Перевод с английского Василия Голышева
Источник: http://ch-bukowski.chat.ru/
"Скорая помощь" была полна, но мне нашлось место наверху, и мы
тронулись. Меня взяли с сильными кровавыми рвотами, и я боялся, что меня
вырвет на людей внизу. Мы катили под звуки сирены. Они доносились издалека,
точно это была не наша, а какая-то посторонняя сирена. Мы ехали в окружную
больницу, мы все. Нищие. Объекты благотворительности. У каждого из нас
испортилось что-то свое, и для некоторых эта поездка была последней. Общего
у нас было то, что все мы были нищие и всем нам ничего не светило. "Скорую
помощь" набили битком. Я не думал, что она вмещает столько людей.
- Боже, о Боже милостивый, - услыхал я голос негритянки снизу, - за что
же МНЕ такое? МНЕ-ТО за что такое, Господи?...
Сам я не удивлялся. Я давно играл со смертью. Не то чтобы мы были
хорошими друзьями, но знакомство водили давно. В этот вечер она подсела ко
мне слишком близко и слишком стремительно. Предупреждения были: боль ножом
втыкалась мне в живот, но я старался ее не замечкать. Я думал, что меня не
прошибешь и что боль - разхновидность неудачи; я старался ее не замечать. Я
заливал ее виски и шел работать. Рабоотал я пьянице. Все из-за виски; не
надо было переходить с вина на виски.
Кровь из внутренностей не такого ярко-алого цвета, как, скажем, на
порезанном пальце. Кровь из внутренностей темная, пурпурная, почти черная, и
она воняет, воняет отвратительно. Эта животворная влага воняла хуже говна.
Подступило опять. Обычно кажется, что стоит только избавиться от пщии,
и станет легче. Но сейчас это была одна иллюзия: каждый спазм приближал
встречу с Мамашей Смертью.
- О Господи Боже милостивый, за что...
Кровь оказалась у меня во рту, но я ее не выплюнул. Я не знал, что
делать. С верхнего яруса я бы порядком испачкал своих друзей внизу. Я держал
кровь во рту и думал, как поступить. "Скорая помощь" повернула, и кровь
закапала из углов рта. Что же, человек должен соблюдать приличия, даже если
он умирает. Я собрался с силами, закрыл глаза и заглотнул кровь обратно.
Меня замутило. Но задача была решена. Я только надеялся, что мы скоро
приедем, и мне не прийдется бороться со следующей порцией.
Я действительно не думал о смерти; единственной мыслью было: как это
все неудобно, я совсем не владею ситуацией. Лишили выбора и тащат тебя куда-
то.
"Скорая помощь" приехала, я оказался на столе, и меня стали спрашивать:
какого я вероисповедания? где родился? не задолжал ли округу каких-нибудь
$$$ с прошлой поездки в их больницу? когда я родился? живы ли родители?
живут ли вместе? и так далее - словом, известно что. Они говорят с тобой
так, будто ты в полном порядке; они не хотят замечать, что ты при смерти. И
особенно не торопятся. Это успокаивает, но у них нет такой задачи, им просто
надоело, им безразлично, сдохнешь ты, пернешь или улетишь. Нет, пожалуй,
лучше бы ты не пердел.
Потом я оказался в лифте, потом раскрылись двери и меня вкатили в какой-
то темный подвал. Поместили на кровать и оставили одного. Затем появился
санитар и протянул мне маленькую белую таблетку.
- Примите, - сказал он.
Я проглотил таблетку, он дал мне стакан воды и исчез. Так хорошо ко мне
давно не относились. Я лег и стал разглядывать обстановку. Восемь или десять
кроватей, на каждой по американцу. На тумбочке - посудина с водой и стакан.
Простыни выглядели чистыми. В палате было очень темно, совсем как в подвале
большого дома. Одинокая тусклая лампочка без абажура. Рядом лежал громадный
мужчина, лет пятидесяти пяти, но громадный; в основном это был жир, и тем не
менее в нем чувствовалась необычная сила. Он был пристегнут к кровати. Он
смотрел вверх и говорил с потолком.
- ... такой приятный малый, такой приличный малый, искал работу, ищу,
говорит, работу, а я говорю: "Ты вроде малый ничего, а нам нужен кто-то у
плиты, чтобы честный и умел готовить, а у тебя честный вид, парень, - я
человека сразу вижу, - будешь нам с ежной помогать, оставайся сколько
захочешь"; он говорит: "Конечно, сэр", так и говорит, рад, видно, что
получил работу; я говорю: "Ну, Марта, похоже, нашли мы хорошего парня, такой
приличный парень, в кассу лазить не будет, не то что эти подонки". Ну,
поехал я, закупил кур, сколько надо закупил. Марта из курицы что хочешь
a$%+ %b - волшебница. "Полковнику Сандерсу" до нее далеко. Поехал и купил
два десятка кур на выходные. Что надо получались выходные, куриный день, все
блюда из кур. Два десятка, поехал и купил. Ну, думаю, теперь переманим всех
клиентов у "Полковника Сандерса". За удачные выходные 200 долларов чистой
прибыли набирается. Парень этот их даже ощипывал и разделывал вместе с нами,
это сверх своей работы. У нас-то с Мартой ждетей нет. Ладно, разделала Марта
этих кур, сколько было, всех разделала... Девятнадцать блюд приготовили,
курица из ушей полезет. А малого поставили остальное готовить - бутерброды с
котлетами, бифштексы и прочее. Куры уже на огне. Какие были выходные! Вечер
пятницы, суббота и воскресенье. Приятный малый, и от работы не бегает.
Хороший помощник. Все шутил. Он меня называл "полковник Сандерс", а я его -
сын. Полковник Сандерс и сын - прямо фирма. В субботу вечером закрылись,
устали, но радуемся. Съели этих кур подчистую. Народу набилось - даже
очередь стояла, никогда такого не видал. Закрыл я двери, вытащил бутылку
виски получше, сидим веселимся, хоть и устали, выпиваем. Парень посуду
помыл, подмел пол. Говорит: "Ну что, полковник Сандерс, во сколько мне
завтра заступать?" Улыбается. Я говорю - в 6.30. Он кепку надел и ушел. "Ну
до чего замечательный парень!" - говорю и к кассе иду, подсчитать выручку. А
там - НИЧЕГО! Правду говорю - в ней НИЧЕГО! И коробка из-под сигар - там еще
за два дня выручка, - так он и коробку отыскал. Такой пр
иличный малый... не пойму... говорил же ему, оставайся сколько
захочешь, так и сказал... Два десятка... Марта знает толк в курах... А
парень этот, потрох куриный, все деньги прихватил...
Потом он закричал. Я не раз слыхал, как кричат люди, но я никогда не
слышал, чтобы кричали так. Он натянул ремни и стал кричать. Казалось, что
ремни вот-вот лопнут. Кровать грохотала, стены гудели от крика. Он обезумел
от боли. Это не был короткий крик. Это был долгий крик, он длился и длился.
Потом он замолк. Мы, восемь или дестяь больных американцев, лежали и
наслаждались тишиной.
Потом он опять заговорил.
- Такой приятный парень, сразу мне понравился. Говорю, оставайся
сколько захочешь. И все шутил смешно. Хороший помощник. Я поехал, закупил
двадцать кур. Двадцать кур. За хорошие выодные можно целых две сотни
заработать. Приготовили двадцать кур. Меня полковником Сандерсом называл...
Я свесился с кровати; меня снова вырвало кровью.
На другой день появилась сестра и помогла мне перебраться на каталку.
Меня по-прежнему рвало кровью, и я очень ослаб. Она закатила меня в лифт.
Техник встал позади своего аппарата. Они уперлись чем-то острым мне в
живот и велели стоять. Я был очень слаб.
- Я ослаб, я не могу стоять.
- Стойте прямо, - сказал техник.
- Боюсь, что не смогу, - скзаал я.
- Не шевелитесь.
Я почувствовал, что медленно заваливаюсь назад.
- Я падаю.
- Не надо падать, - сказал он.
- Не шевелитесь, - сказал сестра.
Я упал навзничь. Я был как резиновый. Даже не ощутил удара. Мне
казалось, что я очень легкий. Вероятно, я и был легкий.
- Какого черта! - сказал техник.
Сестра помогла мне подняться. Она поставила меня у машины; в живот мне
уткнулось острие.
- Не могу стоять, - сказал я. - Кажется, я умираю. Не могу стоять.
Простите, не могу стоять.
И почувствовал, что падаю. Я упал навзничь.
- Простите, - сказал я.
- Уберите его отсюда, - сказал техник.
Сестра помогла мне встать и уложила на каталку. Певчая сестра: она
везла меня к лифту и напевала.
Из подвала меня перевели в большую палату, очень большую. Там умирали
человек сорок. Провода от звонков были обрезаны, и толстые деревянные двери,
с обеих сторон обшитые железом, скрывали нас от медсестер и врачей. На
кровати подняли бортики, а меня попросили пользоваться судном; но судно мне
не понравилось, особенно блевать в него кровью, и тем более срать в него.
Того, кто изобретет удобное судно, врачи и сестры будут проклинать до
скончания века и после.
Мне все вермя хотелось облегчиться, но не получалось. Оно и понятно,
,-% давали только молоко, а в желудке была прореха, и до очка ничего не
доходило. Одна сестра предлагала мне жесткий ростбиф с полусырой морковью и
картофельным полупюре, но я отказался. Я понял, что им надо освободить
койку. Но как бы там ни было, а срать все равно хотелось. Странно. Я лежал
там уже вторую или третью ночь и совсем ослаб. Я кое-как опустил один борт и
слез с крвати. Добрался до сортира, сел. Я тужился, сидел там и тужился.
Потом встал. Ничего. Только легкий бурунчик крови. Тут в голове пошла
карусель, я оперся о стену рукой и выблевал еще порцию крви. Я спустил воду
и вышел. На полдороге к кровати меня вырвало снова. Я упал, и вырвало еще. Я
не думал, что в людях столько крови. Еще раз вырвало.
- Ты, паразит, - заорал со своей кровати какой-то старик, - утихни, дай
поспать.
- Извини, друг, - сказал я и потерял сознание.
Сестра была недовольна.
- Поганец, - сказала она, - говорила же тебе не вылезать из кровати.
Устроили мне ночку, недоумки е...ные!
- Сиповка, - сообщил я ей, - тебе бы в тихуанском боделе работать.
Она подняла мою голову за волосы и отвесила мне тяжелую пощечину
справа, затем слева.
- Извинись! - сказала она. - Извинись!
- Ты Флоренс Найтингейл, - сказал я, - я тебя люблю.
Она отпустила мою голову и вышла из комнаты. В этой даме были истовый
дух и огонь; это мне нравилось. Я повернулся, попал в собственную кровь и
намочил халат. Будет знать.
Флоренс Найтингейл вернулась с другой садисткой, они посадили меня на
стули и повезли его к моей кровати через всю комнату.
- Сколько от вас, чертей, шума! - сказал старик. Он был прав.
Меня положили обратно на кровать, и Флоренс запахнула борт.
- Стервец, - сказал она, - лежи тихо, а не то изуродую.
- Отсоси, - сказал я, - отсоси и ступай.
Она нагнулась и посмотрела мне в лицо. У меня очень трагическое лицо.
Некоторых женщин оно привлекает. Ее большие страстные глаза смотрели в мои.
Я отодвинул простыню и задрал халат. Она плюнула мне в лицо, потом ушла...
Потом появилась старшая сестра.
- Мистер Буковски, - сказал она, - мы не можем перелить вам кровь. У
вас пустой кредит в банке крови.
Она улыбнулась. Ее слова означали, что мне дадут умереть.
- Ладно, - сказал я.
- Хотите повидать священника?
- Для чего?
- В вашей карте написано, что вы католик.
- Это для простоты.
- То есть?
- Когда-то был католиком. Напишешь "неверующий" - начнут приставать с
вопросами.
- По нашим данным, вы католик, мистер Буковски.
- Послушайте, мне тяжело говорить. Я умираю. Хорошо, хорошо, я католик,
пусть будет по-вашему.
- Мы не можем перелить вам кровь, мистер Буковски.
- Вот что, мой отец служит в этом округе. Кажется, у них есть банк
крови. Лос-анджелесский окружной музей. Мистер Генри Буковски. Терпеть меня
не может.
- Мы постараемся выяснить.
Я лежал наверху, а внизу они занимались моими документами. Врач не
приходил, пока на четвертый день они не выяснили, что отец, который меня не
переносит, хороший работящий человек, у которого умирает сын, бездельник и
пьяница, и что хороший человек был донором; тут они повесили бутылку и стали
ее в меня вливать. Шесть литров крови и шесть литров глюкозы, без перерыва.
Сестра уже не знала, куда воткнуть иглу.
Один раз я проснулся, а надо мной стоял священник.
- Отец, - сказал я, - уйдите, пожалуйста. Я и без этого умру.
- Ты гонишь меня, сын мой?
- Да, отец.
- Ты отрекся от веры?
- Да, я отрекся от веры.
- Однажды католик - навеки католик, сын мой.
- Это вздор, отец.
Старик сосед сказал:
- Отец, отец, я хочу поговорить с вами. Поговорите со мной.
Священник отправился к нему. Я дожидался смерти. Но вы отлично знаете,
что я тогда не умер, а то бы вы этого сейчас не читали...
Меня перевели в комнату, где был один черный и один белый. Белому
каждый день приносили розы. Он выращивал розы и продавал их цветочным
магазинам. Непосредственно в эти дни он не выращивал роз. У черного что-то
лопнуло внутри - как у меня. У белого было больное сердце, совсем больное
сердце. Мы лежали, а белый говорил про разведение роз, и про высадку роз, и
как бы ему хотелось сигарету, и как, ох елки, ему плохо без сигарет. Меня
перестало рвать кровью. Теперь я только срал кровью. Кажется, я
выкарабкивался. В меня как раз ушло пол-литра крови, и они вытащили иглу.
- Притащу тебе покурить, Гарри.
- Вот спасибо, Хэнк.
Я слез с кровати.
- Дай денег.
Гарри дал мне мелочь.
- Он помрет, если закурит, - сказал Чарли. Чарли был черный.
- Да брось, Чарли, от пары сигарет еще никому не было вреда.
Я вышел из комнаты и двинулся по коридору. В вестибюле столя автомат с
сигаретами. Я купил пачку и отправился обратно. Потом Чарли, Гарри и я
лежали и курили сигареты. Это было с утра. Около полудня зашел врач и
наставил на Гарри машину. Машина отплевалась, пернули и зарычала.
- Курили, так? - спросил у Гарри варч.
- Да нет, доктор, честное слово, нет.
- Кто из вас купил ему сигареты?
Чарли смотрел в потолок. Я смотрел в потолок.
- Еще сигареты, и вы умрете, - сказал врач.
Потом он забрал свою машину и ушел. Как только он вышел, я достал пачку
из-под подушки.
- Дай затянуться, - сказал Гарри.
- А что доктор сказал, слышал? - спросил Чарли.
- Да, - сказал я, выпуская тучу синего дыма, - что доктор скзаал,
слышал? "Еще сигарета, и вы умрете".
- Лучше умереть счастливым, чем жить несчастным, - сказал Гарри.
- Не хочу быть причастен к твоей смерти, Гарри, - сказал я, - передаю
сигареты Чарли, а он, если захочет, тебя угостит.
Я протянул сигареты Чарли, лежавшему между нами.
- Ну-ка, Чарли, давай сюда, - сказал Гарри.
Чарли вернул сигареты мне.
- Слушай, Хэнк, дай покурить.
- Нет, Гарри.
- Умоляю, друг, сделай одолжение, один разок, всего разок.
- О черт! - сказал я.
Я бросил ему всю пачку. Дрожащими пальцами он вытащил одну штуку.
- Спичек нет. Есть у кого-нибудь спички?
- О черт! - сказал я.
Я бросил ему спички...
Вошли и заправили в меня еще бутылку. Минут через десять появился отец.
С ним была Вики, пьяная настолько, что едва держалась на ногах.
- Малыш! - сказала она. - Мой малыш!
Она налетела на кровать.
Я поглядел на отца.
- Кретин, - сказал я, - зачем ты сюда ее притащил, она же пьяная.
- Не желаешь меня видеть, так? Так, малыш?
- Я предостерегал тебя от связей с подобными женщинами.
- Да у нее нет ни гроша. Ты что же, паскуда, купил ей виски, напоил ее
и притащил сюда?
- Я говорил тебе, Генри, что она тебе не пара. Я говорил тебе, что это
дурная женщина.
- Разлюбил меня, малыш?
- Забирай ее отсюда... ЖИВО! - велел я старику.
- Нет, я хочу, чтобы ты видел, с кем ты связался.
- Я знаю, с кем я связался. Забирай ее отсюда, а не то, Бог свидетель,
сейчас вытащу эту иглу и расквашу тебе рыло!
Старик увел ее. Я повалился на подушку.
- А личико ничего, - сказал Гарри.
- Ну да, - сказал я, - ну да.
Я перестал срать кровью и получил перечень вещенй, которые разрешалось
есть. Мне сказали, что первая же рюмка отправит меня на тот свет. Еще мне
объяснили, что надо делать операцию, а не то я умру. У нас вышел жуткий спор
с врачихой-японкой насчет операции и смерти. Я сказал: "Никаких операций", и
она удалилась, гневно тряся задом. Когда я выписывался, Гарри был еще жив и
все нянчился со своими сигаретами.
Я шел по солнечной стороне - хотел проверить, как это будет. Было
ничего. Мимо ехали машины. Тротуар был как тротуар. Я поразмышлял, сесть ли
мне на городской автобус или позвонить кому-нибудь, чтобы меня забрали.
Зашел позвонить в бар. Но сперва сел и покурил.
Подошел бармен, и я заказал бутылку пива.
- Как дела? - спросил он.
- Нормально, - сказал я. Он отошел. Я налил пиво в стакан,
порассматривал его, потом выпил половину. Кто-то кинул монету в автомат, и
сделалась музыка. Жизнь показалась чуть лучше. Я докончил стакан, налил
другой и подулмал, стоит ли у меня теперь. Оглядел бар - женщин не было.
Тогда я сделал другую неплохую вещь - взял стакан и выпил.