, что просто грех употреблять для недавних звуков слово "постучали". Больше подошло бы "заколотили"; и мистер Параден нахмурился. Он не привык, чтобы колотили в дверь его кельи. Как же удивился он, когда увидел дворецкого! Именно дворецкие из всех смертных возвели стук в дверь на высоты искусства. До сей поры деликатный звук, производимый Робертсом, скорее ласкал, чем тревожил душу. Мистер Параден решил, что дворецкий совершенно забылся, и, взглянув на него, понял, что прав. Из Робертса просто била пена. Выражение это обычно употребляют в переносном смысле, однако в данном случае все было не так. Нижнюю часть лица окутала пузыристая желто-белая масса. Как только он стирал ее платком, появлялась новая. Если бы дворецким служила собака, мистер Параден имел бы право ее застрелить. Поскольку это был человек, мало того -- верный слуга, пришлось на него уставиться. -- Что такое... -- начал хозяин. -- Разрешите спросить, сэр, -- выговорил Робертc. -- Да? -- Я хотел бы знать, останется ли в доме мастер Гораций. Слова эти показались хозяину опасными, что там -- зловещими, как крохотная, но темная тучка на горизонте. Посудите сами: дворецкий явно не одобрял превосходного мальчика. -- Да, -- твердо отвечал он, ибо отличался упрямством. -- Тогда, -- заметил дворецкий, пуская пузыри, -- прошу вас принять мою отставку. К чести мистера Парадена, такие заявления были редкостью. Слуги, как правило, не уходили от него. За четырнадцать лет он только раз сменил кухарку, дворецкий же пришел восемь лет назад и казался прочным, как колонны у входа. Если уж он, изрыгая пену, просит отставки, это, видимо, страшное сновидение. -- Что? -- едва произнес хозяин. Дворецкий был явно огорчен разлукой. Тон его стал мягче. -- Мне очень жаль, сэр, -- сказал он не без трепета. -- На вашей службе я был исключительно счастлив. Но оставаться в одном доме с ним я не могу и не хочу. Казалось бы, пресеки такие дерзкие речи, но любопытство сильнее строгости. Мистер Параден знал: если он отпустит Робертса, не выяснив, почему тот пенился, тайна его истерзает. Возникнет, строго говоря, что-то вроде тех исторических загадок, которые веками мучают людей. -- Чем он вам не угодил? -- спросил мистер Параден. Робертс какое-то время складывал и даже комкал платок. -- Мои возражения, -- сказал он, -- имеют и частный, и общий характер. -- Что это значит? -- Разрешите объяснить... -- Да, да! -- Нам, слугам, неприятна его манера. Один из лакеев выразил это на днях удачным словом "нахал". Мы так преданы вам, сэр, что решили терпеть. Но сегодня... Мистер Параден подался вперед. Любопытство вытеснило все другие чувства и страсти. Сейчас, понял он, откроется тайна пены. -- Несколько дней назад я запретил мастеру Горацию лазать в кладовую. -- Правильно, -- одобрил хозяин. -- Он и так толстеет. -- Он принял это дурно, обозвав меня... нет, забыл. Но сегодня перед прогулкой он попросил прощения, замечу -- с исключительной теплотой, и протянул пирожное. Я его взял, люблю сладкое, но отведал не сразу, и потому, что был сыт, и потому, что мастер Гораций посоветовал отложить удовольствие. Когда же... Мистер Параден, человек немолодой, был некогда и мальчишкой. -- Господи! -- вскричал он. -- Мыло. -- Вот именно, сэр, -- подтвердил дворецкий, извергнув пузырь-другой. Они многозначительно помолчали. Мгновенье-другое мистера Парадена томило, как ни странно, не возмущение, а то печальное чувство, которое древние римляне именовали desiderium (тоска по утраченному (лат.)). -- Лет пятьдесят я так не делал... -- тихо прошептал он. -- Я, -- сообщил дворецкий, -- не поступал так никогда. И со мною так не поступали. -- Какой ужас, -- сказал хозяин, с трудом подавляя смех. -- Нет, какой ужас. Вот мерзавец! Я с ним поговорю. Конечно, если посмотреть с его точки зрения... -- На это я не способен, сэр, -- сухо вставил Робертс. -- Знаете, мальчик -- мальчик и есть... Робертс так поднял бровь, что мистер Параден поспешил сказать: -- Нет, нет, я его не оправдываю. Что вы, что вы! Ни в коей мере. Но нельзя же, честное слово, бросать прекрасную службу из-за... -- Поверьте, сэр, мне очень жаль. -- Никуда вы не уйдете! Я без вас и дня не обойдусь. -- Спасибо, сэр. -- Я с ним поговорю. Он попросит прощения. Да, да! Мы все уладим. Хорошо? -- Э... хм, сэр... -- Только не уходите. -- Если вы желаете, сэр... -- Желаю? Конечно! Господи, мы с вами восемь лет! Идите к себе, выпейте вина. -- Спасибо, сэр. -- Да, Робертс! Я возмещу убытки. Каждый месяц будете получать на десять долларов больше. Уйти! Нет, что же это такое! Чепуха, полная чепуха. Дворецкий, словно месяц март, явившийся львом, ушел агнцем, а хозяин его остался, в задумчивости грызя перо. Собственно говоря, он и сам удивлялся Горацию. Усыновление еще не закончилось, это дело долгое, но такой упрямый человек не мог отступить. Да и какой жест, какой афронт этим подхалимам! И все же, все же... Он пытался отвлечься от таких мыслей, вернуться к письму, но они не уходили, тем более что за окном появился герой событий с Шерманом Бастаблом, своим наставником. Учитель и ученик пересекли лужайку и скрылись за углом. Гораций казался усталым и угрюмым, в отличие от бодрого Бастабла. Недавний студент, тот был поджарист и любил пешую ходьбу. Гораций, по всей видимости, не разделял его пристрастий. Мистер Параден и раньше удивлялся, что его приемный сын, вроде бы вполне крепкий, вечно валяется по шезлонгам. Разве так создашь сверхчеловека? Нет, не создашь. Он рассердился. Именно тогда за дверью раздался топот, и в комнату ворвался Бастабл. -- Мистер Параден! -- кричал он. -- Я больше не могу! Хозяин совсем оторопел. До сей поры учитель поражал мягкостью манер и речи, но сейчас они удивили бы и команду грузового судна. Лицо у него горело, кулаком он стукнул по столу, заорав при этом: -- Хватит! Мистер Параден воззрился на него, а воззрившись -- понял, что так удивляет в его внешности. Здесь,.в святилище своего хозяина, Шерман Бастабл не снял шляпу! -- Хва-атит! -- кричал он. -- Снимите шляпу! -- закричал и мистер Параден. Казалось бы, одумайся, смутись -- но он засмеялся, да еще каким-то особенно гнусным смехом. -- Интересно! -- воскликнул он. -- Ха-ха, снимите шляпу! Ну, знаете! -- Вы пьяны! -- возмутился хозяин, багровея. -- Ничего подобного! -- Пьяны. Врываетесь сюда в шляпе... -- Вот именно! А почему, хотите узнать? Потому что этот гаденыш смазал ее клеем. И вот что я вам скажу... То, что он сказал, отличалось такой силой, что мы это опустим, приведя лишь последние фразы. -- С меня довольно! Ухожу. За миллион долларов не останусь. Звук, произведенный дверью, замер, но мистер Параден еще не очнулся. Он размышлял. Потом подошел к шкафу, вынул тонкую трость, со свистом рассек воздух -- и вышел из комнаты. 2 Тем временем в саду, за кустами рододендронов, под большим рожковым деревом отдыхал от прогулки виновник домашних смут. Развалившись в шезлонге, положив ноги на столик, да еще и смежив веки, он восстанавливал жизнеспособность тканей. Рядом, в траве, стоял стакан, лишь кусочком льда напоминающий о лимонаде, а внимательный наблюдатель различил бы на жилете Горация крошки от печенья. Тепло весенних лучей располагало его ко сну, а потому легкий свист не сразу проник в истомленное сознание. Поначалу Гораций приписал его птичкам, но постепенно он так усилился, что исключил возможность ошибки. Открыв глаза, Гораций сонно вгляделся в кусты и увидел лицо. Слово это мы употребляем в самом широком значении. Точнее было сказать "конгломерат кое-как сляпанных черт". Нос, к примеру, подошел бы человеку поменьше, тогда как подбородок привлек бы внимание, будь он у гиганта. Узкая полоска лба не гармонировала с ушами непомерной величины, да еще под прямым углом. Такое сборное рагу удивило бы многих, но Гораций не дрогнул, только зевнул. -- Привет, Джо, -- сказал он. -- Ты, что ли? -- А то! -- отозвался гость. -- Пришел поглядеть, чего делаешь. Так я и знал, ни фига. -- Я раз-мы-ши-ляю, -- сообщил Гораций. Джо (ибо это был он) оглядел тихий садик и, убедившие!", что он пуст, вылез из кустов. Тем самым прояснился его профессиональный статус: преступник, спора нет, но не из руководящих, а. скажем так, из исполняющих. Если вам нужны тонкие замыслы, он вам ни к чему. Если надо кого-то стукнуть -- просим, кричите "Эврика!" Сам по себе он был невысок, коренаст, сутуловат, но с широкими плечами, словно набычился раз и навсегда. Ноги у него оказались большие и разлапые. -- Прям, счас! -- усмехнулся он. -- Ты у меня смотри! Не для того я перся. Как дела-то, а? Шеф беспокоится. -- Дэ-э? -- сказал Гораций. -- Дэ. Торчишь тут, с жиру бесишься... Зажрался! -- Тут особо не зажрешься. -- Ну, прям! Лежит, а! Я б на твоем месте... -- Дэ? -- Дэ. Чего волынишь? Чего тянешь мочалу?. Гораций угнездился попрочнее в шезлонге и твердо посмотрел на собеседника. -- Я думаю, -- ответил он. -- Время нету, -- укоризненно сказал Джо. -- Давай, работай. -- Я думаю, -- продолжал Гораций, -- может, не надо у него воровать? -- Чего? -- задохнулся Джо. -- Чегой-то ты? -- Вот ходил я тут в киношку, -- поведал юный злоумышленник. -- Так воры, это, исправляются. Сопрешь -- сел, исправишься -- порядок! Штаны хорошие, пиджак... Джо нервно облизнул губы, явственно ощущая, что цензура в кино недостаточно строга. -- Вот, один, -- рассказывал Гораций, -- подговорил мальчишку, сопри, грит, у старичка. Ну, поселили его к старикану, живет чин-чинарем, а тут этот, первый явился, красть пора. Мальчишка-то и скажи: "Не буду! Хочу в люди выйти". А вор ему и ответь: "Слава Богу! Я тебя просто ис-пы-ты-вал". Здорово, а? -- Жуть какая, -- пылко отвечал Джо. -- Да ладно, -- хихикнул Гораций, -- это я так, шутю. Джо с облегчением вздохнул. -- Чего мне киношка? -- пояснил Гораций. -- Я сам красть не буду. Ты, гришь, заигрался. Эт верно. Житуха тут -- во! Прям счас, буду я книги брать! Сам бери. Мне и так хорошо. Мы уже упоминали, что Джо не был особенно умен. Такую измену он осмыслить не мог. Когда он пытался угадать, как сообщить об этом шефу и как отреагирует шеф, не любивший проколов, из дома кто-то вышел. Пришлось нырнуть в кусты, что он и сделал, тяжко страдая. 3 Спугнул его сам хозяин, с тростью в руке. Пока тот спускался по ступеням и шел по лужайке, гнев его возрастал, глаза сверкали, губы сжимались. Он вступил на тропу войны. Гораций ждал его спокойно, не чуя опасности. Юная совесть, будучи толстокожей, ничего ему не подсказала. -- Привет, папаша! -- воскликнул он. Мистер Параден был человеком действия. -- Я тебе покажу, -- сказал он, -- как кормить дворецкого мылом! Я тебе покажу, как клеить учителя клеем! -- И после этой преамбулы приступил к самому уроку. Нелегко привить сладость и свет юноше типа Горация, но все, что можно сделать с помощью трости, мистер Параден сделал. Случайный прохожий, повстречавшись с ним на улице, мог бы счесть его слишком хилым, но Гораций бы внес исправления. Он знал, что к чему, из первых рук. -- Ну, все! -- сказал наконец приемный отец, тяжко отдуваясь, и, повернувшись, направился к дому Пока он не скрылся, Джо из кустов не вылезал. Когда же скрылся, вылез, невольно ухмыляясь. Вопли юного друга усладили его слух. Жалел он только о том, что социальные условности не позволяют ему принять участие в столь добром деле. -- Что, съел? -- заметил он, оглядывая страдальца. -- Там тебе и надо. Будешь вилять! Гораций еще не пришел в себя после нежданного побоища. Он и не знал, что в новоявленном отце таится такой пыл. -- Эт кто виляет? -- осведомился он. -- Ты, кто ж еще! -- ответил Джо. -- Жаль, я руку не приложил. Дружков предавать, это надо же! Гораций обиделся, особенно -- потому, что упрек показался ему несправедливым. За последние минуты взгляды его резко изменились. Сдуру он принял этот дом за земной рай, теперь -- осознал свою ошибку. -- Кто вас предает! -- вскричал он. -- Скажи шефу, стащу эти книги, тресну -- а стащу. -- Вот это разговор! -- одобрил Джо. -- Это я понимаю! Глава VII. Мистер Слинсби вызывает подозрения Английская весна особенно пленяет тем, что некоторые, нет -- практически все дни, особенно к вечеру, побуждают растопить камин. Огонь, освещавший гостиную одной из квартир в доходном доме Мармонт дней через десять после известного нам побега, пылал весело и ярко, бросая золотистые отсветы на собачку, которая спала на ковре; на Билла, который курил в кресле; на Флик, чья светлая головка склонилась над чьими-то носками. Трубка курилась хорошо, мысли были приятны. Жизнь после бурной ночи вошла в свою колею. Флик поселили рядом, у почтенной дамы, которая, к вящему счастью, встретила Боба с материнской нежностью, а теперь -- перекармливала, что немедленно сказалось на его фигуре. Кроме того, она хорошо готовила, что нечасто бывает у хозяек, и Флик была вполне довольна. Казалось бы, после роскошеств Холли-хауза нелегко счесть роскошной крохотную квартирку, но, кроме угрызений, возникавших при мысли о дяде, она поистине наслаждалась жизнью. Ей нравилось не ведомое чувство свободы, ей нравился дух приключений, а уж особенно нравились ей ежедневные визиты к Биллу и Джадсону Не нравились в новом мире только фотографии Алисы, презрительно глядевшие на нее с двенадцати сторон. Теперь она точно знала, что эта девица ей противна. Билл тоже не жаловался. Он смутно ощущал, что вечно так длиться не может, но не позволял этой мысли омрачать свое счастье. Не выйдя из лет, когда не слишком часто заглядывают в будущее, он радовался мгновенью, освещенному уютным светом очага. Никто еще не штопал ему носков, он просто носил их, пока дыры не становились огромными даже на его непридирчивый взгляд, -- и преспокойно выбрасывал. Глядя из кресла на проворные пальчики Флик, он думал о том, что именно такая жизнь и зовется счастливой. Пальчики остановились. Флик подняла глаза и спросила: -- А что с мистером Кокером? К Джадсону она искренне привязалась. Он преодолел привычку разевать рот, как рыба, при ее появлении, и теперь они были в дружбе. Собственно, отношения их можно сравнить с отношениями Дездемоны и Отелло. Флик любила Джадсона за муки, он ее -- за состраданье. Никогда еще его так не жалели. Поистине, в этом злом мире Флик возвращала ему веру в людей. -- Вроде бы пошел к Слинсби, -- отвечал Билл, и совесть кольнула его, как бывало всегда при упоминании Лондонского Представителя. Шустрый Слинсби выскользнул из его жизни, и мысль эта была неприятна. Пребывание в Лондоне ни в малой мере не шло на пользу дяде, все больше обретая сходство с чем-то средним между путешествием и отдыхом. Конечно, так нельзя, но что же делать? Как заметил сам дядя, если уж Уилфрид Слинсби не понимает, почему упали доходы, куда это понять какому-то новичку! -- Вот как? -- заметила Флик. -- Они знакомы? -- Да, я его туда водил. Флик вернулась к носку. -- Я все думаю, -- сказала она, -- не нравится мне ваш Слинсби. -- Что вы, он совсем ничего! -- ответил Билл с той терпимостью, какую порождает удобство. -- Какой-то он подозрительный... -- не уступала Флик. Билл мягко улыбнулся. Вот оно, думал он, женское чутье! Здравый смысл давно разрушил сомнения в честности лондонского представителя. -- Да нет, -- сказал он, -- вообще-то он мне не очень нравится, но подозревать его -- незачем. Да, доходы упали, и все же... -- Вы говорили, он хороший работник. -- Он мне все объяснил, когда мы с ним завтракали. Правда, я не псе понял, сложное дело. Условия там всякие... -- М-да... -- проговорила Флик, и они помолчали. Билл переменил тему. -- Я тоже думаю. -- Вот как? -- Да. Я думаю, что у вас там делают. Почему в газетах ничего нет? -- Дядя Джерри не допустит. Он боится скандала. -- Никакого ответа... А если вообще не ответят, что вы делать будете? Флик встряхнула головкой, ее васильковые глаза задорно сверкнули. Биллу это очень нравилось. Он непременно припоминал вспугнутого котенка. -- Пойду куда-нибудь служить. Я хорошо печатаю, знаю стенографию. Дяде помогала. Во всяком случае, за Родерика не выйду -- Еще бы! -- согласился Билл и назидательно прибавил: -- Нельзя выходить замуж без любви. Надо подождать, любовь того стоит. Когда-нибудь вы встретите человека... -- Встречу? -- Конечно. Р-р-аз -- и готово! Как молния. -- Вы думаете? -- Я уверен. Когда я встретил Алису... -- Расскажите мне о ней, -- прервала его Флик. -- Какая она? -- Какая?.. -- Билл не умел описывать богинь. -- Ну, скажем... Да я вам тысячу раз говорил! -- Правда, говорили, -- признала Флик. -- Хорошо, когда есть кому рассказать, -- продолжал хозяин. -- От Джадсона толку мало. Другое дело -- вы. Настоящий друг! Вам я... -- Она бы чинила вам носки? -- спросила гостья. Билл растерялся. Недавно он понял, что штопка -- одно из самых достойных занятий (для женщины, конечно), и ему не хотелось находить недостатки в Алисе. Но против правды не пойдешь. Алису, штопающую носки, он не мог себе представить. -- Понимаете, -- сказал он, -- она в другом духе... такая светская. И с удивлением заметил, что тон у него виноватый. -- А, вон что! -- откликнулась гостья. Они помолчали. На решетку выпали угольки. Терьер взвизгнул во сне; вероятно, ему снилась охота. -- Вы пишете ей по вторникам? -- беспечно осведомилась Флик. -- Ой, Господи! -- Билл уронил трубку. -- Совсем забыл. -- Идите, пишите, а то почту упустите. Билл с удивлением заметил, что секунду, одну секунду ему было лень вылезать из кресла. Письма он писал в столовой -- только там стол не качался, как лилия; а приятно ли уходить из такого уютного уголка? Однако лучшее, высшее "я" быстро одержало победу Он встал и вышел. Флик отложила работу и стала смотреть на огонь. Потом, нетерпеливо дернувшись, снова взялась за иголку и штопала минут пять, когда пришел Джадсон. -- Здравствуйте! -- сказала Флик. -- А мы уже беспокоились. Случилось что-нибудь? Джадсон опустился в кресло, покинутое Биллом. Он был явно расстроен и явно нуждался в сочувствии. -- Да уж! -- отвечал он. -- Вам я расскажу, вы поймете. Кто-кто. а вы смеяться не будете. -- Конечно! -- Ну вот. Вы знаете не хуже меня, что бывают тяжелые минуты. Особенно в этой жуткой стране. Ветер дует, все промозгло... В общем, надо выпить, а то простудишься. Спросите любого врача. Правильно? Надо? -- Если вам от этого лучше... -- Вот. А разве тут выпьешь? Билл -- прямо как полиция. -- Он говорит, он о вас заботится. -- Уж он скажет! -- холодно отозвался Джадсон. -- Потом, он обещал вашей сестре. -- Противно смотреть! -- взволновался Джадсон. -- Cмотреть противно, как он перед ней пресмыкается. Она на него чихать хотела. -- Да? -- А то как же! -- Я думала, они -- жених и невеста. -- Все может быть. Но вы уж мне поверьте, она его просто использует. Вообще-то она ничего, меня не обижает, но одно дело -- брат, другое -- прочие люди. Ей бы только пококетничать. Вечно у нее человек десять на привязи. Помяните мое слово, бросит его, как миленького! Врежет -- будь) здоров. Хотя предмет беседы очень нравился Флик, она решила что продолжать ее нечестно, и с большим трудом предложила новую тему -- Ай-я-яй! -- заметила она. -- Да, что вы хотели рассказать? Ну, помните! Вы еще говорили, что я пойму, не буду смеяться. -- Да, да, -- согласился Джадсон, переходя в минор. -- Значит, так: в плохую погоду надо выпить. А тут не разгуляешься. Решил я попытать счастья на стороне. -- Что ж вы сделали? -- спросила Флик, представляя себе, как он падает на улице, чтобы ему дали хлебнуть бренди. -- Пошел к этому Слинсби. -- К Слинсби! Зачем? -- Ну, он служит у Парадена, а Билл -- Параденов племянник, а я -- друг Билла. Все-таки, связь. В общем, пошел. А время выбрал плохо. Он очень сердился, только что рассчитал стенографистку. -- Почему? -- Не знаю. Он вообще сердитый. Лучше бы уйти, а я ждал, выпить хотелось. В общем, досидел до шести, смотрю -- выпускает кошку и говорит: все, закрываем. Ну, я говорю, мне делать нечего, я еще с вами побуду -- Наверное, к этому времени он вас нежно полюбил, -- предположила Флик. -- Да не знаю, -- отвечал Джадсон. -- Вроде он был какой-то мрачный. -- Странно. А почему, как вы думаете? -- Кто его разберет! Мне-то было не до того, я выпить хотел. -- Кстати, -- перебила Флик, -- у вашей истории конец хороший? -- Э? -- Я говорю, выпили вы? Джадсон скорбно рассмеялся. -- Выпить-то выпил... Я к тому и веду. Сели мы в его машину... -- У него есть машина? Какая? -- Не помню. "Винчешир", что ли. -- "Винчестер-мерфи"? -- Вот, вот. Серая такая, здоровая, вроде лимузина. -- То есть дорогая? -- Уж не без того. Нет, вы подумайте! Купается, можно сказать, в деньгах, возьми и пригласи пообедать. Так нет же! Поехали мы к нему, у него свой дом... -- Дом? И машина, и дом? А где? -- На Бертен-стрит? Нет, на Бретон-стрит. Рядом с этим, как его... -- Беркли-сквер? -- Именно. Повернуть направо, пройти немного, по левую руку. Большой такой дом. Ну, мы вышли, открыл он дверь и смотрит, ироде ждет. Я вошел. Подождал немного и спрашиваю, как человека: "Выпить можно?" -- "Да, -- говорит, -- без всяких сомнений". -- Странно. -- задумчиво сказала Флик. -- Да уж! -- Нет, как странно! Дорогая машина, такой район... -- И знаете, что он мне дал? -- Там жуткие цены. -- Какао! -- мрачно вымолвил Джадсон. -- Чашку какао на подносике. Ну, я оцепенел, как говорится, а он и скажи, что Билл его предупреждал, я совершенно не пью. Это Билл! Да мы пятнадцать лет дружим! Я говорю, он что-то спутал, может, у вас есть виски? А он говорит с такой усмешечкой: какао гораздо питательней, оно согревает и еще содержит жиры. "Простите, -- говорит, -- мне надо переодеться к обеду". -- Не понимаю, -- сказала Флик, -- получается, что он очень богат. -- А то! Вот и гнусно... -- Мистер Параден ему столько не платит. Интересно, какой оклад у таких вот представителей? -- Ясно, -- оживился Джадсон. -- Вы думаете, он мухлюет? Очень может быть. -- Конечно, он мог получить наследство. -- Да, да... -- Но он бы бросил службу, завел свое дело. Я думаю, ему платят не больше тысячи в год. -- А то и меньше. -- Как же это он?.. Надо подумать. Билл вроде бы говорит, что мистер Параден не слишком занимался фирмой в последние годы. Все запустил, из-за этих книг. Тут-то мошеннику и разгуляться. -- Кто-кто, а этот Слинсби... -- Вы думаете, у него хватит ума? -- Не в том дело. Человек, который поит гостя этой гадостью, способен на все. Что хочешь смухлюет и еще посмеется, как последний гад. Глава VIII. Дельце для Перси Пилбема Уилфрид Слинсби занимал не только Фелисию Шеридан и Джадсона Кокера. Наша цивилизация столь сложна, что передвижениями управляющего заинтересовался сам Перси Пилбем, тайный глава газеты, которую явно и неохотно возглавлял Родерик Пайк. Наутро после той беседы, о которой мы рассказали, Родерик сидел в редакции, глядя на корректуру статьи о злодеях-букмекерах -- статьи, в которой Айк Пуля упоминался по меньшей мере трижды и без малейшей симпатии. Серия разоблачений, порожденная Пилбемом, пресеченная Родериком и властно воскрешенная его отцом, вообще отличалась остротою; но, с отвращением признавал ее подневольный покровитель, на сей раз она переострила самое себя. Перед Пилбемом, обличавшим козни Пули, сам Ювенал казался робким миротворцем. Родерик отирал бледный лоб, страдая не столько из-за сбежавшей невесты, сколько из-за пламенной статьи. Бегство буквально сотрясло семью; однако жених сохранял присутствие духа, что там -- он даже насвистывал. А вот на первом же абзаце статьи свист исчез, как Фелисня. Когда Родерик совсем спекся, вошел Пилбем, сияющий, наглый, бойкий, бодрый и неумолимый. Он был молод (двадцать три года), плюгав, или, если хотите -- тщедушен, носил клетчатый костюм, лелеял похожие на мох усики, а черные волосы смазывал бриолином. Поздоровался он радушно, ибо, по тактичности, не хотел подчеркивать свою победу Формально Родерик был начальством; это он тоже учитывал. -- А! -- заметил он. -- Читаете мою вещицу. Резко вздрогнув, Родерик выронил вещицу, словно ядовитого паука. -- Ну, как вам? -- осведомился подчиненный, но ответа дожидаться не стал. -- Прямо скажем, повезло. На таку-у-ую штуку вышел, опупеть! Дадим в следующий номер. Родерик облизнулся -- нет, не плотоядно, губы как-то ссохлись. Мысль о следующем номере вызывала тупую боль под ложечкой. -- Что там у вас? -- мрачно спросил он. Пилбем снял пиджак, повесил на вешалку, надел куртку с эмблемой крикет-- ного клуба, куда ходил по субботам, и ловко вырезал из старой обложки новые нарукавники. -- Захожу это к Марио, -- начал он. -- А там один тип с девицей. Хористка, что ли, платье такое розовое. Не иначе, из театра. А его я знаю, он тут был, Слинсби фамилия. Видали? Родерик ответил, что не удостоился этой чести. -- Уилфрид Слинсби, -- пояснил Пилбем. -- Сколько спустил на эти всякие шоу! Как говорится, ба-альшой хват. Прихожу я, значит, -- он там. Сидит с девицей. А тут... Такую Лилию Бум не знаете? Родерик сообщил, что не удостоен и этой чести, явственно намекая, что не вращается в лондонском полусвете. -- Американка, -- продолжал Пилбем. -- На манер испанки. Волосы черные, глаза -- во! И сверкают. Родерик задрожал. Именно этот женский тип он особенно ненавидел и робко надеялся, что Пилбем не собирается печатать мемуары огненной Лилии. -- Ну, входит она с каким-то типом, -- рассказывал тот. -- И ка-ак закричит, ка-ак завизжит! Брямц всю посуду, хрясь ему в морду! Э? А? Ловко? Сразу вывели, беднягу. Не успел спросить, с чего бы это она. Почему Пилбем сочувствует девице, которой вполне подходит фамилия, но не совсем подходит имя, Родерик не понял. -- Так вот, я что думаю, -- продолжал рассказчик. -- Пойду, возьму интервьюху, дадим в следующий номер. У него контора на Сэнт Мэри Экс. Зайду, значит, побеседую, к вечеру будет статья, Родерик смотрел на энтузиаста, думая о том, что судьба все-таки перестаралась. Теперь взъярится эта Лилия, судя по давешней драме -- женщина опасная. Словно в хрустальном шаре увидел он свою с ней встречу. -- Зачем? -- осведомился он. -- Не наш материал. Пилбем уставился на него в полном изумлении. -- Ну, прям! -- сказал он. -- Самый наш. Этого типа все знают. Родерик уцепился с горя за последнюю фразу. -- Вот видите! Наверное, они дружат с отцом. -- Почему? -- упорствовал Родерик. -- Помните, что было после статьи про сэра Клода Мопси и домик в Брайтоне? Я бы на вашем месте не рисковал. Пилбем задумался. Инцидент, упомянутый начальством, пятнал его чистый щит. Материален -- оближешься; а что вышло? Ближайший друг сэра Джорджа. Да, рисковать не стоит. Но тут его осенило. -- Пойду, спрошу, -- сказал он, снял нарукавники, заменил куртку плащом и пошел наверх, к Главному. Там, на четвертом этаже, Шеф совещался с сестрой. Естественно, речь шла о Фелисии. -- Ты смотри, -- говорила гостья, -- как мы не знали ничего, так и не знаем. -- Да, -- вдумчиво произнес хозяин. -- О, да. В этот день он был особенно похож на чучело лягушки. Недавний мятеж глубоко его поразил. -- Надеюсь, -- сказал он, пройдясь раза два по комнате, как делал и Наполеон, -- надеюсь, ты не думаешь сдаться? Нет, что же это, в "Дэйли Мэйл"! Слова эти он выговорил с трудом. Как она могла?! В какой-то чужой газете... -- Ну. что ты! -- отвечала сестра. -- Просто надо что-то сделать. Кроме тебя некому, Джордж. Синклер не годится. Иногда мне кажется, что он ей сочувствует. Сэр Джордж глубокомысленно нахмурился. -- Я, -- сообщил он, -- поручил дело опытному сыщику. -- Сыщику! -- Под полным секретом. Я сказал, что это дочь моего старого друга, у которой что-то с памятью. Ничего мысль, а? Пока ответа нет. Работать не умеют, только деньги дерут. Именно в эту минуту деликатно звякнул телефон. Шеф взял трубку и услышал: -- Мистер Пилбем спрашивает, сэр Джордж, можно к вам зайти? Сэр Джордж просто подскочил. -- Что случилось? -- спросила сестра. -- Нет, ты подумай! Да, именно он. Ну, Пилбем, помнишь? Делает буквально все в этих "Сплетнях". Голова! То самое, что нам нужно. -- Где он? -- вскричала миссис Хэммонд. -- Сейчас придет. Опытная гостья с первого взгляда поняла, что брат ее совершенно прав. Да, эстет осудил бы яркую клетку, физиономист -- маленькие глазки и неприятную улыбку, но в том ли дело? Истинный, прирожденный вынюхиватель самых сокровенных секретов. Когда сэр Джордж знакомил ее с Пилбемом, она благосклонно улыбнулась. -- Вы хотели меня видеть? -- спросил Шеф. -- Да так, -- отвечал Пилбем. -- Пустячное дельце. Вышел на такого Слинсби -- Уилфрид Слинсби, слыхали? -- и думаю, спрошу-ка, не ваш ли он друг. -- Слинсби? Слинсби... В жизни своей не слышал. А кто это? -- У него какая-то контора. А так, ба-альшой театрал. Как говорится, известен в театральных кругах. Дал кое-что на два мюзикла. -- Прекрасно! Как раз для наших читателей. -- Вот я и подумал. -- Что же с ним случилось? -- Влип, понимаете, в историю. Сидит это в ресторане... Тут девица... Бамц, блямц! В общем, верняк. -- Ага, ага, ага... Прекрасно. Разузнайте все, как следует. -- Спасибо, сур Джордж. -- Минутку! Постоите. Вот, прошу. Шеф вынул фотографию; Пилбем внимательно в нее вгляделся. -- Это. -- сказал Шеф звонким и чистым голосом, каким говорят, когда собираются солгать, -- это... м-м-м... мисс... Как всегда бывает в таких случаях, он не мог припомнить ни одной сносной фамилии. Но тут вмешалась сестра. -- Фарадей, -- сказала мисс Хэммонд. -- Мисс Фарадей. -- Вот именно, -- обрадовался Шеф, -- Анджела Фарадей. Да, Анджела. Единственная дочь моего старого друга. Надо ее найти. -- Она ушла из дома, -- сказала гостья. -- Да, да, -- поддержал хозяин. -- Исчезла. -- В сущности, -- пояснила честная гостья, -- она сбежала. Видите ли, мистер Пилбем, у нее был грипп. -- А! -- сказал Пилбем. -- А-а! -- Мы думаем, -- подхватил Шеф, обретая почву, -- у нее что-то с памятью. -- Да, да, да, -- сказала мисс Хэммонд. -- Посудите сами, никаких... -- ... причин, -- продолжал ее брат. -- Аб-со-лютно никаких. Счастливая, тихая жизнь... -- Ясно, ясно, -- сказал Пилбем. Сказал он это спокойно, а как мучался! У него была прекрасная намять, и он сразу узнал девицу, заходившую к ним не так давно. Выйти на такой скандал и ничего не написать -- нет, невыносимо. Даже тогда, когда один дядя спустил его с лестницы вместо того, чтобы честно открыть, почему жена уехала в Уганду, даже тогда, повторим, Перси Пилбем мучался меньше. -- Вы всюду бываете, -- продолжал Шеф, -- все подмечаете. Возьмите фотографию, Пилбем, и -- за дело! Стоит ли говорить, что оно сугубо конфиденциальное? -- Что вы, что вы! -- Тогда -- все. Старайтесь. -- Хорошо, сэр Джордж. А к Слинсби я забегу после перерыва. -- Пожалуйста. Да, насчет... э... мисс Фарадей, о расходах не заботьтесь. -- Хорошо, сэр Джордж. Хорошо. Голос его был звонок, и это означало, что где-где, а здесь на него положиться можно. Глава IX. Охота начинается 1 В самом сердце лондонской толчеи, неподалеку от Лиденхолмского рынка, приютился маленький ресторанчик под вывеской "У Пиранделло". Кроме густых ароматов, он привлекает публику витриной, где лежат на блюде свиная голова умильного вида, два помидора и вялый салат. Глубже, в зале, маячат печальные потомки Борджиа, хлопотливо поддерживающие традицию своей семьи. Часа через два после того как Пилбем ушел от Шефа, Билл и Джадсон стояли у дверей и смотрели на прохожих, явно кого-то поджидая. -- А ты не ошибся? -- спросил Джадсон, которого допекла загадочная улыбка свиньи. -- Точно здесь? -- Ну, смотри сам, -- отвечал его друг, показывая телеграмму. -- "Пиранделло, Леденхилл-стрит". Значит, у Пиранделло, на этой улице. -- Странно, -- сказал Джадсон, угрюмо глядя на Джоконду свиного мира, -- очень странно. Но тут Билл воскликнул: "Идет!" -- и шагнул на мостовую, завидев, что Флик лавирует между машинами. В отличие от Джадсона, она сияла. -- Получили? -- сказала она. -- Очень хорошо! Идем туда, а то я умру с голода. -- Вы собираетесь тут есть? -- проверил Джадсон. -- Конечно. Замечательный ресторан. Генри сюда ходит. -- Генри? -- удивился Билл. -- А кто это? -- Наш рассыльный. -- Чей? -- Наш. -- Это где? -- У меня на службе. -- Э? А? -- Да, я теперь служу. В лондонском отделении целлюлозно-бумажной компании. -- Что?! -- Потом объясню. Праздный богач не поймет, как хочется есть после работы. Они растерянно пошли за ней. В лицо им ударил теплый, сладкий запах. -- Какао, -- сказала Флик. -- Ах, ка-кое ка-као! Правда, мистер Кокер? Ка-ка-о Ко-ке-ра... Поглядев на друга, Билл увидел, что тот с немым укором смотрит на спутницу, которая, заметим, села к столику и что-то заказывала. Официант записывал столь отрешенно, словно снял с себя всякую ответственность. -- Так, -- сказала она, когда смертоносные яства уже стояли на столе. -- Теперь поговорим. Я выбрала эту дыру, потому что здесь никто не бывает. -- Разве что спьяну, -- мрачно заметил Джадсон. Менее разборчивый Билл интересовался не этим. -- Вы служите у Слинсби? -- спросил он. -- Господи, почему? -- Потому что я решила за ним следить. -- Нет, что это? -- воскликнул Джадсон, проглотив какой-то кусок. -- Да, знаю, парафин -- но с чем? -- Все равно непонятно. Когда вы к нему поступили? -- Сегодня утром. -- Прямо взяли и пришли? -- Взяла и пришла. Им нужна стенографистка. -- Откуда вы узнали? -- От мистера Кокера. Он заходил вчера к Слинсби. Тот его просто не отпускал. Правильно, мистер Кокер? -- А? Что? -- Я говорю, вы были у Слинсби. Джадсон сердито забормотал. -- Видите! -- сказала Флик -- Мистер Кокер тоже его не любит. Когда вы ушли писать письмо, мы поговорили и решили, что Слинсби -- плохой человек. -- Почему? Флик отпила мутной жидкости, которую здесь, смеха ради, называли какао. -- Вот, смотрите. Получает он примерно тыщу, а у него роскошная машина, живет он на Бретон-стрит... -- Ну и что? -- спросил Билл, плохо знавший Лондон. -- Это у Беркли-сквер. Самый шикарный район. В общем, тут тысячей не обойдешься. -- Может, театр что-то дает? -- Хорошо, а как он смог вложить туда деньги? Не спорьте, Билл, он -- мерзавец. Потом, у него подбит глаз. -- Естественно, -- вставил Джадсон. -- Жаль, не я вмазал. -- Глаз подбит? Как же это? -- А так. Бывают у приличных людей фонари под глазом? -- Нет. -- То-то и оно. В общем, сразу видно, мошенник. -- Самого последнего разбора, -- прибавил Джадсон. -- Откуда ты знаешь? -- Неважно. Знаю, и все. Билл снова повернулся к Флик. -- Расскажите по порядку, -- сказал он. -- Хорошо. Лежу я ночью и думаю про Слинсби. Что-то тут не то... И вдруг я вспомнила: мистер Кокер сказал, что тот был не в духе, потому что у него ушла машинистка. Ну, я и решила пойти туда пораньше, пока не вызвали из агентства. Пошла, успела. Он даже рекомендации не спросил. Неопытный Билл, и то удивился, но разгадка была проста -- в это утро, по случайности, мистер Слинсби питал отвращение к могучим пылким брюнеткам, и тоненькая, милая блондинка пленила его. Чтобы он отказал ей, она должна была бы вообще не знать стенографии. -- Значит, поступила я к нему. -- продолжала Флик, -- села за работу Там у них есть старичок, служил еще до него, при трех правителях. Он мне рассказал, что дела из рук вон плохи. Конечно, я хорошо с ним обращалась, но он бы кому угодно рассказал. Сколько я узнала! Она торжествующе замурлыкала, а недоверчивый Билл задумался, что же такое она могла узнать. Пока он думал, перед ним встала другая проблема. -- Зачем вы все что делаете? -- спросил он. -- Столько хлопот! Флик посмотрела на него ласково и быстро, как котенок. -- Что вы, какие хлопоты! -- сказала она -- Мы же друзья, правда? Повисло неловкое молчание. Ничтожную часть секунды Билл чувствовал, что воздух потрескивает от электричества. Флик странно смотрела на него. Что же это? А, да, да, да... вот, вот... Но озарение спугнул Джадсон. -- Дайте мне его труп! -- сказал он, выйдя из комы. -- Пошлю своим, в Нью-Йорк. Мгновенно утратив серьезность, Флик засмеялась. -- И привереда же вы! -- воскликнула она. -- Больше вас никуда не приглашу. Очень вкусно готовят. Смотрите, как я ем. -- У женщин, -- отвечал Джадсон, -- луженые желудки. -- Что вы! При мужчинах! -- Женщина поест трупного яда, промоет чаем -- и как стеклышко! Моя сестра Алиса лопает такие вещи, от которых я бы просто умер. Имя отсутствующей мисс Кокер снова погрузило всех в молчание, но ненадолго. -- Я говорила про старичка? -- проверила Флик. -- Так вот, он невысокого мнения о вашем Слинсои. Всего не упомнишь, но одно меня поразило -- всю эту целлюлозу продают по очень низким ценам каким-то Хиггинсу и Беннету. -- Ну и что? -- сказал Билл. -- Разве не странно? По очень низким ценам. -- Вы не понимаете! Он как раз говорил мне, особенности... -- Ерунда! Он мухлюет, и вы это чувствуете. Вот вам еще: одна фирма предлагала приличную цену, и как в воду канула. Значит, он отказал. А, что? -- Да, странно. -- То-то и оно. Очень странно. В общем, буду следить. Ладно, мне пора, а то уволят в первый день. Генри говорит, перерыв -- сорок пять минут, не больше. Пока они шли к конторе. Билл думал. -- А тут не опасно? -- спросил он. -- Еще встретите кого-нибудь. -- Ну, что вы! Дядя Джордж не бывает в Сити. -- Да? Это хорошо. Они остановились перед зданием, на третьем этаже которого располагалось лондонское отделение. Именно в эту минуту на улицу вышел молодой человек в клетчатом костюме, с близко посаженными глазками и намеком на усы. -- Pardon, pardon, -- сказал он, едва не врезавшись в Фелисию. Она милостиво улыбнулась. -- До свидания, -- сказала она Биллу. -- До свидания, мистер Кокер. -- До свидания, -- сказал Джадсон. -- Вечером зайдете? -- Конечно. Она вошла в дом и поднялась по лестнице. Клетчатый незнакомец, завязывающий шнурок на ботинке, выпрямился и осторожно, словно барс, последовал за ней. Первый этаж. Второй. Третий... Девушка вошла в ту самую дверь, откуда недавно вышел сам Пилбем. Оставалось подождать. Пилбем сел на ступеньку Когда прошло довольно много времени, а ее все не было, он побежал вниз. В дверях он остановился, нацарапал записку, дал вместе с шиллингом мальчику И пристроился неподалеку, чтобы поджидать сэра Джорджа. 2 Однако Перси Пилбем совершил тактическую ошибку. Да, Флик его не узнала, но позже, на лестнице, подсознание (как ему, к счастью, и свойственно, работавшее на свой страх и риск) забило тревогу. Смутно, туманно, ощупью она поняла, что где-то встречалась с клетчатым костюмом. Где же? Когда? На втором этаже включилась память. А, вот где! У Родерика, в тот злосчастный день, с которого все началось. Как бишь его? Пилбем? Да, да, Пилбем. Работает в этой газете. Опять же к счастью, озарение явилось внезапно, словно Флик чем-то стукнули, и у нее дернулась голова. Так и вышло. что краем глаза она успела заметить Пилбема прежде, чем он метнулся в тень. Одно из самых мерзких ощущений в этом мире -- ощущение, что тебя преследуют. Флик охватила паника, но она взяла себя в руки и пошла дальше. Опасность обостряет ум; она поняла, что делать. Бесценное подсознание подсказало ей, что в кабинете есть еще одна дверь. Теперь все зависело от того, куда она ведет. Если эти стенной шкаф, делать нечего. Но надежда нашептывала, что у людей с подбитым глазом, которые платят низкую цену, когда им предлагают приличную, обычно есть запасный выход. В конторе грохотал злобный голос, предупреждая, что там царит смятение. Действительно, Слинсби бушевал, обрушив гнев на юного Генри. Винить его мы не будем. Встреча с прекрасной Лилией достаточно расстроила его, завтрак -- немного успокоил, но тут, откуда ни возьмись, явился Пилбем. Выдержишь ли тут свист рассыльных? Нет, не выдержишь. Вот почему мечтательный Генри, едва досвистев до середины самый новый шлягер, ощутил, что на него скачет кавалерийский эскадрон; и узнал о себе то, чего ему не сказали даже вполне откровенные товарищи праздных часов. У мистера Слинсби, особенно во гневе, словарь был значительно больше. Инстинкт самосохранения поистине правит нами. За эти часы Флик привязалась к мистеру Смиту (он был из Смитов лондонских) и при других обстоятельствах бросилась бы его защищать. Сейчас она просто отметила, что хозяин -- не у себя, и ринулась в святилище. Дверь там была. Флик открыла ее и с облегчением увидела, что за ней -- не шкаф, но площадка, а уж за нею -- черная лестница. Спустившись в темный дворик, забитый кадками и ящиками, беглянка пробралась на улицу и кинулась бежать, оставив навеки бумажно-целлюлозную компанию. Примерно через полчаса перед домом остановился кэб, а из него выскочил владелец "Мамонта". Пилбем кинулся к нему, ликуя и прыгая, как верный пес. -- Где она? -- спросил немногословный издатель. -- Там, -- отвечал еще более немногословный газетчик. -- Вы не ошиблись? -- Нет. -- Что ей тут делать, идиотке? -- пробормотал сэр Джордж уже перед дверью. Пилбем, терзавшийся той же загадкой, от рассуждений удержался. Они вошли в контору Кроткий, очищенный страданием Генри отнес в святилище карточку высокого гостя. Мистер Слинсби, внешне -- спокойный, внимательно ее изучил. -- Кто это? -- осведомился он. -- Мзна, сэр. -- Что ему нужно? -- Мзна, сэр. -- Веди его, трам-та-ра-рам, -- завершил беседу хозяин. Мы видели Уилфреда Слинсби в беде, но за то недолгое время, которое прошло с нашей встречи, на него обрушился еще один удар. Ко всем этим Лилиям, Пилбемам и свищущим Генри прибавилась исчезнувшая стенографистка. Обычно сочувствуют тем, кто оделся для бала, а идти некуда, однако не лучше и тем, кто собирался диктовать, а диктовать некому. Так стоит ли удивляться, что лондонский представитель впал в глубокую скорбь? Исчезновение стенографистки (как назвал бы он все это, если бы писал детективы) отличалось какой-то тошнотворной загадочностью. Он видел собственными глазами, что она появилась в конторе -- и что же? Мало того -- когда нервные центры дошли до ручки, в кабинет, вместе с гостем, вплыл мерзкий Пилбем. Всякий, кто варил яйца, знает одну занятную штуку: вода, которая просто плевалась и буйствовала, достигнув точки кипения, внезапно утихает. Случилось это и с мистером Слинсби. Да, он зыркнул на гостей неподбитым глазом, но не вскочил и не укусил их. Да, он сжал тяжелую чернильницу, но тут же и отпустил. -- Сэр Джордж Пайк, издательство "Мамонт", -- сказал Пилбем. -- Мистер Слинсби. -- Это вы издаете "Светские сплетни"? -- мрачно спросил хозяин. -- Среди множества других газет, -- отвечал гость. Мистер Слинсби сжал и отпустил чернильницу. Пилбем перешел к делу. Со старичком он уже поговорил. -- Нам удалось узнать, -- начал он, -- что у вас служит дочь нашего старого друга. Она ушла из дома. -- Амнезия, -- вставил сэр Джордж. -- Именно, -- поддержал Пилбем. -- Вот как? -- зловеще и спокойно осведомился мистер Слинсби. Сэр Джордж не собирался вести пустые разговоры. Он знал, откуда синяк, и хозяином гнушался. -- Я ее забираю, -- сообщил он. -- Вот как? -- Бедная девочка нуждается в присмотре. -- Ах, вот как? -- Буду очень обязан, -- властно вымолвил гость, -- если вы ее вызовете. Слинсби, чей разум во время беседы работал холодно и скоро, дождался своего часа. Кое-что -- немного, но кое-что -- урвать у судьбы он мог. -- Как же, как же! -- сказал он. -- Только ее нету. -- Она сюда пошла. -- Вошла -- и ушла. Голова заболела. -- Она не выходила! -- вскричал приметливый Пилбем. -- Докажите! -- вскричал сэр Джордж. -- Прошу, -- сказал хозяин. -- Вот ключи от сейфа. Вот мой стол, ящики не заперты. Корзинка. -- Тут его осенило: -- Видите ли, она воспользовалась той дверью. Ушла домой... -- Адрес знаете? -- Как же, как же! Эрлсфилд, Райский тупик, 7. Место это он выбрал не случайно, недавно там кого-то убили. А вдруг, войдя но вкус, обитатели займутся его гостями? И вообще, места гнусные. -- Благодарю, -- сказал сэр Джордж. -- Не за что, не за что. -- Мерси, -- сказал Пилбем. -- Ну, что вы, какой пустяк! Когда дверь закрылась, измученное лицо озарила слабая улыбка. Глава Х. Охота в полном разгаре Все, кому не лень, особенно -- поэты, сетовали на равнодушие природы к человеческим бедам. Если бы у нее было хоть какое-то сердце, следующий день выдался бы мрачным и дождливым. Но нет: такого сияния Лондон не видел с прошлого лета. Тилбери-стрит, чьи обитатели по-прежнему рьяно варили капусту, плавала в солнечном свете, и настолько, что лошади понурили голову, а сильные мужчины, вывалив язык, считали минуты, чтобы успеть в пивную. Мостовую перед "Мамонтом" устилали золотые пластины, воробьи радостно чирикали -- словом, природа не страдала. В отличие от нее. как мы заметили выше, люди страдали, и первый из них -- Перси Пилбем. Дожидаясь перерыва, он томился и маялся. Нет слов печальней, чем "почти, почти"; и мысли об упущенной удаче терзали его, словно ястребы. Начальники наполеоновского типа плохи тем, что от подчиненных им нужен успех, и только успех. Чуть-чуть у них не считается. Пилбем понимал, что сэр Джордж ценил бы его больше, если бы истории с Флик вообще не было. Хозяин ругал его теперь буквально за все. Когда, просадив уйму денег на такси, они добрались до места, оказалось, что под номером 7 расположена достаточно вонючая лавка, где продают птиц и рептилий. Не очень чистый, но веселый старик с седыми бакенбардами, в черной шапочке, на вопросы ответить не смог, зато непрестанно предлагал что-нибудь купить. Сэру Джорджу показалось, что он крутит. Решили подождать. Воспоминание об этих часах глубоко уязвило душу Пплбема, особенно -- те минуты, когда он обнаружил, что у него на коленях прикорнула зеленая змея. Догадавшись одновременно, что низкий Слинсби просто обманул их, они уехали, хотя старик еще предлагал им купить попугая. Пробираясь среди местных убийц, они видели, что он стоит посреди улицы, с попугаем на плече, и вдохновенно снижает цену. Пилбем горько вздохнул -- в редакции он сидел один, Родерик простудился -- и принялся было за статью "Злачные места в Вест-энде", когда вошел мальчик-рассыльный. -- К вам пришли, сэр, -- сообщил он, протягивая карточку. Пилбем ее взял. Страдания пришибли его, лишили обычной живости, и он едва не сказал, что его нету, как вдруг его взгляд упал на слова Джадсон Кокер Что-то шевельнулось в его душе. Кокер? Он где-то слышал такую фамилию. Ко-кер... Да, знакомо. Почему? И тут у него перехватило дыхание. "До свидания, мистер Кокер"! Именно это сказала мерзкая девица тогда, перед домом. Да, да, да. Потом он спросил, зайдет ли она вечером, и она ответила: "Конечно". Значит, она запросто заходит к этому Кокеру. -- Какой он? -- вскричал несчастный Пилбем. Мальчик растерялся. Редакторы "Светских сплетен" обычно не просили описывать посетителей. -- Ну, такой дядя, -- туманно ответил он. Пилбем решил не тратить времени попусту. Он не смел надеяться на чудо -- но, теребя свои усики, все же надеялся. Дверь открылась. Сердце у него чуть не выскочило. Надежда сбылась. Выпал единственный шанс из миллиона. Именно этого типа видел он тогда, с Флик. -- Заходите! -- восторженно крикнул он. -- Садитесь! -- Спасибо, -- сказал Джадсон, немного смущенный, но и подбодренный его пылом. В редакцию его привела вчерашняя беседа с Фелисией. Преследование она описывала подробно и вдохновенно, но ему запало в душу, что в этих "Сплетнях" служит не только Родерик. Он плохо разбирался в газетном деле и думал, что ошибку может исправить один лишь редактор -- а можно ли ждать правды от человека, который дал Биллу по голове? Если у него есть помощник, все еще не так плохо. Конечно, он понимал, какая тут нужна осторожность. Кто-кто, а этот субъект не должен знать, что они с Флик знакомы. Подумать смешно, что бы он дал, чтобы узнать адрес человека, к которому она заходит каждый день! -- Что у вас? -- спросил Пилбем. -- Понимаете, -- начал Джадсон, -- недельки две назад... Пилбем взглянул на часы. -- Однако! -- заметил он -- Вы не голодны? -- Вообще-то поел бы, -- отвечал Джадсон, дрожа с головы до ног от внезапной надежды. О такой удаче он и не мечтал. -- Перекусим, а? Вижу, у вас интересное дельце. Обсудим за столиком. -- Хорошо! -- пылко согласился Джадсон. -- Обсудим! -- Если не ошибаюсь, вы из Америки? -- Да. -- Тогда пойдемте в "Чеширский сыр". Там побывать надо. Вы, часом, не трезвенник? -- Нет! -- вскричал Джадсон -- О, нет! -- Понимаете, там есть такой портвейн... -- Портвейн... -- прошептал Джадсон. -- Заметьте, светлый. Джадсон прикрыл глаза в молитвенном экстазе. -- Идемте. -- почтительно и тихо проговорил он. Исторический кабачок очень ему понравился. Кресло доктора Джонсона оставило его равнодушным, а вот прославленный пирог с почками он съел с большим восторгом. Омытый пивом, пирог всколыхнул все лучшее в нем; и, когда явился портвейн, он искренне считал своим ближайшим другом несколько расплывчатое существо по ту сторону столика. Кроме пива и портвейна, Пилбем пленил его своим отношением к делу. Он недоумевал, он возмущался, он надеялся, что такой умный человек понимает, как сложно делать газету ("Конечно, конечно"). Ошибки так и лезут, так и лезут ("Вот именно!"). Дадим в следующем номере. -- Спасибо вам большое, -- сказал Джадсон. -- Не за что, -- сказал Пилбем. -- Ну, что вы! Спасибо. -- Пустяки! -- Спасибо! -- Незачтонезачтонезачто. -- Спа-си-бо! -- упорствовал Джадсон, допив портвейн и преданно глядя на лучшего из смертных. -- Сам напишу, -- сказал тот. -- И пошлю вам гранки, все проверите. -- Э? -- Проверите. Джадсон широко попел рукой. -- Не надо! Я полагаюсь на вас. -- А все-таки... Куда нам послать? Где вы живете? -- Баттерси, Мармонт, квартира семь. -- Прекрасно! А теперь, -- прибавил смягченный Пилбем, -- расскажите мне про ваш клуб. Это же надо придумать! Вы просто гений. В самом начале третьего, окрыленный успехом, Пилбем попрощался с Джадсоном и поспешил к себе на работу. Лимузин у тротуара говорил о том, что хозяин вернулся, и триумфатор побежал к нему, на четвертый этаж. -- Да? -- сказал сэр Джордж. Сказал он это холодно, сухо, но Пилбем другого и не ждал. Ничего, думал он, сейчас лед растает. -- У меня хорошие новости, -- сообщил он. -- Я узнал, где можно застать мисс... э... Он замолчал, пытаясь вспомнить фамилию, которую забыл и хозяин. Однако тот, после неловкой паузы, решился на откровенность. -- Видимо, лучше сказать вам правду, -- молвил он. -- Вы понимаете, строго между нами... -- Еще бы, еще бы! -- Это моя племянница. -- Быть не может! -- Племянница, -- мрачно и весомо повторил сэр Джордж. -- Тем больше я радуюсь, -- сказал Пилбем, -- что я ее нашел. -- Нашли?! -- Узнал, где она бывает. Рассказывал он сжато и умело, как человек, привыкший втискивать в полторы колонки весь смрад большого города. Хозяин слушал, не дыша. -- Пилбем, -- сказал он, все выслушав, -- я знал, что вы не подведете. -- Спасибо, сэр Джордж, спасибо. -- Видно, я хорошо тренирую своих сотрудников. Вы умный человек, да, умный. Отнесите кассиру эту записочку. -- Сейчас! Спасибо! Сэр Джордж встал. -- Что ж, поеду туда, в этот доходный дом. Повидаю вашего Кокера. -- Вряд ли он там, -- подсказал Пилбем. -- Он собирался вздремнуть в парке. -- Ничего, подожду. А уж потом, -- прибавил сэр Джордж, -- он у меня не отвертится. Когда сэр Джордж прибыл в эпицентр своих бедствий, он увидел, что у дома стоит большой автомобиль, а рядом, поставив ногу на подножку, курит какой-то вполне сносный молодой человек. Тот на него посмотрел, гадая, где ж они встречались. Вроде бы незнакомы, думал он, а что-то такое было,неприятное. Сэр Джордж взглянул на самый дом. Шофер заверял, что это Мармонт и есть, но вывески он найти не мог и решил проверить. -- Вы не скажете, -- спросил он, -- где доходный дом Мармонт? -- Вот тут, -- приветливо ответил молодой человек. -- Спасибо. -- Не за что. Какая погода, а? -- Великолепная, -- признал сэр Джордж и вошел в дом. Молодой же человек, явно кого-то поджидавший, вдруг улыбнулся, а там -- помахал рукой. Посреди улицы быстро шла девушка в бесформенной котиковой шубке. Шофер сэра Джорджа, важно сидевший у руля, одобрительно ее оглядел. Даже шубка не скрыла от него, что незнакомка исключительно хороша собой. -- Вот и я, -- сказала Флик. -- Как вам мое манто? -- Шик! -- сказал Билл. -- Не совсем. Заняла у хозяйки, а то замерзну. Она влезла в машину и уютно там угнездилась. Мысль о том, что надо бы нанять машину и покатать бедную Флик, пришла Биллу в голову, когда они сидели в кафе, в безопасной зоне. Оба они заметили, как разгулялась погода, и решили, что грех этим не воспользоваться. У Билла, к тому же, чесались руки, еще не отвыкшие от руля. -- Куда поедем? -- спросил он. -- Может, в Хиндхед? -- Ладно. Дорогу знаете? -- Или вниз, по реке. -- Что ж, выбирайте. Однако в тот день им не довелось увидеть ни величавые высоты Хиндхеда, ни серебристую ленту Темзы. Флик еще думала, когда решение просто вырвали у нее из рук. Билл, откинувшийся на спинку сиденья, услышал крик, а потом и увидел, что спутница его смотрит куда-то совершенно круглыми глазами. Он обернулся и обнаружил давешнего джентльмена. -- Скорей! -- выдохнула Флик. -- Ой, скорее! Билл не отличался особым умом, но сообразил, что спрашивать некогда, и рванул с места. Давешний джентльмен взвыл и кинулся за ними. Появление сэра Джорджа объясняется тем, что он устал звонить в седьмую квартиру Догадавшись, что в ней никого нет, он решил ждать в лимузине. Тут он и увидел Флик; и (как Пилбем вчера, у конторы) решил, что Провидение печется о праведнике. Приятно ли понять после этого, что племянницу увезли? С горя он потерял голову. Он орал, он скакал по мостовой, все втуне. Только тогда, когда ярдах в пятидесяти машина свернула к западу, ему пришло в голову, что гнаться удобней на колесах. -- Эй! -- крикнул он шоферу, размахивая руками, словно семафор. -- Эй! Бриггз! Сюда, идиот! Шофер бесстрастно и важно подъехал к разъяренному Шефу. Тот прыгнул на сиденье, обеими руками указывая в сторону Альберт-род и крича при этом: -- Там! Там! Шофер отчужденно кивнул. Да, надо ехать за той машиной, но зачем беспокоиться? Огастес Бриггз, слава Богу, выше таких эмоции. -- Это был дядя Джордж, -- сказала Флик. Билл обернулся через плечо и заметил: -- Это и сейчас он. После чего нажал на акселератор. Глава XI. Конец охоты 1 Если уж кто-то от кого-то бежит, инстинкт ведет его все дальше. Тем самым Билл не сразу избавился от желания быть где-нибудь еще, и как можно скорее, но все же минут через десять или четверть часа проверил ситуацию разумом. Что же до этого, первого периода он думал только о том, как стряхнуть погоню, нажимая большой ступней на акселератор и отмахиваясь от критики полицейских. Он спешил, он мчался вперед и думал, а верней -- ощущал только одно: как удачно, что он взял напрокат хорошую машину. Просто как будто предвидел, когда отказывался от всяких развалин и рыдванов! Наметанным глазом он опознал стоящую вещь и оказался прав. Мягко, почти без усилий машина пожирала асфальт. Перемахнув набережную Челси, он пронесся по Оклистрит и свернул налево, на Фулем-род. Сам того не зная, он ехал тем самым путем, каким ехали они с Джадсоном, преследуя Родерика. На Пагни Хай-стрит им удалось вырваться вперед, поскольку лимузину перегородила путь подвода с пивом. Сэр Джордж явственно вскипел, шофер Огастес принял удар спокойно, тогда как Билл, удачно подражая приемам затравленного зайца, свернул по Леси-род на Чарлвудрод, потом -- на Фелшелл-род и так, вернувшись на свои следы, снова пересек мост Патни и понесся на Фулем Пэлейс-род, чтобы вынырнуть в Хаммерсмите, на оживленной Кинг-стрит. Маневр этот мог решить дело, но Огастес Бриггз, при всей своей невозмутимости, был далеко не прост. Взглянув через плечо, Билл увидел, что лимузин следует за ними. Именно тогда и стал он проверять ситуацию. -- А что это, собственно, такое? -- спросил он. -- Это дядя Джордж. -- Знаю. Почему мы бежим? -- Потому что я не хочу, чтобы он нас поймал. -- А что? Флик онемела, Билл заполнил перерыв в беседе тем, что, обогнув омнибус, резко свернул на Аддисон-род. -- То есть как? -- спросила наконец его удивленная пассажирка. -- Ну, поймает. -- объяснил водитель, ловко избегая убийства поворотом руля. -- Что он вам сделает? Его гордый дух уже раздражало, что приходится удирать от коротышки с двойным подбородком, который ему, как говорится, на один палец. Начнись смертный бой, и он их уложит за две минуты, и этого дядю, и шофера. По удачному слову Айзека Пули, он их размажет по мостовой. Но нет, он бежит от них, как грешник из псалма, он дает им гонять себя по всему городу Гордость Вэстов не могла этого стерпеть. -- Что он сделает? -- повторил Билл. -- Силком домой не потащит! -- Да, да, -- сказала Флик. -- Я просто не хочу его видеть. -- Почему? -- настаивал Билл, только что избежавший, возможности уменьшить на одну персону несовершеннолетнее население Ледброк-гров. -- Не знаете вы дядю Джорджа, -- покачала Флик головой. -- Он такой настырный. Так надавит, так и давит. -- Ну прям! -- возразил Бидл. -- Нет, правда. Уставится, прикажет -- и все, выполняют. Когда он смотрит на меня, я себя чувствую удавом и кроликом. -- То есть как? -- Ну как будто он меня загипнотизировал. Если бы я тогда не заперла дверь, и он бы вошел и посмотрел, я бы сразу слиняла и пошла к ним, обедать. Так и теперь. Поймает -- я вернусь с ним домой. -- Чепуха какая! Да не трусьте вы! -- Что поделаешь! Так уж оно есть. Билл, в сущности, был прост душой, но достаточно долго жил в этом мире, а потому знал, что женские причуды надо почитать, какими бы дикими ни были они со здравой, мужской точки зрения. Смутно, приблизительно он Флик понимал -- когда-то его вот так же завораживал Риджвей. У этого достойного слуги были свои взгляды на шляпы и галстуки, дававшие ему силы преодолеть вкусы человека, у которого он служил. О людях не спорят, если кто могуч, тот могуч, надо это принимать. Если Флик сжимается от одной мысли о встрече с дядей Джорджем, значит, надо бежать от него до последней капли бензина. Он крутанул руль. они полетели к востоку, и погоня обрела странное сходство со сном, устранявшее самую возможность связных размышлений. Билл понятия не имел, куда они едут; он заблудился в Лондоне, как героиня мелодрамы, и просто нырял в любую улицу, если та мало-мальски для этого подходила. Лимузин следовал за ним. Уйти от него в потоке машин никак не удавалось, Билл уповал на сельскую местность. Внезапно домов стало меньше, и он с удивлением понял, что этот чертов город и впрямь кончается. Петлял он так, что каким-то образом оказался на Хертфоршидской дороге. -- Ну, -- сказал он сквозь зубы, -- теперь мы им покажем! Машину он взял напрокат, но за время погони полюбил ее, как родную. Она и впрямь была хороша, а показать себя могла именно на широком шоссе. Настоящей, вдохновенной машине как-то претят рельсы и всякий транспорт. Ей нужен простор. Она его обрела и радостно взревела всем своим мотором. Стрелка указывала сорок, потом -- сорок пять. -- Что, съели? -- крикнул Билл через плечо. -- Ну-ка, посмейтесь! Огастес Бриггз словно бы услышал эти слова. Смеяться он не стал, гильдейские правила допускают разве что легкую усмешку и все же на мгновение уголок его рта сдвинулся. Самую мысль о том, что какая-то поганая машинка бросает вызов "Браун-Виндзору", он встретил почти веселым презрением и так рванулся вперед, что курица, собравшаяся неспешно перейти дорогу, спасла свою жизнь лишь безумным прыжком в последнюю долю секунды. Так пролетели они Нью Барнет, Хедли Вуд, Поттерс Бар и Сент Миммз, а у самого Хатфилда долгая, долгая охота внезапно окончилась. Билл замечал, что она уже не та, что охотник приналег, и довел стрелку до пятидесяти. Острое Чувство возможного поражения несколько охладило его. Что-то подсказывало ему, что лимузин идет именно на той скорости, которая уже опасна. Однако он не сдавался, пытаясь выжать из своей машины то, на что она не рассчитана, когда опасения его оправдались. Машина завертелась на шоссе так, что он едва не выпустил руль. Когда ему удалось с ней справиться, раздался звук, известивший его о том, что, как это ни ужасно, в самый разгар охоты он выведен из строя лопнувшей покрышкой. Случилось это почти напротив опрятных невысоких ворот, за которыми виднелся опрятный невысокий домик, отделенный от дороги живой изгородью и садиком. Билл оглянулся и увидел, что ярдах в двухстах лимузин несется вперед, словно галеон под ветром. Он схватил спутницу за руку. Пришло время быстрых действий. -- Сюда! -- крикнул он, и, выпрыгнув из машины, они кинулись в ворота. Садик, в который они попали, был одной из тех нарядных и опрятных заводей, где каждый листик и лепесток говорит о нежной любви его владельца. Аккуратные палочки поддерживали невысокие растеньица. Аккуратные дорожки петляли меж аккуратных клумб. Если беззаботная улитка забредет в такое место, она покраснеет и попятится, признав, что оно -- святое. На Билла и Флик оно должно было воздействовать точно так же. Но Билл и Флик спешили, а когда спешишь, забываешь свое лучшее "я". Петлять по лабиринту дорожек они не стали. Схватив Флик за руку, Билл побежал наискосок, к кустам, сулившим временное пристанище. В окне первого этажа виднелось лицо, посиневшее от чистой злобы. Они слышали, как чьи-то руки колотят о стекло и чей-то жуткий крик, напоминающий о страждущем бесе, летит за ними. Однако не остановились, чтобы объясниться или извиниться, но, прыгая через клумбы, добежали до кустов. Там они передохнули; а вскоре -- и заметили, что в ворота, словно снаряд, ворвался сэр Джордж. 2 Сэр Джордж торжествовал; ему казалось, что неприятный случай -- это кара, настигнувшая злодеев. Чувства эти так раззадорили его, что, вновь обретя неодолимую стремительность, он не стал дожидаться, пока его довезут до места, но забарабанил по стеклу, а там -- и выскочил примерно в двадцати ярдах от ворот. Долгое безделье тела сказалось на нервах. Во всю прыть, какая возможна, когда у вас короткие ноги, он понесся вперед. Пробежав по следам, а значит -- по клумбам, с полдороги, он услышал столь пронзительный крик, что мгновенно остановился: -- Стой! Эй, вы! Какого черта вы тут скачете, .., .., ..? Крупный краснолицый субъект в штанах для гольфа размахивал руками на крыльце. -- ...! ...! ...! -- прибавил субъект для верности. Сэр Джордж был настолько поглощен своим делом, что слова, при всем их блеске, вряд ли задержали бы его. Субъект употребил два прилагательных и один глагол, которых он в жизни не слышал, но лингвистическая любознательность не остановила бы погони. Остановило ее то, что из-за кустов появился другой субъект, уже в вельветовых штанах, а главное -- с вилами и (словно этого мало) с жилистой, беспородной собакой, которая, быстро протрусив к нему, строго и тихо обнюхала его ноги. Сэр Джордж на нее посмотрел, и она на него посмотрела, вращая красным глазом. Видимо, даже в спокойном состоянии она не поражала красотой, теперь же се значительно портило то, что из-под верхней губы торчали большие зубы. Словом, как ни спешил сэр Джордж, он решил задержаться. Тем временем подошел и человек в гольфах. -- ..! ..! -- начал он, обогащая словарь газетного магната еще одним существительным. Хотя владелец опрятного домика мог напоминать отставного полковника, служившего прежде в Индии, на самом деле он занимался весьма мирным делом. То был не кто иной, как Монтегю Грейсон, известный автор светлых, солнечных книг. Увидев его сейчас, читатели испытали бы немалый шок, но, взвесив факты, признали бы, что гнев его праведен. Посудите сами: часа три Монтегю Грейсон писал, как не знаю кто, стремясь к тому, чтобы решающая сцена была и занятной, и трогательной. Когда, взглянув в окно, он увидел Флик и Билла на дорогих сердцу клумбах, вся ненависть к герою и героине перекинулась на них. Он думал, что это -- предел, но вышел, заметил сэра Джорджа и понял, что чувства к первой паре -- лишь бледная тень того, что можно испытывать к образу Божьему Будь он Данте, он немедленно начал бы новую главу, чтобы поместить мерзавца в самый страшный круг ада; а так -- выскочил в садик, кипя и пыхтя. -- .., сэр! Да, да, ... сэр! -- взревел он, нависая над сэром Джорджем, словно грозовая туча (прибавим, кстати, что утром ему не удалась партия в гольф). -- Что вы тут делаете? Сэр Джордж выпрямился со всем возможным достоинством, не забывая о том. что собака только и ждет хозяйского слова, чтобы дать волю дурным страстям. -- Моя племянница... -- начал он. -- Врывается в сад, топчет, .., клумбы!.. -- Простите, моя племянница... -- Вот разорвать бы вас, хр-р-р, да под розы!.. Субъект с вилами закивал, явно одобряя замысел, который принес бы пользу цветочкам. Собака задышала, как хороший астматик. -- Разрешите объяснить... -- А что объяснять? Нет, что объяснять? Безобразие какое! -- Я... -- Вы посмотрите на клумбы! Вон, вон ваши копыта! -- Племянница... Беглецы услышали из кустов только реплики хозяина, но этого хватило, чтобы побежать дальше со всей возможной скоростью. Уважение к чужой собственности глубоко сидит почти во всех нас, и они осознали всю тяжесть своего злодеяния. Ступив на чужую клумбу, мгновенно становишься ребенком. Билл и Флик ощутили, что им -- лет по десять. Именно за такие дела, чувствовали они, оставляют без варенья; и это чувство сменилось радостью лишь тогда, когда перед ними открылся луг, усеянный овцами. Что ж, при всей своей порочности, действия их помогли спастись. Беседа между хозяином и сэром Джорджем явно обещала затянуться. -- Осторожно! -- крикнула Флик, падая на траву. Билл тоже упал, да так, словно его подкосили. -- Что такое? -- сварливо спросил он, поскольку нервы у него все-таки сдали. Флик показала пальцем на силуэт лимузина, рядом с которым на бледном небе четко вырисовывался профиль шофера, спокойного тем спокойствием, какое возможно, если ты умеешь выключить разум. Только дым от сигареты показывал, что он -- живой. Билл вгляделся в шофера. Он думал. В нем медленно зрел великолепный план. Судьба ему подыграла -- рядом появился небольшой мальчик. -- Привет, -- сказал ему Билл, ободряя улыбкой. -- Привет, -- ответил мальчик с должной осторожностью. Его остренькое личико свидетельствовало о том, что заботы мира сего его гнетут. Вероятно, он терзался печалью о Вселенной. -- Полкроны заработать хочешь? -- А гдей-то? -- Вот. -- Хочу. -- Машину видишь? -- Вижу -- Дам полкроны, если будешь швырять в нее камнями. -- Камнями? -- Да. -- Эт, значит, камнями? -- Да. -- Эт в машину? -- Да. -- А мне, значит, полкроны? -- Да, да, да. Только что казалось, что измученный мальчик не может улыбнуться, но сейчас его лицо как бы треснуло по горизонтали. Окаменев на мгновение от того, что ему заплатят кучу денег за такое приятное дело, он быстро пришел в себя, взял монету, попробовал на зуб, положил в рот -- и удалился. Пока он неспешно шел через луг, царили мир и тишина. Овцы щипали траву, птицы щебетали, шофер курил. 3 Потом начались события. Шофер стоял так спокойно не потому, что выключил разум, а потому, что наслаждался долгожданным отдыхом. Думать он как раз думал, вспоминая совет дворецкого насчет завтрашних бегов. Этот знающий человек рекомендовал ставить на Мыльного и, чем больше шофер размышлял, тем больше убеждался, что завтра, в это самое время, он будет богаче на десять шиллингов. Раздумья его смягчили. Приближающийся мальчик не вызвал в нем особого раздражения. Вообще-то он их не любил, но сейчас -- ничего, терпел как-то. Снисходительно по глядев на него, он снова предался мыслям. Значит, ставим два шиллинга... Что-то просвистело над дорогой и ударилось о капот. Оторопев на мгновение, шофер увидел, что это -- большой камень. Тут же над изгородью появилась ухмыляющаяся морда. -- А, чтоб тебе! -- вскипел Огастес Бриггз. Тем временем в капот ударился второй камень. Шофер наш не отличался тонкостью чувств. Кто-кто, а он мог бы сказать: "Цветочек нежный у ручья -- простой цветочек для меня, и больше ничего". Но машину он любил пылкой, чистой любовью. Прикосновение камня коверкающей глади принесло ему такую боль, какой он не испытал бы, попади злодей в него. Коротко и страшно вскрикнув, он кинулся к изгороди. Однако прорваться сквозь нее он не смог. Сквозь такие изгороди удачно шныряют мальчики, но не шоферы в форме. Пришлось ограничиться словами. Пока он сообщал мерзавцу, что бы он с ним сделал (конечно, не все, сразу всего не вспомнишь), беглецы вылезли из укрытия. Когда шофер обернулся на знакомый звук, машина уже трогалась с места. Когда он подбежал к шоссе, она, ведомая беззаконной рукой, уже исчезла вдали. 4 Мы рады сообщить вам, что, вернувшись в столицу, Билл первым делом отвел машину на Манчестер-сквер, к сэру Джорджу и оставил у дверей. Дорогу показывала Флик. Потом он кликнул кэб и повез свою даму в ресторан. Ему хотелось подкрепиться после таких треволнений, и оба понимали, что положение надо спокойно, неспешно обсудить. -- Понять не могу, -- сказал он. когда лакей отошел от столика, который, заметим, стоял в тихом уголке, -- как ваш дядя узнал, где вы! Ведь он за вами явился? -- Да, конечно. Зачем ему ехать в Баттерси? -- В общем, он знает, что вы где-то там. Что будем делать? Флик чертила вилкой на скатерти небольшие узоры. Она. жила тихо, бывала только в таких общепризнанных пристанищах маммоны, как Риц, Кларидж или Карлтон, и здесь ее все удивляло. Она гадала, занятны или вульгарны лица за соседними столиками, когда Билл спросил снова: -- Что будем делать? -- Вот и я думаю, -- сказала Флик, но как-то рассеянно, она устала. -- А как называется этот ресторан? -- "Марио". -- Почему вы его выбрали? -- Вряд ли сюда заходит ваш дядя Джордж. Меня водил сюда Слинсби. А что? Вам тут не нравится? -- Мне... Ой! Флик смотрела на дверь, и Билл с удивлением увидел, что румянец, возвратившийся под воздействием еды и питья, мгновенно исчез. Глаза так округлились, что Билл на секунду подумал, не выскочил ли чудом ее злосчастный дядя. Он повернулся и понял, что этого все-таки нет. Кто-то вошел, кто-то продвигался между столиками, но не король прессы, а молодой человек в клетчатом костюме, с противными усиками. а так -- вроде бы безобидный. Вопросительно взглянув на Флик, Билл заметил, что она еще не порозовела. -- Вы видели? -- прошептала она. -- Кого? Этого типа в клеточку? Флик кивнула. -- Это Пилбем! Билл, взявшийся снова за нож и вилку, положил их. Да, понял он, за ними следят. Конечно, к Марио могут зайти псе, кто только живет в Лондоне, но Билла, которого его хозяин прогнал по сотне дорог, человек разозлил ровно так же, как разозлил упомянутый хозяин автора светлых книг. Итак, за ними следят. Билл резко отодвинул кресло и встал, выпятив челюсть. -- Куда вы? --спросила Флик. Но сразу поняла это. Билл продвигался к столику, за который только что усадили новоприбывшего. Подойдя, он тяжко оперся о скатерть и пронзил издателя "Светских сплетен" невыносимым взглядом. Перси Пилбем давно не видел таких крупных и одновременно недружелюбных людей, а потому -- вжался в кресло. -- Вы Пилбем? -- спросил Билл. Пилбем глотнул и выговорил: -- Д-дэ. Билл наклонился ниже и тихо, зловеще осведомился: -- Вы заметили, что я обедаю с мисс Шеридан? Пилбем попытался сказать: "Дэ", но слово это застряло в горле. -- Хорошо, -- признал Билл. -- А вам известно, что вы сейчас сделаете? Пилбем очень слабо улыбнулся, показывая этим, что готов принять любые предложения. -- Вы посидите тут, -- проворковал мучитель, сжимая и разжимая непозволительно большой кулак, -- пока мы не кончим обедать. Тогда вы тоже тут посидите не меньше десяти минут, а лучше бы -- и больше, я буду следить за дверью. Ясно? Пилбему это было ясно. -- Так. Надеюсь, не забудете? Пилбем обещал не забыть. Билл серьезно кивнул и вернулся к столику. Потом все тот же Пилбем медленно взял вилку и слабо тыкнул в сардину. -- Что он сказал? -- спросила Флик. Билл подумал. -- Да так, ничего. А понять -- понял. -- Понял? -- Что надо сидеть тихо, когда мы уйдем. -- Да не будет он! Сразу выскочит. -- Не думаю. Нет, не думаю. Может, поменяемся местами? Тогда я смогу за ним следить, хотя это не обязательно. Ну, ну! Чушь какая! Ешьте. Попробуйте эту рыбу, вроде хорошая. Заботливо проследив за тем, чтобы она пообедала, Билл, к своему облегчению, снова увидел румянец, когда же лакей принес кофе, решил, что пришла пора обсудить ситуацию. Сперва сэр Джордж пронюхал, где она живет, теперь -- еще этот Пилбем... Нет, обсудить надо. -- Давайте разберемся, что к чему, -- предложил он. -- Совсем уж на хвост наступают! Флик кивнула. Метафора была ей внове, но смысл она поняла. -- Значит, так, -- продолжал Билл. -- Вы хотели подождать, пока ваши не сдадутся. Верно? -- Да. Но сейчас они знают, где вы живете, в любую минуту могут меня найти. -- Вот именно! Значит, там вам жить нельзя. -- Конечно. -- Есть два выхода. Можно переехать... -- Я все равно буду думать, что дядя откуда-нибудь выскочит. -- Именно это я и хотел сказать. Что вы в конце концов, загнанная лань? Так и двух дней не вынести. Лучше совсем уехать. -- Как? Куда? -- В Нью-Йорк. -- В Нью-Йорк? -- Я все обдумал. Между нами, красота, а не план! Паспорт получите за один день. -- А что мне там делать? -- Есть два выхода. Можно пойти к моему дяде Кули, в Вестберн -- ну, где мы познакомились. Флик покачала головой. -- Нет, это опасно. Он пошлет телеграмму дяде Синклеру. Они очень дружат. -- Да, правда. Берем другой вариант. Я даю вам письмо к Алисе, она вам поможет. Если бы Билл не потянулся за спичками, он бы заметил, что Флик очень удивилась. Неужели он думает, что она обратится к этой Алисе?! Да, конечно, она ему не говорила, что, на ее взгляд, лучше бы той вообще не было -- но можно в конце концов догадаться! Флик прикусила губу, голубые глаза затуманились. -- Замечательная девушка! -- продолжал Билл с неуместным энтузиазмом. -- Вам она понравится. -- Да? -- пискнула Флик. -- Вот что, я ей сейчас напишу, -- он кликнул лакея и спросил чернила, перо, бумагу. -- Мировой план! -- Какой? -- Ну, хороший. Лучше не бывает. Все устроится. Пока он писал. Флик сжимала под скатертью руки, чувства в ней сменяли друг друга -- то ей хотелось дать ему по голове, то уткнуться лицом в ладони и заплакать. Второе желание было особенно трудно побороть. Нет, как можно! Просто выбросил из жизни, даже не сказал, что будет скучать! Да, да, он хочет помочь ей, нелогично так думать. Но женщины вообще нелогичны. План, конечно, хороший, в Лондоне остаться нельзя. И впрямь, нельзя жить, как эта загнанная лань. Денег у нее много, Нью-Йорк -- далеко... -- Ну, вот! -- сказал Билл. Флик взяла письмо и положила в сумку. -- Спасибо, -- сказала она. -- Может, пойдем? Я что-то устала. -- Пошли. Я посажу вас в кэб, а сам погуляю тут на всяким случай. Как бы наш друг чего не выкинул. Но друг их не выкинул ничего. Когда они проходили мимо, он ел куриную ногу, не поднимая глаз. Пилбем рисковать не любил. Билл захлопнул дверцу кэба, сказав напоследок: -- Пока! Письмо не потеряйте. -- Нет, нет, -- ответила Флик. -- Пока. Билл постоял у ресторана. Кэб свернул на Шафтсбери-авеню. Из окна помахала ручка. Тот же кэб еще не доехал до Ковентри-стрит, когда та же ручка снова высунулась. На сей раз она держала обрывки письма. Разжавшись, она швырнула их на дорогу и скрылась. Пароход "Гомер" стоял на стапеле, готовясь к своему плаванию. Палубы и проходы были запружены пассажирами и провожающими. Флик, опершись на перила, глядела вниз, на воду; Билл глядел вверх, на чаек. Беседа как-то разладилась, оба смущались. -- Скоро отплывете, -- сказал Билл, чтобы хоть что-то сказать. Чайки метались по синему небу, голося, как котята. -- Говорят, кораблик -- высший класс, -- заметил Билл. -- Да? -- Удобно будет. -- Да. -- Они тут очень стараются. -- Это хорошо. Билл не совсем понял, обрадовал его или огорчил крик "На бе-е-рег!", который кладет конец тяжкому обряду "провожания". Вроде бы все шло прекрасно, в дороге они болтали, да и здесь Флик была совсем веселая, так на тебе -- нахмурилась, молчит, едва отвечает... -- Я думаю, мне пора, -- сказал Билл. -- Да, наверное. -- Надеюсь, скучать тут не будете. -- Спасибо. -- Смешно, честное слово! Сколько лет в Америке не были. -- Да. -- За Бобом я присмотрю. -- Спасибо. -- Ну, я пошел. -- Да. Чайка пронеслась так близко от его лица, что он отдернулся и нервно засмеялся. -- Сколько народу, а? -- Да. -- Друзей, наверное, провожают. -- Очень может быть. Голосом страдающей сирены стюард призвал сойти на берег -- Вот что, -- сказал Билл, -- я пойду. -- Да, идите. -- Ну, пока. -- Пока. -- Письмо не потеряете? -- Какое? -- Как это какое?! К Алисе. -- А, да!.. -- Она вам так поможет! -- Да? Они подошли к трапу По нему; как пчелы в улей, двигались люди. Что-то было такое в этом зрелище, отчего Билл внезапно опечалился. Он взглянул на Флик. Ему стало как-то больно -- все-таки, она уж очень маленькая на таком большом пароходе... -- Ах ты, Господи! -- воскликнул он. -- Как я без вас останусь? Квартира не квартира, если вы не сидите в кресле. Будем там сидеть со старым Бобби... Он замолчал. У Флик задергалось лицо. Она нетерпеливо вытерла глаза платочком. -- Что ж это... -- начал он. -- Я... я из-за Боба, -- Флик протянула руку. -- Пока. -- И она исчезла. Билл постоял, глядя на скрывшую ее толпу. -- Вот это да! -- пробормотал он. -- Как она любит эту собаку! И он спустился на берег, погруженный в думы. Глава XII. К мистеру Парадену пришли 1 Если верно, что Действие придает нашей жизни особую пряность, то не менее верно и другое -- временами ее полезно разбавить капелькой Бездействия. А посему, после бурных -- а порою и буйных -- сцен, которые автор вынужден был привести, дабы сохранить целостность повествования, приятно будет пересечь Атлантику и немного отдохнуть в жилище ученого анахорета. Через месяц после того, как Фелисия Шеридан отплыла в Америку, мы вновь оказываемся в доме мистера Кули Парадена на Лонг-Айленде, в мансарде, выходящей окнами на залитый солнцем сад. В той самой мансарде, где занимается приемный сын мистера Парадена, Гораций. Мы входим в ту минуту, когда мистер Шерман Бэстейбл преподносит питомцу урок французского. Да. Несколько недель назад мистер Бэстейбл решительно объявил, что не останется и за миллион; но человек, приклеенный к шляпе, не отвечает за свои слова, и может отказаться от них под влиянием ножниц, теплой воды и доводов разума. Через полчаса после того, как шляпу отделили от его волос, мистер Бэстейбл, поначалу не желавший слушать о миллионе, настолько остыл, что поддался на лишние пятьдесят долларов в месяц. Соответственно, мы вновь видим его на посту. Однако нынешний Шерман Бэстейбл сильно отличается от себя прежнего. От восторженной приветливости не осталось и следа. Теперь это подозрительный деспот, которому мистер Параден велел не церемониться с подопечным; и вот, как было велено, он ожесточил свое сердце. В данную минуту он как раз демонстрировал происшедшую в нем перемену. Видя, что Гораций засмотрелся на залитый солнцем сад, педагог грохнул кулаком по столу. -- Будешь слушать? -- заорал он. -- У тебя в одно ухо... -- Ладно, ладно, -- печально отвечал Гораций. Эти вопли раздражали его все больше и больше. Вольное дитя подворотен тяжело воспринимало дисциплинарные меры; порой ему казалось, что мистер Бэстейбл перенял худшие черты покойного Саймона Легри. Он оторвал взгляд от лужайки и широко зевнул. -- Прекрати! -- заорал наставник. -- Ладно. -- Никаких "ладно"! -- гремел злопамятный учитель, который при виде питомца мгновенно вспоминал клей. -- Когда я к тебе обращаюсь, говори "да, сэр", четко и уважительно. -- Да, сэр, -- буркнул Гораций. Ревнитель дисциплины подметил бы недостаточную четкость и уважительность этих слов, но наставник удовольствовался буквой, или сделал вид, что удовольствовался, и снова перешел к уроку. -- Во французском языке, -- произнес мистер Бэстейбл, -- перед существительными мужского рода ставится неопределенный артикль un, например un homme -- мужчина, un oiseau -- птица. -- Ща села на дерево, -- заметил Гораций, плавно переходя к уроку естествознания. Мистер Бэстейбл попытался испепелить его взглядом. -- Не отвлекайся! -- взревел он. -- И не "ща", а сейчас. -- Вот и я про что, -- сказал Гораций. -- ...и une -- перед существительными женского рода, например une dame -- дама, une allumette -- спичка, une histoire -- история, une plume -- перо. Ясно? -- Да вроде. -- Что значит "вроде"? -- Ну, -- спокойно отвечал Гораций, -- вроде киселя. Чего-то тебе ложат, а чего -- непонятно. Педагог вцепился в редеющие волосы и застонал. С пятьюдесятью долларами в неделю набегала внушительная сумма, но он все чаще думал, что дешево оценил свои страдания. -- "Ложат"! -- в отчаянии повторил он. -- Разве культурные люди так говорят? -- Не знаю, -- упорствовал Гораций, -- я с такими людями не говорю. -- Сэр, -- машинально поправил мистер Бэстейбл. -- Сэр. -- И не "людями", а "людьми". -- Он с тоской воззрился на ученика. Припекало, его слабые нервы начали сдавать. -- Ты неисправим. Не знаю, что с тобой делать. Тебя совершенно не интересует занятия. Я думал, ты осознаешь свое положение. Возможности, которые перед тобой открываются. -- Знаю, -- устало отвечал Гораций, -- надо пользоваться случаем и выправляться, сколько могешь. -- Можешь. -- Ладно. -- Да, сэр! -- Глаза мистера Бэстейбла зловеще блеснули. -- Да, сэр. Педагог с размаху плюхнулся на стул, тот обиженно заскрипел. -- Ты понимаешь, что тысячи мальчиков, глядя на тебя, подыхают с зависти? -- Так культурные люди не говорят, -- возразил Гораций. Ненавистные уроки, как ни странно, порой накрепко застревали в его памяти. -- Вот вы и попались. Не "подыхают", а "умирают". Не "с" зависти, а "от". Вы меня поправляете, я вас. Что, съели?! -- (При этом вопросе наставник не впервые подумал, что Ирод Великий -- его любимый исторический персонаж.) -- Сами ж мне и талдычили. Каждый учитель в душе политик. Мистер Бэстейбл, сознавая шаткость своих позиций, перешел в контратаку, избрав мишенью выговор своего питомца. -- Да научишься ты как следует произносить слова?! -- заорал он. -- Можно ли так коверкать! Вот, -- он вытащил толстую книгу. -- Что толку учить французский, если ты на своем говорить не умеешь. Читай вслух. По-людски, а не... -- он задумался, подбирая сравнение, -- не как мальчишка для гольфа. -- А чего такого? -- спросил Гораций, который водил дружбу с представителями этой почтенной профессии и сам на досуге не брезговал потаскать клюшки. Мистер Бэстейбл не дал сбить себя на спор. -- Читай, -- сказал он. -- С девяносто девятой страницы. Гораций открыл книгу, озаглавленную "Путеводные огни истории", том второй, "Средние века", с отвращением, которое даже не пытался скрыть. -- В ету епоху, -- уныло начал он. -- Эту эпоху. -- В эту эпоху монастыри Эвропы... -- Европы. -- Я и прочел "Эвропы", -- обиделся Гораций, -- в эту эпоху монастыри Эвропы богатели, их церквы соперничали со сборами... -- Соборами. -- В размере и красоте убранства. Святой Бернард, или Сен Бернар по-французски... -- Он перестал читать, впервые ощутив проблеск интереса. -- У одного типа есть сенбернар. Лохматый такой, глазищи красные... -- Не отвлекайся, -- рявкнул мистер Бэстейбл. -- ...по-французски, величайший и самый яркий предт-т-дста-ви-тель средне-веко-вого монашества... Вау! -- выдохнул Гораций, нежно поглаживая занывшую челюсть, -- родился в 1101 году в Бурбундии. -- Бургундии. -- ...Бурбундии, в благородном семействе. У его матери было шесть сыновей и дочь, которую та еще в младенчестве посвятила Богу. Третий сын, Бернард, красивый, утонченный, образованный юноша отличался высоким ростом, его белое лицо обрамляли золотистые кудри, голубые глаза лучились невиданной простотой и кротостью. Гораций в гневе запнулся. Он плохо разбирался в святых, но вкусы свои знал. Что-то подсказывало: святой Бернард ему не понравится. -- Девчонка! -- фыркнул он. Мистер Бэстейбл изготовился миру явить нового Легри, когда в дверь негромко постучали. -- Простите, что прерываю, сэр, -- сказал Робертс, дворецкий, почтительно замирая на пороге. -- Ничего, Бобби, я не в обиде, -- великодушно заверил Гораций. -- В чем дело, Робертс? -- Профессор Эпплби к мастеру Горацию, сэр. Мистер Параден просит ненадолго отпустить его в библиотеку. Новость вызвала всеобщее ликование. Гораций просиял, словно жители Гента, получившие добрую весть, да и мистер Бэстейбл не огорчился. Он готов был, стиснув зубы, длить занятие еще час, но двери темницы внезапно распахнулись и впереди засияла воля. -- Конечно, конечно, -- сказал он. -- Я тоже не возражаю, -- объявил Гораций. Он радостно выбежал из застенка, а мистер Бэстейбл расправил плечи, с которых упало непомерное бремя, положил ноги на стол и закурил. 2 Почтенный профессор вошел десять минут назад и нарушил привычный распорядок мистера Парадена. Тот только что слез с лестницы и прибавил еще стопу к внушительной груде на столе, когда Робертс объявил посетителя. С минуту мистер Параден чувствовал себя псом, у которого украли кость, но природная учтивость возобладала, и, когда профессор вошел, хозяин уже лучился улыбкой. -- Спасибо, что заглянули, -- сказал он. -- Да вот, проезжал мимо, -- сказал профессор, -- и взял на себя смелость проведать нашего подопечного. Как он? Учится, конечно? -- Наверное. Присядите? -- Большое спасибо. Профессор Эпплби блаженно опустился в кресло, утер белым платочком высокий лоб и расправил бороду. Сейчас он еще больше походил на доброжелательного малого пророка. Его кроткие глаза устремились на книжные полки, на мгновение хищно блеснули и тут же приняли обычное благостное выражение. -- Теплый денек, -- заметил профессор. -- Да, жара. Вам не душно? -- Ничуть, -- сказал профессор Эпплби. -- Я люблю запах старых книг. Мистер Параден проникся новой симпатией к собеседнику. -- А как Гораций? -- спросил профессор. -- Здоровье -- лучше некуда, -- отвечал мистер Параден. -- А вот... Профессор остановил его движением руки. -- Знаю, что вы сейчас скажете, знаю. У мальчика душа не лежит к занятиям. -- Есть отчасти, -- признался мистер Параден. -- Мистер Бэстейбл, его учитель, говорит, что Горация трудно заинтересовать. -- Так я и предполагал. Нет должного рвения? -- Ни малейшего. -- Придет, -- сказал профессор. -- Всему свое время. Спокойствие, Параден, терпение. Будем подражать полипу, который кропотливо возводит коралловый риф. Я это предвидел, когда советовал взять неиспорченное дитя народа, и по-прежнему считаю, что был прав. Насколько лучше работать с таким ребенком, пусть поначалу успехи будут едва заметны, с чистой доской, не исписанной чужими руками. Не тревожьтесь. Куда проще было бы усыновить мальчика из хорошей семьи, но мое мнение -- и я в нем уверен! -- результаты были бы куда более жалкие. Гораций -- непаханая почва. Рано или поздно он взрастит вам достойный плод. Рано или поздно -- говорю с полной убежденностью -- мальчик переймет ваш образ мыслей, ваш вкус, просто в силу постоянной близости к вам. -- Удивительно, что вы так сказали, -- заметил мистер Параден. -- Ничуть. -- Профессор мягко улыбнулся. -- Мой психологический опыт редко меня подводит. А что вас удивило? Должен ли я понимать, что вы уже подметили какие-то признаки? -- Да. Поверите ли, Эпплби, но, кроме еды, Гораций интересуется только библиотекой. Профессор деликатно кашлянул и отрешенно поглядел в потолок. -- Вот как! -- мягко выговорил он. -- Постоянно крутится здесь, спрашивает, какие книги самые редкие, да какие самые ценные. -- Проблеск разума. Да, проблеск разума. Юный интеллект тянется к свету, как росток -- к солнцу. -- Меня это слегка обнадеживает. -- Я с самого начала верил в Горация, -- сказал профессор. -- И не ошибся. -- Возможно, после двух лет в английской школе... -- Что?! -- вскричал профессор Эпплби. Мгновение назад казалось, что его просветленное спокойствие несокрушимо, однако сейчас он подался вперед и с тревогой уставился на собеседника. Челюсть у него отвисла, белоснежная борода возбужденно тряслась. -- Вы отправляете Горация в Англию? -- выдохнул он. -- Беру с собой, -- поправил мистер Параден. -- Я отплываю через несколько дней. Давно обещал погостить у старого друга, Синклера Хэммонда. Прихвачу Горация, отдам в школу. Может быть, в Винчестер. Там учился Хэммонд. -- Но разумно ли это? Не слишком ли опасно? -- Я решил, -- сказал мистер Параден с тем воинственным раздражением, которое частенько задевало его родственников. Профессор Эпплби с явным недовольством потянул себя за бороду. Мистер Параден на мгновение удивился, чего тот так убивается. -- Но разве там образование! Все пишут, что оно слишком поверхностно, слишком механистично. Почитайте современные английские романы... Мистера Парадена передернуло. -- Я не читаю романов! -- сказал он. -- И опять-таки, поездка в Англию... Вы не боитесь оставить без присмотра свои книги? Мистер Параден довольно хохотнул -- собеседнику этот смех показался заупокойным звоном. -- Можно подумать, я никогда не выхожу из дома. Я все время в дороге. Мы с вами и познакомились в поезде. А если вы думаете, что книги остаются без присмотра, попробуйте взломать стальные ставни. Или дверь. Эта библиотека -- сейф. -- Да уж, -- печально произнес профессор. -- К тому же книги застрахованы, а самые ценные я возьму с собой. -- Вот как? -- Профессор Эпплби вздрогнул, словно его пальцы нашарили в бороде змею. -- С собой, говорите? -- Да. Хэммонд -- библиофил. Он обрадуется им, как своим собственным. -- Неужели? -- Профессор просветлел, словно летнее небо, когда солнышко выглянет из-за тучки. -- Да, редкий человек. Ни тени ревности. -- Замечательно! -- Вам бы он понравился. -- Наверняка... В Англии вы, безусловно, поместите книги в банк? -- Зачем? Книги -- не бриллианты. Никто не знает, сколько они стоят. Воришка, если и заберется к Хэммонду, не додумается прихватить стопку потрепанных книг. -- Верно. Верно. -- Я положу их в обычный чемодан, буду держать в спальне. -- Очень мудро.... Ах, -- сказал профессор, оборачиваясь. -- Вот и наш юный друг. Здравствуй, Гораций. -- Привет, -- сказал юный друг. Профессор Эпплби взглянул на часы. -- Господи, я заговорился, пора идти. Только-только успеваю на поезд. Может быть, вы позволите мальчику вместо урока проводить меня на станцию? Спасибо. Беги за шляпой, Гораций. Мы спешим. Однако за дверью он торопиться не стал, а двинулся медленно, словно человек, страдающий от мозолей. -- Очень удачно, что я заехал, -- возбужденно обратился он к спутнику. -- Знаешь, что случилось? Старому жуку не сидится на месте. Везет тебя в Англию. Гораций застыл, ошеломленный не меньше, чем прежде профессор. -- В Англию? Зачем? -- В школу отдать. -- Меня?! -- Тебя. -- Окосеть можно! -- возмущенно вскричал Гораций. -- Усыновил, называется! Надо ж было так влипнуть! Здесь-то жуть, все дергают, заставляют учить французский, но я хоть знаю, что сбегу. В школу! -- Он решительно нахмурился. -- Нет, дудки! Не пойду в школу, и в Англию не поеду... -- Заткнись, -- оборвал его профессор. -- Если ты дашь мне вставить слово, я тебе все скажу. Ни в какую школу ты не пойдешь. Старик едет в Англию к приятелю. Тот тоже свихнулся на книжках. Вот он и повезет ему лучшее. Прихватишь их и слиняешь. Они у него будут в чемодане, в спальне. -- Как же, жди! -- возразил Гораций. -- Оставит он их в чемодане! Да он над ними трясется, будто они золотые. -- Говорю, оставит. Сам мне сказал. Думает, никто за ними не полезет. Кому лезть-то? Форточнику, что ли? Зачем ему книжки? -- Верно, -- согласился Гораций. -- Я пришлю Джо, вы все обговорите. -- Идет, -- согласился Гораций. -- Ух ты, какая классная! Замечание это вызвала светловолосая девушка с мальчишеской фигурой, которая устало брела от станции. Пока она проходила мимо, Гораций успел придирчиво ее оглядеть, и настолько утвердился в своем мнении, что так и остался стоять с разинутым ртом, глядя ей вслед, за что в воспитательных целях получил подзатыльник. -- Некогда на девок пялиться, -- сказал профессор Эпплби тоном малого пророка, обличающего людские грехи. -- Ты слушай, что тебе говорят, и мотай на извилину. -- Ладно, ладно, -- сказал Гораций. 3 Девушка, которая так понравилась Горацию, дошла до владений мистера Парадена и, миновав ворота, двинулась к дому. Дорога была ей знакома. Она сама удивлялась, до чего отчетливо помнит все мелкие приметы местности. Вот старая, крытая дранкой крыша, вот окошко комнаты, где она жила, прудик за деревьями. При виде воды глаза ее затуманились, дыхание сперло. Две пляжные кабинки, мостик -- все, как столетия назад, когда она была шестнадцатилетней, тощей и веснушчатой. Она позвонила в колокольчик. Мистер Параден, только-только взобравшийся снова на лестницу, услышал голос дворецкого. -- Э? -- рассеянно спросил мистер Параден. -- К вам дама, сэр. Мистер Параден чуть не свалился с лестницы. Дама? К нему? -- Кто такая? -- Мисс Шеридан, сэр. Трогательной встречи у Флик с Робертсом не вышло. Каждый полагал, что видит другого впервые. Флик смутно помнила, что пять лет назад здесь был какой-то дворецкий, но внешность его не врезалась ей в память. Что до Робертса, он если и сохранил какие-то воспоминания о девочке, которая останавливалась в доме на третьем году его служения, никак не связывал их с нынешней миловидной особой. -- Она сказала, зачем? -- Нет, сэр. -- Где она? -- Я провел ее в гостиную. -- Пригласите сюда. -- Сейчас, сэр. У мистера Парадена закралось неприятное подозрение, что пришли за деньгами для местной церковной общины, но оно развеялось, едва Флик вошла. Местная церковная община засылает матрон постепеннее. Он так явственно недоумевал, что Флик, несмотря на расстроенные чувства, слабо улыбнулась. -- Вы не помните меня, мистер Параден? -- Э... если честно... -- Мы давно не встречались. Пять лет назад я гостила у вас с дядей, Синклером Хэммондом. -- Господи! -- Мистер Параден, который перед тем ограничился кивком, шагнул вперед и крепко пожал ей руку. -- В жизни бы не узнал! Вы были совсем ребенок. Конечно, я вас прекрасно помню. Опять в Америке? Или вы здесь живете? Вышли замуж? -- Я не замужем. -- Просто гостите? Ну, ну! Страшно рад вас видеть. Вы меня еле застали. Вот совпадение: я как раз уезжаю в Англию к вашему дяде. -- Знаю. Поэтому я и пришла. Дядя Синклер просит, чтобы вы взяли меня с собой. Вы получили телеграмму? -- Телеграмму? -- переспросил мистер Параден. -- Нет, не помню. -- Он позвонил. -- Робертс, мне в последнее время приносили телеграмму? -- Да, сэр, вчера. Если вы вспомните, сэр, я принес ее сюда. Вы стояли на лестнице и сказали, чтобы я положил на стол. Стола было не видно под слоем книг. Мистер Параден зарылся в них и вскоре победно вынырнул с конвертом в руке. Оправданный Робертс вышел. -- Прошу прощения, -- сказал мистер Параден. -- У меня дурная привычка закладывать почту бумагами. И все равно, Робертс должен был напомнить. Телеграммы -- это серьезно. -- Он распечатал конверт и прочел. -- Да, это она. Ваш дядя сообщает, что вы зайдете, и мы вместе поедем в Англию. Понятно. Очень рад. Где вы остановились? В Нью-Йорке, у друзей? -- Нет, я одна. -- Одна! -- Мистер Параден надел свалившиеся очки и вытаращился на Флик. -- Как же дядюшка вас отпустил? -- Я сбежала, -- просто ответила Флик. -- Откуда? -- Из дома, а теперь... -- Она дернула плечом и криво улыбнулась, -- бегу обратно. Даже очки не помогли мистеру Парадену рассмотреть Флик достаточно пристально. Он шагнул вперед и оторопело уставился на нее. -- Сбежали из дома? Зачем? -- Меня хотели выдать за человека, который мне не нравится. Дядя Синклер, -- продолжала она быстро, -- тут ни при чем. Это все тетя Фрэнси и дядя Джордж. Мистер Параден предпочел бы, чтоб здесь поместили сноску, разъясняющую, кто эти персонажи, но не посмел прерывать взволновавший его рассказ. -- Дома, -- продолжала Флик, -- стало ужасно неуютно, и я сбежала. Думала, устроюсь тут на работу. -- Неслыханно!