Стэн Барстоу. Джоби ----------------------------------------------------------------------- S.Barstow. Joby (1964). Пер. - М.Кан. Сб. "Современная английская повесть". М., "Радуга", 1984. OCR & spellcheck by HarryFan, 25 June 2002 ----------------------------------------------------------------------- Моей матери и в память о моем отце, хоть не они мать и отец в этой повести. 1 Джозеф Барри Уэстон - а для тех, кто знал его, просто Джоби - проснулся с ощущением, что сегодня должно произойти что-то необычное, и тотчас, в те короткие секунды, когда уже не спал, но еще не вполне пробудился, вспомнил: его мать кладут в больницу. Он полежал с открытыми глазами, глядя, как сквозь задернутые занавески сочится в комнату утреннее солнце. Джоби не очень ясно представлял себе, что случилось с матерью, и, поскольку никто особенно не порывался просветить его на этот счет, не приставал к окружающим с расспросами. Не такой он был человек, Джоби. Он только знал, что в последнее время ей часто нездоровится, и привык видеть, как, зажмурясь от внезапного приступа боли, она хватается рукой за бок пониже груди. Местный врач, когда она в конце концов обратилась к нему, направил ее в Крессли, к тамошнему специалисту по таким болезням. Специалист сказал, что, как только освободится место, ей придется лечь в больницу, где он сможет лично ее наблюдать. С тех пор, пока тянулись недели ожидания, рука ее все чаще хваталась за бок, а обыкновение жмурить глаза сделалось как бы ее постоянной приметой. У нее испортился характер - и без того достаточно резкая, она теперь на каждом шагу взрывалась по пустякам; отец Джоби в ответ на это все больше замыкался в себе, а Джоби, всегда готовый найти ей оправдание, пытался вообразить, каково, например, человеку, если у него все время болит зуб, - в самом деле, немудрено потерять терпение... И вот его мать кладут на несколько дней в больницу. Джоби, пока ее не выпишут, переедет к тете Дэзи, а отец поживет один; обедать сможет на работе, завтрак и чай - готовить сам. Мона, двоюродная сестра Джоби, которая недавно лишилась места и не слишком утруждает себя поисками другого, будет за скромную мзду приходить к нему стелить постель, мыть посуду и прибираться, когда надо. Так порешили на семейном совете, хотя Джоби видел в этом мало хорошего. Во-первых, плохо без мамы (с другой стороны, конечно, надо радоваться, что она уезжает, ее там вылечат, и она опять станет похожа на себя, когда вернется домой), а во-вторых, он недолюбливал тетю Дэзи, у которой характер и подавно не сахар, даром что она святоша, каких мало. Но ничего, все не так страшно, когда жизнь сулит столько интересного: впереди - летние каникулы, целых семь головокружительных недель, а после его ждет уже не муниципальная школа на Тинсли-роуд, куда он ходил до сих пор, а классическая школа в Крессли. Нежась в постели, он вновь переживал те минуты, когда стало известно, что ему присуждена стипендия, - волнующие минуты, когда мистер Моррисон зачитывал в актовом зале короткий список тех, кто победил на экзаменах, и Джоби, обмирая, ждал, пока не назвали его фамилию - последней, потому что она начинается с буквы "у". А потом, с трудом дотерпев до обеда, помчался домой и так запыхался, что едва не рухнул в изнеможении, пытаясь отдышаться и пролепетать непослушным языком свою потрясающую новость. - Джоби! - послышался снизу голос матери. - Ты проснулся? Тогда спускайся скорее, завтрак готов. Джоби встал с постели и раздвинул занавески. На улице сияло лучезарное утро, даже сквозь стекло чувствовалось, как припекает солнышко. Под окном мальчишка-газетчик, соскочив с расхлябанного велосипеда, сунул в дверь газету "Дейли геральд". Джоби газет никогда не читал, но мог сказать заранее, что весь утренний выпуск сегодня опять про Гитлера - время от времени ему бросались в глаза заголовки, да и отец постоянно ворчал, что "нынче в газетах только об Гитлере об одном и пишут". О Гитлере Джоби знал не много: что он самый главный начальник над немцами, а немцы - это воинственный народ, который любит одеваться в военную форму и маршировать с ружьями взад-вперед по улицам. Вообще-то оно бы даже здорово, но только один раз они воевали с нашими, а в прошлом году хотели было затеять новую войну, и в школе тогда всех собрали в актовом зале, роздали противогазы и велели беречь как зеницу ока. Теперь его противогаз валяется где-то на дне стенного шкафа. Джоби давно туда не заглядывал. Первое время каждый носился со своим противогазом, потом они всем надоели. - Джоби! Завтрак остывает! Ну-ка живо спускайся, ты что, не знаешь, как мне сегодня некогда? Больше звать не буду! Джоби крикнул: "Иду!" - и начал одеваться. Нет, если кто и знает все на свете, так это Снап - и про знаменитых людей, и про то, что делается в других странах, а чего не знает, то выдумает. Снапу только дай, часами будет рассказывать о Гитлере, о Муссолини, о мистере Чемберлене. От него первого Джоби перенял песенку, которую два года назад ребята горланили на всех углах: Сегодня небо синее, Поедем в Абиссинию, Возьмем с собой патроны и ружье. В далекой Абиссинии Воюет Муссолини - Стреляет из рогатки воронье. Снап хвастался, будто сам ее сложил, но это еще ничего не значит. Дело в том, что Снап не всегда говорит правду. Не потому, что он врун, как некоторые, а просто не всегда умеет унять свою фантазию. Такой буйной фантазии Джоби ни у кого не встречал; иной раз не оборвешь его вовремя, начнет разводить турусы на колесах, а выдает за святую истину. Мало того, он и рассказы сочиняет, Снап, исписывает целые тетрадки - о ковбоях, водолазах, летчиках, о приключениях своего дяди на гражданской войне в Испании, - у него в шкафу накопилась уже такая груда этих тетрадок, что его мать постоянно грозится выкинуть их на помойку. Самое интересное, кстати, что при такой богатой фантазии и умении сочинять рассказы - а иные из них не уступят никакому комиксу, до того их интересно читать, - Снап учится довольно средне и не вытянул на стипендию. Так что в классическую школу Джоби придется ходить без него, и это единственное, о чем можно пожалеть. Потому что Снап - его лучший друг, классный парень, что бы ни говорили такие, как Гэс Уилсон, которые дразнят его "рыжий, красный, человек опасный" и поднимают на смех за привычку нести околесицу и за полную никчемность по части спорта. - ДЖОБИ! - Иду-у! Джоби спустился по лестнице и сквозь поток материнского красноречия двинулся к столу, привычно обходя подводные камни. - Одеться мне нормально надо? Или, по-твоему, я должен завтракать в пижаме? - Поменьше надо спорить со старшими! Садись и ешь! Дел сегодня по горло! Она положила ему на тарелку две сосиски и ломтики поджаренного хлеба. - Ты, часом, не забыл, какой сегодня день? - Да зна-аю, - протянул Джоби. - Учти, с минуты на минуту за тобой зайдет тетя Дэзи, а у тебя ничего не готово. Тебе еще чемодан складывать. - Чемодан? Зачем? - Рубашки взять, пижамы, майки. Хватит и того, что тетя Дэзи будет стирать на тебя, - не заставлять же ее ходить сюда рыться в шкафу каждый раз, когда тебе пора менять белье! Хотя бы для начала дам тебе с собой все чистое. Отец, сидя по другую сторону стола в будничных брюках и жилете, но еще без пиджака и галстука, молча жевал сосиски, прихлебывая чай из белой большой кружки. Из-под закатанных рукавов рубашки видны были мускулистые длинные руки, оплетенные голубыми четкими змейками жил. - А можно я возьму с собой пугач и лук со стрелами? Мать, успев налить ему чаю, уже открывала ящики буфета и складывала белье в плоский чемоданчик. - Лук и стрелы не уместятся в чемодане, заберешь их как-нибудь вечером, когда папа вернется с работы. - Ну хотя бы автомобильчики можно? - Не все. Очень надо твоей тете, чтоб ей загромождали дом разным хламом! Вот кончишь завтракать, отбери себе пяток-другой. Небось не на полгода я уезжаю! - А сколько тебя там продержат? - Кто их ведает. Недолго, несколько дней. - А меня будут пускать к тебе? - Вот это нет. Ребятишек в больницу не пускают, там лежат совсем хворые, им требуется тишина. - Я могу не шуметь. Буду сидеть тихо как мышь, если нужно. - Порядок для всех один. И потом, ты оглянуться не успеешь, как я уже вернусь, а покамест папа придет меня проведать и все тебе расскажет. - Непонятно, почему тебя Дэзи не может отвезти, - неожиданно проворчал отец. - Чего зря баламутить людей, срывать с работы... - Ну, ясное дело! - вспылила мать. - Как болит голова с похмелья или же лень одолела, так мы запросто отпрашиваемся с работы, а как жену везти в больницу, это значит баламутить людей. Сказано тебе, это твое прямое дело, и заодно узнаешь все, что полагается: в какие часы разрешают посещать и прочее. - Просто-напросто не вижу смысла швырять на ветер деньги за полдня работы, вот и все. Мы вроде бы не миллионеры. - Правильно, зато меня теперь недели две содержать не надо - значит, на этом выгадаешь. Скажи лучше, неохота отвозить, и точка. Потому и норовишь переложить на других. Отец насупился. - Не люблю я больницы. Мне от них не по себе. - Эх ты, нюня! Жаль, не тебе ложиться под нож. Тогда бы точно была причина киснуть. Джоби резким движением вскинул голову. - Почему нож, мама? Разве тебя собираются резать? - Мне надо делать операцию, Джоби, но это не страшно. Их делают людям каждый день. Я очень скоро вернусь домой, цела и невредима. Она выпрямилась, стоя спиной к окну, и тень скрыла от него выражение ее лица, только поднятая рука отчетливо выделялась на ярком солнце. На матери было ее лучшее платье, и пахло от нее как по воскресеньям. Джоби вдруг стало страшно. Мир этих взрослых недоступен пониманию, в нем невозможно разобраться. Ему говорят - несколько дней, друг другу - две недели. А сейчас он в первый раз услышал, что его мать собираются резать. Он не подозревал, что дело так серьезно. Впервые к нему закралась мысль, что она может вообще не вернуться. Кусок сосиски застрял у него в горле, точно корка черствого хлеба. - Не уезжай, я не хочу, - выговорил Джоби. Слезы хлынули у него из глаз. Взрослые всегда держатся так уверенно, словно все знают и ничего не боятся. А потом приходит минута, когда ты видишь, что они тоже беззащитны, и земля уходит у тебя из-под ног. - Не уезжай, мама, не надо! Она уже стояла рядом, и он уткнулся лицом ей в бок, обтянутый мягкой тканью, чувствуя, как ее ладонь поглаживает его по макушке. - Ну тихо, тихо. Ну будет, Джоби. Ты ведь у меня молодец, настоящий мужчина. Как же, сынок, мне не ехать - не поеду, кто меня вылечит? И чем я скорее лягу в больницу, тем раньше вернусь домой. Не бойся, ничего страшного нет. Ты не успеешь опомниться, а я уже буду тут как тут, живая и здоровая. Она протянула ему батистовый платочек. - На-ка, вытри глаза, пока не пришла тетя Дэзи. Зачем ей видеть, что ты плакал, верно? Всхлипывая, шмыгая носом, Джоби вытер слезы. - А теперь быстренько доедай, похоже, это уже она. В заднюю дверь постучали. Тетя Дэзи вслед за этим открыла бы дверь и вошла в дом, но стук повторился. Мать вышла в судомойню. Оттуда послышались невнятные голоса, и она вновь заглянула в комнату. - Это тебя спрашивают. Сидни Прендергаст. Принесла нелегкая, и так дел невпроворот... - Снап? - Джоби вскочил с места. - Мне нужно с ним повидаться. Он выбежал на заднее крыльцо и припустился по двору на улицу. В отдалении, сунув руки в карманы, брел с опущенной головой Снап. - Эй, Снап! Снап поднял голову и оглянулся. Когда он двигался развинченной походкой на своих длинных ногах, долговязый и тощий как жердь, нескладный, выворачивая внутрь колени, точно новорожденный жеребенок, и болтая руками, чудилось, будто он вот-вот распадется на части. На носу, густо усеянном веснушками, сидели очки в стальной оправе, губастый рот широко улыбался, открывая неровные крупные зубы. Но примечательнее всего в его внешности была шапка жестких пламенно-рыжих волос. Раз увидев Снапа, его уже невозможно было спутать ни с кем, его узнавали за четверть мили. Снап прошел несколько шагов обратно и остановился, ковыряя носком башмака грязь на краю мостовой. - Я с утра не могу идти гулять, - сказал Джоби. - Ага, твоя мама мне сказала. - Ей сегодня ехать в больницу. - Знаю, ты говорил. - А я буду жить у тети Дэзи. - И это говорил. Они помолчали. - Я, может, сам за тобой зайду после обеда, если пустят. - Меня не будет. Мы едем с мамой в Лидс, за покупками. - А-а... - Чай пить пойдем в кафе. - Понятно... Тогда лучше вечером зайду. - Я только не знаю, в котором мы часу вернемся. Хочешь, заходи на всякий случай. - Ладно... Снап подошел ближе, волоча ногу по краю тротуара. - Ты ревел, что ли? - Нет, - сказал Джоби. - С чего это ты взял? - Подумал так, вот и все. - В глаз что-то попало. - Бывает... За Снаповой спиной из-за винной лавки на углу показались тетя Дэзи и ее дочка Мона и свернули в их сторону. - Вон, я вижу, тетя идет, мне пора. - Ну давай, - сказал Снап. - Значит, увидимся, да? - Ага, увидимся. - Не застану вечером, завтра утром зайду за тобой. - Договорились. Джоби переступил с ноги на ногу. - Тогда счастливо, Снап. Снап поднял руку. - Счастливо, Джоби. Он двинулся вразвалку навстречу двум женщинам. Джоби побежал домой. - Это надо же - Снап! - усмехнулась его мать. - И где только он сподобился подцепить такую кличку! - Так он ведь Сидни Норман Артур Прендергаст. Сокращенно - С-Н-А-П. Ясно? - Сидни, Норман, Артур... Фу ты, с ходу и не выговоришь. Хоть с королевской фамилией тягайся. Ишь сколько имен навьючили на шею парню, немудрено, что малость очумелый. - Никакой он не очумелый! Голова работает - будь здоров! - Чего-то не больно заметно. - Он много думает, а потом пишет про это книжки. - Да ну? - Говорит, когда вырастет, отдаст их напечатать. Можно бы, говорит, и сейчас, только не поверят, что это он сам написал, если откроется, что ему всего одиннадцать лет, вот он и ждет, пока будет шестнадцать, а тогда пошлет издателям. - Интересные у него мысли. - У него их полным-полно, интересных мыслей. Ни у кого их столько нет, как у Снапа. - Ничего, вот пойдешь в классическую школу, познакомишься с другими ребятами, и, возможно, тебя будет меньше к нему тянуть. Джоби, не вполне улавливая ход ее рассуждений, промолчал. - А теперь лучше бы отложил автомобильчики, какие брать с собой. Тете Дэзи давно пора быть здесь. - Они с Моной уже идут по улице, - сообщил ей Джоби. Отец, все еще сидя за столом, сдвинул в сторону посуду и развернул газету. - Этому Гитлеру поганому опять неймется. Теперь на Польшу точит зуб. Вконец зарвался, прохвост. - Вот именно, - сухо отозвалась мать. - Я так считаю, вам с Черчиллем нелишне будет его осадить. - Пускай не мне, но кому-нибудь - самое время. Попомни мои слова, нам с ним не миновать схлестнуться. - Тебе, во всяком случае, самое время надеть воротничок и галстук. Уэстон посмотрел на часы. - Сейчас только полдесятого, раньше половины одиннадцатого нам там нечего делать. - Во-первых, неизвестно, как будет с автобусами. А потом, не люблю я приезжать в последнюю минуту. - Джоби, смотайся-ка наверх за моим барахлишком, - сказал отец. - Оно там на комоде. Запонку поищи не забудь. Когда Джоби, выполнив поручение, спускался по лестнице обратно, из-за двери донеслось: "Есть кто дома?" - и в комнату, благополучно завершив долгое путешествие по Рансибл-стрит, вплыла из судомойни тетя Дэзи, ведя за собою на буксире молчаливую Мону. Тетя Дэзи приводилась его матери старшей сестрой, потом шли два брата, потом - его мать. Один из братьев содержал в Колдерфорде небольшую слесарно-водопроводную мастерскую, другой два года назад переселился в Австралию. Родив первого ребенка (умершего в младенчестве), тетя Дэзи раздобрела и осталась толстухой навсегда. Едва дыша после тяжелого подъема по крутой улице, она плюхнулась на стул и принялась отдуваться, хватая воздух открытым ртом. - Когда уж наконец пустят автобус вверх по Рансибл-стрит, - пропыхтела она; грудь ее то вздымалась, то опадала под черным мешковатым пальто. - Скажи Теду, пускай заведет этот разговор в автобусном парке, - сказал отец. Он взял принесенные сыном воротничок и галстук и стал, слегка подогнув колени, перед зеркальной дверцей буфета. - Совсем не обязательно тебе было сюда тащиться, между прочим, - заметила мать. - Нам только довести Джоби до автобусной остановки, а дальше он бы и один доехал. - Да я думала, может, пособить в чем понадобится. - Тете Дэзи, которая сопровождала сестру, когда та ездила к специалисту, было, по правде говоря, обидно, что не она везет ее в больницу. - Ты честно не хочешь? А то гляди, могу поехать. - Не надо, Дэзи, хотя спасибо тебе, конечно. Сами справимся. - Уж я говорил ей: раз сестра предлагает, поезжайте вместе, - сказал отец. - Какое там, и слушать не хочет. - Давай не будем опять начинать все сначала. Меня отвезешь ты, и кончен разговор. - Ладно, будь по-твоему - рабочий день все равно поломали. С той минуты, как в доме появились тетя Дэзи и Мона, отца точно подменили. В брюзгливом, недовольном голосе зазвенели веселые, озорные нотки, особенно заметные, когда он обращался к племяннице. - Чего стоишь, Мона? Здесь разрешается присесть за те же деньги. - Садись-садись, - подхватила ее мать. - Нечего мешаться под ногами. Мона, молча стоявшая у стола, опустилась на стул. - Чайку не выпьешь, Дэзи? - предложила мать. - В чайнике много осталось, я только что заварила свежего. Тетя Дэзи ответила, что никогда не откажется выпить чашку чая. - А ты, Мона? - Я бы лучше водички какой-нибудь, если у вас найдется. Тетя Дэзи с матерью украдкой переглянулись. Обе считали, что Мона к двадцати двум годам недостаточно созрела и развилась, и это пристрастие к шипучке вместо чая служило лишним тому свидетельством. Наружностью Мона пошла в отца, Джобиного дядю Теда, который работал в Транспортной компании Колдер-Валли водителем автобуса, - темноволосая, несколько вялая, с тонкой талией и большой грудью, которую она пыталась скрыть и оттого привыкла сутулиться. Левый глаз у нее слегка косил, что чуточку портило ее мрачноватое красивое лицо. Она жила и двигалась как бы в полусне, как бы поглощенная чем-то вовсе не связанным с окружающей действительностью. Часто, когда к ней обращались, она не отвечала. Это обыкновение грезить наяву стало причиной того, что, окончив школу, Мона успела раз десять сменить работу: то на фабрике, а чаще - в местных лавочках, где она служила продавщицей. Откуда-то ее увольняли, в других случаях она уходила сама - либо работа оказывалась неподходящей, либо чересчур придирались хозяева, тщетно пытаясь стряхнуть с нее сонную одурь. Она не обрастала подружками, предпочитая одиночество, была равнодушна к увеселениям и нарядам, бережлива и потому в промежутках от одной работы до другой никогда не сидела на мели. Джоби достал из кладовой початую бутылку ситро, а мать ополоснула чашку для Моны. - Тебе ничего, Мона, если в чашке? Я бы дала стакан, да некогда сегодня возиться с грязной посудой. - Забудь ты про грязную посуду, - сказала тетя Дэзи. - Мона все вымоет, не беспокойся. - А знаешь ты, Мона, что делать без меня? - спросила мать. - Утречком забежишь, постель уберешь дяде Регу, сполоснешь посуду, какая останется после него. Ну, еще пыльной тряпочкой пройдешься кое-где, а больше тебе делать нечего. Я только на днях устраивала генеральную уборку. Тетя Дэзи окинула взглядом комнату, точно ища, к чему бы придраться, но напрасно. Не считая грязной посуды на столе, в доме, как всегда, царили чистота и порядок: кружевные занавески свежевыстираны, мебель отполирована до блеска, нигде ни пылинки, за начищенной чугунной решеткой камина теплится огонь. - Джобины вещички твоя мама будет подстирывать, а тебе стирать не придется, дядя Рег будет все свое отдавать в прачечную и за покупками сходит сам, когда что надо. - А по субботам и воскресеньям будет обедать у нас, - прибавила тетя Дэзи. Джоби, выстраивая на серванте перед маленьким окошком игрушечные машины, слушал и с каждой минутой все меньше верил, что мать уезжает ненадолго, как она это представила ему. - Ты, Нора, знаешь, я и сама бы приходила за тебя управляться, - продолжала тетя Дэзи. - Только куда уж мне переть в такую гору по вашей улице. Да и для Моны лучше, как-никак при деле, чем дома-то околачиваться попусту. - Ничего, мы с Моной управимся за милую душу! - все тем же непривычно веселым голосом воскликнул отец. - Верно я говорю, красавица? Пускай привыкает девушка, сгодится, когда найдет себе муженька. Или, может, успела кого приглядеть? - Приглядит она, как же! - фыркнула тетя Дэзи. - Уж я ли ей не внушаю: такой фефеле, мол, даже насморк не подцепить, а тем более - парня. Чем плох, к примеру, Генри Мазгрейв, за три дома от нас живет. Самостоятельный молодой человек, правильный, честный. Давно бы за тобой стал ухаживать, ты только взгляни на него поласковей. - Ой, мам! - взмолилась Мона. - Что - ой, мам? Очнись, пришло времечко! Не век тебе жить с папой с мамой. - Но если мне не нравится Генри Мазгрейв... - Чем это он нехорош, скажи на милость? - Не потому, что нехорош. Он славный. Просто не хочется мне с ним любезничать, только и всего. - Знаешь, лучше синица в руке, чем журавль в небе, - изрекла тетя Дэзи. - Будешь принца дожидаться на белой лошади, до седых волос досидишься в старых девах. И нас с отцом тогда не будет на свете, не подскажем, как помочь горю. - Да хватит тебе, мам! - Ладно, живи как знаешь. Попомнишь когда-нибудь, как тебя мать учила. Гляди только, не поздно ли будет. - Дай срок, ей тоже кто-нибудь придется по сердцу, правда, Мона? - вступился отец. - Явится суженый - и готово дело. - Вот-вот, потакай ей. Джоби, обозревая свою разноцветную игрушечную автоколонну, пребывал в нерешительности. Какие взять с собой? На некоторых взгляд его задерживался дольше: "роллс-ройс-фантом", "ягуар", "миджет", гоночная модель "испано-суизы"... Еще недавно среди них красовался ярко-желтый открытый "фрезер-нэш", утрата которого стала одной из трагедий его короткой жизни. Этот автомобильчик, как и остальные, он приобрел на кровные карманные деньги - шесть пенсов, выдаваемые по субботам, - и однажды гонял его по желобку вдоль края тротуара, как вдруг крошечная машина, набрав по неведомой причине скорость, вылетела на решетку водостока и прямо у него на глазах провалилась в черную воду. - Готов твой малый? - спросила у матери тетя Дэзи. - Сию минуту. Только сообразит, какие машины взять с собой. Джоби приступил к отбору, выстраивая вереницей в сторонке самых дорогих его сердцу любимцев. - Я думала, может, до автобуса дойдем все вместе? - До автобуса? - пренебрежительно переспросила тетя Дэзи. - Случись такое со мной, Тед доставил бы меня на такси. Отец, с расческой и щеткой в руках, оторвался от зеркала. - Слушай, если ей хочется на такси - пожалуйста. Скажет - я хоть сейчас схожу за угол, вызову из автомата. - Ценно, когда человек сам проявит заботу, не дожидается, пока попросят. - Я бабьи мысли не обучен читать. Почем я знаю, когда им... - Нет-нет, все в порядке, - перебила мать. - Не нужно никакого такси, вот я и не просила. Спокойно доеду на автобусе. В конце концов, я не лежачая больная. - Пусть не лежачая, а все равно больная. Неспроста же тебя, Нора, кладут в больницу! - Какая-то болезнь во мне сидит, это точно. И сколько времени сидит, а я живу обыкновенно, все делаю. Чего же ради мне сейчас строить из себя калеку! - Как хочешь, а то давай возьмем такси, - сказал отец. - Еще не поздно позвонить. - Не надо, Рег. Сказала - не хочу, стало быть, не хочу... А теперь, ради бога, уберем со стола - и поехали! 2 Джоби со Снапом сидели на каменном заборе в конце улочки, где жил Снап, и болтали ногами. - А к тете Дэзи приходил в церковь один дядечка, он рассказывал, будто они поджигают храмы. Что, скажешь, так и надо? - Нет. Но фашисты - они бы все храмы пустили под склады оружия и боеприпасов, а это тоже не годится, правильно? - Правильно, - согласился Джоби. - Это никуда не годится. Честно говоря, определить, где - а точнее, на чьей стороне - правда, было крайне затруднительно. В кинокартинах, например, всегда ясно, где добро, где зло, и тот, кто прав, всегда побеждает. Ну а в действительности, притом не столь, уж отдаленной, поскольку их связывает с нею Снапов дядя, все перепутано - попробуй разберись. - К тому же фашисты заодно с германскими наци, а мы их ненавидим, правда? - Правда. Мой папа говорит, нам с ними не миновать драться. - И дядя Билл так говорит. Давно бы, говорит, нужно руки им укоротить, еще когда начали безобразничать в Абиссинии. - Кто? - Да итальяшки! - Мы вроде толковали про немчуру. - Про фашистов, а итальяшки и есть фашисты. Это они с немчурой помогали фашистам в Испании. Гады паршивые! Снап соскочил с забора и, размахивая прутом, принялся с остервенением сшибать головки чертополоха, азартно выкрикивая: - Вот вам, гады паршивые, вонючие свиньи, падаль! Ух ты! Прямо удивительно, до чего Снап всегда в курсе мировых событий! - Ой, совсем забыл! - Снап замер как вкопанный в зарослях обезглавленного чертополоха. - Угадай, кого я сегодня видел в Лидсе? Нипочем не догадаешься! - Этого, как его... - Джоби и впрямь не имел представления, о ком может идти речь, и предпочел свести разговор к шутке: - Гэри Купера [знаменитый американский киноактер]. - Нет, серьезно! Пошевели мозгами! - Ну откуда я знаю? Говори - кого? - Могу подсказать. Это женщина. - М-м... Мисс Роупер? - Роупи? - Снап скорчил тошную рожу. - Вот еще! Стал бы я рассказывать, если б встретил эту старую мымру! - Он снова вспрыгнул на забор и, потрясая прутиком, точно школьной указкой, высокомерно поджал губы. - Признавайтесь, скверные мальчишки, кто сегодня пришел в школу с немытыми руками? - А помнишь, вызывает Неда Кука к доске, а у него сзади весь подол рубашки вылез из штанов! Приятели прыснули. - Девчонки чуть не попадали! - А Роупи и говорит ему... Нет, лучше ты, Снап, у тебя мирово получается! Довольный признанием его таланта, Снап вновь поджал губы и наставил прут на воображаемого ученика. - Можешь не щеголять перед нами своей рубашкой, Кук! Мы и так видим, что ее пора выстирать. - Точно! - А Куки вытаращил глаза - да как пукнет на весь класс! Джоби покатился со смеху. То запрокидываясь назад на заборе, то пригибаясь к самым коленям, приятели хохотали, пока не иссяк запас веселости, вызванный этим воспоминанием. - Да, но ты так и не отгадал, кого я видел, - спохватился Снап. Джоби это уже надоело. - Мне все равно не отгадать. - А ты попробуй! - Неохота. - Ладно, тогда я не скажу. - Ну и не надо! Подумаешь! Снап покосился на него с хитрым видом. - Знал бы ты, кто это, - по-другому бы запел. - Раз ты не хочешь сказать, то я не узнаю, а не узнаю, тогда не все ли мне равно? Вот ему и нечем крыть, подумал Джоби. Он растянулся на заборе и, глядя в небо, стал выжидать, как Снап поведет себя дальше. Ох, видно, и подмывает же его сказать!.. - Могу еще немного открыть карты. Она не простой человек, а особенный. - Вижу, что особенный, иначе ты бы не напускал такого туману. - То есть для тебя особенный. Она тебе очень нравится. В тот же миг Джоби озарило. Теперь он знал, о ком речь, но показать это Снапу было никак нельзя, тогда получалось, что все его намеки справедливы. - Знаю. Мэй Уэст [знаменитая американская киноактриса]. - Опять ты дурака валяешь! Джоби поднялся и сполз с забора. - Все, хватит. Потопали отсюда. - Так и быть, подсказываю в третий раз. Родилась не в Англии. - Я же говорю - Мэй Уэст. - Э, ты нарочно притворяешься! - Снап заулыбался во весь рот, скаля косо посаженные крупные зубы. - Сам все понял, а показать боишься! - С чего ты взял? - Вижу, вижу! Вон как покраснел! Оттого и краснеешь, что догадался. - Ничего я не догадался! - крикнул Джоби. - Больно нужно! И вообще - либо кончай со своими загадками, либо я пошел домой! - Имя начинается на "э", фамилия - на "л". - А, так это - Элси Ли! Снап разинул рот. - Элси Ли? Кто это? - Моя тетка. - Не знал до сих пор, что у тебя имеется тетка по имени Элси. - Ну и что? Тебе не обязательно все знать. - Нету у тебя никакой тети Элси. - Докажи! Сказал, что есть, значит, есть! - А я не верю. - Ну и не верь, мне-то что. - Джоби отвернулся и пошел прочь. - Айда отсюда куда-нибудь. Снап слез с забора и зашагал рядом. - Куда идем? - Сам не знаю. - Может, успеем на выгоны? - Не знаю. Далековато все же. Тетя Дэзи велит в девять часов быть дома. - Сейчас, наверно, уже около того... Ну как - сказать, кого я встретил? - Хочешь - скажи. Мне безразлично. Наступило молчание, и сердце Джоби дрогнуло. - Ладно уж, говори. А все-таки наша взяла, выходит, не для него, а для Снапа в этой встрече есть что-то особенное! Снап безмолвствовал, и Джоби смягчился еще больше. - Не Эльзу ли Ледекер? Снап просиял. - Видишь, ты с самого начала догадался! - Нет, только сейчас сообразил. - Неправда, ты угадал сразу. Я так и знал. - Понял по первым буквам, очень просто. - Нет, ты еще раньше понял! Джоби уже клял себя за то, что рассиропился и снова подставил себя под удар. И злился на Снапа, что тот воспользовался его слабостью. Он ускорил шаг, отшвыривая в стороны камешки, лежащие на дороге. - Погоди, - окликнул его Снап. Джоби сделал вид, что не слышит. - Постой, Джоби! - повторил Снап, догоняя его. - Куда ты? Джоби ничего не ответил. - Не обижайся, чудак. - Снап обнял его за плечи, но Джоби нетерпеливым движением сбросил его руку. - Брось, Джоби. Не злись на меня. - Никто и не думает злиться. - Ну да! Разве я не вижу? - Кончай болтать, а то правда разозлюсь. - Согласен. Ты и не думаешь злиться. - А если даже и злюсь? Тебе-то какая печаль? - Я не хочу. Ведь мы с тобой друзья! Да, разозлиться на Снапа - легче легкого, но долго держать на него зло невозможно. Джоби ухватил его за руку и положил ее себе на плечо. - Ладно уж. Конечно, друзья. Чудесно на душе, когда дело кончается добром! Когда повздоришь с другом и помиришься - помиришься взаправду, не тая в душе обиду, - в такие минуты веришь, что все у тебя в жизни прекрасно, а если и есть мелкие неприятности, они скоро уладятся. В такие минуты совсем нетрудно вообразить, как Эльза Ледекер при встрече улыбнется и остановится поболтать с тобой, - труднее придумать, какие для нее тогда найти слова. А воображение разыгрывается, рисуя тебе все новые картины: вот Эльза идет с тобой в субботу на дешевый дневной сеанс, сидит рядом в полутьме, изредка запуская руку в твой кулек с мятными леденцами, а на экране сменяют друг друга похождения Попрыгунчика Кассиди, Хвата Гордона и Джонни Макбрауна (в двенадцати сериях). Чего только не способно нарисовать тебе воображение! На самом деле Джоби ни разу не видел, чтобы Эльза ходила на дневные сеансы, зато однажды встретил ее, когда она с отцом и матерью шла на первый вечерний сеанс. Наверно, в закрытой частной школе города Крессли ученицам подготовительного отделения зазорно появляться на дешевых сеансах. А жаль. Эльза приехала с родителями из Германии несколько лет тому назад. Их семья занимала половину большого дома с двумя парадными на Парк-роуд, незамощенной улице с чугунными тумбами, преграждающими автомобилям сквозной проезд. Эльзин отец имел какое-то отношение к торговле шерстью и, видно, хорошо зарабатывал, раз поселился в шикарном районе, где едва ли не у каждого, в том числе и у мистера Ледекера, собственный автомобиль. Снапов отец говорит, что Ледекеры - евреи, а уж еврей всегда сумеет неплохо устроиться, будьте покойны. Об этом доложил ему Снап, а еще он прибавил, что его дядя Билл от подобных разговоров приходит в бешенство и однажды заявил Снапову отцу, что ему место при Гитлере, пусть едет полюбуется, как расправляется Гитлер с евреями. На это Снапов отец сказал, что, дескать, все ругают Гитлера последними словами, а того не хотят замечать, что человек целую страну опять поставил на ноги. Нам бы в Англию не мешало такого, немного расшевелить народ. Так, говорит дядя Билл, рассуждают одни полоумные, какие ни в чем ни черта не смыслят. Расшевелить народ не мешает, это точно, но не затем, чтоб сажать над ним бесноватого, который обряжает в форму громил и дает им волю врываться в дома, стаскивать людей с постели и до смерти забивать сапогами на улице. Это кого же забивают сапогами, полюбопытствовал Снапов отец. Евреев, отвечал дядя Билл. Ах евреев. Ну и правильно, пусть знают свое место. - Что тут поднялось! - рассказывал Снап. - Дядя Билл кричит, что больше ни единой минуты не останется в нашем доме, а отец ему: скатертью дорога, не нравится - никто не держит! - Но он все-таки не ушел, да? - Остался. Подоспела мать, утихомирила их обоих. Дядя Билл, брат Снаповой матери, жил у сестры с тех пор, как вернулся из Испании. Нельзя сказать, чтобы они с зятем непрерывно враждовали, но, когда речь заходила о мировой политике, дело всякий раз кончалось ссорой. - А интересно знать, - сказал Джоби, - что это такое - евреи? - Народ, который распял Иисуса Христа. - Это я знаю. Но ведь то когда было! - Мало ли что. Это было, и в наказание господь изгнал их с их земли и заставил скитаться по свету. - И у них теперь нет своей страны? - Нет. Они рассеяны по чужим странам во всех концах земли. Но до сих пор сохранили многие свои обычаи - допустим, ходят не в церковь, а в синагогу и не едят мясо по пятницам. - Не, это католики не едят. - Наконец-то и ему довелось уличить Снапа в неточности! - Как, например, Маклауды с нашей улицы. - Потом, у евреев, когда народится мальчик, ему делают обрезание. - А мне тоже делали, - объявил Джоби. - Но я ведь не еврей! - Чудно... - Не пойму я что-то. - Я и сам не понимаю, - признался Снап. Ого! Такое тоже услышишь не каждый день! - Ну как, махнули на выгоны? - опять предложил Снап. - Или ты домой? - Узнать бы, сколько времени, - сказал Джоби. Теплый, ласковый день начинал клониться к вечеру, но на дворе было совсем светло - наверняка еще слишком рано идти домой и готовиться ко сну. Но и тетку сердить лишний раз тоже нет расчета, тем более когда неизвестно, сколько у нее придется прожить. - Знаешь, пойдем в ту сторону, а встретим кого по пути - спросим. - Можно, - согласился Джоби. Приятели побрели по улочке, мимо крикетного поля. По краю поля, отделяя его от улицы, узкой полоской тянулась вереница деревьев вперемежку с косматыми кустами бузины. Редкое из этих деревьев не хранило на своих ветвях, почти до самой вершины, следы их рук и ног; из-за этих кустов не однажды совершались отчаянные кавалерийские набеги на территорию неприятеля. За дальним концом поля вечернее солнце, слепя глаза, пылало в окнах Манор-лоджа, большой каменной усадьбы, некогда частного владения, отданного ныне под рабочий клуб. Если сощуриться, то даже издали разглядишь, как на веранде, мирно покуривая трубки и потягивая пиво, сидят старики, а на лужайке, за густыми, низко подстриженными кустами бирючины, склоняясь к шелковистому дерну, катают шары те, кто помоложе. Люди, которые строили Манор-лодж, знали, что делали: с веранды, обращенной на юго-запад, взгляду открывался простор за широкой долиной реки Колдер. К востоку и западу виднелись фабрики, заводы, но здесь фабричные трубы можно было пересчитать по пальцам одной руки - лишь там и сям курились терриконы, вспарывая зеленые волны холмов, катящихся к Пеннинским горам. Обтекая крикетное поле, городок выплеснулся на луга, заполонив их на три четверти краснокирпичными муниципальными домами. Мальчики обошли их по старой тропинке, протоптанной через луг к широкому проселку, ведущему на мост над глубокой впадиной, по которой через Крессли, мимо вокзала на Трафальгарской улице, проходила железная дорога на Блэкпул. Ватага ребят их возраста расположилась на мосту; одни топтались в пыли, а двое сидели на каменном парапете, над тридцатифутовым провалом. - Гэс Уилсон со своей компанией, - сказал Джоби. Мальчики остановились на обочине проселка. - Только этих здесь не хватало, - сказал Снап. Он терпеть не мог Гэса за то, что тот не давал ему прохода насмешками. Да и никто особенно не любил Гэса, и все же он неизменно ухитрялся верховодить оравой мальчишек-сверстников. - И что теперь делать? - Все равно время позднее, - сказал Снап. - А тебе поздно гулять не разрешают... - Но они нас уже заметили. Если повернем назад, подумают - испугались. - Да я что, - сказал Снап. - Лично я не боюсь Гэса Уилсона. - И я не боюсь. - Раз Снап позволяет себе отступить от истины, почему же нельзя ему? - Так идем? - Идем. С самым независимым видом друзья направились к мосту, откуда за их приближением следил Гэс Уилсон, который восседал на парапете и, широко разведя колени, постукивал палкой по чугунным плитам. Все здесь им были хорошо знакомы, однако слова приветствия предназначались только вожаку. - Здорово, Гэс. - Наше вам. Куда собрался, Джоби? - Так, никуда. А ты? - И я туда же. Ты, я гляжу, не один! Эй, Ржавый, какую сегодня будем выдавать брехню? - Ты чего? - сказал Снап. - Я - ничего. А ты? - И я ничего, - огрызнулся Снап, царапая прутом по пыльной земле. - Много твой дядя сбил самолетов за эти дни? - Я не говорил, что он сбивал самолеты. - То есть как это не говорил? А кто болтал, что он целых три штуки сбил, в Испании? - Ничего я такого не говорил. - Значит, я, по-твоему, вру, Конопатый? - Ты первый сказал, что я вру. - Сравнил! То ты, а то - я! - Ну и чем вы тут занимаетесь? - сказал Джоби, пытаясь отвлечь его внимание от Снапа. - Так, кое-чем. За одной парочкой наблюдаем вон там, на выгоне. Голые, в чем мать родила. - Где-е? На каком выгоне? - Да вон они. - Гэс показал палкой. - Лезь сюда, отсюда видно. - Смеешься небось. - Серьезно говорю. Джоби взглянул на него с подозрением. - Заманишь на парапет, а потом спихнешь. - С такой высоты? Я покамест не очумел! - Все равно я тебе не верю. - Стану я тебе врать! Скажите ему, ребята! - Правда, Джоби. Не сомневайся. - Ладно, - сказал Джоби. - Поглядим. Он взобрался на парапет и задержался, стоя на четвереньках. Сейчас он выпрямится, и Гэс будет у него за спиной, а это неприятно. И высота неприятна, когда не за что ухватиться. Сколько раз он перебирался через речку по внешней стороне моста, но там есть за что уцепиться руками... Он разогнулся и стал во весь рост. В ногах ощущалась противная хлипкость. Джоби приказал себе не глядеть вниз и устремил взгляд на луга. - Ну как, видно? - Не-а. - Может, ты не туда смотришь? - Во все стороны смотрю. Ни фига нету. Кто-то из Гэсовых приближенных не сдержался и хрюкнул. Не задумал ли Гэс выкинуть какой-нибудь номер там, за спиной? И оглянуться нельзя, потеряешь равновесие. - Кончай, Гэс, - сказал Джоби. - Не валяй дурака. - А ты стань на цыпочки, будет лучше видно. Джоби заставил себя приподняться на цыпочки. Больше минуты ему так не простоять. - Неужели и теперь не видишь? Вон, гляди, на самом краю! - Разыгрываешь! - Да нет же! Есть там парочка, и оба голые! Мы проходили мимо, они нам и говорят: "Му-у!" - Коровы! - с возмущением проговорил Джоби. Хорошо хоть можно спрыгнуть с парапета!.. Гэс и его дружки шумно веселились. - Купили мальчика, - приговаривал Гэс. - Ох, купили! - Смешно - прямо жуть, - проворчал Джоби, ступая на проселок. - А ты, Ржавый, чего не смеешься? - Не хочу - и не смеюсь. - Ах ты не хочешь, да? - Не приставай к нему, Гэс, - сказал Джоби. - А что я ему такого сделал? - Неважно. Не приставай, и все. Он хороший парень. Мы с ним дружим. - Пожалуйста, дружи на здоровье! Сегодня Гэс определенно пребывал в миролюбивом настроении. В другое время он раздул бы подобный обмен любезностями до крупной ссоры - либо просто из любви к искусству, либо из желания показать себя перед другими. Хотя у Джоби серьезные столкновения с Гэсом происходили редко. Было в нем что-то такое - Джоби и сам это чувствовал, - из-за чего Гэс не решался чересчур его задирать. Не потому, что боялся. Джоби был не ахти какой мастер работать кулаками и, дойди дело до рукопашной, пожалуй, спасовал бы перед Гэсом - во всяком случае, получил бы жестокую трепку. Нет, скорее похоже было, что Гэс его уважает. Возможно, Джоби ему просто нравился. А чем - неизвестно. Трудно сказать. К мосту приближался мужчина - колченогий, приземистый, в вельветовых коричневых штанах. На голове - засаленная кепка, шея обмотана белым шелковым шарфом, концы которого засунуты под темно-синий жилет. Он шел, подскакивая, размахивая отполированной до блеска палкой, и жевал веточку боярышника; позади, отстав на несколько шагов, меланхолически трусила борзая с удивленно выпученными глазами. - Дяденька, вы не скажете, который час? - спросил Джоби. - Такой, что вам всем пора по домам, - бросил через плечо мужчина. Джоби отвернулся, скорчив рожу; Снап подпрыгивающей походкой прошел следом за мужчиной шагов десять, дурашливо подражая ему, так что даже Гэс и его свита не могли удержаться от хохота. - Гэс, а ты не знаешь, сколько времени? - спросил Джоби. - Время детское. А что? Неужели торопишься домой? - Я сейчас живу у тети Дэзи, она велела быть дома к девяти. - Серьезно? Ну, девять-то пробило давно. - Не может быть. - Говорю тебе, пробило, на церковных часах. Я сам слышал. - Церковные отсюда не слыхать. - Не хочешь - не верь, твое дело... - Я все равно лучше двинусь. Идешь, Снап? - Почему это ты, интересно, живешь у тетки? - спросил Гэс. - У меня мама легла в больницу. - Ребенка рожать? - Не. - А что с ней? - Не знаю. Ей будут делать операцию. - Ногу отрежут, что ли? - Да нет, почему. - Откуда ты знаешь, раз тебе неизвестно, что с ней? - Нога ни при чем, это я знаю. У матери было что-то неладное с грудью, но Джоби не знал, как об этом сказать, не употребив слово, которое никак не подходит, когда речь идет о родной матери. - Отцова сестра тоже лежала в больнице, - сказал Гэс, - и ей там отрезали титьку. Теперь носит под платьем надувную, чтоб люди не замечали. Чувствуя, как у него пылают щеки, Джоби отвернулся и зашагал назад по проселку. - Счастливо, Гэс, я пошел. - Пока! Счастливо! - нестройным хором донеслось ему вслед. - Ты чего покраснел-то? - осведомился Снап, когда они отошли на порядочное расстояние. - Ничего я не покраснел. - Рассказывай! Идет весь красный как рак! У Джоби часто билось сердце. Ему было страшно. Он думал о том, что может случиться в больнице с матерью. - Просто жарко, вот и все. Снап, не унимаясь, ломился напролом: - Это ты из-за того, что Гэс сказал насчет отцовой сестры? - Слушай, заткнись ты! - взорвался Джоби. - Сказано тебе, я и не думал краснеть. Снап повел плечом. - Пожалуйста, мне-то что, - отозвался он немного погодя. Дальше они шли молча; Снап тащился по обочине, сшибая на ходу прутом придорожную крапиву. На углу крикетного поля, откуда Джоби до теткиного дома ближе было идти напрямик, а Снапу - в другую сторону, они остановились. Старательно отводя глаза, Снап продолжал производить опустошение в зарослях крапивы. Джоби понимал, что друг обиделся. - Ну что - до завтра? - сказал он. - Угу. - Зайти за тобой утром? - Как хочешь. - Сходим завтра на Джибертову плотину? Может, тритонов наловим?.. - Можно... Джоби замялся: - Чего я тебе скажу, Снап... Только смотри - никому! Обещаешь? - Я вроде не трепач, - проворчал Снап. - Побожись! - Ей-богу, чтоб я пропал! - Ну, это... чего Гэс говорил про отцову сестру... В общем, похоже, моей маме собираются делать то же самое. - Я так и подумал, - сказал Снап. Джоби взглянул на него с разочарованием. - А как ты догадался? - Очень просто. - Только все равно - это тайна. - Понятно, - сказал Снап. - Не беспокойся. Они попрощались, и Джоби зашагал вдоль по улочке. Вскоре его поразила мысль, что матери, возможно, уже сделали операцию, - и всю остальную дорогу он уже не шел, а бежал и без двадцати пяти десять был у тети Дэзи. И получил от нее нагоняй за то, что поздно явился. Мона, поджав под себя ноги, сидела на кушетке и читала комикс, на обложке - картинка, на картинке - сестра милосердия в белом. Тетя Дэзи побывала в больнице, вместе с Джобиным отцом. Она сказала, что мама пока лежит и отдыхает, а операция назначена на послезавтра, но волноваться не надо, все сойдет благополучно. 3 Фашисты залегли за невысокой насыпью в поле позади спортплощадки. Из укрытия они вели беглый огонь по зданию школы, изрешетив пулями все южное крыло; то и дело слышался звон разбитого стекла: враг садил по окошкам. За окнами Джоби и его товарищи держали оборону; сейчас, отразив очередной бросок неприятеля на открытую полосу асфальта, они отдыхали, пряча головы за подоконниками. Рядом с Джоби на полу сидела измученная Эльза - это она во время боя без устали заряжала и перезаряжала винтовки, из которых он стрелял по врагу. Джоби улыбнулся и ободряюще тронул ее за руку. - Не бойся, мы скоро ждем подкрепления. Он знал, что из Понтифрактской казармы им на помощь уже выступила колонна солдат. Мистер Моррисон успел получить это донесение за минуту до того, как прервалась телефонная связь. - Когда ты рядом, мне не страшно, - сказала Эльза. - Какой ты храбрый, Джоби! Джоби пожал плечами. - Я только исполняю свой долг... Эльза подарила его лучезарной улыбкой; поверх ее головы он увидел, как, пробираясь на четвереньках вдоль цепочки бойцов, к ним приближается директор школы. - Ну как? - спрашивал он то одного, то другого. - Не тревожьтесь, к нам спешит подмога. Нам бы только еще чуточку продержаться. - Как тут у вас? - спросил он, когда поравнялся с Джоби и Эльзой. - Все в порядке, сэр, - отвечал ему Джоби. - Вот и прекрасно! Молодцы, славно деретесь! - Мистер Моррисон осторожно поднял голову и выглянул наружу. - Что ж, кажется, мы недурно их угостили, долго будут помнить. Едва ли теперь посмеют сунуться еще раз... - Он осекся и замер. - Ах ты черт! Глядите! Джоби, вскинув винтовку, приподнялся. Один из вражеских солдат перелез через насыпь и побежал по открытой площадке к школе, держа в правой руке маленький круглый предмет. - Ручная граната! - воскликнул директор, и тотчас Джоби спокойно промолвил: - Предоставьте его мне, сэр. Он успел уже взять солдата на мушку; ствол его винтовки покоился на карнизе и слегка поворачивался, держа бегущего под прицелом. Джоби хладнокровно выжидал; вот солдат остановился, выдернул чеку из гранаты, занес руку - и в то же мгновение Джоби выстрелил. Он не промахнулся; солдат рухнул как подкошенный, и граната взорвалась, взметнув в воздух осколки асфальта. - Отличный выстрел, Джоби! - крикнул ему директор. - Что вы, сэр, пустяки, - отрывисто отозвался Джоби, держа под прицелом насыпь, из-за которой в любую минуту мог показаться следующий. Эльза не сводила с него глаз, и в них светилось восхищение... Чей-то голос раздался у него над ухом. - А? - Джоби встрепенулся; над ним стоял парикмахер в темном халате. - Стричься, говорю, собираешься? Или так и будешь сидеть здесь до вечера? - Ой, простите. - Джоби встал и пошел на освободившееся место. - Где ты витал сейчас, за тридевять земель? - Парикмахер мистер Манли встряхнул салфетку, округлым привычным движением накинул ее на плечи Джоби и заткнул края ему за воротник. - Так, задумался. - Оно и видно. Два раза окликал тебя, и все напрасно. - Высоченный, худой, с бельмом на глазу, парикмахер, полязгивая ножницами, склонился над Джоби плакучей ивой. - Как будем стричь? Наголо? Дешево и сердито! Джоби улыбнулся ему, глядя в зеркало, где его отражение, уменьшаясь с каждым разом, повторялось вновь и вновь, потому что прямо напротив, за спиной, висело на стене другое зеркало. - Подровняйте, пожалуйста, на затылке и с боков, а челку не трогайте. Я отпускаю себе зачес. - Хм-м. В таком разе изобразим тебе пробор и смажем бриллиантином, чтоб держалось. Пока парикмахер колдовал над его головой, Джоби разглядывал флаконы, баночки и пульверизаторы, теснящиеся на трельяже. Помимо широко известных патентованных эликсиров, лосьонов и помад, мистер Манли пользовался снадобьем собственного изготовления, которое составлял у себя в каморке и разливал по чистым аптечным склянкам, снабдив их этикеткой: "Фиксатуар "Помона". Фиксатуар стоил дешево и пользовался большим спросом у молодых щеголей и у подростков, вступающих в ту пору, когда начинают заботиться о своей наружности, - он усмирял самые непокорные вихры. Жаль только, быстро высыхал, застывая на прическе тонкой и ломкой пленкой, которая под зубцами гребешка рассыпалась и оседала на плечи, подобно густой перхоти. - А скажи-ка ты мне, - заговорил опять парикмахер, выключив стрекочущую машинку и снова вооружаясь ножницами, - как себя чувствует твоя мамаша? - Мама в больнице, - сказал Джоби. - Да, слыхали. Каждая парикмахерская в городишке служила как бы перевалочным пунктом для местных сплетен и новостей. Досужие старички - вроде того, что притулился сейчас в углу и, опершись на палку, поставленную между ног, мирно посасывает беззубым ртом дочерна прокуренную трубку, придерживая ее заскорузлыми пальцами, - просиживают здесь часами, ловя слухи и передавая их дальше в сильно приукрашенном виде, тешась нескончаемыми и бессвязными спорами о том, кто кем кому доводится и от кого ведется чей род, смакуя заново давно забытые скандальные истории и держа ушки на макушке в ожидании новых. А поглядеть со стороны - заняты старички медлительным ходом своих размышлений и все другое-прочее их словно бы не очень трогает. - Что же, сделали ей операцию? - Сделали, позавчера. - Стало быть, скоро выпишут домой? - Наверно. - Худо небось живется без матери? - Я покамест живу у тети Дэзи. - Вон что! А как отец - сам себя, что ли, обихаживает? - К нему Мона приходит убираться, моя двоюродная сестра. - Понятно. Правда, последнее время разговоры в парикмахерской были подчинены одной главной теме: надо ли в скором будущем ждать войны. Год назад, когда она казалась неизбежной, ее с трудом удалось предотвратить, но, видно, этому ненасытному Гитлеру все мало. Мнения посетителей расходились. Одни стояли за политику умиротворения, проводимую Чемберленом; другие, кто еще недавно обзывал Черчилля поджигателем войны, пришли к тому, что Черчилль с Иденом правы: давно надо было перевооружиться и показать Германии, что есть черта, которую ей не позволят перейти без войны. Теперь Гитлер бряцает оружием, угрожая Польше, с которой наши, оказывается, связаны договором. Неужели Гитлер не понимает, что, если он нападет на Польшу, мы тоже вступим в войну? А кстати - вступим ли? Это еще не факт. Кое-кто из завсегдатаев парикмахерской имел по этому поводу сомнения. Уж если говорить откровенно - чего ради? Какое нам дело до Польши? Вот вы, к примеру, знаете, где хоть она находится, Польша?.. Гул разговоров то утихал, то снова нарастал, переливаясь из одного конца парикмахерской в другой; изредка, в подтверждение своих доводов, кто-нибудь читал вслух выдержки из "Йоркшир пост" или "Дейли экспресс", которые поступали к мистеру Манли каждое утро. Сам мистер Манли, чикая ножницами у Джоби над головой, поминутно отрывался и тоже вставлял свои замечания, для вящей убедительности потрясая в воздухе своим длинным, тонким инструментом. Под общий шум Джоби мало-помалу снова принялся строить воздушные замки. Поводом к этому послужила случайная встреча с Эльзой на Кооперативной улице, куда она явилась с матерью за покупками. Джоби пошел следом, замедляя шаги, когда они останавливались поглядеть на какую-нибудь витрину. Один раз миссис Ледекер зашла в газетный киоск, оставив дочь на улице. Эльза стояла совсем близко, и Джоби исподтишка наблюдал за нею, мучительно соображая, под каким предлогом с ней можно заговорить. Хотя что толку? Они даже не знакомы. На мгновение ее взгляд обратился к нему - и безучастно, равнодушно скользнул дальше. Джоби подошел и, мимоходом задев рукавом ее платье, стал по другую сторону двери, у витрины. В эту минуту из киоска вновь показалась ее мать и увела Эльзу вверх по крутой улице... Осада школы на Тинсли-роуд завершилась: на помощь к осажденным подоспела Отдельная рота Йоркширской Королевской легкой пехоты на грузовых автомобилях во главе с броневиком. Фашисты, охваченные паникой, обратились в бегство. Одно из подразделений получило приказ их преследовать и свернуло в поле. Остальные, под водительством командира, запрудили спортплощадку: им навстречу с ликующими криками высыпали защитники школы. Вернее, высыпали те, у кого хватило сил. Джоби, раненый, вышел тяжело ступая, с окровавленной повязкой на голове и рукою на перевязи. Другой рукой он опирался на плечи Эльзы, которая поддерживала теряющего силы героя... - Опять он за свое, - произнес парикмахер. - Чего? - Размечтался. Витаешь за тридевять земель. Лосьон, говорю, из флакона желаешь или из пульверизатора? - Это... из пульверизатора, - возвращаясь к действительности, сказал Джоби. - С нашим удовольствием! Парикмахер щедро опрыскал голову Джоби "Помоной", в сотый раз поправил ему прическу и напоследок еще разок-другой лязгнул ножницами, отхватывая торчащие волоски. - Ну вот, - сказал он, отступая назад и любуясь своей работой. - Не узнает тебя теперь твоя симпатия. Шутка, конечно. Джоби, стараясь не краснеть, расплатился и направился к выходу. - Желаю твоей мамаше скорей поправиться, передай отцу, - крикнул ему вслед мистер Манли. Немного сконфуженный собственным великолепием, Джоби шествовал по улице, изредка бережно прикасаясь пальцами к своей прическе. Да, мистер Манли не пожалел лосьона - сутки продержится, если не трогать гребешком. Он повернул к дому. Сегодня пятница - значит, если Мона еще там, можно забрать комикс, который должны были принести вместе с утренней газетой. Почти на каждый день недели приходился свой комикс; Джоби получал два: "Чародея" по вторникам и "Удальца" по пятницам. Еще выходили "Искатель приключений" (по понедельникам), "Скиталец" (по четвергам) и "Шкипер" (по субботам). Они мало чем отличались друг от друга по содержанию, но Джоби отдавал предпочтение "Удальцу", посвященному славным делам мальчиков из школы "Красный Круг". Выбор достаточный, плюс к этому "Фильмы для мальчиков" и "Юмор на экране", - была бы охота меняться. Хотя мама не любит, когда книжки ходят по рукам. Как-то раз она поймала в доме клопа и утверждала, что его занесли вместе с комиксом... Как это он не догадался попросить, чтобы комикс захватила с собой Мона? Вдруг она уже ушла - и ему придется потом второй раз тащиться в такую даль... В конце улицы, на ограде, сидела Эгнис Маклауд в окружении кучки парней. Эгнис недавно окончила школу, но, как видно, еще не пошла работать. Иначе не болталась бы все время на улице, где ее сразу обступали взрослые ребята или же без конца кружили рядом на велосипедах. Что они находили в этом занятии - непонятно, но, должно быть, что-то находили, раз оно им никогда не надоедало. В стороне, на отшибе, сидела Молли, младшая сестренка Эгнис - всего на год старше Джоби, - и во что-то играла сама с собой. Когда Джоби проходил мимо, она окликнула его: - Привет, Джоби! - Привет. - Твоя мама не вернулась из больницы? - Нет еще. - А ты пока где? - Я живу у тети Дэзи. - А-а... Значит, в классическую пойдешь после каникул? - Ага. - Рад, наверно? - Ага, я так хотел. - Фу, а я не люблю школу! Бросить бы поскорее учиться и найти работу, как наша Эгнис! - А разве она уже нашла? - Ага, ее взяли продавщицей к Хансону. С понедельника начнет работать. - Ну, я пойду, а то некогда, - сказал Джоби. - Валяй... - Счастливо! - Пока, Джоби! Пускай твоя мама выздоравливает поскорее! - Ладно, спасибо. Чудно как-то чувствуешь себя с этой Молли. Разбитная, бойкая, во всем-то она разбирается, глаза насмешливые, озорные. И никогда не знаешь, чего она тебе ляпнет через минуту. Дверь в доме была не заперта, но Моны не видно и не слышно. Он вошел в гостиную: кругом чисто, прибрано, из сложенной "Дейли геральд" торчит уголок его комикса. Джоби открыл его, полистал, борясь с соблазном сию же минуту, не откладывая, приняться за чтение. Внезапно до его слуха долетели невнятные голоса. Как будто бы сверху. Он шагнул к лестнице и задрал голову. Двери спален, выходящие справа и слева на крошечную площадку, были закрыты. - Эй, кто там? - крикнул он. Через несколько секунд дверь большой спальни отворилась, и из нее высунулась Мона. - Джоби! Ты откуда взялся? - Зашел за комиксом. Она стала спускаться по лестнице, трогая рукой волосы, словно хотела проверить, не растрепаны ли они. - Уборкой наверху занималась? - Я поднялась поговорить с твоим папой. Он сегодня не пошел на работу, ему нездоровится. Не глядя на него, она проскользнула мимо; Джоби последовал за ней в гостиную. - Он лежит? - Сейчас - да, но говорит, скоро встанет. Он обратил внимание, что щеки у Моны горят и говорит она прерывисто, точно слегка запыхалась. Должно быть, оттого, что низко нагибалась, подметая под кроватью. - Что с ним, не знаешь? - Говорит, желудок расстроился. Не знаю, как он теперь будет с обедом, думала, может, сбегать купить ему жареной рыбы с картошкой или еще чего... - Тетя Дэзи мне тоже велела купить рыбы - и денег дала. - ...а он говорит, обойдусь. - Ясненько. Пойду загляну к нему на минуту. - Хочешь, могу тебя подождать, пойдем домой вместе, - предложила Мона. - Здесь у меня на сегодня все. Джоби поднялся в большую спальню. Отец лежал, натянув одеяло до подбородка, так, что видно было только его лицо. Джоби стал у кровати, глядя на него. - Мона сказала, ты себя плохо чувствуешь. - Ничего страшного, Джоби. Живот чего-то разладился. Пустяки. Немного полежу и встану. - А я зашел комикс взять. - Глядите-ка, ты подстригся! - Ага, это меня тетя Дэзи погнала. Мистер Манли спрашивал про маму. - Хорошо за тобой смотрит тетя Дэзи? - Нормально. Но дома все-таки лучше. - Я думаю! Потерпи, недолго осталось. - Когда же мама вернется? - Как оправится после операции, так и вернется. - А это долго? - Да нет. Просто первое время полагается понаблюдать за ней. - И не лучше ей до сих пор? - Вот приедет домой, станет лучше. Врачи по крайней мере довольны. - Принести тебе снизу газету? - Не нужно, я сейчас встаю. - Тогда я пошел? Мне еще за рыбой с картошкой... - Да-да, ступай. Джоби повернулся было к двери, но отец остановил его. - Погоди... Ты вот что - лучше не говори тетке, что я пропустил работу. Всполошится, то, се - ты ее знаешь. Чего доброго, надумает сама прибежать. - Хорошо, - согласился Джоби. Что ж, это было резонно. - И Мону предупреди, ладно? - Ага. - А теперь, пойдешь мимо комода, увидишь, там сверху лежит мелочь. Хватай себе шиллинг и гуляй напропалую. - Ой, красота! Это следовало расценивать как премию - насколько он знал, мать специально оставила тете Дэзи деньги, из которых ему еженедельно причиталось на карманные расходы. Мона, уже готовая, ждала его внизу; они двинулись вместе по улице. - Нашла себе девушка занятие, делать ей, что ли, нечего? - уронила Мона, когда они миновали Эгнис Маклауд и ее свиту. - Она только и знает, что парней собирать вокруг себя. - Вот и выскочит замуж в семнадцать лет, помяни мое слово. У таких вертихвосток всегда этим кончается. - Ты-то, Мона, разве вообще не пойдешь замуж? - Почему же. Настанет время - пойду. Они помолчали. - У папы так часто бывает с животом? - спросила Мона. Самое странное, что на его памяти с отцом такого никогда не бывало. - Он, видно, съел что-нибудь не то. - М-хмм. - Между прочим, - вспомнил Джоби, - он велел не говорить тете Дэзи, а то еще прибежит за ним ухаживать. Он заметил, что при этих словах Мона слегка зарумянилась. Может, такие увертки ей неприятны? - А вообще-то, если хочешь - скажи. Чего особенного? - Нет, он, по-моему, прав. Мама человек суматошный, это точно. Ты только смотри сам после не проболтайся, тогда и вовсе напортишь. - Это почему? - А как же? Узнает - рассердится, что мы от нее утаили. - Не бойся, не проболтаюсь, - успокоил ее Джоби. Сколько разговоров из-за чепухи! Почему не сказать тете Дэзи, а уж та пускай сама решает, как ей поступить. Но уговор дороже денег... Оставив Мону у дверей, Джоби зашел в закусочную, где торговали жареной рыбой с картофелем. Лучшим в городке считалось заведение Доусонов, хотя кое-кто утверждал, что у Нейлоров это блюдо готовят не хуже. Закусочная работала по вечерам, не считая среды и воскресенья, а также в часы обеда. Внутри было полным-полно народу. Мистер Доусон жарил, его супруга отпускала. То и дело от плиты доносилось оглушительное шипенье - это мистер Доусон опрокидывал очередное ведерко картошки в кипящий жир, - и зеркала на стене запотевали от пара. Миссис Доусон работала споро, отмеряя порции наметанным глазом и ловко заворачивая их в бумагу, но Джоби стоял к ней одиннадцатым, а перед ним - две девушки в комбинезонах, работницы с местной фабрики, и обе будут наверняка брать кульков по десять. В ожидании своей очереди он прислонился к стенке у входа и открыл книжечку с комиксом. У него заурчало в животе. Глотать "Удальца" и заедать его рыбой с картошкой! Не зря обеденного времени в пятницу с нетерпением ждешь всю неделю! 4 - Колени три хорошенько! Отмывай дочиста, Джоби! Джоби сидел у раковины, в которой остывал таз с мутно-серой мыльной водой. - Ба-атюшки... - Тетя Дэзи оглядела ноги племянника. - Отродясь не видывала такой грязищи. Ведро картошки можно вырастить, честное слово! Джоби, насупясь, повозил по коленям мохнатой рукавичкой. Он сидел без штанов, и, хотя заткнул между ногами подол рубашки, красоваться перед тетей Дэзи в столь неподобающем виде было неприятно. Это она заставила его снять штаны. Он уже готовился шмыгнуть за порог, когда в последнюю минуту ее всевидящее око заприметило необычный оттенок кожи у него на лодыжках, хотя любой нормальный человек не усмотрел бы в нем ничего особенного. - Давай-давай, парень, - подбадривала его тетя Дэзи. - Шевелись, не жалей силенок. - Еще опоздаю из-за этого, - пробурчал Джоби. - А ты приналяг, не то, само собой, опоздаешь. Надо же уметь так канителиться. - Ну-ка, - объявила Мона, появляясь на кухне, - сейчас мы их мигом отдраим! Она схватила жесткую щетку, макнула ее в воду, натерла туалетным мылом и так рьяно напустилась на злополучные ноги, что Джоби взвыл с перекошенной физиономией. - Ой, больно, Мона! Полегче нельзя? - Нельзя, иначе не ототрешь. Грязь прямо въелась в кожу. Ну и ножки! У шахтера после смены и то чище - вон какие полосы лежат, где кончается штанина! Щетка уже подбиралась к тому месту повыше колен, где самая чувствительная кожа. - Хватит! Ты меня целиком собралась мыть, что ли? - Ай, скажите, мы застеснялись! - Мона фыркнула, делая вид, будто хочет выдернуть из-под Джоби подол рубашки. - Сейчас поглядим, чего это у нас тут спрятано... - Уйди! - заверещал Джоби. - Отвяжись, тебе говорят! - Довольно, Мона! - строго одернула дочь тетя Дэзи. - Чисто вымыла? - Сойдет. - Мона подала ему полотенце. - На, вытирайся. И как следует, не то цыпки наживешь. Ветер на дворе, холодно. Джоби вытер ноги, вскочил и вышел в коридор надевать брюки. - То-то, - удовлетворенно заметила тетя Дэзи, когда он вновь предстал пред ее очи. - Кто ж это тебя пустит на люди в таком виде, словно ты рвань какая с Литейного двора? Твоя мама мне бы век не простила. Литейным двором назывался квартал городских трущоб: немытые окна без занавесок, в дверях по целым дням торчат без дела всклокоченные, неряшливо одетые женщины, стайки чумазых ребятишек копошатся в черной пыли, которую из года в год, слой за слоем сбрасывают за бревенчатый забор литейного завода. Некоторые ребята с Литейного двора учились в одной школе с Джоби. Двое или трое из них приходили умытые, в опрятной одежде; остальных - их было большинство - матери отпускали на занятия в дырявых, грязных фуфайках да стоптанных тапках на босу ногу в любое время года. Такие состояли на особом учете у школьной медсестры и после очередного осмотра у нее зачастую появлялись с обритыми головами. Дома на Литейном дворе были давным-давно предназначены на снос, однако горожане большей частью сходились во мнении, что его обитатели сумеют новые муниципальные дома за полгода тоже обратить в трущобу. Джоби однажды имел неосторожность поменяться с юным литейнодворцем комиксами и получил от матери такую затрещину, что навсегда зарекся это делать. - Сегодня суббота, - напомнил Джоби, - ты не дашь мне на кино? Тетя Дэзи, готовясь вздремнуть после обеда в гостиной, уже прочно обосновалась в кресле и потому велела Моне достать из ящика в буфете кошелек. - Тебе родители сколько выдают? - Она запустила в кошелек два пальца и порылась в нем, звякая мелочью. - Шесть пенсов. Мама разве не говорила? - Вот, держи. Сразу-то все не транжирь. Джоби взял шестипенсовик. Про шиллинг, полученный вчера от отца, он промолчал. От тети Дэзи всего можно ожидать, узнает - скажет, что ему и без того достаточно. Шиллинг и шесть пенсов - целое богатство! И на кино хватит, и на сладости, потом можно купить новый автомобильчик - и еще останется! Он вышел из дому и зашагал по улице, где, сидя на ограде, его поджидал Снап. - Куда ты пропал? - сказал он. - Я уж думал, не придешь. - Да это все тетя Дэзи, - поморщился Джоби. Вдаваться в подробности он счел излишним. - Ничего, время есть. - Время-то есть, но и очередь будет какая! - Неважно. От входа в кинотеатр по тротуару действительно протянулась очередь ярдов на сто, такого хвоста на дешевый - "двухгрошовый" - сеанс приятели еще не помнили. - Думаешь, попадем? - усомнился Снап. - А то нет! У тебя на верхнее место наберется капиталу? - В обрез - наберется, но на сладкое - уже тю-тю. Хотя дневной сеанс в субботу и называли "двухгрошовым", на самом деле два пенса стоили только билеты на жесткие места в первых шести рядах партера. Остальные места внизу стоили три пенса, а на балконе и вовсе четыре. Джоби любил ходить на балкон, там было спокойней: когда ребята, сидящие впереди, вскакивали с мест - а такое в острые моменты случалось часто, - они все равно не мешали смотреть на экран, так как ряды на балконе были расположены наклонно. Снап встал в очередь, а Джоби отправился за лакомствами. В лавочке через дорогу, тоже отстояв изрядный хвост, он купил плитку паточного ириса, на два пенса мятных леденцов, сваренных по старинке - маслянистых, крупных, - и вернулся назад в ту минуту, когда двери кинотеатра отворились и длинная вереница подростков тронулась вперед. Столь необычное скопление жаждущих попасть на дневной сеанс, вероятно, объяснялось тем, что сегодня показывали заключительную серию нового многосерийного кинобоевика, и каждому не терпелось узнать, как же, в конце концов, Хват Гордон разделается со своим заклятым врагом - кровожадным злодеем Мингом. То ли столкнет в бездонную огнедышащую пропасть (благо такие в изобилии попадаются на каждом шагу), то ли уложит выстрелом из лучевого пистолета. По мнению Джоби, не худо было бы, например, заманить Минга обманом на световой мост, а потом вырубить ток - пускай бы рухнул вниз с высоты небоскреба. Или можно поступить с ним так же, как он сам в одной из первых серий поступил с добрым ученым: приложить к вискам электроды и превратить его в робота. Кроме того, неясно, как решится судьба Минговых рабов, глиняных истуканов, которые служат ему, возникая из стен тайных подземных ходов в его дворце. Кто найдет способ вернуть им человеческое обличье? Короче, приятелям было что обсудить, пока они продвигались к кассе, попутно строя предположения о том, что им сулит гвоздь программы - полнометражная картина с участием Бака Джоунза, - а также новая многосерийка. Ибо хитроумная администрация кинотеатра, своекорыстно распаляя любопытство зрителей, вслед за последней серией "Хвата Гордона" включила в программу первую серию "Джима из джунглей"... В следующем ряду за Джоби и Снапом расположились Гэс Уилсон и несколько ребят из его компании. Рядом сидели две девочки, и Гэс, перегибаясь через соседей, то и дело сообщал одной из них, что якобы говорит про нее Томми Мастерман. - Эй, слышь-ка, он говорит, у тебя потрясающие глаза. - Да ну тебя! - отмахнулась девочка. - Ясные, говорит, как небо... в дождливую погоду! - Болтай, я на тебя - ноль внимания. Томми ерзал на стуле, изнывая от неловкости. - Кончай, Гэс, не надо... - Погоди, ты же сам говорил, что она тебе нравится, верно? - Еще чего? Когда это? - Ладно-ладно, не темни! Говорил! - Я? Про нее? Никогда в жизни! Джоби оглянулся и увидел, что речь идет о девочке с Литейного двора, некрасивой, худой и прозванной Соплячка за то, что у нее постоянно текло из носу, а утирать нос она не трудилась. - Слышь-ка, давай махнемся местами, он желает сидеть с тобой рядом. - Пошел ты куда подальше! - отрезала Соплячка. - Мороженого, говорит, купит тебе в перерыве, если сядешь рядом с ним. - Перебьется! - вставил Томми. - Пускай сама покупает, у меня ни шиша в кармане. Гэс прыснул. - А-а, кого я вижу! Рыжий пожаловал! Учти, Рыжик, когда начнется картина, держи свой медный кумпол пониже! - Тебе и так видно, скажешь, нет? - отозвался Снап. - Будет не видно, заколотим тебе черепушку по самые плечи! Вот так! Гэс положил Снапу на голову кулак и принялся колотить по нему другим. Снап увернулся. - Что ты вечно ко всем цепляешься, Гэс Уилсон? - Ты про что это вякаешь, а? - Обязательно тебе надо портить всем настроение! - Серьезно? Ну раз так, сейчас мы тебе его испортим! Джоби обернулся. Житья нет от этого Гэса, надоело. - Послушай, Гэс, не заводись, по-хорошему просят. - Мало что просят! А если я хочу! - Ну и хоти. Мы тоже имеем право ходить в кино, не трогай нас. - Тебя никто и не трогает. - А к Снапу зачем привязался? - Это не твое дело. - Нет, мое. - Ах так? - Да, так. И заруби себе это на носу. - Подумаешь! Что ты мне можешь сделать? - Не уймешься - увидишь. - Ой, напугал! Ну, братцы, - объявил Гэс, обращаясь к своим дружкам, - Джоби Уэстон - страшный человек. Придется с ним осторожней, еще изувечит под горячую руку! Но Джоби уже отвернулся, оставив Гэсовы подковырки без ответа. Он не имел привычки напрашиваться на драку, но в жизни бывает всякое. Бывают случаи, когда просто необходимо постоять за себя. Гэс, впрочем, не пошел дальше словесных выпадов. Он придумал себе другую забаву. Что-то с легким шелестом пронеслось мимо Джобиного уха - мальчишка в переднем ряду схватился за шею и стал озираться по сторонам. Это Гэс, натянув на большой и указательный пальцы резиновое колечко, пулял в публику катышками жеваной бумаги. На изготовление таких пуль шли карточки, которые вкладывают в пачки сигарет, пустые пачки, автобусные билеты. В принципе годилась любая бумага, но катышки из плотной летали лучше и больнее жалили. Джоби отчетливо представил себе, с какой невинной рожей сидит Гэс Уилсон, пока его жертва водит глазами по задним рядам, пытаясь опознать обидчика. Едва мальчишка отвернулся, как Гэс пульнул в него еще раз. Стрелял он, надо отдать ему справедливость, метко. Мальчишка взвился на ноги, повернулся лицом к задним рядам и возмущенно завопил: - Эй, вы, кто там стреляется бумагой? Кончайте хулиганить! В зале начали гасить свет, и мальчишка уселся на место. В темноте у Джоби за спиной раздался сдавленный смешок. Ну и фрукт этот Гэс! Ни минуты покоя, когда он рядом. Билетер, тщедушный пожилой человечек, расхаживая по проходам, громко шикал на тех, кто еще не угомонился. Джоби разломил надвое плитку ириса и протянул половину Снапу. Посасывая ирис, приятели рассеянно смотрели на экран, пока крутили рекламу и объявления. Это была самая скучная часть программы. Рекламу товаров, которые продавались в местных магазинах, повторяли из недели в неделю, и по-настоящему зрители утихали, только когда начинался многосерийный фильм. Билетер, добиваясь тишины, усердствовал сегодня как никогда. Публике было невдомек, что накануне у него состоялась серьезная беседа с администратором. После субботних дневных сеансов в зале не раз обнаруживались изрезанные бритвой сиденья, и билетеру отныне было велено наводить порядок твердой рукой, а нарушителей выдворять без разговоров. Принадлежа к той породе людей, которые упиваются властью - пускай ничтожной, пусть временной, - билетер не имел ни малейшего желания лишиться ее по милости каких-то разнузданных молокососов, а с нею - прибавки к его основному жалованью. Вот что больше всего волновало билетера в ту минуту, когда, подобно осиному жалу, щеку ему ожгла пулька из жеваной бумаги. Он направил луч фонарика на задние ряды. - Это кто стрельнул? - спросил он. - Кто, признавайтесь! Фонарик скользнул по рядам молчаливых лиц. - Вы у меня дождетесь, всех выставлю за дверь, - пригрозил билетер, подбавляя в голос металла. - Остынь, дядя, - посоветовали ему из темноты. - Сходи подставь головку под кран. Луч фонарика описал дугу и уперся в физиономию Джоби, на которой в это мгновение играла широкая улыбка. - Эй, как тебя, это ты стрелял? Джоби, ослепленный, заморгал глазами, улыбка сползла с его лица. - Вы мне? - Да-да, тебе. Встань, подойди-ка сюда. - А что я сделал? - Подойди - или я тебя сам вытащу. - Вот зараза, - с досадой проворчал Джоби. Гэс заржал, наблюдая, как Джоби встает с места и пробирается к проходу. - Чего это вы, не понимаю? - сказал Джоби. - Я же ничего не делал! - Сейчас разберемся. - Билетер ухватил Джоби за плечо. - Пошли со мной вниз! - Но я тогда пропущу последнюю серию! - Об этом раньше надо было думать... Он вывел Джоби по лестнице в фойе. Кассирша в своем закутке подсчитывала выручку, на прилавке перед нею выстроились рядами столбики меди и серебра. - Выловил одного! - с торжеством объявил билетер. - Ничего я не сделал, говорю вам, - повторил снова Джоби. - А вот мы проверим, что у тебя в карманах, - сказал билетер. - Ну-ка, выворачивай! Джоби повиновался. На его беду, в одном из карманов с последнего триместра, когда увлечение стрельбой из резинки достигло наивысшего предела, завалялось несколько бумажных комочков. Билетер хищно вцепился в них. - Ага! Это что такое, по-твоему? - Но как же я мог стрелять, когда у меня нет резинки? - Резинка осталась в зале, ты ее бросил на пол! Джоби кипел от бессильной обиды. Взрослые всегда так. Разве им докажешь? Для них главное - взвалить вину на человека, а за дело или нет - им без разницы. - Это не я! Я же сказал вам. Эти бумажки у меня в кармане еще со школы! - Может, ты обознался? - с сочувствием поглядывая на Джоби, спросила у билетера кассирша. - Послушайте, это не я стрелял, - воззвал к ней Джоби. - Я даже знаю кто. - Знаешь, тогда скажи. Джоби замялся. - Не, стучать я не стану. - Конечно, - опять подал голос билетер. - Поскольку сам стрелял. - Спросите хоть у товарища моего, с кем мы вместе пришли. Он тоже скажет - не я! - Надо думать! На то он и товарищ, чтоб заступиться. В общем, некогда мне с тобой пререкаться целый день. Ступай домой. - Как? А обратно в зал нельзя? - Нельзя. И в следующую субботу не пущу, если попадешься мне на глаза. Катись отсюда! - Тогда верните деньги, - сказал Джоби. - Хм-м, даже не знаю. Сначала набезобразничают, а потом возвращай им деньги. - Деньги с него удерживать не положено, Джордж, - заявила кассирша. Она отсчитала из столбика четыре медяка и просунула их под стекло. - Вот, на тебе. Сам виноват, натворил делов. Джоби видел, что ей жаль его. - Это не я виноват. Говоришь ему, а все без толку. - Сказано - марш отсюда! - опять вмешался билетер. - И не нахальничай со старшими! Джоби направился к выходу. - Да чтоб я тебя больше здесь не видел! - крикнул билетер ему вслед. На мгновение Джоби просто захлебнулся от злобы и ненависти к этому плюгавому человечку. - А тебе пусть в другой раз залепят прямо в ухо! - ответил он. - Пошел вон, паршивец, пока сам не заработал по уху! Слепой дурак, поганый старый псих!.. Джоби брел от кинотеатра темнее тучи. Он не мог смириться с тем, что произошло. Да, он тоже не ангел, за ним тоже числятся грехи, но пострадать за другого, когда ты чист... Его жгла обида. К тому же непонятно, чем теперь себя занять. Идти к тетке нельзя, пока не кончится сеанс: начнет допытываться что да почему - и не поверит его объяснениям, как не поверил билетер. На что убить эти два часа, пока все знакомые ребята смотрят фильм про Хвата Гордона? Отойдя на почтительное расстояние от кинотеатра, он прислонился к какой-то ограде и стал обдумывать положение дел. Рассчитывать, что Гэс устыдится и признает свою вину, глупо. Скорее, он животики надрывает, вспоминая об этом происшествии, а что другой попал в беду - ему наплевать. Так. Четыре пенса остались целы, итого всех его денег - шиллинг и три пенса. Можно сходить в игрушечный магазин на Джордж-стрит и купить автомобильчик, даже два, если придет фантазия. Это немного утешает, но чувство горечи и утраты все-таки сильней. И добро бы все кончилось только одним этим разом. Нет, его уже взяли на заметку. Пожалуй, вообще не пустят больше в кинотеатр, а значит - прощай кино по субботам! Можно, правда, сесть на автобус и поехать в Крессли, но это уже не то. Кинотеатры в Крессли огромные, в них как-то неуютно, кругом чужие. И билет обойдется не в четыре пенса, а во все восемь, считая проезд на автобусе, - Снапу такое не по карману. Ему самому, кстати, тоже, ведь в обычную неделю у него ни гроша сверх положенных шести пенсов. Да, плохо жить отверженным. Особенно - когда ни в чем не виноват... Занятый своими мыслями, он простоял несколько минут, как вдруг из-за угла показалась Молли Маклауд. Еще немного, и она прошла бы мимо, не заметив его. - Джоби! Привет! Ты чего тут делаешь? - Да ничего особенного. - Я думала, ты по субботам всегда в кино. - Правильно. А сегодня что-то неохота. Джоби и сам не знал, зачем сказал неправду, - все равно рано или поздно кто-нибудь расскажет Молли о том, что произошло. Но ему сейчас было невмоготу про это говорить, растравлять себя. - Ты один, что ли? - Ага. А ты куда? - Так, прогуляться. - Далеко? - До железной дороги. Пошли со мной? Джоби пожал плечами. - Можно. Ссутулясь, руки в брюки, он нехотя поплелся рядом с Молли. Спустя немного вспомнил про леденцы и, достав из кармана кулек, предложил ей: - Хочешь? Угощайся. - Ой, мятные! Блеск! - Бери второй, не стесняйся, - в приливе щедрости сказал Джоби. - Потом, ладно? Мне два сразу не съесть, чересчур большие. Джоби тоже сунул в рот леденец, и они двинулись дальше, каждый с оттопыренной щекой. До сих пор Джоби не случалось бывать с Молли вот так, вдвоем. Если кто-нибудь из ребят увидит, сразу разнесется слух, что он с ней "гуляет". Ну и пусть. Все лучше, чем слоняться в одиночку. И потом, с нею, оказывается, интересно, а он и не подозревал. Правда, трещит без умолку, но послушать - вполне свой парень. И никаких тебе нежностей, охов, ахов, не то что другие девчонки. Взять хотя бы Эльзу: с такой, как она, выставляй себя воспитанным кавалером, оберегай ее, выбирай слова, следи за своим поведением. Ну а с Молли можно держаться запросто - сама никому не даст спуску. Да, но если бы рядом сейчас шла Эльза - ради этого он готов был бы вытерпеть что угодно. Если б Эльза по доброй воле согласилась провести два часа в его обществе, он за это с великим удовольствием на всю жизнь отказался бы от кино! И слова бы никакие не потребовались - только взяться за руки и идти с нею вот таким солнечным днем! Ничего больше не надо. Но предложи он, допустим, Молли взяться за руки (что ему, понятно, совершенно ни к чему) - смерит его своими озорными глазами и над ним же посмеется за такие нежности. А ведь они с Эльзой одной и той же загадочной породы. Загадочная сущность девчонок обозначилась в поле зрения Джоби внезапно. Еще недавно он не усматривал в них ничего загадочного. Те же мальчишки, только как бы второго сорта: увлекаются куклами, шитьем и скачут через прыгалку, вместо того чтобы играть в футбол и лазить по деревьям. Но мир так устроен, что без них не обойдешься: из них со временем получаются женщины, а всякому мальчишке требуется мать. Вскоре городок остался позади. Они миновали недостроенный квартал двухквартирных частных домов, где немощеная дорога терялась на площадке, заваленной штабелями нового кирпича и бутового камня, грудами песка и гравия возле растворомешалки, и вышли на тропинку, ведущую через луг к краю железнодорожной выемки. Спустились с крутого откоса по извилистой лесенке и перешли на ту сторону железной дороги по мосту в миле на запад от другого моста, где Джоби и Снапу повстречался Гэс Уилсон со своей компанией. Молли, судя по всему, знала, куда идет, и Джоби не рассуждая шел за ней. Но в конце концов любопытство взяло верх. - Что, так и будем шагать до самой речки? - спросил он. - Нет, нам уже недалеко. Скоро придем. - Куда придем? - Куда мне нужно. - Я так понял, ты просто идешь прогуляться? - Да, а заодно и поискать кой-чего. - Что-нибудь потеряла? - Не совсем. Вернее сказать, я не кой-чего ищу, а кой-кого. - И кого же? - Красотку нашу. - Эгнис? - Ага. - А что она тут делает? - Это-то мне как раз и интересно узнать. Да, загадочный они народ, девчонки. Но ему сейчас все равно нечего делать, и раз он уже отшагал такой путь, то не беда, если пройдет еще немного. Впереди виднелась рощица, и Молли свернула на тропинку, бегущую вдоль опушки. Джоби последовал ее примеру, заранее слыша ядовитый голос Гэса Уилсона: "А Джоби гулял в лесочке с Молли Маклауд! Эй, друг, вы что там с ней делали? Птичьи гнезда ходили искать?.." Подсматривать за ними вроде бы некому, вокруг ни души, но порой сдается, будто у Гэса Уилсона доносчики за каждым кустом. Иначе каким образом ему всегда про все известно? - И часто Эгнис сюда ходит? - спросил он. - Сюда или еще куда - суть не в том. Ты помолчи пока. Тс-с-с. - Она приложила палец к губам. - Подожди здесь. Я мигом. Она зашла в рощу, и Джоби, провожая ее глазами, обнаружил, что сквозь деревья под уклон пролегла еле заметная стежка. Молли исчезла из виду, но через несколько секунд появилась опять и таинственно поманила его к себе. Когда он подошел ближе, она снова приложила палец к губам. Ступая за ней по пятам, он чуть не наткнулся на нее, когда она внезапно остановилась. Оглянулась, многозначительно посмотрела ему в глаза и показала рукой вниз, в самую гущу зелени. От неожиданности Джоби сперва ничего не мог разобрать - и вдруг, разом, увидел. В ложбинке, на траве, лежали двое: Эгнис Маклауд и с нею парень. Лежали и целовались. Эгнис крепко обхватила парня обеими руками; платье у нее задралось. Первым его побуждением было повернуться и уйти, как будто они могли почувствовать на себе его взгляд. Но непонятная магнетическая сила удержала его. Он присел на корточки в чащобе папоротников, наблюдая за Эгнис. Парень, наверное, не смог бы оторваться от нее, даже если бы захотел, так она плотно к нему прижималась. Молли тронула его за руку; он обернулся - в глазах у нее плясали бесенята. Кивком головы она указала ему назад, и они отступили по той же стежке. Потом перелезли через каменную ограду в том месте, где был сделан приступок, и очутились на выгоне. Молли с ходу растянулась в высокой траве; Джоби сел рядом, жуя какой-то стебелек. - Так и знала, что застукаю ее. - Похоже, Молли была очень этим довольна. - Если ты наперед знала, где она, зачем было тащиться в такую даль? - Чтобы удостовериться. - Молли стрельнула в него веселым, хитрым глазом. - Теперь, хошь не хошь, выкладывай, сестричка, шесть пенсов, а то матери скажу. Так вот в чем дело! - Не боишься заместо денег огрести по шее за то, что подглядывала? - Не, она не посмеет. Знает, что нажалуюсь мамке - и тогда ее взгреют. Ей строго-настрого запретили путаться с парнями, но нашей Эгнис удержу нет! - И ты уже добывала у нее деньги таким способом? - Сколько раз! Если хочешь знать, я еще думаю ей накинуть. Вот начнет зарабатывать, пускай платит шиллинг. - Она плутовато покосилась на Джоби. - Ты хоть понял, чем они занимались? Джоби пожал плечами. Образ парочки вновь возник перед ним, пробуждая смешанное чувство брезгливости и острого любопытства. - Целовались. - Только-то? - протянула Молли. - Тогда не знаю. - Заливаясь краской, Джоби нагнулся сорвать новый стебелек. - А какая разница между мужчиной и женщиной, можешь сказать? Спорим, что нет! - Конечно, могу! - заявил Джоби со всей пренебрежительностью, на какую был способен. - Ну, какая? - В общем... У женщин, например, волосы длинней, чем у мужчин. Молли расхохоталась во все горло, закрывая ладонями глаза. - Волосы длинней! Ой мамочки! - Она отняла руки от лица. - И это все? - Нет, почему, есть еще другие вещи... - пролепетал Джоби. - Какие другие? - Не знаю, как сказать словами... - Слова, которые он знал, были непристойны, и он не собирался их произносить в присутствии Молли. Молли устремила на него странный взгляд. - Давай я тебе покажу, какая разница? - Зачем это? - Неужели не интересно? Джоби повел плечом. - Мало ли что. - Чего она на него так уставилась? Ему было стыдно поднять глаза. Щеки у него пылали. - Какой ты красный, - сказала Молли. - Ну и что с того? - Струсил, вот и краснеешь. - Ничего я не струсил... Меня из кино сегодня выгнали. - За что? - Будто бы в билетера стрелял из резинки. На Молли это, по-видимому, не произвело впечатления. - Ну, хочешь, покажу? - А если кто-нибудь придет? - Здесь нас никто не увидит. Ну как, согласен? - Подумать надо, - пробормотал Джоби... 5 В город Джоби возвращался один. Он не хотел, чтобы их с Молли видели вместе, и по пути назад обогнал ее. Сеанс только что окончился, и из кинотеатра на узкую улочку толпой валили зрители. Самые младшие, еще всецело во власти фильма, уносились вскачь на воображаемом коне, нещадно настегивая себя по крупу, и, наставив пистолетом два пальца свободной руки, отстреливались от преследователей. Джоби отыскал глазами знакомую копну рыжих волос, и в эту минуту Снап его тоже заметил. - Джоби! Где ты был? - Так, прошвырнулся кой-куда. Хорошая была программа? - Ух, мировая! Какое гадство, что тебя вышибли... - Говорил я старому черту, что он обознался, - не поверил. Дурак паршивый. А Гэс и потом бузил? - Нет. - Понятно. Зачем ему себя выдавать. Соображает. - Ко мне, правда, лез. То за ухо дернет, то за волосы. - Ага, это он может. Кто-то налетел на Джоби с такой силой, что едва не сбил с ног; Снап успел его удержать. - Эй, осторожней! Глядеть надо, куда идешь! - Ой, извините! Джоби выпрямился, повернул голову и увидел физиономию Гэса Уилсона, изображающую полную невинность. - Что значит "извините"? Ты меня нарочно пихнул! - Окстись, я нечаянно. - Неужели? А когда меня погнали из кино, ты сидел сложа руки тоже нечаянно? - Чем же я виноват, что тебя выгоняют! - Тем, что тебя надо было гнать, а не меня! - Это еще почему? - Потому что пульнул в него ты, а не я, и нахамил тоже ты. Он за тобой охотился, а выловил меня. - Надо же, как не повезло, - сказал Гэс. - Ах, не повезло! Гэс Уилсон у нас герой! Напакостить - это пожалуйста, а как отвечать, так прячется за чужую спину! Обстановка накалялась. Джоби чувствовал это по учащенному биению своего сердца. Он видел, что на Гэса исподтишка кидают взгляды, ожидая, как он себя поведет. Такой человек, как Гэс, обязан оберегать свою репутацию. Еще "две-три реплики - и Джоби придется либо перейти от слов к делу, либо показать всем, что он спасовал. Получается, что он вызывает Гэса на драку - драку, в которой ему заведомо не победить. Но ему уже было все равно. Наплясался он под Гэсову дудку, хватит. Негодование заглушило в нем осторожность. Снап потянул его за рукав. - Идем, Джоби, не связывайся. - Танцуй, тебя никто не держит, - бросил ему Джоби через плечо. - Мне еще надо сказать пару слов герою Уилсону. - Ты говори, да не заговаривайся, - пригрозил Гэс. - А то что? - А то накостыляю - своих не узнаешь. - Ну давай! Кличь свое войско! - Тебя, Уэстон, я и без всякого войска накостыляю. Он толкнул Джоби в плечо. Этой искры оказалось довольно, чтобы последовал взрыв. Джоби замахнулся, врезал Гэсу справа кулаком по скуле и отскочил, пританцовывая, опустив голову в боксерской стойке. С первой минуты, как стала назревать ссора, их окружили плотным кольцом; Джоби почувствовал, как наступил кому-то на ногу, чьи-то назойливые руки пытались вытолкнуть его на середину круга. Он отпихнул их локтем. - Не напирай, осади назад! Место - вот что сейчас необходимо. Только на него вся надежда. Он легче Гэса и подвижней. Но стоит Гэсу войти в захват и повалить его, как исход поединка решится преимуществом в весе. Гэс обладал хорошей реакцией, и его первый удар оказался точнее. У Джоби было такое чувство, будто его нос мгновенно распух до невиданных размеров; слезы навернулись ему на глаза. Забыв о тактических соображениях, он бросился на Гэса и стал осыпать его градом ударов. Ошеломленный яростью противника, Гэс попятился назад и, прикрыв лицо локтями, ушел в глухую защиту. Джоби сделал нырок, целя Гэсу под ребра с таким расчетом, чтобы сбить ему дыхание, но сам раскрылся и не успел опомниться, как отлетел назад от сильного удара в ухо. Зрители у него за спиной расступились, и он оказался припертым к стене. Гэс надвинулся на него вплотную, но тут к месту происшествия подоспел старый билетер; он растолкал зевак, схватил противников за шиворот и растащил в стороны. - Это что такое? Прекратите немедленно. - Он пригляделся и узнал Джоби. - А-а, это ты опять безобразничаешь? Тебе, по-моему, давно велено - убирайся домой! - В кинотеатре распоряжайтесь! - крикнул ему Джоби. - А на улице не имеете права! - Я тебе покажу "не имеете права"! Ты у меня допрыгаешься! По уху хочешь заработать? - Он оттолкнул их обоих прочь. - Все по домам! Кыш отсюда! Волей-неволей противники пошли рядом. - Да не забудь, что я тебе сказал! - крикнул билетер вдогонку Джоби. - Можешь не приходить на будущей неделе - я тебя не пущу! Джоби повернулся на каблуках и приставил рупором ко рту ладонь. - Катись в болото, старый черт! - Он отступил, столкнулся с пожилой, хорошо одетой женщиной - она остановилась, с возмущением глядя ему вслед, - и вместе с Гэсом зашагал на Главную улицу. Там оба замешкались на краю тротуара. Неподходящее место для дальнейшего выяснения отношений. Впрочем, Джоби больше не рвался в бой. Он уже отвел душу и заодно доказал, что не боится помериться силой с Гэсом. А это тоже немало. - Дружок-то твой - испарился, - злорадно заметил Томми Мастерман. - Не боись, никуда не денется. - Друг называется! Чуть какая неприятность - его и след простыл. - Зато по крайней мере не имеет моды другим устраивать неприятности, - сказал Джоби. - Хоть на том спасибо. И вообще, тебя никто не спрашивает. Томми выразительно вздернул плечи. - Пожалуйста! Дело твое. - Вот именно. - Джоби отвернулся от них и смешался с толпой субботних покупателей. Близилось время вечернего чая или раннего ужина, когда ему положено быть у тети Дэзи. Но идти туда не хотелось. После сегодняшних осложнений и треволнений его тянуло к теплу родного дома. Хотелось сесть за ужин, приготовленный руками матери, и разделить его с нею. Сейчас он тосковал по ней с особой силой, ощущал ее отсутствие, как никогда еще за эту неделю. Почему его не пускают к ней в больницу?.. И он все-таки пошел домой, где застал отца за приготовлениями к чаю. На скудно накрытом столе было лишь самое необходимое: тарелка с вилкой, отцовская кружка, сахарница, пачка масла прямо в обертке да початая булка и хлебный нож. Скатерть, вся в пятнах, свидетельствовала о том, что на ней ели целую неделю. В ожидании, пока на газовой плите закипит чайник, Уэстон открывал банку лосося. Он был в рубашке со свитером и фланелевых брюках. Когда Джоби вошел, он оглянулся. - Здравствуй, Джоби. Как делишки? - Нормально. Джоби оперся на спинку стула, глядя, как отец мучается с консервным ножом. Собственно, не ножом, а открывалкой самоновейшей конструкции, от которой с первого дня было мало проку: Уэстон не раз грозился, что выкинет ее и заведет в доме обыкновенный человеческий консервный нож. - Как твой живот - лучше? - спросил Джоби. - Что? А-а, живот... да, все прошло. - Ты был у мамы? - Был, как же. Садиться начала, повеселела. Тебе велела передать, чтоб не баловался да поджидал ее домой в скором времени. - А мне к ней нельзя? Я тоже хочу. - Не разрешается, сынок, такое правило. Уэстон наконец открыл банку и, помогая себе хлебным ножом, вывалил содержимое на тарелку. Потом налил кипятку в чайник для заварки. - Ты-то пил чай? - Нет. - Тетя Дэзи, наверное, уже сготовила тебе поесть? - Наверно. - Что же ты? Нехорошо. - Можно я лучше поем с тобой? В первый раз с той минуты, как Джоби пришел, отец посмотрел на него внимательно. - А как быть с теткой? - То, что она сготовила, скоро не испортится. - Так-то оно так... А все же, знаешь, лишнее беспокойство для нее. Ведь это какая любезность, что она тебя забрала к себе, пока нет мамы. Ее нельзя обижать. - Мне охота попить чаю дома... Отец замялся в нерешительности. - Ну, один раз, я полагаю, не страшно. Лосося хочешь? Здесь хватит на двоих, а кстати, и всю банку прикончим, покуда свеженькое... Доставай себе посуду, а так у меня все готово. Оказалось, что не совсем: Уэстон забыл насыпать в чайник заварку, и пришлось заново кипятить воду. Ворча на себя за рассеянность, он взялся пока резать хлеб. Наконец отец и сын уселись за стол друг против друга и, не говоря ни слова, принялись за еду. Молчание первым нарушил Джоби: - Пап, а меня сегодня выставили из кино. - Серьезно? Джоби не поручился бы, что отец слышит его. - Только я не виноват. Я ничего не делал. Понимаешь, это все Гэс Уилсон. Он стал стрелять из резинки, а билетер подумал на меня и выгнал. Я ему объяснял, а он не слушает. - Надо вести себя прилично, ты разве не знаешь? - сказал Уэстон. - Иначе тебя не будут туда пускать. - Мне и сказали, чтоб больше не приходил. Но я же вовсе ни при чем! Это Гэс Уилсон виноват. - Гэс? - Джон по-настоящему, но все зовут его Гэс. Не знаю почему. - Мы, думается, знакомы с его отцом. Он бывает в клубе. Уэстон потянулся за остатками рыбы, собираясь положить их себе, но отдернул руку. - Тебе дать еще? - Не, я больше не хочу. Отец опорожнил тарелку. - Вкусная штука, лосось. Обидно было бы открывать такую здоровую банку для меня одного. Джоби в задумчивости наблюдал, как он ест. Странно. Он ждал, что, узнав о происшествии в кино, отец будет сердиться, пока не выяснится, что его сын пострадал напрасно. А отец как будто считает, что он провинился, но почему-то это его не трогает. - Пап, у тебя что-нибудь случилось? - спросил он; Уэстон бросил на него быстрый взгляд. - Не совсем, но есть кой-какие заботы. У Джоби сердце сжалось от страха. Мир взрослых, неведомый, пугающий, был полон глубокой тайны. Этот мир поглотил его мать, он коварен, и взрослые своими недомолвками лишь подтверждают это. Вдруг ему объявят, что мать никогда не вернется? Да, это кажется невероятным, но ведь может такое случиться, может! Вспомнить хотя бы, как было у Мэри Бразертон: мать положили в больницу, и Мэри ее больше не видела. Это было только в прошлом году, и теперь Мэри живет у тетки, а ее младшая сестра и маленький братишка - у кого-то еще. Он с усилием глотнул и выговорил: - Это из-за мамы? - Нет... Нет, с мамой все хорошо. На работе малость не ладится, вот и все. Джоби не знал, верить или нет. Почему же тогда отец, что ему ни скажи, по-настоящему просто не слышит тебя?.. Они посидели молча; Уэстон курил, глядя, как догорает огонь в камине. - Сегодня крикет будет на поле? - спросил Джоби. - Точно. А что? - Ты пойдешь смотреть? - Сегодня вечером не могу, - сказал Уэстон. - Надо пойти взнос уплатить за страховку по болезни. Джоби опять умолк. Предвечернее солнце било в окошко, заливая комнату светом; за крышами домов напротив синело чистое небо. - Тебе не пора к тете Дэзи, как ты думаешь? Не будет она беспокоиться, куда ты запропастился? - Да, думаю, пора. - Вот видишь, - безучастно продолжал Уэстон. - Беги, расскажи ей, где ты был. Джоби встал и нехотя побрел к двери. - Пап... - Мм? - Насчет кино. Знаешь чего - ты, может, сходишь, поговоришь с билетером? Скажи ему, что это не я нарушал порядок, тогда меня пустят в другой раз. - Не стоит зря волноваться, - сказал Уэстон. - Все образуется, утрясется... Ну, иди, иди. Успокой тетку. - До свиданья, папа. - Будь здоров. Не балуйся, слушай тетю Дэзи. ...Шагая прочь от родного дома, Джоби силился разобраться в самом себе. Чего он ищет, что ему нужно? Неужели всерьез поверил, что мать в опасности и не вернется - и никогда уже жизнь не потечет так, как прежде? Он и сам не понимал, чему верит, а чему - нет. События этого дня сгустились и засели в его душе, точно острый шип, пропоров защитную ткань между ним и внешним миром, бередя в нем тоску и неуверенность. Теперь он смотрел на мир сквозь эту прореху, и хотя все вокруг казалось почти таким же, как всегда, на самом деле все изменилось. Улицы, дома, магазины городка, где он родился и прожил всю жизнь, знакомые ему, как никакие другие улицы, дома и магазины, - все они были такие же и одновременно иные, ибо теперь он смотрел на них сквозь эту прореху. Взрослый человек, которому можно довериться, - вот кого он ищет, вот кто ему нужен; такой, чтобы поговорил с ним прямо и открыто, пускай хоть несколько минут, но всерьез, как равный с равным, без недомолвок, без ссылок на правила, без обмана под тем предлогом, что он, дескать, не поймет. Он поймет, вы только дайте ему эту возможность! Но, видно, есть лишь один человек, который, может статься, попробовал бы с ним так говорить, да и тот - вернее, та - далеко, и его к ней не пускают. Столпотворение на Главной улице кончилось: люди разделались с субботними покупками, магазины закрывались. Джоби решил, что, пожалуй, еще не поздно заглянуть в лавку, где продают игрушечные модели, и купить вожделенные автомобильчики. Он нащупал в кармане деньги, но тут совсем близко от тротуара с мягким шорохом проехал двухэтажный автобус. По ногам Джоби прошелся сквознячок, и автобус, обогнав его, остановился невдалеке. Он шел в Крессли... Эта мысль совместилась в мозгу мальчика с сознанием, что у него есть деньги, - в тот же миг он уже бежал к остановке; автобус тро