницы, к которым трудно придраться даже привередам вроде Вадима. Впрочем, обычно девиц не хватало надолго: расцветут, ослепят - и завянут. Вот сколько этой пигалице? Хотя бы в совершенных годах? Удивительно, что малышку еще не заманили на Студию или не подбросили в верха, крепостникам на усладу, или не увели крутари, честно оплатив товарный вид своим покровительством. Чтобы такое чудо - и бесхозное? Наверняка кто-то пасет ее, затаившись неподалеку и готовый заслонить при первых поползновениях. Но глазеть на ее формы никто не возбранял? А на большее ты, парень, вряд ли решишься - где уж тебе!.. - Слышь, дистрофик, - неожиданно обратилась к нему девочка, - а ведь я тебя знаю! Разве не ты лет двенадцать тому выступал с эстрады? - Сколько ж тебе было? удивился Вадим. - Ты вообще родилась? - Только не надо мне льстить, - не задержалась она с ответом, дернув худеньким плечом. - Лучше научи правильно двигаться я ведь вижу, как ты кривишься. - Чтобы заработать втык от жрецов? Спасибо, с меня хватит. - Да они же сюда и носа не кажут... Кстати, меня зовут Юля. - Работай, Юля, работай. Они все видят, уверяю тебя. Словно в подтверждение его слов, из-за зеркала высунулась бородатая физиономия и строго вякнула: - Вадим, разговорчики! - Чем лаяться, лучше бы музыку врубил, - отбрыкнулся он. - Или опять уделали систему? Бородач проворчал что-то невнятное и вновь канул в зазеркалье. Хихикнув, Юля спросила: - А чего они такими лопатами обзавелись для солидности? - Она засмеялась и добавила: Серьезные! - Должность обязывает, - откликнулся Вадим. - Ладно, ты сюда болтать пришла? Может, для этого - кто знает? Вообще выкладывалась Юля не слишком, зато мешалась за троих. - Работать, работать и работать! - гнусаво бурчала она, потешая соседей. - Не хочешь помочь, да? И ладно. Вот погоди, будешь висеть над пропастью, попросишь у меня подать руку, а я тебе - фиг! Рушься на острые скалы, если такой. То-то я посмеюсь!.. Поневоле Вадим тоже ухмылялся краями рта, однако отмалчивался. При надлежащей строгости эта мартышка вполне могла бы схлопотать по голым ягодичкам - за неуместное озорство. Однако на такую кралю у жрецов вряд ли поднялась бы рука. К тому же прежний фанатизм давно пошел на убыль, и теперь секта больше напоминала подготовительную базу для молодняка, нацелившегося прорваться в крутари. За дисциплиной следили, и на том спасибо. А неугомонная кроха уже напевала, тихонько и жалостливо: "От умру я, умру-у, та заховають мэня-я..." И так далее, и тому подобное - ее репертуара, похоже, хватило бы на полную тренировку. Удивительно, но никто против этого не возражал, даже жрецы. Что девочка умела, так это нравиться: обаяния - вагон! Затем все-таки врубили музыку, но лучше бы этого не делали. То ли жрецы пошли на поводу у невзыскательной публики, то ли у самих подросла смена, но в такие моменты Вадим вспоминал о своем возрасте. В нынешних сонгах от мелодий остался лишь ритм, и тот частенько сменялся сплошным ором, совершенно немузыкальным, зато ошеломительно громким. Ладно, не будем о вкусах, недоумевал Вадим, но что у нынешнего молодняка со слухом-то делается: глохнут помаленьку? Эх, старость, старость - вот и я в ворчуны записываюсь... Хватанув "мышечной радости" под завязку, до потемнения в глазах и дрожи в коленках, Вадим на остатке сил попинал мешок в углу зала - не столько подкрепляя навыки, сколько проверяя. (Как и ожидалось, навыки оказались в порядке, подключаясь к мускулам по первому же запросу.) Дождавшись, когда из проема возникнет посвежевший и воспрянувший Арон, втиснулся туда сам. Лаз вел в крохотную душевую, и, согласно здешнему распорядку, Вадим мог позволить себе шесть минут блаженства. Однако на первой же по бетонному полу коридорчика зашлепали легкие шаги и в проеме, будто в раме, возникла Юля - совершенно нагая. Впрочем, как и он. - Ох, прости! - выдохнула девушка, однако не отступая и не отводя глаз. - Наверно, у вас не принято? Вадим тоже смотрел на нее во все глаза, и не похоже, чтобы Юлю это смущало, - а ведь она из новеньких! Малышка в самом деле походила на подростка, и все в ней, от пальчиков до ключиц, выглядело умилительно детским. Но губы и грудь уже вполне созрели для поцелуев. К счастью, наружный индикатор Вадима, обескровленный тяжелой тренировкой, никак не прореагировал на соблазнительное видение. - Так что? - спросила она чуть нетерпеливо. - Мне уйти? - Чего уж теперь, - ответил Вадим. - Больше-то друг другу мы все равно показать не сможем. Улыбнувшись, Юля шагнула под душ, неосторожно ткнулась в Вадима маленькой грудью. - Зато теперь у нас вдвое больше времени, - сообщила она, почесав нос о его плечо. А хочешь, я намылю тебя собой? - Ладно дразниться-то, пробормотал Вадим, все же смутившись. - Пожалела бы старика. - А чего? Давно хотела выяснить, что за ключики у эдаких шкафов! - Избыток любознательности приводит к ущемлению носа, знаешь? - назидательно молвил Вадим. - А "небрежность - причина пожаров"! - парировала девочка. Как выяснилось из последующего разговора, несмотря на нежный возраст, Юля уже могла щегольнуть пестрой биографией. Открытым текстом она ссылалась на связи с натуристами, шатунами, даже намекала на оргистов. Расшалившись, Юля пожелала некоторые из приобретенных навыков продемонстрировать тут же, однако Вадим отговорился общим упадком сил и недостатком времени. "Ладно, - нехотя уступила она, - тогда уйдем отсюда вместе. Ты далеко живешь?" Неопределенно усмехаясь, Вадим шлепками выгнал Юлю из-под душа и подтолкнул к выходу. Разглядев ее близко и в подробностях, он укрепился в своих подозрениях. Уж очень Юля была ухоженной - от упругих гладких подмышек до младенчески нежных пяток. И ровный загар по всему телу, и ни единого волоска ниже головы, и накопленная за годы сияющая чистота, и брезгливость, с какой она ступала по облезлому полу. Нет, сколько б она ни разыгрывала из себя простолюдинку, это - продукт иной среды. Какой же лопух ее сюда притащил? Все-таки из храма они уходили вдвоем. Подвал был обширный, запущенный, к тому же имел несколько выходов на поверхность. Вадима слегка раздражала эта игра в конспирацию (было б из-за чего), но правила не им установлены, не ему и отменять. На этот раз он предоставил Юле выбирать путь, а сам шел следом, наблюдая за ней. После тренировки сонливость у Вадима пропала напрочь, голова прояснилась, и теперь он мог трезво оценить свое новое приобретение - эту самую Юлю. На девушке были потертые шорты, линялая растянутая майка, едва не спадающая с плеч, шлепки - и все. Экипировка на грани фола. Если бы кто-то из блюстителей заподозрил отсутствие белья, не миновать ей плетей по мягким частям. Собственно, за что? Ведь так и положено в нашем благословенном обществе: наружная пристойность, а чуть поглубже - всегдашняя готовность к разврату. Но что за поступь, господи: как упоительно содрогаются грудки на каждом шаге, как грациозно качаются бедра!.. Тоже врожденное или научили? Но не за месяц же! Такому надо обучать с пеленок. Наконец они выбрались из подземелья и зашагали по гулкому переулку, стиснутыми глухими облезлыми стенами. - Слушай, - внезапно заговорила девушка, - а ведь ты не похож на дурака!.. Маленькие открытия, надо же. - Ну почему, - возразил Вадим. - Просто ты не разглядела. Ты же торопыжка, так? Вечно спешишь с выводами! - Но если ты не дурак, отмахнулась Юля, - как же ты угодил в здешние прихожане? - По-твоему, наша вера не истинная? нахмурясь, спросил он. - Тогда она и вправду ничего тебе не даст. - А по-твоему, она тянет на веру? - Девушка фыркнула: - Подумаешь, рукомашество и ногодрыжество! - А слышала ты про жизне-силу, еретичка? Вообще с тобой проводили вступительное собеседование? - Поколебавшись, Юля кивнула, затем повела худенькими плечами: мол, поливали чего-то невразумительного - толку-то!.. Действительно, в последнее время жрецы не слишком усердствовали с проповедями. - Вот ей, собственно, и поклоняются билдеры, - продолжал Вадим. - Прочее - следствие. И если ты наблюдаешь среди них самодовольных здоровяков, то гордятся они не нынешней статью, а тем, что сумели ее достичь, начав едва не с нуля. - И все? Не больно-то густо! - Как посмотреть. Кто-то верит в бессмертную душу - вообще, не вдаваясь в подробности. А вот билдеры верят в жизне-силу, полагая ее необходимой составляющей души, без которой она не сможет достичь совершенства и просто сохранить себя. А тело - что ж: всего лишь показатель душевной силы. Кстати, по теории билдеров, на пути накопления жизне-силы можно достичь и физического бессмертия. Ибо сказано: "сделаем тело достойным духа" - то есть таким же бессмертным. - Ну хорошо, а что же все-таки делается с телом? - У каждого, чтоб ты знала, имеется отмеренный природой телесный предел, на который он вполне может выйти, если выложится по-настоящему, если проникнется желанием до самого нутра, если поверит! Мало кто на это способен: большинство гораздо только языками молоть, - а ведь тут вкалывать надо, мучиться, почти истязать себя! Самое забавное, что предел одинаков почти для всех - конечно, завися от габаритом, но вот приблизиться к нему сможет только верующий - Как ты, например? - подколола Юлька. - Пока я в зале, я верую истово и всей душой, - подтвердил Вадим. - Однако вне его... В жизни так много любопытного! Кстати, обрати внимание, сколь много в билдинге людей многогранных, почитающих гармонию. - "Красота спасет мир"? - хмыкнула девочка. - А почему не сила? - А что ты считаешь силой? Способность подминать других? - Покорять, - сказала она со вкусом. - Подчинять. Властвовать! - Это сила не человека - зверя. А человек силен другим: умением сохранять свою суть - при любых обстоятельствах. - Опять жизне-сила, да? Как средство защиты от агрессивной среды... Но разве нельзя накапливать ее иначе, без этого мазохизма?. - Можно, - кивнул Вадим. - Отнимая у других. Именно "покоряя" и "подчиняя". А еще: унижая, мучая, убивая. Наверно, так даже можно достичь бессмертия тела. Но не души - это наверняка. - Бог с ней, с душой, - кто ее видел? Но приличное тело мне бы не помешало. - Мне больше нравятся неприличные, - возразил он. - Как у тебя. - Просто ты падок на красоток, - самодовольно заметила Юля. - Старый хрен! - Ну да, мне нравятся красивые люди, - согласился Вадим. - Не только потому, что глаза радуют. Главное: их психику не уродуют комплексы, они не пытаются из себя никого строить - они естественны! Наконец, они любят себя, а потому и другим кое-чего перепадает. - Ой ли? - По крайней мере, это относится к девицам. Что до парней, на них больше влияет дефицит силы или роста. - Послушай, а чего ты уродуешься? - спросила Юля. - Зачем так выкладываться, а? Имеются же препараты - "химия", например. Я-то знаю! - "Химия" есть болезненный нарост на теле билдинга, - с неохотой ответил Вадим. - А с наростами положено бороться. - Ты так печешься о своем здоровье? - Не в том дело. Понимаешь, препараты дают громадные объемы, однако и психика ломается. Что было слабостью, становится манией. А хуже всего... - Что? - Если честно, "химией" балуются многие и билдеры и крутари, чаще втихаря. Однако недавно проклюнулись особенные качки, которые не подаются в крутари, но и с билдерами не остаются. Для них мускульная мощь сделалась целью, они свихнулись на ней - по глупости либо из уязвленного самолюбия. Их так и прозвали: "химичи", - чтоб выделить среди прочих Где они обитают и качаются, чем кормятся, кто снабжает их "химией" - я лично понятия не имею. И остальные предпочитают держаться от них подальше Но вообще в обычном состоянии "химич" превосходит билдеров ненамного, но иногда слетает с катушек и прорывается в чудовищную силу, даже внутренне преображаясь в монстра. Кстати, от "химии" не только растут мышцы, но и костяк меняется. Вадим вдруг замолчал, удивленно вскинув брови, и даже остановился, будто наткнулся на столб. У тротуара притулился колесник, изящный как игрушка и совершенно неуместный в этом угрюмом месте. До сих пор на такие машины Вадим мог любоваться лишь со стороны, когда они на скорости проносились мимо, обдавая его выхлопами или каскадами брызг. И увидеть подобное чудо здесь, на заброшенной улице, куда и блюстители без особой надобности не заглядывали, было таким вопиющим нарушением системы, что Вадим не смог бы пройти мимо, даже если был бы начисто лишен любопытства. Озадаченно оглядевшись, он приблизился к машине, заглянул вовнутрь. - Слушай, не задерживай, - дернула его за руку Юля. - У меня уже яичники ноют - так хочется. Может, завернем в какой-нибудь дворик, если до тебя слишком долго? - Ну ты проста, малышка! - А чего? Еще терять время из-за этой... Ну, хочешь, рассажу ей стекло кирпичом?.. А давай, а? - вдруг загорелась она. Никого же вокруг нет! - Внимание Вадима привлекли педали, тщательно смоделированные под изящные, крохотные, с высоким подъемом ступни, - много ли таких на весь город? Итак, лягушка все же оказалась царевной!.. Осторожно он взял Юлю за шею, наклонил к самому стеклу, показал. - Как говорится, недостающее звено, - пояснил он. - Ну что, девочка, будем колоться? - В чем? - Юля растерянно заморгала. - Ладно-ладно, сударыня, кончайте-ка свои аль-рашидовские штучки! Не то я в самом деле вышибу стекло и примерю эти педальки на ваши неподражаемые ножки. Со вздохом девушка коснулась ладонью дверцы, и та послушно скользнула в корпус. Затем Юля опустилась в кресло, и стало понятно, что оно тоже сработано под ее стройные формы. - Садись, что ли, - пригласила девочка. - Прокатимся! - Знаешь, кроха, - возразил Вадим, - пожалуй, дальше нам не по пути. - Испугался? - Юля звонко рассмеялась. - Не дрейфь, билдер, - с твоими-то мослами!.. Провокация была дешевой, однако Вадим внезапно решился и, обойдя машину, сел рядом с девушкой. В конце концов, надо же выяснить, какие пакости готовит она доверчивым билдерам? Не пришлось бы тем менять базу. - Видишь, - одобрила Юля, - это даже не больно. И рванула с места, оглашая тихий квартал визгом шин. Попетляв по захолустьям, колесник вскоре вырвался на магистраль - из немногих уцелевших, куда запрещался въезд грузовикам и служебным колымагам. И тут Юля показала, что такое настоящая скорость. По всему судя, она была водилой со стажем, так что не стесняла себя осторожностью. Как ожидалось, малышка доставила Вадима в Центр, где он избегал появляться. И вряд ли бы смог - на каждом углу по блюстителю, к чему-нибудь да придерутся. Давненько Вадим здесь не бывал и теперь поразился, насколько все изменилось. От добротных древних домов, коими по сию пору гордились старожилы, не осталось следа, - как и от показушных строений недоразвитого социализма. Изнутри на Столицу будто наползал иной, новый город, со странными планировками и необычной архитектурой, по-видимому, очень рациональной: без излишеств, но и без глупого скупердяйства, с нездешним размахом, затмевавшим даже грандиозные проекты сталинской эпохи (к счастью, нереализованные). Невдалеке, в самой сердцевине Крепости, исполинским пальцем упиралась в небо телевышка, возведенная еще до Отделения ценой многих затрат и усилий. Вокруг нее, уже позднее, поднялось громадное здание Студии, словно некий Храм искусств, очертаниями прозрачного купола напоминая муравейник, в хитросплетении ходов которого суетилось несчетное множество букашек. Высоким правильным кольцом ее окружил правительственный кремль, по сути представлявший собой толстенную крепостную стену, неприступную с обеих сторон. А уже вокруг кремля разрастались высотные блоки, населенные Управителями и разделенные безупречными окружностями и радиусами улиц. Строительство блоков еще продолжалось, постепенно продвигаясь к беспорядочно наставленным зданиям промышленного кольца, перед которыми возводилась еще стена, на сей раз настоящая, готовясь окончательно разгородить бывших сограждан. От взбесившегося климата Центр оберегала знаменитая Крыша, прозрачной пленкой стекая со шпиля Студии по плоским верхушкам кремля и блоков (по слухам, прочности она была необыкновенной). И сам Новый Город строили из такого плотного материала, что тот больше походил на металл. А может, это была разновидность керамики - сродни тем, из которых производят корпуса колесников и вставные зубы. Изумленно Вадим покачал головой: вот это размах, с ума сойти! Кто мог ожидать от наших неумех? Мне ли не знать, как медленно они ездят - сколько ни запрягай! Как же удалось раскочегарить их до такого? Через автоматически раскрывшиеся ворота "бегунок" вкатился внутрь одного из блоков, очутившись в просторном тихом дворике. Отсюда в жилые покои "тысячников" вело несколько нарядных дверей - не слишком широких, как будто здешние обитатели заранее страховались на случай бунта. Вообще же колесников оказалось на стоянке не много, хотя места хватало. То ли развезли хозяев по их ответственным делам, то ли те пока обходились без машин. Конечно, не пешком топали - боже упаси! - но в последнее время в Центре все больше входили в моду рикши. Кстати, нормальная работа и для здоровья полезно. Чем бегать впустую, лучше послужи народу (через его "слуг") за вполне приличный паек. Вадим и сам подумывал: не наняться ли? По крайней мере, блюстители перестали б вязаться, и к власти поближе, ежели что. Впрочем, его наверняка бы забраковали - как раз поэтому: неблагонадежен. Вадим вздохнул, потерянно озираясь. - Домой хочу, - признался он. - Довольно лирики! Юля выключила мотор. - Двинулись. - Куда? - грустно спросил Вадим. - С родителями знакомиться? А кто они у тебя - "светлости", "превосходительства" или простые народные "благородия"? Как будто он досконально представлял разницу! - Предок на службе, возрадуйся, - ответила девочка. - И статус его совершенно не важен... Ну давай, давай, - поторопила она, - выгружайся! - Пришлось покинуть убежище и направиться к ближайшему подъезду. Конечно, придверные были поставлены тут на каждом входе. Но здешний на Юлю с гостем даже не глянул: вышколен отменно или же прикормлен. Неужто и папеньке не докладает? "Кому-то я советовал держаться от "золотой тысячи" подальше, - вспомнил Вадим. - И как раз сегодня. Легко советовать другим!.." Скоростной лифт вознес парочку к верхним этажам беззвучно и бережно, точно правительственный лимузин, а открылся прямо в квартиру. Впервые Вадим оказался в окружении такой ошеломительной роскоши, вдобавок предназначенной для жилья. Окон, правда, не было, как и балконов, однако воздух в комнатах оставался поразительно свеж, точно в лесу или на берегу водоема. Тона обивок и покрытий - приглушенные, слегка сумрачные; таков же и свет. А мебель в здешних просторах терялась и вообще выглядела необязательной, ибо ее с успехом заменяли неровности пола, сплошь покрытого узорчатым ворсом. Вообще, странным образом жилище напоминало уютную и объемистую пещеру, оснащенную всеми мыслимыми средствами современного комфорта. И для кого она строилась - для пещерных людей? - Я заметила, ты неравнодушен к воде? - спросила Юля, разоблачаясь прямо от порога. ("Ба - знакомые привычки!") Так полезли в корыто! - Мало тебе душа? - А! махнула она рукой. - В той вошебойке только грибки собирать. Следом за девушкой Вадим прошел в ванную комнату. И это действительно оказалось комнатой, иначе бы в ней не уместилось "корыто" - мраморный бассейн площадью метров пятнадцать, уже наполненный пенящейся зеленой водой. - Ничего себе! - не удержался Вадим. - Какой же это этаж? - Двенадцатый, а что? - А если переборки не выдержат? Тут же тонн двадцать, не меньше! - Умник! И охота тебе голову ломать? С коротким визгом Юля бултыхнулась в воду и забарахталась, разбрызгивая пену. - Ну, прыгай! - крикнула она Вадиму. - Устроим заплыв на дальность. Сохранности ради тот тоже снял с себя одежду, отнес в соседнюю комнату. И только затем присел на краю бассейна, щурясь от летящих в глаза брызг. - Так вот куда уходят народные денежки! - заметил он - Утекают, - поправила Юля. - А тебе жалко? - Кто ж это приготовил? Имею в виду воду. - Компьютер, глупый! - засмеялась она. - Слыхал о таком? - Мала-мала, - скромно сказал Вадим. - Слушай, а на кой ляд тебе ходить к билдерам, если все можно устроить и здесь? А публика там занятная. - Девушка перевернулась на спину, разбросав конечности по сторонам, блаженно прикрыла глаза. - Надоели эти худосочные, обтекаемые, женообразные. "Мужика б!" Помимо воли взгляд Вадима шарил по распахнутому перед ним телу. Какого черта, в самом деле: всему ж имеется предел!.. Ан нет его - и не надо. - Но есть же здоровячки и поближе? Взять хотя бы гардейцев... - Ах, эти! С пренебрежением она хлопнула по пене. - Дуболомы: делают, что велено, - от сих до сих. Скучно! - А у нас, стало быть, личности? - Ну да, вроде тебя. - Она снова расхохоталась, дрыгая ногами, - какая-то избыточная веселость, натужная. Лезь, сюда, медведище, хватит препираться! Или застеснялся? - Именно! - вдруг осенило Вадима. То есть именно, что наоборот. Вот уж чего во мне сейчас ни на грош, так это стеснительности. Часа не знаком, а уже готов с нею в постель. С чего я так раздухарился? Ох, братцы, не к добру это!.. Резко распрямившись, он исполнил двойное сальто и обрушился в бассейн - к восторгу Юли, столь же чрезмерному. Тотчас она оседлала его, словно Ихтиандр дельфина, и заставила плавать по кругу, за неимением раковины трубя в сложенные ладошки. Кстати, вода здесь плотностью не уступала морской. - Что в тебе подкупает, - сообщила наездница, надудевшись, - так это расшоренность. Другие бы столько ломались! - У каждого свои комплексы, - объяснил Вадим, продолжая с удовольствием обновлять навыки брассиста, невостребованные столько лет. Кто-то вообще боится иного пола, наворачивая вокруг такое!.. Большинство в принципе не прочь приобщиться, но лишь при соблюдении всех моральных норм, обезопасившись ими и одеждой настолько, будто ведут друг с другом танковую дуэль. В некоторых странах даже любовью, говорят, занимаются в полном облачении, прикрыв лица платками, словно через амбразуру, - представляешь? - А у тебя что? - поинтересовалась Юля, с комфортом укладываясь на его широкой спине, точно на матрасе-самоходке. - Ну-ка признавайся! - А я предпочитаю неформальное, естественное общение, - ответил он. - На сей счет у меня даже имеется теория, частью заимствованная у нудистов, частью основанная на опыте. - Выкладывай! снова велела девушка. - А разве сама ты не замечала, насколько понятней общаться друг с другом раздетым людям? - Еще бы не замечать! - хихикнула она. - Чего ж тут не понять? Предельная ясность, куда больше! - Н-да, - хмыкнул Вадим. - Вот и видно, что у натуристов ты не задержалась. А ведь отсутствие покровов означает не столько приглашение, сколько доверительность. Телесная открытость, как ни странно, облегчает слияние сознаний. Голыши могут представить друг друга намного точней, а затем между оригиналом и его отражением в партнере образуется резонанс... - А если я не хочу, чтоб мне "представляли"? - перебила Юля. - Вот еще! На фиг мне подставлять - с этим твоим "резонансом"? - Тогда к чему общаться? - Ну хорошо, - решительно сказала она. - Если следовать твоей логике, то не только телесная открытость, но и телесное слияние должно облегчать слияние душ? - Вообще-то да, - нехотя подтвердил Вадим. - Однако тут возникает много иных проблем. - А чего усложнять? - удивилась Юля. - Подумаешь, слияние!.. Пока мы соприкасаемся другими участками, у тебя же проблем не возникает? Считай это обычным межполовым пожатием, только не рук. Или "открытием забрал" - на выбор. - Понимаешь, это уже другая степень доверительности, - смущенно забормотал он. - Даже иной уровень ответственности. В конце концов, затрагиваются детородные функции, биосовместимость, гигиена, прочее... Вадим умолк, и сам чувствуя, насколько неубедительно это звучит. - Ну? - подстегнула Юля, еще и пятками наподдала. - Так что там насчет "геенны" - огненной, надо думать? Она насмешливо хмыкнула: - "Ответственность, совместимость, детородность" - тьфу! Предохраняться надо лучше проблем и не возникнет. - Ладно, - уступил он, - можешь считать это персональным бзиком. В моем возрасте позволительна старомодность. - Ой-ей, чья бы корова мычала!.. - Нет у меня коров, - отказался Вадим, - Безлошадный я. И крова тоже скоро не будет. Осторожно он перевернулся на спину, позволив девушке перебраться к нему на грудь. - Чего бы я хотела уметь, - внезапно сказала Юля, и на ее мордашке проступила неуместная злость, - так это драться! - Господи, - изумился Вадим, - тебе-то зачем? - Мое дело. А сам ты умеешь? - Ну, так, немножко... - И что для этого нужно? - Во-первых, сила, ибо без нее не будет резкости. - С этим напряженка, вздохнула Юля, с сожалением оглядывая свои члены. - Ноги - куда ни шло: от дурной головы им работы хватает... - Во-вторых, требуется растяжка. Над ней-то ты трудилась? - Не возникало нужды, - пожала она плечами. - И без того, если разогреюсь, могу опуститься в шпагат. - В прямой или в косой? - В косой. - Маловато будет - для твоего пола и возраста. Недобор силы можно компенсировать только исключительной гибкостью. - Чем богаты, - буркнула девочка. Ухватившись за лесенку, она раскидала по стене прямые ноги, пытаясь подтянуть промежность поближе к ней. Просвет оставался небольшой, благодаря природной гибкости, но и не слишком маленький. - Видишь? Это предел. - Ну, "этому горю я сумею помочь", - в духе народных сказок изрек Вадим, аккуратно помещая ладони изнутри ее бедер, на затвердевшие волокна. Юля оцепенела в предвкушении, однако больше он не сдвинулся ни на миллиметр. Только прикрыл глаза и сосредоточился, из жарких своих глубин посылая в ладони волны тепла, с каждым выбросом расплавляя одеревенелость ее мышц, пока девушка не уперлась бедрами в лестничные боковины, а затем и не просела меж них, почти коснувшись ягодицами прохладных кафельных плиток. Нежные ноги ее при этом торчали по сторонам с трогательной беспомощностью, уронив расслабленные ступни, а дыхание заметно участилось, будто немалая доля Вадимова тепла таки угодила в запретную зону, разогрев и ее до опасной черты. Пока не поздно, он переместил одну ладонь на узенькую поясницу Юли, вторую - на самый верх ее живота. И стал медленно изгибать девичий стан, размеренно курсируя второй ладонью от грудок до гладкого лобка, пока Юля не легла затылком на собственную попку, причем без особенного напряжения. - Это останется? - спросила девочка, зачарованно на него глядя. - Боже, ты убрал во мне все зажимы - это чудо как здорово, даже не хуже секса!.. Это останется, правда? Ты обещаешь? - Процентов на восемьдесят, - подтвердил Вадим. Ну, может, через месячишко придется процедуру повторить. - Хоть каждый день! - с энтузиазмом вскричала девочка. - Тоже, напугал! Ты вообще представляешь, сколько стоят твои касания? Ты ж, наверно, и лечить сможешь простым наложением рук - точно Христос! - А он-то почем брал за сеанс? - поинтересовался Вадим. - Впрочем, сегодня и его объявили бы шарлатаном либо запрягли на обслугу Глав, так что лучше не высовываться. И лишней рекламы мне не требуется, имей в виду!.. Ладно, - заключил он, - с растяжкой мы разобрались. - Что дальше? - спросила Юля с любопытством. - Координация, глазомер? Навыки, ответил Вадим со вздохом. - Координацию-то можно в момент наладить: в конце концов, это лишь вопрос правильной настройки мозжечка - плевое дело для знающего человека, хотя опасное. - Вот так просто, да? - хмыкнула малолетка. - Взял и настроил? По-моему, ты замахнулся на божественное творение! - Наладить всегда проще, чем сконструировать, главное разобраться с устройством. Пока не будем касаться твоей бессмертной души - бог ней... - Именно, что Бог! - поддакнула девочка. - Но что есть твое симпатичное тельце, если не подобие герметичного и многофункционального вездехода, без которого душа не смогла бы существовать в нашем мире? Как у вездехода, в нем есть свои движители - мускулы; свои камеры и локаторы - глаза и уши (не считая прочих датчиков); своя электропроводка - нервная система, и даже собственный борто-комп - мозг, через который душа управляет телом. И все это можно наладить: чтобы чувствительность сенсоров стала выше, чтобы напряжение в сети возросло, а провода не разъедала ржа, чтобы не искажались и проходили быстрее сигналы, чтобы не барахлил комп, - да мало ли? Но вот рефлексы, автоматизм, бездумность реакции обычно требуют тренировок, длительных и упорных. - А не обычно? - сейчас же ухватилась Юля. Ну, если воспринимать это без лишнего пиетета... Что есть навыки, как не набор двигательных программ, накрепко усвоенных подсознанием? Стало быть, в принципе их можно записать туда напрямую... чего тебе, конечно, хочется, да? - Еще бы! - Ну да, за сеанс получить то, над чем другие бьются годами!.. Видишь ли, это может потребовать от нас слишком многого. - В чем же дело? - с готовностью откликнулась девушка. - Если только в "другой степени доверительности", то я уже говорила: никаких проблем! На полное твое усмотрение. - "Чего усложнять", да? - хмыкнул Вадим. -"Межполовое пожатие" и так далее... Но если воспринимать все настолько просто, при чем здесь доверительность? Как говорится, "еще не повод для знакомства". - Тогда хотя бы отрегулируй мне мозжечок, - неохотно уступила Юля, - если не желаешь вправить мозги. - Это - пожалуйста. Обхватив ладонями ее изящную голову, Вадим снова сосредоточился, проникая вглубь незримыми щупами. Давно не упражнял он эти способности ни на ком, кроме Алисы, - не из одной осторожности, просто потребности не возникало. Но от Юли ему не захотелось таиться, и почему не сделать пары шагов навстречу, когда девочка готова пройти остальное? Если уж загружать кого опасными знаниями, то в первую... голову... тех, кто слабее.. И действительно, это не заняло много времени. - Ну вот, теперь сможешь угодить противнику в глаз с первого плевка, - сказал он, отпуская ее перенастроенную голову. Жаль, ты не плюешься ядом. - На крайний случай сойдет и лезвие, - зловеще откликнулась девочка. - Видала я в одной киношке!.. - Они покажут - лишь бы эффектней! - хмыкнул Вадим, мысленно содрогнувшись: и вправду, не обернулся бы его подарок зияющими глазницами. В метаниях на точность совершенная координация вполне может заменить мастерство. Затем он прогулялся пальцами по ее позвоночнику, хрупкому как у ребенка, тщательно обрабатывая каждый сегмент. Потом уже огладил все тело Юли, стараясь не пропустить ни одной нервной дорожки, насколько он чувствовал их под тонкой кожей. Вот и все, - сказал Вадим. - Поосторожнее с этим! - Да не врешь ли ты? - внезапно усомнилась Юля. - Чтобы это было так просто, так сразу! Сорвав с пальца перстенек, она швырнула его в сторону пузатой бутылки с вином, припасенной в углу, - не ощущая, как на протяжении короткого взмаха ее тело словно бы само, отдельно от сознания, оценивает вес и размеры снаряда, определяет оптимальную траекторию полета, соизмеряет ее с направлением разгона и силой броска. А в результате всех этих сложных подспудных расчетов перстенек влетел точнехонько в горло, коротко звякнув. - Это случайность! - тотчас объявила девушка и потянула с руки второй перстень - последний. В отличие от Алисы, она не злоупотребляла украшениями. - Побереги цацки, глупая, - хмыкнул Вадим. - Иначе придется пить до дна. Все-таки она повторила попытку, снова играючи угодив в бутылку, и залилась злорадным смехом, будто избавилась от неприятного презента. А на бутылку больше не взглянула, словно из брезгливости. - А с рефлексами не выйдет, - вредничая, объявила Юля. - Полная безнадега! Не усваиваются они мной - сколько раз пробовала. - Здесь не пробовать надо, - возразил он, - а вкалывать. Из месяца в месяц, из года в год. Способна ты на такое? - Была охота уродоваться! После купания девочка потащила Вадима в столовую, где вывалила перед ним груду припасов и, рассевшись на его коленях, принялась потчевать деликатесами, до сих пор знакомыми ему больше понаслышке. Со странной заинтересованностью она выспрашивала гостя об ощущениях, но сама почти не ела. Затем очередь дошла до бочонка с вишневым ликером, и Юля заставила Вадима пить наравне с собой, а тут она себя не сдерживала. В отличие, видимо, от девушки, Вадим выпил столько впервые в жизни, однако сохранил ясную голову - опять же в отличие от Юли. Быстро опьянев, она погрустнела и принялась жаловаться на обиды, накопленные за недолгую, зато насыщенную жизнь. А между делом, будто по рассеянности, закручивала тело в немыслимые узлы, похваляясь обретенной гибкостью и охотно демонстрируя что угодно, кроме стыдливости. Он выслушал полный перечень подонков, встреченных Юлей на тернистом пути, в подробностях ознакомился с мнением Юли о ее предках, родичах, знакомых, а также человечестве в целом. Под конец Юлю развезло окончательно, и она позорно разревелась, а затем уснула у него на груди, будто тучка из песни. Вадим перенес ее на невиданную водяную постель, снабженную даже пультом для регулировки температуры и натяжения ворсистого покрытия, и долго сидел рядом, осторожно гладя по голове. Только сейчас, любуясь умиротворенной мордашкой, он разглядел, что девушка в самом деле только-только выбралась из подростков, а стало быть, моложе его втрое и, по совести, вполне годится ему во внучки. Господи, во сколько ж они теперь начинают, если хотя бы половина из того, чем она здесь похвалялась, правда? Втрое старше и втрое тяжелей, с раскаянием подумал Вадим. Называется, нашел себе ровню, справился! Нет, уж лучше жить воспоминаниями... Однако от другого искушения удержаться не смог: еще разок проверить свое новое качество - прогнозиста. Обеими ладонями, едва касаясь, Вадим обследовал ее небольшое вытянутое тело от носков до макушки, затем прокатился по нему повторно, задерживаясь на подозрительных местах и все с большим упорством понукая сознание на прорыв. Потом, для надежности, добавил третью проходку, уже ощущая, как наливаются тяжестью виски, как холодеют ладони и ступни, как покрывается испариной лоб. На четвертый раз Вадима бы не хватило, да и вряд ли это было нужно. Сейчас он смотрел на Юлю без всякого умиления, почти с испугом, массируя ноющие запястья, и только пытался понять, чего именно он боится: саму девочку или за нее... или того, что у него наконец "поехала крыша", как он грозился давеча Тиму. Во всяком случае, симптомы тут обнаружились те же, что у Алисы, только шея была в порядке. Глаза и промежность - главная опасность. То ли повышенная уязвимость (изнасилование, ослепление?), то ли, наоборот, угроза. Но вот кому, как, когда?. Напоследок он прогулялся по здешним комнатам, подозревая, что когда-нибудь это может пригодиться, и в одной наткнулся на лестницу: оказывается, ко всем прелестям квартира была двухэтажной. Поднимавшиеся к потолку ступени покрывал столь толстый слой ковролина, что они смахивали на диванные валики, а это навевало странные мысли. Наплевав на условности, Вадим исследовал второй уровень и обнаружил там запертую дверь, словно бы в замке у Синей Бороды. Забавные ассоциации, правда? Спустившись к Юле, он накрыл ее раскидавшееся тело махровой простыней. Затем бесшумно оделся и с облегчением ретировался. Хотя бы на этот раз ему предоставили решать самому. 3. "Ты не вейся, черный ворон" Не без сложностей Вадим выбрался из Центра - хотя всерьез к нему не вязались, ибо следовал он все же наружу. А за недостроенной Стеной сразу уперся в шоссе, рыкающее многими колесниками. По нынешним временам оно стало едва ли не самой оживленной губернской трассой, вплотную огибая закрытый для большинства Центр. Катались по ней теперь все: от Управителей до крутарей, - и время было самое разъездное, ибо к вечеру почему-то активизировались и те и другие. Блюстителей тут тоже хватало, поэтому Вадим дисциплинированно направился мимо охраняемой гардейцами стоянки к ближайшему подземному переходу, узкому и замызганному, сохранившемуся еще с довоенных лет. Но притормозил, лишь только в него вступил. Затеняя свет, коридор перегораживала плечистая рослая фигура, и крепостные породы она не напоминала даже отдаленно. Здесь такие уже повывелись - ну, почти. Это был словно пришелец из параллельного мира, который существовал рядом с привычным, однако не пересекал его ни в одной точке. Добротный, детально укомплектованный наряд выдавал в нем крутаря, причем из авторитетных. В общем-то, ничего опасного: крутари были заносчивы и самолюбивы, однако крепостных задевали редко, - конечно, если у тех хватало здравомыслия и проворства вовремя уступать дорогу. У Вадима обычно доставало обоих качеств, но сегодня пришелец вдруг сам снизошел. - Ха, - поразился он, - так это ж Лось! Сколько лет!.. Теперь и Вадим признал Валентина, точнее Валька, - прежнего приятеля по секции билдеров, канувшего невесть куда еще до того, как она превратилась в секту. С тех давних пор худощавый юнец заматерел и раздался едва ли не вдвое, светлые волосы отросли до плеч, а пышные усы воинственно торчали по сторонам, будто у заправского бретера. Лицо стало жестче, взгляд - надменней. Однако на Вадима он взирал с прежней добродушной ухмылкой. - Слушай, ты даже помолодел, - произнес Валек дежурную фразу. - Как твои дела, старичок? - Как и раньше, - отозвался Вадим. - А ты как? - Ничего, цвету. Крутарь слегка развел руки, словно приглашая полюбоваться. - Видишь? - Впечатляет, - согласился Вадим. - Где так раскачался, Валек? - Не поверишь - в тюряге! - хмыкнул тот. - Подставил один дурик, теперь сам не рад... Кстати, зовут меня Валет, можно даже Вольт, - пошла, понимаешь, мода на звучные имена. Он посмеялся снисходительно. - А ты все с этими чудиками, с билдерами? Забавные ребята, ей-богу. Сейчас мослы в большой цене, и кого стричь - тоже найдется. Это ж навар - на порядок!.. Хочешь, поспособствую, пристрою по старой дружбе? Я ж помню, какой у тебя удар, - мешки срывал, кожа лопалась! А сейчас, гляжу, еще и прибавил. - Нет уж, спасибо, - покачал головой Вадим, неловко улыбаясь, - одно дело по мешкам лупить... И знаешь: большие доходы - большие невзгоды. Вот радости от них куда меньше. Я ведь и так "лежу под пальмой", как туземец из анекдота. - Ты ведь еще в Крепости, правильно? - (Вадим кивнул.) - Думаешь, там сейчас жизнь? Нет, милый, там - прозябание. Настоящие дела делаются на воле, у крутарей. Пока мы в тени, да, - но ведь не всегда же так будет? И тогда представляешь, какая у нас набежит фора! Чтоб ты знал, нынешние Главы только пыжатся много, а на деле давно ничего не решают. Вся сила у нас, и пусть только попробуют вякнуть - живо с кресел полетят! - Я-то о них не заплачу, - сказал Вадим. - Только знаешь, наши крутарики мне тоже не по нутру: слишком многое там замешано на диктате. А ну как те же повадки да в масштабе губернии - спасибо, это мы уже проходили! - Было б предложено, - легко отступился Валет. - В случае чего ищи меня в старом порту - там у нас вроде базы. - Слушай, старина, - внезапно спросил Вадим, - а ты ничего не знаешь про мясорубов? Все-таки и вы птички ночные, могли столкнуться. - Что мне до них? - пожал плечами крутарь. - Они ж ко мне не лезут? - Ну, ходят же слухи! - У нас не принято трепаться впустую, - снисходя, сообщил Валет. - Сведения денежек стоят. - И вскинул приветливо руку: - Бывай, Вадичек! Вразвалку он двинулся по тоннелю дальше, наверное к стоянке, а Вадим направился в свою сторону, обдумывая услышанное. Либо Валек сильно переменился с прошлых лет, добрав деловитости, либо опять выдает желания за реалии. Чтобы крутари и впрямь заправляли в губернии - нет, это ни в какие ворота! Но вот чего Валет тут делал и почему гулял без колес, точно простой? Еще один "аль-рашид"? Н-да, "тайна сия велика есть". Сегодня Вадим отправился по адресу, во всеуслышание объявленному Нонной, - благо это было по дороге. Вообще-то, если бы какой надсмотрщик взялся отслеживать его маршруты, Вадиму могло б не поздоровиться. Что за странный интерес, в самом деле? Ладно бы глазеть на свежие, еще парные останки, но вот к чему, брат Смирнов, эти попытки расследования - кстати, довольно жалкие? Ну чего ты там разглядишь, после всех? А не набираешься ли ты, стервец, опыта для будущих кровавых дел? Или, может, к прежним причастен? Ничего ведь не происходит без причины, а какая тут твоя корысть? "Покатаюся, поваляюся, Ивашкиного мяса поевши..." Н-да. На сей раз ареной действия был выбран запущенный окраинный дворик, стиснутый глухими стенами старых зданий. Внутрь вела единственная дверца, обычно запираемая здешним дворнягой. Еще в паре мест дома соединялись заборами - высокими, однако вполне преодолимыми для сильного и ловкого человека... скажем, любого из крутарей. То есть пут