-----------------------------------------------------------------
Copyright (C), Saki (H.H.Munro), "Beasts and Super-Beasts"
(1914), "The Hen"
Copyright (C), перевод с английского, Гужов Е., 1997
e-mail: gu@samuni.silk.org
-----------------------------------------------------------------
"Дора Битхольц приезжает в четверг", сказала миссис Сангрейл.
"В следующий четверг?", спросил Кловис.
Его мать кивнула.
"Конечно, ты специально так устроила, не так ли?", хохотнул
он. "Джейн Мартлет здесь всего пять дней, а она всегда остается
не меньше чем на две недели, даже когда определенно просится
всего на неделю. Тебе не удастся выпроводить ее из дома к
четвергу."
"А зачем мне это?", спросила миссис Сангрейл. "Она и Дора -
хорошие подруги, не правда? Насколько я понимаю, они привыкли
друг к другу."
"Они привыкли; именно это делает их сейчас еще более резкими.
Каждая думает, что пригревала змею на собственной груди. Ничего
так не раздувает пламя ненависти человека как открытие, что его
грудь использовалась в качестве змеиного санатория."
"Но что произошло? Кто-то из них содеял зло?"
"Не совсем", сказал Кловис; "между ними пробежала курица."
"Курица? Какая курица?"
"Бронзовый леггорн или какая-то другая экзотическая порода;
Дора продала ее Джейн по весьма экзотической цене. Понимаешь, обе
интересуются ценными породами птиц и джейн думала, что она вернет
назад свои деньги в виде громадного семейства породистых цыплят.
По части яиц эта птица оказалась воздержанкой и мне говорили, что
письма, которыми обменялись обе женщины явились откровением как
много инвектив может поместиться на листе бумаги."
"Как смешно!", сказала миссис Сангрейл. "Не мог бы кто-то из
их друзей уладить ссору?"
"Пробовали", сказал Кловис, "но это оказалось весьма похоже
на попытку успокоить музыку шторма в "Летучем голландце". Джейн
обещала забрать назад свои самые клеветнические ремарки, если
Дора заберет назад курицу, однако Дора сказала, что это будет
означать признание неправоты и ты понимаешь, что она скорее
признается, что владеет трущобами в Уайтчепеле, чем сделает это."
"Какая затруднительная ситуация", сказала миссис Сангрейл.
"Ты предполагаешь, что они не захотят говорить друг с другом?"
"Наоборот, трудно будет заставить их перестать это делать. Их
замечания относительно поведения и характера друг друга до сих
пор сдерживались тем фактом, что только четыре унции простой
брани можно переслать почтой за одно пенни."
"Я не могу отложить приезд Доры", сказала миссис Сангрейл. "Я
однажды ужу откладывала ее визит, и ничего, кроме небольшого
чуда, не сможет заставить Джейн уехать до истечения ее обычных
самоназначенных двух недель."
"Чудеса - это скорее по моей части", сказал Кловис. "В данном
случае я не претендую на слишком большие результаты, но сделаю
все, что смогу."
"Если ты не станешь вмешивать в это дело меня...", поставила
условие его мать.
***
"Со слугами небольшая неприятность", пробормотал Кловис, сидя
после ленча в курительной комнате и прерывисто разговаривая с
Джейн Мартлет в промежутках между смешиванием инградиентов
коктейля, который он непочтительно запатентовал под именем Элла
Уилер Уилкокс. Коктейль состоял частью из выдержанного бренди, а
частью из кюрасао; были и другие составные части, но про них
никогда не говорилось внятно.
"Слуги - всегда неприятность!", воскликнула Джейн, ныряя в
тему с роскошным всплеском охотника, когда он оставляет большую
дорогу и чувствует торф под копытами своей лошади. "Я думаю, все
они такие! Вы едва поверите, какие хлопоты я перижила в этом
году. Но я не вижу, на что вам жаловаться - вашей матери так
чудесно везет со слугами. Стурридж, например - он у вас много
лет, и я убеждена, что он - образец дворецкого."
"Именно в этом и заключается трудность", сказал Кловис.
"Когда слуги у вас годами, они становятся по-настоящему серьезной
неприятностью. Слуги типа "сегодня здесь, а завтра ухожу" не в
счет - вы их просто меняете; именно долгожители и образцы -
настоящая тревога."
"Ну, если они вполне удовлетворительно..."
"Хлопоты они все равно приносят. Вы упомянули Стурриджа;
именно о Стурридже я особенно думал, когда делал замечание о том,
что слуги приносят неприятности."
"Великолепный Стурридж - и неприятность! Я в это не верю."
"Знаю, что он великолепен, и мы просто не сможем без него
обойтись; он - один из самых надежных элементов в нашем весьма
анархическом хозяйстве. Но его большая аккуратность имеет свои
обратные стороны. Вы когда-нибудь задумывались, что это такое -
неустанно выполнять правильные дела правильным образом в одном и
том же окружении большую часть своей жизни? Все знать, все
упорядочивать, всем точно руководить: какое серебро, хрусталь и
скатерти надо ставить и накрывать по каким случаям, до мелочей
продумывать и неуклонно управлять пошребом, кладовой и посудным
шкафом, быть бесшумным, неосязаемым, вездесущим и - насколько
касается собственного дела - всезнающим?"
"Я наверное сошла бы с ума", убежденно сказала Джейн.
"Точно", задумчиво сказал Кловис, пробуя свой завершенный
коктейль Элла Уилер Уилкокс.
"Но Стурридж не сошел с ума", сказала Джейн с ноткой вопроса
в голосе.
"В большинстве случаев он совершенно здоров и надежен",
сказала Кловис, "но временами подвержен в высшей степени упрямым
иллюзиям, и в этих случаях становится не просто неприятностью, но
решительным затруднением."
"Какие иллюзии?"
"К несчастью, обычно они концентрируются на одном из гостей
дома и именно отсюда исходит неловкость. Например, он взял в
голову, что Матильда Шерингхем - это пророк Илия, а так как все,
что он помнил об истории Илии, был эпизод с воронами в пустыне,
он абсолютно отказывался вмешиваться в то, что он воображал было
личным делом Матильды - в доставку ей провизии, не разрешая,
например, чтобы чай подавали ей наверх по утрам, а если он
прислуживал за столом, то подавая блюда, он всегда ее пропускал."
"Как неприятно. И что вы с этим сделали?"
"О, Матильда получала еду другим способом, но мы рассудили,
что для нее лучше сократить визит. В действительности, только это
и можно было сделать", сказал Кловис с особым нажимом.
"Я бы так не поступила", сказала Джейн, "я бы высмеяла его
как-нибудь. И, конечно, не уехала бы."
Кловис нахмурился.
"Не совсем мудро высмеивать людей, когда они вбивают такие
идеи себе в голову. Не известно, куда они могут зайти, если их
поощрить."
"Не хотите ли вы сказать, что он может быть опасен", спросила
Джейн с некоторой тревогой.
"Никогда нельзя быть уверенным", сказал Кловис, "время от
времениу него возникают некоторые идеи о гостях, которые могут
принять несчастливую форму. Именно это и беспокоит меня в
настоящий момент."
"Что же, сейчас ему приглянулся кто-нибудь из
присутствующих?", возбужденно спросила Джейн. "Как волнительно!
Скажите мне, кто это?"
"Вы", коротко ответил Кловис.
"Я?"
Кловис кивнул.
"И кем же, он думает, являюсь я?"
"Королевой Анной", был неожиданный ответ.
"Королевой Анной! Какая мысль. Но в любом случае относительно
ее нет никакой опасности; она такая бесцветная личность."
"Что потомки главным образом говорили о королеве Анне?",
спросил Кловис весьма сурово.
"Единственное, что я о ней могу припомнить", сказала Джейн,
"это пословица: королева Анна мертва."
"Точно", сказал Кловис, пристально разглядывая бокал,
содержащий коктейль Элла Уилер Уилкокс, "мертва."
"Вы хотите сказать, что он принимает меня за дух королевы
Анны?", спросила Джейн.
"Дух? Нет, дорогая. Никто не слыхивал о духе, который выходит
к завтраку и ест почки, тосты и мед со здоровым аппетитом. Нет,
именно факт, что вы существуете такая живая и цветущая, сбивает с
толку и раздражает его. Всю свою жизнь он привык смотреть на
королеву Анну, как на песонификацию всего, что умерло и ушло;
знаете - мертва, как королева Анна - а сейчас он наполняет за
ленчем и обедом ваш бокал и прислушивается к вашему рассказу о
веселом времени, которое вы провели на Дублинских конных скачках,
и, естественно, он чувствует, что с вами что-то не то."
"Но он же не будет из-зи этого откровенно враждебен ко мне?",
нервно спросила Джейн.
"Вплоть до сегодняшнего ленча я не был по-настоящему
встревожен", сказал Кловис; "но сегодня я застал его пожирающим
вас весьма зловещим взглядом и бормочущим: "Она давно должна быть
мертвой, давно должна, и кто-то должен за этим присмотреть." Вот
почему я рассказал об этом вам."
"Это же ужас", сказала Джейн, "ваша мать должна была сразу
сказать мне об этом."
"Моя мать не должна слышать об этом ни единого слова", сурово
сказал Кловис; "это страшно расстроит ее. Она полагается на
Стурриджа во всем."
"Но он же может убить меня в любой момент", запротестовала
Джейн.
"Не в данный момент: сегодня весь день он занят столовым
серебром."
"Вам все всремя надо внимательно приглядывать за ним и быть
наготове предотвратить любую смертоносную атаку", сказала Джейн и
добавила тоном слабого упрямства: "Страшно находиться в подобной
ситуации, когда безумный дворецкий нависает над вами, как меч над
Как-его-там-царем, но я конечно не сокращу свой визит."
Кловис чудовищно выругался про себя; чудо, очевидно,
провалилось.
Лишь на следующее утро в холле после позднего завтрака к
Кловису пришло окончательное озарение, когла он стоял, занимаясь
выведением пятен ржавчины со старинного кинжала.
"Где мисс Мартлет?", спросил он дворецкого, который в этот
момент пересекал холл.
"Пишет письма в гостиной", ответил Стурридж, объявляя факт, в
котором спрашивающий был вполне уверен.
"Она хотела скопировать надпись с этой древней сабли с
сетчатой рукоятью", сказал Кловис, указывая не ценное оружие,
висящее на стене. "Я хочу, чтобы вы отнесли ей саблю; у меня руки
в масле. Возьмите ее без ножен, так меньше хлопот."
Дворецкий взял саблю, весьма острую и сверкающую для своего
почтенного возраста, и понес ее в гостиную. Возле письменного
столя находилась дверь, ведущая на боковую лестницу; Джейн
вылетела в нее с такой молниеносной скоростью, что дворецкий
засомневался, видела ли она вообще, что он вошел. Через полчаса
Кловис вез ее и ее наспех собранный багаж на станцию.
"Мат будет страшно огорчена, когда вернется с верховой
прогулки и обнаружит, что вы уехали", заметил он отбыающей
гостье, "но я сочиню какую-нибудь историю о срочной телеграмме,
вызвавшей вас. Не следует без нужды тревожить ее по поводу
Стурриджа."
Джейн слегка фыркнула на мысль Кловиса о ненужной тревоге, и
была почти груба с молодым человеком, который пришел в себя
только после вдумчивого исследования содержимого корзинки для
ленча.
Чудо слегка потеряло в своей полезности после того, как Дора
в тот же день написала, что откладывает дату своего визита, но в
любом случае Кловис заслужил репутацию единственного
человеческого существа, которому когда-либо удалось выбить Джейн
Мартлет из расписания ее миграций.
Саки (Г.Х.Манро). Комната для рухляди
----------------------------------------------------------------
Сopyright (C), Saki (H. H. Munro), "Beasts and Super-Beasts"
(1914), "The Lumber-Room"
Copyright (C), Гужов Е., перевод с английскогл, 1997.
e-mail: gu@samuni.silk.org
----------------------------------------------------------------
-------------------
В качестве особого развлечения детей повезли на пески
Джегборо. Ноколаса не взяли; он был в немилости. Всего лишь утром
он отказался есть свой целебный хлеб-с-молоком на том кажущемся
нелепом основании, что в нем была лягушка. Более старшие, более
мудрые и более хорошие люди говорили ему, что невозможно чтобы
лягушка была в его молоке, и чтобы он не болтал чепухи; он, тем
не менее, продолжал упорствовать в том, что казалось сущей
бессмыслицей, и с большими подробностями описывал окраску и
особые приметы предполагаемой лягушки. Драматической частью
инцидента оказалось то, что в кружке молока Николаса
действительно была лягушка; он сам положил ее туда и поэтому
чувствовал, что имеет право кое-что знать об этом. Удовольствие
от ловли лягушки в саду и опускания ее в сосуд для целебного
хлеба с молоком возрастало до громадной величины не только из-за
того, что он оставался совершенно чистым во всей этой проделке,
но и из-за того, что более старшие, более мудрые и более хорошие
люди оказались в глубоком заблуждении по вопросу, относительно
которого они выражали свою абсолютную уверенность.
"Вы говорили, что не может быть лягушки в моем
хлебе-с-молоком; но все таки в моем хлебе-с молоком была
лягушка", повторял он с настойчивостью искусного тактика, который
не намерен покадать благоприятного плацдарма.
Поэтому его кузена и кузину, и его совершенно
незаинтересованно меньшего брата взяли на пески Джегборо на день,
а он был оставлен дома. Его двоюродная тетушка, которая с
неоправданной силой воображения утверждала, что она является и
его тетушкой, наспех изобрела экспедицию в Джегборо, чтобы
произвести на Николаса впечатление удовольствиями, которых он
только что лишился из-за своего позорного поведения за завтраком.
Такова была ее манера: когда кто-нибудь из детей лишался ее
благосклонности, импровизировать какой-нибудь праздник, от
которого виновника сурово отстраняли; если же все дети прогрешали
коллективно, им вдруг сообщали о цирке в соседнем городке, цирке
невероятной красоты и с неисчислимым количеством слонов, в
который, если бы не их испорченность, их повели бы сегодня.
Когда настал момент отправления экспедиции, для Николаса
нашлось несколько приличествующих случаю слез. Правда, фактически
все слезы были пролиты его кузиной, которая очень больно
ударилась коленом о ступеньку экипажа, когда карабкалась в него.
"Как она выла", радостно сказал Николас, когда экспедиция
удалилась без малейшего воодушевления, которое по идее делжно бы
было ее хорактеризовать.
"Это у нее скоро пройдет", сказала тетушка-самозванка;
"сегодня великолепный день для поездки по таки красивым пескам.
Как они будут наслаждаться!"
"Бобби не будет наслаждаться, и он совсем не хотел кататься",
сказал Николас со зловещим смешком, "у него ботинки жмут. Они
слишком тесные."
"Почему он не сказал мне, что они жмут?", довольно резко
спросила тетушка.
"Он дважды сказал вам, не вы не слушали. Вы часто не
слушаете, когда мы говорим вам важные вещи."
"Ты не пойдешь в крыжовник!", сказала тетушка, меняя тему.
"Почему?", потребовал Николас.
"Потому что ты в немилости", надменно ответила тетушка.
Николас ощущал небезупречность данного объяснения; он знал,
что прекрасно способен одновременно быть и в немилости, и в
крыжовнике. Для тетушки было очевидно, что он решил пойти в
крыжовник "только потому", заметила она про себя, "чио я сказала
ему не делать этого".
В крыжовник вели две калитки, через которые можно было войти,
и если уж маленький человек вроде Николаса проскользнул туда, он
мог эффективно исчезнуть из вида среди маскирующей поросли
артишоков, малиновых кустов и фруктовых деревьев. Сегодня у
тетушки было множество других дел, но она потратила два часа на
пустячные садовые операции среди цветочных клумб и зарослей
кустарников, где она могла держать бдительный взгляд на двух
дверях, ведущих в запретный рай. Она была женщина с деями и
снеимоверной силой концентрации.
Николас совершил одну-две вылазки в большой сад, передвигаясь
кружными путями и сознательно прячась он прокладывал дорогу то к
одной, то к другой калитке, но так и не нашел момента, чтобы
избежать бдительного тетушкиного глаза. По сути дела у него не
было намерения проникнуть в крыжовник, однако было исключительно
удобно, что тетушка верит, что он этого хочет; эта вера удержала
ее большую часть дня на взятом на себя посту часового.
Основательно подтвердив и укрепив ее подозрения, Николас
проскользнул назад в дом и быстро начал выполнение плана
действий, который долго лелеял в своих мыслях. Стоя на кресле в
библиотеке, он смог дотянуться до полки, но которой покоился
толстый, важно смотревшийся ключ. Ключ оказался таким важным,
каким и смотрелся: это был инструмент, который держал в
неприкосновенности от неавторизованного вторжения тайны комнаты
для рухляди и который открывал дорогу туда только для тетушек и
подобных им привилегированных персон. У Николаса не было большого
опыта в искусстве вставления ключей в замочные скважины и
открывания замков, однако несколько дней назад он попрактиковался
с ключем от двери школьной комнаты; он на слишком рассчитывал на
удачу и счастливый случай. Ключ в замке поворачивался туго, но
все же повернулся. Дверь открылась и Николас оказался в
неизвеланной стране, по сравнению с которой крыжовник был
восторгом банальным, простым материальным удовольствием.
Часто, очень часто Николас рисовал себе, но что может быть
похожа комната для рухляди, та область, которую так заботливо
скрывали от юных глах, и относительно которой ни на какие вопросы
никогда не отвечали. Комната превзошла его ожидания. Во-первых,
она была громадной и тускло освещенной; одно большое окно,
выходящее в запретный сад, было единственным источником
освещения. Во-вторых, она была складом невобразимых сокровищ.
Самозванная тетушка была одной из тех персон, которые думают, что
вещи портятся, когда ими пользуются, и препоручают их пыли и
сырости, чтобы таким способом дольше сохранить. Те части дома,
которые Николас знал лучше всего, были весьма голые и
безрадостные, здесь же находились чудесные вещи, радующие глаз.
Прежде всего здесь был гобелен в раме, который очевидно должен
был выполнять роль каминного экрана. Для Николаса это была живая,
дышащая история; он присел на сверток индийской драпировки, под
слоем пыли пылающей чудесной расцветкой, и впитал все подробности
изображения на гобелене. Человек, одетый в костюм какого-то
далекого периода, только что пронзил стрелой оленя; выстрел не
мог быть трудным, потому что олень был всего лишь в одном-двух
шагах от него; в густой чаще растений, на который намекала
картинка, было нетрудно подкрасться к пасущемуся оленю, а два
пятнистых пса, прыгнувший вперед, чтобы присоединиться к охоте,
очевидно были натренированы идти по пятам, пока не вылетит
стрела. Эта часть картинки была простой, хотя и интересной, но
видит ли охотинк то, что видит Николас: что четыре скачущих волка
пробираются через лес в его сторону? Неверное, их еще больше
прячется за деревьями, и, в любом случае, сможет ли человек и две
его собаки справиться с четырьмя волками, если они нападут? В
колчане у человека осталось только две стрелы, а он может и
промахнуться одной стрелой или обеими; все, что известно о его
искусстве стрельбы, это только то, что он смог попасть в
громадного оленя на смехотвероно коротком расстоянии. Николас
провел много золотых минут, перебирая возможности сцены; он
склонялся к мыли, что волков больше четырех, и что человек и его
собаки зажаты в тесный угол.
Однако, здесь были и другие предметы восторга и восхищения,
требующие его немедленного внимания: причудливо изогнутые
подсвечники в форме змей и чайник, похожий на китайскую утку, из
открытого клюва которой должен был изливаться чай. Каким скучным
и бесформенным по сравнению казался чайник из детской! И был
резной ящик сандалового дерева, плотно набитый ароматной ватой, а
между слоями ваты лежали маленькие медные фигурки, быки с
горбатыми шеями, павлины и тролли, восхитительные для зрения и
осязания. Менее обещающей на первый взгляд казалась громадная
квадратная книга в простом черном переплете; Николас бросил в нее
взгляд, и, о счастье!, она была полна цветными картинками птиц. И
каких птиц! В саду и на тропинках, по которым его водили на
прогулку, Николас встречал некоторых птиц, самыми большими из
которых были редкие сороки или лесные голуби; здесь же были цапли
и кормораны, коршуны и туканы, кривоклювые попугаи и хвостатые
индюки, белые ибисы и золотые фазаны, целая портретная галерея
невероятных созданий! И как раз тогда, когда он восхищался
расцветкой мандаринской уточки и придумывал ей историю жизни,
голос его тетушки, резко выкрикивающей его имя, донесся из сада.
В ней зародились подозрения по поводу его длительного
исчезновения и она пришла к заключению, что он перебрался через
стену позади тента над порослью лилий; теперь она занималась
энергичными и весьма безнадежными поисками его среди артишоков и
кустов малины.
"Николас! Николас!", вопила она, "Выходи отсюда немедленно.
Не пытайся прятаться, я все время тебя вижу!"
Наверное впервые за двадцать лет в комнате для рухляди кто-то
улыбнулся.
Вдруг гневные повторения имени Николаса прервались воплем и
криками, чтобы кто-нибудь скорей пришел. Николас закрыл книгу,
аккуратно положил ее на место в углу и стряхнул на нее немного
пыли с соседней стопки газет. Потом он выбрался из комнаты, запер
дверь и возвратил ключ на то место, где его нашел. Когда он вышел
в большой сад, тетушке все еще выкрикивала его имя.
"Кто зовет?", спросил он.
"Я", донесся ответ с той стороны стены, "разве ты меня не
слышал? Я искала тебя в крыжовнике и соскользнула в цистерну для
дождевой воды. К счастью, здесь нет воды, но бока скользкие и я
не могу выбраться. Принеси маленькую лестницу из-под вишневого
дерева..."
"Мне сказали, чтобы я не заходил в крыжовник", быстро ответил
Николас.
"Я сказала, чтобы ты не заходил, а теперь говорю, что можно",
донесся весьма нетерпеливый голос из цистерны для дождевой воды.
"Твой голос не похож на тетушкин", возразил Николас, "ты
наверное Зло, которое искушает меня не повиноваться. Тетушка
часто говорит мне, что Зло искушает меня и что я всегда поддаюсь.
На этот раз я не хочу поддаваться."
"Не болтай чепухи", сказала пленница из цистерны, "иди и
принеси лестницу."
"Будет ли к чаю крыжовный джем?", невинно спросил Николас.
"Конечно, будет", сказала тетушка, решив про себя, что
Николас не получит ничего.
"Теперь я точно знаю, что ты - Зло, а не тетушка", радостно
прокричал Николас, "когда вчера мы попросили у тетушки крыжовного
джема, она сказала, что ничего не осталось. Я знаю, что есть еще
целых четыре банки в шкафу в кладовой, потому что я посмотрел, и
конечно ты знаешь, что он стоит там, но она не знает, потому что
скзала, что ничего не осталось. О, Дьявол, ты себя выдал!"
Охватывало необычно роскошное чувство от возможности говорить
с тетушкой, словно говоришь с самим Злом, Однако Николас с
детской проницательностью понимал, что подобной роскоши нельзя
слишком потворствовать. Он с шумом удалился, и только кухарка в
поиках пертушки спасла в конце концов тетушку из цистерны для
дождевой воды.
Вечернее чаепитее проходило в страшном молчании. Когда дети
приехали в Джегборо, прилив был на максимуме, поэтому не осталось
песка, где можно поиграть - обстоятельства, которое
тетушкапросмотрела в спешке организации своей карательной
экспедиции. Теснота ботинок Бобби оказалала катастрофические
последствия на его настроение, и в целом дети не смогли сказать,
что им было весело. Тетушка хранила мертвое молчание того, кто
пострадал от недостойного и незаслуженного заключения в цистерне
для дождевой воды в течении целых тридцати пяти минут. Что до
Николаса, то он тоже был молчалив в сосредоточенности человека,
которому есть о чем подумать; вполне возможно, рассудил он, что
охотник сможет убежать со своими псами, пока волки будут пировать
пораженным оленем.
Саки (Г.Х.Манро). Открытое окно
-----------------------------------------------------------------
Copyright (C), Saki (H. H. Munro), "Beasts and Super-Beasts"
(1914), "The Open Window".
Copyright (C), перевод с английского, Гужов Е., 1997.
e-mail: gu@samuni.silk.org
-----------------------------------------------------------------
"Моя тетушка сейчас сойдет, мистер Наттель", сказала весьма
хладнокровная девушка лет пятнадцати, "а пока вам придется
смириться со мной."
Фремтон Наттель попытался сказать что-нибудь правильное,
чтобы должным образом польстить племяннице в данный момент, но
без того чтобы недолжным образом расстроить тетушку, которая
сейчас придет. Про себя он более обычного сомневался, смогут ли
эти формальные визиты к целому ряду полных незнакомцев
способствовать успокоению нервов, которым он предположительно
занимается.
"Я знаю, как это будет", сказала его сестра, когда он
готовился мигрировать в сельское убежище, "ты похоронишь себя
там, ты не будешь разговаривать ни с одной живой душой, и от
хандры твои нервы станут еще хуже, чем были. Я просто дам тебе
рекомендательные письма ко всем, кого я там знаю. Некоторые,
насколько мне помнится, весьма милы."
Фремтону хотелось знать, входит ли миссис Сэпплтон, леди,
которой он представил одно из рекомендательных писем, в разряд
милых.
"Многих ли вокруг вы знаете?", спросила племянница, когда
рассудила, что у них достаточно долго продолжалось молчаливое
духовное общение.
"Ни души", ответил Фремтон. "Понимаете, моя сестра несколько
лет назад останавливалась здесь у приходского священника, и она
дала мне рекомендательные письма к нескольким местным жителям."
Последнее замечание он сделал тоном явного сожаления.
"Значит, вы практически ничего не знаете о моей тетушке",
продолжала хладнокровная молодая леди.
"Только ее имя и адрес", признался посетитель. Он хотел бы
знать, замужем миссис Сэпплтон, или вдова. Нечто неопределенное в
комнате казалось намекало на мужское присутствие.
"Ее большая трагедия произошла точно три года назад", сказал
ребенок, "значит, это было после отъезда вашей сестры."
"Трагедия?", спросил Фремтон; в этом покойном сельском месте
трагедии казались как-то не к месту.
"Вы, наверное, удивлены, почему в октябрьский день мы держим
это окно нараспашку", сказала племянница, показывая на громадное
французское окно, открытое на лужайку.
"Для этого времени года еще совсем тепло", сказал Фремтон,
"разве открытое окно имеет какое-нибудь отношение к трагедии?"
"Через это окно три года назад в этот самый день ее муж и два
ее младших брата ушли утром на охоту. И никогда не вернулись.
Пересекая болото на пути к своему излюбленному месту для
снайперской стрельбы, все трое утонули в предательской трясине.
Понимаете, стояло страшно сырое лето и место, которое в другие
годы было безопасно, вдруг поддалось под ногами без
предупреждения. Их тела так и не были найдены. Такая ужасная
история." Здесь голос ребенка потерял ноту хладнокровия и стал
по-человечески неуверенным. "Бедная тетушка все думает, что
когда-нибудь они вернуться, они и маленький коричневый спаниель,
который пропал вместе с ними, и войдут в это окно, как привыкли
всегда делать. Вот почему каждый вечер окно держится открытым до
полной темноты. Бедная дорогая тетя, она часто рассказывает мне,
как они ушли, ее муж с белым дождевиком через руку, и Ронни,
самый младший брат, как всегда напевающий "Берти, почему ты
скачешь?", чтобы поддразнить ее, потому что она говорила, что эта
песенка действует ей на нервы. Знаете, иногда тихими спокойными
вечерами, вроде этого, у меня бывает жуткое ощущение, что все они
входят в это окно..."
Она прервалась с легким содроганием. Фремтон почувствовал
облегчение, когда в комнату ворвалась тетушка с вихрем извинений
на запоздалое появление.
"Надеюсь, Вера развлекла вас?", спросила она.
"С ней было очень интересно", ответил Фремтон.
"Надеюсь, вы не возражаете, что окно открыто", живо спросила
миссис Сэпплтон, "мой муж и братья должны вернуться после
стрельбы, а они всегда приходят этой дорогой. Сегодня они пошли
пострелять на болота, поэтому устроят маленький кавардак на моих
бедных коврах. Вы, мужчины, таковы, не правда?"
Она продолжала радостно болтать об охоте, об отсутствии
охотничьей птицы и о перспективах зимней охоты на уток. Фремтону
все это казалось чистым ужасом. Он делал отчаянные, но лишь
частично успешные, попытки повернуть разговор к менее горячим
темам; он сознавал, что хозяйка уделяет ему лишь часть своего
внимания, а ее глаза постоянно блуждают мимо него в открытое окно
и на лужайку в окне. Несчастливое совпадение, что ему пришлось
нанести визит именно в день трагической годовщины.
"Врачи пришли к согласию прописать мне полный покой,
отсутствие умственного возбуждения, уклонение от резких
физических нагрузок любой природы", объявил Фремтон, который
находился в состоянии широко распространенного заблуждения, что
абсолютные незнакомцы и случайные знакомые умирают от желания
услышать последние новости о лечении и немощах другого, их
причинах и протекании. "По поводу диеты врачи не столь согласны",
продолжал он.
"Вот как?", сказала миссис Сэпплтон голосом, лишь в последний
момент подавив зевок. Потов он вдруг просияла напряженным
вниманием - но не к тому, что говорил Фремтон.
"Вот они, наконец!", воскликнула она. "Как раз к чаю, и не
кажется, что они по уши в грязи!"
Фремтон слегка вздрогнул и повернулся к племяннице,
намереваясь выразить взглядом сочувственное понимание. Однако,
ребенок смотрел в открытое окно с изумлением и ужасом в глазах. В
холодном потрясении безымянного страха Фремтон повернулся на
своем стуле и посмотрел в том же направлении.
В сгущающемся сумраке через лужайку к окну шли три фигуры,
все несли под мышками ружья, один из них был дополнительно
обременен белым плащом, висящем на плече. Близко к их ногам жался
уставший коричневый спаниель. Они бесшумно приблизились к дому, а
потом хриплый молодой голос запел из темноты: "Берти, почему ты
скачешь?"
Фремтон дико схватил свой стек и шляпу; дверь в холл, дорожка
из гравия и входные ворота были смутно отмеченными этапами его
панического отступления. Велосипедисту, едущему по дороге,
пришлось врезаться в живую изгородь, чтобы избежать неминуемого
столкновения.
"Вот и мы, дорогая", сказал владелец белого макинтоша, входя
в окно, "слегка грязные, но в основном сухие. Кто это выскочил,
когда мы вошли?"
"Весьма экстраординарный человек, мистер Наттель", ответила
миссис Сэпплтон, "говорил только о своих болезнях и унесся без
слова прощания или извинения, когда вы появились. Можно подумать,
что он увидел привидение."
"Мне кажется, это из-за спаниеля", спокойно объяснила
племянница, "он говорил мне, что боится собак. Как-то раз на
кладбище где-то на берегах Ганга за ним охотилась стая одичавших
собак и ему пришлось провести ночь в свежеотрытой могиле, когда
эти твари рычали, хрипели и пускали слюну прямо над ним.
Достаточно, чтобы расстроились нервы."
Ее коньком была романтика.
Саки (Г.Х.Манро). Сказочник
------------------------------------------------------------------
Copyright (C), Saki (H. H. Munro), "Beasts and Super-Beasts"
(1914), "The Story-Teller".
Сopyright (C), перевод с английского, Гужов Е., 1997.
e-mail: gu@samuni.silk.org
------------------------------------------------------------------
---------
Стоял жаркий день, и в вагоне поезда было соответственно
душно, а следующая остановка ожидалась лишь в Темплкомбе почти
через час. Пассажирами купе были девочка, девочка поменьше и
мальчик. Тетушка, присматривающая за детьми, занимала место в
одном углу, а напротив сидел холостяк, с ними незнакомый, однако
девочки и мальчик определенно неспроста сидели на его половине. И
тетушка, и дети все время вели лаконичный и упорный диалог,
вызывая впечатление домашней мухи, которая отказывается признать
поражение. Большинство замечаний тетушки начинались словом
"нельзя", а почти все реплики детей - словом "почему". Холостяк
помалкивал.
"Нельзя, Сирил, нельзя", воскликнула тетушка, когда мальчик
начал шлепать по диванным подушкам, подымая тучу пыли при каждом
ударе.
"Сядь и смотри в окно", добавила она.
Ребенок неохотно подвинулся к окну. "Почему овец угоняют с
поля?", спросил он.
"Наверное, их переводят на другое поле, где больше травы",
неуверенно сказала тетушка.
"На этом поле полно травы", возразил мальчик, "здесь вообще
ничего нет, кроме травы. Тетя, на этом поле полно травы."
"Наверное, на другом поле трава лучше", беспомощно предложила
тетушка.
"Почему лучше?", возник мгновенный и неизбежный вопрос.
"Ах, посмотри на этих коров!", воскликнула тетушка. Вдоль
дороги почти на каждом поле стояли коровы, но она заговорила так,
словно обращала внимание на диковину.
"Почему трава на другом поле лучше?", упорствовал Сирил.
Недовольное выражение на лице холостяка превратилось в
хмурость. Он черствый, малосимпатичный человек, мысленно решила
тетушка. Она была совершенно неспособна прийти к какому-нибудь
удовлетворительному решению относительно травы на другом поле.
Меньшая девочка устроила вылазку в ином направлении, начав
декламировать "По дороге в Мандалей". Она знала только первую
строчку стихотворения, но использовала свое ограниченное знание
самым полным образом. Она повторяла строку снова и снова
мечтательным, но решительным и очень громким голосом, и холостяку
казалось, что кто-то поспорил с нею, что она не сможет повторить
строку вслух две тысячи раз без остановки. Тот, кто сделал на это
ставку, похоже, проигрывал пари.
"Подойдите сюда и послушайте сказку", сказала тетушка, когда
холостяк дважды взглянул на нее и один раз - на сигнальный шнур к
проводнику.
Дети нехотя потянулись в тетушкин угол. Очевидно, ее
репутация сказочницы не заслуживала у них высокой оценки.
Тихим доверительным голосом, часто прерываемым громкими
нетерпеливыми вопросами слушателей, она начала неувлекательную и
прискорбно скучную сказку о маленькой девочке, которая была
доброй, у которой из-за ее вежливости было много друзей и которую
в конце спасали от бешеного быка многочисленные спасители,
восхищенные ее высокой моралью.
"Стали бы ее спасать, если бы она не была доброй?",
потребовала ответа большая из девочек. Именно такой вопрос хотел
бы задать и холостяк.
"Вообще-то, да", неубедительно признала тетушка, "но не
думаю, что они так быстро прибежали бы на помощь, если бы так не
любили ее."
"Это самая глупая сказка, которую я слышала", с громадной
убежденностью сказала большая девочка.
"Она такая глупая, что я почти сразу перестал слушать",
сказал Сирил.
Меньшая девочка не стала комментировать сказку, так как уже
долго бормотала себе под нос, повторяя полюбившуюся строчку.
"Кажется, как сказочница вы не добились успеха", вдруг сказал
холостяк из своего угла.
Тетушка мгновенно ощетинилась, защищаясь от неожиданной атаки.
"Очень трудно рассказывать такие сказки, которые дети могли
бы одновременно понять и принять", чопорно сказала она.
"Я с вами не согласен", ответил холостяк.
"Наверное, вы сами хотите рассказать сказку", парировала
тетушка.
"Расскажите нам сказку", потребовала большая девочка.
"Давным-давно", начал холостяк, "жила-была девочка по имени
Берта, которая была чрезвычайно доброй."
Мгновенно пробудившийся интерес детей начал сразу угасать;
все сказки оказывались страшно похожими друг на друга вне
зависимости от того, кто их рассказывал.
"Она делала все, что ей говорили, она всегда говорила правду,
она держала одежду в чистоте, она ела молочные пудинги, словно
это было печенье, намазанное джемом, она учила все уроки наизусть
и всегда и со всеми было очень вежлива."
"Она была красивая?", спросила большая девочка.
"Не такая красивая, как вы обе, но все же чудовищно
хорошенькая", сказал холостяк.
Возникла волна реакции в пользу сказки; слово "чудовищная" в
соединении с понятием красоты было впечатляющей новинкой.
Казалось, оно вводило частичку правды, столь недостающей в
тетушкиных сказках о детской жизни.
"У нее было такое хорошее поведение", продолжал холостяк,
"что она заслужила несколько медалей, которые всегда носила на
платье. У нее была медаль за послушание, медаль за
исполнительность, и третья - за хорошее поведение. Это были
громадные металлические медали и они звенели одна о другую при
ходьбе. Ни у кого из детей города, где она жила, не было целых
трех медалей, и поэтому все знали, что она - исключительно
хорошая девочка.
"Чудовищно хорошая", процитировал Сирил.
"Все только и говорили о ее хорошем поведении, об этом
услышал принц той страны и сказал, что раз она такая добрая, ей
раз в неделю позволяется гулять в дворцовом парке, который
находился рядом с городом. Это был красивый парк, туда еще
никогда не пускали детей, так что для Берты было большой честью
получить позволение ходить туда."
"В парке были овцы?", требовательно спросил Сирил.
"Нет", ответил холостяк, "овец не было."
"Почему там не было овец?", последовал неизбежный вопрос.
Тетушка позволила себе улыбку, которая скорее смахивала на
ухмылку.
"Овец в парке не было", сказал холостяк, "потому что мать
принца видела вещий сон, что ее сын будет убит либо овцой, либо
упавшими на него часами. По этой причине принц не держал овец в
парке и часов во дворце."
Тетушка подавила вздох восхищения.
"Был ли принц убит овцой или часами?", спросил Сирил.
"Он жив до сих пор, поэтому нельзя сказать, что сон
оправдался", невозмутимо ответил холостяк, "во всяком случае овец
в парке не было, однако, по всему парку бегало множество
поросят."
"Какого цвета?"
"Черные с белыми мордами, белые с черными пятачками, сплошь
черные, серые с белыми пятнами и некоторые - совсем белые."
Сказочник немного помолчал, чтобы мысль о сокровищах парка
захватила детское воображение, а потом продолжил:
"Берте было очень жалко, что она не нашла в парке цветов. Со
слезами на глазах она обещала своим тетушкам, что не станет
срывать ни одного цветка в парке принца и ей хотелось выполнить
свое обещание, поэтому конечно она чувствовала себя глупо,
обнаружив, что рвать нечего."
"Почему не было цветов?"
"Потому что их съели поросята", мгновенно ответил холостяк.
"Садовники сказали принцу, что в парке могут быть либо цветы,
либо поросята, и он решил, пусть будут поросята и не будет
цветов."
Одобрительное бормотание выразило восхищение блистательным
повелением принца: так много людей приняло бы совсем другое
решение.
"В парке было много другого приятного. Были пруды с золотыми,
голубыми и зелеными рыбками; были деревья с красивыми попугаями,
которые каждую секунду говорили умные слова; были певчие птички,
которые пели модные песенки. Берта гуляла, безмерно наслаждаясь,
и думала про себя: "Если бы я не вела себя так хорошо, мне не
разрешили бы ходить в этом красивом парке и наслаждаться всем,
что я вижу." Три медали звенели одна о другую во время ходьбы и
напоминали ей, какая она добрая. И вдруг огромный волк пробрался
в парк, чтобы посмотреть, нельзя ли там раздобыть себе на обед
жирного поросенка."
"Какого цвета был волк?", спросили дети с немедленно
обострившимся интересом.
"Сплошь цвета грязи, с черным языком и бледно-серыми глазами,
горевшими невыразимой свирепостью. Первое, что он увидел в парке,
была Берта: ее чистый передник был таким белоснежным, что его
было видно издалека. Берта заметила, что волк крадется к ней, и
захотела, чтобы ей не позволили гулять в этом парке. Она
побежала как могла быстро, а волк помчался за ней громадными
прыжками и скачками. Ей удалось добежать до миртовых кустов и она
спряталась в самом густом кусте. Волк вынюхивал ее среди ветвей,
черный язык высовывался из его пасти, а бледно-серые глаза пылали
яростью. Берта ужасно испугалась и подумала про себя: "Если бы я
не была так чрезвычайно добра, то сейчас была бы в безопасности."
Однако, запах мирта был так силен, что волк не смог вынюхать, где
прячется Берта, а кусты - такие густые, что он мог бы охотиться в
них очень долго и не увидеть даже ее следов. Поэтому волк
подумал, что лучше будет уйти и попробовать вместо нее поймать
поросенка. Но когда волк крался и вынюхивал рядом к ней, Берта
дрожала, а когда она дрожала, то медаль за послушание звенела,
стукаясь о медали за обязательность и хорошее поведение. Волк уже
уходил, когда услышал предательский звон медалей. Он остановился
послушать: медали снова зазвенели за ближайшем кустом. Волк
бросился в куст, его бледно-серые глаза пылали свирепостью и
торжеством. Он вытащил Берту и сожрал ее до последнего кусочка.
От нее остались только туфельки, клочки одежды и три медали за
хорошее поведение."
"Он поймал поросенка?"
"Нет, все поросята убежали."
"Сказка началась плохо", сказала меньшая девочка, "но у нее
хороший конец."
"Это самая хорошая сказка, которую я слышала", с громадной
убежденностью сказала большая девочка.
"Это единственная хорошая сказка, которую слышал я", сказал
Сирил.
Обратное мнение высказала тетушка.
"Это самая неприличная сказка для маленьких детей! Вы
подрываете результаты многолетнего терпеливого воспитания."
"Во всяком случае", сказал холостяк, укладывая вещи и
собираясь покинуть купе, "я удержал их в покое целых десять
минут, а это больше того, на что способны вы."
"Несчастная женщина!", говорил он сам себе, шагая по
платформе станции Темплкомб; "Следующие полгода они будут
приставать к ней на людях и требовать рассказать неприличную
сказку!"
Популярность: 1, Last-modified: Sat, 13 May 2000 08:39:48 GmT