Киаран Карсон. Чай из трилистника Ciaran Carson. Shamrock tea x x x Granta Books. London, New York x x x x x x Перевод с английского Петра Степанцова ============================================================================ Магическая субстанция позволяет героям "Чая из трилистника" проникнуть внутрь знаменитой картины Яна ван Эйка "Двойной портрет Арнольфини", и они обретают способность с предельной ясностью воспринимать окружающее. Хитросплетения сюжета и многослойность тематики (средневековая цветовая символика, жития святых, судьбы Ирландии) превращают повествование в замысловатое кружево. Все связано со всем, и весь мир можно увидеть в капле воды - как считал Артур Конан Дойл, который также является одним из героев этой удивительной и волшебной книги. Киаран Карсон (р. 1948) - североирландский писатель, автор нескольких стихотворных сборников, лауреат ряда литературных премий. Роман "Чай из трилистника" был включен в лонг-лист премии Букера 2001 года. ISBN 5-353-01057-4 ББК84(4Вел)6-44 "Originally published in English by Granta Publications under the title Shamrock Tea, copyright (c) by Ciaran Carson, 2001" "Ciaran Carson asserts the moral right to be identified as the author of this Work" (c) П. Степанцов. Перевод и примечания, 2003 (c) Оформление. ООО "Издательство "РОСМЭН-ПРЕСС", 2003 OCR by Jasper Jazz, 2003. ============================================================================ Он разделил плоскость деревянной доски на сто квадратов и нанес соответствующее число таких же квадратов в маленькую книгу; затем он расписал эти квадраты разными красками с различными оттенками - серого, зеленого, желтого, синего, красного, телесного и другими смешениями - и придал, насколько мог лучше, каждой из этих красок соответствующий оттенок, и всё это, как сказано, занес в маленькую книжку. КАРЕЛ ВАН МАНДЕР. Книга о художниках[1]. Хаарлем, 1604 г. Мир есть всё то, что имеет место. Людвиг ВИТГЕНШТЕЙН. Логико-философский трактат. Лондон, 1922 г. ============================================================================ 1 ПАРИЖСКАЯ ЗЕЛЕНЬ Возможно, когда-нибудь я вернусь в мир, в который пришел изначально. А сейчас я хочу записать хоть что-то, пока совсем не забыл, кто я на самом деле. Первое, что вспоминается, это цвета обоев в моей спальне и их меловой вкус под ногтями. Само собой, прошли годы, прежде чем я узнал, как называются эти оттенки... Следующее воспоминание - мой первый набор красок: зелень Гукера, вермильон, берлинская лазурь, жженая сиена; я знал, что за этими именами должны скрываться какие-то истории, и решил, что когда-нибудь я их узнаю. Научившись говорить, я открыл, что зеленый - цвет ревности. Но я еще не знал, что Наполеон на острове Св. Елены, как предполагают, умер оттого, что вдыхал испарения от обоев в своей спальне, преднамеренно окрашенных мышьякосодержащим пигментом, известным как изумрудная, или парижская, зелень; не знал я также о зеленой луне, что светила несколько недель подряд после взрыва Кракатау 28 августа 1883 года, в день св. Моники, матери Блаженного Августина. В "Исповеди" Бл. Августин с благоговением говорит об "огромных палатах" своей памяти, этого необъятного хранилища бесчисленных образов всевозможных видов. Изумляясь времени (ведь у настоящего нет длительности, а прошлого и будущего не существует), он приходит к выводу, что мерилом времени должна быть память; следовательно, далекое прошлое - это далекие воспоминания о прошлом. В церковной литургии, которая есть мерило времени, зеленый символизирует надежду, и во всякое воскресенье от Троицы до Рождества священник облачается в зеленую ризу. Когда Нерон в своих жестоких гонениях на христиан приказывал зашивать их в звериные шкуры и бросать на растерзание псам, он, как свидетельствуют, любовался зрелищем через призму зеленого берилла, обладающего увеличивающими свойствами. Помимо того, зеленый - это цвет планеты Венеры, а стало быть, любви и плодородия. У греков зеленый ассоциировался с Гермафродитом, сыном синего Гермеса и желтой Афродиты. Зеленый двусмыслен. Это цвет пришельцев - точнее, существ из подземного мира, что иллюстрируется следующей легендой. 20 июля 1434 года, едва главная звонница Брюгге, во Фландрии, возгласила час терции[2], из водосточной решетки на городской площади материализовалась двойня зеленокожих подростков - девочка и мальчик лет тринадцати, в нарядах из чего-то вроде лягушачьей шкурки, промокшие насквозь. Горько плачущих детей привели к жившему неподалеку Арнольфини, уважаемому итальянскому торговцу. Обращаясь к ним на различных языках и наречиях, он обнаружил, что близнецы откликаются на аттический диалект древнегреческого. У них на родине, сказали они, царят вечные сумерки. Она называется Страной св. Мартина: этого святого у них глубоко почитают, поскольку он сошел из горнего мира и обратил народ в христианство. Вчера они пасли стада драконов и проследовали за ними в одну пещеру. Там они услышали далекий перезвон колоколов, в котором различили голоса ангелов, взывающих к ним. Идя за голосами, они вскарабкались по грубо вырубленным в скале ступеням и очутились в ослепительном свете. Подростков крестили. Быстро выяснилось, что они не едят ничего, кроме бобов, и через несколько недель такого питания зеленый оттенок их кожи заметно поблек. Мальчик вскоре умер. Девочка, обнаружившая некоторую легкость поведения, долгие годы прожила в доме Арнольфини в качестве служанки. О ее дальнейшей судьбе мы не имеем сведений; однако жители Брюгге отметили и запомнили, что день, когда в наш мир явилась зеленая двойня, был праздником св. Маргариты Антиохийской. 2 ДРАКОНЬЯ КРОВЬ Маргарита, известная у греков как Марина, была красавица-дочь языческого жреца Эдесия из Антиохии Писидской. Когда отец узнал, что она приняла Христа, он отрекся от нее, и девушка принуждена была пасти скот своей кормилицы. Как-то раз Олимврий, префект Писидии, во время охоты узрел Маргариту со стадом и немедленно возжелал ее. Он спросил, свободная она или рабыня: если свободная, он возьмет ее в жены; если рабыня, то купит. Маргарита отвечала, что она свободнорожденная, но служит Христу. Олимврий приказал отдать ее под суд, обвинив в поклонении ложному богу. Ее бросили в темницу, где вздернули на дыбу и истязали до тех пор, пока кровь из нее не забила фонтаном. Но девушка по-прежнему отказывалась уступить похоти правителя. Пока тюремщики измышляли новые пытки, ей явился дьявол в обличий ужасного дракона, который раскрыл у нее над головой пасть, поддел языком стопы и разом проглотил ее. К счастью, она держала крест, который увеличился до размеров меча, и этим священным оружием она распорола драконье чрево и явилась невредимой. Затем ее посетил еще один бес; но она боролась с ним, пригвоздила ногой к полу и потребовала открыть свое происхождение. Тот поведал ей, что, подобно многим своим собратьям, он был упрятан Соломоном в большой медный сундук; но в Вавилоне сундук обнаружили и открыли искатели сокровищ, и таким образом он вместе с прочими бесами, на горе роду человеческому, вышел на свободу. На следующий день Маргариту жгли огнем, подвешивали за волосы и, наконец, бросили в чан с кипящим маслом. Пять тысяч собравшихся, пораженные силой ее духа, уверовали и были немедленно казнены властями. Саму Маргариту в конце концов обезглавили. И в тот же миг палач ее пал замертво; это была не кара, а награда, дабы вознесся он вслед за мученицей на небеса, поскольку исполнял свою работу с величайшим нежеланием. Эти события произошли в правление императора Диоклетиана и были засвидетельствованы Феотимом, от которого мы и узнали всю историю. Феотим и кормилица Маргариты принесли ей в темницу хлеб и воду. Они заглянули через оконце и, убоявшись Господа, узрели всё, что случилось. Таким образом, рассказ Феотима - евангельская истина. "Маргарита" означает "жемчуг", чья белизна символизирует непорочность. Утверждают, что жемчуг обладает свойством исцелять истечения крови и страсти сердца. Поскольку св. Маргарита вышла невредимой из чрева чудовища, она стала покровительницей благополучных родов. Считается, что беременным полезнее всего прикоснуться к ее поясу, который в целости и сохранности обретается в шести местах в одной только Франции. Подобным же образом в христианском мире существует по меньшей мере восемь авторитетно признанных голов святой. В живописи ее эмблемой является дракон, порой достаточно крупный, чтобы проглотить человека. Однако анонимный богемский мастер XIV века написал ее с небольшим драконом, восседающим у нее на руке подобно соколу. Нередко дракон доходит св. Маргарите лишь до колен, словно домашний пес; такими изобразил святую и ее спутника ван Эйк - резным навершием кресла рядом с кроватью - на картине, известной как "Свадьба Арнольфини", или " Двойной портрет Арнольфини". 3 ТЕЛЕСНЫЙ Мама, обеспокоенная спасением моей души, подобно Монике, матери Бл. Августина, подарила мне в день одиннадцатилетия "Жития святых" с картинками. Я раскрасил дракона св. Маргариты зеленью Гукера из своего набора для рисования; название это я запомнил потому, что ошибочно связывал его с Ричардом Гуком, который, как я узнал в школе, изобрел телескоп усовершенствованной конструкции и с его помощью сформулировал теорию о движении планет. Платье св. Маргариты было закрашено, разумеется, вермильоном. Не могу не отметить, что "вермильон" происходит от vermiculus, что на латыни означает "червячок", поскольку когда-то этот красный пигмент добывали путем выжимания из женских особей чешуекрылых насекомых рода Kermes (червецы). Вермильон был также известен как "кровь Иоанна Крестителя", потому что в Германии червеца традиционно собирали крепостные - после доброго глотка браги из зверобоя ("Иоанновой муравы") - между одиннадцатью и двенадцатью часами в ночь на 29 августа, праздник усекновения главы Иоанна Предтечи. "Жития святых" заняли свое место среди прочих томов моей библиотеки, шкафом для которой служил ящик из-под апельсинов, поставленный на попа. В результате книги мои при открытии издавали приглушенный аромат этих плодов, который я принимал за запах ладана, поскольку апельсины частенько упоминались в проповедях отцов-редемптористов[3] во время их миссий к мирянам-католикам Белфаста. В типичном сценарии редемптористов фигурировал мучимый жаждой мальчик на летних каникулах, одиноко стоящий у лавки зеленщика. Вот он взирает на красиво выложенную горку апельсинов. Он заворожен их кожурой в ямочках, а распаленный солнцем их аромат овевает его, рисуя в воображении, как он кусает апельсин и ощущает крошечные брызги нектара на нёбе. Затем, погоняемый жаждой, он идет дальше и уже представляет себе, как сдирает с плода кожуру, обнажая его сочащиеся дольки, и граница между грезой и делом начинает размываться. И вот уже апельсин (рядом, лишь протяни руку) овладевает всеми его помыслами. И никто, видит он, на него не смотрит. Зеленщик поглощен разговором с двумя покупательницами, которые просят сопоставить достоинства молодого британского картофеля и "дублинской королевы". Полицейский как раз зашел в пивную по соседству. Автомобиль пропыхтел по пустой, раскаленной на солнце улице. Никто, думает мальчик, не смотрит на него. И он протягивает руку и сует апельсин в карман брюк. В конце концов, никто этого не заметил; да к тому же всего один апельсин из целой груды. Но Господь, заключает отец- редемпторист (здесь он достает из своего черного пояса распятие и пафосным жестом вздымает его над головой), Господь наблюдал за мальчиком, а для Господа, который всевидящ, нет ничего незначительного; для Него Одно - есть Многое. Апельсины, таким образом, ассоциировались у меня с кражей либо с пропажей. Поэтому, обзаведясь своим "книжным шкафом", я счел благоразумным заранее помолиться св. Антонию Падуанскому, перед которым ходатайствуют о возвращении утерянного или украденного имущества. Так повелось с того дня, когда одного из учеников, взявшего какую-то книгу Антония без его ведома, посетил ужасный призрак и под страхом смертных мук приказал вернуть ее. На стезе проповедничества св. Антоний прославился как никто другой, а передвигался он от места к месту с такой быстротой, что многие здравомыслящие свидетели уверовали в его вездесущность. В 1231 году, через тридцать два года после смерти, мощи святого были перенесены в Падую. Вся плоть его истлела, за исключением языка, который оказался нетронутым и таким же красным и свежим, каким был при жизни. 4 БАГРОВЫЙ Когда умирал святой, в народе поднималось нешуточное волнение. В Падуе на протяжении июня и июля 1231 года длинные процессии день и ночь стихийно собирались у обители Арчелла, где на открытом катафалке в окружении белых лилий было выставлено тело св. Антония. Церковные колокола звонили без умолку, смешивая день с ночью. Многие верующие слышали ангельские голоса. Над городскими башнями катились странные облака, изумлявшие самых одаренных нефеломантов[4]. На платформах, несомых распевающими людьми, и колесных помостах, влекомых волами через все городские ворота, раскачивались могучие столбы из воска. Повсюду пылали свечи. В этой местности, где обычное время было отменено, царило коллективное исступление, когда все - от князей до нищих - жаждали обрести какую-нибудь реликвию святого. Получить свою толику останков оказалось затруднительным даже для присутствовавших при кончине; но трансцендентного контакта со святым - и через многие годы после смерти - можно достичь, прикоснувшись к его одежде или земле, по которой он ступал, соломе, на которой он ночевал, его надгробию, мощам, образам. Лампадным маслом и свечным воском из усыпальницы помазывали пораженные части тела. Пили воду, омывавшую труп святого. Над ракой с мощами св. Антония проносили вино, разбавляли и назначали пациентам гомеопатическими дозами. Так что, силу святого можно было сохранять многие столетия. У моей матери имелась одна такая реликвия - св. Терезы Младенца Иисуса, "Цветика из Лизьё" - крошечный кусочек бежеватого льна с бледными пятнами, который касался тела св. Терезы или сутаны, касавшейся ее одежды, наклеенный на основу из выцветшего красного плиса и вложенный в бронзовую, со стеклянной крышкой коробочку размером со склянку из-под бальзама для губ или с дамские часики. Приложенная к страдающему воспалением легких, она неизменно доказывала свою действенность, ведь св. Тереза умерла от туберкулеза и потому считалась покровительницей больных бронхами. Реликварий хранился в небольшом ящичке бюро в гостиной среди других памятных вещей: ракушки с зеленой кромкой и надписью "Портраш[5], 1944" фиолетовыми несмываемыми чернилами (сувенир медового месяца моих родителей), молочного зуба (моего), комплекта тематических вкладышей от сигарет "Уиллз" с описанием целебных растений Британских островов и пузырька " спасительного бальзама" с пробкой-капельницей. Помимо него, были и другие ящички, полочки для писем, отделения с дверцами, - и всюду содержались различные предметы со своими историями. В пачке старинных открыток затерялось размером с открытку же фото моих отца и матери, так от руки раскрашенное, что оба выглядели нарумяненными и напомаженными, с одинаковыми кукольно-синими глазами. Последняя вещица досталась от дяди Селестина, завзятого фотолюбителя, филателиста и алчного потребителя детективной и готической литературы, олицетворяемой для него сочинениями Артура Конан Дойла и Эдгара Аллана По. На двенадцатый день рождения он подарил мне сборник историй о Шерлоке Холмсе. "Для великого ума, - говорит Холмс в "Этюде в багровых тонах", - мелочей не существует... По одной капле воды, - утверждает он далее, - человек, умеющий мыслить логически, может сделать вывод о возможности существования Атлантического океана или Ниагарского водопада, даже если он не видал ни того, ни другого и никогда о них не слыхал. Всякая жизнь - это огромная цепь причин и следствий, и природу ее мы можем познать по одному звену". 5 СИНИЕ "ГАЛЛАХЕРС" Наша фамилия "Карсон" считается для католиков необычной, поскольку неизменно ассоциируется с протестантским юнионизмом - благодаря Эдварду Карсону, лорду Данкэрну, которого многие считают отцом-основателем Северной Ирландии. Когда я вошел в разум, мне рассказали, что мой прапрадед по отцовской линии был пресвитерианин, который сменил конфессию и наставлял потомство с таким рвением, что впоследствии дед мой стал называть сыновей в честь римских пап. Отсюда - Селестин, в честь Целестина V, святого-покровителя переплетчиков; Сильвестр, мой отец, в честь Сильвестра II, блестящего ученого, популяризатора абака и пневматического органа; а Лео, поганая овца нашего семейства, сбежавший в Америку еще до моего рождения, был назван так в честь Льва II, который в день св. Марка, 25 апреля 799 года, чудесным образом остался невредим после попытки противоборствующей папской фракции вырезать ему глаза и язык. И всё же Селестин - более остальных - сохранил двойственное отношение к памяти знаменитого Карсона. У него была древняя газетная вырезка из белфастской "Ньюслеттер" с фотографией лорда Данкэрна, срезающего первый кусок дерна на торжественной церемонии начала сооружения водохранилища в Безмолвной Долине, что в горах Морн. Дядя утверждал, что сигарета, которую элегантно одетый лорд держит между указательным и средним пальцами правой руки, - это "Синяя "Галлахерс""[6]. Один современный биограф подтвердил данный факт, исследовав под микроскопом отчетливо различимую структуру пепла. Более того, виднеющееся на дерне растение можно идентифицировать как Tussilago farfara, мать-и-мачеха, или копытень, называемый так за характерную подковообразную форму листа. Оно известно также как "бедняцкий табак", "куколь-трава", "камчужная трава", "кашельное зелье" и "дикий ревень"; его листья составляют основу "Британского травяного табака", в числе прочих ингредиентов которого - вахта, очанка лекарственная, буковица, розмарин, тимьян, лаванда и цветки ромашки. Когда Селестин не курил свои " Синие", он пользовался сходной травяной смесью, которую в шутку называл " чаем из трилистника". В Великий пост весь его дом пропитывался ароматом "чая", почти заглушавшим доносившийся из темной комнаты лабораторный запах и сакраментальный душок закрепителей, которые он приготовлял для тонированных фотографий, растирая эссенции лаванды и живицы, древесные смолы и необработанный воск. Он презирал тех, кто просто использовал акварель из детского набора. Принципы Ченнино Ченнини, последнего сторонника средневековой традиции, настаивал он, актуальны и по сей день: при изображении лиц следует сделать подмалевок бледным позёмом, "земляной зеленью" (terre verte), а розовые телесные тона наносить тонко поверх него, переходя ко всё более светлым оттенкам, от тени к свету; зеленому дают проглядывать сквозь полутона, замечательно передавая жемчужные тона живой плоти. Увлекшись ненадолго темперой, он подтвердил убеждение Ченнино, что для изображения лиц молодых людей с холодной, свежей окраской лучше всего подходит бледный желток яиц из-под городских кур, в то время как в случае с пожилыми и смуглыми людьми предпочтение следует отдавать более темному желтку деревенских яиц. Чтобы проиллюстрировать свою мысль, он показал мне отретушированный снимок своего единственного ребенка, моей двоюродной сестры Береники, которую я до того времени едва замечал. Она была изображена в виде Клеопатры, в наряде, явственно сооруженном из старых шелковых шарфов и перьевого боа. Зубы ее казались зеленоватыми, и я решил при встрече приглядеться к ним повнимательнее. Я почти уверен, что наша с ней фотография, до сих пор хранящаяся у меня и датированная на обороте двадцать четвертым июля 1959 года, запечатлела данное событие. Это был также и день чудотворицы Христины Досточтимой, святой-покровительницы психиатров. 6 ЛАВАНДОВЫЙ Родившись в знатной семье и осиротев в пятнадцать лет, Христина была подвержена всё более частым каталептическим припадкам, пока однажды личный врач ее дяди не констатировал смерть. Ее тело пышно убрали, усыпали белыми лилиями и поместили в бронзовый саркофаг. Когда исполнение реквиема дошло до "Agnus Dei", крышка гроба слетела прочь и все увидели, как тело Христины медленно воспаряет к стропилам. Собравшиеся кинулись вон, кроме одного храброго священника, который с распятием в руках заклял ее спуститься обратно. Девушка рассказала ему, что тяжелый дух от людей в соборе стал просто невыносим, и она решила улететь от него. Сначала она посетила преисподнюю, где смрад порока был столь густым, что служил топливом для адского пламени. Побывала Христина и в чистилище, где запах был уже не такой сильный; и там, и там она видела своих знакомых. Затем Христина отправилась на небеса, которые пахли розмариновым дымом и лавандой. Именно там она услыхала, как священник на ее отпевании читает "Agnus Dei", и мысленно вернула себя на землю. Вернувшись в наш мир, Христина обнаружила, что ей трудно переносить человеческое общество. Всю жизнь ей отравляло острое обоняние. Присутствие даже одного тела составляло проблему, ведь оно было заражено запахами других, с которыми соприкасалось. Поэтому ее тянуло перенестись куда-нибудь повыше, и тогда ее замечали на флюгерах или верхушках деревьев. В конце концов попечители построили для нее башню, где она оставалась, пока не умерла во второй раз; хотя, согласно другим свидетельствам, она была сбита стрелой во время одного из своих послеполуденных полетов. В моем издании "Житий святых" Христина изображена с башней, как у Рапунцель, в одной руке и стрелой - в другой. Найти нужную страницу легко, потому что она заложена нашей с Береникой фотокарточкой. Лето. Мы стоим по колено в высокой траве на заброшенном участке у северного конца старого Белфастского водохранилища, в нескольких сотнях ярдов от дома Селестина. Хотя фотография не раскрашена, я знаю, что на мне пиджак светло-зеленого твида, в лавандовую и овсяную крапинку, белая рубашка апаш, эластичный ремень, в красно-зеленую полоску, с пряжкой в виде змеи, и серые фланелевые брюки. Она одета в выцветшее розовое платьице без рукавов, с набивным рисунком цветков яблони. Мы улыбаемся. Годы спустя мне предстояло наткнуться на следующие заметки философа Людвига Витгенштейна: "На фотографии (не цветной) я увидел белокурого мальчика с зализанными назад волосами, в грязном светлом пиджаке, и темноволосого мужчину перед каким-то станком вроде токарного, состоявшим частью из выкрашенного в черный литья, частью из полированных, блестящих осей, рычагов и т.п., и рядом - сетку из легкой оцинкованной проволоки. Я воспринимал изогнутые металлические поверхности как железные, волосы мальчика - светло-русые, литье - черное, сетку - цинкового цвета, невзирая на то, что всё было представлено более или менее темными тонами фотографической бумаги". Излюбленным развлечением Витгенштейна были походы в кино, "на картины", по его собственному выражению. Особенно ему нравились вестерны и мюзиклы. Любимыми звездами у него были Кармен Миранда и Бетти Хаттон. Британские фильмы он терпеть не мог, заявляя, что реальность изображена в них неубедительно. С другой стороны, Голливуд - "вот это стоящее дело". 7 ЖЕМЧУЖНЫЙ Портрет дочери у Селестина вышел неточным: зубы Береники были ослепительные, жемчужно-белые, что подчеркивалось, как мне казалось, легкой шепелявостью. Познакомившись с ней, я стал думать, что она мне нравится. Во многих отношениях она походила на мальчика, а в ее коллекции марок насчитывалось немало замечательных экземпляров - в особенности запомнился полный комплект, включая типографские вариации, первых "Ирландских временных" выпуском, состоявших из перепечаток британских марок, а также " Святой год", раритетный брак от 18 сентября 1933 года, где поклонение волхвов оттиснуто вверх ногами. Под ней Береника написала старательным курсивным рондо: "Праздник св. Джузеппе Купертинского, святого-покровителя воздушных перелетов, дн. 18 сентября 1663 г. AMDG[7]". Да, этот святой был весьма популярен и те дни: авиаперелеты как раз становились доступными рядовому человеку - по крайней мере, из средних классов, - а многие верующие были хорошо знакомы с преданиями о "летающем монахе". Отец святого Джузеппе был плотник, по имени также Джузеппе, но бедный настолько, что Джузеппе-младший родился в яслях под скатом крыши, потому что сам дом был конфискован королевскими приставами. В детстве Джузеппе прославился своей рассеянностью и инертностью. Его частенько видели на перекрестках с отвисшей челюстью, за что он получил прозвище "Боккаперта", то есть "Раззява". Единственной посильной для него работой было подметать улицу перед местной таверной, посетители которой, случалось, баловали его нечаянной монеткой. Тем не менее его жизни предстояло стать долгой чередой экстатических и сверхъестественных происшествий, по своему масштабу не сравнимой ни с одним из правдоподобных житий всех прочих святых. Несмотря на очевидное тупоумие, Джузеппе отличался удивительной набожностью. Нередко его можно было заметить в обществе священнослужителей, которые терпели его как простодушного. Спустя несколько лет они из жалости допустили его к экзамену на священство. Чудесным образом ему достался единственный текст, который он умел читать. Дальше его карьера пошла огромными скачками. За семнадцать лет пребывания Джузеппе во францисканской обители в Гротелле было засвидетельствовано и документально зафиксировано людьми непререкаемого здравомыслия свыше семидесяти его левитации. В одном из случаев монахи сооружали голгофское распятие. Срединный из трех крестов имел тридцать шесть футов в высоту и соответствующий вес: чтобы поднять его, требовались усилия десятерых мужчин. Св. Джузеппе, как сообщается, с необыкновенной быстротой пролетел семьдесят ярдов, отделявших его от креста, подхватил его, будто соломинку, и водрузил на место. В конце концов его жизнь настолько переполнилась подобными, смущающими душу явлениями, что церковные власти почувствовали необходимость его изолировать. Неаполитанские инквизиторы обвинили Джузеппе в том, что он " увлекает за собой толпу, словно новый Мессия". Вдобавок к левитации, он был подвержен экстатическим припадкам, из которых его невозможно было вывести ни битьем, ни прижиганием свечой, ни уколами булавкой. Неизлечимо сверхчувствительный к религии, он на тридцать пять лет был отлучен от прилюдного служения мессы, пения в хоре, совместной трапезы с братией и отправления любых публичных обязанностей. Впоследствии он сменил несколько всё более глухих и отдаленных мест заточения. Брошенный людьми, но ежедневно посещаемый Богом, 10 августа 1663 года, в день св. Лаврентия, принявшего мученическую смерть на раскаленной решетке, Джузеппе Купертинский занемог. 15 августа, в праздник Вознесения Богородицы, Джузеппе собрал силы для последней, недолгой левитации. Он умер 18 сентября, отвергнутый иерархами и почитаемый народом. 8 ТАБАЧНЫЙ Как мне описать Беренику в те годы? Фотография - лишь одно из обличий. Я помню ее, к примеру, в юбке, из темной шотландки, до колен, которая идет к ее темным, подстриженным "под Клеопатру" волосам и глазам цвета травы. Поверх кремовой вышитой блузки на ней надета бутылочно-зеленая шерстяная кофточка, из магазина, потому что мать, которая сама бы ее связала, умерла несколькими годами раньше. Ногти у нее обгрызены. Большой и указательный пальцы левой руки вымазаны фиолетовыми чернилами, а на правом запястье нарисованы фиолетовые часики. Без десяти два. На правом колене струп, память о падении недельной давности, когда она споткнулась по пути на утреннюю мессу, потому что надела новые лакированные туфли с ремешком и низким каблуком - они и сейчас на ней, - и скользкие подошвы еще не зашершавились; теперь носки уже слегка ободраны. Уши у нее проколоты: я вижу крошечные мягкие дырочки в мочках; сегодня сережек на ней нет. Я запомнил эти подробности потому, что накануне вечером читал рассказ о Шерлоке Холмсе под названием "Картонная коробка". Если сюжет вам знаком, то вы помните, что в коробке (желтой, из-под паточного, или нектарного, табака) обнаружились два отрезанных уха, одно из которых - мужское - было проколото. Более того, коробка была отправлена из Белфаста, города, в котором я жил, что придавало событиям рассказа еще большую реалистичность. Поэтому в тот день я поневоле сосредоточил внимание на ушах Береники, и, рисуя их в своем воображении, и по инерции вижу и остальное. Как неустанно повторяет Холмс, идеальный мыслитель, всесторонне изучив один-единственный факт, способен воспроизвести не только цепочку событий, которые ему предшествовали, но также и все последствия, к которым он приведет. Подобно тому, как Кювье мог по одной кости верно описать всё животное, внимательный наблюдатель, глубоко осмысливший одно звено в череде эпизодов, будет в состоянии в точности определить все остальные, как до него, так и после. Мысленным взором я следую за Береникой - или, быть может, переношусь в свое прежнее тело рядом с ней. Мы у Водохранилища, прислонились к развалившемуся навесу где-то на заброшенных участках. Из кармана своей зеленой кофты она достает "Черепаховый" портсигар и одной рукой, с щелчком и эффектным, заговорщическим жестом, открывает его. Внутри лежат две галлахеровские "Синие", которые они сует в рот и прикуривает от одной спички, словно главный персонаж голливудского фильма. Ее искусность меня впечатляет. Из нее бы вышла, думается мне, отличная героиня девчачьих приключенческих рассказов из "Однокашницы", еженедельника, который я презирал из мужских предубеждений, пока не понял, что меня всё больше восхищают эти костюмированные драмы, в которых фигурировали, к примеру, прекрасная принцесса Трансильванская, имевшая обыкновение наряжаться в крестьянскую робу, чтобы ближе познакомиться и подружиться со своими подданными, и Безмолвная Троица Сокрытого Четвертого, носившаяся по ночам в монашеских рясах по тайным коридорам древних школ в поисках истины, таящейся за очередной загадкой. Мне чудится, что Береника про себя улыбается. Когда она говорит мне, что нашла способ летать, я не так уж и удивляюсь; ее изобретательность, по- видимому, не знает границ. Она откроет мне секрет в день своего рождения, 18 августа, который приходится на праздник св. Елены, матери императора Константина, обретшей Крест Господень. 9 РЖАВЫЙ Английские историки во все времена в один голос уверяли, что Елена родилась в Колчестере, поскольку была дочерью короля Кола, от которого и пошло название города. В 326 году Дух Святой ниспослал ей видение о том, что Крест погребен внутри горы Голгофы, и она без промедления направилась в Иерусалим. Здесь Елена обнаружила, что язычники соорудили на Лобном Месте свои храмы, чтобы надежнее скрыть место, где был захоронен Христос. Она разрушила кумирни и низвергла статуи Юпитера и Венеры. Выкопав яму великую, ее сподвижники обнаружили Гроб Господень и рядом с ним - три креста. Неподалеку они нашли три священных гвоздя, весьма проржавевших, и надпись, что была прикреплена к Кресту; и было невозможно определить, какой из трех крестов тот самый, на котором Спаситель принес себя в жертву. Епископ Макарий, узнав о затруднении, посоветовал Елене принести кресты в дом к одной из самых знатных женщин города, которая слегла со смертельным недугом. Когда это сделали, Макарий стал поочередно прикладывать кресты к заболевшей, и она немедленно и полностью исцелилась, прикоснувшись к одному из них, в то время как другие два действия не возымели. Св. Клена поместила основную часть Креста в серебряный ковчег в Церкви Гроба Господня. Неоднократно указывалось, что имеющихся кусков Креста хватило бы для постройки боевого корабля. Чтобы опровергнуть эту невежественную клевету, достаточно сказать, что частицы Креста Господня зачастую бывают не крупнее булавочной головки и не толще человеческого волоса. Можно также довериться свидетельству Павлина, который в эпистоле к Северу сообщает, что хотя от Креста почти ежедневно отломляли щепы, он не претерпевал ни малейшего убытка. Св. Кирилл Иерусалимский, писавший двадцать пять лет спустя, отмечает, что крохи реликвии разбросаны по всему христианскому миру, и уподобляет этот феномен чудесному насыщению пяти тысяч, засвидетельствованному в Писании. Что же до гвоздей, то один св. Елена вставила в уздечку, другой - в диадему для своего сына. Третий она бросила в Адриатический залив, чтобы успокоить шторм, и это море по сей день находится под ее покровительством. Когда она умерла, император Константин приказал похоронить ее с подобающей пышностью в величественном мавзолее. В память о ней он воздвиг статую; кроме того, она увековечена в названии острова Св. Елены, открытого испанцами в день ее поминовения, где другой император, Наполеон, впоследствии закончит свои дни в изгнании. Надо заметить, что в этот день поминают и Клару Монтефалькскую, монахиню-августинку, которая пережила и стремилась воспроизвести в своем теле основные этапы страданий Христовых, от Гефсиманского сада до Голгофы. Многие верили, что Иисус сокрыл свой Крест в ее сердце. Поэтому по ее кончине, едва она успела испустить последний вздох, сестры кинулись на всё еще теплое тело, чтобы извлечь драгоценное сердце. Разрезав ее кухонным ножом, они нашли в ее плоти атрибуты Страстей Господних: сначала Крест, затем бич, копье, губку, столб бичевания, терновый венец и багряницу. Образ порождает образ. Елене привиделся Крест, потаенный во внутреннем пространстве земли; Клара зачала Крест в своем внутреннем пространстве; и действительность подтвердила эти видения. Я по-прежнему грежу о Беренике. Мы плывем сквозь палаты памяти в поисках себя наяву. 10 ЗМЕЕВИК 18 августа 1959 года. Дядя Селестин готовит сеанс волшебной лампы, придуманный им специально ко дню рождения Береники: краткая история водохранилища Безмолвной Долины, главного источника воды для города Белфаста. Тема эта волнует его уже давно, поскольку в ней он видит весь спектр нашей общественной неустроенности. Он курит галлахеровскую "Синюю". Опускаются сумерки. Дядя задергивает шторы и включает проектор. Первый слайд - вид на север с главной насыпи. Если вас интересует, почему Безмолвная Долина так называется, говорит Селестин, то существует легенда о том, что там никогда не пели птицы. Кое- кто полагает, что этот феномен связан с наличием некоего воздушного мешка, который мешает полету. Здесь же зафиксирован высокий уровень радиоактивного излучения, а некоторые скалы, как говорят, по ночам светятся. Голубой дымок от сигареты Селестина раскручивается вверх внутри световой воронки; дядя переходит к следующему слайду. Здесь представлен лорд Карсон с замечательным экземпляром кристаллического кварца, шесть граней которого призваны символизировать шесть графств только что образованной провинции Северная Ирландия. Окрестные утесы, говорит Селестин, известные как Бриллиантовые Горы, густо нашпигованы кристаллами аметиста, топаза, хризоберилла, турмалина и перидота. Он показывает крупные планы образцов упомянутых кристаллов, в которых я узнаю коллекцию Ольстерского музея. Они мерцают в темноте зала. Оливково-зеленый перидот, продолжает он, ценится особо, когда обнаруживается в виде серпентина, иначе змеевика, из которого вырезают статуэтки св. Патрика, изгоняющего из Ирландии змей. Далее - вид Слив-Донарда, самой высокой горы в районе Морн. Обратите внимание: на вершине едва виднеются развалины каменного скита; именно здесь устроил себе жилище св. Донард, после того как принял крещение от св. Патрика. Согласно преданию, Донард был местным вождем-язычником. Св. Патрик, прибыв в эти края, послал к Донарду служку с просьбой о пропитании для своих спутников, поскольку святые мужи считали подобные приношения само собой разумеющимися. Донард сказал мальчику взять одного из своих самых свирепых быков. Мальчик попытался это сделать и, естественно, был вынужден спасаться бегством. Вот перед вами замечательный образчик ирландской бычьей породы. Из уроков по отечественной истории вы знаете, что бык является эмблемой Ольстера - после знаменитого похищения быка из Куальнге[8]. Когда мальчик рассказал св. Патрику, что с ним случилось, тот дал ему волшебный повод, на котором бык пришел на закланье кроткий, как агнец. Он был забит, разделан и засолен. Вот схема разделки с различными частями говяжьей туши, которую я позаимствовал из "Образцового домашнего хозяйства" издательства "Хатчинсон и К"", Лондон. Филей. Кострец. Лопатка. Грудинка. Шея. Должен заметить, что разделка эта английская и может в точности не совпадать с той, что использовалась мясниками древней Ирландии, но общая идея ясна. На следующий день Донард пожаловался Патрику, что тот украл у него быка. Если правитель так говорит, ответил св. Патрик, он получит своего быка обратно. Он сотворил крестное знамение, и разрозненные куски мяса, некогда составлявшие быка, немедленно воссоединились. Святой дохнул быку в рот, и тот вернулся к жизни. Вскоре Донард попросил крестить его, но перед этим признался, что ему трудно понять доктрину Пресвятой Троицы. Патрик сорвал былинку шамрока, иначе трилистника, и протянул ее в качестве иллюстрации: растение с одним стеблем, но тремя равнозначными листьями. Ему суждено было стать символом Ирландии. 11 КРОВАВО-ЗЕЛЕНЫЙ Береника толкнула меня коленкой в коленку. По опыту она знала, что ее отец только разогревается перед седланием любимого конька и что иллюстрированная лекция закончится еще не скоро. Я тоже заметил, что он позабыл про своих слушателей. Два гостя уснули, остальные трое с радостью принялись опустошать вазу ромово-сливочных тянучек "Каллард и Баузер". Пора было уходить. Береника выскользнула за дверь. Через несколько минут я последовал за ней в темный коридор. Она прижала палец к губам и взяла меня за руку. На цыпочках мы поднялись по лестнице; подошли к порогу дядиного кабинета. Я колебался, но Береника втолкнула меня и повернула в замке ключ. Она указала на картину над письменным столом Селестина. На ней в полный рост была изображена пара в средневековых одеяниях в интерьере: мужчина с ног до головы в темном, держащий за руку женщину в зеленом. Веки у мужчины были тяжелые, и он словно отводил глаза от зрителя. Ее глаза были скромно опущены. Его ноздри трепетали. Береника потянулась вверх и надавила на одну из шишек в лепнине рамы. Раздался резкий щелчок, и вся картина повернулась, открыв встроенный в стену тайник. Внутри была глиняная трубка, с головкой размером с наперсток, и эмалевая изумрудно-зеленая табакерка, инкрустированная мотивом арфы и трилистника. Береника взяла ее и открыла. На внутренней стороне крышки было выгравировано: Д.О.Г. Чай из трилистника A.M.D.G. Вместо привычного душка травяного табака Селестина эта смесь дышала иным фимиамом: темным, острым, горьким, густым, составленным из множества штрихов разнообразных тонов зеленого и сепии. Береника взяла трубку и вернула картину на место. Он не подействует, если не смотреть на картину, сказала она. Затем взяла щепотку, набила трубку, прикурила от спички со стола Селестина и всасывала, пока смесь не начала тлеть. Сделав несколько затяжек, она передала трубку мне. Я глубоко вдохнул и почувствовал, как от дыма перехватило горло. Береника повела глазами в сторону картины; я последовал за ее взглядом. На долю секунды мир раздвоился; я сморгнул; картина замерцала в своей раме и вдруг приобрела стереоскопическую глубину. Складки и изгибы зеленого платья дамы явственно выступили на алом фоне кровати. Я почти ощущал меховую оторочку темной, пурпурно-багряной накидки на мужчине, твердость полей и округлость тульи его шляпы. Тут я заметил на стене, за спинами пары, выпуклое зеркало, в котором эти спины отражались, а за ними, телескопически выгнутые, еще две фигуры - одна в синем, другая в красном, - застывшие на пороге комнаты, готовые войти в ее измерение. Береника взяла меня за руку. Я почувствовал ее пульс и свой, казалось вторивший ее сердцебиению. Я ощутил, как растекается по моим венам дым, и подумал, что кровь у меня зеленеет, зеленый цвет вторгается в красный, завихрениями, словно в стеклянном цилиндре шприца. Береника что-то про себя замурлыкала - хотя я и не узнавал мелодию, это была какая-то бемольная арабеска[9], - и под этот напев мои подошвы затрепетали от какого-то неровного давления снизу. Лишь через секунду-другую я осознал, что мы поднялись на пару дюймов над половицами. Мы медленно поплыли вперед. Когда наши головы поравнялись с головами изображенных, мы стали фигурами на картине. 12 СИНЯЯ ФИАЛКА Теперь я могу рассматривать эти события с высоты некоторых познаний. Литература по психотропным средствам необъятна, и я едва ли преодолел дальние подступы к ней, но у меня есть некоторый практический опыт, подкрепленный примерами, которые я привожу ниже. Агиографы св. Джузеппе Купертинского писали, что в течение пяти лет он не вкушал ни хлеба, ни вина, а травы, которыми он питался по пятницам, были столь отвратительны на вкус, что есть их мог лишь он один. Отмечалось также, что многие случаи левитации святого имели место в пятницу, а один неортодоксальный авторитет уверяет, что Джузеппе был знаком с составом снадобий, использовавшихся ведьмами для полетов - в качестве растираний или подкожно. Цвет ингредиентов неизменно указывается как зеленый. Одно зелье включает петрушку, листья тополя и сажу, другое - пастернак, белладонну, лапчатку и кровь летучей мыши. Дурман вонючий, Datura stramonium, известный также как ангельские, или чертовы, трубы, фигурирует в некоторых рецептах в значительных количествах. Калпепер [10]рекомендует принимать дурман вонючий при эпилепсии и конвульсиях. В число прочих ингредиентов входят белена, аконит и аир тростниковый. Белена - "чертов глаз", или "вонючий Роджер", - источник гиосциамина, которым доктор Криппен отравил миссис Криппен. Она была известна Диоскориду как "питонион"; Плиний считал ее опасным препаратом. Согласно Овидию, когда скифские женщины сбрызгивали ею тело, у них вырастали перья. В другом месте он повествует о том, как мертвые в Гадесе, надев венки из белены, тщетно рыщут по мрачным окрестностям Стикса. Аконит - "борец", "волчья отрава" или "синяя фиалка" - известен также как "райские птички". Он замедляет сердцебиение, и некоторые принимали его как эликсир бессмертия. Оборотней можно убить стрелами, смоченными в аконите. Овидий рассказывает, что, когда Геркулес тащил трехголового пса Цербера к вратам подземного мира, тот три раза лаял, и из его ртов выступила пена; и там, где пена упала на чернозем, из нее выросли желтые цветы. Это были акониты, из которых Медея сварила для Тесея яд. Аир тростниковый - Acorus calamus - в Ирландии зовется "аир зеленый" и считается дарующим ясновидение. Он же ("тростник благовонный") входит в состав мира для священного помазания, указанный Богом Моисею; Диоскорид свидетельствует, что его курили, подобно мать-и-мачехе, чтобы очистить бронхиальные проходы или вызвать видения. Аир - это также "святой камыш", " меч Михаила-архангела" и "ангелово крыло". Он относится к семейству Arum, а стало быть, доводится родственником "зеленому дракону"; другой сородич, Calamus draco, ост-индская пальма, открытая иезуитами, выделяет красный лак, известный среди красильщиков как "драконья кровь". В недалеком прошлом профессор Эрих Вольфганг Кёль, преподававший одно время в Лёвенском университете в Бельгии, приготовил состав для левитации, основываясь на своих исследованиях фламандского фольклора. По его указанию коллеги втерли себе мазь в пах и подмышки. Вскоре они обнаружили, что с огромной скоростью несутся по воздуху над погруженной в сумерки местностью, где совершаются странные ритуалы. Некоторые впоследствии рассказывали о бурлящих, клубящихся облаках, листьях, весьма непохожих на обычные листья, о взлетах и падениях в пространстве вселенной. Общей чертой всех этих показаний было ощущение, что употребленные травы наделяют невидимостью, а также способностью летать. 13 ОРАНЖЕВЫЙ В нарисованной комнате стоял запах апельсинов. Я чувствовал обвислую тяжесть богатых одежд, в которые был наряжен, прохладную, влажную подкладку массивной шляпы. Что касается дамы (то есть Береники), то ее темные волосы стали золотыми и были скручены в рога, окруженные тонкими косичками и схваченные изящно сплетенными красными сетками, а всю прическу покрывала вуаль из белого гофрированного льна. Ее длинное зеленое платье было подбито мехом, синие камчатные рукава нижней сорочки собраны на запястьях лентой розово-золотой тесьмы. Я повернулся к источнику апельсинового аромата. Один плод покоился на собственном отражении в подоконнике, три других сгрудились на крышке кофра. За окном - дерево, усыпанное вишнями, кусочек голубого неба. Судя по наклону тени на оконном проеме, было, по-видимому, что-то около полудня в летнюю пору. Несмотря на это, в ажурном бронзовом подсвечнике горела одинокая свеча. Всё страньше и страньше, сказала Береника. Странно было и то, что перед собой мы не видели кабинета дяди Селестина; не видно было и двух фигур, которые стояли напротив нас, если верить зеркалу на задней стене комнаты - когда смотришь на картину. Мы вообще ничего не видели, кроме серого, бесформенного марева. Я попытался потрогать его рукой и испытал ощутимый электрический шок. Серая завеса заискрилась, зажужжала и отступила, открыв перед нами распахнутую дверь, а за ней - крутую лестницу вниз. Осторожно, поддерживая друг друга, не привыкнув еще к языку своих новых тел, мы проплыли над сосновыми половицами: я - в длинноносых деревянных башмаках, только что надетых, она - в красных кожаных сабо, скрытых под длинным подолом. Мы неловко спустились вниз и оказались во дворе ирландской фермы. Запах нельзя было спутать ни с чем. Торфяной дым, свиньи и капуста. Сломанный трактор притулился у стены рядом с проржавевшей бороной. Мужчина приготовился воткнуть вилы в тюк прессованного сена, но так и застыл на полпути. Извилистая змейка голубого дыма торчала из дымохода, словно росчерк пера. Обездвиженный петух, запрокинув голову, стоял на одной ноге на куче навоза. В небе вырисовывалась синяя горная гряда, профиль которой я узнал издалека. Мы были в Морне, во времени, очень похожем на наше, и отнюдь не за тридевять земель от кабинета дяди Селестина. Всё, что нам оставалось, - это найти обратную дорогу. Мы по-прежнему могли парить над землей. Крепко взявшись за руки, мы поднялись и обнаружили, что можем лететь. В мгновение ока мы вознеслись на сотни футов. Отсюда всё было похоже на карту, составленную из лоскутков и кусочков - пашни и пара, трав, посевов и целины, - искусно соединенных и разграниченных паутиной ольстерских каменных оград. Беленые фермерские усадьбы, опоясанные высокими стенами с запертыми воротами и стратегически рассредоточенные по местности, а между ними - церковные шпили с развевающимися британскими флагами. Коровы ягодными россыпями паслись на сочной траве предгорий. Высокогорные пастбища оккупировали отары черточек- овец. И пока я размышлял, насколько всё внизу красиво выложено, восходящий поток сбил нас с намеченного курса. Как отчаянно мы ни боролись, нас неуклонно сносило в сторону гор. Неодолимо, словно магнитом, затягивало нас в Безмолвную Долину. Мы без труда узнали ее по дядиному слайду - классическую подковообразную форму, крутые склоны с подкладкой из водопадов и горных ручьев, дружно устремившихся в многомильное искусственное озеро. И когда мы проносились над ним, оловянно-свинцовая поверхность пошла бликами, словно закипая. Мы начали терять силу. Не успели мы опомниться, как уже падали. Еще миг - и мы врезались в стекло водной глади. Я успел увидеть, как изящное зеленое платье Береники взмывает над ее головой. Затем всё покрылось мраком. 14 ВОРОНОЙ Если верить дяде Селестину, с тех самых пор, как в 1893 году водосборная площадь Морна была приобретена "Белфастским комитетом по водоснабжению", ходили упорные слухи, что, мол, водохранилище в Безмолвной Долине ни за что не построить. Негласные исследования показали, что у долины нет каменного ложа. Она - след древнего ледника и так разрыхлена карстовыми пропастями, что никогда не сможет стать непроницаемым водным резервуаром. Пример Колодца св. Донарда на близлежащей Слив-Донард, казалось, подкреплял эти доводы, поскольку подразумевалось, что сквозь массив горы он соединен с морским побережьем к югу от Ньюкасла[11], где имеет выход в Пещеру св. Донарда. Когда-то давным-давно двое рыбаков углубились в эту пещеру, но повстречали святого, который предостерег их от безрассудного поступка. Они тут же узнали его - по скульптурному образу в церкви Св. Донарда. Он объяснил рыбакам, что они преступили границу между этим и иным миром, поскольку пещера является его личной обителью вплоть до Судного Дня, когда он явится вместе со св. Патриком и поведет ирландцев в рай. В другой раз один пастух уронил в Колодец св. До-нарда свой посох; через две недели тот плавал в озере Лох-Ней, что в сорока милях к северу. Сходные феномены приписывались священным колодцам либо озерам и на других горных вершинах, таких как Слеймиш в графстве Антрим и Слив-Галлион в графстве Арма, а многие добросовестные исследователи были убеждены, что вся Северная Ирландия пронизана сообщающимися подземными тоннелями. Более того, заявлял Селестин, по-своему знаменателен и тот факт, что купчая на водосборную площадь Безмолвной Долины была подписана 11 июля 1893 года, в канун празднования победы Вильгельма Оранского в битве у реки Бойн - и в день поминовения св. Бенедикта, покровителя спелеологов и землеустроителей. Бенедикт родился в 480 году в древнем сабинском городке Нурсия. О его сестре-близнеце, посвященной деве Схоластике[12], мы знаем немного; но точно известно, что они были похоронены в одной могиле, ведь их души и помыслы соединены были навечно. Ближе к концу века Бенедикта отправили в Рим учиться, но беспокойная и распутная жизнь большого города заставила его искать уединения. Он стал забираться всё выше в горы, пока не достиг местечка, известного как Субиако, т.е. Sublacum, "Подозерье", в честь искусственного озера, созданного Клавдием, который запрудил воды реки Анио[ 13]. Там Бенедикт повстречал монаха по имени Роман, и тот наставлял его в отшельнической жизни, снабдив одеянием из овчины и проводив к почти недоступной пещере. Несмотря на то что пастухи частенько принимали Бенедикта за дикого зверя, слава о его святости и мудрости в конце концов разрослась настолько, что его упросили спуститься из своей недосягаемой норы. Он основал монашескую обитель в Субиако, а в 530 году переселился оттуда в Монте- Кассино под Неаполем, где учредил величайший монастырь из всех, что когда- либо видел свет. Как свидетельствует его агиограф св. Григорий, житие Бенедикта изобилует чудесами. Когда однажды ночью он встал и молился у окна, его посетило видение, в котором всё мироздание было словно собрано в одном солнечном луче и в такой ипостаси предстало перед его взором: для того, кому явлен свет предвечный, все сущее есть этот свет; а стало быть, любую точку вселенной можно увидеть из любой другой. Эмблемой св. Бенедикту служит ворон. 15 ИРЛАНДСКАЯ РОЗА Нашли нас с Береникой ранним утром 19 августа, в день св. Себальда Нюрнбергского, у которого просят защиты от природных воздействий. Мы лежали без сознания, все в зеленом иле, на насыпи Нижнего резервуара Белфастского водохранилища, в сотне ярдов от дома дяди Селестина. Во время расспроса, последовавшего, когда мы пришли в чувство, мы заявили, что, почувствовав себя плохо от застольного чревоугодия, пошли к водохранилищу подышать свежим воздухом и, застигнутые приступом тошноты, свалились в воду. Ложью мы это не считали: поскольку, естественно, были еще не очень уверены, куда попали, и любая байка казалась подходящей. Селестин, разумеется, всем своим видом показывал, что верит в нашу выдумку, хотя мы подозревали, что он знает правду. Нас развели по домам и уложили в постель. Не знаю, как Береника, но я несколько недель пролежал в лихорадке, не в силах различать измерения пространства. Я лежал на спине, и потолок спальни превращался в необычайно интересную территорию, где увеличенные выщерблины и шишки можно изучать, словно карту. Мысленно я превращался в своего миниатюрного антипода и бродил по этой местности, часами исследуя расселины или бесконечно долго пересекая лунное море. Время от времени комнату заливало янтарное свечение, словно я разглядывал ее сквозь целлофановую обертку бутылочки "Лукозейда"[14]. Тени от мира за окном играли на решетчатом с розами узоре обоев, превращая их в приключенческий сериал. В изощренном сюжете каждому лепестку была отведена своя роль. Разыгрывались великие сражения, в которых ирландцы, закамуфлированные ползучими цветами и листьями, не всегда оказывались проигравшей стороной. Не могу здесь не вспомнить, что советовал Леонардо художникам. Присмотритесь, говорил он, к стене, покрытой пятнами сырости. Вы увидите в них подобия божественных ландшафтов, украшенных горами, руинами, камнями, обширными долинами; и еще увидите битвы и жестоко сражающиеся странные фигуры. Ведь такие стены сродни звону церковных колоколов, в чьих переливах можно различить любое из существующих слов. Порой, когда день клонился к вечеру, углы комнаты наполнялись чьим-то невидимым присутствием; под кроватью таилось нечто, непостижимое сознанием. В сумеречной приграничной зоне, которая еще не есть сон, я чувствовал, как на мое тело наваливается безликая тяжесть, а кожу усеивают непомерно плотные мурашки. Я слышал голоса. У меня начался сомнамбулизм. Мне снилось, что я брожу среди колоннад огромного собора, где угасает эхо органной музыки, или заблудился в городе, мало похожем на тот, где я жил. Некоторые кварталы казались знакомыми, но потом я понял, что они взяты из городов, о которых я читал в книгах. Часовни, минареты, золотые молельные дома - всё было фальшивое. Я бежал от них, преследуемый божками с собачьими головами. Я просыпался где-нибудь на кухне, босой на холодной плитке, или же сознание возвращалось, когда я мучительно искал выход в задней стенке платяного шкафа. В одну из таких ночей я очнулся на полу в своей спальне. Постель и матрас были стянуты на пол. И тогда, на оголившейся металлической сетке, я увидел изображение какой-то святой. В одной руке она держала меч, в другой - цепь, на которой у ее ног сидел небольшой демон. Как выяснилось, мать спрятала этот образ под матрасом, чтобы защитить меня, поскольку это была св. Димпна[15], покровительница лунатиков - и сумасшедших. 16 Белоснежный Христианка Димпна была дочерью языческого владыки ирландской области Ориэл. Ее красавица-мать безнадежно заболела. На смертном одре она взяла с мужа клятву, что он никогда больше не свяжет себя узами брака, если только не встретит женщину, в точности похожую на нее. После ее смерти король разослал гонцов по всей стране, чтобы найти себе такую невесту. Поиски оказались бесплодными, но по возвращении гонцы заметили, что Димпна - живой портрет покойной королевы. Волосы у нее были цвета воронова крыла, а кожа белая как снег - как у ее матери. Король взял себе в голову, что должен жениться на собственной дочери. Она же отвергала все его ухаживания. День и ночь он изводил ее. В отчаянии Димпна обратилась за помощью к своему исповеднику, преподобному Герберену. Энергичный священник организовал ей побег, взяв в попутчики королевского шута и его жену. Под видом бродячих актеров эти четверо сели на корабль и спустя некоторое время достигли берегов Фландрии. Там они странствовали, пока не оказались в селении Гел, неподалеку от Антверпена. Ночь они провели на постоялом дворе. На следующий день, углубившись в лес, беглецы обнаружили молельню, посвященную св. Мартину. Они построили скит и жили себе счастливо в служении Господу. Но король не прекратил преследовать дочь. Спустя один год и один день люди из его окружения прибыли в Гел и остановились в той самой гостинице. Когда на следующий день они расплачивались за постой, хозяин заметил, что как-то раз уже видел похожие монеты у прекрасной дамы с попутчиками. Вскоре Димпну выследили. Слуги короля послали за королем. Когда он прибыл, то распорядился обезглавить Герберена. Затем он снова предложил Димпне брачные узы, и она снова отказала ему. Поэтому король приказал своим людям обезглавить и ее. Когда же они заколебались, он отрубил ей голову собственноручно. Свидетелями этой двойной мученической смерти, которая случилась 30 мая 600 года, стали шут и его жена, спрятавшиеся в чаще, где они занимались собирательством диких трав. Шут сочинил о жизни Димпны балладу, которая и донесла до нас эту историю. Несколько столетий спустя некий дровосек прилег поспать под дубом. Во сне ему явилась Димпна и сказала, что он спит на ее могиле. Когда землю раскопали, то обнаружились два саркофага из белого мрамора, в которых покоились останки Димпны и Герберена. Мощи перенесли в Гел. Вскоре случилось и первое чудо: плотник, сооружавший кровлю церкви Св. Димпны, по нерасторопности отрубил себе большой палец; но стоило ему произнести имя святой, и палец немедленно прирос обратно. На руке не осталось даже следа от раны. На другой день перед мощами святой положили женщину, одержимую бесом. В течение последующего часа она изрыгнула несколько пуговиц, бусин, гнутых булавок, клубков волос и сгустков крови. К полуночи конвульсии прекратились, все увидели, что теперь женщину можно освободить от оков, и вскоре к ней вернулись ее прежние способности. И с тех самых пор всякий пришедший к усыпальнице Димпны с душевным расстройством, как правило, исцелялся; ведь мученическая смерть Димпны стала триумфом над безумной похотью отца, которую олицетворяет демон на ее образе. Любопытно, что чудотворная картина, найденная мной на кровати, изображает Димпну белокурой. В моих "Житиях" у нее черные волосы. 17 ГУСТО-КРАСНЫЙ Вопрос о цвете волос св. Димпны сразу же напомнил мне о причудливом деле " Союза рыжих", и я взял из своего прикроватного книжного ящика "Приключения Шерлока Холмса", чтобы освежить в памяти некоторые из наиболее красочных мест повествования. Просматривая его страницы, я вновь увидел центральный персонаж рассказа - разорившегося ростовщика Джабеза Уилсона, облаченного в "мешковатые серые брюки в клетку, не слишком опрятный расстегнутый черный сюртук и темный жилет с массивной цепью накладного золота, на которой в качестве брелока болтался просверленный насквозь четырехугольный кусочек какого-то металла". Я отметил "поношенный цилиндр и выцветшее бурое пальто, тут же на стуле" и "пламенно-рыжие волосы" этого человека. И когда я заново переживал наслаждение от изощренности преступного рассудка, создавшего фиктивный "Союз" из этой, капалось бы, не особенно примечательной черты, в дверь спальни постучали. Вошел дядя Селестин. На нем был безукоризненный костюм-тройка из темно- зеленого, в лиловую крапинку, твида, белая, в едва заметную красную полоску рубашка из смешанной ткани, темно-бордовый галстук, заколотый золотой булавкой, и рыжевато-коричневые ботинки. В руке у него был чемоданчик густого красного цвета. Все выглядело так, будто он пришел по делу, ведь я привык видеть его в рубашке с мягким воротником и в вязаной жилетке "фэр- айл"[16]. Дядя присел на кровать и изучающе посмотрел на меня. Он надеется, что я вполне поправился и не слишком пострадал от недавно пережитого. Ему и самому доводилось как-то раз пережить пищевое отравление, и он в курсе его порой необычных последствий. Важно, говорил дядя, извлечь из этого урок. Ведь даже из зла можно извлечь добро, и, хотя обжегшееся дитя огня страшится, не стоит забывать, что дитя - это будущий отец... и проч., и проч. Дядя Селестин говорит, что, пока я из-за постельного режима не мог посещать занятия, он думал о моем дальнейшем образовании. Заметив, что я делаю исключительные успехи в искусствоведении, он, чтобы поощрить это начинание, принес мне подарок, который, как он надеется, будет способствовать моему выздоровлению, поскольку ему кажется, что это пример, которому я должен следовать изо всех сил. Живопись, сказал он, это искусство делать вещи настоящими, ибо ты видел их, как они есть. Чтобы нарисовать ветку, ты должен увидеть ветку, а чтобы нарисовать дерево, ты должен увидеть... и проч., и проч. И лишь потом ты соединяешь их. Но нельзя забывать и предписание Ченнино, гласящее, что занятие, называемое живописью, требует выявлять невидимое и представлять его взору как реально существующее. Вижу, ты читаешь Конан Дойла, продолжал Селестин. Стало быть, ты помнишь бюст Холмса работы Оскара Менье из Гренобля, который Холмс поместил у окна своей комнаты на Бейкер-стрит 2216, чтобы обмануть коварного полковника Морана, ранее служившего в Первом саперном бангалурском полку, автора книги "Охота на крупного зверя в Западных Гималаях" и члена карточного клуба "Бэгетель", который в рассказе под названием "Пустой дом" вознамерился застрелить Холмса из окна напротив жилища великого сыщика из духового ружья, сконструированного слепым немецким механиком фон Хердером. Разумеется, Моран прострелил бюст Холмса вместо него самого. Это - пример искусства, имитирующего жизнь, или жизни, имитирующей искусство, в зависимости от... и проч., и проч. Тут дядя Селестин открыл чемоданчик и вынул из него книгу. Она называлась "Братья ван Эйк". 18 МОЛОЧНЫЙ На обложке книги была репродукция картины, в которую входили мы с Береникой. Я с восхищением залюбовался ею. А, "Арнольфини", сказал Селестин. Поскольку гипотеза о том, что на этом полотне представлено заключение брака, остается спорной, будем называть его не "Свадьба Арнольфини", а "Двойной портрет Арнольфини". Шедевр иллюзорности, правда? Взгляни, как ван Эйк представил главные фигуры. Заметь плотность текстуры подбитого соболем плаща-накидки, или heuque, на мужчине, поверх атласного камзола, расшитого мотивом из арабесок и листьев, серых на черном, завершающихся манжетами из серебристой тесьмы на лиловой основе, причем правая схвачена алым шнурком с серебряными кончиками. На нем лиловые чулки и башмаки. Обрати внимание на шляпу: лучшие в мире шляпы делались в Брюгге. Что касается дамы, на ней тщательно уложенный головной убор из белого льна-гофре, на шее - тонкая золотая цепочка; поверх нижней сорочки гиацинтового дамаста, рукава которой схвачены на запястьях лентами розово- золотой тесьмы, - отороченное горностаем платье изумрудно-зеленого сукна, собранное в складки и облегающее округлившийся живот, так что ее можно принять за беременную, но это совершенно исключено, поскольку на " Дрезденском триптихе" 1437 года ван Эйк сходным же образом изображает непорочную деву св. Екатерину. Селестин стремительно зашелестел страницами "Братьев ван Эйк", пока не дошел до соответствующей вклейки. Никаких сомнений не оставалось. Оба образа были списаны с одной натурщицы либо с близнецов-двойняшек; они стояли в одинаковых позах, и даже их одеяния, ниспадая на пол, застыли в идентичных складках. В работах ван Эйка, сказал Селестин, ничто не бывает случайно. Поэтому мы должны заключить, что, когда художник рисовал "Двойной портрет Арнольфини", его мысли были заняты Екатериной Александрийской. Я и сам очень трепетно отношусь к св. Екатерине, признался Селестин, ведь она - святая-покровительница книг. Говорят, что, когда св. Екатерина занималась философскими штудиями в легендарной Александрийской библиотеке, ей было явлено видение Богоматери с Младенцем, направившей ее руку к священной книге, которую она сама никогда бы не раскрыла. Так она обратилась в христианство и стала его самым образованным защитником. Когда император Максенций начал свои гонения, Екатерина, которой было всего восемнадцать, бросила ему в лицо обвинение в тирании. Не в силах ответить на доводы Екатерины против его богов, Максенций призвал ей в оппоненты пятьдесят философов. После семидневных дебатов ученые мужи признали ее логику неопровержимой. Все они были немедленно сожжены заживо разъяренным императором. Затем, опьяненный красотой Екатерины, тиран предложил ей корону императрицы, которую она с презрением отвергла, поскольку не принадлежала ни единому земному царю. Максенций приказал растерзать ее на шипованном колесе; но благодаря вмешательству ангелов это орудие разорвалось на части, пронзив многих присутствовавших. Когда в конце концов ее обезглавили, из разрубленных вен вместо крови хлынуло молоко. На картине ван Эйка св. Екатерина в одной руке держит меч; другая сжимает книгу, на которой покоится корона. "Дрезденский триптих", продолжал Селестин, был написан тремя годами позже "Двойного портрета Арнольфини". И всё же, когда я смотрю на даму, рука об руку с Арнольфини, мне упорно мерещится призрак меча, книги и короны. Время меня смущает. Ведь время, по выражению Бл. Августина, всего лишь растяжение; чего - он не знает, пока не отвечает себе сам: растяжение самой души. 19 ГИАЦИНТ Такова, насколько мне помнится, была прелюдия Селестина в день, когда он познакомил меня с ван Эйком. Помню я и точную дату, потому что передо мной лежит письмо, датированное 14 сентября 1959 года, праздником Воздвижения Креста Господня, которое я получил на следующее утро. Письмо было от Береники. "Здравствуй, братишка, - говорилось в нем. - Ты, наверное, беспокоишься, почему это от меня ничего не слышно, ведь я о тебе беспокоюсь, и, думаю, ты обо мне тоже. Что до меня, то я совсем здорова, так что, надеюсь, и ты тоже здоров. По крайней мере, буду так думать. Не знаю, винишь ли ты меня в том, что случилось. Не знаю, виню ли я себя сама. В любом случае, Селестин уже, наверное, сказал тебе, что отправляет меня в монастырскую школу - вообще-то, оттуда я сейчас и пишу, она называется " школа св. Димпны", и содержат ее бенедиктинки. Находится она в ужасной глуши, в графстве Монахан, это в Республике. Я тут всего неделю, но уже столько всего наслушалась. Это старая дыра с кучей коридоров и лестниц, дортуары совершенно голые, а окна без занавесок. Девчонки говорят, что тут водится призрак старой монахини, его можно увидеть ночью, если выйти сам знаешь куда, и она появляется в конце коридора, на фоне этого незанавешенного окна, гремит цепями и смотрит на тебя из-под апостольника. Говорят, лица ее совсем не видно, и вот это-то самое страшное. Но если ты ее вообще увидела, значит, сама станешь монахиней, и тогда тебя посылают на постриг в одну старую обитель в местечке под названием Гел, под Антверпеном, в Бельгии. В Монахане сыро даже в сентябре, а над болотами стоят такие туманы. Девчонки из школы называют местных девчонок кикиморами болотными[17 ]. Как они называют ребят, я говорить не буду. Вообще-то, мальчишек тут и вовсе не видишь, не считая сына поварихи, да и тот полоумный. Еда кошмарная: на завтрак овсянка с комками и холодные тосты, причем ни свет ни заря; на обед - так называемый пирог с бараниной, это в час; а в шесть так называемый ужин - притронуться не успеешь, как уже звонят читать "Анге'люс[ A18]", - и тебе выдают холодный тост, ну разве что с джемом, если пожелаешь, плюс так называемый "чай из трилистника" - это шутка, конечно, потому что там, говорят, всего три листочка. Если б они только знали. Ну, и пока ешь, над душой стоит эта старуха-монахиня и читает тебе что-нибудь из жития святого, которого в этот день поминают. Один, скажем, целовал язвы прокаженных, другого сожгли, типа, живьем, хотя позавчера было еще ничего, потому что это день св. Гиацинта, а он отметился тем, что избегал соблазнов Рима, и все девчонки решили, что он, наверное, был милашка. Ты представляешь?! У матери-настоятельницы в кабинете висит копия Картины, я ее видела в первый же день, когда меня привезли. Меня от одного взгляда на нее заколотило, а они стали так странно на меня глазеть и спрашивать, не больна ли я. Всё страньше и страньше. А в остальном всё нормально. Учу французский, который пригодится, если мне когда-нибудь придется поехать в Бельгию, ха-ха. Ну, я побегу, скоро этот le проклятый souper[19]. Пиши, если можешь. Пока, Береника". 20 ЛЯПИС-ЛАЗУРЬ Мой ответ датирован 18 сентября: "Дорогая Береника, Мне было очень приятно получить твое письмо, и я рад, что у тебя всё хорошо. Ты права, когда говоришь, что становится "всё страньше и страньше", потому что сегодня день поминовения св. Джузеппе Купертинского, а он, как ты знаешь, святой-покровитель воздушных полетов. Я также с интересом узнал, что твои монашки - бенедиктинки, потому что вчера был день св. Хильдегарды, которая тоже была монахиней этого ордена, и в моих "Житиях святых" говорится, что она написала книгу трактатов о стихиях, растениях, деревьях, минералах, рыбах, птицах, четвероногих и рептилиях и еще одну книгу о кровообращении, головных болях, депрессии и головокружениях, бешенстве, безумии и одержимости. Так что, не удивлюсь, если на ужин тебе зачитали порцию ее жития. Вообще-то, 17 сентября - это еще и день св. Ламберта Маастрихтского, так что сюжет усложняется. Он - святой-покровитель Льежа (население 174000 чел. ), административного центра региона Валлония. В Льеже находится знаменитый иезуитский колледж и крупнейший орудийный завод в Европе. Дядя Селестин действительно навещал меня и сказал, что ты уехала в школу-пансион. Я чувствую себя нормально, хотя мама каждый день заставляет выпивать по чашке растворимого говяжьего бульона, но это не так страшно, ведь у меня рядом с кроватью стоит целая бутылка "Лукозейда", и я могу пить, когда вздумается. И еще должен сообщить тебе, что меня тоже отсылают в пансион. Жду этого с нетерпением, потому что в книгах в таких школах всегда очень интересно. Школа называется "Дом Лойолы", в честь св. Игнатия Лойолы, который основал орден иезуитов, и находится она в графстве Даун, у самых Морнских гор, так что немало времени ребята проводят на свежем воздухе. Я не знал, что дядя Селестин там учился, но он говорит, это его alma mater и из ее стен вышло немало известных юристов и врачей. А теперь, ты только послушай. Дядя Селестин подарил мне книгу под названием "Братья ван Эйк". Ведь Картину написал Ян ван Эйк, который родился в Маастрихте. Там говорится, что у Яна ван Эйка было двое братьев. Одного звали Ламберт(!), а другого - Хуберт, в честь св. Хуберта, епископа Маастрихтского! И еще в книге пишут, что Картина называется "Свадьба Арнольфини", хотя дядя Селестин считает, что это неверно, поскольку нельзя с уверенностью сказать, свадьба это или нет. По-моему, очень здорово иметь такую книгу. Что интересно, книга помогает мне лучше узнать Картину, и, честно говоря, Картина мне иногда снится, вот только мне ни капельки не страшно. Мне очень нравятся ее цвета, а читать интересно, потому что в книге столько рассказывается о том, какие краски использовались в те дни. Например, платье женщины выполнено ярью-медянкой по подмалевку свинцово-оловянным желтым пигментом и свинцовыми белилами. И еще там говорится, что некоторые из этих красок были ядовитые и порой художник сходил из-за них с ума. Во сне я не вхожу в Картину, а просто созерцаю ее. Цвета такие насыщенные. Я начинаю видеть в ней то, о чем раньше не подозревал. В книге пишут, что у ван Эйка глаз был, словно микроскоп. Особенно мне нравится синий цвет рукавов сорочки на женщине, это ультрамарин. Ван Эйк изготовил этот пигмент из ляпис-лазури, очень дорогого камня лазурита. Ну, я побегу, пора пить этот проклятый бульон. До свидания, твой брат..." 21 ПЕРМАНЕНТНЫЙ ЧЕРНЫЙ Мой ответ написан аккуратным курсивным рондо на кремового цвета нелинованной веленевой почтовой бумаге "Базилдон Бонд" "перманентными черными" чернилами "Куинк" производства компании "Паркер", Лондон. Помню и ручку ("Паркер Дьюофолд" с черно-зеленым "черепаховым" корпусом), и футляр, в котором она продавалась, с листком, описывающим достоинства изделия: Совершенная самопишущая ручка должна отвечать определенным требованиям. Она должна иметь удобную форму и размеры и минимальный вес. Ее чернильный резервуар должен быть настолько велик, насколько это совместимо с ее портативностью. Она не должна разряжаться сама собой, а лишь тогда, когда это требуется, и только с интенсивностью, не превышающей потребности пишущего. Она должна быть готова подать чернила в тот самый момент, когда перо касается бумаги. В ней должно быть минимальное количество рабочих деталей, она не должна иметь излишне усложненной конструкции и быть подверженной поломкам в результате небрежного обращения. Ваша "Паркер Дьюофолд" разработана с учетом всех этих стандартов. Она всегда готова писать - где угодно и когда угодно. Она никогда не запинается, не царапает бумагу, не ставит клякс, ведь идеально гладкое перо "Паркер Дьюофолд" гарантирует вам 25 лет верной службы, а корпус и колпачок из фирменного "перманита" компании "Паркер" сломать практически невозможно. Ручки "Паркер". Имперское качество. Читая эти строки, я представлял себе, что ручка "Дьюофолд" обладает собственным разумом: писателю, ищущему вдохновения, стоит лишь снять с нее колпачок, и она без запинки испишет чистые страницы. Этот взгляд разделяла и мама, преподнесшая мне "Дьюофолд" в качестве "подарка выздоравливающему". Она возлагала на меня определенные надежды как на будущего литератора, и в своем письме к Беренике я вижу попытки следовать ее советам по части разбиения текста на абзацы. У моей родни по материнской линии было принято воспитывать любовь к литературе: девичья фамилия мамы - Джойс, а ее двоюродный дед Августин добился на этом поприще некоторого признания. Подарочные экземпляры его трудов были с гордостью выставлены в семейном книжном шкафу. Как я уже говорил, "Братья ван Эйк" захватили меня с головой. Мне казалось, что если я перепишу своим "Дьюофолдом" что-нибудь из текста, то, возможно, смогу лучше понять его; или слова эти, словно по мановению волшебной палочки, станут моими: "В отличие от красок на яичной и водной основе, эйковскую масляную краску можно наносить на большие площади совершенно равномерно, не оставляя мазков; изменяя же ее консистенцию, либо используя свойства медленного высыхания, ей можно придать широкий спектр фактурных эффектов. Наложенная толстым слоем, или, напротив, лессировкой, либо нанесенная одним- единственным касанием кисти, масляная краска способна дать непревзойденную чистоту цвета. Перед взором смотрящего картины ван Эйка переливаются, словно составленные наложением полноцветных стереоскопических слайдов. Это сродни гипнозу драгоценных камней, любованию подсвеченными глубокими водами. Ван Эйк кистью проделывал работу ювелиров по металлу и самоцветам, схватывая тот блеск, который, кажется, есть отражение божественного сияния, света предвечного. Ведь в этом свете все вещи кажутся равноценными, от блика на шляпке гвоздя в полу бюргерского дома до сверкающих шпилей Нового Иерусалима". 22 ДЕЛФТСКАЯ ЛАЗУРЬ Под каждой из этих выдержек я писал дату и заметки о жизни святого, чей день был по святцам. К примеру, под приведенной выше цитатой нахожу: "19 сентября: св. Януарий. Слава о "непрерывном чуде", по определению Барония, разжижения и закипания крови великомученика при сближении с его головой гремит во всех уголках христианского мира. В главном соборе Неаполя, в роскошном приделе, называемом Сокровищницей, в двух древних флаконах хранится кровь св. Януария, и здесь же - его голова. Кровь свернувшаяся и темного цвета, но, оказавшись в виду головы, пускай даже на значительном расстоянии, она тает, пузырится и при малейшем наклоне течет по стенкам. Это явление происходит в любое время года и при самых разных обстоятельствах. Регулярно же его можно наблюдать в день поминовения св. Януария, 19 сентября, в праздник переноса его мощей, который падает на первое воскресенье после майских календ, и го декабря, поскольку в 1631 году в этот день было погашено ужасное извержение Везувия и поток кипящей лавы остановил свое продвижение, когда жители призвали в защиту святого- покровителя". Когда я писал эти строки, резервуар моего "Дьюофолда" почему-то упорно представлялся мне своего рода резиновым реликварием, содержащим вместо крови чернила, но я пресек эти мысли, заметив, как мне повезло родиться на острове, избавленном от вулканической деятельности и одаренном ровным климатом. Сентябрь в тот год и впрямь выдался мягкий, хотя и с легкими ночными заморозками; днем воздух был ясен и чист, небеса - делфтская лазурь. Листая "Братьев", я стал замечать, как похоже небо ван Эйка на наше. Та же высота, вид - словно оно свежевымыто дождем. То же интерьерное обрамление: я видел небо в окне своей "больничной палаты", со шпилями и городскими стенами. Тот же узор подвешенных в небе птиц, над головами застывших фигур на городских площадях, охваченный неземным покоем. На ум шли синие китайские ландшафты на фарфоровых сервизах. 21 сентября, на праздник евангелиста Матфея, которого обычно изображают за письменным столом с ангелом, направляющим его руку либо держащим чернильницу, я наткнулся в "Братьях ван Эйк" на описание Гела и вспомнил, что Береника упоминала о нем в своем письме. " Гел - это городок с населением около 14600 человек неподалеку от Антверпена, пополняющий свою казну в основном за счет расположенной здесь и в окрестных деревнях колонии умалишенных. Пациентов размещают у крестьян, которым они помогают в трудах и домашних заботах, им также дозволено разгуливать без ограничений в пределах своего околотка. Эта блестящая, гуманная система неизменно давала желаемый результат - вплоть до того, что случайному путешественнику порой нелегко различить по поведению, кто сумасшедший, а кто нет. Научный труд по искусству ван Эйков будет неполным, если не упомянуть, что рядом с саркофагом св. Димпны, хранящимся в церкви ее имени в Геле, имеется небольшая (17x9 см) икона св. Варвары, глубоко почитаемая геличанами как работа Яна ван Эйка. Однако независимые эксперты пришли к заключению, что дубовую панель, на которой изображена Варвара Гельская, можно датировать никак не раньше, чем шестнадцатым столетием, что мазки наносил левша и что мнимая подпись ван Эйка - в небе над башней, атрибутом св. Варвары, - выполнена рукой некоего священнослужителя XVIII века. Иными словами, "Варвара Гельская" - это мастерская, хотя, возможно, и не злонамеренная, подделка и не заслуживает дальнейшего упоминания". 23 БЕЛЛАДОННА Вот выдержка из "Паломничества во Фландрию" Дж. Августина Джойса, автора книг "Прогулка по Дордони", "Путник в Венеции", "Возвращение в Рим", " Святые места Иерусалима" и др., издательство "Шид и Уорд", Лондон, 1892 год: "Отправившись в ранний, но удобный час из Антверпенского мегаполиса, утренний поезд оставит путешественника на станции Херенталс. Там обнаружится благоустроенный омнибус, ожидающий своей порции пассажиров, багажа и тюков с почтой, пункт назначения которых - причудливый старый городок Гел. Бодро тронувшись в путь, оживленные пилигримы покатят по мощеному шоссе, мимо долгих, регулярных посадок дубов и вязов. Дорожные указатели с переменными интервалами отмечают расстояние до соседних городов в километрах; и вскоре путешественник уже высаживается в историческом центре Гела. Он не прогадает, если разместится в превосходной, несмотря на странноватый вид, гостинице "L'Hotel de l'Agneau" - с вывеской в виде аиста - на рыночной площади, прямо напротив церкви Св. Димпны. Постель и постой обойдутся в четыре бельгийских франка. Бесцельно прогуливаясь по старинным фламандским улицам, путешественник непременно почувствует благоухание, которым дышат густые травяные плантации, где в надлежащее время года снимают урожай, идущий на снадобья для расположенной в Геле и его окрестностях колонии умалишенных. Здесь выращиваются, помимо прочего, аконит, зверобой, валериана, белладонна, мята болотная, бальзамник и жасмин. У геличан существует поверье, будто рецепт прославленного гельского бальзама передается из уст в уста от того самого жонглера, что сопровождал св. Димпну в ее побеге из Ирландии, поскольку считается, что он открыл целебные свойства некоторых растений, занимаясь собирательством близ молельни св. Мартина, где Димпна и ее спутники нашли убежище. Не стоит также путешественнику удивляться, услышав на улице музыку, поскольку и она используется в качестве терапии. Особенное удовольствие получит пилигрим из Ирландии, различив кельтское, почти арфическое звучание в голосе мелодичной фламандской волынки, приписываемое геличанами влиянию всё того же жонглера, который, как свидетельствуют, искусно владел ирландским народным инструментом. После столь приятных интерлюдий путешественнику следует наконец отправиться в церковь Св. Димпны, ведь это - будоражащее воображение хранилище образов необычайной силы. У правого прохода в предалтарный хор, в нише, находится прекрасное изваяние святой, помещенное в ящик из пуленепробиваемого стекла. Под изумрудно-зеленой мантией на ней надето изящное белое платье, отороченное кружевными манжетами и воротничками, ведь плетение кружев является важным народным промыслом Гела. С элегантной мантильи ниспадает роскошное кружевное кашне, а перед статуей помещена бронзовая чаша для сбора подношений от правоверных почитателей своей покровительницы. Алтарь с престолом посреди хора представляют собой изумительный и изощренный образец произведения скульптуры, поделенного на множество ячеек, каждая из которых изображает знаменательные моменты жизни святой. Они образуют истинную сокровищницу иллюстрации, и паломнику рекомендуется не пожалеть нескольких дней на изучение этой иконографии. Во время созерцания будет полезно представлять каждый из этих образов, или этапов, ящиком в некоем обширном бюро - ведь в будущем можно будет мысленно открывать эти отделения, извлекать их содержимое и раздумывать над его скрытым смыслом. Таким образом, в храме Св. Димпны прошлое встречается с настоящим". 24 БЕРИЛЛ Согласно достопочтенному Джойсу, геличане трепетно хранят одно предание, касающееся иконы св. Варвары, и, допуская, что за истекшие столетия оно обросло новыми подробностями, он всё же склонен верить основному содержанию этой истории, которая приводится ниже в некотором приближении, поскольку я существенно сократил его утомительный пересказ. В день св. Марка, 25 мая 1421 года, у лавки гельского аптекаря появился мужчина лет тридцати. Одет он был по последней моде того времени, правда без деревянных мокроступов и с непокрытой головой. Человек этот промок до нитки и явно пережил какие-то страдания. Когда его стали расспрашивать, он не смог объяснить, каким образом здесь очутился, и даже не знал своего имени. Он вспомнил, что стоял на берегу какого-то канала в большом городе и изучал отражение колокольни в его водах, когда подвергся удару огромного огненного шара и растворился в ослепительной вспышке света. Больше он ничего не помнил. Очнувшись, он оказался там, где его нашли. Явление незнакомца не слишком взбудоражило геличан, ведь его краткий рассказ был ничуть не более фантастическим, чем другие слышанные ими истории. Несмотря на утрату памяти, человек казался вполне разумным. Его окрестили Маркусом и отдали на попечение аптекаря, доктора Бредиуса, который поручил ему черную работу в своей лавке. Вскоре Маркус обнаружил необычайную склонность к фармакологии и за несколько недель проглотил все книжные запасы доктора Бредиуса. Свободное время он посвящал собиранию трав в окрестных лесах и на пастбищах, дотошно изучая жизнь растений. Вскоре доктор Бредиус предоставил ему неограниченный доступ в свою лабораторию. 27 июля, в день поминовения семи спящих отроков эфесских, Маркус просматривал страницы новейшего иллюстрированного травника, с гордостью представленного ему Бредиусом. Внезапно он швырнул дорогой фолиант о стену. Никчемная книжица! кричал он. И все они никчемные! У этих иллюстраторов нет глаз! Они изображают не то, что видят, а то, что желают увидеть! С этими словами он рухнул в кресло. Придя в себя, он умолял Бредиуса простить его за порчу книги. Он обещал, что стократно возместит ему ущерб, составив травник, который будет изображать истинный вид растений, а не общепринятые на тот момент стереотипы. Маркус взялся за труд. По рекомендации Бредиуса он приобрел рабочий комплект художника и увеличивающий кристалл берилла. Теперь он проводил за городом, как никогда, много времени, вглядываясь все пристальнее и пристальнее и занося подмеченные детали в небольшую книжку. Оттенков у цветков было не меньше, чем поверхностей и граней. У него не хватало для них названий. Многие часы проводил Маркус в лаборатории, потому что знал, что его краски не в силах передать эту глазурованную, многослойную ясность: традиционная темпера ложилась слишком толсто. Он хотел, чтобы изображенное просвечивало внутренним светом. В конце концов ему посчастливилось выгнать эфирное масло из живицы, смолы терпентинового дерева, получившую название " скипидар"; растворенные в этом средстве, краски позволяли добиться толщины слоя меньше осенней паутинки. 18 октября 1421 года (весьма кстати, ведь то был день евангелиста Луки, покровителя живописцев) Маркус, как и обещал, вручил доктору Бредиусу великолепно иллюстрированный том. 4 декабря, в день св. Варвары, в аптекарскую лавку ударила молния. В считанные секунды она превратилась в адское пекло, разжигаемое запасом летучих препаратов. Каким-то чудом пламя ограничилось пределами здания, и соседние дома остались нетронутыми. Обугленные останки доктора Бредиуса были найдены на следующее утро; но от Маркуса - и его изумительной книги - не осталось и следа, и больше их никогда не видели. 25 ДЫМЧАТЫЙ В то самое утро - 5 декабря, день св. Саввы Освященного, который, живя отшельником, делил свою пещеру со львом - ризничий церкви Св. Димпны обнаружил среди приношений по обету дубовую панель с небольшим изображением св. Варвары. В моих святцах на "Св. Варвару" нашлось следующее: "В правление Максимиана жил некий богатый язычник Диоскор, и была у него единственная дочь по имени Варвара. Была она столь прекрасна, что он приказал заточить ее в высокую башню. Невзирая на это, руки ее искало множество знатных женихов. Диоскору не терпелось, чтобы она сделала свой выбор, но Варвара отказывалась выходить замуж. Как-то раз, когда Диоскор отлучился из дому по делам, она сбежала из своей башни и повстречала работников, сооружавших во дворце ее отца новую купальню. Увидев, что намечено сделать два окна, она приказала строителям добавить третье. В то самое время проходил мимо святой человек, который и крестил ее в купальне. Когда вернулся отец, он потребовал объяснить, зачем нужно три окна, если и два дают хорошее освещение. Варвара указала ему, что это явственный символ Троицы и Божественного света, который наполняет всё сущее. Разгневанный язычник-отец выхватил меч, однако Варвара чудесным образом вылетела в окно и опустилась на далекую гору. Диоскор преследовал ее и, схватив за волосы, отволок обратно в башню. Затем, когда после пытки она отказалась поклониться языческим богам, он отвел ее обратно на гору, где отрубил ей голову. Возвращаясь домой, он был поражен молнией с Небес и сожжен дотла". Варвару принято изображать с миниатюрной башенкой в одной руке и пальмовой ветвью мученицы - в другой. Автор гельской иконы решил сделать башню доминирующим элементом композиции - даже над самой святой, которая сидит перед ней и держит свою ветвь. Перспектива такова, что кажется, будто башня с огромным трехстворчатым окном имеет несколько сот футов в высоту. Подобный подход можно наблюдать и на примере "Св. Варвары" из Королевского музея изящных искусств в Антверпене, на которой имеется надпись: "IOH(ann) ES DE EYCK ME FECIT (меня сделал Ян ван Эйк), 1437". Как и в случае с " Варварой" из Гела, ажурная готическая башня еще не достроена - намек на Вавилонское столпотворение. Таким образом, она олицетворяет человеческую слепоту и гордыню, а ее архитектурные элементы всегда сравнивали с особенностями главной звонницы Брюгге, которую трижды разрушала молния. Передний план гельской иконы изобилует пышной растительностью - цветами и травами, переданными с мельчайшими морфологическими подробностями. Сегодня они несколько помутнели от многовекового свечного чада и ладанного дыма, но лет пятьсот назад должны были казаться жителям Гела нереально, чудесно правдоподобными, и всем было ясно как день, что их "Св. Варвару" написал не кто иной, как подручный аптекаря - Маркус, который столь загадочно появился и исчез из их жизни. В небе над башней были написаны слова: "Johann de eyck fuit hic (Ян ван Эйк был здесь), 1421", из чего заключили, что Ян ван Эйк и Маркус - это одно и то же лицо. 26 ВЕНЕЦИАНСКИЙ КАРМИН Мое выздоровление протекало весьма приятно, с чтением, переписыванием прочитанного и изучением вклеек "Братьев ван Эйк". Я узнал, что, кроме имени, о Ламберте ван Эйке почти ничего не известно и что некоторые историки подвергают сомнению факт существования Хуберта; всё это лишь придает больше шарма их брату Яну - "Иоанну Дубскому", который, как ранее считали, родился в Маасейке, "Маасском Дубе", а на самом деле оказался родом из Маастрихта, ниже по течению Мааса. Ван Эйк писал на дубовых досках, где живопись была призвана имитировать резьбу по дубу, и на "Двойном портрете Арнольфини" имеется троица резных фигурок, взаимосвязь между которыми установить нелегко. Это св. Маргарита с драконом на спинке кресла, сидящий лев на его же подлокотнике, а также восседающая на подлокотнике скамьи-ларя фантастическая фигура в виде зверя спиной к спине со своим зеркальным отражением. Жену ван Эйка звали Маргаритой; св. Маргарита вышла из чрева дракона. Лев считался эмблемой св. Марка, но также Иеронима, автора " Вульгаты" и святого-покровителя учености, который вытащил льву занозу из лапы и тем приручил его. Что же символизирует фантастический зверь, я не знаю; но знаю, что подходящей датой для моего отъезда в "Дом Лойолы" сочли 3 0 сентября, день св. Иеронима. В то утро, когда я проснулся, втекавший в окно скупой свет подсвечивал складки моей школьной формы, аккуратно вывешенной на плечиках на двери в спальню: темно-синий блейзер поверх свежей белой рубашки, украшенной лиловато-синим, "оксфордским", галстуком в светло-голубую "кембриджскую" полоску; темно-серые брюки. На полу стояли черные оксфордские полуботинки. Облачаясь в этот безукоризненный наряд, я чувствовал, что становлюсь другим человеком. Мальчишка исчез; на его месте был подрастающий мужчина. Завязывая перед гардеробным зеркалом галстук, я на мгновение увидел в нем незнакомца. Мама приготовила мне завтрак на убой: колбаски и бекон так и искрились, когда она перекладывала их со сковородки на мою поблескивающую тарелку. От чая и жареного поднимались облачка аромата. Масло казалось желтее лютика, сахарницу наполняли кубики снежного сияния. Огненный желток яичницы томно растекался по белку. Когда я подбирал его вилкой с большущим куском белого хлеба, мама вынула из передника коробочку для пилюль и, открыв, показала мне прямоугольный льняной лоскуток с бледными пятнами, как будто от ржавчины. Это была, по ее словам, реликвия Фра Анджелико, святого-покровителя художников, унаследованная ею от двоюродного деда Джойса, который добыл ее - немало потратившись и после долгих препирательств - у торговца подобными предметами на лотке у Сан-Марко в Венеции, храма, в котором, как известно, работал Фра Анджелико; и она была уверена, что сила реликвии сослужит мне добрую службу в учении. Ведь вдохновляла же она ее двоюродного деда, который открыто признавал, что наиболее лиричными строками своей самой известной книги "Паломничество во Фландрию" он почти исключительно обязан ее благотворному влиянию. Раздался сигнал клаксона. Автомобиль дяди Селестина, черный "моррис- оксфорд", стоял у дверей. Я сложил пожитки, поцеловал на прощание маму и сел в машину. До этого меня почти никуда не возили, и я с нетерпением ожидал путешествия. Дядя Селестин набил трубку. Когда она должным образом раскурилась, мы тронулись. Ну, мой мальчик, произнес он, раз уж мы некоторое время побудем вместе, можно наконец поболтать всласть. Я приготовился слушать. 27 НЕЗАБУДКА Я тут подумал, начал Селестин, что, возможно, было бы нелишне рассказать тебе о житии св. Игнатия Лойолы, но я уверен, что в общих чертах ты уже с ним знаком, а благие отцы в "Доме Лойолы", не сомневаюсь, в нужное время углубят твои познания относительно св. Игнатия. Мне пришло в голову вместо этого поведать тебе небезынтересную историю моего краткого знакомства с философом Людвигом Витгенштейном, который весной 1949 года работал при " Доме Лойолы" подручным садовника. Я был в то время младшим преподавателем; признаюсь, что лишь два года спустя, когда я прочел некролог Витгенштейна, умершего 29 апреля 1951 года, в праздник св. Екатерины Сиенской, я понял, какой он был знаменитостью. В ту весну, в 49-м, я частенько видел Витгенштейна за работой в саду или в огромной оранжерее и изредка заводил с ним банальную беседу о погоде или на сходную тему. Однако 26 апреля наше общение приняло более содержательное направление. В тот вечер на ужин подали вино, и Витгенштейн, который обычно питался в отделении для прислуги, оказался за нашим столом. Справившись, я узнал, что у него шестидесятилетие и что благие отцы, которые, как мне теперь думается, имели некоторое представление о его статусе в мире философии, сочли целесообразным отметить это событие вышеуказанным способом. Я воспользовался возможностью изучить эту личность поближе. В кости он был узковат, но при этом очень складный и плотный, примерно пяти футов шести дюймов ростом, с загорелым орлиным лицом, цепкими голубыми глазами и копной курчавых каштановых волос, тронутых сединой на висках. Его можно было принять за пятидесятилетнего бодрячка. Явился Витгенштейн во фланелевых брюках, фланелевой рубашке со свободным воротом и в кожаном пиджаке; таково, как я узнал позднее, было его представление о парадном костюме. Он был очень опрятен, и его коричневые туфли блистали свеженаведенным лоском. Довольно молчаливый, впечатление он тем не менее производил исключительное. Ел он не поднимая головы и занимаясь каждым компонентом трапезы поочередно: сначала горох, затем морковь и, наконец, картофель. К мясу он не притронулся, не пригубил вина, зато воды выпил изрядное количество. Отужинав, он уже поднялся, чтобы выйти из-за стола, когда мне случилось привлечь его внимание к тому приятному совпадению, что день его рождения приходится на праздник св. Клета, третьего папы римского. Его глаза цвета незабудки обратились ко мне; он сел и налил стакан воды. Вы знаете Клета? спросил он. Или, вернее, Анаклета? Я ответил, что окрещен Селестином, в честь Целестина V, и довольно сносно знаком со списком пап. А, Целестин, откликнулся он, святой-покровитель переплетчиков. Вы, конечно, знаете, что существование Анаклета подвергалось сомнению, поскольку его имя - это греческое прилагательное, означающее "непорочный"; а святой апостол Павел в "Послании к Гиту" оговаривает, что епископ должен быть "непорочен... не пьяница... не корыстолюбец... держащийся истинного слова". Поэтому скептики считают, что "Анаклет" - не более чем словесная конструкция. Интересная загадка, не правда ли? Ведь язык полон ловушек, продолжал Витгенштейн, и "есть много и непокорных, пустословов и обманщиков". И далее, если мне не изменяет память, Павел цитирует парадокс о критском лжеце: "Из них же самих один стихотворец сказал: "Критяне всегда лжецы"". Витгенштейн чинно поклонился и на прощание заметил: "С другой стороны, то