етила, что
сиденье после себя он опустил. Кто-то явно над ним поработал. Интересно
кто...
- Неловко как-то, - говорит он.
Я морщу нос и ерошу волосы, от соленой воды они совсем закудрявились.
- Мне тоже.
- Пошли в душ? - спрашивает он, и я киваю.
Он идет первым, и, раздеваясь, я через прозрачные стенки вижу, что он
регулирует температуру воды. Потом он открывает дверь, и я залезаю в
кабинку.
Идиотская ситуация. Свет в ванной яркий, и, стоя напротив Джека, я
остро ощущаю свою наготу. Мы как будто впервые увидели друг друга голыми.
Впрочем, пожалуй, так и есть. Хочется закрыться руками и сжаться в комочек.
Джек смотрит на меня. Очень внимательно. Рассматривает каждый миллиметр
моей кожи, я краснею. Хочу обхватить его и поцеловать, чтобы разрядить
обстановку, но он отталкивает меня, отступает. Не говоря ни слова, берет
мыло и начинает тереть его в руках до густой пены.
Трудно себе представить, что душевая кабинка из розового пластика может
быть эротичной, но теперь в списке моих сексуальных фантазий она занимает
первое место. Потому что Джек начинает меня мыть, всю, покрывая мыльной
пеной. Он гладит меня, не упуская ни малейшей детали, по всему телу,
кажется, что он меня рисует. Мое тело скользит под его руками, оба мы
погружены в густое облако пара. Чувствую себя... настоящей ЖЕНЩИНОЙ.
Влажной.
Роковой.
Меня охватывает дрожь. Но тут он опускается на колени и кладет мою ногу
себе на плечо.
Я пропала.
Все скользит - его руки по моей коже, моя спина по стене, а мои мысли и
чувства погружаются в самый удивительный оргазм в жизни.
Теперь моя очередь.
Я встаю на колени, он запускает руку в мои волосы, и мои губы
принимаются за дело.
- Эми, - резко говорит он через какое-то время.
- М-м-м? - отзываюсь я.
- Ты заткнула коленкой слив.
Чтобы ликвидировать последствия потопа, пришлось превратить в тряпки
почти все полотенца. Поэтому мы лежим на постели, обсыхая на воздухе. Джек
проводит пальцем по линии купальника на моей груди - там, где кончается
загар.
- А ты загорела, - говорит он.
Да. Я вся горю. Мы смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что сейчас
мы займемся любовью. Но больше всего меня удивляет то, что Джек читает мои
мысли.
- Да, и будем заниматься этим всю ночь и все утро, пока ты не сможешь
больше стоять на ногах.
На словах неплохо. На деле тоже.
* * *
К тому времени, когда мы вернулись домой к Джеку, я была вымотана; так
можно устать только от избытка секса, солнца, моря и спиртного.
- Довольна? - спрашивает он, открывая дверь. Мы весь день провели на
пляже, и от солнца у него проступили веснушки. Ему очень идет. Протягиваю
руку, глажу его по щеке и улыбаюсь:
- Пожалуй.
- Так ты не уверена? Что же должен сделать парень, чтобы тебе угодить?
- Он притворяется рассерженным, поднимает меня, усаживает себе на спину и
несет в кухню. Я так хохочу, что не замечаю Хлою и Мэтта, сидящих на полу в
гостиной.
- Ну надо же, вы посмотрите. Какая любовь, - смеется Хлоя.
Джек перестает меня щекотать и почти отскакивает в сторону. Я убираю
волосы за уши, улыбка моя гаснет. Хлоя развалилась на полу с бутылкой пива
как у себя дома. Она до отвращения стройная, ее идеальные ноги выглядывают
из-под короткого открытого сарафана.
- Привет всем, - говорит Джек, прошмыгнув мимо меня. Он наклоняется и
целует Хлою в щеку.
- Угощайтесь, - предлагает Мэтт, указывая рукой на пиво на столе. - Вы
где были?
- В Брайтоне, - отвечаю я.
- Посмотри на свой нос! - вопит Хлоя. - Бедняжка.
Джек смеется и подает мне пиво. Это не смешно. Я не виновата, что нос у
меня как у Рудольфа - красноносого оленя Санты. Я пытаюсь уткнуться в плечо
Джека, но он и не собирается меня защищать.
- Ну, - командует Хлоя, - выкладывайте все.
- Мы здорово повеселились - катались на водных мотоциклах, ну и все
остальное. - Джек откидывается на спинку дивана и откупоривает бутылку.
- И остались там на ночь! И как называется твое "место свиданий"? -
Хлоя щелкает пальцами и смотрит на меня. - Нет, не подсказывай...
"Казанова"! Так ведь? Надеюсь, тебе сделали скидку как постоянному клиенту?
- Заткнись, Хлоя, - говорит он, а сам смеется, довольный тем, что он
Джек-Казанова.
И вдруг все становится ясно. Я для него лишь очередная победа. У него
такое было не раз, и я не первая. Кому еще он подарил оргазм в душевой
кабинке? Пол плывет под ногами.
- Садись, садись, - приглашает Мэтт, указывая на подушки на полу. Но я
и близко к Хлое не подойду - боюсь не сдержаться и задушить ее.
- Да, кстати. Мне вчера звонила Хелен, - говорит Хлоя, небрежно
покачивая бутылкой.
Внимание, тревожный знак. С чего бы это Хел стала звонить Хлое?
- Она искала тебя.
- Черт.
- Да не волнуйся, я сказала ей, что ты, наверное, тут с нашим
героем-любовником.
- У нее все в порядке? Что она сказала?
- Да ничего особенного. Но голос был грустный.
- Можно от тебя позвонить? - спрашиваю я Джека.
- Конечно, звони из моей комнаты.
Уходя из гостиной, я слышу, как они смеются, и мне становится не по
себе.
- Хел, это я. Ну же, возьми трубку, - прошу ее автоответчик.
Раздается щелчок.
- А, вернулась. - Судя по голосу, Хел вне себя от злости.
- Я была в Брайтоне.
- Круто.
Ужасно. Она никогда не разговаривала со мной таким тоном. Я крепче
сжимаю трубку.
- Что случилось?
- Тебя это не касается, - огрызается она. Но голос у нее дрожит, и это
меня пугает.
- Да говори же! Сдавленный всхлип.
- Отстань от меня!
Связь обрывается. Я слушаю короткие гудки и не могу прийти в себя от
потрясения. Чтобы Хел бросила трубку? Похоже, она очень зла. На ее месте я
бы себя возненавидела. У нас были общие планы на субботу, и я ее кинула,
даже не позвонила. Да, я виновата. Я, эгоистка, сделала то, что обещала
никогда не делать, - кинула ее из-за парня.
И вот теперь у нее проблемы, а меня нет рядом в самый тяжелый момент.
Мне страшно даже подумать, что я могу ее потерять.
- Все нормально? - спрашивает Джек, стоя в дверях. Он подходит ко мне и
кладет руку на плечо.
- Нет, что-то случилось. Мне надо к ней. Ты не против?
- Конечно. Иди.
Он не возражает, и меня это бесит. Мне бы хотелось, чтобы он был
против, чтобы ему не хотелось меня отпускать. Но мне достаточно одного
взгляда на него, чтобы понять: нет, он не против. Он дома, со своей шайкой.
Я ему тут не нужна.
Мы прощаемся под взглядами Мэтта и Хлои, Джек разговаривает со мной
так, будто я его престарелая тетушка. Тот Джек, с которым я провела два дня,
спрятался обратно в свой панцирь. И чем дольше я на него смотрю, тем более
нетерпеливым он становится и, целуя меня на прощанье, едва касается губами.
- Ну, увидимся.
Увидимся? Когда? Завтра? Через неделю? Через год? Увидимся ли вообще?
- Было весело, - признается он, но, по-моему, слишком очевидно, что
было - в прошедшем времени.
- Надеюсь, у Хелен все в порядке. - Хлоя подходит к Джеку.
В голосе такое сочувствие. Но я на это не куплюсь, особенно видя, как
она обнимает Джека. Фактически она оставила на нем метку: "Частная
собственность. Не подходить". Я пячусь на улицу. Я еще не ушла, а она уже
смеется, затаскивая его обратно в дом. Смотрю на закрытую дверь и не могу в
это поверить.
Я спешу к Хел, в метро сердце мое стучит громче поезда. Иду вслед за
ней по ее темной квартире, нервничаю. Если бы устраивали олимпиаду по
курению, Хел взяла бы и золото, и серебро, и бронзу. В квартире полный
бардак, Хел в печали и слушает Леонарда Коэна. Плохой знак. Подозреваю, что
причина в Гэве.
Поначалу она продолжает делать вид, что обижена, но хватает ее
ненадолго.
- Я все испортила, - всхлипывает она, бухаясь в просиженное кресло.
- Ш-ш-ш, - шепчу я, наклоняясь к ней, - вовсе нет.
Когда мне удается ее успокоить, Хел, шмыгая носом, рассказывает о своем
несчастье.
- Мы лежали в постели, и я спросила, хочет ли он жениться. Понимаешь,
просто гипотетически. Я не предлагала ему жениться на мне, но он так странно
себя повел. Сказал, что женится только в том случае, если захочет иметь
детей. Я его спросила, когда бы он хотел иметь детей. А он ответил, что еще
очень не скоро, может быть, лет через десять, и что у него еще куча планов
на жизнь.
По-моему, нормальная для Гэва реакция.
- Но потом все вышло из-под контроля. Я сказала, что десять лет - срок
немалый, а как же мы? Тут он вдруг помрачнел, стал говорить, что я на него
давлю и почему мы не можем просто весело проводить время. А я сказала, какой
смысл в таких отношениях? - Хел глубоко вздыхает, вздрагивает, подбородок у
нее дрожит. - И правда, какой в них смысл? Зачем связывать себя с человеком,
любить его, если в один прекрасный день он намерен уйти к другой, если он не
захочет иметь детей, пока твои яичники не усохнут до состояния дохлого
клопа?
Я смеюсь, вытираю ей слезы последним куском туалетной бумаги.
- Девочка моя, ты же не можешь знать наверняка, что будет в будущем.
Как знать, кем вы с Гэвом станете.
- Но теперь я знаю, - задыхается она, - что у нас с Гэвом нет будущего.
- Неправда. Все у вас было нормально, пока ты не затеяла этот глупый
спор. Вы друг другу подходите, и вам хорошо вместе. Вот и радуйся этому.
- Что ты болтаешь? Не надо мне тут втирать про радость жизни, ни ты, ни
я гребаным дзэн-буддизмом не увлекаемся, - злится она.
Нет, сейчас она меня слушать не станет. Уперлась, козерожиха. Вывести
ее из этого состояния можно только хитростью. Слава богу, я уже сто собак на
этом съела, практически докторскую защитила по "управлению Хел и ее
эмоциями".
- Ладно, ладно, - сдаюсь я со вздохом. - Хочешь быть несчастной старой
кошелкой - пожалуйста. Но не напрягай себя серьезными отношениями с
мужчинами, а то вдруг они все опять олухами окажутся. О, идея. Точно!
Напечатай анкету и требуй от каждого приглянувшегося парня ее заполнить -
пусть ответит на все вопросы и даст гарантию подождать твоего решения,
выбран он в кандидаты или нет. Беспроигрышный вариант.
Хел невольно улыбается.
- А еще можно приковать Гэва к кухонному столу и стегать его хлыстом,
пока бедняга не сделает предложение. Ты этого хочешь? Ты уверена, что он
именно тот, кто тебе нужен? Что ты хочешь провести всю оставшуюся жизнь с
ним?
- Нет, - вынуждена признаться она. - Но я его люблю, и хочу, чтобы у
нас все получилось.
- А он разве сказал, что этого не хочет? Хел, ты ведешь себя как дура.
- Да что теперь-то? Он уже ушел.
Я закатываю глаза.
- Ага, к себе домой, не на край же света. Уже завтра вы вместе будете
смеяться над этим.
Она повеселела, и мы обнялись.
- Знаешь, самое ужасное было то, что я не могла до тебя дозвониться, -
говорит она. - Я уже начала волноваться.
- Знаю, знаю. Извини, увлеклась.
Она меня подробно расспрашивает о выходных в Брайтоне, и я ей все
рассказываю.
- Так в чем же дело? Отчего такое грустное лицо?
- Просто мне было так хорошо, а теперь такое чувство, что Хлоя меня
унизила. Вела себя как стерва.
- Может, она не зря меня предупреждала?
- А что она сказала? - подозрительно спрашиваю я.
Хел вздыхает и придает лицу скорбное выражение.
- Да так. Ничего. Просто мне бы не хотелось, чтобы ты переживала. Хлоя
знает Джека как облупленного. Он ужасный бабник. Один намек на серьезные
отношения, и он кинет тебя в ту же секунду.
- Интересно. Так ты теперь на стороне Хлои?
- Нет, - возмущается Хел, - я только не хочу, чтобы ты на многое
надеялась.
- Вот так, значит? Все, шансов у меня с ним нет? Ой, я так рада, что за
меня уже все решили. Вы мне очень помогли.
- Ну что мне с тобой делать! - с досадой восклицает Хел и усаживает
меня обратно в кресло. - Никто ничего не решил. Только ты можешь знать, что
тебе нужно. Просто подожди, посмотри, как будут развиваться события.
Конечно, она права. Но я терпеть не могу, когда мне дают мои же
собственные советы. Им тяжело следовать.
* * *
Лежу дома на диване попой вверх и разглядываю ковер. В голове полный
бардак. До моего свидания с Джеком в пятницу я точно знала, чего ждать. Я
тщательно продумала тактику и была уверена в ее успехе. Я собиралась взять
игру в свои руки, не торопиться с допуском к телу. Спать с ним в мои планы
не входило. Ну ладно, сознаюсь, я купила новое белье и даже чулки с
подвязками (хреновое изобретение - одни неудобства от него), новую
косметику, духи и платье, но все с расчетом на будущее. Пускать в ход все
это добро разом я не собиралась. Я хотела заставить его возжелать меня
настолько, чтобы ему было мало одной ночи и он увидел во мне девушку, с
которой стоит иметь долгие отношения.
Я все испортила, не успев начать.
Но потом я вспоминаю Брайтон. Воспоминания до боли свежи. Неужели еще
сегодня утром я была в его объятиях? Не могу поверить, что для него это
ничего не значило, и он так быстро меня забыл. Я ему что, предмет
одноразового пользования?
Ванна не приносит облегчения. Мне холодно, обидно, да еще обгоревшая
кожа саднит. И, даже завернувшись в мягкое, чистое полотенце, все равно
чувствую себя неуютно и одиноко. Гипнотизировать телефон бесполезно, я знаю,
что он не позвонит. Зачем? У него же под боком Хлоя - с ней веселей.
Я густо мажусь увлажняющим кремом. Жутко устала, но уснуть не могу.
Кладу руки поверх одеяла и пялюсь в потолок. В голове проносятся
воспоминания о прошедших выходных, как череда фотографий. И на каждой из них
я такая наивная и беззащитная.
Это конец всех моих надежд. Они сбылись и рухнули в один день. Годы
спустя я буду сидеть в своей хибаре, покрытая паутиной забвения, и люди
будут говорить про меня: "Ах, бедняжка. Она был счастлива в тот июньский
день. И больше счастья ей в жизни не выпало".
И хотя Джек не умер, он для меня недосягаем. Терзаю себя мыслями о том,
что он, должно быть, сейчас говорит обо мне: "Эми, да, горячая штучка.
Повеселились мы с ней неплохо, но вокруг таких полным-полно. Будут и
получше. Чего ради мне снова с ней встречаться? Друзья для меня важнее, да и
хочется пока оставаться молодым, свободным, неженатым. Зачем связывать
себя?"
Это невыносимо. Не могу лежать в постели и слушать его голос, поэтому
встаю и плетусь на кухню - выпить какао. Принюхиваюсь к молоку. Нормально,
сойдет. И, только закрыв холодильник, замечаю, что буквы-магнитики на дверце
сдвинуты с места. Зелеными, розовыми и оранжевыми цветами составлено:
ЭМИ
ТЫ СУПЕР
Я прижимаюсь лицом к белой дверце и улыбаюсь, потому что эту записку
мог оставить лишь один человек - Джек. Стою в кухне, жду, когда закипит
молоко, и, кажется, мне уже не так грустно.
5
ДЖЕК
РАССВЕТ НОВОГО ДНЯ
Утро начинается с загадки.
Вопрос. Что пахнет как сыр, на вкус как сыр, но не сыр?
Ответ. Нога Мэтта.
Мэтт, несомненно, хороший парень. Уточнение: Мэтт самый классный
парень. Мы многое вместе пережили - начиная с уроков фортепиано в раннем
детстве под руководством дико сварливой тетки мисс Хопкинс, которая
ненавидела детей, первых непристойных журналов, дешевого сидра и до нынешних
времен, когда умело маскируемся под взрослых и ответственных членов
лондонского сообщества. И могу честно сказать, что в жизни мало жертв, на
которые я не способен ради Мэтта. Если бы на сто миль в округе не было ни
одного магазина, а у меня оставалась последняя сигарета, я бы разделил ее с
ним. Если бы он упал за борт во время шторма, я бы нырнул за ним. Если бы
ему нужна была почка, я бы отдал свою. И, в случае крайней необходимости, я
смог бы отдать ему последний кусок своего любимого печенья. Но даже у самой
преданной дружбы есть свои границы. И по-моему, проснуться утром и
обнаружить, что уткнулся зубами в его вонючий большой палец ноги, - это уже
слишком.
Я отплевываюсь и рукой вытираю губы. Точнее, рукавом. Потому что я
проснулся одетым. На мне то же, что было вчера часа в три ночи, когда я
окончательно вырубился под звуки песни "Завтрак в Америке". Пытаюсь сесть,
но тут же опрокидываюсь на бок и жду, когда качка в доме Мэтта уляжется.
Через несколько секунд шторм, кажется, утихает, я приподнимаюсь, делаю
усилие и взбираюсь на диван, после чего мне наконец удается перевести свое
тело в сидячее положение. Только теперь решаюсь осмотреться.
В голову приходит одно слово: Апокалипсис. Все четыре всадника здесь,
на поле Армагеддона, которое раньше было гостиной Мэтта. Это сам Мэтт, Хлоя,
Джек Дэниелс и Джим Бим. Первые двое лежат у моих ног, прямо перед диваном,
прижавшись друг к другу, как пылкие любовники. Двое других - пустые формы,
некогда полные содержания. Стеклянная шея Джима сломана-Хлоя ударила его об
стол около двух ночи, разбрызгав все его внутренности по ковру. Джек
опустошен, его жизненные соки выпиты до дна, и он указывает на то место, где
сидел я, когда мы играли в "бутылочку". Взирая на эту картину упадка, порока
и полного ничтожества, я прихожу к выводу, что жизнь моя - дерьмо.
Что-то надо менять.
Провожу экстренную диагностику своего состояния:
Вкус: перегар, сигареты и чипсы "Принглз барбекю".
Осязание: нестабильное, кожа липкая и холодная.
Зрение: замутненное.
Слух: храп Мэтта, стук сердца.
Обоняние: запах ног Мэтта.
Подтвердились мои худшие опасения. Моя жизнь - дерьмо. Дерьмо - моя
жизнь. В данный момент разницы практически не видно. Я слишком много пью.
Слишком много курю. Мало работаю. Я живу так последние шесть месяцев. Я сам
так хотел. Но больше не хочу.
Слышу, как кто-то громко пердит, и понимаю, что это Мэтт. Его
перекосило, словно от боли, и в ту же минуту он с невероятным трудом
открывает глаза. Непонятно, то ли реакция верхней части тела на странное
поведение задницы, то ли слабый утренний свет, пробивающийся сквозь шторы,
возбуждает в его голове мыслительный процесс с последующим умозаключением:
сейчас утро, понедельник, но на работу в таком состоянии идти нельзя. Он
стонет, смотрит на часы и бормочет что-то невнятное. После чего снова
закрывает глаза и трясет Хлою.
Мэтт. Прассствать.
Хлоя. Ууу. Чеметавоняит?
Мэтт. Панятьянемею.
Хлоя. Ууу. Фууууу. Блингдеэтая?
Мэтт. Мыапаздывм. Рботу. Мыапаздъемнарботу.
Хлоя. Нахренрботу. Йаумирайу. Умнябашкащастреснт.
Мэтт. Слушйклоя. Тебепрассствать. Двай. Ствай.
Хлоя. Ладна. Щсссссс. Ищодестьменутиястану.
Мэтт. Ладна. Ищодестьменут. Нопатомпдемнарботу. Ладна?
Хлоя. Угу.
К счастью, в мои культурные и лингвистические навыки входит знание
похмельного диалекта. А потому я в состоянии перевести состоявшуюся беседу и
понять, что они решили пока не двигаться с места. Вот и чудно. Потому что
мое похмелье становится невыносимым. Мне нужно принять ванну. Хорошую,
горячую, неспешную ванну.
Через пять минут после погружения ноющего тела в воду я по-прежнему
едва жив. Похмелье усугубляется глубокой депрессией и чувством омерзения к
себе. Чудовище Франкенштейна отдыхает. Носферату тоже. Я самое ужасное из
всех чудовищ. Проклятый урод, обреченный скитаться по свету в страданиях до
скончания веков. У Данте про этот круг ада ничего не сказано.
Физическое доказательство моего ужасного состояния основывается на
следующих фактах:
а) в моем черепе солирует одуревший от амфетаминов барабанщик оркестра
Лондонской филармонии;
б) в желудке урчит и крутит, как будто я проглотил бешеного терьера;
в) уровень воды в ванне заметно повышается от прилива пота, струящегося
с моего лба.
В приступе раскаяния и жажды искупления обращаюсь к религии. Я
паломник, а ванная - моя католическая святыня Лурд. Восхваляю Всевышнего за
дар горячей воды. Аллилуйя пречистому Мыльному Духу и будь благословенна
пенная ванна и все, кто омывается в ней.
Хм. Не помогло. В этот трудный час Бог, в которого я перестал верить,
когда мне было еще двенадцать, решил воздать мне по заслугам. Остается
только признать жестокую правду - мое тело не храм, а свинарник. Причем
весьма запущенный. Тут я вспоминаю совет Эми про КВН, временно покидаю свое
прибежище, шлепаю мокрыми ногами до аптечки и достаю пару таблеток нурофена.
Запиваю их пригоршней воды из-под крана и возвращаюсь в свой водяной кокон.
В ожидании благотворного действия химикатов вытаскиваю из-за крана свою
маску и трубку и надеваю. Смена обстановки вполне может способствовать моему
выздоровлению. Некоторые люди приводят мысли в порядок посредством
медитации. Другие употребляют наркотики. Я же надеваю маску с трубкой и лежу
в ванной лицом вниз. Прощай, земная твердь и все твои печали. Да здравствует
Атлантида.
Я погружаюсь под воду и начинаю игру, в которую играю с детства:
закрываю глаза и представляю, что я в море и созерцаю чудесный подводный
мир. Подо мной яркие коралловые рифы, и теплые воды течений ласкают меня.
Листья водорослей нежно касаются моей кожи, мимо проносятся рыбы. А надо
мной, над изумрудными волнами, - ясное голубое небо.
Но иногда от реальности не убежать. Как сейчас, например. Воображаемая
картинка рассеивается, и вот я уже в мутной воде под слоем пены. Не могу
сконцентрироваться. В мыслях полный разброд. Это моя давняя проблема.
ОГРОМНАЯ проблема: моя жизнь и к чему она ведет. И почему я до сих пор не
достиг желаемого? Мне двадцать семь лет, и кто я? Ответ: никто. Понимаю, что
эти рассуждения в большей степени навеяны похмельем, но мне от этого не
легче. Я растрачиваю свою жизнь попусту и знаю это.
Определенно надо что-то менять.
В конце прошлого года я принял решение, что брошу работу и стану
художником. Спрыгну с кормы корабля под названием "Комфорт", откажусь от
стабильной и тихой жизни с приличной зарплатой, пенсионными выплатами и
удобным режимом работы с девяти до пяти. Человек за бортом! Я попытаю судьбу
и назло волнам и акулам устремлюсь к заветному Острову Исполнения Желаний.
Итак, 1 декабря 1997 года меня окончательно достала работа в оформительском
отделе компании "Пропиксел Лимитед" в Уэмбли. На экране моего "Макинтоша"
красовался незаконченный дизайн-проект упаковки "Чик-о-Ликс" ("В соусе
курятина, ароматная вкуснятина!"). Рисунок тот, в порыве солидарности со
всеми курами Земли, я уничтожил. В заявлении, которое я напечатал тем же
вечером на компьютере Мэтта, причиной ухода я назвал "смертную тоску".
На достижение цели я дал себе год. Пан или пропал. А если пропал, так
тому и быть. У меня достаточно опыта и связей, чтобы в любой момент найти
другую дерьмовую работу в другой дерьмовой фирме. И пусть. Главное, что я
все же попытался. Я не стал мириться с посредственностью. И, даже несмотря
на мое сегодняшнее положение - половина отведенного срока за спиной, а
заветного берега все не видно, не жалею о своем выборе. Меня бесит только
то, что кучу времени я потратил впустую. Если для достижения успеха нужны
здоровые амбиции, то моим, я подозреваю, сильно нездоровится. И меня это
сильно раздражает. Вывод: пора приниматься за работу. Сегодня. С этого дня я
беру жизнь в свои руки. Напишу новую картину. Кажется, в голове начала зреть
идея. Я чувствую прилив сил, - быть может, это начало больших перемен.
Улыбаюсь. Одна хорошая мысль. Одна хорошая мысль - и былых страхов как
не бывало. И я могу летать, как Питер Пэн. К тому же меня посетила не одна
хорошая мысль, а целых две. Первая - я готов приступить к работе. Вторая -
Эми. Вспоминаю наши выходные в Брайтоне, смакую лучшие моменты: дурачества
на пирсе, французский ресторан, душ в гостинице... все было классно. Эми
мила, чиста. В ней есть то, чего мне сейчас так не хватает. Мне просто
необходимо проводить с ней больше времени. По-приятельски. Как с другом, с
которым я иногда сплю.
Как со своей девушкой.
Этот вывод возник у меня в голове неожиданно, словно черт из табакерки
(или, как говорит Хлоя, "черт-те что из табакерки"). Так же, как и то, что я
услышал вчера вечером. Мы играли в "бутылочку" на раздевание. Помню, как
Хлоя крутанула бутылку "Джека Дэниелса" и та показала на меня. Перед этим
Мэтт нам наврал кучу всего, не ответив честно ни на один вопрос, за что и
поплатился. Ему было назначено наказание: выпить три ложки оливкового масла
и раздеться догола. Он сидел у дивана, запихав свои причиндалы между
скрещенных ног, отчего смахивал на женщину. Хлоя врала более убедительно,
поэтому отделалась только джинсами. Я же гордился тем, что секретов от самых
близких друзей у меня практически нет. Но и мне пришлось понести наказание
за ложь. Когда бутылка показала на меня, Хлоя начала спрашивать меня об Эми.
- Можно ли сказать, - спросила она с хитрой улыбкой, - что Эми твоя
девушка?
- Нет.
- Врешь, - ответила она и обернулась к Мэтту, рассчитывая на поддержку.
- Врет, - согласился он. Хлоя протянула руку:
- Шорты. Снимай и давай сюда.
- Ни фига. Я правду говорю. Мы с ней только познакомились. Мы просто
друзья. Понятно? И уж конечно, она не моя... ну, сами знаете кто. Вот, блин!
Хлоя зацокала и снова взглянула на Мэтта:
- Моя думать, его слишком сильно отпираться.
- Согласен, - сказал Мэтт. - Могу я предъявить обвинение?
Хлоя откинулась на подушки и взмахнула рукой:
- Валяй, мой ученый друг. Ты же у нас юрист, в конце концов.
Мэтт поднялся, потом вспомнил, что голый, сел обратно и закрыл руками
свой волосатый треугольник.
- Итак, вы, мистер Росситер, провели все выходные в компании Эми
Кросби. И в течение этого времени вы предавались занятиям, не
соответствующим кодексу холостяка, то есть, простите за просторечное
выражение, - произнес он голосом, полным отвращения, - не ограничились
простым флиртом с целью мимолетного секса с незнакомой женщиной. Отнюдь,
сэр, - быстро продолжил он, - думаю, вы преследовали совершенно иные цели.
Например, имели ли вы неосторожность пригласить упомянутую Эми Кросби в этот
дом на... - он нарочито откашлялся, - ужин?
- Да.
Мэтт нахмурился.
- Как я и предполагал, господа присяжные заседатели. Но разве вы не
усугубили свое положение, приведя свою гостью в заведение сомнительной
репутации под названием "Казакова" в городе Брайтоне?
- Да, - вынужден был признаться я, - ну и что? Вы оба знаете, что я не
в первый раз вожу женщин в это заведение. Это еще ничего не доказывает. И не
означает, что она моя девушка.
- В таком случае, - набросился на меня Мэтт, - как вы объясните суду
тот факт, что сегодня мы застали вас с вышеупомянутой Эми Кросби, висевшей у
вас на спине, когда вы входили в эту комнату, хихикая от удовольствия?
- Мы просто веселились.
Мэтт подавил смешок, потом собрался с силами и, понизив голос, с
пафосом произнес:
- О нет, господа. Это было нечто большее. Разве это не было проявлением
чувств мужчины к женщине?
- Не было.
- Ну ты и врун, - заявила Хлоя, смеясь. - Ты же втюрился в нее. По уши.
Неужели так трудно признаться?
- Это неправда, - уперся я, стараясь не смотреть им в глаза.
- Итак, - продолжил Мэтт, - даже в свете новых доказательств вы не
намерены передать суду свои шорты?
- Нет.
- За неуважение к суду, - приняла решение Хлоя, - объявляю игру
законченной.
Моя девушка.
Эти слова по-прежнему преследуют меня, как бы я вчера ни отпирался.
Странно, но тогда я и сам верил в то, что с Эми мы просто друзья. Только вот
не знаю почему, но мне стыдно. Такое чувство, что я ее предал, - наверное,
так и есть. Я был пьян, но это не причина. И тогда, и сейчас я знаю, что нам
вместе было классно. Так почему я наговорил про нее столько ерунды? Как
вышло, что после возвращения из Брайтона я отстранился от нее? С чего? Может
быть, потому, что она ушла к своей подруге, а я остался с Мэттом и Хлоей?
Триумвират. Все как всегда - напились, потрещали, и никто нам больше не
нужен.
Моя девушка.
Не могу избавиться от этих слов. Потому что знаю - я еще увижусь с Эми.
Я этого хочу. Скоро.
В голове возникает мысль: наверное, вчера я все-таки должен был снять
шорты.
Вдыхаю, но воздух не идет. В панике я переворачиваюсь на спину и
выныриваю на поверхность. Хлоя сидит на краю ванны и смеется:
- Русалок не встретил, морячок?
Мэтт, завернутый в полотенце, заглядывает в ванную и подозрительно на
меня смотрит.
- Зачем ты это сделал? - спрашивает он, сморщив от отвращения нос.
Я вытаскиваю трубку изо рта.
- Что сделал?
- Отодрался от пола и даже проснулся. Зачем ты встал - тебе ведь не
надо на работу идти.
- Потому что, брат мой, - говорю я, снимая костюм человека-амфибии и
снова превращаясь в обычного молодого человека, - работать мне все равно
надо. - Вынимаю затычку из своего океана, встаю, вылезаю из ванны,
протискиваюсь мимо Хлои, которая отводит взгляд, и оборачиваюсь в полотенце.
- Именно этим я сейчас и собираюсь заняться.
ПИКНИК
В четверг утром меня ждет сюрприз: мне приснилась Эми. Мы сидим с ней
на пляже тропического острова, солнце тонет в море, опуская за собой темный
звездный занавес. Тепло, но я все равно прижимаю ее к себе.
- Так хорошо, - шепчет она; ее голова на моем плече, и волосы щекочут
щеку. - Я могла бы всю жизнь так просидеть.
- Да, хорошо.
Но прежде чем я успеваю еще что-то сказать - а мне есть что ей сказать,
- слышится громкий вой. Я оборачиваюсь, но вижу только пальмовые заросли в
глубине пляжа. Потом пронзительный вой переходит в бешеный лай. Я
поворачиваюсь к Эми, и она поднимает на меня взгляд. Сначала меня охватывает
такой шок, что я не могу отреагировать на то, что вижу: из шеи Эми вырастает
волчья голова, с клыков капает слюна. Я парализован ужасной картиной и
протяжным воем, исходящим из ее пасти, который переходит в рев. Но потом я
отталкиваю ее, поворачиваюсь и бегу по песку, моля о помощи и спасении.
Просыпаюсь весь в поту, даже подушка мокрая. Но жуткий рев не затихает.
Потом сердце успокаивается: я понимаю, откуда идет звук, - это вопит мой
будильник Толстый Пес. Протягиваю руку к тумбочке и запускаю своего
мохнатого друга в стену. Ударившись, он взвизгивает от боли, падает на пол и
замолкает.
Толстого Пса мне подарил на Рождество мой брат, техноманьяк. Когда
будильник включается, то начинает тихонько пыхтеть, потом пыхтение
перерастает в рычание, завывание и бешеный лай и в конце концов переходит в
оглушительный рев. К подарку прилагалась открытка с надписью: "Новая девушка
для моего брата. Хо-хо-хо. Большой Билли". Мудрый братец. Хотя это не худший
из его подарков. Во всяком случае, это лучше, чем электрическая грелка в
форме носка, которую он подарил мне в прошлом году.
Что касается вторжения в мои сны, Толстый Пес проделывает это не в
первый раз. И это меня радует, потому что иначе я бы непременно решил
истолковать сон с точки зрения Фрейда. Например, так:
А. Тихий пляж означает, что мне не хватает покоя и понимания;
удивительное превращение Эми в волка в тот момент, когда я собираюсь сказать
ей о своих чувствах, означает мой страх потерять независимость;
следовательно, налицо моя эмоциональная незрелость и одна лишь мысль о
серьезных отношениях вызывает у меня ужас.
Б. В Эми что-то есть от собаки, и мне она не очень нравится.
Поскольку упругость моего пениса явно вызвана постоянными мыслями о
сексе с Эми, версия Б отпадает. Так что остается версия А. Но она тоже не
подходит. Нет у меня никакой эмоциональной незрелости. Потому что эмоций у
меня не меньше, чем у всех остальных. Просто я в них очень избирателен. И
никакого страха у меня нет. Чего бояться-то? Пока в наших отношениях диктую
правила я, а не Эми. Ведь она сама мне позвонила во вторник. Да, конечно, я
то и дело подкидывал новые темы, чтобы продлить наш разговор. Ну и что - это
же нормально. Просто я общительный парень. И я сам контролирую, насколько
далеко могут зайти наши отношения. И в любой момент ничего не стоит все
бросить и уйти. Подумаешь. Я теряю свою независимость? Чушь собачья. Я
завишу от нее не больше, чем когда познакомился с ней.
Все, Фрейд свободен.
Я беру телефон.
- Привет, Эми. Это Джек. Как насчет пообедать вместе?
На другом конце провода раздается долгий, нежный и - придется это
признать - очень сексуальный стон.
- Джек?
- Да, парень, с которым ты провела все выходные.
Снова стон.
- Который час?
- Примерно полдевятого. Она прочищает горло. - Это... э-э... как дела?
Слышу, как Мэтт выходит из ванной.
- Неплохо. А ты почему еще спишь?
- Сегодня не надо на работу. В агентстве ничего не подыскали. - Голос
грустный.
- Извини. Я тебе не дал выспаться, да? - Нет-нет. Хотя... да. - Она
смеется. - Но ничего страшного. Приятно снова тебя слышать.
Тишина. Слышу, как она переворачивается в постели. Представляю, как она
лежит сейчас там, волосы разметались по подушке, глаза закрыты. Жалко, что я
сейчас не с ней.
- Пообедать, - говорит она. - Да, отлично. А где? Я смотрю в окно.
- Похоже, день сегодня выдался отличный. Как насчет Гайд-парка? Устроим
пикник, позагораем.
- Здорово. Во сколько? И где? Парк большой.
- Ты можешь забрать меня с работы. - Едва закончив фразу, я понял, что
облажался.
Она не понимает - слышу по голосу.
- В смысле - домой за тобой заехать?
- Э-э-м... Нет! - Придется выдумывать на ходу. - В галерее в Мэйфейр.
Это галерея моего друга. Он уехал, и я обещал за ней присмотреть...
- А, понятно. Давай адрес.
Мы поговорили еще несколько минут, потом я кладу трубку, потягиваюсь и
встаю с постели, бодро насвистывая. Голова ясная и трезвая. Причина -
минувший понедельник. В понедельник около одиннадцати утра я отправился в
мастерскую и принялся за работу. С того времени и до позднего вечера - был
уже одиннадцатый час - я сделал всего два коротких перерыва - на обед и на
кофе, когда Мэтт вернулся с работы. Все остальное время работал - никакого
телевизора, никакого лодырничанья в саду.
Я уцепился за идею, которая возникла у меня, пока я лежал в ванной,
выпаривая свое похмелье: игрушки для больших мальчиков. Перерыл у Мэтта всю
коллекцию журналов "GQ", вырезал оттуда фотографии модных аксессуаров, а
затем составил из них коллаж на доске. Потом позаимствовал машину Мэтта и
слетал в Челси, в художественный магазин, где купил холст размером три на
восемь футов. Пришлось у машины крышу опустить - иначе холст не помещался.
Остаток дня я делал наброски и грунтовал холст. А потом меня зацепило и я
уже не мог никуда от этого деться - все время был как под кайфом. Я знал,
что результат моих трудов все изменит. В таком состоянии я провел вторник и
среду. Как только закрывал галерею, спешил домой, не заглядывая по дороге
даже в бар. Дома не отвлекался - никаких сериалов, никакого футбола. Только
работал. То есть занимался тем, чем и должен был заниматься все последние
шесть месяцев.
- Чем это ты так доволен? - спрашивает Мэтт, когда я вхожу в кухню.
- Жизнью, Мэтт. Просто доволен своей жизнью. - Достаю глубокую тарелку,
насыпаю туда мюсли и заливаю их молоком.
- Да? Сегодня особенный день?
- Нет, все как обычно - иду в галерею.
- Понятно... Да, кстати, на автоответчике есть для тебя сообщение.
Я смотрю в свою тарелку, не заинтересовавшись новостью.
- От кого?
- Маккаллен.
Я чувствую на себе его взгляд.
- Что ей надо?
- Ну, не твое тело, если тебя это еще интересует. Улыбка появляется
против моей воли.
- Ой, как смешно.
- Она просто спросила, приходить ли завтра в назначенное время.
Позировать, не больше.
- Ох...
Он ждет, что я продолжу фразу. Но это все.
- Ты по-прежнему полагаешь, что у тебя есть шанс? - спрашивает он.
- Поживем - увидим.
Он подозрительно поднимает бровь.
- Ну-ну.
- Что ты имеешь в виду?
- Отгадай с трех раз. Имя из трех букв. Начинается на Э, заканчивается
на И.
- А при чем тут Эми? - Я снова опускаю взгляд в тарелку.
- Это ты мне скажи.
- Не знаю. В чем дело?
- Ты снова собираешься с ней увидеться?
- Я этого не говорил.
- Значит, ты намерен с ней встречаться, - заключает он.
Я кладу ложку. Жую мюсли. Смотрю на него и не могу понять, серьезно он
или шутит. - Этого я тоже не говорил.
- А что тогда?
- Не знаю. Еще не решил.
- То есть вы сегодня не встречаетесь за обедом? - Он смеется, когда
видит выражение удивления на моем лице. - Прости, друг. Случайно услышал ваш
разговор...
Это выводит меня из себя.
- Подслушал, значит.
Мэтт никак не реагирует. Он по-прежнему смотрит на меня с улыбкой.
- А ты не промах... Запланировал пикник в парке. Очень романтично. -
Слово "пикник" звучит так, словно обозначает какую-то заразную болезнь.
- Пикник, - уточняю я, - это разновидность обеда. Парк - это место,
куда люди ходят на пикник. И это не обязательно романтический пикник.
Мэтт равнодушно пожимает плечами:
- Как скажешь. Но если бы спросили мое мнение, я бы сказал, что пикник
- это романтическое свидание. И это еще раз подтверждает, что Эми для тебя
становится больше чем "просто друг". И еще я бы посоветовал тебе быть
поосторожнее с Маккаллен, раз уж у тебя такие отношения с Эми.
- В смысле?
Мэтт допивает кофе, встает и надевает пиджак.
- В смысле, пора принимать решение, - говорит он, направляясь к двери.
Чтобы быстрее добраться до галереи Поли, еду на велосипеде. Минуты две
вожусь с дверью, прежде чем мне удается ее открыть. Во вторник ночью кто-то
безуспешно пытался ограбить галерею и сломал замок. Теперь поставили новые
двери, новые замки, но самое главное, я сам раскошелился на их замену, и
Поли должен мне возместить расходы. Я уже больше недели ничего от него не
слышал - с тех пор, как он рванул в Непал лазать по горам.
Не считая этого долга, мне не на что жаловаться. По правде говоря, Поли
- тот еще урод. Ему за сорок, раньше работал в Сити, а теперь вот
мультимиллионер: весь из себя - какашка мышиная, но снобизма столько, что аж
из ушей прет. Когда я поступал к нему на работу, еще на собеседовании понял,
что искусство ему до фени, а галерею он себе завел, чтобы было о чем на
званых коктейлях трепаться. Но Крис, коллега из "Пропиксел", посоветовал
тогда: "Это работа. За нее платят. Вот и работай".
Убеждаю себя, что совет Криса по-прежнему мне подходит. Да, на этой
работе можно помереть со скуки, ну и что? Она - средство для достижения
цели. Благодаря ей мне есть чем платить за жилье. Так что я должен с ней
мириться. И я мирюсь. Захожу в зал, делаю себе кофе. Усаживаюсь за столом у
окна, улыбаюсь проходящим мимо людям, изо всех сил стараюсь выглядеть
компетентным и радушным.
Меня хватает на пять минут. Потом иду на кухню, врубаю на полную
громкость радио, закуриваю сигарету и думаю о нашем утреннем разговоре с
Мэттом. Конечно, в том, что касается Маккаллен, он прав. Точнее, он прав
насчет Эми и Маккаллен. Потому что проблема известная, и стоит она крайне
остро. Проблема верности.
Те два года, что я встречался с Зоей, у меня не было проблемы с
неверностью. Я был верен ей, а она, насколько мне известно, была верна мне.
Моя точка зрения по этому поводу была ясна.
A. Разница между сексом с "твоей девушкой" и другой женщиной в
эмоциональном содержании.
Б. Если секс с ней доставляет тебе эмоциональное удовольствие, то тебе
она небезразлична.
B. Если она тебе не безразлична, то ты не захочешь ей изменять.
Г. Если ты с легкостью можешь изменить своей девушке, значит, она стала
тебе безразлична.
Д. Если тебе она безразлична, то и не стоит с ней встречаться.
Е. Если твоя девушка тебе изменяет, то она не стоит твоего внимания.
Не могу сказать, что осуждаю измену в любом ее проявлении. Нет. И не
могу сказать, что я не был вовлечен в чью-то измену. Был. С тех пор как мы с
Зоей расстались, я переспал с одной замужней женщиной и еще с двумя
девушками, которые уже несколько лет жили со своими парнями. Но во всех
случаях это была не моя измена - они решали изменить своим мужчинам.
По-моему, их неверность не имеет ко мне никакого отношения. Холостяки -
хищники по определению. Бросив Зою, я стал свободен. Я никому не был обязан
хранить верность в постели. Да, я не стал бы изменять своей постоянной
партнерше, но это еще не значит, что я не обрадуюсь, если кто-то решит
изменить кому-нибудь со мной.
Но я хорошо понимаю, что мой холостяцкий статус сейчас в большой
опасности. Потому что к Эми у меня действительно есть чувство. Не могу
сказать, что чувство это очень сильное. Я бы не стал ради нее стреляться или
делать себе харакири. Но мысль о том, что увижу ее всего через несколько
часов, мне приятна. У всего бывает начало. И если это начало наших отношений
с Эми, то тогда нужно положить конец охоте на Маккаллен. Да, надо принять
решение. Именно об этом сегодня утром говорил Мэтт. Вопрос вот в чем: хочу
ли я продолжать отношения с Эми? Если да, то сколько бы они ни продлились, я
буду ей верен. А это значит, что мне придется перестать гоняться за
Маккаллен. И вообще перестать гоняться за юбками. А вот это и вправду
серьезное решение.
Эми пришла в пять минут второго. Это я знаю точно, потому что последние
девять минут беспрестанно поглядываю на часы, приняв живописную позу: ноги
на столе, иллюстрированный альбом истории дадаизма картинно разложен на
коленях. Эми легонько стучит по оконному стеклу, и я растерянно смотрю на
нее, потом улыбаюсь и встаю. На ней сабо и яркое платьице, едва прикрывающее
коленки, волосы забраны в высокий хвостик. Суждение о женской одежде моего
друга Энди здесь подходит на все сто процентов: "Женщина хорошо одета, если,
глядя на нее, ты с легкостью можешь представить ее голой". Иду к двери,
открываю. Какое-то мгновение мы стоим у порога, нервно улыбаясь. Потом я
наклоняюсь, и наши губы встречаются. Когда она отклоняется, я провожу
пальцем по ее носу:
- Ожег прошел?
Она краснеет, морщит нос.
- Пять баночек "Нивеи" извела. - Потом смотрит мимо меня в глубь
галереи, улыбается. - Ну и как тебе полный и честный рабочий день?
В эту секунду бригада по очистке совести строем выдвигается вперед. На
всех белоснежная униформа, в руках швабры и ведра чистой мыльной воды.
"Фу-у, вы посмотрите, какая запущенная совесть, - с отвращением говорят они.
- Не пора ли нам ее как следует почистить?" Конечно, пора. Мне было бы
намного легче, сели бы я сейчас повернулся к Эми и признался, что работаю
здесь три дня в неделю.
И только решаюсь все честно ей рассказать, объяснить, что просто
красовался перед ней, как вдруг пугаюсь. А что, если она меня не поймет? А
вдруг подумает: "Он обманул меня один раз, обманет и во второй". Тогда наши
отношения закончатся, едва успев начаться. И потом, я же не буду тут всю
жизнь работать. Это лишь привал на моем долгом пути. Правду знают Мэтт и
Хлоя, но им не привыкать - они меня всегда прикрывают. Эми не нужно об этом
знать.
- Слушай, - говорю я, решив уклониться от ответа и не врать ей, - чем
быстрее мы отсюда смотаемся, тем лучше.
Переворачиваю вывеску с "Открыто" на "Закрыто", запираю дверь, и мы
направляемся в Гайд-парк. Болтаем о прошлых выходных, о том, что произошло
за эти несколько дней. Заходим в кулинарию, покупаем пару сэндвичей и
газировку. По дороге от кулинарии к парку наши руки встречаются, и вдруг я
понимаю, что наши пальцы переплелись. Непроизвольно вздрагиваю. Испугался -
не то слово. Знаю, что это глупо, мы ведь касались и более интимных частей
тела. Но это было либо за закрытыми дверями, либо не в Лондоне, либо в
пьяном состоянии. Но здесь, на моей территории, среди бела дня... Наверное,
это меня и напугало. Мы как бы открыто всем признаемся, что теперь мы пара и
что мы вместе.
- Ты что? - спрашивает она, смеясь, и глядит на наши сомкнутые руки.
Прикусываю щеку, а потом говорю:
- Да так, ничего. Просто странно это.
- Ты не обязан, если не хочешь. Вообще-то, - хитро добавляет она,
убирая руку, - лучше и вправду не надо.
Я стою в полной растерянности, будто лишившись равновесия: в левой руке
сумка с продуктами, а в правой ничего нет.
- Почему? - спрашиваю я наконец. Она щурит глаза:
- Ты что, думаешь, я дурочка? Я знаю, как это бывает.
Я по-прежнему в полном неведении. Даже не могу понять, шутит она или
серьезно.
- Что бывает?
- Ну вот это. Когда за руки держатся. Меня мама предупредила, что
бывают такие мужчины, как ты. Сначала за руки держатся, потом в щечку
целуют. А там и глазом моргнуть не успеешь, как он тебя затащит в постель, и
ты уже ждешь от него ребенка, а он в это время с другой шлюхой
забавляется... - Она надувает губы. - Так вот, позвольте вам сказать, мистер
Джек Росситер, что я не из таких девушек.
У меня вырывается смешок:
- Ладно, буду иметь в виду.
Я протягиваю ей руку, но она в ответ поднимает брови, ожидая более
подробного ответа.
- Ну пожалуйста, - говорю я, - я этого хочу.
- Ты уверен? - Да.
Она дает мне руку, и мы идем дальше. Должен признаться, мне это
приятно.
Ближе к главным улицам парк забит народом. Мы пришли в обеденное время,
когда все офисные работники устремляются на волю, получить свою дневную
порцию нефильтрованного кислорода и солнечного света. Кругом приподнятые
юбки, закатанные рукава и ослабленные галстуки. В траве валяются бутылки
из-под воды "Эвиан", обертки сэндвичей из французского ресторана. Мы с Эми
преодолеваем эту полосу препятствий и идем дальше, толпы редеют, и мы
наконец находим тихое место в центре парка. Садимся в тени дерева, едим,
пьем, говорим.
Поначалу эта сцена кажется мне нереальной. Я невольно начинаю ломать
комедию. Смеюсь над шутками Эми, без конца задаю вопросы, пытаясь проникнуть
ей в душу и убедиться, что мне с ней хорошо. То есть делаю то, что нравится
девушкам, - точнее, то, что я научился делать, чтобы нравиться девушкам. Но
потом я перестаю притворяться. Я уже не играю роль Лихого Джека, или Джека
Приятного Собеседника, или любую другую из ролей, заученных после разрыва с
Зоей. Я просто остаюсь самим собой. Какое облегчение! Я наконец-то
расслабился. Мы лежим рядом, смотрим на небо сквозь крону дерева, и вдруг
мне хочется поговорить с ней о том, что я не обсуждал ни с кем, с тех пор
как познакомился с Зоей.
- Когда люди держатся за руки... - начинаю я. Она кончиками пальцев
касается моей руки:
- Вот так?
- Да, - говорю я, сжимая ее ладонь, - так.
- И что в этом такого?
- Не знаю. Это... как бы сказать... это многое означает. Это связь.
Смотришь на парня с девушкой, когда они держатся за руки, и кое-что о них
становится тебе понятно. Так ведь?
- Да, я понимаю, что они вместе...
- Не только это. Что им хорошо вместе, и они счастливы.
Все еще держа меня за руку, она приподнимается на локтях и смотрит на
меня:
- И? Ты это чувствуешь рядом со мной?
- Мне кажется, да.
Она слегка хмурит брови:
- Тебе кажется?
- Но нельзя же знать наверняка, правда? Пока еще рано делать выводы, -
запинаюсь я. - По крайней мере, я пока не могу точно сказать.
У нее разочарованный взгляд. Но голос твердый:
- Либо ты что-то чувствуешь, либо нет. Все просто, Джек. Чувства нельзя
запланировать. Их можно только испытывать, - говорит она таким тоном, словно
сто раз уже все это проходила.
- Я веду себя как дурак, да?
- А ты как думал? Ты же парень, это у тебя в крови.
- Просто мне странно вот так сидеть тут и с тобой откровенничать. Ну
или наоборот, скрытничать, если уж на то пошло.
- Ты не должен мне говорить того, что не хочешь, - отвечает она.
- Я знаю. Но я хочу тебе многое сказать, вот в чем дело, Эми.
- Что сказать?
- Что прошлые выходные были просто отличными, и сегодня день
прекрасный, и... я хочу, чтобы все так было и дальше. Хочу, чтобы мы снова
так вот встречались.
Эми молчит, потому что знает - я еще не все сказал.
Да, это так. Но я взволнован. А вдруг ей этого всего не надо? Да, она
на меня запала, но насколько крепко запала? Может быть, для нее это все
только флирт? А вдруг, услышав, что я хочу большего, что я наконец готов
вывести отношения за пределы постели, она испугается? Я и сам себя боюсь.
Может, у меня от солнца в голове помутнение, а через пару недель окажется,
что у нас серьезные отношения, которые мне совсем не нужны.
Она крепче сжимает мою руку.
- А знаешь, что я чувствую?
- Нет. Скажи.
- Мне нравится. Да что там нравится - я балдею. - Она улыбается и
поднимает наши сомкнутые руки к моему лицу. - И это нравится. Очень. И
именно этого я хочу.
- А если ничего у нас не выйдет?
- Значит, ничего не выйдет.
Вот оно! Как гора с плеч! Все так легко и просто. Никто ни на кого не
давит. Поживем - увидим. Просто сделаем то, что делают миллионы людей каждый
день: кинем кости и посмотрим, что нам выпадет. Испытаем судьбу.
- Ладно, - говорю я, - значит, если люди увидят нас взявшимися за руки
и подумают, что мы - пара, они будут правы?
- Да.
Мы целуемся, и этот поцелуй не похож на все предыдущие. Этим поцелуем
мы словно скрепляем наше соглашение. Страшно и восхитительно одновременно.
Вот оно, думаю я, конец твоей прошлой жизни и начало будущей. Я понимаю, что
наши жизни переплелись теперь так же тесно, как и наши языки. Но наши
отношения не закончатся вместе с этим поцелуем. Только решение одного из нас
сможет их разорвать. Это произойдет, только если мы перестанем верить в
слова, которые только что сказали друг другу. Кто знает когда. А может,
этого и не произойдет. В том-то и кайф. Потому что есть вероятность, что мы
останемся вместе навсегда. Эта мысль вызывает у меня блаженную улыбку, мы
снова устраиваемся на траве, я обнимаю Эми и засыпаю.
В галерею возвращаюсь часам к четырем, разморенный от солнца, ошалевший
от происшедшего. Из почтового ящика у двери торчит конверт. Открываю его и
читаю: "Позвони мне на мобильный, немедленно. Поли". Блин! Черт, вот
невезение! Единственный раз слинял с работы, и, конечно же, в этот день
приехал Поли! Вхожу в зал, беру себя в руки и звоню ему. Так, он явно в
плохом настроении. В убийственном настроении. С помощью невероятного
количества ругательств он объясняет мне, что я выставил его дураком перед
его новой подружкой, потому что он не смог провести ее в собственную
галерею, где какой-то хрен сменил замки. Но это, как оказалось, цветочки.
Главная новость еще впереди.
Я. Послушайте, Поли. Я напорол дел, признаю. Мне очень жаль. И я
обещаю, что такого больше не повторится.
Поли. Да уж, будь уверен, что не повторится. А знаешь почему?
Я. Почему?
Поли. Потому что ты на хрен уволен, вот почему. Сейчас же закрывай
галерею и отдай ключи Тиму Ли из "Художественной керамики" рядом с нами. И
чтобы после этого я тебя не видел и не слышал. Ясно?
Я. И это все?
Поли. Это все.
Я. Знаете, мне кое-что не ясно.
Поли. Что?
Я. Почему вас так плохо слышно?
Поли. Потому что я в вертолете. А тебе-то какое...
Я. Где вы сейчас конкретно?
Поли. На полпути к Парижу.
Я. Ой...
Поли. Что значит "ой"?
Я. Это значит, ой, придется вам разворачиваться и лететь сюда. Потому
что я оставляю ваши гребаные ключи в вашем гребаном замке и дверь вашей
хреновой галереи оставляю открытой.
Конечно, угрозы своей я не выполнил. Ведь если Поли пожелает нанять
адвоката, тот будет в сто крат круче моего; кроме того, я в растерянности, а
не в ярости. Поэтому я послушно в последний раз запираю дверь галереи и
оставляю ключи Тиму.
По сравнению с этим несчастьем Столетняя война - сущий пустяк. И
пагубные последствия нашей ссоры не поддаются описанию. Ноль доходов = ноль
возможностей жить так, как сейчас, = ноль вариантов (за исключением одного -
вернуться в ряды серых служащих дерьмовых фирм) = конец амбиций и начало
нудного бессмысленного существования.
Все, я больше не хозяин своей жизни. Сажусь на велосипед и еду к дому,
жить в котором мне отныне не по карману. Меня охватывает чувство полного
бессилия.
Раньше у меня такого не случалось. Почти никогда.
* * *
Чистосердечное признание No 4:
Бессилие
Место действия: моя комната в общаге, Эдинбург.
Время действия: 11.30 ночи, 2 октября 1991 года.
Элла Трент была красоткой. Нет. Элла Трент была потрясающей красоткой.
Ноги - как у дублерши Джулии Роберте в "Красотке". Лицо Умы Турман, когда
она танцует с Траволтой в "Криминальном чтиве". Грудь Джеми Ли Кертис в
"Поменяться местами". И холодное обаяние Лорен Баколл. Если бы существовал
на свете колледж, куда принимали по внешности, а не по умственным
способностям, то на обложке их проспекта была бы Элла Трент. Когда она
входила в комнату, парни не просто устремляли на нее взгляды, они себе шеи
сворачивали.
И я только что ее закадрил.
Этого, конечно, никогда не должно было случиться. Вот она, а вот я.
Север и Юг, лед и пламень, Красавица и Чудовище. Две противоположности,
которые никогда не должны соединиться. У меня не было ни малейшего шанса
понравиться Элле Трент. Она и рок-звезда или известный актер? Да. Она на
свидании в фешенебельном ресторане? Да. Она и Джек Росситер под проливным
дождем у дверей "Последней капли"? Нет. Никогда и ни за что на свете.
Понятное дело, я не жаловался на столь невероятный поворот событий. Мне
было девятнадцать лет, и я учился на втором курсе художественного факультета
в Эдинбурге. Единственная причина, по которой я смог закончить первый курс,
- то, что мы с Эллой Трент сидели рядом в библиотеке. Когда я не сидел
уткнувшись носом в книги, я сидел упершись взглядом в нее. Я смотрел,
составлял планы и схемы. В конце концов я набрался храбрости и заговорил с
ней. После нескольких ловких ходов с моей стороны (то ручку одолжу, то еще
какую мелочь) мы уже стали кивком приветствовать друг друга.
Однако меня интересовало не содержимое ее шариковой ручки. Пять моих
самых заветных эротических фантазий - в обратном порядке, для большего
возбуждающего эффекта:
5. Заняться сексом втроем с Хейли и Бэки, близняшками с моего курса.
4. Попасть в плен к амазонкам в качестве племенного бычка для получения
потомства.
3. Быть выпоротым мадемуазель Шапталь, моей школьной учительницей
французского, и чтобы непременно она порола меня мокрым палтусом.
2. Остаться единственным выжившим в авиакатастрофе мужчиной, на
необитаемом острове, с другими спасшимися - претендентками на титул "Мисс
Мира".
1. Достичь оргазма одновременно с Эллой Трент после долгого и бурного
секса.
За исключением рыбного фетиша под номером три (влияние моей
рыбно-картофельной студенческой диеты), вполне стандартный для молодого
человека список. Но вы посмотрите, в каком порядке стоят мои фантазии! Элла
Трент круче неограниченного доступа к амазонкам? Нет, ну в самом деле.
Придется это признать: она - номер один. Тут уж ничего не попишешь.
И вот мы у меня в комнате. Только что я тискал ее у входа в "Последнюю
каплю" и потом в такси, по дороге сюда. Пока мы раздевались, я жадно пожирал
ее глазами, смакуя каждый момент. Мне выпал шанс воплотить в жизнь самую
желанную мечту. И если она делала это просто потому, что была под кайфом или
потеряла свои очки и по ошибке приняла меня за Брэда, студента из Австралии,
который ей нравился, - даже если и так, что тут такого? На тот момент ее
присутствие в моей комнате было победой в долгой завоевательной кампании. Я
подготовил почву для знакомства в библиотеке. Я выследил ее в "Последней
капле" и "нечаянно" наткнулся на нее в баре. Я с ней болтал, очаровывал с
таким усердием, словно от этого зависела вся моя жизнь.
И мой план сработал.
Она находилась в моей комнате, она лежала голая на моей кровати. Я
увидел и победил. И вот-вот должен был кончить. Точнее, согласно моим
эротическим фантазиям, мы должны были кончить вместе. Мы были на кровати, и
все шло как надо. Нет, это будет не просто перепих. Это будет Секс Века. Я
решил, что буду сексалепен, трахитителен, просто трахаделичен! Я буду ее
Клинтом Иствудом, Шоном Коннери и Ричардом Гиром одновременно. Этого
требовало от меня мое самолюбие.
И поначалу так оно и было. Мы со стонами катались по простыням, сжимая
их в пальцах от страсти. Нежные поглаживания переходили в жесткую хватку и
щипки. Это была не прелюдия, это была симфония, опера и канкан! Никогда в
жизни я не хотел женщину так сильно!
- Нет, - сказала она, - сначала надень презерватив. Пожалуйста, скорее!
Мой план воплощения в жизнь самой великой мечты сработал, но кое-что
другое работать отказывалось - я обнаружил это к своему ужасу, натягивая
резинку. Либо кончилось действие двух с половиной литров пива, которые
помогли мне набраться храбрости и влезть на Эллу. Либо я увидел ее
совершенное тело и понял, что мне никогда не суметь удовлетворить его. Либо
просто впал в шок от того, что сделал невозможное.
Какой бы ни была причина, результат не заставил себя ждать. Я
почувствовал, как что-то опустилось у меня в животе, и увидел, как
опустилось все под животом. Я наблюдал, как мой петушок в резиновом
скафандре медленно скукоживается, сдувается, словно лопнувший шарик. Нет.
Этого не может быть. Только не это. Не сейчас. Не с ней. Я не могу этого
позволить. Запаниковав, я начал отчаянно представлять себе все фантазии с
номера два по номер пять. Но мой член решил распорядиться по-другому. Если
раньше я не мог заставить его упасть, теперь я не мог заставить его встать -
первый раз в жизни. Он скоропостижно скончался. Мы с Эллой видели, как сник,
увял, осел и умер.
- Поверить не могу, - сказал я.
- Только не надо мне говорить, - ответила Элла, встав с кровати и
подбирая с полу трусы, - что раньше у тебя такого не было.
Я закрыл лицо руками:
- Во всем виновата моя мать. - Что?
- Это она назвала меня Брэдом, мне мое имя никогда не нравилось, -
пояснил я с очень сильным австралийским акцентом.
ФОТОГРАФИИ
В большинстве случаев, насколько я помню, перемены в моей жизни
происходили медленно. Настолько медленно, что я их не замечал. Вот,
например, переходный возраст. Только что тебе было одиннадцать лет, и ни
одного волоска на лобке. Но десятью годами позже у тебя там уже столько
волос, что можно подушку ими набить, мало того, волосы уже торчат из носа и
курчавятся на ногах. Ты в полном недоумении, думаешь: "Как я до такого
дошел? В какой момент я превратился из мальчика с нежной кожей в волосатого
мужика?" Ответа на этот вопрос нет. Потому что на перемены ушли годы, а не
секунды.
Но иногда все бывает по-другому. Иногда ветер перемен срывает тебя с
места и через секунду выбрасывает далеко-далеко. Это ошеломляет, поражает.
Ты стоишь, оглушенный, видишь, как далеко тебя занесло, и понимаешь, что
назад дороги нет. Вот так и сейчас. Я в своей спальне, утро, восемь часов.
Лежу в постели в обнимку с красивой девушкой, ее голова покоится на моей
груди, и ее сонное дыхание попадает в ритм биения моего сердца. Еще пару
недель назад моей реакцией на такую картину было бы:
а) в моей постели спит девушка; отлично, значит, мне вчера удалось
кое-кого снять;
б) в моей постели спит девушка... черт! значит, я не могу от нее
сбежать;
в) в моей постели спит девушка; надо ее разбудить; блин, как же ее
зовут?
Но я знаю, как ее зовут. Ее зовут Эми. Сегодня воскресенье. Прошло
полторы недели с тех пор, как меня уволил Поли. Прошло полторы недели с того
дня, как мы поговорили с Эми и решили, что теперь нет ее и меня, но есть мы.
И сейчас моя реакция на ее присутствие в моей постели:
а) Эми спит в моей постели; отлично, значит, я ее все-таки охмурил;
б) Эми спит в моей постели; хорошо - мне бы не хотелось, чтобы она
спала в чьей-нибудь другой;
в) Эми спит в моей постели; здорово, потому что просыпаться без нее
плохо.
Поначалу я сопротивлялся, но потом понял, что перемены не всегда ведут
к худшему. В данном случае - точно не к худшему. Потому что эти перемены не
ограничились только моим отношением к Эми. Как сказали когда-то хиппи, весь
мир изменился. Мои преданные и старые друзья - постеры с голыми красотками,
коллекция расплющенных насекомых "умри, муха!" на моем окне, красные
махровые носки и семейные трусы - сорваны, счищены или выброшены в
стиральную машину. Не обошли перемены стороной и саму постель. Простыни,
наволочки и пододеяльник теперь чистые и выглаженные. В пепельнице всего
четыре окурка вместо сорока. А подарок Мэтта на мой двадцать пятый день
рождения - выпуск "Плейбоя" за март 1971 года - вытащен из-под матраса и
перепрятан в коробку на антресолях.
Но перемены бывают и к худшему. И если речь идет о работе - это так.
Первое желание по возвращении домой, когда меня уволили, - вылепить
копию Поли из шакальего говна, начертить мелом пентаграмму на дорожке в саду
и, читая молитву в обратном порядке, протыкать его внутренние органы
вязальными спицами. Отбросив эту идею из практических соображений (найти
шакалье говно в это время года очень сложно), я придумал кое-что более
подходящее.
Поработал над самолюбием и убедил себя, что раньше я был служащим с
безупречной репутацией, так что смогу без проблем найти внештатную работу.
Правда, бывают моменты, когда мир решает продемонстрировать твою ничтожность
и давит на тебя изо всех сил. Так вот, после того как десять старых знакомых
отказали мне в работе, я решил, что тот самый момент настал. Но я отважно
смотрел судьбе в лицо. Мне оставалось только одно достойное средство добычи
денег - просить милостыню. Список потенциальных благотворителей выглядел
следующим образом:
А. Мой отец. Мой родитель распрощался со мной, Кейт, Билли и мамой
через неделю после моего восьмого дня рождения. Нелюбимые жена и двое детей
вкупе с возможностью сменить Брайтон на Лондон сделали его восприимчивым к
любовным чарам симпатичной Мишель Дав, тогдашней своей секретарши. Несмотря
на мамины предсказания, отец с Мишель и по сей день женаты и счастливы. Они
живут в особняке на Халланд-парк и в свободное от воспитания двоих детей
(Дэйви, четырнадцати лет, и Марты, тринадцати годов от роду) время тратят
деньги, которые компания моего отца заработала на недвижимости в
восьмидесятые, в период бешеного спроса. Мы с отцом встречаемся два раза в
год (на мой день рождения и на Рождество). Вероятность того, что он даст мне
денег, равна нулю. Вероятность того, что он даст мне взаймы, минимальна.
Вероятность того, что он снова предложит мне помочь с трудоустройством в
Сити, - максимальна.
Б. Мой брат. Билли, при своей страстной любви к техническим
изобретениям, работает в Док-ланз, в маркетинговом отделе компьютерной
фирмы. У Билли не выплачена ссуда на дом, и ему надо кормить семью. Он
справляется и вполне счастлив. Но еще ему надо думать о будущем, о детях.
Поэтому мне не стоит заставлять его играть роль отца, как в те времена,
когда мы с Кейт были маленькими.
В. Моя мама. Попросив денег у нее, я встану в один ряд с такими
моральными уродами, как Нерон. Она работает машинисткой в Бристольском
банке, и после выплаты по ссуде и по коммунальным счетам у нее остается
совсем немного. Конечно, она могла бы найти денег, как во времена моего
студенчества, но нужно быть полным дерьмом, чтобы просить у нее.
Г. Моя сестра. Студентка. Все равно что просить совета о здоровом
питании у трупа. Тут ловить нечего.
Д. Мэтт. Дело щекотливое. Потому что денег у него навалом. И он мой
лучший друг. Я сам с легкостью бы одолжил ему денег, если бы они у меня
были. Но он и так со мной щедр. Было бы верхом наглости просить у него
наличные. Должно же у меня быть хоть какое-то самоуважение.
Других вариантов нет. Но в трудный час и выбор трудный. Решив, что
небольшая вероятность лучше, чем вообще никакой, позвонил отцу. Его
секретарша отнеслась ко мне враждебно, но сам он удивительно легко
согласился встретиться. Мы договорились пообедать во вторник.
Встреча прошла хорошо. Относительно хорошо, если уж говорить о встрече
с родственником, который тяжко вздыхает при одном твоем виде. Мы немного
поболтали, рассказали друг другу, что произошло за то время, пока мы не
виделись. Потом я перешел к главной цели нашей встречи - попросил у него
взаймы денег. Он ответил, что мне пора обеспечивать себя самостоятельно.
Тогда я объяснил, что меня уволили с работы, и он предложил порекомендовать
меня в одну брокерскую контору. Я сказал, что хочу заниматься живописью. Он
вздохнул и принялся за салат с омаром. А потом сделал то, чего раньше не
делал никогда: предложил решение, не обязывающее к компромиссу ни одного из
нас. Сказал, что закажет мне картину для нового офиса в Найтсбридже. И я
сделал то, чего никогда не делал раньше: поблагодарил его и сказал, что не
подведу.
Утром в пятницу Вилли Фергюсон, коммерческий директор отца, подкатил к
дому Мэтта. Я во второй раз отменил сеанс с Маккаллен, сказав, что должен
уехать в Бристоль на похороны.
На прошлой неделе, в глубокой депрессии после своего увольнения, я не
мог заставить себя встретиться с ней. И конечно, была еще одна причина - наш
договор с Эми. Мне нужно было привыкнуть к этой мысли, прежде чем я рискну
увидеться с Маккаллен и на автопилоте сообщить ей, что больше не свободен. К
счастью, она спокойно отнеслась к моему отказу встретиться. Я был рад,
потому что, несмотря на мое решение не сближаться с ней, я все-таки хотел
закончить ее портрет.
Вилли было за пятьдесят, он начинал лысеть, и у него было огромное пузо
- явное следствие хорошего обеденного перерыва. Что-то подозрительно
смахивающее на вареную фасолину застряло у него в усах. Я провел его в
мастерскую, где развесил восемь работ для демонстрации своих талантов. Он
мельком взглянул на картины, как будто это было меню в "Макдоналдсе".
- Три тысячи фунтов, - наконец объявил он, - тысяча авансом, остальные
две по предъявлению товара. Прошу вас сделать картину побольше, потому что
мы - большая компания. Нам нравится все большое. Примерно такого же размера,
как эта, - продолжил он, указывая на мой коллаж "игрушек для взрослых
мальчиков", - только не такую странную.
- Вы хотите что-то конкретное? - любезно поинтересовался я.
- Что-нибудь яркое. Чтобы радовало глаз клиента.
- Что-нибудь яркое...
- Желтое.
- Желтое?
- Или оранжевое. Оранжевый тоже подойдет.
- А как насчет цвета лайма? - спросил я, не веря своей удаче, став
первым представителем новой цитрусовой школы профессора Вилли Фергюсона.
Он немного поразмыслил над моим предложением, потом решительно сказал:
- Нет, зеленый не подойдет. Слишком похоже на плесень. Не хочу, чтобы
наши клиенты думали, что на наших стенах развелась сырость. Остановимся на
желтом или оранжевом. Такой цвет сильно не испортишь.
Про себя я подумал, что, как только он уйдет, надо позвонить в магазин
и заказать банку самой яркой желтой краски.
- Кто эта пташка? - спросил Вилли, указывая на портрет Салли.
- Просто натурщица.
Вилли раздумчиво наклонил голову.
- Поразительно, - заключил он. Я тут же раздулся от гордости.
- Вам нравится?
- Еще как! Уже много лет не видал таких крепких титек и круглых бедер.
Вот так. С хорошим (Эми) в жизнь приходит и плохое (необходимость
просить помощи у отца), и ужасное (желторотое безобразие, которым мне
придется украсить стены приемной нового отцовского офиса). Но жаловаться не
на что. На счету у меня снова завелись деньги. Я хотел перемен, я их и
получил.
Получил и расписался.
Смотрю на Эми. Она еще спит. Неплохо бы и мне к ней присоединиться, но
голова занята мыслями, и мне сейчас не уснуть. Есть, конечно, соблазн
залезть под одеяло и устроить ей приятный утренний сюрприз, но мы поздно
вчера легли, так что пусть спит. Я вылезаю из кровати, одеваюсь, иду в
соседнюю кулинарию. Вернувшись, на кухне нарезаю копченого лосося, делаю
бутерброды. Да, это расточительство. Такое же расточительство, как и
вчерашняя покупка - я настоял на том, чтобы мы купили Эми платье. Но именно
безрассудные поступки делают жизнь веселей. Для чего иначе нужны деньги?
Я вхожу в спальню, но постель пуста. В ванной Эми тоже нет. Иду в
коридор, зову ее, но никто не отвечает, и я направляюсь вниз.
Нахожу ее в мастерской. Балкон закрыт, и в комнате влажно, как в
джунглях. Она сидит на полу, сложив ноги по-турецки. На ней белые трусики и
моя черная рубашка с Джимми Хендриксом. Инь и Янь. Но мое внимание привлекло
не то, что на ней надето, а то, что она рассматривает. Незаконченный портрет
Салли Маккаллен. Незаконченный портрет красавицы Салли Маккаллен.
Незаконченный портрет красавицы Салли Маккаллен, грудь и попа которой
вызвали восхищение Вилли Фергюсона.
- Я все могу объяснить, - говорю я. Эми не поворачивается.
- Так вот, значит, какая она, Салли. Салли, твоя модель.
- Нет, правда, - пытаюсь снова вставить я, - это не то, что...
Эми поднимает руку.
- Может быть, я ошибаюсь, - говорит она, по-прежнему глядя на
Маккаллен, - но разве не твои слова, что она - цитирую дословно: "Грязная
шлюха. Не решился бы даже палкой до нее дотронуться. Но ведь для этого и
нужна обнаженная натура, так? Голая натура должна быть не привлекательной, а
интересной. Иначе это была бы просто порнография. Чтобы несчастные
извращенцы могли кончить, глядя на красивую девушку".
Наконец она поворачивается ко мне. При виде выражения ее лица целый
отряд спецназа мог бы от страха в штаны наложить.
- Ты ведь именно так и сказал?
- Да, но...
- Но что, Джек? Но ты наврал? Ты наврал, что она не сногсшибательно
красива? Или что ты не из тех несчастных извращенцев? Что конкретно? Давай,
мне бы хотелось знать. Что, язык проглотил?
Я смотрю в пол. Я не просто его проглотил. Я его разжевал, проглотил и
переварил. Нет, ну а что я могу сказать? Да, я наврал. Да, Салли Маккаллен
потрясающе красива. И да, я наверняка в какой-то степени извращенец.
В конце концов я произношу то единственное, что могу в данной ситуации:
- Прости.
И смотрю на нее, надеясь, что она все-таки простит мне мою тупость.
6
ЭМИ
Меня никогда в жизни так не унижали!
Никогда.
И я очень зла.
Оборачиваюсь на дверь, за которую меня выставили, и выдаю энергичное
движение средними пальцами обеих рук. Только так я могу противостоять
желанию пнуть дверь.
Разгневанно шлепаю по дороге, бормочу все известные мне ругательства, и
свинцовые тучи нависают над моей головой. К тому времени, когда добираюсь до
подземки, небеса разверзлись, залив меня потоками воды.
Эми Кросби обтекает.
Не думала, что с временной работы могут уволить. Была уверена в своей
дипломатической неприкосновенности. И явно ошибалась.
Похоже, в последнее время мне особенно хорошо удается ошибаться.
И мне это не нравится.
Конечно, я не должна была врать Элейн, что умею работать с любым
коммутатором. Надо было сказать ей правду, но, если не соврешь, вообще
никакой работы не получишь. Это первое правило временного трудоустройства:
ставить галочку в окошке "Да" напротив каждого навыка в списке.
Когда позвонила Элейн и сказала, что есть работа на две недели, с
хорошей зарплатой, в офисе крупной юридической фирмы, я сразу согласилась.
Она просмотрела мою анкету.
- Хорошо. Ты раньше работала с цифровой системой Элонексик-950, -
радостно сказала она, - значит, справишься.
- Конечно, - ответила я, не услышав ни единого ее слова, мысленно
подсчитывая свою зарплату и думая о стильных туфельках, которые видела на
прошлой неделе.
Да и вообще, что может быть сложного в секретарской работе? Ее я могу
выполнять даже стоя на голове. Поэтому мысль о моей профессиональной
непригодности не посетила меня ни пока я тащилась через весь Лондон в Сити,
ни когда шагала через огромный и роскошный вестибюль к своему рабочему
месту. Даже когда вписала свой зад в кресло космического дизайна и
представилась Анджеле из отдела кадров, у меня не возникло сомнений в своей
компетентности.
Первые недобрые предчувствия появились, когда меня оставили наедине с
устройством, похожим на пульт управления полетами. Тут я поняла, что наврала
слишком много. Красные, оранжевые и желтые огонечки гневно мигали, а гулкую
тишину приемной нарушал настойчивый звон занятых линий.
- Так, - пробормотала я, глядя на технического монстра и потирая руки.
Но сама уже ощущала первые толчки землетрясения в основании моей
самоуверенности. Через двадцать минут я так и не смогла принять ни одного
звонка и начала впадать в панику. Через час Анджела что-то заподозрила. Она
спустилась с одного из верхних этажей и важно вышла из лифта в своем строгом
полосатом костюме.
- Какие-то проблемы? - спросила она.
- Нет-нет, - улыбнулась я, обнаружив, что надела наушники задом
наперед, - все в порядке.
Она кивнула, явно не удовлетворенная ответом. Я проводила ее взглядом и
решила не сдаваться, чего бы это ни стоило. У меня по физике были отличные
оценки. Уж с такой ерундой как-нибудь справлюсь.
Как бы не так.
На каждой линии сидело по недовольному абоненту, и все ругались в один
голос. К одиннадцати часам пульт накалился добела и готов был взорваться. Я
начала жать на все кнопки без разбора.
- Черт, блин! - кричала я. - Отвалите, вы, идиоты, перестаньте звонить!
Звоните в другое место! Пошли вы все!
Через две минуты двери лифта со звоном открылись, из кабины выскочил
лысеющий мужчина в дорогом костюме. Сначала я подумала, что случился пожар,
так возбужденно он махал руками. Но вскоре стало ясно, что единственный
источник опасности в этом здании - я.
- Да чем вы тут занимаетесь? - заорал он, затормозив напротив меня. - С
какой стати вы позволяете себе ругаться на коммутаторе! Вы хоть понимаете,
какие важные клиенты сидят у нас в зале заседаний? Ваши мерзкие ругательства
слышали по всему зданию! На всех этажах!
Его кустистые брови дрожали, а выпученные глаза грозили вылезти из
орбит.
Я попыталась встать, но у наушников оказались короткие провода, и я
плюхнулась обратно.
- Откуда вы? - протявкал он, в то время как я стягивала с себя
наушники.
- Из Шепардз-Буш, - пропищала я, только теперь заметив кнопку громкой
связи.
Я нажала ее, связь отключилась, и погас зеленый огонек на микрофоне
прямо над моим ртом. Из двери у лестницы, хватаясь за вздымающуюся грудь и
глотая воздух, выскочила Анджела.
- Из какого она агентства? - спросил мужчина.
- "Лучшие кадры", - задыхаясь, выдавила она. - Я им непременно об этом
сообщу.
Мне даже не дали возможности оправдаться. Мужчина взял меня за локоть и
потащил к выходу.
- Эй! - взвизгнула я.
- Вон! - прорычал он, глядя на меня так, словно я им только что ковер
обмочила. - И чтобы я вас тут больше не видел. Да вы хоть понимаете... -
Фразу закончить он не смог. На мгновение мне показалось, что он собирается
дать мне пинок под зад.
Я бросилась к метро, найдя утешение в глубинах подземелья. В метро на
меня обычно снисходит спокойствие. Пересаживаюсь с одного поезда на другой,
не следуя никакому маршруту. Мелькают лица людей в толпе, проносятся мимо
рекламные плакаты - все это действует на меня успокаивающе, и я раздумываю
над достойными словами, которые могла бы сказать.
В конце концов придумываю пять остроумных ответов, которые сразили бы
Анджелу и ее прихвостня наповал. Но какой сейчас от этого толк. После драки
кулаками не машут.
Решаю, что пора сменить декорации, и выхожу на "Грин-парк".
Бессмысленно брожу по гравийным дорожкам, на душе тяжесть. Погода все еще
пасмурная, но дождь прекратился. Закутываюсь в мокрую куртку и сажусь в
свободный шезлонг.
Закрываю глаза и в темноте вижу плавающие звездочки. Я знаю, что мне
придется все рассказать Элейн. Подтягиваю колени к подбородку, обхватываю
их. Почему люди до сих пор не изобрели телепортирующую машину? Вот бы мне
сейчас телепортироваться на какой-нибудь остров у берегов Южной Америки.
Хел уехала на съемки, а Джеку звонить не хочется. После того как я
нашла портрет Салли, между нами повисло какое-то отчуждение. Джек целый час
извинялся, но мне все равно неприятно, что он не сказал правду раньше.
Наверное, думал, что я не смогу смириться с тем, какая симпатичная у него
модель. Что он там себе вообразил? Боялся, что я начну ревновать? Да, может,
я бы и заревновала, но не в этом дело. И теперь я пытаюсь быть спокойной.
Правда, сейчас мне это плохо удается. Чувствую себя настоящей плаксой.
И никто меня не утешит. Я сожгла за собой все мосты - отступать некуда.
На прошлой неделе обзвонила всех своих знакомых, восхваляя Джека и
восторженно сообщая, какая я счастливая. У меня появился парень, вот и
решила нести всему миру добро, передавая положительные вибрации всем, кому
повезло оказаться в моей записной книжке. Так я себе говорила. Но будем
откровенны. Я это сделала не в порыве любви к ближнему. Просто хотела, чтобы
все мне позавидовали.
Мой звонок Сьюзи (лучшей подруге студенческих времен) был настоящим
издевательством. У нее уже давно роман с женатым мужчиной, а я выдала
длинный монолог о том, что наконец-то нашла смысл жизни. После этого Сьюзи
тяжело вздохнула:
- Тебе так повезло.
- Твое счастье в твоих руках. - Я сделала многозначительную паузу. Она
знала, что я сейчас скажу. Эту тему мы обсуждали уже раз сто. - Он от нее
никогда не уйдет. Ты же это понимаешь?
- Да, но я все равно его люблю. - Свою реплику Сьюзи произнесла с
ужасным акцентом бедной девочки из рабочего квартала, как дешевая звезда
мыльной оперы. И мы, как всегда, рассмеялись. - Я правда рада, что у тебя
так хорошо все складывается, - добавила она в конце нашего разговора, - хотя
ужасно тебе завидую. Если бы я встретила такого романтичного парня, была бы
безумно счастлива. Эми, держись за него обеими руками.
Я была довольна собой. Но мне стало неловко, что я приукрасила наши
отношения с Джеком некоторыми подробностями и приписала ему качества,
которых у него, скорее всего, никогда не было и не будет. Сказала Сьюзи,
что, когда Джек появился на моем пороге, в руках он держал охапку алых роз,
а на пикнике мы икру запивали шампанским.
Пикник и так получился замечательным. А от икры меня вообще воротит.
Но я знаю, почему так поступила. Мне хочется, чтобы Джек оказался моим
принцем на белом коне, вот я и преувеличиваю его достоинства, дабы убедить
всех окружающих, а заодно и саму себя, что это и вправду ОН.
Смотрю на деревья, издалека доносятся обрывки мелодии вагончика
мороженщика. Делаю глубокий вдох.
Правда в том, что жизнь моя не мед, да и у Джека характер - не сахар.
Подумав еще немного, решаю усугубить свои мучения и добавляю: у Джека
характер не сахар, поэтому и жизнь моя - не мед.
Наверное, я действительно так думаю, потому что не уверена, суждено ли
мне провести с ним остаток своих дней. Может быть, это нормально в начале
отношений, но все равно страшно. Я так долго ждала нормального парня, что
потеряла ощущение реальности происходящего. Мне казалось, что, как только у
меня наконец появится подходящий мужчина, все сразу встанет на свои места.
Любовь. Замужество. Дети.
Но Джек - не тот парень, о котором я мечтала, он не Идеальный Мужчина.
Наверное, ОН всего лишь плод моего воображения.
А в реальной жизни у меня есть Джек. Да, Джек - настоящий, из плоти и
крови, но не идеал. В его характере есть черты, которые меня раздражают. И
их хватает, можно даже составить список.
1. Он самовлюбленный.
Мысленно вычеркиваю эту строку из списка. Я не совсем права. Ну да, у
Джека есть привычка приподнимать подбородок и поворачиваться к зеркалу то
одной щекой, то другой, как будто он в рекламе пены для бритья снимается.
Дурацкая привычка, но это еще не значит, что он самодовольный болван.
2. Он какой-то нелепый.
3. Инфантильный. Он пердит и думает, что это смешно, а выходя из душа,
покачивает яйцами. А еще дуется, если все идет не так, как ему хочется.
Правда, я тоже не эталон адекватного взрослого поведения.
4. Ноги. Каждый раз, как только я начинаю засыпать, он дергает ногами.
Знаю, что это от нервов, но мне все равно неприятно. Еще хуже, если он при
этом касается моей ноги, - у него неухоженные ступни. Почему мужчины не
подпиливают ногти на ногах?
5. Похоже, он больше предан своим друзьям, чем мне.
6. Он зарабатывает рисованием голых красавиц.
Брр.
Итак, Джек - не идеал. Придется с этим смириться. Но нельзя же винить
его во всех своих несчастьях. Я сама виновата, что у меня такая ужасная
жизнь. И пока я окончательно не замерзла, надо с ней разобраться.
Иду вверх по Оксфорд-стрит, неизбежный момент встречи с Элейн все
ближе. Она не слишком рада мне - сидит суровая за своим столом в кабинете
для "личных" разговоров, куда привела меня на разборки. Говорит, что я ее
подвела и очень разочаровала. Спрашивает, как можно быть такой
легкомысленной, и т. д. и т. п. Я стою, смиренно сложив руки перед собой,
кивая в такт ее комментариям, извиняюсь поминутно и вообще стараюсь
выглядеть как можно более кроткой. В конце концов словесный поток Элейн
иссякает. Она тушит сигарету в горшке с искусственной пальмой, там уже
валяется не меньше десяти окурков, - видно, день у нее тоже не задался.
- Эми, все очень серьезно, - говорит она, втягивая рябые щеки и явно
обдумывая мое наказание. Плотный слой темного тонального крема заканчивается
на подбородке, дальше начинается белая шея. - В сложившихся обстоятельствах
я не могу устроить тебя на другое место.
Первые ноты скорби зазвучали в моей голове, как только я подняла взгляд
и посмотрела ей в глаза, но теперь похоронный марш грянул в полную силу.
Элейн и понятия не имеет, что ее последние слова внесли окончательную
ясность в мою жизнь. Она продолжает что-то говорить, но я не слышу.
Все вдруг встало на свои места. Ключевое слово: устроить. Элейн не
может меня никуда устроить.
Я поражена, что лишь теперь поняла, во что превратилась моя жизнь.
Только познакомившись с Элейн, я начала к ней подлизываться. Но, несмотря на
все свои улыбки и старательность, я знала, что буду использовать ее.
Временная работа была лишь привалом на пару недель - я хотела разобраться в
своей жизни, а потом исчезнуть и бросить Элейн. Но спустя недели, месяцы, а
теперь уже и годы Элейн все еще была моим работодателем. Я с легкостью
позволила ей распоряжаться моим рабочим временем, мне стало лень думать
самой. Когда это произошло? В какой момент я решила положиться во всем на
нее?
Делая вид, что независима, что выше всего этого и сама устраиваю свою
жизнь, я пренебрежительно относилась к работе, к людям, с которыми мне
приходилось встречаться, к той же Элейн. Но на деле больше всего, как
оказалось, я презирала саму себя.
И это пора прекратить. Стою здесь, как провинившаяся первоклассница, и
понимаю, что Хел была права. Я плыву по течению, я использую Джека, чтобы
чувствовать себя любимой. Жизненная позиция?
Хилая.
Но больше я с этим мириться не стану. Хватит. Может, мне и не дано
справиться с коммутатором, но я способна на большее. Пора учиться
независимости.
Эми Кросби, бери жизнь в свои руки.
Успокоив Элейн, выхожу из здания, покупаю себе шоколадный батончик,
журнал, сажусь на автобус и еду домой. По дороге развлекаюсь тестом
"Насколько хорошо ты знаешь своего парня" и не знаю точного ответа на
большинство вопросов. Выбираю наугад. Подсчитываю баллы. Результат: "Ты пока
не доверяешь ему. Проводи с ним больше времени, постарайся узнать, что он
действительно любит. Если в основе ваших отношений будут искренность и
честность, вы будете отличной парой".
Все эти тесты, конечно, полная чушь, но настроение уже не такое
радужное. Придя домой, раздеваюсь, принимаю душ и звоню Джеку.
- А ты сегодня рано вернулась, - говорит он, зевая. - Подожди минутку.
- Трубку прикрывают рукой, я слышу какое-то шуршание. Через пару секунд он
снова на связи. - А ты почему не на работе?
- С работой не вышло. Но есть и хорошая новость - я туда больше не
вернусь. А у тебя на сегодня какие планы?
Ты звонишь своему парню, когда он этого не ждет. Судя по его голосу, он
не слишком рад тебя слышать. Тогда ты:
а) решаешь, что он чем-то занят и поэтому рассеян;
б) спрашиваешь его, в чем дело;
в) подозреваешь, что он сейчас с другой.
- Так, хотел немного поработать. Может, скоро загляну к тебе, если ты
будешь дома.
Вариант в) я даже не рассматриваю, с самого начала уверена в а).
Правда-правда.
Никогда не думала, что быть чьей-то девушкой так сложно. Сколько же на
это уходит времени! У меня теперь постоянно готовность номер один - на
всякий случай. На всякий случай - вдруг мы сегодня встретимся с Джеком - я
почти ежедневно брею подмышки, ноги и, как следствие, - страдаю от щетины;
подравниваю над унитазом волосы на лобке, и это ужасно, потому что они ни в
какую потом не смываются; без конца стираю свой единственный нарядный
пододеяльник, вместо того чтобы сменить его на страшненький в цветочек;
регулярно пополняю запас продуктов в холодильнике, хотя раньше обходилась
китайской лапшой и тостами; постоянно ношу белье, которое не стыдно
показать.
Последний пункт причиняет наибольшие хлопоты. Раньше, до нашей с Джеком
эры, я не задумываясь могла натянуть свои серенькие дырявые трусищи и такой
же колоритный лифчик. Еще у меня была значительная коллекция старых
"стрингов", больше напоминающих мятую туалетную бумагу, нежели белье.
Как-то я прочла статью о незамужних девушках, которые носят сексуальное
белье для собственного удовольствия. Чушь! По-моему, они либо отчаянно хотят
секса, либо патологически богаты. Во всяком случае, среди моих знакомых
таких нет. И я не знаю ни одной девушки, которая согласилась бы отдать свои
старые трусы в фонд помощи бедным, даже если бы в мире случился острый
кризис нехватки трусов.
Вообще, не понимаю, зачем я так убиваюсь в отделе нижнего белья.
Позавчера в саду Джека видела белье, которое сушилось после стирки. И в том
числе пару заношенных "семеек". Так что он тоже не без греха.
Но я решила быть на высоте и на прошлой неделе, прихватив кредитку,
пошла по магазинам. В разгаре шопинга меня отловила громогласная усатая
женщина.
- Какой у вас размер груди, милочка? - вопросила она.
- 34В, - ответила я, складывая руки на груди, как будто попала в
передачу "скрытая камера".
- Не может быть! У вас не меньше 32D, если, конечно, такие вообще
встречаются!
Она втиснулась в кабинку и принялась измерять меня сантиметровой
лентой.
- Как я и говорила, - кивнула усатая дама удовлетворенно.
32D! С тех пор как у меня выросла грудь, я всегда носила 34В. Когда это
я успела превратиться в грудастую секс-бомбу?
Надеваю свой новый буфергальтер, запихиваю все внутрь. Да, тесновато.
Растерянно смотрю в зеркало.
Что еще надеть?
Как одеться на выход - понятно, но вот в чем ходить дома? Обычно я хожу
по дому в легинсах и безобразной футболке, но сегодня же придет Джек. Как
мне предстать пред ним в будничной обстановке?
Одеться сексуально?
Нацепить обычные домашние лохмотья?
Расфуфыриться?
В результате надеваю трусики от Келвина Кляйна и белую майку.
Долго накладываю макияж, чтобы выглядеть совершенно ненакрашенной,
прибираюсь в квартире, потом брожу по кухне. Думаю, не приготовить ли
что-нибудь... Нет, не приготовить. Потому что наверняка блюдо не удастся, а
неудач с меня на сегодня хватит. Я другая - обновленная, независимая. И
Джеку пора об этом узнать.
Крашу на ногах ногти, смотрю телевизор и жду его прихода. К тому
времени, когда он звонит в дверь, я уже успела задремать. Вытаскиваю куски
ваты, зажатые между пальцами, и спешно нажимаю кнопку домофона. Слышу, как
он поднимается по лестнице, и меня охватывает волнение.
- Привет, - говорю я, выглядывая из двери, как только он появляется в
поле зрения.
Он целует меня и улыбается, кинув взгляд на мои трусы:
- И больше ты ничего не наденешь?
- Надену, конечно, - запинаюсь я. - Я как раз... - и показываю на
спальню.
- Тогда не буду тебя задерживать.
Он меня разоблачил. Исчезаю за дверью, стремясь спрятать свои
покрасневшие щеки.
- Может, сходим куда-нибудь? - говорит он, входя в гостиную. Берет
пульт от телевизора и переключает каналы.
- Я не против.
Рывком открываю дверь шкафа и роюсь в поисках джинсов; слышу, что
сначала Джек включает какую-то телеигру, потом новости, останавливается на
футболе. Мне кажется, что он собирается смотреть, но Джек отрывается от
телевизора, идет в спальню и садится на кровать.
- Не хочешь надеть вчерашнее платье? - спрашивает он. - Тебе оно очень
идет.
- Конечно!
Срываю платье с плечиков, поворачиваюсь к нему спиной и стаскиваю
майку. Вдруг понимаю, что он стоит позади меня. Чувствую его губы. Он
поднимается поцелуями вверх, и я слышу его дыхание у самого уха. Потом он
обхватывает мой новый 32D.
- Хотя... - шепчет он.
* * *
Уже темно. Иду на кухню, достаю из холодильника бутылку вина и ищу
спички. Спотыкаясь в темноте, пытаюсь зажечь свечи.
- А почему ты свет не включаешь? - спрашивает Джек, глядя на меня и
открывая вино.
- Потому что терпеть не могу эту комнату. Тут нужен ремонт, но у меня
пока руки не доходят.
- И что ты с ней хочешь сделать?
- Не знаю, надо что-то поменять. Теперь, когда у меня появилось
свободное время, обязательно придумаю что-нибудь.
Мы лежим на одеяле, наши голые руки и ноги сплелись в темноте.
- Откуда у тебя вдруг появилось столько свободного времени? -
спрашивает он.
Я рассказываю Джеку все, что со мной сегодня произошло, и он так
смеется, что проливает вино мне на живот. Наклоняется, слизывает вино,
потом, упершись подбородком в мой живот, смотрит на меня.
- Меня однажды тоже уволили, - говорит он, - если тебе от этого станет
легче.
Не могу себе представить, чтобы Джека вышвырнули с работы, - он слишком
крут. Оказывается, работая в галерее, он поменял замок после взлома. Ну а
потом заявился его босс, взбесился, что не смог попасть в свое собственное
заведение, и указал Джеку на дверь.
- И что ты сделал?
- Ушел. И это лучшее, что со мной случилось, правда, - говорит он,
опираясь на локти и снова облизывая мне живот. - Я многое после этого понял.
Понял, что хочу быть художником и должен приложить все силы, чтобы это
произошло.
Я глотнула вина.
- Знаешь, меня это заводит.
- Что? - спрашивает он.
- То, что ты добился успеха в живописи. Отчасти поэтому ты мне и
нравишься.
Джек издает недовольный стон и утыкается мне в шею лицом. Обожаю, когда
он такой робкий. Не могу устоять и обнимаю его.
- Но мне-то что делать? - спрашиваю я.
- Само собой решится, - отвечает он, - я точно знаю. А если ничего не
подвернется, то ты упакуешь чемоданы и я возьму тебя в кругосветное
плавание.
- Хм, тогда я, пожалуй, не стану рассылать резюме, - смеюсь я.
* * *
Как ни соблазнительно звучали слова Джека, я все-таки напечатала
резюме. Всю следующую неделю я выясняла названия и адреса компаний, в
которых успела поработать, и оттачивала дальнейший план действий.
Удивительно, но Джек с удовольствием вызвался мне помочь и даже
отформатировал мое резюме на своем навороченном компьютере, которым временно
пользовался Мэтт. Сначала мне было неловко выдавать ему все детали своей
жизни, но он так зажегся идеей моего трудоустройства, что я быстро
избавилась от этого страха.
- Тебе бы семинары по позитивному мышлению вести, - пошутила я, когда
он позвонил в третий раз за вечер, хотя мы договорились, что сегодня
проведем время порознь. - Или, на худой конец, основать свою собственную
религию. Ты очень хорошо умеешь убеждать.
- Смейся, смейся. Вот как начнешь зарабатывать кучу денег, тогда
увидишь.
- Джекизм, - размышляю я вслух. - А что, тебе подходит.
- Ладно, умница. И какова первая заповедь джекизма?
- Просвети меня, великий учитель.
- Все мои последователи должны со мной спать.
- Я должна была догадаться, - рассмеялась я.
- Хм, но пока ты моя единственная послушница. Поэтому жду тебя здесь
через полчаса.
- Обойдешься, я сегодня атеистка.
- Да ладно. Ты же и сама хочешь.
Это правда, хочу, потому что, по правде говоря, я люблю каждую ночь
проводить с Джеком. И если я когда-либо сомневалась в его способности
поддерживать близкие отношения, я ошибалась. Уже через неделю после нашего
решения он так прочно вошел в мою жизнь, что я не могла вспомнить, как жила
до его появления. А теперь не могу вспомнить, когда я успевала работать.
* * *
Я так довольна своей новой жизнью, что звонок Элейн утром во вторник
повергает меня в шок. Она для меня уже в прошлом.
- Даю тебе вторую попытку, - объявляет она, - но только потому, что я в
отчаянии.
А я в прострации. На прошлой неделе я распрощалась с временной работой
на веки вечные и не могу даже думать о возвращении в ад. Джек
переворачивается на другой бок и закрывает голову подушкой.
- Извини, Элейн, но у меня сейчас нет времени.
- Подожди, не торопись.
Слышу, как она роется в бумагах и затягивается сигаретой. Я глажу руку
Джека, лежащую у меня на животе, поднимаю глаза к потолку. Моя жизнь без
Элейн и ее суматохи была такой спокойной. Больше всего мне сейчас хочется
свернуться калачиком рядом с Джеком и уснуть.
- Вот... вот, нашла, - подает голос Элейн. - Работа у "Фрайерз".
Знаешь, какой-то там дом моды. И я хочу, чтобы ты приехала туда как можно
скорее. Девушка, которую я к ним устроила, не пришла...
- Ты серьезно? Тот самый "Фрайерз"? - перебиваю я, вскакивая.
Джек поднимает голову.
- Что там? - стонет он.
Я прикладываю палец к губам, выпрыгиваю из постели и ищу ручку. На
обратной стороне конверта спешно записываю информацию.
- Элейн, ты ангел! Пока!
Джек сидит на кровати с помятым со сна лицом и потягивается.
- Ты чего такая довольная?
- "Фрайерз", - машу я ему конвертом. - Я посылала им свое резюме три
года назад, но так и не получила ответа. Мне дали работу. Спасибо, Элейн! -
Я целую конверт.
- Я думал, что временной работой ты больше не занимаешься.
- Да, но, понимаешь, может, это мой шанс. Я должна быть там через час.
Собираюсь впопыхах, наскоро завариваю Джеку чашку чая, но он что-то не
горит желанием вставать. Я вытаскиваю из недр корзины для фруктов запасной
комплект ключей.
- Сможешь сам отсюда выбраться, - говорю я, целуя макушку, торчащую
из-под одеяла, и звеню ключами у него над головой.
Он приподнимается и хватает их.
- Уверена?
- Да, - смеюсь я. - Не бойся, я не прошу тебя переехать ко мне. Даю
ключи из чисто практических соображений, но ты можешь их себе оставить. Я
вечно забываю ключи и потом не могу попасть домой.
- Отлично, - улыбается он в ответ, - я тут похозяйничаю. Где ты хранишь
свои тайные дневники?
- Ты все равно ничего не найдешь, - говорю я, глядя на него в зеркало,
пока крашу губы, - так что не ищи приключений на свою голову.
- Очень надо, - оскорбляется он.
- В общем, я тебе доверяю, так что не подкачай, - предупреждаю я.
Он хватает меня и целует в помаду.
- Джек!
Он размазывает помаду по своим губам.
- Не знаю, чего ты стараешься. Твоя помада мне идет больше.
- Дурочка, - смеюсь я, обнимая его на прощанье.
- Удачи на работе, дорогая. - Он залезает обратно под одеяло. - Не
волнуйся, детей из школы я заберу и за продуктами съезжу.
- А, так вот в чем дело. Старался помочь мне найти работу, чтобы потом
стать домохозяйкой?
- Черт! - говорит он моему плюшевому медвежонку. - Приятель, она нас
раскусила.
* * *
Офис "Фрайерз" находится над кафе на Шарлот-стрит. Волнуюсь ужасно. Это
на меня не похоже. Делаю глубокий вдох, беру себя в руки и звоню. Понятия не
имею, чего ждать, но если есть хоть малейший намек на постоянную работу,
такой шанс я не упущу.
Офис заставлен столами, стойками с кучей одежды и полуголыми
манекенами. Рев радио заглушает звон телефонов.
- Дурдом! - Высокий мужчина в розовом клетчатом жилете и темных очках с
дурацкими желтыми козырьками в отчаянии вскидывает руки и проносится по
комнате. - Где наша временная секретарша?
- Я тут, - говорю я.
Он важно шествует ко мне.
- Ну наконец-то! Имею смелость надеяться, что на вас, дорогуша, можно
положиться, - говорит он, оглядывая меня с ног до головы.
- Я буду стараться.
- Дженни, Дженни! - кричит он. - Мы спасены! Пользуйся случаем.
После чего бросается к маленькому кабинету и закрывает за собой дверь.
- Не обращай внимания, - улыбается женщина, подходя ко мне и в ту же
минуту завоевав мое расположение. - Это Фабиан. Он любит командовать, но ты
не бойся. Я Дженни. Добро пожаловать в наш сумасшедший дом.
Она показывает мне офис, знакомит со всеми. В офисе примерно человек
десять, все вроде бы настроены доброжелательно. Дженни на вид лет тридцать
пять, и большую часть из них, как я поняла, она развлекалась напропалую.
Причем, подозреваю, будь я на ее месте, свое здоровье такими развлечениями
угробила бы уже давно. Она из Ланкашира и говорит со смешным акцентом. Я
вдруг ловлю себя на том, что, разговаривая с ней, этот акцент имитирую. Но
она как будто не сердится.
В кухне Дженни наливает мне чаю, а потом ведет к моему рабочему месту.
Я должна отвечать на телефонные звонки, и еще мне дали напечатать несколько
писем.
- Работа, конечно, нудная, - говорит она, - но позже мы тебе подыщем
занятие поинтереснее. У нас тут сейчас запарка.
- Все нормально, я разберусь.
Дженни и Сэм работают в соседней комнате - в монтажной. Самые обычные
люди, и это радует. Часов в одиннадцать Сэм с широкой улыбкой врывается в
приемную. На ней кожаное мини и широкий джемпер, в котором ее грудь кажется
необъятной. Открыв у себя размер 32D, я стала слишком много внимания
обращать на грудь других женщин.
- Ну, как тут дела? - спрашивает она.
- Отлично. Может, еще что-нибудь нужно сделать? - отзываюсь я. - С
письмами закончила. Вот, - отдаю ей конверты.
Она просматривает их.
- Замечательно. Хоть один человек с инициативой.
Еще с какой инициативой! Она об этом не догадывается, но на самом деле
я - суперсекретарь, пусть и временный - пока.
В руках у Сэм - внушительная стопка журналов.
- Вот, это тебе. - Она вытаскивает лист с каким-то списком. - Ты не
могла бы просмотреть журналы и отметить в них все работы вот этих
фотографов?
- Конечно.
- Занятие, правда, не самое увлекательное, но ты бы нам очень помогла.
- Легко.
- Но сначала пошли перекурим.
Иду за ней к чугунной пожарной лестнице в конце монтажной комнаты.
Дженни уже там. Я понимаю, что, пригласив меня перекурить, он