Чарльз Де Линт. Страна грез ---------------------------------------------------------------------------- Сharles de Lint The Dreaming Place Translation c by Stepan M.Pechkin, 1993-1996 Оригинал - Speaking In Tongues Лавка Языков http://www.vladivostok.com/Speaking_In_Tongues/ ? http://www.vladivostok.com/Speaking_In_Tongues/ ---------------------------------------------------------------------------- Посвящается Керсти и Кэти Бродя меж Духов Через завесы туманов Я прихожу к своему тотему в Стране Грез Джейн Леверик, "Время Грез" НИНА  - Тебя сегодня не было в школе, Нина, - сказала Джуди. - Болела? - Нет. Просто не смогла пойти. - Ну, так вот, я хотела бы, чтобы ты предупреждала меня заранее, когда собираешься прогуливать. Я искала тебя везде. Цистерна и ее компания весь завтрак просидели за моим столом, я чуть не померла. - Так что же ты не встала и не ушла? - С какой стати? Я первая села. К тому же я думала, что ты или Лори придете и спасете меня, только ее тоже сегодня не было. Так что это ты вдруг взялась волынить? - Мне сегодня опять приснился этот сон, и я просто не смогла никуда пойти. Джуди хихикнула: - И кем ты была на этот раз? Слоном? - Это не смешно. - Я знаю. Прости. Кем ты была на этот раз? - Кроликом. Одним из этих маленьких кроликов, которые живут на пустыре за "Батлер Ю". Глядя между кроссовок, выставленных на подоконнике, Нина Карабальо смотрела из своей спальни на красивую башню колокольни Меггерни-Холла. Башня стояла на Университетском Холме, над студенческим городком и парком, где, как приснилось ей сегодня... x x x Все ее тело было каким-то не таким. Неуклюжим. Она смотрела на мир откуда-то снизу, словно лежала на траве - только она знала, что сидит. Боковое зрение стало таким широким, что она почти могла заглянуть себе за спину. Ее нос все время подергивался, принюхиваясь, и она ощущала все запахи этой ночи. Дух от свешескошенной травы. Приятный островатый запах сиреневых кустов неподалеку. Восхитительный аромат брошенного кем-то конфетного фантика. Нина отправилась было к нему, но тут же запуталась в собственных ногах и опрокинулась. Задние ноги были слишком длинные и неудобные, а передние - слишком короткие. Из ее груди вырвался звук, очень похожий, как показалось ей, на поросячий визг. Лежа, неуклюже растянувшись в траве, Нина заплакала бы, если бы могла. Потому что она знала. Это был один из этих ее ужасных снов. Кое-как Нина поднялась на ноги и огляделась. И поймала себя на том, что умывается, вылизывая мягкий мех на плече розовым языком. Она тут же бросила это отвратительное занятие. - Хочу проснуться! - крикнула она. Вместо слов из ее груди снова раздался писк. И в ответ - молчание. Но не тишина. Длинные уши Нины поднялись и повернулись настороженно: в траве послышались тихие шуршащие шаги. Она повернула голову и увидела огромную тень, осторожно подкрадывающуюся к ней со стороны пустыря. Нина замерла, оледенев от страха. Это был огромный мастиф. Чудовищная собака, которой ей не хотелось бы попасться на глаза даже в своем собственном облике. Мастиф остановился, когда понял, что его заметили. Из-за какой-то странной особенности чужого зрения, встав неподвижно, пес вдруг стал почти невидим для Нины. Она всматривалась, пытаясь разглядеть его; сердце забилось вдвое быстрее. Лужайка и огромная туша мастифа слились в одну неразличимую тень. И пес напал на нее. Его рычание парализовало Нину еще на несколько долгих ударов сердца, а потом она бросилась бежать. То есть, попыталась. Не в силах совладать с непривычными лапами и управлять ими, Нина растянулась снова. Не успела она подняться, как мастиф навис над ней. Его челюсти сомкнулись, захватив ее, стиснув кости, прокусывая шкуру... x x x - И тут я проснулась, - сказала Нина. - Да, ничего себе, - сказала Джуди. - И ты в самом деле чувствовала, что умираешь? Я слышала, что если умереть во сне, то умрешь и на самом деле. Нина переложила трубку к другому уху. - Это еще не самое страшное, - сказала она. - В этот раз у меня есть доказательство, что это Эшли напускает на меня порчу. Джуди нервно рассмеялась. - Да ну, брось. Не можешь же ты по правде в это верить. - Я видела ее, - сказала Нина. Нина проснулась, вся в поту, запутавшись в ночной рубашке. Ей сразу же стало легче. Сны снились ей - где-то раз в неделю - но это были всего лишь сны. Не явь. Нина все-таки не умерла там, на пустыре, заключенная в тело кролика. Не по-настоящему. И все же. Сны эти были такими живыми! Нина вздрогнула от внезапного озноба, и ей показалось, что она видит пар от своего дыхания. Было так холодно, словно снова вернулась зима. Нина выдохнула, чтобы проверить еще раз, но никакого пара больше не увидела. В комнате стало намного теплее, и Нина поняла, что дрожь и озноб - это просто остатки сна. Этого дурацкого сна. Который был не по-настоящему. Каждому может всякое присниться. Нина посмотрела напротив и увидела, что постель ее кузины пуста. Все еще дрожа, Нина встала и, прижав руки к груди, зашлепала по комнате, чтобы выглянуть в комнату за дверью их спальни. В дальнем конце небольшого коридора была открыта дверь в ванную. Света не было. Ванная была пуста. Уже за полночь, так почему же Эшли еще не спит? Пройдя на цыпочках мимо спальни родителей, Нина стала осторожно спускаться по лестнице, не наступая на третью и седьмую ступеньки, которые, она знала, могли предательски скрипнуть. Спустившись до половины лестницы, она увидела отблеск света, падавший из гостиной. Из-за бисерной занавеси, сплетенной нининой мамой, Нина не могла разглядеть, что же делается в гостиной, пока не подошла вплотную к ее двери. В гостиной на коврике на полу, скрестив ноги, сидела Эшли. Ее крашеные черные волосы стояли на три дюйма над ее макушкой и волнами падали на спину, и на ней была одна из ее гопницких футболок - но не обычная, в обтяжку и с дырками, а безразмерная, с "Металликой", которую Эшли носила как ночную рубашку. При свете свечи, поставленной на край кофейного столика, она читала книгу. Нина не видела обложки, но не сомневалась, что это одна из тех отвратительных книжонок по черной магии, которые так обожает ее кузина. Почувствовав чей-то взгляд, Эшли подняла голову, и ее взгляд встретился со взглядом Нины из-за бисерной занавеси. Улыбка, больше похожая на ухмылку, тронула губы Эшли, и она вернулась к своему чтению, не обращая больше на Нину никакого внимания. Нина убежала обратно в спальню. - Но это же ничего не значит, - сказала Джуди. - Она, конечно, ненормальная, но не обязательно же ведьма. - А чем же еще она могла заниматься там в темноте? - поинтересовалась Нина. - Ты же говоришь, у нее была свечка. - Так тем хуже! Ведьмы всегда зажигают свечки и всякое такое, когда колдуют. Говорю же тебе, она напускает на меня порчу. Я сегодня, пока сидела дома, заглядывала в ее книжки, и они все про заклинания и разные ужасы. - Она просто хочет тебя запугать, - сказала Джуди. - Ну, так у нее это прекрасно получается. - Ты бы поговорила с ней обо всем. Нина тяжело вздохнула: - Я не могу с ней говорить ни о чем! К тому же, если это не она, то она расскажет всем, и я больше никогда не смогу и носу высунуть из дома. Я просто умру, если об этом станет всем известно. - Я никому не скажу. - Я знаю. А она скажет. Нарочно. Джуди на другом конце провода вздохнула. - Давай телик посмотрим? - предложила она. Нина прекрасно знала, что имеет в виду ее подруга. Пора сменить тему разговора. И Нина была не против. Ни о чем другом она не могла подумать весь день, и это надоело ей до смерти. От этого ей начинало казаться, что она сходит с ума. - Давай, - согласилась она. Нина встала с кресла у окна и перевалилась на кровать. Нагнувшись, она включила двенадцатидюймовый черно-белый телевизор на батарейках, который стоял на ее ночном столике. - Что там? - "Красавица и чудовище" началось минут десять назад по третьей. Нина переключила телевизор и попала на рекламу местной фирмы по продаже автомобилей на Хайвэй, 14. Толстяк в плохо сидевшем костюме супергероя восхвалял достоинства "Сотни автомобилей, бывших в употреблении, по сногсшибательным ценам!!!" - Ненавижу эту рекламу, - сказала Нина. - Этот Приятель Эд - такой идиот! Джуди рассмеялась. - Его сын учится в одном классе с Сьюзи по английскому, и она говорит, что он такой же, как папочка. - Бедный ребенок! Подруги жили в разных концах города, и смотреть одно и то же по телевизору, обмениваясь по телефону комментариями, для них было самым доступным совместным времяпрепровождением по вечерам после школы. Еще реклама - диетической кока-колы и тампонов - и, наконец, продолжилась передача, начавшаяся недавно. - Это я уже видела, - сказала Нина. - Да, такая слащавая мура. - Ты никогда не задумывалась, почему Кэтрин не переезжает жить к Винсенту? Там такое замечательное место! Я бы бросилась туда со всех ног. - Мне всегда было интересно, откуда они там берут электричество? Подруги умолкли, потому что Чудовище произнесло несколько стихов. - Ужас, как мне нравится его голос! - сказала Джуди. - Угу. - Ты пойдешь в пятницу на танцы? - Нет, наверно. На этой неделе я, наверное, еще не совсем оклемаюсь. Джуди усмехнулась: - Это значит, что и ни к кому ты не пойдешь тоже. Так мы могли бы пойти вместе. И стоять, как две идиотки, как в прошлый раз, подумала Нина. - Мой папа говорит, что мы раздражаем мальчишек, потому что мы слишком умные, - сказала она. - От девушки не требуется хорошо знать математику и так далее. - А что ты ему ответила? - Ничего. А мама назвала его свиньей. - Мило с ее стороны. - Да он сам так не думает, - тут же добавила Нина, защищая отца. - Он просто говорил мне, что думают мальчишки. - Тогда за каким рожном они нужны? Нина подумала о мальчике, сидевшем сзади в вычислительном классе. Тим Локли. Помереть - не встать. Но он так и не бросил на нее еще ни одного взгляда. - В общем, да, - сказала она. - Вот разве что... Нина умолкла, услышав шаги на лестнице. То была не легкая походка матери, и не чуть более грузная, отцовская. - Мне пора, - сказала она. - Эшли пришла. Нина терпеть не могла, когда Эшли слушала ее телефонные разговоры. Наскоро пообещав завтра быть в школе, она повесила трубку и сделала вид, что все ее внимание безраздельно поглощено телевизором. Эшли остановилась перед дверью и вошла при полном параде. Узкие выцветшие джинсы с прорехами на коленях. Футболка с "Деф Леппардом" с обтерхавшимися рукавами. Кожаная куртка. Волосы, словно черная львиная грива вокруг головы. -- Как ты можешь смотреть эту чушь? - спросила она. Нина оторвалась от экрана. - А что в ней такого? - Как ты думаешь, долго шел бы фильм, если бы чудовищем на самом деле была женщина? - ответила Эшли. Она сняла куртку, бросила на постель, и машинально начала снимать с себя все остальное - прямо при распахнутых занавесках, так что кто угодно, стоя на пустыре за домом, мог видеть абсолютно все. Может быть, ей именно этого и надо, подумала Нина. - Ну так? - спросила Эшли. Вместо ответа Нина добавила громкости. ЭШ Что бы ни делала Эшли Энис, во всем была злоба. Она подслушала как-то разговор своих тетушки и дядюшки об этом. Они считали, что корни такой злобы - в смерти ее матери и в том, что отец ее отказался от ответственности за нее. - Противоестественно было бы, - сказал дядюшка, - если бы она не была злой. Ее оторвали от всего, что она знала. Она подсознательно ощущает, что никому не нужна - что мать покинула ее, что у отца нет на нее времени, что мы взяли ее к себе только из чувства долга. Кто бы не озлобился в такой ситуации? Надо быть терпеливыми к ней, это все, что нам остается. Она вырастет из этого. Конечно, больно было понять, что твой отец считает тебя ненужной обузой в жизни. И хотя прошло уже три года с тех пор, как умерла мама, Эшли до сих пор ужасно тосковала по ней. Она признавалась себе, что отдала бы все на свете, чтобы вернуться, туда, где мама была жива, где они жили вместе в маленькой квартирке в Сент-Ивз, и она ходила в свою собственную школу и водилась со своими собственными друзьями. Она уже начинала терять свой выговор - а вместе с ним, чувствовала она, и самое себя. Жизнь в Северной Америке так сильно отличалась от того, как все было там, дома, что если бы Эшли отправилась сейчас обратно, она чувствовала бы себя там не в своей тарелке точно так же, как здесь сейчас. Но если бы она могла вернуться туда, то побежала бы без оглядки. Вернуться и попытаться сделать так, чтобы жизнь снова пошла, как надо. Только уже без мамы. Вспоминать было больно. Тосковать по тому, что было. Пытаться представить себе, как все могло бы выйти, если бы жизнь ее не была так непоправимо сломана - вспорота ножом маньяка. Какая беда! - говорили все вокруг, но что они могли знать о бедах? Разве могли они почувствовать, какой беспомощной чувствовала Эшли себя, когда думала, что пойди ее мама домой другой дорогой из того злосчастного бара - и все сейчас было бы хорошо? И это было больно. И хотя эта боль могла обозлить ее - и обозлила, и злила всякий раз, когда Эшли думала о том, как все это несправедливо - постоянная враждебность, казалось, коренилась гораздо глубже. Сейчас все, что угодно, бесило ее. А Нина была такой подходящей мишенью. У них было так мало общего. Кузина Эшли была из лучших в своем классе, из-за чего неважные отметки Эш казались еще хуже. Нина и ее подружки были отличницами и умницами - не зубрилками, не учительскими любимчиками, но и не отпетыми хулиганками. Самой великой музыкой для них был Дебби Джибсон; они не смогли бы вынести самый простой гитарный риф, когда он хватает за горло и хорошенько трясет - как подобает настоящей хорошей музыке. А смотреть такую бурду, как эти мерзкие выжимки из великого фильма Кокто... Эш вздохнула, кончила раздеваться и, надев на себя мешковатую футболку с "Мотли Крю", попыталась без особого успеха подстроить дребезжащий звук телевизора. Она убрала одежду, попросту свалив ее в кучу на свой стул возле окна, достала из армейского ранца книгу, купленную сегодня, и села на кровать, подоткнув подушки под голову. Конечно же, не Нина и не "Красавица и Чудовище" так раздражали ее сейчас. Это все тот странный парень, который шел за нею от магазина оккультной литературы до самого дома. Обычно она прекрасно расправлялась с теми, кто пытался пристать к ней. Обычно это бывали какие-нибудь хамы, которым достаточно было показать средний палец, чтобы они начали нести гадости. На учительских любимчиков и хай-лайфистов можно было не обращать внимания. Панки и крутые ребята - ну, тут можно было посмотреть, пока не разберешься, насколько они интересны, а потом - выкинуть их из памяти или не выкидывать. Но этот... Она не могла решить, кто он такой. Он был высок, черные волосы коротко подстрижены, черты лица тонкие и резковатые. Года на три или четыре, по меньшей мере, старше ее - может быть, ему даже двадцать. На нем были высокие ботинки и джинсы, белая футболка без надписи и длинный черный плащ. И глаза его пугали. Опасные глаза. Впервые она заметила, что он следит за ней, в магазине, где она покупала старое издание "Красной книги новых измерений", сборник очерков по оккультным наукам Форчуна, Батлера, Регардье и других таких же. Потом, по дороге домой - пешком, потому что последние деньги Эш просадила на книгу - ей показалось, что за ней кто-то идет. Она обернулась, и он был там, стоял на углу под фонарем и даже не пытался прятаться. Просто стоял, как будто вся улица была его собственная, и смотрел на нее. Эш пошла к дому тетушки и дядюшки в обход через Нижний Кроуси и пустырь Батлера Ю., но он сидел у нее на хвосте. Не ближе и не дальше, чем тогда, когда она впервые заметила его. Наконец, Эш пришлось зайти в дом - теперь он знал, где она живет - иначе она пропустила бы вечерний сбор, что было бы вовсе нехорошо: тетушка сейчас относится к таким вещам очень строго. В прошлый раз Эш просидела безвылазно дома все выходные - все выходные! - за то, что в четверг пришла домой слишком поздно. Закрыв дверь, Эш выглянула в окно и увидела, как незнакомец неторопливо прошел мимо. У самой их калитки он остановился, улыбнулся ей в окно тонкими бледными губами, глаза его сверкнули, и он ушел. Но что-то он оставил. Обещание. Она еще увидит его. Вот это-то и злило Эшли сейчас. Она хотела бы, чтобы рядом оказался кто-то, с кем можно поговорить об этом, но никого не было. Тетушка и дядюшка, наверно, просто перестанут разрешать ей гулять по вечерам. Ребята, с которыми она сейчас водится, посмеются над нею, и, кроме того, подпортится ее репутация, завоеванная с таким трудом. А что касается Нины... Эшли взглянула и увидела, что кузина смотрит на нее со странным выражением на лице. На секунду ей захотелось вдруг взять и открыться Нине, но тут же все та же непонятная, беспричинная злость поднялась в ней. - Может, тебе портрет нарисовать? - услышала Эш свой голос. Нина тут же перевела взгляд на экран телевизора. Эш снова вздохнула и открыла книгу, начав читать первый очерк, "Миф о Круглом Столе" Форчуна. Но, читая, Эш то и дело возвращалась к опасным глазам того незнакомца, глубоко встревожившим ее где-то в глубине души. Они никак не хотели забываться. НИНА Родители - это всегда тяжело, но иногда Нине казалось, что ее родители - особенно. Это были самые настоящие правоверные и неисправимые шестидесятники. Мама до сих пор носила длинные волосы почти во всю спину и предпочитала длинные и широкие платья и рубашки в густой цветочек. Она приехала когда-то в Америку из Англии работать детской няней, но осталась здесь навсегда, потому что Лето Любви было в полном разгаре, а в душе она была истинной хиппи - хотя до того она и не знала об этом, - и она попала именно туда, где должна была быть. Отец Нины был наполовину итальянец, наполовину - индеец, что, как призналась однажды Нине мама, впервые и привлекло ее внимание. В те времена любой, в жилах которого текла хоть капля индейской крови, был центром всеобщего внимания. Он был большой, широкоплечий, смуглый, в каждом ухе - маленькая золотая серьга, и волосы его были такими черными, что, казалось, они поглощают свет. Волосы он завязывал длинным конским хвостом. Джуди как-то сказала Нине, что он похож на рокера, и что когда она первый раз попала в дом к Нине, он напугал ее до полусмерти. Теперь же она говорила о нем: "Класс!" - Мне бы твоих родителей! - сказала Джуди Нине спустя несколько недель, когда они сидели у Нины в спальне. Родители Джуди были американскими китайцами во втором поколении, и все еще сохраняли забавные представления о том, что ребенку можно, а чего нельзя. Школьные сверхурочные занятия - тренировки по волейболу, драмкружок и тому подобное - были допустимы, до тех пор, пока не отражались на отметках, но мальчишки были строго-настрого запрещены. Неважно, что Джуди было уже шестнадцать. Вырваться из дома вечером в пятницу или субботу можно было, только сочинив сложную и красивую байку о визите к Нине или Сьюзи - и родители Нины с их более широкими взглядами, вполне готовы были эти байки подтверждать. В этом, конечно, думала Нина, они были классными родителями, но все равно как-то недобно признаваться людям, что твоя мать зарабатывает на жизнь бисерными сережками и фенечками, которые продает в разные ателье мод, а отец работает на стройке, и не потому, что на лучшие работы его не берут, а потому, что он "лучше будет что-то строить, чем гонять по столу бессмысленные бумажки". Нине, можно сказать, нравилось помогать маме в ее уголке на какой-нибудь выставке, но ей хотелось бы, чтобы их тусовость оставалась бы на этих выставках, а не жила постоянно в доме. Куда ни посмотри, висели психоделические плакаты, бисер и кожа, сушились какие-то травки, в ящиках из-под молока стояли пластинки и кассеты и тому подобные вещи. Вдоль стены в гостиной были книжные полки, полные поэзии Гинзберга и Блейка, потрепанных "Каталогов всей земли", вегетарианских кулинарных книжек, книжек хиповской философии, вроде "Уроков в понедельник вечером" какого-то типа по имени Стивен, и других - Тимоти Лири, Халила Джибрана и Эбби Хофмана. Все было так, словно время для них остановилось. В какой-то степени Нина любила своих родителей как раз за то, что они были верны своим убеждениям, за то, что они жили своей философией, а не только болтали о ней. В политических воззрениях они склонялись больше к либерализму и участвовали в защите прав животных, домах для бездомных и бог весть скольких еще группах по охране природы - в делах, которые Нина тоже считала важными делами. Но порою она мечтала, чтобы у них была обыкновенная, нормальная мебель, цветной телевизор в гостиной - свой маленький черно-белый она купила на деньги, заработанные сидением с детьми, на гаражной распродаже, - и для разнообразия как-нибудь можно было посидеть во дворе с прохладительными напитками и "горячими собаками". Но могло быть и хуже, думала Нина. Родители могли назвать ее Радугой или Облаком. Или ей могли достаться родители Джуди, которые уже сейчас подыскивали ей человека, за которого она выйдет замуж после школы. Пока Нина сама знала, что делает, родители предоставляли ей гораздо больше свободы, чем было у большинства ее знакомых ребят. Например, как вчера она не пошла в школу. Они не задали ей никаких вопросов - только обеспокоились. - Ты уверена, что сегодня сможешь пойти в школу? - спросила Нину мама сегодня утром за завтраком. Кухня было всецело в их распоряжении. Отец уже ушел на работу - он должен был быть на месте к семи, - а Эшли для разнообразия встала пораньше и тоже уже ушла. Мама собиралась в свою мастерскую возле рынка примерно к тому же времени, что и Нине надо было в школу. - Мне уже гораздо лучше, - ответила Нина. По крайней мере, сегодня этот сон ей не снился. - Ну, раз ты уверена... - Уверена. Хотя, если бы мама действительно хотела, чтобы Нина чувствовала себя лучше, она переехала бы в дом, где Нине не пришлось бы жить в одной комнате с ведьмой. Но все это уже было раньше - не порча, а то, что Нина и Эшли не спелись, и надежды на то, что их семья куда-то переедет, было столько же, сколько и на то, что папа вдруг пойдет на работу в пиджаке и галстуке. Переезд нам не по карману, объясняла мама, и потом, неужели в тебе нет сострадания к твоей кузине? Сострадания? Конечно. Нина знала: это ужасно, что Эшли потеряла свою маму, а ее папа бросил ее. Но Эшли жила с ними уже три года, и долготерпение Нины давным-давно исчерпалось. Поэтому Нина предпочла не поднимать снова этот вопрос. Вместо этого она спросила маму, как продвигается подготовка к большой весенней выставке-продаже, и это дало им тему для разговора на весь завтрак. Позавтракав, они вышли вместе, но Нине пришлось вернуться в дом за курткой, едва она вышла на крыльцо. - Может быть, все-таки смерить тебе температуру? - спросила мама, когда Нина вернулась в джинсовой курточке. - Пойдем, мама. - Вроде ведь не холодно сегодня. Нина раскрыла глаза от удивления. У нее на руках от холода выступила гусиная кожа. - Разве? - спросила она. - Наверно, лучше тебе остаться дома еще на денек, - сказала мама. - Похоже, ты простудилась. Знобит, подумала Нина. Верный признак гриппа. Только вчера она не была больна, да и сегодня не чувствовала себя больной - только замерзла чуть-чуть, и то теперь, в куртке, все было нормально. - Да все в порядке, мама, - запротестовала Нина. - Честное слово. - Ну... - Я на автобус опоздаю. Мама вздохнула и позволила Нине поступить по-своему. Они дошли вместе до угла Грэссо и Ли, где Нина села на городской автобус до Реддингской Высшей в центре города. Мама поцеловала ее на прощанье и отправилась по Ли в свою мастерскую, взяв с Нины обещание, что та немедленно вернется домой, если почувствует себя нехорошо. Нина плюхнулась на скамейку, изо всех сил стараясь не замечать парня, прислонившегося к столбу с табличкой. Дэнни Конник. Тощий, как жердь, лупоглазый, вечно со жвачкой во рту, он был местным компьютерным шизиком, и, неизвестно почему, считал себя страшно привлекательным. Он вечно приставал к Нине по той простой причине, что они ездили до школы на одном автобусе. Он пытался заглянуть ей в глаза, и Нина отвернулась в сторону, запахивая куртку поплотнее, потому что снова начала мерзнуть. - Эй, Нина... - позвал он. Нина закрыла глаза и сделала вид, что не слышит его. - Нина! Холод, словно ледяной зимний ветер, охватил вдруг ее, и она задохнулась от неожиданности. Удивленно Нина открыла глаза. Какое-то мгновение она смотрела на мир сквозь снежную метель, и вдруг она оказалась где-то... Совсем в другом месте. Не в своем теле. В чьем-то чужом теле. Это ощущение было слишком хорошо знакомо, чтобы не узнать его. Нина оглядела себя и увидела передние лапы уличной кошки, серые и грязные. Зрение снова изменяло ей: искаженные перспективы, расширенное боковое зрение, смещенные цвета. Мир запахов дразнил ее ноздри: выхлопы автомобилей, мусор и ошметки в аллее. Звуки были усилены и сделались как-то резче, отчетливее - они врывались ей в уши, словно толченое стекло. Она сидела на крышке мусорного бака, глядя в сторону автобусной остановки, где... Где сидела она сама, дожидаясь автобуса. У Нины нехорошо засосало под ложечкой, когда она поглядела сама на себя из другого тела. Нет, подумала она, ну не до такой же степени! Она ведь даже не спала, как же мог этот сон присниться ей? Если только она не заснула там, на скамейке. Может быть, если она поднесет кошачье тело к своему собственному, вскочит к нему на колени, это соприкосновение разрушит колдовство, которому она подверглась? Ведь это же наверняка колдовство! Эшли, ее порча. Нина тронулась было с места, но, как это всегда бывало в снах, незнакомое тело не слушалось. Она потеряла равновесие и чудом не упала с крышки мусорного бака. Растерянность и испуг вырвали из ее груди жалобное мяуканье. Нет, все, с нее хватит. Как только Эшли попадется ей на глаза... В затылке загудело - нервы кошачьего тела, в которое она сейчас была заключена, о чем-то предупреждали, хотя Нина и не понимала, о чем. Она медленно, осторожно обернулась, аккуратно переступая кошачьими лапами, и увидела в конце улочки расплывчатую фигуру. Та была в слишком густой тени, чтобы различить ее получше - слишком размытая даже для хорошего кошачьего зрения. В воздухе вдруг запахло снегом. И зимним морозом. Холод заструился по каменным оградам и по мостовой - холод, истекающий от этой тени, возле которой было холоднее всего. Тень что-то говорила, но Нина не могла понять, что. Она лишь слышала ее голос - тяжелый и низкий, словно гул ломающегося толстого льда на реке. "Что тебе надо?" - хотела спросить Нина, потому что знала: тень чего-то хочет от нее, но из кошачьего горла вырвался лишь странный писк и хрип. Тень сделала шаг вперед. Нина почувствовала, как стало холоднее. Ей показалось, что в воздухе кружатся снежинки. Она услышала тихий звон - словно бусины на занавеси, сплетенной мамой, шелестят друг о друга, но еще тише. Тут ужас охватил кошачий дух и снова овладел всем телом. Оно развернулось, прыгнуло и помчалось с такой головокружительной скоростью, что Нине стало бы дурно - если бы она была в своем облике. Если бы она не была всего лишь бестелесным духом, всаженным в голову уличной кошки. - ВЫПУСТИ МЕНЯ ОТСЮДА! - прокричала она беззвучно. Тень в конце улочки позвала ее, слов все еще нельзя было разобрать. У Нины заломило в висках - от холода, от незнакомых кошачьих движений, от голоса тени, который был теперь пронзительным, словно звук бьющегося стекла. Кошка ринулась по Грэссо-стрит, бросаясь под ноги прохожим. Нина почувствовала: то, что связывало ее с кошкой, что бы это ни было, - подается, отпускает ее. Это было похоже на падение в бездну, ее захватило и кружило удушающим вихрем, пока... Нина широко открыла глаза и увидела вплотную лицо Дэнни Конника, а его руку - на своем плече. Он тряс ее. - Что...? - Поехали, наркоманка, - сказал он. - Автобус пришел. Нина приподнялась на скамейке, все еще неуверенная в движениях. Автобус нависал над Дэнни, как Левиафан. Уличный шум отдавался в ее ушах неприятным звоном. Резкая боль сидела где-то за глазами. - Автобус?.. - повторила она. - Ты что, торчишь, Карабальо? - спросил Дэнни. - Нет, я... Неужели все это только привиделось ей? И она просто в самом деле заснула тут на скамейке, как какая-нибудь побродяжка? Нина бросила взгляд на конец улочки. Не веет ли все еще оттуда холодом? Что это там, в глубине, в тени - глаза, которые все еще смотрят на нее, или просто утренние солнечные зайчики скачут по детским рисункам? Водитель посигналил. - Эй, ребята, ну что, едем, или что? - крикнул он. Дэнни поднял Нину на ноги и подтолкнул к ступенькам автобуса. Он показал свой билет, покопался в кармане у Нины, пока не нашел там ее билет, потом провел ее к сиденью в конце салона. Нина замечала смутно, что все в автобусе смотрят на нее, но была еще слишком не в себе, чтобы побеспокоиться из-за этого нежеланного внимания к себе. - Ты, что, не знаешь, что бывает от наркоты? - зашептал Дэнни ей в ухо, когда они сели. - Посмотри, на что ты похожа - а еще ведь и девяти нет! Я всегда думал, что ты не такая, Нина. - Я... Я не на наркотиках, - ответила Нина. - Тогда что же с тобой творится? Нина пожала плечами. Если я скажу, ты не поверишь, подумала она. И вдруг она осознала, что сидит на одном сиденьи с ним, и что ей придется сидеть здесь теперь до самой школы. Замечательно! Оставалось только надеяться, что никто из ее знакомых ее не видит. Если хоть словечко разнесется об этом, она погибла. - Да, пришлось мне поволноваться... - сказал Дэнни. Нина повернулась к нему и посмотрела на него - по-настоящему посмотрела. И вдруг ей стало ужасно неудобно. Он, конечно, шизик, но вот, он, после того, как она день за днем гоняла и презирала его, сколько себя помнит, он помогает ей. Старается понравиться. Быть хорошим. А она может только думать о том, как неприятно будет, если кто-нибудь увидит ее с ним. Да, вот она, твоя благодарность, Нина, сказала она себе. - Наверно, я все еще не оправилась от вчерашнего гриппа, - сказала Нина вслух. - Может быть, тебе лучше остаться еще на день дома? - Господи, ты говоришь, как моя мама. - Вот спасибо! Нина не могла удержаться от смеха, при виде рожи, которую скорчил Дэнни. x x x Нина встретила Джуди в женском умывальнике возле ротонды, от которой, словно спицы от втулки колеса, расходились остальные здания Реддингской Высшей школы. В воздухе плотно висели сигаретный дым и девчачья болтовня - девчонки урывали последние свободные минутки перед началом урока. Джуди прорвалась к зеркалу и переодевалась в то, в чем родители не выпустили бы ее из дома. Она улыбнулась Нине, когда та вошла. Джуди уже сняла приличные блузку и юбку, которые купила ей мать, и надела выцветшие джинсы и цветастую куртку. Вокруг все гудело от разговоров. - Слышала о Валери и Брэде? - Да, они разругались вчера вечером. - Он такой горячий! - Исключительно! - Она, должно быть, совсем свихнулась, раз решила порвать с ним. - Я слышала, это он порвал с ней, потому что она гуляла с Кейтом Ларсоном. - У меня, кажется, прыщик в носу... - Ну, дела! - Дебби все время над ними смеется. - Слышали новость? Бет Грант уходит из школы танцевать в "Пуссиз". - Но это же стрип-клуб! - Рассказывай! Нина слушала эту болтовню, не встревая, дожидаясь, когда же Джуди покончит со своей косметикой. - Ну, как я выгляжу? - спросила та наконец. - Просто убийственно, - заверила Нина. И это была правда. Кожа у Джуди была настолько чистой, что за такую Нина готова была застрелиться, а волосы завивались так, будто были курчавыми от природы. Нине же приходилось каждое утро целую вечность торчать перед зеркалом, пытаясь заставить свои волосы стать хоть чуть-чуть волнистыми. Только по дороге в класс Нина смогла заговорить с Джуди о том, что случилось с ней утром. - Это уже слишком, - сказала Джуди, когда Нина закончила рассказ. - Как ты думаешь, я схожу с ума, или что? - спросила Нина. - Дэнни решил, что я на наркотиках. При упоминании его имени лицо Джуди вытянулось. - А что, если это случится в школе? - продолжала Нина. - Ты совсем не можешь контролировать это? Нина покачала головой, хотя и не была уверена полностью. - Не знаю, - ответила она. - Я каждый раз так паникую, что не могу остановиться и спокойно разобраться. Я просто хочу вырваться из этих тел, в которые попадаю. Вырваться прочь... - Но... - задумалась Джуди. - Ты все-таки заснула там, пока ждала автобуса, или нет? - Я... - Нина умолкла, пытаясь расставить все события этого утра по порядку. - Я не знаю, - сказала она наконец. - По-моему, я только закрыла глаза на секунду, и тут же все это началось. - Тогда, может быть... Зазвенел звонок, и в коридоре началась суматоха - щелканье защелок, топот школьников, бросившихся к своим классам. - Поговорим попозже, - сказала Джуди, и они с Ниной присоединились ко всеобщему потоку. ЭШ Утром в четверг Эш не смогла пойти в школу. В выходные ее заперли дома, поэтому уже три дня подряд она вела себя, как паинька, каждый день ходила на бесконечно занудные уроки, один за другим, не пропуская ни единого; каждый день приходила домой к положенному времени и сидела потом в одной спальне с Ниной, подглядывавшей за ней каждый раз, когда ей казалось, что Эш этого не замечает; и помогала по дому, как хорошая девочка, - в общем, старалась изо всех сил. Но сколько же можно! Эш пришлось украсть для себя хотя бы это утро, а не то она просто свихнулась бы. Поэтому она встала рано и вышла из дома еще раньше, чем кузина оделась. Когда Нина с матерью подходили к автобусной остановке, Эш уже была на другом конце города и садилась на скамейку в Фитцгенри-Парке. Она сидела и смотрела, как разворачивается утро, и последние пассажиры спешат к конторским кварталам, выходящим на парк, а потом стала наблюдать за завсегдатаями парка, начинавшими свой день. Первой появилась кошачья дама. Перед собой она толкала решетчатую бакалейную тележку со всеми пожитками, одетая во столько одежек, что, казалось, весь свой гардероб она носит на себе. С тележки она сняла мешок с сухой кошачьей едой и стала кормить кошек, собравшихся под военным памятником на ее призывное "кис-кис" и запах еды. Скоро прибыли и остальные: Педро, испанец-рассказчик, всегда приходивший рано, чтобы занять лучшее место у фонтана, откуда он декламировал свои истории прогуливавшимся посетителям; пара музыкантов - скрипач и цимбалистка, которая, как давно уже знала Эш, дольше настраиваилась, чем играла; велосипедист, чей трехколесный агрегат был увешан всевозможными украшениями - лампочками, зеркалами, флажками и радиоприемником, - а сзади было прилажено детское сиденье, в котором сидел его пес Серфер, тощая нечесаная собака неясного происхождения с игрушечными черными очками на носу. Были там и нищие, алкаши после бесплатного завтрака у миссионеров, другие школьники-прогульщики, которые, как только кошачья дама ушла, принялись кататься на досках вокруг памятника, наркоманы с пустыми глазами в поисках утренней дозы, женщины из баррио неподалеку, с детьми в колясках и на руках, вышедшие поболтать в компании товарок, бегуны трусцой, команда ребят студенческого возраста, перекидывавшихся мячом, разнообразные бродячие торговцы бутербродами и всякой всячиной со своими тележками, и многие, многие другие. Эш сидела, постукивая друг об друга каблуками черных ботинок, и смотрела, как все они занимаются своими делами. Она пристально высматривала того парня, который вчера обращал на нее такое нежелательное внимание, но он, похоже, не появлялся. Солнце встало повыше, и у Эш начало подниматься настроение. Цимбалистка наконец-то настроила свой инструмент и они вместе со скрипачом заиграли старинный шлягер "Пэйсмэйкерз" "Паром через Мерси", звучавший диковато, но не так уж невыносимо, несмотря на несколько странный подбор инструментов. Мама любила эту песенку, подумала Эш. У нее была звуковая дорожка от фильма, который был сделан по ней, и она проигрывала ее раз за разом, пока Эш не начинало казаться, что еще раз - и она свихнется. Эш все на свете отдала бы, чтобы оказаться снова дома, с мамой, и снова слушать ее. У Эш задрожал подбородок, и она почувствовала, как слезы наполняют глаза. Оставь, сказала она себе. Брось, и хватит. Но не так-то это было легко. Три года - как вечность, но Эш казалось, что только вчера соседка миссис Кристофер легонько растолкала ее: - Бедная девочка! Какое горе! Эш потерла глаза кулаком. Она не собирается сидеть тут и реветь, как маленькая, на потеху всем. Но внутри зияла пустота, пропасть, которую мама оставила, когда умерла, пропасть, которую никак было не заполнить. Эш уже очень хорошо научилась скрывать ее, притворяться, что ее нет - по крайней мере, когда она была не одна. Но эта музыка, эти воспоминания... Пропасть эта разверзлась, словно широкая пасть какого-нибудь древнего чудовища каменного века, и грозила поглотить Эш целиком. - Ну-ка, девочка, поцелуй меня! Некоторое время Эш понимала только слова, не узнавая ни голоса, ни его шутливого тона. Эш обернулась, пылая ненавистью, и тут же отпрянула назад. - Ой, Кэсси! - воскликнула она и обняла женщину, которая тихо подкралась сзади к скамейке. Из всех людей лишь Кассандру Вашингтон Эш могла назвать своей ближайшей подругой. Ей было под тридцать, и судьбу бездомной бродяжки она выбрала скорее по собственной воле, чем по необходимости. У нее была кофейного цвета кожа, волосы, заплетенные в сотню маленьких косичек, и она была самой красивой женщиной из всех, которых Эш знала. Одевалась она броско. Сегодня на ней были красные джинсы в обтяжку, заправленные в оранжевые сапожки, желтая блузка и черная матадорская куртка, в ушах покачивались большие пластмассовые клипсы, а на руках - такие же браслеты, фосфоресцировавшие всеми цветами радуги. У ног ее стояла большая красная холщовая сумка, в которой хранились орудия ее труда: головоломка из материи и деревяшек, которая становилась в ее руках маленьким шатким столиком и стульчиком, скатерть, расшитая загадочными узорами, небольшая медная чашка и - в тиковом футляре, завернутая в шелк, - - ее колода карт Таро. Кэсси была гадалкой, и Эш не видела ее уже несколько месяцев. - Я думала, ты уехала на Запад, - сказала Эш после того, как они поздоровались. - Уезжала. А теперь вернулась. - Здорово! Я так рада! Кэсси оглядела Эш. - Я вижу. Похоже, девочка, тебе сейчас очень нужен друг. Опять влипла в какие-нибудь неприятности? - Так же, как всегда, - ответила Эш. - Крутишь колесо и проигрываешь? Эш кивнула. - Ну, - сказала Кэсси, - тогда почему бы нам не отправиться к тележке Эрни и не взять себе чаю, а там поглядим, можно ли здесь найти тихое местечко, где мы могли бы обо всем поговорить? Эш подпихнула сумку Кэсси носком ботинка. - А как же твоя работа? - А, деньги мне не нужны, - заверила ее Кэсси. - Я живу в расселенке в Верхнем Фоксвилле, и один крутой колдун по имени Боунз живет со мной и дает мне все, что нужно, так что обо мне не беспокойся. Кэсси поднялась и надела на плечо сумку, затем взяла Эш за руку: - Вперед! У нас будет серьезный тет-а-тет. x x x У тележки Эрни они взяли чаю - Кэсси кинула в свою чашку пять ложек сахара. Эш просто остолбенела - она и забыла, как Кэсси любит сладкое. Но Эрни не забыл. Маленький смуглый кубинец вытащил со дна своей тележки медовый пирог, с которого капал мед, и протянул Кэсси. - У нас есть бисквиты, - сказала Кэсси, похлопав по толстой сумке. - Это тебе, - ответил Эрни, - домой. В честь возвращения. Кэсси рассмеялась. - Ну, если так... Эрни улыбнулся им ослепительной белозубой улыбкой, и они пошли. В глубине парка возвышался небольшой холмик, окруженный цветущими вишнями. На вершине стояли статуи сатира, играющего на свирели, и трех танцующих дриад. Это место называлось Сады Силена, и соорудил его богатый покровитель искусств из Кроуси в честь поэта Джошуа Стэнхолда. Скамейки здесь были из мрамора, такого же, как и тот, из которого изваяли статуи, а в воздухе, кружа голову, плыл густой аромат цветов. - Люблю это место, - сказала Кэсси, присев на одну из скамеек. - Когда я здесь, мне кажется, будто я спряталась от всего мира - не отрезана, не оторвана, а как будто весь мир тут, и я владею им. - Кэсси улыбнулась Эш. - Здесь хорошо поговорить. Эш кивнула. - Я тоже его люблю. Прихожу по вечерам иногда и сажусь, просто так, чтобы... ну, подумать, наверно. - А знаешь, что в этой части Фитцгенри никогда не было ни драк, ни ограблений? - сказала Кэсси. - В мире есть такие волшебные места, такие места, про которые самый главный - Бог, Аллах, серый конторщик в сером пиджачке, ведьминская мать-земля, ну, подставь, кого хочешь - решил, что тут будет только хорошее; и вот это одно из таких мест. Такие места в большом городе найти трудно. В большинстве городов их по одному, если вообще есть. А нам вот повезло. В этом городе их два. - А где второе? - спросила Эш. - Старый дом в Нижнем Кроуси - как-нибудь покажу тебе. Кэсси сняла крышку со своего пенопластового стаканчика с чаем, отломала от нее кусочек и снова надела ее на стаканчик. - Надо, чтобы у каждого была своя кружка, - сказала она. - Тогда торговцам не придется пользоваться вот этим вот. - Она критически оглядела пенопласт. - Ужас, что это делает с окружающей средой. Эш кивнула. - Ну, так что же у тебя за заморочки? - спросила Кэсси. Эш сняла крышку со своего стаканчика, не отвечая. Она посмотрела на статуи. Такие беззаботные и счастливые. Интересно, каково это - жить и не носить все время на плечах такую гору? Кэсси никуда не торопила Эш. Она ела свой медовый пирог, совершенно испачкав пальцы и подбородок, и пила чай. Она вела себя так, словно они выбрались на пикник, словно разговор был вовсе не обязателен, даже, может быть, не нужен, но когда Эш, наконец, заговорила обо всем, что беспокоило ее, она стала слушать свою младшую подругу со всем вниманием. - Конечно, тяжело так потерять маму, - сказала она, когда Эш умолкла. - - Но все, что ты говоришь, было и раньше. Эш кивнула. - Я знаю. Надо, чтобы это прошло. Но я не знаю, как это сделать. - Не надо ничего делать, чтобы это прошло. Надо просто отойти от этого, вот и все. Что было, то было. Ничего не поделаешь. Но надо же жить дальше. - Конечно. - И твоя мама посоветовала бы то же самое. Эш вздохнула. - Но дело не только в этом. Дело в том... Я сама какая-то не такая. - Не хочется тебе это говорить, но это часть проклятия твоего возраста. Если только вспомнить, какие вихри бушевали в моей голове, когда мне было шестнадцать... Кэсси улыбнулась сочувственно. - Но я все время злюсь, - сказала Эш. - Все время, постоянно. Это же ненормально. Я знаю, что это ненормально. Я не хочу быть такой, но, кажется, ничего не могу с этим сделать. Тетушка и дядюшка думают, что это возрастное. Школьный психолог сказал, что я пытаюсь привлечь к себе внимание - что я только притворяюсь, что у меня проблемы, чтобы быть крутой в своем классе. - Ты сама знаешь, что на самом деле, - сказала Кэсси. - Никто не может знать это лучше тебя. - Но может быть, мне нужно, как это называется, серьезно помочь? Некоторое время Кэсси молчала. Она смотрела куда-то вдаль между деревьями сада, и Эш изучала ее профиль и мечтала быть похожей на нее. У Кэсси, казалось, никогда не было никаких проблем. - Я не люблю читать лекции, - сказала Кэсси наконец, - но ты задала вопрос, верно? Эш кивнула. - Дело все в том, что ты сама себя накручиваешь. - Что ты имеешь в виду? - Ну, если ты считаешь, что все не так, как надо, то обычно так оно и выходит. Все дело в твоем отношении ко всему, девочка. Я знаю, что говорю сейчас занудно, как учительница или как родители, но все это правда, как бог свят. Ты живешь с негативным отношением, и совершенно естественно, что ты сама навлекаешь на себя проблемы и неприятности. И чем больше у тебя неприятностей, тем легче тебе поверить, что весь мир - против тебя. - Ну, и как же избавиться от этой негативности? Кэсси покачала головой. - А вот это вопрос, не правда ли? Вовсе нелегко думать, что все хорошо, когда кажется, что все так плохо. Эш кивнула снова. - Может быть, тебе стоит попробовать помогать кому-нибудь другому - понимаешь, делать добро кому-то, у кого хватает своих собственных проблем, и не ждать ничего взамен. Например, ходить к старикам в дом престарелых. Или наняться добровольцем в больницу, разговаривать с больными детьми. Типа того. - Они меня такую не возьмут. - Я же не говорю, что тебе надо изменить свой внешний вид - это часть тебя самой. Ты удивишься, как много людей не пожалеют времени разобраться, что же там тикает у тебя внутри. Но и ты тоже не пожалей времени. Ручаюсь, что у тебя столько же предубеждений против них, сколько и у них против тебя. Злость запершила в горле у Эш, но она проглотила ее до того, как та прорвалась наружу. Потому что Кэсси была права. Эш поерзала на скамейке и уставилась на свои ботинки. Все, что говорила Кэсси, было чистой правдой. Она сама твердила себе то же самое тысячу раз. Но от этого легче ничуть не становилось. - Давай я разложу на тебя? - предложила Кэсси. Эш глянула на нее с удивлением. До сих пор Кэсси ни разу не предлагала ей погадать на нее, а Эш никогда не просила об этом. Она просто считала, что Кэсси не делает этого для друзей. - Маленький комментарий, - сказала Кэсси. - Все, что говорят карты - это возможности. Весьма вероятные возможности - помни это. Но ничто из этого не вырублено на камне. Это больше похоже на то, как ты смотришься в зеркало - только оно отражает не твое лицо, а то, что творится внутри тебя. - Кэсси взяла Эш за подбородок. - Ну как, ты готова к этому? - Конечно. Эш с любопытством поглядела на сумку Кэсси, в которой лежали все ее принадлежности, но та попросту достала потрепанную колоду карт из кармана своей матадорской куртки. Колода была схвачена резинкой. - Ха... - протянула Эш разочарованно. Кэсси улыбнулась. - Интересуешься, почему я не взяла те, которые лежат там? - спросила она, похлопав по сумке. Эш кивнула. - Там - красивые, - ответила Кэсси. - Они для спектакля. Люди платят деньги, и я устраиваю представление. Всякие загадочные штуки, тайны - - это то, чего они ждут. - Предубеждение, - сказала Эш. - Именно. Большинство людей считает, что если не платить денег, то гадание вообще ничего не стоит. А вот если они заплатили, тогда они хотят спектакля. Поэтому для них у меня есть красивые карты, завернутые в шелк, в деревянной коробочке. Очень красивые. С виду. Но эти... - Кэсси погладила ладонью колоду, которую достала из кармана. - Эти - волшебные. Она сняла с колоды резинку, надев ее на запястье, и перетасовала колоду. - Нам нужен Знаменатель, - сказала она. Эш кивнула. Дома у нее была колода Акварианского Таро, и она читала кое-что о том, как пользоваться этими картами, но гадать по-настоящему не пробовала никогда. Не следует самому гадать на себя, а на кого же еще ей было гадать? На Нину? Смешно. Кузину в дрожь бросало от коллекции хеви-метала Эш, не говоря уже о ее маленькой оккультной библиотечке. - Паж пентаклей, - сказала Кэсси. - По-моему, этот подойдет. Черные волосы, черные глаза... дама несколько старовата, тебе так не кажется? Эш взглянула на карту, которую Кэсси положила на скамейку, и у нее перехватило дыхание. - Это же... Кэсси подняла на нее глаза и усмехнулась. - Ты. Ну да. - Но это же в самом деле я! Карты казались старыми - обтрепавшимися по краям, картинки местами затерлись почти совсем. Но картинка на той карте, которую выложила Кэсси, походила на Эш как две капли воды - сережка со скелетом, символ анархии - буква "А" в круге - в левом ухе, и лейбл с "Моторхедом" на кармане джинсовой куртки. Нарисовано было так четко, словно это была фотография. - Как... - Волшебные карты, - сказала Кэсси. - Не волнуйся, девочка. Кэсси взялась за остальную колоду. - Но... - Помешай, - предложила Кэсси Эш. Некоторое время Эш не могла отвести глаз от своего изображения, лежавшего на скамейке между ними. Колода на ощупь показалась ей теплой - теплее, чем она должна была быть, лежа в нагрудном кармане у Кэсси. Вдруг она поняла, что все происходящее казалось ей игрой, но теперь до нее дошло, что все происходит куда как на самом деле. И это пугало ее. - Ну, мы можем и не начинать, - тихо сказала Кэсси. Эш подняла глаза и встретила взгляд Кэсси. Кэсси все равно моя подруга, подумала она. Что бы ни случилось, Кэсси не причинит мне никакого вреда. А если это поможет?.. - Нет, - ответила Эш. - Все в порядке. Она медленно перемешала карты, думая о том, что беспокоило ее, и вернула колоду Кэсси. - Это хорошее место, - сказала Кэсси. - Помни об этом. Здесь словно кто-то приглядывает за нами. Она вытянула карту и положила ее сверху от Знаменателя. С карты на Эш глядела Нина. - Это - общая атмосфера, - проговорила Кэсси. - Я сперва выложу все карты, а потом мы обговорим все вместе, хорошо? Эш оставалось только кивать. Увидев на этих старых картах сначала себя, а потом еще и Нину, она просто онемела. Кэсси выложила поперек уже лежащих третью карту. - А это - противостоящие силы, - сказала она. На второй карте был изображен незнакомец, который шел за Эш до самого дома накануне вечером. Эш пробрала дрожь. - Это - первопричина всего происходящего. Третья карта легла под остальные. На ней была старуха. Лицо ее терялось в паутине морщинок вокруг темно-карих глаз, которые казались лишенными возраста. Она была похожа на индеанку. На ней было мягкое, расшитое бисером кожаное платье и меховая накидка на плечах. Волосы ее были заплетены в косы, украшенные перьями, раковинами каури и крупным бисером. В руке она держала посох с набалдашником из перьев, а на плече висела сумка из лосиной шкуры, прихваченная кожаным ремешком к бисерному поясу. Эш ни разу в жизни не видела ее. Не встречалась она такая картинка и ни на одной колоде Таро. Но не успела она ни о чем спросить Кэсси, как та уже перешла к следующей карте. - Эта карта показывает влияние того, что давно прошло. Четвертая карта легла слева от Знаменателя. На ней было странное изображение, показавшееся Эш соединением частей машины и человеческого тела. Карта была черно-белой, точнее, серой. Она напомнила Эш картины Гайгера или что-то из фильма "Чужие". - Эта - показывает ближайшее будущее. На Знаменатель легла заметенная ветром заснеженная равнина, посреди которой высилась башня. Нет - дерево, но похожее на башню, с сотнями бойниц во всю ее высоту. От этой картины на Эш повеяло немыслимым одиночеством. - Эта - дальнее будущее. Шестая карта легла справа от Знаменателя, завершив крест. На ней был изображен волк в короне, сплетенной из роз. Листья на них были зелены, и над левым ухом зверя алел среди шипов большой цветок. - Эта показывает твои страхи. Кэсси начала ряд вправо от креста из семи карт. На этой карте были развалины здания, в которых бушевал огонь. Сердце Эш забилось сильнее, когда она разглядела, что это был дом в Сент-Ивзе, где они жили с матерью. - Эта - влияние твоей семьи и твоих друзей. Восьмая легла поверх седьмой. На ней тетушка и дядюшка Эшли стояли на солнечной лужайке. Руки и ноги их были оплетены травой. От этой картинки Эш почувствовала одновременно и надежду, и безнадежность. - Эта карта изображает твои собственные надежды. Девятая карта продолжила ряд. На ней была фигурка, взбиравшаяся на вершину горы. До вершины оставалось всего несколько футов, но ухватиться было уже не за что. И с верха картинки к поднимающемуся опускалась рука. По одной руке никак нельзя было догадаться, кто стоит на вершине. Фигурка - это я, решила Эш. Но чья же это рука? - А это - то, чем все кончится, - сказала Кэсси, вынув из колоды последнюю карту. Она положила ее поверх девятой, завершив ряд из четырех карт вправо от креста, образованного шестью первыми. Эш глянула на карту и сразу же на Кэсси. Пульс ее застучал в голове, словно трэш-барабанщик. - Что это... значит? - спросила она. Взгляд Кэсси был таким, какого она никогда раньше не видела. Кэсси, казалось, была погружена в себя, но в то же время смотрела куда-то далеко-далеко. Она словно была здесь, но отсутствовала. Здесь, но не здесь. Беспокойство Эш усилилось. Мурашки пробежали по спине, словно кошачьи когти. - Кэсси! - позвала Эш снова, когда Кэсси не ответила. - Что происходит? - Я... не знаю, - отозвалась Кэсси. Они обе посмотрели на последнюю карту. Она была пуста. На ней не было картинки, изображения. Белый лист бумаги. Казалось, что покой и уют, которым был пронизан сад, когда они пришли сюда, куда-то улетучился, и в воздухе похолодало. Кэсси потянулась к последней карте, и вдруг откуда-то налетел порыв ветра и смел все гадание на землю, им под ноги. Карты лежали на дорожке, словно опавшие листья. Кэсси все сидела, протянув руку, вглядываясь в невидимые дали. Здесь не бывает ничего плохого, повторяла себе Эш, пытаясь побороть дрожь. А что, если это ты принесла сюда что-то плохое? Если что-то сидело в тебе самой, и вырвалось здесь, уничтожив волшебство, испортив его? Как испортилось все в ней самой... Внезапно Кэсси встряхнулась. Странное выражение исчезло с ее лица. Она спокойно нагнулась, собрала карты и вернула их в колоду. Затем свернула с запястья резинку, обернула ею колоду и убрала в нагрудный карман. - Кэсси! - сказала Эш. - Что происходит? Почему на последней карте ничего не было? Как на них могли оказаться я и Нина, и все остальное? - Я же говорила тебе, как, - ответила Кэсси. - Это волшебные карты. - Со мною случится что-то страшное? - Не случится, если только я смогу что-нибудь сделать. Малоутешительно, подумала Эш. - А почему карты... - Никто не хочет тебе плохого, - заверила Кэсси. - В этом я тебе ручаюсь, а Кэсси Вашингтон никогда не гонит. Ясно? - Но гадание... - Я еще думаю над ним. Прежде, чем что-то тебе сказать, я должна хорошо во всем разобраться. Она встала и вздернула сумку на плечо. О боже, подумала Эш, Кэсси уходит! Эш не знала, как перенести это. - Кажется, мне сейчас не стоит оставаться одной, - сказала она. - А кто собирается оставить тебя одну? Ты идешь со мной, девочка. - А куда мы идем? - В мою берлогу. Мне надо кое о чем переговорить с Боунзом. Кэсси улыбнулась, заметив выражение лица Эш. - Я же говорила тебе. Он колдун, а именно это нам и надо. Колдовство - мощное и прочное. Поэтому нам нужен колдун, который расскажет нам, что все это значит. Эш не знала, что творится, но достаточно доверяла Кэсси, чтобы пойти с ней, и они вышли из парка и северным сабвеем добрались до Верхнего Фоксвилла, где Кэсси и Боунз делили пустой дом с примерно дюжиной таких же сквоттеров. x x x В той части Верхнего Фоксвилла, где занимали жилье Кэсси и Боунз, Эш не бывала никогда. Дом, в котором они поселились, стоял в паре кварталов от Грэйси-стрит, посреди микрорайона пустых домов и площадок, засыпанных гравием - все, что осталось от добрых намерений консорциума городского развития, планировавшего превратить эту местность в пригородный район в черте города. Некогда все это место было таким же, как кварталы к югу от Грэйси - дешевые доходные дома и особняки, - а теперь здесь жили лишь сквоттеры, наркоманы, мотоциклисты и тому подобная публика. Эш не хотела бы оказаться тут одна. Есть такие места, в которых болтаться просто не стоит, даже без всякой репутации. Идя по засыпанной гравием улице, ЭЭ нервничала даже сейчас, держась за руку Кэсси. Она видела торчков, кучкующихся в каком-то боковом тупике, видела, как их недобрые глаза провожали их. Из другого тупика раздались свист и улюлюканье местных гопников. На углу возле дома Кэсси одинокий мотоциклист в грязном джинсовом жилете цветов "Дракона Дьявола" сидел возле положенного на бок "Харлея" и смотрел на них сквозь опущенное забрало шлема. Эш перевела дух с облегчением, когда они поднялись в квартиру Кэсси, где их ждал Боунз. Изнутри весь дом был расписан - от огромных разноцветных символов анархии, нарисованных пульверизатором, до коряво нацарапанных высказываний по поводу различных половых извращений. Мусор и отбросы завалили почти все коридоры и лестничные пролеты. Но на втором этаже стены были отчищены, а коридоры и комнаты подметены. - Как ты? - спросила Кэсси, когда они вошли в длинный пустой коридор. - Да вроде ничего, - ответила Эш. Она подумала о том, что случилось только что в Садах Силена, и добавила. - Но потрясение, конечно, было сильное. - Для меня тоже. Эш озабоченно поглядела на Кэсси. Оттого, что Кэсси разделяла ее страхи, ей самой становилось немного легче. Но дело-то было в том, что Эш просила Кэсси объяснить ей все, а если Кэсси считает, что дело плохо... Эш не дала себе додумать эту мысль. - Ну, хвост трубой! - сказала ей Кэсси. - Сейчас Боунз окажет нам высококвалифицированную помощь. Боунз оказался индейцем - чистокровным индейцем кикаха, небольшого племени, принадлежащего к алгонкинской языковой семье, которое обитало в этих местах. Он был старше Кэсси - под тридцать, - что делало его в глазах Эш законченным взрослым. У него была кожа цвета темной меди и широкие черты - приплюснутый нос, широко расставленные темные глаза, квадратный подбородок. Свои длинные волосы он носил в одну косицу, почти такой же толщины, как у тетушки Эш, а одет он был по-панковски - выцветшие джинсы с прорехами на коленях, разношенные рабочие ботинки и белая футболка. Они встретились с ним в дальней комнате на втором этаже, где он сидел, скрестив ноги, перед маленьким вигвамом из палочек. К палочкам были привязаны всякие странные штучки. Раковинки. Голубиные перья. Что-то, похожее на звериные когти. Полосочки кожи, на которых еще сохранился местами мех. Боунз оказался совсем не таким, как представляла себе Эш. Вид у него был такой же отсутствующий, как у Кэсси в парке, взгляд обращен в себя, но в то же время словно бы вдаль, в невидимые просторы. Он даже никак не отреагировал на появление Кэсси и Эш. Замечательно, подумала Эш. Мы пришли за советом к путешественнику в астрал. Но как только Кэсси и Эш присели напротив него, его темные глаза сфокусировались на них. На некоторое время ощущение его мощи стало настолько сильным, что, казалось, в воздухе затрещало, а руки Эш покрылись гусиной кожей, словно от статического электричества. Потом он улыбнулся широкой улыбкой, которая превратила его - Эш не нашла другого слова - в клоуна. Из кармана он вынул пластмассовую коробочку с мармеладками и, закинув черную и красную в рот, начал с наслаждением их жевать. Очевидно, он разделял слабость Кэсси к сладкому. - Что, Кэсси, - спросил он, - заработок неважный? - Я и не начинала работать, - ответила Кэсси. - Встретилась с подружкой, а у нее проблемы. Клоун повернулся к ней. - Эш, давай знакомиться, - и протянул ей коробочку со сластями. - Хочешь? Эш покачала головой. Она бросила взгляд на Кэсси. - Э-э-э, может быть, я зашла некстати... - начала она, но вдруг умолкла и посмотрела на Боунза повнимательнее. Откуда он узнал ее имя? - Я знаю, кем он кажется с виду, - сказала Кэсси о Боунзе, как будто его не было рядом, - но ты поверь мне. Он не может быть другим. В его крови слишком много Нанабозо. - Нана-чего? - переспросила Эш. - Смейся, - сказал Боунз. - Если не смеяться, будешь плакать. Кэсси кивнула. - Вот уж это верно. Эш покачала головой. Здесь что-то происходило, здесь, вокруг нее творилось что-то, и она никак не могла овладеть обстановкой. - Так вот какая у нас проблема, - сказала Кэсси. Она начала рассказ о том, что случилось в парке, поведав Боунзу о неоконченном гадании и о том, как оно прервалось. Когда она рассказывала об изображениях на картах, каждая из них вставала перед глазами Эш так ясно, словно бы карты все еще лежали перед ней. Эш слегка вздрогнула, когда Боунз обратился к ней. - Что значат для тебя эти образы? - спросил он. Клоун исчез - только в уголках глаз Боунза мелькали искорки веселья. Эш поразила его неожиданная серьезность. Картины, такие ясные, пока Кэсси рассказывала о них, смешались и расплылись перед ее глазами. - Э-э-э... - начала она. - Разберем по порядку, - сказала Кэсси, чтобы помочь Эш. - Первой была девочка примерно твоего возраста. Эш поглядела на нее с благодарностью. - Это моя кузина Нина. С некоторой помощью Кэсси Эш прошлась по остальным картам, рассказывая, кто был на них, и как они были связаны с ее жизнью. Некоторые картины она объяснить не могла - волка в терновом венке, старую индеанку; о других она могла только догадываться - например, о смысле горящих развалин дома, в котором они с матерью жили в Сент-Ивзе, или тетушки и дядюшки на лужайке, оплетенных ветвями и корнями... Когда они разобрали все десять карт, Боунз задумчиво кивнул. - Понятно... - промолвил он. Из-за спины он поднял с пола маленький замшевый мешочек и положил его себе на колено. Закрыв глаза, он запустил руку внутрь. Эш услышала в мешочке шуршание и постукивание. - Что он делает? - спросила она Кэсси. Кэсси прижала палец к губам. Затем Боунз запел: - А-а-йе-йе-но, но-йя... Сперва Эш показалось, что он стонет, но потом она поняла, что это своеобразное пение. Ощущение силы, которое она почувствовала на мгновение, когда они с Кэсси только сели напротив него, вернулось к ней снова - теперь оно заполняло всю комнату. Руки Эш покрылись гусиной кожей, и она никак не могла стряхнуть дрожь, которая, казалось, шла откуда изнутри, из самого мозга костей. Пение становилось громче. - А-а-нья-хи, хей-но, хей-но... Внезапным резким движением Боунз вынул руку из мешочка. Раскрыв ладонь, он разбросал то, что в ней было, по полу между собой и загадочным маленьким вигвамом. Так вот как он узнал мое имя, подумала Эш. По полу разлетелись и легли маленькие косточки, образовав картину, ничего не говорившую Эш - и Кэсси, наверное, тоже, подумалось ей, - но, очевидно, очень содержательную для Боунза. Он наклонился над ними, повторяя пальцами причудливые фигуры косточек, едва не касаясь их. Теперь он молчал. Было слышно только их дыхание. Эш разглядывала косточки, пытаясь увидеть в них то, что видел он. Что это за косточки? - раздумывала она. Птичьи? Мышиные? Может быть, лучше и не знать. Боунз смешал картину движением таким же резким, как и то, каким разложил, и убрал косточки в мешочек. - Дело не в тебе, - сказал он после этого. - Оно касается тебя, но оно не в тебе. Твоя боль и злость начали его - вызвали зло из мира духов - - но, появившись здесь, оно начало охоту на кого-то другого. Сердцебиение Эш снова усилилось. - Что... Что ты имеешь в виду? - спросила она. - Он имеет в виду, что сила твоих чувств вызвала духа из Другого Мира, - - объяснила Кэсси. - Ну-ну, - сказала Эш. - Ближе к реальности. - Проблема в том, - продолжила Кэсси, не заметив, что Эш перебила ее, - - что он охотится за кем-то другим. Эш покачала головой. - Ну, если предположить, что все это так, что же в этом плохого? Ведь это больше не моя проблема, так? Кэсси ничего не сказала, но в ее глазах ясно читалось осуждение. Боунз просто перевел взгляд на маленький вигвам, стоявший перед ним на полу. Эш вздохнула. - Ну, ладно. Я не подумала. Может быть, я просто думаю только о себе. Боунз подбодрил ее взглядом. - Так что же именно плохо в том, что этот... - Эш запнулась на этом слове, потому что все вместе не очень укладывалось у нее в голове, - ...этот дух охотится за кем-то? У нее была небольшая оккультная библиотечка, и ей нравилось размышлять обо всем, что она читала в этих книгах, но в глубине души, на самом деле, она никогда не допускала по-настоящему, что все это может быть реально. Потому что если бы это было так, то ее мама обязательно связалась бы с ней. В этом-то и была начальная причина ее интереса ко всем этим вещам. Но мама так и не давала о себе знать. Потому что тот, кто умер, умер навсегда. Он больше ничего не чувствует. Его больше нет. Для него больше нет ничего. Но для того, кто остался жить... - Если бы дух искал тебя, - сказал Боунз, - мы бы вызвали его прямо сейчас и покончили бы с этим делом. А так нам нужно вызнать, кого он ищет, и убедить этого человека - во-первых, в том, что дело в самом деле серьезное, а во-вторых, в том, что мы можем ему помочь. - Ставлю на ее кузину, - сказала Кэсси. Эш покачала головой: - Нина? Быть того не может. Ей все эти дела не больше интересны, чем мне - ее расфуфыренные подружки. - Охотник выбирает, - сказал Боунз. - Не дичь. Может быть, и так, подумала Эш, но Нина? Да кому она нужна? - А что с тем типом, который шел за мной от оккультной лавки вчера вечером? - спросила она. - Я думаю, он годится больше. - Он меня тревожит, - сказала Кэсси. Боунз кивнул. - Он не подходит. А в совпадения я не верю. Однако, дух этот - женской природы, так говорят кости и карта основания из твоего расклада, а обычно в такой охоте они ищут кого-то своего пола. - Это почему? - поинтересовалась Эш. - Так заведено у маленьких маниту - родственников Бабушки Лягушки. - Она же всегда помогала... - сказала Кэсси, нахмурившись. Боунз кивнул. - Это верно. Но у маниту нет принципов. Эта, мне кажется, усыхает; она ищет силу молодого женского духа, чтобы восполнить недостаток своей собственной. - Как вампиры? - спросила Эш. Она не смогла удержаться от улыбки. Мысль была забавна. Какой-то индейский вурдалак преследует ее кузину! Да, дела... - Что-то вроде этого, - сказал Боунз, не переменившись в лице. В Эш все натянулось. Боже, похоже, он совершенно серьезно так и думает! Эш прочистила горло. - Так... Гм, что же нам делать? - Мне надо встретиться с твоей кузиной, - сказал Боунз. Типа того, что Нина отправится в Верхний Фоксвил по просьбе Эш... А может быть, пригласить Кэсси и Боунза к обеду? Что сказали бы на это тетушка и дядюшка? И тут поток мыслей Эш встал, словно наткнувшись на стену. Родители Нины! - В ней есть индейская кровь, - сказала Эш. - В моей кузине Нине. Ее отец - наполовину индеец. А, если подумать, родители Нины, может быть, приняли бы Кэсси и Боунза в своем доме, не моргнув глазом. Они ведь не законченные цивилы. Старые психоделические плакаты с Филлмора все еще висят у них на стенах, впервые вывешенные перед концертами два десятка лет назад. "Грэйтфул Дэд"... "Эйсид Тест Бэнд"... "Биг Бразер энд зе Холдинг Компани"... - То есть, она... - начал Боунз. Эш кивнула. - Не знаю, из какого племени была ее бабушка, но отец ее всю жизнь прожил в этих местах, так что, может быть, это какое-нибудь местное племя. - Пожалуй, ты права, - сказал Боунз Кэсси. - Нам придется... Он замер - снизу на лестнице послышался какой-то шум. - О, ч-черт! - выругалась Кэсси. - Что случилось? - спросила Эш. Кэсси ответила со вздохом: - Полиция проводит свой очередной налет на пустые дома. - Полиция? Зачем? - Консорциум, владеющий этими кварталами, упросил кого-то в городском совете, чтобы полиция время от времени разгоняла временных обитателей. Голос у нее стал такой, будто она читала статью из газеты. - Но это же глупо! Эти дома никому больше не нужны, так почему же вам нельзя здесь жить? - Потому что если в каком-нибудь из них что-нибудь с кем-нибудь случится, и будет возбуждено дело, владельцы домов понесут ответственность. А поскольку никаких страховок на эти дома, я ручаюсь, у них нет... Эш начала подниматься. - Ну так давайте выбираться отсюда. Меньше всего мне хочется, чтобы тетушка или дядюшка вытаскивали меня из детской комнаты. Кэсси положила руку на колено Эш, остановив ее. - Кэсси, меня запрут в доме на месяцы! - Не бойся, - сказала Кэсси. - Но уйти так, чтобы нас не поймали, мы можем только одним путем. Эш уже слышала грубые голоса полицейских на первом этаже - те расталкивали сквоттеров в квартирах под ними. Были слышны споры, ругань. Грохот высаженной двери. - О чем ты говоришь? - спросила Эш. Кэсси лишь повернулась к своему другу. - Боунз? Тот уже полу-бормотал, полу-пел - на этот раз другие слова: - О-нна, о-нья-на, хей-канта, но-уа-канта... Откуда-то в его руках появилась трубка с длинным черенком. С чубука ее свисали кожаные ремешки, на которые были нанизаны бусины, раковинки и перышки. Боунз набил трубку темным табачным листом. Эш уже слышала шаги полицейских на лестнице. - Кэсси, - начала она. Она снова попыталась встать, но Кэсси больно ухватила ее за ногу, не давая подняться. - Прости, Эш, - сказала Кэсси, - но лучше всего будет, если ты уйдешь с нами. - Но вы же не трогаетесь с места! Боунз прекратил петь и разжег трубку. Клубы густого дыма поднялись в воздух - дыма было намного больше, чем могло выйти из такой маленькой трубки за такое короткое время. У Эш закружилась голова, словно она слишком быстро спускалась на лифте. Засосало под ложечкой. Она ничего не видела в комнате - только густой дым, от которого щипало в глазах и першило в горле. Она чувствовала руку Кэсси на своем колене, но та держала уже не так крепко. А под ногами, там, где должен был быть пол - Мурашки пробежали по спине Эш. О боже! Паркета не было, и она чувствовала под собой грубый холодный камень. Налетел ветер, спутал волосы, развеял дым и унес его. Страх сменился немым недоумением, когда Эш обнаружила, что они втроем сидят теперь на верхушке большого гранитного лба, высоко над лесом. Кроны деревьев колыхались до горизонта зеленым морем, насколько хватало глаз. - К-к-кэсси? - с трудом вымолвила Эш пересохшим горлом. - Где... где мы?.. - Мир духов, - ответил Боунз. Эш посмотрела на него. Сумасшедшее клоунское веселье плясало в его глазах, но Эш уже не находила в нем ничего смешного. Это был настоящий, как бог свят, шаман. Человек, который может - да все он может, ведь так?! Так какого же рожна он живет в бомжатнике в Верхнем Фоксвилле? И что ему надо от нее? - Не бойся, - сказала Кэсси мягко. Я не боюсь, хотела ответить Эш. Мне просто страшно. Но она не смогла вымолвить ни слова, и только смотрела ошалело по сторонам, мечтая проснуться от всего этого сна. НИНА После школы Нина вытащила из-за дома одно из старомодных плетеных кресел, установила его посреди почтовой открытки, которая называлась их двориком, так, чтобы поймать последние лучи вечернего солнца, переоделась в просторные шорты и блузку, вынесла из дома лимонад и последний номер "Сасси" и присела, пристроив бокал на один толстый подлокотник кресла, а журнал - на другой. Настроение у нее было не из самых прекрасных. Во-первых, Джуди прикрылась ею, чтобы отправиться на набережную с Берни Файном. Нина ничего не имела против того, чтобы выручить подругу, но на самом деле ей очень хотелось поговорить с Джуди более основательно, чем удалось тогда, за полдником. Вот так всегда с этими мальчишками - они вечно вмешиваются в серьезные дела настоящей дружбы. Потом Нине пришлось выслушать мамину речь о том, как ей звонили из школы в мастерскую по поводу того, что Эшли снова не было на уроках, и что не знает ли Нина, где находится ее кузина, и что скоро она доберется до этой девчонки, потому что всему есть предел. Скажи это самой Эшли, хотела сказать Нина. Но Эшли, конечно же, не было, и выслушать все это пришлось ей. Честное слово, если бы Эшли заперли в доме на год, это пошло бы ей только на пользу. Но на самом деле Нину беспокоили ее сны. Они снились ей примерно раз в неделю вот уже год. Теперь они начали вторгаться уже и в дневную жизнь, а это ей было уж совсем ни к чему. В следующий раз она наверняка отключится прямо во время физкультуры на волейбольной площадке, залает по-собачьи, или еще что-нибудь, вот будет здорово! Только этого ей и не хватало - мало того, что полшколы считает ее никчемной зубрилкой; а другая половина школы вообще не подозревает или не задумывается о ее существовании. Нина не знала, что в этом плохого. Если уж ходить в школу, так надо стараться учиться хорошо. Кроме того, многие предметы - история, английский, а особенно - математика и точные науки - были просто на самом деле интересные. Не то, чтобы она притворялась и не просиживала некоторые скучные уроки в туалете. Но некоторым этого было недостаточно. Если хочешь быть крутой, нельзя иметь хорошие отметки. Нина вздохнула. Никакие отметки не могли помочь ей сейчас. Нина вспомнила совет, который Джуди дала ей перед тем, как свернуть с Берни на Вильямсон-стрит к набережной. Джуди сказала: вместо того, чтобы паниковать, ей стоит попытаться слиться с жизнью того животного, в которое она попадает во сне. - Как в "Кэддиснаке", помнишь? - сказала Джуди Нине. - Где Чеви Чейз объясняет суть игры в гольф. - Стань мячом, - вспомнила Нина, не успела Джуди сама произнести вторую замечательную реплику в этом фильме - самым замечательным было высказывание Дэнжерфилда, пукнувшего на всю округу: "Кто-то наступил на утку?" "Кэддиснак" был одним из любимых фильмов Джуди - потому что оба ее кумира, Билл Мюррей и Чеви Чейз, играли в нем. - Они же старые! - не раз и не два возражала Нина, когда они начинали спорить о нем. - Зато смешные! - Ну, да - иногда... Повтор "Субботних вечеров" с ними был гораздо смешнее, чем та муть, которую показывали теперь. Но - стать мячом? Стать животным? Не паниковать? Конечно. Как будто страх можно включить и выключить! Нина снова вздохнула. Кажется, я становлюсь похожа на старую тетку, подумала она, и раскрыла журнал. Мама часто ворчала по поводу ее подростковых журналов, потому что они "навязывают впечатлительным юным натурам ролевые модели", не слушая нининых возражений, что их страницы об модной одежде и косметике лучше всего помогают держаться в курсе того, что происходит. Но против "Сасси" мама перестала протестовать после того, как Нина показала ей, что в нем часто бывают серьезные статьи о сексизме, правах животных, ядерном разоружении и тому подобном, как например, вот в этом номере - большая статья "Кто хочет изменить мир?" Нина перелистывала страницы, соглашаясь с одним автором в том, что лидеру "Инэксес" не следует никогда стричься, дивясь тому, как фотомоделям удается сохранять свою красоту в таком совершенстве, но в то же время неотступно думая о своих снах. Добравшись до колонки "Помогите!", где в одном письме читательница спрашивала, как узнать, что твой парень тебя использует, а другая - что такое оргазм, Нина подумала, что, может быть, ей стоит написать о своей проблеме. Она знала, что ответом будет одно: сходи-ка ты к врачу. По крайней мере, если там честные люди. Нина закрыла журнал. Толку в нем никакого. Сны никак не выбросить из головы - особенно тот, который приснился ей на автобусной остановке сегодня утром. Одно воспоминание о страшной тени, стоявшей посреди аллеи, заставляло ее содрогнуться. Через некоторое время Нина поднялась с кресла и ушла в дом. Лабораторная по биологии помогла ей отвлечься от мрачных мыслей до обеда, а за обедом все стало совершенно ужасно, потому что родители тревожились и сходили с ума оттого, что Эшли не пришла домой. Да слава богу, только и могла бы сказать Нина на это, но ей хватало ума держать эти слова при себе. После обеда Нина позвонила Джуди, но Джуди могла говорить только о Берни. Берни сделал то, Берни сказал се. Он пригласил Джуди на выходных в кино, и не могла бы Нина ее выручить? Это будет всего вторая их встреча, но, кажется, это уже похоже на что-то серьезное, правда? Нина послушала Джуди некоторое время и повесила трубку, как только смогла, сказав, что ей нужно доделать уроки. На самом деле уроки уже были сделаны, и Нина просто легла спать. На какое-то время, по крайней мере, я избавлена от этих снов, подумала она, лежа под одеялом и глядя в потолок. Сны почти не снились ей чаще, чем раз в неделю. На этой неделе два раза уже было. Нина потянулась, подумав сонно: "Где-то там Эшли?.." x x x ... и, очнувшись, увидела, что тело ее покрыто шерстью. Нина уже начинала привыкать к этому. Не то, чтобы это ей нравилось - вот уж ни разу! - но уже как-то по привычке первым делом осмотрела себя, чтобы понять, каким же зверем она приснилась себе на этот раз. Страх всегда приходил потом. Когда она пыталась двигаться. Когда ей приходилось двигаться, поскольку что-нибудь ужасное обязательно должно было случиться, если она останется сидеть на месте. На этот раз она стала волчицей. Это было уже нечестно. Третий раз за два дня! Но как-то раз она уже была собакой - маленькой блохастой уличной собачонкой ростом с большую кошку - и ей уже почти удалось научиться управлять ее телом, когда огромная немецкая овчарка решила подзакусить ею. Волчье тело не должно сильно отличаться, и, может быть, ей удастся заставить его служить. Стань мячом. Нина осторожно подняла одну лапу, затем другую, собрав все свои силы, и сделала несколько неуверенных шажков, отставив для равновесия хвост. Улыбнувшись, она шагнула еще несколько раз, и встала, как вкопанная, перед глубоким забетонированным рвом. По ту сторону рва стояла невысокая стена. А за стеной зоркие в темноте волчьи глаза разглядели широкую площадь перед зоопарком "Метро". Нину охватило разочарование. Надо же, попасть в тело такого большого и хищного зверя - ведь кто захочет связываться с волком? - и не иметь возможности отправиться испытать его! Но тут же она поняла, что защищена также и от многих угроз внешнего мира. Никакой доблестный охотник не будет пулять в нее из своей винтовки. Ей не придется беспокоиться об укрытии, потому что разве может быть место безопаснее, чем клетка в зоопарке? Это идеальный случай узнать как можно больше о звере и о том, что она делает в его теле. Стань мячом. Может быть, следующий доклад по биологии сделать о волках? Нина сделала еще несколько испытательных шагов, и с растущей уверенностью начала овладевать передвижением на четырех лапах. Волчье обоняние доносило до ее ноздрей целый волнующийся мир странных, экзотических запахов. Нина плыла через мириады тонких ароматных струй, разгадывая их смысл и любуясь их калейдоскопической игрой. Что-то шевельнулось в дальнем конце волчьей клетки. Холодок пробежал по Нининой спине, но тут же она увидела, что это просто другие волки из маленькой зоопарковой стаи. С полдюжины волков вышли из тени, направляясь к ней. Альфа-пара - вожаки стаи - шла впереди, остальные - за ними. Добрый вечер, хотела сказать Нина. Ее слова превратились в раскатистое рычание, удивившее ее. Как в кино про оборотней, подумала она. Она улыбнулась, подумав об этом, но улыбка ее сникла, когда она поняла, что стая поняла ее рычание совершенно превратно. О боже, подумала Нина, что же я сказала по-волчьи? Альфа-самец подошел к ней на прямых ногах, и из его груди родился ответный рык. Легче, парни, попыталась сказать Нина, я же не хотела сказать ничего такого. Эти слова тоже стали рычанием и глухим ворчанием. Шерсть на шее вожака поднялась дыбом. Он подошел еще ближе - остальные волки окружили Нину. Нина начала вспоминать то, что она читала о волках. О том, например, как тесно спаяна волчья стая, и как они выгоняют чужаков со своей территории. Нина была в теле члена их стаи, но, наверно, вела себя как-то не так. Может быть, как-то не так пахла. Нина бросила взгляд на окружающую клетку пропасть. Слишком высоко, чтобы попытаться прыгнуть. Но если ей некуда уйти - если волки не смогут прогнать ее с территории, которую они считают своей, - что же они сделают? На это ответил вожак, внезапно набросившись на нее. Он стремительно укусил ее в плечо. Она отпрянула так же быстро, поэтому он, ухватив ее плечо зубами, только поцарапал, не прокусил ей кожу. Но это было очень больно - мышцы предплечья горели, как в огне, - и панический ужас, от которого Нина столько времени успешно удерживалась, начал грызть каждый ее нерв. От неожиданного быстрого движения Нина упала набок, попыталась тут же подняться на ноги, и снова упала. Но теперь она упала на спину, а вся стая стояла над ней. Проснись, сказала Нина себе, проснись, проснись, ПРОСНИСЬ! Но ничего не изменилось. Вожак снова нанес удар. ЭШ - Все нормально, - сказала Кэсси. - Мы не пробудем здесь долго. Она спокойно улыбнулась Эш, словно они все еще гуляли где-нибудь в Садах Силена, а не в каком-то тридевятом царстве. Улыбка ее, хоть и странная сейчас, здесь, вселяла куда больше уверенности, чем широкая, сумасшедшая ухмылка, растянувшая лицо Боунза. - Хорошо, - тихо сказала Эш. - Недолго. В "пробудем здесь" она все никак не могла поверить. Куда девался Верхний Фоксвилл? И главное - как они из него выбрались? Все, что видела Эш с высокого гранитного уступа, на котором они втроем сидели, был девственный лес. Тысячи и тысячи акров дикой чащи раскинулись до горизонта, и из нее возвышались только там и сям гранитные скалы, такие же, как та, на которой были они - древние каменные кости, тянувшеся из леса к небу. Похоже, что здесь вообще никогда не ступала нога белого, не говоря уже о квартале двух-трехэтажных особняков. - Не очень-то хорошо оставаться в этой стране слишком надолго, - сказал Боунз, и улыбка его сменилась совершенной серьезностью. Но где-то на дне глаз все равно искрилось веселье. Эш бросила на него взгляд и снова стала смотреть на леса. Она понимала, что он - друг Кэсси, и ему можно доверять, но что-то в нем смущало ее. Это было, пожалуй, поняла она, даже не из-за него, а из-за того, что он мог сделать. Ведь лишь несколько заклинаний и эффекты с сухим льдом, которые пришлись бы впору "Моторхеду", взяли и перенесли их в другой мир! Хотя, быть может, вовсе никуда и не унесли? Дым его трубки - может быть, это просто какой-нибудь наркотик, и они просто воображают себе, что они в этом месте. Может быть, полицейские сейчас тащат их тела в машину, а они сидят тут и глядят по сторонам? Замечательно! Разве что все выглядело слишком реально. Эш только не могла решить, легче ей от этого, или нет. Все происшедшее настолько выбило ее из колеи, что она просто не могла сказать, что же она чувствует. Наконец, Эш снова повернулась к Боунзу. - А почему? - спросила она. - Что случится, если мы останемся здесь надолго? - Это мир духов, - ответил он, - здесь живут маниту. Мы не должны надолго появляться здесь в своих телах. Это - страна, куда путешествует наш дух, когда мы ищем знания или мудрости, или хотим поговорить с тенями предков. А наши тела создают волны и помехи, тем сильнее, чем дольше они здесь остаются, и меняют этот мир и меняются сами. А перемены эти не всегда к добру. - В каком смысле разговаривать с предками? - спросила Эш. - Духи ходят по этому миру перед тем, как переродиться или пуститься в путешествие. - И ты знаешь, как их вызывать? - Я разговаривал с голосами прошлого. - Но хорошего в этом мало, - добавила Кэсси. Боунз кивнул: - Мертвые нечасто помнят подробности своих прошлых жизней. Когда вызываешь их, они редко узнают тебя. Как и маниту, они любят подшутить над тобой - не нарочно, не ради самой шутки, как могут шутить маниту, а вообще просто потому что у тебя хватило ума их вызвать. За все нужно платить, особенно в этой стране, и порой дорогою монетой. - Слишком дорогой, - подтвердила Кэсси. - Можно и ума лишиться. - А можно и просто не вернуться, - добавил Боунз. Но мама узнает меня, подумала Эш. Как же иначе? - Потому что это страна духов - страна души, - продолжил Боунз, - здесь трудно верить своим ощущениям, особенно грубым чувствам тела. Время движется своими путями, как порыв ветра. На одном пути оно течет с такой же скоростью, как и в том мире, который мы только что покинули. На другом минута может оказаться неделей. Или неделя - одним днем. - Как в Волшебной Стране, - сказала Эш. Она читала о том, как смертные попадали в Волшебную Страну на одну ночь, а потом, когда они возвращались, оказывалось, что прошло семь лет. - Это и есть та самая Волшебная Страна, - сказала Кэсси. - Это потусторонний мир, где живут духи. Называй их маниту, эльфами или лоа - никакой разницы. Каждый из нас видит их по-разному. Страну эту мы видим по-разному. Но она всегда одна и та же. - Но... - Пора идти, - сказал Боунз, плавно, но быстро встав на ноги. - Мы уже и так достаточно долго здесь пробыли. - Идти? - переспросила Эш, тоже поднявшись. - А разве ты не можешь просто колдануть нас обратно? Боунз кивнул. - Но если я это сделаю, мы окажемся в том же бомжатнике, где сейчас полиция. Надо немного пройтись и отойти от них на какое-то расстояние. Считай, что мы просто срезали кусок пути от одного места к другому - так, чтобы нас никто не видел в нашем мире. Эш огляделась еще раз вокруг, пораженная не столько тем, что сказал Боунз, сколько тем, чего он не сказал. - А что, здесь нас кто-то видит? - спросила она. Она не замечала никаких признаков жизни. - Духи видят нас, - ответил Боунз с той самой веселой сумасшедшинкой в глазах. - Теперь пойдем, и не отставай от нас. Здесь гораздо легче потеряться, чем ты думаешь. Духи смотрят на нас? - подумала Эш. Может быть, ее мама где-то здесь, среди деревьев, смотрит сейчас на нее... - Вперед! - сказала Кэсси. Все еще не в силах прийти в себя, Эш кивнула и двинулась за ними. Они пошли напролом в лес по крутому склону горы, более проходимому, чем другие. На ходу Эш вглядывалась в деревья, останавливаясь каждый раз, когда казалось, что между стволами что-то шевелится, но всякий раз оказывалось, что это солнечный луч выхватил ветку дерева, или же ее собственная тень шагает меж кедров и елей. - Не тормози, - сказала ей Кэсси, когда ей и Боунзу пришлось в четвертый раз остановиться и подождать ее. - Не стоит теряться здесь. Поверь мне. - Я не потеряюсь, - заверила ее Эш. Кэсси кивнула. Они с Боунзом снова двинулись вперед, Эш - следом. Но тут она увидела какое-то движение в стороне, и ей пришлось совсем остановиться, чтобы разобрать, что это было. На этот раз это оказалась не ветка и не тень. На этот раз там действительно кто-то был, и кто-то смотрел на нее. Эш различила отблеск солнца на черных волосах, ниспадавших из-под тонкой вуали странной шапочки, похожей на те, которые Эш видела на средневековых картинках. Фигура была одета в черное длинное платье или плащ. Эш точно могла сказать по ее очертаниям, что это женщина. - Кто ты? - спросила она тихо. Кэсси и Боунз снова остановились, дожидаясь ее. - Эш! - позвала Кэсси. - Сейчас-сейчас! - отозвалась Эш. Она сделала шаг к таинственной фигуре. На мгновение ей показалось, что земля уходит у нее из-под ног - это было чуть-чуть похоже на то головокружение, которое она испытала, когда Боунз перенес их сюда из бомжатника в Верхнем Фоксвилле - и вдруг все переменилось. Исчезли кедры и сосны. Исчезло дневное солнце. Теперь в лесу - в березняке, а не в бору, в котором они были секунду назад - лежали густые сумерки. Склон внезапно выпрямился, и Эш чуть было не потеряла равновесие. Она посмотрела туда, откуда сделала шаг - она сделала всего один шаг, но, казалось, что шагнула через полмира. А может быть, так и было, потому что лес был уже совсем не американский. Он казался лесом Старого Света, похожим на леса Англии, родины Эш. Могучие коренастые буки и дубы, ильмы и белые березы закрывали небо. Под ними не было подлеска, и почва была мягкой от прошлогодней листвы и перегноя. Кэсси и Боунза не было. Слышались только их голоса. Они доносились откуда-то из далекой дали - как будто с другой стороны горы. Или будто сквозь какую-то стену. Кэсси позвала ее по имени. Боунз сказал: - Поздно уже. Она теперь там, куда мы попасть не можем. - Мы должны ее найти! - ответила Кэсси. - Я отвечаю за нее здесь. Я не могу уйти и оставить ее здесь. Она пришла ко мне за помощью - и что я наделала! Если мы не найдем ее, я не знаю, как я буду жить. - У тебя нет выбора. Она могла пойти по тысяче тысяч путей. Она могла шагнуть во вчера. Или в завтра. Она может попасть во время, которого никогда не было или никогда не будет. Мы не можем пойти за ней. Можно всю жизнь искать ее и не найти. Эш потрясла головой. Что он говорит? О чем это он? Кэсси еще спорила, но голос ее то слышался, то не слышался, словно по радио, когда ищешь волну, и Эш не могла разобрать ни слова. Но она слышала Боунза: - Все, что мы можем сделать - это вернуться и ждать. И надеяться, что она найдет дорогу домой. Кэсси сказала что-то, чего Эш не поняла. - Мы будем молиться, - услышала она ответ Боунза, и его голос тоже пропал. Эш глядела туда, откуда, как ей казалось, доносились голоса. Ну, вот, подумала она. Доигралась. Мурашки страха бегали по ее спине. Она хотела было шагнуть назад, но снова бросила взгляд на таинственную фигуру, сманившую ее с ее тропы. Она была почти уверена, что женщина исчезла, но та сидела теперь на поваленном ильме, и невысокие кусты орешника поднимались над ней. Она смотрела на Эш, чуть улыбаясь, и улыбка ее нехорошо напомнила Эш сумасшедшее веселье Боунза. Вуаль закрывала лишь верхнюю часть лица женщины, ее глаза, и ниспадала по спине до самых ног. Шапочка ее была, показалось Эш, кожаной, украшенной маленькими самоцветами. Другой драгоценный камень - голубой в золотой оправе, подвешенный цепочкой к черному ремню, висел у нее под горлом. Кожа ее была бледной, очень бледной. В руке она держала гранат, хитро оплетенный серебряными ленточками. Она была красива настолько, что захватывало дух. Такая же, какой была, как помнила Эш, ее мама. Эш услышала где-то внутри голос Кэсси: "Называй их маниту, эльфами или лоа - никакой разницы." Но эта женщина не была ее мама. "Каждый из нас видит их по-разному." Она была словно принцесса из сказок, которые мама читала ей в детстве. "Страну эту мы видим по-разному." И лес вокруг был таким же, как лес на ее родине. "Но она всегда одна и та же." Все было знакомо Эш. Точно так же, как и женщина была ей знакома. Загадочным образом все страхи Эш вдруг рассеялись. То, что она потерялась и заблудилась в этом лесу, одна-одинешенька, вдруг перестало ее пугать. Не пугалась она и того, что что-то опасно притягивало ее к этой женщине. "Верь мне" - все вокруг нее дышало этим. Кроме ее улыбки. "Если посмеешь" - говорила эта улыбка. Эш сделала еще шаг, и только тут заметила птиц. На поваленном ильме за спиной женщины пристроился ворон, положив голову на ее колено рядом с гранатом. А на низкой ветке с другой стороны ее сидел ястреб или сокол. Волшебство, подумала Эш. Колдунья с волшебными птицами в заколдованном месте. Тихий голос внутри Эш, голос Кэсси, напоминал: "Можно и ума лишиться." Наверное, я уже лишилась ума, подумала Эш. Абсолютно безумный вечер. "А можно и просто не вернуться." А куда возвращаться? Там только тоска, одиночество и страшная черная злоба, которая живет в ней. Здесь она не видела в себе злости. Она видела чудеса. Эш подошла еще поближе. Женщина подняла голову. Сквозь вуаль сверкнули глаза, но выражение их осталось неясным за завесой дымки. - Кто ты? - снова спросила Эш. - Смотри, что я тебе покажу, - сказала женщина, не обратив на вопрос внимания. Голос ее был негромкий, но переливы его позванивали, словно далекие-далекие колокола. Она отложила увитый серебряными лентами гранат и вытянула из широкого рукава правую руку с браслетом, на котором качались десятки маленьких серебряных амулетиков. Амулеты позванивали в такт отголоскам ее слов. Она отцепила один из них от браслета. Пока он лежал на ее ладони, Эш разглядела его - миниатюрный круг стоячих камней, превращенный в маленький серебряный талисман. И тут женщина бросила его наземь между ними. Ворон каркнул, подняв голову с ее колена. Вторая птица с шумом расправила крылья. Эш же лишь стояла с открытым ртом и смотрела, как амулет рос, увеличивался, расталкивая лес, пока она и женщина не оказались в центре старых, выветренных временем стоячих камней. - Здесь ничто не обязано быть таким, каким кажется, - сказала женщина. - Только таким, каким ты его видишь - таким, каким тебе нужно. Она как-то странно повела пальцами в воздухе, и камни стали уменьшаться, и лес снова обступал их, став еще дремучее и темнее, чем был. Женщина нагнулась и подняла амулет, снова прикрепив его к своему браслету. Когда она выпрямилась, взгляд ее из-под вуали снова упал на Эш, изучая ее. - Ты понимаешь? - спросила она. Эш медленно покачала головой. - Кто ты? - только и смогла она сказать. - Зови меня Лусвен. Женщина улыбнулась той же сумасшедшей улыбкой, увидев выражение лица Эш. - Но имени недостаточно, верно? - продолжала она. - Тебе нужна моя родословная, моя история, сверенная и пронумерованная, и тогда ты сможешь легко и спокойно положить меня на нужную полочку в твоей голове? Со всей своей непредвзятостью, раскрепощенностью и непредубежденностью ты ничуть не лучше своей сестры. - У меня нет сестры, - сказала Эш. - Не в буквальном смысле, может быть, но ваши матери были близняшками, разве не так? Они унаследовали одни гены. Это уже сближает вас с ней достаточно, чтобы считать вас сестрами. - Почему ты говоришь, будто знаешь меня - и мою семью? - Почему ты говоришь, будто не знаешь меня? - ответила Лусвен. - Я только что встретила тебя. Откуда мне тебя знать? Ощущение чуда уходило - вечная злоба поднималась изнутри и прогоняла его. - Тише, тише, - сказала Лусвен. Эш хотела наброситься на эту женщину, раздражающую ее, но взяла себя в руки. Это же колдунья, сказала она себе. Держись осторожно, не то она превратит тебя в какую-нибудь жабу. - Где ты видела мою сестру? - спросила она вместо этого. - Я нигде не видела ее, - ответила Лусвен. - Я лишь видела, как ее дух искал тотем. Она не обычная девочка. За ней все время следуют какие-то тайны. - Тайны? - Духи. - Такие, как ты? Лусвен улыбнулась: - Все еще пытаешься положить меня на полочку? - Это только ты так говоришь, - ответила Эш. - Я вовсе не пытаюсь. - Ты просто это делаешь. Я знаю. - Я... Но тут Эш задумалась. Ведь верно, она никогда не пыталась составить себе мнение о человеке только по его внешности, но она все равно раскладывала людей, которых знала, по каким-то разделам в своем уме. Панки и цивилы, гопники и зубрилки. С одними ты тусуешься, на других не обращаешь внимания, от третьих стараешься держаться подальше... - Что значит искать тотем? - спросила Эш, чтобы сменить тему. - Дух твоей сестры переходит из ее тела в тела животных, словно ищет помощи тотема, который поведет ее в жизни. - Нина? - переспросила Эш, и в голосе ее ясно слышалось неверие. - Да ты шутишь. Лусвен резко встала и взяла Эш за руку. - Смотри, - сказала она. Лес снова растворился, но на этот раз вместо него появилось что-то знакомое. Лусвен перенесла ее в зоопарк "Метро", точнехонько в середину волчьего загона. Похоже было, что их появление прервало выяснение отношений между одним из волков и остальной стаей. Когда Эш и Лусвен из мира духов появились прямо посреди стаи, волки разбежались в стороны, по углам загона - все, кроме того, на которого они нападали. Тот, закрывшись лапами, сидел у самого барьера, отделявшего загон от бетонного рва, и смотрел на них - со страхом, с беспокойством, увидела Эш, но еще в глазах волка ясно был виден блеск разума. У него были человеческие глаза. Сердце Эш застучало стремительную двудольную джигу. Эти глаза она узнала бы где угодно. Это были глаза Нины. Это Нина в теле волка!.. Или это была Нина. Волк сильно вздрогнул, моргнул, и свет пропал из его глаз - это были глаза зверя. Он зарычал, обнажив клыки, и отбежал в сторону, как и его соседи. Но Нина точно была в нем. Зоопарк исчез, и Лусвен вернула Эш в лес в Другом Мире. Эш почувствовала слабость в ногах и присела прямо на землю, где стояла. Как может весь мир измениться за один вечер! Десять часов назад волшебство было чем-то таким, о чем она читала в оккультных книгах, мечтая, чтобы оно существовало на самом деле, но в глубине души зная, что его нет. И вот теперь она сидит посреди мира духов - перенесенная шаманом - сквоттером из Верхнего Фоксвилла, - разговаривает с волшебницей и узнает, что ее милая кузина сама тайком занимается натуральнейшей магией!.. - Бог мой... - промолвила Эш. - Теперь ты мне веришь? - спросила Лусвен. Эш медленно кивнула. - Как не поверить, когда видишь такое своими собственными глазами? Да, не знала я, что в Нине есть такое... - О, это не ее рук дело, - сказала Лусвен. - Что до нее, то для нее это просто кошмарный сон. Повторяющиеся кошмары, в которых она оказывается в телах зверей и не понимает, почему. - Ну, а почему все-таки? - спросила Эш. И почему же все-таки этого не случается с ней самой, ведь она по крайней мере оценила бы это! Лусвен в ответ лишь пожала плечами, но тут Эш вспомнила, что нагадал ей Боунз - что он вычитал в косточках, которые разбросал для того, чтобы прояснить гадание Кэсси на картах таро. "Дело не в тебе," - сказал он ей. - "Оно касается тебя, но оно не в тебе." Ее сложные, перемешанные, неразборчивые чувства притянули что-то из мира духов - отсюда - и... "Оно начало охоту на кого-то другого." Оно начало охоту на Нину. И - Эш закрыла глаза, силясь вспомнить, что же с