ть у нас и провизия на дорогу. Все мы твердо решили покинуть эту страну голода и болезней и сделать попытку добраться до Франции. Мы не смеем нос высунуть из форта - в лесу прячутся краснокожие, которые нас ненавидят за то, что наши солдаты сожгли их деревушку. Здесь мы погибнем, словно крысы в ловушке. Нечего делать, мальчуган, готовься к отъезду! Начались сборы. Ренэ помогал Лодоньеру укладывать вещи и упаковывать бумаги, которые следовало отвезти во Францию. Новый корабль - маленькое жалкое суденышко - был спущен на воду через две недели после возвращения Ренэ, и солдаты перенесли на борт провиант. Работа кипела, и еще через неделю из форта Каролина вынесено было все, за исключением тяжелых пушек, которые пришлось оставить. Назначили день отъезда. В ясное теплое утро, как только взошло солнце, гарнизон вступил на борт корабля. Лодоньера, который еще не оправился от болезни, перенесли на руках. Попутный ветер надул паруса, и неудачные завоеватели новых земель покинули форт, построенный всего несколько месяцев назад. Думали они и надеялись никогда сюда не возвращаться, и даже плавание на утлом суденышке казалось им менее опасным, чем жизнь в этой стране, которую они с такой радостью покидали. В тот день французы спустились к устью реки и увидели, что на море шторм. Опасно было пересекать мелководье и выходить в открытое море. После недолгих переговоров путешественники решили бросить якорь в устье реки и ждать, когда утихнет ветер. XIII. ПРИБЫТИЕ ЖАНА РИБО Огромные валы набегали на отмели и с грохотом разбивались о камни. Застигнутые штормом беглецы из форта Каролина застряли в устье реки и занялись починкой суденышка, пытаясь сделать его более пригодным для плавания. Швы, законопаченные мхом, уже разошлись, судно дало течь, и приходилось непрерывно выкачивать воду. Лодоньер почти не надеялся на то, что путешествие окончится благополучно, и не скрывал своих опасений от Ле Муана и Ренэ. В устье реки путешественники провели несколько дней. Наконец, волны улеглись; французы, пользуясь попутным ветром, провели корабль через мелководье и смело вышли в открытое море. Им и в голову не приходило, что путешествию их суждено скоро окончиться. Земля осталась далеко за бортом, и темная полоса на западе напоминала гряду облаков. Вдруг на палубе раздался крик: - Впереди парус! Все впились глазами в маленькое белое пятнышко, показавшееся на юге. Одни утверждали, что это корабль адмирала Рибо, явившегося, наконец, на помощь колонистам; другие высказывали опасение, не испанское ли это судно. В случае, если бы последнее предположение оказалось правильным, французам грозила бы смерть, так как католики-испанцы не щадили гугенотов-французов. Напряженно следили они за парусом и вскоре увидели второй, третий и, наконец, целую флотилию, нагонявшую их суденышко, которое едва держалось на воде и продвигалось со скоростью черепахи. О бегстве нечего было и думать; оставалось только надеяться, что показавшиеся на горизонте суда принадлежат друзьям, а не врагам. Вынесли на палубу койку Лодоньера. Оснастка судов убедила его в том, что флотилия не может быть французская. Но через несколько минут уныние сменилось бурной радостью: на грот-мачте первого корабля развевался не желтый испанский флаг, а кроваво-красный - английский. Раздались восторженные крики; солдаты поспешили поднять французский флаг с лилией, а с английского корабля немедленно дан был салют. Затем суда легли в дрейф на расстоянии полукилометра от французов. Флотилией командовал сэр Джон Гаукинс, старый морской волк. Совершив рейс к берегам Испании и Вест-Индии, он возвращался на родину. Он захватил много испанских судов, нагруженных золотом и серебром, которое испанцы награбили в Мексике и Перу. Узнав об опасном положении, в которое попали французы, он предложил им вместо их жалкого суденышка один из своих кораблей. Мало того, так как у французов было очень мало провизии, он снабдил их провиантом на несколько месяцев. Затем английская флотилия, дав прощальный салют из пушек, продолжала путь, а французы снова повернули к устью реки Май, где предполагали перенести свое имущество на прочный корабль, полученный от англичан. К заходу солнца они вернулись на то самое место, которое покинули утром. Получив корабль и запас провианта, Лодоньер сделал последнюю попытку остаться в Новом Свете. Долго убеждал он колонистов вернуться в форт Каролина и там терпеливо ждать приезда Жана Рибо. Но эта попытка ни к чему не привела, все были против него, все - за исключением, пожалуй, одного только Ренэ, которому не хотелось покидать Новый Свет. Мнение всех остальных высказал Симон Оружейник: - Зачем нам, простым людям, оставаться в чужой стране и сражаться с индейцами, которые, вероятно, уже завладели фортом? Да если бы и удалось их оттуда выгнать, что нам там делать? Запасы провизии быстро истощатся, и мы снова очутимся в ловушке. Лодоньеру ничего не оставалось делать, как подчиниться воле большинства. Началась переноска вещей с одного корабля на другой. Когда все было готово к отплытию, снова поднялась буря, и в течение недели путь к морю преграждали огромные валы, увенчанные пенистыми гребнями. Эта томительная отсрочка была очень тяжела для всех колонистов. Наконец, ветер стал стихать, а под вечер показалась на горизонте флотилия, направлявшаяся к суше. Ночь прошла тревожно. Чьи это были суда - французские, английские или испанские? Вопрос остался неразрешенным до утра. Когда взошло солнце, колонисты увидели семь кораблей, стоявших на якорях за мелководьем. В воздухе плескались французские флаги. Салютовали из пушек, и корабль вышел из устья реки навстречу вновь прибывшим. Действительно, это был Жан Рибо, явившийся на помощь маленькой колонии. На борту флагманского судна "Троица" произошла встреча адмирала с лейтенантом Лодоньером, которого поддерживали под руки Ле Муан и Ренэ. Намерение колонистов покинуть форт привело Рибо в негодование, но узнав о бедственном положении гарнизона маленькой крепости, он сменил гнев на милость. Почти все корабли адмирала Рибо глубоко сидели в воде, и только один из них мог пересечь мелководье и подняться к верховьям реки. На этом-то судне, а также на корабле, полученном от англичан, в форт Каролина стали перевозить новых колонистов и запасы провианта. Перевозка продолжалась несколько дней, так как вновь прибывших колонистов было около трехсот человек, и привезли они с собой много провианта, амуниции, орудий и всевозможных инструментов, необходимых для постройки новых фортов. Новые колонисты были разочарованы, увидев в каком жалком состоянии находится форт Каролина. Туземцы, бродившие за стенами крепости, обратились в бегство, как только завидели белых. Больше всех радовался возвращению в форт Ренэ. "Скоро придет сюда племя вождя Микко, - думал он. - Снова я увижу Хас-се, и вместе мы будем ходить на охоту. А когда-нибудь я уговорю его поехать со мной во Францию". Закипела работа по восстановлению и оборудованию форта. Но горсточке гугенотов, заброшенных в чужую страну, грозила серьезная опасность. Филипп II, король Испании, отправил в Новый Свет три тысячи солдат и флотилию из тридцати четырех судов, которой командовал дон Педро Менендес. Ему приказано было завладеть страной, называвшейся в то время Флоридой и простиравшейся на север до английского поселения в Виргинии. Он должен был построить форт и основать город, но прежде всего отыскать и стереть с лица земли колонию еретиков, которые, по слухам, обосновались на этой территории. Вскоре после прибытия Рибо испанский флот подошел к побережью. Однажды под вечер испанцы, державшие курс на север, увидели французские суда, стоявшие на якоре около устья реки Май. В полночь испанские суда также бросили якорь неподалеку от французской флотилии, и с флагманского судна испанцев "Сан Палайо" донеслись звуки трубы, а с "Троицы" немедленно ответили на сигнал. Начались переговоры. Стоя на палубе своего судна, Менендес с преувеличенной вежливостью осведомился: - Господа, откуда прибыла эта флотилия? - Из Франции, - последовал ответ. - Что привело вас сюда? - Мы привезли людей и запасы провианта в форт, основанный в этой стране по повелению короля Франции. - Кто вы - католики или еретики? - Мы гугеноты. А вы кто такой и почему задаете нам столько вопросов? - Я адмирал, дон Педро Менендес. Суда эти принадлежат испанскому королю дону Филиппу II, а сюда я прислан, чтобы истребить всех еретиков, какие встретятся мне на суше или на море. Когда рассветет, я возьму в плен все ваши суда, и ни один еретик не дождется от меня пощады. Рибо и солдаты отвечали испанцу насмешками, советуя не ждать рассвета и немедленно привести угрозу в исполнение. Испанский адмирал принял вызов и приказал своим капитанам разрубить якорные канаты и готовиться к атаке. Был он до такой степени взбешен, что метался по палубе, словно одержимый. Через несколько минут вся испанская флотилия направилась к шести французским судам. Но французы не дремали: они также перерезали якорные канаты, подняли паруса и пустились наутек. Всю ночь преследовали их испанцы, но под покровом ночи Рибо далеко увел свои суда, а к утру преследователи отказались от погони и повернули к устью реки Май, намереваясь напасть на форт Каролина. Лодоньер был предупрежден Жаном Рибо о приближении испанской флотилии. Всех своих солдат он послал к устью реки и приказал поставить на берегу пушки. Здесь думал он дать бой испанцам и препятствовать дальнейшему их продвижению. Два корабля стояли на якоре в устье реки, а дула орудий обращены были к открытому морю. Увидев эти приготовления, Менендес счел неблагоразумным высаживать здесь войска или проводить суда через мелководье. Поэтому он приказал держать курс на юг, к реке Дельфинов. Небольшие суда вошли в устье реки и легли на якорь как раз перед индейской деревушкой Селой, где несколько месяцев назад Ренэ Дево получил прозвище Та-ла-ло-ко. Здесь Менендес решил построить форт и основать город, который, как надеялся он, будет столицей могущественного королевства. Отсюда думал он повести войско против гугенотов в форте Каролина. На следующий день он торжественно высадился на берег и всю страну объявил владениями короля Испании. Загремели пушечные выстрелы на борту судов, бросивших якорь против деревушки, далеким гулом отозвались корабли, стоявшие на рейде. В то же время раздались звуки труб и ликующие возгласы солдат, а католические патеры, сопровождавшие Менендеса, затянули хвалебный гимн. По их приказу великолепный олень, возвышавшийся на шесте в центре индейской деревушки, был сброшен, а вместо него водружен крест. Возмущенные поступками чужестранцев, испуганные пушечными выстрелами, индейцы не знали, что делать, куда бежать. Многие были убиты по приказу Менендеса, других заставили работать наравне с неграми-рабами, привезенными из Вест-Индии. Вообще испанцы сразу открыли все свои карты - завоевателей и колонизаторов, в отличие от гугенотов-французов, которые сами были изгнанниками и пытались, хотя бы сначала, вести более примирительную политику. Расправившись таким образом с туземцами, Менендес заявил, что новый город, основанный на развалинах мирной деревушки Селой, будет называться городом Сан-Августин. Это название осталось за ним и по сей день, а реку Дельфинов Менендес переименовал в реку Сан-Августин. Когда вождь деревушки Селой понял, что белые люди не задумаются стереть деревню с лица земли, он попытался было протестовать, но никто не обратил на него внимания. Протест против желания белых - это верная смерть, и вождь с горсточкой воинов бежал к Лодоньеру в форт Каролина, куда и явился на следующий день. Со времени атаки семинолов гарнизон крепости подозрительно относился ко всем индейцам. Караульные хотели прогнать старого вождя, но, к счастью, подоспел Ренэ, который узнал старика и убедил солдат открыть ворота. Выслушав рассказ беглецов, мальчик повел индейцев к Лодоньеру, все еще прикованному к постели. Бедный старик рассказал коменданту о своих злоключениях и просил у него помощи, чтобы прогнать белых, завладевших деревушкой. Лодоньер обещал сделать все, что было в его силах, и немедленно послал гонца к адмиралу Рибо, который уже вернулся со своими судами к устью реки. В ответ получен был приказ всем мужчинам форта Каролина, носившим оружие, явиться к адмиралу. Рибо хотел плыть на юг и напасть на испанцев, прежде чем те успеют возвести укрепления и прочно обосноваться на захваченной территории. В форте поднялась суматоха. Мужчины чистили ружья и готовились к походу, плакали женщины и дети, приехавшие с новыми колонистами, заливались лаем собаки. Ренэ Дево очень хотел присоединиться к отряду, но Лодоньер не стал об этом и слушать, заявив, что приказ относится к мужчинам, а не к мальчикам. Когда ушли солдаты, в форте остались только старики, больные, женщины и дети. Среди оставшихся, кроме Ренэ и больного Лодоньера, были художник Ле Муан и Симон Оружейник, которого поставили во главе караульных. XIV. БЕЛЫЕ ПРОТИВ БЕЛЫХ Когда Менендес со своими солдатами высадился на сушу, крупные корабли, которые не могли войти в реку, отплыли обратно в Испанию, а в распоряжении Менендеса осталось всего лишь несколько маленьких судов. Таким образом, все, казалось, благоприятствовало замыслу адмирала Рибо; со своими шестью кораблями и солдатами он решил атаковать новый, еще не укрепленный город. Когда он прибыл к устью реки, начался отлив, и флотилия остановилась в открытом море. Испанцы увидели ее с берега. Началась паника. Но вдруг картина резко изменилась: с северо-востока подул ветер, перешедший в бурю, море покрылось гигантскими валами. Белые, посещавшие это побережье, никогда еще не видывали здесь такого шторма. Тщетно боролись французские суда с разбушевавшейся стихией, и, наконец, испанцы, к великой своей радости, увидели, что ветер гонит беспомощные корабли к югу, быть может, навстречу гибели. Тогда, не обращая внимания на страшную бурю, Менендес решил с берега ударить по форту Каролина, оставшемуся без гарнизона. С отрядом в пятьсот человек он три дня пробирался под дождем и ветром по затопленным болотам и зарослям. Нескольких индейцев из деревни Селой заставил он служить проводниками, но затем приказал их убить, думая, что они умышленно хотят его завести в болота. К вечеру третьего дня испанцы вышли к реке Май и стали спускаться к низовьям; наконец, показались в темноте мерцающие огоньки форта Каролина. Тем временем оставшиеся в форте с тревогой прислушивались к вою ветра и думали о судьбе кораблей адмирала Рибо. Многие опасались, не погибла ли вся флотилия. Ренэ Дево вместе со стариками и инвалидами нес службу караульного под начальством Симона Оружейника. С самострелом на плече шагал он в темноте, под проливным дождем вдоль стены форта. Он гордился тем, что исполняет обязанности настоящего солдата, и никто не услышал от него ни одной жалобы. Но другие караульные открыто роптали, и в глубине души Ренэ был с ними согласен. Все знали, что испанцы и краснокожие ушли, а следовательно, бессмысленно было нести караульную службу в эти ненастные ночи. На четвертую ночь Ренэ сменили под утро, после того как он два часа простоял на карауле у ворот под холодным пронизывающим дождем. Измученный, вернулся он в свою комнату, бросился на постель, даже не сняв мокрой одежды, и заснул крепким сном. Часовой, сменивший Ренэ, недолго стоял на своем посту. Не сомневаясь в том, что ни малейшая опасность форту не угрожает, он присел у подножия стены и, защищенный от ветра, скоро задремал. Между тем испанцы уже собрались у ворот крепости и ждали только сигнала, чтобы перейти в атаку. Сигнал был дан. Ренэ разбудили дикие вопли, глухие удары, треск ломающихся досок и ликующие возгласы врагов, ворвавшихся в задние ворота. Ренэ вскочил, бросился к двери и в ужасе остановился на пороге. Языки пламени простирались к небу, пылали палатки и бараки, метались полуодетые мужчины и женщины, пытавшиеся бежать от испанцев. Но всюду путь им преграждали длинные пики, сверкающие мечи и острые кинжалы. Вопли и стоны умирающих сливались с воем ветра. Стряхнув с себя оцепенение, Ренэ вспомнил о больном Лодоньере и бросился к дому коменданта, куда еще не пробрались испанцы. Лодоньер, бледный, дрожащий от лихорадки, стоял посреди комнаты, а Ле Муан помогал ему надевать латы. Задыхаясь от волнения, Ренэ крикнул, что времени терять нельзя и нет надежды спасти обреченный на гибель форт. - Все кончено! - воскликнул он. - Если вам дорога жизнь, следуйте за мной! Я - я один могу вывести вас из форта! Только в эту минуту вспомнил Ренэ о подземном ходе. Ле Муан и Лодоньер молча последовали за ним и с удивлением увидели, что мальчик ведет их к каменным сваям, на которых построен дом. Не успели они скрыться под домом, как в жилище коменданта уже ворвались испанские солдаты и стали обыскивать дом. Но их ждала неудача. В то время как они обыскивали его комнату и шарили во всех углах, Лодоньер уже спустился в узкий тоннель, который проходил под стеной крепости и кончался у реки. О существовании этого подземного хода комендант не имел ни малейшего представления и, выйдя на берег реки, засыпал Ренэ вопросами: - Что это за тоннель? Кто его прорыл? Как ты узнал о нем? Но Ренэ не нарушил клятвы, данной другу. - Прошу вас, шевалье, не будем говорить об этом сейчас. Подумаем лучше о том, как нам спастись, а когда-нибудь я вам расскажу о подземном ходе. Времени терять нельзя. Постарайтесь пробраться вместе с господином Ле Муаном к устью реки; там вас ждут два корабля, оставленные адмиралом Рибо. А я вернусь еще раз в форт и постараюсь вывести несчастных, оставшихся в крепости. Быть может, мне удастся кого-нибудь спасти. Потом я догоню вас - вы так ослабли от лихорадки, что не можете быстро идти. Когда они ушли, Ренэ снова спустился в тоннель и вылез под домом коменданта. Притаившись за сваей, он стал прислушиваться. Вдруг где-то неподалеку раздались заглушенные стоны и проклятья. Ренэ пополз в ту сторону, откуда доносились звуки, и тихо спросил: - Кто здесь? В ответ раздался шепот: - Ну, мальчуган, песенка наша спета. Я твой старый Друг Симон. Я тяжело ранен, и нет у меня надежды спастись. Когда рассветет, испанцы нас найдут и прикончат. - Рано еще говорить о смерти, Симон, - прошептал Ренэ. - Если ты можешь ходить или хотя бы ползать, я постараюсь тебя спасти. Куда ты ранен? - Все тело у меня болит, но ноги, кажется, целы. Если ты знаешь, как нам отсюда выбраться, веди меня, я за тобой пойду. И не мешкай, потому что здесь нам несдобровать. Прячась за сваями, Ренэ повел Симона ко входу в тоннель, Охая и кряхтя старик пролез в узкую дыру и вскоре очутился на берегу реки. Ренэ послал его догонять Лодоньера и Ле Муана, а сам снова вернулся в форт. Как и в первый раз, он притаился между свай и стал ждать, надеясь, что случай поможет ему спасти еще кого-нибудь из оставшихся в форте. С тоской прислушивался он к голосам испанцев, которые бродили по крепости, заглядывая во все углы, где могли спрятаться французы. Внезапно вспыхнуло соседнее строение, и Ренэ, опасаясь быть замеченным, отступил за сваю. Вдруг раздались громкие крики. Его увидели. Размахивая пиками, бежали к нему два испанских солдата. Мальчик не растерялся. Он побежал, но не к тоннелю, а прямо к дверям дома. Ворвавшись в дом, он стремглав помчался по темному коридору и выпрыгнул в открытое окно в дальнем его конце. И как раз в эту минуту ворвались в дом его преследователи и начали обыскивать комнаты, громко призывая на помощь своих товарищей. Выскочив из окна, Ренэ благополучно добрался до подземного хода и старательно прикрыл отверстие куском коры. В то время, как он пробирался, словно крот, под землей, сбитые с толку испанцы метались по всем комнатам. На их глазах он вошел в дом, но никто не видел, как он оттуда вышел. Наконец, они пришли к тому заключению, что в доме есть потайная комната, и этой комнаты им не найти. Тогда по приказу Менендеса они подожгли дом, думая, что сжигают вместе с ним скрывшегося врага. Одно показалось им странным: когда пламя охватило дом, они не услышали ни воплей, ни стонов. После долгих размышлений сделали они такой любопытный вывод: гугенотов так часто сжигали на кострах, что все они привыкли переносить боль и умирать в молчании! Дойдя до конца тоннеля, Ренэ осторожно высунул голову. Никого поблизости не было. Тогда он прикрыл куском коры вход в тоннель и, крадучись, стал спускаться к берегу. Было уже совсем светло, и мальчик боялся, как бы его не заметили из форта. Спустившись к самой реке, он пробирался то ползком, то по пояс в воде. Прошло несколько часов. Он так устал, что с трудом переводил дыхание. Наконец, вскарабкался на вершину утеса, откуда видны были окрестности. Оглянувшись, он увидел желтый испанский флаг, развевавшийся над фортом Каролина. В устье реки стояли на якоре два маленьких судна - единственные, уцелевшие из всей флотилии, как думал Ренэ. Очень хотелось ему поскорее до них добраться, но ноги отказались ему служить. Он растянулся на влажной траве и решил хоть часок поспать, а затем продолжать путь. Во сне он метался и стонал - его преследовали кошмары. Прошло около получаса. Вдруг на опушке леса показалась группа индейцев, направлявшихся прямо к утесу. Это был отряд воинов семинолов, которых вел сильный Кат-ша. Рядом с ним шел Читта, а позади три пленника. Из них двое были французы, а третий юноша-индеец, бежавший со своим вождем из деревушки Селой и искавший защиты в форте. Когда испанцы ворвались в форт, эти трое спрыгнули с крепостной стены в ров и благополучно добрались до леса. Здесь попали они в руки семинолов, которые не покинули этой страны, как думали французы, а спрятались в лесу и караулили, не выйдет ли кто-нибудь из форта. Один отряд семинолов уже отправился в обратный путь, в лесу оставалась только горсточка индейцев с Кат-ши во главе. Судьба столкнула их с тремя беглецами, и теперь они вели своих пленников к каноэ, которые были спрятаны у подножия утеса. Приказав семинолам идти прямо к каноэ, Кат-ша вместе с Читтой стал взбираться на утес, чтобы оттуда осмотреть окрестности. Поднявшись на вершину, услышали они стоны Ренэ и подкрались к тому месту, где он лежал. Через минуту Ренэ проснулся и попытался вскочить. Попытка не удалась: руки и ноги его были связаны. XV. РЕНЭ У ВРАГОВ Неудивительно, что Ренэ испугался, когда встретился глазами с Читтой, который улыбался злобно и насмешливо. Переведя взгляд на его спутника, мальчик узнал Кат-шу и понял, что от этих двух семинолов ему не ждать пощады. Читта мечтал о мести: наконец-то попал в его руки тот, кто был виновником его поражения во время празднества Зрелого Маиса! Кат-ша также видел в нем врага: он знал, что Ренэ был в числе тех, кто напал на него с тыла, когда шел, бой под стенами форта. Ослабив путы на ногах пленника, они повели его к подножию утеса, где собрались остальные семинолы. С любопытством осмотрев мальчика, они отняли у него оружие, снова стянули ремнем ему ноги и бросили его в каноэ. Хотя Ренэ и успел заметить двух пленников-французов, но заговорить с ними ему не позволили. Когда все успокоилось, семинолы дали Ренэ есть и пить. Сначала Ренэ думал было отказаться от пищи и уморить себя голодом, но потом решил, что такой поступок граничит с трусостью. "Нужно беречь силы, - думал он. - Я попытаюсь убежать, если представится удобный случай". И он с аппетитом съел все, что ему дали. Приняв решение бежать, он почувствовал себя гораздо спокойнее и, вытянувшись на дне лодки, попробовал заснуть. Вскоре индейцы, к великому своему изумлению, увидели, что их новый пленник спит сладким сном. Пока было светло, семинолы не трогались в путь, но как только стемнело, они отчалили от берега и поплыли вниз по течению реки, направляясь к великим болотам Окифеноки. Час спустя какие-то тени скользнули по воде мимо двух французских кораблей, которые все еще находились в устье реки. Это были каноэ семинолов. Никто их не окликнул, никто их не заметил, а через несколько минут они свернули в канал, который вел к солончаковым болотам. Ренэ так никогда и не узнал, что он находился в нескольких шагах от Лодоньера, с тревогой его поджидавшего. Лежа на дне каноэ, из которого его вытаскивали, когда индейцы раскидывали лагерь, Ренэ понятия не имел о том, куда его везут. Ему и в голову не приходило, что сейчас он совершает то же путешествие, какое несколько месяцев назад совершил вместе с Хас-се. С пленниками-французами ему не позволили общаться; он их даже не видел, так как они плыли в других каноэ, а на ночь всех троих привязывали к деревьям на значительном расстоянии друг от друга. Дни проходили за днями. Ренэ внимательно всматривался в лица окружавших его индейцев, но только один из них, казалось, относился к нему сочувственно. Он был очень молод - почти мальчик, и бедный Ренэ думал, что этим и объясняется его сочувствие. В действительности же это был тот самый молодой индеец, который бежал из деревушки Селой в форт Каролина и попал в плен к семинолам. Завладев вместо двух тремя пленниками-французами, Кат-ша, нуждавшийся в рекрутах, предложил освободить юношу, если он согласен - стать семинолом и войти в его отряд. Молодой индеец, которого звали Э-чи, Олень, притворился, будто на все согласен, но твердо решил бежать при первой же возможности. Ренэ он узнал сразу, но постарался это скрыть и рад был, что мальчик его не узнает. Когда не было поблизости семинолов, Э-чи с состраданием посматривал на пленника, но заботился о том, чтобы не навлечь на себя подозрений. Иногда по ночам ему поручали сторожить пленных, и он умышленно обращался с ними грубо, хотя с нетерпением ждал случая заговорить с Ренэ. Наконец, случай представился. Семинолы плыли среди великих болот, и даже Ренэ, лежавший на дне лодки, начал догадываться, где они находятся. Как-то в темную ночь Э-чи приказали сторожить пленных. Пока не ушел караульный, которого он сменил, Э-чи угостил каждого из трех пленников пинком, чтобы показать семинолу, как он их ненавидит. Когда же замерли шаги караульного, Э-чи подошел к тому месту, где лежал привязанный к дереву Ренэ, и, сев подле него, шепнул: - Та-ла-ло-ко... Ренэ дремал, но, услышав сквозь сон свое имя, тотчас же проснулся и стал прислушиваться. Через секунду снова раздался шепот: - Та-ла-ло-ко... - Кто ты? - спросил Ренэ на языке индейцев. - Я Э-чи, из деревушки Селой. Я тебя видел в тот день, когда ты приехал в нашу страну. Разве ты меня не помнишь? - Но ведь ты, Э-чи, семинол? - Я не семинол, а такой же пленник, как и ты. Я жду только случая бежать. Хочется мне вернуться к родному народу, но, быть может, все мои соплеменники убиты, - добавил он печально. У Ренэ вспыхнула надежда на спасение. - Как ты думаешь, тебе удастся бежать? - спросил он. - Не знаю, но попытаюсь. Ренэ стал его расспрашивать, где они находятся и каковы планы Кат-ши. Оказалось, что догадка его правильна. Находились они среди болот Окифеноки, а на следующий день должны были оставить каноэ и пешком продолжать путь по тропе, которая вела к деревне семинолов. Тогда Ренэ рассказал Э-чи о стране Алачуа и объяснил, как туда добраться. - Э-чи, - сказал он, - у меня связаны руки, и я не могу пошевельнуться. Засунь руку мне за пазуху и достань перо, к которому прикреплена цепочка и булавка. Э-чи исполнил его просьбу и вытащил перо - перо фламинго. - Береги его как зеницу ока, - продолжал Ренэ. - Если удастся тебе бежать, отнеси это перо в страну индейцев Алачуа и передай его кому-нибудь из соплеменников Микко, но хорошо будет, если ты отыщешь Хас-се и ему отдашь перо. Расскажи Микко о нас, пленниках, попроси его прийти нам на помощь. Не успел он договорить, как где-то вблизи зашуршала трава, и Э-чи, вскочив, стал осыпать Ренэ ругательствами и угощать пинками. Мальчик застонал. В первую минуту он подумал, что молодой индеец втерся к нему в доверие только для того, чтобы его предать, но вскоре раздался голос Кат-ши. Вождь семинолов спрашивал Э-чи, почему он бранит пленников. На это Э-чи ответил, что одному из пленных удалось ослабить путы, и если бы он, Э-чи, не подоспел вовремя, негодяй очутился бы на свободе. Похвалив его за бдительность, Кат-ша, каждую ночь приходивший взглянуть на пленных, медленно вернулся в лагерь. Вслед за ним ушел и Э-чи, который на прощание успел шепнуть Ренэ, что просьбу его он постарается исполнить. На следующий день, незадолго до полудня, каноэ причалили к берегу, и Ренэ приказано было выйти на сушу. Осмотревшись по сторонам, он узнал устье той самой лагуны, где несколько месяцев назад смачивал холодной водой больную руку и ждал возвращения Хас-се, отправившегося на разведку. Слезы выступили у него на глазах, когда он вспомнил эти счастливые дни. Но мальчик поспешил смахнуть слезы, а ласковый взгляд Э-чи вернул ему надежду. Издали видал он двух других пленников, но поговорить с ними ему не удалось. Эти двое были из числа новых колонистов, приехавших на кораблях адмирала Рибо. Когда по приказу Рибо все солдаты покинули форт, Лодоньер разрешил им остаться, так как оба страдали от приступов лихорадки. Вытащив каноэ на сушу и спрятав их в кустах, семинолы вошли в тень кипарисов и гуськом зашагали по узенькой тропинке, кое-где залитой водой. Достаточно было одного неверного шага, чтобы увязнуть в болоте и захлебнуться жидкой грязью. Ренэ заметил то место, где от тропинки, по которой они шли, ответвлялась другая, которую когда-то показал ему Хас-се. Он надеялся, что Э-чи также ее заметил. Были уже сумерки, когда они добрались до деревни семинолов. Население радостно встретило воинов и с любопытством рассматривало пленников, в особенности Ренэ, о котором слыхали все. Семинолы считали его самой ценной добычей. Деревня семинолов занимала островок, или, вернее, холм, возвышавшийся среди болот. Деревушка состояла из сотни хижин, а по склонам холма тянулись маисовые поля и огороды, засаженные тыквами. Из пятисот человек населения двести были воинами. Непроходимые болота окружали остров со всех сторон, и добраться до него можно было только по той самой узкой тропинке, по которой воины привели в деревню Ренэ. Там, где оканчивалась тропинка, день и ночь стоял на страже воин-семинол; не было, следовательно, возможности напасть на островок и застигнуть врасплох жителей деревушки. Не могло быть речи также и о побеге. В ту самую ночь, когда Кат-ша со своими пленниками вернулся в деревушку, воин, охранявший тропинку, услышал дикое заунывное пение, которое доносилось из густых зарослей. Затем раздался громкий крик и слова: - Э-чи из деревни Селой ненавидит семинолов и возвращается к своему народу! Караульный побежал к тому месту, откуда доносился голос. Вдруг он услышал плеск воды; затем все стихло. Он обыскал заросли, спускавшиеся к самому болоту, но никого не нашел. По темной воде пробегала рябь и несколько пузырей поднялось со дна. На крик караульного прибежали жители деревушки; долго искали они того, кто, видимо, предпочел смерть неволе. Наконец, они нашли в кустах головной убор из перьев, какой носят воины-семинолы. Вспомнили, что убор этот принадлежал молодому индейцу из деревни Селой. Семинолы пожалели о том, что приняли его в свою среду, и вернулись в деревню. Караульный снова занял свой пост, и об исчезновении Э-чи никто больше не думал. Несколько воинов, собравшись перед хижиной, где лежал связанный Ренэ, со смехом обсуждали странный способ, какой избрал Э-чи, чтобы вернуться к своему народу. Ренэ слышал этот разговор, и сердце его мучительно сжалось: со смертью Э-чи угасла последняя его надежда на спасение. На следующий день начались приготовления к празднеству. Празднество должно было продолжаться три дня. С утра до ночи женщины и дети толпились вокруг хижины, где лежал Ренэ Дево. Всем хотелось на него поглазеть. XVI. ПЕРО ФЛАМИНГО Второй день томился Ренэ Дево в деревушке семинолов, окруженной непроходимыми болотами, а в это время в далекой стране Алачуа жизнь текла мирно и беззаботно. Был предвечерний час. Легкий ветерок проносился над саваннами, воздух был насыщен запахом цветов, лианы свешивались с ветвей деревьев, и громко пели птицы свои вечерние песни. Среди высоких деревьев разбросаны были вигвамы из оленьих шкур и хижины, крытые пальмовыми листьями. Жили здесь те индейцы, которые признавали своим вождем старого Микко. Когда спала жара, все они высыпали из хижин подышать свежим воздухом. Вернулись охотники, нагруженные дичью, и, отдав свою добычу женщинам, растянулись на мягкой траве. Женщины суетились у костров, стряпая ужин, а перед вигвамами и на берегу ручья резвились дети. Подростки купались в реке, протекавшей недалеко от рощи, а матери-индианки с тревогой прислушивались к веселым голосам. Боялись они услышать пронзительный крик, возвещающий появление Аллапатты, великого аллигатора. В центре лагеря возвышался вигвам просторнее, чем все остальные. К верхушке его был прикреплен пучок орлиных перьев в знак того, что здесь живет вождь. У входа в этот вигвам сидели на разостланных шкурах старый вождь Микко, старшины его племени и Я-чи-ла-не, молодой вождь индейцев алачуа. Старики курили трубки с длинными мундштуками. За спиной Микко стоял спокойно и прямо Хас-се, друг Ренэ; в волосы его было вплетено алое перо, напоминавшее язычок пламени и резко выделявшееся на фоне темной листвы. В разговор старших он вмешиваться не смел, но видно было по его оживленному лицу, что хочется ему принять участие в беседе. Наконец, старый вождь повернулся к нему и с улыбкой спросил: - Как ты думаешь, могут ли враждовать между собою белые люди и те, другие, тоже белые, которые сюда приплыли издалека? Гордясь тем, что вождь привлекает его к беседе, Хас-се нерешительно ответил: - Думаю я, что между ними может быть вражда. Отдельные наши племена часто сражаются друг с другом; должно быть, и племена белых ведут между собой войну. Речь шла о гибели форта Каролина. В тот день явился в деревню Алачуа гонец, посланный одним из восточных индейских племен. Он рассказал о высадке испанцев под начальством Менендеса, о нападении их на деревушку Селой и о захвате форта. Менендес и его солдаты зверски убили адмирала Рибо и всех, кто спасся вместе с ним, когда погибли французские суда, застигнутые штормом. Несчастные, потерпев кораблекрушение и добравшись до суши, просили пощады у испанцев, но были зарублены мечами или заколоты кинжалами. Узнав о том, как бледнолицые истребляют друг друга, восточные племена были до такой степени изумлены, что разослали гонцов ко всем дружественным племенам, чтобы сообщить им эту поразительную весть. Многие воины из племени Микко сомневались в достоверности слухов, и по этому случаю вождь созвал на совет всех своих старшин. Долго беседовали они, покуривая трубки, а Хас-се, "носитель лука", внимательно прислушивался к разговору и думал о судьбе своего друга. Вдруг с реки, где купались подростки, донеслись громкие крики. Все повернулись в ту сторону, у всех мелькнула одна мысль: что если и в самом деле появился грозный Аллапатта и увлек на дно одного из купальщиков? Но тревога тотчас же рассеялась: подростки гурьбой бежали к лагерю, а за ними быстро следовал молодой воин, которого не знал в лицо никто из присутствующих. Мальчики остановились перед палаткой вождя; один из них выступил вперед и рассказал, что молодой индеец плыл один в каноэ вниз по течению реки и, увидев мальчиков, спросил, как попасть в страну Алачуа и где находится племя индейцев, которые признают своим вождем Микко. Молодой воин казался усталым и измученным. По-видимому, он совершил утомительное путешествие. Молча стоял он перед старым вождем. - Я - Микко, - сказал старик. - А кто ты такой и что тебе здесь нужно? - Меня зовут Э-чи, - ответил незнакомец. - Живу я на берегу великих вод, в деревне Селой. Сюда я пришел, чтобы увидеть Хас-се, твоего сына. - Ты нашел того, кого искал, - отозвался Микко. Когда Хас-се, ничего не понимая, выступил вперед, воин показал ему алое перо фламинго. - Смерть грозит тому, кто посылает тебе это перо. Он призывает тебя на помощь. Взяв перо из рук посланца, Хас-се воскликнул: - Меня зовет Та-ла-ло-ко. Где он? Какая опасность ему угрожает? Тогда Э-чи рассказал о гибели деревушки Селой, о захвате испанцами французского форта, о том, как сам он вместе с Ренэ Дево и двумя другими французами попал в плен к семинолам. Рассказал он о своем побеге и о мучительной смерти, которая грозит оставшимся в плену. Все слушали его, затаив дыхание. Когда он умолк, Хас-се повернулся к вождю и сказал: - Отец, тот, кто прислал мне это перо, - друг мой и брат. Я поспешу к нему на помощь. - Да! И ты спасешь его, если он еще жив! - воскликнул старик. Затем он спросил Э-чи: - Запомнил ли ты тропу, ведущую к логовищу волков? Хватит ли у тебя сил немедленно отправиться в путь и указать дорогу моим воинам? - Раненый олень не забывает тропы, отмеченной его кровью, - последовал ответ. - Я устал, но ненависть к семинолам придаст мне силы. - Хорошо сказано, - похвалил старый вождь. Повернувшись к Я-чи-ла-не, своему зятю, он сказал: - Я дам тебе двадцать воинов. С ними ты отыщешь гнездо семинолов. Если Та-ла-ло-ко еще жив, спаси его, а также двух других пленников, и приведи их сюда. Выслушав старика, Я-чи-ла-не стал приводить приказ в исполнение. Через час двадцать воинов под предводительством Я-чи-ла-не готовы были тронуться в путь. Конечно, среди них находился и Хас-се. Э-чи, проводник маленького отряда, выкупался в ручье, сытно поел и заявил, что не чувствует усталости. Когда стемнело, воины разместились в каноэ и, налегая на весла, быстро поплыли вверх по узкой реке, к страшным болотам. Э-чи сидел в первом каноэ, вместе с Хас-се и Я-чи-ла-не. Подробно рассказывал он им о событиях последних дней и о своем побеге. Как удивились бысеминолы, если бы слышали этот рассказ! Попав в деревню семинолов, Э-чи решил бежать в первую же ночь. Зная, что караульный день и ночь охраняет тропинку, он придумал способ отвлечь его внимание хотя бы на несколько минут. Как только стемнело, начал приводить свой план в исполнение. Заранее отыскал большой камень и спрятал его в кустах, неподалеку от того места, где начиналась тропа. Затем сорвал с головы перья - головной убор семинолов, - швырнул их на землю и, затянув унылую песню, бросил камень в темную воду. Тотчас же отполз он в сторону, а когда караульный подошел к зарослям, Э-чи благополучно добрался до тропинки. Стрелой помчался он по тропинке. Ему повезло: ни разу он не споткнулся, ни разу не ступил на зыбкую почву. Тропинка привела его к лагуне, где были спрятаны каноэ семинолов. Завладев одной из них, он без отдыха плыл по направлению к стране Алачуа. Он запомнил указания, данные ему Ренэ, и не сбился с дороги. Хас-се и Я-чи-ла-не внимательно выслушали рассказ и долго хвалили Э-чи за ловкость, благодаря которой удалось ему бежать. Э-чи, растянувшись на дне каноэ, крепко заснул и проснулся только на рассвете. Между тем в деревне семинолов все приготовления были закончены, и празднество началось в тот самый день, когда Э-чи явился в лагерь Микко. В течение двух дней Ренэ Дево с ужасом прислушивался к звукам, проникавшим в хижину, где он лежал. Слышал он ни на секунду не затихавший бой кас-а-лал-ки, индейского барабана, и трескотню трещоток - черепашьих щитов, наполненных сушеными ягодами; под аккомпанемент этих инструментов плясали индейцы. В хижину Ренэ никто не заглядывал, кроме караульного, который приносил ему воду и пищу, но упорно отказывался отвечать на вопросы. Однажды, когда Ренэ поужинал, явился караульный и, ослабив путы на ногах пленника, вывел его из хижины - в первый раз с тех пор, как Ренэ попал в деревню семинолов. Два рослых воина заставили его идти через всю деревню. Это торжественное шествие сопровождалось грохотом трещоток и барабанным боем. Ренэ, несколько дней пролежавший со связанными ногами, шел твердым шагом, хотя распухшие его лодыжки мучительно болели. Процессия приближалась к тропинке, которая вела от острова к лагуне. Музыка и крики привлекли внимание караульного, и так сильно захотелось ему поглазеть на Ренэ, что он покинул свой пост и отошел на несколько шагов в сторону от тропы. Пока он стоял, повернувшись спиной к тропинке, три темные тени мелькнули у самой воды и скрылись в зарослях, окаймлявших остров. В сумерках никто их не заметил. Спрятались они в том самом месте, где несколько дней назад Э-чи оставил свой головной убор из перьев. Процессия проследовала дальше, а караульный снова занял свой пост. Он не подозревал, что в зарослях притаились враги, которые не спускают с него глаз. Если бы в темноте удалось ему их разглядеть, он бы узнал одного из них - Э-чи, но другие двое - Я-чи-ла-не и Хас-се - были ему незнакомы. Да, три друга явились на помощь Ренэ. Им посчастливилось проникнуть никем не замеченными и без кровопролития во владения семинолов. Ночь и день плыли они по реке, пока не увидели маленькой лагуны. Здесь Э-чи отыскал тропу, извивавшуюся среди болот, и повел по ней отряд. Никого не встретили они на своем пути, так как все семинолы присутствовали на празднестве. Не доходя до островка, Я-чи-ла-не остановил своих воинов и приказал им остаться здесь, между тем как сам он вместе с Хас-се и Э-чи попытается ближе подойти к деревне и обдумать план дальнейших действий. Втроем подкрались они к тому месту, где стоял караульный, и шепотом стали совещаться, как пройти мимо него. Появившаяся в это время процессия с Ренэ во главе побудила караульного покинуть пост, и они не замедлили этим воспользоваться. Словно тени скользнули они за его спиной и спрятались в кустах. Ждали они ночи, когда семинолы разойдутся по своим хижинам и заснут крепким сном. И снова помог им случай. Густые черные облака затянули небо, погасли звезды, и над деревней разразилась гроза. Под покровом темноты трое друзей покинули заросли и поползли по направлению к хижинам. Впереди полз Э-чи, отыскивавший хижину, в которой был заключен Ренэ. Наконец, они увидели стоявшего у входа часового. Э-чи растянулся плашмя на мокрой земле и натянул тетиву лука. При первой же тревоге он должен был вонзить стрелу в сердце караульного, а затем освободить Ренэ и бежать вместе с ним. Но сейчас все было спокойно. Оставив Э-чи настраже, Я-чи-ла-не и Хас-се стали прорезать ножами, полученными от Ренэ, отверстие в задней стене хижины, крыша и стены которой сделаны были из пальмовых листьев. К счастью, дождь лил потоками и заглушал шум, а намокшие листья не трещали под ножами. Работа шла очень медленно, так как Хас-се и Я-чи-ла-не старались не шуметь, но отверстие в стене понемногу увеличивалось. Вернувшись в хижину, Ренэ бросился на землю и попытался заснуть. Но сон бежал от его глаз. Долго метался он, ворочаясь с боку на бок и прислушиваясь к шуму дождя. Наконец, он заснул и спал крепко, без сновидений. Проснулся он внезапно и сел, не понимая, что его разбудило. Не оглушительный ли удар грома? Но за громадными раскатами спустилась тишина, и отчетливо прозвучал шепот: - Та-ла-ло-ко. Что это? Сон? Нет! Снова послышалось: - Та-ла-ло-ко. Кто-то зовет его. И он прошептал в ответ: - Я здесь... Раздался легкий шорох. Ренэ затаил дыхание. И вдруг кто-то подполз к нему, перерезал ремни, связывавшие его руки и ноги, и чуть слышно шепнул: - Это я, Хас-се... Дрожа всем телом, Ренэ пополз вслед за своим другом в глубь хижины. В задней стене увидел он отверстие, прорезанное острыми ножами его друзей. Стараясь не шуметь, он пролез в дыру, но листья громко зашуршали. К счастью, раскаты грома заглушили шорох. Храня глубокое молчание, все четверо побежали к тропинке, соединяющей островок с берегом лагуны. Караульный, охранявший тропу, остолбенел от ужаса, когда увидел перед собой Э-чи, которого считал умершим. Неудивительно, что Э-чи внушил страх суеверному семинолу: при вспышке молнии можно было разглядеть, что весь он облеплен грязью, и вода стекает с него потоками, словно он только что вылез из болота. Не успел испуганный воин вскрикнуть или поднять тревогу, как кто-то нанес ему сзади страшный удар, и он упал ничком на мокрую землю. XVII. СМЕРТЬ ХАС-СЕ В эту грозовую ночь Кат-ша, вождь семинолов, не мог сомкнуть глаз. Долго ворочался он на своем ложе из звериных шкур, но раскаты грома не давали ему заснуть. В полночь решил он обойти все сторожевые посты и посмотреть на пленника. Выйдя из хижины, он плотнее завернулся в звериную шкуру; дождь хлестал ему в лицо, дул пронизывающий ветер. Приблизившись к хижине пленника, Кат-ша увидел караульного. Воин неподвижно стоял у входа, концом одеяла прикрывая голову, чтобы защитить ее от потоков дождя. Кат-ша спросил его, спит ли пленник; караульный ответил, что не так давно он заглядывал в хижину и застал пленника крепко спящим; связан он был, как всегда, по рукам и ногам. Дождь залил сторожевой костер, который пылал по ночам в центре деревушки. Раздобыть огня среди ночи было не так-то легко, а в темноте не имело смысла входить в хижину и осматривать узы пленника. Поэтому вождь семинолов удовлетворился ответом караульного. Да и в самом деле, стоило ли беспокоиться? Кат-ша не допускал возможности побега. Спокойно прошел он дальше, направляясь к тому местуу, где начиналась тропа. Караульного не было видно. Еще издали он его окликнул, но ответа не получил. Тогда, рассерженный и удивленный он ускорил шаги и вдруг споткнулся и едва не упал на распростертое у его ног тело. Это был караульный, который еще не пришел в себя после страшного удара, нанесенного всего несколько минут назад. Вождь семинолов встревожился. Быть может, размышлял он, караульный убит молнией, либо внезапно заболел? Но очень возможно, что какой-то неведомый враг нанес ему удар. В таком случае враг пробрался на остров и скрывается где-то поблизости. Тотчас же вспомнил он о пленнике. Оставив воина валяться на тропе, он побежал назад, к хижине, твердо решив собственными глазами убедиться в том, что пленник цел и невредим. Немало времени прошло прежде, чем принесли ему факел. Переступив порог, он сразу понял, что произошло. Хижина была пуста, на земляном полу валялись ремни, зияло отверстие, прорезанное в задней стене. Кат-ша выбежал из хижины. У входа по-прежнему стоял караульный, который и не подозревал, что произошло. Разгневанный вождь ударил его кулаком по лицу, а затем поднял на ноги всю деревню. Пока встревоженные семинолы обыскивали остров, надеясь найти где-нибудь в зарослях сбежавшего пленника, Кат-ша придумал план действий. Созвав лучших своих воинов, он повел маленький отряд по тропинке, соединяющей остров с лагуной. Думал он догнать пленника и тех, кто помог ему бежать, раньше, чем они доберутся до лагуны и завладеют каноэ. В отряде находился Читта, который окончательно связал свою судьбу с семинолами, сжился с новыми своими товарищами и пользовался репутацией жестокого и мстительного человека. Преследователи мчались во всю прыть, но, пожалуй, бежали бы они еще быстрее, если бы знали, что беглецы прошли тот же путь всего четверть часа назад. К тому же продвигались беглецы сравнительно медленно, так как им приходилось поддерживать, а иногда нести на руках того, кого они пытались спасти. Сначала Ренэ был так возбужден, что не чувствовал боли в распухших лодыжках, но вскоре ноги отказались ему служить. Когда он и три его спасителя добежали до того места, где ждали их остальные воины, мальчик со стоном опустился на землю и заявил, что дальше идти не может. Некогда было обмениваться впечатлениями, и Я-чи-ла-не приказал, не мешкая, продолжать путь. Два рослых воина поддерживали Ренэ, Я-чи-ла-не и Э-чи замыкали шествие, а Хас-се старался быть подле своего друга, которого вели во главе маленькой колонны. Прошла гроза, небо очистилось от туч, и яркая луна освещала путь беглецам. Теперь им легче было пробираться по узкой тропинке, но Я-чи-ла-не не забывал, что та же луна светит и преследователям. Часто он оглядывался и торопил своих воинов. Дойдя до конца тропы, они увидели маленькую лагуну, где были спрятаны их каноэ. Здесь все вздохнули свободнее: опасность, по-видимому, миновала, и можно было торжествовать победу. Однако Я-чи-ла-не не позволил своим спутникам отдохнуть. Осторожно усадили они Ренэ в первое каноэ; с ним сели два самых сильных и выносливых воина. Затем разместились в каноэ и все остальные. На берегу остались только Я-чи-ла-не, Хас-се и Э-чи. Последний указал место, где были спрятаны каноэ семинолов, и втроем они начали прорубать в них дно, чтобы сделать не пригодными для плавания. Некоторые каноэ были спущены на воду, их они оттолкнули подальше от берега, перерезав предварительно причалы. Работа приближалась к концу. Я-чи-ла-не, Хас-се и Э-чи пробивали дно в последнем каноэ, как вдруг неподалеку раздались злобные крики. Враги подходили. Нужно было бежать. При лунном свете семинолы увидели сверкающие весла каноэ, выплывавшие из лагуны, но не сразу заметили троих людей, которые замешкались на берегу, приводя в негодное состояние их лодки. Когда эти трое вскочили в единственное неповрежденное каноэ и оттолкнулись от берега, семинолы завопили от радости и бросились к своим каноэ. Они надеялись догнать и захватить в плен трех беглецов, отставших от своих спутников. Когда они убедились, что каноэ их продырявлены и не могуг держаться на воде, они схватились за луки и стали стрелять в отставших. Много стрел упало в воду, несколько ударилось о борт лодки, не причинив вреда тем, кто в ней сидел, и только одна попала в цель. Громко вскрикнув, Хас-се выпустил из рук весло и опустился на дно каноэ. Спутники его не смели остановить каноэ и броситься на помощь раненому. Гребли они, пока не догнали своего отряда, находившегося за пределами выстрелов. Прошло несколько часов. Солнце ярко освещало зеленый мыс, врезавшийся в реку. На траве, в тени векового дуба, лежал умирающий Хас-се. Подле него, держа его за руку, сидел Ренэ Дево и воспаленными глазами смотрел на своего друга. Горе его было так велико, что плакать он не мог. - О, Хас-се, Хас-се! - говорил он. - Ради меня ты пожертвовал жизнью, я один виновен в том, что случилось! - Не горюй, Та-ла-ло-ко! Смелый воин не боится смерти и всегда готов ее встретить. - Но у тебя вся жизнь была впереди. А как будут горевать все те, кого ты любишь! - Да, жалко мне тех, кто будет меня оплакивать. И о них я хочу говорить с тобой, пока силы меня не оставили. Та-ла-ло-ко, исполнишь ли ты мою просьбу? Сжав руку друга, он заговорил чуть слышно, так как слабел с каждой минутой: - Та-ла-ло-ко, твои соплеменники погибли, а мое племя теряет сына. Займи мое место. Будь сыном моему отцу, будь братом сестре моей Нэтле! Он умолк и с трудом перевел дыхание - С радостью исполню я твою просьбу и постараюсь заменить сына и брата тем, кто тебе так дорог, - не задумываясь, ответил Ренэ. Хас-се пытался еще что-то сказать, но голос его оборвался, кровь хлынула из раны, и воины, окружавшие умирающего, думали, что настал конец. Но снова Хас-се открыл глаза и слабым голосом спросил: - Будешь ли ты носить перо фламинго? - Да, да, Хас-се! - воскликнул Ренэ. Умер Хас-се, когда солнце скрылось за горами и заревом заката окрасилось небо. Воины осторожно подняли умершего положили его на дно каноэ и продолжали путь в страну Алачуа. Хас-се так и не узнал, кто нанес ему смертельную рану. Но когда воины осмотрели стрелу, увидели они на древке грубо вырезанное изображение змеи. Это была метка Читты. Так отомстил он своему сопернику, который много месяцев назад победил его на состязании. Печально было возвращение Я-чи-ла-не и его отряда в деревню Алачуа. В глубоком молчании воины вышли из каноэ, бережно подняли тело Хас-се и внесли его в хижину Микко. Похоронили они его, по обычаю своего племени, в могиле из толстых древесных стволов, сложенных так, что дикие звери не могли ее разрушить. Подле него положили оружие и самые ценные его вещи. Когда закончены были погребальные обряды, старый вождь взял за руку Ренэ и сказал дрожащим голосом, но так, чтобы все его слышали: - Одного сына я потерял, другого нашел. Хас-се ушел от меня, но Та-ла-ло-ко занял его место. Так принят был Ренэ в среду индейцев. Никогда не расставался он с пером фламинго. Вскоре стал он метким стрелком и прекрасным охотником, а индейцы посвятили его в тайны лесной жизни. Ренэ в свою очередь делился с ними теми знаниями, какие привез из Старого Света. Время от времени долетали слухи о зверствах испанцев и о жестоком обращении их с туземцами той страны, которой они завладели. Слухи эти пугали индейцев, и племя, принявшее в свою среду Ренэ, решило не возвращаться в родные края, а навсегда остаться в стране Алачуа. Прошло много месяцев с тех пор, как Ренэ поселился с индейцами племени алачуа. Однажды во главе небольшого отряда воинов отправился он на охоту. Охотились они на аллигаторов и забрели к великим болотам Окифеноки. Как-то они расположились на привал и, сидя у костра, закурили свои каменные трубки, а один из старых охотников стал рассказывать древние предания племени. Вдруг все вздрогнули и вскочили: где-то вспыхнул огонь, и раздался оглушительный треск. Донесся он из маленькой рощи, находившейся неподалеку. "Разорвалось огнестрельное оружие", - подумал Ренэ. Затем послышались вопли и стоны. Ренэ с трудом убедил своих товарищей пойти посмотреть, что случилось. Все они были охвачены суеверным страхом и долго не решались отойти от костра. В роще они нашли молодого индейца, который с воем катался по земле. Подле него валялись обломки испанского аркебуза или мушкета. По-видимому, он целился в одного из охотников, расположившихся у костра, но, быть может, ружье было заржавлено или он насыпал слишком много пороху; как бы то ни было, но оно разорвалось у него в руках, когда он спустил курок. Осмотрев раненого, индейцы убедились, что глаза его выжжены порохом. Несчастного перенесли к костру. Хотя лицо его было обезображено, но Ренэ сразу его узнал. С ужасом всматривался он в знакомые черты. Когда Ренэ объяснил своим друзьям, что этот человек хотел убить их из-за угла, они возмутились и протянули руки к лукам, чтобы немедленно застрелить негодяя. Но Ренэ их остановил. - Я его знаю, - сказал он. - Это изменник, недостойный смерти воина. Оставим его жить. Он потерял зрение; пусть слепота будет ему вечным наказанием. Положим его на тропе, которая ведет к болотам. Должно быть, есть у него спутники, они придут и позаботятся о нем. Воины повиновались и положили раненого на тропе, а на следующее утро он исчез. Неподалеку от того места, где он лежал, появились на влажной земле отпечатки ног, обутых в мокасины: раненого нашли друзья и увели с собой. Когда спросили Ренэ, кто был этот человек, он ответил: - Читта... Семинол. XVIII. ФЛОТИЛИЯ ДЕ ГУРЖА Три года прошло с тех пор, как испанцы утвердили свою власть в этой части Нового Света. Тяжело жилось индейским племенам, подпавшим под власть испанцев, которые жестоко притеняли туземцев. Но для жителей далекой страны Алачуа, принявших в свою среду Ренэ Дево, эти три года протекли счастливо и мирно. Маленький поселок, основанный вождем Микко на берегу ручья, разросся в большую деревню, со всех сторон окруженную полями маиса и желтых тыкв. В лесах по-прежнему водилось много дичи, и охотники-индейцы никогда не возвращались домой с пустыми руками. Казалось бы, в этой прекрасной стране никто не может быть несчастным, и, однако, Ренэ не находил себе покоя, хотя жил среди друзей и занят был с утра до ночи. Тосковал он потому, что хотелось ему снова увидать родную свою страну - далекую Францию. Знал он, что мечта его никогда не осуществится, но забыть о ней не мог. Индейцы посматривали с тревогой на своего вождя, думая, что в него вселился злой дух. Старые знахари племени варили волшебные зелья, произносили заклятья и пытались с помощью талисманов изгнать злого духа, но труды их ни к чему не привели: Та-ла-ло-ко по-прежнему был печален. Когда несколько месяцев назад умер старый Микко, весь народ оплакивал его. После его смерти вождем был избран Я-чи-ла-не, Орел, но молодой индеец заявил, что отказывается от этого поста и уступает его Та-ла-ло-ко. - Если бы жив был Хас-се, он стал бы теперь нашим вождем, - сказал Я-чи-ла-не. - Та-ла-ло-ко заменил нам Хас-се; его мы должны избрать. И, к великому своему изумлению, Ренэ был избран вождем алачуа. Был он еще очень молод и боялся, что не справится с новыми обязанностями, но Я-чи-ла-не оказался незаменимым помощником и во всех делах давал ему советы. Ренэ сжился с индейцами, разделяя все их интересы, к их заботам относился как к своим собственным, но к концу третьего года его охватила жестокая тоска по родине. Как-то пришел с востока гонец, присланный дружественным племенем. Его привели в хижину вождя. - Кто прислал тебя? - спросил Ренэ. Гонец ответил не сразу: - Я принес весть, что вернулись французы. В день новолуния три больших каноэ, украшенные флагом с лилиями, показались у побережья. Наше племя думает, что скоро будет бой между вновь прибывшими и живущими здесь белыми людьми, которые завладели нашей страной. Весть о войне между белыми взбудоражила всю деревню. Воины стали натягивать новые тетивы на свои луки и приделывать к копьям острые наконечники из кремня. Между тем старшины племени, а с ними и Я-чи-ла-не собрались в хижине Та-ла-ло-ко. Когда все закурили свои каменные трубки, Ренэ выступил вперед и произнес такую речь: - Старшины племени алачуа! Много месяцев прошло с тех пор, как вы усыновили Та-ла-ло-ко. И все это время он разделял ваши заботы, жил вашими радостями и горестями. Теперь он должен расстаться с вами. Из-за далеких вод снова приехали сюда его соплеменники. Та-ла-ло-ко рад их увидеть. Но грустно ему покидать страну Алачуа. Неужели он никогда больше ее не увидит? Быстро скользили по воде каноэ. Гребцы часто сменялись. Ренэ всматривался в знакомые берега и узнавал те места, с которыми у него связано было столько воспоминаний. Промелькнул зеленый мыс, где умер Хас-се, а дальше начинались великие болота, и показалась маленькая роща, где Читта по собственной вине лишился зрения. Вскоре каноэ проплыли мимо лагуны, откуда тянулась тропа, извивавшаяся среди болот и ведущая к разрушенному гнезду семинолов. Еще несколько поворотов - и каноэ уже неслись вниз по течению другой реки, катившей свои воды на восток, к побережью океана. Наконец, открылись широкие воды пролива, и Ренэ невольно вскрикнул от изумления. Думал он, что ему придется плыть к реке Май, и лишь там найдет он своих соотечественников, но случилось иначе: на расстоянии мили от берега стояли на якоре три больших корабля, а на верхушках их мачт развевались французские флаги. Ренэ был так взволнован, что долго не мог говорить. Наконец, овладев собой, приказал он воинам вести каноэ к подножию холма среди болот, где отдыхал он вместе с Хас-се после побега из форта Каролина. Там, на этом холме, они должны были сделать привал и ждать его возвращения. Приблизившись к кораблям, Ренэ заметил, что на палубах столпились люди и с любопытством его рассматривают. Затем кто-то грубым голосом приказал ему остановиться и объяснить, кто он такой и зачем сюда явился. Гребцы дали задний ход, а Ренэ встал и, выпрямившись во весь рост, заговорил по-французски, к великому удивлению тех, к кому он обращался. - Кто здесь командир? - спросил он. - И на каком корабле он находится? Толпа на шканцах ближайшего судна расступилась, и вперед выступил человек в коротком бархатном плаще, из-под которого виднелась рукоятка меча. Голову его покрывала шляпа, украшенная пером. - Я адмирал Доминик де Гурж, - сказал он. - А ты кто такой? Одет ты, как дикарь, а на нашем языке говоришь, словно это твой родной язык. - Здесь зовут меня Та-ла-ло-ко, - ответил Ренэ, не считая нужным объявлять во всеуслышание настоящее свое имя. - Если вы согласны меня выслушать, я бы хотел поговорить с вами с глазу на глаз. В ответ на это де Гурж тотчас же пригласил его на борт своего корабля. Когда Ренэ поднялся на шканцы, французы рассматривали его с нескрываемым любопытством. Лицо юноши, обожженное солнцем, было едва ли светлее, чем лица его спутников-индейцев; следуя обычаям племени алачуа, он положил на щеки и лоб несколько мазков краски. Костюм, сделанный из прекрасно выдубленной кожи, был украшен вышивкой и бахромой и облегал его тело, как перчатка. Ренэ пересек шканцы и спустился в каюту адмирала. Был он очень взволнован, но старался скрыть свои чувства. Де Гурж вежливо предложил ему сесть. Подойдя к адмиралу, Ренэ дрожащим голосом спросил: - Скажите, сударь, не знаете ли вы, какая судьба постигла одного французского шевалье, Ренэ Лодоньера? Жив ли он? - Как же, знаю! Тот, о ком ты говоришь, жив, и мы с им знакомы. Но почему ты так взволнован? Какое он имеет к тебе отношение? Узнав, что Лодоньер, к которому он был искренно привязан, ускользнул от гибели, Ренэ опустился на стул и закрыл лицо руками. Через секунду он овладел собой и подняв голову, ответил: - Он заменил мне отца. Я Ренэ Дево; мой отец был близким другом Лодоньера. Услышав это имя, де Гурж вскочил и, всматриваясь в лицо своего гостя, воскликнул: - Как! Ты - Ренэ? Тот самый Ренэ, о котором так часто вспоминал Лодоньер? Он был уверен, что ты убит испанцами, и по сей день тебя оплакивает. Затем де Гурж вкратце рассказал юноше о цели и результатах своей экспедиции. Сам де Гурж побывал в плену испанцев. Сначала томился он в темнице, а затем был галерным рабом. Бежав из плена, он вернулся во Францию и встретил своего старого друга Лодоньера, от которого узнал об истреблении гугенотов Менендесом и солдатами из Сан-Августина. За десять дней до встречи с Ренэ он прибыл к устью реки, на берегу которой высился недавно основанный форт Сан-Августин. Испанцы приняли его суда за испанские и салютовали из пушек. Де Гурж не атаковал форта, считая эту попытку рискованной. Он повел корабли на север, к реке Май, которую испанцы переименовали в Рио де Сан-Матео. Здесь, на обоих берегах устья, нашел он два маленьких форта, построенных Менендесом вскоре после захвата форта Каролина. Не приходилось думать о том, чтобы провести суда через мелководье, - они были слишком большого тоннажа. Тогда де Гурж организовал переправу через мелководье в шлюпках. Высадившись на берег, де Гурж атаковал форт Сан-Матео, как назывался теперь форт Каролина. Благодаря ряду промахов, допущенных комендантом-испанцем, французы сравнительно легко завладели фортом сравняли стены его с землей. Считая свою миссию исполненной, де Гурж повел корабли на север и в гавани, где нашел его Ренэ, стал готовиться к обратному путешествию. - На этом я могу закончить свой рассказ, - заключил де Гурж. - Добавлю только, что здесь, в Новом Свете не нашел ни одного соотечественника, кроме тебя. Ренэ, в свою очередь, рассказал о том, что случилось с ним после падения форта Каролина. Упомянул он о семинолах, о своем удачном бегстве и о счастливых днях, проведенных с индейцами племени Алачуа. Де Гурж слушал его, затаив дыхание.