офессиональному объединению остеопатов. Это он придумал для них удачную рекламную формулу: "ДО -- доктора для народа". Доктор Вит ощупал его трапециевидные мышцы, мышцы подзатылочную и грудино-ключично-сосковую. Ник уже разбирался в них так же хорошо, как в арлингтонских пригородах, устроенных в общем и целом посложнее человеческого тела. -- Ну и ну, -- сказал доктор, разбитной, добродушный уроженец Среднего Запада, -- будь это наша первая встреча, я, пожалуй, решил бы, что у вас началось трупное окоренение. Что это вы над собой творите? Он провел уже привычную серию тычков, но результатом остался недоволен, вышел из кабинета и вернулся, толкая перед собой страшноватую машину на колесиках. Судя по виду этого устройства -- все сплошь ремни и электроды, -- иракская тайная полиция вполне могла урезонивать с его помощью людей, пишущих на стенах: "Саддам сука! " Доктор Вит смазал грудь Ника каким-то студнем, прикрепил к ней электроды и сказал: -- Будет немного жечь. Ощущение было такое, словно тебя лупят по спине крокетными молотками. При каждом разряде лежавшего на столе Ника сгибало дугой, точно гальванизируемую лягушку на уроке биологии. -- С-сколько в-вольт? -- Уже дошли до тридцати трех. Впечатляет, правда? Выше четырех сотен я подниматься, пожалуй, не стану. Запах горящего мяса может отпугнуть других пациентов. Доктор Вит питал склонность к черному юмору. Он подробно объяснил Нику, что постоянный ток, проходящий сейчас через его тело, предпочтительнее переменного, способного остановить сердце и вообще сварить человека заживо. По прошествии пятнадцати минут доктор отключил аппарат, повертел туда-сюда голову Ника и объявил, что все еще недоволен достигнутым. -- Вы не подумывали о том, чтобы подыскать для себя работу не столь напряженную? -- спросил он, открывая шкафчик и извлекая из него шприц и пузырек с какой-то жидкостью. -- К примеру, податься в авиадиспетчеры? -- И бросить на произвол судьбы пятьдесят пять миллионов уповающих на меня американцев? -- отозвался Ник, осматривая свою грудь в поисках ожогов. -- А это что? -- Это, -- сказал, наполняя шприц, доктор Вит, -- предназначено для особо запушенных случаев. Он всадил иглу в плечо Ника у самой шеи. Ощущение не из приятных, но... -- ooooooox! -- какое блаженство разлилось вдруг по всем его напряженным сухожилиям. Чувство было такое, точно он вдруг вырос до небес. -- Ууф! -- сказал Ник, которому казалось, будто он сидит в кружащем на месте маленьком вертолете. -- Так что это? -- Новокаин. На нем пока и прервемся. -- А рецепт вы мне на него не выпишете? -- Не стоит. Я дам вам таблетки, называются "сома". Принимайте по четыре в день, за руль не садитесь, а через два дня приходите ко мне. Катя по пятидесятому шоссе в сторону Вашингтона и прикидывая, как бы ему ото рваться от охраны, Ник чувствовал себя лучше некуда. Он придумал новую игру. Проскочив мост Рузвельта, он резко свернул направо, к Рок-крик, потом налево, к Уайтхерсту, и взлетел по Фоксхолл к Св. Эвтаназию, где его ожидал преподобный отец Григе. Телохранители, визжа покрышками, подлетели к школе, когда он уже направлялся к ее административному зданию, и, обливаясь потом, бегом устремились за ним. -- Привет, ребята. Ребята выглядели как-то нерадостно. -- Ники, я тебя очень прошу, не делай этого, иначе одному из нас придется пересесть в твою машину. -- Расслабься, Майк. Всего-то кубик новокаина, а сколько удовольствия... Преподобного пришлось ждать, он появился через несколько минут и явно испугался, обнаружив в своей тихой приемной скопище одинаково одетых крепышей. -- А-а, да, -- придя в себя, сказал он. -- Это, надо полагать, те джентльмены, о которых я сегодня читал в газете. Ужасная история. Ник сказал "ребятам", что в кабинете преподобного покушения на него ожидать не приходится, и оставил их наедине с выпусками "Англиканского дайджеста" и "Современного учителя", а сам отправился выяснять, ради какого дела его сюда призвали. -- Большое вам спасибо за то, что пришли, -- сказал Григе, подводя его к кожаном) креслу. Кабинет, казалось, обставлялся еще в 1535 году: тюдоровский дуб от пола до потолка, узкие окна со средниками, вытертый персидский ковер и чуть приметный залах разливавшегося здесь в последние сто лет сухого хереса. Для начала они поболтали немного о недавнем весьма спорном назначении женщины на пост викарного епископа. Бывший когда-то давно католиком, Ник смутно предоставлял себе иерархическую структуру англиканской церкви. Собственно говоря, он понятия не имел, что означают слова "викарный епископ", ему всегда казалось, будто это такой епископ, который кого-то победил. Но понемногу до него начало доходить, что речь идет просто-напросто о помощнике епископа. Поскольку все будущее Джоя зависело от его преподобия Григса, Ник изображал острый интерес к теме разговора, даже когда его преподобие таковой утратил и, откашлявшись, перешел, наконец, к сути дела. -- Как вам известно, мы каждый год проводим аукционы, собирая деньги на содержание наших стипендиатов. Вот я и подумал, может быть, ваша Ассоциация пожелает принять участие в таком аукционе? Из-за нынешнего спада все оказались стеснены в средствах. Даже самые, -- он улыбнулся, -- денежные из наших родителей. Господи ты боже мой! И из-за этого Ник целую неделю корчился точно на угольях! Между тем как преподобный отец всего-навсего собирался поклянчить у него немного денег. "Сома" с новокаином привели Ника в благодушное состояние. Теплая, уютна мысль посетила его: в сущности говоря, с 1604 года ничего практически не изменилось. В тот год Яков I, король Англии, опубликовал (анонимно, поскольку писать памфлеты монархам не к лицу) "Осуждение табака". В памфлете сообщалось, что в 1584 году и остров Септед привезли двух индейцев из Виргинской колонии, дабы они продемонстрировали новомодный обычай, именуемый курением. Если судить по стандартам, установленным "Танцами с волками" и "Последним из могикан", политической корректностью Яков решительно не отличался. "Какие доводы чести либо политики, -- гневался Его королевское величество, 4 способны подвигнуть нас на то, чтобы мы подражали варварской и скотской повадке диких, безбожных, пребывающих в рабстве индейцев, особливо по части обыкновения столь низкого и зловонного?" Далее Его милость признавал, что поначалу курение использовалось в качестве средства для избавления его родственницы, Елизаветы I, от "ос-пин", погубивших ее внешность, но писал при этом, что ныне доктора считают ом мерзостным, отвратительным обыкновением, -- представив своего рода отчет Главного врача за 300 лет до опубликованного в 1964-м отчета Лютера Терри. Что до собственных его воззрений, сообщал Его милость, то курение кажется ем "обычаем, отвратным для взора, ненавистным для нюха, губительным для мозга и опасным для легких, в особенности черным зловонным дымом своим, напоминающим всего более стигийский дым преисподней". Однако уже к 1612 году Яков I передумал. К этому времени казначейство его трещало по швам, распираемое сборами за импорт табака, который ввозился из Виргинской колонии, расположенной в долине названной в его честь реки. Собственно, Его величество не соизволил сказать более ни единого слова относительно сего мерзостного обыкновения. Что, кстати, напоминает нынешнее поведение правительства США, которое то и дело вскрикивает, совсем как капитан Рено после перестрелки в кафе Рика: "Это ужас, ужас! ", между тем как его торговые представители наседают на другие правительства -- в особенности на азиатские, -- требуя, чтобы те не особенно усердствовали по части предупредительных наклеек и тарифов при ввозе в их страны американского зелья. -- Ничего, если я закурю? На миг его преподобие остолбенел. -- Нет, конечно. Пожалуйста, да, разумеется. Ник закурил "Кэмел", воздержавшись, впрочем, от того, чтобы выпустить дым плотным колечком, хотя из него получился бы превосходный нимб для головы его преподобия. -- А... пепельница? -- Конечно, конечно, минуточку, -- пробормотал преподобный отец, беспомощно оглядывая свой кабинет. -- Пепельница у нас наверняка где-нибудь имеется. Однако пепельницы нигде видно не было, а сигарета Ника уже дымилась, точно запальный шнур. Ник, чтобы ускорить процесс, затянулся поглубже. -- Маргарет, -- отчаянно воззвал в телефон его преподобие, -- есть у нас где-нибудь пепельница? Любая, да. И преподобный отец снова сел. -- Сейчас найдут. Ник затянулся еще разок. Пепел опасно навис над персидским ковром. Дверь отворилась, Маргарет внесла треснувшее чайное блюдце с гербом школы Св. Эвтаназия. -- Все, что смогла найти, -- произнесла она тоном, в котором смущение смешивалось с негодованием на то, что ей приходится играть роль пособницы при человеке, извергающем черный зловонный дым. -- Да, Маргарет, спасибо, -- сказал его преподобие, чуть ли не вырвав из ее руки блюдце и вручив его Нику всего за миг до того, как пепел пал на школьный девиз: "Esto excellens inter se" -- "Превосходить друг друга во всем". -- По преимуществу, -- сообщил Ник, -- мы спонсируем разного рода спортивные состязания. Однако полагаю, нам удастся что-нибудь придумать. -- Чудесно! -- сказал его преподобие. -- Мне придется согласовать это с людьми из отдела общественных программ. Впрочем, мы с ними говорим на одном языке. -- Великолепно, -- сказал его преподобие, ерзая в кресле времен королевы Анны. -- Я вот подумал, будет ли необходимо э-э... промульгировать э-э... происхождение полученных средств? -- "Получено от Академии табачных исследований на выполнение наших программ", -- Ник выдохнул дым. -- Стандартная формулировка. -- Да, безусловно. Да. Я думал лишь о том, что, возможно, существует какая-то иная... корпоративная организация, которой мы могли бы выразить благодарность. Э-э... всемерную, разумеется. -- Хм, -- произнес Ник. -- Вообще-то, есть еще Совет по табачным исследованиям. -- Да, -- разочарованно откликнулся его преподобие, -- я так и полагал. СТИ попал недавно в выпуски новостей в связи с процессом Бенавидеса. Суд установил, что табачные компании основали СТИ как "витринную организацию" в пятидесятые годы, когда американские курильщики обнаружили, что кашляют они все сильнее а удовольствия получают все меньше. Идея состояла в том, чтобы убедить всех, будто табачные компании спят и видят, прости господи, как бы им досконально разобраться в "вопросах здоровья". В первом же докладе СТИ вина за распространение рака легких и эмфиземы взваливалась на глобальный прирост объемов цветочной пыльцы. Похоже его преподобие все это знал. -- А каких-либо иных организаций не существует? Ник сложил ладони крышей. -- Мы входим в состав Коалиции за здоровье. -- А! -- Его преподобие хлопнул в ладоши. -- Замечательно! Григе проводил Ника до самой машины. И только рядом с ней Ник спросил: -- Кстати, как дела у Джоя? -- Джоя? -- У моего сына. Он учится у вас в седьмом классе. -- О! Превосходно, -- сказал преподобный отец. -- Очень умный паренек. -- Значит, все в порядке? -- Более чем. Ну что же, -- он пожал протянутую Ником руку, -- спасибо, что за глянули. Буду ждать новостей от... -- он подмигнул, этот сукин сын в собачьем ошейник так-таки взял да и подмигнул! --... от Коалиции за здоровье. Глава 11 Новокаин уже выветрился, но Ник, вылетая впереди своей охраны с автостоянки Св. Эвтаназия, по-прежнему пребывал в приподнятом настроении, а то, как он управился с его преподобием, подмешивало к этому настроению толику торжества. "Сома" уж кралась на кошачьих лапках по центральной нервной системе Ника и мурлыкала там или шипела, отгоняя дурные мысли. Он оторвался от Майка с ребятами, внезапно свернув с Массачусетс авеню налево -- на красный свет, -- чудом уклонился от летевшего навстречу фургона химчистки, едва не передавил целую компанию возвращавшихся из мечети мусульман и только тут вспомнил наконец, что доктор Вит не велел ему и за руль-то садиться, а не то что изображать Парнелли Джонса в самой гуще городского движения; Дженнет позвонила ему в машину сообщить, что он нужен ей на совещании о выработке реакции АТИ на посвященный пассивному курению отчет Агентства по по ране окружающей среды, который будет опубликован на следующей неделе. И еще одна хорошая новость замаячила на горизонте табачников: Эрхард, их научный эксперт, подготовил доклад насчет того, что курение сдерживает развитие болезни Паркинсона. -- Буду через десять минут, -- сказал Ник, уже испытывая усталость от перспективы участия в очередном совещании. Вся его жизнь -- одно сплошное совещание. Интересно, в средние века люди тоже совещались с утра до вечера? А в Древнем Риме, в Греции? Не диво, что обе эти цивилизации погибли -- видимо, упадок и визиготы в конце концов показались им предпочтительней все новых и новых совещаний. -- Я заскочу в "Кафе Оле", запасусь капучино, -- Ник зевнул, ощущая во всем организме некую "сома"-тозность. -- Тебе прихватить? -- О да, пожалуйста. Он оставил машину в подземном гараже, с удовлетворением отметил отсутствие Майка, Джефа и Тома -- тоже мне, телохранители -- и поднялся наверх, в Атриум. Здесь находилось около дюжины заведений с названиями вроде "Пекинский гурман" (весьма посредственный интерьер и цыплята с глютамином), "Паста-Паста" (развесная торговля Спагетти), "ПИЙ" (Просто Изумительный Йогурт) и "А ну-ка, бублики! ". Вокруг фонтана располагались столики, за которыми можно было поесть. Хорошее, в общем, место для перекуса, особенно вашингтонским летом, когда мало кому хватает решимости вылезать на плавящийся тротуар. Ник стоял у прилавка "Кафе Оле", дожидаясь двух своих двойных капучино, как вдруг ощутил уставленный ему в спину взгляд. Он обернулся, но никого не увидел -- не считая какого-то бродяги. Ник, рожденный в 1952 году, по старинке называл их "бродягами" вместо "бомжей", но, разумеется, про себя, а не в лицо. Некоторое время назад он пытался протолкнуть программу бесплатной раздачи сигарет в приютах для бездомных, однако записные антитабачные горлопаны пронюхали о ней и надавили на Министерство здравоохранения, чтобы оно воспрепятствовало ее осуществлению, так что люди, более кого бы то ни было нуждающиеся в бесплатном куреве, такового не получили. Ник знал большинство бродяг, попрошайничавших в Атриуме, пока их не шугала охрана, но этот был ему незнаком. Недурной образчик -- крупный, нескладный, а уж грязен! Бродягу облекали останки дюжины, примерно, разных пальто. Волосы сальными прядями свисали на лицо, похоже раззнакомившееся с водой и мылом где-то в семидесятых. Бродяга приблизился. -- Щитвертаканинайжется? -- глаза у него были неожиданно ясные, у большинства ему подобных они смахивали обычно на желтки протухших яиц. Ник протянул бродяге доллар и спросил, не хочет ли он покурить. -- Жааблажаславитибябох. Ник отдал ему всю початую пачку. -- Ашпищки? Ник отдал ему и разовую зажигалку. Принесли капучино. Ник направился к эскалатору, ведшему к холлу с лифтами. Бомж поплелся за ним. Ник вовсе не собирался завязывать с ним близкое знакомство, но, как бывший католик, так и не смог совершенно избавиться от мысли -- хоть и считал ее глупостью, -- что один из этих убогих вполне может оказаться Христом в штатском, пришедшим посмотреть, кто являет милосердие к ничтожнейшим из тварей Его и кого, стало быть, Он сможет в дальнейшем избавить от вечного пламени, в сравнении с которым и летний Вашингтон покажется Антарктидой. -- Как тебя зовут? -- Спросил Ник. -- Режжжарх. -- Ник. Ты откуда? -- Балмурр. -- Приятный город, -- они уже поднимались по эскалатору. Ник сказал: -- Ладно, удачи. Что-то ткнуло его в середину спины, что-то, похожее на кончик зонта. Затем он услышал, как голос -- определенно принадлежавший бродяге, но звучавший совсем иначе -- произнес: -- Не оборачивайся. Не дергайся и не вякай. Это дуло девятимиллиметрового, не будешь делать, что тебе говорят и когда говорят, окажешься в морге с биркой на ноге раньше, чем остынет твой кофе. В качестве вступительного слова это, несомненно, производило сильное впечатление. Эскалатор кончился. Их окружало множество людей, и Ника подмывало крикнуть: "На помощь! " -- но этот голос... голос очень и очень не советовал ему так поступать. -- Видишь тот лимузин? -- спросил бродяга. -- Топай к нему, но медленно. Бежать не надо. Ник и не побежал. Окна лимузина были непроницаемо черны. До него оставалось футов пятьдесят. Вот он, Ник, вот люди -- и вот его среди бела дня похищают на глазах у сотен свидетелей. И -- для чего? Не дойдя до машины футов пяти, Ник притормозил. Пистолет впился в спину. -- Пошевеливайся. Надо запомнить подробности. Черный. Нет, темно-синий. "Кадиллак". Нет, "линкольн". Нет, "кадиллак". Здорово ему это поможет. Лимузины в Вашингтоне так редки... Распахнулась задняя дверца. В сознании Ника замельтешили все истории о бейрутских заложниках, какие он когда-либо слышал. "В последний раз его видели четыре года назад -- запихиваемым в багажник черного "седана". Его, по крайней мере, хоть в багажник не запихивают... Ник ощутил боль в руках. Он так и держал два пластиковых стакана с кофе. Сердце колотилось. Кофеин ему не понадобится. Резко повернувшись, он швырнул стаканчики в бродягу с пистолетом. Стаканчики ударились о грудь бродяги и отскочили. Но крышки на них удержались. Стаканчик" шмякнулись на пол и лопнули, ошпарив Нику ступни пенистым капучино. Сколько раз за последние годы пластиковые крышки таких вот стаканчиков слетали в самое неподходящее время, обжигая ему руки, колени, портя обшивку сидений в машине, оставляя бурые пятна в паху светлых летних брюк -- как правило, перед важной встречей. Но не сейчас, не в тот единственный в жизни раз, когда ему это действительно было нужно, -- сейчас они держались, наглые, насмешливые пластиковые ублюдки. Бродяга затолкал его на заднее сиденье. Ник успел еще приложиться головой о косяк дверцы. Бродяга дернул его на себя, и пока в зрительных нервах Ника пульсировал все звезды Млечного Пути, на голову ему сноровисто натянули черный шелковый мешок, а руки связали за спиной чем-то вроде ленты, какой стягивают мешки с мусором Машина медленно тронулась, выруливая на улицу. -- Привет, Ник. Данятно наконец-то повидаться с тобой. Странный акцент, среднеевропейский; вкрадчивый, елейный голос. -- В чем, собственно, дело? -- спросил Ник. -- Как тебе там дышится, под мешком? Будет просто ужасно, если ты не сможешь дышать, -- короткий смешок. Что-то знакомое в голосе, что-то... -- Куда мы едем? -- спросил Ник. -- Какой невероятно нереалистичный вопрос, Ник. Ты полагаешь, что мы надовей тебе адрес? Акцент. Точно -- Питер Лорри, актер, игравший в "Касабланке" маленького, сального проходимца, как же его? Угарте. Но Лорри, насколько Ник помнил, давнымдавно помер. -- Это все ради выкупа? -- Это все ради дакладной, Ник. Смешок. Ник решил воздержаться от дальнейших попыток завязать дружескую беседу. Примерно через полчаса машина остановилась, дверцы открылись, чьи-то руки выволокли его наружу, затем он услышал стук отворявшихся и захлопывавшихся дверей, приглушенные голоса, поднялся по лестнице, спустился в какую-то комнату, растворилась и захлопнулась еще одна дверь, его затолкали в кресло, привязали лодыжки к ножкам. Все это не обнадеживало. Мешок с головы не сняли. А вот это обнадеживало: значит, они не хотят показывать ему свои физиономии. Нику развязали руки, а затем началось то, что Нику ничуть не понравилось, -- его стали раздевать. -- Простите. Что происходит? -- Не беспокойся, Ник, женщин д" десь нет. Можешь не стесняться. Этот голос. Вкрадчивый, пугающий. Голос из фильмов с Питером Лорри, даром что "Касабланка" -- одна из любимых его картин. -- Ах да, прости, ты, наверное, умираешь от желания покурить. Это верно, сигарета ему сейчас не помешала бы. -- С другой стороны, если ты немного подождешь, то получишь столько никотин сколько сможешь усвоить. Смех. Отнюдь не внушающий розовых надежд -- смех человека с серьезно расстроенной психикой. И все же надо постараться поддерживать разговор. -- Может быть, нам стоит обсудить происходящее? Людям обычно объясняют, ради чего их похитили. Иначе вроде бы получается бессмыслица. -- Ты днаешь, ради чего, Ник. Мы хотим, чтобы ты перестал убивать людей. Многих многих людей. Больше полумиллиона в год. И это только в Соединенных Штатах. -- Нет никаких данных, которые подтверждали бы это, -- сказал Ник. -- Ник! Это не пройдет. Ты не в шоу Опры Уинфри. -- Да ведь настоящая цифра и близко к полумиллиону не лежит. Даже антитабачные Горлопаны не решаются называть больше 435 тысяч. -- Горлопаны. Очень данятно, Ник. Это ты так именуешь людей, которым хочется, чтобы табачные компании перестали совершать в погоне да прибылями человеческие жертвоприношения? Ника уже раздели до трусов. Он услышал звук открываемых картонных коробок. Когда вам на голову надевают непроницаемый мешок, вы приобретаете восприимчивость к разного рода шумам. Послышался треск, с каким разрывается пластик. Рука надавила Нику на грудь. Он подскочил в кресле, напрягая лодыжки и заново связанные запястья. Рука отстранилась, что-то оставив на груди, что-то липкое, льнущее, да бандаж. Другая рука -- или та же -- прижалась к груди, чуть сместясь, и тоже что-то оставила Так оно и продолжалось, пока ему не залепили всю грудь, а следом руки, спину и ноги, от трусов до лодыжек. Настал черед лба и щек. Скоро оклеенным оказался каждый квадратный дюйм его тела. Поерзывая в кресле, он ощущал себя некой клейкой массой, слепленной из пластырей куклой. -- Послушайте, может, все-таки поговорим? -- Ты помнишь, Ник, как я пообещал у Лэрри Кинга тебя погасить? Меня? Погасить? До Ника дошло наконец, что этот психопат облепил его с головы до ног никотиновыми пластырями. И стало быть, прямо сейчас огромное, может быть, смертельное количество никотина просачивается сквозь кожу в его кровь. Оно конечно, научных доказательств того, что никотин вреден, не существует... Он произвел в уме вычисления. Сколько там никотина в одном пластыре -- двадцать два миллиграмма? А в сигарете около одного, то есть каждый пластырь -- это примерно пачка сигарет... а на него, похоже, налепили штук сорок... четыре блока? Даже по меркам табачной индустрии для одного дня многовато. -- Радреши я тебе кое-что почитаю, -- сказал Питер Лорри. -- Это ид листка, который прилагается к пластырям, по одному на коробку. Надывается "Побочное действие". Мой любимый рад'дел. Насчет опухолей в дащечных мешках хомяков и передних отделах желудков крыс Ф344 мне не очень интересно. Я даже понятия не имею, что это да крысы такие. Вообще, тут столько всего понаписано, прямо не днаю с чего начать. Давай я тебе пивное дачитаю. Ника начинало подташнивать. И пульс, похоже... конечно, он нервничает -- как тут не нервничать? -- но сердце бьется слишком уж быстро. -- Послушайте, я считаю, что некурящие имеют полное право дышать воздухом, не смешанным с табачным дымом. Наша индустрия трудится рука об руку с общественными и правительственными организациями, добиваясь того, чтобы... -- Ник... Ты просто слушай, ладно? Тут скадано "эритема". Днаешь, что это? Мне так пришлось в словаре посмотреть. Покраснение кожи, вот что, вроде как от химического отравления или когда на солнце обгоришь. Осмелюсь даметить, у тебя будет ну очень красная кожа, Ник. Может тебя даже в кино водьмут, на роль индейца. Хе-хе. Ой, прости, Ник, это была неудачная шутка. -- Моя индустрия получает в год сорок восемь миллиардов прибыли. Мне кажется, для вас тут кроются очень интересные возможности. Думаю, никто из присутствующих здесь не откажется пораньше уйти на покой и скоротать остаток дней на Сен-Барте или еще где-нибудь. -- А вот это я и сам понял. "Боли в брюшной полости, сонливость" -- это когда в сон клонит, верно? -- "кожная сыпь, потливость. Боли в спине, дапор, диспепсия, тошнота, миалгия". Ну и словечки у них. А, вот хорошо: "головокружение, головная боль, бессонница". Чего-то я не понял, то у них сонливость, то бессонница. Ладно, выясним опытным путем. Днаешь, Ник, ты внесешь черт-те какой вклад в науку. Про тебя напишут в "Медицинском журнале Новой Англии". Ну-с, что еще? "Фарингит"? Это когда по горлу полоснут, что ли? "Синусит и... дисменорея". А вот что это такое, я и днать не хочу, уж больно страшно двучит. Ты мне про нее поподже расскажешь. Жжет. Сильно жжет кожу. -- По-моему, для начала вам стоит потребовать пять миллионов. А после поднять цифру. Не хочу хвастаться, но на мне держится очень важная часть нашей стратегии в сфере средств массовой информации, так что... -- Да ведь мне деньги-то не нужны, Ник. -- Так что вам тогда нужно? Мне не терпится услышать. Сердце. Ничего себе! Бу-бум, бу-бум. -- А что нужно каждому ид нас? Скромный достаток, любовь достойной женщины, не слишком большая дакладная, хорошо поджаренный бекон. У Ника совсем пересохло во рту да еще появилось чувство, будто его завернули в фольгу. В голове бухало. Сердце дергалось, как отбойный молоток. И в желудке начало что-то такое завариваться... что долго там не задержится. -- Фуух. -- Кстати, ты видел статью в "Ланцете"? Насчет того непостижимого факта, что в ближайшие десять лет в индустриальном мире дагнется от курения 250 миллионов человек? Каждый пятый, Ник. Потрясающе, а? Впятеро больше, чем погибло в прошлой войне. Бумбумбумбум. -- Агхрррр. -- Все население Соединенных Штатов. -- Я уволюсь. Пойду... работать... в ассоциацию... "Легкие"... -- Очень хорошо, Ник. Мальчики, вам не кажется, что Ник делает большие успехи? -- Ахрррр. -- Тебе вроде неможется, Ник? --... хррр... Бумбумбумбум. Сердце колотилось о ребра с криком: "Гулять хочу! " -- Нет худа бед'добра, Ник. Готов поспорить, на курево тебя больше никогда не потянет. --... бррлуп. Глава 12 -- Видал? -- спросил патрульный полицейский у своего напарника, сидевшего рядом с ним в машине на авеню Конституции, неподалеку от Мемориала ветеранов Вьетнама. -- Для бега трусцой поздновато, -- зевнул напарник. -- Давай-ка посмотрим. Они вылезли из машины и двинулись в сторону парка Конституции, освещая фонарями объект своей любознательности. Мужчина, белый -- хотя кожа у него странноватая, оттенок какой-то неживой и рыхлая, что ли, -- шесть футов, 170 фунтов, шатен, сложение атлетическое. Спотыкаясь, бежит вдоль пруда. Наркоман, конечно. -- Сэр. СЭР. Пожалуйста, остановитесь и повернитесь к нам лицом. -- Ты видел его лицо? Да уж. Как у загнанного оленя. А что у него на теле? -- Повязки, вроде. -- Ты не слышал, из больницы никто не удирал? -- Сообщений вроде не было. А быстро бегает, сукин сын. Нет, ты только глянь. -- Кока? -- Не-а. Похоже на ангельскую пыль. Они догнали его на маленьком островке посреди парка Конституции, том, где можно прогуляться по преамбуле к Декларации независимости, вырезанной в граните вместе с именами подписавших ее людей. -- Сэр? -- Отстань от меня! Ты мне даже в кино не нравился! Ненавижу "Касабланку"! -- О чем это он? -- Спокойнее, приятель. Мы не причиним тебе зла. -- Свяжите меня с Главным врачом! У меня для нее сведения чрезвычайной важности! -- Ладно, друг, поехали к Главному врачу. -- Об этом никто не должен знать, только она! -- Хорошо, приятель. Что это у тебя не шее? -- Плакат. -- "Казнен за преступления против человечины". -- Человечности. -- И что это значит? -- Понятия не имею, но для казненного он больно уж шустрый. -- О господи, отойдите в сторонку. -- Ничего, приятель. Вздохни поглубже. Сроду не видел, чтобы кто-нибудь так блевал. -- Явно чем-то накачался. Вызови-ка "скорую". А, черт, держись подальше, он опять -- Знаешь, на что они похожи -- на эти штуки для курильщиков, на пластыри. -- Джо Ринкхауз их пробовал. Все равно курит. -- Спорим, он на себя столько не лепил. Эй, приятель, ты в порядке? -- В каком там порядке! Ты посмотри на него. -- Похоже, придется ему КПР делать. -- Милости прошу. -- Ну вот еще. Нынче твоя очередь. -- Давай "скорую" подождем. Не нравится мне все это. Может, тут какое новое извращение? -- Интересная мысль. -- Готово. -- Что у нас есть? -- Имя неизвестно, сильно возбужден, рвота, резкое обезвоживание. Давление двести сорок на сто двадцать. Рвота, эритема. Пульс сто восемьдесят, стабильный. Похоже на ППТ. -- Сэр? Сэр, вы меня слышите? СЭР? Ладно, продолжайте нитраты. Верапамил, десять миллиграммов, в четыре приема. И сегодня, пожалуйста. -- Приходит в себя. -- Чем это он облеплен? -- Похоже на никотиновые пластыри. -- Новый способ самоубийства? -- Снимите их, и побыстрее. Этого хватит, чтобы лошадь угробить. -- Ух ты, беднягу ожидают неприятные ощущения. -- Беднягу ожидает могила. Сэр? СЭР? Как вас зовут? -- А, чтоб тебя! Дефибриллятор! -- Ладно, сейчас мы тебя прокатим на молнии. Поставь на максимум. Давайте электроды. Готово? Все отошли. Вввввамп! -- Еще разок. Отошли. Вввввамп! -- Отлично, отлично! Есть синусовый. Ставьте капельницу с лидокаином. Ник очнулся под писк какого-то устройства и сразу ощутил головную боль, заставившую его пожалеть, что он еще жив. Во рту стоял вкус горячей смолы, смешанной с голубиным пометом. Руки, ноги и нос ледяные. Какие-то провода подведены к груди, трубки входят и выходят изо всех отверстий тела -- кроме одного, и на том спасибо. Нику только что снился удивительный сон. Он лежал на, столе, подключенный к машине, работающей на постоянном токе, и тут доктор Вит внезапно спятил. Он врубил напряжение, которого хватило бы для питания всего вашингтонского метро, и при этом радостно кудахтал, что лучшего шанса попасть в "Медицинский журнал Новой Англии" Нику никогда не представится. -- О-ох, -- простонал Ник, вспугнув медицинскую сестру, тут же побежавшую за врачом. Появились и нависли над ним люди в белом. Они о чем-то негромко переговаривались. Голос позвал его: -- Мистер Нейлор? -- Угр. Вроде бы кто-то произнес слово "морфий", затем по руке разлилось тепло, затем... затем явилось видение: роскошная рыжая дева, в очках, голая, верхом на лошади. Лошадь-то откуда? Вошли двое в одинаковых костюмах. -- Мистер Нейлор? Я специальный агент Монмани, ФБР. Это специальный агент Олман. Нам поручено ваше дело. Не могли бы вы рассказать, что случилось? Сквозь наркотический туман Ник вгляделся в прибышяее подкрепление. Монмани высок, поджар, с внимательными, светлыми, волчьими глазами. Виски седеют. Хороший агент, опытный. Олман коренаст, сложением напоминает пожарный гидрант. Замечательно. Такой без труда превратит физиономию Питера Лорри в свиную отбивную. У него румяное, почти жизнерадостное Лицо, придающее ему сходство с любимым учениками школьным учителем. Ник предпочел бы, чтобы он был похудощавее и понеприветливее, как Монмани, но ничего, сойдет, лишь бы оба действовали заодно и каждый день вмазывали пистолеты. Он вдруг увидел, как Питер Лорри, стоя на коленях, взывает к их милосердию, а они всаживают ему прямо в грудь пулю за пулей из своих девятимиллиметровых. Способная сделать честь любому цунами волна тошноты прокатилась через Ника. Он кое-как сфокусировал взгляд на Монмани, взиравшем на него без тени сочувствия. Да, настоящий убийца, вид у него такой, словно он чистит зубы не шелковой ниткой, как все, а фортепьянной струной. Они начали задавать Нику вопросы. Много вопросов. Одни и те же, раз за разом. Ник рассказал им все, что знал: его похитил и пытал давно покойный киноактер венгерских кровей. Он рассказал и о том, как швырнул стаканчики в бродягу. На К-стрит кто-нибудь наверняка сможет это засвидетельствовать. Последнее, что он помнит? Ощущение, что сердце изо всех сил старается покинуть его тело -- вместе со всем съеденным им за два предыдущих года. И кстати, до чего же он голоден! Гэзел принесла ему печенье с двойной прослойкой крема, но сестра, бросив на них один только взгляд, утащила пакетик из палаты с таким видом, точно он был набит токсичными отходами. Агент Монмани заставил Ника повторять свой рассказ снова, и снова, и снова, пока Нику это не надоело настолько, что он испытал искушение добавить что-нибудь от себя. Агент же Олман просто стоял у койки, не без приятности кивал и жизнерадостно улыбался. Могли бы проявить немного сочувствия. Но им нужны были детали, детали и детали. Ник начинал злиться. Его так и подмывало спросить, чем они занимались во время последнего задания -- утюжили танками Уэйко? По счастью, явился доктор Вильяме, и агенты ушли. Стоило им выйти, как доктор принялся травить анекдоты про обыкновение Дж. Эдгара Гувера разгуливать по дому в красной балетной пачке. Доктор Вильяме был кардиологом, очень приятным человеком лет пятидесяти с лишком, носившим слуховой аппарат -- следствие службы врачом на миноносце во время вьетнамской войны. Мысль о том, что ему всего-то в сорок лет понадобился кардиолог, встревожила Ника, но доктор Вильяме успокоил его, объяснив, четко и дружелюбно, что с ним произошло. В общем-то, он еле выкрутился. Огромная доза никотина привела к развитию пароксизмальной тахикардии -- это как если ведешь машину на шестидесяти милях в час, сказал доктор, и вдруг переключаешься на первую скорость. Сердцу пришлось заниматься работой, для которой оно не приспособлено, а именно -- с безумной быстротой перекачивать кровь. Уже в реанимации тахикардия перешла в желудочковую фибрилляцию, при которой волокна сердечной мышцы слабеют, и тахикардия сердце вообще перестает качать кровь, лишая мозг кислорода. Пришлось воспользоваться дефибриллятором, то есть несколько микросекунд пропускать сквозь Ника здоровенный разряд, который затормозил собственную электрическую активность сердца и восстановил его жизненно важную функцию. Ник слушал, с трудом одолевая страшную слабость. В середине лекции ему пришло в голову, что большую часть времени, прошедшего между его последним посещением доктора Вита и приходом к нему этого доктора, он только и делал, что сидел на электрическом стуле. Как это ни смешно, сказал под конец доктор Вильяме, но курение, похоже, спасло ему жизнь. Не будь он курильщиком, такое количество никотина наверняка остановило бы его сердце гораздо раньше. На следующее утро пришла медсестра -- проверить все его проводки и трубочки, -- пришла и обнаружила, что грудь Ника смазана нитроглицериновым желе, умаляющим токсичное действие никотина. Сестра побледнела, затем вдруг явно разозлилась и принялась стирать желе, бормоча: "Иисусе Христе! ", что заставило Ника насторожиться. Поначалу она отказывалась объяснить ему, в чем дело. Но в конце концов сказала, что нитроглицериновое желе всегда наносят на руки и никогда, никогда, никогда на грудь. Почему? Потому что если ночью сердце опять остановится и доктора прибегут с тележкой приложат к его груди электроды, прямо на нитроглицерин, то... сестра взмахнула "руками, как бы говоря "бум! ". Затем она вылетела из палаты, чтобы отыскать санитара, оставив Ника гадать, не безопаснее ли было б ему лежать дома в собственной постели. Его навещала куча народу. Пришел со своей матерью Джой, которого восхитила техническая сторона истории о том, как санитар обратил отца в живую бомбу, и который засыпал Ника вопросами, где можно купить нитроглицериновое желе и дефибриллятор. Пришли Бобби Джей и Полли -- с цветами, корзинами фруктов, запретными чизбургерами и "Кровавыми Мэри", подарком от Берта. Еще они притащили электрокамин, стоявший в гриль-баре Берта -- это чтобы Ник чувствовал себя как дома, очень трогательный поступок, хоть сестра и запретила камин включать. Полли даже прослезилась, увидев, какой он бледный, а местами -- там, где никотин вызвал сильное сужение сосудов, отчего кровь перестала поступать в конечности, -- еще и синий. Эротические мечтания Ника покамест не посещали, но он надеялся, очень надеялся, что к моменту выписки по крайней мере в одной конечности кровоток будет в полном порядке. Дважды, иногда трижды в день приходила Дженнет. Очень озабоченная, очень участливая. Нику стало казаться, что он в ней все же ошибся. В мире мужчин женщинам приходится туго, вот они и ожесточаются, но ведь это не значит, что Они по природе своей мужеподобны и непременно рвутся к главенству. Дженнет принесла ему трюфели, и клубнику из гастронома на Саттон-плейс, и цветы, любопытные, между прочим, цветы, почему-то наведшие Ника на мысли далеко не приличные. Может она для него что-нибудь сделать? Заглянуть к нему на квартиру, посмотреть, все ли там в порядке? Забрать одежду из чистки? Проверить почту? Сводить Джоя на матч Малой лиги? Заявился БР, изобразил генерала Паттона. совершающего внеплановую инспекционную поездку, и умчался внушать главному врачу, что у него в палате 608 лежит Очень Важный Пациент и что он, БР, ну вот как бог свят, ожидает, что с Ником будут обходиться как с таковым, даже если начальнику придется лично подносить ему утку в четыре утра. После этого БР звонил Нику по пяти раз на дню, требуя доклада о состоянии его здоровья. Академия -- -- да нет, вся табачная индустрия -- разъярена происшедшим и уже потребовала от конгрессменов, питающихся из ее кормушки, чтобы члены Конгресса от табачных штатов все как один надавили на Белый дом, дабы тот надавил на генерального прокурора, дабы прокурор надавил на ФБР. (Чем, возможно, и объяснялась некоторая сухость агента Монмани. ) Регулярно звонил Капитан, этот сам докладывал, как подвигается его работа с конгрессменами. Он поговорил с сенатором Джорданом, этой шлюхой, захапавшей его "Гольфстрим", и объяснил, что от него требуется: сенатору надлежит лично позвонить президенту и "уведомить его", что он должен приказать ФБР "из штанов выскочить, а изловить этих сукиных детей". Иначе ему, сенатору, не видать больше "Г-5", как своих ушей. Все это очень утешало. Ник был растроган. Табак сам о себе заботится. Хизер, чтобы не нарваться на кого-нибудь из Академии, прокралась к нему по окончании отведенных для посещений часов. Они с Ником решили сохранять свои отношения в тайне, просто безопасности ради. Ему не хотелось, чтобы БР или кто-то другой пронюхал, что он спит с врагиней. Не то чтобы Хизер писала о них совсем уж нелестно, но на взгляд БР, все репортеры -- враги. Она села на край его койки, в легком летнем платье, причесанная, как идеальная американка конца прошлого века -- локоны спадали на шею, -- очень соблазнительная. Но Нику пока еще не хватало сил на возбуждавшие ее безнравственные разговоры, и он просто слушал рассказ Хизер о беседе с Атертоном Блэром, немного самодовольным, неизменно в галстуке-бабочке, выпускником одного из престижных университетов, заместителем главного редактора "Сан", почтенной вашингтонской газеты. Она хотела напечатать в "Сан" статью о недавно нанятом президентом новом имиджмейкере; у Хизер имелись сведения, что он некогда консультировал близкого родственника Эриха Хонек-кера, прежнего диктатора Восточной Германии, построившего Берлинскую стену. На следующий день позвонила Дженнет сообщить, что она "уломала" Кэти Коурик из программы "Тудей" провести с ним выездное интервью -- прямо в палате. Как ни мила была Дженнет, Ник все же сомневался, что ей пришлось так уж сильно хлопотать насчет интервью. В конце концов, Ник стал одной из главных новостей, красующихся вверху первых газетных полос. Академия, надо полагать, завалена просьбами об интервью. -- Ты только не думай, что мы пытаемся нажиться на происшедшем, -- сказала Дженнет, -- но если ты в силах, то, по-моему, этой возможности упускать не стоит. Тоже верно. Похищение Ника было, в своем роде, благословением свыше. Антитабанные организации из кожи вон лезли в попытках откреститься от "никотеррористов", как уже прозвала преступников желтая пресса, и что-то старательно лопотали о своем неприятии этого "отвратительного", "экстремистского", "омерзительного", "недопустимого" деяния. Даже Рон Гуди, на котором Ник отрабатывал у Опры прямой в челюсть, и тот, если верить приведенной "Ньюсуиком" цитате, заявил, что, каким бы ни было его личное мнение о Нике, последний определенно не заслуживает смерти за свои взгляды. Несомненно, эту свинью заставили так сказать, и, столь же несомненно, чувствовал он себя при этом хуже покойника. -- Спасибо, Брайан. Четыре дня назад Ник Нейлор, главный общественный представитель табачного лобби, был похищен неподалеку от своего офиса в Вашингтоне, округ Колумбия. Той же ночью его обнаружили с плакатом на шее, в котором говорилось, цитирую: "Казнен за преступления против человечности". Тело его было облеплено смертоносным количеством никотиновых пластырей, которые прописываются желающим бросить курить. Врачи из больницы университета Джорджа Вашингтона говорят, что, когда его доставили сюда, он был при смерти. Дело это, по-видимому свидетельствующее о том, что по меньшей мере один из участников антитабачного движения решил прибегнуть к тактике террора, сейчас расследуется ФБР. Сегодня мистер Нейлор, еще не покинувший своей койки в больнице университета Джорджа Вашингтона, присоединится к нам. С добрым утром. -- С добрым утром, Кэти. -- Я знаю, для вас это было тяжелым испытанием. Первое, о чем я хочу спросить: как вам удалось выжить? Говорят, вы были буквально облеплены пластырями. -- Пожалуй, я мог бы сказать, Кэти, что жизнь мне спасло курение. -- Как это? -- Я курю, разделяя это удовольствие с пятьюдесятью пятью миллионами других взрослых американцев, и потому смог выдержать огромную дозу никотина, хотя она меня едва не убила. Если бы полицейские обнаружили меня чуть позже, я почти наверняка не болтал бы с вами сегодня. -- К курению мы еще вернемся... -- С вашего разрешения, Кэти, все это лишь доказывает то, о чем мы давно уже говорим, а именно: "Люди, не связывайтесь с никотиновыми пластырями. Это убийцы". -- Но, разумеется, не в том случае, если вы правильно их используете. -- Кэти, из уважения к тем, кто нас сейчас видит, я не стану особенно задерживаться на том, что сделали со мной эти штуки. Тошнота, безудержная рвота, пароксизмальная тахикардия, прекращение подачи крови в мозг, онемение и холод во всех конечностях, страшный кожный зуд, нарушение зрения, невралгическая мигрень... на всем этом я задерживаться не стану и скажу только одно: если такое способна учинить пачка этих липучек, нам остается лишь воображать, какой вред может причинить нормальному, здоровому курильщику всего одна из них. Так вот, чтобы не тратить слов попусту: скажите пластырям "нет". -- Насколько нам известно, похитители прислали в "Вашингтон сан" записку. -- На этот счет мне сказать нечего, Кэти. -- Она опубликована в сегодняшнем номере. -- Да что вы? -- Номер у меня с собой. Хотите узнать, что в ней написано? -- Ну... -- Цитирую: "Ник Нейлор несет ответственность за смерть миллиардов... " -- "Миллиардов"? Наверное, "миллионов". -- Нет, тут сказано "миллиардов". -- Но это же чушь. Я работаю в Академии шесть лет, и если мы примем цифру 435 тысяч в год -- тоже, кстати, совершенно нелепую, -- я должен нести ответственность, в кавычках, за два миллиона шестьсот тысяч. Так откуда эти господа взяли "миллиарды"? Кто я, по их мнению, Макдоналдс? -- Дальше читать? -- Да, конечно, непременно читайте, я весь внимание. -- "Его устранение должно послужить предупреждением табачным компаниям. Если они немедленно не прекратят производство сигарет, мы уничтожим и других". -- А скажите, записка, случаем, написана не на бланке Главного врача? -- Прошу прощения? -- Слог уж больно знакомый. Да нет, Кэти, я шучу, конечно. Юмор, знаете ли. Лучшее лекарство... -- У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, кто это сделал? -- Нет, но если они нас слышат, а я уверен -- они не меньшие ваши поклонники, чем я, значит, слышат, -- я хотел бы сказать им: не прячьтесь, покажитесь, я не стану выдвигать против вас обвинения. -- Не станете? -- Нет, Кэти, я думаю, что люди, способные на такое, нуждаются прежде всего в помощи. -- Вы очень терпимый человек. -- Видите ли, Кэти, слово "терпимость" начинается, как и слово "табак", с буквы "т". Наша позиция всегда была такой: мы понимаем людей, резко настроенных против курения. И мы говорим: давайте работать вместе. Давайте вести диалог. У нас большая страна, в ней найдется место и для курящих и для некурящих. Первым позвонил Капитан: -- Блестяще, сынок, блестяще! За ним поспел БР: -- Не могу не отдать тебе должное, Ник, ты сбил нас с ног. Мы тут никак отдышаться не можем. Следом Дженнет: -- Ник, я такого еще не видела. Потом Полли, эта смеялась: -- Так что же все-таки произошло? -- Понятия не имею, -- сказал Ник. -- Надеюсь только на одно -- что возили меня, не в Мэриленд, а в Виргинию. -- Почему? -- А потому, -- ответил Ник, -- что в Виргинии все еще существует смертная казнь. Глава 13 В день возвращения Ника на работу БР, собрав всех сотрудников Академии, произнес приветственную речь. Из нее следовало, что Нику удалось одурачить своих похитителей и сбежать. На самом деле Ник понятия не имел, как он оказался на Эспланаде, и очень сомневался, что успел кого-либо одурачить, поскольку дурачить людей, когда у тебя сердечный приступ плюс непрерывная рвота, дело довольно сложное. Сотрудники Академии и так-то вели себя с Ником как с героем, вернувшимся с войны, отчего он начал уже смущенно поеживаться. А тут еще БР затеял изображать Генриха V, обращающегося под Азенкуром к горстке счастливцев, братьев. Под конец он даже процитировал слова, сказанные Черчиллем в самый мрачный для Британии час: "Никогда не сдаваться, -- сказал он. -- Никогда. Никогда. Никогда! " Сотрудники аплодировали. Некоторые прослезились. Что говорить, ничего подобного Ник в Академии табачных исследований еще не видел. Содеянное с ним привело к удивительному результату -- к общему подъему духа. Как будто затянувшееся тягостное перемирие между Академией и враждебным миром наконец завершилось, вылившись а открытые военные действия, и, видит бог, -- воевать так воевать! Мы готовы. Люди, отродясь не переступавшие порога военной базы и уж тем более не глядевшие в дуло пистолета, произносили в коридорах слова вроде "обходной маневр" и "удар с фланга". Это действительно бодрило -- честь мундира и все такое. Ник был тронут. -- Ник, -- обратился к нему Гомес О'Нил, -- вопрос. Рослый, смуглый и рябой Гомес, с ручищами толщиною в тросы, на которых держится Бруклинский мост, возглавлял в Академии службу разведки, то есть отдел, отвечающий за сбор информации о частной жизни самых приметных антитабачных крикунов и сутяг. Прежде он работал в какой-то правительственной службе -- в какой, оставалось неизвестным, поскольку Гомес не любил вопросов о своем прошлом. Отпуска он проводил в одиночных походах по таким симпатичным местам, как Баффинова Земля и пустыня Гоби. БР, похоже, недолюбливал Гомеса, что, похоже, оставляло Гомеса равнодушным -- уволить его было так же непросто, как Дж. Эдгара Гувера. -- Шмаляй, -- вырвалось у Ника словечко, которым, беседуя с Гомесом, следовало пользоваться с осторожностью. -- Ты курить не бросил? Послышались нервные смешки. По правде сказать, Ник уже больше недели не прикасался к сигаретам. У него как-то не возникало потребности ввести в свой организм еще немного никотина. Он даже подумывал, что, пожалуй, может теперь претендовать на пособие по нетрудоспособности. Все смотрели на него с ожиданием. Подвести этих людей он не мог. Ныне он был не просто их общественным представителем, он был их героем. -- Закурить у кого-нибудь найдется? -- спросил он. Двадцать рук одновременно протянули ему по пачке. Ник выбрал "Кэмел", прикурен, набрал немного дыма в легкие и выдохнул его. Ничего, даже приятно, затянись еще разок и выпусти дым. Вокруг одобрительно заулыбались. Тут перед глазами его поплыли яркие звездочки, вскоре заплясал уже целый млечный Путь. Ника прошиб холодный пот, комната качнулась и -- о нет, только не сейчас, не перед всеми сотрудниками... -- Ник? -- окликнул его БР. -- Все в порядке, -- неверным голосом ответил Ник и опустил сигарету в пепельницу. Ну и вкус же во рту. Бр-р. -- Ты сразу-то не налегай, -- сказал БР. -- Может, для начала попробуешь с фильтром, -- неуверенно предложил кто-то. Ник стоял перед смущенно молчавшими коллегами, промаргиваясь, слегка пошатываясь. -- Слушай, Ник, -- произнес наконец Джеф Тобиас, -- ты уже видел данные по женщинам от восемнадцати до двадцати одного? -- Угу. Отдам полцарства за мятный леденец. -- До двадцати процентов выросли. -- Замечательно, -- пробормотал Ник. БР добавил: -- Подождите, пока Ник начнет кампанию против курения. -- Кто-то фыркнул. -- Кстати, когда нам покажут плакаты? -- Сегодня после полудня у меня видеосвязь со Свеном, -- сказал Ник, чувствуя, как у него холодеют пальцы. Может, Позвонить доктору Вигу? "Вы курили?! " -- Нам всем не терпится увидеть, что он для нас приготовил, -- сказал БР. -- Ну ладно, передаю слово Карлтону, он ознакомит нас с новыми процедурами обеспечения безопасности. Карлтон начал с анекдота про двух парней в походе, на палатку которых напал медведь гризли, -- один из них натянул кроссовки и начал их зашнуровывать. "На что тебе кроссовки? -- спросил другой. -- Гризли тебя все равно догонит". "Я не от гризли хочу оторваться, -- ответил первый, -- а от тебя". Когда имеешь дело с террористами, пояснил Карлтон (некоторые поежились), уцелеть можно, лишь заставив их заняться кем-то другим. Слушатели его обменялись смущенными взглядами: "О нас, о горстке счастливцев, братьев". Явно воодушевленный -- когда еще случится ему поговорить на любимую тему? -- Карлтон остановился на важности нешаблонного поведения. Выходить из дому на работу следует в разное время, избирая разные маршруты и внимательно приглядываясь к окружающим, особенно к тем, что одеты в какую-нибудь форму. Он раздал фотокопии листовок, озаглавленных "Что делать, если Вас засунули в багажник автомобиля". Люди молча разглядывали фотографию здоровенного окровавленного мужика. "Засунули... в багажник? " -- Теперь насчет адских машинок. Эта часть выступления Карлтона заняла целых пятнадцать минут. Карлтон потратил их на описание примерно трех дюжин различных бомб, включая и ту, которая крепится к дворникам ветрового стекла. -- Вы включаете дворники и -- ба-бах! -- получаете весь заряд прямо в физиономию. Бетти О'Мейли побледнела. БР перебил Карлтона: -- Давай-ка теперь хорошие новости. Карлтон открыл чемоданчик и раздал всем маленькие, черные, похожие на бипер приспособления. То были электронные маяки, посылающие сигналы тревоги, -- такие используются на спасательных плотах. Если на вас напали, достаточно нажать две кнопки одновременно и все правительство США устремится вам на помощь. Затем он открыл другой чемоданчик и выдал каждому по баллончику с перечным газом. Газом полагалось прыскать в лицо всякого рода подозрительным типам. Но только если они начнут первыми. И только если вы уверены, что они хотят вас убить. В прочих же случаях, пусть даже вас засовывают в багажник, делайте в точности то, что вам говорят. Вопросы есть? К этой минуте уже можно было бы услышать, как булавка падает на пол, даром что его покрывал ковер. -- Я что-то не понял, -- спросил Чарли Нобл из юридического отдела, -- мы что же, все на прицеле? -- Я не знаю ответа на этот вопрос, -- сказал БР, -- я просто не хочу рисковать. Карлтон принял необходимые меры для того, чтобы каждый из вас -- каждый, без исключения, кроме, разумеется, Ника, -- провел следующие выходные в тренировочном лагере в Западной Виргинии. Будете вместе с работниками правительственного аппарата осваивать навыки, необходимые водителю при наличии угрозы со стороны террористов. Общий ропот. -- Вас всех обучат. Чему их обучат, Карлтон? -- Обнаружению мин в машине, слаломной езде, развороту прыжком и бутлегерскому развороту, технике тарана и обнаружения слежки. -- Мин? -- переспросил Сид Берковиц из "Коалиции за здоровье". -- Нам угрожают мины? -- Это всего лишь предосторожность. Уверяю вас, ФБР вот-вот схватит этих людей. Пока же мы договорились с 1800-м полицейским участком на К-стрит о том, что будем оставлять машины в их подземном гараже. Так что в наш гараж машин больше не ставьте. На сей раз ропот заметно усилился. БР пришлось повысить голос, иначе бы его никто не услышал. -- Спокойно, спокойно. Повторяю, это предосторожность, не более. Никто нам минами не угрожал. Да и вообще, мы с вами занимаем верхний этаж, так что при взрыве в подвале разве что дыму наглотаемся. Дженнет засмеялась. Но только Дженнет. После совещания БР отвел Ника в сторонку. И вручил коробку пластырей "нико-стоп". Если бы БР передал ему из рук в руки свежую, еще парную какашку, это вряд ли произвело бы на Ника большее впечатление. -- Угадай, -- сказал БР, -- на сколько упали продажи этих "смертельных нашлепок" после твоего интервью "Тудей"? На сорок пять процентов! Ник, содрогнувшись, вернул ему коробку. На сегодня хватит с него никотина. -- Неприятно, конечно, извлекать выгоду из этой гнусной истории, но, боже ты мой, ступив в дерьмо, розой пахнуть не станешь. Посмотри, какая пресса, -- он передал Нику толстую папку, настоящий "богатырский бутерброд", из которого во все стороны торчали, словно листья салата и ломти ветчины, газетные и журнальные вырезки. Большую их часть Ник уже видел. Его поминали во всех утренних шоу, по всем кабельным программам. Европейцы и азиаты, которые все еще дымили себе и горя не знали, говорили о Нике и не могли наговориться. Волнующее ощущение человека, который слышит параллельный перевод собственных слов, оказалось для Ника в новинку. Интервьюерша-француженка, обаятельная, прелестная женщина, не поленилась ознакомиться с физиологическими последствиями сужения сосудов и, основываясь на этом исследовании, спросила у Ника, не сказалось ли пережитое на его "романтических способностях"? Ник зарумянился, ответил "нет", pas du tout, но тем не менее облился холодным потом. Его показало даже словацкое телевидение -- немалое достижение, поскольку "Агломерейтед Тобакко", компания, принадлежащая самому Капитану, осуществляла массированное вторжение в страны бывшего Восточного блока, наводняя их сигаретами, название которых переводилось как "горлодер". Жители этих стран, выросшие на сигаретах, напоминающих вкусом горящие ядерные отходы, отличались пристрастиями старомодными: им требовалось не меньше, а по возможности больше никотиновых смол. Рак легких сходил у них за знак качества. -- Дженнет сказала, что "Молодой современник" собирается сделать о тебе репортаж для рубрики "Одна неделя такого-то". -- Да, -- сказал Ник, в очередной раз испытав раздражение при мысли об информационном канале Дженнет -- БР, -- но как раз с ними мне связываться не хочется. -- Япония для нас очень важна, там уже курят двое мужчин из трех в возрасте от шестнадцати до двадцати одного. В Академии эту возрастную группу называли "первым этажом". -- Просто неохота, чтобы японские репортеры целую неделю торчали в моем кабинете. Да, собственно, и любые другие. Еще немного, и публика будет сыта мной по горло. -- Двое из трех, Ник. Миллионы и миллионы современных японских юношей; В их глазах ты герой. Это налагает определенную ответственность. -- Давай поговорим об этом после. Спасибо и на том, что Ник обратился теперь в звезду размером с Кинг-Конга, которая может позволить себе фразу "Давай поговорим об этом после". -- Я сегодня разговаривал с Капитаном. Он надеется, что ты с этим справишься. "Агломерейтед" вторгалась и в Японию тоже, благо торговый представитель США пригрозил повысить на 50 процентов тариф на импортный соевый соус, если Япония не откроет свои порты и легкие для американского курева.. -- С ним я тоже поговорю после, -- конечно, тут Ник малость переборщил, но все, что мог позволить себе БР, это скривиться и сказать: "Ладно, надеюсь, ты понимаешь, что делаешь". Проклятая популярность уже начинала действовать Нику на нервы. Вон и Сэмми Наджиб позвонила сегодня утром и попросила -- потребовала, -- чтобы он снова выступил в шоу Лэрри Кинга. Они с Лэрри уверены, нутром чуют, что этот мерзавец позвонит еще раз, -- разве Ник не понимает, какая роскошная получится передача? -- Да, кстати, -- театральным тоном произнес БР, -- на следующей неделе сюда приезжает Пенелопа Бент, и догадайся, с кем ей хочется повидаться? Пенелопа, ныне леди Бент, подписала недавно с "Бонсакер интернэшнл" (прежней "Бонсакер тобакко") контракт, по которому ей выплачивалась семизначная сумма за ежегодные выступления перед советом директоров и собранием акционеров. В последнее время Болыпаятабачная шестерка все чаще прибегала к услугам знаменитостей: ветеранов, переживших вьетнамский плен, бывших президентов престижных университетов. Шестерка пыталась даже подрядить мать Терезу -- чтобы та поработала для нее зазывалой под прикрытием пресловутой свободы слова либо Конституции. Последним ее приобретением стала Пенелопа, занимавшая до недавнего времени пост премьер-министра Великобритании. -- Ну-ну? -- отозвался Ник. -- Капитан позвонил мне сегодня утром. Все они по-прежнему благоговеют перед ней и ни слова поперек сказать не смеют. Видимо, она и впрямь обладает даром внушения. Как бы там ни было, Капитан считает, что ты мог бы воспользоваться этой возможностью, чтобы немного натаскать ее на случай, если ей станут задавать неприятные вопросы насчет наших с ней отношений. Ну, чтобы она пела на один голос с нами. Главное -- подчеркнуть нашу разносторонность. "Агломерейтед" это не только табак, но и детское питание, замороженные продукты, смазочные вещества, воздушные фильтры, шары для боулинга. В общем, сам понимаешь. -- Понимаю, -- сказал Ник, раздраженный тем, что его учат делать хорошую мину при плохой игре, -- однако сомневаюсь, чтобы "титановая леди" нуждалась в моих наставлениях насчет обращения с прессой. -- Ей просто хочется познакомиться с тобой, Ник, -- радостно сказал БР. -- Я бы на твоем месте чувствовал себя польщенным. -- Ладно, я польщен. -- Может, она даст тебе пару советов насчет того, как обходиться с террористами. Помнишь, что она учинила с ИРА, после того как ее бульдоги подорвались на мине? -- Я вроде бы в Голливуд собирался? -- Мы пытаемся устроить тебе встречу с Джефом Мегаллом и его людьми. Это посложнее, чем добиться аудиенции у Господа Бога. -- С Джефом Мегаллом? -- удивился Ник. -- С ним самым. Однако Капитан хочет, чтобы ты немного поболтался здесь -- пусть пресса, пока она от тебя не устала, знает, где тебя искать. Честно говоря, если бы я предвидел, что твое похищение наделает столько шума, я бы тебя сам похитил. Да, и еще: когда будешь в Лос-Анджелесе... -- Да? -- насторожился Ник. -- Это насчет твоего приятеля, Лорна Латча... -- Он мне не приятель, БР. Все, что я для него сделал, -- это отговорил твоих людей судиться с ним. У Лэрри Кинга мне пришлось спрятаться в туалете, чтобы с ним не столкнуться. -- В последнее время он здорово нам досаждает, -- сказал БР. -- Ты читал, что он наговорил о нас на прошлой неделе? Нет, ты же еще в интенсивной терапии лежал. Твоя подружка Опра вытащила его на шоу вместе с этой дамочкой, награжденной "Серебряными дубовыми листьями". Видел бы ты, как они вякали через свои резонаторы. Дуэт для двух дуделок. Ник поздравил себя с тем, что в этом шоу Опры ему участвовать не пришлось. -- Трогательное было зрелище. Ладно, она женщина, ее я могу простить. Но не его. У этого малого нет никакого чувства личной ответственности. -- Он умирает, БР. Самое для нас лучшее -- оставить его в покое. Будь моя воля, я бы ему еще и денег дал, на расходы. -- Не уверен, что я выбрал бы этот путь, -- сказал БР, -- однако Капитан придерживается в аккурат такого же мнения. -- Ну хорошо, -- сказал Ник глядевшему на него с экрана видеотелефона Свену, -- как у нас насчет безликости? Свен ответил: -- Должен с самого начала подчеркнуть, что мы здесь все до единого пришли в ужас от задания соорудить неэффективную рекламу, которая вообще никак не подействует на людей. У Ника вдруг возникло чувство, что их разговор прослушивается. Как будто он в самый разгар Уотергейтского дела сидит в Овальном кабинете и беседует с Никсоном. -- Я просто хочу объяснить, как мы себе представляли нашу роль, -- продолжал Свен. -- Ладно, я понял: вам выпала роль терзаемого муками художника, -- сказал Ник. -- Что дальше? Эти мне творческие натуры, ну чисто оранжерейные орхидеи. А еще из Миннеаполиса. Ник впервые побывал там полгода назад и чуть уши не обморозил. -- Нам вроде бы оставалось одно -- взять за основу нечто вроде "КОЕ-КОМУ ХОЧЕТСЯ, ЧТОБЫ ТЫ ЗАКУРИЛ. МЫ ЭТОГО НЕ ХОТИМ" и вообще не касаться темы здоровья, но попытаться сыграть на присущей подростку боязни оказаться марионеткой в руках взрослых. Однако тебе это не понравилось бы. -- Нет, потому что могло сработать. -- Вот-вот, и мы эту идею отставили. На наш взгляд, тут необходима резкость, нужно говорить с подростками властным тоном, который уже въелся им в кишки, пилить их -- что-то вроде "шел бы ты в свою комнату" -- и таким образом полностью выйти у них из доверия. -- А вот это мне нравится, -- сказал Ник. -- Отлично, -- откликнулся Свен. -- В этом направлении мы и пошли. Он подтянул плакат в поле зрения камеры. Только текст, и ничего больше. "Все, что родители говорят тебе про курение, -- чистое золото". -- Хм, -- произнес Ник. -- Знаешь, чем он мне нравится? -- спросил Свен. -- Он скучный. -- Это да, -- согласился Ник. -- Скулы сводит. Любой мальчишка, взглянув на него, только и скажет: "Блевотина". "Пожалуй, -- подумал Ник, -- Джой именно так бы и отреагировал". -- И при всем при Том, -- продолжал Свен, -- он не имеет себе равных по подрывной силе. -- Не понял? -- Произнеси вслух последние три слова. -- "Курение -- чистое золото". -- Безлик снаружи, зато берет человека изнутри. Троянская индейка. -- Да, -- сказал Ник, -- пожалуй, это я могу показать нашим деятелям. Ник нетерпеливо ждал ленча с Полли и Бобби Джеем -- все-таки час-другой нормальной жизни. Будучи обладателем докторской степени по отмыванию черного кобеля добела, он хорошо понимал, почему Капитан и БР норовят выдавить из курочки, пока она еще дышит, все золотые яйца до последнего, однако слава давалась ему все же недешево. Как говаривал Фред Аллен, знаменитость -- это человек, который кладет первую половину жизни на то, чтобы прославиться, а вторую ходит в темных очках, чтобы к нему не приставали на улицах. По пути из Академии к Берту Ник обнаружил, что люди, мимо которых он проходит, пихают друг друга локтями, шепча: "Это он? " А стоя в ожидании зеленого света на углу К-стрит и Коннектикут авеню, услышал за спиной женский голос, пробормотавший: "И поделом тебе". Ник круто обернулся, но женщина уже прошла мимо, а догонять ее, чтобы спросить, не ослышался ли он, что-то не захотелось. По спине его пробежал холодок. Он не считал себя размазней и тряпкой, ему приходилось слышать от целой толпы людей слова "массовый убийца", а то и похуже (иногда произносимые хором), но толпу эту, как правило, составляли горлопаны с плакатами или "профессиональные здравоохмурители", норовившие заткнуть Нику рот. Однако когда люди, совершенно тебе незнакомые, -- среди бела дня в Вашингтоне, на самом оживленном его перекрестке -- подходят, чтобы выразить солидарность с теми, кто похитил тебя и пытал, это, видимо, означает, что где-то на жизненном пути ты ошибся поворотом. Ник заскочил в универмаг "Троувер" и купил дешевые солнечные очки. Очки позволили ему пройти остаток Коннектикут и добраться до Род-Айленд авеню, не услышав больше ни одного пожелания скорой кончины. Ощущение безопасности вернулось к нему лишь у Берта. Берт подошел и обнял его и вообще ужасно суетился; подходили и официанты, жали руку, уверяли, что он отлично выглядит. В последние дни он часто слышал: "Отлично выглядишь, Ник", несмотря на то, что потерял десять фунтов и кожа у него приобрела серый, рыбий какой-то оттенок. Берт сказал, что едят они сегодня за счет заведения, и сам отвел Ника к привычному столу у поддельного камина, по кирпичам которого уютно скользили язычки поливинилового пламени. Бобби Джей и Полли уже поджидали его. Оба встали, здороваясь, что совсем доконало Ника. Если издавна заведенный порядок когда-нибудь доставлял ему удовольствие, так именно здесь, а до сих пор ни один из членов "Отряда ТС" не вставал, приветствуя другого. Среди торговцев смертью царило равенство. Полли так даже обняла и поцеловала его. Ну на что это похоже? Ник уже устал от всеобщей участливости. -- Я в порядке, -- сказал Ник, -- ничего сверхъестественного со мной не произошло. -- Отлично выглядишь, -- сказал Бобби Джей. -- Да, верно, -- сказала Полли. -- Просто здорово. Ник смерил обоих взглядом. -- Вы что, работу сменили? Пишете тексты для поздравительных открыток? Выгляжу я дерьмово. Бобби Джей и Полли переглянулись. Полли тронула Ника за локоть. -- Мы просто рады, что ты вернулся. -- Ну так и радуйтесь, а кудахтать надо мной не надо. -- Извини, -- отдергивая руку, сказала Полли. -- Не знала, что ты нынче не в настроении. -- БР только что передал мне пожелание Капитана, чтобы я всучил взятку умирающему от рака Перекати-Поле, дабы тот нас больше не поносил. Я вынужден соглашаться на каждое вшивое интервью. Завтра вечером я выступаю у Лэрри Кинга -- и он и ФБР намерены использовать меня в качестве приманки для этого маньяка, Питера Лорри, -- а только что какая-то баба на улице прошипела мне в спину, что похитили меня за дело. Так какого, к дьяволу, настроения ты от меня ожидаешь? -- Да, городок у нас непростой, -- сказал Бобби Джей. -- Это ты мне рассказываешь? Ну-ка, вычисли моих телохранителей. -- Которых? -- А, не можешь? Вон та, в джинсах, и вторая, у которой сумка размером со спальник. Обе работали раньше в Секретной службе. Знаешь, что у нее в сумке? Обрез. Очень надеюсь, что эта сволочь попробует сцапать меня еще раз. Вы представляете, какую драную двойную дыру проделывает в человеке заряженный картечью обрез? -- Я, -- сказал Бобби Джей, -- представляю. -- Эта парочка хотя бы пытается слиться с толпой. Не то что прежние -- в одинаковых костюмах и с проводами в ушах. "Внимание, все! Мы телохранители! Будьте добры, нападите на нашего подопечного! " Толку от них было как от козла молока. -- Мне казалось, ты сам пытался от них оторваться, -- сказала Полли. -- Полли, -- произнес Ник снисходительным тоном, подразумевающим, что вопросы безопасности -- не женского ума дело, -- хорошие телохранители не позволяют Отрываться от себя людям, которых они, предположительно, охраняют. Он вздохнул: -- Господи, вы только посмотрите, до чего я докатился! До телохранительниц. -- Судя по тому, как идут дела, -- сказала Полли, -- скоро они всем нам понадобятся. Ты заметил, какой шум подняла в этот уик-энд пресса вокруг пьяного зачатия? -- А что, очень трогательно получилось, -- вставил Бобби Джей. -- Тебе не кажется, что "Сан" попросту опозорилась, отведя этим людям столько места? Я переговорила с Дином Джарделом из "Скотча и бурбона", а это две трети продажи спиртного в Вашингтоне, так он сказал, что на следующий месяц "Вашингтон сан" никакой рекламы от них не получит. -- Эх, -- вздохнул Бобби Джей, -- вот был бы у нас рычаг вроде этого... Да только оружие они рекламировать не желают. Даром что купить его в Вашингтоне проще простого. -- Послушать их, так мы подстрекаем беременных женщин пить горькую. Такую развели политическую корректность, что мне захотелось... -- Ну-ну? -- Я даже удивилась, что нынче утром никто не похитил меня по дороге на работу. Ник слушал Полли, вспоминал встреченную на улице женщину, и в нем крепло подозрение, что у него того и гляди отнимут честно заслуженные им никотиновые нашивки за отвагу. -- Полли, -- наконец сказал он, -- вряд ли у тех, кто работает в индустрии спиртных напитков, есть резон бояться похищения. Наступило натянутое молчание. "Спиртные напитки" прозвучали в его устах как "слабительная микстура" или "кошачий корм". Полли неторопливо закурила, затянулась и выпустила краем рта длинную струю дыма -- подчеркнуто невозмутимо; глаза ее не отрывались от глаз Ника, нога постукивала по полу. -- Так мы теперь уже не такие нечестивцы, как ты? -- Постой, -- сказал Ник, -- я не имел в виду ни тебя, ни Бобби, просто табак, сравнительно со спиртным и оружием, ненавидят куда сильнее. -- Да ну? -- отозвалась Полли. -- Это ново. -- Ладно тебе, -- сказал Ник. -- Я каждый день сравниваю наши цифры с вашими. Курево уносит четыреста семьдесят пять тысяч жизней в год, это тысяча триста в день... -- Минутку-минутку, -- сказала Полли. -- Ты же сам кричишь на всех углах, что четыреста семьдесят пять тысяч -- это дерь... -- Хорошо, пусть будет четыреста тридцать пять. Двенадцать сотен в день. Сколько людей ежегодно мрет от спиртного? От силы сто тысяч. Двести семьдесят с чем-то в день. Не будем мелочиться, возьмем двести семьдесят. Скорее всего, примерно столько же гибнет, поскользнувшись в ванной комнате на куске мыла. Так что я не понимаю, с чего бы террористам озлобляться настолько, чтобы похищать кого бы то ни было из работающих в алкогольной индустрии. Бобби Джей сказал: -- Слушаю я, как ты считаешь потери в живой силе, -- ну вылитый Макнамара. Поостыньте, детки. Ник повернулся к нему: -- Сколько людей каждый год погибает в США от огнестрельного оружия? -- Тридцать тысяч, -- сказал Бобби Джей, -- это если брать чохом. -- Восемьдесят человек в день, -- фыркнул Ник, -- меньше, чем на дорогах. -- На самом-то деле гораздо меньше, -- мирно ответил Бобби Джей. -- Пятьдесят пять процентов этой цифры дают самоубийства, еще процентов восемь убийства с целью самозащиты, так что на нас приходится чистыми одиннадцать тысяч сто. -- Тридцать человек в день, -- сказал Ник. -- Вообще говорить не о чем. Никакие террористы в вашу сторону, и не посмотрят. -- Видел бы ты угрозы, которые я время от времени получаю по почте, -- вспыхнула Полли. Ник не помнил ее такой сердитой со дня, когда ей пришлось разговаривать на телевидении с родителями детей, пострадавших в разбитом пьяным водителем школьном автобусе. -- Угрозы? Время от времени? -- Ник саркастически усмехнулся. -- Да вся моя почта состоит из одних угроз. Я теперь и бандеролей-то не распечатываю. Просто-напросто исхожу из того, что внутри бомба. Всю мою почту отправляют прямехонько в лаборатории ФБР. И там мужики в свинцовых костюмах вспарывают ее струей перегретого пара. Так что насчет почты ты со мной состязаться даже и не пытайся. -- Может, снимем боксерские перчатки и закажем что-нибудь? -- сказал Бобби Джей. -- Я есть хочу. -- Верно, -- стиснув зубы, выдавил Ник. "Ждешь от них Юмюго-никакого сочувствия... стоп, стоп, Полли и была полна сочувствия, пока я не вылез с поздравительными открытками". Снова во рту этот поганый вкус, точно окурок держишь под языком. Врачи говорят, что никотин будет выводиться из организма еще месяца три. Еда больше не доставляет ему удовольствия, а специи так и вовсе отдают "Драно". Ник заставил себя сказать: -- Я вовсе не утверждал, будто я нечестивее вас. -- Пустяки, -- лаконично отозвалась Полли. Чтобы не смотреть друг на друга, Полли и Ник уставились в меню. Разговор пришлось вести Бобби Джею -- собственно, это был монолог. Бобби сокрушался по поводу близящейся годовщины покушения на президента Финистера. Каждая из них сопровождалась оргией, как выразился Бобби, писем в газеты с призывами запретить продажу ручного оружия: все почему-то забывали, что Финистера застрелили из охотничьей винтовки с оптическим прицелом. -- Что же, у нас теперь и охотничьи ружья отнимут? -- Никогда, разве что вырвут их из наших охладевших, мертвых рук, -- пробурчал Ник, остановившийся на спагетти в надежде, что хоть они не будут отзываться пятновыводителем. А Бобби Джей уже рассказывал об упреждающей пропагандистской кампании, планируемой его Обществом по распространению в предвидении этой годовщины. Через своих людей в Конгрессе Общество пыталось также добиться от Белого дома разрешения на проведение "Недели распространения знаний о мерах безопасности при обращении со стрелковым оружием", на которую годовщина как раз бы и пришлась. Белый дом пока чинил им препоны, но Обществу именно благодаря этому удалось загнать его в угол: "Мы просили Белый дом, мы умоляли его поддержать в масштабах страны недельные мероприятия, которые позволят внушить людям более ответственное отношение к оружию, и чего мы добились? Ничего... " Кроме того, Стоктон Драм, которого программа "Лицо нации" обвинила недавно в геноциде по отношению к молодежи негритянских гетто, распорядился, чтобы каждый высокий чиновник Общества один час в неделю отрабатывал в общественных организациях, подвизающихся среди чернокожего юношества. Так что в следующий раз, когда какой-нибудь либеральный ханжа обвинит Драма в массовых убийствах, тот сможет поотрывать ему яйца. Большинство подчиненных восприняло приказ начальства без особого энтузиазма, но кое-кто продемонстрировал и высокую гражданскую сознательность. Один, например, предложил создать в гетто бесплатные стрелковые курсы. Если эта шпана, говорил он, собирается превратить улицы в зону свободного огня, так уж лучше научить их стрелять пометче, чтобы они не убивали ни в чем не повинных прохожих. Бобби Джей это предложение отклонил. -- Самое грустное, -- вздохнул он, прилаживая специальной конструкции нож к крюку на протезе (им уже принесли еду), -- что идея-то неплохая. Подали кофе глясе. За едой Полли молчала. Ника все пуще томило раскаяние за свое поведение. Пока он размышлял о том, как загладить содеянное, Бобби Джей упомянул о статье в сегодняшней "Вашингтон мун", и Полли с нарочитой небрежностью спросила: -- Ну, как там Шизер? -- Шизер? -- Хизер. -- Хорошо, -- сказал Ник. -- Вроде бы. Не знаю. Пытается получить работу в "Сан". Беседовала с Атертоном Блэром. -- С этой поганой задницей? Скорее всего, он-то и вытащил пьяное зачатие на первую полосу. Он ведь у нас трезвенник. -- Непьющий газетчик, -- вздохнул Бобби Джей. -- Дожили! -- Мало того, он состоит в АА. -- Неужто? -- удивился Ник. -- По нашим сведениям. Таскается зачем-то в Рестон, а зачем -- никто не знает. -- Интересно, -- произнес Ник. -- Надо будет сказать Хизер. Полли нахмурилась: -- Это еще для чего? -- Не знаю. Вдруг да пригодится. Может, ей удастся всучить ему статью, восхваляющую АА, или еще что-нибудь. -- И лишний раз вывалять нас в грязи? Это конфиденциальная информация. Как и все, что говорится за нашим столом. -- Да ладно, что ты так дергаешься? Я просто. -- Вознамерился передать своей цыпочке конфиденциальную информацию. Вмешался Бобби Джей. -- Не думаю, что кто-то из нас способен и на секунду предположить, будто сказанное за нашим столом может уйти дальше... ну хоть вот этой сахарницы. -- Правильно, -- сказал Ник. -- Правильно, -- сказала Полли. А Ник мирно прибавил: -- Вообще-то, я последние несколько недель с ней почти не разговаривал. И без того было о чем подумать -- восстановится ли когда-нибудь чувствительность пальцев или понадобится ли трансплантация печени. -- Если ты решил превратить ее в своего глашатая, выкинь все эти мысли из головы и приступай прямо к делу, -- сказала Полли. И, посмотрев на часы, добавила, что ей пора. В город съехались калифорнийские виноделы -- они надеются протолкнуть через Конгресс постановление о борьбе с филоксерой. Кроме того, у нее совещание с рекламной службой: необходимо что-то противопоставить опасному мнению насчет того, что только французские красные вина способны защитить человека от сердечных заболеваний. Ник и Бобби Джей смотрели, как Полли уходит -- на плече сумочка с торчащей наружу антенной сотового телефона, каблучки щелкают об пол. Юбка на Полли сегодня короче обычного, заметил Ник, соблазнительная такая, плиссированная юбочка. -- Что с ней происходит? -- спросил Ник у Бобби Джея. -- По-моему, она сегодня не в форме. -- Письмо от Гектора получила, -- ответил Бобби Джей. -- Он хочет начать все заново. Только ей придется перебраться а Лагос. -- Ишь, умник! -- усмехнулся Ник. -- Ладно, тогда вопрос снимается. Вернувшись к себе, Ник только-только начал вникать в неотложные бумаги, как в кабинет его вошел и плотно прикрыл за собою дверь Гомес О'Нил. -- В чем дело? -- Не знаю, -- хмуро ответил Гомес. Ник растерялся: -- Это что, новая буддийская притча? -- Побереги спину, малыш, -- сказал Гомес и вышел. Глава 14 Ник позвонил Капитану. Его ожидала неприятная новость: секретарша Капитана сообщила, что тот в больнице. "Нет, ничего серьезного, -- сказала секретарша, -- мелкий ремонт". Вроде бы несколько поросячьих сердечных клапанов, пересаженных другим людям, начали барахлить, и Капитана решили обследовать на всякий случай. Голос у Капитана был больной. -- Алло? Нет, черт побери, не хочу я прочищать кишечник. Я вам уже четыре раза сказал, это не вашего ума дело. Алло? Ник, сынок! Благослови Господь мою душу, как приятно тебя услышать. Что со мной? Со мной все было отлично, пока меня не затащили в эту средневековую камеру ужасов. Знаешь, в чем главная беда нашего здравоохранения? В существовании больниц. Ник услышал, как медсестра -- судя по голосу, крупная немолодая негритянка, полагающая, что ей принадлежит вся полнота власти, -- потребовала, чтобы Капитан отложил разговор, пока они не закончат дел поважнее. Капитан, как и всякий южанин, был перед нею бессилен. Ей же было решительно наплевать на то, что он -- Капитан, титан индустрии, самый важный в Уинстон-Сейлеме человек. -- Я тебе сейчас перезвоню, -- сказал Капитан. -- Дай только управиться с этой бабой. Перезвонил он минут через десять. -- Когда она получит новое назначение, в аду станет куда прохладней. -- И Ник снова услышал голос сестры: "Пока вы не примете эту таблетку, я отсюда не уйду". -- Да принял я уже вашу чертову таблетку. Я тебя видел вчера у Лэрри Кинга. Ты молодец, Ник. Превосходная работа. Жаль, что малый, который тебя похитил, так и не позвонил. -- Скорее всего, он догадался, что ФБР записывает звонки. Капитан, я потревожил вас по двум поводам -- леди Бент и Лорн Латч. -- Да, -- сказал Капитан, -- пожирательница керосина и нематода. Последнее обозначало червя, вредителя табачных растений. А первое содержало намек на то, что бывшая премьер-министр Британии получила в полное свое распоряжение Капитанов "Гольфстрим". Человек, владеющий реактивным самолетом, всегда нарасхват. -- БР говорит, вы хотите, чтобы я ее натаскал? -- Верно. Ты молодой, красивый, жертва похищения. Тебя она послушает. А меня слушать не станет, это могу точно сказать. -- Так, понял. Еще он сказал, будто вы хотите, чтобы я, когда поеду в Калифорнию по киношным делам, дал Латчу взятку. Мне эта идея не очень нравится. -- Это моя идея. -- По-моему, она может выйти нам боком. -- Всякий раз, включая телевизор, я вижу, как он каркает через это его переговорное устройство, объясняя очередному сентиментальному ведущему, что жить ему осталось два месяца и он хочет потратить каждую из своих последних минут на то, чтобы отвратить нашу молодежь от курения. Для человека, который и дышит-то с трудом, он лишком много говорит. Нам было бы куда легче, если б он просто загнулся в постели от курения, как те бедолаги, что с нами судились. Некоторое время назад трое людей, заболевших раком легких и судившихся из-за этого табачными кампаниями, ухитрились заснуть с зажженными сигаретами и задохнуться. -- Не думаю, что он причиняет нам такой уж серьезный ущерб, -- сказал Ник. -- Он просто спускает пар. -- Скажи это моему старшему вице-президенту по торговле. Три недели назад Латч выступал у Донахью -- меня до сих пор мороз по коже дерет, стоит вспомнить, как воровала эта парочка, -- и продажа "Перекати-Поля" упала на шесть процентов. Шесть процентов, Ник! -- Когда он умрет, все восстановится. -- Я бы не стал на это рассчитывать. Латч -- перебежчик очень высокого ранга.. Эти горлопаны намерены превратить его в мученика, -- Капитан понизил голос до шепота. -- По сведениям Гомеса О'Нила, они собираются учредить фонд. Фонд Лорна Латча. Построят ранчо для детишек, больных... -- он не смог заставить себя произнести это слово. -- Раком? -- Меня от одной мысли об этом страх берет. -- Именно потому нам и нужна антитабачная кампания, адресованная детям. -- Каждый раз, как я включаю телевизор и вижу человека, когда-то делавшего для юс рекламу, я думаю: а что, если и у него рак? Помнишь, как Дик Ван Дайк и Мэри Тайлер Мор рекламировали "Кент" в шестидесятых? Боже ты мой, а что, если и у нее рак? Представляешь? Любимица всей Америки хрипит в шоу Донахью... Я хочу, чтобы ты переговорил с ним, сынок. Тебя он послушает. -- С чего бы это? -- спросил Ник. -- Латч знает, что, когда он поднял весь этот шум и мы надумали отодрать ему седельную мозоль, именно ты нас отговорил. А тут еще похищение. Ты вроде бы кровь пролил, пострадал. Он же ковбой, он с уважением относится к подобным вещам. Да и сноб к тому же -- я ведь хорошо его знаю, -- а поскольку ты у нас теперь вон какая звезда, он не устоит перед искушением познакомиться с тобой. Сделай это для меня, сынок. Ник вздохнул: -- Хорошо, хотя, по правде сказать... -- Ну и прекрасно. Теперь торговаться нам с ним не с руки, поэтому первое же наше предложение должно быть достаточно впечатляющим. Где мои очки? Сперла-таки, чертова баба! А, вот они. Тут у меня справка Гомеса О'Нила... Так, в прошлом небольшие проблемы с выпивкой, пара драк в барах, ничего особенного, даже жену не бил. Деть бросил... вступил в АА. Никто теперь больше не пьет, верно? Только и делают, что пекутся о здоровье. Здоровье, здоровье, здоровье, трусцой, трусцой, трусцой. Раньше жизнь была куда веселее. Я в прошлом году ездил по делам в Калифорнию, так там приходишь на коктейль и ничего, кроме разговоров об уровне холестерина, не слышишь. Да, последнее, что мне интересно в человеке, -- это какое у него соотношение хорошего и плохого холестерина... Трое детей. Судя по справке, особое преуспеяние им не грозит. Правда, есть еще пять внуков, подростки. Двадцать пять тысяч на пять... -- Ник слушал, как Капитан бормочет, производя вычисления, --... множим на четыре, получается пятьсот тысяч. Подкинем немного за его горести. Пусть будет миллион. Налоги мы платим сами, все по-честному, просто, мило и законно. А чек всегда можно выписать от имени Коалиции за здоровье... Хотя нет, ни к чему, чтобы какой-нибудь репортер пронюхал о погашенном нами чеке. Представляешь, какой поднимется шум? Обойдемся наличными. Да и в любом случае ничто не производит такого драматического эффекта, как толстая пачка прохладных, хрустящих банкнот. Когда я только еще пришел в наш бизнес и занимался торговлей, я набивал саквояж пяти- и десятидолларовыми бумажками и объезжал сельские магазинчики, расплачивался с их владельцами, выставлявшими в витринах наши сорта. Вот были времена! Да, стало быть, наличными, и деньги на бочку. Ник сказал: -- Если позволите, я процитирую вам заголовок: "Умирающий Перекати-Поле отвергает плату за молчание, предложенную табачным лобби". Это из "Уолл-стрит джорнэл". Таблоидный вариант будет выглядеть примерно так: "Торговец смертью говорит Перекати-Полю: заткнись и сдохни! " -- Мы ему не взятку даем, -- с достоинством произнес Капитан, -- ничего подобного. Ангелы понесут тебя туда на своих крыльях, сынок. Это чистой воды благотворительность. -- Но, Капитан... -- Именно так! Жест, исполненный высокой гуманности. Человек направо и налево обзывает нас торговцами смертью, и чем мы ему отвечаем? -- Попыткой привлечения к суду за нарушение контракта. -- Это история давняя. Сейчас мы предлагаем помочь его внукам закончить университет, чтобы им не пришлось, как их родителям, работать на бензозаправках и в ночных магазинчиках. Да еще прикидываем сверху пятьсот тысяч, как бы говоря: "Никаких обид". Мы ему все равно что другую щеку подставляем. Я думаю, сам Христос сказал бы нам: "Ребята, вы поступили как порядочные люди". Сколько я помню, Иисус призывал нас возлюбить врагов наших. Но уж никак не делать этих сволочей богачами. -- Вы хотите сказать, -- спросил Ник, -- что отдаете ему деньги просто... просто так? -- Ну, а я тебе о чем толкую? Именно что просто так. -- И ему ничего не придется подписывать? -- Ничегошеньки. -- Никаких соглашений о молчании? -- Что с тобой, сынок? Родной язык перестал понимать? Конечно никаких. Хотя, с другой стороны, ты можешь сказать ему, что мы были бы благодарны, если б он сохранил наш жест втайне. Так сказать, семейное дело. И прибавь еще, что, обратись он к нам, а не к прессе, мы бы ему помогли. Табак сам о себе заботится. -- Ладно, -- с облегчением сказал Ник, -- тут я никаких сложностей не вижу. Капитан, оказавшись на больничной койке наедине с мыслями о собственной смерти, решил, по-видимому, примириться с врагами своими. -- Насколько я понимаю, -- сказал со смешком Капитан, -- сукин сын проникнется к нам такой благодарностью, что поневоле заткнется. А если нам повезет по-настоящему, то он, увидев такие деньги, просто окочурится. Гэзел позвонила по внутренней связи -- пришли агенты ФБР. Агент Олман, тот, что подружелюбней, пожал Нику руку. Агент Монмани, выглядевший так, словно он сию минуту отобедал гвоздями с толченым стеклом, просто кивнул. -- Вы их поймали? -- спросил Ник. -- Кого? -- ответил агент Монмани. -- Похитителей. Кого же еще? Монмани молча смотрел на него. Что это с ним? Ник взглянул на Олмана, однако тот уже углубился в беглый, но доскональный осмотр Никова кабинета. Странные манеры у этих господ. -- Я, может быть, чего-то не понимаю? -- спросил Ник. -- Расследование продолжается, -- известил его Монмани. -- Хорошо, -- сказал Ник, -- чем могу быть полезен? -- Для чего? -- спросил Монмани. Прелестно, еще один буддист-головорез. -- Вы хотели о чем-то со мной поговорить? -- спросил Ник. -- Или просто зашли проведать? Агент Олман разглядывал плакат с доктором, удостоверяющим превосходные качества "Лаки страйк". -- Занятно, -- хмыкнул он. -- Да, -- сказал Ник. -- В те времена работать нам было гораздо легче. -- Мой старик курил "Лаки". -- Вот как? -- откликнулся Ник. -- Угу, -- подтвердил Олман тоном, заставившим Ника заподозрить, что отец его долго и мучительно умирал от рака легких. Только антитабачного изувера ему и не хватало. -- Он, м-м, служил... -- Ник запнулся, -- в полиции? -- Нет, владел гаражом. Сейчас на покое, во Флориде. Известие, что папа Олман благополучно пребывает среди живых, несколько успокоило Ника. -- Скорее всего, солнце доконает его раньше, чем сигареты, -- сказал Олман. -- А, -- произнес Ник. -- Кто-нибудь еще вашим служебным телефоном пользуется? -- спросил агент Монмани. -- Моим телефоном? Да, конечно, то есть возможно. -- Конечно или возможно? -- Может быть. А что? -- Да так. Ник и Монмани смотрели один на другого. Следующий вопрос задал Олман: -- Вы сами когда-нибудь раньше использовали никотиновые пластыри? -- Я? -- отозвался Ник. Разговор принимал решительно неприятное направление. -- Я получал удовольствие от курения. Хотел бы получать его и сейчас. -- Вы определенно прибегли к крайним мерам, чтобы бросить курить, -- сказал Олман, вертя в руке солдатский кинжал времен первой мировой, используемый Ником вместо пресс-папье. -- Жуткая штука. -- Виноват, -- сказал Ник. -- Вы сказали "прибегли"? -- Разве? -- Да, -- твердо сказал Ник. -- Я так сказал? -- спросил Олман у Монмани. -- Не расслышал, -- ответил Монмани. Ник набрал воздуху в грудь. -- Почему меня не покидает чувство, -- спросил он, -- что я подвергаюсь допросу? -- Да нет, я тут, знаете, прочел недавно в одном журнале статью насчет рака кожи, -- сказал агент Олман. -- От него такие рубцы остаются, ужас. В наше время никакая осторожность не лишняя. -- Да, -- отрывисто подтвердил Ник. -- Тут вы правы. -- Мистер Нейлор, -- сказал агент Монмани, -- а вы после этого случая здорово прославились. -- Вообще говоря, лоббиста похищают, пытают и без малого убивают далеко не каждый день, -- ответил Ник. -- Хотя многие, наверное, считают, что это должно случаться почаще. -- Я не то хотел сказать. -- А что вы хотели сказать, если быть точным? -- Вы изображаете из себя мученика. Героя. -- Агент Монмани, у вас какие-то проблемы с курением? -- спросил Ник. На волчьей физиономии Монмани обозначилось слабое подобие улыбки. -- После того как бросил, никаких, -- ответил он. -- Знаете что? -- сказал ему Ник. -- Впервые с тех пор, как я взялся за эту работу, обо мне пишут непредвзято. Теперь сравнение с Геббельсом появляется не раньше четвертого абзаца. -- Занятно, -- повторил агент Олман. Агент Монмани, похоже, ничего занятного в этом не нашел. Все трое продолжали играть в гляделки. Ник не имел ни малейшего желания нарушать молчание первым. -- Вам недавно зарплату повысили, -- сказал агент Монмани. -- Было дело, -- согласился Ник. -- И весьма основательно. Вдвое. -- Более или менее, -- сказал Ник. -- На мой взгляд, вы это заслужили, -- заявил агент Олман, поднимаясь со стоящего под "доктором Лаки" дивана. -- Похоже, то, что вы делаете, здорово увеличивает продажу сигарет. -- Спасибо, -- ядовито поблагодарил Ник. -- Еще увидимся, -- пообещал агент Олман. Глава 15 Сгущавшаяся вокруг него напряженность, которую Ник ощущал теперь очень ясно, привела, как обычно, к сексуальному возбуждению. Он вышел на балкончик своего кабинета и глянул вниз, на фонтан. Стоял теплый весенний день, работавшие в здании женщины уже облачились в летние платья. Ник поймал себя на том, что следит за одной из них, прогуливающейся внизу, смакуя замороженный йогурт, -- привлекательной рослой, пышной блондинкой в легком платьице без рукавов, в чулках, на высоких каблуках. Она долгими, ласковыми движениями языка слизывала торчащую из стаканчика верхушку лакомства. Даже с такой высоты Ник различил бретельки ее лифчика. Хизер пользовалась своими очень умело. Служивые вашингтонские дамы из тех, что щедро оделены природой, часто прибегали к одному трюку. Слишком облегающих свитеров или платьев с чрезмерным вырезом они не носили -- выставлять свои достоинства напоказ полагалось здесь менее явными, но не менее губительными способами, -- взамен они, фотографируясь, старались, чтобы какая-то часть бретельки выглянула из выреза платья, а после, увидав снимки, изображали смущение. Глядя вниз, в атриум, Ник погрузился в мечты. Он пригасил свет, убрал из атриума людей, уплетающих йогурт и чизбургеры. Вокруг фонтана он расположил полный состав симфонического оркестра, состоящего из чрезвычайно соблазнительных женщин, прелести которых прикрывались одними лишь музыкальными инструментами. Виолончелисток Ник поместил в первом ряду. Да. Голым виолончелисткам определенно присущ свой, особенный шарм. Оркестр заиграл песенку о сигарильос из первого акта "Кармен", в котором девчонки, работающие на табачной фабрике, поют серенады своим ухажерам, молодым севильцам. Два года назад Академия финансировала постановку "Кармен" в Кеннеди-центре, и с тех пор Ник, принимая душ, все напевал эту песенку. C'est fiimee, c'est fumee! Взгляни, как струей дымок улетает, улетает и в небесах легкой дымкой исчезает. Мы вдыхаем аромат, наслаждаясь, наслаждаясь и веселясь, от забот всех отрешаясь. Ну вот, сцена готова. Не хватает лишь piece de resistance. А именно -- Хизер аu naturel, полногрудой, розовой, похожей на купающихся красоток Ренуара, -- чтобы она сидела с ним рядом на верхней чаше фонтана, попивая из высокого ледяного бокала шампанское ("Veuve Clicquot", полусухое). Ник вернулся в кабинет и позвонил Хизер. -- Привет, -- грудным голосом сказалa она, -- сейчас я не могу подойти к телефону. Оставьте сообщение, я перезвоню вам, как только смогу. Если хотите поговорить с телефонисткой, нажмите ноль. Ник оставил сообщение, сводившееся к вопросу, не пообедает ли она с ним нынче вечером в "Иль Пеккаторе", и снова вышел на балкон, посмотреть, все ли еще vivant его tableau. Увы. Оркестр сменили пчелы трудовые, кормящиеся замороженным йогуртом и чизбургерами. Ник уселся за стол и с энтузиазмом человека, в знойный день заменяющего на пыльной дороге спустившую камеру, приступил к неотложной работе. Ему предстояло написать за конгрессмена Джада Джокинса (демократа от Кентукки) письмо в редакцию газеты, ставящее под сомнение недавнее исследование НИЗ, которое показало, что среди детей курящих матерей на 80 процентов больше больных астмой, чем среди отпрысков матерей некурящих. Ник вздохнул. "Никто более моего, -- писал он, -- не уважает работу, которую проводит Национальный институт здравоохранения, и все же нельзя не признать прискорбным то обстоятельство, что в пору, когда перед нашей нацией встают по-настоящему тяжелые, связанные со здоровьем проблемы: СПИД, стремительно повышающийся уровень холестерина в крови, недавняя вспышка кори в моем родном штате, и это лишь несколько примеров из многих, -- в эту самую пору НИЗ позволяет себе настолько увлечься соображениями политической корректности, что тратит свои бесценные ресурсы, засыпая американский народ фактами, которые ему и без того известны". Это был один из самых заезженных приемов Ника -- все то же старое дежа-вуду, -- но, как правило, он срабатывал. Ник уже изливал на бумагу высоконравственный гнев и жалобы на отсутствие в противнике простого человеческого достоинства и честности, когда послышался стук в дверь и голос Дженнет спросил: "Не помешаю? ". Оторвав глаза от лицемерных словес, Ник увидел просунувшуюся в дверную щель голову Дженнет. Сегодня она казалась более раскованной, чем обычно. Всегдашний узел на затылке был распущен -- Дженнет собрала свои льдисто-светлые волосы в заколотый пряжкой хвостик. Неизменный темно-синий костюм в стиле "отвали", облекавший ее столь плотно, что под ним явственно различалась каждая минута каждого политого потом часа, проведенного в клубе здоровья, украсился сегодня ярчайшим шелковым шарфиком от "Гермеса", не то от "Шанель", придавшим ей вид богатой дамы, отправившейся на поиски приключений. Что и говорить, Дженнет выглядела превосходно. Видимо, кто-то из регулярно опрашиваемых телезрителей посоветовал ей расслабиться и избавиться от всегдашней надменности. В конце концов, мы выпускаем женщину на экран, чтобы она заставила зрителей забыть о раке, сердечных заболеваниях и эмфиземе, а не леденила их половые инстинкты, грозясь кнутом и цепями. -- Привет, -- сказала Дженнет. -- Не помешала? -- Нет, -- ответил Ник, -- я всего лишь пишу письмо в газету. Дженнет закрыла за собой дверь. -- Господи, -- сказала она, -- я бы, кажется, на убийство пошла, лишь бы перенять твою способность сочинять эти письма. -- Да ну, -- сказал Ник, -- дело-то проще пареной репы. -- Я наизусть помню то, что ты написал за Джордана, когда Дюкмеджян запретил курение на калифорнийских авиалиниях. "Я питаю глубочайшее уважение к губернатору Дюкмеджяну. Но в данном случае меня заботит его уважение к Конституции". Октябрь восемьдесят седьмого, верно? Ник порозовел. -- А что толку? Дженнет села, перекрестив ноги в чулочках -- сешдня, заметил Ник, особенно тонких. Подняв глаза повыше, он обнаружил, что взгляд, брошенный им на ее ножки, от Дженнет не ускользнул. Пришлось уставиться в свою писанину и нахмурить чело, как бы в поисках нужного слова. -- Так в чем дело? -- официальным тоном спросил он, хотя оба уже отлично понимали, в чем оно, дело. -- У меня появилась идея, которая очень мне нравится. -- Да? -- произнес Ник, по-прежнему глядя в лист бумаги. -- Журнал для курильщиков. -- Хм, -- сказал, распрямляясь, Ник и поднял на нее взгляд, стараясь не позволять ему сползать ниже талии Дженнет. -- Одна-две компании уже пробовали это проделать. Ограниченный круг подписчиков, с лотков не продается... -- Вот тут-то, -- сказала Дженнет, -- они, по-моему, и промазали. Как раз нужно, чтобы он продавался с лотков. Открыто. Ты посмотри, что на них лежит. Там есть журналы для всех -- только не для курильщиков. -- И как бы ты его назвала? -- "Затянись! ", -- сказала Дженнет, -- с восклицательным знаком в виде сигареты и комочка пепла под ней. Журнал должен быть динамичным, напористым и смачным. -- Смачным? -- Ну, сексуальным, -- пояснила Дженнет. -- Пряным. -- "Затянись! ", -- повторил Ник. -- Давай подробности. -- У нас пятьдесят пять миллионов потребителей, которых, словно в наказание, гонят курить на улицу. Думаешь, им не захочется иметь собственный журнал? Да мы получим больше подписчиков, чем "ТВ-гид". Журнал, посвященный стилю жизни курильщика. Женщины с избыточным весом, представители меньшинств, работяги, люди депрессивного склада, алкоголики... -- Ярые индивидуалисты, -- сказал Ник. -- Независимые умы. Люди, склонные к риску. Самое что ни на есть американское качество. Я иногда думаю, что наши потребители -- последние настоящие американцы. -- Вымирающие быстрее всех прочих. -- Документальные очерки об американском Западе, быстрые, сексуальные, спортивные машины, знаешь, эти "сгустки мышц"... -- Прыжки на растяжках. -- Ода! -- Списки ресторанов, в которых разрешают курить. По-настоящему полезный журнал. -- Но сексуальный. -- Смачный. Вроде "Спорте иллюстрейтед" -- девочки в купальниках, но только с сигаретами в руках. Курение лишилось былой сексапильности. -- И притом содержательный. -- Более чем. Интервью с курящими знаменитостями... -- А такие есть? -- Кастро. -- Он бросил. Кстати, я не уверен, что карибские коммунисты вообще сохранили какую-либо сексапильность. Никсон! Никсон курит. Об этом мало кто знает. -- По-твоему, Никсон сексапилен? -- Ну Клинтон. Сигары. -- Он никогда их не зажигает. -- Ладно, кого-нибудь откопаем. По внутреннему телефону позвонила Гэзел. Судя по голосу, ее что-то сильно забавляло. -- Ник, тут два джентльмена из "Современника"... -- Из "Молодого современника", -- поправил на заднем плане несомненно японский голос. -- Извините. К тебе. Ник выкатил глаза. -- Идея БР. -- Значит, попозже, -- сказала Дженнет. -- Когда попозже? -- спросил Ник. -- Сильно попозже. Вообще-то меня уже тошнит от нашей конторы, но я правда хочу обсудить все это с тобой. -- А не хочешь хлопнуть со мной по стаканчику -- сильно попозже? Или перекусить сильно-сильно попозже? -- Отлично. БР просил, чтобы я заскочила на заседание "Здорового сердца -- 2000". Отметиться. -- Ну да. Пуленепробиваемый жилет не забудь. -- Можешь мне поверить, я там не задержусь. В восемь? -- Отлично. Ты как насчет молодых крабов? -- Обожаю. Хизер позвонила в разгар беседы с репортером и фотографом из "Молодого современника", которые, судя по их вопросам ("Кого вы считаете воистину героическими курильщиками современной Америки? "), всей душой стояли за правое дело. С другой стороны, японцы замечательно терпимы во всем, что относится к курению: они даже разрешили рекламу сигарет в детских телевизионных программах. Может, попросить начальство о переводе в Токио?.. -- Сегодня я не смогу с тобой пообедать, -- сказала Хизер; голос у нее был деловитый, на заднем плане слышались обычные для газетного офиса звуки. Ну и слава богу. Ник вдруг сообразил, что пригласил на обед двух женщин сразу. -- Пустяки. Кстати, на следующей неделе мы начинаем кампанию против курения среди подростков, и я подумал, вдруг "Мун" захочет получить эксклюзивное интервью? -- Ник, я тебе уже говорила, я рекламой не занимаюсь. -- Послушай, мы совершаем экономическое самоубийство. По-твоему, это не новость? -- Для Опры, может быть. -- Что с тобой, ты боишься, что этот долдон из "Сан" заподозрит тебя в симпатиях к табачникам? -- Ну, это вряд ли. -- Ладно, -- сказал Ник, -- только не вини меня, если на пресс-конференции произойдет что-нибудь интересное. -- Например? Вы объявите, что курение приводит к раку? -- Можешь смеяться, -- сказал Ник, -- но мы только что получили результаты исследования, показывающего, что курение сдерживает развитие болезни Паркинсона. -- И где оно опубликовано? В "Альманахе табачного фермера"? -- Половина моей работы, -- положив трубку, сказал Ник "молодым современникам", -- состоит в том, чтобы поддерживать добрые отношения с газетчиками. Какой прок от информации, если источником ее не являемся мы? Правильно? Метрдотель "Иль Пеккаторе" провел Ника в ту же угловую кабинку, в которой он впервые завтракал с Хизер. Почему-то это внушило Нику надежду, что Хизер здесь нынче не объявится, -- а впрочем, какого черта, объявится так объявится, разве он не может пообедать с сотрудницей? Телохранительницы с неизменными сумками на липучке уселись поблизости, готовые превратить "Иль Пеккаторе" в скотобойню, если сюда вдруг нагрянет Питер Лорри со своей бандой терминаторов. Сегодня это были две чрезвычайно неразговорчивые дамы со стальными глазами, способные, предположительно, одолеть любого мужика. И все-таки -- женщины-телохранители? Ник пожаловался Карлтону, но тот лишь ухмыльнулся и сказал: "Ники, можешь мне поверить, даже Годзилла дважды подумал бы, прежде чем отодрать этих малышек. Всякий, кто хотя бы заденет тебя плечом, тут же обратится в донора главных жизненных органов. То есть если у него такие останутся". Дженнет пришла,