а поглядывая на Джоба с крайней неприязнью. - Преимущество этого решения, мистер Уэллер, - продолжал Джоб, у которого глаза в это время наполнились слезами, - заключается в том, что мне удастся оставить мою теперешнюю постыдную службу у этого дурного человека и всецело посвятить себя лучшей и более добродетельной жизни, которая больше подобала бы тому воспитанию, мистер Уэллер, которое мною было получено. - Должно быть, вы получили очень хорошее воспитание, - заметил Сэм. - О да, очень хорошее, мистер Уэллер, очень! - подтвердил Джоб. При воспоминании о своем непорочном детстве мистер Троттер извлек розовый носовой платочек и незамедлительно пролил обильные слезы. - Должно быть, на редкость приятно было учиться вместе с таким мальчиком, - сказал Сэм. - Вы правы, сэр, - отвечал Джоб, испуская глубокий вздох. - Я был кумиром школы. - Вот как! - сказал Сэм. - Я этому не удивляюсь. Каким утешением были вы, должно быть, для вашей счастливой маменьки! При этих словах мистер Джоб Троттер приложил кончик розового платочка к уголку сперва одного, а потом другого глаза и пролил потоки слез. - Что такое с этим человеком? - вознегодовал Сэм. - Водопровод в Челси * ничто по сравнению с вами. Почему вы сейчас расчувствовались? Раскаиваетесь в своей подлости? - Я не могу сдержать свои чувства, мистер Уэллер, - сказал Джоб после непродолжительного молчания. - Подумать только, что мой хозяин догадался о разговоре, который я вел с вами, и увез меня в дорожной карете, и, убедив милую молодую леди сказать, что она ничего о нем не знает, и подкупив для этой же цели начальницу пансиона, покинул ее в поисках лучшею! О мистер Уэллер, я содрогаюсь при мысли об этом. - О, так вот как обстояло дело? - сказал мистер Уэллер. - Конечно, - ответил Джоб. - Ну, ладно, - сказал Сэм, так как они уже подходили к гостинице, - я хочу немного потолковать с вами, Джоб; если вы не слишком заняты, я бы хотел повидаться с вами в "Большом Белом Коне" сегодня вечером, часов в восемь. - Я непременно приду, - сказал Джоб. - Приходите непременно, - отозвался Сэм, бросая на него многозначительный взгляд, - а не то я, пожалуй, начну наводить о вас справки по ту сторону зеленой калитки и могу, знаете ли, стать вам поперек дороги. - Я непременно приду, сэр - сказал мистер Троттер, и, с великим жаром пожав Сэму руку, он удалился. - Берегись, Джоб Троттер, берегись! - промолвил Сэм, глядя ему вслед. На этот раз тебе со мной не сладить! Произнеся этот монолог и проводив взглядом Джоба, пока тот не скрылся из виду, мистер Уэллер не замедлил отправиться в спальню своего хозяина. - Дело на мази, сэр! - сказал Сэм. - Что на мази, Сэм? - осведомился мистер Пиквик. - Я их нашел, сэр, - сказал Сэм. - Кого нашли? - Того странного чудака и меланхоличного парня с черными волосами. - Не может быть, Сэм! - с большим волнением воскликнул мистер Пиквик. Где они, Сэм, где они? - Тише, тише! - отозвался мистер Уэллер, и, помогая мистеру Пиквику одеваться, он развернул план дальнейших действий. - Но когда это удастся сделать, Сэм? - осведомился мистер Пиквик. - Все в свое время, сэр, - ответил Сэм. Удалось ли это сделать в свое время, будет видно из дальнейшего. ГЛАВА XXIV, в которой мистер Питер Магнус становится ревнивым, а леди средних лет пугливой, вследствие чего пиквикисты попадают в тиски закона Когда мистер Пиквик спустился в комнату, в которой провел с мистером Питером Магнусом вечер накануне, он увидел, что этот джентльмен, дабы выставить свою особу в лучшем свете, воспользовался содержимым двух саквояжей, кожаного футляра и пакета в оберточной бумаге и теперь шагал взад и вперед по комнате в состоянии крайнего возбуждения и волнения. - Доброе утро, сэр, - сказал мистер Питер Магнус. Как вы это находите, сэр? - Очень эффектно! - ответил мистер Пиквик, обозревая с добродушной улыбкой костюм мистера Питера Магнуса. - И мне так кажется, - сказал мистер Магнус. - Мистер Пиквик, сэр, я уже послал свою визитную карточку. - Неужели? - сказал мистер Пиквик. - Да. И лакей принес ответ, что она примет меня сегодня в одиннадцать в одиннадцать, сэр. Это значит через четверть часа. - Да, это очень скоро, - сказал мистер Пиквик. - О да, очень скоро! - отозвался мистер Магнус. Пожалуй, слишком скоро, мистер Пиквик, сэр? - Уверенность - великая вещь в таких случаях, - заметил мистер Пиквик. - Совершенно согласен, сэр, - сказал мистер Питер Магнус. - Во мне много уверенности, сэр. В самом деле, мистер Пиквик, я не понимаю, почему мужчина испытывает страх в таких случаях, сэр? В чем суть дела, сэр? Стыдиться нечего, все основано на взаимном соглашении, и ничего больше. С одной стороны муж, с другой - жена. Таков мой взгляд на это дело, мистер Пиквик. - Взгляд философический, - заметил мистер Пиквик. - Но завтрак уже готов, мистер Магнус. Идемте! Они уселись за завтрак, но, несмотря на похвальбу мистера Питера Магнуса, было очевидно, что он находится в крайне нервическом состоянии, коего главными симптомами служили: потеря аппетита, наклонность опрокидывать чайную посуду, неловкие попытки шутить и неодолимая потребность смотреть каждую секунду на часы. - Хи-хи-хи! - хихикнул мистер Магнус, напуская на себя веселость и задыхаясь от волнения. - Осталось только две минуты, мистер Пиквик. Я бледен, сэр? - Не очень, - ответил мистер Пиквик. Наступила Короткая пауза. - Прошу простить, мистер Пиквик, но в былое время вы когда-нибудь предпринимали что-нибудь подобное? - спросил мистер Магнус. - Вы разумеете, делал ли я предложение? - спросил мистер Пиквик. - Да. - Никогда! - ответил мистер Пиквик с великой энергией. - Никогда! - Значит, вы не имеете понятия о том, как получше приступить к делу? - Этого сказать нельзя, - отвечал мистер Пиквик. Кое-какое понятие об этом предмете у меня есть, но так как я никогда не проверял его на опыте, мне бы не хотелось, чтобы вы им руководились в своих поступках. - Я был бы крайне признателен вам, сэр, за любой совет, - сказал мистер Магнус, еще раз бросая взгляд на часы, стрелка которых приближалась к пяти минутам двенадцатого. - Хорошо, сэр, - согласился мистер Пиквик с глубокой торжественностью, благодаря которой сей великий муж придавал, когда ему было угодно, особую выразительность своим замечаниям. - Я бы начал, сэр, с восхваления красоты леди и ее исключительных качеств; засим, сэр, я перешел бы к тому, сколь я недостоин... - Очень хорошо, - вставил мистер Магнус. - Недостоин, но только ее одной, заметьте, сэр, пояснил мистер Пиквик, - но, дабы показать, что я не совсем недостоин, я сделал бы краткий обзор своей прежней жизни и своего настоящего положения. Путем сравнения я бы ей доказал, что для всякой другой женщины я был бы очень желательным объектом. Затем я бы распространился о своей горячей любви и глубокой преданности. Быть может, в этот момент я попытался бы взять ее за руку. - Понимаю! Это очень важный пункт, - подхватил мистер Магнус. - Затем, сэр, - продолжал мистер Пиквик, воспламеняясь по мере того, как вся картина представлялась ему в более ослепительных красках, - затем, сэр, я бы подошел к простому и ясному вопросу: "Хотите быть моей?" Мне кажется, я не ошибусь, если предположу, что после этого она отвернется. - Вы думаете, что это случится? - спросил мистер Магнус. - Если она этого не сделает в нужный момент, это может сбить меня. - Мне кажется, сделает, - сказал мистер Пиквик. - После сего, сэр, я бы сжал ее руку, и думаю, думаю, мистер Магнус, поступи я так, - предположим, что отказа не последовало, - я бы нежно отвел в сторону носовой платок, который, как подсказывают мне мои скромные познания человеческой натуры, леди должна в этот момент прикладывать к глазам, и запечатлел бы почтительный поцелуй. Мне кажется, я бы поцеловал ее, мистер Магнус; и я решительно утверждаю, что в этот самый момент, если леди будет склонна принять мое предложение, она стыдливо прошепчет мне на ухо о своем согласии. Мистер Магнус вздрогнул, несколько мгновений молча смотрел на одухотворенное лицо мистера Пиквика, а затем (часы показывали десять минут двенадцатого) горячо пожал ему руку и бросился с решимостью отчаяния вон из комнаты. Мистер Пиквик несколько раз прошелся взад и вперед по комнате; маленькая стрелка часов, подражая ему и постепенно двигаясь вперед, приблизилась к месту, обозначающему на циферблате полчаса, когда дверь внезапно распахнулась. Он обернулся, чтобы приветствовать мистера Питера Магнуса, но вместо него увидел перед собою радостное лицо мистера Танмена, безмятежную физиономию мистера Уинкля и одухотворенные черты мистера Снодграсса. Пока мистер Пиквик здоровался с ними, в комнату влетел мистер Питер Магнус. - Мои друзья - мистер Магнус, джентльмен, о котором я говорил, - представил мистер Пиквик. - Ваш покорный слуга, джентльмены, - сказал мистер Магнус, находившийся, видимо, в крайнем возбуждении. - Мистер Пиквик, разрешите мне отвлечь вас на один момент, сэр, только на момент. Говоря это, мистер Магнус запряг указательный палец в петлю фрака мистера Пиквика и, оттащив его в оконную пишу, сказал: - Поздравьте меня, мистер Пиквик! Я следовал вашему совету буква в букву. - И все сошло удачно? - осведомился мистер Пиквик. - Все. Лучше и быть не могло, - ответил мистер Магнус. - Мистер Пиквик, она - моя! - Поздравляю вас от всего сердца, - промолвил мистер Пиквик, горячо пожимая руку своему новому другу. - Вы должны познакомиться с нею, - сказал мистер Магнус. - Пойдемте со мной, прошу вас. Мы вернемся через секунду. Прошу прощенья, джентльмены. И мистер Магнус поспешно увлек мистера Пиквика из комнаты. Он остановился у двери соседней комнаты и почтительно постучал. - Войдите, - послышался женский голос. - И они вошли. - Мисс Уитерфилд, - произнес мистер Магнус, - разрешите мне познакомить вас с близким моим другом, мистером Пиквиком. Мистер Пиквик, позвольте вас представить мисс Уитерфилд. Леди находилась в другом конце комнаты. Раскланиваясь, мистер Пиквик извлек очки из жилетного кармана и надел их... но едва он это сделал, как вскрикнул от удивления и попятился, а леди, слегка взвизгнув, закрыла лицо руками и опустилась в кресло; мистер Питер Магнус остолбенел, переводя взгляд с одного на другого в крайнем удивлении и ужасе. Все это казалось совершенно необъяснимым, но дело в том, что, едва мистер Пиквик надел очки, он тотчас же признал в будущей миссис Магнус ту самую леди, в комнату которой он этой ночью вторгся незваным гостем, и едва очки были водружены на носу мистера Пиквика. как леди тотчас же узнала физиономию, которая живо напомнила ей обо всех ужасах, связанных со злосчастным ночным колпаком. Леди взвизгнула, а мистер Пиквик вздрогнул. - Мистер Пиквик! - воскликнул мистер Магнус, растерявшись от удивления. - Что это значит, сэр? Что это значит, сэр? - грозно повторил мистер Магнус, повышая голос. - Сэр, - сказал мистер Пиквик, приходя в возмущение от внезапного перехода мистера Питера Магнуса к повелительному тону. - Я отказываюсь отвечать на этот вопрос. - Вы отказываетесь, сэр? - спросил мистер Магнус. - Отказываюсь, сэр, - ответил мистер Пиквик, - без согласия и разрешения леди я считаю невозможным упоминать о том, что может компрометировать ее или пробудить в ней неприятные воспоминания. - Мисс Уитерфилд, вы знаете этого человека? - сказал мистер Питер Магнус. - Знаю ли я его? - нерешительно переспросила леди средних лет. - Да, знаете ли вы его, сударыня? Я спросил, знаете ли вы его? - свирепо повторил мистер Магнус. - Я его видела, - ответила леди средних лет. - Где? - спросил мистер Магнус. - Где? - Этого... - повторила леди средних лет, вставая с кресла и отворачиваясь. - Этого я не открою ни за что на свете. - Я понимаю вас, сударыня, - сказал мистер Пиквик, - и уважаю вашу деликатность. Можете на меня положиться, я никогда этого не открою, положитесь на меня. - Принимая во внимание положение, в которое я поставлен по отношению к вам, вы подходите к этому вопросу с удивительным спокойствием, сударыня, сказал мистер Магнус. - Жестокий мистер Магнус! - воскликнула леди средних лет, после чего залилась слезами. - Обращайтесь со своими замечаниями ко мне, сэр, - прервал мистер Пиквик. - Если кто и виноват, то один я. - О, вы один виноваты, не так ли, сэр? - сказал мистер Магнус. - Я... я... отлично понимаю. Вижу все насквозь, сэр. Теперь вы раскаиваетесь в своем решении, сэр, не так ли? - В моем решении! - воскликнул мистер Пиквик. - Да, в вашем решении, сэр! О! Не смотрите на меня, сэр, - сказал мистер Магнус. - Я помню ваши слова, сказанные вчера вечером, сэр. Вы явились сюда, сэр, с целью разоблачить предательство и обман одной особы, чьей правдивости и честности вы слепо доверяли, не так ли? Тут мистер Питер Магнус позволил себе изобразить на лице саркастическую улыбку и, сняв зеленые очки, которые в припадке ревности, по-видимому, счел излишними, начал вращать маленькими глазками так, что страшно было смотреть. - Не так ли? - сказал мистер Магнус, и улыбка его сделалась еще более саркастической. - Но вы поплатитесь за это, сэр! - Поплачусь? За что? - спросил мистер Пиквик. - Помалкивайте, сэр, - ответил мистер Магнус, шагая по комнате. Помалкивайте! Есть что-то всеобъемлющее в этом выражении "помалкивайте", ибо мы не можем вспомнить ни одной ссоры, коей мы были свидетелями, на улице, в театре, в общественном месте или где бы то ни было, которая не сопровождалась бы этим стандартным ответом на все воинственные вопросы. "Вы себя называете джентльменом, сэр?" - "Помалкивайте, сэр". - "Разве я позволю себе сказать что-нибудь обидное молодой женщине, сэр?" - "Помалкивайте, сэр". - "Вы что, хотите, чтобы я разбил вам голову об эту стенку, сэр?" "Помалкивайте, сэр". Замечательно, что в этом универсальном "помалкивайте, сэр", как будто скрывается какая-то едкая насмешка, пробуждающая в груди того, кому оно адресовано, больше негодования, чем может вызвать самая грубая брань. Мы не будем утверждать, что эта реплика по адресу мистера Пиквика вызвала такое же негодование в душе мистера Пиквика, каковое безусловно вскипело бы в груди какой-нибудь вульгарной натуры. Мы только отмечаем факт, что мистер Пиквик открыл дверь и отрывисто крикнул: - Тапмен, подите сюда! Мистер Тапмен немедленно явился с выражением крайнего удивления на физиономии. - Тапмен, - сказал мистер Пиквик, - тайна несколько деликатного свойства, касающаяся этой леди, послужила причиной столкновения между этим джентльменом и мною. Если я заверяю его, в вашем присутствии, что эта тайна не имеет никакого отношения к нему и не касается его личных дел, едва ли мне нужно просить вас иметь в виду, что если он и дальше будет настаивать на своем, тем самым он выразит сомнение в моей правдивости, и мне остается только рассматривать это как оскорбление. И мистер Пиквик смерил взглядом мистера Питера Магнуса с ног до головы. Почтенная и полная достоинства осанка мистера Пиквика вместе с отличавшими его силою и энергией выражений убедили бы всякого нормального человека, но, к несчастью, именно в этот момент рассудок мистера Питера Магнуса был в каком угодно состоянии, только не в нормальном. Вместо того чтобы удовлетвориться, как подобало бы ему, объяснениями мистера Пиквика, он немедленно начал раздувать в себе докрасна раскаленную, испепеляющую, всепожирающую злобу и говорить о своих чувствах и тому подобных вещах; он старался придать особую выразительность своей декларации тем, что шагал по комнате и ерошил волосы, - развлечение, которое он время от времени разнообразил, потрясая кулаком перед добродушным лицом мистера Пиквика. В свою очередь мистер Пиквик, в сознании собственной невинности и правоты, а также раздраженный тем, что столь некстати поставил леди средних лет в неприятное положение, находился не в обычном для него мирном состоянии духа. В результате громкие слова произносились еще более громким голосом, пока, наконец, мистер Магнус не заявил мистеру Пиквику, что тот еще услышит о нем, на каковое заявление мистер Пиквик с похвальной вежливостью ответил, что чем скорее он о нем услышит, тем лучше; вслед за сим леди средних лет в ужасе бросилась вон из комнаты, мистер Тапмен увлек мистера Пиквика, а мистер Питер Магнус был предоставлен самому себе и своим размышлениям. Если бы леди средних лет больше общалась с деловым миром или была знакома с нравами и обычаями тех, кто составляет законы и устанавливает моды, она бы знала, что такого рода ожесточение - самая безобидная вещь в природе; но так как она почти всегда жила в провинции и никогда не читала отчетов о парламентских прениях, то была весьма мало осведомлена в подобных тонкостях цивилизованной жизни. Поэтому, когда она добралась до своей комнаты, заперлась и начала размышлять о сцене, которая сейчас произошла, в ее воображении возникли самые страшные картины кровопролития и смертоубийства; среди этих картин далеко не самой страшной был портрет в натуральную величину мистера Питера Магнуса с ружейным зарядом в груди, несомого домой четырьмя носильщиками. Чем больше размышляла леди средних лет, тем больше приходила в ужас; в конце концов она решила отправиться к главному городскому судье с просьбой безотлагательно задержать мистера Пиквика и мистера Тапмена. К этому решению леди средних лет была приведена рядом соображений, из коих главным было то, что она тем самым даст неопровержимое доказательство своей преданности мистеру Питеру Магнусу и своих забот о его безопасности. Она слишком хорошо знала его ревнивый характер, чтобы отважиться хотя бы слегка намекнуть на истинную причину своего волнения при встрече с мистером Пиквиком, и она верила в силу своего влияния и в способность маленького человека поддаться ее убеждениям и умерить свою неистовую ревность, если мистер Пиквик будет удален и исчезнет повод к новой ссоре. Погруженная в такие мысли, леди средних лет облачилась в капор и шаль и направилась к дому мэра. Джордж Напкинс, эсквайр, упоминаемый выше главный судья, был самой величественной особой, какую мог бы встретить самый быстрый ходок в промежуток времени от восхода до заката солнца в день двадцать первого июня, каковой день, согласно календарю, является самым длинным днем в году, что, естественно, обеспечивает ходоку наиболее продолжительный срок для поисков. В это именно утро мистер Панкине пребывал в состоянии край него возбуждения и раздражения, ибо в городе вспыхнул мятеж: приходящие воспитанники самой большой школы составили заговор с целью разбить стекла у ненавистного торговца яблоками, освистали бидла и забросали камнями констебля - пожилого джентльмена в сапогах с отворотами, вызванного для подавления мятежа, джентльмена, бывшего с юных лет и в течение полувека блюстителем порядка. Мистер Напкинс восседал в своем удобном кресле, величественно хмурясь и кипя яростью, когда доложили о леди, пришедшей по срочному, приватному и важному делу. Мистер Напкинс принял ледяной и грозный вид и приказал впустить леди, каковое приказание, подобно всем распоряжениям монархов, судей и прочих могущественных земных владык, было немедленно исполнено, и мисс Уитерфилд, взволнованная и кокетливая, была введена. - Мазль! - сказал судья. Мазль был низкорослый слуга с длинным туловищем и короткими ногами. - Мазль! - Слушаю, ваша честь. - Подайте кресло и удалитесь. - Слушаю, ваша честь. - Итак, сударыня, потрудитесь изложить ваше дело, - сказал судья. - Это очень тягостное дело, сэр, - проговорила мисс Уитерфилд. - Очень возможно, сударыня, - отозвался судья. Успокойтесь, сударыня! Мистер Напкинс принял милостивый вид. - И расскажите, по какому делу, подлежащему вниманию закона, вы сюда явились, сударыня. Тут судья восторжествовал над человеком, и мистер Напкинс снова принял суровый вид. - Мне очень неприятно, сэр, являться к вам с таким сообщением, - сказала мисс Уитерфилд, - но я боюсь, что здесь состоится дуэль. - У нас, сударыня?! - воскликнул судья. - Где, сударыня? - В Ипсуиче. - В Ипсуиче, сударыня?.. Дуэль в Ипсуиче?! - снова вскричал судья, пришедший в ужас при этом сообщении. Невероятно, сударыня! Я уверен, что в нашем городе этого быть не может. Боже мой, сударыня, известна ли вам энергия наших местных властей? Может быть, вам случалось слышать, сударыня, как четвертого мая я ворвался на ринг в сопровождении только шестидесяти констеблей, с риском пасть жертвой разъяренной толпы. Я прекратил кулачное состязание между мидлсекским Дамплингом и саффокским Бентамом. Дуэль в Ипсуиче, сударыня! Я не верю... не верю, - продолжал судья, рассуждая сам с собой, - чтобы двое людей взяли на себя смелость замыслить такое нарушение мира в этом городе. - К несчастью, то, что я сообщила, слишком верно, сказала леди средних лет. - Я была свидетельницей ссоры. - Это дело в высшей степени необычайное, - сказал пораженный судья. Мазль! - Слушаю, ваша честь. - Пошлите сюда мистера Джинкса! Немедленно! - Слушаю, ваша честь. Мазль исчез, и бледный, остроносый, полуголодный, оборванный клерк средних лет вошел в комнату. - Мистер Джинкс! - обратился к нему судья. - Мистер Джинкс! - Сэр? - отозвался мистер Джинкс. - Эта леди, мистер Джинкс, явилась сюда с сообщением о замышляемой у нас в городе дуэли. Мистер Джинкс, не зная в точности, как ему поступить, раболепно улыбнулся. - Над чем вы смеетесь, мистер Джинкс? - спросил судья. Мистер Джинкс мгновенно принял серьезный вид. - Мистер Джинкс, - сказал судья, - вы - болван! Мистер Джинкс смиренно взглянул на великого мужа и закусил кончик пера. - Вы можете, сэр, видеть в этом сообщении нечто смешное, но я должен сказать, мистер Джинкс, что смеяться тут нечего, - сказал судья. Полуголодный Джинкс вздохнул, словно действительно удостоверился, что поводов для смеха у него было очень мало, и, получив приказание записать сообщение леди, потащился к столу и начал записывать. - Этот Пиквик, как я понял, - дуэлянт? - спросил судья, когда заявление было записано. - Вот именно, - сказала леди средних дет. - А другой скандалист.... Как его имя, мистер Джинкс? - Тапмен, сэр. - Тапмен - секундант? - Да. - Второй дуэлянт, вы сказали, сударыня, скрылся? - Да, - ответила мисс Уитерфилд, покашливая. - Прекрасно! - заявил судья. - Эти два лондонских головореза, явившись сюда для истребления подданных его величества, воображают, что на таком расстоянии от столицы рука правосудия слаба и парализована. Они получат урок! Приготовьте ордера на арест, мистер Джинкс. Мазль! - Слушаю, ваша честь. - Граммер внизу? - Да, ваша честь. - Пошлите его сюда. Раболепный Мазль исчез и скоро вернулся в сопровождении пожилого джентльмена в сапогах с отворотами, главными приметами которого были: распухший нос, хриплый голос, сюртук табачного цвета и блуждающий взор. - Граммер! - обратился к нему судья. - Ваш-шесть? - В городе спокойно? - Благополучно, ваш-шесть, - ответил Граммер. Народное волнение немного улеглось - мальчишки ушли играть в крикет. - В такие времена, Граммер, нужны энергические меры, - решительно сказал судья. - Если ни во что не ставят авторитет королевских чиновников, надо прочесть во всеуслышание закон о мятеже *. Если гражданские власти не в состоянии защитить эти окна, Граммер, войска могут защитить и гражданскую власть и окна. Мне кажется, это - основное положение конституции, мистер Джинкс? - Разумеется, сэр, - сказал Джинкс. - Прекрасно, - продолжал судья, подписывая ордера. - Граммер, вы приведете этих людей ко мне сегодня же. Вы найдете их в "Большом Белом Коне". Вы помните историю с мидлсекским Дамплингом и саффокским Бентамом, Граммер? Мистер Граммер покивал головой, давая понять, что никогда он этого не забудет. Впрочем, он и не мог забыть, поскольку об этом упоминалось ежедневно. - А это еще более противоконституционный поступок, - продолжал судья, еще большее нарушение мира и спокойствия и грубое нарушение прерогатив его величества. Дуэль - одна из самых бесспорных прерогатив его величества, если я не ошибаюсь, не правда ли, мистер Джинкс? - Особо оговоренная в Великой хартии *, сэр, - ответил мистер Джинкс. - Один из самых блестящих перлов британской короны, отторгнутый у его величества баронами, если я не ошибаюсь, не так ли, мистер Джинкс? - сказал судья. - Совершенно верно, сэр, - ответил мистер Джинкс. - Прекрасно! - сказал судья, горделиво приосанившись. - Прерогатива не должна быть попрана в этой части владений короля. Граммер, возьмите подкрепление я приведите эти приказы в исполнение как можно скорей. Мазль! - Слушаю, ваша честь. - Проводите леди. Мисс Уитерфилд ушла, глубоко потрясенная учеными справками судьи; мистер Напкинс ушел завтракать; мистер Джинкс ушел в самого себя, ибо это было единственное место, куда он мог уйти, за исключением дивана, служившего ему постелью в маленькой общей комнате, которая днем была занята семьей его квартирной хозяйки; мистер Граммер ушел, дабы исполнением нового поручения смыть оскорбление, нанесенное ему и другому представителю его величества, бидлу, утром этого дня. В то время как подготовлялись эти твердые и решительные меры к охранению "королевского мира", мистер Пиквик со своими друзьями, ничего не подозревая о надвигающихся великих событиях, мирно уселись за обед; все были разговорчивы и общительны. Мистер Пиквик только что начал рассказывать о своих ночных приключениях, к великому удовольствию учеников, а в особенности мистера Тапмена, как вдруг дверь открылась и какая-то противная физиономия просунулась в комнату. Глаза этой противной физиономии в течение нескольких секунд внимательно осматривали мистера Пиквика и, по всем признакам, остались вполне удовлетворены своим исследованием, ибо фигура, коей принадлежала противная физиономия, медленно втиснулась в комнату и предстала в образе пожилого субъекта в сапогах с отворотами. Чтобы не держать читателя и далее в неизвестности, скажем коротко: это были блуждающие глаза мистера Граммера, а фигура была фигурой этого же джентльмена. Поведение мистера Граммера было профессиональным, но своеобразным. Первым его актом было запереть изнутри дверь на задвижку, вторым - тщательно вытереть голову и лицо бумажным носовым платком, третьим - положить шляпу, с бумажным носовым платком внутри, на ближайший стул, и четвертым - вытащить из внутреннего кармана сюртука короткий жезл, увенчанный медной короной, которым он, как мрачное привидение, поманил мистера Пиквика. Мистер Снодграсс первый нарушил молчание, вызванное общим недоумением. Сначала он пристально посмотрел на мистера Граммера, а затем выразительно сказал: - Это частное помещение, сэр... частное помещение. Мистер Граммер покачал головой и ответил: - Для его величества не существует частных помещений, раз мы переступили порог дома, таков закон. Воображают, будто дом англичанина - его крепость. Вздор! Удивленные пиквикисты переглянулись. - Кто из вас мистер Танмен? - спросил мистер Граммер. Интуитивно он представлял себе мистера Пиквика; его он узнал с первого взгляда. - Мое имя Тапмен, - отозвался этот джентльмен. - Мое имя - закон! - сказал мистер Граммер. - Как? - задал вопрос мистер Тапмен. - Закон! - ответил мистер Граммер. - Закон, власть гражданская и исполнительная - это мои титулы, а вот мое полномочие: "Пробел - Тапмен, пробел Пиквик... против мира державного нашего государя короля...и предусматривая". Все в надлежащем порядке. Вы арестованы, Пиквик и Тапмен... вышеназванные. - Что значит эта наглость? - сказал мистер Тапмен, вскакивая с места. Потрудитесь выйти отсюда! - Ах, так! - крикнул мистер Граммер, быстро ретируясь к двери и приоткрывая ее на дюйм или на два, - Дабли! - Здесь! - послышался густой низкий голос из коридора. - Сюда, Дабли! - сказал мистер Граммер. В ответ на команду грязнолицый мужчина ростом выше шести футов и соответственного сложения протиснулся в полуоткрытую дверь (сильно покраснев во время этой операции) и очутился в комнате. - Другие специальные констебли за дверью, Дабли? - осведомился мистер Граммер. Мистер Дабли, человек немногословный, утвердительно кивнул головой. - Введите свой отряд, Дабли, - сказал мистер Граммер. Мистер Дабли исполнил приказание, и в комнату ввалились человек шесть, снабженные дубинками с медной короной. Мистер Граммер засунул свой жезл в карман и посмотрел на мистера Дабли, мистер Дабли засунул свой жезл в карман и посмотрел на отряд; констебли засунули свои жезлы в карман и посмотрели на мистеров Тапмена и Пиквика. Мистер Пиквик и его ученики встали как один человек. - Что означает это грубое вторжение в помещение, которое я занимаю? сказал мистер Пиквик. - Кто смеет меня арестовать? - сказал мистер Тапмен. - Что вам здесь нужно, канальи? - сказал мистер Снодграсс. Мистер Уинкль не сказал ничего, но уставился на Граммера и пожаловал его таким взглядом, который пронзил бы насквозь его мозг, если бы Граммер был способен что-нибудь почувствовать. Но при существующем положении вещей сколько-нибудь заметного воздействия этот взгляд не оказал. Когда представители исполнительной власти заметили, что мистер Пиквик и его друзья склонны оказать сопротивление закону, они крайне выразительно засучили рукава, словно сшибить сперва с ног, а затем подобрать - акт чисто профессиональный; нужно было только решиться, а уж там все произойдет само собою. Эта демонстрация не ускользнула от внимания мистера Пиквика. Пошептавшись несколько секунд с мистером Тапменом, он выразил готовность отправиться в резиденцию мэра, но попросил всех прибывших и прибывающих иметь в виду его твердое намерение немедленно по освобождении протестовать против такого чудовищного нарушения его привилегий англичанина; в ответ на это все прибывшие и прибывающие очень весело расхохотались, за исключением одного мистера Граммера, который, по-видимому, считал, что малейшее сомнение в божественном праве судей есть недопустимое кощунство. Но когда мистер Пиквик выразил готовность склониться пред законами своей страны и когда лакеи, конюхи, горничные, форейторы, которые предвкушали приятную суматоху, вытекавшую из его угрожающего упрямства, начали расходиться, разочарованные в своих ожиданиях, возникло одно непредвиденное затруднение. Несмотря на все свое почтение к законным властям, мистер Пиквик решительно возражал против появления на людных улицах в окружении и под охраной служителей правосудия, подобно простому преступнику. Мистер Граммер, принимая во внимание смятенные чувства населения (ибо день был полупраздничный и мальчишки еще не разошлись по домам), столь же решительно возражал против того, чтобы идти по другой стороне улицы, и отказывался поверить на слово мистеру Пиквику, что тот отправится прямо к судье, а мистер Пиквик и мистер Тапмен не менее энергически протестовали против расходов по найму кареты, являющейся единственным респектабельным экипажем, какой можно было получить. Спор разгорался, а дилемма оставалась неразрешимой; но как раз в тот момент, когда исполнительная власть собиралась преодолеть нежелание мистера Пиквика отправиться к судье избитым способом, заключавшимся в том, чтобы отнести его туда, кто-то вспомнил, что во дворе гостиницы стоит старый портшез *, который, будучи первоначально сооружен для подагрического джентльмена солидных размеров, выдержит мистера Пиквика не хуже, чем современный легкий двухместный экипаж. Портшез был нанят и доставлен в вестибюль гостиницы, мистер Пиквик и мистер Тапмен втиснулись в него и опустили шторы; два носильщика были быстро найдены, и процессия тронулась в путь в торжественном порядке. Специальные констебли окружали носилки; мистер Граммер и мистер Дабли с триумфом шагали впереди; мистер Снодграсс и мистер Уинкль шли рука об руку сзади; а неумытое население Ипсуича замыкало шествие. Для городских лавочников, - хотя они имели очень смутное представление о природе преступления, - это зрелище не могло не быть весьма назидательным и благотворным. Это была властная рука правосудия, опустившаяся с силой двадцати золотобитов на двух преступников, прибывших из самой столицы; могучей машиной руководил их собственный судья, и ее обслуживали их собственные блюстители порядка; и благодаря их соединенным усилиям оба преступника были надежно заперты в тесном портшезе. Многочисленны были одобрительные и восторженные возгласы, приветствовавшие мистера Граммера, когда он с жезлом в руке возглавлял шествие, громки и протяжны были крики, поднятые неумытыми гражданами, и среди этих единодушных изъявлений общественного одобрения процессия подвигалась медленно и величественно вперед. Мистер Уэллер в утренней куртке с черными коленкоровыми рукавами возвращался в довольно мрачном расположении духа после безрезультатного созерцания таинственного дома с зеленой калиткой, как вдруг, подняв глаза, узрел толпу, запрудившую улицу и окружавшую некий предмет, весьма похожий на портшез. Желая отвлечь мысли от своего неудачного предприятия, он отступил в сторону, чтобы поглазеть на толпу, и, убедившись, что она выражает восторг преимущественно для собственного своего удовольствия, немедленно начал (для поднятия своего духа) тоже орать изо всех сил. Проследовал мистер Граммер, проследовал мистер Дабли, проследовал портшез, проследовал отряд охраны, а Сэм все еще отвечал на восторженные клики толпы и размахивал шляпой, словно был вне себя от радости (хотя, конечно, он ни малейшего представления не имел о происходящем), как вдруг его остановило неожиданное появление мистера Уинкля и мистера Снодграсса. - Что за шум, джентльмены? - крикнул Сэм. - Кто там у них сидит в этой траурной будке? Оба джентльмена ответили в один голос, но их слова потонули в гуле. - Кто? - снова крикнул Сэм. Ему еще раз в один голос был дан ответ, и хотя слов не было слышно, Сэм догадался по движению двух пар губ, что они произнесли магическое слово "Пиквик". Этого было достаточно. В одну минуту мистер Уэллер проложил себе дорогу в толпе, остановил носильщиков и преградил путь осанистому Граммеру. - Эй, почтенный джентльмен! - крикнул Сэм. Кого вы запрятали в это-вот сооружение? - Назад! - сказал мистер Граммер, у которого, как И у многих других людей, чувство собственного достоинства удивительно возросло благодаря незначительной популярности. - Дайте ему хорошенько, чтоб не лез, - посоветовал мистер Дабли. - Я вам очень признателен, почтенный джентльмен, - отвечал Сэм, - за вашу заботу о моих удобствах, и я еще более признателен за прекрасный совет другому джентльмену, у которого такой вид, будто он только что удрал из каравана великанов, но я бы предпочел, чтобы вы ответили на мой вопрос, если вам все равно... Как поживаете, сэр? Это последнее замечание было адресовано покровительственным тоном мистеру Пиквику, который смотрел в переднее оконце. Мистер Граммер, онемев от негодования, извлек из особого кармана жезл с медной короной и помахал им перед глазами Сэма. - А! - сказал Сэм. - Очень милая вещица, особенно корона, совсем как настоящая. - Назад! - кричал возмущенный мистер Граммер. Чтобы придать силу своему распоряжению, он ткнул медной эмблемой королевской власти в галстук Сэма и схватил его другой рукой за шиворот любезность, на которую мистер Уэллер ответил, сбив его с ног одним ударом, предварительно и весьма заботливо уложив под него одного из носильщиков. Был ли мистер Уинкль охвачен временным припадком того безумия, какое порождают оскорбленные чувства, или воодушевлен доблестным примером мистера Уэллера, неизвестно, но известен тот факт, что, едва узрев поверженного мистера Граммера, он храбро налетел на мальчишку, который стоял возле него, после чего мистер Снодграсс, действуя в истинно христианском духе и с целью никого не застигнуть врасплох, громко провозгласил, что намерен приступить к действию, и с величайшей заботливостью начал снимать сюртук. Он был немедленно окружен и обезврежен; и нужно отдать справедливость как ему, так и мистеру Уинклю, - они не сделали ни малейшей попытки ни к своему освобождению, ни к освобождению мистера Уэллера, который, после самого энергического сопротивления, был сломлен численно превосходящим противником и захвачен в плен. Затем процессия перестроилась, носильщики снова заняли свои места, и шествие возобновилось. Негодование мистера Пиквика в течение всей сцены было безгранично. Он мог видеть только, как Сэм метался и опрокидывал специальных констеблей, и больше он ничего не видел, ибо дверцы портшеза не открывались, а шторы не поднимались. Наконец, с помощью мистера Тапмена ему удалось откинуть крышку портшеза. Взобравшись на сиденье и придерживаясь за плечо этого джентльмена, чтобы не потерять равновесия, мистер Пиквик обратился к толпе с речью: он настаивал на недопустимом способе обращения с ним и призывал всех в свидетели, что его слуга первый подвергся нападению. Таким порядком приблизились они и к дому судьи, носильщики бежали рысью, арестованные следовали за ними, мистер Пиквик ораторствовал, толпа кричала. ГЛАВА XXV, показывающая, наряду с приятными вещами, сколь величественен и беспристрастен был мистер Напкинс и как мистер Уэллер отбил волан мистера Джоба Троттера с такою же силой, с какою тот был пущей; и повествующая еще кое о чем, что обнаружится в подлежащем месте Велико было негодование мистера Уэллера, когда его уносили; многочисленны были намеки на наружность и манеры мистера Граммера и его спутника, и доблестны были выпады против каждого из шести державших его джентльменов, выражавшие его неудовольствие. Мистер Снодграсс и мистер Уинкль прислушивались с мрачным почтением к потоку красноречия, который изливал их учитель из портшеза и быстрое течение коего ни на мгновение не прерывалось, невзирая на самые пылкие мольбы мистера Тапмена опустить верх экипажа. Но гнев мистера Уэллера быстро уступил место любопытству, когда шествие свернуло к тому самому двору, где он встретился со сбежавшим Джобом Троттером; а любопытство сменилось радостным изумлением, когда напыщенный мистер Граммер, приказав носильщикам остановиться, приблизился степенным и торжественным шагом к зеленой калитке, из которой не так давно выходил Джоб Троттер, и сильно дернул ручку колокольчика, висевшую у калитки. На звонок явилась очень изящная и хорошенькая служанка, которая сначала всплеснула руками, изумленная мятежным видом арестованных и страстной речью мистера Пиквика, затем вызвала мистера Мазля. Мистер Мазль открыл одну половину ворот, чтобы пропустить портшез, пленников и констеблей, и немедленно захлопнул ее перед носом толпы, которая, возмущаясь тем, что ее отстранили, и горя желанием видеть происходящее, дала исход своим чувствам и начала колотить ногами в ворота и дергать ручку колокольчика, каковое занятие продолжалось без перерыва около двух часов. Этой забаве предавались все по очереди, за исключением трех-четырех счастливцев, обнаруживших в воротах щель, через которую ничего не было видно, и смотревших сквозь нее с той неутомимой настойчивостью, с какой люди прижимаются носом к выходящим на улицу окнам аптеки, когда в задней комнате подвергается врачебному осмотру пьяный, которого опрокинула на улице двуколка. Перед лестницей, ведущей к двери дома, которая с обеих сторон охранялась агавами в зеленых кадках, портшез остановился. Мистера Пиквика и его друзей препроводили в вестибюль, откуда, после предварительного доклада мистера Мазля и распоряжения, отданного мистером Напкинсом, их провели наверх, где они и предстали перед "его честью", посвятившим себя заботе об общественном благоденствии. Зрелище было величественное, рассчитанное на то, чтобы поразить ужасом сердца преступников и внушить им соответствующее представление о суровом величии закона. Перед огромным книжным шкафом, в огромном кресле, за огромным столом, перед огромным фолиантом восседал мистер Панкине, казавшийся вдвое больше любого из этих предметов, как ни были они огромны. Стол был завален кипами бумаг; на дальнем его конце виднелись голова и плечи мистера Джинкса, который деловито старался принять деловитый вид. Когда все вошли, мистер Мазль старательно запер дверь и поместился за креслом своего хозяина в ожидании распоряжений. Мистер Напкинс откинулся назад с волнующей торжественностью и изучал лица своих гостей, явившихся сюда не по доброй воле. - Граммер, кого вы привели? - спросил мистер Напкинс, указывая на мистера Пиквика, который взял на себя роль представителя своих друзей и стоял со шляпой в руке, кланяясь с величайшей учтивостью и почтением. - Это-вот Пиквик, ваш-шесть, - сказал Граммер. - Ну-ну, никаких "этих-вот", старый трут! - вмешался мистер Уэллер, проталкиваясь в первый ряд. Прошу прощенья, сэр, но этот ваш чин в непромокаемых сапогах никогда не заработает на приличную жизнь, если сделается где-нибудь церемониймейстером. Это-вот, сэр, - продолжал мистер Уэллер, отстраняя Граммера и с приятной фамильярностью обращаясь к судье, это-вот мистер Пиквик, эсквайр, это-вот мистер Тапмен, это-вот мистер Снодграсс, а по другую сторону от него мистер Уинкль - все очень порядочные джентльмены, сэр, с которыми вы рады будете познакомиться; и потому, чем скорее вы отправите месяца на два этих-вот своих чинов на ступальную мельницу *, тем скорее мы придем к приятному соглашению. Сперва дело, потом удовольствие, как говорил король Ричард Третий *, когда заколол другого короля в Тауэре, раньше чем придушить детей. В заключение этой речи мистер Уэллер почистил шляпу правым локтем и благосклонно кивнул головой Джинксу, который слушал все это с невыразимым ужасом. - Кто этот человек, Граммер? - спросил судья. - Отчаянный тип, ваш-шесть, - ответил Граммер. Он пытался освободить арестованных и совершил нападение на констеблей, тогда мы его задержали и привели сюда. - Вы поступили правильно, - ответствовал судья. По-видимому, это отчаянный головорез! - Это мой слуга, сэр, - раздраженно сказал мистер Пиквик. - А, это ваш слуга, вот как? - переспросил мистер Панкине. - Заговор с целью противодействия правосудию и убийства его представителей. Слуга Пиквика. Мистер Джинкс, запишите. Мистер Джинкс записал. - Как вас зовут, любезный? - прогремел мистер Панкине. - Веллер, - ответил Сэм. - Прекрасное имя для Ньюгетского справочника *, сказал мистер Напкинс. Это была острота; поэтому Джинкс, Граммер, Дабли, все специальные констебли и Мазль разразились смехом, длившимся пять минут. - Запишите его имя, мистер Джинкс, - сказал судья. - Два л, приятель, - сказал Сэм. Тут один злополучный специальный констебль снова засмеялся, за что судья пригрозил отдать его немедленно под стражу. В таких случаях опасно смеяться некстати. - Где вы живете? - спросил судья. - Где придется, - ответил Сэм. - Запишите, мистер Джинкс, - сказал судья, гнев которого быстро нарастал. - И подчеркните, - сказал Сэм. - Он бродяга, мистер Джинкс, - сказал судья. Бродяга, по собственному признанию. Не так ли, мистер Джинкс? - Разумеется, сэр. - В таком случае я его как бродягу вверю... вверю надежной охране, сказал мистер Напкинс. - Вот страна беспристрастного правосудия! - сказал Сэм. - Судья вдвое больше верит другим, чем себе. Услышав этот выпад, засмеялся еще один специальный констебль, но тотчас попытался придать себе такой неестественно торжественный вид, что судья немедленно и безошибочно открыл виновника. - Граммер! - сказал мистер Напкинс, краснея от гнева. - Как вы посмели назначить специальным констеблем такого негодного и бесстыдного субъекта? Как вы посмели, сэр? - Простите, ваш-шесть, - пробормотал Граммер. - Простите! - воскликнул взбешенный судья. - Вы раскаетесь в таком небрежном отношении к своему долгу, мистер Граммер! Вы будете примерно наказаны! Отнимите жезл у этого молодца, он пьян. Вы пьяны, любезный! - Я не пьян, ваша честь, - сказал тот. - Вы пьяны, - возразил судья. - Как вы смеете говорить, что не пьяны, сэр, когда я говорю, что вы пьяны? От него пахнет спиртом, Граммер? - Ужасно, ваш-шесть, - ответил Граммер, у которого было смутное впечатление, будто около него пахнет ромом. - Я наперед знал, что он пьян, - сказал мистер Напкинс. - Как только он вошел, я по его возбужденному взгляду сразу увидел, что он пьян. Вы заметили его возбужденный взгляд, мистер Джинкс? - Разумеется, сэр. - Сегодня у меня во рту не было ни капли спиртного, - сказал человек, который всегда был трезвенником. - Как вы смеете мне лгать! - воскликнул мистер Панкине. - Он пьян, мистер Джинкс? - Разумеется, сэр, - ответил Джинкс. - Мистер Джинкс, - сказал судья, - я арестую этого человека за неуважение к суду. Составьте акт о взятии его под стражу, мистер Джинкс. И специального констебля взяли бы под стражу, если бы Джинкс, который был советчиком судьи (ибо получил юридическое образование, проведя три года в конторе провинциального адвоката), не шепнул судье, что, по его мнению, этого не следует делать; посему судья произнес речь и сказал, что, снисходя к семье констебля, он ограничится выговором и освобождением его от обязанностей. В соответствии с этим он в течение четверти часа горячо отчитывал специального констебля, а затем отправил его восвояси. Граммер, Дабли, Мазль и другие специальные констебли что-то бормотали, восхищаясь великодушием мистера Напкинса. - А теперь, мистер Джинкс, - сказал судья, - снимите показания с Граммера. Граммер тотчас же приступил к даче показаний под присягою; но так как Граммер сбивался в своих показаниях, а час обеда мистера Напкинса приближался, мистер Напкинс сократил процедуру, задавая Граммеру наводящие вопросы, на которые Граммер отвечал по мере сил удовлетворительно. Таким образом, допрос прошел очень гладко и плавно: мистеру Уэллеру было предъявлено обвинение в двух случаях применения физического насилия, мистеру Уинклю - в угрозах, а мистеру Снодграссу - в подстрекательстве. Когда все это к удовольствию судьи закончилось, судья и мистер Джинкс приступили к совещанию, которое вели шепотом. После совещания, длившегося минут десять, мистер Джинкс удалился к своему концу стола, а судья, предварительно откашлявшись, выпрямился в кресле и приготовился произнести речь, как вдруг вмешался мистер Пиквик. - Простите, сэр, если я перебиваю вас, - сказал мистер Пиквик, - но, раньше чем вы начнете говорить и действовать согласно тому мнению, какое могли себе составить на основании данных здесь показаний, я должен заявить о своем праве быть выслушанным, поскольку я лично в этом заинтересован. - Попридержите язык, сэр! - повелительно сказал судья. - Я должен подчиниться, сэр, - сказал мистер Пиквик. - Попридержите язык, сэр, - перебил судья, - или я прикажу вас вывести. - Вы можете приказать своим подчиненным все, что вам угодно, сэр, сказал мистер Пиквик. - Узнав на собственном опыте субординацию, какая ими соблюдается, я нимало не сомневаюсь, что любое ваше приказание будет исполнено, сэр, но беру на себя смелость, сэр, заявить, что я настаиваю на своем праве быть выслушанным, пока меня не выведи насильно! - Пиквик и принцип! - воскликнул мистер Уэллер звучным голосом. - Сэм, молчите, - сказал мистер Пиквик. - Нем, как прорванный барабан, сэр, - ответил Сэм. Мистер Напкинс устремил крайне изумленный взгляд на мистера Пиквика, проявившего столь необычайную смелость, и, казалось, собирался дать весьма гневную отповедь, но в это время мистер Джинкс дернул его за рукав и шепнул ему что-то на ухо. На это судья ответил вполголоса, и шепот возобновился. Джинкс, по-видимому, в чем-то его убеждал. Наконец, судья, проглотив с кислой миной свое нежелание слушать, повернулся к мистеру Пиквику и резко спросил: - Что вам угодно сказать? - Во-первых, - начал мистер Пиквик, бросая сквозь очки взгляд, от которого даже Напкинс дрогнул, - во-первых, я желаю звать, на каком основании привели сюда меня и моего друга? - Обязан я отвечать ему? - шепнул судья Джинксу. - Я думаю, что вы лучше сделаете, если ответите, сэр, - шепнул Джинкс судье. - Мне дана была под присягою информация, - сказал судья, - что есть основания опасаться дуэли, которую вы затеваете, а этот другой обвиняемый, Тапмен, ваш сообщник и подстрекатель. Посему... ну как, мистер Джинкс? - Разумеется, сэр. - Посему я постановляю вас обоих... мне кажется, я не ошибаюсь, мистер Джинкс? - Разумеется, сэр. - Э... э. что, мистер Джинкс? - раздражительно спросил судья. - Найти поручителей, сэр. - Именно. Посему я постановляю, как я уже начал говорить, когда меня перебил мой клерк... постановляю найти поручителей. - Надежных поручителей, - прошептал Джинкс. - Я потребую надежных поручителей, - сказал судья. - Из жителей этого города, - прошептал Джинкс. - Которые должны быть жителями этого города, сказал судья. - Пятьдесят фунтов каждый, - прошептал Джинкс, и, конечно, домохозяева. - Я потребую два залога по пятьдесят фунтов каждый, - сказал судья громко и с большим достоинством, и поручители, конечно, должны быть домохозяева. - Помилуй бог, сэр! - воскликнул мистер Пиквик, который, как и мистер Тапмен, был вне себя от изумления и негодования. - Мы совершенно чужие люди в этом городе. У меня нет ни одного знакомого среди здешних домохозяев, точно так же как нет ни малейшего намерения драться с кем бы то ни было на дуэли. - Возможно... возможно... - промолвил судья, - не так ли, мистер Джинкс? - Разумеется, сэр. - Что вы имеете еще сказать? - осведомился судья. Мистер Пиквик имел сказать многое и несомненно сказал бы, далеко не к своей выгоде и не к удовольствию судьи, если бы его в тот самый момент, когда он сделал свое заявление, не дернул за рукав мистер Уэллер, с которым он немедленно завязал столь оживленный разговор, что вовсе не слышал вопроса судьи. Мистер Напкинс не принадлежал к числу людей, способных повторять подобного рода вопросы, и посему, предварительно откашлявшись, он приступил к вынесению приговора, сопровождавшемуся почтительным и восхищенным молчанием констеблей. Он приговаривал Уэллера уплатить штраф в два фунта за первое применение физического насилия и в три фунта за второе. Он приговаривал Уинкля к уплате штрафа в два фунта, а Снодграсса в один фунт и сверх того потребовал от них подписки в том, что они будут пребывать в мире с подданными его величества и, в частности, с его верноподданным слугой Дэниелем Граммером. Пиквика и Тапмена он уже обязал представить поручителей. Как только судья умолк, мистер Пиквик с улыбкой, вновь засиявшей на его благодушной физиономии, шагнул вперед и сказал: - Прошу прощенья у судьи, но не предоставит ли он мне несколько минут для конфиденциального разговора с ним по вопросу, чрезвычайно важному для него самого? - Что? - сказал судья. Мистер Пиквик повторил свою просьбу. - Это в высшей степени необыкновенная просьба, сказал судья. Конфиденциальная беседа? - Конфиденциальная беседа, - подтвердил мистер Пиквик, - но так как часть тех сведений, которые я желаю сообщить, получены от моего слуги, то я хотел бы, чтобы он при этом присутствовал. Судья посмотрел на мистера Джинкса; мистер Джинкс посмотрел на судью; полицейские с изумлением посмотрели друг на друга. Мистер Напкинс вдруг побледнел. Может быть, этот Уэллер, в минуту раскаяния, желает раскрыть какой-нибудь тайный заговор, составленный против его жизни? Об этом страшно было подумать. Ведь он общественный деятель, и он побледнел еще больше, вспомнив Юлия Цезаря и мистера Персевела *. Судья снова посмотрел на мистера Пиквика и сделал знак мистеру Джинксу. - Что вы думаете об этой просьбе, мистер Джинкс? - прошептал мистер Напкинс. Мистер Джинкс, который хорошенько не знал, что о ней думать, и боялся промахнуться, нерешительно улыбнулся и, скривив губы, медленно покачал головой! - Мистер Джинкс, вы осел! - торжественно сказал судья. Услышав такое заключение, мистер Джинкс снова улыбнулся - улыбка вышла более бледной, чем в первый раз, - и шаг за шагом отступил в свой угол. Мистер Напкинс в течение нескольких секунд обдумывал вопрос самостоятельно, а затем, встав с кресла и предложив мистеру Пиквику и Сэму следовать за ним, направился в маленькую комнату, которая сообщалась с камерой судьи. Предложив мистеру Пиквику удалиться в другой конец маленькой комнаты и придерживая рукой приоткрытую дверь, дабы иметь возможность отступить немедленно при малейшем намеке на враждебные действия, он выразил готовность выслушать сообщение. - Приступаю прямо к делу, сэр, - сказал мистер Пиквик, - оно существенно затрагивает вас и ваше доброе имя. У меня есть все основания предполагать, сэр, что вы укрываете в своем доме грубого самозванца! - Двух! - перебил Сэм. - Шелковичная пара оскорбляет всю вселенную слезами и подлостью! - Сэм! - сказал мистер Пиквик. - Дабы этот джентльмен меня понял, я должен просить вас сдерживать свои чувства. - Простите, сэр, - отозвался мистер Уэллер, - но стоит мне подумать об этом-вот Джобе, и я должен приоткрыть клапан дюйма на два. - Словом, сэр, - продолжал мистер Пиквик, - прав ли мой слуга, когда подозревает, что некий капитан Фиц-Маршалл часто бывает у вас в доме? Потому что, добавил мистер Пиквик, заметив, что мистер Напкинс готов его прервать с величайшим негодованием, - если это так, я знаю, что этот человек... - Тише, тише, - сказал мистер Напкинс, закрывая дверь. - Вы знаете, сэр, что этот человек... - Беспринципный авантюрист, бесчестный человек, который живет на чужой счет и делает легковерных людей своими жертвами, сэр, - нелепыми, одураченными, несчастными жертвами, сэр! - ответил взволнованный мистер Пиквик. - Боже мой! - воскликнул мистер Напкинс, густо краснея и мгновенно меняя тон. - Боже мой, мистер... - Пиквик, - подсказал Сэм. - Пиквик, - повторил судья, - боже мой, мистер Пиквик... пожалуйста, присядьте... что вы говорите? Капитан Фиц-Маршалл? - Не называйте его ни капитаном, ни Фиц-Маршаллом, - сказал Сэм, - он ни то, ни другое. Бродячий актер, вот кто он такой, а зовут его Джингль! А если есть на свете волк в шелковичной паре, так это Джоб Троттер! - Это истинная правда, сэр, - сказал мистер Пиквик, отвечая на изумленный взгляд судьи. - В этом городе у меня есть одно только дело: разоблачить человека, о котором мы сейчас говорим. Мистер Пиквик начал передавать в пораженное ужасом ухо мистера Напкинса краткий перечень преступлений мистера Джингля. Он рассказал, как встретился с ним впервые, как Джингль удрал с мисс Уордль, как он за денежное вознаграждение беззаботно отказался от этой леди, как он его самого заманил в женский пансион в полночь и как он (мистер Пиквик) считает теперь своим долгом уличить его в присвоении носимого им в настоящее время имени и звания. По мере того как развертывался рассказ, вся горячая кровь в теле мистера Напкинса поднялась до самых кончиков его ушей. Он подцепил капитана на соседнем ипподроме. Очарованные длинным списком его аристократических знакомств, его путешествиями в дальние страны и изысканными манерами, миссис Напкинс и мисс Напкинс демонстрировали капитана Фиц-Маршалла, цитировали капитана Фиц-Маршалла, носились с капитаном Фиц-Маршаллом в избранном кружке своих знакомых так, что их закадычные друзья, миссис Поркенхем, и все мисс Поркенхем, и мистер Сидни Поркенхем готовы были умереть от зависти и отчаяния. А теперь узнать вдруг, что он нищий, авантюрист, бродячий комедиант, и если не мошенник, то так похож на мошенника, что разницу установить трудно! О небо! Что скажут Поркенхемы! Каково будет торжество мистера Сидни Поркенхема, когда он узнает, что его ухаживанием пренебрегли ради такого соперника! Как встретит он, Напкинс, взгляд старого Поркенхема на ближайшей квартальной сессии судей! А какой это будет козырь для оппозиционной партии, когда эта история разгласится! - Но в конце концов, - сказал после долгого молчания, на секунду повеселев, мистер Напкинс, - в конце концов это голословное заявление. Капитан Фиц-Маршалл - человек с обворожительными манерами, и, я думаю, у него немало врагов. Какими, скажите, пожалуйста, доказательствами вы можете подкрепить это сообщение? - Сведите меня с ним, - сказал мистер Пиквик,вот все, о чем я прошу и на чем настаиваю. Сведите с ним меня и моих друзей, больше никаких доказательств не понадобится. - Ну, что ж, - сказал мистер Напкинс, - это очень не трудно сделать, так как он будет у меня сегодня вечером, а затем нет необходимости предавать это дело огласке, ради... ради, знаете ли, самого молодого человека. Но прежде всего я бы хотел обсудить с миссис Напкинс уместность такого шага. Во всяком случае, мистер Пиквик, мы должны покончить с этим судебным делом раньше, чем предпринять что-либо другое. Не угодно ли вам вернуться в соседнюю комнату? И они вернулись в соседнюю комнату. - Граммер! - произнес грозным голосом судья. - Ваш-шесть? - отозвался Граммер, улыбаясь, как улыбаются фавориты. - Пожалуйста, сэр, - сурово сказал судья, - избавьте меня от такого легкомыслия. Оно весьма неуместно, и, смею уверить, у вас мало оснований улыбаться. Показания, которые вы мне только что дали, в точности соответствуют положению вещей? Только будьте осторожны, сэр. - Ваш-шесть, - заикаясь, начал Граммер, - я... - Ага, вы смущены! - сказал судья. - Мистер Джинкс, вы замечаете это смущение? - Разумеется, сэр, - ответил Джинкс. - Повторите ваше показание, Граммер, - сказал судья, -и я еще раз предупреждаю вас: будьте осторожны. Мистер Джинкс, записывайте его слова. Злополучный Граммер начал снова излагать свою жалобу, но, в силу того что мистер Джинкс запечатлевал его слова, а судья припечатывал их, а также из-за своей природной склонности говорить бессвязно и крайнего смущения, он меньше чем в три минуты запутался в такой паутине противоречий, что мистер Напкинс тут же заявил о том, что не верит ему. Поэтому штрафы были отменены, а мистер Джинкс мгновенно нашел двух поручителей. Когда вся эта торжественная процедура была закончена удовлетворительным образом, мистер Граммер был позорно изгнан - устрашающий пример того, сколь неустойчиво человеческое величие и сколь ненадежно благоволение великих людей. Миссис Напкинс была величественная дама в ярко-розовом газовом тюрбане и светло-каштановом парике. Мисс Напкинс обладала всем высокомерием мамаши, но без тюрбана, и ее злобным нравом, но без парика, и всякий раз, когда проявление этих двух милых качеств сталкивало мать и дочь с какой-нибудь неприятной проблемой, что случалось нередко, они действовали сообща, слагая вину на плечи мистера Напкинса. Поэтому, когда мистер Напкинс отыскал миссис Напкинс и передал сообщение, сделанное мистером Пикником, миссис Напкинс вдруг припомнила, что она всегда подозревала нечто в этом роде, она всегда говорила, что это случится, ее советам никогда не следовали, она поистине не знает, за кого ее принимает мистер Напкинс, и так далее и так далее. - Подумать только! - воскликнула мисс Напкинс, выжимая из уголков глаз по слезинке весьма миниатюрных размеров. - Подумать только, что меня так одурачили! - О! Ты можешь поблагодарить своего папашу, дорогая моя, - сказала миссис Напкинс. - Как я молила и просила этого человека разузнать о семье капитана, как я настаивала и убеждала его сделать какой-нибудь решительный шаг! Я совершенно уверена, что никто этому не поверит... никто. - Но, дорогая моя... - начал мистер Напкинс. - Молчи, несносный! Молчи! - сказала миссис Напкинс. - Милая моя, - сказал мистер Напкинс, - ты не скрывала своей глубокой симпатии к капитану Фиц-Маршаллу. Ты постоянно приглашала его к нам, моя дорогая, и не упускала случая ввести его в другие дома. - А что я тебе говорила, Генриетта? - тоном глубоко оскорбленной женщины воскликнула миссис Напкинс, взывая к дочери. - Не говорила ли я, что твой папа вывернется и во всем будет обвинять меня? Не говорила я? При этом миссис Напкинс расплакалась. - О папа! - с упреком воскликнула мисс Напкинс. И тоже расплакалась. - Это уж слишком - укорять меня, будто я виновата во всем, когда он сам поставил нас в такое позорное и смешное положение! - возопила миссис Напкинс. - Как мы теперь покажемся в обществе! - сказала мисс Напкинс. - Как мы встретимся с Поркенхемами! - воскликнула миссис Напкинс. - Или с Григгами! - воскликнула мисс Напкинс. - Или со Сламминтаукенами! - воскликнула миссис Напкинс. - Но какое до этого дело твоему папе! Ему что! При этой ужасной мысли миссис Напкинс в отчаянии зарыдала, и мисс Напкинс последовала ее примеру. Слезы миссис Напкинс продолжали струиться с большой стремительностью, пока она выгадывала время, чтобы обдумать создавшееся положение, и пока не решила мысленно, что наилучшим выходом будет предложить мистеру Пиквику и его друзьям остаться у них до прибытия капитана и таким образом предоставить мистеру Пиквику случай, которого он искал. Если выяснится, что он сказал правду, капитану можно будет отказать от дома, не разглашая этой истории, а Поркенхемам объяснить его исчезновение, сказав, что благодаря влиянию его семьи при дворе он назначен на пост генерал-губернатора в Сьерра-Леоне, или Соугер Пойнт, или еще в какое-нибудь из тех мест с целебным климатом, которые так очаровывают европейцев, что им редко удается, раз попав туда, вернуться на родину. Когда миссис Панкине осушила свои слезы, то и мисс Напкинс осушила свои, и мистер Напкинс был очень рад уладить дело так, как предлагала миссис Напкинс. Таким образом, мистер Пиквик и его друзья, смывшие все следы недавнего столкновения, были приглашены к обеим леди и вскоре после этого - к обеду; а мистер Уэллер, которого судья со свойственной ему проницательностью признал по истечении получаса одним из чудеснейших малых, был препоручен заботам и попечению мистера Мазля, который уделил ему особое внимание и с превеликим удовольствием повел его вниз. - Как вы себя чувствуете, сэр? - осведомился мистер Мазль, провожая мистера Уэллера в кухню. - Никакой особой перемены не произошло в моем организме с тех пор, как вы торчали за креслом вашего командира в кабинете, - ответил Сэм. - Вы простите, что я в то время не обратил на вас должного внимания, сказал мистер Мазль. - Нас хозяин тогда еще не познакомил. Ах, как вы ему понравились, мистер Уэллер, уверяю вас! - Да что вы! - отозвался Сэм. -Это в высшей степени любезно с его стороны. - Не правда ли? - подхватил мистер Мазль. - Такой шутник... - продолжал Сэм. - И такой мастер говорить, - сказал мистер Мазль. - Как мысли-то у него текут! - Удивительно! - ответил Сэм. - Они так и брызжут и стукаются головами так, что как будто оглушают друг друга. Трудно даже догадаться, куда он клонит! - Да, это великое достоинство его слога, - заметил мистер Мазль. Осторожно на этой последней ступеньке, мистер Уэллер! Не хотите ли вымыть руки, сэр, прежде чем мы явимся к леди? Вот, сэр, ушат с водой, а за дверью полотенце для общего употребления. - Пожалуй, пополоскаться следует, - ответил мистер Уэллер, намыливая полотенце желтым мылом и растирая лицо, пока оно не заблестело. - Сколько у вас леди? - У нас на кухне только две, - сообщил мистер Мазль, - кухарка и горничная. Для черной работы мы держим мальчишку и, кроме того, одну девицу, но они обедают в прачечной. - О, они обедают в прачечной? - переспросил мистер Уэллер. - Да, - ответил мистер Мазль. - Когда они поступили, мы пустили их за свой стол, но не могли выдержать. У судомойки ужасно грубые манеры, а мальчишка так сопит, когда ест, что невозможно сидеть с ним за одним столом. - Молодой бегемот! - заметил мистер Уэллер. - Ох, какой ужас! - подхватил мистер Мазль. Это самая плохая сторона службы в провинции, мистер Уэллер, молодые люди - такие дикари. Сюда пожалуйте, сэр, сюда! Опередив с величайшей вежливостью мистера Уэллера, Мазль ввел его в кухню. - Мэри, - сказал мистер Мазль хорошенькой служанке, - это мистер Уэллер, джентльмен, которого прислал сюда хозяин и велел принять его получше. - А ваш хозяин понимает дело и послал меня как раз в надлежащее место, - заметил мистер Уэллер, взглянув с восхищением на Мэри. - Будь я хозяином этого дома, я тоже считал бы, что получше - значит поближе к Мэри. - Ах, мистер Уэллер! - зардевшись, сказала Мэри. - Вот как! - воскликнула кухарка. - Ах, боже мой, кухарка, я и забыл! - сказал мистер Мазль. - Мистер Уэллер, разрешите вас представить. - Как поживаете, сударыня? - произнес мистер Уэллер. - Очень рад познакомиться с вами и надеюсь, что наше знакомство будет длительным, как говорил джентльмен, обращаясь к пятифунтовому билету. Когда церемония представления была закончена, кухарка и Мэри удалились в людскую, чтобы там минут десять похихикать; потом вернулись, смеясь и краснея, и сели обедать. Непринужденность мистера Уэллера и его красноречие возымели столь непреодолимое действие на его новых друзей, что задолго до конца обеда они уже сошлись на короткую ногу и узнали со всеми подробностями о вероломстве Джоба Троттера. - Я всегда не выносила этого Джоба, - сказала Мэри. - Иначе и быть не могло, моя милая, - отозвался Сэм. - Почему? - осведомилась Мэри. - Потому что уродство и надувательство никогда не могут подружиться с красотой и добродетелью, - ответил мистер Уэллер. - Не правда ли, мистер Мазль? - Никоим образом, - отозвался этот джентльмен. По этому случаю Мэри рассмеялась и сказала, что ее рассмешила кухарка, а кухарка рассмеялась и сказала, что она не смешила. - У меня нет стакана, - сказала Мэри. - Пейте из моего, моя прелесть, - предложил мистер Уэллер. - Приложите губки к этому-вот стакану, и тогда я могу вас поцеловать через посредника. - Как вам не стыдно, мистер Уэллер! - сказала Мэри. - Почему мне должно быть стыдно, моя драгоценная? - Стыдно так говорить. - Вздор! Никакой беды тут нет. Это натурально. Не правда ли? - обратился мистер Уэллер к кухарке. - Не спрашивайте меня, бесстыдник, - ответила кухарка в превеликом восхищении. По этому случаю кухарка и Мэри снова стали хохотать, пока вследствие совместного действия пива, холодного мяса и смеха последняя едва не задохнулась; это был устрашающий припадок, от коего она оправилась только благодаря похлопыванию по спине и другим необходимым услугам, которые с величайшей деликатностью оказывал мистер Сэмюел Уэллер. В самый разгар веселья и смеха раздался громкий звонок у садовой калитки; юный джентльмен, который обедал в прачечной, немедленно побежал отворять. Внимание мистера Уэллера было всецело поглощено хорошенькой горничной; мистер Мазль был занят угощением гостя, а кухарка только что перестала хохотать и подносила ко рту огромный кусок, как вдруг дверь в кухне открылась и вошел мистер Джоб Троттер. Мы сказали - вошел мистер Джоб Троттер, но это выражение не отвечает нашему правилу строго придерживаться фактов. Дверь открылась, и появился мистер Троттер. Он хотел войти и даже собирался это сделать, как вдруг заметил минера Уэллера, невольно отступил шага на два и остановился, взирая на неожиданно открывшуюся перед ним картину и совершенно оцепенев от изумления и ужаса. - Вот он! - воскликнул Сэм, весело вскакивая с места. - Да ведь мы только что о вас говорили! Как поживаете? Где вы были? Входите! Возложив руку на шелковичный воротник не сопротивлявшегося Джоба, мистер Уэллер втащил его в кухню, запер дверь на ключ и передал ключ мистеру Мазлю, а тот хладнокровно опустил его в боковой карман и застегнул пуговицу. - Вот потеха! - вскричал Сэм. - Подумать только, что мой хозяин имел удовольствие встретиться с вашим там наверху, а я радуюсь встрече с вами здесь внизу! Ну, как же вы поживаете и как подвигается дело с колониальной торговлей? Как я рад вас видеть! Какой у вас довольный вид! Истинное наслаждение повидаться с вами, не правда ли, мистер Мазль? - Совершенно верно, - подтвердил мистер Мазль. - Какой он веселый! - сказал Сэм. - В каком прекрасном расположении духа! - сказал Мазль. - И как он рад видеть нас - от этого встреча еще приятнее, - сказал Сэм. - Присаживайтесь, присаживайтесь! Мистер Троттер не сопротивлялся и был усажен на стул возле очага. Он поднял свои маленькие глазки сперва на мистера Уэллера, потом на мистера Мазля, но ничего не сказал. - Ну-с, а теперь, - продолжал Сэм, - в присутствии этих леди я бы хотел спросить просто так, из любопытства, считаете ли вы себя самым милым и воспитанным молодым джентльменом, который прибегает к помощи розового клетчатого платочка и сборника гимнов номер четвертый? - И который собирается жениться на кухарке? - с возмущением объявила сия леди. - Негодяй! - И отказаться от дурных навыков и заняться колониальной торговлей? вставила горничная. - А теперь я вам объясню, в чем тут дело, молодой человек, торжественно начал мистер Мазль, распаляясь при двух последних намеках. Вот эта леди (указывая на кухарку) водит компанию со мной, и когда вы осмеливаетесь, сэр, говорить о том, что откроете с ней колониальную лавку, вы меня раните в самое чувствительное место, в какое только может один мужчина ранить другого. Вы меня понимаете, сэр? Тут мистер Мазль, который, в подражание своему хозяину, был высокого мнения о своем красноречии, умолк в ожидании ответа. Но мистер Троттер не дал никакого ответа. И мистер Мазль продолжал тор- жественным тоном: - Очень возможно, сэр, что наверху вы не понадобитесь в течение нескольких минут, сэр, потому что мой хозяин в настоящее время чрезвычайно занят - сводит счеты с вашим хозяином, сэр, и, стало быть, у вас найдется свободное время, сэр, для маленького секретного разговора со мной, сэр. Вы меня понимаете, сэр? Мистер Мазль снова умолк в ожидании ответа, и снова мистер Троттер его разочаровал. - Ну, в таком случае, - продолжал мистер Мазль, мне очень жаль, что приходится объясняться в присутствии леди, но дело важное, и они мне простят. В людской никого нет, сэр. Если вы пройдете туда, сэр, мистер Уэллер позаботится, чтобы все было по правилам, и мы можем получить взаимное удовлетворение, пока не зазвонит колокольчик. Следуйте за мной, сэр! Произнеся эти слова, мистер Мазль шагнул к двери и, дабы выиграть время, начал на ходу снимать куртку. Но как только кухарка услышала заключительные слова этого смелого вызова и увидела, что мистер Мазль собирается приступить к делу, она испустила громкий и пронзительный вопль и, бросившись на мистера Джоба Троттера, который тотчас же встал со стула, начала царапать и бить его по широкой плоской физиономии с энергией, свойственной возбужденным особам женского пола, и, запустив руки в его длинные черные волосы, выдрала примерно столько, что хватило бы на пять-шесть дюжин траурных колец самого большого размера. Совершив этот подвиг со всем пылом, какой внушила ей преданная любовь к мистеру Мазлю, она, шатаясь, отступила и, будучи леди тонко и деликатно чувствующей, немедленно свалилась под кухонный стол и лишилась чувств. В эту минуту раздался звонок. - Это за вами, Джоб Троттер! - сказал Сэм. И, раньше чем мистер Троттер мог возразить или ответить, раньше даже, чем он успел остановить кровь из царапин, нанесенных лишившейся чувств леди, Сэм схватил его за одну руку, а мистер Мазль за другую; один тащил вперед, другой подталкивал сзади: так она его и препроводили по лестнице прямо в гостиную. Их взорам открылась поразительная картина. Альфред Джингль, эсквайр, он же капитан Фиц-Маршалл, стоял у двери со шляпой в руке и улыбкой на лице, нимало не смущенный своим крайне неприятным положением. Против него стоял мистер Пиквик, который, по-видимому, внедрял в него какое-то высоконравственное поучение, ибо левая его рука покоилась под фалдами фрака, а правая была простерта в воздухе, по привычке, свойственной ему, когда он произносил торжественные речи. Неподалеку стоял с негодующей физиономией мистер Тапмен, которого заботливо удерживали двое его младших друзей; в дальнем конце комнаты находились мистер Напкинс, миссис Напкинс и мисс Напкинс, мрачно величественные и вне себя от возмущения. - Что мешает мне, - со свойственным судье достоинством произнес мистер Напкинс, когда ввели Джоба, что мешает мне задержать этих людей как мошенников и самозванцев? Нелепое сострадание. Что мешает мне? - Чванство, старый приятель, чванство, - отозвался Джингль, сохраняя спокойствие. - Не задержите - - не пройдет--заполучили капитана, э? Ха-ха! Очень хорошо - - партия для дочери - - попали впросак - - предать огласке - - ни за что на свете - - дурацкое положение - - весьма! - Жалкий человек! - воскликнула миссис Напкинс. - Мы презираем ваши гнусные намеки! - Я всегда его терпеть не могла, - добавила Генриетта. - О, конечно! - продолжал Джингль. - Рослый молодой человек - - старый поклонник - - Сидни Поркенхем - - богат - - красивый малый - - однако не так богат, как капитан, - - выставить его - - покончить с ним - - все на свете ради капитана - - нет равных капитану - - все девицы--без ума от него - - не так ли, Джоб? Тут мистер Джингль расхохотался от всей души, а Джоб, радостно потирая руки, издал первый звук с тех пор, как вошел в дом, - тихое, чуть слышное хихиканье, которое как будто имело целью выразить, что он слишком дорожит своим смехом, чтобы позволить ему улетучиться в звуке. - Мистер Напкинс, - сказала миссис Напкинс, - этот разговор неуместен в присутствии слуг. Прогоните этих негодяев! - Правильно, моя дорогая, - отозвался мистер Напкинс. - Мазль! - Ваша честь? - Откройте парадную дверь. - Слушаю, ваша честь. - Оставьте этот дом! - сказал мистер Напкинс, выразительно размахивая рукой. Джингль улыбнулся и шагнул к двери. - Стойте! - сказал мистер Пиквик. Джингль остановился. - Я бы мог, - сказал мистер Пиквик, - отомстить сильнее за все, что перенес от вас и от этого вашего лицемерного друга. Джоб Троттер поклонился с большой учтивостью и приложил руку к сердцу. - Я говорю, - продолжал мистер Пиквик, постепенно начиная раздражаться, - что мог бы отомстить сильнее, но я довольствуюсь тем, что разоблачил вас, и это разоблачение считаю своим долгом по отношению к обществу. Это снисходительность, сэр, о которой, надеюсь, вы будете помнить. Когда мистер Пиквик дошел до этого пункта, Джоб Троттер с шутливой важностью приставил руку к уху, словно боялся упустить хотя бы один слог. - И я могу только добавить, сэр, - сказал мистер Пиквик, окончательно рассердившись, - что я считаю вас мошенником и... и негодяем... и... и хуже которого не видал... и не слыхал... за исключением этого святоши и бродяги в шелковичной ливрее. - Ха-ха! - отозвался Джингль. - Славный малый Пиквик - - доброе сердце - - крепкий старикашка - - но горячиться не следует - - вредно, весьма - до свиданья - - еще увидимся - - не падайте духом - - ну, Джоб, - - трогай! С этими словами мистер Джингль нахлобучил шляпу па свой особый лад и вышел из комнаты. Джоб Троттер помешкал, огляделся по сторонам, улыбнулся, а затем отвесив мистеру Пиквику насмешливо торжественный поклон и подмигнув мистеру Уэллеру с дерзким лукавством, которое превосходило всякое описание, последовал за своим неунывающим хозяином. - Сэм! - сказал мистер Пиквик, когда мистер Уэллер двинулся было вслед за ними. - Сэр? - Останьтесь здесь. Мистер Уэллер, казалось, колебался. - Останьтесь здесь, - повторил мистер Пиквик. - Нельзя ли мне отполировать Джоба в палисаднике? - спросил мистер Уэллер. - Конечно, нет, - ответил мистер Пиквик. - Нельзя ли мне вышвырнуть его за ворота, сэр? - спросил мистер Уэллер. - Ни под каким видом, - ответил хозяин. Мистер Уэллер впервые с тех пор, как поступил на службу, состроил на момент недовольную и разочарованную мину. Но его лицо мгновенно прояснилось, ибо коварный мистер Мазль, спрятавшись за парадной дверью и стремительно выскочив в надлежащий момент, с большой ловкостью спустил как мистера Джингля, так и его верного слугу с лестницы прямо в стоявшие внизу кадки с агавами. - Исполнив свой долг, сэр, - обратился мистер Пиквик к мистеру Напкинсу, - я вместе с моими друзьями распрощаюсь с вами. Я приношу вам благодарность за то гостеприимство, с каким мы были встречены, и прошу разрешения заявить от имени всех нас, что мы бы его не приняли и не согласились на подобный выход из создавшегося положения, если бы нас не побуждало живейшее чувство долга. Завтра мы возвращаемся в Лондон. Вашу тайну мы будем хранить. Выразив таким образом свой протест против утреннего инцидента, мистер Пиквик низко поклонился и, несмотря на уговоры всей семьи, вышел из комнаты вместе со своими друзьями. - Наденьте шляпу, Сэм, - сказал мистер Пиквик. - Она внизу, сэр, - ответил Сэм и побежал за нею. В кухне не было никого, кроме хорошенькой горничной; и так как шляпы Сэма не оказалось на месте, он должен был ее искать, а хорошенькая горничная светила ему. Им пришлось осмотреть всю комнату в поисках шляпы. Хорошенькая горничная, горя желанием найти ее, опустилась на колени и перерыла все вещи, сваленные в углу за дверью. Это был неудобный угол: до него нельзя было добраться, не закрыв предварительно двери. - Вот она! - сказала хорошенькая горничная. Это она? - Дайте-ка, я посмотрю, - сказал Сэм. Хорошенькая горничная поставила свечу на пол. Свет она давала очень тусклый. Сэму тоже пришлось опуститься на колени, чтобы разглядеть, действительно ли это его шляпа. Это был удивительно тесный угол, и, в этом не виноват никто, кроме человека, который строил дом, - Сэм и хорошенькая горничная поневоле очутились очень близко друг от друга. - Да, это она, - сказал Сэм. - Прощайте. - Прощайте, - сказала хорошенькая горничная. - Прощайте, - сказал Сэм и с этими словами уронил шляпу, которую стоило такого труда найти. - Какой вы неловкий! - сказала хорошенькая горничная. - Вы опять ее затеряете, если не будете осторожнее. И только для того, чтобы шляпа снова не затерялась, она надела ее ему на голову. Может быть, лицо хорошенькой горничной стало еще красивее, когда она обратила его к Сэму, а может быть, это было случайное следствие того, что они находились так близко друг от друга, - остается невыясненным по сей день, но только Сэм ее поцеловал. - Ведь вы это сделали не нарочно? - краснея, сказала хорошенькая горничная. - Ну, конечно! - сказал Сэм. - А вот теперь нарочно. И он поцеловал ее еще раз. - Сэм! - крикнул мистер Пиквик, перегнувшись через перила. - Иду, сэр! - отозвался Сэм, взбегая по лестнице. - Как долго вы возились! - заметил мистер Пиквик. - Там было что-то за дверью, сэр, мы не могли ее сразу открыть, - ответил Сэм. Таким был первый эпизод первой любви мистера Уэллера. ГЛАВА XXVI, которая содержит краткий отчет о ходе дела Бардл против Пиквика Разоблачив Джингля и достигнув таким образом главной цели своего путешествия, мистер Пиквик решил немедленно вернуться в Лондон, чтобы ознакомиться с теми действиями, какие были за это время предприняты против него мистерами Додсоном и Фоггом. Следуя этому решению со всей энергией и настойчивостью, свойственными его характеру, он взобрался на заднее место первой же кареты, которая отходила из Ипсуича утром после памятных событий, пространно изложенных в двух предшествующих главах, и в сопровождении трех своих друзей и мистера Сэмюела Уэллера прибыл в столицу, в полном здравии и благополучии, вечером того же дня. Здесь друзья на некоторое время расстались. Мистеры Тапмен, Уинкль и Снодграсс разъехались по своим домам, чтобы заняться необходимыми приготовлениями к предстоящему визиту в Дингли Делл, а мистер Пиквик и Сэм нашли себе пристанище в очень хорошем старомодном и комфортабельном помещении, а именно в таверне и гостинице "Джордж и Ястреб", Джордж-Ярд на Ломберд-стрит. Мистер Пиквик пообедал, покончил со второй пинтой превосходного портвейна, прикрыл голову шелковым носовым платком, положил ноги на каминную решетку и откинулся на спинку удобного кресла, но внезапное появление мистера Уэллера с дорожной сумкой вывело его из спокойного созерцательного состояния. - Сэм, - сказал мистер Пиквик. - Сэр? - откликнулся мистер Уэллер. - Я только что думал о том, - сказал мистер Пиквик, - что у миссис Бардл на Госуэлл-стрит осталось очень много вещей и следовало бы их взять до нашего отъезда. - Очень хорошо, сэр, - ответил мистер Уэллер. - Я бы мог отослать их на время к мистеру Тапмену, Сэм, - продолжал мистер Пиквик, - по прежде необходимо их разобрать и уложить. Вам нужно пойти на Госуэлл-стрит, Сэм, и уладить это дело. - Сейчас, сэр? - осведомился мистер Уэллер. - Сейчас, - ответил мистер Пиквик. - Постойте, Сэм, - добавил мистер Пиквик, вытаскивая кошелек, - нужно уплатить за квартиру. Срок истекает на святках, но расплатитесь и покончите с этим делом. Я предупреждаю за месяц и отказываюсь от квартиры. Вот предупреждение в письменной форме. Передайте его и скажите миссис Бардл, что она может сдать комнаты, когда ей будет угодно. - Прекрасно, сэр, - ответил мистер Уэллер. - Больше ничего? - Больше ничего, Сэм. Мистер Уэллер медленно пошел к двери, словно ждал еще чего-то, медленно открыл ее, медленно вышел и медленно прикрыл ее дюйма на два, когда мистер Пиквик крикнул: - Сэм! - Сэр? - отозвался мистер Уэллер, быстро возвращаясь и закрывая за собой дверь. - Сэм, я отнюдь не возражаю, если вы попытаетесь узнать, как расположена ко мне сама миссис Бардл и можно ли считать вероятным, что это гнусное и ни на чем не основанное дело будет доведено до конца. Я говорю, что не возражаю против этого, если у вас есть желание разузнать, Сэм, - сказал мистер Пиквик. Сэм слегка кивнул головой в знак понимания и вышел из комнаты. Мистер Пиквик снова накрыл голову шелковым носовым платком и приготовился вздремнуть. Мистер Уэллер быстро удалился, чтобы исполнить поручение. Было около десяти часов, когда он добрался до Госуэлл-стрит. В маленькой гостиной, выходившей окнами на улицу, горели две свечи, и на штору падала тень от двух женских шляп. У миссис Бардл были гости. Мистер Уэллер постучал в дверь, и после довольно длинного промежутка времени, в течение которого на улице высвистывался какой-то мотив, а в доме преодолевалось упрямство свечи, не желавшей загораться, пара маленьких башмаков затопала по коврику в передней, и появился юный Бардл. - Ну, сорванец, - сказал Сэм, - как поживает мамаша? - Она здорова, - ответил юный Бардл, - и я тоже. - Какое счастье! - сказал Сэм. - Передайте ей, что я хочу с ней поговорить, слышите, юный феномен? После такой просьбы юный Бардл поставил свечу на нижнюю ступеньку и исчез вместе со своим поручением в гостиной. Две шляпы, бросавшие тень на штору, были головными уборами двух самых близких приятельниц миссис Бардл, которые только что пришли, чтобы мирно выпить чашку чаю и разделить с хозяйкой скромный горячий ужин, состоявший из двух порций поросячьих ножек и поджаренного сыра. Сыр восхитительно подрумянивался в маленькой голландской печке перед камином; поросячьи ножки чувствовали себя превосходно в маленькой жестяной кастрюльке, висевшей на крюке, миссис Бардл и ее две подруги также чувствовали себя прекрасно, мирно беседуя обо всех своих близких друзьях и знакомых, когда юный Бардл, выходивший к парадной двери, вернулся и передал поручение, доверенное ему мистером Сэмюелом Уэллером. - Слуга мистера Пиквика! - сказала, бледнея, миссис Бардл. - Ах, боже мой! - сказала миссис Клаппинс. - Право же, я бы этому не поверила, если бы это случилось не при мне, сказала миссис Сендерс. Миссис Клаппинс была маленькая, живая, суетливая женщина; миссис Сендерс - большая, толстая, широколицая особа; и обе пришли в гости к миссис Бардл. Миссис Бардл сочла уместным заволноваться; а так как ни одна из трех в сущности не знала, следует ли при данных обстоятельствах поддерживать со слугой мистера Пиквика какие бы то ни было отношения иначе, чем через Додсона и Фогга, то все они были захвачены врасплох. В таком состоянии нерешительности было ясно, что первым делом следует угостить тумаком мальчика за то, что он встретил у двери мистера Уэллера. Поэтому мать дала ему тумака, и он мелодически заревел. - Перестань вопить... негодное создание! - сказала миссис Бардл. - Да, не огорчай твою бедную мать, - вмешалась миссис Сендерс. - У нее достаточно огорчений и без тебя, Томми, с сострадательной покорностью вымолвила миссис Клаппинс. - Ах, вот не везет бедняжке! - сказала миссис Сендерс. От этих поучительных замечаний юный Бардл завыл еще громче. - Что же мне делать? - обратилась миссис Бардл к миссис Клаппинс. - Я думаю, вам следует его принять, - ответила миссис Клаппинс. - Но непременно при свидетеле. - Мне кажется, закон предпочитает двух свидетелей, - сказала миссис Сендерс, которая, как и первая приятельница, сгорала от любопытства. - Пожалуй, лучше всего будет впустить его сюда, решила миссис Бардл. - Разумеется, - ответила миссис Клаппинс, с живостью подхватывая эту мысль. - Войдите, молодой человек, и, пожалуйста, закройте сначала парадную дверь. Мистер Уэллер мгновенно принял приглашение, и, войдя в гостиную, изложил дело миссис Бардл в следующих выражениях: - Очень сожалею, если причиню личные неудобства, сударыня, как говорил грабитель, загоняя старую леди в растопленный камин, но так как мы с хозяином только что приехали в город и собираемся опять уехать, то уж тут, знаете ли, ничего не поделаешь. - Конечно, молодой человек не может отвечать за грехи своего хозяина, заметила миссис Клаппинс, на которую наружность мистера Уэллера и его умение вести разговор произвели большое впечатление. - Несомненно! - подхватила миссис Сендерс, которая, если судить по задумчивым взглядам, устремленным на маленькую жестяную кастрюлю, казалось мысленно подсчитывала предполагаемое количество поросячьих ножек на случай, если Сэму предложат остаться к ужину. - А пришел я сюда вот для чего, - продолжал Сэм, игнорируя эти замечания: - во-первых, передать отказ моего хозяина от квартиры - вот он; во-вторых, внести квартирную плату - вот она; в-третьих, сказать, чтобы все его вещи были собраны и переданы тому, кого мы за ними пришлем; в-четвертых, сообщить, что вы можете сдать это помещение, когда вам угодно, - вот и все. - Что бы ни произошло, - сказала миссис Бардл, а я всегда говорила и теперь скажу: во всех отношениях, кроме одного, мистер Пиквик держал себя как настоящий джентльмен. Деньги всегда были за ним все равно что в банке, всегда! Говоря это, миссис Бардл приложила платок к глазам и вышла из комнаты написать расписку. Сэм прекрасно знал, что ему нужно только помолчать, и женщины непременно начнут говорить, поэтому он в глубоком молчании рассматривал по очереди: жестяную кастрюлю, поджаренный сыр, стену и потолок. - Бедняжка! - сказала миссис Клаппинс. - Ах, бедное создание! - подхватила миссис Сендерс. Сэм ничего не сказал. Было ясно, что они заговорят на тему, его интересовавшую. - Право же, я не могу совладать с собой, - сказала миссис Клаппинс, когда подумаю о таком вероломстве. Я не хочу задеть вас, молодой человек, но ваш хозяин - старый изверг, и если бы он был здесь, я бы ему это сказала в лицо! - Скажите! - посоветовал Сэм. - Видеть, как ужасно она это принимает к сердцу, бредит и тоскует, ни в чем не находит удовольствия, разве что зайдут из жалости подруги посидеть с нею и утешить ее, - продолжала миссис Клаппинс, поглядывая на жестяную кастрюлю и голландскую печку, - это возмутительно! - Бесчеловечно, - сказала миссис Сендерс. - А ваш хозяин, молодой человек! Джентльмен со средствами, он бы и не почувствовал расходов на жену, так бы и не почувствовал! - продолжала миссис Клаппинс с большим увлечением. - Нет никакого оправдания его поведению! Почему он на ней не женится? - А ведь правда! - сказал Сэм. - Вот в чем вопрос! - Вот именно, вопрос! - подхватила миссис Клаппинс. - Она бы ему задала вопрос, будь у нее мой характер. Однако есть закон, защищающий нас, женщин, которых они сделали бы несчастными созданиями, если бы могли, а в этом, молодой человек, ваш хозяин убедится, поплатившись раньше, чем успеет постареть на полгода. При этом утешительном замечании миссис Клаппинс улыбнулась миссис Сендерс, которая также ответила ей улыбкой. "Делу дан ход, это ясно", - подумал Сэм, когда миссис Бардл вернулась с распиской. - Вот расписка, мистер Уэллер, - сказала миссис Бардл, - а вот сдача, и, надеюсь, вы выпьете стаканчик, чтобы согреться. Выпейте хотя бы ради старого знакомства. Сэм понял, какую можно извлечь из этого выгоду, и немедленно согласился. Миссис Бардл достала из шкафчика черную бутылку и рюмку; ее рассеянность, вызванная глубокой душевной скорбью, была так велика, что, наполнив рюмку мистера Уэллера, она извлекла еще три винных рюмки, которые тоже наполнила. - Ах, миссис Бардл! - воскликнула миссис Клаппинс. - Посмотрите-ка, что вы сделали! Сэм, конечно, все это смекнул и потому тотчас же сказал, что никогда не пьет до ужина, если вместе с ним не выпьет леди. Над этим весело посмеялись, и миссис Сендерс решила его потешить и пригубила из своей рюмки. Тогда Сэм заметил, что вино следует пустить вкруговую, и все пригубили. Вслед за сим маленькая миссис Клаппинс предложила тост за успех в процессе "Бардл против Пиквика", и леди, осушив рюмки под этот тост, тотчас же сделались очень разговорчивы. - Должно быть, вы слышали о том, что происходит, мистер Уэллер? - спросила миссис Бардл. - Слыхал кое-что, - ответил Сэм. - Это ужасно, мистер Уэллер, если вас выставляют таким образом перед публикой! - сказала миссис Бардл. - Но теперь я понимаю: ничего другого мне не оставалось сделать, и мои адвокаты, мистер Додсон и Фогг, говорят, что с теми свидетелями, которых мы вызовем, мы должны выиграть дело. Но я не знаю, что я буду делать, мистер Уэллер, если мне не удастся его выиграть! Одна мысль о возможности для миссис Бардл проиграть процесс так глубоко задела миссис Сендерс, что она была вынуждена сейчас же вновь наполнить и осушить свою рюмку; если бы у нее не хватило на это присутствия духа, ей сделалось бы дурно, как объяснила она вслед за этим. - Когда будет слушаться дело? - осведомился Сэм. - В феврале или в марте, - ответила миссис Бардл. - А свидетелей-то сколько! - сказала миссис Клаппинс. - О да! - подхватила миссис Сендерс. - В какое бешенство пришли бы мистер Додсон и Фогг, если бы истец проиграл! - добавила миссис Клаппинс. - Они ведут все это дело на свой страх и риск. - Еще бы не пришли в бешенство! - сказала миссис Сендерс. - Но истица должна выиграть, - заключила миссис Клаппинс. - Надеюсь, - сказала миссис Бардл. - О, тут не может быть никаких сомнений! - подхватила миссис Сендерс. - Прекрасно! - сказал Сэм, поднимаясь и ставя свою рюмку на стол. - Я могу только одно сказать: желаю вам не остаться в проигрыше. - Благодарю вас, мистер Уэллер, - с жаром отозвалась миссис Бардл. - А что до этих Додсонов и Фоггов, которые ведут такого рода дела на свой страх и риск, - продолжал мистер Уэллер, - и всех других добрых и благородных людей той же профессии, тех, что даром, без гонорара, натравливают ближних друг на друга и засаживают своих клерков за работу, чтобы выискивать у соседей и знакомых мелкие ссоры, которые потом нужно решать с помощью судебных процессов, - о них я одно могу сказать: желаю, чтобы они получили ту награду, какую я бы им дал. - Ах, если бы получили они награду, которую готово присудить им каждое доброе и благородное сердце! - удовлетворенно воскликнула миссис Бардл. - Аминь! - отозвался Сэм. - И после такой награды зажили бы они сытно и привольно! Желаю вам доброй ночи, леди! К великому облегчению миссис Сендерс, Сэм удалился, не услышав от хозяйки ни единого упоминания о поросячьих ножках и поджаренном сыре. Дамы с той посильной для младенца помощью, какую мог оказать юный Бардл, щедро воздали всему этому должное - благодаря их напряженным усилиям ужин исчез. Мистер Уэллер вернулся в "Джордж и Ястреб" и в точности изложил своему хозяину те указания на ловкие маневры Додсона и Фогга, какие ему удалось выудить во время своего визита к миссис Бардл. На следующий день свидание с мистером Перкером более чем подтвердило доклад мистера Уэллера. И мистер Пиквик вынужден был готовиться к рождественскому визиту в Дингли Делл, предвкушая, что спустя два-три месяца дело, начатое против него по возмещению убытков за нарушение брачного обещания, будет разбираться в Суде Общих Тяжб, причем на стороне истицы окажутся все преимущества, вытекающие не только из совокупности обстоятельств, но и из хитрых маневров Додсона и Фогга. ГЛАВА XXVII Сэмюел Уэллер совершает паломничество в Доркинг и лицезреет свою мачеху Так как оставалось еще двое суток до того дня, который был назначен для отъезда пиквикистов в Дингли Делл, мистер Уэллер после раннего обеда уселся в задней комнате "Джорджа и Ястреба", чтобы поразмыслить о том, как бы получше распорядиться свободным временем. День был удивительно ясный. Не прошло и десяти минут, как в нем заиграли чувства сыновней любви и нежности; он с такой силой почувствовал необходимость повидаться с отцом и засвидетельствовать свое почтение мачехе, что пришел в изумление от собственного пренебрежения моральным долгом. Загоревшись желанием безотлагательно загладить прежнее небрежение, он немедленно отправился наверх к мистеру Пикнику и попросил отпустить его для выполнения этого похвального намерения. - Конечно, Сэм, конечно! - сказал мистер Пиквик, у которого глаза заблестели от удовольствия, вызванного этим проявлением сыновнего чувства со стороны его слуги и спутника. - Конечно, Сэм! Мистер Уэллер отвесил благодарственный поклон. - Я очень рад, что у вас такое высокое сознание сыновнего долга, Сэм, сказал мистер Пиквик. - Оно всегда у меня было, сэр, - ответил мистер Уэллер. - Это весьма утешительная мысль, Сэм, - одобрительно сказал мистер Пиквик. - Весьма, сэр, - ответил мистер Уэллер. - Если мне что-нибудь нужно было от отца, я всегда просил почтительно и вежливо. А когда он мне не давал, я сам брал, потому что боялся - не будет этого у меня, и я натворю чего-нибудь похуже. Таким образом, я его избавил от многих хлопот, сэр. - Это не совсем то, что я хотел сказать, Сэм, - возразил мистер Пиквик, с легкой улыбкой покачивая головой. - Все от добрых чувств, сэр, - с наилучшими намерениями, как говорил джентльмен, удрав от своей жены, потому что, кажется, ему неважно жилось с нею, - ответил мистер Уэллер. - Можете идти, Сэм, - сказал мистер Пиквик. - Благодарю вас, сэр, - ответил мистер Уэллер. И, отвесив свой самый изящный поклон и надев самый изящный свой костюм, Сэм уселся на крыше эренделской кареты * и отправился в Доркинг. "Маркиз Гренби" во времена миссис Уэллер был поистине образцом лучших придорожных постоялых дворов: он был достаточно велик, чтобы считаться удобным, но был достаточно мал, чтобы считаться уютным. На противоположной стороне дороги находилась большая вывеска на высоком столбе, изображавшая голову и плечи джентльмена с апоплексической физиономией, на нем был красный фрак с темно-синими отворотами, а над его треуголкой - мазок той же синей краски, изображавший небо. Еще выше помещались два флага; ниже последней пуговицы на его фраке помещались две пушки; а все вместе являлось выразительным и не вызывающим сомнений портретом славной памяти маркиза Гренби. В окне буфетной красовалась превосходная коллекция гераней и блестящий ряд сосудов со спиртными напитками. На открытых ставнях виднелись различные надписи золотыми буквами, восхвалявшие мягкую постель и добрые вина; а внушительная группа поселян и конюхов, которые слонялись у дверей конюшни и возле водопойной колоды, служила показателем превосходного качества эля и горячительных напитков, продававшихся в буфетной. Спустившись с крыши кареты, Сэм Уэллер приостановился, чтобы глазом опытного путешественника отметить все эти мелочи, свидетельствовавшие о процветании заведения; обозрев всю картину, он немедленно вошел в дом, чрезвычайно довольный тем, что видел. - Ну, что такое? - раздался пронзительный женский голос, лишь только Сэм просунул голову в дверь. Что вам нужно, молодой человек? Сэм посмотрел в ту сторону, откуда раздался голос. Он принадлежал довольно полной леди приятной наружности, которая сидела у камина в буфетной, раздувая огонь, чтобы вскипятить воду для чая. Она была не одна: по другую сторону камина, в кресле с высокой спинкой, сидел прямой, как жердь, человек в потертом черном костюме, с такой же длинной и негнущейся спиной, как спинка кресла, - человек, который сразу же привлек к себе особое и чрезвычайное внимание Сэма. Это был красноносый джентльмен с длинной, худой ханжеской физиономией и глазами, напоминающими глаз гремучей змеи, - довольно острыми, но решительно неприятными. На нем были очень короткие штаны и черные бумажные чулки, которые, как и весь его костюм, заметно порыжели. Вид у него был накрахмаленный, но белый галстук накрахмален не был, и его длинные мятые концы болтались над застегнутым наглухо жилетом весьма неряшливо и неживописно. Пара поношенных толстых суконных перчаток, широкополая шляпа и полинявший зеленый зонт с пластинками из китового уса, торчащими сквозь покрышку, словно для замены отсутствующей ручки, лежали на стуле, размещенные с большой аккуратностью и заботливостью, свидетельствуя, казалось, о том, что красноносый, кто