Агота Криштоф. Толстая тетрадь
---------------------------------------------------------------
Перевод П. ВЯЗНИКОВА
"Иностранная литература", No10, 1997
Origin: http://www.ntv.ru/dibrov/read/krishtoff.htm ? http://www.ntv.ru/dibrov/read/krishtoff.htm
---------------------------------------------------------------
Роман
ПРИЕЗД К БАБУШКЕ
Мы приезжаем из Большого Города. Мы ехали всю ночь. У мамы красные
глаза. Она несет большую коробку, а мы, два мальчика, несем по маленькому
чемодану, в которых лежат наши вещи, и еще мы несем папин толстый словарь.
Словарь мы несем по очереди, потому что у нас устают руки.
Мы идем долго. Дом бабушки далеко от станции, на другом конце Городка.
Тут нет трамваев, автобусов или машин. Ездят только несколько военных
грузовиков.
На улицах совсем немного людей. Городок очень тихий. От наших шагов по
мостовой отдается эхо; мы идем молча, мама идет между нами.
Когда мы подходим к калитке бабушкиного сада, мама говорит:
-- Подождите меня здесь.
Мы ждем немного, а потом входим в сад, обходим дом и приседаем под
окном, из которого слышны голоса. Мама говорит:
-- Дома стало совсем нечего есть, там нет ни хлеба, ни мяса, ни овощей,
ни молока. Ничего. Я больше не могу кормить их.
Другой голос отвечает:
-- И ты, понятно, тут же вспомнила обо мне. Десять лет ты обо мне и не
думала. Не приезжала. Не писала.
Мама говорит:
-- Вы знаете почему. Я любила отца.
Другой голос говорит:
-- Да-да. А вот теперь ты вдруг припомнила, что у тебя и мать есть.
Приехала вот и просишь помочь.
Мама говорит:
-- Для себя я ничего не прошу. Я хочу только, чтобы мои мальчики
пережили эту войну. Большой Город бомбят день и ночь, продуктов нет. Всех
детей эвакуируют в деревню, к родственникам или даже к чужим людям --
куда-нибудь.
Другой голос говорит:
-- Так что ж и ты не отправила их к чужим людям, куда-нибудь?
Мама говорит:
-- Это ваши внуки.
-- Внуки? Да я их и не знаю. Сколько их?
-- Двое. Два мальчика. Близнецы, двойня.
Другой голос спрашивает:
-- А куда ты дела остальных? Что ты с ними сделала?
Мама спрашивает:
-- Каких остальных?
-- Суки приносят в одном помете по четыре или пять щенков. Обычно
одного-двух оставляют, а остальных топят.
Другой голос громко смеется. Мама ничего не отвечает, тогда другой
голос снова спрашивает:
-- Отец-то у них есть? Ты ж не замужем, насколько мне известно. По
крайней мере, на свадьбу меня не звали.
-- Я замужем. Их отец на фронте. Я ничего о нем не слышала вот уже
шесть месяцев...
-- Ну так можешь, значит, поставить на нем крест.
Другой голос снова смеется. Мама плачет. Мы возвращаемся к калитке.
Мама выходит из дома с какой-то старухой.
Мама говорит нам:
-- Вот ваша бабушка. Вы поживете у нее некоторое время -- до конца
войны.
Бабушка говорит:
-- Ну, это, похоже, надолго. Да ничего: я им работу найду. Тут еда,
знаешь, тоже с неба не падает.
Мама говорит:
-- Я буду посылать тебе деньги. Их одежда -- в чемоданах. А в коробке
-- одеяла и простыни. Ведите себя хорошо, ребятки! Я вам напишу!
Она целует нас и уходит. Она плачет.
Бабушка громко смеется и говорит:
-- Скажите на милость -- одеяла и простыни! Белые рубашечки, кожаные
ботиночки! Ну, вы у меня еще узнаете, почем фунт лиха-то!
Мы показываем бабушке язык. Она только хохочет еще громче и хлопает
себя по бедрам.
БАБУШКИН ДОМ
Бабушкин дом стоит в пяти минутах ходьбы от последних домов Городка. За
ним уже ничего нет, только пыльная дорога, перегороженная шлагбаумом чуть
дальше. За шлагбаум ходить запрещается, там стоит часовой. У него есть
автомат и бинокль. Когда идет дождь, часовой укрывается в будке. Мы знаем,
что за шлагбаумом, в лесу, -- секретная военная база, а за базой -- граница
другой страны.
Вокруг бабушкиного дома -- сад, он доходит до речки, а за речкой
начинается лес.
В саду растут фруктовые деревья и разные овощи. В углу сада стоят
крольчатник, курятник, свинарник и сарай для коз. Мы пробовали покататься на
самой большой свинье, только не смогли на ней удержаться.
Овощи, фрукты, кроликов, уток и кур бабушка продает на рынке. Еще она
продает утиные и куриные яйца и козий сыр. Свиней она отдает мяснику, а
мясник расплачивается деньгами или ветчиной и копченой колбасой.
Еще у бабушки есть пес, чтобы охранять дом и сад от воров, и кот, чтобы
ловить мышей и крыс. Кормить кота нельзя, потому что он должен все время
быть голодным.
Еще у бабушки есть виноградник по ту сторону дороги.
Входят в дом через кухню, она большая и очень теплая. Огонь в печке
горит весь день. Печку топят дровами. У окна стоит стол, а в углу -- лавка.
Мы спим на лавке.
Дверь из кухни ведет в бабушкину спальню, но она всегда заперта. В
спальню заходит только бабушка и только ночью, чтобы спать.
Есть еще одна комната, и в нее можно попасть не только через кухню, но
и прямо из сада. Ее занимает иностранный офицер. Дверь в его комнату тоже
заперта.
Под домом есть погреб, полный припасов, а под крышей -- чердак, куда
бабушка больше не поднимается -- с тех пор как мы подпилили ступеньки у
приставной лестницы и она упала и сильно ушиблась. Вход на чердак -- прямо
над дверью в комнату офицера. Чтобы попасть туда, мы лазаем по веревке. На
чердаке мы прячем Тетрадь, папин словарь и другие вещи, которые нам тоже
приходится прятать.
Сейчас у нас есть свой ключ -- мы сами его сделали, -- который подходит
ко всем дверям в доме. Еще мы просверлили несколько дырок в полу чердака.
При помощи ключа мы можем свободно ходить по всему дому, когда никого нет, а
через дырки мы можем наблюдать за бабушкой и офицером в их комнатах так, что
они об этом не догадываются.
БАБУШКА
Бабушка -- это мамина мама. Раньше, до того как мы приехали сюда, мы
даже не знали, что мамина мама еще жива.
Мы зовем ее "бабушка".
Все остальные зовут ее Ведьма. А она зовет нас "сукины дети".
Бабушка маленькая и худая. На голове она всегда носит черный платок.
Остальная ее одежда -- темно-серая. Обувает она старые солдатские башмаки, а
когда тепло -- ходит босиком. Лицо у бабушки все в морщинах, коричневых
пятнах и бородавках, из которых растут волосы. Зубов у нее не осталось -- по
крайней мере, их не видно.
Бабушка никогда не моется. После еды или выпив что-нибудь, она вытирает
рот уголком платка. Панталон она не носит. Когда она хочет помочиться, она
просто останавливается, не важно где, расставляет ноги и писает прямо на
землю, под юбкой. Дома она, конечно, так не делает.
Бабушка никогда не раздевается. Мы наблюдали за тем, как она ложится
спать. Она снимает юбку, а под ней еще одна юбка. Она снимает блузку, а под
ней еще одна блузка. Потом она так и ложится в постель. Платок она не
снимает.
Говорит бабушка мало. Правда, вечером она берет с полки бутылку и пьет
прямо из нее. Потом она начинает разговаривать на каком-то языке, которого
мы не знаем. Это не тот язык, на котором говорят иностранные солдаты, -- это
совсем другой, непохожий язык.
На этом языке бабушка задает себе вопросы и сама же на них отвечает.
Иногда она смеется, иногда сердится и принимается кричать. Под конец она
почти всегда начинает плакать, идет в свою комнату, спотыкается на ходу,
потом падает на кровать, и мы еще долго, полночи, слышим, как она
всхлипывает.
НАША РАБОТА
Мы должны выполнять свою часть работы, иначе бабушка не дает нам есть и
не впускает на ночь в дом.
Но сначала мы отказываемся. Мы спим в саду, едим сырые овощи и фрукты.
Утром, еще до рассвета, мы видим, как бабушка выходит из дома. Она
ничего не говорит нам. Она задает корм скотине и птице, доит коз, отгоняет
их на берег речки и привязывает там к деревьям. Потом поливает огород,
собирает овощи и фрукты и нагружает ими тачку. Еще она кладет в тачку полную
корзину яиц, маленькую клетку с кроликом и курицу или утку со связанными
ногами.
Все это она везет на рынок. К ручкам тачки привязана лямка, которую
бабушка накидывает на шею. Шея тонкая и жилистая. Лямка сильно пригибает ее
голову вниз. От тяжести бабушка пошатывается. Натыкаясь на камни на дороге,
она теряет равновесие, чуть не падает, но все-таки идет, носками внутрь, как
утка. Она идет в Городок, на рынок, и по дороге ни разу не останавливается.
Вернувшись с рынка, бабушка варит из непроданных овощей суп, а из
фруктов -- варенье. Она ест, потом идет в виноградник поспать, спит около
часа, а потом работает в винограднике или, если там нет работы, возвращается
домой: колет дрова, опять кормит скотину, загоняет коз, доит их, идет в лес
и приносит грибы и хворост, делает сыр, сушит грибы и бобы, консервирует
овощи, снова поливает огород, убирает в погреб новые припасы, и так до самой
ночи.
На шестой день, когда бабушка утром выходит из дома, мы уже полили сад
и огород. Мы перехватываем у бабушки тяжелые ведра со свиным пойлом,
отгоняем коз к речке, помогаем нагрузить тачку. Когда бабушка возвращается с
рынка, мы рубим дрова.
За обедом бабушка говорит:
-- Ну вот, теперь вы знаете, что еду и постель надо зарабатывать.
Мы отвечаем:
-- Не в этом дело. Работа тяжелая, но еще тяжелее смотреть, как кто-то
работает, а самим ничего не делать, особенно если это кто-то старый.
Бабушка хихикает:
-- Ах, сукины дети! Вы хотите сказать, что вам меня стало жаль?
-- Нет, бабушка. Нам просто стало стыдно.
После обеда мы идем в лес собирать хворост.
С этого времени мы делаем всю работу, какую можем.
ЛЕС И РЕЧКА
Лес очень большой. Речка очень маленькая. Чтобы попасть в лес, надо
перейти речку. Когда в речке воды мало, можно перейти ее, просто прыгая с
камня на камень, но после большого дождя вода доходит нам до пояса, она
холодная и грязная. Поэтому мы решили построить мостик из кирпичей и досок,
которые можно собрать вокруг разбомбленных домов.
Мостик получается крепкий. Мы показываем его бабушке. Она осматривает
его и говорит:
-- Неплохо, неплохо. Только не заходите далеко в лес: граница совсем
рядом и солдаты могут вас пристрелить. А главное, не заблудитесь: я вас
искать не пойду.
Пока мы строили мостик, мы заметили, что в реке водится рыба. Рыбы
прячутся под камнями или в тени кустов и деревьев, там, где ветки сходятся
над речкой. Мы выбираем самых больших рыб. Мы ловим их и кладем в ведро с
водой. Вечером мы приносим рыбу домой, и бабушка удивляется:
-- Ну, сукины дети! Как же вы их поймали?
-- Руками. Это просто. Надо только стоять неподвижно и выжидать.
-- Тогда наловите побольше. Сколько сможете.
На следующий день бабушка ставит ведро с рыбой на тачку и продает нашу
рыбу на рынке.
Мы часто ходим в лес, и мы ни разу не заблудились. Мы знаем, где
граница. Пограничники и солдаты вскоре начинают узнавать нас. Они в нас не
стреляют. Бабушка учит нас отличать съедобные грибы от ядовитых.
Из леса мы приносим на спине вязанки хвороста, а в корзинках -- грибы и
каштаны. Дерево и хворост мы аккуратно складываем у стены дома под навесом,
а каштаны, когда бабушки нет, жарим на печке.
Однажды в лесу, возле воронки от бомбы, мы находим убитого солдата. Он
совсем целый, только глаз нет -- вороны выклевали. Мы берем его ружье,
патроны и гранаты. Ружье мы прячем в вязанке хвороста, а патроны и гранаты
-- в корзинках под грибами.
Вернувшись домой, мы заворачиваем все это в солому и мешки из-под
картошки, а потом закапываем под лавкой прямо под окошком у офицера.
ГРЯЗЬ
Дома, в Городе, мама часто нас мыла, в ванне или под душем. Потом она
одевала нас в чистую одежду и стригла нам ногти. Мама водила нас в
парикмахерскую стричься. Мы чистили зубы щеткой каждый раз после еды.
У бабушки мыться негде. Ванной у нее нет, водопровода нет. Нам
приходится качать воду из колодца во дворе и таскать ее ведрами. В доме нет
ни мыла, ни зубной пасты, ни стирального порошка.
В кухне все грязное. Доски пола -- красные, все разной ширины, --
липкие, и ноги к ним пристают. Руки и локти прилипают к столу. Плита вся
черная от горелого жира, а стены вокруг -- от сажи. Бабушка, правда, моет
посуду, но миски, тарелки, кружки, ложки и ножи все равно покрыты толстым
грязным слоем жира. Посудные полотенца, вернее, тряпки потеряли всякий цвет
и воняют.
Сначала мы даже не хотим ничего есть, особенно когда мы видим, как
бабушка готовит. Она вытирает нос рукавом и никогда не моет руки. Но теперь
мы не обращаем на это внимания.
Пока тепло, мы моемся в речке, а умываемся и чистим зубы водой из
колодца. Но когда холодает, то мыться как следует становится невозможно. А в
доме нет достаточно большой лохани. Наши простыни, одеяла и полотенца давно
исчезли. И мы больше не видели большой картонный ящик, в котором мама их
привезла.
Бабушка все продала.
Мы становимся все грязнее и грязнее. Наша одежда тоже. Мы достаем
чистую одежду из наших чемоданов, спрятанных под лавкой, но скоро чистой
одежды не остается. А та, которую мы носили, изнашивается до дыр, ботинки
тоже. Когда можно, мы ходим босиком и надеваем только штаны или трусы. Наши
подошвы грубеют, и мы больше не чувствуем колючки и острые камни. Наша кожа
становится дочерна загорелой, и мы с ног до головы покрыты царапинами,
ссадинами, укусами насекомых. Наши ногти, которые никто не стрижет,
обламываются, а волосы, теперь совсем белые от солнца, отрастают до плеч.
Уборная находится в дальнем углу сада. Бумаги там никогда не бывает. Мы
подтираемся листьями, какие побольше.
От нас пахнет смесью навоза, рыбы, травы, грибов, дыма, молока, сыра,
грязи, глины, земли, пота, мочи и перегноя.
От нас пахнет скверно. Как от бабушки.
УПРАЖНЕНИЯ ДЛЯ ЗАКАЛКИ ТЕЛА
Бабушка часто бьет нас -- руками, метлой или мокрой тряпкой. Она
дергает нас за уши и за волосы.
Другие люди тоже часто колотят и пинают нас, мы не понимаем почему.
Нам больно, мы даже плачем.
Падения, порезы, ушибы, царапины, работа, холод, жара тоже причиняют
нам страдания.
Мы решаем закалить тело, чтобы переносить боль без слез.
Сначала мы бьем и щиплем друг друга. Бабушка видит наши распухшие лица
и спрашивает:
-- Кто это вас так?
-- Мы сами, бабушка.
-- Вы что, подрались? С чего бы?
-- Просто так, бабушка. Ни из-за чего. Не беспокойтесь -- это так,
упражнения.
-- Упражнения? Да вы просто спятили! Ну, впрочем, если это, по-вашему,
забавно... делайте что хотите.
...Мы голые. Мы хлещем друг друга ремнем. При каждом ударе мы
повторяем:
-- Не больно!
И мы хлещем все сильнее, сильнее и сильнее.
Мы держим руки над огнем, мы режем себе бедра, руки и грудь ножом и
льем на раны водку. И все время повторяем:
-- Не больно!
Вскоре мы действительно перестаем чувствовать боль. Кого-то другого
бьют, режут и обжигают, кому-то другому больно.
Мы больше не плачем.
Когда бабушка сердится и кричит на нас, мы говорим:
-- Не кричите, бабушка. Лучше побейте нас.
А когда она нас бьет, мы говорим:
-- Еще, бабушка! Вот смотрите: мы подставляем вам и другую щеку, как
написано в Библии. Ну так ударьте нас и по другой щеке, бабушка!
Она отвечает:
-- Да чтоб вас черти взяли и с вашей Библией, и с вашими щеками, сукины
вы дети!..
ДЕНЩИК
Мы лежим на наших скамьях, которые стоят в углу кухни, голова к голове.
Мы еще не спим, хотя лежим с закрытыми глазами. Кто-то распахивает дверь. Мы
открываем глаза. Нас ослепляет свет карманного фонарика. Мы спрашиваем:
-- Кто здесь?
Мужской голос отвечает:
-- Нет бояться. Вы нет бояться. Вы есть два, или я есть слишком много
пьяный?
Он смеется, зажигает керосиновую лампу на столе и выключает фонарик.
Теперь мы хорошо видим его. Это иностранный солдат, рядовой. Он говорит:
-- Я есть денщик капитана. Вы что делать здесь?
Мы говорим:
-- Мы здесь живем, у бабушки.
-- Вы внуки от Ведьма? Я вас раньше не видеть. Вы есть здесь от когда?
-- Две недели.
-- А! Я ездить в отпуск домой, в моя деревня. Много весело.
Мы спрашиваем:
-- Откуда вы знаете наш язык?
Он говорит:
-- Моя мама, она есть родиться из ваша страна. Приехал работать в наша
страна, есть официантка в кафе. Встретил мой папа, жениться. Когда я
маленький, говорить мне ваш язык. Ваш страна и мой страна есть друзья.
Вместе воевать с врагом. Вы два есть откуда?
-- Из Большого Города.
-- Большой Город есть опасно. Бах! Бах!
-- Да, и есть нечего.
-- Здесь есть много еда. Яблоки, яйца, свинья, куры, все. Вы есть здесь
долго? Или только каникулы?
-- Мы будем здесь жить, пока война не кончится.
-- О, война скоро есть конец. Вы здесь спать? Лавка голый, жесткий,
холодный. Ведьма не хотеть брать вас спать в ее комната?
-- Мы и сами не хотим спать в бабушкиной комнате. Она храпит, и от нее
плохо пахнет. У нас были простыни и одеяла, только бабушка их продала.
Денщик набирает горячей воды из котла на плите и говорит:
-- Я должен мыть комната. Капитан, он возвращаться из отпуск. Эта ночь
или завтра утро.
Он выходит. Через несколько минут он возвращается. Он приносит два
серых солдатских одеяла.
-- Нет продавать это старый Ведьма. Если она есть злой, вы сказать мне.
Я бах-бах -- я убить.
Он снова смеется. Он укрывает нас одеялами, гасит лампу и выходит.
На день мы прячем одеяла на чердаке.
УПРАЖНЕHИЯ ДЛЯ ЗАКАЛКИ ЧУВСТВ
Бабушка называет нас "сукины дети".
Люди говорят нам: "Ведьмины дети! Шлюхины дети!"
Другие люди говорят нам: "Идиоты! Хулиганы! Грязные мальчишки!
Засранцы! Грязные щенки! Свиньи! Поросята! Ведьмино отродье! Наглецы!
Поганцы! Висельники!"
Когда мы слышим такие слова, у нас краснеют лица, звенит в ушах, глаза
щиплет, а колени дрожат.
Но мы не хотим больше ни краснеть, ни дрожать. Мы хотим привыкнуть к
ругани и оскорблениям, к разным злым словам.
Мы садимся за кухонный стол друг против друга и, глядя друг другу в
глаза, говорим все более злые и плохие слова. Один из нас говорит:
-- Дерьмо! Засранец!
Другой говорит:
-- Педик! Гомик!
Мы говорим так, пока слова не перестают доходить до нашего сознания.
Даже до наших ушей.
Мы упражняемся так по полчаса в день, потом выходим на улицу. Мы
специально ведем себя так, что нас ругают и оскорбляют, и мы понимаем, что
нас больше не задевают такие слова.
Но есть еще и другие, старые слова.
Мама говорила нам: "Мои дорогие! Мои милые! Мои любимые! Радость моя!
Мои хорошие малыши!"
Когда мы вспоминаем такие слова, у нас появляются слезы в глазах.
Мы должны забыть такие слова, потому что теперь никто не говорит нам
ничего подобного, а вспоминать их слишком тяжело.
Поэтому мы начинаем упражняться заново, по-другому.
Мы говорим:
-- "Мои дорогие! Мои милые! Я вас люблю!.. Я вас никогда-никогда не
оставлю!.. Я никого не буду любить, кроме вас... Всегда-всегда! Вы -- все,
что у меня есть в жизни!.."
Так мы повторяем эти слова снова и снова, и постепенно они теряют свое
значение, и боль, которую они приносят, понемногу забывается.
ШКОЛА
Это было три года назад.
Вечер. Родители думают, что мы спим. Они говорят между собой в соседней
комнате. Говорят о нас.
Мама говорит:
-- Они не смогут друг без друга.
Папа говорит:
-- Это ведь только на время уроков.
Мама говорит:
-- Они не вынесут.
-- Придется им потерпеть. Это необходимо для их же пользы. Все так
говорят. Учителя, психологи -- все. Конечно, сперва им будет нелегко, но
пора уже привыкать. Привыкнут!
Мама говорит:
-- Нет, не привыкнут, я знаю. Я знаю их. Пойми, они -- это одна
личность, единое целое!
Папа повышает голос:
-- Вот именно! И это ненормально! Они думают вместе. Действуют вместе.
Они живут в отдельном, своем собственном мире. Это нельзя считать здоровым.
Это меня беспокоит. Да-да, они меня беспокоят! Они странные. Никогда нельзя
сказать, о чем они думают. И они чересчур развиты для своих лет. Они слишком
многое знают.
Мама смеется:
-- Надеюсь, ты не собираешься ставить им в вину излишний ум?
-- Тут нет ничего забавного. Ты напрасно смеешься.
Мама отвечает:
-- Близнецы -- всегда проблема. Но во всяком случае, это не конец
света. Все еще образуется.
Папа говорит:
-- Да, все образуется -- если мы их разделим. У каждого человека должна
быть своя собственная жизнь.
Через несколько дней мы впервые идем в школу. Мы -- в разных классах.
Мы оба сидим в первом ряду.
Друг от друга нас отделяет длина всего школьного здания. Это расстояние
кажется нам чудовищным. Невыносимая боль. Кажется, будто кто-то отрезал у
каждого из нас половину тела. Мы теряем чувство равновесия. Кружится голова.
Мы падаем. Мы теряем сознание.
Мы приходим в себя в карете "скорой помощи", которая везет нас в
больницу.
Мама приходит в больницу за нами. Она улыбается и говорит:
-- С завтрашнего дня вы будете в одном классе.
Дома папа говорит нам:
-- Симулянты!
Вскоре он уезжает на фронт. Он журналист, военный корреспондент.
Мы ходим в школу два с половиной года. Учителя тоже уходят на фронт;
теперь у нас женщины-учительницы.
Наконец школа закрывается из-за частых воздушных налетов.
Мы научились читать, писать и считать.
Сейчас, у бабушки, мы решили учиться дальше, без учителя, сами.
МЫ ПОКУПАЕМ БУМАГУ, ТЕТРАДЬ И КАРАНДАШИ
В бабушкином доме ни бумаги, ни карандашей нет. Поэтому мы идем в
магазин "Книги и канцелярские товары". Там мы отбираем пачку бумаги в
клетку, два карандаша и большую толстую тетрадь. Все это мы выкладываем на
прилавок перед толстым господином, который стоит за этим прилавком. Мы
говорим ему:
-- Нам нужны эти предметы, но у нас нет денег.
Продавец говорит:
-- Что?.. Но... вы должны заплатить!
Мы повторяем:
-- У нас нет денег, однако нам абсолютно необходимы эти предметы.
Продавец говорит:
-- Школа закрыта. Кому сейчас нужны тетради и карандаши?
Мы говорим:
-- Мы учимся сами, дома. Сами по себе.
-- Ну так попросите у родителей денег.
-- Папа на фронте, а мама в Большом Городе. Мы живем с бабушкой, и у
нее тоже нет денег.
Продавец говорит:
-- Но без денег ничего купить нельзя.
Мы ничего не говорим. Мы только смотрим на него. Он тоже смотрит на
нас. Мы видим, что у него вспотел лоб. Наконец он кричит:
-- Не смотрите на меня так! Убирайтесь отсюда!
Мы говорим:
-- Мы, однако, готовы при необходимости выполнять для вас, в качестве
оплаты за эти предметы, определенную работу. Так, например, мы могли бы
поливать ваш сад либо же доставлять покупки...
Он кричит опять:
-- Нет у меня сада! И вас мне не надо! И потом, вы что, не можете
говорить нормально?
-- Мы говорим вполне нормально.
-- "Мы готовы при необходимости выполнять для вас определенную работу"
-- это, по-вашему, нормально?!
-- Мы говорим правильно.
-- Слишком правильно! И мне не нравится ни как вы говорите, ни как
пялитесь на меня! Пошли вон!
Мы спрашиваем:
-- Простите, сударь, а куры у вас есть?
Продавец утирает белое лицо белым платком. Он спрашивает, уже без
крика:
-- Куры?.. При чем тут куры?
-- Видите ли, если вы не держите кур, то мы, имея в своем распоряжении
определенное количество свежих яиц, могли бы снабжать вас ими в обмен на эти
предметы, совершенно необходимые для нас...
Продавец смотрит на нас и молчит. Мы продолжаем:
-- Цена яиц, сударь, постоянно повышается. С другой стороны, цена
бумаги и карандашей...
Он швыряет нашу бумагу, наши карандаши и нашу тетрадь в сторону двери и
кричит:
-- Убирайтесь! Не нужны мне ваши яйца! Забирайте все это, и чтоб я вас
больше не видел!
Мы аккуратно подбираем наши вещи и говорим:
-- Тем не менее, сударь, мы будем вынуждены вновь прийти к вам, когда
используем эту бумагу и карандаши.
НАША УЧЕБА
Для учебы у нас есть папин словарь и Библия, которую мы нашли на
чердаке бабушкиного дома.
У нас бывают уроки правописания, сочинения, чтения, устного счета,
математики. Еще мы учим наизусть.
Словарь нам нужен для занятий правописанием, для изучения значения
слов, а еще -- чтобы узнавать новые слова, синонимы и антонимы.
Библией мы пользуемся для уроков чтения вслух, диктантов и чтобы учить
наизусть. Теперь мы знаем наизусть целые страницы из Библии.
А сочинения мы пишем так.
Садимся за кухонный стол, разложив на нем бумагу, карандаши и Толстую
тетрадь. Кроме нас, в доме никого нет.
Один из нас говорит:
-- Название твоего сочинения "Приезд к бабушке".
Другой говорит:
-- Название твоего сочинения "Наша работа".
Мы начинаем писать. У нас два часа и по листу бумаги на каждого.
Через два часа мы меняемся сочинениями, с помощью словаря исправляем
друг у друга ошибки, а потом ставим внизу страницы оценку -- "хорошо" или
"плохо". Если отметка -- "плохо", мы бросаем сочинение в огонь и на
следующем уроке пробуем написать на ту же тему еще раз. Если "хорошо", то мы
можем переписать сочинение в Тетрадь.
Правило, по которому мы решаем, что ставить -- "хорошо" или "плохо", --
очень простое: сочинение должно быть правдой. Мы должны описывать, что
происходит, что мы видим, что мы слышим, что мы делаем.
Например, нельзя писать "Бабушка похожа на ведьму", но можно писать
"Люди называют бабушку Ведьма".
Нельзя писать "Городок очень красивый": ведь Городок может быть
красивым для нас и не нравиться кому-то другому.
Нельзя писать "Денщик -- хороший человек", потому что это неправда:
ведь денщик мог сделать много плохих вещей, о которых мы просто не знаем.
Поэтому мы пишем только : "Денщик дал нам одеяла".
Нам можно писать "Мы едим много грецких орехов", но нельзя -- "Мы любим
грецкие орехи", потому что слово "любить" -- слишком неопределенное, в нем
недостает точности и объективности. "Любить орехи" и "любить маму" -- совсем
разные вещи. Первое выражение обозначает приятный вкус во рту, второе --
чувство.
Слова, обозначающие чувства, весьма расплывчаты; всегда лучше избегать
их и придерживаться просто описания предметов, явлений, людей и себя --
иначе говоря, беспристрастного описания фактов.
НАША СОСЕДКА И ЕЕ ДОЧЬ
Наша соседка не такая старая, как наша бабушка. Она живет со своей
дочерью в последнем доме Городка, на самой окраине. Это совсем ветхая
хижина, ее крыша вся дырявая. Вокруг хижины сад, но он совсем не похож на
ухоженный бабушкин сад. Сад соседки весь зарос сорняками.
Соседка весь день сидит на табуретке в своем саду, глядя прямо перед
собой. Мы не знаем, на что она смотрит. Вечером или если собирается дождь,
ее дочь берет ее за руку и уводит в дом. Иногда дочь забывает это сделать,
или ее нет дома, и тогда соседка всю ночь проводит на улице, в любую погоду.
Люди говорят, что наша соседка -- сумасшедшая, что она сошла с ума,
когда мужчина, давший жизнь ее дочери, бросил ее.
Бабушка говорит, что соседка просто ленивая и предпочитает быть бедной
-- лишь бы не работать.
Дочь соседки не выше нас, но она немного старше. Днем она просит
милостыню возле кафе и на перекрестках. На рынке она подбирает подгнившие
овощи и фрукты, которые другие люди выбрасывают, и относит домой. Еще она
ворует все, что может стянуть. Несколько раз нам пришлось выгонять ее из
нашего сада -- она приходила воровать фрукты и яйца.
Однажды мы ловим ее, когда она пьет молоко прямо из вымени одной из
наших коз. Когда она видит нас, она утирает рукой губы и говорит:
-- Не бейте меня.
И добавляет:
-- Я быстро бегаю. Вам меня не догнать.
Мы смотрим на нее. Так близко мы видим ее впервые. У нее заячья губа,
она косоглазая, в носу сопли, глаза красные, а в уголках глаз -- желтая
грязь. На ногах и руках у нее цыпки.
Она говорит:
-- Меня все зовут Заячья Губа. Я люблю молоко.
Она улыбается. Зубы у нее черные.
-- Я люблю молоко, но еще больше я люблю сосать вымя. Это очень
приятно. Оно такое твердое и в то же время мягкое.
Мы молчим. Она подходит к нам ближе.
-- Я и еще кое-что сосать люблю.
Она протягивает к нам руку. Мы отступаем. Она говорит:
-- Вы что, не хотите? Вы не хотите со мной поиграть?.. А мне бы очень
хотелось. Вы такие красивые.
Она опускает глаза и говорит:
-- Я вам противна.
Мы говорим:
-- Нет, ты нам не противна.
-- Я понимаю. Вы еще слишком маленькие, вот и стесняетесь. Но меня
стесняться не надо. Я вас научу очень интересным играм.
Мы говорим:
-- Мы никогда не играем.
-- Что же вы тогда делаете целый день?
-- Работаем и учимся.
-- А я попрошайничаю, ворую и играю.
-- И ты ухаживаешь за своей матерью. Ты хорошая.
Она подходит ближе и говорит:
-- Вы в самом деле думаете, что я хорошая? Взаправду?
-- Да. И если тебе будет что-то нужно, для тебя или для твоей мамы,
скажи нам. Мы будем давать тебе фрукты, овощи, рыбу и молоко.
Она начинает кричать:
-- Не нужны мне ваши фрукты, ваша рыба и ваше молоко! Я это все и сама
могу украсть! Я хочу только, чтобы вы меня любили! Меня никто не любит! Даже
мать! Так и я вас никого не люблю! И мать не люблю!
УПРАЖНЕНИЕ В НИЩЕНСТВЕ
Мы надеваем грязную, рваную одежду, снимаем обувь, натираем грязью лицо
и руки. Мы выходим на улицу. Там мы останавливаемся и ждем.
Когда мимо проходит иностранный офицер, мы вскидываем в приветствии
правые руки, а левые протягиваем ладонью вверх. Чаще всего офицер проходит
мимо, не обращая на нас внимания.
В конце концов один офицер останавливается. Он произносит что-то на
языке, которого мы не понимаем. Он о чем-то нас спрашивает. Мы не отвечаем.
Мы стоим неподвижно -- правая рука поднята в приветствии, левая протянута за
подаянием. Тогда он роется в карманах, кладет нам на грязную ладонь монетку
и кусок шоколада и уходит, покачивая головой.
Мы ждем.
Проходит женщина. Мы протягиваем к ней руки. Она говорит:
-- Бедные вы мои ребятишки! Да вот нет у меня ничего для вас...
Она гладит нас по голове.
Мы говорим:
-- Спасибо.
Другая женщина дает нам два яблока, еще одна -- немного печенья.
Проходит еще одна женщина. Мы протягиваем руку за подаянием. Она
останавливается и говорит:
-- И не стыдно вам попрошайничать? Идите со мной, у меня для вас
найдется работа по силам. Дров наколоть, например, террасу расчистить. Вы
уже достаточно большие и сильные. А потом, если хорошо поработаете, я вас
накормлю супом и хлебом.
Мы отвечаем:
-- Мы не хотим работать на вас, сударыня. И супа вашего не хотим, и
хлеба. Мы не голодны.
Она спрашивает:
-- Так чего ж вы тогда тут попрошайничаете?
-- Чтобы выяснить, каково это, а также чтобы наблюдать за реакцией
людей.
Она уходит, ругаясь:
-- Грязные маленькие оборванцы! Еще и издеваются!..
По дороге домой мы выбрасываем в высокую траву на обочине яблоки,
печенье и монеты.
Но выбросить так же ласку женщины, которая погладила нас по голове, мы
не можем.
ЗАЯЧЬЯ ГУБА
Мы удим рыбу в речке. Прибегает Заячья Губа. Она нас не видит. Она
ложится на траву и задирает юбку. Панталон на ней нет. Мы видим ее голые
ягодицы и волосы между ногами. У нас там волос нет. У Заячьей Губы есть,
хотя не очень много.
Заячья Губа свистит. Прибегает собака. Это наш пес. Заячья Губа
обнимает его и катается с ним по траве. Пес лает, вырывается, отряхивается и
отбегает. Заячья Губа ласково зовет пса и рукой щекочет себя между ног.
Пес возвращается, несколько раз нюхает Заячью Губу между ног и начинает
лизать ее там. Заячья Губа раздвигает ноги и прижимает голову пса к своему
животу. Он тяжело дышит и как бы извивается.
Член пса удлиняется, вытягивается, он тонкий и красный. Пес поднимает
голову и пытается забраться на Заячью Губу. Заячья Губа поворачивается,
встает на четвереньки, подставляет псу зад. Пес кладет передние лапы на
спину Заячьей Губы. Его задние лапы начинают трястись. Он елозит по заду
Заячьей Губы, придвигаясь все ближе. Наконец он, стоя между ног Заячьей
Губы, как бы вдавливается между ее ягодиц. Теперь он быстро двигается
вперед-назад. Заячья Губа вскрикивает и немного погодя падает на живот.
Пес медленно отходит в сторону.
Заячья Губа некоторое время лежит на земле, потом встает, видит нас и
краснеет. Она кричит:
-- Грязные шпики! Что вы тут видели?
Мы отвечаем:
-- Мы видели, как ты играешь с нашим псом.
Она спрашивает:
-- Я все еще ваша подруга?
-- Да. И мы разрешаем тебе приходить и играть с нашим псом так часто,
как ты захочешь.
-- И никому не расскажете о том, что видели?
-- Мы никогда и ничего никому не рассказываем. Можешь нам поверить.
Она садится на траву и плачет:
-- Только животные меня и любят!
Мы спрашиваем:
-- А правда, что твоя мать сумасшедшая?
-- Нет. Просто глухая и слепая.
-- Что с ней случилось?
-- Ничего. Ничего особенного. Просто однажды она вдруг ослепла, а потом
и оглохла. Она говорит, что и со мной то же будет. Видели мои глаза? Когда я
утром просыпаюсь, у меня ресницы склеены. Полные глаза гноя.
Мы говорим:
-- Несомненно, это болезнь, которую можно вылечить при помощи лекарств.
Она говорит:
-- Может быть. Но как пойти к доктору без денег? Да и нет их,
врачей-то. Все на фронте.
Мы спрашиваем:
-- А что у тебя с ушами? Болят?
-- Нет, с ушами у меня все в порядке. И я думаю, у матери тоже. Она
только притворяется, что ничего не слышит: не хочет отвечать ни на какие
вопросы.
УПРАЖНЕНИЯ В СЛЕПОТЕ И ГЛУХОТЕ
Один из нас притворяется слепым, второй -- глухим. Сначала -- для
тренировки -- слепой завязывает глаза одним из бабушкиных платков, а глухой
затыкает уши травой. Платок пахнет плохо, как бабушка.
Мы беремся за руки и выходим на улицу после сигнала воздушной тревоги,
когда все попрятались по погребам и подвалам и улицы совсем опустели.
Глухой описывает все, что видит:
-- Улица длинная и прямая. По сторонам улицы стоят низкие одноэтажные
дома. Они покрашены в голубой, серый, розовый и белый цвет. В конце улицы --
парк и фонтан. Теперь я вижу самолеты. Пять бомбардировщиков. Летят очень
низко.
Слепой говорит медленно, чтобы глухой мог читать по губам:
-- Я слышу самолеты. Они гудят очень низко и тяжело, моторы на полной
мощности -- значит, они загружены бомбами. Вот они прошли над нами. Улетели.
Я опять слышу птиц. Больше никаких звуков.
Глухой читает по губам, что говорит слепой, и отвечает:
-- Да, улица совсем пустая.
Слепой говорит:
-- Ненадолго. Я уже слышу чьи-то шаги в переулке слева.
Глухой говорит:
-- Правильно. Идет мужчина.
Слепой спрашивает:
-- Как он выглядит?
Глухой отвечает:
-- Как все: бедный и старый.
Слепой говорит:
-- Я догадался. Он шаркает, как старик. И он босой -- значит, бедный.
Глухой говорит:
-- Он лысый. В старой солдатской куртке. Штаны у него слишком короткие,
а ноги грязные.
-- А глаза?
-- Не вижу. Он смотрит себе под ноги.
-- А рот?
-- Губы слишком втянуты... наверно, он совсем беззубый.
-- А руки?
-- Он их держит в карманах. Карманы большие и чем-то набиты, сильно
оттопыриваются. Это картошка или грецкие орехи -- судя по форме... Вот он
глядит на нас. Но цвет глаз я не разберу.
-- Еще что ты видишь?
-- Морщины на лице. Глубокие. Как шрамы.
Слепой говорит:
-- Я слышу сигнал отбоя воздушной тревоги. Налет кончился, пошли домой.
Через некоторое время нам уже не нужно завязывать глаза и затыкать уши.
Тот, кто изображает слепого, просто смотрит внутрь, а глухой заставляет себя
ничего не слышать.
ДЕЗЕРТИР
В лесу мы находим человека. Живого, молодого и без формы. Он неподвижно
лежит за кустом и смотрит на нас.
Мы спрашиваем:
-- Почему вы тут лежите?
Он отвечает:
-- Я не могу идти. Я перешел границу. Шел две недели, днем и ночью. В
основном ночью. У меня больше нет сил. Я не ел три дня.
Мы спрашиваем:
-- А почему вы без формы? Все молодые мужчины носят форму -- они все в
армии.
Он говорит:
-- Я больше не хочу быть солдатом.
-- Вы больше не хотите сражаться с врагом?
-- Ни с кем я не хочу сражаться. У меня врагов нет. Я хочу домой.
-- А где ваш дом?
-- Еще далеко... Если я не добуду еды, мне туда не дойти.
Мы спрашиваем:
-- Так почему вы не пойдете и не купите еды? У вас что, денег нет?
-- И денег нет тоже, а главное -- нельзя, чтобы меня видели. Я должен
прятаться. Меня никто не должен увидеть.
-- Почему?
-- Я покинул полк без позволения. Я удрал. Я дезертир. Если меня
поймают -- повесят или расстреляют.
Мы спрашиваем:
-- Как убийцу?
-- Да. Как убийцу.
-- А ведь вы никого убивать не хотите. Просто хотите домой...
-- Да, я только хочу домой...
Мы спрашиваем:
-- Какой еды вам принести?
-- Все равно. Любой.
-- Козий сыр, крутые яйца, хлеб и фрукты. Пойдет?
-- Да, да! Все что угодно!
Мы спрашиваем:
-- Может быть, еще одеяло? Ночи теперь холодные, часто идет дождь...
Он говорит:
-- Да, только так, чтобы вас не заметили. И ведь вы никому не
расскажете, правда? Даже своей матери?..
Мы отвечаем:
-- Нас никто не заметит, мы никогда никому ничего не рассказываем, а
матери у нас нет.
Когда мы возвращаемся с едой и одеялом, он говорит:
-- Вы очень добрые.
Мы отвечаем:
-- Мы не хотим быть добрыми. Мы принесли все это просто потому, что эти
вещи вам совершенно необходимы. Вот и все.
Он говорит:
-- Я не знаю, как вас благодарить. Я вас никогда не забуду.
Его глаза полны слез.
Мы говорим:
-- Знаете, плакать нет смысла. Слезы никому не помогают. Вот мы никогда
не плачем. Хотя мы еще не взрослые, как вы.
Он улыбается и говорит:
-- Вы правы. Простите меня -- я больше не буду плакать. Это все просто
потому, что я так устал...
УПРАЖНЕНИЕ В ГОЛОДАНИИ
Мы говорим бабушке:
-- Сегодня и завтра мы ничего не будем есть. Только пить воду.
Она пожимает плечами:
-- Мне-то что! Но работали чтоб как положено.
-- Конечно, бабушка.
В первый день она убивает курицу и жарит ее в печке. Днем она зовет
нас:
-- Идите есть!
Мы идем на кухню; пахнет очень вкусно. Мы голодные, но не очень. Мы
смотрим, как бабушка разрезает курицу. Она говорит:
-- У-мм, а пахнет-то как! Чуете? Ну что, дать вам по ножке?
-- Нет, бабушка, мы ничего не хотим.
-- Жаль, жаль... Курочка-то удалась.
Она ест курицу руками, облизывает пальцы и вытирает их о фартук. Она
обгладывает и обсасывает кости.
Она говорит:
-- Молоденькая курочка-то, нежная. Ну бывает ли что вкуснее?
Мы говорим:
-- Бабушка, за все время, что мы здесь живем, вы ни разу не готовили
нам курицу.
Она говорит:
-- Ну вот сегодня и сготовила. Ешьте, радуйтесь.
-- Вы же знаете, что мы ничего не едим ни сегодня, ни завтра.
-- А при чем тут я? Очередная ваша дурость.
-- Это одно из наших упражнений. Мы учимся терпеть голод.
-- Ну вот и терпите. Никто вам не мешает.
Мы выходим из кухни и принимаемся за работу в саду. К концу дня мы
начинаем по-настоящему чувствовать голод. Мы пьем много воды. Ночью нам
трудно заснуть. А когда мы все же засыпаем, нам снится еда.
Назавтра в обед бабушка доедает курицу. Мы смотрим, как она ест, но
видим ее будто в тумане. Мы больше не чувствуем голод, но у нас кружится
голова.
Вечером бабушка печет оладьи и ставит их на стол с вареньем и молодым
сыром. Нам нехорошо, желудок сводит, но как только мы ложимся, мы сразу
засыпаем глубоким сном. Когда мы просыпаемся, бабушка уже ушла на рынок. Мы
хотим позавтракать, но в кухне ничего нет. Ни хлеба, ни молока, ни сыра.
Бабушка все заперла в погреб. Мы могли бы отпереть его, но решаем ни к чему
не прикасаться. Мы едим помидоры и огурцы с солью.
Бабушка возвращается с рынка и говорит:
-- Вы сегодня утром не сделали своей работы.
-- Вы должны были нас разбудить, бабушка.
-- Сами должны просыпаться. Да ладно, на первый раз, так и быть,
покормлю вас.
Она варит овощной суп из того, что принесла обратно с рынка. Как
всегда. Мы съедаем совсем немного. После еды бабушка говорит:
-- Дурацкое упражнение. И вредное для здоровья.
МОГИЛА ДЕДУШКИ
Однажды мы видим, как бабушка выходит из дому с лейкой и садовыми
инструментами. Но идет она не в виноградник, а в противоположную сторону. Мы
идем за ней, держась подальше: мы хотим узнать, куда она пошла.
Бабушка идет на кладбище. Она останавливается перед одной из могил и
кладет принесенные инструменты на землю. На кладбище больше никого нет.
Только бабушка и мы.
Прячась за кустами и надгробиями, мы подбираемся ближе. Бабушка
близорукая и плохо слышит; мы можем наблюдать за ней незаметно.
Она выпалывает сорняки с могилы, вскапывает и рыхлит граблями землю,
сажает цветы, приносит из колодца воду и поливает могилу.
Закончив работу, она собирает инструменты, а потом встает на колени
перед деревянным крестом. Она складывает руки, как для молитвы, но то, что
до нас доносится, -- это в основном брань:
-- Дерьмо... ублюдок... свинья... грязный... проклятый...
Когда бабушка уходит, мы осматриваем могилу: она хорошо ухожена. Мы
смотрим на крест -- там написана та же фамилия, что у бабушки. И еще это
мамина девичья фамилия. А имя двойное, написано через черточку, и это --
наши имена.
На кресте есть еще даты рождения и смерти. Легко сосчитать, что дедушка
умер сорока четырех лет, двадцать три года тому назад.
Вечером мы спрашиваем у бабушки:
-- Каким был наш дедушка?
Она говорит:
-- Что? Нет у вас никакого дедушки.
-- Но был. Давно.
-- Нет, не было. Когда вы родились, он уж давно помер. Так что не было
у вас деда -- и все.
Мы спрашиваем:
-- А зачем вы его отравили?
-- О чем это вы?
-- Люди говорят, что вы отравили дедушку.
-- Люди говорят, люди говорят... Ну и пусть себе говорят что хотят.
-- Так вы его не травили?
-- Отстаньте от меня, сукины вы дети! Ничего не доказано, а люди всегда
брешут!
Мы снова спрашиваем:
-- Вы дедушку не любили, мы знаем. Тогда почему вы так ухаживаете за
его могилой?
-- Именно потому! Из-за того, что люди говорят. Чтоб не брехали зря! И
потом -- откуда вы знаете, что я ухаживала за его могилой, а? Вы опять за
мной шпионили, сукины вы дети! Чтоб вас черт взял!..
УПРАЖНЕНИЯ В ЖЕСТОКОСТИ
Воскресенье. Мы ловим курицу и перерезаем ей горло -- как это делала
бабушка. Потом мы приносим курицу на кухню и говорим:
-- Приготовьте ее, бабушка.
Она начинает кричать:
-- Кто вам позволил?! Вы не смеете! Я тут распоряжаюсь, вы, грязные
щенки! Я не стану ее готовить -- лучше сдохнуть!
Мы говорим:
-- Ладно. Тогда мы сами ее приготовим.
Мы начинаем ощипывать курицу, но бабушка отнимает ее у нас:
-- Вы не умеете! Косорукие! Вы меня в гроб вгоните, грязные щенки! За
что такое наказание Господне?!..
Пока курица готовится, бабушка плачет:
-- Лучшая ведь курочка была! Они нарочно ее выбрали! А я ведь ее во
вторник на базар снести хотела!..
Когда мы едим курицу, мы говорим:
-- Очень вкусная курица. Мы теперь будем есть курицу каждое
воскресенье.
-- Каждое воскресенье?! Вы спятили! Вы что, разорить меня хотите?!
-- Мы будем есть курицу каждое воскресенье, нравится это вам или нет.
Бабушка опять плачет:
-- Ну что я им сделала? За что? Бедная я, несчастная!.. Они меня
уморить хотят! Бедную беспомощную старуху! А я к ним была так добра!..
-- Да, бабушка, вы добрая, очень добрая. Вот поэтому вы будете жарить
нам курицу каждое воскресенье, из доброты.
Когда она немного успокаивается, мы говорим ей:
-- Теперь, когда вам надо будет кого-то убить -- курицу или поросенка,
-- скажите нам. Мы это сделаем.
Она говорит:
-- Так вам это дело нравится, что ли?
-- Нет, бабушка. Это как раз потому, что нам не нравится убивать.
Поэтому мы должны привыкнуть к этому.
Она говорит:
-- Ясно. Новое упражнение. Что ж, на сей раз вы правы: надо суметь
убить, коли нужно будет.
Мы начинаем с рыбы. Мы берем рыб за хвост и бьем головой о камень.
Скоро мы привыкаем убивать животных, предназначенных на еду, -- кур,
кроликов, уток. Потом мы привыкаем убивать и тех животных, которых убивать
незачем. Мы ловим лягушек, прибиваем к дощечке и вспарываем им брюхо. Мы
ловим бабочек и прикалываем булавкой к картонке. Скоро у нас получается
хорошая коллекция бабочек.
Однажды мы вешаем нашего рыжего кота на суку. Он висит и при этом
вытягивается так сильно, что становится невероятно длинным. Он бьется в
конвульсиях. Когда он перестает дергаться, мы обрезаем веревку. Он лежит,
вытянувшись, на траве совершенно неподвижно, но потом вдруг вскакивает и
убегает.
С этого времени кот больше не приближается к дому, хотя иногда крутится
поодаль. Он даже не отваживается подойти, чтобы полакать молоко из блюдца,
которое мы ставим для него на крыльцо.
Бабушка говорит:
-- Что-то кот одичал совсем.
Мы говорим:
-- Не беспокойтесь, бабушка, о мышах мы и сами позаботимся.
Мы ставим мышеловки, а пойманных мышей кидаем в кипяток.
ДРУГИЕ ДЕТИ
В Городке мы встречаемся с другими детьми. Школа закрыта, и они весь
день проводят на улице. Есть и старшие ребята, и малыши. У некоторых тут
есть дома и матери, других привезли откуда-то, как нас. Больше всего детей
из Большого Города.
Многие дети живут с людьми, которых они раньше не знали. Им приходится
работать в поле или в винограднике. Люди, у которых они живут, не всегда
добры к ним.
Старшие часто нападают на младших. Они отбирают все, что найдут у
младших в карманах, а иногда и саму одежду. Они их колотят -- особенно
неместных. Это потому, что у малышей из Городка есть матери, которые за них
заступаются.
Нас никто не защищает, и нам приходится защищаться самим.
Мы вооружаемся: обкалываем камни, чтобы у них были острые края,
набиваем песком и камешками носки. У нас есть бритва -- мы нашли ее в комоде
на чердаке, рядом с Библией. Нам достаточно достать бритву, и большие
мальчишки убегают.
Однажды в жаркий полдень мы сидим у колонки, где набирают воду те, у
кого нет своего колодца. Рядом валяются в траве трое больших мальчишек. Там
прохладнее -- в тени деревьев, возле воды, которая все время течет из
колонки.
Приходит Заячья Губа и ставит под струю свое ведро. Вода течет слабо,
она ждет, пока ведро наполнится.
Когда ведро наконец наполняется, один из мальчишек поднимается,
подходит и плюет в ведро. Заячья Губа выливает воду, споласкивает ведро и
снова ставит его под струю.
Когда ведро опять наполняется, встает другой парень и тоже плюет в
ведро. Заячья Губа опять споласкивает ведро и ставит под струю. Теперь она
не дожидается, пока ведро наполнится -- когда ведро налито до половины, она
подхватывает его и пытается убежать.
Третий парень догоняет ее, хватает за руку и плюет в ведро.
Заячья Губа просит:
-- Перестаньте, пожалуйста. Мне нужна вода для питья.
Парень говорит:
-- А вода вполне чистая. Я в нее просто плюнул. Ты же не хочешь
сказать, что моя слюна для тебя недостаточно чистая? Мой плевок чище любой
вещи в вашем доме!
Заячья Губа выливает воду и плачет.
Тогда парень расстегивает ширинку и говорит:
-- Ну-ка пососи! Если отсосешь, так и быть -- дадим тебе налить ведро.
Заячья Губа встает на колени. Парень отходит от нее, говоря:
-- Ты что, и впрямь подумала, что я суну свой член в твой вонючий рот?
Грязная корова!
Он пинает Заячью Губу в грудь и застегивает ширинку.
Тогда подходим мы. Мы поднимаем Заячью Губу с колен, берем у нее ведро,
споласкиваем и наполняем его.
Один из мальчишек говорит:
-- Все, пошли отсюда.
Другой говорит:
-- Ты чего, веселье только начинается!
Первый отвечает:
-- Кончаем. Я этих знаю. Они опасные.
-- Опа-асные? Эти-то засранцы? Гляди, ща их уделаю.
Он подходит к нам и хочет опять плюнуть в ведро, но один из нас дает
ему подножку, а другой бьет по голове набитым песком носком. Парень падает.
Он без сознания. Его приятели смотрят на нас исподлобья, один хочет подойти,
но второй говорит:
-- Ты поосторожнее! Эти ублюдки на все способны. Они мне как-то голову
камнем разбили. И бритва у них есть -- они ей машутся не долго думая. Они
тебе глотку перережут без всякого. Говорю тебе, психи они!
Парни уходят.
Мы отдаем ведро Заячьей Губе. Она спрашивает:
-- Что ж вы сразу за меня не заступились?
-- Мы хотели посмотреть, как ты станешь защищаться.
-- Да что я могла сделать против этих дылд?
-- Например, ударить ведром по голове, расцарапать им лицо, дать ногой
по яйцам, закричать или убежать и вернуться позже.
ЗИМА
Начинает холодать. Перерыв наши чемоданы, мы надеваем все, что там есть
теплого: по нескольку свитеров и по нескольку пар штанов. Но надеть вторые
ботинки поверх наших сношенных до дыр ботинок мы, конечно, не можем. Да и
нет у нас других ботинок. Перчаток тоже нет, нет и шапок. Руки и ноги у нас
в цыпках от холода.
Небо теперь серое, улицы пусты, речка замерзла, а лес засыпан снегом.
Мы больше не можем никуда ходить. Скоро мы останемся без дров.
Мы говорим бабушке:
-- Нам нужны две пары резиновых сапог.
Она отвечает:
-- Еще чего вам нужно? Где я, по-вашему, деньги возьму?
-- Бабушка, у нас дрова кончаются.
-- Значит, экономить их надо.
Мы больше не выходим из дома. Мы делаем разные свои упражнения,
вырезаем из дерева ложки и хлебные доски, учимся до позднего вечера. Бабушка
почти не встает с постели. Она даже на кухню почти не выходит. Нам никто не
мешает.
Едим мы плохо. Не осталось ни овощей, ни фруктов, куры больше не
несутся. Каждый день бабушка приносит из погреба немного сушеных бобов и
несколько картофелин -- хотя погреб забит копченым мясом, колбасой и банками
варенья.
Иногда приходит почтальон. Он звонит в велосипедный звонок, и бабушка
выходит из дома. Почтальон мусолит карандаш, пишет что-то на бумажке и
передает бумажку бабушке, которая ставит на ней крестик. Тогда почтальон
дает ей какие-то деньги, пакет или письмо и, насвистывая, едет обратно.
Бабушка запирается с посылкой или деньгами в своей комнате. Письма она
кидает в печку.
Мы спрашиваем ее:
-- Бабушка, почему вы выкидываете письма не читая?
Она отвечает:
-- Я читать не умею. В школу я не ходила, всю жизнь только и знала, что
работала. Я-то не то что вы, не балованная.
-- Мы могли бы читать вам вслух.
-- Никто не должен читать мои письма.
Мы спрашиваем:
-- Кто посылает вам посылки, деньги и письма?
Она не отвечает.
На другой день, когда она спускается в погреб, мы обыскиваем ее
комнату. Под кроватью лежит посылка -- ящик вскрыт, в нем свитера, шарфы,
шапки и перчатки. Мы ничего не говорим бабушке, чтобы она не узнала, что у
нас есть ключ от ее комнаты.
После ужина мы ждем. Бабушка прикладывается к своей бутылке с водкой, а
потом, пошатываясь, идет в спальню и открывает дверь ключом, который висит у
нее на поясе. Мы проскакиваем в комнату за ней и толкаем бабушку в спину.
Она падает на кровать, а мы делаем вид, что ищем что-то, и находим посылку.
Мы говорим:
-- Бабушка, это нехорошо. Мы мерзнем, у нас нет теплых вещей, мы не
можем выйти из дому, а вы хотите продать все, что мама связала для нас и
прислала нам.
Бабушка не отвечает, только плачет.
Мы говорим ей:
-- Это мама посылает вам деньги и пишет письма.
Бабушка говорит:
-- Не мне она пишет. Она отлично знает, что я неграмотная. Вы тут
живете, вот она и пишет. Да только не нужны мне ее письма! Ничего мне от нее
не нужно!
ПОЧТАЛЬОН
Теперь мы караулим почтальона у калитки. Почтальон -- старик. Он носит
фуражку и ездит на велосипеде с двумя кожаными сумками на багажнике.
Когда он приезжает, мы не даем ему позвонить -- мы мигом отвинчиваем
звонок, чуть только он останавливается.
Он спрашивает:
-- Где ваша бабушка?
Мы говорим:
-- Это не важно. Отдайте нам то, что привезли.
Он говорит:
-- Ничего нет.
Он хочет уехать, но мы толкаем его и валим в снег. Велосипед падает на
него сверху, почтальон ругается.
Мы обыскиваем его сумки и находим письмо и бланк почтового перевода. Мы
забираем письмо и говорим:
-- Отдайте нам деньги.
Он говорит:
-- Нет. Это адресовано вашей бабушке.
Мы говорим:
-- Но это для нас. Это послала нам мама. Если вы не отдадите деньги, мы
не дадим вам встать и вы будете лежать, пока не замерзнете насмерть.
Он говорит:
-- Ладно, ладно. Помогите встать -- мне ногу велосипедом прижало.
Мы поднимаем велосипед и помогаем подняться почтальону. Он очень худой
и совсем легкий. Он достает из кармана деньги и дает нам.
Мы спрашиваем:
-- Подпись вам нужна? Или крестик?
Он говорит:
-- Крестик сойдет. Один крестик ничуть не хуже другого.
И добавляет:
-- Вы, в общем, правы, что защищаетесь. Всякий знает, что за штука ваша
бабка. Скареднее ее нигде не сыщешь. Так, значит, матушка вам все это
посылает, да? Она у вас ничего. Я ее еще девчонкой помню. Она правильно
сделала, что уехала, -- тут бы кто ее замуж взял? Со всеми этими слухами...
Мы спрашиваем:
-- Какими слухами?
-- Да что она муженька своего отравила. Я имею в виду -- бабка ваша
своего мужа. Да это старая история. Ее за то Ведьмой и прозвали.
Мы говорим:
-- Мы не хотим, чтобы кто-нибудь говорил гадости про бабушку.
Почтальон разворачивает велосипед и говорит:
-- Ну, как хотите. Но вам надо об этом знать.
Мы говорим:
-- Мы и раньше знали. А вы теперь отдавайте всю почту нам. Иначе мы вас
убьем. Вам ясно?
Почтальон говорит:
-- С вас станется. Да черт с вами, получите вы свою почту, мне-то все
равно. А уж на Ведьму мне вообще наплевать.
Он уходит, толкая велосипед. Он хромает, чтобы показать, как мы его
сильно покалечили.
На следующий день мы, тепло одевшись, идем в город купить себе
резиновые сапоги на присланные мамой деньги. Ее письмо мы несем под рубашкой
по очереди.
САПОЖНИК
Сапожник живет и работает в подвале дома возле железнодорожной станции.
Комната очень большая. В одном углу стоит кровать, в другом -- кухонная
плита и стол. Мастерская устроена под окном, которое выходит на улицу на
уровне мостовой. Сапожник, окруженный обувью и инструментами, сидит на
низкой табуретке. Он смотрит на нас поверх очков; смотрит на наши изношенные
и потрескавшиеся ботинки из когда-то хорошей лакированной кожи.
Мы говорим:
-- Доброе утро. Мы бы хотели приобрести теплые непромокаемые сапоги. Вы
такие продаете? Деньги у нас есть.
Он отвечает:
-- Да сапоги-то у меня есть. Но те, что с подкладкой, теплые, очень
дорого стоят.
Мы говорим:
-- Нам абсолютно необходимы такие сапоги. У нас мерзнут ноги.
Мы выкладываем все свои деньги на прилавок.
Сапожник говорит:
-- Тут только на одну пару наберется. Ну, да вам одной пары хватит.
Размер у вас одинаковый. Будете носить их по очереди.
-- Это невозможно. Мы друг без друга никогда не ходим. Мы всегда
вместе.
Сапожник говорит:
-- Так скажите, чтоб родители вам еще денег дали.
-- У нас нет родителей. Мы живем с бабушкой, которую тут называют
Ведьмой. Она не даст нам денег.
Сапожник говорит:
-- Ведьма -- ваша бабушка? Бедные мальчики! И вы пришли сюда от самого
ее дома в этих ботинках!..
-- Да. У нас есть только эти ботинки. А чтобы пережить зиму, нам нужна
хорошая обувь. Нам надо ходить в лес за дровами, надо расчищать снег во
дворе. Поэтому нам абсолютно необходимы...
-- Две пары теплых непромокаемых сапог?
Сапожник смеется и дает нам две пары сапог:
-- Примерьте-ка.
Мы надеваем сапоги, они нам точно впору.
Мы говорим:
-- Мы берем их. За вторую пару мы заплатим вам весной, когда сможем
продавать рыбу и яйца. Или, если хотите, мы наносим вам дров.
Сапожник отдает нам наши деньги:
-- Вот, возьмите эти ваши деньги, они мне ни к чему. Купите себе лучше
теплые носки. А сапоги я вам так дам, потому что они таки вам абсолютно
необходимы.
Мы говорим:
-- Мы не хотим брать подарки.
-- Это почему же?
-- Потому что мы не хотим говорить "спасибо".
-- Так а кто вас заставляет? Берите свои сапоги и ступайте себе. Нет!
Постойте! Возьмите вот еще тапочки, и эти вот сандалии на лето, да и эти
башмаки тоже -- они очень крепкие. Берите все, что нравится!
Мы спрашиваем:
-- Но почему вы дарите нам все это?
-- Потому что мне все это уже не нужно. Я скоро уезжаю.
Мы спрашиваем:
-- Куда вы уезжаете?
-- Кто знает? Увезут меня да и убьют...
Мы спрашиваем:
-- Кто хочет вас убить и за что?
Он говорит:
-- Не задавайте глупых вопросов, мальчики. Убирайтесь.
Мы берем ботинки, тапочки и сандалии. Сапоги уже на нас. Мы
останавливаемся на пороге и говорим:
-- Надеемся, они все-таки не увезут вас. Или если и увезут, то, может,
не убьют. До свидания, сударь, и -- спасибо. Спасибо вам большое.
Когда мы приходим домой, бабушка спрашивает:
-- Где вы это украли, висельники?
-- Мы не крали. Это подарок. Не все такие жадные, как вы, бабушка.
КРАЖА
Теперь, когда у нас есть теплая одежда и обувь, мы снова можем выходить
на улицу. Мы катаемся по льду на речке, ходим за дровами. Мы берем в лес
топор и пилу. Собирать валежник и хворост больше нельзя -- слишком много
снега на земле. Мы залезаем на деревья, спиливаем мертвые ветви и на земле
рубим их топором. За работой совсем не холодно -- мы даже потеем. Поэтому мы
снимаем перчатки и кладем их в карман, чтобы не снашивались слишком быстро.
Однажды, возвращаясь с двумя вязанками дров, мы делаем крюк, чтобы
навестить Заячью Губу.
Снег перед крыльцом не расчищен, и следов на нем нет. Труба не дымится.
Мы стучим в дверь, никто не отвечает. Мы толкаем дверь и заходим.
Вначале мы ничего не видим -- в доме слишком темно, но вскоре наши глаза
привыкают к темноте.
Единственная комната служит и кухней, и спальней. В самом темном углу
стоит кровать. Мы подходим к кровати и зовем. Кто-то шевелится под одеялом и
грудой тряпья, и появляется голова Заячьей Губы.
Мы спрашиваем:
-- Твоя мама дома?
Она говорит:
-- Да.
-- Она умерла?
-- Я не знаю.
Мы кладем дрова на пол и растапливаем печку, потому что в доме так же
холодно, как и на улице. Потом мы идем в бабушкин дом и берем картошки и
сушеных бобов из погреба. Мы доим козу и приносим все это в дом соседки. Мы
греем молоко, растапливаем в кастрюле снег и ставим вариться бобы, а
картошку запекаем в печке.
Заячья Губа встает с постели и садится у огня.
Оказывается, соседка не умерла. Мы вливаем ей в рот немного горячего
молока. Мы говорим Заячьей Губе:
-- Когда будет готово, поешь и покорми свою маму. Мы еще придем.
На деньги, которые сапожник вернул нам, мы купили несколько пар носков,
но мы потратили не все деньги. Теперь мы идем к бакалейщику и покупаем
немного муки, а также берем немного сахара и соли тайком, без денег. Мы идем
к мяснику, покупаем маленький кусок копченого сала, а также берем большую
колбасу и не платим за нее. Со всем этим мы возвращаемся в дом Заячьей Губы.
Они с матерью уже съели все, что мы принесли. Мать все еще в постели, а
Заячья Губа моет кастрюлю и миски.
Мы говорим ей:
-- Мы будем каждый день приносить вам вязанку дров, а также немного
картошки и бобов. Но на все остальное вам нужны деньги. У нас денег больше
нет, а без денег в лавку идти нельзя. Если хочешь что-то украсть, надо
что-то и купить.
Она говорит:
-- С ума сойти, какие вы умные. Вы говорите правильно. Только меня в
лавки все равно и не пускают... Но я никогда не думала, что вы способны на
воровство.
Мы говорим:
-- Почему бы и нет? Это можно считать нашим упражнением в ловкости. Но
нам необходимо сколько-нибудь денег. Абсолютно необходимо.
Она некоторое время раздумывает и говорит:
-- Пойдите к приходскому священнику, попросите у него. Он давал мне
иногда деньги за то, что я показывала ему свою щелку.
-- Он что, просил тебя об этом?
-- Да. И еще он иногда совал туда палец. А потом давал мне деньги,
чтобы я никому не рассказывала. Так вы скажите ему, что вам нужны деньги для
Заячьей Губы и ее матери.
ШАНТАЖ
Мы идем к приходскому священнику. Он живет в большом доме около церкви.
Мы дергаем за шнурок звонка. Дверь открывает старая женщина:
-- Чего вам надо?
-- Мы хотим видеть священника.
-- Зачем?
-- Люди умирают.
Старая женщина проводит нас в переднюю и стучит в дверь.
-- Святой отец, -- зовет она, -- тут пришли насчет соборования!
Из-за двери отвечает голос:
-- Иду, иду! Скажите им обождать!
Мы ждем несколько минут. Из комнаты выходит высокий худой человек со
строгим лицом. Он одет во что-то вроде белого с золотом плаща поверх темной
одежды. Он спрашивает:
-- Где умирающий? Кто вас ко мне послал?
-- Заячья Губа и ее мать.
Он говорит:
-- Мне нужны настоящие имена этих людей.
-- Мы не знаем, как их зовут. Это слепая и глухая женщина с дочерью,
они живут в последнем доме на краю Городка. Они умирают от голода и холода.
Священник говорит:
-- Хотя мне ничего не известно об этих людях, я готов дать им последнее
помазание. Пойдемте, вы покажете дорогу.
Мы говорим:
-- Им еще не нужно последнее помазание. Им нужно немного денег. Мы
принесли им дров, немного картошки и сушеных бобов, но больше мы ничего не
можем им дать. Заячья Губа послала нас к вам. Вы раньше давали иногда ей
немного денег.
Священник говорит:
-- Возможно, возможно. Я многим беднякам давал денег. Но не могу же я
всех их помнить... Вот, держите!
Он роется в карманах под своей накидкой и дает нам немного денег. Мы
берем их и говорим:
-- Это немного. Это слишком мало. Этого не хватит даже на одну буханку
хлеба.
Он говорит:
-- Мне очень жаль, но бедняков слишком много. А прихожане почти
перестали жертвовать храму. Всем сейчас трудно. Ступайте, Господь вас
благослови!
Мы говорим:
-- Мы согласны взять эти деньги сейчас, но завтра нам придется прийти
снова.
-- Что? Что это значит? Завтра? Я вас не впущу. Убирайтесь немедленно!
-- Завтра мы будем звонить, пока вы не откроете. Мы будем стучать в
окна, колотить в дверь ногами и всем расскажем, что вы делали с Заячьей
Губой.
-- Я ничего не делал с Заячьей Губой... Я даже не знаю, кто это такая.
Она все выдумывает. Кто примет всерьез россказни сумасшедшего ребенка,
дурочки! Вам никто не поверит. Все, что вы говорите, -- неправда!
Мы говорим:
-- Не важно, правда это или нет. Важно, что это скандал. Люди любят
скандалы...
Священник садится на стул и утирает лицо платком.
-- Это ужасно. Вы понимаете хоть, как называется то, что вы делаете?
-- Да, сударь. Это шантаж.
-- В ваши годы... Как это прискорбно!
-- Да, сударь, прискорбно, что им пришлось прибегнуть к этому. Но
Заячьей Губе и ее матери абсолютно необходимы деньги.
Священник встает, стаскивает свою бело-золотую накидку и говорит:
-- Это испытание, ниспосланное Господом. Надо смириться... Сколько вам
надо? Я ведь не слишком богат, правда.
-- Вдесятеро больше того, что вы нам сейчас дали. Раз в неделю. Мы не
просим у вас невозможного.
Он вытаскивает из кармана деньги и дает нам:
-- Приходите по субботам. Только не думайте, что я поддался на ваш
шантаж! Я делаю это единственно из милосердия.
Мы говорим:
-- Конечно, святой отец. Мы от вас ничего другого и не ждали.
ОБВИНЕНИЯ
Однажды вечером денщик заходит к нам на кухню. Мы не видели его
довольно давно. Он говорит:
-- Вы идти помогать разгружать машину.
Мы обуваемся и выходим наружу -- там, у калитки, стоит легковой
вездеход, джип. Денщик дает нам ящики и картонные коробки, а мы носим их в
комнату офицера.
Мы спрашиваем:
-- Что, офицер приезжает сегодня? Мы еще так и не видели его.
Денщик говорит:
-- Офицер нет приезжать здесь зима. Может, никогда. Он не есть
счастливый в любви. Может, потом найти другой. Вы забывать, не слушать --
такая история не есть для вы. Вы приносить теперь дерево для печка, греть
комната.
Мы приносим дрова, растапливаем маленькую железную печку. Денщик
открывает коробки и ящики и ставит на стол бутылки с вином, бренди, пивом и
разную еду -- колбасу, мясные и овощные консервы, рис, печенье, шоколад,
сахар и кофе.
Денщик откупоривает бутылку, отпивает и говорит:
-- Я греть еда в котелке, на керосинка. Сегодня есть, пить, петь песни
с друзья. Мы праздновать победа над врагом. Скоро мы выиграть войну с новый
чудо-оружие!
Мы спрашиваем:
-- Война скоро кончится?
Он говорит:
-- Да, совсем скоро! Зачем вы так смотреть на еда на этом столе? Если
вы есть голодный, вы кушать шоколад, печенье, колбаса.
Мы говорим:
-- Люди умирают от голода.
-- И что? Не надо думать про это. Много людей умирать от голода и еще
от разное. Не думать про это. Мы кушать, и мы нет умирать.
Он смеется.
Мы говорим:
-- Мы знаем слепую и глухую женщину, которая живет неподалеку отсюда со
своей дочерью. Они не переживут эту зиму.
-- Это не есть мой вина.
-- Нет, это ваша вина. Ваша и вашей страны. Вы принесли нам войну.
-- А до войны, тогда как они жить, эта слепая женщина и дочь?
-- До войны они жили подаянием. Люди отдавали им старую одежду и обувь,
приносили им еду. Сейчас у людей у самих ничего нет. Все бедные или боятся
стать бедными. Война сделала их жадными и эгоистичными.
Денщик кричит:
-- Не есть мое дело! Мой все равно! Хватит! Молчать!
-- Да, вам все равно, а вы едите нашу еду.
-- Нет вашу еду! Я брать еду в магазин, в казарма!
-- Все, что сейчас на столе, из нашей страны: напитки, консервы,
печенье, сахар. Наша страна кормит вашу армию.
Лицо денщика краснеет. Он садится на кровать, кладет голову на руки:
-- Вы думать, после война я хотеть еще приезжать в ваш грязный страна?
Я много лучше дома! Я жить тихо, делать стулья, столы! Пить вино от моя
страна, веселиться с девушки! Здесь все есть недобрые, даже вы, дети! Вы
говорить, это есть моя вина. Я могу сделать что? Если я говорить -- не
хотеть на войну, не идти в ваша страна, меня паф-паф, расстрелять!.. Вы
забирать все, все на этот стол. Праздник есть конец. Я есть печальный, вы
есть очень недобрый ко мне.
Мы говорим:
-- Мы не хотим брать все. Только несколько банок консервов и немного
шоколада. Но вы могли бы приносить нам, по крайней мере пока стоит зима,
сухое молоко, муку и что-нибудь еще.
Он говорит:
-- Это я мочь. Завтра вы идти со мной в дом к слепая женщина. Но потом
вы не злой ко мне, добрый. Да?
Мы говорим:
-- Да.
Денщик смеется. Приходят его товарищи, а мы уходим. Всю ночь мы слышим,
как они поют.
ЭКОНОМКА СВЯЩЕННИКА
Как-то утром, уже в конце зимы, мы сидим на кухне с бабушкой. Раздается
стук в дверь, и входит молодая женщина. Она говорит:
-- Доброе утро. Я пришла купить картошки для...
Она замолкает и смотрит на нас:
-- Господи, до чего хорошенькие!
Она пододвигает табуретку и садится:
-- Подойди-ка ко мне! Вот ты!
Мы не двигаемся с места.
-- Или ты!
Мы не подходим. Она смеется:
-- Да что это вы? Подойдите -- вы что, боитесь?
Мы говорим:
-- Мы никого не боимся.
Мы подходим к ней, она говорит:
-- Силы небесные, какие же вы красавчики! Но до чего грязные!
Бабушка спрашивает:
-- Чего вам надобно?
-- Картошки для священника. Но отчего вы такие чумазые, мальчики? Вы
что, никогда не моетесь?
Бабушка сердито говорит:
-- Не ваше дело. Почему старуха не пришла?
Молодая женщина смеется:
-- Старуха! Она моложе вас была. Но она вчера умерла. Она была моей
тетей. Я теперь вместо нее.
Бабушка говорит:
-- Она меня на пять лет была старше. Померла, значит?.. Так сколько вам
картошки надо?
-- Килограмм десять или больше, если есть. И еще яблок. И еще... что у
вас есть? Священник тощий, как кочерга, а в чулане у него хоть шаром покати.
Бабушка говорит:
-- Осенью думать надо было!
-- Не было меня осенью. Я только со вчерашнего дня у него.
Бабушка говорит:
-- Учтите, в это время еда недешево стоит -- дело-то к концу зимы!
Молодая женщина снова смеется:
-- Называйте вашу цену. Выбирать-то нам не из чего! В лавках тоже почти
ничего нет.
-- Скоро нигде ничего не останется...
Бабушка хихикает и выходит. Мы остаемся с экономкой священника. Она
спрашивает:
-- Так отчего вы не моетесь?
-- У нас нет ни ванны, ни мыла. Негде мыться и нечем.
-- А ваша одежда! Ну и тряпье, ну и грязь! У вас что, и надеть больше
нечего?
-- Есть еще одежда в чемоданах, что под лавкой, но она вся грязная и
рваная. Бабушка никогда не стирает.
-- Так Ведьма вам бабка? Ну дела!
Бабушка возвращается с двумя мешками:
-- За все десять серебряных монет или одна золотая. Бумажки я не беру.
Скоро они ничего стоить не будут.
Экономка спрашивает:
-- В мешках-то что?
Бабушка отвечает:
-- Еда. Хотите -- берите, хотите -- нет.
-- Беру, беру. Деньги завтра принесу. Может быть, мальчики помогут
донести мешки?
-- Может, и помогут, коли захотят. Они могут и не захотеть -- никого не
слушают.
Экономка спрашивает нас:
-- Вы ведь поможете мне, правда? Вы возьмете по мешку, а я возьму ваши
чемоданы.
Бабушка спрашивает:
-- Чемоданы тут при чем?
-- Я постираю их вещи. Принесу их завтра, вместе с деньгами.
Бабушка хихикает:
-- Постирать их вещи! Ну, коли вам делать нечего...
Мы выходим из дому с экономкой и несем мешки к дому священника. У
экономки две длинные светлые косы, они мотаются по накинутой на плечи черной
шали. Косы у нее до пояса. Она идет, качая бедрами под красной юбкой. Мы
видим ее ноги между башмаками и юбкой -- чулки у нее черные, на правом петля
спустилась.
КУПАНИЕ
Мы приходим в дом священника. Экономка впускает нас через черный ход.
Мы кладем мешки в кладовой и идем за экономкой в прачечную. Здесь от стены к
стене натянуты веревки для белья, стоят всякие чаны и баки, а также цинковая
ванна странной формы -- она похожа на глубокое кресло.
Экономка открывает наши чемоданы, замачивает нашу одежду в холодной
воде, потом начинает разводить огонь под двумя большими котлами. Она
говорит:
-- Что вам сразу понадобится надеть, я прямо сейчас постираю. Пока вы
моетесь, все и высохнет. А прочее завтра принесу -- все равно там еще шить и
штопать надо.
Она наливает в ванну горячей воды, потом добавляет холодной.
-- Ну, кто первый?
Мы не двигаемся.
Она говорит:
-- Ну, кто? Ты или ты? Давайте раздевайтесь!
Мы спрашиваем:
-- Вы что, не уйдете, пока мы моемся?
Она громко смеется:
-- Че-го? Разумеется, не уйду! Я вам еще спину и голову помою. Вы же не
станете меня стесняться, а? Я вам, можно считать, в матери гожусь!
Мы по-прежнему не двигаемся. Тогда она начинает раздеваться сама:
-- Ну ладно. Тогда я вымоюсь первой. Видите, я-то вас не стесняюсь! Вы
ведь еще маленькие.
Она напевает что-то себе под нос, но краснеет, когда видит, что мы
разглядываем ее. У нее тугие груди с острыми концами, похожие на воздушные
шарики, которые надули не до конца. Кожа у нее очень белая, и на ней много
белых волос. Не только между ног и под мышками, но и на животе и бедрах. Она
продолжает напевать и намыливается. Потом она смывает пену, выходит из ванны
и быстро накидывает купальный халат. Потом она меняет воду в ванне и,
повернувшись к нам спиной, берется за стирку. Тогда мы раздеваемся и
забираемся в ванну вдвоем -- места нам в ванне вполне достаточно.
Через некоторое время она протягивает нам две большие белые простыни:
-- Надеюсь, вы хорошенько оттерли всю грязь!
Мы садимся на лавку, завернувшись в простыни, -- ждем, пока высохнет
наша одежда. Прачечная полна пара, очень тепло. Экономка подходит к нам с
ножницами:
-- Теперь я вам ногти подстригу. И хватит валять дурака -- я вас не
съем!
Она обрезает нам ногти на руках и ногах. Потом она стрижет нам волосы.
Она целует нас в лицо и шею и не переставая говорит:
-- О! Какие чудные ножки, такие красивые, такие чистенькие! О! Какие
хорошенькие ушки, какая нежная шейка! О! Как бы я хотела, чтобы у меня было
два таких милых, красивых сыночка, как вы, два моих милых мальчика! Я бы их
ласкала и щекотала, вот так, вот так!
Она гладит и целует нас по всему телу. Она языком щекочет нам шею,
подмышки и между ягодиц. Потом она встает перед скамьей на колени и сосет
наши члены, которые от этого становятся больше и тверже. Потом она садится
между нами, обнимает нас и крепко прижимает к себе:
-- Если бы у меня было два таких малыша, я бы им давала пить сладкое
молочко -- вот так, вот так!
Она прижимает нас к груди, которая теперь вся снаружи, потому что халат
распахнулся, и мы сосем розовые концы грудей, которые становятся очень
твердыми. Она засовывает руки под халат и трет себя между ног:
-- Ах, были бы вы чуток постарше!.. О! Как хорошо играть с вами!..
Она вздыхает, задыхается и потом вдруг застывает неподвижно.
Когда мы уже уходим, она говорит нам:
-- Приходите сюда купаться каждую субботу. И приносите грязную одежду.
Я хочу, чтобы вы были всегда чистыми.
Мы говорим:
-- Мы будем приносить вам дрова за вашу работу. А летом -- еще грибы и
рыбу.
СВЯЩЕННИК
На следующую субботу мы снова приходим мыться. После купания экономка
говорит нам:
-- Пойдем в кухню. Я вам дам чаю и хлеба с маслом.
Когда мы едим хлеб с маслом, входит священник.
Мы говорим:
-- Доброе утро, сударь.
Экономка говорит:
-- Святой отец, это мои подопечные. Они внуки старухи, которую кличут
Ведьмой.
Священник говорит:
-- Да, я их знаю. Идите за мной.
Мы идем за ним, проходим через комнату, в которой ничего нет, только
большой круглый стол со стульями вокруг да распятие на стене, потом входим в
довольно темную комнату, от пола до потолка заставленную книгами. Напротив
двери -- божница с распятием, у окна -- стол, в углу -- узкая кровать, у
стены три стула. Больше мебели нет.
Священник говорит:
-- Вы сильно изменились. Вы чистые и выглядите просто как два ангела...
Садитесь.
Он пододвигает два стула к столу, мы садимся. Сам он садится за стол,
достает конверт и вручает его нам:
-- Вот деньги.
Мы принимаем конверт и говорим:
-- Скоро можно будет перестать давать им деньги. Летом Заячья Губа и
сама справляется.
Священник говорит:
-- Нет. Я и летом буду помогать этим двум женщинам. Мне стыдно, что я
не делал этого раньше. А сейчас поговорим кое о чем другом, ладно?
Он смотрит на нас, мы молчим. Тогда он говорит:
-- Я никогда не видел вас в церкви.
-- Мы не ходим в церковь.
-- А вы молитесь когда-нибудь?
-- Нет, сударь. Не молимся.
-- Бедные заблудшие овечки. Я сам буду молиться за вас... Читать-то вы
хоть умеете?
-- Да, сударь. Умеем.
Священник дает нам книгу:
-- Вот, прочтите это. Вы найдете здесь прекрасные рассказы об Иисусе
Христе и о святых.
-- Мы знаем все это, сударь. У нас есть Библия. Мы уже читали и Ветхий
Завет, и Новый.
Священник поднимает темные брови:
-- Что? Вы прочли все Святое Писание?
-- Да, сударь. Мы даже знаем некоторые главы наизусть.
-- Какие, например?
-- Некоторые главы книг Бытия, Исхода, Екклесиаста, Откровения Иоанна и
других.
Священник какое-то время сидит молча, затем говорит:
-- Стало быть, вы должны знать и десять заповедей. А соблюдаете ли вы
их?
-- Нет, сударь, не соблюдаем. Да и никто не соблюдает. Сказано "Не
убий", а все только и делают, что убивают.
Священник говорит:
-- Что поделаешь... Война...
Мы говорим:
-- Мы бы хотели прочесть и другие книги, кроме Библии, но у нас других
книг нет. А у вас книг много. Вы могли бы давать их нам почитать.
-- Эти книги будут слишком сложны для вас.
-- Они сложнее, чем Библия?
Священник смотрит на нас пристально и спрашивает:
-- Какие же книги вы хотели бы прочесть?
-- Книги по истории и географии. Книги о реальных вещах, а не
выдуманных.
Священник говорит:
-- К следующей субботе я подберу вам подходящие книги. А теперь
оставьте меня. Ступайте на кухню и допивайте ваш чай...
ЭКОНОМКА И ДЕНЩИК
Мы с экономкой собираем в саду вишни, когда подъезжают на джипе денщик
и иностранный офицер. Офицер идет мимо нас прямо в свою комнату, денщик
останавливается и говорит:
-- Доброе утро, маленькие друзья, доброе утро, красавица! Вишня уже
есть спелый? Я сильно любить вишня, я сильно любить молодой красавица!
Офицер зовет его из окна, денщик уходит. Экономка говорит:
-- Почему вы не сказали мне, что в вашем доме есть взрослые мужчины?
-- Они же иностранцы.
-- Ну и что? Офицер-то красавец...
Мы спрашиваем:
-- А денщик вам, значит, не понравился?
-- Он толстяк и коротышка.
-- Зато он неплохой человек, и веселый. И хорошо говорит по-нашему.
Она говорит:
-- Мне все равно. Мне нравится офицер.
Офицер выходит из дома и садится на скамейку под окном.
Корзинка экономки уже полна, она может возвращаться в дом священника,
но она не уходит. Она поглядывает на офицера и громко хохочет. Она хватается
за ветку дерева, повисает на ней, раскачивается, спрыгивает и падает в
траву, наконец она срывает ромашку и кидает ее к ногам офицера. Офицер
встает и уходит в комнату. Вскоре он выходит, садится в джип и уезжает.
Из окна высовывается денщик и кричит:
-- Кто может помочь несчастному человеку убирать один очень грязный
комната?
Мы говорим:
-- Мы поможем.
Он говорит:
-- Надо женщина для помогать. Надо молодой красавица!
Мы говорим экономке:
-- Пойдем поможем ему.
Мы втроем входим в комнату офицера. Экономка берет веник и начинает
подметать. Денщик садится на кровать и говорит:
-- Я спать. Я видеть принцесса во сне. Принцесса должен щипать меня,
чтобы будить.
Экономка хохочет и сильно щиплет денщика за щеку.
Денщик кричит:
-- Теперь я просыпался! Я теперь тоже хочу щипать злая принцесса!
Он хватает экономку и щиплет ее за зад. Экономка вырывается, но денщик
держит ее крепко. Он говорит нам:
-- Вы, на улицу! И закрыть дверь!
Мы спрашиваем экономку:
-- Нам остаться с вами?
Она смеется:
-- Зачем это? Я могу и сама о себе позаботиться!
Тогда мы выходим и закрываем дверь. Экономка подходит к окну, улыбается
нам, захлопывает ставни и задергивает занавески. Мы идем на чердак и через
дырки в полу наблюдаем за тем, что происходит в комнате офицера.
Денщик и экономка лежат в постели. Экономка совсем голая, на денщике
только рубашка и носки. Он лежит на экономке, и оба дергаются вперед-назад и
вправо-влево. Денщик всхрапывает, как бабушкин кабан, а экономка
вскрикивает, будто ей больно, но в то же время она смеется и говорит:
-- Да, да, да! О! О! О!..
Начиная с этого дня экономка часто приходит к денщику, и они запираются
вдвоем. Мы иногда подглядываем за ними, но не каждый раз.
Денщик больше всего любит, когда экономка встает на четвереньки, тогда
он берет ее сзади.
Экономка больше любит, когда денщик лежит на спине. Тогда она садится к
нему на живот и начинает приподниматься и опускаться, словно едет верхом.
Денщик иногда дает экономке шелковые чулки или одеколон.
ИНОСТРАННЫЙ ОФИЦЕР
Мы в саду занимаемся упражнениями в неподвижности. Очень тепло, мы
лежим на спине в тени грецкого ореха. Сквозь листья мы видим облака и небо.
Дерево и его листья неподвижны; облака тоже кажутся неподвижными, но если
смотреть на них долго, можно увидеть, как они меняют форму и медленно
движутся.
Бабушка выходит из дома. Проходя мимо нас, она поддает ногой песок и
камушки так, что они летят нам в лицо. Она бормочет что-то себе под нос и
уходит в виноградник на свою сиесту.
Офицер сидит на лавке под своим окном, голый по пояс. Он сидит на самом
солнцепеке, закрыв глаза и прислонившись к беленой стене. Неожиданно он
поднимается и подходит к нам, говорит что-то, но мы не отвечаем и не глядим
на него. Он возвращается на свою лавку.
Позже денщик говорит нам:
-- Офицер хочет, чтобы вы идти говорить с ним.
Мы не отвечаем. Он снова говорит:
-- Вы вставать и идти. Если не слушаться, офицер сердитый.
Мы не шевелимся.
Офицер говорит что-то, и денщик уходит в дом. Мы слышим, как он поет,
прибираясь в комнате.
Когда солнце касается крыши дома возле трубы, мы встаем. Мы идем к
офицеру и встаем перед ним. Он зовет денщика. Мы спрашиваем:
-- Чего он хочет?
Офицер спрашивает что-то, денщик переводит:
-- Офицер спрашивать, почему вы не двигаться, почему молчать?
Мы говорим:
-- Это было наше упражнение в неподвижности.
Денщик опять переводит:
-- Офицер говорить, вы два делать много упражнений. Другие упражнения
тоже. Он видеть, как вы бить друг друга ремнем.
-- Это было упражнение в перенесении боли.
-- Офицер спрашивать, зачем вы делать все это?
-- Чтобы привыкнуть к боли.
-- Он спрашивать, вам есть удовольствие от боли?
-- Нет. Мы хотим только уметь преодолевать боль, жару, холод, голод --
все, что причиняет страдания.
-- Офицер восхищаться. Он думает, вы необыкновенные.
Офицер добавляет что-то. Денщик говорит:
-- Хорошо, это все. Теперь я должен идти. Вы тоже идти, ловить рыбу.
Но офицер придерживает нас за руки, улыбаясь и знаком отсылая денщика.
Денщик отходит, потом оборачивается:
-- Вы уходить! Быстро! Идти гулять в Городок!
Офицер смотрит на него, и денщик идет к калитке. От калитки он кричит
снова:
-- Уходить прочь, вы! Не оставаться! Вы не понимать, дураки?!
Наконец он уходит. Офицер улыбается нам, потом ведет к себе в комнату.
Там он садится на стул, притягивает нас к себе и сажает к себе на колени. Мы
обнимаем его за шею, прижимаемся к его волосатой груди. Он качает нас на
коленях.
Потом мы чувствуем, как под нами, между ног офицера, как будто что-то
движется. Мы смотрим друг на друга, потом пристально глядим в глаза офицеру.
Он мягко сталкивает нас с колен, ерошит нам волосы и встает. Затем он
вручает нам две плетки и ложится лицом вниз. Он произносит одно слово -- мы
понимаем его, даже не зная его языка.
Мы бьем его, нанося по очереди удар за ударом.
На спине офицера появляются багровые полосы. Мы бьем все сильнее и
сильнее. Офицер стонет и, не меняя позы, стягивает до щиколоток галифе и
кальсоны. Мы хлещем его по ягодицам, по бедрам и икрам, по спине, по плечам
и по шее, хлещем изо всех сил, и скоро его тело все становится красным.
Тело офицера, его волосы и одежда, простыни, половики, наши руки -- все
становится красным. Кровь брызжет нам даже в глаза, смешивается с нашим
потом, но мы хлещем, пока офицер не издает последний, уже нечеловеческий
крик, и тогда мы без сил валимся в ногах его кровати.
ИНОСТРАННЫЙ ЯЗЫК
Офицер приносит нам словарь, по которому мы можем выучить его язык. Мы
учим слова, денщик поправляет наше произношение. Через несколько недель мы
уже бегло говорим на новом языке. Мы учимся, и вскоре денщику уже не надо
переводить. Офицер очень доволен нами. Он дарит нам губную гармошку. Еще он
дает нам ключ от его комнаты, чтобы мы могли заходить туда, когда захотим
(мы и раньше заходили туда, открывая дверь своим ключом, но тайно). Теперь
нам больше не надо прятаться и мы можем делать что хотим: есть печенье и
шоколад, курить сигареты.
Мы часто ходим в комнату офицера, потому что там очень чисто и гораздо
спокойнее, чем на кухне. Теперь мы обычно занимаемся в комнате офицера.
У офицера есть граммофон и пластинки. Мы слушаем музыку, валяясь на
кровати. Однажды мы, чтобы сделать офицеру приятное, поставили пластинку с
гимном его страны. Но он рассердился и вдребезги разбил пластинку кулаком.
Иногда мы спим на кровати -- она очень широкая. Как-то утром денщик
застает нас в кровати, и это ему не слишком нравится:
-- Вы есть очень неосторожные! Вы больше не делайте такой глупый вещь.
Что будет, если офицер прийти ночью?
-- А что будет? Постель широкая, всем места хватит...
Денщик говорит:
-- Вы есть очень глупый. Однажды вы будете платить за вашу глупость. Но
если офицер вас обидеть, я его буду убить.
-- Он нас не обидит, не беспокойтесь.
Однажды ночью офицер приходит домой и видит нас на своей кровати. Мы
просыпаемся от света керосиновой лампы и спрашиваем:
-- Нам в кухню уйти?
Офицер треплет нам волосы и говорит:
-- Оставайтесь тут. Оставайтесь...
Он раздевается и ложится между нами. Он обнимает нас и шепчет нам на
ухо:
-- Спите. Я люблю вас. Добрых снов.
Мы засыпаем. Позже, уже под утро, мы хотим выйти, но офицер удерживает
нас:
-- Не вставайте. Спите.
-- Но нам надо выйти. По нужде.
-- Не ходите. Делайте это здесь.
Мы спрашиваем:
-- Где -- здесь?
Он говорит:
-- На меня. Да. Не бойтесь. Писайте же! Мне на лицо!
Мы делаем, как он просит, а потом выходим в сад, потому что постель
совсем мокрая. Солнце уже встает, и мы принимаемся за свою утреннюю работу.
ДРУГ ОФИЦЕРА
Иногда офицер приводит домой своего друга, тоже офицера, молодого. Они
проводят весь вечер вдвоем, а потом друг остается на ночь. Мы наблюдаем
иногда за ними через дырку в потолке.
Летний вечер. Денщик готовит что-то на керосинке. Он застилает стол
скатертью и ставит на стол цветы. Потом офицер и его друг сидят за столом и
пьют. Потом они едят. Денщик ужинает, сидя на табурете у дверей. Потом
офицеры снова пьют. А мы в это время заводим музыку. Мы меняем пластинки и
крутим ручку граммофона.
Друг офицера говорит:
-- Эти дети раздражают меня. Отошли их.
Офицер спрашивает:
-- Ты что, ревнуешь?
Его друг отвечает:
-- К кому, к ним? Не говори глупостей! Это просто два маленьких
варвара-туземца...
-- А они красивые, разве нет?
-- Возможно. Я не разглядывал.
-- То-то и оно, что не разглядывал. Так взгляни!
Друг офицера краснеет:
-- Что ты хочешь сказать? Они меня раздражают своей настороженностью.
Будто они слушают нас и следят за нами.
-- Они и правда нас слушают. Они великолепно говорят на нашем языке. И
они все понимают.
Друг офицера бледнеет и встает из-за стола:
-- Ну, знаешь, всему есть граница! Я ухожу немедленно!
Наш офицер говорит:
-- Не дури. А вы, ребята, ступайте!
Мы выходим и поднимаемся на чердак. Мы смотрим в дырки и слушаем.
Друг офицера говорит:
-- Ты выставил меня в идиотском виде перед этими маленькими дебилами!
Офицер отвечает:
-- Эта парочка -- самые умные дети, каких я когда-либо видел.
Друг говорит:
-- Это ты нарочно так говоришь, чтобы задеть меня побольнее. Ты все
делаешь, чтобы унижать и мучить меня. Однажды я убью тебя!
Наш офицер кидает ему свой револьвер:
-- А пожалуйста. На, держи. Давай убей меня!
Друг хватает револьвер и целится в офицера:
-- Я сделаю это. Вот увидишь, сделаю. Только заговори еще хоть раз про
того, другого, -- и я убью тебя.
Офицер прикрывает глаза и мечтательно улыбается:
-- Да, он был красив... молод... силен... грациозен... строен...
нежен... такой утонченный, такой мечтательный, смелый... дерзкий... Я любил
его. Он погиб на Восточном фронте. Ему было всего девятнадцать! Я не могу
жить без него...
Друг офицера швыряет револьвер на стол и кричит:
-- Свинья!
Офицер открывает глаза и оглядывает своего друга:
-- Ну и трус же ты. Слизняк.
Друг говорит:
-- Раз ты такой смелый, сделал бы это сам. Раз ты так убит горем. Не
можешь жить без него? Так иди за ним. Или ты хочешь, чтобы я помог тебе? Не
выйдет, я еще с ума не сошел! Хочешь сдохнуть? Подыхай! Подыхай один!
Тогда офицер берет револьвер и приставляет себе к виску. Мы спускаемся
с чердака. Денщик сидит возле распахнутой двери. Мы спрашиваем:
-- Он что, правда хочет убить себя?
Денщик смеется:
-- Вы не надо бояться! Они всегда так делать, когда выпивать слишком
много. А я раньше того разряжать их револьверы.
Мы заходим в комнату и говорим офицеру:
-- Если вы хотите, мы можем убить вас. Дайте нам ваш револьвер.
Друг офицера говорит:
-- Вот маленькие ублюдки!..
Офицер улыбается и говорит:
-- Спасибо. Это очень любезно с вашей стороны, но мы просто шутили.
Идите спать.
Он встает, чтобы закрыть за нами дверь, и видит денщика:
-- Ты что, все еще здесь?
Денщик говорит:
-- Вы меня не отпускали.
-- Пошел вон! Я желаю, чтоб меня оставили в покое! Ясно?
Мы слышим через дверь, как он говорит своему другу:
-- Это тебе урок, трус несчастный!
Мы слышим звуки драки, ударов, грохот перевернутых стульев, шум
падения, тяжелое дыхание. Потом все стихает.
НАШЕ ПЕРВОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
Экономка часто поет. Она поет старые популярные песни и новые, про
войну. Мы слушаем эти песни и разучиваем их мелодии на нашей губной
гармонике. Еще мы просим денщика научить нас песням его страны.
Однажды поздно вечером, когда бабушка уже легла спать, мы идем в
Городок. Мы встаем напротив одноэтажного дома неподалеку от замка. За
открытой дверью -- лестница, ведущая вниз. Из-за двери слышны голоса и шум,
валят клубы табачного дыма. Мы спускаемся вниз по каменным ступеням и
оказываемся в подвале, где устроено кафе. Оно полно людей -- кто стоит, кто
сидит на лавках и бочонках, и все пьют вино. Большинство здесь -- старики,
но есть и люди помоложе, а также три женщины. На нас никто не обращает
внимания.
Один из нас начинает играть на губной гармошке, а второй поет известную
песню о женщине, которая ждет мужа: муж ушел на войну и скоро вернется с
победой.
Понемногу все посетители кафе поворачиваются к нам; голоса и шум
стихают. Мы играем и поем все громче и громче, мы слышим, как отдается под
сводчатым потолком подвала наша песня -- как будто вместе с нами поет кто-то
еще.
Когда мы заканчиваем песню, мы смотрим на усталые, пустые лица. Одна из
женщин смеется и хлопает нам. Молодой однорукий парень с шелушащейся кожей
на лице просит:
-- Еще. Спойте еще что-нибудь!
Мы меняемся ролями. Тот, кто играл на гармошке, отдает ее второму, и мы
поем новую песню.
Тощий человек, шатаясь, подходит к нам и кричит нам в лицо:
-- Молчать, щенки!
Он грубо толкает нас так, что один отлетает направо, другой налево. Мы
падаем, роняем губную гармошку на пол. Тощий, держась за стену, поднимается
по лестнице, и мы слышим, как он, уже на улице, орет: "Молчать! Всем
молчать!.."
Мы подбираем нашу губную гармошку и обтираем ее; кто-то говорит:
-- Этот парень глухой...
Еще кто-то добавляет:
-- Он не только глухой, он еще и ненормальный. Полный псих.
Старик гладит нас по голове. Из его глубоко запавших, обведенных
темными кругами глаз текут слезы.
-- Эх, жизнь несчастная!.. Бедные вы ребята! Бедный наш мир!..
Одна из женщин говорит:
-- Глухой, ненормальный -- а вернулся все-таки. Вот и ты вернулся...
Она садится на колени к однорукому, тот говорит:
-- Это точно, красотка. Я-то вернулся. А только как мне теперь
работать, а? Пилить, скажем, -- и то, чем доску держать стану? Рукавом
пустым?..
Другой парень, который сидит на скамейке, невесело смеется:
-- Вот и я тоже вернулся. До пояса -- человек, а ниже -- паралитик. И
ноги не работают, и все прочее. И уж, говорят, никогда не поправлюсь. Так
лучше бы меня разом убило...
Другая женщина говорит:
-- Ну, вам, мужикам, не угодишь. Вот в госпитале, где я работаю, только
и слышишь от умирающих -- мол, каким ни есть, а выжить бы, вернуться домой,
мать увидеть, жену, еще хоть чуток пожить...
-- А ты заткнись. Бабы войны не нюхали!
Женщина отвечает:
-- Не нюхали, говоришь? Гомик недоделанный. Это мы все тянем на себе --
и работу и заботу. Кто детишек поднимает, кто вас продырявленных выхаживает?
Вот кончится война, вы, мужики, враз все героями заделаетесь. Помер --
герой, выжил -- герой, калека -- тоже герой. Потому вы, мужики, войну и
придумали. Это ваша война, вы ее хотели -- ну так теперь не жалуйтесь.
Герои. Герой управляться с дырой!
Все начинают спорить и кричать. Старик рядом с нами повторяет:
-- Никто этой войны не хотел, никто.
Мы выходим из подвала и идем домой.
Улицы и пыльная дорога, которая ведет к дому бабушки, ярко освещены
луной.
МЫ РАСШИРЯЕМ РЕПЕРТУАР
Мы учимся жонглировать фруктами: яблоками, грецкими орехами,
абрикосами. Сначала двумя -- это просто, потом тремя, четырьмя и, наконец,
пятью.
Мы придумываем фокусы с картами и сигаретами.
Мы разучиваем акробатические номера. Мы можем ходить колесом, делать
сальто вперед и назад, хорошо ходим на руках.
Мы одеваемся в очень старую одежду, которая нам сильно велика, мы нашли
ее в сундуке на чердаке. Это рваные клетчатые куртки и широкие, мешковатые
штаны -- их мы подвязываем веревкой. Еще мы нашли в сундуке круглую черную
шляпу-котелок.
Один из нас привязывает на нос стручок сладкого красного перца, другой
нацепляет усы из кукурузных метелок. Нам удается раздобыть губную помаду, и
мы рисуем себе рты до ушей.
Одетые как клоуны, мы идем на рынок. Там много лавок и всегда много
народу.
Мы начинаем представление, и для начала изо всех сил дудим в губную
гармошку и колотим в барабанчик -- мы сделали его из большой тыквы-горлянки,
которую мы выскребли и высушили. Когда собирается достаточно народу, мы
жонглируем помидорами и даже яйцами. Помидоры настоящие, но яйца мы выпили и
наполнили скорлупу песком. Люди этого, конечно, не знают и аплодируют, когда
мы делаем вид, что едва не роняем яйцо и подхватываем его в последний
момент.
Потом мы показываем фокусы и акробатические номера.
Пока один из нас ходит колесом и крутит сальто, второй обходит зрителей
-- он идет на руках, держа в зубах шляпу.
Вечером, одевшись уже в обычную одежду, мы обходим городские кафе.
Вскоре мы уже знаем все кафе в Городке, погребки, где хозяева продают
вино собственного изготовления, распивочные, где пьют стоя, заведения
получше, куда ходит хорошо одетая публика и офицеры, которые ищут девушек.
Пьющие легко расстаются с деньгами. Они так же легко доверяются другим.
Поэтому скоро мы знаем очень многое о разных людях, даже их тайны.
Часто люди угощают нас или покупают нам вино, и постепенно мы привыкаем
к алкоголю. Еще мы курим -- нас угощают и сигаретами.
Наши выступления повсюду пользуются большим успехом. Люди считают, что
у нас хороший голос, хлопают нам и все время просят повторить наши номера.
ТЕАТР
Иногда, если публика внимательна, не слишком пьяна и не очень шумит, мы
показываем одну из маленьких пьес, которые мы сами придумали. Например,
"Богач и бедняк".
Один из нас играет богача, другой бедняка.
Богач сидит за столом и курит. Входит бедняк:
-- Я уже наколол ваши дрова, сударь.
-- Тебе трудиться полезно. Для здоровья хорошо. Вон какой ты здоровый
-- щеки-то румяные какие!
-- Но у меня руки замерзли, сударь.
-- Подойди-ка сюда! Покажи руки. Фу, как ты их запустил! Вся кожа в
трещинах и болячках! Просто отвратительно!
-- Это от холода, сударь. Это цыпки.
-- Бр-р, вечно вы, бедняки, цепляете разные скверные болезни. Это все
оттого, что вы такие грязные. Ну ладно, на -- вот тебе за работу.
Он кидает бедняку пачку сигарет, и бедняк закуривает. Но он стоит у
дверей, и пепельницы поблизости нет, а подойти к столу он не осмеливается,
поэтому он стряхивает пепел себе в ладонь. Богач, который хочет поскорее
выпроводить бедняка, притворяется, будто не замечает, что тому нужна
пепельница. Но бедняк не хочет уходить, потому что он голоден. Он говорит:
-- У вас хорошо пахнет, сударь.
-- Это потому, что у меня в доме чисто. Это запах чистоты.
-- У вас еще и горячим супом пахнет, сударь. Я сегодня еще не ел...
-- И напрасно. Что касается меня, я сегодня обедаю в ресторане, потому
что дал кухарке выходной.
Бедняк принюхивается:
-- А супом пахнет...
Богач сердито кричит:
-- Не может тут супом пахнуть; никто тут никакого супа не варит; это
или от соседей тянет, или мерещится тебе! Вы, бедняки, ни о чем не можете
думать, кроме своего брюха, -- вот почему у вас нет денег: вы их проедаете
на супе и колбасе! Свиньи вы прожорливые, вот и все! Нечего тут стоять,
пеплом пол посыпать! Убирайся, и чтоб я тебя больше не видел!
Богач отворяет дверь, пинками выгоняет бедняка, и бедняк падает на
мостовую.
Потом богач запирает дверь, садится за стол, наливает себе большую
тарелку супа и, складывая ладони, говорит:
-- Благодарю Тебя, Господи Иисусе, за милости Твои и блага, иже даровал
нам за наше смирение!
ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА
Когда мы только приехали к бабушке, воздушных налетов на Городок почти
не было. Теперь они случаются все чаще и чаще. Сирены начинают выть в любое
время дня и ночи -- совсем как в Большом Городе. Люди прячутся по подвалам и
погребам. Улицы во время налетов пустеют. Иногда хозяева даже оставляют
открытыми двери домов и лавок. Мы этим пользуемся -- заходим и берем что
хотим.
Сами мы никогда не прячемся в погреб. Бабушка тоже не прячется. Днем мы
работаем, как обычно, и ночью спим, как спали.
Чаще всего самолеты просто пролетают над Городком и сбрасывают бомбы по
ту сторону границы. Но иногда бомба все-таки попадает в дом. Когда такое
случается, мы находим место, куда упала бомба, по столбу дыма и идем
посмотреть, что разрушено. Если в разрушенном доме находится что-нибудь
нужное нам, мы это берем.
Мы заметили, что люди, которые прятались в подвалах разбомбленных
домов, всегда погибают. Зато печка и труба почти всегда остаются
неповрежденными, даже если дом рушится.
Иногда самолет пролетает очень низко, стреляя из пулеметов по людям на
улице. Денщик объяснил нам, что, когда самолет летит на нас, нужно быть
очень осторожными, но когда он над головой, опасности уже нет.
Из-за налетов запрещено зажигать огни, если окна не закрыты плотными
шторами. Бабушка считает, что проще вовсе не зажигать лампу. Ночью патрули
ходят по улицам и следят за соблюдением этого приказа.
Однажды за ужином мы разговариваем о самолете, который сбили возле
Городка: он загорелся и упал. Мы видели, как летчик выпрыгнул из него с
парашютом.
-- Мы не знаем, что было дальше с этим вражеским летчиком, -- говорим
мы.
Бабушка говорит:
-- Вражеским? Это наши друзья, наши братья. Скоро они придут сюда.
Как-то мы идем по улице во время налета. К нам бросается испуганный
человек:
-- Нельзя оставаться на улице после сигнала воздушной тревоги!
Он тянет нас за руки к двери:
-- Сюда, сюда!
-- Мы не хотим прятаться.
-- Это же убежище! Здесь вы будете в безопасности.
Он открывает дверь и вталкивает нас внутрь. Подвал полон людей. Здесь
царит молчание. Женщины прижимают к себе детей.
Вдруг где-то раздаются взрывы бомб. Они приближаются. Человек, который
загнал нас в убежище, бросается к куче угля в углу и пытается зарыться в
нее. Некоторые женщины при виде этого презрительно фыркают. Одна старуха
говорит:
-- У него нервы не в порядке. Поэтому ему дали отпуск.
Внезапно мы чу