егда в таких случаях, пожимала плечами и отказывалась помочь; но тут он заговорил. -- Мы беседовали сегодня по телефону. О картинах лорда Аффенхема. Я из галереи Гиша. У Джейн отлегло от сердца. Никто не обязан помнить телефонных собеседников. Она не подвела великого хранителя этикета, своего дядю Джорджа, и на радостях так оживилась, что сердца и утробы у ее собеседника еще раз перевернуло десятифутовым шестом. Неужели он мог подумать "симпатичная"? Так кто-то, впервые увидев Тадж-Махал, сообщил бы родственникам в письме: "Ничего, вполне пристойная могилка". -- Конечно! -- сказала Джейн. -- Вы работаете у Леонарда Гиша. Садитесь, пожалуйста, Билл сел, радуясь этому, потому что голова у него немного кружилась. Улыбка, которой Джейн сопроводила свои слова, произвела сокрушительное действие. Единственной его связной мыслью было то, что жизнь, прожитая в ожидании этой улыбки, не пропала даром. Джейн недоуменно спросила: -- Как же вы поняли, что это я? -- Узнал ваш голос. -- Узнали голос? -- удивилась Джейн. -- После пяти слов по телефону? -- Достало бы и одного, -- сказал Билл. Он уже переборол первое смущение, и к нему вернулась всегдашняя обходительность. -- Это чудный, удивительный голос, единственный в своем роде, незабываемый, журчащий, как лесной ручей, полный музыки сфер. Когда вы попросили этого мальчика прислать вам метрдотеля, мне послышались серебряные колокольчики над морем сумрачным в стране забвенной. -- Простите, где? -- В стране забвенной. Это не я. Китс. -- Вот как. Здорово, правда? -- Да уж куда лучше. Джейн внезапно оробела. Обычно она держала пылких юнцов на безопасном расстоянии, и забеспокоилась, не пора ли прибегнуть к этой тактике. Многие молодые люди говорили ей комплименты, но никогда -- с такой лихорадочной страстностью. Вроде бы, этот человек говорит прямо от сердца. И какой начитанный! Китс, все-таки. Но тут ей вспомнилось другое словцо дяди Джорджа. "Когда тебе начинают читать стихи, -- предупреждал он, -- держи ухо востро". Смутило ее то, что ей совсем не хотелось как бы то ни было держать ухо. Ее тянуло к человеку, так внезапно ворвавшемуся в ее жизнь и уже несколько минут смотревшего на нее с нескрываемым восторгом мальчишки, перед которым поставили полную миску мороженного. Ей нравились его глаза, на удивление дружеские и честные. Ей нравилось в нем все... и гораздо сильнее, упрекала совесть, чем приличествует невесте. Невесте, напоминала совесть, положено так замирать лишь в присутствии жениха. То, что этот рыжий человек, которого она видом не видывала пять минут назад, вызывает у нее такое чувство, будто она парит в розовом облаке, решительно никуда не годится, замечала совесть в своем неприятном тоне. Сознавая, что совесть права, эмоциональный накал разговора следует остудить, Джейн обратилась к более безопасной теме. -- Вы едете сегодня в Шипли-холл смотреть дядины картины? -- сказала она. -- Завидую вам. Там очень хорошо, особенно весной. Я так по нему скучаю. -- Вы давно там не были? -- Много лет. -- Вы бывали там в детстве? -- Да, я там жила. Билл восторженно зажмурился. -- Как чудесно будет увидеть комнаты и уголки, по которым вы бродили! -- произнес он. -- Я буду чувствовать себя на святой земле. Джейн поняла, что эта тема не такая уж безопасная, и решила испробовать другую. -- Что-то метрдотель не идет, -- сказала она. Билл собирался говорить много и долго. Он сморгнул, как будто выскочил на улицу и с разгону впечатался в фонарный столб. Нет, какие метрдотели?! Но что поделаешь... Значит, так тому и быть. -- Ах да, вы хотите его видеть! -- Ни капельки, но, к сожалению, должна. -- Что случилось? -- Я не могу заплатить по счету. -- Потеряли кошелек? -- Кошелек при мне, но в нем ничего нет. Хотите выслушать мою скорбную повесть? -- Я весь внимание. -- Мой дядя пригласил меня выпить кофе... -- У Нэнси Митфорд говорят "кофею", но продолжайте. -- Мы договорились, что он заглянет в клуб, а в час мы встретимся у ресторана и вместе выпьем кофею за его счет. Когда в половине второго он не появился, я не выдержала. Зашла и сама заказала. -- Не обращая внимания на цены в правом столбце? -- Решительно. Я думала, все уладится, когда он придет, а он так и не пришел. Я знаю, что случилось. Он заговорился с ребятами, как он их называет, и забыл про меня. -- Рассеянный? -- Не то чтобы рассеянный, скорее увлекающийся. Вероятно, обсуждает сейчас апостольское преемство в абиссинской церкви. А может, рассказывает, почему борзые называются борзыми. Прочел вчера в газете и очень взволновался. -- А почему? -- Потому что они очень борзо бегают. И знаете, за кем? За барсуками. -- Я думал, они бегают за электрическим зайцем. -- Это когда не могут раздобыть барсука. Ладно, как бы они ни проводили время, факт остается фактом. У меня нет ни пенни. Вернее, ни двух фунтов пяти. -- Думаете, вы настолько наели? -- Примерно. Я немножко дала себе волю... -- И правильно сделали. Жалок, кто не веселился, а молодость дается лишь однажды, частенько говорю я. Тогда все замечательно. Два фунта пять шиллингов у меня найдутся. -- У вас? Но вы же не можете заплатить за мой кофе. -- Конечно я могу заплатить за ваш кофий. Кто мне помешает? -- Только не я. Вы спасли мне жизнь. Перед ними материализовалась дородная фигура метрдотеля. Билл взглянул на него свысока. -- L'addition, (счет (фр.)) -- сказал он величественно. Джейн почтительно выдохнула. -- Еще и по-французски! -- сказала она. -- Как-то само вышло. -- Вы говорите свободно? -- Очень, оба слова, которые знаю. Это "L'addition" и, разумеется, "O-la-la!" -- Я и столько не помню, а ведь у меня была гувернантка-француженка. Где вы учили язык? -- В Париже, когда изучал живопись. -- А, вот почему вы не причесываетесь. -- Виноват? -- Я хотела сказать, потому что вы художник. -- Я не художник. Моя душа принадлежит папаше Гишу. -- Какая жалость! -- Ну, это совсем не так плохо. Гиш мне нравится. Что он обо мне думает, не скажу. Иногда я угадываю в его манере легкое раздражение. -- Как вышло, что вы этим занялись? -- Долгая история, но, думаю, ее можно рассказать коротко. Солдатом во время войны я довольно долго был в Лондоне, полюбил его, потом вернулся в Америку, работал, скопил немного денег и отравился сюда, в этакое сентиментальное путешествие. Деньги кончились раньше, чем я ожидал, пришлось искать место, а выбор мест в чужой стране, когда у тебя нет права на работу, довольно ограничен. -- Представляю. -- Когда я встретил старого отцовского друга и тот предложил мне убежище в своем воровском притоне, я ухватился обеими руками. -- Как же вы его встретили? -- Я носил свои картины по всем галереям. Его была сорок седьмой. Он меня взял, и с тех пор я работаю. -- Но предпочли бы писать. -- Будь у меня деньги, я бы ничего другого не делал. А что бы вы делали, будь у вас деньги? Джейн задумалась. -- Ну, сначала я вернула бы дядю Джорджа в Шипли. Ему так обидно жить в другом месте. А потом... наверное, каждый день пила бы кофий у Баррибо. -- Я тоже. Здесь здорово. -- Да. -- Прекрасно готовят. -- Замечательно. А каких интересных людей встретишь. Ой! -- Что такое? -- К вам крадется официант с подносиком. Боюсь, несет дурные вести. -- Или поцелуй смерти, как я это называю. -- Вы уверены, что сможете заплатить? -- Сегодня -- да. Обычно -- нет. O-la-la! Тень миновала. -- А с моей души свалился камень. Не знаю, как вас благодарить. Мой спаситель! Как по-вашему, что было бы со мной, если б вы не прискакали на белом коне? Что бы со мной сделали? -- Трудно сказать. Не знаю, как решают такие вопросы у Баррибо. Со мной это произошло в куда более задрипанной кафешке, много лет назад. Я от души подзаправился хот-догами и мороженным, а потом с детской непосредственностью сообщил официанту, что не могу выполнить своих финансовых обязательств. Тогда вышел дядька в рубахе, напоминающий Роки Марчано, схватил меня за шкирку и пнул четырнадцать раз. Потом меня отправили мыть посуду. -- Как ужасно! -- Зато поучительно. Закаленный в горниле, я вышел из кухни печальней и мудрей. -- Где это было? -- Во "Вкусных обедах у Арчи", недалеко от Мидоухемптона. -- Что?! Вы сказали, Мидоухемптон? -- Да. Это на Лонг-Айленде. -- Потрясающе! -- Почему? -- Я там жила. Билл очень удивился. -- Вы правда его знаете? Я думал, никто за пределами Америки о нем не слышал. Когда вы там были? -- Давным-давно. Меня отправили в Америку, когда началась война. -- Понятно. -- Я помню его во всех подробностях. Газетный киоск, ресторан "Испанский дворик", аптеку, библиотеку, киношку, клуб "Рыба-меч"... Мне нравился Мидоухемптон. Странно, что он преследует меня и в Англии. -- По-вашему, это преследование? -- Я не про вас. Человек, который приехал оттуда, занял Шипли. -- Роско Бэньян. -- Правильно. Вы его знаете? Жаль, я хотела наговорить о нем гадостей. Но если он -- ваш друг... -- Не то чтобы друг. Мы ходим в один клуб, иногда перебрасываемся парой слов, но мы принадлежим к разным слоям. Он -- богач, я -- никто. Впрочем, он неплохой малый. Мне нравится. -- Вам, наверное, все нравятся. Билл задумался. Мысль была новая, но верная. -- Кажется, да. -- Еще один Джордж. -- Кто? -- Наш бульдог. -- Ко всем ластится? -- Еще как! Если к нам заберется вор, Джордж сразу покажет ему, чтоб не стеснялся. Образцовый хозяин дома. Нет, не может быть, чтоб вам нравился Роско Бэньян! -- Терпеть могу. Хотя в детстве не мог. -- Немудрено. Мерзкий мальчишка! -- Вы тоже заметили? Весь в отца. Я его чуть не побил. -- Здорово! А за что? Он украл ваш долгоиграющий леденец? -- Мы разошлись во взглядах. Тем летом в Мидоухемптоне отдыхала одна занюханная крыска, и он решил, что самое оно -- подержать ее под водой, пока глаза не вылезут. Я придерживался иного мнения и сурово сказал, что если он... Ресторан "У Баррибо" выстроен прочно, однако Джейн показалось, что стены плывут. Подошедший метрдотель явственно танцевал шимми. -- Не может быть! -- вскричала она. -- Не верю! Неужели это вы?! Билл ничего не понимал. Джейн подалась вперед, глаза ее сияли. -- Только не говорите мне, что вы -- Билл Холлистер! -- Я -- Билл Холлистер, но... -- А я -- крыска, -- сказала Джейн. 11 Билл заморгал. -- Крыска? -- Занюханная. -- Вы? -- Да. -- То есть вы -- та девочка? -- Та самая. Которая целую вечность пускала пузыри... пока Роско Бэньян держал ее под водой. Билл уставился через стол. С минуту он пристально смотрел на Джейн, потом покачал головой. -- Нет, -- сказал он, -- не сходится. Крыска, о которой вы говорите... как ее звали? -- Джейн. -- Верно. От ее физиономии останавливались часы. -- Я останавливала их десятками, хотя и не знала своей силы. -- У нее был полный рот каких-то железяк. -- Я носила такие пластинки. -- У нее были толстенные очки. -- До двенадцати я ходила в очках, чтобы исправить легкое косоглазие. -- А почему я не помню вашего дивного голоса? -- Потому что он не был дивным. Скорее визгливым. Билл не унялся. -- Это, -- сказал он, -- очень странно. -- Еще бы! -- Вы не против, если я закажу рюмочку бренди? -- На здоровье. -- А вам? -- Нет, спасибо. Билл поймал взгляд метрдотеля и сделал заказ. -- Я поражен, -- сказал он. -- Мне по-прежнему кажется, что вы шутите. -- Нет, все -- чистая правда. Клянусь. -- Вы и впрямь... -- Впрямь. Билл глубоко вдохнул. -- Невероятно. В голове не укладывается. Только поглядеть на вас. Вы... -- Да? -- Вы -- прекрасное... обворожительное... дивное... неземное... лучезарное видение. Та Джейн могла бы зарабатывать хорошие деньги, распугивая ворон на полях Миннесоты, а вы... вы начинаете там, где кончается Елена Троянская. -- Никаких чудес. Ловкость рук. Официант принес бренди, Билл залпом осушил рюмку. -- Надо было пить по глоточку, -- сказала Джейн материнским тоном. -- По глоточку! Когда вся моя нервная система отплясывает чечетку?! Человек более слабый хлопнул бы бочонок. -- Боюсь, я вас огорчила. -- Я не назвал бы это огорчением. Скорее... Нет, не знаю, как выразить. -- Все почернело? -- Совсем наоборот. Как будто солнце засияло сквозь потолок, официанты с уборщиками запели стройными голосами. Я не могу поверить, что вы помнили меня все эти годы. -- Как же можно забыть? Я вами грезила. Я обожала вас со страстью, которую не надеюсь выразить словами. -- Вы?! -- Я вас боготворила. Я ходила за вами по пятам и дивилась, что возможно такое совершенство. Когда вы ныряли с вышки, я смотрела с мелкого берега и шептала: "Мой герой!" Я умерла бы за одну розу из ваших волос. Билл снова шумно вдохнул. -- Могли бы сказать. -- Я стеснялась. Я решила молчать о своей любви, но тайна эта, словно червь в бутоне, румянец на моих щеках точила. Это не я. Шекспир. А потом, что толку? Вы бы на меня не взглянули. Или взглянули, но с содроганием. Билл по-прежнему не мог раздышаться, а если хотите -- испытывал сильную кислородную недостаточность. Когда он наконец заговорил, то выяснилось, что он осип. Специалист по болезням горла, случись он рядом, сразу бы узнал своего пациента. -- Вот, значит, что вы ко мне чувствовали. И мы снова встретились. Правда, судьба? -- Ну, такой случай. -- Нет, это судьба, а судьбу не обманешь. Вы ведь не замужем? Конечно, нет! Вы сказали, мисс Бенедик? Прекрасно! Чудесно! Замечательно! -- Почему вы так обрадовались? -- Потому что... потому что... Вам это покажется несколько внезапным, так что помните, все предрешено от начала времен, и не нам вставлять палки в колеса рока. Джейн, -- сказал Билл, подаваясь вперед и кладя руку на ее ладонь. -- Джейн... -- Привет, привет, вот вы где, -- сказал голос. Перед столиком выросло что-то огромное, грушевидное, с кустистыми бровями и пристыженным выражением лица. -- Запоздал, да? -- произнесло оно, избегая, впрочем, смотреть племяннице в глаза. -- Заговорился с ребятами. Будь это пикником, а лорд Аффенхем -- муравьем, о котором он так образно говорил в приведенном ранее тексте, его вторжение вряд ли больше раздосадовало бы Билла, чью красочную речь оно прервало на полуслове. Тот обернулся, страшно оскалился, да так и замер. Прилагательные, описывающие внешность лорда Аффенхема, вполне определенны и мгновенно приходят на язык; Билл без труда узнал вчерашнего приятеля. Мысль, что поговори он тогда сердечнее, лорд Аффенхем пригласил бы его выпить, и знакомство с Джейн состоялось бы несколькими часами раньше, настолько потрясла его, что он потерял дар речи. Каждый час без Джейн, думал он, это час, выброшенный на свалку. Джейн, как ни хотелось бы ее дяде, дара речи не лишилась. -- Дядя Джордж... -- начала она. -- Про новую кроличью болезнь... -- продолжал лорд Аффенхем, все так же пряча глаза, -- мико-как-ее-там. Поразительно! Знаете ли вы, что лисы, узнав о нехватке кроликов, перешли на лягушек? Гоняют их стаями по всей округе. Ребята в клубе клянутся, что это факт. Джейн не позволила сбить себя на разговор о трудностях лисьей жизни. Ну хорошо, нет кроликов -- пусть едят пирожные. -- Дядя Джордж, -- сказала она ледяным тоном, -- сознаете ли вы, что, если бы не Билл Холлистер, администрация Баррибо схватила бы меня за шкирку, пнула четырнадцать раз и отправила мыть посуду? -- Лопни кочерыжка! А зачем? -- Так исстари поступают с теми, кто ест за обе щеки, а потом отказывается платить. К счастью, в последнюю секунду спустился с облака Билл и спас меня от участи, которая хуже смерти. Ты должен ему два фунта десять шиллингов. Раскошеливайся. Лорд Аффенхем раскошелился. -- Спасибо, -- сказал он величаво. -- Очень любезно с вашей стороны... Голос его осекся. Он тоже узнал вчерашнего гостя. При мысли, что от того, способен ли тот хранить тайны зависит теперь его судьба, сердце лорда Аффенхема ушло в могучие пятки. Он опасался вопросов вроде "Что вы делали такого-то июня?", сгубивших немало его братьев-преступников. Достаточно этому молодому человеку хотя бы обмолвиться о беседе в саду тем самым вечером, когда у статуи появилась бородка, и его имя вываляно в грязи. Он посмотрел на Билла, вложив всю душу в один умоляющий взгляд. Билл удивился, но не подвел. -- Ах, что там! -- сказал он. -- Рад был помочь. Очень приятно встретить вас, лорд Аффенхем.. -- ...впервые, -- быстро добавил представитель криминального мира. -- Впервые, -- сказал Билл, -- потому что как раз меня мистер Гиш отправил смотреть ваши картины. -- Вас? Лопни кочерыжка! -- Билл работает у Леонарда Гиша, -- сказала Джейн, -- работает у Леонарда Гиша... лаботает у Реонар... Я знала, что это невозможно. Расскажи ему про картины. -- Да, я хотел бы про них послушать, -- сказал Билл. Лорд Аффенхем задумался. Сердце его вернулось на положенное место и разрывалось от благодарности к человеку, который своей сообразительностью вытащил его из готовой затянуться петли. Никто ему так не нравился. Он не предполагал, что таких людей еще делают. -- Ну, это... -- лорд Аффенхем замолк, подыскивая точное слово, -- сами понимаете, картины. Когда вы собираетесь их смотреть? -- Прямо сейчас и еду. -- Я с вами. -- Замечательно. Вы тоже? -- Нет, к сожалению, -- сказала Джейн. -- Я обещала школьной подруге выпить с ней чаю. Не могу ее обмануть. -- Почему? -- Очень старая подруга. Почти дряхлая. -- А мы девиц и не приглашали, -- галантно заметил лорд Аффенхем. -- Дайте мне минутку на перекус, и я еду с вами. -- Тогда я пойду подгоню машину. -- Валяйте. Буду ждать вас на улице. Вы меня не пропустите. Мда, -- сказал лорд Аффенхем, -- факт. Лисы, лишившись насущных кроликов, едят лягушек. Словно, -- добавил он для ясности, -- словно французы какие-нибудь. 12 Как было условленно, лорд Аффенхем ждал Билла на улице. Он увлеченно беседовал с руританским фельдмаршалом у дверей. Клубный приятель, просветивший его насчет кроликов, затронул и угрей; лорд Аффенхем, считавший, что знаниями надо делиться, знакомил теперь фельдмаршала с животрепещущим вопросом о засилье угрей на юге Англии. -- Мда, -- говорил он, -- этот тип -- Париртер его фамилия, хоть и сомневаюсь, чтоб вы его знали -- утверждает, что они там кишмя кишат. Вода -- не вода, а студень. -- Гу! -- сказал фельдмаршал. -- Трехдюймовые, с белым брюшком. -- Гы, -- сказал фельдмаршал. -- Не бывали в Вест-Индии? Фельдмаршал сознался, что не бывал. -- Ну, там они вылупляются, а как подрастут, переплывают в Англию. Хотя ума не приложу, на кой черт им эта Англия, где неровен час придут к власти лейбористы. К несчастью, эти слова внесли раздор в гармоничное течение беседы. Фельдмаршал распрямился на все свои шесть футов одиннадцать дюймов и сообщил лорду Аффенхему, что неизменно голосует за лейбористов, чтобы, как он объяснил, спасти любимую страну от поганых фашистов, а лорд Аффенхем посоветовал как можно скорее проверить голову, потому что всякий, кроме больного водянкой младенца, понимает, что эти лейбористы -- просто паршивые большевики. Последовала дискуссия, причем виконт утверждал, что фельдмаршал -- на жаловании у Москвы, а фельдмаршал напомнил, что мистер Эньюрин Биван назвал таких, гм, персон, мягко выражаясь, хуже чем паразитами. Спор грозил сделаться жарким, но тут загудел клаксон подъехавшей машины. Рассерженный пэр протиснулся в дверцу и опустился на сиденье. Билла за рулем подбросило на несколько дюймов. Шестой виконт имел обыкновение, прежде чем сесть, зависать на секунду, а затем, обмякнув, рушиться, как лавина. Ехали сперва молча: Билл думал о Джейн, лорд Аффенхем -- о тех правильных вещах, о которых сказал бы фельдмаршалу, если бы додумался сразу. После мили тягостных раздумий о невозвратном, он вдруг вспомнил, что не поблагодарил юного друга, столь умно промолчавшего об их недавней встрече, и поспешил исправить упущение. -- Ловко это вы сообразили, -- сказал он. -- Так прямо и видите меня в первый раз! Я аж замер. Билл порадовался, что тревожившая его неясность наконец разрешится. -- А я удивился. Прочел просьбу в ваших глазах, но не понял, в чем дело. Почему вы отвергли любовь и дружбу прежних дней? -- Сейчас объясню. Вернитесь мысленно на день. Помните скульптуру? Голую бабу? -- Явственно. -- Мы согласились, что это мерзопакость? -- Согласились. -- Ну так вот, когда мы вчера встретились, я только что пририсовал ей бородку. -- Бородку? -- Маленькую бородку клинышком. Черную. -- А, ясно. Очень здраво. -- Вы одобряете? -- Всем сердцем. -- Я так и думал. Вы мыслите широко. А вот моя племянница Джейн -- нет. Если б она узнала, что я был в саду, то свела бы одно с другим, и мне бы не поздоровилось. Вообще она -- хорошая девушка... -- Ангел. Лорд Аффенхем задумался. -- Мда, с некоторой натяжкой ее можно назвать ангелом, но она женщина, и лучше ее не злить. Женщины, они хуже слонов. Ничего не забывают. Мать ее была такая. Моя сестра Беатрис. Помню, вытащит событие пятнадцатилетней давности, из нашего общего детства. "На твоем месте я бы не стала есть больше салату, Джордж, -- пропищал лорд Аффенхем. -- У тебя такой слабый желудок. Помнишь, как плохо тебе было в 1901, на Рождестве у Монтгомери?". В таком вот роде. Я стараюсь не давать Джейн поводов. -- Рад, что помог вам. Мы, мужчины, должны держаться вместе. -- Мда. Спина к спине. Иначе никак, -- сказал лорд Аффенхем и погрузился в транс. Казалось, он расседлал свой разум и пустил попастись на воле, однако слова, которые он произнес через несколько миль, опровергали это ложное впечатление. Развернувшись на широком основании и вперив в Билла голубой взор, он промолвил: -- Ангел, вы сказали? -- Виноват? -- Джейн. Вы вроде сказали, что она -- ангел. -- А, Джейн? Определенно ангел. Без всяких сомнений. -- Давно ее знаете? -- Встречались детьми в Америке. -- В 1939? -- Да. -- Часто с тех пор виделись? -- Сегодня впервые. -- Вы увидели ее первый раз за пятнадцать лет и говорите, что она -- ангел? -- Говорю. -- Быстро же вы решили. -- Довольно одного взгляда. Такое прекрасное лицо! -- Хорошенькая она, да... -- Не то слово! Ума не приложу, как за несколько лет она превратилась из кикиморы в светящуюся, прекрасную девушку. Чудо, да и только. Вот что делают правильный настрой и воля к победе. Лорд Аффенхем вздрогнул, глаза его зажглись интересом. Если он не ошибался, то слышал голос любви, а это дело хорошее, это надо поощрять. Лорд Аффенхем частенько грезил о Прекрасном Принце, который выскочит, как чертик из коробочки, и при должной поддержке, пока не поздно, отвлечет Джейн от Стэнхоупа Твайна. Видимо, такой человек сидел рядом с ним. Лорд Аффенхем уже приготовился задать наводящий вопрос, чтоб выяснить истинные чувства своего собеседника, но тут за деревьями показался Шипли-холл, и мысли его мгновенно приняли новое, сентиментальное направление. Шипли-холл возвышался на плоском лесистом холме -- большой белый дом в окружении лужаек и клумб. Когда машина въехала в чугунные ворота на аллею, у лорда Аффенхема забулькало в горле, как у бульдога Джорджа при виде хорошей косточки, и чуткий Билл все понял. В девятнадцатом веке поэт Томас Мур трогательно описал чувства изгнанной из рая пери; британский землевладелец, посещающий дом, который нужда вынудила сдать богатому американцу, испытывает примерно то же. Словно нарочно, чтобы усугубить страдания изгнанника, у дверей стоял "Ягуар" нового обитателя. Лорд Аффенхем взглянул на него косо, но тут же переборол минутную слабость, и длинная верхняя губа вновь обрела твердость. -- Бэньян здесь, -- брезгливо сказал он. -- Да, это его машина. -- Если мы войдем, он захочет водить нас по дому, словно хозяин. Билл не стал поворачивать нож в ране, напоминая, что Бэньян действительно здесь хозяин, и заметил просто: -- Войти надо, иначе как я посмотрю картины? -- Успеется. Я хочу вас сам поводить. Видите дерево? В десять лет я спрятался за этим деревом и попал из лука прямо садовнику в зад. И вопил же он! Видите розарий? Билл видел розарий. -- Здесь был прудик. Моя племянница как-то в него сверзилась -- маленькая еще была -- и шла третий раз шла ко дну, когда ее вытащили, всю в пиявках. У Билла остановилось сердце. Конечно, это случилось давным-давно, она, наверное, оправилась, и все равно он содрогнулся при мысли о Джейн, тонущей в черном иле. Видимо, женщина, которую он любит, почти все годы своего становления провела под водой. -- Господи! -- выговорил он. -- Насосались ее крови, как не знаю что. Помню, я тогда сказал: "Лопни кочерыжка, Энн..." -- Джейн. -- Нет, это была не Джейн. Энн, ее сестра. Билл мгновенно потерял интерес. Он не возражал, чтоб пиявки сосали кровь -- на то они и пиявки -- лишь бы не из Джейн. -- Мне правда надо посмотреть картины, -- сказал он. -- В конце концов, за этим я и приехал. Лорд Аффенхем подумал и нашел это разумным. -- Да, наверное. Ладно, пошли. Надеюсь, -- сказал он, когда они проходили в исторические ворота мимо легендарных кустов, -- что они потянут на приличную сумму, так что я смогу вернуться в Шипли и выставить этого Бэньяна. Обидно, когда тебя выкидывают из родного дома. Аффенхемы жили в Шипли не знаю с каких веков. Картины ведь дорого продаются? -- Еще как! У папы Гиша есть Ренуар, которого он рассчитывает продать за сто тысяч долларов. -- Сто тысяч долларов, -- сознался лорд Аффенхем, -- пришлись бы очень кстати. Ну вот мы и у цели. Проскользнем в боковую дверь, чтоб не беспокоить всяких дворецких. Картинная галерея располагалась на втором этаже, к ней надо было подниматься по крутой дубовой лестнице. ("Ох и полетел же я с нее в пятнадцать лет! Бежал от дяди Грегори, а он гнался за мной с охотничьим хлыстом, не помню уж, почему"). В данный момент она была не пуста, Мортимер Байлисс созерцал картины; во взгляде, которым он наградил непрошенных посетителей, сквозила холодная неприязнь. -- Здравствуйте, мистер Байлисс, -- сказал Билл. -- Хороший денек, а? -- Вас только не хватало! -- с обычной своей сердечностью воскликнул тот. -- Кой черт вы притащились? -- Исполняю долг, порученный мне мистером Гишем: взглянуть на картины лорда Аффенхема. -- Нда? А это что за рожа? -- спросил мистер Байлисс, указуя на шестого виконта, который при виде родимых стен впал в очередной транс. -- Сам лорд Аффенхем. Решил прокатиться. Лорд Аффенхем! -- Э? -- Это мистер Мортимер Байлисс. Умирает от желания познакомиться. Мистер Мортимер Байлисс -- искусствовед. -- Что значит искусствовед? -- возмущенно произнес Мортимер Байлисс. -- Извините. Я должен был сказать Искусствовед. С большой буквы. -- То-то же! -- Мистер Байлисс обратил монокль на лорда Аффенхема и какое-то время созерцал его, как показалось Биллу -- с жалостью. -- Так значит вам принадлежит эта жуткая мазня? Билл вздрогнул. -- Мазня? -- Ну, я погорячился. Есть вполне добротные вещи. Вы, надеюсь, понимаете, что это -- подделки? -- Что?! -- Типичная румынская галерея. Кто-то спросил однажды: "Будь я подделкой, где бы я оказался?" и ему ответили "В румынской галерее". Да, это подделки, все до одной. Лорд Аффенхем медленно вышел из комы -- как раз вовремя, чтобы поймать последние слова. Он пробормотал: -- Что вы сказали? Подделки? -- Вот именно. Если хотите, могу назвать художников. Это, -- продолжал мистер Байлисс, указывая на Гейнсборо, перед которым стоял, -- без сомнения Уилфред Робинсон. Он писал прекрасных Гейнсборо. Констебль -- Сидни Биффен. Думаю, его средний период. Насчет Вермеера я не так уверен. Это может быть Пол Мюллер, а может быть и Ян Диркс. У них довольно сходная манера, что неудивительно, поскольку оба учились у Ван Меегрена. Ах, -- с жаром воскликнул мистер Байлисс, -- вот это был человек! Начинал скромно, с Де Хооха, потом дорос до Вермеера и ниже не опускался. Впрочем, и Мюллер, и Диркс тоже ничего. Вполне ничего, -- снисходительно заключил он. Лорд Аффенхем походил на человека, которого неожиданно ударило молнией. Слабое "лопни кочерыжка" сорвалось с его губ. -- Вы хотите сказать, эта дрянь ничего не стоит? -- Ну, на несколько сотен потянет, если найти любителя. -- Мортимер Байлисс взглянул на часы. -- Надо же, как поздно! В это время я ложусь отдохнуть перед ужином. Что ж, рад был помочь, -- и с этими словами он вышел. Билл чувствовал себя так, будто его оглушили чем-то твердым и тяжелым. Он успел привязаться к лорду Аффенхему и горячо сочувствовал потрясенному пэру. Поникший было под ударом, тот вновь распрямился и теперь походил на статую самого себя, воздвигнутую вскладчину друзьями и почитателями. У Билла сердце обливалось кровью. И не только из-за лорда Аффенхема. Мистер Гиш наверняка рассчитывал на хорошие комиссионные. Теперь придется рассказывать ему об Уилфреде Робинсоне, Сидни Биффене, о Поле Мюллере и Яне Дирксе. Сочувственно взглянув на лорда Аффенхема, по-прежнему высившегося, словно мраморный истукан, он выбежал из галереи, и проходящая горничная направила его к телефону. 13 Лорд Аффенхем был человек стойкий. Он порой клонился под ударами молний, но всегда оправлялся и вновь становился самим собой. Через две минуты после того, как ушел Билл, он уже улыбался. Он осознал, что нет худа без добра, грозовой тучи -- без радужной каемки. Может, все как раз и к лучшему. Что говорить, приятно загнать фамильную галерею за хорошие деньги, но посмотрим и с другой стороны. Когда ваша племянница бездумно обручилась со скульптором и, только подтолкни, выскочит за него замуж, хорошие деньги опасны. Стань он человеком состоятельным, рассуждал лорд, способным раздавать деньги горстями, он не смог бы отказать бедной заблудшей девочке в ее доле, и что тогда? Не успеешь оглянуться, какой-нибудь священник скажет: "Хочешь ли ты, Джейн, выйти за этого Стэнхоупа?", и Джейн ответит: "Да, лопни кочерыжка! Иначе зачем я, по-вашему, купила свадебное платье?", и все, придется ей коротать век с этим жутким типом. Разумеется, деятельность Робинсона, Биффена, Диркса и Мюллера заслуживает некоторого порицания, но, черт возьми, все могло обернуться куда хуже. Соответственно, вернувшись через десять минут, Билл застал в галерее вполне ожившего лорда. Однако, поскольку суровое лицо редко выражало какие-либо чувства (обнаруживая явное сходство с заспиртованной лягушкой), то Билл первым делом поспешил выразить соболезнования -- словесную замену молчаливого рукопожатия или сочувственного похлопывания по спине. -- Мне страшно жаль, -- произнес он тоном, каким говорят с безнадежно больным. -- Э? -- Насчет картин. -- А, насчет них! Плюньте и разотрите, -- весело сказал лорд Аффенхем. -- Ошарашил он меня, да, но мужчина должен стойко переносить удары. Легко досталось, легко ушло, я так считаю. Надо, конечно, представлять, как это случилось. Я ведь далеко не первый виконт. Шестой. Значит, пять виконтов до меня, все нуждались в наличности, а картины только и ждут, чтоб их обратили в деньги. Ну и обратили. Что ж, молодцы. Думаю, дядя Грегори, который оставил их мне, хорошенько погрел руки. Вечно сидел без гроша. Был у него пунктик, ставить на лошадь, которая приходит десятой. В день расчетов все букмекеры за ним гонялись. Помню, мой старикан говорил, жаль, не получаю хоть фунта всякий раз, как братец Грегори улепетывает по Пикадилли. Форму, конечно, это поддерживает, да. Билл вздохнул с облегчением. Он не ожидал услышать столь бодрых слов, особенно после телефонного разговора с мистером Гишем. Мистер Гиш, услышав дурную весть, впал в безутешное горе. -- Ну, я рад, что вы приняли это по-философски. -- Э? -- Боялся я, вы расстроитесь. -- А чего расстраиваться? Ну, потерял день. Вот только Джейн, та огорчится. Думала, картины помогут вернуть семейный достаток. Пойду, позвоню -- И я пойду. Мне надо с ней поговорить. -- Выразить сочувствие? -- Нет, сделать предложение. -- Лопни кочерыжка! Так я был прав. Втюрились? -- Не без того. -- Быстро. -- Мы, Холлистеры, такие. Видим, влюбляемся, действуем. Voila! -- Простите? -- Французское выражение. Означает "вот вам, пожалуйста". Надо сказать Джейн. Она думает, я знаю по-французски только "L'addition" и "O-la-la!" Стоя возле телефона, пока его спутник громогласно пересказывал новость, Билл слушал, и его нетерпение росло. Он торопился излить свою душу, каждая потерянная минута казалась годом. -- Ну, -- сказал лорд Аффенхем, -- вот, пожалуйста. Voila! Э? Я сказал: "Voila!" Не дури, конечно расслышала. Вермишель, Устрицы, Антрекот... Билл не выдержал. -- Дайте мне. -- Да, забыл. Джейн, не отключайся. Тут с тобой хотят поговорить. Билл выхватил трубку, и лорд Аффенхем сказал ему: -- Выбирайте слова, мой мальчик, не огорошьте ее. -- Не огорошу. Джейн? Это Билл. Послушайте, Джейн, это важно. Согласны вы стать моей женой? -- Вот этого я и боялся, -- сказал лорд Аффенхем, неодобрительно качая головой. -- Помню старикан читал мне в детстве стихи. Про такого Альфонсо и такую, знаешь, Эмилию. Как там? Ведь наизусть помнил. Ах, да: Альфонсо, что был горд и тверд и тот еще нахал, восстал и этой та-ра-ра Эмилии сказал... Билл положил трубку. Вид у него был оторопелый. -- Моею будешь и привет, скажи одно лишь слово. -- О, да, -- Эмилия в ответ, -- готова, как корова. -- Он пристально вгляделся в Биллово лицо. -- По вашему выражению я заключаю, что Джейн ответила иначе? -- Ничего она не ответила. Поперхнулась и повесила трубку. Лорд Аффенхем мудро кивнул. В его молодости девушки частенько, поперхнувшись, вешали трубку, и это ничего хорошего не сулило. -- Я говорил, не огорошьте. Видите, что получилось? Она решила, что вы ее разыгрываете. -- Разыгрываю? -- Подкалываете. Поднимаете на смех. А что бы вы подумали, будь вы девушка, и тип, которого вы еле знаете, высунул бы голову и крикнул: "Ты! Давай поженимся"? Никакого такта, никаких предисловий, раз-два, словно на чай с бутербродами пригласил. Насколько осмотрительней, подумал лорд Аффенхем, ведет себя в подобных обстоятельствах самец большой индийской дрофы! Как сообщают "Чудеса пернатого мира", почувствовав к самке этой дрофы нечто большее, чем простая дружба, он не орет по телефону, но распушает хвостовые перья, раздувает грудь и прячет в нее усы, выказывая тем самым и такт, и здравомыслие. Лорд Аффенхем уже собирался пересказать это Биллу, когда тот заговорил сам. -- Думаете, я поторопился? -- Мне так показалось. Билл задумался. -- Да, наверное. А мне и в голову не пришло. -- Вообще, не делайте предложения по телефону. Помню в 1920 влюбился я в одну девушку, Дорис ее звали. Звоню ей и говорю: "Я тебя люблю, люблю, люблю. Пойдешь за меня замуж?", а она отвечает: "А то как же. Конечно, пойду". -- Значит, все хорошо? -- Куда там! Я перепутал номера и позвонил не Дорис, а Констанс, которую на дух не переносил. Еле выкрутился. -- Мне тоже надо выкручиваться. Садитесь в машину, едем к вам. Я все ей объясню. -- Ее не будет дома. Она собралась к подруге, а вы знаете, что бывают, когда встречаются девушки старой школы. Вернется не раньше полуночи. -- Мне надо ее увидеть. -- Приезжайте завтра. К семи. Смокинг можете не надевать. Билл одобрительно взглянул на виконта. Возможно, он и чудаковат, но его посещают на удивление удачные мысли. -- Приеду. Спасибо огромное. -- Обещаю вам прекрасный ужин. Джейн стряпает -- пальчики оближешь. -- Она еще и стряпает? -- Должны бы знать. Она готовила ужин Твайну, ну, когда вы приезжали. Ведь вкусно было? -- Еще бы! Я только сегодня утром кому-то говорил. А почему ее вдруг понесло готовить Твайну? -- Она с ним помолвлена. -- Помолвлена? Что вы хотите сказать? -- В каком смысле? -- Она собирается за него замуж? -- Говорит, что да. В ранней юности, занимаясь боксом, Биллу несколько раз случалось угодить челюстью в то самое место, куда противник угодил кулаком, и возникало странное впечатление, будто верхняя часть черепа резко отделилась от нижней. Сейчас он испытывал нечто сходное. Он зашатался и упал бы, если бы во что-то не вцепился. Это оказался локоть лорда Аффенхема, который (лорд, а не локоть) издал тот же звук, что недавно, в саду Мирной Гавани. Билл еще не очухался. -- Ой, извините, -- сказал он. -- Я вас придавил? -- Как тонна кирпичей. Зверская боль. Что стряслось? Голова кружится? -- Нет, все в порядке. Я просто немного опешил. -- Еще бы! Я тоже опешил, когда она мне сказала. Сижу я утречком, решаю кроссворд, тут она врывается и спокойненько так, словно камбала на льду, объявляет, что выйдет за Стэнхоупа Твайна. Я прямо ошалел. "Что? -- говорю. -- За это кошмарище? Ты шутишь." Но нет. Уперлась, и ни в какую. Билл стоял, погруженный в свои мысли, и лорд Аффенхем вздохнул. -- Не скрою, у меня чуть сердце не лопнуло ко всем чертям. Нет, вы послушайте, Твайн! -- Я вас понимаю. -- Он укладывает волосы! -- Да. -- Носит желтые штаны! -- Да. -- Вот уж кого не хотелось бы пустить в дом! -- Совершенно согласен. Мы не можем это так оставить. Положим этому конец. -- А как? -- Я поговорю с Джейн и открою ей глаза. -- Не огорошите? -- Конечно, нет. Я буду спокоен, тактичен и убедителен. Самый верный тон. -- Неужели сумеете ее увести? -- Думаю, сумею. -- Что ж, удачи. Если вы справитесь, я первые взмахну шляпой и крикну "ура!" Однако не скрою, что до сих пор эта дурища оставалась глуха к голосу разума. Лопни кочерыжка! -- Лорд Аффенхем снова вздохнул. -- Когда я думаю, что Джейн собирается за Твайна и вспоминаю, как на ее сестру нашла блажь повенчаться с художником по интерьеру, то у меня возникает мысль, нет ли в нашей семье какой-то странности. 14 В тех редких случаях, когда позволяла погода, Роско Бэньян имел обыкновение выпивать послеобеденный коктейль на открытой веранде Шипли-холла, откуда прекрасно видны холмистые лужайки и дальний лес. Здесь он и обретался вечером того дня, когда Билл с лордом Аффенхемом посетили Шипли, сильно напоминая молодого отца в приемной родильного дома: он садился, вскакивал, ходил взад-вперед и вообще обнаруживал ту взвинченную непоседливость, которая обычно ассоциируется с рыбой на сковородке или кошкой на горячих кирпичах. Мортимер Байлисс уехал в клуб, чтобы предложить Стэнхоупу Твайну двадцать тысяч; в любую минуту он мог вернуться с вестью об успехе или провале. Может показаться странным, что Роско, так не хотевший поначалу расстаться с весьма значительной суммой, теперь разволновался, что сделка сорвется. Однако после беседы с Кеггсом утекло порядочно времени, деловое чутье, доставшееся Роско от покойного отца, успело поработать и сказало ему, что, как ни больно расстаться с двадцатью тысячами долларов, если они принесут миллион, он останется в большом барыше. А барыш был для Роско и едой, и питьем. Вошел Скидмор с коктейлями. Роско успел заглотить один и уже спокойнее приняться за другой, прежде чем появился Мортимер Байлисс, похожий на египетскую мумию, которая ищет чего бы выпить. -- Наконец-то! -- вскричал Роско Бэньян. Мортимер Байлисс целенаправленно двинулся к столику, но взял лишь томатный сок. Много лет назад врачи запретили ему даже смотреть на что-нибудь менее сообразующееся с современным просвещенным духом. Подобно Джамшиду, он пил когда-то до дна, но эти славные дни давно миновали. -- А вы ждали меня раньше? -- сказал он, прихлебывая адскую смесь и желая, как бывало частенько, чтоб она меньше напоминала разбавленные калоши. -- После клуба я заглянул к Гишу. Меня всегда изумляет, что Леонард Гиш еще на свободе. Ему давно пора отбывать срок в какой-нибудь тюрьме. Явный недосмотр. Роско был не в настроении обсуждать владельца галереи. -- Как дела? -- спросил он, трепеща всем телом. -- Пытался вытащить из меня двести тысяч долларов за Ренуара, которому сто -- красная цена. Вот вам нравы галерейщиков. Роско продолжал изображать камертон. -- В клубе, черт возьми! С Твайном! -- Ах, тогда? Все прошло как по маслу. Я дал ему чек, и он умчался в банк, не дожидаясь кофе. Роско с облегченным сопением упал в кресло. -- Я боялся, он откажется. -- Исключено. На мгновение мне показалось, что он меня расцелует. Порой, -- Мортимер Байлисс с отвращением поглядел на томатный сок, -- порой мне хочется сказать врачам, куда им засунуть свои предписания, и вернуться к счастливым годам, когда меня звали Байлисс-шесть-мартини. Тогда я напоминаю себе, что несправедливо лишать мир его лучшего искусствоведа. Да, как и следовало ожидать, Твайн ухватился двумя руками. -- Блеск! Мортимер Байлисс вынул монокль, тщательно протер, вставил обратно и воззрился на Роско Бэньяна с выражением, в котором более чуткий наблюдатель усмотрел бы нечто загадочное. -- Блеск? -- переспросил он раздумчиво. -- Интересно... -- Чего-чего? -- Я не совсем убежден, что ваши восторги оправданны. У Роско закралась тревожная мысль. -- Вы что, хотите сказать, он не помолвлен? -- Помолвлен, помолвлен. -- Что ж тогда? Мортимер Байлисс допил томатный сок, поставил стакан на стол, поежился и сказал, что Борджиа могли бы многому научиться в нынешние дни. -- Да, он сказал, что помолвлен, но дальше произнес нечто странное, и я усомнился, так ли радужно обстоят ваши дела. Твайн затронул тему внутрисемейного непонимания. Отец не хотел, чтобы он становился скульптором. Торговцы сеном, зерном и кормами обычно хотят, чтобы сыновья продолжали их дело. Роско не понял. -- Что, что? -- Отец Твайна -- преуспевающий ливерпульский торговец сеном, зерном и кормами. Кажется, фирма называется "Твайн и Бессемер". Роско удивился еще сильнее. -- Но он же американец! -- Твайн? Англичанин. Чистой воды. Никакого отношения к Америке. -- Кеггс сказал... Лицо Мортимера Байлисса сохраняло невозмутимость умершего и похороненного на берегах Нила пять тысяч лет назад, однако в сердце его клокотало веселье. Мортимер Байлисс не любил Роско Бэньянов мира сего. -- Это мне напомнило, что я собирался мягко вам сообщить. То, что сказал Кеггс, когда принес вам миллион долларов на блюдечке и получил в благодарность пятьдесят фунтов -- не доказательство. Его гордость была уязвлена, и он сказал, что ваш соперник -- Твайн, отлично зная, что двадцать тысяч пойдут псу под хвост. Насколько я знаю Кеггса, а я в свое время внимательно его изучил, такой розыгрыш вполне в духе его своеобразного юмора. Не хочу показаться назойливым, но мне часто кажется, что скупость когда-нибудь доведет вас до беды. Холмистые лужайки и дальние леса запрыгали перед Роско Бэньяном, как в старом немом кино. Он встал. Лицо у него было багровое, глаза сверкали. -- Я ему шею сломаю! -- Ну, если это необходимо, ломайте. Но против этого есть закон. -- Прямо сейчас и сломаю. -- А как насчет обеда? -- Я не хочу обедать. -- А я хочу, -- сказал Мортимер Байлисс. -- Я безумно голоден, но не могу пропустить, как вы будете ломать Кеггсу шею. Еду с вами. Я один из тех подростков, о которых пишут в газетах -- охотник до острых ощущений. 15 Лорд Аффенхем нечасто принимал гостей в Вэли-Филдз, предпочитая выказывать радушие в клубе, но, когда принимал, Огастес Кеггс любезно облачался в старый доспех, как памятным вечером у Стэнхоупа Твайна, и спешил в бой. Огастес Кеггс, пенсионер и капиталист, по-прежнему жил феодальным духом, и если уж прислуживал, так не щадя живота, как в Шипли-холл. Соответственно он и распахнул парадную дверь Лесного Замка перед приехавшим Биллом. Билл, переживший за последние дни значительные нервные потрясения, в первую минуту подумал было, что тронулся под их влиянием и видит галлюцинации. Затем в голову пришло более приемлемое объяснение. Кеггс, рассудил он, за соответствующую мзду нанимается на вечер к тем жителям Вэли-Филдз, которым пришла фантазия устроить вечеринку. И он сердечно приветствовал старого знакомого. -- Привет, -- сказал он. -- Мы частенько видимся в последнее время? -- Да, сэр, -- согласился Кеггс, снисходительно улыбаясь. -- А вы, похоже, прыгаете с места на места, как альпийская серна. Кажется, я прошлый раз не сказал вам, как меня зовут? Ладно, какие могут быть тайны между старыми друзьями. Я -- Холлистер. В выпуклых глазах Кеггса блеснул почтительный интерес. -- Вот как, сэр? Не сочтите за вольность, но могу ли я спросить, не сын ли вы мистера Джозефа Холлистера из Нью-Йорка? -- Верно, моего отца звали Джозеф. Вы его знали? -- Я служил у покойного Дж.Дж.Бэньяна, а мистер Холлистер-старший частенько обедал за нашим столом. Вы поразительно на него похожи. Прошу сюда, сэр. Его милость у себя в кабинете. Кабинет был большой, просторный, уютно обставленный в сельском стиле -- изгнанный из рая лорд Аффенхем не поленился прихватить с собой все милые сердцу кресла, ковры, картины, книги и мелкие вещицы. По стенам висели его фотографии на разных этапах становления: школьник, студент, гвардеец, бульвардье, воин на полях Лооса и Соммы... Билл с интересом бы их рассмотрел, дабы узнать, всегда ли его хозяин обладал такой странной формой. Однако ему не дали -- лорд Аффенхем, мрачный, словно только что получил тревожные вести, усадил его в кресло, сунул ему в руку бокал и тут же заговорил. -- Холлоуэй, -- сказал он. Билл заметил, что его зовут Холлистер. Лорд Аффенхем удивился, но сказал, что это неважно, потому что теперь они близкие друзья и он будет называть его просто Огастес. -- Почему? -- с интересом спросил Билл. -- Это ваше имя. -- Мое имя -- не Огастес. -- Не Огастес? -- Нет, не Огастес. Лорд Аффенхем прищелкнул языком. -- А, я вижу, почему ошибся. Это Кеггса зовут Огастес. Я, бывает, путаю имена. Моя племянница Энн, сестра Джейн... -- Это которую вытащили из пруда? -- Да, всю в пиявках. Она выскочила за такого Джефа Миллера, и лишь много позже я избавился от убеждения, что его зовут Уолтер Уиллард. -- По-моему, разница не большая. -- Не большая, но хочется быть точным. Джейн вечно ругает меня за эту забывчивость. -- А где Джейн? -- В кухне. -- Можно с ней поговорить? -- Не советую. Женщины не любят, когда им мешают готовить, особенно если они уже на взводе. Мда, Фред, не хочется говорить, но она на взводе. Ходит, как во сне, смотрит, как умирающая утка, и не отвечает, когда с ней заговариваешь. У нее нервное потрясение. -- Да нет, не может быть. -- Потрясение, -- твердо повторил лорд Аффенхем. -- А чего вы хотите? Вы же ее и огорошили. Помню, в двенадцатом году у одной девицы случилось нервное потрясение, когда мне не понравилась ее новая шляпка. Чтобы вылечить, пришлось купить ей бриллиантовое солнышко. Вы потрясли Джейн до глубины души, будь она неладна. Если хотите обскакать этого чертова Твайна, придется вам рыть землю и есть сапожный крем. Обстоятельства сложились крайне неблагоприятные. Знаете что она сказала перед тем, как сунуть курицу в духовку? Твайн огреб жуткую кучу денег. Билл вздрогнул. -- Твайн? Сколько? -- Двадцать тысяч, чтоб ему пусто было. -- Что?! -- Факт. Ей сказал Кеггс, а он, похоже, присутствовал при разговоре Бэньяна и того, искусствоведа. -- Байлисса? -- Я бы сказал Банстеда. -- Причем тут они с Бэньяном? -- Я и рассказываю. Похоже, этот Бэньян с этим Банстедом говорили про этого Твайна, и этот Банстед сказал, что этот Твайн гений или что-то такое, и этот Бэньян дал этому Твайну двадцать тысяч долларов в обмен на процент от его будущих заработков. С пьяных глаз, наверное. Выходит, у Твайна, чтоб ему провалиться, теперь двадцать тысяч в заднем кармане. Значит, исчезло последнее препятствие, которого нас спасало. Он мог бы жениться на пятидесяти Джейн. Если бы, -- добавил лорд Аффенхем, обдумав последнюю фразу, -- он был мормон. Мда, -- заключил он, -- это мурло заполучило денежки, и, если вы намерены чего-нибудь добиться, Фред, берите ноги в руки. Его мрачность передалась Биллу. До сих пор тот был склонен недооценивать противника; но Стэнхоуп Твайн, чей вельветовый карман оттопыривает Бэньяновское золото -- противник опасный. Без сомнения, надо брать ноги в руки, рыть землю и есть ваксу, не говоря уже о том, чтобы засучить рукава и разбиться в лепешку. -- Вы уверены? -- Говорю вам, Кеггс там был. -- Где? -- В Шипли, при разговоре. -- Что он там делал? -- Поехал к Бэньяну, что-то ему понадобилось. -- Странно, что они говорили при Кеггсе. -- Он, наверное, подслушивал в замочную скважину. -- И еще. Не понимаю, как Роско решился поставить двадцать тысяч долларов невесть на кого. Решительно не в его духе. Лорд Аффенхем понял, что его молодой друг запутался, и отнесся к этому терпеливо. Он и сам иногда запутывался. -- Это не Роско, а Бэньян. -- Его зовут Роско. -- Нет, нет. Бэньян. -- Роско -- имя, Бэньян -- фамилия. На лорда Аффенхема снизошло просветление. Он тоже умел схватывать на лету. -- Ах, имя? Так, так, так. Теперь я разобрался. -- В это совершенно невозможно поверить. Роско никогда не расстается с деньгами. Все знают, что у него в карманах одностороннее движение. Лорд Аффенхем не любил споров. -- А вот отдал! -- Если это правда. -- Конечно, правда. Зачем Кеггсу выдумывать? Вы уклонились от сути, Фред. Нельзя терять драгоценное время, спрашивая себя, зачем этот Рональд совершил опрометчивый поступок. Мы должны объединить усилия и выработать план совместных действий. Еще коктейль? -- Спасибо. Да, он мне нужен. -- Перед нами стоят две проблемы, -- сказал лорд Аффенхем, когда вновь наполнил бокалы. -- А: как помирить вас с Джейн, и Б: как сделать, чтоб она не помчалась к регистратору и не окрутилась с этим паршивцем. Первая проблема -- самая сложная. Решив ее, вы сами разберетесь со второй. Вот уж не поверю, что вам слабо утереть ему нос! Вы будете рады услышать, что первое затруднение я готов устранить. -- Готовы? -- Да. Можно приступать. Вы стихи читаете? -- Часто. А что? -- Я вот подумал: бывает, кто-нибудь их поэтов набредает на что-то дельное. Помните, один сказал, что женщины -- сущие стервы, когда с вами все хорошо, но просто ангелы, когда вы мучаетесь похмельем... -- Когда легко, горда и холодна... -- Вот, вот. Мой старикан читал это всякий раз, как напьется. Все так и есть. Возьмите Джейн. Она злится, но стоит горю омрачить ваше чело, уверен, бросится вас облизывать. В точности как ее сестра. -- Это которая вышла за Уилларда? Лорд Аффенхем прищелкнул языком. -- Старайтесь запоминать имена, Фред, -- сказал он укоризненно. -- Я вам говорил, его зовут Миллер, Джеф Миллер. Вы плохо слушаете. Мда, Джеф Миллер, отличный малый, которого я считал своим сыном, втюрился в мою племянницу и стал за ней ухлестывать, а она, дурища, не желала слушать, потому что вообразила, будто любит эту клейстерную душу, Лайонела Грина. Когда Джеф к ней подкатывался, ее перекашивало, как от флюса. Не желала с ним говорить. Завела привычку: останутся с глазу на глаз -- пулей вылетает из комнаты. Это затрудняло ухаживания. -- Осложняло, можно сказать. -- Еще как. Бедняга совсем скис. А было это в Шипли, на моих собственных глазах. У меня сердце кровью обливалось смотреть, как Энн отшивает Джефа и каждая минута приближает день, когда она станет женой этого киселя. Я готовился, скрепя сердце, принять в семью художника по интерьеру, но тут, однажды вечером, очаровательная особа, некая миссис Моллой, которая тогда гостила в Шипли, огрела Джефа по голове моей табакеркой. Биллу подумалось, что в семейной жизни его хозяина было чем заинтересовать Шерлока Холмса. -- Огрела? -- Прямо по затылочной кости. Они с мужем были мошенники. Джеф поймал их, когда они пытались обчистить дом. Он потребовал, чтобы мистер Моллой вернул украденное, и миссис Моллой, естественно, оглоушила его табакеркой. Разумеется, после этого между ним и Энн все уладилось. -- Уладилось? -- Билл испытывал чувство, которое всех нас когда-нибудь да посещало -- ему казалось, что он не выдерживает интеллектуального накала беседы. -- Почему? -- Э? -- Почему это привело к счастливой развязке? -- Потому что у Энн открылись глаза. Она заглянула в свое сердце и прочла, что там написано. Когда Джеф лежал, откинув лапки и, по всему, отдав концы, она поняла, что любит его, бросилась на простертое тело, целовала и приговаривала: "О, Джеф! О, о, Джеф!" Про Лайонела Грина и думать забыла. Занятно, а? Проливает свет на женскую психологию. -- Основательная была табакерка. -- Еще какая! Я купил ее, когда поступил в Кембридж. Всякий первокурсник первым делом покупает такую банку для табака с гербом колледжа. Сейчас покажу. -- Лорд Аффенхем враскачку перешел комнату и вскоре вернулся. -- Стоящая вещица, -- сказал он, любовно разглядывая банку. -- Сорок лет служит, и хоть бы что. Джефова голова даже выщербинки не оставила. Лопни кочерыжка, прямо вижу эту сцену, как сейчас вижу. Джеф покатил бочку на Моллоя -- неприятный был тип, лысоватый, -- а Долли, это миссис Моллой, очаровательная особа, хотя, разумеется, со своими недостатками -- подняла банку и чпок! Вот так, -- проговорил лорд Аффенхем и враскачку пошел к двери. -- Джейн, -- позвал он. -- Дже-ейн! -- Да? -- Поди-ка сюда. Тут с молодым Холлоуэем... Показывал ему табакерку и у меня рука дрогнула... 16 Некоторое время спустя Билл очнулся от беспорядочного кошмара, в котором с ним творилось нечто странное, и постепенно понял, что кто-то стоит рядом, протягивая ему бокал с бренди. -- Глотните, мой мальчик, -- сказал лорд Аффенхем. Лицо человеколюбивого пэра лучилось самодовольством, словно у генерала, только что одержавшего славную победу. Наверное, так выглядел Веллингтон после Ватерлоо. Билл глотнул, и в голове у него немного прояснилось. Он устремил на хозяина расстерянно-сердитый взгляд. -- Это вы меня? -- спросил он. -- Э? -- Это вы ударили меня табакеркой? Самодовольное лицо расцвело скромной ухмылкой, отчего стало еще хуже. Шестой виконт словно говорил: "Не стоит благодарности, всякий на моем месте сделал бы то же самое". -- Да, конечно, -- признал он. -- Молодым надо помогать. Как я и предвидел, это сработало. Я подошел к двери, крикнул: "Джейн! Дже-эйн!", она отозвалась: "Что там у вас?" -- видать, закрутилась с ужином, не хотела отвлекаться. "Поди-ка сюда, -- сказал я. -- Что-то с молодым Холлуэеем". Она вошла, увидела ваше простертое тело, бросилась на него -- ну, все, как обычно. Целует, причитает... Билл и не думал, что в человеческих силах унять пульсирующую боль в затылке, на который упало с седьмого этажа нечто вроде Обнаженной, однако при этих словах биение прекратилось и боль как рукой сняло. Ее сменил кипучий восторг, какого Билл не испытывал и читая письмо Анжелы, освобождавшее его от слова чести. Он чувствовал себя тем типом из поэмы, который воскормлен медом и млеком рая напоен, так что не очень удивился бы, если б лорд Аффенхем, заметив: "О, берегись! Блестят его глаза, взлетают кудри!" обошел его хороводом. Билл с шумом втянул воздух, что за последние дни вошло у него в привычку. -- Она меня поцеловала? -- трепетно переспросил он. -- А что поделаешь? Крича при этом: "Билл, милый! Скажи хоть слово, Билл, милый! Лопни кочерыжка, ты не умер, Билл, милый?" Странно, почему Билл, когда вы -- Фред? Но это -- дело десятое. Главное, она назвала вас "милый" и поцеловала. Билл встал и заходил по комнате. Если мы вспомним, как стремительно, можно даже сказать -- яростно он ухаживал, нас удивит, что сейчас главным его чувством (помимо восторженного желания похлопать по плечу весь мир, начиная с лорда Аффенхема) было глубочайшее смирение. Он мучительно ощущал свое недостоинство, подобно свинопасу из сказки, которого полюбила принцесса. Надо сказать, он вовсе не походил на киноактера или греческого бога. Над камином у лорда Аффенхема висело зеркало, и он на мгновение задержался перед своим отражением. Все, как он и предполагал. Лицо честное -- и, собственно, все. Видимо, Джейн -- та редкая девушка, которая не останавливается на внешней оболочке, но роет глубже, пока не доберется до души. Впрочем, и это не выдерживало критики. Душу свою Билл знал хорошо -- как-никак, прожил с ней целую жизнь. Приличная душа, но ничего особенного. В небесных книгах, должно быть, записано "душа мужская обычная одна". Несмотря на все это, Джейн бросилась на его простертое тело и целовала, приговаривая: "Билл, милый! Скажи хоть слово, Билл, милый! Лопни кочерыжка", и так далее. Все это было очень загадочно. Не исходи рассказ из надежного источника, от непосредственного очевидца, Билл вряд ли бы ему поверил. Его охватило жгучее желание увидеть Джейн. -- Где она? -- вскричал он. -- Пошла за холодной водой, губкой, и... -- Лорд Аффенхем заметно вздрогнул. -- Слышу, она возвращается. Кажется, мне пора уходить. Вошла Джейн с миской. Увидев главу семьи, она сверкнула глазами. -- Дядя Джордж... -- процедила она сквозь зубы. -- Тихо. Тихо. У меня -- срочное дело. До скорого, -- сказал шестой виконт и пропал, словно нырнувшая утка. Джейн поставила миску. Огонь в ее глазах потух, они были влажны. -- О, Билл! -- сказала она. Билл говорить не мог. Дар речи ему изменил. Он мог лишь молча смотреть, заново дивясь, что эта золотая принцесса унизилась до него, свинопаса, да и то не ахти какого. Как она хороша, думал Билл, не подозревая, сколь далек сейчас от реальности. Нельзя простоять у плиты теплым июньским вечером, готовя курицу и два гарнира, не говоря уже о бульоне, и остаться в полном блеске. Лицо у Джейн раскраснелось, волосы выбились, на одной щеке чернело пятно -- видимо, от сажи. Тем не менее Биллу она казалась совершенством. Такой, говорил он себе, я запомню ее на всю жизнь -- чумазой и в фартуке. -- Джейн! -- прошептал он. -- Джейн! -- Твоей голове, -- сказала она через несколько секунд, -- это скорее вредно. -- Полезно, полезно, -- заверил Билл. -- Я только-только понял, что я не просто сплю. Или сплю? -- Нет. -- Ты действительно... -- Конечно. И вновь Билл почувствовал то же респираторное затруднение. Он пожал плечами, отказываясь что-нибудь понимать, однако душа его пела, равно как и сердце. -- Нет, очень странно, все-таки! Кто ты и кто -- я? Я спрашиваю: "Чем ты заслужил это, Уильям Куокенбуш Холлистер?"... -- Уильям что Холлистер? -- Вина не моя, а крестного. Думай просто "К". Так я спрашиваю: "Чем заслужил?" и отвечаю: "Ни черта не заслужил". Однако, раз ты говоришь... Что ты делаешь с этой губкой? -- Собираюсь обмыть тебе голову. -- Господи, сейчас не время мыть голову! Я хочу сказать, если найду слова, что я о тебе думаю. Ты -- замечательная. -- Ну, что ты! Я самая заурядная. -- Вот уж нет. Ты прекрасна. -- Раньше ты так не думал. -- Чего ты хочешь от мальчишки, не способного отличить правую руку от левой? Расскажи мне, кстати, о своей красоте. Когда ты начала ее ощущать? -- Думаю, я стала походить на человека лет в четырнадцать. Когда сняли железяки. -- И очки? -- И очки. Астигматизм исправился. Билл подавил вздох при мысли о том, как много он потерял. Они сидели в кресле лорда Аффенхема, довольно просторном, словно нарочно сделанном для тех, кто не прочь устроиться рядышком. Со стены на них благодушно смотрела фотография лорда Аффенхема в какой-то странной форме, словно говоря: "Благослови вас Бог, дети мои". -- Когда тебе было четырнадцать, я шагал по Нормандии к Парижу с армией освободителей. -- Крича "O-la-la"? -- Да, и еще "L'addition". Все говорили, это очень помогает. Не ерзай. -- Я не ерзаю. Я встаю. Сейчас я вымою тебе голову. -- Я не хочу мыть голову. -- У тебя огромная шишка. -- Пустяки. До свадьбы заживет. Впрочем я рад, что это не случилось раньше, когда милорд Аффенхем был моложе и сильней. Лицо Джейн вновь обрело холодную суровость. -- Не упоминай при мне этого человека. Его место в психушке. -- Чепуха. Не желаю слышать ничего дурного о дяде Джордже. Пути его неисповедимы, дела его чудны, но плоды они приносят. -- Все равно, его надо освежевать тупым ножом и окунуть в кипящее масло. Чтоб запомнил. Почему всякого, кто желает с нами породниться, обязательно надо бить табакеркой? -- Ты не уважаешь традиции? Впрочем, я понимаю. Когда-нибудь попадется тонкокостный ухажер, и старый филантроп предстанет перед судом за убийство. -- Не будет больше ухажеров, сестры Бенедик иссякли. Как кролики. Их больше нет. -- Ладно. Я получил ту сестру, которую хотел. -- Видел бы ты первую! -- Что? -- Ну, первую, Энн. -- А, некрасивую! -- Вот уж нет. Она -- редкая красавица. Билл не сдался. -- Любая твоя сестра, будь она Клеопатра, Лилиан Гиш и Мэрилин Монро в одном лице, для меня -- некрасива. И вообще, сомневаюсь, чтобы Энн мне понравилась. Вся в пиявках! Кстати, разреши спор, она -- миссис Джеф Миллер или миссис Уолтер Уиллард? -- Джеф Миллер. -- Долго он был с ней знаком? -- Нет. -- Значит, у меня преимущество. Я женюсь на своей детской любви. Куда романтичнее. -- На детской любви?! В Мидоухемптоне ты на меня и не смотрел. -- Мы уже с этим разобрались. Ты была кикиморой. -- Значит, все дело в моей внешности? -- Еще чего! Давай проясним это раз и навсегда. Я женюсь на тебе за твою стряпню, и буду строго следить, чтоб она оставалась на высоте. Кстати, раз уж мы решили похоронить прошлое, как насчет Твайна? А, то-то же, прячешь глаза и шаркаешь ногами! Стоило отвернуться на полминуты... -- На пятнадцать лет. -- Я отвернулся на какие-то пятнадцать лет, и что? Ты бросаешь меня ради типа, который носит желтые штаны. Кстати, это возвращает нас к важному пункту. Что с ним делать? Негуманно держать его в неведении, пока дело не дойдет до свадебного пирога. Что мы предпримем? -- Ой, Билл! -- Господи, ты плачешь? -- Нет, смеюсь. -- Что тут смешного? -- Ты сказал, предпримем шаги. Не надо. Он сам все предпринял. Билл вытаращил глаза. -- Ты хочешь сказать, он дал тебе отставку? -- Он выразился иначе -- свободу. -- Расскажи! -- Рассказывать, собственно, нечего. Сегодня утром я сообщила ему, что за картины ничего не выручить. Он держал себя как-то странно, а вечером, перед твоим приходом, прислал записку. Очень красивую. Он не вправе... -- Не говори. Можно, я угадаю? Отнимать лучшие годы твоей жизни..? -- Да. Нечестно требовать от меня верности слову, когда у него нет и малейшей надежды скопить денег на женитьбу, поэтому он посчитал справедливым дать мне свободу. Очень трогательно. -- Двадцати тысяч недостаточно? -- Он не знал, что я про них знаю. -- Уж наверное. -- Я угадываю ход его мыслей. Слышали про человека, который в первую мировую записался не в кавалерию, а в пехоту, и сказал... -- "Когда я побегу, не придется тащить лошадь". Да, Мортимер Байлисс рассказал мне в одном из редких приступов благодушия. К чему это? -- Ну, Стэнхоуп всегда говорил, что ему надо попутешествовать по Италии, по Франции, расширить кругозор, усовершенствоваться в мастерстве. Теперь такая возможность представилась, и он не хочет тащить жену. Тем более нищую. Он всегда блюдет свои интересы. -- Что же ты в нем нашла, бедное заблудшее создание? -- Думаю, дядя Джордж прав, только не говори ему, не подрывай дисциплину. "Ты бы и не посмотрела в его сторону, -- сказал он, -- если бы не оказалась в пригороде, где и взгляд-то остановить не на ком". Наверное, так и есть. Привыкаешь говорить через забор, а дальше все выходит само собой. -- Вероятно, тебя ослепили его брюки. Ладно, на первый раз простим, но чтобы больше такого не повторялось. -- Билл замолчал, прислушался. -- Вы держите дома слона? -- Насколько я знаю -- нет. Хотя дядя Джордж часто поговаривает, что надо бы купить страуса. Хочет посмотреть, как страус зарывает голову в песок. Почему ты спросил? -- Мне показалось, что он поднимается по лестнице. Это оказался не слон, а шестой виконт Аффенхемский. Он ворвался в комнату, выглядя -- насколько это для него возможно -- оживленным. -- Эй! -- сказал он. -- Что там в кухне, будь она неладна? Дым валит клубами, смердит до небес. У Джейн вырвался сдавленный крик. -- О, Господи, ужин! Наверное, сгорел дотла. Она стремглав выбежала из комнаты, лорд Аффенхем проводил ее снисходительным взглядом. -- Женщины! -- произнес он с довольным смешком. -- Ну, как дела, Фред? -- Отлично, дядя Джордж. Вы теряете племянницу, но обретаете племянника. -- Превосходно. Лучше быть не может. -- Вообще-то могло быть много лучше. Дело в том, что при моей бедности нечего и мечтать о женитьбе. Все, что у меня есть -- жалование от Гиша. -- И больше ничего? -- Ни цента. -- Жалко, что с картинами получился облом. -- Да, но взгляните с другой стороны. Если б не они, я бы не встретил Джейн. -- Тоже верно. Ладно, что-нибудь да подвернется. Да, Кеггс? В комнату вплыл опечаленный Кеггс. -- Мисс Бенедик просила меня подняться и сообщить вашей милости, что, к своему величайшему сожалению, не сможет сегодня подать ужин, -- произнес он. -- Отбросил копыта, да? Нам-то что! Кеггс, я попрошу вас наполнить бокал и выпить за здоровье молодых. -- Милорд? -- Вот этого Фреда Холлоуэя и моей племянницы Джейн. Они собрались пожениться. -- Вот как, милорд? Желаю вам всяческого счастья, сэр. Вошла Джейн. Она была грязная и расстроенная. -- Еды не будет, -- сказала она. -- Одни угольки остались. Придется нам идти в пивную, куда вы с мистером Кеггсом ускользаете по вечерам. Лорд Аффенхем брезгливо скривился. -- Что? Тащиться в местную забегаловку, когда ты прозрела, дала отставку Твайну и подцепила отличного малого? Да не за кувшин пива! Мы едем к Баррибо, а тебе стоит умыться. У тебя все лицо черное. Можно подумать, ты намазалась сажей, чтобы петь под банджо с лодки. 17 Открытие, что волк в шкуре дворецкого ловко нагрел вас на двадцать тысяч долларов, обыкновенно сказывается на мастерстве водителя, особенно если тот ценит деньги. Не успев толком отъехать от Шипли-холла, Роско, чьи мысли блуждали в другом месте, въехал в телеграфный столб. Внутренний ущерб, причиненный машине, оказался столь велик, что пришлось пешком возвращаться за лимузином. Соответственно, был уже довольно поздний час, когда они с Мортимером Байлиссом прибыли в Лесной Замок. Огастес Кеггс не удивился посетителям. Ему и раньше приходило в голову, что сын бывшего хозяина скоро заявится в Вэли-Филдз. Кеггс восхищался Мортимером Байлиссом, но знал того за человека, неспособного приберечь про себя хорошую шутку. Таким образом, депутация из Шипли-холла застала его во всеоружии. Кеггс был радушен и полон старосветской учтивости в полную противоположность Роско, который напоминал вулкан, готовый извергнуть горячую лаву вослед бегущим сонмам. Кеггс проводил визитеров в крохотную гостиную и накрыл зеленой бязью клетку с канарейкой, словно желая оградить деловую встречу от неуместных трелей. Никто не мог бы быть любезнее. Даже когда Роско обрел дар речи и обозвал его шестью оскорбительным именами, самое мягкое из которых -- "жирный мошенник", Кеггс продолжал лучиться кротостью, словно особо благообразный епископ. -- Я ожидал некоторых выражений неудовольствия с вашей стороны, сэр, -- сказал он спокойно, -- однако уверен, мистер Байлисс меня поддержит, что взаимными упреками ничего не достичь. Мортимер Байлисс был не в духе. Его утащили от обеда, о котором он мечтал несколько часов. Он кисло глядел на Роско, в тысячный раз думая, каким вырожденцем оказался сын старого Дж.Дж., которого он, несмотря на многочисленные недостатки, по-своему любил. Дж.Дж. Бэньян был старый пират, его деловая этика многих удивляла, но была в нем и щедрость, напоминающая о просоленных буканьерах Карибского моря. В Роско Бэньяне щедрости не было. Мортимер Байлисс всегда считал его жмотом и прощелыгой. -- Верно, -- сказал он. -- Это -- деловая встреча. Роско задрожал всеми своими подбородками. -- Мне что же, говорить вежливо с этим склизким старым бандитом? -- Не вам винить мистера Кеггса за эту маленькую месть. Я сказал, что вы пожалеете о своей скупости. Пятьдесят фунтов? Вы ранили его чувства. -- Еще как, сэр, -- сказал Кеггс, глядя на Роско с укоризненной добротой епископа, узнавшего, что любимый священник курит марихуану. -- Пятьдесят фунтов! Меня это глубоко задело. -- Ну, а теперь вы глубоко задели Роско, значит, все квиты и можно начинать с начала, -- сказал Мортимер Байлисс. -- И, ради Бога, перейдем к делу, потому что я хочу обедать. Я так понял, теперь вы готовы открыть истинное имя загадочного долгожителя? Здесь мистер Байлисс посчитал нужным устремить на Огастеса Кеггса долгий, прямой взгляд, который недвусмысленнее шепота на ухо предупреждал: "Только выдайте меня, и я задушу вас голыми руками". Ему нравилось дразнить Роско, но разум советовал не переходить черту, за которой прощение невозможно, а этого не миновать, если прижимистый юноша узнает: одно его, Мортимера Байлисса слово спасло бы ему двадцать тысяч долларов и слово это сказано не было. Роско, при всех своих изъянах -- владелец бэньяновской коллекции, и может отказаться от услуг хранителя. Кеггс, уже представленный в нашей хронике опытным диагностом сопений и вздрагиваний, прекрасно разбирался и в долгих прямых взглядах. Он без труда прочел послание черного рогового монокля. Будь он не столь величав, о быстром движении его левого века можно было бы сказать "подмигнул". -- Конечно, сэр, -- сказал он, -- на приемлемых условиях. -- Что вы называете приемлемыми условиями? -- Сто тысяч долларов, сэр. Казалось бы, Роско пил из чаши горечи столько, что мог бы, не поморщась, проглотить и эту каплю; тем не менее он вылетел из кресла, как (воспользуемся метким сравнением) пуля из ружья. Сейчас он походил на раздражительного кита, которому охотники всадили гарпун в любимую мозоль. -- Что? Да вы... -- Прошу вас, сэр! -- сказал Кеггс. -- Прошу вас, Роско! -- сказал Мортимер Байлисс. -- Если вы будете перебивать, мы ни к чему не придем. Сто тысяч долларов? Сейчас и наличными? -- Нет, сэр. Я имел в виду пять тысяч долларов задатка, остальное -- когда мистер Роско получит причитающуюся ему сумму. Я считаю, что заслужил небольшую компенсацию за предоставленные сведения. Дрожь пробежала по телу Роско -- такого рода дрожь предвещает землетрясение. -- Небольшое? НЕБОЛЬШОЕ?! Сто тысяч долларов! -- Десять процентов -- обычная плата посреднику. -- Вы... -- Прошу вас, сэр! -- Прошу вас, Роско! -- сказал Мортимер Байлисс. -- Да, я считаю это разумным. Я потребовал бы половину. Вы же видите, вы у него на крючке. Без финансовой помощи тот другой может вообще не жениться. Кто знает, вдруг он образумится и поймет, что единственно стоящая жизнь -- холостая? А помочь ему финансово вы не можете, пока Кеггс не назовет вам фамилию. Знаю, чековая книжка при вас, вы без нее не выходите. Дайте ему пять тысяч. -- Чтоб он снова назвал мне неправильное имя? -- Роско горько рассмеялся. -- Ищите дурака! Мортимер Байлисс кивнул. -- А ведь верно. Поняли, Кеггс? Если вы назовете фамилию прежде, чем получите чек, Роско вас перехитрит и ничего не заплатит, а пока вы не скажете фамилию, не выпишет чека. По-моему, это тупик. -- Если позволите, я знаю, как из него выйти. Имя вам знакомо, и вы сможете подтвердить его подлинность. Если бы я доверительно сообщил вам его на ухо... -- Прекрасная мысль. Все устраивается. Вперед, Кеггс. Шепните, и я услышу... Ну же! -- Видный искусствовед с преувеличенным интересом достал батистовый носовой платок и прочистил ухо. -- Ну, ну, ну! Все правильно, Роско, это хорошо. Пока Роско, подобно сэру Бедиверу, печальным предавался размышленьям, не зная, который путь избрать, Кеггс подошел к письменному столу, достал лист бумаги, положил на поднос (так неискоренимы старые дворецкие привычки) и подал Мортимеру Байлиссу. -- В надежде, что мистер Бэньян одобрит мое предложение, я заготовил контракт, который с его подписью обретет законную силу. Соблаговолите взглянуть? Мортимер Байлисс взял документ и поправил монокль. -- Вы увидите, что условия и обстоятельства оговорены очень четко. -- И впрямь. Это составил юрист? -- Нет, сэр, я воспользовался книгой "Сам себе адвокат". -- Прекрасно. Давайте, Роско. Вынимайте чековую книжку. Нет, погодите. Я вижу то же препятствие, что и в прошлый раз. Как вручить мистеру Икс деньги? -- Очень просто, сэр. Мистер Бэньян -- владелец Бэньяновского собрания, вы -- его хранитель. Молодой человек занимается картинами. -- И? -- Будет вполне естественно, если мистер Бэньян предложит ему место вашего помощника с солидным жалованьем, а, возможно, и с оговоркой, что предпочтет взять человека женатого. Он мог бы намекнуть, что молодой джентльмен довольно скоро сменит вас на месте хранителя, так как вы уже стары и не справляетесь с работой. -- Но-но! -- Простая уловка, сэр. -- Зовите это уловкой, если хотите, а я называю это кощунством. Да, я понял. Правда, несколько жестоко. Тот бедолага бросит работу, женится, а Роско тут же его и выставит. -- Нет, сэр. Очевидно, между ними будет заключено письменное соглашение, гарантирующее молодому человеку работу в течение определенного срока. -- Это вам тоже "Сам себе адвокат" присоветовал? -- В точности так, сэр. Иначе молодой человек не будет ощущать достаточной уверенности, чтобы принять на себя налагаемую браком ответственность. -- Иными словами, побоится, что не прокормит жену? -- Вот именно, сэр. -- Вы все продумали? -- Старался, сэр. Мортимер Байлисс махнул рукой со щедростью человека, который распоряжается чужими деньгами. -- Давайте же, Роско. Скоренько. Подпишите здесь. -- Чего-чего? -- Подпишите эту бумагу. Узнайте, кто ваш соперник. Тогда, может быть, я смогу уйти и раздобыть что-нибудь съестное. 18 В прославленном гриль-баре Баррибо все чудесно провели время. Лорд Аффенхем превзошел себя. От первого кусочка копченой лососины до последней чашечки кофе он был душой общества и очаровывал слушателей воспоминаниями о громких происшествиях на суше и на море, когда лишь счастливая случайность выручала его со стариной Джеком, Джо или Джимом из опасного переплета. Впрочем, не всегда выручала, поскольку в лучшей истории рассказывалось, как ночью лодочной гонки 1911 года дерзкий враг взял их со стариной Сэмми в полон, доставил в участок и утром оштрафовал на сорок шиллингов. Уже темнело, когда веселое трио Аффенхем-Холлистер-Бенедик подкатило на Билловой машине к воротам Лесного Замка. Они поспели как раз к завершению деловой встречи. Когда они вылезали, Кеггс, убравший чек и контракт в ящик письменного стола, провожал гостей к лимузину. Сытый вид погулявшей у Баррибо троицы как ножом резанул изголодавшегося Байлисса. На ум пришли бифштексы, отбивные и сочные антрекоты. Он резким шепотом принялся убеждать Роско, обменивавшегося любезностями с лордом Аффенхемом, ради всего святого закругляться и ехать. Однако Роско считал иначе. -- Можно с вами поговорить, Холлистер? -- сказал он и отвел Билла в сторону. Джейн и лорд Аффенхем вошли в дом, Мортимер Байлисс скрючился в лимузине, мечтая о венгерском гуляше, а Роско темпераментно заговорил с Биллом. Когда, недолгое время спустя лорд Аффенхем, устроившийся в кресле с "Чудесами птичьего мира", вновь увидел будущего племянника, лицо у того лучилось необычным светом. -- Как вы были правы! -- сказал Билл. Лорд Аффенхем знал, что всегда и во всем прав, однако заинтересовался, о каком именно случае его прозорливости говорит молодой друг. -- В чем на этот раз? -- спросил он. -- Когда сказали: что-нибудь да подвернется. Видели, как Роско Бэньян только что держал меня за пуговицу? -- Мда, видел. Жирная рожа, этот Бэньян. -- Не называйте его так. -- Жирная рожа и есть. -- Знаю, но не говорите так о человеке, которого я люблю. -- Он -- фесвитянин. Билл всегда был разумен. -- Согласен, он похож на фесвитянина, -- согласился он, -- но за фесвитянской внешностью таится золотое сердце. Он только что предложил мне шикарную работу. На лорда Аффенхема это произвело впечатление. -- Вот как? Значит, в стервеце все-таки что-то есть. Беру назад фесвитянина. -- Он задумчиво помолчал. -- Но не жирную рожу, -- добавил он. -- В каком смысле работу? Какую работу? -- Самую лучшую. Давайте я перескажу все по порядку. Сначала он спросил, не думаю ли я уйти от Гиша. -- И вы ответили? -- Что думаю, но боюсь остаться без трехразового питания, столь необходимого человеку, желающему сохранить румянец. Тогда он сорвал накладные усы и предстал в подлинном обличии моего ангела-хранителя. Мортимер Байлисс, поведал он, выжил из ума и не справляется с работой. Как бы мне понравилось стать его помощником, а вскорости и хранителем Беньяновского собрания? -- Э? -- Отец Роско, покойный Дж.Дж.Бэньян, собрал, а Роско унаследовал, одну из лучших в мире живописных коллекций. Но это еще не все. Он назвал жалованье -- для начала, учтите, только для начала -- и у меня захватило дух. Я -- богат! -- Лопни кочерыжка! -- Во всяком случае, настолько, чтобы содержать жену, которая умеет готовить. Впрочем, мне надо торопиться. Через несколько дней я отплываю в Америку. -- С Джейн? -- Конечно. Боже правый, неужели вы думаете, что я оставлю ее здесь?! Как быстро можно пожениться? -- Думаю, в два счета, если раздобыть специальное разрешение. -- Я на всякий случай раздобуду два. -- Правильно, запас не повредит. -- Лорд Аффенхем помолчал с минуту. -- Знаете ли вы, -- сказал он наконец, -- что серебристая чайка, когда ухаживает, надувает шею, раскрывает клюв и отрыгивает значительное количество непереваренной пищи? -- Вот как? Однако в свадебный обряд англиканской церкви это не входит? -- Вроде бы нет. Впрочем, -- заметил лорд Аффенхем, -- мысль интересная. Поневоле задумаешься, как разнообразен мир. Тем временем Роско Бэньян и Мортимер Байлисс, отъехав на машине, остановились у "Зеленого Льва" на Розендейл-род и вошли туда, чтобы съесть холодного окорока. Мортимер Байлисс предпочел бы caviar frais, consomme aux pommes d'amour, supreme de foie gras au champagne, timbale de ris de veau Toulousiane и diabolitins, (икра, консоме (очень крепкий бульон) с помидорами, паштет из гусиной печени в шампанском, сладкое мясо по-тулузски, запеченное в тесте и дьяболитен (вид шоколадных конфет)) но, подобно лорду Аффенхему, умел справляться с суровостями жизни. Мы не скажем, что остаток пути до Шипли-холла он сиял, как солнечный луч, однако настроение его явно улучшилось. У него было время припомнить, что Роско Бэньян только-- только расстался еще с пятью тысячами долларов и письменно обязался выплатить сто. Еще немного, думал он, и наследник бэньяновских миллионов настолько проникнется духовностью, что общаться с ним станет чистым удовольствием. Когда они входили в дверь, появился Скидмор. -- Извините, сэр, -- сказал он. -- Вы желаете поговорить с мистером Пилбемом? -- Пилбемом? -- Роско вздрогнул. -- Он здесь? -- Нет, сэр. Он позвонил по телефону в ваше отсутствие и оставил свой номер. -- Соедините меня с ним, -- пылко потребовал Роско. -- Я буду говорить из курительной. -- Иду, сэр. -- И принесите мне сырного омлета, много кофе, горку тостов и пирог с яблоками, который мы вчера не доели, -- сказал Мортимер Байлисс. Он сидел в утренней гостиной, ожидая, пока доставят провиант, когда вошел Роско. Глаза его горели, манера была возбужденной. -- Пилбем их раздобыл, -- объявил он. -- А? -- Мортимер Байлисс не без труда оторвал мысли от приближающейся трапезы. -- Кто такой Пилбем и что он раздобыл? -- Я рассказывал. Он руководит сыскным агентством "Аргус". Я нанял его, чтобы вернуть письма. -- Ах, да. От вашей невесты Элали Дин или как ее. -- Элейн Донн. -- Это ее настоящее имя? -- Думаю, да. -- А я не думаю. Готов поспорить, ее зовут Марта Стаббз или что-нибудь в том же роде. Так значит, раздобыл? И теперь, как я понимаю, вы известите бедную девушку, что все кончено? -- Разумеется. Мортимер Байлисс хохотнул. -- О, юные мечты любви! -- сказал он. -- Нам, старым холостякам этого не понять. Вы, современные Ромео, умеете включать и выключать свои чувства простым поворотом крантика. Только неделю назад вы взахлеб рассказывали о ней. Что за черт, почему бы вам на ней не жениться? -- И потерять миллион? -- Зачем вам еще миллион? Он вам не нужен. -- Не говорите глупостей, -- сказал Роско. Мортимер Байлисс не стал доказывать свою правоту. Дверь открылась, прибыл сырный омлет. 19 Сыскное агентство "Аргус", чья контора находится в юго-западном почтовом округе, возникло за несколько лет до описываемых событий в итоге давно назревшей нужды -- нужды Перси Пилбема, ее основателя, в дополнительных средствах. Он начинал редактором прославленного еженедельника "Светские сплетни", но устал выведывать постыдные тайны за жалованье и пришел к выводу, что при его способностях куда выгоднее выведывать их для себя. Он взял кредит, уволился и теперь процветал. "Аргус" хвастался, что никогда не спит, и все, знавшие его, не удивлялись. Допуская, что у этого агентства есть совесть, с такими мыслями действительно не заснешь. Нанимая частного сыщика, человек практичный гонится не за внешней красотой, а за ловкостью, и тут руководящему духу "Аргуса" повезло. Возможно, в Лондоне есть шпики безобразнее Перси Пилбема, но искать их придется долго. Это был худосочный прыщавый человек с близко посаженными глазами, его фланелевые костюмы напоминали мороженное-ассорти, а верхнюю губу уродовали жидкие усики. Короче, зрелище, которое предстало Роско, вошедшего в контору "Аргуса" на следующий день, заставило бы человека чувствительного отвести глаза, однако Роско их не отвел, так радовало его возвращению роковых бумаг. Он бодро схватил конверт. -- Блеск! -- вскричал он. -- Как вам удалось их раздобыть? Перси Пилбем беспечно почесал ручкой в набриллиантиненных волосах. -- Запросто. Она каждый вечер в театре. Я дождался, пока она уйдет, вошел, порылся, отыскал письма и вышел. Все очень легко. Впрочем, когда я говорю легко, -- Пилбем запоздало вспомнил о счете, который намеревался выставить, -- это не следует понимать буквально. Я шел на огромный риск. И не забывайте про нервное напряжение. -- Ну, вам это все нипочем, -- сказал Роско, тоже думая о гонораре. -- При вашем-то опыте! -- И все же... Простите? -- А? -- Вы что-то сказали? Здесь Перси Пилбем допустил неточность. Роско не сказал. Он заурчал, и заурчал оттого, что мысль, подобно зрелой розе, явилась на его челе. Он не часто испытывал такие озарения, мозги его ворочались туго, но сейчас озарение пришло и потрясло его до подошв. Даже самым земным натурам не заказано помечтать. С самого визита в Лесной Замок перед Роско маячило видение: вот он раздобывает контракт и рвет в клочки, лишая коварного Кеггса губительной силы. И сейчас он придумал, как это осуществить, причем сразу во всех подробностях. Правда, план требовал мужества, а мужества ему недоставало. Тут нужен союзник, и он вдруг понял, что обретает союзника в лице Пилбема. -- Послушайте, -- сказал он, -- я хочу предложить вам еще работу. -- В каком духе? -- В таком же. -- Вы написали еще письма?! Голос Пилбема звучал изумлением и даже благоговейным восторгом. Это будет уже третья стопка компрометирующих писем от одного клиента -- рекорд непревзойденный. Даже известные своей распущенностью баронеты ограничивались двумя. Бэньян поспешно развеял заблуждение. -- Нет, нет. На этот раз не письма. Это бумага, документ. -- "Военно-морское соглашение"? -- спросил не лишенный остроумия Пилбем. -- Своего рода договор. Пилбем начал понимать. -- Вы что-то подписали? -- Да. -- И хотите заполучить? -- Верно. А единственный способ... -- Стащить? Все понятно. Хотите поручить это мне? -- Да. -- Хм. -- Это будет проще простого, -- убедительно сказал Роско. -- Бумага у такого Кеггса. Он много лет назад был дворецким у моего отца, сейчас на покое и живет в Вэли-Филдз. Там у него недвижимость. Зайдете, скажете, что от меня, ищете дом, нет ли у него подходящего. Он наверняка будет прыгать до потолка -- я случайно знаю, один из его жильцов разбогател, скоро съедет. Он вас впустит, а когда пойдет за напитками -- он обязательно захочет вас угостить -- подлейте ему убойного пойла и готово. Проще, чем с бревна свалиться, -- подбодрил Роско, и с мукой взглянул на Пилбема. -- Почему, -- спросил он, -- вы говорите "хм"? Пилбем без запинки это объяснил. -- Если все так просто, почему вы не стащите сами? Роско замялся. Ему не хотелось открывать истинную причину перед человеком, которого он хотел бы отправить взамен себя. Во время деловой беседы, завершившейся подписанием контракта, в дверь заглянул злобного вида бульдог, угрожающе кашлянул и вышел, предварительно бросив на Роско столь же угрожающий взгляд. Роско собак боялся, и ни за что не согласился бы на новую встречу. (На самом деле Джордж кашлянул, чтобы привлечь внимание -- вдруг у кого есть лишнее печенье; однако шестое чувство подсказало ему, что здесь печенья не дождешься, и он ушел искать щедрую Джейн.) -- Кеггс меня будет опасаться, -- вдохновенно соврал он. -- Мне и до первой базы не дойти. Другое дело вы. Это было приемлемое объяснение, и Пилбем с ним согласился, хотя и помотал головой. Намеченный план не оскорблял совесть, которой у него не было, однако представлялся слишком рискованным. Он навсегда запомнил то мгновение в доме прекрасной Элейн, когда внезапно раздался дверной звонок. У него чуть сердце не выскочило, а сейчас -- останавливалось при одной мысли, что такое может повториться. Он сообщил об этом Роско. Тот отмахнулся. -- Господи, тут все будет по-другому! Вам не придется никуда проникать! Вы просто войдете... Пилбем продолжал качать головой. -- Очень жаль, -- начал он, но Роско его перебил. -- Я готов больше заплатить. Пилбем перестал качать головой. Он дрогнул. Как и Роско он любил, чтобы денег было побольше. -- Что за соглашение? -- спросил он, воздерживаясь пока от окончательного ответа. -- Да так, знаете, -- сказал Роско. Природная осторожность подсказывала ему: частный сыщик, узнавший, что спасает клиенту сто тысяч, -- это частный сыщик, который заломит цену. -- Как оно выглядит? -- Обычный лист бумаги. Кеггс убрал его в конверт, надписал "соглашение", или "контракт", или там "касательно Р.Бэньяна". Потом запер в письменном столе. Пилбем задумался. Его упорство слабело. -- Значит, долго искать не придется? -- Да вы заполучите его в два счета. Всего и делов, ящик взломать. -- Если меня поймают за взломом ящиков, посадят в тюрьму. -- Говорят, в тюрьмах теперь очень даже неплохо. -- Кто говорит? -- Ну так, вообще. В кино, на концертах, там-сям. И потом, кто вас поймает? -- А кто еще там живет? -- Лорд Аффенхем и его племянница. -- Ну вот мы и приехали. Роско не пожелал с этим согласиться. -- От них мы избавимся, раз начхать. Договоримся на субботу, я пошлю старичку два билета в театр. Дневной спектакль. От даровых билетов еще никто не отказывался. С минуту Пилбем разглаживал встрепанные усики, потом задал вопрос, которого его собеседник надеялся не услышать. -- Как насчет собак? Роско замялся, но понял, что надо отвечать начистоту. Все пойдет прахом, если сыщик без предупреждения наткнется на жуткого бульдога. Бесчестный миллионер судил других по себе: ройся он в ящике в чужом доме и окажись рядом бульдог, бросил бы все и умчался, как кролик. Скрывать бесполезно. Придется говорить. -- Собака есть, -- признался он. -- Какая? -- Бульдог. -- М-м. -- Бульдоги дружелюбны. -- Да? Один мой знакомый напоролся на бульдога. Всего семь швов. Второй раз за утро на Роско снизошло вдохновение. -- Я вот что сделаю, -- объявил он. -- Если вы в субботу отправитесь к Кеггсу, я побываю там в пятницу и скормлю собаке мяса с порошком. Пилбем нахмурился. Как ни отрицали бы это все, его знающие, но и у него были принципы. Что-то человеческое в нем теплилось. -- Я не хочу травить собаку, -- сказал он. -- Зачем же сразу травить? Скормлю что-нибудь такое, чтоб она продрыхла весь следующий день. Спрошу у ветеринара, сколько сыпать. -- Как вы к ней подберетесь? -- Очень просто. Погода отличная, она наверняка будет в саду. По соседству живет мой приятель. Зайду к нему, брошу мясо через забор. -- Роско замолчал и умоляюще взглянул на собеседника. -- Так вы беретесь? Пилбем сидел в задумчивости. Роско почти его убедил. Затея с собакой ему понравилась. Без сомнения, это расчистит дорогу, а заказчик -- миллионер, может раскошелиться на свои капризы. -- За тысячу фунтов наличными -- берусь, -- сказал он, и Роско скрутила резкая боль вроде ревматической. -- За тысячу? -- Я невнятно произнес? -- холодно сказал Пилбем. Его нежной натуре претил всякий торг. Роско оставалось снова испить горькую чашу. Надо было соглашаться. Опять пересчитывал он мелких рыбешек, которыми придется пожертвовать, чтобы вытащишь кита, и количество их его ужасало. -- А за сотню не возьметесь? -- спросил он с надеждой. Пилбем отвечал, что нет. -- Тысяча фунтов -- большие деньги. -- Верно, -- сказал Пилбем, энергично потирая третий слева прыщ на правой щеке. -- Это мне в ней и нравится. 20 Сказав, что никто не откажется от даровых билетов, Роско обнаружил глубокое знание человеческой природы. Билеты на дневной спектакль прибыли по почте в пятницу и вызвали бурное ликование. Лорд Аффенхем, хоть и не отступал от своего мнения, что даритель -- жирная рожа, тем не менее сердечно одобрил широкий жест, и даже племянница его признала, что со времени их совместных купаний в Мидоухемптоне Роско Бэньян изменился к лучшему. Короче, в пятницу радость царила безраздельно. Однако субботним утром солнце закрыли тучи, ибо дом настигла беда. Лорд Аффенхем, подойдя к собачьей корзинке, чтобы вывести Джорджа на утренний променад, нашел того вялым и безжизненным. Собачий нос потеплел, обрубок хвоста даже не дернулся. Слепой понял бы, что бессловесный друг чувствует себя неважнецки. Виконт без промедления созвал консилиум. -- Дже-эйн! -- А? -- Кеггс! -- Милорд? -- Подите сюда. Что-то с Джорджем. Все трое мрачно склонились над ложем больного, кусая губы и качая головами. "Ах, Джордж, бедненький мой, славный!" -- вскричала Джейн, и "В высшей степени необычно", -- заметил Кеггс, поскольку до сего дня болящий отличался исключительно крепким здоровьем. О нем шла слава пса, который жрет гвозди по десять пенсов, и хоть бы хны. Лорд Аффенхем одобрил их озабоченность, но, считая ее недостаточной, взял практический тон. -- Кеггс! -- Милорд? -- Где ближайший ветеринар? -- Сразу не отвечу, милорд, но могу справиться в телефонной книге. -- Так справьтесь, дражайший. -- И поскорее, -- добавила Джейн. -- Само собой, -- продолжала она, когда Кеггс отбыл с миссией милосердия, -- театр отменяется. -- Э? Почему? -- Не можем же мы оставить бедного Джорджа в одиночестве! -- Ерунда. Нельзя, чтоб пропадали билеты. Ты поедешь, я останусь. Звякни Фреду Холлоуэю... -- Холлистеру. -- Холлистер, Холлоуэй, сейчас неважно. Позвони ему и скажи, что ведешь его в треклятый театр. -- Это так эгоистично! Бросать тебя одного. Ты хотел развеяться. -- Да ничуть. Куда охотнее посижу с книжечкой. -- А Кеггс не может присмотреть за Джорджем? -- Не справится. Джорджу нужен отцовский глаз. Его надо развлекать, а я сомневаюсь, что Кеггс сумеет. Делай, что я тебе говорю. -- Ладно, раз ты так велишь. -- Тебе будет приятно провести день с этим Фредом. -- Еще как, -- убежденно сказала Джейн. Прошло утро. Побывал ветеринарный врач, определил недомогание как желудочное, предположил, что Джордж съел на улице какую-нибудь гадость и ушел, заверив, что отдых, легкая диета и микстура каждые три часа со временем принесут исцеление. Подъехал на машине Билл, забрал невесту. Лорд Аффенхем и Джордж устроились коротать день, первый в кресле с "Чудесами птичьего мира", второй -- в корзине под теплым шерстяным одеялом. Все было тихо вокруг Лесного Замка, пока без двадцати пять перед входом не остановился молодой человек в костюме цвета мороженного-ассорти и синих замшевых ботинках. Это был Перси Пилбем собственной персоной. Человек правильный, безусловно, осудит Перси Пилбема, чей моральный кодекс оставляет желать лучшего, однако более мягкое сердце обольется кровью, если обладатель его увидит, как несчастный сыщик беспечно вступает в обитель бедствий, ошибочно полагая, что встретит там одного Огастеса Кеггса. Вот он стоит на пороге, ожидая, когда откроется дверь, поглаживает усики и ни сном, не духом не ведает о притаившемся неподалеку шестипудовом виконте. Пойди все в соответствии с его планами, никаких шестипудовых виконтов поблизости бы не было, однако, как мы знаем, все пошло наперекосяк. Так и хочется сказать вслед за Бернсом: "Малютка, ты не одинок, и нас обманывает рок". Да, поразительная мудрость заключена в этих словах, и случай с Пилбемом -- новое им подтверждение, если, конечно, их еще надо подтверждать. Дверь открылась. -- Мистер Кеггс? -- осведомился Пилбем. -- Да, сэр. -- Добрый день. Я от мистера Беньяна. Он сказал, вы -- его старинный знакомый. Я хотел бы снять домик неподалеку, и, по его словам, вы можете предложить как раз то, что мне нужно. -- Да, сэр, все правильно, -- сказал Кеггс, узнавший утром от Стэнхоупа Твайна, что тот освобождает Мирную Гавань. -- Заходите, пожалуйста. -- Как у вас замечательно! Жаль, что я не поселился в Вэли-Филдз давным-давно. -- А нам-то как жаль, -- учтиво ответствовал Кеггс. Лорд Аффенхем провел день не без приятности. Он дочитал "Чудеса птичьего мира", поболтал с Джорджем, выкурил легкую сигару и подремал с полчасика. В пять Джордж забылся целительным сном и, похоже, мог некоторое время обойтись без отцовского глаза, поэтому лорд Аффенхем вышел в сад подышать. Почти сразу он увидел красавицу-улитку и стал смотреть на нее, не мигая, но деятельно думая, как они, совсем без ножек, передвигаются с вполне приличной скоростью. Вот и эта, хоть и не могла бы тягаться в рекордсменами в беге, тем не менее явно куда-то направлялась, и лорд Аффенхем тщетно искал объяснения этому проворству. Он все еще бился над разгадкой, когда подошел Мортимер Байлисс. Великий знаток искусств, обычно резкий с ближними, оказался не таким толстокожим. Сразу почувствовав симпатию к шестому виконту, напомнившему ему слона в нью-йоркском зоопарке, на котором часто катался маленький Мортимер, он желал ему добра и сокрушался, что пришлось сказать горькую правду о картинах. Невесело узнать, что полотна, которыми ты владеешь и за которые собирался выручить деньги, принадлежат не Гейнсборо и Констеблю, а Уилларду Робинсону и Сидни Биффену. Когда же при более детальном рассмотрении ему удалось обнаружить несколько вполне приличных творений, нечаянно пропущенных предыдущими пятью виконтами, он с чувством бойскаута, совершающего ежедневный добрый поступок, сел в "Ягуар", вполне оправившийся от недавнего потрясения, и вестником счастья помчался в Лесной Замок. -- А, вот вы где, -- сказал он, входя в сад. -- Я звоню, звоню, и никакого ответа. Перемерли все, что ли, в этой богадельне? -- Э? -- сказал лорд Аффенхем, выходя из транса. -- Здравствуйте, Банстед. Звонили, говорите? Кеггс не слышал. Заснул, небось. Он днем укладывается полежать. Я смотрел на улитку. -- Всегда смотрите на улитку, -- одобрил его Мортимер Байлисс. -- Вот он, секрет счастливой и здоровой жизни. Там, куда заглядывает улитка, не нужен врач. -- Вы о них думаете? -- Да как-то не очень. -- Я все гадал, как они устраиваются. Вот хоть эта. Несется вскачь. У нее же нету ног! -- Видимо, сила воли. Хорошую улитку не остановишь. Вы, наверное, удивляетесь, зачем я здесь, хотя, безусловно, счастливы меня видеть. Я приехал сообщить, что все не так плохо, как я думал. Картины, то есть. Я установил, что некоторые -- подлинные. -- Они стоят денег? -- Порядочных. -- Ну, замечательно. Прекрасно. Все определенно выправляется. У меня началась счастливая полоса. Замечали, как все улаживается, стоит войти в счастливую полосу? Вы ведь видели вчера мою племянницу? -- Мельком. Очаровательная девушка. -- Да, ничего. Так вот, до вчерашнего дня она была помолвлена с никчемнейшим том во всем Вэли-Филдз. А теперь все. Прозрела, собирается замуж за вашего Холлоуэя. -- Холлистера. -- Все так говорят. Неужели я спутал фамилию? Помнится, он ваш приятель. -- Я знаю его с рождения. -- Замечательный малый. -- Один из лучших. Я ругаю его для его же блага, но люблю, как дядя. Жаль, что ему туго приходится. -- Уже нет. Я как раз собирался рассказать. Этот Бэньян предложил ему отличную работу. -- Вот как? Ну, ну, ну! Большой альтруист, Роско Бэньян. Все-то ищет, кого бы облагодетельствовать. -- Мортимер Байлисс издал короткий смешок. -- Значит, предложил работу? -- Да. Что-то связанное с картинами. -- Помощник хранителя? -- Это пока. Обещал взять хранителем, как только избавится от нынешнего. Старичок совсем никуда. -- Вот как? -- Из ума выжил, ничего не соображает. Что ж, все мы не молодеем. -- И то спасибо. -- Э? -- Это же не дай Бог молодеть. Вспомните, в молодости все время рискуешь, что тебя окрутят. -- Верно, -- согласился лорд Аффенхем, которые в свои двадцать подвергался постоянной