всякий случай, понимаете? Чтобы не вышло осечки. -- Это исключено, -- строго ответил святой Сильвестр. -- Даже один звук имеет значение, ибо мировой порядок... -- Ясно, ясно, -- поспешно перебил ворон. -- Я же только спросил... Но как же все это будет, ваше высокородие? Если вы сейчас разочек позвоните в колокол, то злодеи-то ведь услышат и сразу смекнут что к чему. -- Сейчас? -- и снова у святого Сильвестра появилось отсутствующее выражение. -- Звонить сейчас? Но это же совершенно не имеет смысла. Ведь это не будет новогодний звон. Новогодний звон начнется ровно в полночь. Таков порядок, ибо начало и конец... -- Вот именно! -- с мрачным видом перебил ворон. -- Кругом порядок! А в полночь поздно будет! Поздно! И всем крышка! Мориц сделал ему знак замолчать. Взгляд святого Сильвестра, похоже, снова блуждал где-то в далеких краях. Сам же он вдруг сделался как бы выше ростом и всем своим видом внушал почтение. -- В вечности, -- заговорил он, -- мы живем по ту сторону пространства и времени.В вечности нет ни прошлого, ни будущего. Там следствие не обязательно идет после причины -- они составляют вечно разделяющееся целое. И потому я уже сейчас могу подарить вам звук колокола, хотя прозвучит он позже -- в полночь. Действие этого звука будет предшествовать его причине. Таково свойство многих даров вечности. Кот и ворон переглянулись. Ни тот, ни другой не поняли, о чем говорил святой Сильвестр. А он любовно погладил рукой край самого большого колокола... И вдруг в руке у него оказался кусочек прозрачного льда. Он осторожно взял его двумя пальцами и показал Морицу и Якобу, те осмотрели льдинку с обеих сторон. В ледяном кристалле сверкал и переливался яркий огонек, светившийся светом неземной красоты. В то же время он был в точности похож на музыкальную ноту, как ее изображают на письме. -- Вот, -- сказал святой Сильвестр. -- Возьмите и скорей отнесите туда. Незаметно опустите ее в чашу с адо... как там дальше? С этим пуншем. Но смотрите, не выроните ее на пол и не потеряйте. Она у вас одна, второй я вам не смогу подарить. Якоб осторожно зажал льдинку в клюве и промычал что-то вроде "угу" -- говорить-то он не мог. Зато он несколько раз поклонился. Мориц изящно шаркнул задней лапой и промяукал: -- Покорнейше благодарим, монсиньор. Мы оправдаем ваше доверие. Но не могли бывы дать нам еще один, последний совет? Как нам сделать так, чтобы не опоздать? Святой Сильвестр вновь вернулся из своих далеких, очень далеких странствий -- мысли его блуждали где-то в вечности. -- Что ты сказал, мой маленький друг? -- спросил он, глядя на кота с улыбкой, какая бывает только на лицах святых. -- О чем мы говорили? -- Простите, -- пролепетал котишка, -- я спросил об этом, потому что мне кажется, я вряд ли одолею этот долгий путь. Разве смогу я слезть отсюда? Да и бедняга Якоб совсем выбился из сил. -- Ах, вот оно что! Вот оно что... Ну, что ж, по-моему, все очень просто. Вы полетите со скоростью звука колокола. Путешествие займет одну-две секунды, вы вовремя прибудете на место. Но держитесь друг за дружку покрепче. А теперь мы с вами простимся. Мне было очень приятно познакомиться со столь храбрыми и честными созданиями Божьими. Я расскажу про вас там, наверху. -- И он поднял руку и благословил кота и ворона. А потом Мориц и Якоб крепко ухватились друг за дружку и со скоростью звука полетели по ночному небу. Спустя секунду они к своему удивлению очутились в кошачьей каморке на вилле "Ночной кошмар". Окно стояло раскрытым, и можно было подумать, что они никуда из комнатки не улетали. Но сном все происшедшее не было -- свидетельством тому была льдинка с прекрасным огоньком, которую Якоб Карр держал в клюве. Жизнь черных магов чрезвычайно утомительна и беспокойна. А все потому, что они должны постоянно очень внимательно следить за всеми живыми существами, да и за неживыми предметами, которые отданы в их власть. В сущности, колдуны ни на секунду не могут позволить себе расслабиться -- ведь их могущество основано только на принуждении. Ни одно живое существо и даже вещь не согласились бы служить им по доброй воле. Вот и приходится им постоянно держать все вокруг в рабской покорности. Делают это колдуны с помощью магического излучения. Если бы излучение хоть на минуту прекратилось, против них тотчас же поднялся бы мятеж. Нормальному человеку, наверное, трудно себе представить, что есть люди, которым нравится обладать подобной властью. И все-таки такие люди были и есть. Они не отступают ни перед чем -- лишь бы получить, а потом удержать в своих руках господство над окружающими. И это не только колдуны и ведьмы. Чем больше силы воли Бредовред тратил, чтобы преодолеть паралитический гипнозТирании своим гипнозом, тем меньше энергии у него оставалось на то, чтобы держать под неослабным контролем множество стихийных духов, которые томились в так называемом "естественнонаучном музее" колдуна. Все началось с того, что проснулся тот самый на редкость уродливый грызун Буквоед, он потянулся, огляделся вокруг, а поняв, где находится, так разбушевался в своей стеклянной банке, что сверзился вместе с нею со стеллажа. Высота была не настолько большой, чтобы Буквоед пострадал при падении, но вполне достаточной, чтобы его стеклянная тюрьма разлетелась на куски. Проснулись и другие духи, они махали друг другу, корчили рожи, стучали в стеклянные стенки банок. Увидев, что Буквоед вышел на свободу, многие стихийные духи последовали его примеру. Один за другим разбивались стеклянные сосуды, бывшие узники спешили на помощь тем, кто еще сидел в банках. Вскоре в темном коридоре так и кишели стихийные духи -- тысячи и тысячи гномов и кобольдов, водяных и эльфов, сильфид и саламандр всевозможного вида и разнообразнейшего облика. Все они теснились в коридоре, натыкались друг на друга, метались туда и сюда, ведь никто из них не знал расположения комнат на вилле "Ночной кошмар". Буквоед не обращал внимания на стихийных духов -- как грызун высокообразованный он просто не верил в реальность подобных существ. Он принюхивался, стараясь что-то учуять в воздухе. Ужасно долгое время Буквоед не имел возможности заниматься любимым делом есть поедом книги, и страшно проголодался. Безошибочное чутье подсказало ему, где следует искать пищу, и Буквоед поспешил в лабораторию. Кое-кто из гномов нерешительно двинулся следом за ним в надежде, что, может быть, Буквоед покажет всем путь к свободе. К этим гномам начали присоединяться другие стихийные духи, и вскоре в лабораторию зашагала уже целая армия во главе с Буквоедом, который, сам того не желая, оказался вождем мятежников. Все стихийные духи очень маленькие, однако, как известно, силой они обладают огромной. Каменные стены виллы "Ночной кошмар" содрогнулись до основания, словно при землетрясении, когда армия духов пошла на штурм лаборатории, сметая все на своем пути. Со звоном лопались оконные стекла, с грохотом распахивались двери, по стенам бежали трещины, как при взрыве бомб. Но лабораторное оборудование, то есть вещи, которые все еще были заряжены колдовской энергией Бредовреда, вдруг ожили и оказали мятежникам сопротивление. Бутыли, стеклянные пробирки и колбы, тигли и штативы пришли в движение, засвистели, зафыркали, заплясали на месте, пошли прыскать едкими эссенциями и растворами. Многие в этом бою превратились в осколки, но и стихийные духи получили хороший урок; жалобно вопя и хромая, они поспешно ретировались в Мертвый парк. Там они и затаились. Буквоед бежал от этого оглушительного сражения в тишину библиотеки. Здесь он хотел наконец спокойно закусить. Он снял с полки первый попавшийся том и принялся смачно поедать букву за буквой. Однако волшебная книга вдруг увернулась и живо сцапала Буквоеда, крепко зажав его между двумя сторонами обложки. В такой вот переплет попал Буквоед! Он стал вырываться, и тут сотни и тысячи книг на полках ожили и стройными рядами стали спускаться вниз. Всем известно, что многие книги непримиримо враждуют между собой. И всякий, у кого есть хоть капля такта, никогда не поставит, например, "Степку-Растрепку" ("Степка-растрепка" -- книга Генриха Гофмана, впервые изданная в 1847 г. и популярная до сего дня; переведена почти на все языки мира.) рядом с "Хайди" (Хайди -- имя девочки -- героини книг швейцарской писательницы XIX в. Иоганны Шпири.), а "Свод законов о налогообложении" рядом с "Бесконечной книгой" ("Бесконечная книга" -- роман Михаэля Энде). А ведь это самые обыкновенные книги, и они не смогли бы ничего поделать, если бы нам вздумалось поставить их рядом друг с другом. Волшебные книги -- совсем другое дело. А здесь книги были не только волшебные, но еще и освободившиеся от оков рабства! И потому очень скоро образовались враждующие отряды книг -- в соответствии с их содержанием. Они пошли друг на друга, грозно подняв обложки, каждая книга пыталась проглотить какую-нибудь другую. При виде этого даже Буквоеду стало страшно, и он бросился наутек. А затем и мебель не устояла на месте. Тяжелые шкафы, кряхтя, тронулись в путь, сундуки с домашней утварью и посудой грузно топотали, стулья и кресла, точно конькобежцы, раскатывали на одной ножке, столы скакали галопом и вставали на дыбы, как лошади на родео. Короче, началось то, что принято называть шабашем нечистой силы. Стенные часы в слепой ярости молотили молотком не по своему пальцу, а куда попало. Стрелки на циферблате вертелись не хуже пропеллера, а потом часы вдруг сорвались со стены и пустились кружить над полем битвы, словно вертолет. И всякой раз когда они пролетали над колдуном и ведьмой, которые по-прежнему сидели в оцепенении, молоток бил их по головам. К этому времени уже все до одного стихийные духи вырвались на свободу и разбежались кто куда. Книги, мебель и прочие вещи, которые до сих пор воевали друг с другом, теперь обратили свою ярость против угнетателей. На Бредовреда и Тиранию сыпались удары со всех сторон -- книги их колотили, чучело акулы кусало, химические колбы обливали едкими веществами, комоды пинали, столы и стулья лупили ножками. В конце концов тетка и племянник разом повалились на пол и кубарем покатились по лаборатории. Действие взаимного гипноза, разумеется, в тот же миг прекратилось. Колдун и ведьма с трудом поднялись на ноги. -- Прекратить! -- проревел Бредовред громовым басом. Он взмахнул руками, и от десяти его растопыренных пальцев во все углы лабораториии во все самые дальние закоулки виллы, по извилистым коридорам, вверх по лестницам на чердак и вниз в подземелье полетели огневые молнии. А Бредовред пророкотал: Что за свалка? Вот я вас! С вами нужен глаз да глаз! Распустились, баламуты! Смирно! Баста, кончить смуту! Ему не удалось вернуть стихийных духов, убежавших за пределы виллы, -- пока суд да дело они успели защитить себя от магического воздействия колдуна. А вот побоище в стенах виллы в тот же миг прекратилось. Все, что кружилось в воздухе, с грохотом и звоном упало на пол, все, что вцепилось друг в друга, расцепилось, и все вещи замерли. Только длинная пергаментная змея с написанным на ней рецептом волшебного пунша, долго извивалась в воздухе, точно гигантский червяк, пока не упала в камин, где и сгорела до тла. Бредовред и Тирания перевели дух и огляделись. Картина была жуткая -- кругом валялись изодранные в клочья книги, осколки стекла, черепки, обломки мебели. С потолка и стен капали химические эссенции, на полу стояли дымящиеся лужи. Бредовред и Тирания тоже выглядели не лучшим образом -- с ног до головы в синяках и ссадинах, одежда у обоих грязная и рваная. И только катастрофанархисториязвандал-когорючий кунштюк-пунш в чаше из Холодного пламени был цел и невредим и спокойно стоял на столе посреди лаборатории. Когда в темном коридоре начали со звоном разбиваться стеклянные банки, кот и ворон как раз вернулись с соборной колокольни прямо в кошачью каморку. Ни тот, ни другой не могли понять, чем вызван адский шум, и на всякий случай выскочили из окна. В темном парке они уселись на ветке мертвого дерева и, прижавшись друг к дружке, испуганно прислушались к грохоту, от которого сотрясались стены виллы. То и дело трескались стекла в окнах и сыпались на землю осколки. Как ты думаешь, это они поссорились? -- шепотом спросил Мориц. Якоб сжимал в клюве льдинку с прекрасным светлым огоньком внутри и ничего сказать не мог, он только хмыкнул и пожал плечами. Тем временем ветер совсем стих. Черные тучи рассеялись, на небе миллионами бриллиантов засверкали звезды. Но мороз заметно усилился. Кот и ворон тряслись от холода и теснее прижимались друг к другу, чтобы согреться. Бредовред и Тирания стояли по разные стороны стола, между ними была чаша с пуншем. Тетка и племянник смотрели друг на друга с нескрываемой ненавистью. -- Проклятая старая ведьма, -- проскрежетал Бредовред. -- Это ты во всем виновата! -- Нет, ты! Ты, подлый обманщик, -- прошипела Тирания. -- Только посмей еще раз такое устроить! -- Это ты первая начала! -- Нет, ты! -- Врешь! -- Нет, не вру! Ты хотел от меня избавиться, чтобы выпить весь пунш в одиночку. -- Как раз ты хотела это сделать! Тут оба злобно замолкли. -- Золотко мое, -- заговорила спустя некоторое время тетка. -- Давай не будем делать глупостей. Как бы там ни было, мы потеряли уйму времени. И если мы не хотим, чтобы пунш, который мы с таким трудом приготовили, пропал зря, нельзя терять ни минуты. -- Верно, тетя Тираша, -- криво усмехнувшись, согласился Бредовред. -- Итак, пора привести сюда наших шпионов, да и начнем праздник. Пойду, приведу их. -- Я с тобой! А то у тебя опять появится какая-нибудь нехорошая идея, золотко. Тетка с племянником живо пробрались через завалы из обломков и осколков и побежали по коридору. -- Они ушли! -- прошептал Мориц. Он видел в темноте и хорошо различал через окно все, что происходило в лаборатории. -- Скорей, Якоб! Лети, а я побегу. Неуверенно хлопая крыльями, Якоб слетел с ветки и опустился на одно из разбитых окон лаборатории. Мориц с трудом слез с дерева -- лапы плохо его слушались -- потом, увязая в снегу, пробрался к дому, вспрыгнул на подоконник и осторожно пролез внутрь между острыми разбитыми стеклами. И вдруг он увидел на стене несколько окровавленных перьев и перепугался. -- Якоб! -- шепотом позвал он. -- Что с тобой? Ты поранился? И тут Мориц несколько раз подряд сильно чихнул, да так, что едва не свалился с подоконника. Все ясно -- в довершение несчастий он еще и схватил сильную простуду. Мориц увидел страшный разгром в лаборатории. "Господи, Боже мой! Да что ж это такое?" -- хотел он сказать, но вместо слов получился лишь сиплый писк. А Якоб уже сидел на краю чаши и силился разжать клюв, чтобы бросить в пунш льдинку. Но клюв словно заледенел. Якоб жалобно посмотрел на Морица и промычал что-то. -- Ты лучше послушай! -- с трагическим видом пропищал котишка. -- Слышишь, какой у меня голос? Вот что стало с моими вокальными данными. Все, нет у меня голоса и никогда больше не будет... Якоб сердито запрыгал по краю чаши. -- Чего ты тянешь? -- пропищал Мориц. -- Бросай его туда. -- Гу-гу! Гу-гу! -- Якоб отчаянно старался разжать клюв, но ничего не получалось. м Погоди, дай-ка я тебе помогу, -- Мориц наконец понял, в чем дело. Он вспрыгнул на край чаши и вдруг пошатнулся и едва не свалился в пунш. Однако кот ухватился за ворона и благодаря этому не сорвался. И тут в коридоре послышался голос ведьмы: -- Нет? Как это нет? Цып-цып-цып, Якоб, птичка моя, где ты? Куда же ты запропастился! А затем и бас Бредовреда послышался: -- Мяуро ди Мурро, мой дорогой котик! Кис-кис, иди сюда, иди к своему дорогому маэстро! Голоса слышались все ближе. -- Всемогущий Котище наш на небесах, спаси нас, -- пробормотал Мориц и обеими лапами потянул Якоба за клюв, чтобы тот разжался. Плюх! Огромная чаша содрогнулась. Правда, колокольный звон не раздался, зато по поверхности пунша пробежала рябь, точь-в-точь мурашки по коже. И сразу же поверхность разгладилась, а льдинка бесследно растворилась в волшебном напитке. Кот и ворон спрятались за опрокинутым комодом. И в ту же минуту в лабораторию вернулся Бредовред, а следом за ним Тирания. Что такое? Здесь что-то произошло. Я чую, -- заявила ведьма. -- Да что тут может произойти, -- отмахнулся колдун. -- Однако хотелось бы знать, куда запропастились кот и ворон. Если они удрали, то, выходит, все наши труды по приготовлению пунша пропали даром. -- Погоди, погоди! То есть как это "даром"?! До полуночи мы успеем выполнить наши договорные обязательства, ручаюсь стопроцентно. Или по-твоему, это значит "даром"? Бредовред зажал тетке рот рукой. -- Ш-ш! Ты, что спятила, тетя Тираша? А вдруг они здесь и все слышат? Колдун и ведьма настороженно прислушались. И разумеется, именно в эту минуту Мо-риц отчаянно громко чихнул. -- Ага! Будьте здоровы, господин камерный певец! -- воскликнул Бредовред. Кот и ворон нерешительно вышли из своего укрытия. У Якоба на груди краснело кровавое пятно, он волочил крылья по полу. Мориц шел пошатываясь, еле переставляя лапы. -- Та-а-к... протянула Тирания. И давно вы здесь, мои милые малютки? -- Вот сию минуту в окно влетели, -- прокаркал Якоб. -- Видите, мадам, я поранился о разбитое стекло. -- А почему вы не сидели в кошачьей каморке, как вам было велено? -- Мы сидели, -- дерзко солгал Якоб. -- Сидели и спали, все время. Но потом тут начался грохот и треск, и мы испугались и убежали в парк. А что стряслось-то? Просто страх какой шум стоял. Ой, а вы-то сами, вы только посмотрите, на кого вы-то похожи! Что с вами случилось? Якоб подтолкнул Морица, и тот тоже спросил писклявым голоском: -- Что с вами случилось? И тут на Морица напал жуткий кашель. Тот, кто хотя бы раз видел маленького котишку, который весь трясется от кашля, знает, какое это душераздирающее зрелище. Колдун и ведьма притворились, что очень обеспокоены. -- Скверный кашель, котик, -- сказал Бредовред. -- Сдается мне, скоро оба вы околеете, -посочувствовала Тирания. -- Так с вами ничего больше не стряслось? -- Ничего больше! -- вскричал Якоб. -- Нет, каково? Битый час мы проторчали там на суку дерева, потому что боялись вернуться в дом. А стужа-то лютая! Ничего больше с нами не стряслось -- конечно! Я ворон, мадам, а не пингвин. Моя резьматизма разыгралась не на шутку, я не могу пошевелить крылом, а большеничего! Мы едва не погибли, а больше ничего! Ох, я ведь с самого начала говорил, что все это добром не кончится... -- Ну ладно. А здесь вы ничего не трогали? -- Тирания прищурилась, глядя на ворона. -- Да не трогали, не трогали! -- буркнул Якоб. -- Нам и того кошмара с бумажной змеюкой надолго хватит. -- Брось-ка, тетя Тираша, вмешался Бредовред. -- Только время зря теряем. Но Тирания покачала головой. -- Я что-то слышала. Меня не проведешь. -- Она снова пристально посмотрела на кота и ворона. Якоб хотел что-то сказать и даже клюв открыл, но передумал -- ему ничего не пришло в голову. -- Это все я, -- вдруг пропищал Мориц. -- Простите меня, пожалуйста. Хвост у меня замерз, сделался будто деревянная тросточка. Вот я нечаянно и задел хвостом вон ту стеклянную колбу. Но я чуть-чуть ее задел, ничего плохого тут не было, маэстро. Ворон с уважением поглядел на коллегу. Объяснение Морица, по-видимому, успокоило колдуна и ведьму. -- Вы, конечно, не понимаете, почему лаборатория теперь похожа на поле брани, мои маленькие друзья, -- сказал Бредовред. И гадаете, кто же это так отделал меня и мою бедную тетю, не правда ли? -- Ага, кто? -- каркнул Якоб. -- Ну, что ж, я вам скажу, -- елейным голосом продолжал Бредовред. -- Пока вы мирно почивали в уютной кошачьей каморке, мы выдержали жестокое сражение. Мы бились с враждебными силами, которые хотели нас уничтожить. А знаете ли вы, почему? -- Нет. Почему? -- спросил Якоб. -- Мы ведь обещали устроить вам чудесный, просто немыслимый сюрприз, правильно? А мы всегда выполняем наши обещания. Попробуйте-ка угадать, что это за сюрприз. -- Какой сюрприз? Какой? -- закаркал Якоб. И Мориц тоже запищал: -- Какой сюрприз? Какой? -- Ну, слушайте, мои дорогие маленькие друзья. Слушайте и радуйтесь. Моя добрая тетя и я неустанно, ценой великих личных жертв, -- тут Бредовред бросил на Тиранию пристальный взгляд, -- повторяю, ценой великих личных жертв трудились всю ночь напролет на благо всего мира. Власть денег, -- и Бредовред указал рукой на бизнес-ведьму, -- и сила знания, -- тут он ткнул себя пальцем в грудь и слегка поклонился, -- отныне объединятся ради счастья и благополучия всех живых тварей и человечества. -- Бредовред сделал паузу и театральным жестом провел рукой по лбу, после чего продолжал: -- Однако благие намерения вызвали сопротивление сил зла. Они напали на нас и сделали все возможное, чтобы не дать нам осуществить наш благородный замысел. Результаты вы видите. Но поскольку мы с тетей действовали заодно, силам зла не удалось одолеть нас. Мы их разбили и обратили в бегство. А вон там вы видите наше с тетей создание -- волшебный напиток. Он обладает чудесной, божественной способностью выполнять любые желания. Разумеется, столь великая власть может быть дана лишь тем, чье благородство не подлежит сомнению, кто никогда не попытается использовать напиток в собственных эгоистических целях, пусть даже незначительных. Эта власть может быть дана таким людям, как тетя Тираша и я... Даже для Бредовреда это было уже слишком. Он прикрыл рукой рот, чтобы никто не заметил, что он едва удерживается от злобного смеха. Тирания довольно кивнула и воспользовалась паузой: -- Ты очень хорошо сказал, золотой мой. Я тронута. Настал великий час! -- Тут она наклонилась и потрепала кота по шерсти, а ворона по перьям. Потом снова заговорила многозначительным тоном: -- А вам, мои милые малютки, выпала честь быть свидетелями великого события. Высокая честь! Вы счастливы, не правда ли? -- Еще бы! Премного благодарен, -- со злостью каркнул Якоб. Мориц тоже хотел что-то сказать, но вместо этого снова жутко раскашлялся. Среди разбросанных по лаборатории вещей колдун и ведьма отыскали два не разбитых бокала, нашлась и разливательная ложка. Пододвинув стулья, они уселись друг против друга по обе стороны чаши с пуншем. Наполнив бокалы искрящимся волшебным напитком, колдун и ведьма залпом осушили их до дна. И оба тут же начали жадно хватать ртом воздух -- пунш оказался и впрямь крепким. У Бредовреда повалил дым из ушей, жалкие волоски у Тирании на голове скрутились спиралями наподобие штопора. Бредовред крякнул и вытер губы. -- Ах, хорошо... -- Здорово бодрит! Ох, ну и ну... А затем оба принялись высказывать свои новогодние пожелания. Конечно же, эти пожелания имели стихотворную форму -- для большей эффективности. Колдун опередил ведьму и первым произнес свой стишок: Кунштюк-пунш, твори кунштюк, Хитроумный фокус-трюк! Парк от смога занемог -- Пусть зазеленеет! Скверик в смоге выжить смог -- Пусть не заболеет! Тут у ведьмы подоспел стишок: Кунштюк-пунш, твори кунштюк, Хитроумный фокус-трюк! Все акции фирмы "Лесные овраги" Должны немедля упасть До цен туалетной бумаги. В клозет их! Лесам не дадим пропасть! Затем колдун и ведьма налили себе по второму бокалу и быстренько выпили до дна, -- времени у них оставалось уже не так много, а ведь до полуночи им надо было выпить весь пунш до капельки. Бредовред опять сложил стишок быстрее, чем ведьма: Кунштюк-пунш, твори кунштюк, Хитроумный фокус-трюк! vусть Эльба, Везер, Дунай и Рейн, Чьи воды несут заразу, От грязи избавятся поскорей. И рыбки вернутся сразу! Тирания живо подхватила: Кунштюк-пунш, твори кунштюк, Хитроумный фокус-трюк! Скряга, что сэкономить рад На фильтрах и в речку отходы спускает, Пусть позабудет про лимонад - С водой пусть мочу лакает! Они снова наполнили бокалы и залпом осушили их. У Тирании в ту же минуту был готов новый стишок: Кунштюк-пунш, твори кунштюк, Хитроумный фокус-трюк! Торгаш, что торгует зверьем убитым, Жиром китов и костями слонов, Пускай торгует себе в убыток И вовсе останется без штанов! Племянник немедленно принял у тетки эстафету: Кунштюк-пунш, твори кунштюк, Хитроумный фокус-трюк! Есть звери и птицы разной породы: Кто-то полезный, другой -- паразит, Но всякого любит мама-природа, Пусть ни один не исчезнет вид! Они опрокинули еще по стаканчику, и колдун важно продекламировал: Кунштюк-пунш, твори кунштюк, Хитроумный фокус-трюк! С погодой неладное что-то творится: Лето -- не лето, зима -- не зима... Пора безобразию прекратиться, Хватит погоде сходить с ума! После недолгого раздумья ведьма сладким голоском пропищала: А тот, кто дырку в озоне прожег, Погнавшись за прибылью сдуру, Узнает пускай, что такое ожог, -- Гори огнем его шкура! Они выпили еще, и тут ведьма опередила колдуна: Кунштюк-пунш, твори кунштюк, Хитроумный фокус-трюк! А тот, кто вздумал наполнить кассу С продажи ракет и гранат, К войне подстрекая народы и расы, Пусть разорится, гад! А Бредовред пророкотал басом: Кунштюк-пунш, твори кунштюк, Хитроумный фокус-трюк! Пусть в океане жизнь возродится. Мазутные пятна -- с глаз долой! Живность морская должна расплодиться. (То же относится и к земной). Вот так они пили пунш и сочиняли стишки, и чем больше они пили, тем труднее им было удерживаться от злорадного смеха. Ведь колдун и ведьма думали о том, какие страшные несчастья принесут на самом деле их "добрые" пожелания всему миру, и еще они оба невероятно веселились при мысли, что так ловко одурачили кота и ворона, а вместе с ними и Высокий Совет зверей. Они же были в этом уверены. Ну а кроме того, сказывалось и действие крепкого алкогольного напитка. И тетка, и племянник были, что называется, не дураки выпить и пить умели, но сейчас опрокидывать рюмочку им приходилось оченьуж быстро, а пунш-то был не просто крепкий, а дьявольски крепкий... Все это вместе оказало свое действие. Попойка продолжалась, пожелания выпивох становились все более грандиозными и все более напыщенными. После десяти бокалов тетка и племянник начали икать, то и дело фыркая от смеха. Тирания прочла такой стишок: Кунштюк-пунш, твори кунштюк, Хитроумный фокус-трюк! Немцы кичатся богатством своим, Нажитым честно... ик!... Пусть процветают! Но не в ущерб народам другим, -- Позор богачу, коль сосед голодает! И Бредовред подал голос: Кунштюк-пунш, твори кунштюк, Хитроумный фокус-трюк! Опасные электростанции -- вон! Взорвутся -- пиши пропало! Нам хватит энергии ветра и волн, Это совсем не мало. После следующего бокала ведьма проверещала: Кунштюк-пунш, твори кунштюк, Хитроумный фокус-трюк! Пусть честно торгует всякий торговец, Пусть будет в лавках товаров не счесть, Но не продаются свобода,... ик!.. совесть, Доброе имя, достоинство, честь! Тут колдун завопил: Кунштюк-пунш, твори кунштюк, Хитроумный фокус-трюк! И никакой чтоб новой хворобы, Всем эпидемиям -- укорот! Прочь, аллергия, сгиньте, микробы! Дадим им от ворот поворот! И опять они выдули по бокалу пунша, и Тирания просюсюкала: Кунштюк-пунш, твори кунштюк, Хитроумный фокус-трюк! Пусть к деткам радость с надеждой придут, И жизнь у них будет хорошей-хорошей... Пусть ... ик!.. чистоту на земле наведут. Счастье детей нам всего дороже... Так все и шло. Получилось что-то вроде соревнования в пьянстве и рифмоплетстве. То колдун вырывался вперед, то ведьма брала реванш, но окончательно победить не мог никто. Кот и ворон смотрели, слушали, и с каждой минутой им становилось все страшнее. Они ведь не знали, что там на самом деле творитсяв мире после каждого нового высказанного пожелания. Одна-единственная так до сих пор и не прозвучавшая нота колокольного звона, которую они бросили в чашу с пуншем... А вдруг она не оказала действия? А что если эта нота слишком слабая и не одолела дьявольскую силу пунша? Что если колдун и ведьма все-таки сказали им тогда правду и из всего, что они сейчас желали, в действительности получалось прямо противоположное? Тогда в мире уже началась страшная катастрофа и никто уже не может ее предотвратить... Якоб сунул голову под крыло, Мориц зажал лапами уши, потом закрыл лапами глаза, потом снова уши. А колдун и ведьма к этому времени, похоже, порядком притомились. Во-первых, они с жутким трудом находили рифмы, а во-вторых, оба уже считали, что давно в полном объеме выполнили свои договорные обязательства по злодеяниям. В-третьих, им уже надоело пить и сочинять стихи. Они тоже не видели воочию последствий своего колдовства, а люди, подобные этим двоим, настоящее удовольствие испытывают лишь тогда, когда могут вволю полюбоваться несчастьями, которые натворили. И потому колдун и ведьма решили употребить остаток волшебного пунша для собственного развлечения и поколдовать над теми, с кем изо дня в день имели дело. У Якоба и Морица от ужаса дух захватило, когда они услышали, что их ждет. Теперь оставалось лишь две возможности: или сейчас выяснится, что подарок святого Сильвестра, звук новогоднего колокола, не сработал -- и тогда все кончено, все погибло, или колокольный звон действительно лишил пунш его способности выполнять желания шиворот-навыворот -- и тогда Тирания и Бредовред тоже это заметят. А уж что в этом случае могло ожидать кота и ворона, догадаться нетрудно. Якоб и Мориц в страхе поглядели друг на друга. Но Тирания и Бредовред к этому времени выдули уже по тридцать бокалов пунша, а может, и больше. Так что оба уже лыка не вязали и едва не валились на пол. -- Послушай-ка меня, моя дорогая... Ик!.. Дорогая... тиша Тетяша... тетя... Тираша... -- язык у колдуна заплетался. -- Надо бы нам теперь.. . Ик! Взять на мушку нашу кошку и нашу пташку... Что ска... жешь? -- Хорошая идея, гы! -- ответила ведьма. -- Якоб, поди сюда, ты, негодник... ик! Ты, горем-ык-а! Якоб страшно перепугался. -- Как? Как? -- закаркал он. -- Прошу вас, мадам, очень вас прошу -- не надо! Не хочу! Помогите! -- Он попытался взлететь, но не смог и стал метаться по лаборатории, пытаясь забиться куда-нибудь в угол. Но Тирания уже выпила залпом очередной бокал и, хоть и не без труда, сложила такой стишок: Штюкпунштрюк твори пунштюк, Хитроумный тюкшткж крюк! Пусть ворон Якоб... Ик! Не болеет, И перышки вновь у него отрастут, Пусть станет всех воронов Якоб сильнее... Гы-гы! Ревматизму -- капут! Колдун, ведьма, да и сам ворон-пессимист ожидали, что бедняга ворон немедленно лишится последних перьев и останется голым, как ощипанный каплун, что его скрючит от жутких ревматических болей и что вообще он станет полутрупом. Но вместо этого Якоб вдруг увидел, что на нем глянцевым блеском заблестели черные красивые перья, теплые и уютные, они были гораздо лучше, чем оперение, которое он потерял, когда нечаянно залетел в ядовитые химические облака. Якоб приосанился, высоко поднял голову, взмахнул одним крылом, другим, потом склонив голову к плечу, оглядел свой новый наряд. Оба крыла были без каких-либо изъянов. -- Ах, батюшки-светы! О великое яйцо птицы Рух (Птица Рух -- мифическая птица, упоминается в "Сказках тысяча и одной ночи".)! -- воскликнул Якоб. -- Мориц, ты видишь то же, что и я, или я уже вконец рехнулся? -- Вижу то же, что и ты, -- прошептал котишка. -- И от всего сердца поздравляю. Для ворона преклонных лет вид у тебя почти элегантный. Якоб взмахнул новыми крыльями и закричал в восторге: -- Ур-ра! У меня нигде, нигде не болит! Я словно заново на свет вылупился! Бредовред и Тирания смотрели на ворона остекленевшими глазами. Их мозги окутал такой густой пьяный туман, что оба толком не поняли, что произошло. -- Как же т-так... -- пробормотала ведьма. -- Что з-за дурацкие шутки выкидывает тут ... ик!.. эта птица? Ик! Значит, все было не пра... правильно? Бредовред пьяно захихикал: -- Тира... Ти-ри-ра... Ти-ра-ра-ра... Тетя! Ты, видать, чегой-то перепутала... Ик! Ты же вечно... Гы-гы! Вечно все путаешь и забываешь. Видно, ты у нас маленько дурочка... Эх, старушенция... Щас, щас, погоди... Я покажу, как делают... ик! такие дела настоящие... хро... хрю... фессионалы... Не зевай и смотри внимательно. Он залпом осушил бокал и пробормотал заплетающимся языком: Трюкштюк-пунш, твори фрукттрюк, Хитроушлый... плюхпуншбрюх! Пусть кот облезлый с фальцетом писклявым Станет как соловей голосист, Гы! Обретет мировую славу, А шелстка... (Ик!) шерстка как шелк заблестит! Мориц, который только что едва не умирал и не то что петь -- говорить нормальным голосом не мог, вдруг почувствовал, что все его крошечное, толстое, слабенькое тельце налилось силой, он вдруг вырос и превратился в крепкого красавца кота. Шерсть у него теперь была не в дурацких пестрых пятнах, а белая как снег и мягкая как шелк, усы же у Морица стали такие, что ими мог бы гордиться даже тигр. Мориц важно откашлялся и заговорил новым голосом -- таким звучным и сильным, что сам пришел в восторг. -- Якоб, дорогой мой друг, как я тебе нравлюсь? Ворон подмигнул и сказал: -- Первоклассный вид, Мориц. Ну, принц, ни дать ни взять! Ты таким всегда хотел быть. -- Знаешь, Якоб, -- сказал кот, разгладив усы, -- зови меня, пожалуй, как раньше, Мяуро ди Мурро. Пожалуй, это имя мне теперь больше подходит, как тебе кажется? А ну-ка, слушай! -- Он набрал полную грудь воздуха и сладко замяукал. -- О sole mio!.. -- Тише, тише! Помни об опасности, -- зашикал на него Якоб. К счастью, колдун и ведьма ничего не слышали -- как раз в ту минуту, когда кот запел, у них начался дикий скандал. Они громко ругались, с трудом выговаривая слова, и костерили друг друга на чем свет стоит. -- Это ты-то спесивалист? -- негодовала Тирания. -- Да я щас лопну... ик! От смеха... Ха-ха! Ты просто шляпа... растяпа... неумеха... -- Да как ты смеешь! -- зарычал Бредо-вред. -- Ты-то! Ты! Смеешь судить о моих просеффио... фропессио... профессиональных хва... квачествах, старая ты идитетка! -- Скорей, котик, -- зашептал тут Якоб. -По-моему, лучше нам испариться да побыстрее. Того и гляди дойдет до них, что произошло, и тогда не миновать нам беды! -- Но я хочу увидеть, чем все это кончится, -- шепотом ответил кот. -- Ну, мозгов у тебя не прибавилось! Конечно, зачем певцу мозги? Пошли отсюда, быстро, говорят тебе! И пока ведьма с колдуном переругивались, кот и ворон незаметно выбрались через разбитое окно в парк. На самом дне чаши из Холодного пламени еще оставалось немного пунша. Тетка с племянником наклюкались, как говорится, под завязку. И, как бывает обычно в таком состоянии с людьми злого нрава, они злились все больше и все яростней поносили друг друга. О коте и вороне они даже не вспомнили и потому не заметили, что те скрылись. Насчет того, что волшебный пунш мог каким-то чудом утратить свое обратное действие, у колдуна и ведьмы все еще не зародилось никаких подозрений. Зато оба в безудержной ярости вздумали хорошенько насолить другому, разумеется, с помощью волшебного зелья. Каждый задумал для другого самое страшное и плохое, что только мог выдумать, представил его себе дряхлым, ужасающе уродливым и смертельно больным. И с этой мыслью они выдули по полному бокалу пунша и в один голос завопили: Хрюкпунштюк, твори хрюктрюк Ушлохитрый фуккаюк! ТЕБЕ желаю (ик!) жизни беспечной, Здоровья, радости, красоты, Богатства, успехов, юности вечной, Сердечной... гы-гы!... доброты! И в следующий миг оба в величайшем изумлении уставились друг на друга -- они стали прекрасными и юными, как сказочные принц и принцесса! Тирания, онемевшая от изумления, недоверчиво ощупала себя. Она стала стройной, как тростиночка! Только вот платье цвета серы висело на ней теперь, как на вешалке. Бредовред провел ладонью по голове и воскликнул: -- Ух ты! Что это выросло на моей головушке? Ик! Вот это да! Какая роскошная шевелюра... Дайте мне зербешок, дайте мне геркальце! Тьфу! Гребешок и зеркальце... Надо причесать мои буйные кудри. В самом деле, теперь над его лбом вились непокорные черные кудри. А у тети длинные золотые локоны ниспадали чуть не до пояса,как у Лорелеи (Лорелея -- в европейском фольклоре златокудрая нимфа реки Рейн, которая прекрасными песнями увлекает корабли на скалы.). Коснувшись руками лица -- раньше оно была морщинистым, с отвислыми щеками -- Тирания воскликнула: -- Ой! Кожа у меня стала гладкая, как у ребеночка! И вдруг оба вздрогнули и улыбнулись друг другу с любовью, словно впервые увидев друг друга. (Что было правдой, ибо в новом своем облике они друг друга никогда не видели.) Но если кунштюк-пунш совершенно изменил обоих и, конечно, сделал их не такими, как они желали друг другу, то кое-что все же осталось неизменным и даже, пожалуй, усилилось -- опьянение. Все-таки ни одно чудо не может отменить свое собственное действие, этого попросту не бывает. -- Вельзе-зе-вульчик, -- пролепетала тетка -- Ты же самый настоящий красавульчик. Но мне... ик! кажется, ты что-то очень сильно двоишься... -- О, прекрасная златокудрая дева, -- заплетающимся языком отвечал племянник. -- Ты -- фатаморгана, мираж, у тебя вдруг появился нимб вокруг головы... Нет, целых два нимба! Как бы там ни было, я преклоняюсь пред тобой, дорогая тютя... тетя! Я чувствую, что в глубине моей души все перекувырнулось. Ик! На душе так светло... Понимаешь, доброты и красоты выше крыши... -- Вот-вот, со мной то же самое, -- подхватила тетка. -- Так бы весь мир и обняла! До чего же хорошо на душе... Тирашенька, -- еле ворочая языком сказал Бредовред. -- Ты прямо такая замечательная тетя, знаешь, я хочу сейчас же помириться с тобой. Заключим вечный мир. И давай перейдем на ты, а? - Золотой мой мальчуган, да мы же и так на ты! Бредовред с усилием кивнул -- голова у него была тяжелая. -- Правильно, правильно. Ты опять права, тетя. Ну тогда давай будем звать друг друга просто по имени. Меня вот зовут... Ик! Как же меня зовут-то? -- Не ик!.. играет роли. Забудем все, что было. Начнем новую жизнь. Давай, правда! Ведь мы с тобой были такие злые... ик! Такие злые-презлые, такие нехорошие... Колдун разрыдался. -- Да, мы были злые... Противные, отвратительные! Злодеи -- вот кем мы были. Ик! Мне так стыдно, так стыдно, тетя... Тут и тетка заскулила, как замковая собачка. -- Приди ко мне, в мои девические чистые объятия... ик! О благородный юноша... Отныне все пойдет по-другому. Мы будем добрыми и ласковыми. Я -- с тобой, а ты -- со мной и оба мы -- со всеми остальными. Бредовред рыдал все пуще. -- Да! Да! Пусть так и будет! Я растроган этими нашими словами... Тирания потрепала его по щеке и просюсюкала: -- Не плачь так горько, моя кровиночка. Ты же разрываешь мне сердчиш... ик! сердечко! И потом, совсем нет причин для слез, ведь мы уже совершили столько добрых дел! -- Это когда же? -- Бредовред вытер слезы. -- Да сегодня вечером. -- Как же это? -- А так! Пунш исполнил все наши пожелания в буквальном смысле, понял? Он ничего не сделал шиворот-навыворот. -- Откуда ты знаешь? -- Оттуда! Погляди на себя и на меня. Ик! Что, так ничего и не понимаешь? И самой-то Тирании лишь в эту минуту стало по-настоящему ясно, о чем она говорит. Тетка уставилась на племянника, племянник на тетку. Оба переменились в лице: тетка пожелтела, племянник позеленел. -- Д-да в-ведь эт-то значит, -- Бредовред начал заикаться, -- что наши договорные обязательства мы не выполнили! -- Хуже, все гораздо хуже, -- запричитала Тирания. -- Мы профукали все, что успели сделать за год, все что могли бы представить в свое оправдание. Профукали на все сто процентов! -- Мы погибли! Спасенья нет! -- завопил Бредовред. -- Караул! -- завизжала Тирания. -- Нет! Не хочу! Не надо меня наказывать!.. Смотри, смотри, там наберется еще по бокалу пунша. Если мы сейчас придумаем что-нибудь, ну совсем, совсем страшное, что-нибудь такое ужасное, такое кошмарное... Может быть, мы спасемся! В дикой спешке они наполнили бокалы остатками пунша. Бредовред даже поднял и перевернул вверх дном чашу из Холодного пламени, чтобы вылилось все до последней капли. Потом колдун и ведьма залпом осушили бокалы. Оба начали тужиться и пыжиться, но ни тот ни другой не могли придумать ужасающе страшного пожелания. Не получается, захныкал Бредовред. -- Я не могу придумать проклятия даже для тебя, тетя! -- И у меня ничего не выходит, малыш, -- заплакала Тирания. -- А знаешь почему? Потому что мы теперь слишком добрые! Ужасно, -- запричитал колдун. -- Я хочу, желаю... Желаю стать в точности таким, каким был раньше. Тогда все будет в порядке... -- И я! И я тоже! Эти пожелания не были рифмованными, однако волшебный пунш их исполнил. В мгновение ока тетка и племянник сделались такими, какими были всегда: злобными в душе и весьма непривлекательными с виду. Но это им уже не помогло: ведь катастрофа-нархисториязвандалкогорючий кунштюк-пунш был выпит до последней капли. И последняя капля стала действительно последней для ведьмы и колдуна: оба мертвецки пьяные повалились на пол. В тот же миг в пустой чаше из Холодного пламени раздался гулкий, мощный звон колокола. Чаша раскололась на куски. А в городе зазвонили церковные колокола. -- Господа, -- сказал Могилус Трупп, который, оказывается, был тут как тут -- сидел в старинном кресле Бредовреда, -- ваше время истекло. Я приступаю к исполнению своих должностных обязанностей. Имеете ли вы что-нибудь возразить? В ответ послышался лишь храп на два голоса. Трупп встал и, прищурив безвекие глаза, оглядел лабораторию. -- Н-да, похоже, они славно повеселились. Но когда проснутся, настроение у них будетдалеко не веселое. -- Он поднял с полу один из бокалов, с любопытством понюхал его и в ужасе отпрянул. - Тьфу ты, ангел! -- выругался инфернальный чиновник и с отвращением отшвырнул бокал. -- Какой мерзкий запах! Сразу чуешь, что в напитке была какая-то дрянь. --Он покачал головой и вздохнул. -- И как это люди такое пьют? Впрочем, не удивительно, повывелись знатоки... Поистине, пора этому бездарному сброду уйти с нашей дороги. Могилус Трупп открыл свой черный портфель и достал несколько почтовых марок с изображением летучей мыши. Лизнув одну марку, он налепил ее на лоб Бредовреду. Потом прилепил такую же марку на лоб Тирании. Марки при этом зашипели. Затем Трупп снова уселся в кресло, положил ногу на ногу и стал ждать прихода адских душегубов, которые должны были уволочь тетку и племянника в преисподнюю. Трупп тихонько насвистывал и пребывал в великолепном настроении, раздумывая о предстоящем повышении по службе. В это время Якоб Карр и Мяуро ди Мурро сидели высоко на колокольне городского собора. Они еще раз забрались сюда, но на сей раз без труда, ведь сил у них теперь было предостаточно. Они с радостью поглядывали вниз и видели за ярко освещенными окнами людей, которые поздравляли друг друга с Новым годом и веселились. А над городом взлетали в небо бесчисленные ракеты, рассыпавшие искры разноцветных огней. Кот и ворон слушали величественный концерт -- новогодний колокольный звон. Святой Сильвестр -- на сей раз он был каменным изваянием -- с блаженной улыбкой смотрел на город с высоты соборной колокольни. -- Счастливого Нового года тебе, Якоб, -- взволнованно сказал Мяуро. -- И тебе! -- ответил ворон. -- Желаю успеха. Всего тебе хорошего, Мяуро ди Мурро. Ты говоришь так, будто мы прощаемся, -- удивился кот. -- Да. Так будет лучше, -- сурово прокаркал Якоб. -- Можешь мне поверить. Когда природные условия придут в норму, кошки и птицы снова станут врагами по природе. -- Жаль, ах как жаль... -- Э, брось! Все в порядке. Некоторое время они молча слушали колокольный звон. Затем кот заговорил: -- Хотелось бы мне знать, что стало с колдуном и ведьмой. Неужели мы никогда этого не узнаем? -- Подумаешь какое горе! Главное, все сошло хорошо. -- Хорошо? -- А то нет! Опасность миновала. Мы, вороны, такие вещи чувствуем. Тут мы никогда не ошибаемся. Кот на минуту задумался, потом тихо сказал: -- В чем-то мне их почти жаль... Тех двоих. Ворон строго поглядел на него. -- Все! Ставим на этом точку. Они замолчали и снова стали слушать концерт колоколов. Обоим не хотелось расставаться. -- В любом случае, -- снова заговорил кот, -- для всех наступающий год будет наверняка очень хорошим. Я хочу сказать, если везде все получилось так, как с нами. -- Наверное, так и есть, -- глубокомысленно кивнул Якоб. -- А вот кому они всем обязаны -- этого люди никогда не узнают. -- Люди не узнают, -- согласился кот. -- И даже если кто-нибудь им расскажет, они скорее всего подумают, что это сказка. Вновь настала долгая пауза, но ни кот ни ворон не собирались прощаться. Они смотрели на искрящиеся звезды, и обоим казалось, что никогда еще звездное небо не было таким высоким и ясным. -- Видишь, -- сказал Якоб, -- вот они, вершины жизни, которых ты до сих пор не знал. -- Да, -- восторженно подхватил кот, -- Вершины жизни! С этой минуты я буду покорять все сердца моими песнями, правда? Якоб искоса настороженно поглядел на красавца кота и ответил: -- Кошачьи сердца -- конечно. Ну а мне бы вернуться поскорей в уютное гнездышко, к моей Эльвире. Уж и подивится она, увидев меня такого молодого и в шикарном фраке. -- Он аккуратно пригладил клювом несколько торчащих перышек. -- Эльвира? -- переспросил кот. -- Скажи честно, сколько у тебя жен? Ворон чуть смущенно кашлянул. -- Да знаешь ли, нельзя им доверять. Надо вовремя сделать себе хороший запас, а то в конце концов один останешься. Тому, у кого нет родного крова, нужно везде иметь теплое гнездышко. Э, да тебе этого пока что не понять. Кот возмутился. -- Я этого никогда не пойму! -- Поживем -- увидим, господин лирический тенор, -- сухо ответил Якоб. Колокольный звон понемногу стихал. Кот и ворон молчали. Наконец Якоб подвел итог: -- Теперь надо сообщить обо всем Высокому Совету зверей. А потом вернемся к обычной жизни. И тут наши пути разойдутся. -- Погоди! Успеем еще в Высокий Совет. Прежде я хочу спеть мою первую песнь. Якоб оторопел. -- Так я и думал! -- каркнул он. -- Кому же ты хочешь петь? Публики-то нет, а я абсолютно лишен музыкального слуха. У меня абсолютное отсутствие слуха, абсолютное! -- Я спою для святого Сильвестра и во славу Всемогущего Небесного Котищи. -- Пожалуйста, если уж тебе так хочется, -- ворон пожал плечами. -- А ты уверен, что там, наверху тебя услышат? -- Тебе этого не понять, друг мой, -- с достоинством отвечал кот. -- Это вопрос моего стиля. Он наскоро пригладил свою шелковистую шерстку, разгладил внушительные усы, приосанился и замяукал свою первую и самую прекрасную арию, подняв голову к звездному небу. Ворон слушал терпеливо, хоть ничего и не понимал в музыке. А так как чудесным образом у кота вдруг появилось великолепное знание итальянского языка, то пел он по-итальянски, несравненно мягким неаполитанским лирическим тенором: Tutto е ben' quell' che finisce bene... Что значит: Все хорошо, что хорошо кончается. Здесь Михаэль Энде пошутил -- привел немецкую поговорку: "Ende gutalles gut", обыграв свою фамилию. MICHAEL ENDE Der satanarchaolugenialkohollische Wunschpunsch Перевод с немецкого Г. В. Снежинской Иллюстрации Регины Кен OCR Victor Pekarin