тельству, баронесса могла свободно разрешить свои сомнения: она убедилась, что перед ней тот самый джентльмен, который в последнее время постоянно занимал ее мысли, и тем не менее первым ее побуждением было повернуться и уйти, ибо она вовсе не хотела, чтобы он подумал, будто ее привело сюда желание отыскать Роберта Эктона. Однако джентльмен на лужайке решил все за нее. Он не мог долго оставаться нечувствительным к столь приятному соседству. Посмотрев назад, он издал удивленный возглас и вмиг вскочил на ноги. Несколько секунд он стоял и смотрел на нее. - Простите мне мою смешную позу, - сказал он. - У меня нет сейчас желания смеяться, а если у вас оно есть, все равно не воображайте, что я пришла сюда ради того, чтобы увидеть вас. - Берегитесь! - сказал Эктон. - Как бы вам не навести меня на эту мысль. Я думал о вас. - Какое бесцельное занятие, - сказала баронесса. - К тому же, когда о женщине думают в такой позе, это совсем для нее не лестно. - А я не сказал, что думал о вас хорошо, - подтвердил, улыбаясь, Эктон. Бросив на него взгляд, она тут же отвернулась. - Хоть я и пришла не ради того, чтобы увидеть вас, - сказала она, - не забывайте, что я у вас в саду. - Я счастлив... Благодарю вас за честь! Не угодно ли войти в дом? - Я только что оттуда вышла. Я навещала вашу матушку. Приходила к ней прощаться. - Прощаться? - спросил Эктон. - Я уезжаю, - ответила баронесса и, словно для того чтобы подчеркнуть смысл сказанного, двинулась прочь. - Когда вы уезжаете? - спросил Эктон и на миг замер на месте. Но баронесса ничего не ответила, и он двинулся следом за ней. - Я забрела сюда полюбоваться вашим садом, - сказала она и, ступая по густой траве, повернула к воротам. - Однако я спешу домой. - Позвольте мне по крайней мере проводить вас. Он поравнялся с ней, но они хранили молчание и, пока не дошли до ворот, не обменялись больше ни словом. Калитка была раскрыта, и они постояли там, глядя на дорогу, на которую легли длинные причудливые тени кустарника. - Вы очень спешите домой? - спросил Эктон. Она не ответила; потом, помолчав, сказала: - Почему вы у меня все это время не были? - Ответа не последовало, и она продолжала: - Почему вы не отвечаете? - Пытаюсь придумать ответ, - признался Эктон. - Как! У вас нет ничего наготове? - Ничего, что я мог бы вам сказать, - проговорил он. - Но позвольте мне проводить вас. - Поступайте как вам угодно. Она медленно двинулась по дороге, Эктон шел рядом с ней. - Если бы я поступал так, как мне угодно, - сказал он, помолчав, - я бы уже не раз к вам пришел. - Вы сейчас это придумали? - спросила Евгения. - Нет, это истинная правда. Я не появлялся потому... - А! Сейчас мы услышим причину. - Потому что мне хотелось о вас подумать. - Потому что вам хотелось лежать! - сказала баронесса. - Я насмотрелась, как вы лежите - или только что не лежите - у меня в гостиной. Эктон остановился, он словно всем своим видом молил ее не спешить. Она замедлила шаги, и несколько секунд он на нее смотрел; он находил ее совершенно обольстительной. - Вы пошутили, - сказал он. - Но если вы правда уезжаете, это очень серьезно. - Если я останусь, - сказала она с легкой улыбкой, - это будет еще серьезнее. - Когда вы уезжаете? - Постараюсь как можно скорее. - Почему? - А почему я должна здесь оставаться? - Потому что мы все вами восхищаемся. - Это не причина. Мной восхищаются и в Европе. И она снова пошла по направлению к дому. - Что я должен сделать, чтобы удержать вас? - спросил Эктон. Он правда хотел ее удержать, и он не преувеличил, говоря, что всю эту неделю думал о ней. Теперь он в самом деле был в нее влюблен; так он чувствовал или, во всяком случае, так ему казалось; и единственное, что его останавливало, - он не знал, можно ли ей доверять. - Что вы должны сделать, чтобы удержать меня? - повторила она. - Так как я всей душой стремлюсь уехать, то сообщать это вам не в моих интересах. Да и, право, мне ничего не приходит в голову. Он молча шел рядом с ней; то, что она сказала ему, подействовало на него гораздо сильнее, чем это можно было предположить. С того вечера, когда он возвратился из Ньюпорта, она, смущая его покой, неотступно стояла у него перед глазами. То, что ему сказал Клиффорд Уэнтуорт, тоже на него подействовало, только противоположным образом, не освободив, однако, из-под власти ее чар, как ни восставал против них его ум. "Она не честна, она не честна", - твердил он себе. Он твердил это десять минут назад и летнему небу. К несчастью, он не мог решить этого окончательно и бесповоротно, а сейчас, когда она была возле него, это вдруг стало так мало значить. "Эта женщина способна солгать", - повторял он всю неделю. Когда сейчас он напомнил себе о своем открытии, оно почти не испугало его. Он чуть ли не хотел заставить ее солгать, чтобы потом, уличив во лжи, посмотреть, как это ему понравится. Он не переставая об этом думал, идя рядом с ней, а она тем временем шла вперед своей легкой изящно-величавой походкой. До этого Эктон сидел рядом с ней, катался с ней в коляске, но ему ни разу еще не случалось идти с ней рядом. "Бог мой, до чего же она comme il faut", - сказал он себе, незаметно на нее поглядывая. Когда они подошли к домику среди яблонь, баронесса, не пригласив Эктона зайти, вошла в калитку; но она обернулась и пожелала ему доброй ночи. - Я задал вам на днях вопрос, и вы так мне на него и не ответили, - сказал Эктон. - Вы отослали бумагу, которая возвращает вам свободу? Она какую-то долю секунды помедлила - очень естественно. - Да, - сказала она просто. Идя домой, он спрашивал себя, та ли это ложь, которую он хотел услышать, или ему этого недостаточно. В тот же вечер он встретился с баронессой снова; она опять появилась в доме дяди. Однако говорить с ней ему почти не довелось; в гости к мистеру Уэнтуорту и его дочерям приехали в кабриолете двое джентльменов из Бостона, и, разумеется, больше всего их интересовала мадам Мюнстер. Впрочем, один из них не вымолвил за весь вечер ни слова, он только сидел и с величайшей серьезностью смотрел на нее, и всякий раз, как она роняла какое-нибудь замечание, торжественно подавался всем корпусом вперед, подставляя, как глухой, свое внушительных размеров ухо. Очевидно, его угнетала мысль о выпавших на ее долю несчастьях и злоключениях; он так ни разу и не улыбнулся. Спутник его - тот вел себя иначе: он подсел с веселым и непринужденным видом к мадам Мюнстер и, стараясь заставить ее разговориться, предлагал каждые пять минут новую тему. Евгения не так живо, как обычно, отзывалась на все и не так пространно высказывалась о сравнительных достоинствах европейских и американских установлений, как ожидал от нее наслышавшийся о ее красноречии собеседник. Тем не менее она была недоступна Роберту Эктону, который, заложив руки в карманы, слонялся по веранде, прислушиваясь, не раздастся ли скрип подаваемой к заднему крыльцу бостонской коляски. Но, сколько он ни прислушивался, все было напрасно. И в конце концов он потерял терпение, и, когда к нему подошла сестра и позвала домой, он тут же с ней и ушел. Евгения, видевшая, что они уходят, и находившаяся в раздраженном расположении духа, еще больше утвердилась в своем мнении, что сей джентльмен куда как хорош. "Даже эта mal-elevee [невоспитанная (фр.)] девчонка, - подумала она, - вертит им, как ей вздумается". Евгения сидела поблизости от одного из выходивших на веранду высоких окон, но, вскоре после того как Роберт Эктон ушел - как раз в тот момент, когда словоохотливый джентльмен из Бостона поинтересовался, что она думает о нравах вышеупомянутого города, - вдруг поднялась с места. На веранде ей попался навстречу шедший с другого конца дома Клиффорд Уэнтуорт. Она остановила его, сказав, что ей надо с ним поговорить. - Почему вы не пошли провожать вашу кузину? - спросила она. Клиффорд удивленно на нее посмотрел. - Как почему? С ней пошел Роберт. - Совершенно верно, но ведь обычно вы этого ему не передоверяете? - Да, но я хочу отправить бостонцев - видно, они первый раз в жизни взяли в руки вожжи. - Так вы не поссорились с вашей кузиной? Клиффорд секунду подумал, потом с тем полным простодушием, которое больше всего и сбивало баронессу с толку, сказал: - Да нет, мы помирились. Баронесса устремила на него взгляд, но Клиффорд начал с некоторых пор побаиваться этих взглядов баронессы и старался быть вне пределов их досягаемости. - Почему вы ко мне не приходите? - спросила она. - Вы мной недовольны? - Недоволен вами? Еще не хватало, - сказал Клиффорд, смеясь. - Тогда почему же вы не приходите? - Да боюсь снова угодить в заднюю комнату и сидеть там впотьмах. - Я думала, вам это придется по вкусу, - сказала, не сводя с него взгляда, Евгения. - По вкусу! - воскликнул Клиффорд. - Мне бы пришлось, будь я молодым человеком, который явился с визитом к очаровательной женщине. - Что мне за польза от очаровательной женщины, когда я заперт в этой задней комнате? - Боюсь, от меня вам везде мало пользы! - сказала мадам Мюнстер. - А я ведь так хотела быть вам полезна. - Вот и коляска, - заметил вместо ответа Клиффорд. - Забудьте вы на минуту про эту коляску. Вы знаете, что я вас покидаю? - Вы имеете в виду - сейчас? - Я имею в виду - через несколько дней. Я уезжаю совсем. - Вы возвращаетесь в Европу? - Вы угадали, и вы должны побывать в Европе и навестить меня там. - Да, да, я там побываю. - Но до того, - заявила Евгения, - вы должны навестить меня здесь. - Ладно, только я уж буду держаться подальше от этой темной комнаты! - заявил ее наивный молодой родственник. Баронесса помолчала. - Вы правы, вы должны прийти смело... открыто. Так будет гораздо лучше. Теперь я это вижу. - И я вижу, - воскликнул Клиффорд. - Ах ты... что там с этой коляской! - добавил он тут же, уловив своим привычным ухом какой-то неположенный скрип колес у подаваемого в этот момент к крыльцу бостонского экипажа и бросаясь со всех ног выяснять причину столь серьезной неисправности. Баронесса, возвращаясь домой одна при свете звезд, спрашивала себя: неужели она так и уедет ни с чем? Неужели она так ни с чем и уедет? В маленьком кружке, составившемся возле двух джентльменов из Бостона, Гертруда Уэнтуорт сидела молчаливой зрительницей. Сами гости были ей неинтересны; она наблюдала за мадам Мюнстер, как наблюдала теперь за ней постоянно. Она знала, что и Евгении гости неинтересны, что она скучает, и Гертруда прилежно изучала, каким образом Евгения, несмотря на все свое безразличие, свою рассеянность, умудряется сохранить этот чарующий тон. Гертруда тоже хотела бы обрести этот тон; она решила выработать его в себе и желала одного, чтобы - ради большего очарования - ей впредь приходилось как можно чаще скучать. В то время как Гертруда занималась своими скрупулезными наблюдениями, Феликс Янг отправился на поиски Шарлотты, которой ему надо было кое-что сказать. Ему вот уже несколько дней как надо было кое-что сказать Шарлотте. И нынче вечером диктуемая чувством приличия необходимость этого важного разговора окончательно назрела и переросла в радостное нетерпение. Он слонялся по просторному нижнему этажу, переходя из одной пустынной комнаты в другую, и наконец набрел на эту молодую леди в небольшом помещении, именуемом по не совсем понятным причинам "конторой" мистера Уэнтуорта и представлявшем собой тщательно прибранную, без единой пылинки, комнату, где на одной стене выстроились стройными рядами своды законов в потемневших от времени кожаных переплетах, на другой висела огромная карта Соединенных Штатов с теснившимися по обе стороны от нее гравюрами Рафаэлевых мадонн, а на третьей было несколько витрин с засушенными жуками и бабочками. Сидя под лампой, Шарлотта вышивала по канве комнатную туфлю. Феликс не стал спрашивать, кому она предназначается; туфля была очень большая. Придвинув поближе к Шарлотте стул, Феликс сел, улыбаясь по своему обыкновению, но сначала ни слова не говоря. Задержав в воздухе иглу, Шарлотта смотрела на него с тем робким и трепещущим видом, который появлялся у нее всякий раз, как к ней приближался ее иностранный кузен. Было в нем что-то, удесятерявшее скромность Шарлотты, ее застенчивость; если бы это зависело только от нее, она предпочла бы никогда не оставаться с ним наедине; и в самом деле, знал бы ее иностранный кузен, которого она, между прочим, считала человеком в высшей степени незаурядным, блестящим, доброжелательным, - знал бы он, к каким она прибегала боязливым ухищрениям, чтобы, упаси бог, не оказаться с ним tete-a-tete [с глазу на глаз (фр.)]. Бедняжка Шарлотта вряд ли могла бы объяснить, чем это вызвано, не погрешив против себя или своего кузена; единственное, что она могла бы сказать - вернее, чего она в жизни бы не сказала, - что в таком слишком уж мужском обществе ей не по себе. Поэтому она не испытала успокоения, когда Феликс, сияя восторгом, еще больше подчеркивавшим смысл его слов, начал: - Моя дорогая кузина, какое счастье, что я застал вас одну. - Я очень часто сижу одна, - заметила Шарлотта и тут же добавила: - Но я не чувствую себя от этого одинокой. - Такая умная женщина, как вы, не может чувствовать себя одинокой, - сказал Феликс, - ведь с ней всегда ее верный друг, ее прекрасная работа. - И он бросил взгляд на большую комнатную туфлю. - Я люблю работать, - сказала Шарлотта просто. - И я тоже, - заявил ее собеседник. - Правда, я люблю и побездельничать, но к вам я пришел не от безделья. Мне надо сказать вам одну важную вещь. - Ну конечно, - пробормотала Шарлотта, - если вам надо... - Моя дорогая кузина, - сказал Феликс. - Я не собираюсь говорить ничего такого, что не предназначено для ушей молодой леди. По крайней мере так мне кажется. Впрочем, voyons [послушайте (фр.)], предоставляю судить об этом вам. Я без памяти влюблен. - Но, Феликс... - начала Шарлотта Уэнтуорт очень сдержанно. Однако именно ее сдержанность и не позволила ей докончить фразу. - Я влюблен в вашу сестру, влюблен без памяти, Шарлотта, без памяти! - продолжал молодой человек. Шарлотта опустила на колени вышивание и, положив поверх него свои сжатые руки, сидела, не поднимая глаз. - Одним словом, моя дорогая кузина, я влюблен, - сказал Феликс. - И я хочу, чтобы вы мне помогли. - Помогла вам? - спросила дрожащим голосом Шарлотта. - Я не имею в виду вашу сестру, с ней мы прекрасно друг друга понимаем; о, какой у нее дар понимания! Я имею в виду вашего отца и вообще всех, в том числе и мистера Брэнда. - Бедный мистер Брэнд! - сказала медленно и с такой искренностью Шарлотта, что Феликсу сразу стало ясно: молодой священник не посвятил ее в их недавний разговор. - Полно вам говорить "бедный" мистер Брэнд! Мне совсем не жаль мистера Брэнда. Мне жаль немного вашего отца; я не хотел бы его ничем огорчить. Поэтому я и прошу вас похлопотать за меня. Как, по-вашему, я выгляжу не слишком неприглядно? - Неприглядно?! - ахнула Шарлотта, в глазах которой Феликс был олицетворением всего, что есть в джентльменах изысканного и блестящего. - Я говорю не про свой внешний вид, - сказал, рассмеявшись, Феликс, поскольку Шарлотта упорно смотрела на его ботинки. - Я говорю про свое поведение. Как, по-вашему, я не нарушил законы гостеприимства? - Тем... тем, что полюбили Гертруду? - спросила Шарлотта. - Тем, что я объяснился. Потому что объяснение состоялось, Шарлотта; я не хочу ничего от вас скрывать... Оно состоялось. Конечно, я хочу на ней жениться, в этом-то вся и трудность. Я держался сколько мог; но она так пленительна! Она очень необычна, Шарлотта, я не думаю, что вы ее на самом деле знаете. - Шарлотта снова взялась за вышивание и тут же снова его отложила. - Мне известно, что ваш отец мечтал о лучшей для нее партии, - продолжал Феликс. - И, наверное, вы разделяли его мечты. Вы хотели выдать ее замуж за мистера Брэнда. - О нет, - сказала Шарлотта, - мистер Брэнд всегда восхищался ею. Но мы ничего такого не хотели. Феликс удивленно на нее посмотрел. - Но ведь речь шла о браке? - Да. Но мы не хотели выдавать ее. - A la bonne heure! [В добрый час! (фр.)] Дело в том, что это очень рискованно. С этими вынужденными браками потом не оберешься бед. - Никто не стал бы ее вынуждать, Феликс, - сказала Шарлотта. - Я рад это слышать. Потому что в этих случаях даже самая безупречная женщина невольно начинает думать о том, чем себя вознаградить. На горизонте появляется какой-нибудь красавчик, и voila! [вот вам! (фр.)] - Шарлотта сидела молча, не поднимая глаз, и Феликс через секунду добавил: - Почему вы отложили туфлю? Мне так приятно смотреть на вас, когда вы вышиваете. Шарлотта взялась за свою многоцветную канву и с отсутствующим видом украсила несколькими синими стежками большую круглую розу. - Если Гертруда так... так необычна, - сказала она, - почему же вы хотите на ней жениться? - Именно поэтому, дорогая Шарлотта. Мне нравятся необычные женщины, всегда нравились. Спросите Евгению! А Гертруда неповторима, она говорит такие бесподобные вещи. Шарлотта подняла глаза и, как бы желая подчеркнуть укоризненный смысл своих слов, чуть ли не в первый раз на него посмотрела. - Ваше влияние на нее очень велико. - И да, и нет! - сказал Феликс. - Сначала, наверное, это было так. А сейчас неизвестно, кто на кого влияет больше: скорей всего, в равной мере. Ее власть надо мной сильна - ведь Гертруда очень сильная. Я не думаю, что вы ее знаете; она такая одаренная натура! - О да, Феликс, я всегда считала, что Гертруда - одаренная натура. - Это вы говорите сейчас. Постойте, то ли еще будет! - вскричал молодой человек. - Она нераспустившийся цветок. Дайте мне сорвать ее с отчего древа, и вы увидите, как она расцветет. Я уверен, вы этому порадуетесь. - Я вас не понимаю, - пробормотала Шарлотта. - Я неспособна, Феликс. - Но это вы ведь способны понять - я прошу вас замолвить за меня слово перед вашим отцом. Он считает меня, что вполне естественно, легкомысленным малым, богемой, прожигателем жизни. Скажите ему, что это не так, а если когда-то и было так, я все забыл. Я люблю радости жизни, не спорю, но невинные радости. Горе - оно и есть горе. А вот радости, как вы знаете, бывают самого разного толка. Скажите ему, что Гертруда - нераспустившийся цветок и что я человек серьезный. Шарлотта встала и медленно свернула свое вышивание. - Мы знаем, Феликс, что сердце у вас доброе, - сказала она. - Но нам жаль мистера Брэнда. - Ну конечно, вам в особенности! Потому что, - поспешил он добавить, - вы женщина. Но мне ничуть его не жаль. Любому мужчине на его месте достаточно было бы того, что в нем принимаете участие вы. - Мистеру Брэнду этого недостаточно, - сказала просто Шарлотта и замерла, как бы послушно дожидаясь, не скажет ли ей Феликс еще чего-нибудь. - Мистер Брэнд теперь не так уж стремится к этому браку, - не замедлил сказать Феликс. - Ваша сестра пугает его; она кажется ему слишком легкомысленной. Шарлотта смотрела на него умоляюще своими прекрасными глазами, в которых, казалось, вот-вот появятся слезы. - Феликс, Феликс! - воскликнула она. - Что вы с ней сделали? - Думаю, она спала, а я ее разбудил! Судя по всему, Шарлотта не смогла удержать слез; она тут же вышла из комнаты. И Феликс, который о чем-то размышлял, глядя ей вслед, был, очевидно, так жесток, что испытал от ее слез удовлетворение. В ту-же ночь Гертруда, молчаливая и серьезная, вышла к нему в сад; это было что-то вроде свидания. Гертруде, как оказалось, свидания нравились. Сорвав веточку гелиотропа, она воткнула ее в корсаж; но она не произнесла ни слова. Они шли по садовой дорожке, и Феликс смотрел на этот едва обозначавшийся при свете звезд прямоугольный гостеприимный дом, где во всех окнах было темно. - Меня немного мучит совесть, - сказал он. - Я не должен был так с вами встречаться - до того, как получил согласие вашего отца. Гертруда несколько секунд на него смотрела. - Я вас не понимаю. - Вы очень часто это говорите, - сказал Феликс. - При том, что мы так плохо друг друга понимаем, надо только удивляться, что мы так хорошо ладим. - Но с тех пор как вы приехали, мы только и делаем, что встречаемся - встречаемся без всех, одни. Когда я в первый раз вас увидела, мы были с вами одни, - продолжала Гертруда. - В чем же разница? В том, что сейчас ночь? - Разница в том, Гертруда, - сказал, преграждая ей путь, Феликс, - что я люблю вас... люблю больше, чем раньше. И они стояли в напоенной теплом тишине в двух шагах от темного дома и говорили. - Я обратился к Шарлотте, пытался до разговора с вашим отцом заручиться ее поддержкой. Но она полна какого-то благородного упрямства; виданное ли дело, чтобы женщина во что бы то ни стало хотела действовать себе во вред? - Вы слишком осторожны, - сказала Гертруда, - слишком дипломатичны. - Не затем я приехал сюда, - вскричал молодой человек, - чтобы кто-то из-за меня стал несчастным! Гертруда постояла несколько секунд, озираясь в благоухающем ночном мраке. - Я сделаю все, что вы пожелаете, - сказала она. - Например? - спросил, улыбаясь, Феликс. - Уеду отсюда. Я сделаю все, что вы пожелаете. Феликс смотрел на нее с благоговейным восторгом. - Да, мы уедем, - сказал он. - Но сначала мы восстановим согласие. Гертруда снова стояла, озираясь по сторонам, и вдруг у нее вырвалось из глубины души: - Почему из-за них всегда чувствуешь себя виноватой? Почему все должно даваться с таким трудом? Почему они не могут понять? - Я заставлю их понять! - сказал Феликс. Он продел ее руку в свою, и они еще с полчаса бродили по саду и говорили. 12 Феликс подождал два дня, предоставляя Шарлотте возможность просить за него, а на третий день стал искать встречи с дядей. Дело было утром, мистер Уэнтуорт сидел у себя в конторе, и Феликс, войдя к нему, застал там и Шарлотту, о чем-то совещавшуюся с отцом. После разговора с Феликсом Шарлотта не отходила от мистера Уэнтуорта ни на шаг. Твердо решив, что ее долг передать ему слово в слово страстную просьбу кузена, она следовала за отцом словно тень, чтобы он оказался поблизости в ту минуту, как она соберется с духом и сможет приступить к разговору. У бедняжки Шарлотты, естественно, не хватало духу заговорить с ним на эту тему, особенно когда ей приходили на память кое-какие предположения Феликса. День за днем все крепче заколачивать гроб, где лежит приготовленное для погребения непризнанное, но милое вам дитя вашего заблудшего сердца, - занятие во всех случаях не из приятных, и оно не становится легче оттого, что дерзкие непонятные слова разговорчивого иностранца вызвали из царства теней призрак удушенной вами былой мечты. Что имел в виду Феликс, заявив, будто мистер Брэнд не так уж теперь стремится к этому браку? Приунывший на самом законном основании поклонник ее сестры ничем перед ней не обнаруживал, что он дрогнул. Шарлотта трепетала с головы до ног, когда нет-нет да и позволяла себе на миг поверить, что, быть может, мистер Брэнд втайне дрогнул; а поскольку ей казалось, что слова Феликса обретут большую силу, если она повторит их отцу, то она дожидалась только минуты, когда к ней возвратится наконец спокойствие. Однако сейчас она сетовала мистеру Уэнтуорту на то, как она обеспокоена, и даже принялась перечислять все, что ее беспокоит, когда вошел Феликс. Оторвавшись от чтения бостонских "Известий", мистер Уэнтуорт сидел, положив нога на ногу, обратив к дочери праведное бесстрастное лицо. Феликс вошел в комнату, улыбаясь, как бы всем своим видом говоря, что ему надо сообщить что-то важное, и дядя смотрел на него так, словно он ожидал этого и вместе с тем хотел бы предотвратить. Феликс с его необыкновенным даром красноречия стал постепенно внушать опасения своему дяде, который все еще не мог прийти к твердому мнению насчет того, как держаться с племянником. Впервые в жизни мистер Уэнтуорт стремился уклониться от ответственности; он всей душой желал, чтобы ему не пришлось решать, как следует относиться к легкомысленному витийству Феликса. Он жил в вечном страхе, что племянник выманит у него согласие на одно из своих сомнительных предложений; и внутренний голос подсказывал старому джентльмену, что самый надежный путь - не пускаться с Феликсом в рассуждения. Мистер Уэнтуорт надеялся, что приятный эпизод, каковым являлся визит племянника, благополучно минует, не заставив его проявить еще большую непоследовательность. Феликс посмотрел с понимающим видом на Шарлотту, потом на мистера Уэнтуорта и снова на Шарлотту. Мистер Уэнтуорт обратил к племяннику свое благородное с нахмуренными бровями чело и разгладил верхний лист "Известий". - Мне полагалось бы явиться с букетом, - сказал, смеясь, Феликс. - Во Франции так принято. - Мы не во Франции, - ответил мистер Уэнтуорт сдержанно, между тем как Шарлотта смотрела на Феликса не отрывая глаз. - Да, по счастью, мы не во Франции. Боюсь, мне пришлось бы там во много раз хуже. Шарлотта, голубушка, вы оказали мне милую услугу, о которой я вас просил? - И Феликс склонился перед ней в легком поклоне, как будто кто-то его ей представлял. Шарлотта смотрела на него чуть ли не с испугом, а мистер Уэнтуорт подумал: вот оно начинается, сейчас Феликс пустится с ним в рассуждения. - А для чего букет? - спросил он, желая отвлечь внимание собеседника. Феликс смотрел на него улыбаясь. - Pour la demande! [Чтобы сделать предложение! (фр.)] - Придвинув стул, Феликс с какой-то нарочитой торжественностью сел, держа в руке шляпу. Он снова повернулся к Шарлотте. - Шарлотта, душа моя, голубушка, - пробормотал он, - вы не предали меня? Не перекинулись на другую сторону? Шарлотта поднялась, и, хоть по ней это было не видно; у нее все внутри дрожало. - Вы сами должны говорить с отцом, - сказала она. - Вы достаточно для этого умны. Феликс тоже поднялся, он попросил ее остаться. - Мне легче говорить, обращаясь к публике, - заявил он. - Надеюсь, речь пойдет не о чем-нибудь неприятном? - сказал мистер Уэнтуорт. - Речь пойдет о моем счастье! - Феликс положил шляпу и снова сел, зажав коленями стиснутые руки. - Мой дорогой дядя, - сказал он, - я жажду всей душой жениться на вашей дочери Гертруде. - Шарлотта медленно опустилась на стул, а мистер Уэнтуорт сидел и смотрел прямо перед собой застывшим от изумления взглядом, и свет, который сквозил в его лице, могла бы испускать глыба льда. Он все смотрел и смотрел и не произносил ни слова. Феликс, по-прежнему стиснув руки, откинулся назад. - А! Вам это не по душе. Этого я и боялся. - Он густо покраснел, и, заметив это, Шарлотта сказала себе, что первый раз видит, как Феликс краснеет. Она и сама, глядя на него, покраснела, подумав, что, должно быть, он ужасно влюблен. - Это очень неожиданно, - сказал наконец мистер Уэнтуорт. - Разве вы ни о чем не догадывались, дорогой дядя? - спросил Феликс. - Это только доказывает, что я вел себя крайне благоразумно. Да, так я и знал, что вам это будет не по душе. - Это очень серьезно, Феликс, - сказал мистер Уэнтуорт. - Вы считаете, что я нарушил законы гостеприимства! - воскликнул, снова улыбаясь, Феликс. - Нарушили законы гостеприимства? - медленно повторил его дядя. - Феликс и мне это говорил, - добросовестно подтвердила Шарлотта. - Ну конечно же, вы так считаете. Не отрицайте! - продолжал Феликс. - И я, безусловно, их нарушил. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание: грех это, пожалуй, простительный. Я просто совершенно потерял голову; тут уж ничего не поделаешь. Хоть вы и отец Гертруды, не думаю, дорогой дядя, что вы представляете себе, до какой степени она обворожительна. У нее все задатки необычайно, я бы даже сказал, неповторимо обворожительной женщины. - Меня всегда заботило, как сложится ее судьба, - сказал мистер Уэнтуорт. - Мы всегда желали ей счастья. - Вот оно, ее счастье! - заявил Феликс. - Я сделаю ее счастливой. И она так думает. Неужели вы этого не видите? - Я вижу, что она очень изменилась, - заявил мистер Уэнтуорт, и бесстрастный, невыразительный тон, каким это было сказано, открыл Феликсу всю глубину его протеста. - Возможно, она, как вы говорите, становится обворожительной женщиной, только и всего. - В душе Гертруда такая серьезная, такая верная, - мягко сказала Шарлотта, устремив взгляд на отца. - У меня сердце радуется, когда вы ее хвалите! - вскричал Феликс. - У нее очень своеобразный характер, - сказал мистер Уэнтуорт. - И это тоже похвала! - подхватил Феликс. - Я понимаю, я совсем не тот муж, о каком вы для нее мечтали. У меня нет ни состояния, ни положения в обществе. Я не могу предоставить ей достойное ее место в свете. Место в свете, где она могла бы проявить свои таланты, - вот что ей нужно. - Место, где она могла бы выполнить свой долг! - заметил мистер Уэнтуорт. - Ах, как прекрасно она его выполняет... свой долг. Как глубоко она его сознает! - воскликнул с сияющим лицом Феликс. - Но что-что, а для этого, дорогой дядя, у нее будут все возможности. - Мистер Уэнтуорт и Шарлотта смотрели на него с таким видом, будто перед ними петляла борзая. - Конечно, со мной она зароет свои таланты в землю, они так и останутся под спудом, - продолжал Феликс. - Увы, я и есть этот спуд. Знаю, что я вам более или менее по сердцу, вы не раз давали мне это понять; но вы считаете, что я легкомысленный, что у меня нет ни гроша за душой и что я вел себя весьма неприглядно. Вы правы, правы, тысячу раз правы. Кем я только не был - скрипачом, художником, актером... и все же: во-первых, думаю, вы преувеличиваете, вы приписываете мне то, что на самом деле мне не свойственно. Да, я богема, но в кругу богемы я всегда слыл джентльменом; мне жаль, что здесь нет моих старых camarades [товарищей (фр.)], они бы вам подтвердили. Я любил свободу, не спорю, но никогда не употреблял ее во зло. В смертных грехах я неповинен; я не посягал ни на имущество ближнего, ни на его жену (*24). Так что, видите, дорогой дядя, как обстоит дело. - Не видеть мистер Уэнтуорт не мог, его холодные голубые глаза смотрели очень пристально. - Ну и, кроме того, c'est fini! [с этим покончено (фр.)] Все это позади. Je me range [я остепенился (фр.)]. Взялся за ум. Как оказалось, я могу заработать на жизнь - и весьма сносную - странствуя по свету и рисуя плохие портреты. Спору нет, профессия не слишком завидная, но вполне почтенная. Этого вы ведь не станете отрицать. О чем бишь я... так вот, я сказал: странствуя по свету. Этого я тоже не стану отрицать; боюсь, таков уж мой удел - странствовать в поисках приятных моделей. Под приятными я разумею тех, кто падок слегка на лесть и готов расщедриться. Гертруда утверждает, что охотно будет сопровождать меня в моих странствиях и занимать во время сеансов мои модели. Ей это даже представляется заманчивым; и уж раз об этом зашла речь, то, в-третьих, я Гертруде нравлюсь. Вы только вызовите ее на разговор, и она сама вам это скажет. Язык Феликса явно двигался слишком быстро, и воображение слушателей за ним не поспевало; от потоков его красноречия, как от раскачивающейся в водах глубокого спокойного озера лодки, расходились круги молчания. Но и тогда, когда сам Феликс тоже замолкал и сидел в ожидании ответа, устремляя глаза то на отца, то на дочь, он все равно как бы продолжал говорить, убеждать и своей сияющей нетерпением улыбкой, и взлетом бровей, и выразительным ртом. - Нет, дело не в том, что у вас нет средств, - сказал, прерывая долгое суровое безмолвие мистер Уэнтуорт. - Как чудесно это слышать от вас! Но ведь и не в том, что у меня нет характера - потому что характер у меня есть: не скала, конечно, а какой-то осколочек, но на него вполне можно положиться. - Папа, мне кажется, надо сказать Феликсу, что все дело в мистере Брэнде, - проговорила с бесконечной мягкостью в голосе Шарлотта. - Нет, не только в мистере Брэнде, - заявил мистер Уэнтуорт внушительно. Он долго, глядя на свое колено, молчал. - Мне трудно это объяснить. - Очевидно, ему очень хотелось быть справедливым. - Все дело, как говорит мистер Брэнд, в нравственных основаниях, в том, хорошо ли это для Гертруды. - Что может быть лучше? Что может быть лучше, дорогой дядя? - убеждал Феликс и как бы для большей убедительности встал и подошел к мистеру Уэнтуорту. Дядя его, который сидел, глядя все так же на свое колено, когда Феликс поднялся с места, перевел взгляд на ручку находившейся напротив него двери. - Что может быть лучше для девушки, чем выйти замуж за человека, которого она любит! - воскликнул Феликс. Мистер Уэнтуорт увидел, что ручка двери повернулась и дверь приотворилась; она так и оставалась приотворенной, пока Феликс не изрек до конца сию отрадную истину. Однако, как только он договорил, дверь распахнулась, на пороге стояла Гертруда. Она казалась очень взволнованной, что-то сверкало во взоре ее милых, без блеска глаз. Она медленно, но с решительным видом вошла в комнату и, мягко прикрыв за собой дверь, обвела их всех взглядом. Феликс устремился к ней и предложил ей с нежной учтивостью руку; Шарлотта потеснилась, предоставляя ей место на диване. Но Гертруда заложила руки за спину и в сторону дивана даже не поглядела. - Мы говорим о вас! - сказал Феликс. - Я знаю, - ответила она. - Потому я и пришла. - И она обратила глаза на отца, который, в свою очередь, смотрел на нее очень пристально. Во взгляде его холодных голубых глаз светилось подобие просьбы, призыва образумиться. - Хорошо, что ты здесь, - сказал он. - Мы как раз решаем твою судьбу. - Зачем вам этим заниматься, - сказала Гертруда, - предоставьте это мне! - Иными словами - мне! - воскликнул Феликс. - Я предоставляю конечное решение воле более мудрой, чем наша, - проговорил старый джентльмен. Феликс провел рукой по лбу. - Но, en attendant [ожидая (фр.)] решения мудрой воли, должен сказать, что у вашего отца нет доверия. - Ты не доверяешь Феликсу? - нахмурилась Гертруда. Отец и сестра впервые видели ее такой. Шарлотта, встав с дивана, подошла к ней, как бы желая ее обнять, но, устрашившись, так и не рискнула. Мистер Уэнтуорт был, однако, неустрашим. - У меня больше доверия к Феликсу, чем к тебе. - Ты никогда мне не доверял, никогда! Не знаю почему. - Сестра, сестра! - прошептала Шарлотта. - Ты всегда нуждалась в руководстве, - заявил мистер Уэнтуорт. - У тебя трудный характер. - Почему вы называете его трудным? Он мог бы быть легким, если бы вы этому не препятствовали. Вы не давали мне быть самой собой. Не понимаю, чего вы от меня хотели. И хуже всех был мистер Брэнд. Шарлотта рискнула наконец прикоснуться к сестре. Она положила ей обе руки на плечо. - Он так тебя любит, - сказала она почти шепотом. Гертруда несколько секунд внимательно на нее смотрела, потом поцеловала. - Нет, - сказала она. - Он меня не любит. - Я никогда не видел тебя такой разгоряченной, - заметил мистер Уэнтуорт, чье негодование, если бы не его высокие принципы, было бы очень велико. - Раз, по-твоему, я виновата, прости, мне жаль, - сказала Гертруда. - Ты виновата, но не думаю, что тебе в самом деле жаль. - Ей правда жаль, папа, - сказала Шарлотта. - Я пошел бы даже еще дальше, дорогой дядя, - сказал Феликс, - позволил бы себе усомниться в том, что она виновата. Чем она перед вами виновата? Мистер Уэнтуорт ответил не сразу. Несколько секунд помолчав, он сказал: - Она не оправдала наших надежд. - Не оправдала надежд? Ah voila! [Вот как! (фр.)] - воскликнул Феликс. Гертруда побледнела; она стояла, опустив глаза. - Я сказала Феликсу, что уеду с ним, - сказала она. - А! Вы иногда говорите бесподобные вещи! - воскликнул молодой человек. - Уедешь, сестра? - спросила Шарлотта. - Да, да, уеду; в одну далекую страну. - Она просто пугает вас, - сказал, улыбаясь Шарлотте, Феликс. - Уеду в... как... как она называется?.. - спросила, повернувшись на секунду к Феликсу, Гертруда. - В Богемию. - Ты решила обойтись без всех предварительных действий? - спросил, поднимаясь с места, мистер Уэнтуорт. - Vous plaisantez [вы шутите (фр.)], дорогой дядя! - воскликнул Феликс. - Что же все это, как не предварительные действия? Гертруда повернулась к отцу. - Я оправдала ваши надежды, - сказала она. - Вы хотели, чтобы у меня был твердый характер. Что ж, он у меня достаточно для моего возраста твердый. Я знаю, чего я хочу; мой выбор сделан. Я решила выйти замуж за этого джентльмена. - Вам лучше согласиться, сэр, - сказал очень мягко Феликс. - Да, сэр, вам лучше согласиться, - произнес вдруг совсем другой голос. Шарлотта вздрогнула, все остальные повернули головы в ту сторону, откуда он раздался. Голос принадлежал мистеру Брэнду, который вошел с веранды через распахнутое французское окно и стоял, отирая платком лоб. Он очень раскраснелся и выглядел весьма необычно: - Да, сэр, вам лучше согласиться, - повторил он, выходя на середину комнаты. - Я знаю, что подразумевает мисс Гертруда. - Мой добрый друг, - пробормотал Феликс, ласково коснувшись рукой его локтя. Мистер Брэнд посмотрел на него, на мистера Уэнтуорта и, наконец, на Гертруду. На Шарлотту он не смотрел, а между тем ее серьезные глаза были прикованы к его лицу, они спрашивали его о самом для нее насущном. Ответ на этот вопрос не мог быть получен сразу, но кое-что о нем уже говорило, в том числе и пылающее лицо мистера Брэнда, и его высоко вскинутая голова, и возбужденный блеск глаз, и вообще весь его смущенно-дерзновенный вид - такой вид бывает у человека, когда он принял важное решение и, хотя не сомневается, что внутренних сил его осуществить у него достанет, мучим сомнениями относительно того, как он с этим справится внешне. Шарлотте казалось, что он держится необыкновенно величественно; и мистер Брэнд, бесспорно, был исполнен величия. По существу, это была самая величественная минута его жизни, и естественно, что для крупного, плотного, застенчивого молодого человека это был весьма благоприятный случай допустить ряд неловкостей. - Входите, сэр, - сказал мистер Уэнтуорт, сопровождая свои слова каким-то скованным жестом. - Вам надлежит здесь присутствовать. - Я знаю, о чем вы толкуете, - ответил мистер Брэнд. - Я слышал, что сказал ваш племянник. - А он слышал, что сказали вы! - воскликнул Феликс, снова поглаживая его локоть. - Я не уверен, что понимаю, - сказал мистер Уэнтуорт тоном таким же скованным, как и его жест. Гертруда смотрела во все глаза на своего бывшего поклонника, она была не менее озадачена, чем ее сестра, но она отличалась более живым воображением. - Мистер Брэнд просит, чтобы ты разрешил Феликсу увезти меня, - сказала она отцу. Молодой человек посмотрел на нее отчужденным взглядом. - Но не потому, что я не желаю вас больше видеть, - проговорил он так, словно хотел довести это до всеобщего сведения. - Вы вправе не желать меня больше видеть, - сказала негромко Гертруда. Мистер Уэнтуорт не мог прийти в себя от изумления. - Вам не кажется, что вы изменили вашему решению, сэр? - спросил он. - Да, сэр, - мистер Брэнд посмотрел на всех - на всех, кроме Шарлотты. - Да, сэр, - повторил он, прикладывая к губам платок. - Каковы же ваши нравственные основания? - спросил мистер Уэнтуорт, считавший всегда, что его младшей дочери при ее своеобразном характере нужен как раз такой муж, как мистер Брэнд. - Знаете, иногда изменять решение очень нравственно, - подсказал Феликс. Шарлотта тихо отошла от сестры; она все ближе придвигалась к отцу. Наконец рука ее незаметно скользнула ему под руку. Мистер Уэнтуорт сворачивал бостонские "Известия" до тех пор, пока не превратил их в на удивление маленький комок, который он и уместил в одной ладони, крепко придавив его другой. Мистер Брэнд смотрел на мистера Уэнтуорта, и, хотя Шарлотта стояла тут же рядом, он так с ней глазами и не встретился. Гертруда наблюдала за сестрой. - Не стоит говорить о том, что изменилось, - сказал мистер Брэнд. - В каком-то смысле ничего не изменилось. - Я чего-то желал, о чем-то вас просил; я по-прежнему чего-то желаю, о чем-то вас прошу. - Он помолчал. Вид у мистера Уэнтуорта был недоумевающий. - Я хотел бы, как священник, сочетать браком эту пару. - Наблюдавшая за сестрой Гертруда увидела, что та вспыхнула до корней волос, а мистер Уэнтуорт ощутил, что она прижала к себе его руку. - Силы небесные! - пробормотал мистер Уэнтуорт, впервые в жизни чуть ли не побожившись. - Как это чудесно, как благородно! - воскликнул Феликс. - Ничего не понимаю, - сказал мистер Уэнтуорт, хотя ясно было, что все остальные уже все поняли. - Это прекрасно, мистер Брэнд, - сказала, вторя Феликсу, Гертруда. - Я хотел бы вас обвенчать. Мне это доставило бы большое удовольствие. - Как говорит Гертруда, прекрасная мысль! - сказал, улыбаясь, Феликс; мистер Брэнд, в отличие от него, не пытался улыбаться. Он относился к своему предложению чрезвычайно серьезно. - Я все обдумал, да, я хотел бы вас обвенчать, - подтвердил он. Шарлотта все шире открывала глаза. Воображение ее - я не раз уже вам говорил - было не таким живым, как у сестры, но сейчас оно как бы несколько раз подпрыгнуло. - Папа, - прошептала она, - соглашайся! Мистер Брэнд это слышал; он отвел взгляд, но мистер Уэнтуорт, тот, очевидно, совершенно был лишен воображения. - Я всегда считал, - начал он медленно, - что Гертруда при ее характере нуждается в том, чтобы ее особым образом направляли. - Папа, - повторила Шарлотта, - соглашайся. И тут наконец мистер Брэнд посмотрел на нее. Отец почувствовал, как она всей тяжестью оперлась на его руку. И поскольку раньше этого никогда не случалось и сопровождалось это каким-то милым замиранием голоса, мистер Уэнтуорт невольно спросил себя: что с ней? Он посмотрел на Шарлотту как раз в тот момент, когда она встретилась взглядом с молодым богословом, но даже это ничего мистеру Уэнтуорту не сказало. Продолжая все так же недоумевать, он тем не менее наконец произнес: - Я согласен - поскольку это рекомендует мистер Брэнд. - Мне хотелось бы совершить обряд как можно скорее, - сказал с торжественной простотой мистер Брэнд. - Чудесно, чудесно! - воскликнул, радуясь без зазрения совести, Феликс. - Очень возможно, но при условии, если вы способны здесь что-нибудь понять, - заметил рассудительно и не без некоторой язвительности мистер Уэнтуорт, снова опускаясь на стул. Гертруда, подойдя к сестре, увела ее с собой. Феликс, взяв под руку мистера Брэнда, вышел вместе с ним через французское окно из комнаты, а мистер Уэнтуорт так и остался сидеть в беспросветном недоумении. Феликс в этот день не брался за кисть. После обеда они сели с Гертрудой в одну из лодок и медленно - Феликс почти не прикасался к веслам - скользили в ней по озеру. Они говорили о мистере Брэнде... и не только о нем. - Это был благородный жест, - сказал Феликс, - даже героический. Гертруда смотрела задумчиво на озерную рябь. - Он этого и хотел: он хотел совершить подвиг. - Теперь он не успокоится, пока нас не обвенчает, - сказал Феликс. - Что ж, тем лучше. - Он хотел проявить великодушие, испытать высокое нравственное удовлетворение. Я хорошо его изучила, - продолжала Гертруда. Феликс не сводил с нее глаз; она говорила неторопливо, погрузив взгляд в прозрачную воду. - Он не переставая об этом думал днем и ночью. Думал о том, как это прекрасно. И наконец решил, что это его долг; его долг ни много ни мало как обвенчать нас. Он исполнился восторга, сознания собственного величия. Он очень это любит. Для него ничего не может быть лучше - это даже лучше для него, чем если бы я дала согласие. - Для меня это, во всяком случае, лучше, - улыбнулся Феликс. - Кстати, раз уж речь зашла о его самопожертвовании, не кажется ли вам, что, когда он принимал решение, он уже не так горячо восхищался вами, как, скажем, за несколько недель до того? - Он никогда мной не восхищался. Он восхищался всегда Шарлоттой; меня он жалел. Я хорошо его изучила. - Стало быть, он уже не так горячо вас жалел. Подняв глаза, Гертруда смотрела несколько секунд, улыбаясь, на Феликса. - Вам не пристало, - сказала она, - преуменьшать величие его подвига. А восхищался он всегда Шарлоттой, - повторила она. - Великолепно! - воскликнул, рассмеявшись, Феликс, погружая весла в воду. Я не могу вам сказать с уверенностью, что именно во фразе Гертруды привело его в восторг; он снова погрузил весла в воду, и лодка продолжала медленно скользить по озеру. Ни Феликс, ни его сестра не присутствовали на вечерней трапезе в доме Уэнтуортов. Обитатели шале обедали вдвоем, и молодой человек сообщил своей собеседнице, что брак его теперь уже дело решенное. Евгения поздравила Феликса, добавив, что если он окажется таким же рассудительным мужем, как и братом, то у жены его не будет повода жаловаться. Феликс посмотрел на нее, улыбаясь. - Надеюсь, - сказал он, - мне не придется опираться на мой рассудок, до этого дело не дойдет. - Ты прав, - сказала Евгения. - Опираться на рассудок не слишком приятно, это нечто убийственно плоское. Кровать без матраца. Позже вечером брат с сестрой все же отправились в дом напротив, баронесса желала поздравить свою будущую невестку. Они застали все общество, за исключением Лиззи и Клиффорда, на веранде, и так как все, по своему обыкновению, встали, чтобы приветствовать баронессу, то она приносила поздравления в присутствии восторженных зрителей. Роберт Эктон, который стоял с краю, прислонившись к одной из белых колонн веранды, очутился возле Евгении, когда она произносила свою не длинную, но очень складную поздравительную речь. - Мне так приятно будет узнать вас поближе, - сказала она Гертруде. - Я видела вас менее часто, чем мне хотелось бы. Это вполне естественно - теперь я понимаю почему. Вы постараетесь полюбить меня, не правда ли? Льщу себя надеждой, что при близком знакомстве я выигрываю. И, сопроводив заключительную фразу нежнейшим понижением голоса, баронесса запечатлела на лбу у невесты величественный парадный поцелуй. Возросшая близость не развеяла в воображении Гертруды таинственного ореола Евгении, и по окончании этой маленькой церемонии Гертруда чувствовала себя польщенной, осчастливленной. Роберт Эктон тоже был восхищен; он всегда восхищался изящными проявлениями ума мадам Мюнстер. Они странным образом мгновенно повергали его в волнение; вот и теперь он отошел вдруг прочь, засунув руки в карманы, потом вернулся назад и снова прислонился к колонне. Евгения тем временем поздравляла дядю с помолвкой дочери, и мистер Уэнтуорт слушал ее со свойственной ему сдержанной, но изысканной вежливостью. Следует надеяться, что к этому времени он уже более ясно представлял себе взаимоотношения окружавших его молодых существ; но настроен он был по-прежнему чрезвычайно серьезно, в нем не чувствовалось ни малейшего оживления. - Феликс будет ей хорошим мужем, - сказала Евгения. - Он прекрасный спутник; у него есть великий дар: его неизменная жизнерадостность. - Вы находите, что это великий дар? - спросил старый джентльмен. Евгения, глядя ему в глаза, задумалась. - А вы находите, что от нее можно устать? - Я не убежден, что хотел сказать именно это, - ответил мистер Уэнтуорт. - Давайте тогда скажем так: хотя другие могут от этого уставать, быть жизнерадостным - счастье. А поскольку принято, как вы знаете, считать, что муж женщины - это ее второе я, то жизнерадостность будет у Гертруды и Феликса их общим достоянием. - Гертруда всегда была очень жизнерадостна, - сказал мистер Уэнтуорт, пытаясь попасть в тон своей племяннице. Вынув из карманов руки, Роберт Эктон придвинулся на шаг к баронессе. - Вы сказали, что при близком знакомстве выигрываете, а я утверждаю, что от знакомства с вами выигрываешь - и немало. - Что же выиграли вы? - спросила Евгения. - Стал в сто раз умнее. - Сомнительное благо, когда человек и без того так умен. Эктон покачал головой. - Не скажите, я был страшно глуп до того, как с вами познакомился. - Настолько, что имели глупость со мной познакомиться? Как это лестно! - Я хотел бы с вашего разрешения это знакомство продолжить, - сказал, смеясь, Эктон. - Надеюсь, предстоящая свадьба вашего брата задержит вас здесь нам на радость. - Почему меня должна задержать свадьба брата, если меня не задержала бы и моя собственная? - спросила баронесса. - Почему бы вам во всех случаях не задержаться здесь, когда, по вашим словам, вы расторгли теперь формальные узы, которые связывали вас с Европой? Баронесса на него посмотрела. - По моим словам? Вы позволяете себе в этом усомниться? - А! - сказал, встретившись с ней глазами и не дрогнув, Эктон. - Это остатки моего былого безумия. Между прочим, у нас есть приятный сюрприз, - добавил он. - Нам предстоит еще одна свадьба. Но баронесса как будто его и не слышала; она все так же на него смотрела. - Мои слова никто никогда не брал под сомнение, - сказала она. - Нам предстоит еще одна свадьба, - повторил, улыбаясь, Эктон. - Еще одна свадьба? - наконец-то баронесса, по-видимому, поняла и огляделась по сторонам: Феликс болтал с Гертрудой, Шарлотта наблюдала за ними издали, а в противоположном углу комнаты, повернувшись ко всем спиной, заложив руки под фалды, склонив набок голову, стоял мистер Брэнд и смотрел на тонкий, нежный серп молодой луны. - Наверное, это Шарлотта и мистер Брэнд, хотя, глядя на них, этого не скажешь. - В этом случае, - возразил Эктон, - не следует верить своим глазам. Хотя, глядя на Шарлотту и мистера Брэнда, этого и не скажешь, здесь много чего кроется. Я не сомневаюсь, что со временем они соединятся. Но я говорил не о них. - Мне не всегда удается разгадать моих собственных поклонников, - сказала баронесса, - где уж мне разгадать чужих. Эктон громко рассмеялся и собрался было что-то ответить, но в этот момент к племяннице снова подошел мистер Уэнтуорт. - Вероятно, вам интересно будет услышать, - сказал в порыве низошедшей на него вдруг шутливости старый джентльмен, - о еще одной паре смельчаков, отваживающихся вступить в брак. - Я как раз начал об этом баронессе рассказывать, - заметил Роберт Эктон. - Очевидно, мистер Эктон хотел объявить о своей собственной помолвке, - сказала Евгения. Шутливость мистера Уэнтуорта возросла: - Вы почти угадали; речь идет о его семье. Клиффорд, услыхав нынче утром, что мистер Брэнд выразил готовность связать узами брака его сестру, возымел вдруг желание, чтобы наш добрый друг проделал бы заодно то же самое с ним и Лиззи Эктон. Откинув назад голову, баронесса улыбнулась дяде; потом с еще более ослепительной улыбкой она повернулась к Роберту Эктону. - Как глупо с моей стороны, что я сразу об этом не подумала, - сказала она. Опустив глаза, Эктон разглядывал носки ботинок, словно понимая, что в своих экспериментах дошел до предела дозволенного; Евгения какое-то время молчала. По правде говоря, это был сильный удар, от него надо было оправиться. Однако ей это быстро удалось. - Где же молодая пара? - спросила она. - Они решили провести нынешний вечер с моей матушкой. - Как будто, это несколько неожиданно? Эктон поднял глаза. - Совершенно неожиданно. Все знали, что это рано или поздно произойдет; но в последние дни по какой-то таинственной причине Клиффорд решил вдруг ускорить события. - Причина эта, - сказала баронесса, - очарование вашей прелестной сестры. - Очарование моей сестры для него не новость: они с детства неразлучны, - опять начал экспериментировать Эктон. Однако ясно было, что баронесса на сей раз не намерена ему помогать. - А! Здесь никогда ничего не знаешь. Клиффорд очень молод. Но он славный мальчик. - Он на редкость приятный мальчик и со временем будет очень богат. - Это был последний эксперимент Эктона; мадам Мюнстер отвернулась. Визит ее был недолгим, вскоре она вместе с Феликсом отправилась домой. В маленькой гостиной она сразу же подошла к висевшему над камином зеркалу и, подняв над головой свечу, стояла, глядя на собственное отражение. - Я не останусь на твою свадьбу, - сказала она. - Я велю Августине завтра же сложить вещи. - Дорогая сестра! - воскликнул Феликс. - Свадьба вот-вот. Мистеру Брэнду не терпится нас обвенчать. Евгения, все так же держа над головой свечу, обернулась и молча окинула взглядом маленькую гостиную со всей ее мишурой, портьерами и подушечками. - Я велю Августине завтра же сложить вещи, - повторила она. - Bonte divine [боже милостивый (фр.)], какое убожество! Я чувствую себя совсем как бродячая актриса. А это мой "реквизит". - Представление окончено, Евгения? - спросил Феликс. Она пристально на него посмотрела. - Я доиграла свою роль, произнесла последнюю реплику. - Под гром аплодисментов, - сказал ее брат. - Ах, аплодисменты... аплодисменты, - прошептала она и, кружа по комнате, подхватила на ходу кое-что из разбросанных повсюду украшений. Глядя на великолепную парчу, она сказала: - Не понимаю, как я могла все это вытерпеть! - Потерпи еще немного. Останься на мою свадьбу. - Благодарю; это твое дело. Мне здесь делать нечего. - Куда ты едешь? - В Германию - первым же пароходом. - Ты решила не выходить замуж за Эктона? - Я ему отказала. Брат молча на нее смотрел. - Мне жаль, - сказал он наконец. - Но я, как ты и просила, вел себя очень осторожно. Хранил молчание. - Пожалуйста, и впредь не упоминай об этом ни словом. - Феликс в знак повиновения склонил голову. - Ваше желание для меня закон. Но каково твое положение в Германии? - продолжал он. - Пожалуйста, избавь меня от разговоров на эту тему. - Я только хотел сказать, что, по-видимому, оно изменилось. - Ты ошибаешься. - Но я думал, ты подписала... - Я ничего не подписала! - сказала баронесса. Феликс перестал докучать ей вопросами, и они решили, что он немедленно займется ее отъездом. Мистеру Брэнду в самом деле не терпелось довершить свое самопожертвование, благородно увенчав его обрядом бракосочетания; но Евгении еще больше не терпелось покинуть страну, в которой она, приехав искать счастья, его не нашла. Правда, нельзя сказать, что Евгения приложила много усилий, и тем не менее она считала себя вправе обобщать, делать окончательные выводы, что обстановка на этом провинциальном континенте не благоприятствует процветанию блестящих в полном смысле этого слова женщин. Старый Свет - вот истинные их подмостки. То, как она прямо и открыто стала, исходя из этих разумных выводов, действовать, казалось изображенному в повести маленькому кружку зрителей не чем иным, как высшим проявлением характера, которому жизненный опыт придал несравненную гибкость. Это, безусловно, произвело очень сильное впечатление на Роберта Эктона, и два дня, остававшиеся до ее отъезда, он все время был не в духе, не находил себе места. Последний вечер баронесса провела в доме дяди, где еще раз всех очаровала; прощаясь с невестой Клиффорда Уэнтуорта, она сняла с собственной руки изящное старинное кольцо и преподнесла его ей, сопроводив это любезными словами и поцелуем. Гертруда, которая в качестве невесты тоже удостоилась ее милостей, пришла от этой маленькой сценки в восторг. Роберт Эктон подумал было, уж не в праве ли он, как опекун и старший брат Лиззи, в свою очередь, сделать баронессе щедрый подарок. Он был бы бесконечно счастлив, если бы мог сделать баронессе щедрый подарок; но он воздержался от подобного проявления чувств и потому так и был до последней минуты, до конца безутешен. Он простился с ней чуть ли не в последнюю минуту - поздно ночью накануне ее отъезда в Бостон. - Себе я желал бы, чтобы вы остались, - сказал он. - Вам я этого не желаю. - Я не так противоречива, как вы, - сказала баронесса. - Мне просто жаль, что я уезжаю. - Вы куда более противоречивы, - заявил Эктон. - Вы хотите этим сказать, что вы просто рады! Феликс простился с ней на палубе парохода. - Мы будем часто там видеться, - сказал он. - Не убеждена, - ответила она. - Европа, на мой взгляд, намного больше Америки. Конечно, не один мистер Брэнд был в последующие дни во власти нетерпения, но можно утверждать, что из всех нетерпеливых юных душ никто не жаждал больше, чем он, оказаться на высоте положения. Гертруда покинула вместе с Феликсом Янгом свой родной дом; они были безмятежно счастливы и уехали в далекие страны; Клиффорд и его молодая жена тоже обрели счастье, но в пределах более тесного круга; влияние Лиззи на ее супруга с успехом оправдало теорию, которую Феликс столь безуспешно развивал перед своим дядей, что мужчину очень облагораживает близкое общение с умной женщиной. Гертруда долго жила вдали от них. Но когда Шарлотта вышла замуж за мистера Брэнда, Гертруда приехала домой. Она была у них на свадьбе, где Феликс доказал, что ему не изменила его жизнерадостность. Потом Гертруда скрылась снова, и отголоски ее собственной жизнерадостности, сливаясь с Феликсовой, все чаще доносились до ее отчего дома. И мистер Уэнтуорт начал мало-помалу к ним прислушиваться; а Роберт Эктон после смерти своей матушки женился на удивительно милой и благовоспитанной девушке. КОММЕНТАРИИ 1. Геба - в древнегреческой мифологии богиня юности, подносившая на Олимпе богам амброзию. 2. То есть из монастырского пансиона, где Евгения, по обычаю того времени, воспитывалась и получила образование. 3. Цитируется ода "Соловью" (1819) английского поэта-романтика Джона Китса (1795-1821). 4. Зильберштадт - вымышленное название (ср. далее: Зильберштадт-Шрекенштейн). 5. Годы, к которым приурочено действие романа (ок. 1848), приходились на период культурного подъема Новой Англии; Джеймс называет это время "серебряным расцветом", имея в виду, очевидно, что золотым была эпоха Войны США за независимость (1775-1783). 6. В этой повести джинн переносит царевну во сне в другое государство и кладет рядом со спящим принцем; пробудясь, она с изумлением видит около себя прекрасного юношу и с первого взгляда в него влюбляется. 7. Согласно библейской легенде, могущественная царица Савская, отличавшаяся необыкновенной красотой, прослышав о славе царя Соломона, решила испытать его мудрость и прибыла к нему во всем великолепии, с пышной свитой и в сопровождении огромного каравана, привезшего несметные богатства. 8. Употребляя это выражение из евангельской притчи о блудном сыне, Феликс подчеркивает свое положение "блудного родственника". 9. Нюрнберг славился производством красивых игрушек. 10. Дебора и Гефсиба - имена библейских персонажей. Среди пуритан США был широко распространен обычай крестить детей библейскими именами. Вопрос баронессы ироничен по отношению к прожектам ее брата; она предполагает, что девушки отличаются пуританской суровостью. 11. Жозефина - первая жена Наполеона I, с которой он развелся в 1809 году. 12. Унитарии - протестантская секта. До приезда в Бостон баронесса о ней ничего не слышала, так как в Европе унитарии были малоизвестны. Секта существовала в Польше и Венгрии в XVI-XVII веках, затем в Англии (где она, однако, до 1813 года была запрещена), а в первой половине XIX века широко распространилась в США, где центром этого движения стал Гарвардский университет. 13. Квакеры - протестантская секта, проповедующая пацифизм и веротерпимость. 14. Шале (фр. chalet) - небольшой сельский дом, стилизованный под жилище швейцарского крестьянина. 15. Этот образ подсказан Джеймсу, очевидно, крылатым выражением, восходящим к трактату английского философа Джона Локка "Опыт о человеческом разуме" (1690), где белому листу бумаги уподоблялось состояние разума ("души") человека до того, как он приобретет "идеи" через ощущения. 16. Жермена де Сталь (1766-1817) - знаменитая французская писательница; Жюли Рекамье (1777-1849) - жена парижского банкира. Эти две выдающиеся женщины своего времени, находившиеся между собою в дружеских отношениях, играли видную роль в политической и культурной жизни Франции; их салоны посещали крупные политические деятели, писатели, ученые. О мадам Рекамье Джеймсу было известно не только из печатных источников, но также по рассказам мадам М.Моль (1793-1883), которая была лично с нею знакома (об этих рассказах писатель упоминал в письме к сестре от 24 мая 1876 года). 17. Сейлем - город на северо-востоке США в штате Массачусетс, недалеко от Бостона. 18. Имеется в виду Богемия (официальное название Чехии до 1917 года). 19. Речь идет о романе Ч.Диккенса "Жизнь и приключения Николаев Никльби"; сложившееся у девушки впечатление о нем отражает восприятие самого Джеймса, который вспоминал, что в детские и юношеские годы эта книга, наряду с "Робинзоном Крузо" Д.Дефо, была одной из его любимых (письмо к Элизабет Джордан от 3 мая 1907 года). 20. Эмерсон Ральф Уолдо (1803-1882) - американский писатель и философ; его "Эссе" (1841-1844), затрагивавшие актуальные социальные и этические проблемы, пользовались широкой популярностью и были в годы, к которым приурочено действие романа, одной из важнейших литературных новинок в США. 21. Среди студентов Гейдельбергского университета в Германии был распространен обычай решать споры дуэлями на шпагах; при всей своей воинственности противники выходили закутанными с головы до ног в одежду с толстой прокладкой шерсти, волокна, кудели и т.п. и дрались до первой царапины, которую часто умышленно наносили себе сами. 22. "Северо-американское обозрение" - литературный журнал, издававшийся в Бостоне (1815-1939/1940). 23. Небесный Град - царствие небесное, рай. 24. То есть исполнял библейскую заповедь: "Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего..."