есть лабиринт, наполненный жестокими терзаниями. Народ же видит в лабиринте сонм божеств земных, безбрежный путь в геенну. Мой лабиринт безоблачен и пуст, и там не греет солнце, а в тупиках глухих садов немые птицы кружат над моим чудо-братом, спящим возле какой-нибудь колонны. Минос. Ну и ступай к нему. Ты упрекать горазда. Ты мне близка и далека. Я должен был бы вместе вас в темницу заточить, ему тебя оставить на съедение. Я еще в силах это сделать, Ариадна. Ариадна. Нет, ты же знаешь, что не в силах. Мы -- по эту сторону камней. Воздвигнута стена в груди, что отделяет сердце черное от утреннего солнца; изгородь искусная, что пролегает между нашими мирами. Мне не дает ступить ни шагу странный, коварный ужас. Могу я думать о садах, об узнике двурогом, но сердце вдруг слабеет перед тайной. Хочу узнать, увидеть сон свой полуденный. Хочу соединиться с ним, увериться в себе! Но на краю мечты я отступаю, как с берега волна, и соглашаюсь со своим неведением постыдным, где бьются вместе ужас сладостный и вечная надежда. Минос. Они уже подходят к берегу. Ариадна. Свобода! О, войти туда легко и просто. Сколько раз я добиралась до развилки, где ход сбивает с толку, вводит в заблуждение. Минос, Они придут, залитые слезами, как все былые годы. Юноши поддержат девушек и их утешат и позабудут собственные страхи. Ариадна. Там мне придется задержаться, со мной останутся лишь устремленность и вожделения тоска невольная. О брат единственный, о чудище, способное быть более одиноким, чем я сама, набросившее покрывало страха на мою впервые пробудившуюся нежность! О лоб багровый и ужасный! Минос. Теперь царица -- ты. Ариадна. Теперь не знаю, кто я. СЦЕНА II Группа предназначенных Минотавру пленников стоит поодаль, они смотрят на лабиринт. Тезей приближается один и, прежде чем обратиться к царю, пристально глядит на Ариадну. Она отступает и прислоняется к стене. Солнце уже в зените, небо слепит своею яркой синевою. Минос. Верь мне, жертва эта меня не вдохновляет. Но на таблицах бронзовых, разъеденных священною водой, жрецы прочли его угрозу. Кноссос не радуется смерти афинян. Однако он желает регулярной дани, он требует семь девушек и семерых из вас. И только так. Тезей. Конечно, он предпочитает афинян. Минос. Кто ты таков, что в двух шагах от смерти в меня пускаешь ядовитую стрелу? Тезей. Один из них. Минос. Тезей! Тезей. Ты посмотри на них. Пролито море слез напрасных. Они излились плачем, будто в плаче себя увековечить можно. Неужто ты допустишь, чтоб человек, земное средоточие мощи, в рыданиях исчерпал себя, стал солью, стал ничем? Минос. Тезей, ты -- сын войны. Обличьем и суровыми словами ты в своего отца. И видно сразу, что чтишь ты только собственную волю, как прочие -- свою красу иль каверзные мысли. Не знаю я, зачем ты здесь, какую греческую хитрость тебе внушили твои боги, вкушающие мерзость диалектики. Предпочитаю встретиться с тобой на поле боя, вражий сьш! Сюда явился ты не смерть искать, твое присутствие нарушает священный распорядок, мешает жертву принести, как происходит, когда вдруг телка взбесится или вино прольется. Здесь тебе не место. Тезей. Ведать не ведаешь, как схожи твои речи с мыслями моими. Ты успокойся, царь, тебе бы походить на ту вон деву, что у таинственной стены стоит, чей взгляд, направленный на нас, так неуверен, робок и невидящ. Гляди, ее тунику поглотил лилейный цвет колонн блестящих. О, вот она, гармония и проявление живое природы вечных изменений! Воздух, его невидимые струи помогают чему-то одному перетекать в другое. Их незаметное касание мне сердце радует. Ты успокойся, царь, и усмири бег темных мыслей, и созерцай все то, что пред тобою ясно, зримо в часы полуденные предстает. Минос. Это -- Ариадна. Тезей. Другой там и не может быть. В ней наше с тобой сходство. В Афинах много мне об Ариадне говорили. И мне она желанна стала, как ветер в парусе попутный, как очертания родимых островов на горизонте. Как на вершине гор, сойдутся в ней два царских рода. Минос Ты говоришь так, будто бы день сегодняшний прошел и ты уже переступил его порог смертельный, оставив позади безмолвный мрамор. О глупец, тебя ждет не дождется Минотавр! Тезей. Сам знаешь -- так не будет. Минос. Ты, как и все, к нему пойдешь под стражей. Тезей. Нет. Я к нему войду и первый, и один. Минос. Умрешь, дрожа от страха. Тезей. Ты знаешь сам, что так не будет. У меня есть лишь одна забота -- как выйти мне потом из лабиринта. Мои учители пытались, но напрасно, проникнуть в тайны хитрого Дедалова сооружения! Иные думают, что галереи там расположены кругами, со множеством обманных выходов. Совет еще мне дали -- там идти с закрытыми глазами, чтоб не поддаться ложным впечатлениям, мол, выведет инстинкт -- он обостряется во тьме, когда не ждешь подмоги. Минос. С закрытыми глазами! Ты не успеешь их открыть, как своим рогом ярко-белым пронзит тебя бык-человек. Тезей. Нет, ты не понял. Я сначала убью его и лишь затем примусь за остальное. Минос. Россказни твои забавны. Продолжай. Тезей. Одна неразрешимая задача родит другую. После его смерти властителем темницы стану я. Но если не вернусь, кто известит Афины, что это я убил чудовище? Минос. Ты все-таки его убить намерен? Тезей. Да. Как раз за то, за что ты его запер. Тут, царь, пути у нас расходятся, но человек разумен и готов понять другого, даже если намерения обоих разны. Минос. Упрямо ищешь ты единство там, где надо видеть только случай. Тезей. Но этот случай очень тонко вплетен в одну большую ткань из случаев других, и Минотавр нам показывает это так же ясно, как дождик, метящий серебряным узором нити на ковре Арахны. Вот мы -- одни, и я -- Тезей. Но также я и Минос. Вне наших царств и царственных имен мы таковы. Ты тоже -- Минос и Тезей. Крит и Афины ничего не значат. На этих бренных землях мы, цари, порядок высший вводим и говорим лишь нам присущим хлестким языком приказов. Минос. Теперь я вижу, ты не лгал. Наш апогей не Ариадна, он -- в лабиринте, за стеной, и ждет нас. Тезей. Царь, ты верно понял! Минос. Я еще нечетко различаю дали лучезарные, которые мне приоткрываешь. Не ведаю, зачем пришел ты, что замыслил. Но ощущаю я почти зловещую необходимость того, чтобы ты был здесь, чтобы мы свиделись здесь у стены, перед очами Ариадны. Я словно знал об этом ранее, был о грядущих бедах и угрозах извещен. Тезей. Есть что-то посильнее знания, оно звенит в бездонной мгле груди, где объяснениям нету места. Я разве знаю сам, как оказался здесь? Когда учители мои старались просветить меня, я отвечал со смехом: "Смолкните, философы. Как только смыслом вы наполните мою отвагу, я задрожу от страха". Я -- здесь, наверное, чтоб выполнить наказ, завещанный мне испокон веков. Он -- не в словах или знамениях, он сама сила и движение. Минос. Так ты намерен все-таки его убить. Я смутно чувствую, что твой ответ един с моим ответом и что не только слово может покончить с тайной. Тезей. Какая важность в тайнах? Я -- действую. Минос. И в том решение. Многих пугают тайны, в которых видятся тончайшие хитросплетения, необходимость отвечать речами на результат речей. Но все же нужно ль убивать его? Тезей. Он на моем пути стоит, как остальные. Мне все они -- помеха. Минос. Странно слышать. Ведь всяк себе сам тропы выбирает и сам себе тропа. Какие же помехи? Иль Минотавра мы на сердце держим, в углу каком-то темном нашей воли? Когда строителю велел я каменную раковину сделать, мне уже будто виделась там бычья голова. И тоже виделся мне -- о убийца из моих страшных сновидений! -- корабль с парусами черными, идущий вверх по течению прямо к Кноссосу. Неужто мы сейчас готовим то, что предлагает нам злосчастное сегодня? Неужто так мы создаем наше бедственное завтра? Тезей. Когда ходил я в школу, то оставлял своим учителям заботу думать за меня. Не тешь себя, что я хочу играть в твои стремительные игры. Себе я одному хозяин и слуга. Сам знаю я, когда мне обнажить свой меч. Ты посмотрел бы на Эгея, когда сюда отправился я вместе с жертвами. Он знать хотел намерения мои и побуждения. Я -- герой, все этим сказано. Минос. Вот потому героев мало. Тезей. Помимо этого, я царь. Эгей давно для меня умер. Скоро у Афин объявится хозяин новый. С царя ты можешь спрашивать поболее, чем с Тезея. В себе я вдруг открьи опасную способность находить слова. Но еще хуже то, что мне понравилось сплетать их и смотреть, что дальше будет, и раскидывать далеко сети. Да нет, не увлечен я этим! Знаешь, я понял, почему срубить хочу я бычью голову. Меня тревожит его коварная природа. Минос. И тебя... Тезей. Он грозен даже там, внутри. Минос. И много больше, чем снаружи, но по-другому -- своею внутренней непостижимой силой. Я заточил его туда, ты видишь, но он стал еще сильнее. Да, пленник -- это я, могу признаться. Хотя он дал себя пленить безропотно, смиренно. Тем утром понял я, что он вступил на путь пугающей свободы, а Кноссос сделался мне тесной клеткой. Тезей. Ты должен был убить его, коль скоро скипетром не смог его смирить. Минос. Мне было нелегко его упрятать навсегда. Но, видишь, выдумки искусные Дедала вдруг обернулись горем для меня, несчастного. Однако почему... ты так спокойно речь ведешь о его смерти? Тезей. Ты скоро будешь рад, что это свершу я, не ты. Минос. Да Смерть его предрешена, для этого ты здесь, и хватит говорить. Друг друга понимаем мы вполне. Но на моем жизненном счету побольше лет, печалей горьких и одиноких размышлений тут по ночам на каменных террасах, открытых звездам. Ты говоришь так просто -- я убью... Тезей. Ты сам бы мог все это сделать. А ты ему бросаешь мясо моих афинян, и за это ответишь мне в тот самый день, когда из рук сухих Эгея скипетр вывалится, упадет вот в эти мои руки смелого орла. Ми нос. Ты полагаешь, он их пожирает? Порой мне чудится, что там, в темнице, он этих юношей в соратников, а юных дев в наложниц превращает, что ткет основу новой страшной расы для Крита моего. Тезей. Тогда зачем берешь ты дань кровавую с Афин? Минос. Сам знаешь, не лукавь, ты точно так же поступал бы. Эгей трепещет, если ветер вздымает волны, срок его неотвратим и близок. К тому ж таков обряд, порядок. Ужасом объятые Афины. Тезей. За все заплатишь в свое время. Минос. Да, но не потому, что ты того желаешь. Тебе придется делать то же и с тем же внутренним протестом, какой испытываю я, когда за жертвами к Афинам обращаюсь. И мой народ мне воздает хвалу за то, что монстра я держу в темнице. В Египте тоже не стихают разговоры о чуде тайном лабиринта. Ты представь, что умер он голодной смертью. Тотчас скажут: "Он был не так ужасен, ибо как только дани был лишен, то тут же смолк его мощнейший рев, летевший в полдень из его застенка победоносным трубным гласом". Не голове быка я отдаю афинян -- здесь демон взаперти, которому нужна еда. Тезей. Ты много слов наговорил. Но если бы их было меньше, вздор все равно остался б вздором. Демон! Я это чудище убью и тело мертвое по пыли через весь Кноссос протащу. Минос. По сути, ты его убьешь за то, за что мне страшно с ним покончить. Меняется не суть, а средства, и ты когда-нибудь про то узнаешь. Тезей. Мы не так схожи, как я думал. Минос. Время преподнесет тебе иное. Тезей. Ты станешь тенью. Месть Афин найдет путь к горлу твоему, кишащему клятвопреступными словами-муравьями. Значит, он нужен тут тебе живым? Его существование -- опора твоей власти вне острова, вне Крита? Зови оркестр погребальный, пусть наготове будут все! Минос. Мне дела нет до твоего злодейства. Тезей. Нет есть. И потому меч опущу я с силою невероятной. Минос. В тот же миг вот этот мой кинжал пронзит грудь Ариадны. Тезей. Ариадна? Я позабыл о ней. Но почему ты не убьешь меня? Минос. Тогда Афины тучей саранчи накинутся на Крит. Пусть бычья голова тебя убьет, тогда они смирятся с волею небес. Тезей. Ариадна, да, здесь Ариадна. Но я должен прикончить Минотавра. Минос. Прикончи, но не говори, зажми его смерть в руке, как камень. Тогда получишь Ариадну. Тезей. Смерть утаить? Ты думаешь, Тезей в Афины может возвратиться раньше вести о еще одном поверженном чудовище? Минос. Вернешься с Ариадной, с миром в сердце. Подумай. С Ариадною и с миром в сердце. Тезей. Все острова избавлены от монстров, этот -- из них последний. Минос. Но не избавится народ от страха. Афиняне боятся ежегодной дани. Я мог бы снять ее с тебя. Хватает африканцев, чтоб слава о чудовище жила. Тезей. Однако чудище жить не должно. Минос. Но пусть незыблемыми будут наши . троны. Тезей. И никаких живых чудовищ. Только люди. Минос. Люди, опора тронов. Тезей. И ты отдашь мне Ариадну. Минос. А мы с тобой похожи... СЦЕНА III Афиняне с Тезеем во главе подходят к лабиринту. Легко, почти небрежно держит герой в руке конец блестящей нити. Клубок раскручивается в ладонях Ариадны. Она стоит одна, как статуя, у входа в лабиринт, и лишь клубок резвится в ее пальцах, как живой. Ариадна. В суровой холодности коридоров его чело, наверно, кажется еще красней, еще багровей в полумраке и, словно два серпа луны враждебных, торчат его блестящие рога. Как и тогда, в тиши лугов, до юности своей многострадальной, должно быть, бродит он один, скрестивши руки на груди, и лишь мычит почти неслышно. Или о чем-то говорит. О эти его горестные речи во дворце, где стражники ему внимали с изумленьем, не понимая его слов. Он звучно декламировал, как будто это волны моря накатывали на песок; любил он вспоминать небесные светила, названия всяких трав. Бывало, он задумчиво жует травинки, а после с тайной радостью названия повторяет, словно вкус стебля ему подсказывает имя... И все подряд божественные звезды перечислял, а на восходе солнца будто забывал их, словно рассвет и в памяти его гасил светила. Но к ночи следующей он снова к звездам возвращался и радостно их сочетал в придуманные эфемерные созвездия... Теперь мне не узнать ни кто, ни почему в моей душе пускает в ход колеса страха при мысли о его тюрьме. Возможно, я сама когда-то догадалась, что обитает он в иных мирах, чем люди все. И братья не бывают вот такими -- мужами страстными, как он; они ведь тоже лишены его большой свободы. Да, мне больно говорить: "Мой брат". Это так мало... О роковая ночь безумия, шаг безрассудный нашей матери! О Минотавр, я не желаю больше думать о Паси-фае, ты -- Бык, ты голова печального быка-затворника! Сейчас тебя там ищут, мой клубок становится все меньше, дергается, прыгает щенком в моих руках ч шелестит тихонько... Взор Тезея был очень нежен, он говорил: "Одна лишь женщина придумает такое; без клубка, без хитрости твоей мне не найти пути назад". Он весь -- это путь туда. И он не знает ничего о моих бдениях ночных, об изнуряющей борьбе между желанием свободы (для обитателя вот этих стен!) и страхом перед неизвестностью, боязнью того, что где-то очень далеко и невозможно, и не позволено. Тезей мне говорил о подвигах, о корабле своем, о брачном ложе. Все так безоблачно и ясно. С ним рядом я казалась чем-то гадким и нечистым -- мутным молочным пятнышком в прозрачной грани изумруда. Тогда и вырвала такие я слова из мрака: "С ним будешь говорить, скажи, что эту нить тебе вручила Ариадна". Тезей ушел, вопросов не задав, не усомнившись ни на миг в моем достоинстве надменном, готовый скоро одарить меня победой. "С ним будешь говорить, скажи, что эту нить тебе вручила Ариадна"... Минотавр, чью голову венчают молнии пурпурные, смотри, вот кто несет тебе свободу, вот кто ключ вложит в твои руки, которые на части разорвут его! Клубок уже стал тощ и крутится как сумасшедший. Из лабиринта, будто из колодца гулкого, доносится бой барабана приглушенный. Шаги и крики, отзвуки борьбы -- все смешивается воедино, как моря шум тяжелый и густой. Одна об этом знаю я. Боязнь, сложи свои назойливые крылья и уступи моей любови сокровенной, не обжигай ей перья адскими сомнениями! О, уступи моей любови тайной! Приди, мой брат, возлюбленный! Явись из пропасти, которую я не посмела одолеть, возникни из пучины, которую моя любовь теперь осилила! Очнись, схвати ту нить, что глупый воин тебе несет! Багровый, обнаженный, омытый кровью, появись на свет, приди ко мне, сын Пасифаи. Дочь царицы так жаждет бычьих губ твоих, шуршащих речью. Вот и затих клубок, не движется. Что ждет меня?! СЦЕНА IV В дугообразном коридоре Тезей с мечом в руке стоит напротив Минотавра. У ног героя белеет кончик нити. Тезей. Никчемные твои вопросы. Я ничего не знаю о тебе, и потому сильна моя рука. Минотавр. Тогда зачем же руку поднимаешь на меня? Не зная, кто я, что желаю. Тезей. Если тебя я стану слушать, тогда едва ли я смогу тебя убить. Я видел судей, голову склонявших, когда они читали смертный приговор. Заметил кто-то, что в последние минуты смертник обретает как будто царственность, великость неземную. Я же смотрю тебе в глаза, ибо тебе я не судья. И не тебя хочу убить, а только лишь твои деяния, отзвуки твоих деяний, эхо, несущееся к берегам Афин. Там ты на языке у всех и превратился в тучи слов, в игру зеркал, в стоустый странный миф. По крайней мере в изложении моих ораторов, учителей. Минотавр. Ты смотришь на меня, но ничего не видишь, нет. Глаза твои меня не видят, ибо глазами миф не одолеть. И меч твой тоже не годится, чтобы со мной расправиться. Удар смертельный ты нанести мне смог бы тоже только вымыслом или заклятием, сказать иначе -- новым мифом. Тезей. Пока еще мы не столкнулись. И здесь не слышен шум морского порта. Я, только я вернусь отсюда, нить путеводную держа в руках, и своим именем развею пепла кучу, в который превратится имя Минотавра. Минотавр. Нить! Ты, значит, сможешь скоро выйти. Тезей. Да. И с мечом окровавленным. Минотавр. Так, значит, тот, кто порешит другого, может отсюда выйти? Тезей. Видишь сам. Минотавр. Сейчас, наверно, столько солнца там, в широких патио дворца. Здесь, в узких коридорах, солнца мало, оно становится извилистым и беглым. Там -- вода! Я так по ней тоскую, только одна вода терпела поцелуи морды бычьей. В своих руках нежнейших она баюкала мои мечты. Взгляни, как сухо здесь, как бело и сурово -- что песнопение статуй. Нить у твоих ног -- как первый ручеек, как водяная змейка, ползущая обратно, к морю. Тезей. Море -- это Ариадна. Минотавр. Море -- Ариадна? Тезей. Нить эту мне она дала, чтобы я выбрался отсюда, когда убью тебя. Минотавр. Ариадна! Тезей. Что там ни говори, она твоей же крови. Как ни суди, я только лишь быка убью с тобой. И если бы я смог, то уберег бы прочее -- твое еще мальчишеское тело. Минотавр. Нет, не стоит. На воле Ариадна пальцы свои сплела с твоими, желая нить тебе отдать. Вот видишь, нити водные, как все другое, тоже высыхают. А мне теперь увиделось сухое море и волны светлые, зеленые, совсем пустые, без воды. Теперь я вижу только лабиринт, опять один лишь лабиринт. Тезей. Ты, кажется, боишься умереть. Поверь мне, это боль не причиняет. Я мог бы ранить очень больно... Но, думаю, покончу быстро, если ты не станешь за жизнь бороться и голову свою склонишь. Минотавр. Если не стану я за жизнь бороться. О самомнительный молокосос, ты сам от смерти в двух шагах. Тебе не кажется, что лишь движением головы с рогами я смог бы обратить твой меч в звенящий бронзовый обломок? Ведь талия твоя -- тростина камыша в моих руках, а шея -- что стручок фасоли хрупкий. От ярости глаза мне кровью застилает, я знаю, должен я убить тебя и следовать тропою той, что нить укажет; я должен из дверей темницы выйти, как солнце из кромешной мглы... Но для чего? Тезей. Ты хвалишь мощь свою, так покажи ее. Минотавр. Кому? И для чего? Чтоб перебраться в новую, последнюю тюрьму, где встречу я ее лицо и ее пеплум, -- это муки ада. Здесь я свободен, я поднялся на вершину самого себя в бесчисленные дни познания. Здесь я -- природы сын, я -- личность, и не горюю о страшном чудища обличье. Я снова стал полубыком, как только ты меня увидел, взор на меня свой обратил. С собой наедине себя я ощущаю мужем и воином, атлетом. И если я тебе не пожелал бы смерть свою в дар поднести, то странный поединок нас ожидал бы: ты сражаешься с чудовищем и думаешь, что бьешься против того, кого собой отнюдь я не считаю. Тезей. Не понимаю, что ты мелешь. И почему не нападаешь? Минотавр. Мне нелегко принять решение. Если бы нить, ее конец, держал бы Пирифой иль кто-то из твоих соратников, ты был бы уже смешан с пылью и растоптан, но ты сказал мне: "Море -- это Ариадна". Тезей. Я просто так сказал. К тому же наша битва вовсе не ее девичья забота. И не ее вина, что ты, как видно, трус. Минотавр. А если я тебе подставлю шею, я тоже буду трусом? Тезей. Нет, Минотавр. Мне что-то говорит, что ты способен дать отпор, но не желаешь. Я обещаю точный нанести удар, какой одним друзьям наносят. Минотавр. Нету в глазах твоих коварства, юный царь. Они -- ясны и правда из них струится, оставляя все подозрения на дне, как в решете песок. Но ты меня еще не победил. И ты не ведаешь, что в смерти буду я другим. Тяжелым стану я, Тезей, как статуя большая. Рога из мрамора однажды в грудь твою вонзятся. Тезей. Хватит говорить, решайся. Минотавр. После смерти я буду настоящий я... Решение, -- о высшая необходимость! А ты, ты станешь меньше и пойдешь на убыль, провалишься в себя, как берег рушится песчаный, как мертвые уходят в глубь земную. Тезей. Зато тебя не буду слышать. Минотавр. Да, но слышать ты не перестанешь. Ты будешь обитать один в глухих стенах, а где-то там внутри, там будет море. Тезей. Как много слов ненужных! Минотавр. Да, день придет, когда земля людей мои пророческие речи убережет в потоке крови. Нет, ты меня еще не слышал. Но вначале убей меня. Тезей. Теперь торопишь, как будто замышляешь зло. Минотавр. Решился я. Разверзлась вдруг пучина вод, оттуда вырвалась последняя свобода на острие меча в твоей руке. Что знаешь ты о смерти, ты, несущий жизнь глубинную? Поверь, один есть только способ умертвить чудовищ: с ними примириться. Тезей. И они поднимут троны на свои рога. Минотавр. Возможно, кто-нибудь из них появится и без рогов. Тезей. Или из памяти людской вообще сотрет твои деяния страхом пред обликом диковинным своим. Минотавр. Возможно, исчезать и появляться монстры станут неощутимо, как призраки кошмарных снов или как жуткие видения. Не понимаешь разве, что, моля о смерти, прошу я жизнь мне дать? Тезей. За тем я и пришел. Тебя убить и ненадолго прикусить язык в молчании. Пока опасность не минует Ариадну. Едва она поднимется на мой корабль, повсюду стану громко возвещать о смерти Минотавра, с тем чтобы ветер вестью этой Миносу полоснул лицо. Минотавр. Нет, сам я в ветре опережу тебя. Тезей. Ты станешь лишь воспоминанием, которое умрет с заходом солнца нынешнего дня. Минотавр. Я раньше долечу до Ариадны. Я встану между ней и вожделением твоим. Я красною высокою луной последую за кораблем твоим по морю. В порту тебя с восторгом встретят люди, а я приду в их сны ночные, в сны детские, на срок, им на роду написанный. Оттуда стану сокрушать твой трон рогами, сброшу твой скипетр бессильный наземь... Оттуда, из моей полной и всеобъемлющей свободы, из лабиринта страшного, что в сердце каждого гнездится. Тезей. Велю я протащить твой труп по улицам, чтобы народ тебя возненавидел. Минотавр. Когда придет пора, и кость моя последняя избавится от плоти, и облик мой в забвенье канет, тогда наступит срок рожденья истинного моего в моих бесчисленных владениях. Я воцарюсь там на века как брат незримый и могучий. О неба обиталище прозрачное! О море песнопений, шелест листьев! Тезей. Ладно. Нагни спокойно голову, и все произойдет как надо. Минотавр. Ариадна, во глубине нетронутой твоей возникну я дельфином синим-синим. Ворвусь к тебе я ветром вольным, о чем ты грезила напрасно. Я -- твое чаяние! И снова ты ко мне вернешься, ибо я снова оживу таким же жаждущим, нетерпеливым, тревожащим мечты твои девичьи! Тезей. Нагнись-ка ниже! Минотавр. Ах, какой удар неловкий! Тезей. Так истечешь ты кровью тихо, незаметно. Минотавр. Кровь моя благоухает олеандром, струи мельчайших солнц между пальцами бегут моими. Тезей. Умолкни! Рот закрой, встречая смерть! И вон отсюда полчища ненужных слов, собак голодных своры! Героев утомляет многословие! Минотавр. Но не славословие... СЦЕНА V Минотавр умирает, уткнувшись красным лбом в каменную стену. Юноша, играющий на цитре, в страхе приближается, а остальные девушки и юноши стоят поодаль. Юноша. О господин наших игр! Творец обрядов наших! Минотавр. Оставь меня. Мне музыка твоя в утеху, но жизнь -- к концу, и ветром поднимается во мне желание тишины. Юноша. Повсюду кровь! Минотавр. Ты видишь только то, что ничего не значит. Оплакивать ты будешь только смерть мою. Юноша. Как не оплакивать? Ты радостью наполнил нас в садах, открытых всем для игр, и помог нам справиться с мальчишеской боязнью, которая одолевала нас пред входом в лабиринт. Как будем танцевать теперь? Минотавр. Теперь настало время. Вам теперь надо танцевать. Юноша. Нет, мы не сможем. Эта цитра под пальцами моими -- ветвь сухая. Нидия плачет с девушками вместе, забыв о ритме, дождиком слетавшем с ее ног. Нет, не проси нас танцы продолжать! Минотавр. Наступит миг, и ощутит Нидия рождение танца в своих бедрах, а для тебя мир снова зазвучит, и музыка рассвета вас призовет, взор снова к солнцу, к всеобщей радости оборотить... Из тишины, в которую я погружаюсь, взлетят орлы. Но вспоминать меня не надо. Я не желаю никаких воспоминаний. Память -- неумная привычка тела бренного. Я стану вечным и живым иначе, лучше. Юноша. Но как забыть тебя? Минотавр. Узнаешь сам. Жизнь тебя научит забывать. Я не хочу рыданий и не хочу молений. Одно забвение. Тогда лишь буду я самим собой. Тем, кому нет имени, но неизбывен кто в сгущающейся ночи людского рода. О кровь моя, легко меня ты покидаешь! Гляньте, ее исток уже там где-то, нет, уже не я. Бесчисленные звезды, вижу, оживают в ее струях, рождаются и озаряют светом теплый и еще трепетный гранат... Вот так хочу войти я в сновидения людей, в их тайну неба, и хочу быть среди звезд их вожделенных, тех, что они хотят увидеть в час рассвета иль перемен в своей судьбе. Смотри: я умираю -- и позабудь меня. В какой-то знаменательный момент я отзовусь на голос твой, я буду вспышкой света, я ослеплю тебя, как музыкант, озвучивший в тебе последний свой аккорд. Смотри, Нидия светлокудрая, как я умолкну, и танцуй, когда возвысишься над памятью, очистишься от прежней яви. Ибо я буду там. Юноша. Твои слова идут совсем издалека! Минотавр. Они уже не мне принадлежат, то ветер, иль пчела, иль жеребец рассвета... Реки, гранат, тимьян голубоватый, Ариадна... И времена воды свободной, время, когда никто... Юноша. Умолкните, молчите все! Или не видите -- он умер, кровь больше не струится из головы его. Как громко радуется город! Они, конечно, надругаются над трупом. А нас освободят, и мы вернемся все в Афины. Он был такой печальный, добрый. Ты почему затанцевала вдруг, Нидия? И почему-то струны моей цитры хотят звучать... Мы свободны, да, свободны! Вы слышите, они уже идут. Свобода! Не смерть его ее нам принесла... И кто поймет любовь нас всех к нему? Забыть его... Нам надо будет лгать, лгать постоянно, чтоб окупить подобное освобождение. Лишь втайне, в час, когда душа сама свой путь определяет... Какие странные слова ты говорил, властитель наших игр. Они уже пришли. Ты почему опять танцуешь весело, Нидия? И струны моей цитры почему тебе так звучно вторят? ПРОЩАЙ, РОБИНЗОН! Шум самолета, идущего на посадку. Робинзон (взволнованно). Смотри, смотри, Пятница! Мой остров! Пятница. Да, хозяин. (Невольный смешок, как бы вопреки желанию удержаться от смеха.) Робинзон. Видишь бухточку? Вон она -- там! Я ее узнал! Помнишь, на берег высадились каннибалы. Там я спас тебе жизнь, Пятница! Погляди! Пятница. Да, хозяин (смешок), отсюда очень хорошо виден берег, где меня чуть не съели эти жуткие каннибалы, но ведь незадолго до этого мое племя решило съесть их всех до единого. "Вот она -- жизнь", как поется в знаменитом танго! Робинзон. Мой остров, Пятница! Я снова увижу мой остров! Мне все здесь знакомо, несмотря на такие перемены... Что и говорить, многое изменилось, но я узнаю, узнаю... Пятница. О да, хозяин... (Смешок.) Что изменилось -- го изменилось, да еще как! Я тоже узнаю остров, где ты научил меня быть твоим верным рабом. Отсюда видно то самое место, где стояла твоя хижина. Робинзон. Боже! Какие небоскребы! В двадцать четыре, нет, в тридцать два этажа! Ну просто чудеса, Пятница! Пятница. Да, хозяин! (Смешок.) Робинзон. Скажи мне, почему ты хихикаешь, когда говоришь со мной? Раньше ничего подобного не было, да я бы и не допустил. Откуда это вдруг взялось? Хотелось бы знать, что смешного в том, что я -- твой хозяин? Я, кто спас тебя от чудовищной смерти! Кто сделал из тебя цивилизованного человека! Пятница. И правда, ничего нет смешного, хозяин! (Смешок.) Сам не могу понять, что за напасть, поверьте. Я консультировался с двумя психоаналитиками, чтобы удвоить шанс, как делают на ипподроме: один -- фрейдист, а другой -- последователь Юнга. А помимо этого был на приеме у одной знаменитости... этот врач вообще противник вмешательства психиатрии. Он, надо сказать, только один и поверил, что я действительно тот самый Пятница -- из твоей книги. Робинзон. И какой поставил диагноз? Пятница. Данные обследования пока что находятся в электронной обработке в Далласе. Но если верить тому, что мне сказал Жак Лакан, это скорее всего нервный тик. Робинзон. Ну ладно, если всего лишь нервный тик, то с этим можно справиться. Со временем пройдет. Смотри, мы уже садимся. А какой построили аэропорт! Какие взлетные полосы и там и там! А вдали -- другие города... Можно подумать, что на острове одни нефтяные скважины, почти ничего не осталось от лесов, от лугов, где я столько бродил в полном одиночестве... а потом вместе с тобой. Ты только взгляни, сколько небоскребов, сколько яхт в бухте! Кто теперь может представить, что такое одиночество на острове Хуан-Фернандес? Ах, Пятница, не зря Софокл, да, по-моему, Софокл сказал, что человек -- существо чрезвычайное! Пятница. Ну да, хозяин! (Смешок.) Робинзон (самому себе). По правде говоря, меня уже начинает злить это дурацкое хихиканье. Пятница. Аяне понимаю, почему тебе вдруг захотелось вернуться на остров? Тот, кто читал твою книгу с должным вниманием, поймет без особого труда, что пребывание на острове тебя угнетало. Достаточно того, что, когда тебя наконец вызволили с этого острова, ты чуть с ума не сошел от радости, и лишь потому, что ты -- британский джентльмен, ты не показал этому острову свой зад, глядя, как удаляются его берега. Робинзон. Ах, Пятница, как мы ни старались дать вам, индейцам, образование в лучших университетах, есть вещи, которые вы не в состоянии понять. Ты, бедняга, хоть тресни, не можешь вникнуть в то, что такое технический прогресс. Я бы даже сказал, что это великолепное зрелище, что предстало перед нами с высоты, то ли тебя разочаровывает, то ли настораживает. Я вижу, вижу по твоим глазам. Пятница. Нет, хозяин. (На этот раз без смешка.) Я-то хорошо знаю, с чем мы столкнемся. Ну для чего, спрашивается, у нас телевидение, кино, "National Geographic Magazine"? He знаю, не могу объяснить, почему мне и тревожно, и грустно; прости, но скорее всего из-за тебя... Робинзон (со смехом). Из-за меня? Да ты что! Перед тобой сейчас самый счастливый человек на свете! Посмотри-ка на меня внимательнее, а потом посмотри, какое чудо там, внизу... Пятница. Хм... Робинзон. Чего мне еще хотеть от жизни? Ведь сейчас я свидетель осуществления моей мечты о прогрессе, о достижениях цивилизации. Да не только моей, а всех белых людей... ну, для скромности скажем -- всех британцев. Пятница. Да, хозяин. (Смешок.) Однако ты пока еще в самолете. И думаю, чую носом, что ты, прости меня, радуешься раньше времени. Робинзон. Носом? О Пятница, после всего, чему тебя учили, после того, как тебе дали такое прекрасное образование! Пятница. Разумеется, прекрасное, хозяин. (Смешок.) Однако мне не понять, почему самолет кружит и кружит над островом? Робинзон. Как я полагаю, летчик делает это в мою честь, дорогой Пятница, он, видимо, хочет, чтобы я разглядел с высоты все что можно на дорогом моему сердцу острове, который сегодня воистину райское место со всеми достижениями современности. Вот теперь мы уже садимся. Позаботься о нашем ручном багаже, Пятница. А когда будешь забирать багаж, пересчитай все -- пять моих чемоданов и твой рюкзак. Шесть мест. Шум приземляющегося самолета, шаги пассажиров, идущих по длинным коридорам, и т.д. Голос из репродуктора. Пассажиры, летящие в Буэнос-Айрес, Кито, Сантьяго и Панаму, проходят по коридору с зелеными указателями. Пассажиры, летящие в Хьюстон и Сан-Франциско, следуют по коридору с синими стрелками. Пассажиры, прибывшие на остров Хуан-Фернандес, проходят по коридору с желтыми стрелками. Благодарю за внимание. Робинзон. Вот видишь, Пятница! Идеальный порядок во всем. Прежде в аэропортах было столько путаницы, и я очень хорошо помню, что... Голос из репродуктора. Внимание, пассажиры, вылетающие в Буэнос-Айрес! В конце коридора, отмеченного зелеными стрелками, необходимо разбиться на две группы. Дамам следует пройти к левой стороне, мужчинам -- к правой. Несовершеннолетние дети могут остаться с отцом или матерью по усмотрению родителей. Просим, чтобы дамы вошли в зал с буквой Д. Мужчины -- в зал с буквой М. Внимание, пассажирам, летящим в Кито, надлежит пройти до конца... Робинзон. Ну просто чудо! Ты видишь, Пятница, здесь исключена возможность малейшей ошибки! Пятница. Мне вполне бы хватило твоих указаний, хозяин. (Смешок.) Робинзон. Знаешь, этот твой тик. Да ладно, вот он -- зал, куда нас приглашают. Полагаю, что власти будут встречать меня на высшем уровне. Голос из репродуктора. Внимание, пассажиры, прибывшие на остров Хуан-Фернандес, должны пройти полицейский и таможенный контроль. Сеньор Робинзон Крузо, вас просят подойти к двери с указателем "Официальные лица". Робинзон. А-а! Ну прекрасно, прекрасно! Сейчас, Пятница, ты увидишь, как... Служащая. Сеньор Крузо? Очень приятно. Пройдите сюда. Робинзон. Я приехал с моим... Служащая. Ваш секретарь подойдет к окошку с буквой П. Проходите, пожалуйста. Робинзон. Но дело в том, что... Пятница. Не беспокойся, хозяин (смешок), мы с тобой увидимся где-то тут непременно. А я займусь багажом. Служащая. Сеньор Крузо, я пригласила вас сюда, потому что правительство острова Хуан-Фернандес хочет оградить вас от всяческих осложнений во время вашего пребывания на острове. Робинзон. Осложнений? Я ожидал, что... Служащая. Мы получили информацию о вашем приезде и сделаем все возможное для того, чтобы вы остались довольны пребыванием на острове. Надеюсь, вам известно, что, хотя дипломатические отношения с вашей страной не порваны, ситуация по-прежнему достаточно обостренная, вот почему мое правительство приносит вам свои извинения и сожалеет, что не могло встретить вас на должном уровне. Однако мы по мере возможности будем оказывать вам содействие во всех ваших желаниях. Но нам бы хотелось, чтобы вы сторонились... Робинзон. Сторонился? Служащая. ...ненужных контактов, я имею в виду публику, людей на улице, в кафе... Робинзон. Но я... Служащая. Отсюда вас сразу отвезут в отель, где администратору уже даны указания предоставить вам самый изолированный от всех номер, чтобы никто не мешал вашему отдыху. У вас даже будет свой лифт. Вы же знаете, что у правительства всегда есть возможности создать особые условия для почетных гостей, дабы они были избавлены от ненужных встреч. Робинзон (бормочет). Ненужных... Служащая. Если вы пожелаете пойти в оперу, администратор позаботится о билете, так же будет, если вам захочется посетить какой-нибудь музей. Что касается внутренней территории страны, тут я боюсь, что при нынешних обстоятельствах поездки за пределы столицы будут невозможны. Робинзон. Но я считал, что остров Хуан-Фернандес... Служащая. О-о! Речь идет не только о недружелюбном отношении к вашей стране, речь о том, что наш народ настроен против всего на свете. Робинзон (задумчиво). Стало быть, люди настроены и против своего правительства. (Долгая пауза.) Простите меня, сеньора, если я допустил бестактность, но ваши слова так озадачили меня, что... Служащая. Хуан-Фернандес отнюдь не колония, сеньор Крузо, и мы ни перед кем не держим отчет по поводу здешних умонастроений. Разумеется, мы не могли отказать вам в визите, поскольку вы когда-то проживали на острове Хуан-Фернандес и благодаря вам остров обрел всемирную известность, но, надеюсь, и вам будет полезно узнать, что мы уже давно не даем разрешение на въезд иностранным гражданам. Для вас мы, конечно, сделали исключение! И я полагаю, что вы, как почетный гость нашего острова, отнесетесь с пониманием к тому, что мы возьмем вас под свое покровительство и будем входить во все ваши заботы. Робинзон (как бы самому себе). Да, конечно, но я приехал, чтобы... Служащая (почти сухо). В конце концов, у вас было очень мало возможностей для завязывания каких-то контактов в тот раз, когда вы попали сюда впервые. Вам достаточно освежить кое-что в памяти, и тогда все с вами будет хорошо. (Голос ее теплеет.) Я понимаю, что мои слова вас мало радуют, сеньор Крузо, но поверьте, если у меня появится хоть малейшая возможность что-то изменить в положении вещей, я это сделаю. Робинзон. Хоть малейшая возможность? О, прошу вас, мне бы так хотелось поговорить с вами, получше узнать вас... Я с трудом воспринимаю всю эту ситуацию... Не знаю, не знаю, но чутье подсказывает, что вы понимаете меня. И за порогом ваших официальных обязанностей... Служащая. Да! Конечно понимаю. И если представится случай, я с удовольствием встречусь с вами еще раз и мы поговорим. Меня зовут Нора. Мой муж -- заместитель начальника городской полиции. Робинзон. А-а! Служащая. Само собой, я читала вашу книгу. На острове ее читали все до единого. И порой я задаюсь вопросом -- почему? Ведь теперь Хуан-Фернандес совсем другой остров!.. Но пожалуй что... Робинзон. Пожалуй что... не такая уж разница? Служащая (официальным тоном). Оставим этот разговор до другого раза, сеньор Крузо. Вот этот сеньор уже давно готов проводить вас в зал выдачи багажа, где вас заждался ваш... секретарь. Всего доброго. Желаю вам приятно провести время на острове Хуан-Фернандес. Робинзон (самому себе). Пожалуй что не такая уж разница! Или, может... Но нет, не может... Такой небоскреб, где прежде была моя хижина, такие замечательные дороги... А эти яхты в заливе -- с ума сойти! Служащая. С вашего позволения, сеньор Крузо, пожалуйте сюда... Шум в коридоре, голоса из репродукторов, передающие сообщения. Робинзон. Пятница! Пятница. Ну вот, хозяин (смешок), зря тревожился. Твои чемоданы давно в машине, и Банан нас ждет. Робинзон. Что еще за Банан? Пятница. Ну да! Хочешь не хочешь, а его так зовут. Это наш шофер, и мы уже успели стать друзьями. Робинзон (с любопытством). Друзьями? С этим Бананом? Пятница. Ну да! Я, собственно, не представляю никакого интереса для официальных лиц. А мы с Бананом, как выяснилось, родом из одного племени. У нас у обоих длинные мизинцы, и своих мы всегда признавали по этим мизинцам. Пошли, хозяин, вот сюда, пожалуйста... Уличный шум, оживленные голоса людей, машины, громкая отупляющая музыка из репродукторов, время от времени ее перебивает дурацкий текст коммерческой рекламы. Хозяин, можешь говорить все, что тебе вздумается. Банан не понимает язык Шекспира... Похоже, ты чем-то огорчен, хозяин? Робинзон. Нет, не огорчен, а... Ты только посмотри на эту улицу! Пятница. Да, достаточно широкая. Ты прав. Робинзон. А какие замечательные здания! И на улицах столько людей, Пятница, столько людей! Пятница. А что тут такого особенного? Можно подумать, что ты покинул Лондон лет двадцать тому назад. Такой же город, как все остальные. Банан мне уже рассказал, что здесь к чему... Если вечером я тебе не нужен, он зайдет за мной и мы сходим куда-нибудь -- развлечемся. Он говорит, что женщины тут предпочитают длинные мизинцы... н-да, поглядим-посмотрим! Робинзон. Пятница, я тебе дал такое блестящее образование! Это недопустимо, чтобы джентльмен... А впрочем, может, твой Банан возьмет нас обоих, как ты считаешь? Пятница (грустно). Нет, хозяин, не возьмет. Банан говорил со мной откровенно. Насколько возможно, разумеется, ведь он состоит на службе и должен делать, что приказано. Робинзон. Как Нора... как администратор отеля... Нет, посмотри, какая улочка, сколько тут магазинчиков, а какие яркие платья на девушках и как освещены витрины в дневной час!.. Пятница. Точно так же в Лас-Вегасе, в Сингапуре или в Сан-Паулу, хозяин. Ничем не отличается от Нью-Йорка, вот, может, рынки или девушки не совсем как везде... Робинзон (самому себе). А что мне делать одному в отеле? Банан произносит какую-то длинную фразу на непонятном языке, обращаясь к Пятнице, который, рассмеявшись, отвечает на том же языке. Пятница. Бедняга, он, оказывается, все понимает, а я-то думал, что он не знает английского... О, вы ловко все устроили, хозяин, по-английски говорят даже тюлени в Арктике. Робинзон. А что он тебе сказал? Пятница. Он ответил на твой вопрос об отеле. Ты найдешь у себя в номере программу твоего пребывания на острове, где будет расписание и все остальное. А тебя будут только увозить и привозить в отель. Словом, музеи и все такое... Робинзон (в ярости). К чертям собачьим все эти музеи! Я хочу лично... Пятница. Мы уже приехали, хозяин, выходи с этой стороны. Он со смехом что-то сказал Банану, который хохочет и что-то говорит в ответ. Приглушенный шум большого отеля. Бархатный женский голос в репродукторе просит подойти одного из гостей к администратору. Тихая музыка. Диктор (перекрывая общий гул). Чуть позже... Робинзон. Побудь со мной немного, Пятница. Знаешь, мы закажем виски и выпьем вместе. Надеюсь, у тебя тоже хорошая комната, как и моя? Пятница. Да нет, хозяин. У меня номер очень маленький, для обслуги, а окно выходит на вентиляционную трубу. Робинзон. Безобразие! Я буду протестовать, сейчас же позвоню администратору и... Пятница. Нет, хозяин, не стоит. Зачем мне хорошая комната? Я останусь в той, какую дали. Да и у меня есть свои преимущества, мне подсказал это Банан. Дело в том, что я могу пользоваться служебной лестницей и, если ночью приду не один, этого никто не заметит. Робинзон. А как же я, Пятница? Их программа -- сплошная скука. В нее затолкали что ни попадя, да и на что она мне сдалась! Получается, у меня не будет ни минуты свободного времени... спасибо, что отвели часы на сон! Хоть бы по крайней мере... Словом, ты меня понимаешь, дело не в том, что мне подавай как можно скорее... Пятница. Я-то понимаю, хозяин, еще бы не понимать. Знаешь, если ты не обидишься, вернее, если они согласятся, я зайду за тобой вечером и уступлю тебе мою комнату, а может, мы там и оба устроимся... Робинзон. Да как ты смеешь? Пятница (со смешком). Прости меня, хозяин. Телефонный звонок. Робинзон. Да, Крузо. Да, да, я узнал вас! Через полчаса? Да, конечно, я вас буду ждать внизу. А-а, другой сотрудник? Понимаю, понимаю. Нора, однако... Да, могу предположить. Значит, в другой раз. Да, я тоже очень надеюсь. Благодарю. Пятница. Ты чем-то расстроен, хозяин? Робинзон. Да не лезь ты с расспросами. Я и не думаю расстраиваться. (Пауза.) Но если честно, я несколько разочарован. И прости меня за невольную грубость. Пятница. А ты можешь мне сказать, кто эта Нора, хозяин? Робинзон. Я с ней едва знаком. Она меня встречала в аэропорту. Сказала, что сейчас за мной заедут. Ну я подумал, что она... Словом, меня потащат в Музей антропологии. Пятница. А почему ты не попросил ее поехать с тобой, хозяин? Робинзон. Потому, что она ясно сказала, что приедет сам хранитель музея. Может, завтра... Да, быть может, завтра она сумеет... (Повторяет эти слова себе самому.) Пауза. Затихают звуки лейтмотива. Пятница. Ну ладно, если я тебе больше не нужен... Робинзон. Ты встречаешься с Бананом? Пятница (с радостным смехом). Как ты догадался, хозяин? Дверь закрывается. Тишина. Едва слышен лейтмотив. Резкие шаги. Телефонный звонок. Диктор (поверх общего гула). В тот же день, вечером... Робинзон. Администратора, пожалуйста. (Короткая пауза.) Да, Крузо. Я познакомился с программой. Безусловно замечательная. Но мне бы хотелось, чтобы в программу включили некоторые вещи, да... Вот, к примеру, я бы желал видеть тот небоскреб, который построили на том месте, где когда-то стояла моя хижина. Разумеется, если можно, согласуйте это сейчас. Уже ждут? Я тотчас спущусь. Лейтмотив. Слышны попеременно заученные фразы экскурсоводов, которые рассказывают о достопримечательностях острова, слова благодарности Робинзона, следом врывается громкая и пронзительная народная музыка, чьи-то веселые голоса, затем голос и смех Пятницы и Банана на уличном празднике, громкие поцелуи, женский смех и пение. Нарастают звуки грустного лейтмотива, слышны протокольные фразы, тосты, экскурсовод расписывает какой-то памятник, короткие замечания Робинзона. Диктор (сквозь общий шум). Немного позже в отеле... Пятница. Добрый день, хозяин. Ты хорошо отдохнул? Глядя на тебя, не скажешь -- лицо совсем сонное. Робинзон. Так оно и есть. Я плохо спал после самой последней поездки. Пятница. А в те времена, насколько я помню, ты спал в хижине так же хорошо, как и я, а я сплю как убитый, и однажды ты сказал, что никогда не видишь сны. Робинзон. Да, верно... Почти никогда не видел. Вокруг был такой покой... Пятница. Но одиночество тебя угнетало, хозяин. Ты сказал тогда, что мое появление тебя спасло от тоски... Робинзон. Да, очень было трудно жить в то время на острове, Пятница. Я никак не мог смириться со своей участью, однако начинаю думать, что существует другой вид одиночества и он куда хуже, чем та жизнь в полном безлюдье. Дай мне немного кофе, Пятница. Знаешь, вчера вечером меня повезли смотреть небоскреб. Пятница. Ты ездил с Норой, хозяин? Робинзон. Нет, с инженером-строителем. Он сказал, что это непревзойденное здание по своим архитектурным и техническим качествам. Я готов верить, но, по мне, оно ничем не отличается от небоскребов Лондона, такое же, как все современные здания. Люди входят и выходят, не сказав ни единого слова, точно чужие друг другу, а в лифтах или в коридорах едва здороваются... Пятница. А почему ты ждал чего-то другого, хозяин? Ты сам говоришь, что здесь все так же, как в Лондоне и в Риме. Остров по-прежнему пустынный, если можно так сказать... Робинзон (после паузы). Остров по-прежнему пустынный... Возможно, ты прав. Мой остров по-прежнему пустынный, еще более необитаемый, чем в те времена, когда волны выбросили меня на его берег... Пятница. Такое трудно себе представить, хозяин. Банан сказал, что на острове живут более двух с половиной миллионов человек и правительство задумывается уже о контроле над рождаемостью населения. Робинзон (с иронией). Само собой, все кончается этим. Единственное решение, на которое способны правители. А меж тем два с половиной миллиона мужчин и женщин живут, не зная друг друга, а семьи -- точно такие же острова. Точь-в-точь как в Лондоне, что и говорить... (Пауза.) Не знаю, наверно, тут могло быть устроено все иначе? Пятница. Почему, хозяин? Почему здесь, а не в Лондоне или в Риме? Робинзон. Не знаю, Пятница. Во мне жила смутная надежда, когда я решил вернуться сюда вопреки всему, что говорили. Теперь-то мне ясно: я -- глупец, думал, что место моего былого одиночества может стать чем-то таким, где будет все устроено иначе, что здесь свершится великое чудо, когда люди сблизятся, будут улыбаться, разговаривать друг с другом с доверием, делать все сообща... Я надеялся, что моя книга послужит чему-то, покажет людям, как ужасно одиночество и как прекрасно общение, содружество... Знаешь ли ты, что эту книгу читали почти так же, как "Дон Кихота" и "Трех мушкетеров". У меня, собственно, были основания строить какие-то иллюзии, но, как видишь... Стук в дверь. Голос служащего отеля. Сеньор Крузо, вас ожидает внизу госпожа Джон. Робинзон. Нора! (Пауза.) Скажи ей, что я сейчас же спущусь вниз. (Пауза.) Дай мне серый костюм, Пятница. Синий галстук. Живей, милый! Посмотри, начищены ли мои черные туфли. Пятница (со смешком). Да, хозяин. Тихая музыка в холле. Звяканье льда в бокалах. Нора. Это совершенно неофициальный визит, Робинзон. И у меня только пятнадцать минут, потому что мое рабочее время, полагаю, как и ваше, строго нормировано. Робинзон. Не знаю, как и благодарить вас, Нора. Как вы и подозревали... Нора. Подозревала? Робинзон. Да, именно, я совсем не того ждал от своего приезда на Хуан-Фернандес. Нора. Вы здесь временно в качестве гостя, а я должна тут жить. Робинзон. Так почему вы все это принимаете? Почему двое людей, почему все мы в конечном счете принимаем это? Нора. Не знаю, да и начнем с того, что я не знаю толком, с чем мы, собственно, соглашаемся. Хуан-Фернандес -- чудесный остров, и наш народ, вы это видели... ну отчасти видели... замечательный народ. А климат... Робинзон. Умоляю, не разговаривайте со мной как супруга заместителя начальника полиции. Я знаю, почему вы оказали мне такую любезность и пришли сюда поговорить со мной. Бы пришли не только потому, что заметили, как я опечален, как разочарован, но и потому, что сами испытываете разочарование и тоску. Нора (после паузы). Это верно, но ничего нельзя сделать, нельзя изменить. Робинзон. Да, боюсь, что для нас, для таких людей, как я и вы, уже поздно. Однако есть совсем другие, и они... Нора. Другие? Робинзон. Не смейтесь, но я думал о моем слуге, Пятнице, о его новом друге -- Банане, о тех людях, которых, как мы считаем, можно воспитывать, держать под властью, я уповаю на наших приемных, впитавших западную культуру детей, если можно так выразиться... Нора (официальным током). О нет! Эти люди мыслят и чувствуют иначе. У них совсем иные взгляды и заботы, они никогда не смогут понять нас. Робинзон. Или, наоборот, мы -- их. Не знаю, не знаю. Я уже не в состоянии разобраться во всем этом, после того как вернулся на свой остров. Раньше мне все было ясно, Нора. Все для меня было просто. Вы читали мою книгу, правда? Ведь там на каждой странице можно найти слова благодарности Провидению, мудрому порядку, который создал Великий Часовщик, безупречной логике существования живых существ и вещей. Нора. А мне больше всего понравилась глава, в которой вы спасаете жизнь Пятнице и постепенно, ценой больших усилий, подымаете этого отвратительного каннибала до уровня цивилизованного человека. Робинзон. Еще неделю назад мне тоже очень нравилась эта глава, Нора. Нора (удивленно). А почему вдруг вы изменили свое мнение? Робинзон. Потому, что именно здесь я увидел, что все обернулось совсем по-другому. Вы вот говорите, что я вызволил Пятницу из тьмы каннибализма и поднял его до высот цивилизованного человека, то есть христианина, а я уже целую неделю более всего ценю в Пятнице как раз то, что в нем еще осталось от каннибала... О, не пугайтесь, я имею в виду мироощущение, этакое нутряное дикарство. Нора. Но это ужасно так думать! Робинзон. Нет! Ужаснее задуматься над тем, кто есть мы: вы и я, вы -- супруга заместителя начальника полиции и я -- заезжий гость Хуан-Фернандеса. С той минуты, как мы прибыли сюда, Пятница на свой лад не устает показывать мне, как много в нем еще осталось, чтобы не подчиняться порядкам, установленным на острове, которым я вынужден следовать. Я даже уверен, что в эти минуты нашей встречи, к моему великому сожалению слишком короткой, на общем пространстве печали и крушения иллюзий Пятница со своим дружком Бананом весело проводят время на улице, ухаживают за девушками и берут от так называемого технологического прогресса лишь то, что им интересно, -- ну, скажем, Jukebox [1], баночное пиво и всяческие шоу нашего ТВ. 1 Игровой автомат. Веселая разноголосица и музыка большого народного гулянья. Нора. Выходит, у вашей книги, так или иначе, совсем иной конец? Робинзон. Да, Нора, совсем иной! Нора. И получается, что этот верный и благодарный вам Пятница, которого вы обучили, как надо одеваться, пользоваться столовыми приборами, говорить по-английски, этот самый Пятница и должен был спасти вас, Робинзона Крузо, от одиночества. И Робинзона, и, разумеется, меня, меня и всех, кто сейчас собрался в холле отеля, чтобы пить без особой охоты и видеть тоску в глазах друг друга. Робинзон. Не знаю, Нора, мы не имеем права слишком преувеличивать... Я, как человек цивилизованный, не могу допустить и мысли, что такие люди, как Пятница и Банан, могут сделать что-то ради моего блага, разве что служить мне... Однако... Нора. Однако мы вот сейчас глядим друг на друга с какой-то ностальгией в глазах. Я думаю, что мы всегда будем такие, на любом острове планеты. (Резко.) Мне пора, мой муж ждет моего отчета. Робинзон (горько). О нашей беседе, Нора? Нора. О нет! Такую беседу с незапамятных времен люди уже вели миллионы и миллионы раз, и она не представляет ни малейшего интереса для моего мужа. А мой отчет будет на горячую тему -- аборты и самоубийства на острове Хуан-Фернандес. До свидания, Робинзон. Робинзон (после паузы). И я так и не смогу погулять с вами по улицам этого города, Нора? Нора. Боюсь, нет, и это жаль! Ну а вы привыкайте ездить в машинах с закрытыми окнами, видно вполне хорошо. Я уже почти привыкла. Для меня Хуан-Фернандес -- это, если хотите, какая-то цепь цветных изображений, вставленных в раму машинного окна, или просмотр диапозитивов. Прощайте, Робинзон! Лейтмотив. Звяканье льда в бокале. Далекий шум города. Музыка народного гулянья. Радостные возгласы людей. Постепенно нарастает шум машин и гул самолетов. Голос из репродуктора. Пассажиров, вылетающих в Лондон, просят пройти в коридор с красными указателями и предъявить свои документы в окошках соответственно их инициалам. Пассажиры, летящие в Вашингтон, должны пройти... Пятница (его звонкий и радостный голос заглушает голос из репродуктора). Ты прав, хозяин. (Смешок.) Организация -- лучше нельзя, посмотри, как все продумано: красные стрелки непременно приведут нас к окошечкам, сейчас ты подойдешь к окну с буквой К, а я -- с буквой П. А потом мы снова встретимся, хозяин, только не делай, пожалуйста, такое грустное лицо, ты же сам расхваливал до небес этот аэропорт. Робинзон. Я рад, что мы возвращаемся в Англию, Пятница. Рад, что уезжаю отсюда. Это уже не мой остров. Да и похоже, никогда не был моим, потому что тогда я не понял, что... Это все трудно объяснить словами, Пятница, к примеру, не понимал, что по моей милости делалось с тобой... Пятница. Со мной, хозяин? Но ты же совершил чудеса, вспомни, как ты сшил мне штаны, чтобы я не ходил голым, как обучил меня первым английским словам, слову "хозяин" (смешок), словам -- "да" и "нет", слову "Бог", обо всем этом так хорошо говорится в книге... Робинзон. Ну что ты! Все это я обязан был сделать, чтобы вырвать тебя из этой жизни дикарей. И ни в чем не раскаиваюсь. Но я не мог понять, как это ты, ну, скажем, молодой карибец, встретившись лицом к лицу с таким одряхлевшим европейцем... Пятница (со смехом). Какой же ты был "дряхлый", хозяин? Робинзон. Я говорю не о моем теле, а о моей истории, Пятница, и тут я совершил ошибку, пытаясь вовлечь тебя в ход нашей истории, истории нашей великой Европы, и прежде всего истории великого Альбиона и т. д. (Иронически смеется.) И до сей поры -- это самое ужасное! -- мне казалось, что все -- прекрасно, ты полностью принял нашу модель жизни. Но стоило нам явиться сюда -- у тебя вдруг усилился этот нервный тик... По крайней мере, ты называешь это так... Пятница. Может, это у меня пройдет, хозяин. (Смешок.) Робинзон. Ая чувствую, что нет, уже не пройдет никогда. Но любопытно, что этот тик усилился, едва мы прибыли на остров Хуан-Фернандес, когда ты вдруг резко изменился, когда встретился с Бананом и когда... Пятница. Верно, Робинзон. Многое изменилось с того момента. И это еще пустяки в сравнении с тем, что изменится. Робинзон. А кто, собственно, дал тебе право называть меня по имени? И о каких это изменениях ты говоришь? Лейтмотив смешивается с праздничной музыкой и голосами из репродукторов, все это длится какое-то мгновение. Пятница (серьезным, внушительным тоном). А как ты думаешь, Робинзон, почему остров называется Хуан-Фернандес? Робинзон. Ну, потому, что один мореплаватель в... это был год... Пятница. А тебе не пришло в голову, что остров получил это название совершенно случайно, по воле каких-то мореплавателей? А может, и более того -- в этом названии нет ничего случайного, Робинзон? Робинзон. По правде говоря, я не вижу смысла в... Пятница. А вот я -- вижу. И думаю, что это название может объяснить все, что сейчас с тобой происходит. Робинзон. Может объяснить? Пятница. Да, подумай немного. Что Хуан -- самое распространенное имя, что Фернандес -- самая обычная фамилия. Хуан и Фернандес -- самое привычное сочетание, какое можно встретить в испанском языке. Ну как Джон Смит в твоей стране или как Жак Дюпон во Франции и Ганс Шмидт в Германии. Нет в этом сочетании индивидуального, личностного, им обозначено нечто множественное, допустим -- uomo cualunque или Jedermann... [1] 1 Какой-либо человек (ит., нем.). Гул народного гулянья, праздничной толпы. Робинзон. Да, пожалуй, это так, но... Пятница. И это вполне объясняет то, что с тобой творится, бедный Робинзон Крузо. Надо же было приехать снова на этот остров со мной, чтобы обнаружить, что среди миллионов мужчин и женщин ты так же одинок, как и тогда, когда попал сюда после кораблекрушения и хотя бы понимал, в чем причина твоего одиночества... Робинзон. Н-да, я это почувствовал, пока беседовал с Норой в отеле, что-то вдруг заставило меня подумать о том, каким ты был в тот день, когда я спас тебя, -- совершенно голый, совершенно невежественный, да и вообще -- каннибал, но в то же время -- такой молодой, такой новый, без пятен истории. Ты был куда ближе меня звездам, воздуху, другим людям... Пятница. Не забывай, Робинзон, что мы поедали друг друга. Робинзон (сурово). Пусть так! Но все равно вы были ближе друг к другу Есть немало видов каннибализма, теперь-то я это понимаю очень и очень хорошо. Пятница (ласково). Ну и ну, Робинзон! Понять все это лишь под конец жизни, да еще на своем бывшем острове! Вот теперь ты понял, что утерял способность общения с Хуаном Фернандесом. С Гансом Шмидтом, с Джоном Смитом... Робинзон (патетически). Пятница, ты свидетель, я хотел выйти на улицу, слиться с толпой людей, которые... Пятница. Тебе мало что дало бы знакомство с такими людьми, как Банан и его приятели, они бы вежливо улыбались, и на этом -- все. Власти захотели изолировать тебя от местных жителей, и на это у них были свои государственные соображения, однако могли бы и не слишком стараться, и ты прекрасно знаешь это сам. Робинзон (медленно и с горечью). Зачем надо было снова приезжать на этот остров, где я знал совсем иное одиночество? Стоило ли возвращаться, если я здесь был еще более одиноким, чем тогда, и вдобавок выслушивать от собственного слуги, что я сам во всем виноват? Пятница. Твой слуга -- ни при чем, Робинзон! Ты сам чувствуешь себя виноватым. Лично и полностью виноватым! Голос из репродуктора. Внимание, заканчивается посадка пассажиров на самолет, вылетающий в Лондон. Просим иметь в руках справку о прививках... Робинзон. Знаешь, мне вдруг захотелось остаться. Быть может... Пятница. Боюсь, это слишком поздно для тебя. На острове Хуан-Фернандес нет места ни для тебя, ни для таких, как ты, бедный Робинзон Крузо, бедный Александр Селькирк, бедный Дэниэл Дефо, нет места для потерпевших кораблекрушение на волнах истории, для хозяев Праха, для наследников Ничего. Робинзон. А ты, Пятница? Пятница. Мое настоящее имя вовсе не Пятница, хоть ты никогда и не озаботился спросить это. Я предпочел бы, чтобы и меня звали Хуан Фернандес, как миллионы и миллионы островитян, которые сразу узнают друг друга, как узнали друг друга мы с Бананом, и уже идут по жизни общей дорогой. Робинзон. Но куда, Пятница? Пятница. Пока неясно куда, Робинзон. Ничего еще не ясно, поверь, ну, скажем, идут к земной тверди, скажем, что хотят навсегда покинуть острова Робинзонов, эти одинокие осколки твоего мира. Что до нас двоих (со смехом), мы полетим в Лондон на этом самолете, посадка заканчивается, и самолет не будет нас ждать. (Смеясь.) Скорее, скорее! Самолеты никого не ждут, Робинзон, самолеты не ждут! ПРИМЕЧАНИЯ ЗАХВАЧЕННЫЙ ДОМ Рассказ впервые был опубликован в "Анналах Буэнос-Айреса" в 1946 году. Борхес так вспоминал о литературном дебюте Кортасара: "В сороковых годах я был секретарем в одном более или менее неизвестном литературном журнале. Как-то раз, в обыкновенный день, рослый молодой человек, лицо которого я не могу сейчас восстановить в памяти, принес рукопись рассказа. Я попросил его зайти через две недели и пообещал, что выскажу свое мнение. Он вернулся через неделю. Я сказал, что рассказ мне понравился и уже поставлен в номер... Прошли годы, и однажды вечером, в Париже, он сказал мне, что это была его первая публикация. Я горжусь, что помог ей появиться на свет". Позже Борхес включил новеллу "Захваченный дом" в свою ставшую знаменитой "Антологию фантастической литературы". С. 22. Родригес-Пенья -- улица в южном пригороде Буэнос-Айреса -- Банфилде, где прошли детство и юность Кортасара. Улица названа в честь Николаса Родригеса Пеньи (1775--1853), аргентинского политического и военного деятеля, участника Войны за независимость испанских колоний в Америке 1810-- 1826 годов. ДАЛЕКАЯ На русском языке рассказ печатался также под названием "Дальняя" в переводе А. Косс. С. 25. Дориан Грей -- главный герой романа Оскара Уайльда "Портрет Дориана Грея". В романе изменяется не сам герой, а его портрет, на котором запечатлеваются все пороки оригинала. Бирючина -- кустарник семейства маслиновых. Теперь я ложусь спать... -- начало детской молитвы из старинного пуританского молитвенника. С. 26. "Луна в кружевах туберозы..." -- из стихотворения Федерико Гарсиа Лорки "Романс о луне, луне". И наверное, нелишне будет заметить: в 1933--1934 годах Гарсиа Лорка жил в Аргентине; Буэнос-Айрес и залив Ла-Плата были описаны им в стихотворении "Песня о мальчике -- уборщике в лавке". Палиндром (перевертыш) -- слово или фраза, которые одинаково читаются и слева направо, и справа налево ("Аргентина манит негра", "сон влетел в нос" и т. п.). Палиндромами увлекаются и герои кортасаровской новеллы "Сатарса" (сборник "Вне времени"). Анаграмма -- слово или словосочетание, составленное из букв другого слова или словосочетания. Далее в кортасаровском рассказе приведена анаграмма Сальвадора Дали, придуманная французским поэтом Андре Бре-тоном (1896--1966) и означающая "Жадная на доллары". Жужуй -- город на северо-западе Аргентины. Кетцальтенанго -- город в Гватемале. В рассказе даны как реально существующие топонимические названия, так и вымышленные (в дальнейшем это специально не оговаривается). С. 27. Форе Габриэль (1845--1924) -- французский композитор, автор романсов на стихи Поля Верлена. С. 28. "Твоя душа -- та избранная даль..." -- первая строка стихотворения Верлена "Лунный свет" (перевод Ф. Сологуба). С. 29. Трес-Арройос -- город в южной части провинции Буэнос-Айрес. Кобе -- город-порт в Японии. Флорида (букв.: Цветущая) -- небольшая улица в центральной части аргентинской столицы. Далее приводится номер дома -- 400; дело в том, что в Буэнос-Айресе принята порайонная нумерация. Род Эдуард (1857--1910) -- швейцарско-французский писатель. Родо Хосе Энрике (1872--1917) -- уругвайский эссеист, литературовед, философ. Автор книги "Ариэль". С. 30. Збуная цено -- вымышленное название птицы. С. 31. Алъбенис Исаак Мануэль Франсиско (1860-- 1909) -- испанский композитор, пианист. Агирре Хулиан (1869--1924) -- аргентинский композитор, пианист. Гуаставино Карлос (р. 1914) -- аргентинский композитор. АВТОБУС С. 35. "Домашний очаг" ("Стар") -- бузнос-айрес-ский литературный журнал (в нем, в частности, печатался Борхес). Вилья-дель-Парке -- район в западной части Буэнос-Айреса. С. 36. Сан-Мартин -- улица в Буэнос-Айресе. Названа в честь Хосе де Сан-Мартина (1778--1850), национального героя Аргентины, государственного и военного деятеля Латинской Америки, одного из руководителей Освободительной армии во время Войны за независимость. Именем Сан-Мартина названы в Буэнос-Айресе также городской район, площадь и театр; установлен памятник. Ногойя -- улица названа по имени города в аргентинской провинции Энтре-Риос (Междуречье). Святой Жан-Батист Мари Вианней (1786--1859) -- французский религиозный деятель. С. 38. Чакарита -- кладбище в Буэнос-Айресе; район, в котором находится это кладбище. Алъвеар -- больница в Буэнос-Айресе. Названа в честь Торквато де Альвеара (1822--1890), аргентинского государственного деятеля. Возглавляя муниципальный совет Буэнос-Айреса, провел реконструкцию аргентинской столицы. С. 39. Патерналь -- улица в западной части аргентинской столицы. С. 42. Ретиро -- район в центральной части Буэнос-Айреса, примыкает к заливу Ла-Плата; железнодорожный вокзал в этом районе. С. 43. Доррего -- улица в Буэнос-Айресе. Названа в честь Мануэля Доррего (1787--1828), аргентинского военного деятеля, участника Войны за независимость. В 1820 и 1827 годах Доррего был губернатором провинции Буэнос-Айрес. С. 45. Каннинг -- улица названа в честь Джорджа Каннинга (1770--1827), английского государственного деятеля. Каннинг способствовал признанию английским правительством бывших испанских колоний в Латинской Америке. Санта-Фе (букв.: Святая вера) -- улица названа по имени города (либо провинции) в восточной части Аргентины. С. 46. Пуэйрредон -- улица, названная в честь Хуана Мартина де Пуэйрредона (1776--1850), аргентинского военного и государственного деятеля, участника Войны за независимость. С. 47. Леандро-Алем -- улица названа в честь Ле-андро Алема (1842--1896), аргентинского политического деятеля, юриста. Майская площадь (площадь Мая, Пласа-де-Майо) -- центральная площадь аргентинской столицы; названа в память о Майской революции 1810 года, свершенной в Буэнос-Айресе и ставшей частью Войны за независимость. 25 мая -- национальный праздник Аргентины. ЦИРЦЕЯ С. 49. Цирцея (Кирка) -- в греческой мифологии: нимфа острова Эя, волшебница. Цирцея превратила в свиней спутников Одиссея, а его самого год удерживала на своем острове. Если учесть символическое название рассказа, то выбор Кортасаром имен для ряда своих героев назвать случайным нельзя -- например, Эктор, Селеста, Маньяра. Эктор -- испанская форма имени Гектор, предводителя троянцев, убитого Ахиллом. Селеста -- небесная (исп.). Маньяра (Мигель де Маньяра; 1626--1679) -- севильский дворянин, один из прототипов Дон Жуана. Россетти Данте Габриэль (1828--1882) -- английский писатель и художник. С. 50. Палермо -- район в центральной части Буэнос-Айреса, где находится одноименный (большой и живописный) парк. Фирпо, Демпси -- боксеры первой половины XX века. В рассказе речь идет о боксерском поединке 1923 года, когда аргентинец Роберто Фирпо проиграл североамериканцу Джеку Демпси -- в Аргентине это было воспринято едва ли не как национальная трагедия. Альмагро -- улица в аргентинской столице, проходит из центральной части Буэнос-Айреса в южные районы, населенные в основном бедным людом. Виктория, Кастро-Баррос -- улицы Буэнос-Айреса. На русский язык название первой переводится как "улица Победы", но, возможно, улица названа в честь английской королевы Виктории. Вторая названа в честь Педро Игнасио де Кастро Барроса (1777--1849), аргентинского священника, писателя, активного участника освободительного движения. Ривадавиа -- одна из главных улиц Буэнос-Айреса (протяженностью свыше 20 км). Названа в честь Бер-нардино Ривадавиа (1780--1845), аргентинского государственного деятеля, участника Войны за независимость, президента Аргентины в 1826--1827 годах. Онсе -- площадь в южной части аргентинской столицы, на которой находится одноименный железнодорожный вокзал. С. 51. Сан-Исидро -- северный пригород Буэнос-Айреса, где находится обширный парк и спортивный комплекс. Пуэрто-Нуэво (Новый порт) -- буэнос-айресский порт на берегу залива Ла-Плата. С. 54. Лудо -- вид настольной игры. Кирога Росита (полное имя -- Роса Родригес Киро-га де Капьелло; 1901--?) -- аргентинская певица. С. 62. ...в декабре... -- Напомню читателю: в Южном полушарии декабрь -- летний месяц. С. 63. Кангалъо -- улица в Буэнос-Айресе, названа по имени города в южной части Перу. С. 64. Пачо -- прозвище аргентинского композитора и исполнителя танго Хуана Мальо (1880--1934). Малага -- десертное виноградное вино; первоначально изготовлялось в окрестностях города Малага (юг Испании). Негри Пола (наст, имя -- Барбара Антония Халупец; 1894--1987) -- американская киноактриса (родом из Польши). Линье -- район Буэнос-Айреса, где находится знаменитый в аргентинской столице рынок. Район назван в честь Сантьяго де Линье (1753--1810), государственного и военного деятеля вице-королевства Ла-Плата. Линье происходил из старинного французского рода; с 1775 года -- на службе в испанской армии. В 1806--1809 годах -- вице-король Ла-Платы. Отличился во время освобождения Буэнос-Айреса от английских интервентов в 1807 году. БЕСТИАРИЙ С. 67. Фунес -- эта фамилия встречается и в других кортасаровских произведениях. Возможно, взята Кортасаром у героя борхесовской новеллы "Фунес, чудо памяти". С. 68. Мар-делъ-Плата -- город-курорт в провинции Буэнос-Айрес, на берегу Атлантики. С. 69. Конститусьон (Конституция) -- вокзал в южной части аргентинской столицы; находится на одноименной площади. Риачуэло -- река в южной части Буэнос-Айреса. Банфилд -- см. примеч. к с. 22. С. 70. Кардинал -- птица семейства овсянковых отряда воробьиных. Кардиналы распространены в Южной Америке от Колумбии до Аргентины. С. 81. Флан -- сладкое желеобразное кушанье. БЕСКОНЕЧНОСТЬ САДА Рассказ, видимо, сознательно сориентирован Кортасаром "на Борхеса". В этой кортасаровской миниатюре затронуты основные мотивы и темы его творчества (см., например, новеллу Борхеса "Сад расходящихся тропок"), а также использован излюбленный борхесовский прием: отражение одного литературного произведения в другом. Кроме того, известно пристрастие Борхеса к детективной литературе. ЗАКОЛОЧЕННАЯ ДВЕРЬ С. 92. Улица Восемнадцатого Июля -- улица названа так в связи с тем, что 18 июля 1830 года в Монтевидео была принята первая Конституция Независимой Республики Уругвай. МЕНАДЫ Возможно, этот рассказ -- переработанный с иной творческой позиции вариант одной из сцен раннего кортасаровского романа "Экзамен" (опубликован в 1986 году, после смерти автора). В романе все происходящее в театре описывается откровенно иронически. С. 97. Менады -- женщины, участвовавшие в мистериях в честь древнегреческого бога Диониса (Вакха). Менады растерзали легендарного певца Орфея, укрощавшего своим пением даже диких зверей. В переносном смысле: крайне возбужденные, неистовствующие женщины. Театр "Корона" -- вероятно, Кортасар имеет в виду оперный театр в Буэнос-Айресе "Колон" ("Колумб"). Под своим неизмененным названием этот всемирно известный театр упоминается в ряде произведений Кортасара (в том числе и в романе "Экзамен"). С. 98. "Сон в летнюю ночь" -- так называются два сочинения немецкого композитора Якоба Людвига Феликса Мендельсона-Бартольди (1809--1847). Видимо, если принять во внимание реплики персонажей рассказа, имеется в виду сочинение 1842 года. "Дон Жуан" -- симфоническая поэма немецкого композитора Рихарда Штрауса (1864--1949). "Море" -- сочинение (три эскиза) французского композитора Клода Ашиля Дебюсси (1862--1918). Пятая симфония -- произведение Бетховена. Судьба стучится в дверь -- имеются в виду начальные такты первой части Пятой симфонии Бетховена, которые обычно называют "Стук Судьбы в дверь". Пятая симфония... победа на "пять". -- По-испански слово "победа" (victoria) начинается латинской буквой V, совпадающей с римской цифрой V (пять). "Травиата" -- опера итальянского композитора Джузеппе Верди (1813-1901). "Гуарани" -- опера бразильского композитора Ан-тонио Карлоса Гомиса (1836--1896). Гуарани -- группа индейских народов, проживавших на территории современных Парагвая, Боливии и Бразилии, а также на северо-востоке Аргентины. С. 100. Эпифания.-- Если учесть символический характер новеллы, то выбор Кортасаром фамилии персонажа назвать случайным нельзя. Эпифания -- праздник поклонения волхвов (отмечается 6 января). Кроме того, эпифаниями называет свои озарения Стивен Дедал, герой романа Джеймса Джойса "Улисс". Рислер Эдуард (1873--1929) -- французский пианист. Бюлов Ханс Гвидо фон (1830--1894) -- немецкий пианист, дирижер, композитор. С. 101. Брукнер Антон (1824--1896) -- австрийский композитор, органист, педагог. С. 102. ...известного эксперимента доктора Окса... -- Имеется в виду седьмая глава повести Жюля Верна "Опыт доктора Окса". В повести рассказывается об опытах с чистым кислородом, которые в городе Кика-доне проводит ученый Окс; в седьмой главе действие происходит в городском театре, где и музыканты, и публика под воздействием чистого кислорода приходят в сильнейшее возбуждение. С. 107. Карнак -- крупнейший в Древнем Египте комплекс храмов. ЖЕЛТЫЙ ЦВЕТОК В эссе "О коротком рассказе и его окрестностях" (из книги "Последний раунд") Кортасар так вспоминал о работе над "Желтым цветком": "Я написал первые страницы едва ли не на одном дыхании, но не знал, что же должно произойти дальше, какова развязка всего рассказа. Если бы в эту минуту кто-либо сказал мне: "В конце рассказа главный герой отравит Люка", -- я был бы донельзя удивлен". С. 112. Камбронн -- улица в Париже. Названа в честь французского военного деятеля, генерала Пьера Камбронна (1770--1842). Вероятно, если учесть, что далее в рассказе упоминается Наполеон, название улицы выбрано Кортасаром не случайно. В битве при Ватерлоо генерал Камбронн командовал Старой наполеоновской гвардией. По преданию, на предложение англичан сдаться Камбронн ответил: "Гвардия умирает, но не сдается". РАССКАЗ НА ФОНЕ ВОДЫ С. 121. Лайнес Мануэль (1852--1924) -- аргентинский журналист, прозаик, издатель. ...дельту надо было бы назвать... альфой. -- Словесная игра. Аргентинцы залив Ла-Плата называют иногда Дельтой, поскольку он представляет собой расширенный эстуарий рек Парана и Уругвай. Дельта -- это также четвертая буква греческого алфавита. Альфа -- первая буква. АКСОЛОТЛЬ С. 127. Аксолотль -- личинка саламандры (тигровой амбистомы). "Аксолотль" -- слово из языка индейского народа ацтеки, живущего в Мексике (отсюда -- реплики героя, разглядывающего аксолотлей: "ацтекские маски", "ацтекские лики"). С. 128. Святая Женевьева -- старинное парижское аббатство, где в 1802 году был создан Лицей Генриха IV. (Святая Женевьева -- покровительница Парижа.) НОЧЬЮ, ЛИЦОМ КВЕРХУ С. 136. Мотеки -- неологизм Кортасара. Образован по аналогии с названиями ряда индейских племен (ацтеки, тласкальтеки, ольмеки) от слова того (так на аргентинском разговорном называют мотоцикл). Возможно, кортасаровский неологизм связан также и со словом "метеки" -- так на парижском арго называют иностранцев, особенно представителей Латинской Америки. (Первоначально: метеки -- иноземные поселенцы в Древних Афинах.) КОНЕЦ ИГРЫ С. 143. Летисия -- так звали и мать Наполеона. С. 144. Понсон дю Террайль Пьер Алексис (1829-- 1871) -- французский писатель, автор многочисленных романов о Рокамболе. С. 147. Тигре -- северный пригород Буэнос-Айреса. С. 148. Ариэль. -- Имя кортасаровского персонажа отсылает и к "Буре" Шекспира, и к творчеству Шелли, и к философской работе Родо "Ариэль". См. также примеч. к с. 29 и к с. 597. СЛЮНИ ДЬЯВОЛА Размышляя о современной литературе, Кортасар однажды сравнил рассказ с фотографией. Вот какие цели ставит он перед мастером-фотографом и мастером-новеллистом (эти слова можно рассматривать как своеобразный авторский комментарий к "Слюням дьявола"): "Выхватить из реальности фрагмент, заключив его в строго определенные рамки, но таким образом, чтобы выхваченный кусок действовал, словно взрыв, распахивающий настежь несравненно более обширную реальность... И фотограф, и автор рассказа обязаны выбрать и ограничить такой образ или такое событие, которые были бы значимы, ценность которых заключалась бы не только в них самих, но и в их способности воздействовать на зрителя или читателя как некое событие, некий фрагмент, обращающий разум и чувства к чему-то выходящему за пределы изобразительного либо литературного сюжета, в них содержащегося". По мотивам кортасаровского рассказа итальянский режиссер Микеланджело Антониони поставил в 1967 году фильм "Блоу-ап" ("Крупным планом"), получивший широкую известность. С. 161. Консьержери и Сент-Шапель. -- Дворец Кон-сьержери (XIV век) и часовня Сент-Шапель (XIII век) входят в знаменитый архитектурный ансамбль Парижа -- Дворец правосудия (остров Сите). С. 162. Сен-Луи -- остров, расположенный рядом с островом Сите, "колыбелью Парижа". Аполлинер Гийом (наст, имя -- Гийом Альбер Владимир Александр Аполлинарий Костровицкий; 1880-- 1918) -- французский поэт. О каких конкретно строках Аполлинера (в связи с особняком Лозен на острове Сен-Луи) идет речь, не ясно. Также не ясно, какого "другого поэта" вспоминает рассказчик. Может быть (учитывая, что Роберто Мишель наполовину француз, наполовину чилиец), имеется в виду чилийский поэт Висенте Уидобро (1893-1948). В 1916-1933 годах он жил в Париже, писал стихи на испанском и французском языках; в некоторых ранних произведениях Уидобро ощутимо влияние Аполлинера. Даунинг-стрит -- улица в Лондоне, на которой находится резиденция премьер-министра. С. 165. Фра Филиппа (Липпи Филиппо; 1406-- 1469) -- итальянский художник. Авиньон -- город на юге Франции (в Провансе). ПРЕСЛЕДОВАТЕЛЬ "Преследователь" -- одно из программных и самых знаменитых произведений Хулио Кортасара. Вспоминая о времени работы над этим рассказом, автор признавался: "Перед тем как был создан "Преследователь", в моей жизни наступил момент, когда я почувствовал необходимость обратиться к тому, что рядом со мной. Работая над "Преследователем", я забыл об уверенности и обратился к проблематике экзистенциального общечеловеческого плана... В "Преследователе" я хотел отказаться от всякого изобретательства и почувствовать под ногами почву собственной личности, иными словами, посмотреть на самого себя. А смотреть на самого себя -- это значит видеть человека, видеть своего ближнего..." И далее -- почти теми же словами -- о главном герое "Преследователя": "В конечном счете Джонни ищет самого себя и к тому же своего ближнего". И еще одно признание Кортасара: ""Преследователь" -- маленькая "Игра в классики". Там уже есть все темы, все проблемы "Игры..."". С. 178. Ч.П. -- имеется в виду Чарлз Паркер (1920-- 1955), американский альт-саксофонист негритянского происхождения, один из крупнейших джазистов мира. В книге "Становление джаза" Дж. Л. Коллиер пишет: "В джазе было два подлинных гения. Один из них, конечно, Луи Армстронг... Другим был человек по имени Чарли Паркер, ненавидевший общество и не находивший в нем своего места... Что можно сказать о человеке, который был лишен способности разделять чувства других, но создавал музыку, магнитом притягивающую к себе людей? Если он большой художник -- публика понимает то, что он, вопреки себе, говорит ей. Всю силу любви, дружеской верности и щедрости, которую Паркер прятал в тайниках своей души, смог передать его саксофон. Неспособность уважать других людей губительна. Губительна она оказалась и для Паркера. Но кто решится сказать, что свою жизнь он прожил напрасно?" Будь верен до смерти... -- начало фразы из Апокалипсиса; ее продолжение: "...и дам тебе венец жизни". О, слепи мою маску -- первая строка стихотворения (без названия) английского поэта Дилана Томаса (1914--1953). В произведениях Кортасара Дилан Томас упоминается либо цитируется неоднократно. С. 181. Цинциннати -- город в восточной части США (штат Огайо). Дэвис Майлз Дьюи (р. 1926) -- американский музыкант-трубач. Его творчество оказало значительное влияние на музыкальную культуру второй половины XX века. С. 183. Ипотека -- залог недвижимого имущества, главным образом земли, с целью получения ссуды. С. 189. Хэмп -- обиходное сокращение фамилии Лайонела Хэмптона (р. 1913), американского вибрафо-ниста. Далее в рассказе упоминается песня "Берегись, дорогая мама", которую Хэмптон исполнял с непревзойденным мастерством. С. 192. Балтимор -- город-порт в США (штат Мэриленд) на побережье Атлантики. Бельвю -- психиатрическая больница в Нью-Йорке. С. 195. ...изображены Рому л и Рэм... -- Имеется в виду один из символов Рима -- памятник волчице, к сосцам которой тянутся младенцы Ромул и Рэм. "Брожу один средь множества любви". -- Кортасар приводит строку Дилана Томаса по-испански; вероятно, цитируется -- в измененном виде -- начало стихотворения Томаса "На замужество девственницы" (в букв, переводе с оригинала: "Пробуждаясь один во множестве любви"). С. 196. Диззи -- прозвище американского трубача-виртуоза Джона Бэркса Гиллеспи (р. 1917). С. 201. "Хот-джаз" (англ. hot jazz -- букв.: горячий джаз) -- одно из направлений джазовой музыки. С. 208. Клинекс -- название бумажных носовых платков и косметических салфеток фирмы "Кинберли-Кларк". Лурд -- город на юго-западе Франции, в предгорьях Пиренеев. Место паломничества, связанное с культом Девы Марии: в 1858 году четырнадцатилетней жительнице Лурда Бернадетте Субиру неподалеку от местного целебного источника было явление Богородицы. С. 212. Панасъе Юг (р. 1912) -- французский музыкальный критик. С. 219. Янг Лестер Виллис (1909-1959) - американский тенор-саксофонист. С. 220. Тейлор Билли (Вильям; р. 1921) -- американский пианист. ...одета в стиле Сен-Жермен-де-Прэ... -- то есть одета довольно строго и скромно, так, как одевалась артистическая молодежь в Париже в конце 1940-х -- начале 1950-х годов. В ту пору в кабачках и кафе парижского района Сен-Жермен-де-Прэ любили собираться молодые небогатые художники, писатели, философы, музыканты, артисты. С. 221. Льюис Джон (р. 1920) -- американский пианист. С. 224. Каллендер Фрэд (Джордж; р. 1918) -- американский музыкант, исполнитель на тубе-бас. С. 225. Айвз Чарлз Эдуард (1874-1854) - американский композитор; один из первых обратился к фольклорной музыке США. С. 226. "Бибоп" ("боп") -- стиль игры, характерный для хот-джаза. Среди тех, кто создал "бибоп", -- Чарлз Паркер. С. 227. "Кул-джаз" (англ. cool jazz -- букв.: холодный джаз) -- одно из направлений джазовой музыки, возникшее в 1950-е годы. Фезер Леонард Джефри (р. 1914) -- американский музыковед, автор работ о музыкальной культуре XX века, в том числе "Энциклопедии джаза". Washboard. -- В 1940-е годы стиральная доска стала применяться в качестве джазового инструмента. С. 228. "Имя сей звезде полынь" -- цитата из Апокалипсиса (8:11). С. 232. Джексон Махалия (1911--1972) -- американская певица. Ряд песен, исполненных ею, -- религиозного содержания. С. 235. Сатчмо -- прозвище американского (негритянского) трубача и певца Луи Даниэла Армстронга (1900--1971). Кортасар неоднократно писал об Армстронге и называл его "величайшим хронопом". СЕКРЕТНОЕ ОРУЖИЕ Рассказ печатался также под названием "Тайное оружие" (в переводе В. Симонова). С. 241. Куперен Франсуа (1668-1733) - французский композитор, органист и клавесинист. Происходил из рода, давшего несколько поколений музыкантов. Прозван Купереном Великим; его творчество -- вершина французского клавесинного искусства. С. 242. Далила (Далида) -- возлюбленная древнееврейского героя Самсона. Сила Самсона была скрыта в его волосах. Узнав об этом, Далила усыпила Самсона, велела отрезать ему волосы и передала его, уже бессильного, филистимлянам (см.: Книга судей, гл. 16). Цзяо-Вуки (р. 1921) -- французский художник. Ангьен -- город в Бельгии. С. 243. Мишо Анри (1899-1984) - французский поэт; его творчество связано с сюрреализмом и герме-тизмом. Грин Грэм (1904--1991) -- английский прозаик. Сам Грин делил свои произведения на "развлекательные истории" и "серьезные романы". С. 244. "Чудесным светлглм майским днем"- (далее в рассказе приводится продолжение: "Когда весь мир в цветенье") -- песня немецкого композитора Роберта Шумана (1810--1856) на слова Генриха Гейне (пер. В. Зор-генфрея). С. 245. Кламар -- город к юго-западу от Парижа. С. 249. Маллиган Джерри (Джералд Джозеф; р. 1927) -- американский композитор, саксофонист. С. 253. ...в гризайлевых сумерках... -- Гризайль (от фр. gris -- серый) -- вид декоративной живописи, выполняемой в различных оттенках какого-либо одного цвета (чаще всего серого). Лавана -- старинный испанский танец, получивший широкое распространение во Франции. ВСЕ ОГНИ - ОГОНЬ С. 271. Проконсул -- наместник провинции в Древнем Риме. С. 273. Массилия -- римское название Марселя. Город был основан греками около 600 года до Р. X.; завоеван римлянами в I веке до Р.Х. С. 274. ...силуэт ретиария-нубища. -- Ретиарий -- гладиатор, вооруженный сеткой; нубиец -- житель, уроженец Нубии (исторической области, расположенной на берегах Нила). С. 275. Фракиец -- житель, уроженец Фракии (исторической области на северо-востоке Балканского полуострова). С. 279. ...Апта Юлия (ныне Апт) -- город на юге Франции, в департаменте Воклюз. СИЕСТА ВДВОЕМ В рассказе описываются картины бельгийского художника-сюрреалиста Поля Дельво (1897--1994). С. 286. Холидей Билли (наст, имя -- Элинор Гоу Мак-Кей; 1915--1959) -- американская (негритянская) джазовая певица. Грок. -- Кличка собаки -- это сценическое имя швейцарского клоуна Адриана Ветташа (1880--1959). Сам Грок-человек в произведениях Кортасара упоминается неоднократно. С. 287. Ринго -- Ринго Старр (р. 1940), английский музыкант, участник группы "Битлз". С. 296. Тонгре -- город в Бельгии. НАДО БЫТЬ В САМОМ ДЕЛЕ ИДИОТОМ, ЧТОБЫ Своеобразным комментарием к этому рассказу может служить такая цитата из одного кортасаровско-го эссе: "Однажды вечером, кажется, в Торуне, родине Коперника, художник Матта приветствовал меня, входящего к нему, словами: "А, вот и идиот!" Я похолодел, но объяснение последовало незамедлительно: "Я называю тебя так же, как называли князя Мыш-кина"..." С. 301. Эпиктет (букв.: Прикупленный; 50--138) -- греческий философ-стоик; был рабом одного из фаворитов Нерона. Софросиния (греч.) -- благоразумие, разумность, рассудительность. Как термин слово "софросиния" было употреблено Платоном в его "Диалогах". С. 302. Булонский лес -- парк в западном предместье Парижа. С. 303. Фишер-Дискау Дитрих (р. 1925) -- оперный немецкий певец (баритон). Джотто ди Бондоне (1266--1337) -- итальянский живописец. Главное произведение Джотто -- росписи капеллы Скровеньи в Падуе. "Прошлым летом в Мариенбаде" -- фильм французского режиссера Алена Рене (р. 1922), вышедший на экраны в 1961 году и получивший широкую известность. Сценарий фильма написал Ален Роб-Грийе (р. 1922). Наверное, нелишне отметить: Роб-Грийе признавался, что на мысль написать сценарий этого фильма его натолкнул роман "Изобретение Мореля" аргентинского писателя Бьой Касареса (см. примеч. к с. 631). С ЧУВСТВОМ ЗАКОННОЙ ГОРДОСТИ Рассказ печатался в переводе В. Правосудова под названием "Законная гордость". С. 304. ...второго ноября... -- В католических странах 2 ноября -- День поминовения всех усопших. ПЛАЧУЩАЯ ЛИЛИАНА Под названием "Лилиана плачет" рассказ печатался в переводе Ю. Трейдинга. С. 313. Фармакопея -- искусство приготовления лекарств. С. 314. Макговерн Джордж Стэнли (р. 1922) -- американский государственный деятель, один из лидеров демократической партии. С. 319. Рамос-Мехиа -- западный пригород аргентинской столицы. Назван в честь Ильдефонсо Рамоса Мехиа (1769--1854), аргентинского политического деятеля, губернатора Буэнос-Айреса в 1820 году. С. 320. Эсейса -- главный аэропорт аргентинской столицы. С. 321. Росарио -- город к северо-западу от Буэнос-Айреса, на реке Парана. ШАГИ ПО СЛЕДАМ Рассказ печатался в переводе Ю. Трейдинга под названием "След в след". С. 323. Джеймс Генри (1843--1916) -- американский писатель. В произведениях Кортасара упоминается неоднократно. Ла-Плата -- здесь: город на берегу залива Ла-Плата, административный центр провинции Буэнос-Айрес, расположен к юго-востоку от аргентинской столицы. С. 324. Санта-Фе -- здесь: провинция в восточной части Аргентины. Карриего Эваристо (1883--1912) -- аргентинский поэт, певец буэнос-айресских предместий. Сторни Альфонсина (1892--1938) -- аргентинская поэтесса. Рио-Плата -- здесь: район провинции Буэнос-Айрес, примыкающий к заливу Ла-Плата. Альмафуэрте (наст, имя -- Педро Бонифасио Па-ласьос; 1854--1917) -- аргентинский поэт и прозаик. Пуа Карлос дела (1898--1950) -- аргентинский поэт. С. 325. Адъюнкт-профессор -- младшая научная должность, помощник профессора. Пергамине -- город в северной части провинции Буэнос-Айрес. Санта-Крус -- город на юге Аргентины, в Патагонии. Мендоса -- город (а также провинция) на западе Аргентины, в предгорьях Анд. В середине 1940-х годов Кортасар работал в Мендосе школьным учителем. С. 327. Брагадо, Пилар -- города в провинции Буэнос-Айрес. С. 328. Балькарсе -- город в южной части провинции Буэнос-Айрес. Назван в честь Антонио Гонсалеса Балькарсе (1774--1819), аргентинского военного деятеля, участника Войны за независимость. Фанхио Хуан Мануэль (1911--1995) -- аргентинский автогонщик, пятикратный чемпион мира. С. 331. Подобно Байрону... проснулся однажды утром знаменитым... -- Байрон прославился сразу же после публикации (начало 1812 года) двух первых песен поэмы "Паломничество Чайльд Гарольда". С. 332. "Карас и каретас" -- буэнос-айресский литературный журнал; основан в 1898 году аргентинским писателем Хосе Сиксто Альваресом (1858--1903). Возможно, Кортасаром в данном рассказе не случайно упомянут именно этот журнал, поскольку его название как нельзя лучше подходит к основной идее новеллы (на русский язык оно переводится как "Лики и маски"). С. 333. Дарио Рубен (наст, имя -- Феликс Рубен Гарсиа Сармьенто; 1867--1916) -- никарагуанский поэт, глава испано-американского модернизма. Творчество Дарио на рубеже веков оказало чрезвычайно большое влияние на латиноамериканских писателей. В произведениях Кортасара Рубен Дарио упоминается либо цитируется неоднократно. ...присуждение Нобелевской премии... Андре Жиду... -- Французский писатель Андре Жид (1869--1951) стал Нобелевским лауреатом в 1947 году. Фернандель (наст, имя -- Фернан Контанден; 1903-- 1971) -- комедийный французский киноактер. С. 334. ...шиншиллового палантина... -- Шиншилла -- грызун семейства шиншилловых с густой мягкой шерстью. Обитает в Андах (Чили, Перу, Боливия, Аргентина). Палантин -- широкий женский шарф (обычно бархатный или меховой), накидываемый на плечи. Томас Дилан -- см. примеч. к с. 178. С. 339. Парвеню (фр.) -- выскочка; человек, пробившийся в высшее общество. С. 345. Сейба (хлопковое дерево) -- тропическое дерево семейства бомбаксовых; достигает высоты 50 м. РУКОПИСЬ, НАЙДЕННАЯ В КАРМАНЕ Название новеллы -- кортасаровская литературная игра. Оно заставляет читателя вспомнить произведения с аналогичными названиями -- прежде всего, пожалуй, роман Яна Потоцкого (1761--1815) "Рукопись, найденная в Сарагосе" и рассказ Эдгара По (1809--1849) "Рукопись, найденная в бутылке". И, вероятно, надо добавить: к Эдгару По, в целом оказавшему большое влияние на латиноамериканскую литературу XX века, у Кортасара было особое сотвор-ческое отношение. В одном из интервью он сказал: "Эдгар По, несомненно, повлиял на меня... Еще ребенком я открыл для себя Эдгара По и свое восхищение им выразил, написав стихотворение, которое назвал, ну конечно же, "Ворон"". А другое стихотворение Эдгара По -- "Аннабел Ли" -- играет весьма существенную роль в последней новелле "Рассказ из дневниковых записей" последнего прижизненного сборника Кортасара "Вне времени". Помимо этого, в 1956 году Кортасар издал двухтомник произведений североамериканского писателя в своих переводах на испанский язык. С. 348. Офелия -- замечу: это же имя носит и героиня рассказа "Шаги по следам". Мондрианово дерево -- образ, навеянный картиной "Дерево" нидерландского художника, основателя геометрического абстракционизма Пита Мондриана (1872-- 1944). В беседе с уругвайским журналистом Гонсалесом Бермехой Кортасар признавался: "Метро, это "Мондрианово дерево", как я его называю в "Рукописи, найденной в кармане", влечет меня особенно. Меня прельщает бесконечность возможных комбинаций пересадок... Наверное, то, что метро расположено под землей, и роднит его с системой юнговских архетипов: это -- преисподняя, куда мы нисходим при жизни". Парижское либо буэнос-айресское метро -- место действия еще нескольких кор-тасаровских рассказов. С. 354. Денев Катрин (наст, фам.-- Дорлеак; р. 1943) -- французская киноактриса. ЗДЕСЬ, НО ГДЕ, КАК С. 359. Магритт Рене (1898--1967) -- бельгийский художник-сюрреалист. С. 360. ...о Чили, об этом другом кошмаре... -- 11 сентября 1973 года в Чили был совершен государственный военный переворот. Кортасар (как, к примеру, и Гарсиа Маркес) резко осудил установление в Чили тоталитарного режима, принимал активное участие в международных акциях в защиту чилийской культуры. С. 361. Акоста Мариано (1825--1903) -- аргентинский государственный деятель, вице-президент Аргентины в 1874 году. В буэнос-айресском педагогическом училище имени Акосты Кортасар учился в 1928-- 1932 годах. "Ла Перла" ("Жемчужина") -- кафе (ресторанчик) на площади Онсе (в южной части Буэнос-Айреса). С. 364. Мейринк Густав (1868--1932) -- австрийский писатель, автор романа "Голем". С. 365. Кито -- столица Эквадора. С. 367. Равель Морис (1875--1937) -- французский композитор. Карамболь -- бильярдная игра в три шара, когда один шар, отскочив от другого, попадает в третий. Корамин (кордиамин) -- лекарство, стимулирующее центральную нервную и сердечно-сосудистую системы. С. 368. ...бесконечных комнат в отеле, горизонтально ездящих лифтов... -- Эти образы постоянно возникают и на страницах кортасаровского романа "62. Модель для сборки" (действие романа происходит в основном в Париже). МЕСТЕЧКО ПОД НАЗВАНИЕМ КИНДБЕРГ С. 370. Шепп Арч (Арчибальд; р. 1937) -- американский джазовый композитор и саксофонист. Ромеро Джордж (р. 1939) -- американский кинорежиссер. В рассказе упоминается его фильм "Ночь живого мертвеца", поставленный в 1968 году. С. 371. Маккартни Пол (р. 1942) -- английский композитор и певец, солист квартета "Битлз". Фри-джаз (свободный джаз) -- одно из направлений джазовой музыки, возникшее в 1950-е годы. С. 372. Сантьяго -- столица Чили. Возможно, Кортасар сделал героиню рассказа, путешествующую по Европе, чилийкой отнюдь не случайно. После военного переворота 1973 года тысячи чилийцев были вынуждены эмигрировать. См. также примеч. к с. 360. Франц Иосиф (1830--1916) -- император Австрии и король Венгрии с 1848 года. Болдуин Джеймс (1924--1987) -- американский (негритянский) писатель. С. 373. Гинзберг Аллен (1926--1997) -- американский поэт. С. 374. "Mothers of Invention" ("Изобретательные матери") -- американская рок-группа, основанная в 1965 году гитаристом Фрэнком Заппой. С. 375. ...легендарным мечом в постели... -- В германо-скандинавских сказаниях меч (в данном случае символ девственности) разделял брачное ложе Брунгильды и ее нелюбимого мужа Гунтера. Сюжет, связанный с Брунгильдой и Гунтером, получил широкую известность благодаря опере Вагнера "Зигфрид". С. 377. "Рубин" -- кафе (ресторанчик) в Буэнос-Айресе. С. 379. Арльт Роберто (1900--1942) -- аргентинский прозаик и драматург. Значение его творчества для аргентинской литературы XX века Кортасар определил так: "Бсе мы вышли из Роберто Арльта". ФАЗЫ СЕВЕРО С. 383. Дуплет -- в бильярдной игре: удар шаром в другой шар, который, ударившись о борт и отскочив от него, попадает в лузу. Негр Акоста. -- В ряде произведений различных авторов, описывающих Буэнос-Айрес середины XX века, упоминается негр Акоста -- возможно, весьма колоритная фигура в аргентинской столице той поры. ШЕЯ ЧЕРНОГО КОТЕНКА С. 394. Биафра -- богатая нефтью юго-восточная часть Нигерии. В 1967--1970 годах, во время междоусобной (гражданской) войны в Нигерии, сепаратистами была создана Республика Биафра. С. 399. Азалия -- вечнозеленый кустарник семейства вересковых. Более всего известна азалия индийская; у нее -- красивые яркие цветки. Саймон Нина (р. 1935) -- американская певица. Мартиника -- владение ("заморский департамент") Франции, расположенное на одноименном о