заговоренный... - Он залпом выпил ковш воды. - Ну, я пошел... Смогу - отплачу когда-нибудь... - Ты что? Рана так не закроется, парень... хуже станет... Оставайся. Здесь тебя искать не будут, я человек мирный... Негр прожил у старика три дня, пока не закрылась рана. Ел старикову пищу, пил его воду, спал на его койке. x x x Антонио Балдуино простился со стариком: - Хороший ты человек... И отправился в путь по шпалам. Дойдет до городишка Фейра-де-Санта-Ана и махнет на попутном грузовике в Баию. Хорошо на душе у Антонио Балдуино, весело. В такой побывал переделке, из ловушки вырвался... Нельзя его победить. Он в этих краях первый храбрец. В небе горят звезды. Звезды видели, как он дрался. И не одурей от изумления его враги - прихватил бы он одного из них с собой в бездонное синее небо, к звездам. Сверкал бы Антонио Балдуино теперь на небе, сверкал бы нож в его руке... И смотрели бы на него мулатка Мария, и женщина с низким голосом, и Линдиналва. И вдруг Толстяк заметил бы новую звезду в небе... Толстяк всю жизнь мечтал открыть свою собственную звезду. Мануэл принял бы новую звезду за фонарь парусника, бегущего наперегонки с его "Скитальцем"... Мария Клара пела бы самбы, сложенные Антонио Балдуино. Быть ему теперь звездой, если бы не очумели от его дерзости батраки, когда он вдруг возник на дороге, - на лице кровавая рана, открытый нож в руке. Не растеряйся они - кого-нибудь прихватил бы Антонио Балдуино на тот свет... Упал бы Антонио Балдуино, изрешеченный пулями... Тот, кто умирает, сражаясь, да еще прихватывает с собой одного из врагов, становится звездой на небе, а на земле слагают о нем АВС... Антонио Балдуино стал бы красной звездой, его нож сверкал бы красным светом. Это Жубиаба говорит, что храбрецы становятся звездами... Звонкий хохот Антонио Балдуино перекрывает пение цикад, вспугивает лесных зверей, забившихся в норы. В ночной тишине потянуло свежим запахом листьев. Налетел ветерок - предвестник дождя. Листья зашевелились, воздух наполнился ароматом леса. Впереди на рельсах показалось что-то большое, черное, с огнями. Послышались спорящие голоса. Это остановился поезд. Везет, наверное, в Фейра-де-Санта-Ана пассажиров, прибывших сегодня в Кашоэйру из Баии. Люди осматривают паровозное колесо. Антонио Балдуино обходит состав с другой стороны, останавливается перед багажным вагоном. Если дверь не заперта - он уедет на этом поезде. Негр изо всех сил наваливается на широкую дверь, и она поддается. Не заперта, значит. Негр по-звериному, бесшумно и ловко, прыгает в вагон, изнутри закрывает дверь и тут только видит, что напугал каких-то людей, притаившихся в глубине за мешками с табаком. - Эй, друзья... Я человек мирный... Мне тоже за билет платить неохота... Он смеется. x x x Негр сразу понял, что женщина ждет ребенка, хоть живот у нее не совсем еще вздулся. Мужчин было двое. Старик дремал, покуривая. В руках у него был посох. Когда в темноте вагона вспыхивал огонек самокрутки, посох казался змеей, готовой к прыжку. На молодом красовались брюки военного образца и поношенный кашемировый пиджак. Борода у него еще не росла, над верхней губой едва пробивались редкие волосики, которыми он, видно, гордился. Разговаривая, парень то и дело поглаживал воображаемые усы. "Молокосос", - решил Антонио Балдуино. Поезд стоял, и безбилетные пассажиры молчали. Случилась поломка, обычная на этой линии, и в ожидании, что поезд тронется, они уже полчаса сидели молча. Снаружи могли услышать их голоса, начальник поезда взялся бы за безбилетников. Поэтому старик приоткрыл один глаз и сказал Антонио Балдуино: - Потише, негр, если хочешь ехать... не то выкинут нас отсюда... - И указал глазами на беременную. Антонио Балдуино попробовал догадаться, кто ей старик - отец или муж? По возрасту - отец, но и мужем может быть. Да, с таким брюхом пешком до Фейра-де-Санта-Ана ей не дойти. Глядишь, родит по дороге. Негр беззвучно смеется. Парень в солдатских штанах смотрит на него, поглаживая усы. Ему, видно, не очень понравилось появление Антонио Балдуино. Вдруг послышались приближающиеся голоса. Начальник поезда объяснял пассажирам первого класса причину задержки. - Пустяковая неисправность... Сейчас тронемся... - Мы потеряли тут почти час... - Такое бывает на любой железной дороге... - Но у вас тут - сплошное безобразие... Протяжный, тонкий, тоскливый свисток известил об отправлении поезда. Притаившись в темном вагоне, Антонио Балдуино пробормотал прощальный привет. - Скучать по ком-нибудь будешь? - спросил старик. - По змеям разве что. - Негр рассмеялся. Потом он опустил голову и сказал, ни на кого не глядя: - Девчонка одна... совсем ребенок... - Красива? - спросил паренек, подкручивая усы. - Красивая... на городскую похожа... - И ты бросил? - Жила с другим... Он так и не умер... - Я знал одного, так тот украл женщину, - сказал старик. - Я знаю такого, который человека пырнул ножом из-за такой вот девки... сидел потом два дня в лесу, подыхал от голода... - Антонио Балдуино рассказывал свою собственную историю. - И не боялся? - Молчи, парень... Ты еще ничего не знаешь. Его со всех сторон окружили... Тебе интересно, трус он или пет? Тогда бросай мне вызов... - Значит... это вы? - Солдат с уважением поглядел на Антонио Балдуино. Женщина, сидевшая молча, вдруг застонала. Старик сказал: - Правы те господа, пассажиры первого класса. Поезд этот - чистое безобразие... Если в первом классе трясет, что ж о нас говорить, едем в товарном вагоне, зайцами. - Я два мильрейса дала носильщику, чтобы сюда забраться, - простонала женщина. - Когда я солдатом был, в первом классе ездил, - похвастался парень. - На казенный счет... - В первом? - не поверил Антонио Балдуино. - В первом, сеньор. Вы что, не знаете, какие у солдат привилегии?.. Живете тут в этой дыре, у черта на куличках... темнота... - А я не здешний... Я тут, приятель, проездом... Я-то сам из Баии... Ты слыхал про такого боксера - Балдо? Это я и есть... - Вы! Я видел, как вы победили Шико Моэлу... - Здорово я его отделал... верно? - Негр улыбнулся. - Здорово. Я там был по даровому билету. Солдатская привилегия... - Чего же ты службу бросил? - Срок мне вышел... а тут еще... Старик приоткрыл глаз: - Что? - Капрал один... Думает, раз у него погоны... Капрал и дерьмо - один черт... Он-то считал иначе... - Он к тебе прицепился? - Старик оперся о посох. - Точно... все равно, мулатка эта меня любила. Капрал ко мне придирался, я у него с "губы" не вылезал... чтобы в отпуск меня не пускать... у самого-то рожа... - Ты, парень, мне нравишься. Сколько лет-то тебе? - Девятнадцать... - Ты жизни и не видал еще... А уж я-то от нее натерпелся - устал... - пожаловался старик. - От чего устал, папаша? - поинтересовался Антонио Балдуино. - Чего я только не испытал, парень, где только не побывал... Кто в наших краях не знает Аугусто Битого... Это из-за одной драки меня так назвали... И что же осталось на старости лет?.. Одни болезни... Бывший солдат угостил сигаретами. Антонио Балдуино закурил. При свете спички он разглядел лицо женщины: она не отрывала глаз от полоски неба, видимой в щель над дверью. У женщины лицо было усталое, видно, хлебнула горя. Старик продолжал: - В прежние времена скота у меня было не счесть... Гонял его на продажу в Фейра-де-Санта-Ана... Плантация табачная была, пока немцы сюда не сунулись... земля была... Много чего было... Старик замолчал. Казалось, заснул, но вдруг он проговорил сдавленным голосом: - Семья была... Не веришь?.. Две дочери были, я их даже в гимназию отдал... Наглядеться на них не мог... И все прахом пошло... скотина и прочее... одну девчонку белый какой-то околдовал, увез невесть куда... Другая тут живет, в Кашоэйре... волосы остригла, будто помешанная... продажной стала. Ладно, я хоть знаю, где она... А другая? Женщина отвела взгляд от двери: - Вы, видать, продажных не любите... - Пропащие они... лохматые, крашеные... - Не знаете вы, каково им приходится... Ничего вы не знаете... ничего... Старик растерянно замолчал. Заговорил бывший солдат: - У меня любовница была такая... до полуночи клиентов принимала, а потом я к ней шел, до утра оставался... Хорошее было время... - Чего же вы тогда говорите? - Я ничего и не говорю... - Ничего не знает, - гневно сказала женщина, - а туда же... Я вот от такой жизни с голоду чуть не подохла... господь избавил - сжалился... Антонио Балдуино удивился. У таких детей не бывает. Но промолчал. Старик приоткрыл один глаз: - Я ничего такого не говорю, упаси господи... Если бы не дочь, на что бы я жил? Жив ее помощью... И уважает меня, ничего не скажешь... Как приду, сейчас всех мужчин вон выставит. Только вот стриженая. Женщина рассмеялась. Антонио Балдуино изрек: - Жизнь бедняка - мука мученическая... Бедняк все равно что раб... Бывший солдат поддакнул: - Знал я одного капрала - он то же самое говорил. - Это тот, который красотку у тебя увел? - Другой. Между прочим, Роман ее не увел... Она меня любила... - А жила с ним, - захохотал Антонио Балдуино. - Ты же ее не знаешь, такая красавица... С ней ни одна женщина не сравнится. Поезд подошел к какой-то станции. Безбилетные пассажиры притихли. Очень близко по линии ходили люди. Чей-то голос сказал: "Прощай, прощай..." Еще послышалось: "Привет Жозефине". Совсем рядом раздался шепот. - Ты забудешь меня... Голос был женский, грустный. Мужской голос ответил, что не забудет. - Пиши... Послышался поцелуй - и звук его слился со свистком, оборвавшим проводы. Колеса застучали по рельсам. Бывший солдат объяснил: - Паровоз говорит: "Еду с богом, еду с чертом". Точно? - Вроде. - Это мне мать так сказала, когда я и ходить-то еще не умел. Другой паровоз, большой, который много вагонов тащит, тот говорит иначе: "Кофе с молоком, хлеб с маслом". Точно? - Солдат задумался. - У тебя есть мать? - спросила женщина. - Еду к ней... плакала, когда я в армию уходил... Женщины все такие... Думает, я все маленький. - Он покручивал несуществующий ус. - Все мы одинаковые, - сказала женщина. - Слыхали, - она обращалась к Антонио Балдуино - ту, на станции? Просила, чтоб он ей писал... - Слыхал... - Никогда больше она его не увидит... Я тоже. - Она замолчала. - Что? - Старик открыл оба глаза. - Да так, ничего особенного... - Она стала что-то насвистывать. - Этот мир гнусно устроен. - Старик зло сплюнул. - На мУку рождаемся... - Нет, папаша, жизнь штука неплохая... вам просто не повезло. - Бывший солдат улыбается. - Неплохая, коли есть деньги, - отрезала женщина. - Значит, мать у тебя? - спросил Антонио Балдуино, оборачиваясь к солдату. - Я своей матери никогда не видал. А тетка моя рехнулась... Вот у Толстяка есть бабушка... - У какого еще Толстяка? - Есть такой, ты не знаешь... добрый... - Добрый? - едко переспрашивает старик. - Чушь... Добрых не бывает... - А Толстяк вот - добрый... Старик опять задремал. Негру ответила женщина: - Есть добрые... бедняк рождается на горе горькое... Бедность делает человека злым. Поезд идет быстро. Бывший солдат растянулся на мешках с табаком. Негр разглядывает женщину. Лицо в морщинах, и до чего же страшный живот. И все-таки Антонио Балдуино замечает, что глаза ее улыбаются. Она смотрит в небо сквозь щель над дверью. - Все от бедности, знаете? Вот я на него и не сержусь... Бросил меня с брюхом... - Ваш муж? - вежливо спрашивает солдат. - Я проститутка... замужем никогда не была... - Я так и думал... - Что ему было делать? Денег - ни гроша... Где уж тут сына вырастить... Ночью убежал, будто вор... Все свое барахло оставил... Я знаю - меня-то он любит... - Убежал, как увидел, что будет маленький? - Да... я клиентов бросила, ушла к нему... Стирала, жили, будто венчанные... Добрый он был, такой добрый, прямо святой... хоть на алтарь ставь... - Сильно вы его любите... - Чистая правда... прямо святой... Однажды я говорю ему радостно так - у нас будет маленький... У него такое лицо сделалось... смеялся он, целовал меня... так хорошо было... - А меня дома невеста ждет, - сказал солдат. - Хорошенькая... Вернусь - поженимся. Странное было лицо у парня, когда он говорил это. Ни дать ни взять - покойник. Глаза закрыты, на губах улыбка, круглое лицо безмятежно счастливо... У живых так не бывает. Женщина покачала головой. Видать, много пережила - уж очень усталое выражение на ее нестаром еще лице. Жаль ей солдатика. Такой славный и жил-то еще совсем мало - и на тебе, собрался жениться... Но Антонио Балдуино спрашивает: - А потом что? И женщина продолжает: - Все нужда проклятая... Жили в дыре, впроголодь... Он работал, я белье чужое стирала - денег все равно не было. Потому и ушел. Жаль ей солдатика. Тот приподнялся на локте, жадно вслушивается. - Ночью ушел. Я и не заметила... Все свое барахло оставил... Я потом догадалась - сбежал, чтоб не видать, как малыш голодает... Говорят, работает он теперь в Фейра-де-Санта-Ана... Я к нему еду... Солдат помрачнел. Теперь он думает, как раздобыть денег, чтобы кормить жену, а потом и детей. - Уж очень она хорошенькая... И потом, я ведь буду работать... Работы я не боюсь... Женщина подбадривает его: - Конечно... Но парня одолели сомнения - сразу видно. Антонио Балдуино говорит женщине: - Буду вашему сынишке крестным... - Я ему чепчик сшила... Одна старушка дала мне пару пеленок... Больше у него ничего нет... нищим рождается... Бывший солдат сказал: - Нет, не женюсь... А хорошенькая... Поезд прибыл на станцию Сан-Гонсало. Сошло несколько пассажиров. Городок спит, спрятавшись в густых садах. Шум поезда разбудил ребенка где-то поблизости. Послышался детский плач. Женщина счастливо улыбнулась. - Туго вам придется, - говорит Антонио Балдуино. - Будет у вас малыш по ночам реветь... - Хочу мальчика... Свисток отходящего поезда разбудил старика. - Солгал я... Есть хорошие люди... Вот - дочка моя, Мария... Зэфа, та - дрянь... Будто в воду канула... померла, может? А Мария - добрая, деньги мне дает... ругается, как напьюсь... А я из-за Зэфы пью... Мария-то добрая... Голова старика опустилась на грудь, он опять дремлет. Бывший солдат говорит женщине: - Вот какие дела... Мальчика, значит, хотите? У меня тоже сын будет, как женюсь... Говорят, некоторые мужья от боли корчатся, когда жена рожает... Он снова счастлив. Он смотрит на женщину без тени желания. Его сердце чисто, он с бесконечной нежностью думает о Марии дас Дорес, которая ждет его в Лапе. Он улыбается: девчонка не знает, что он едет, то-то удивится... Жалко, усы мало выросли... Она его и не узнает поначалу-то... - А вдруг она меня не узнает? - Кто? - удивляется Антонио Балдуино. - Никто. Так просто... Старик проснулся. Он трясется от холода. Снова поднялся ветер, предвещающий непогоду. Под натиском ураганного ветра поезд вздрагивает на рельсах. - Опрокинется еще, развалина, людей передавит, - говорит Антонио Балдуино. - Бедняку - страдание вечное... Одни на счастье рождаются - богатые это... Другие на муку - бедняки... Так заведено с сотворения мира. Бывший солдат сладко спит, негромко похрапывая. Он не слышит свистящего воя ветра. - Ливень будет, потоп... - Старик дотащился до двери, смотрит сквозь щель наружу. - Я в таких местах побывал, папаша, где уж очень людям худо приходится... Десяти сентаво в день не заработают... - На табачных плантациях? - Там, старик... - Ты и не ведаешь, негр... Я здесь состарился... Я такое видал - волосы дыбом встанут... Сказать? - Его глаза блестят странным блеском, он отбрасывает посох, встает. - Бедняку такое невезение на роду написано, что, если за дерьмо будут деньги платить, у бедняка запор сделается... Негр хохочет. Старик теряет равновесие, опрокидывается на мешки с табаком. К нему бросается женщина: - Ушиблись? Солдат похрапывает. Женщина, оказавшись рядом с Антонио Балдуино, шепчет: - Я не сказала, чтобы его не расстраивать. - Она кивает в сторону парня. - Если правду говорить, я не знаю, почему меня Ромуалдо бросил. Думаю, от нищеты сбежал... А соседка говорит, ушел он к Дулсе... была там такая... Кто знает? - Голос ее срывается. - Нет, не поверю... Он бы меня так не бросил... Солдат спит, счастливый, будто он уже покончил счеты с жизнью. - Так вот... с ребенком в брюхе... Ну почему, почему он ушел? Антонио Балдуино чиркает спичкой и видит, что женщина плачет, плечи у нее вздрагивают. Негр смущен, не знает, что сказать, бормочет: - Не горюйте... обязательно будет мальчик... ЦИРК С Луиджи он встретился совершенно случайно. Антонио Балдуино провел остаток ночи, шатаясь по городу. Бывший солдат сразу уехал в Лапу. Старику было где остановиться. Женщина пошла к подруге. Наутро Антонио Балдуино решил найти попутный грузовик и бесплатно вернуться в Баию. Он как бы невзначай подошел к одной машине - ее как раз грузили - и спросил у шофера, будто просто так: - Ты, брат, не в Баию? - В Баию, - ответил веселый ладный мулат, шофер. - А тебе что - посылку отправить? - Посылку, да еще какую! Вот этого негра! - Антонио Балдуино, смеясь, ткнул себя в грудь. - Ишь ты! В Баие теперь праздник... Весело там, парень... Антонио Балдуино присел на корточки рядом с шофером, тот угостил его сигаретой. - Зверски, брат, домой хочется... Вот уж год почти, как ушел... Шофер пропел: Баия, мой прекрасный город, зачем покинул я тебя? - И не говори... верно, хороша Баия... До смерти туда хочется... - Поедешь со мной на грузовике? Я после обеда отваливаю... - У меня, приятель, ни гроша... - Истратился на красоток, - захохотал шофер. Антонио Балдуино подмигнул: - Может, и так... - Ладно. У меня помощника нет. Ты за него поедешь... - Спасибо... - Придется эту развалину где подтолкнуть - пособишь... - Ты когда снимаешься? - После обеда... час, полвторого... - Ну, я пошел... - Куда? - Прощусь с друзьями. - Так ровно в час... - Ладно... Антонио Балдуино пошел бродить по городу. Никаких друзей у него не было, но не хотелось, чтобы шофер знал, что он не евши, голодный поедет. Ничего, поужинает в Баие с Толстяком или Жоакином. А то с самим Жубиабой. Об этом думал Антонио Балдуино, и еще - где бы добыть сигарету. Вдруг за его спиной крикнули: - Святая мадонна! Балдо! Он обернулся. Перед ним стоял Лунджи, сам Луиджи, собственной персоной. Негру бросились в глаза его поредевшие волосы, потертый костюм. - Луиджи... Итальянец схватил его за плечи, оглядел, повертел во все стороны и весело произнес: - Великолепно... - Как тебя сюда занесло, Луиджи? - Враждебный ветер, мой мальчик, враждебный ветер... - При чем тут ветер, черт возьми! - С тех пор как ты ушел с ринга, Балдо, удача повернулась ко мне задом... Луиджи грустно посмотрел на негра: - Тебя ждала головокружительная карьера... Какая обида... взял и сбежал, ничего не сказав... - Очень уж меня эта потасовка расстроила... - Пустяки... пустяки... Что это за боксер, которого хоть раз в жизни не нокаутировали? Да и пьян ты был, как свинья. - А какого дьявола ты сейчас здесь, Луиджи? Ты что, нового боксера завел? - Какого боксера... такого, как ты, мне больше не встретилось. Антонио Балдуино захохотал, довольный. Ткнул итальянца в грудь. - Да, такого больше не встретилось... Теперь я тут с одним цирком. - Цирком? - Гнусное предприятие... И не спрашивай... Они зашли в ресторанчик. Луиджи заказал кофе. Антонио Балдуино признался: - Возьми мне сигарет, Луиджи... Я на мели... Он знал - с Луиджи можно говорить откровенно. Вдруг он о чем-то вспомнил, пробормотал: - Тебя одного там не было... когда я в ловушке сидел, в лесу, помирал с голоду... - Я не знал, мой мальчик... как же это случилось? - Да нет, ничего... Я голодный был, думал - конец... И, знаешь, привиделось мне, будто все, кого я знал в жизни, бегут за мной, отпевают меня, как покойника... Тебя одного там не было... Луиджи все еще не понимал толком. Пришлось рассказать ему о драке с Зекиньей и бегстве в лес, о призраках. Говорил Антонио Балдуино нехотя, хмуро и наспех - не терпелось узнать, что это у Луиджи за цирк. - Так что же ты теперь делаешь? Луиджи невесело покачал головой. - Паршивое предприятие... Когда ты сбежал, я не у дел остался... - До ручки, как говорят, дошел? - Вот именно... Тут-то и подкатил этот цирк... Большой международный цирк, видишь ли... Хозяин тоже итальянец, некий Джузеппе. В Баие они неплохо зарабатывали, да у Джузеппе дела были запутаны, вся выручка пошла кредиторам, еще долги остались. Я своих денег внес, сколько недоставало, стал пайщиком... Пайщиком-неудачником... По каким только захолустьям нас не носило, святая мадонна! Доходов никаких, расходы бешеные. Считай, что мы банкроты. На краю гибели. Луиджи махнул рукой и пустился в подробности. Антонио Балдуино бросил: - Черт знает что... Вдруг Луиджи посмотрел на него и сказал: - Знаешь? Пришла мне в голову одна мысль... Все еще можно поправить. Мне нужен ты. - Я? Я еще циркачом не бывал... - Ты и боксером не был, а я тебя сделал... Они, улыбаясь, принялись вспоминать прошлое, а когда поднялись из-за столика - Антонио Балдуино состоял в труппе Большого международного цирка как борец. Негр нашел шофера, предупредил его: - Раздумал в Баию ехать, приятель... - Бабы не пускают, - расхохотался шофер. - Может, и так. - Негр подмигнул. Устный контракт, заключенный с Луиджи, гласил, что у Антонио Балдуино будет жилье, еда и деньги, если в цирке появятся деньги. Но за деньгами негр Антонио Балдуино не гнался. Афиша все еще лежала на земле. На ней было написано синими буквами: "Большой международный цирк". Около афиши растянулся спящий Джузеппе. Луиджи объяснил: - Нализался... вечно он так... И пнул соотечественника ногой. Тот бессвязно забормотал: - Прошу внимания... сейчас он сделает сальто-мортале... одно слово - и великий гимнаст убьется... Люди копали ямы, сооружали скамьи. Работали все, артисты, служители, администрация. Луиджи провел Антонио Балдуино в свой барак. И первое, что бросилось в глаза негру, был собственный его портрет, фотография Антонио Балдуино в позе борца - так его сняли когда-то для одной баиянской газеты. Луиджи растянулся на кровати (точнее, кушетке, которую выносили на арену для номера Человека-Змеи) и продолжал свои объяснения: - Кто победит, получит пять тысяч... Вот увидишь, никто не захочет с тобой бороться... - Но бороться-то надо, иначе зрители взбесятся... - А кто сказал, что не надо? Наймем кого-нибудь за двадцать мильрейсов. Желающие найдутся. Ты красиво положишь его на обе лопатки. - А если объявится мерзавец, которому охота подраться по-настоящему? - Не объявится... - А вдруг? Луиджи указал на портрет: - Ты же боксер, мальчик. Антонио Балдуино кивнул и, насвистывая, погладил портрет. Луиджи заметил: - О былом жалеешь? Состарился? - Тогда у меня на роже шрама не было. - Со шрамом лучше, это усиливает впечатление. В дверь постучали. Луиджи открыл. Вошла маленькая женщина и стала требовать, чтобы ей заплатили жалованье - задерживают уже полтора месяца. - Я так работать не буду... завтра на меня не рассчитывайте. - Моя дорогая, завтра вы все получите... - Завтра получите... всегда у вас так... Вот уж два месяца завтраками кормите. Хватит. Завтра я не работаю. - Но завтра у нас обязательно будут деньги... Вы еще не знаете... - Луиджи обернулся к Антонио Балдуино. - Это Фифи, воздушная гимнастка... Она немного нервничает... Маленькая женщина посмотрела на негра. Луиджи представил: - Знаменитый Балдо... Вы о нем, конечно, слышали... Женщина кивнула, хотя никогда не слышала этого имени. Луиджи говорил быстро, чтобы не дать ей опомниться: - Так вот... первый борец Бразилии... В Рио не нашлось силача, способного с ним справиться... Балдо только что из Баии - я посылал за ним подписать контракт... Он сел в автомобиль и примчался к нам... Женщина сомневалась: - На какие же деньги вы наняли эту знаменитость, Луиджи? Тут что-то не так... Я, кажется, видела этого негра в кабине грузовика... Слушайте, молодой человек... если вы бросили шоферское место и думаете у нас заработать - вы жестоко разочаруетесь... Денег здесь не водится... Она круто повернулась и пошла к двери. Но Антонио Балдуино преградил ей путь, сердито схватил за руку: - Тише, дона... Я вправду борец... Был абсолютным чемпионом Баии. Видите портрет на стене? Это я... Женщина вгляделась, поверила: - Хорошо... Но как вы тут очутились? Денег у нас нет... - Приехал выручить друга... - Негр потрепал Луиджи по плечу. - Верного друга... - Ах! Разве что так... - Завтра у нас будет куча денег... Женщина смутилась, стала оправдываться: - Тут есть такой шофер - вы с ним как две капли воды похожи... - В дверях она обернулась с любезной улыбкой. Антонио Балдуино переглянулся с Луиджи. - История с Рио не прошла, дружище... Луиджи сел сочинять афишу, которую должны были вывесить на следующий день. Негр читал через его плечо. - Пусть мое имя будет написано самыми большими буквами. Вот такими... - Он широко развел руки. x x x Проспавшись, Джузеппе становился решительным и активным. Казалось, будто он способен спасти положение, вывести цирк из тупика, заплатить жалованье артистам и служителям. Но его активность ограничивалась жестами и словами, на которые он был очень щедр. - Эй, ребята! Работа совсем не идет! Этот курятник давно уже должен стоять! Я один надрываюсь! Без меня ничего не делается! Если кто-нибудь из артистов возражал ему, Джузеппе взрывался: - Вы только деньги просить умеете! А на искусство вам что - плевать? В мое время мы ради искусства работали, ради аплодисментов, цветов. Ради цветов, слышали? Цветы... девушки бросали на арену цветы... вышитые платочки... если бы я захотел, собрал бы коллекцию... Но я к этому равнодушен. Я жил тогда только искусством. В мое время воздушный гимнаст был прежде всего воздушным гимнастом... - В этом месте Джузеппе оборачивался к Фифи: - А воздушная гимнастка - прежде всего воздушной гимнасткой! Фифи возмущалась, Джузеппе продолжал: - А теперь? Вот вы, Фифи, неплохая артистка, думаете только о деньгах. Аплодисменты для вас - ничто. - Аплодисментами сыт не будешь... - А слава? Не хлебом единым... Иисус Христос сказал. - Христос не был воздушным гимнастом... - Да... В мое время было иначе... Овации, цветы, платочки - все это мы ценили... Теперешним подавай деньги... Ладно, завтра вы получите свои деньги... Все, до последнего гроша, заплачу... все... Но в конце Джузеппе всегда просил: - Вы же знаете, Фифи, дела идут плохо... Что я могу поделать... Я старый циркач, я всю Европу объездил... У меня альбом, могу показать... А теперь я здесь, и я с этим смирился... Вы думаете, у меня есть деньги? Одни долги... Потерпите, Фифи, вы - добрая девочка... - Но, Джузеппе, мне нужен костюм. Мое зеленое трико чиненое-перечиненое, в нем выступать-то неудобно... - Фифи, поверьте: получим деньги - вам первой заплачу... И он уходил, отдавая пустые приказания, браня за медленную работу, охаивая все, что с таким трудом сделал Луиджи. В конце концов он попадал в кабак и рассказывал незнакомым людям, угощавшим его кашасой, о своей былой славе воздушного гимнаста. В этот вечер Джузеппе, возвращаясь домой, пометил углем лбы нескольких мальчишек, чтобы их пропустили на представление без билетов. У входа в свой барак он столкнулся с Антонио Балдуино. Негр притворился, будто любуется звездами. На самом деле он подглядывал в щель барака, где помещалась Розенда Розеда, черная танцовщица, главная приманка Большого международного цирка. Розенда переодевалась при свете свечи, и негру удалось разглядеть ее бархатную спину. Антонио Балдуино напевал одну из своих самых удачных самб: У негритянки - кожа бархат... Как тронешь - так и кинет в дрожь. Заметив Джузеппе, он сделал вид, будто смотрит на звезды. Интересно, какая из них - Лукас-да-Фейра? Когда-то ему показывали звезду, в которую превратился Зумби из Палмареса. Но здесь этой звезды нет. Она сверкает только в Баие, ночами, когда гремит макумба, когда негры славят великого Ошосси, бога охоты. Звезда Зумби из Палмареса оберегает негров, горит, когда им весело, гаснет, когда у них горе. Кто сказал ему это? Толстяк? Нет, сам Жубиаба, однажды ночью, на берегу океана. Толстяк непременно приплел бы ангела к истории о Зумби. Старец Жубиаба хорошо знал подвиги Зумби из Палмареса и других знаменитых и храбрых негров. Впрочем, можно снова заглянуть в щель - Джузеппе идет медленно, пошатываясь, здесь он будет не скоро. Но Розенды больше не видно - она погасила свечку. Если бы не Джузеппе - несчастный пьяница! - он бы увидел Розенду обнаженной. Вот это женщина... Пусть в цирке вовсе не будет денег, - пока в нем Розенда Розеда, Антонио Балдуино никуда не уйдет. Африканская красавица... В "Фонаре утопленников" все бы рты пооткрывали, с ума от нее посходили бы. Подошел Джузеппе. Хотел пожать Антонио Балдуино руку, но, потеряв равновесие, чуть не грохнулся. - Устал, как собака... Тружусь, будто проклятый... - Оно и видно... Джузеппе понадобилось полчаса, чтобы добраться до своей двери. "Чего доброго, пожар устроит, как будет чиркать спички", - подумал Антонио Балдуино и на всякий случай подошел поближе. Но Джузеппе уже зажег свечу, сел за колченогий столик. На столике лежат какие-то большие, нарядные, потертые от времени книги. Негра мучает любопытство, он, словно вор, подглядывает за Джузеппе. Почему Джузеппе с такой нежностью гладит корешки больших книг? Осторожно, медленно, сладострастно - так негр Антонио Балдуино ласкает своих любовниц. Но вот Джузеппе обернулся - негр видит его глаза. Бывают такие типы - напьются, и заберет их тоска. Другие радуются, поют, хохочут... А эти мрачнеют, а то и плачут. Джузеппе из тех, кого тоска берет. Антонио Балдуино не выдержал - вошел в барак. Джузеппе выпил сверх меры, затосковал. x x x Это было весной, в Италии. В альбоме фотография господина с пышными усами - это отец Джузеппе. В роду Джузеппе все циркачи, у всех у них был свой цирк. На пожелтевшей от времени карточке - дедушка Джузеппе в шикарной форме. Нет, не генерал - хозяин цирка. Большого международного цирка... Но в те времена это был настоящий цирк... Одних только львов держали более тридцати. Двадцать два слона было... тигры... и еще всякие звери... - Я немного выпил, но я не вру... Антонио Балдуино верит. Отцовские усищи внушали почтение. Джузеппе был совсем маленьким, но он хорошо все помнит. Когда отец поднимался на трапецию, цирк готов был рухнуть от грома аплодисментов. Зрители безумствовали! А когда он прыгал с трапеции на трапецию и выполнял в воздухе тройное сальто-мортале, - у публики замирало сердце. Мать Джузеппе ходила по проволоке. Вся в голубом, она казалась прекрасной феей... Она ловила равновесие японским зонтиком... Да, Джузеппе - из семьи потомственных циркачей. После смерти отца он сам стал хозяином цирка. Все досталось ему в наследство. Одних львов было... И ученые лошади. Артисты получали огромные деньги. Лучшие циркачи Европы... - И по субботам все получали жалованье... Без всякой задержки... Однажды король - сам король! - пожаловал в его цирк. Господи, что это был за день... Антонио Балдуино, может, не верит Джузеппе - теперь он пьян, бедно одет... Но ему аплодировал сам король... и не только король. Вся королевская семья, сидевшая в самой роскошной ложе. Это было весной, в Риме. Джузеппе вышел на арену, зрители обезумели. Буря аплодисментов! - Я думал, этому не будет конца... Вот в альбоме портрет Джузеппе тех времен. Да, в смокинге. На арену он всегда выходил в смокинге. Потом он снимал одежду - смокинг, брюки, накрахмаленную манишку. Оставался в трико, как на другом снимке. Был он тогда красавец - не то что сейчас... Теперь он - скелет. А в молодости женщины теряли голову. Даже одна графиня... блондинка. Вся в драгоценностях. Графиня назначила ему свидание. - И вы? - Настоящий кавальеро не рассказывает о таких вещах. Король сидел в своей роскошной ложе, и с ним вся королевская семья. Джузеппе сделал двойное сальто-мортале, и - хотите верьте, хотите не верьте - король не удержался, встал. Король аплодировал ему стоя! Что это была за ночь... Ризолетта, прелестная, как никогда, перелетела к нему на трапецию, цирк ахнул... Потом Ризолетта продавала зрителям их общий портрет - вот он, в самой середине альбома. Женщина была снята в позе, в которой обычно благодарят за аплодисменты. Ее держал за руку мужчина, одетый во что-то вроде купального костюма. Приглядевшись, в мужчине можно было узнать Джузеппе. - Хороша... - сказал Антонио Балдуино. - Она была моей женой... Ризолетта продавала портрет зрителям - и не было человека, который бы отказался его купить. Ведь стояла весна, а Ризолетта была прелестна, словно весенний цветок. Она была весенним цветком, и каждому римлянину хотелось сохранить что-нибудь на память об уходящей весне. И римляне покупали портрет Ризолетты. А вот еще фотография. Ризолетта стоит на лошади, на одной ножке, в балетной позе. Коня звали Юпитер, он стоил хороших денег. Потом его забрал за долги один датский кредитор во время гастролей в Дании. Эта фотография - Ризолетта на коне - была сделана за несколько дней до гибели воздушной гимнастки. Той далекой весной Ризолетта казалась такой обворожительной, такой юной, что никому, в том числе и Джузеппе, и в голову не могло прийти, что все так страшно кончится. Что Ризолетта погибнет. Но она погибла. В тот вечер цирк был переполнен - море людей. Джузеппе и Ризолетта были героями сезона, гвоздем программы. Все говорили о "Дьяволах", "I. Diavoli" - так назывался их номер. Когда Ризолетта появлялась на улице, женщины останавливались, смотрели ей вслед. Ей подражали в одежде, в манере держаться - Ризолетта умела быть элегантной, была красива не только в цирке, летая с трапеции на трапецию. Мужчины сходили по ней с ума. Джузеппе и Ризолетта завоевали сердца римской публики этой цветущей весной. В тот вечер цирк был переполнен. Вот портрет Ризолетты в костюме воздушной гимнастки. Джузеппе долго смотрит на фотографию, потом подходит к постели, вытаскивает бутылку кашасы. - Питье святого Амаро, - смеется Антонио Балдуино. Вот почему Джузеппе пьет. Старый циркач смотрит не отрываясь на портрет Ризолетты. Теперь Антонио Балдуино видит - у нее было горестное лицо пленницы. Джузеппе знал, что его жене не нравился цирк. Ей хотелось вести светскую жизнь, изысканно одеваться, покорять сердца. Но кто бы мог подумать, что она сорвется именно тем вечером? В тот день они зеркала не разбили... Они вышли на арену, их встретила буря аплодисментов. Ризолетта, улыбаясь, поблагодарила публику, и они поднялись на трапеции. Вначале все шло хорошо. Но в момент сальто-мортале... Такого никогда еще не случалось... Дуга, описанная раскачавшейся трапецией, оказалась короче, чем надо. Ризолетта не смогла ухватиться за ноги Джузеппе. И вот на арене окровавленный кусок мяса. Когда лев Рез растерзал укротителя, труп все-таки не был таким страшным. Ризолетта превратилась в кусок кровавого мяса - ни лица, ни рук, ничего. Джузеппе не понимает, как он сам не бросился вслед за ней на арену, как у него хватило сил спуститься. Была весна, по улицам гуляли влюбленные. Потом один клоун выдумал, будто Джузеппе убил ее нарочно, узнав, что у нее есть любовник. Начали судебное дело, но следствие прекратили за отсутствием доказательств... Со дня гибели Ризолетты начался упадок Большого международного цирка. - Настоящий роман, - сказал Антонио Балдуино, - прямо садись и пиши... Расскажу Толстяку. - Как вы думаете - мог у нее быть любовник? Ему даже показывали любовника Ризолетты, показывали его письма, найденные в ее вещах... - Но ведь это была ложь, правда? Циркачи - такие мерзавцы... Не верьте никогда циркачам. Завистники... Да разве у нее мог быть любовник! Все эти люди завидовали их успеху. А вдруг был? Это сводит меня с ума. Из-за этого и напиваюсь. Письма-то ведь нашли. Нет! Ризолетта, такая добрая... Цирк ей не нравился, верно. Но не такая она была женщина, чтоб завести любовника. А письма... И потом, она говорила о каких-то встречах... Боже, хоть бы она ожила на мгновение, сказала бы мне, что все это ложь, зависть. Потому что это ложь, правда? - Джузеппе схватился за голову, закрыл глаза. Неужели он сейчас заплачет? Антонио Балдуино берет бутылку с кашасой, отпивает большой глоток. Сейчас тоже - весенняя ночь. x x x - А клоун у нас кто? - Кто бабам проходу не дает. - Ну и негритянка у окна. - Рожа, будто сковорода. Клоун Пузырь едет задом наперед на осле. Над городишком высится купол цирка. Над куполом развевается флаг, по бокам у входа - две огромные афиши. Вечером тут будет играть музыка, придут негритянки продавать сладости из кокосовых орехов. В городе говорят только о цирке, об артистах, о негритянке, которая танцует почти обнаженной, но больше всего о Черном Гиганте Балдо, бросившем вызов жителям Фейра-де-Санта-Ана. Об этом толкуют мужчины, собравшиеся на Большую ярмарку. Луиджи отложил премьеру до понедельника. Это день продажи скота, приходят крестьяне со всей округи. Клоун пересекает ярмарочную площадь. - Будет сегодня представление? - Будет, сеньор... Деревенские мальчишки, пришедшие с близлежащих фазенд продавать творог и неочищенный тростниковый сахар, с завистью смотрят на городских озорников, которые бегут за клоуном и даром попадут в цирк. Один из них говорит другому: - Я смерть как хочу в цирк. - Я, парень, был уже как-то в цирке. Назывался он "Европейский". Здорово... - Этот, говорят, хорош... - Что большой, это верно... Клоун был бы стоящий. - Я здесь заночую. Охота посмотреть представление. - Говорят, свободных мест нету. Все продано. Мальчишки сговариваются пролезть в цирк, незаметно приподняв парусину стен. Клоун продолжает триумфальное шествие по базарной площади. Из лавок выглядывают приказчики. На середине площади клоун останавливает осла, чтобы произнести речь. - Достопочтенная публика! Прославленный Балдо, всемирный чемпион свободной борьбы, бокса и капоэйры, прибыл из Рио исключительно для того (он сделал ударение на слове "исключительно"), чтобы выступить в Большом международном цирке! Балдо получает в месяц три тысячи деньгами, стол, квартиру, белье... - Ого, - пробурчал какой-то крестьянин. - Сегодня вечером и на всех остальных представлениях нашего цирка Балдо вызывает на бой любого желающего! Любого жителя героической Фейры-де-Санта-Ана! Герой, победивший Балдо, получит от администрации цирка пять тысяч! Пять тысяч! - выкрикнул Пузырь еще раз. - Лично от себя Балдо ставит тысячу в знак того, что он непобедим. Пользуйтесь случаем! Имею честь объявить достопочтенной публике, что вызов принят! Двое смельчаков уже записались в конторе цирка. Жаждут сразиться с чемпионом Балдо! Желающие бороться могут прийти в Большой международный цирк сегодня вечером! Борьба закончится только смертью одного из противников. Только смертью! Длинная речь нисколько не утомила клоуна, он продолжал свое шествие по городу, сидя задом наперед на осле. Время от времени осел спотыкался, Пузырь делал вид, что падает, хватался за ослиный хвост. Город помирал от хохота. В людных местах клоун повторял свою речь. Все говорили о предстоящей борьбе, которая кончится только смертью. Стало известно, что вызов Черного Гиганта Балдо приняли уже трое - шофер, торговый служащий и огромный крестьянин. Трое желают драться за приз в пять тысяч. Город с нетерпением ждал вечера. x x x Когда огромный крестьянин вошел в цирк, какой-то остряк крикнул с галерки: - Эй, Жозе! Ты пару горилл заказывал? Самец уже тут. Цирк взорвался от хохота. Крестьянин хотел было обидеться, но и его разобрал смех. Детина в самодельных сандалиях, с дубиной в руке казался настоящим великаном. Ему было весело - он думал о пяти тысячах, которые он получит, победив какого-то там Балдо. У себя в деревне он валил вековое дерево несколькими ударами топора, на себе таскал из лесу гигантские бревна. Парень сел, на его губах играла победная улыбка, хотя по натуре он был робким и недоверчивым. Слуги-негры вносили стулья для семейств, заказавших ложи. В цирке стульев не было, зрители приходили со своими. - Поэтому я хожу на галерку. Дешевле, и тащить ничего не надо. Только себя. - Вон слуга судьи... Негр вошел, поставил в ложе несколько стульев и вышел, чтобы принести еще. Сам примостился на краю скамьи. Какому-то типу, вошедшему в ложу, кричали: - Эй! Шико Пейшейро! Как ты попал в ложу? Дело нечисто... У входа в цирк было очень красиво - огни, яркие афиши. Вывеска Большого международного цирка переливалась голубым, зеленым, желтым, мигали разноцветные лампочки, негритянки в пышных цветастых юбках, в сверкающих ожерельях продавали африканские сласти - жареную кукурузу, акараже, мингау, мунгунсу. Цирковые огни освещали всю площадь. Уличные мальчишки шмыгали вокруг, высматривая, как бы бесплатно пролезть в цирк. Мужчина торговал соком сахарного тростника. Негр-мороженщик из кожи лез вон, чтобы поскорее распродать мороженое и забраться на галерку. Он заразительно хохотал, предвкушая выходки клоуна - ну и шутник! Люди теснились у билетной кассы. Луиджи потирал руки от удовольствия. Городские старухи возмущались - такой шум в их тихом городе, где в девять часов вечера обычно все уже спят. Цирк все перевернул вверх дном. Цирк... Это что-то необыкновенное, новое, манящее. Это далекие путешествия, приключения, заморские звери. Негры сочиняют разные истории про артистов. Идет оркестр. Он уже свернул на Главную улицу - слышны звуки карнавального марша. Зрители встали. Люди с самых высоких скамеек амфитеатра пытаются заглянуть поверх занавеса. Мальчишки, торчавшие у входа в цирк, бегут встречать "Эвтерпу имени 7 сентября"*. Шикарные музыканты в сине-зеленой форме вышагивают по-военному. Сеу Родриго, аптекарь, играет на трубе, как бог. Захватывающие вибрирующие звуки ударяют в голову Антонио Балдуино, он выскакивает из барака посмотреть на оркестр. Вот это да... нарядные, дьяволы! Дирижер шагает спиной вперед. С каким бы наслаждением променял Антонио Балдуино свою роль борца на место щуплого человечка, который, пятясь, управляет "Эвтер-пой"! Он и собой хорош, думает Антонио Балдуино. На него глядят все мулатки! И вообще все. Вот кто настоящий герой, слава города Фейра-де-Санта-Ана. Дирижер, а еще трубач. Их все знают, их все приветствуют. Перед ними снимает шляпу сам судья. А банковские служащие приглашают трубача на свои вечеринки, угощают его, обращаются с ним как с равным, лишь бы он согласился играть. Но Джузеппе отрывает Антонио Балдуино от созерцания оркестра. Негр уходит в барак. Как ему хочется дирижировать "Эвтерпой имени 7 сентября". Музыканты выходят на цирковую площадь, окруженные важными надменными господами. У входа в Большой международный цирк дирижер отдает команду, оркестр останавливается. Галерка, партер, ложи, артисты в своих бараках слушают знаменитый военный марш, гвоздь программы "Эвтерпы имени 7 сентября". Божественно! Фейра-де-Санта-Ана. разумеется, обладает лучшим любительским оркестром Бразилии. Закончив марш, музыканты входят в помещение цирка и устраиваются над входом, на помосте, воздвигнутом специально для них. Теперь, когда прибыла музыка, зрители требуют, чтоб начинали. Почему представление задерживается? (* Эвтерпа - одна из девяти муз, покровительница лирической поэзии. 7 сентября 1822 г. была провозглашена независимость Бразилии.) - Клоуна! Клоуна! Кричат все - дети, взрослые. Даже судья посмотрел на часы и сказал супруге: - Опаздывают на пять минут. Точность - весьма похвальная добродетель! Супруга молчит, она давно устала от поучений мужа. В соседней ложе приказчики, сообща заключившие пари против Балдо, обсуждают условия предстоящей борьбы. - Драться и вправду нужно до смерти? - Полиция не позволит. - Агрипино говорит, этот негр - прямо зверь. Он видел его в Баие, на встрече с немцем. Сила, как у быка... Галерка топает. Дикари. Вести себя не умеют - думают приказчики. Где это видано, чтобы спектакль начинали вовремя? Зрители на галерке вести себя не умеют, нет слов. Но топают они не поэтому. Приказчикам не понять. Галерка топает, орет и требует начинать, потому что так веселее. На что нужен цирк, в котором не летят с галерки острые шутки, выкрики, не слышно шума и топота. В этом самый смак цирка. Охрипнуть от крика, отбить ноги, топая. Какая-то негритянка огрызается: - Эй, ты свою мамашу щипли за задницу... Назревает скандал. Когда пристают к замужней, всегда этим кончается. Незадачливого ухажера выбрасывают прямо в партер. Он поднимается и бежит на свое место под вой и улюлюканье всего цирка. На арену выходит Луиджи, облаченный в блестящую парадную форму Джузеппе. Цирк замер. - Достопочтенная публика! Большой международный цирк благодарит всех, почтивших своим присутствием нашу премьеру! Надеемся, что наши прославленные артисты удостоятся ваших благосклонных аплодисментов! Луиджи нарочно усиливает свой итальянский акцент. Так выходит эффектнее. Появились служители, растянули по всей арене видавший виды дырявый ковер, и началось феерическое зрелище - парад труппы. Первым вышел Луиджи, ведя под уздцы коня Урагана в сверкающей сбруе. За ними выбежала воздушная гимнастка Фифи - аплодисменты удвоились. Фифи в короткой зеленой юбочке выставляла обнаженные ноги, на них жадно глядели негры, приказчики, сеньор судья. Гимнастка сделала реверанс, приподняв юбочку еще на вершок. Галерка чуть не рухнула от грома аплодисментов. На арену, кривляясь, выскочил клоун Пузырь. - Уважаемая публичка! Приятного развлеченьица! Цирк громыхает хохотом. На клоуне голубые шаровары с желтыми звездами, огненная луна на заду. - На мне костюм небесный со всеми звездами вместе. Волшебница подарила... Клоун хоть куда! Человек-Змея кажется настоящей змеей в узком трико, усыпанном блестками. Трико плотно обтягивает его тело, и не понять, кто он - подросток или женщина? Мужчины двусмысленно шутят. Но вокруг на них шикают, и они умолкают. У пожирателя огня огненно-рыжие волосы. Великий эксцентрик Роберт покоряет зрителей своим фраком, хоть фрак изрядно поношен. По фамилии он француз, и волосы у него французские - гладкие, разделенные безукоризненным пробором. С ума сойти. Роберт посылает воздушные поцелуи, разящие мечтательных девиц прямо в сердце. Какая-то старая дева вздыхает. С галерки слышится: "Видный парень". Жужу проходит почти незамеченной. Все глазеют на медведя и обезьяну. Лев сидит в клетке в глубине цирка и не переставая рычит, надрывно и яростно. Какая-то зрительница жалуется соседке, что ей страшно ходить в цирк - вдруг лев вырвется... Жужу, можно сказать, старуха, краска не в силах замазать морщины на ее лице, но у нее пышная соблазнительная фигура. Розенда Розеда одета в костюм баиянки: - Добрый вечер, дорогие друзья... Розенда пробегает по краю арены, подпрыгивает, кружится, ее широкая юбка взлетает, надуваясь, словно цирковой купол. Зрители забыли Жужу, Фифи, великого эксцентрика Роберта, медведя, льва, даже клоуна. Все взгляды прикованы к черной танцовщице, почти обнаженной в костюме баиянки. Розенда бешено крутит бедрами. Глаза мужчин загораются сладострастным блеском. Приказчики свесились из своей ложи - того и гляди, свалятся в партер. Судья надевает очки. Супруга судьи негодует. Это безнравственно. Негры на галерке охрипли от восторженных криков. Розенда Розеда покорила всех. Балдо - Черный Гигант, не участвует в параде труппы. Он за кулисами держит пьяного Джузеппе, который рвется на арену лично приветствовать публику. Зрители требуют, чтобы негр вышел. - Борца! Борца! - Чего прячется! Луиджи объясняет, что Балдо - Черный Гигант, великий борец, всемирный чемпион бокса, свободной борьбы и капоэйры, еще не закончил тренировку и появится только в момент встречи с чемпионом героического города Фейра-де-Санта-Ана. Парад окончен, представление начинает наездница Жужу. Ураган галопом несется по арене. В руках у Жужу хлыст, она в облегающем жокейском костюме. Ее огромная грудь плотно обтянута курткой. Жужу прыгает на коня и скачет на нем стоя. Ей это все равно, что ехать в автомобиле. Жужу взвивается над Ураганом в головокружительном прыжке. Зрители хлопают. Наездница делает несколько пируэтов и удаляется под аплодисменты. - Я видал работу получше, - говорит свысока тип, на которого смотрят с уважением, потому что он много ездил. По его словам, бывал и в Баие и в Рио. - Халтура. Собравшиеся аплодировать замешкались было, но не удержались - дружно захлопали. Оркестр заиграл самбу, и на арену, кувыркаясь, выкатился клоун Пузырь. Пузырь повздорил с Луиджи, потом схватил плохо закрытый чемодан (из которого свисали кальсоны) и сделал вид, что уходит. Потом показывал фокусы. Луиджи спросил: - Ты, Пузырь, в школу-то ходил? - А то как же... потом десять лет на ослофакультете учился... Я осел дипломированный... понятно? - Цирк помирал от хохота. - Тогда скажи: во сколько дней господь сотворил мир? - Думаешь, я не знаю? - Ты скажи. - Знаю, да не скажу... - Не знаешь ты... - Еще чего... Кто это на меня наговорил? Вот я ему задам... Изощряясь в подобных шутках, клоун Пузырь сделал счастливыми всех, собравшихся этим вечером на цирковую премьеру. Хохотали приказчики, смеялся судья, ревела от восторга галерка. Только один зритель - тот, что повидал мир, - считал зрелище скучным и жалел о копейках, истраченных на билет. Он избаловался, пока жил в больших городах. Был он тогда студентом. После смерти отца пришлось ему поступить приказчиком в отдел тканей в магазин сеньора Абдуллы. Обезьяна плясала. Медведь пил пиво. Человек-Змея выкручивался так, что страшно было смотреть. Он просовывал голову между ногами, изворачивался и прижимал пятки ко рту, он выгибался, опираясь женственным животом о маленький ящик, закинув за спину ноги и голову. Человек-Змея знал свое дело, но мужчин раздражала его бесполость. Они не могли взять в толк, любоваться ли им, как женщиной, или хлопать ему, как хлопают мужчине за хорошую работу. Только в глазах повидавшего мир светился странный, подозрительный огонек. Человек-Змея с ангельским видом благодарил публику. Он посылал воздушные поцелуи, как великий эксцентрик Роберт. Оп приседал в реверансе, как Фифи, прославленная воздушная гимнастка. Зрительницы приняли на свой счет воздушные поцелуи, зрители - реверанс. Повидавший мир встал со своего места - спектакль для него кончился. Он ушел, в его взгляде и сердце таились порочные мысли. Эту ночь он проведет без сна. Великий эксцентрик Роберт сегодня не выступает. Дамы разочарованы. Зато неповторимая Розенда Розеда здесь. Неповторимая Розенда Розеда победно является публике в вихре чувственной бури, вступая в златые врата своей театральной славы. Чувственная буря - это пламенный танец машише*. Неужели под широкой баиянской юбкой на Розенде ничего нет? Видимо, ничего. Юбка взлетает, на белье нет и намека. Обнаженная грудь негритянки полускрыта разноцветными ожерельями. Танцовщица высоко задирает ноги. Супруга судьи находит это безнравственным. Запретить! Куда смотрит полиция! Судья возражает, цитирует бразильскую конституцию и уголовный кодекс. Отсталая женщина его жена. Впрочем, ему не до разговоров. Пусть ему не мешают любоваться ногами неповторимой Розенды. Сейчас она особенно пикантна. Розенда кружится, ее сверкающие черные бедра заполняют цирк от купола до арены. Все остальное исчезло. Розенда Розеда танцует макумбу, исступленную, как всякий ритуальный танец, жуткую, как пляска африканских лесов. Теперь обнажено все ее тело, но его тайны продолжают быть недоступными для мужских взглядов. Юбка молниеносно взлетает и падает. Мужчины возбуждены, они смотрят не отрываясь. Напрасно. Танец слишком стремителен, фанатически опьяняющ. Негры захвачены, околдованы. Белые, те продолжают разглядывать обнаженные бедра, живот, ягодицы Розенды. Негры - нет. Негры одурманены головокружительным ритмом священной макумбы, неистового машише. Негры верят - в Розенду вселился дух. Танец кончился. Розенда вступает в златые врата своей театральной славы. Грохочет овация, все вскакивают. Не слышно военного марша, гвоздя программы "Эвтерпы имени 7 сентября". И Розенда снова танцует "Чувственную трагедию", страстный машише, священный танец негров, огненную макумбу. Розенда пляской заклинает богов, помогающих охотникам, и богов, насылающих мор. Широкая юбка взлетает и падает, грудь вздрагивает под яркими ожерельями на радость жадным глазам сеньора судьи. Ноги негров пляшут в такт - галерка вот-вот обвалится. Розенда вступает в златые врата своей театральной славы. Судья встает и аплодирует стоя - точно король из рассказов Джузеппе. Розенда достает из-под юбки цветы, розы, осыпает красными лепестками судейскую лысину (идея Луиджи). Все в восторге. Розенда вступает в златые врата своей театральной славы. Когда представление кончится, на арену придет негр в грубых сандалиях и подберет лепесток, хранящий острый запах тела Розенды. Негр спрячет его на груди, у самого сердца, и увезет на далекие табачные плантации. (* Машише - быстрый бразильский танец.) Появляется клоун, зрители хохочут и успокаиваются. Потом выходит Луиджи. Он объявляет: - Достопочтенная публика! Балдо - Черный Гигант вызывает любого жителя вашего героического города на борьбу, которая закончится только смертью одного из соперников. Администрация цирка выплатит победителю премию - шесть тысяч. Балдо от себя ставит еще тысячу. Шум прошел по рядам зрителей. Луиджи вышел и тотчас вернулся с негром Антонио Балдуино. На мускулистом черном теле не было ничего, кроме шкуры ягуара. Короткая, узкая шкура стесняла движения. Негр скрестил на груди руки, вызывающе посмотрел в публику. Он знает, Розенда Розеда следит за ним сейчас из-за кулис, и ему хочется, чтобы кто-нибудь вызвался драться по-настоящему. Розенда продавала свои портреты, потом в бараке считала никели. Потом сказала ему, что хочет посмотреть на борьбу. И вот никто не решается принять его вызов. Луиджи объясняет достопочтенной публике, что двое, записавшиеся в конторе цирка, не явились. Если никто не примет вызова, Балдо будет бороться с медведем. Но не успел Луиджи кончить, как встал огромный гориллоподобный крестьянин и неуклюже двинулся к арене. - Про пять тысяч - правда? - Истинная правда, - сказал струхнувший Луиджи. Крестьянин сбросил самодельные сандалии, стянул рубаху, остался в одних штанах. Луиджи посмотрел на Антонио Балдуино, тот улыбнулся - все в порядке. На середине арены разложили мат, Антонио Балдуино снял шкуру ягуара и остался в одной набедренной повязке. Шрам на его лице блестел в свете ламп. Зрители аплодировали крестьянину. Луиджи снова обратился к достопочтенной публике, прося кого-нибудь, кто понимает в борьбе, быть вторым судьей. Вышел один из приказчиков, договорился с Луиджи об условиях. Итальянец уточнил: - Борьба закончится только в том случае, если один из противников будет убит или попросит пощады. Он представил борцов: - Балдо - Черный Гигант, всемирный чемпион бокса, свободной борьбы и капоэйры. Потом спросил что-то у крестьянина. - Вызов принимает Тотоньо Розинья. Антонио Балдуино хотел пожать сопернику руку, но тот не понял, подумал, что это уже начало, набросился с кулаками на негра. Ему растолковали, что к чему, и порядок был восстановлен. Противники стояли друг против друга по обе стороны мата. Розенда Розеда смотрит из-за кулис. В цирке нет никаких пяти тысяч, нет даже жалованья. Но есть горячее тело неповторимой Розенды. И Антонио Балдуино чувствует, что он счастлив. Вот бы еще стать дирижером "Эвтерпы...", счастье было бы полным. Приказчик считает: - Раз... два... три... Парень бросился на Антонио Балдуино. Негр побежал вокруг мата. Зрители взвыли. Розенда сморщилась. Негр неожиданно обернулся, дал парню кулаком в лицо. Но тот как будто ничего и не почувствовал и снова бросился на Антонио Балдупно. Негр подставил подножку, мелькнула мысль: "Без капоэйры не обойтись". Антонио Балдуино повалился на упавшего пария, стал молотить его по лицу. Но Тотоньо ногами обхватил туловище негра, перевернулся. Теперь он был сверху. И тут Антонио Балдуино понял, что противник его - простак, и ударить-то не умеет по-настоящему. Одна медвежья сила. Встав на ноги, негр нанес парню пару таких ударов, от которых Тотоньо не сумел защититься. Противники опять побежали вокруг мата, парень обхватил негра поперек туловища, поднял и с размаху швырнул на землю. Балдо ушибся и рассвирепел. До сих пор он шутил, теперь стал драться по-настоящему. Убийственным приемом капоэйры он сбил крестьянина с ног, прижал к земле, стал выворачивать ему руку. Парень заорал страшным голосом, попросил пощады, отказался от пяти тысяч. С арены он ушел под улюлюканье зрителей, осторожно неся руку, будто она сломана. Антонио Балдуино поклонился и под аплодисменты покинул арену. - Негр вправду стоящий... За кулисами Антонио Балдуино спросил Розенду: - Понравилось? Глаза танцовщицы были влажными от счастья. На арену вышел служитель. Он нес плакат с надписью: АНТРАКТ Зрители вышли на площадь выпить тростникового сока. Оркестр играл военные марши. x x x Первого сержанта играл Роберт, второго Антонио Балдуино. Великий эксцентрик великолепно выглядел в форме французского сержанта. Антонио Балдуино был явно тесен костюм, сшитый для глотателя шпаг, ушедшего из цирка в позапрошлом году. Форма врезалась в тело со всех сторон, сабля выглядела до смешного маленькой. Но это еще полбеды. Настоящая беда была в том, что Фифи во что бы то ни стало хотела получить свое жалованье именно сейчас, до начала второго действия, до начала знаменитой пантомимы "Три сержанта". Луиджи не подсчитал еще самых неотложных расходов, он собирался платить артистам только завтра. Фифи стояла на своем. - Платите, или не буду играть. Фифи изображала третьего сержанта и была очень эффектна в военной форме. Раскрасневшись от гнева, она кричала, грозила, наступала на несчастного Луиджи. Тот не удержался - захохотал: - Форма-то на тебя подействовала... Сержант, да и только... - Не хамите! Явился пьяный Джузеппе, стал говорить об искусстве, овациях и заплакал. Луиджи умолял Фифи подождать - он все подсчитает и заплатит этой же ночью. Не надо задерживать второе действие. Публика уже нервничает, вызывает актеров, топает. Луиджи в отчаянии схватился за свои жидкие волосы. Розенда Розеда приходит ему на помощь: - Не будь ведьмой, деточка. Все шло так хорошо... Фифи и сама это знает. Ей тоже не хочется быть ведьмой. Да, спектакль начался хорошо, публика не скупилась на аплодисменты, цирк был переполнен. Все довольны, она сама первая. Но у нее на груди спрятано письмо от начальницы гимназии-интерната. И Фифи должна быть сильной, должна бороться. Вот уже два месяца она не вносит плату. Через десять дней начальница вернет ей девочку. А ее дочери нечего делать в цирке. Только не это. Нужно бороться, нужно бороться. А глаза Луиджи умоляют ее. Луиджи всегда был к ней так добр, помогал. Но если сейчас она не настоит на своем, Луиджи отложит расчет на завтра, а там навалятся неотложные платежи. И девочку пришлют в цирк. А тогда - прощай все ее надежды, прощай мечты, которые она лелеет вот уже четыре года, с таким трудом платя за учение Эльвиры. Когда у Фифи родилась дочь, она читала роман "Эльвира, умершая девственницей". Теперь у Фифи нет денег на романы. Она отдает начальнице все, и этого едва хватает. Ждать больше нельзя. Если сейчас Фифи уступит, если не настоит на своем, рухнет воздушный замок, возведенный ценою огромных жертв. x x x Маленький провинциальный город - еще гораздо меньше, чем Фейра-де-Санта-Ана. Место учительницы младших классов получить нелегко, но в таких городишках домик стоит недорого. Перед домишком будет маленький сад, Фифи разведет в нем цветы, гвоздику, которую она так любит. Поставит скамейку, чтобы читать старые романы в пожелтевших обложках. Школу откроют тут же, в доме. Эльвира будет учить детей, Фифи - вести хозяйство, готовить обед, убирать, украшать цветами, огненными гвоздиками стол учительницы. Самым маленьким ученикам Фифи будет как бабушка. Перезнакомится со всеми в городе. И никто никогда не узнает, что была она когда-то циркачкой, певичкой в бродячей труппе, уличной девкой, если дела шли плохо. Седые волосы придадут ей благородный вид доброй и бедной дамы. Наступит счастливая старость. Фифи будет плести кружева, если она не забыла еще, как это делается, на платья самым маленьким девочкам. Когда придет глубокая старость, Эльвира станет за ней ухаживать. Будет гладить ей волосы, как ребенку. Домик, а перед домиком - сад с огненными гвоздиками. Поэтому нужно бороться, нужно быть сильной, быть ведьмой, выстоять. Красная от стыда, Фифи открыла им свою тайну, показала письмо начальницы. Луиджи растрогался, обнял ее, поклялся: - Я заплачу вам сразу после спектакля, Фифи. Даже если не хватит денег на корм для льва. Зрители свистели, орали, смотрели на часы, ругали служителей. Началась пантомима. Там было такое место, где Антонио Балдуино целует Розенду. Негр плохо знал, что ему делать, он терпеть не мог заучивать, но про поцелуй помнил крепко. Он то и дело улыбался, подмигивал Розенде - та делала вид, будто не понимает его намеков. В нужный момент негр крепко поцеловал танцовщицу в щеку и сказал ей на ухо: - В губы - слаще... Пантомима имела невероятный успех. x x x Джузеппе сидит, наверное, в своем бараке, смотрит альбом с фотографиями. Роберт пошел в местное кабаре - надеется соблазнить какую-нибудь женщину своей гладкой прической. Фифи пишет начальнице, извиняется за опоздание, шлет плату за два месяца. В далеком бараке горит свеча. Антонио Балдуино представляет себе, как Луиджи сидит, считает. Жаль его, совсем запутался с этим цирком. Никакой успех уже не поможет. Что это Розенда так долго переодевается? Негр ждет ее, прислонившись к дверям цирка под потухшей вывеской. Рычит лев. Голодный, наверное. Исхудал бедняга, кожа да кости. Медведю лучше, на каждом представлении выпивает бутылку пива. Как-то Луиджи додумался налить воды вместо пива. Не тут-то было. Публику он обманул, медведя - нет. Не стал медведь воду пить. Вышел конфуз. Ну, и смеялся Антонио Балдуино, когда Розенда рассказала ему этот случай. Долго она одевается. Розенда Розеда - какое необыкновенное имя... Ее по-настоящему зовут Розенда. А Розеда - изобретение Луиджи. Ну и красотка, с такой держи ухо востро. Говорит - не все поймешь. Рассказывает про столичную жизнь, про окраины Рио - трущобы, Салгейро, расписывает праздники тамошних клубов, названия одни чего стоят... "Жасминный Сад", "Лилия Любви", "Капризы Красавиц". У Розенды танцующая, вызывающая походка. Наверное, вправду жила в Рио. Околдовала Антонио Балдуино черная красавица. Хоть и воображает она и голова у нее черт знает чем забита. Хоть и ускользает в тот самый миг, как негр думает: теперь-то она у меня в руках... Околдовала - и все тут. Да кончит ли она одеваться? Почему погасила свечу и задернула занавеску, которая служит дверью? Наконец Розенда выходит на лунный свет. - Я тебя жду... - Меня? Вот уж никак не думала... Они идут гулять. Негр рассказывает о своих приключениях, Розенда внимательно слушает. Антонио Балдуино возбуждается, вспоминая, как убежал в лес, как вырвался из ловушки, как поразились преследователи, когда он выскочил на них с ножом в руке. Розенда Розеда прижимается к негру. Ее грудь касается его локтя. - Хороша ночка!.. - говорит он. - Звезд сколько... - Храбрый негр, как умрет - станет звездой небесной... - Мечтаю танцевать в настоящем театре, в Рио... - Зачем? - Обожаю театр. Когда была маленькой, собирала портреты артистов. Мой папа - португалец, у нас своя лавка была, вот. У Розенды прямые волосы - верно, тщательно распрямляет их раскаленными щипцами. Волосы, как у белой, даже еще прямее. "Дуреха", - думает Антонио Балдуино. Но он ощущает прикосновение ее груди и вслух говорит, что танцует она здорово. - Все прямо взбесились... как хлопали... Розенда теснее прижимается к негру. Антонио Балдуино заговаривает ей зубы: - Когда хорошо танцуют, это по мне... - Я чуть не поступила в настоящий театр. У одного нашего соседа был знакомый, швейцар из "Рекрейо". Папа не разрешил. Папа хотел, чтобы я вышла замуж за приказчика... такого неинтересного... - Не выгорело дело? - Нашли дурочку! Он мне нисколько, не нравился... противный португалец... Она еще что-то хотела сказать, но Антонио Балдуино спросил: - А дальше что? - Потом я познакомилась с Эмануэлом. Папа говорил, бродяга он, денег ни гроша нет. И верно. Ему и жить-то было не на что. Как и тебе, разбойник... Сначала он за мной так ухаживал. Ходили мы с ним на танцы в "Жасминный"... дальше известно что... папа ужасно рассердился, все попрекал меня тем приказчиком, португальцем... Проклял меня, выгнал на улицу. - Куда же ты делась? - К Эмануэлу пошла. В трущобу. Но он как напьется, так бить меня. Собрала я мои вещички, ушла. Трудно мне было. И кухаркой работала, и официанткой, и нянькой. Клоун один из Рио привел меня в цирк. Мы друг другу понравились, стали жить вместе. Как-то сбежала испанка, танцовщица с кастаньетами, меня приняли на ее место. Я имела потрясающий успех, ты бы видел! Клоун мне надоел, мы поругались, я перешла в другой цирк. Потом попала сюда. Вот и все. Антонио Балдуино только и придумал что сказать: - Да уж... - Когда-нибудь поступлю в настоящий театр. Ничего, что черная. Подумаешь... В Европе есть негритянка, за ней белые еще как бегают... мне одна моя хозяйка рассказывала... - Слыхал... - Поступлю обязательно. Буду знаменитой артисткой, не думай... Негр ухмыльнулся: - Странная ты! Как луна! - Придумал! - Кажется - совсем близко. А не достанешь... далеко... - К тебе-то я близко... Негр крепко обнял ее за талию, но Розенда Розеда вырвалась, убежала в барак. x x x Он пошел в городской бар. Бар унылый, хотя сегодня здесь немного оживленнее из-за цирка. Не будь представления, все отправились бы по домам спать, едва соборные часы пробьют девять. За столиком сидит тщательно одетый Роберт и ест глазами одну из танцующих. Негр подсаживается к нему. Роберт спрашивает: - Тоже женщину ищешь? - Нет. Выпить пришел. Женщин мало, все они - старые. Та, на которую смотрит Роберт, - просто раскрашенная старуха. Женщины сидят за столиками, улыбками завлекают мужчин. - Почему ты не пригласишь ее? - Сию минуту. В углу сидит девушка. Почему Антонио Балдуино думает, что она - девушка? Он выпил, правда, но от двух рюмок кашасы ему не опьянеть. Почему же он так уверен, что женщина с бледным лицом и гладкой прической - девушка? Она сидит в углу и ничего не видит, ни на кого не смотрит, она так далеко от этого бара, от окружающих, от стакана с выпивкой, что стоит перед ней на столе. Был бы здесь Толстяк - Антонио Балдуино попросил бы его сочинить историю о бедной брошенной девочке, у которой нет ангела хранителя, у которой никого нет на этом свете. А был бы здесь Жубиаба - Антонио Балдуино попросил бы его наслать порчу на подлеца хозяина этой девушки, который заставляет ее ходить в бар и пить водку. Антонио Балдуино смотрит на Роберта - тот перемигивается с раскрашенной старухой. Может быть, она и не девушка... Нет, сразу видно - девушка, и подлец хозяин хочет продать ее. Она сидит в углу, в баре, за столиком, но глаза у нее - отсутствующие, невидящие. Она невидящим взглядом смотрит в окно. Думает, наверное, о своих маленьких голодных братишках, о больной матери. Отец у них умер. Поэтому она здесь. Сегодня ночью она продаст свое тело и купит лекарства. Ведь мама ее больна, ей совсем плохо, а позвать доктора, пойти в аптеку - денег нет. Антонио Балдуино хочет подойти к ней, предложить помощь. У него, правда, нет ни гроша, да ничего, стащит у Луиджи. Какой-то приказчик пригласил ее танцевать танго. Она продаст себя тому, кто больше заплатит. Но что она понимает в деньгах? Она, может, ничего и не получит, и ее мать умрет. Все напрасно. Ее мать погибнет, братишки тоже - у них огромные вздутые животы и землистые личики. Найдется какой-нибудь мужчина - тот же эквилибрист Роберт - и станет торговать ее девственным юным телом. Будет продавать ее всем - батракам, шоферам... А она полюбит флейтиста, и Роберт будет избивать ее, и она умрет от туберкулеза, как ее мать. У нее даже не будет дочери, которая могла бы стать проституткой, купить лекарств. Она, кажется, уходит с приказчиком? Нет, Антонио Балдуино этого не допустит. Он ограбит Луиджи, он похитит деньги, отложенные на корм для льва, но он не позволит этой девушке потерять невинность. Антонио Балдуино быстро проходит вперед, кладет руку на плечо молодого человека: - Пусти ее. - Не лезь. Женщина смотрит на них отсутствующим взглядом. - Она девушка, ты что, не видишь? Она хочет спасти свою мать... но напрасно... Приказчик отталкивает Антонио Балдуино. Вдребезги пьяный негр валится на ближайший столик. Он плачет, как маленький. Приказчик уводит женщину. На улице она говорит: - До чего упился - вообразил, что я девушка... Почему ее спутник расхохотался? Она тоже хочет смеяться, до упаду смеяться над пьяным негром, и не может, у нее вдруг сжимается горло. Ее охватывает тоска. Такая тоска, что она, не говоря ни слова, бросает мужчину, который все еще хохочет, ничего не поняв, и одна идет в свою комнату. Она засыпает сном девственницы, который будет длиться вечно, потому что она приняла цианистый калий. В баре, невероятно пьяный, поет Антонио Балдуино. Ему аплодируют. Он отбил у Роберта-эквилибриста его старуху. Они повздорили с хозяином бара, потому что им нечем заплатить за выпивку. Вернувшись в цирк, негр идет прямо в барак Розенды. Для этого он и напился. x x x Луиджи не расстается с карандашом, считает, считает. Лев дико рычит в своей клетке, но совсем не потому, что он кровожаден. Он такой же смирный, как конь Ураган. Лев рычит от голода. Кормить его не на что. Расчеты не помогают Луиджи. Вот уже двое суток Джузеппе не пьет - нет денег и на каплю спиртного. В кредит больше никто не дает. Жизнь Джузеппе невыносима без выпивки. Выпивка возвращает его в прошлое, к тем, кого он любил, кого уже нет в живых. Когда Джузеппе трезв, он должен думать о делах цирка, о том, что нечем платить артистам и они становятся грубыми и ленивыми. Ни разу больше представление не дало такого сбора, как в день премьеры. Две недели в Фейра-де-Сан-та-Ана прошли неудачно. За два спектакля цирк показал все свои номера, за два спектакля в нем побывало все население города. Только в прошлый понедельник пришли еще какие-то зрители, крестьяне, заночевавшие с воскресенья. Но их было мало. Публику привлекла бы только борьба, а борьбы не было. Никто больше не рисковал драться с Антонио Балдуино. Напрасно администрация увеличила награду до десяти тысяч, напрасно боксер Балдо ставил две тысячи за свою победу. Слава Черного Гиганта гремела по всей округе, и никто не хотел опозориться, быть публично избитым. На малолюдных спектаклях Антонио Балдуино делал что придется, боролся с медведем, победа над которым давалась слишком легко, играл на гитаре, когда танцевала Розенда. Негра мало беспокоило отсутствие денег. У него была Розенда Розеда, ни о чем другом он не думал. Ночи, проведенные с черной танцовщицей, с лихвой вознаграждали за все. Негр равнодушно переносил и пьянство Джузеппе, и молчание Роберта, и бесконечные жалобы Пузыря. Пузырь был вынужден уйти из университета со второго курса, хотя у него были отличные оценки по всем предметам, кроме гражданского права, потому что к нему придирался преподаватель. Папаша слыл богачом, швырял деньги направо и налево. Жили в шикарном доме, сестренку учили музыке, французскому, английскому. Мечтали съездить в Европу. У старика было больное сердце, но об этом никто не знал. Скончался он скоропостижно, переходя улицу. И что бы вы думали? Оставил одни долги. Пришлось Пузырю взять прозвище, полученное еще в школе, и надеть голубой костюм, расшитый желтыми звездами, да еще с луной на заду. Клоун рассказывал эту историю и всегда кончал ее так: - Я бы мог стать бакалавром прав. Я бы занялся политикой, у меня большие способности к политике. Сейчас я был бы депутатом парламента. Фифи мрачно изрекала, что все в руках божьих. Антонио Балдуино незаметно проскальзывал в барак Розенды и моментально забывал и Пузыря, и Фифи, мечтавшую о счастливой старости, и Джузеппе, ждавшего смерти, и вечно погруженного в расчеты Луиджи, и Роберта, который молчал и даже не требовал жалованья. x x x Чтобы перебраться в Санто-Амаро, продали коня Урагана и часть скамеек. Луиджи непрерывно считал. Никто не покупал льва, а лев съедал так много. Однажды ночью бесследно исчез Роберт. Луиджи испугался, что Роберт украл деньги, отложенные на самое необходимое, но все было цело. Наверное, эксцентрик зайцем сел на корабль, отходивший ночью в Баию. Нашелся человек, пожелавший сразиться с Антонио Балдуино, но не выдержал и первого раунда. Благодаря этой победе цирк смог переехать в городок Кашоэйру. Путь лежал через Фейра-де-Санта-Ана. Ехали на двух грузовиках. В свое время прибыли на семи, да и то лишь из-за скаредности Луиджи. Машины были страшно перегружены. Теперь вся труппа и все имущество цирка свободно поместилось на двух. Джузеппе рассказывал, что, когда Большой международный цирк переправлялся из Италии во Францию, фрахтовали два парохода, да еще сухопутным путем шел обоз из тридцати четырех огромных фургонов. Джузеппе был выпивши и всю дорогу разглагольствовал о великом прошлом своего цирка. Луиджи мечтал поправить дела в Кашоэйре и Сан-Фелисе. Оба городка совсем рядом, в Сан-Фелисе две табачных фабрики. Может быть, лучше поставить цирк именно там. Фифи прерывает размышления Луиджи. Она спрашивает, как ей в этом месяце послать плату в гимназию-интернат. Луиджи пожимает плечами: - Хватило бы на еду... Пузырь снова рассказывает Человеку-Змее свою жизнь. Тот слушает с безразличным видом. На другом грузовике до упаду хохочут Розенда Розеда и Антонио Балдуино. Негр берет гитару и запевает только что сочиненную самбу: Жизнь хороша, моя мулатка... Фифи думает иначе, Пузырь - тоже. Джузеппе плачет. Луиджи выходит из себя. Человек-Змея слушает с безразличным видом. x x x Цирк обосновался в Сан-Фелисе. Цирк - радость бедняков, а Сан-Фелис - город рабочих. Нашелся охотник бороться с Антонио Балдуино - негр, бывший моряк. Борьбу широко разрекламировали. Луиджи, довольный, потирал руки, его уже не раздражали самбы Антонио Балдуино. Клоун проехал по городу, мужчины острили, женщины смеялись. В вечер премьеры площадь перед цирком сверкала огнями, пришел оркестр, прибежали мальчишки, у входа негритянки продавали африканские сладости. Для важных господ слуги принесли кресла. Было много народу из Кашоэйры. Программу открывала Фифи. Без Роберта и Урагана труппа стала совсем маленькой, и Луиджи не представлял артистов. Фифи ходила по проволоке. Потом публику развлекал клоун. Танцевала Розенда Розеда. Но Антонио Балдуино не аккомпанировал ей на гитаре. Сегодня он - Балдо, Черный Гигант. Жужу выступила с медведем и обезьяной. Под куполом висели трапеции. Фифи должна была работать еще раз, чтобы заполнить программу. Служители готовили трапеции, те раскачивались из стороны в сторону. Все смотрели вверх. Вышла Фифи в зеленой юбочке, поклонилась публике, поднялась по трапеции. Вдруг на арену выскочил человек в потертом будничном костюме. Он шатался, как пьяный. Это был Джузеппе. Луиджи бросился было за ним, но зрители зааплодировали - подумали, это второй клоун. Джузеппе бежал по арене, крича: - Она упадет! Она сейчас упадет! Зрители хохотали. Они захохотали еще громче, когда Джузеппе сказал: - Полезу, спасу бедняжку... Его не удалось удержать. Он взобрался под самый купол с ловкостью, которой от него никто не ожидал, и принялся раскачивать вторую трапецию. Зрители ничего не понимали. Фифи застыла, пораженная, не зная, что делать. Луиджи и двое служителей полезли вверх. Джузеппе подпустил их совсем близко, потом качнулся вперед, отпустил трапецию и сделал лучшее в своей жизни сальто-мортале. Но до второй трапеции он не достал, грохнулся на арену. Его руки, судорожно протянутые к трапеции, казалось, застыли в прощальном взмахе. Женщины попадали в обморок. Часть зрителей бросилась к выходу, другие столпились у тела. Его руки застыли в прощальном взмахе. АВС АНТОНИО БАЛДУИНО ЗИМА Зимние дожди смыли все. Смыли и кровь на том месте, где была арена Большого международного цирка. Луиджи продал скамьи, обезьяну и парусиновый купол фабриканту-немцу, разделил деньги между актерами и объявил, что цирк распущен. Жужу подалась в Бонфин, там гастролировал другой цирк... Уезжая, она сказала: - Никогда не видела такого нищего цирка... И все-таки хорошо было с вами. Луиджи забрал Фифи и льва, отправился странствовать по захолустным городишкам. Они показывали представление за гроши, в наскоро сооруженном балагане. Человек-Змея устроил себе бенефис в местном театре и исчез неизвестно куда. Антонио Балдуино подумал, что на табачных плантациях его приняли бы за женщину. Странным он был, Человек-Змея. Не то подросток, не то девушка. Негр не заметил, что мужчина, ушедший с первого представления в Фейра-де-Санта-Ана, был теперь тут, в Кашоэйре. Тип этот немало поездил, бывал в Баие и в Рио. Он ушел сразу после номера Человека-Змеи. Скрылся. Укатил на автомобиле. Потом выяснилось, что путешественника разыскивает полиция, - он украл все деньги из магазина, в котором работал. При дележке циркового имущества Антонио Балдуино и Розенда Розеда получили медведя. Не знала Розенда, что негр заранее договорился об этом с Луиджи. Антонио Балдуино сказал танцовщице: - Медведя надвое не разрежешь... А продать, так за него гроша ломаного не дадут. - А нам-то он на что? - Возьмем с собой в Баию. Будем показывать на ярмарке Агуа-дос-Менинос. - Или в театре... - неуверенно добавила Розенда Розеда. - Можно. - Негру не хотелось спорить. На пристани им сказали, что баркас Мануэла должен прийти через два дня. И они стали ждать "Скитальца". Зимой река вздулась. Нескончаемые дожди смывали в нее всякую всячину. Мутный поток нес с корнями вырванные деревья, трупы животных. Плыла даже дверь, похищенная рекой у какого-то дома. Рифы исчезли под водой, никто не отваживался выходить на рыбную ловлю. Река стала коварной, опасной, ревела, как дикий зверь. Зеваки собирались на мосту и смотрели вниз, туда, где змеями ползли, извиваясь, мутные струи. В воздухе стоял сладковатый табачный запах. Этой зимой река поглотила уже два баркаса. На табачной фабрике появились работницы в трауре. Вечер. Потоки воды низвергаются с неба на землю. Ох, уж эта Розенда... Совсем ей было незачем уходить из пансиона доны Раймунды... выдумала, будто идет гулять... Она, конечно, побежала в Кашоэйру. Оставила его, как дурака, сидеть с медведем. Медведь беспокоится, вздрагивает. Раздражает его стук дождя по крыше, и шум реки, и табачный запах. Медведя одного в меблированных комнатах не оставишь. Куда это ушла Розенда на ночь глядя? Негр Антонио Балдуино ударяет кулаком по столу. Ошибается Розенда. Он не осел, он прекрасно понял, что это за прогулка... Она думает, он не видел, как за ними увязался немец в ту ночь, когда разбился Джузеппе. С тех пор не отстает, ходит, как привязанный. Не раз уж хотел Антонио Балдуино поговорить с немцем, как мужчина с мужчиной, выяснить, чего тому надо. Вот и сегодня сказал Розенде: - Спрошу-ка я у этого гринго, за кого он меня принимает... Да отговорила Розенда. Глупо, видите ли, ни с того ни с сего ссориться с человеком. Гринго на нее и не смотрит... Эх, женщина... легко же она обвела вокруг пальца Антонио Балдуино. Поверил, как дурак. Теперь-то он наконец прозрел. Ясное дело, побежала к немцу. В эту самую минуту наставляет с ним рога Антонио Балдуино! Бесстыжая тварь! Ничего не скажешь, любить ее сладко. Но с ним, с Антонио Балдуино, шутки плохи. Он сам бросает своих любовниц. Розенда играет с огнем. Где она сейчас? В гостинице, с немцем? У немца, видимо, есть деньги. Ничего, Антонио Балдуино их проучит... уж он их проучит. Дождь барабанит по крыше. Пойти, накрыть их? Или самому запереться изнутри в комнате? Пусть черная торчит всю ночь на улице, под дождем. Нет. Как ему не хватает горячего гибкого тела Розенды! Розенда Розеда отдается, будто танцует. Никто с ней не сравнится в любви! Негр улыбается. Ночь холодная, дождь льет как из ведра. В ногах у Антонио Балдуино примостился кот, греется. Кровать старинная, удобная. Тюфяк мягкий. Такая постель редко бывает в меблированных комнатах. Любопытно, в какой постели лежит Розенда со своим гринго? Пусть будет у них дрянная, жесткая койка. Отлупить надо черную дуру, и все тут. Не стоит убивать человека из-за такой потаскухи. Ладно, пырнул ножом Зекинью, но Арминде двенадцать лет было. И жизни-то еще не видала. Дите. Тот негр, которому восемнадцать лет тюрьмы дали, убил гринго. Но Мариинья была девушкой и невестой негра. Надо задать немцу хорошую трепку, а Розенду бросить. Холодно, черт побери. Антонио Балдуино гладит кота. Тот доволен, трется головой о его ноги. Нет, не пойдет он разыскивать Розенду и гринго. Медведь вздрагивает. Дождя, что ли, боится пли вспомнил кого-нибудь? Может ли медведь тосковать? Бедняга... сколько уж лет живет без медведицы. Сам Антонио Балдуино без женщины и недели не выдержит. Негр самодовольно ухмыляется. А может, медведь холощеный? Антонио Балдуино решил проверить. Зверь недовольно съежился. Вот те на. Да это медведица. Что же он будет делать с ней в Баие? Разве выпустить ее на холме Капа-Негро. То-то все перетрусят, подумают - оборотень. Дождь перестал. Антонио Балдуино встает с постели, спихивает кота. Пойдет все-таки искать Розенду. Но дверь отворяется, и Розенда Розеда входит в комнату, ослепительно улыбаясь. Заметив мрачное лицо негра, смеется, подходит к нему: - Ты сердишься, любовь моя? Устал сидеть с мишкой? - Думаешь, я дурак? Думаешь, не знаю, что ты ходила к этому гринго? - Какой еще гринго, господи? Ишь как удивилась - будто вправду не понимает, какой гринго... Но его, Антонио Балдуино, не проведешь. Он знает - женщина тварь лживая, вероломная. Всякий раз, как негр думает о женской подлости, он вспоминает Амелию, служанку португальца-командора. Вот уж врала без зазрения совести, а лицо при этом делала невинное, ангельское. Может, и Розенда лжет ему сейчас с невинным лицом. - Где ты была? - Уж и к соседке нельзя пойти? - К соседке... - Можешь спросить супругу сеньора Зуки... Я у них была... Она знает моих родственников, которые здесь жили... Медведь беспокоится, бродит по комнате. Антонио Балдуино не очень-то хочется спорить. Он готов принять все ее оправдания. Ему хочется одного: улечься в мягкую постель, обнять горячее тело Розенды. Дождь усилился, потоки воды стекают по черепице. Крыша протекла, посреди комнаты вода размывает глинобитный пол. Медведь тревожится, ходит вокруг лужи. Розенда ласкает его, гладит медвежью шерсть. Напрасно: медведь не успокаивается. Негр растянулся на кровати, думает, как бы заключить мир. Он хочет, чтобы Розенда Розеда была рядом, хочет обнять ее гибкое танцующее тело. Завтра, может быть, он изобьет ее, бросит. Но не сейчас. Сейчас ему нужно тело Розенды, тепло Розенды. Но он ее обидел, теперь с ней так просто не помиришься. Розенда надулась, возится с мишкой. Не знает негр, как к ней подступиться. Он закрывает глаза, но Розенда не подходит к кровати. На улице льет дождь, воет ветер, врываясь в щели. Неужели Розенда не чувствует его призыва? Сердится на него. А вдруг она не лжет? Вдруг и вправду болтала с вездесущей соседкой, женой Зуки? Розенда снимает платье. Оно сухое. Бегала бы под дождем к немцу - насквозь бы промокла. Просто он остался один, вот всякая чушь и полезла в голову. Кот прижался к ногам Антонио Балдуино, тепло от него. Но только ногам тепло. А самому холодно. Дождь барабанит по крыше. Антонио Балдуино пытается вспомнить стихи, слышанные от Толстяка. Стихи о дожде, стучащем по крыше, и о женщине, которая пришла на рассвете. Антонио Балдуино не помнит, она пешком пришла или прискакала на коне. Розенда Розеда сбросила сорочку. Ее обнаженная грудь заполнила комнату, затмила свет перед глазами Антонио Балдуино. Мало у какой девушки такая красивая грудь, тугая, высокая. Антонио Балдуино кидает сигарету на пол, делает нечеловеческое усилие, говорит: - Медведь-то наш - баба... - Что? - Медведица это... Розенда Розеда склоняется к Антонио Балдуино. Под шум дождя, под вой холодного ветра Розенда Розеда танцует для Антонио Балдуино. Он поддает кота ногой, тот с мяуканьем удирает. x x x "Скиталец" подошел к пристани под дождем. Мария Клара сварила кофе для Антонио Балдуино и Розенды. В обратный рейс хотели идти той же ночью, сразу после погрузки. Медведя привязали в трюме. Моряк Мануэл рассказывал про Толстяка - похоронил бабушку, опять продает газеты. Жубиаба жив, колдует, по-прежнему устраивает макумбы. Жоакин целыми днями просиживает в "Фонаре утопленников", с ним - Зе Кальмар. Антонио Балдуино хочет знать все обо всех знакомых, о нижнем городе, о судах, которые прибывают и отправляются. Антонио Балдуино вновь приобщается к тайнам моря. Когда он сбежал, побитый перуанцем Мигезом, он разучился смеяться. Он был потрясен, подавлен позором поражения, провалом своей боксерской карьеры, вестью о близкой свадьбе Линдиналвы. Голова шла кругом от притч Жубиабы. Теперь он снова умеет смеяться, он снова с удовольствием будет слушать страшные рассказы Жубиабы. Потому что за два года скитаний он повидал много людского горя. В его хохоте появилось что-то безжалостное. На лице у него шрам - память о ядовитом шипе, об охоте за ним, Антонио Балдуино, в ночь облавы. Мануэл просит рассказать, откуда у Антонио Балдуино шрам. Мария Клара смотрит из глубины каюты. Негр рассказывает и думает об океане, о подъемных кранах на набережной, о черных кораблях, ночью покидающих порт. x x x Вириато ушел дорогой моря в такую же штормовую ночь. Крабы-сири, щелкая клешнями, впились в его тело. Старик Салустиано тоже искал в океане путь домой. И женщина, бросившаяся в волны с камнем на шее... Парусник пляшет над затопленными верхушками рифов. Рифов не видно, вода скрыла все. Сегодня Мануэл никому не уступит руль. Все произойдет очень быстро. Парусник налетит на риф. Оборвется разговор Розенды с Марией Кларой. (Ветер треплет волосы Марии Клары, пропитанные запахом моря. Может быть, она никогда не жила в настоящем доме, может быть, она сама - порождение океана.) Погаснет трубка Мануэла. Все исчезнет в пучине - река вздулась и волнуется, словно море. Мануэл никому не уступит руль. Ветер низко нагибает деревья на берегу. Далеко-далеко светит фонарь другого парусника. Кое-где во мраке прибрежных зарослей мерцают огоньки светляков. Подхваченный свежим ветром, парусник мчится, словно моторная лодка. Смерть совсем рядом с ними в эту штормовую ночь. Малейшее отклонение руля - и они врежутся в риф, не видимый под водой. Антонио Балдуино лежит на спине и думает. На небе ни звездочки, черные рваные тучи проносятся, гонимые ветром. От Марии Клары исходит неповторимый аромат моря. Оно уже совсем близко. Мол появляется и уходит назад. Речные берега раздвигаются, исчезают спящие поселки, погруженные в темноту. Антонио Балдуино думает - жизнь нелепа, жить не стоит. Карлик Вириато знал это. Путь моря необозрим. Сегодня оно необозримо, мрачно. Зеленый хребет моря вздыбился волнами. Может быть, море призывает его? Антонио Балдуино, негр, не знающий страха, с детства мечтает, чтобы сложили о нем АВС. АВС поведает черным людям о жизни Антонио Балдуино, полной подвигов. Но если сейчас его поглотит пучина, сказать о нем будет нечего. Негр, не знающий страха, убивает себя, только чтобы не сдаться полиции. В двадцать шесть лет нужно еще жить и бороться, чтобы о тебе сложили АВС. А море призывает его. Море - это путь домой. От Марии Клары веет морским ветром. Она говорит о море, о моряках, о парусниках, о кораблекрушениях, о погибших. Говорит об отце, который был рыбаком и исчез вместе со своей жангадой* во время шторма. От Марии Клары пахнет морским ветром. Она и море неразделимы, оно ей и друг и враг. Море вошло в ее плоть и кровь. А в плоть Антонио Балдуино ничто еще не вошло. В его жизни было все и ничего не было. Он знает только, что он борется и будет еще бороться. Но у него нет ясной цели. Его борьба - зря. Это мучительно, все равно как бить кулаком в пустоту. Сейчас море зовет его к смерти, а голос Марии Клары - к жизни. Мануэл указывает рукой вперед - на горизонте появились огни Баии. Ветер проносится над их головами. В ветре - аромат моря, которым пропитано тело Марии Клары. Огни Баии обещают спасение. (* Жангада - парусный рыбацкий плот.) x x x Розенда устроилась у Толстяка. Вечером пришел старец Жубиаба, все поцеловали ему руку. Старый негр опустился в углу на корточки. Отсвет керосиновой лампы падает на его морщинистое лицо. В лачуге Толстяка нет электричества. Толстяк улыбается, рад возвращению друга. Все слушают рассказ Антонио Балдуино. Медведь спит в углу. Завтра они пойдут на ярмарку Агуа-дос-Менинос, будут показывать медведя за деньги. А пока что отправляются в "Фонарь утопленников", выпивают. Потом Антонио Балдуино ведет Розенду на берег и любит ее у самого моря. Розенда Розеда ворчит: жестко, и песчинки набились ей в волосы, тщательно расправленные раскаленными щипцами. Негр добродушно хохочет. В порту - черные силуэты подъемных кранов. Ярмарка Агуа-дос-Менинос начинается в субботу вечером и кончается в воскресенье, в обед. Лучше всего здесь в субботу вечером. Лодочники привязывают лодки в Дровяном порту, хозяева парусников ставят их у причала, мужчины несут на продажу разную живность, негритянки торгуют мингау и сладким рисом. Подходят набитые битком трамваи. Все спешат на ярмарку Агуа-дос-Менинос. Кто закупить продуктов на неделю, кто погулять, повеселиться, полакомиться сарапателем, поиграть на гитаре, соблазнить женщину. Ярмарка Агуа-дос-Менинос - праздник. Негритянский праздник с гитарой, смехом, драками. Палатки выстраиваются рядами. Но большая часть товаров - тут же, на улице, в огромных овальных корзинах, в ящиках. Крестьяне в широкополых соломенных шляпах сидят на корточках, бойко пререкаются с покупателями. Горы батата и сладкого маниока, арбузов, ананасов, бананов. Каких только бананов не найдешь на ярмарке Агуа-дос-Менинос! И чего только вообще здесь нет! Вот предсказатель судьбы. Попугай вытаскивает билетики. Судьба стоит всего два рейса. Розенда покупает билетик. В нем написано: СУДЬБА Не верь льстящим тебе, ибо они лгут. Ты простодушна и по себе судишь о людях. У тебя доброе сердце, и ты думаешь, что все добрые. Но это не страшно, потому что ты родилась под счастливой звездой. Твои юные годы пройдут среди увлечений, которые принесут тебе много горя. Ты выйдешь замуж за молодого человека, на которого сначала не обратишь внимания, а потом он станет хозяином твоего сердца и будет единственным, кого ты полюбишь по-настоящему, на всю жизнь. Ты произведешь на свет трех прелестных малюток и вырастишь их с нежной заботой, и они принесут великий мир твоей душе. Ты будешь жить 80 лет. Тебя ждет лотерейный выигрыш по билету Э 04554. Розенда рассмеялась, Антонио Балдуино сказал: - Три раза рожать будешь. - Одна цыганка нагадала мне восьмерых. И дальнюю дорогу. Дорога сбылась - приехала из Рио в Баию. Не соврала цыганка. Антонио Балдуино думает о том месте "Судьбы", где говорится: "Твои юные годы..." Черт побери, неужели он серьезно влюбился. Уж не выпросила ли она приворотное зелье у старца Жубиабы. Жубиаба еще не пришел на ярмарку. Ему еще рано. Сегодня суббота, сегодня у него много народа. К нему идут все, кому нужна помощь. Тем, кто жаждет излечения от недугов телесных - чахотки, язв, проказы, дурной болезни, - Жубиаба раздает молитвы и травы. Тем, кто страдает от ран сердечных, кого бросила женщина, кто влюблен и робеет, Жубиаба раздает страшные приворотные зелья, мандинги*, колдовские приманки. Воскресным утром на улицах Баии полно свертков с мандингами. Жубиаба вызывает любовь, отводит любовь, убивает в мужчине страсть к женщине, заставляет женщину мечтать о мужчине. Жубиабе известны тайны богатых, знакома жизнь бедняков. Он знает все, сидя в своей лачуге на холме Капа-Негро. Жубиаба придет на ярмарку позже, опираясь о посох. Придет, многим уже облегчив страдания, многих вылечив. Жубиаба придет сюда, к ним. Толстяк уже привел медведя. Сколько Толстяку хлопот из-за Антонио Балдуино! Жил себе тихо, продавал газеты - и на тебе, появился Антонио Балдуино, и прощай спокойная жизнь. Толстяк оставляет газеты, идет за другом. Но Антонио Балдуино исчезнет, и Толстяк снова будет выкрикивать названия газет своим звучным печальным голосом. Теперь Антонио Балдуино притащил медведя... Вначале Толстяк его побаивался. Потом ничего, привык. Медведь заменил ему покойную бабку. Толстяк сам не поест, а мишка будет сыт до отвала. Медведя ведут на цепи, прикрепленной к кольцу, продетому в нос. Представление начинается. Крестьяне сгрудились вокруг. Толстяк пытается сочинить трогательную историю, да только не знает, бывает ли у медведей ангел-хранитель. Что-то не слыхал. А без ангела-хранителя неинтересно. Толстяк окончательно решил подарить медведю ангела, но тут подоспел Антонио Балдуино и стал повторять то, что в цирке Луиджи говорил про льва: (* Мандинга - сверток с предметами, которым приписывается колдовская сила.) - Достопочтенная публика! Чудовище, которое находится у вас перед глазами, поймано в дебрях Африки. Перед вами трижды человекоубийца. Растерзал уже троих укротителей. (Негр напрягает память, хочет слово в слово повторить то, что каждый вечер говорил Луиджи.) Человекоубийца... сейчас мы начнем представление, но умоляю вас: будьте осторожны. Не забывайте: трое уже погибли. Толстяк всматривается в медвежью морду. Глаза нежные, совсем детские. Страшная несправедливость - называть такого убийцей. Медведь ходит вниз головой. Толпа растет. Розенда Розеда гадает по линиям руки. Мужчины довольны - Розенда щекочет их, приятная дрожь пробегает по телу. Умеет Розенда зарабатывать деньги. Простоватому мулату она говорит: - Сохнет по тебе одна девчонка... Мулат ухмыляется. Может, она сама и есть эта девчонка. Розенда прячет никелевые крузадо. Толстяк собирает в соломенную шляпу монетки - плату за медвежье представленье. Антонио Балдуино, невероятно нарядный, в красных туфлях и красной рубахе, на все лады расхваливает медведя. Вокруг бушует ярмарка. x x x Посреди улицы остановился автомобиль. Мотор заглох. Шофер лезет под машину узнать, в чем дело. Какой-то дядька принимается разглагольствовать: - Машина - тьфу. Верно я говорю? А вот вы видали, чтобы у лошади мотор заглох? У коня Огня небось мотор не портился. Он только что рассказывал про коня, который был у его шурина. Дядька - ярый противник лошадиных сил, заключенных в моторе. Он до неба превозносит всяческую скотину - лошадей, волов. Цитирует Писание. Жубиаба сидит молча, слушает. Остальные поддакивают. Когда пришел Жубиаба, друзья подсчитали выручку - оказалось пятьдесят девять мильрейсов, целое богатство. Решили покутить на разгулявшейся ярмарке. Медведя взяли с собой. Остановились у палатки, в которой пил Жоакин, да и заслушались историей про коня Огня. - Во времена, когда напасти этой не было, - рассказчик указывает на осрамившийся автомобиль, - люди жили многие годы. Мафусаил девятьсот лет прожил... В Писании сказано... - Верно, - кивает старик мулат. - По двести, по триста лет жили. Сто лет - раз плюнуть. В Писании... - Говорят, и попугай больше ста лет живет... Дядька разгневанно оборачивается, но, увидев Розенду, расплывается в любезной улыбке. - Подолгу жили. Ной прожил, и не помню, сколько. Тогда люди на волах ездили. Дядька глотнул вина. Старый мулат поддакнул: - Жили люди. Хотел показать, что и он кое в чем разбирается. Какой-то негр кивнул, с уважением глядя на человека, читавшего Священное писание. - Выезжали из дому на арбе, на волах, приезжали куда надо. Теперь поедут на такой вот уродине, - он ткнул в сторону злосчастного автомобиля, - и застрянут посередь дороги... Бензин, видишь ли, кончился. У волов небось бензин не кончался. Потому сейчас столько людей в младенчестве помирает. Машина не божье дело. Дьявольское измышление... Старый мулат поддакнул. Знаток Библии продолжал: - В те времена жены и в сто лет рожали... - Ну нет. Чтоб столетняя старуха родила - не верю... - заявил Антонио Балдуино. Все засмеялись, кроме мулата. - В Писании сказано, - возразил защитник езды на лошадях и волах. Нет, в такое Антонио Балдуино никогда не поверит: "Чтоб столетняя родила? Чушь. Дядька принимает нас за болванов". Негр открыл рот, чтобы сказать это вслух, но заговорил Жубиаба: - Во времена,