пришли в себя и низко склонились над благоухающей рукой. Было очевидно, что они никогда еще не видели такого мужчины, как тот будущий король. Однако его внешность не вызвала у них отвращения, напротив, они восхитились ею. Они не могли отвести глаз от Анжу, улыбались от удовольствия всякий раз, когда он обращался к ним. Они шепотом говорили друг другу, что никогда в жизни не видели такого красивого создания. Катрин смотрела на них в смятении. - Настоящий король, - сказал один из поляков на ломаном французском. - Наши люди не захотят расстаться с таким человеком, мадам, - сказал второй посланник Катрин. - Они не видели прежде никого подобного ему. Они полюбят короля. Поляки продолжали восторженно разглядывать Анжу, они были убеждены в том, что этого удивительного человека ждет восхищение подданных. Анжу расстроился; Катрин пришла в ярость, оставался непреклонным. Он радовался дарованной Господом возможности избавиться от ненавистного брата. Никакие мольбы и угрозы Катрин, сарказм Анжу не заставят его изменить королевское решение Анжу должен поехать в Польшу. Анжу заявил, что разлука с принцессой Конде разобьет его сердце. Природное остроумие покинуло герцога. Он мог лишь проклинать свою горькую судьбу. Катрин занималась приготовлениями довольно спокойно, успешно скрывая свою ярость от всех, кроме ее ближайших родственников. Когда королевская кавалькада собралась проводить Анжу до границы, Карл объявил, что поедет вместе с ней. Он сказал друзьям, что желает испытать радость, увидев, как Анжу покидает землю Франции. Мари Туше просила короля поберечь себя, Мадлен присоединилась к мольбам девушки. - Чего вы боитесь? - спросил Карл. - Анжу знает, что он должен подчиниться своему королю, не сомневайтесь, что он сделает это. Ни Мари, ни Мадлен не осмелились сказать, что они боялись не Анжу. Катрин ехала рядом с Анжу, который заметил, что мать, похоже, не слишком расстроена их скорой разлукой. Он решил проявить недовольство этим. - Я тебя не понимаю, - сказал герцог. - Ты, кажется, рада моему отъезду не меньше, чем мой брат, который ненавидит меня. Катрин покачала головой и тихо промолвила: - Разлука с тобой, как ты должен знать, способна причинить мне только боль. - Мадам, вы странно выражаете свою печаль. - Мой дорогой, неужели тебе не известно, что я умею искусно скрывать мои чувства? - Похоже, мой отъезд кажется вам одной из комедий, разыгрываемых при дворе, которые вам так нравятся. Он с улыбкой посмотрел на мать. - Несомненно, ваша радость так естественна, потому что она искренняя. Дорогая мама, вы не только великолепно носите маску, но и умеете создавать драмы и комедии. - О, я знала, что твой острый ум подскажет тебе кое-что. Она приблизилась к сыну. - Ты можешь поехать в Польшу, мой дорогой, а с другой стороны можешь и не ехать. - Что? Не поздно ли менять планы? - Несомненно, ты способен вообразить обстоятельства, при которых это возможно. Он затаил дыхание, несколько секунд они ехали в тишине. Затем Катрин продолжила: - Даже если ты достигнешь этой варварской страны, можешь быть уверен - ты не задержишься в ней надолго. Мадлен подслушала эти слова и задрожала. Она сама удивлялась тому, какой хорошей шпионкой она стала. Это произошло потому, решила женщина, что милостивый Господь наделяет матерей особым чувством, когда их детям грозит опасность; она всегда смотрела на короля как на своего сына. Она начала следить за тем, какую еду и напитки подают королю, но пробовать все, что он поглощал, было невозможно. Могла ли она, его няня, сидеть за банкетным столом в разных замках, где останавливался Карл? Чувство тревоги заставило женщину сказать ему о ее страхах. Она попросила разрешения поговорить с ним наедине, он охотно согласился. - Ваше Величество, - сказала Мадлен, - вам известно, что я люблю вас. Он с нежностью поцеловал ее руку. - Я не сомневаюсь в этом, дорогая Мадлен. - Тогда вы внимательно выслушаете то, что я скажу вам. По-моему, в вашем окружении есть люди, стремящиеся укоротить вашу жизнь. Карл вздрогнул. Его охватил более сильный, чем когда-либо, страх смерти. - Что ты обнаружила? - спросил он. - Я не могу утверждать, что я раскрыла заговор. Это какое-то чувство - оно предупреждает меня. Я тебе вроде матери, Карл. Я ощущаю, что ты в опасности. - Ты думаешь, что кто-то пытается отравить меня, Мадлен? - Я уверена в этом. Мне не всегда удается проверять то, что ты ешь и пьешь, и это вселяет в меня беспокойство. Мне пришло в голову, что убить тебя во время такого путешествия легче, чем дома, где ты окружен друзьями и докторами. - Мадлен, выкладывай все начистоту. - Кое-кто опечален тем, что месье Анжу покидает нас вопреки его воли. Кое-кто желает видеть герцога на твоем месте, поэтому этот человек обрадовался бы твоей смерти. Карл бросился в объятия няни. - О Господи, я боюсь ее. Я знаю, что ты говоришь правду, дорогая няня. Я бы хотел, чтобы ты действительно была моей матерью. Что я могу сделать? О Мадлен... Он огляделся по сторонам. - Месье де Колиньи был моим другом. Он сказал, что она - мой злой гений. Он предупреждал меня, как и ты сейчас. Если бы я прислушался к его совету! Тогда я бы не позволил толкнуть меня на организацию ужасного убийства невинных... кровавой резни. Но я не мог избежать этого, Мадлен. Злой гений постоянно со мной, Мадлен. - Ты должен изгнать его со двора, мой дорогой. Ты ни в чем не виновен. Но давай лучше подумаем об опасности, которая подстерегает нас. - Мадлен, что я могу сделать? Если решено, что я должен проглотить яд, боюсь, это произойдет. Намеченные жертвы никогда не спасаются. - Этого не случится, - сказала Мадлен. - Ты - король. Мой малыш, ты часто забываешь сей факт. Давай поедем назад в Париж с теми, кому мы доверяем. Ты должен немедленно объявить о нашем намерении вернуться. Королева-мать, ее фрейлины и друзья поедут с господином герцогом в Лоррен. А мы возвратимся назад счастливыми и невредимыми. Сделай это, мой Карл, порадуй твою старую Мадлен, которая любит тебя как родного сына. Если с тобой случится что-нибудь ужасное, мое сердце будет разбито. - О Мадлен, - всхлипнул Карл, - как хорошо иметь настоящих друзей. Я не одинок, верно? Меня любят. Мои руки обагрены кровью, меня называют сумасшедшим, но я имею добрых друзей, правда? - Мадлен всегда будет любить и охранять тебя, - сказала няня. Катрин попрощалась со своим любимым сыном. - Мой дорогой, - сказала она, - ты должен ехать, но, поверь мне, наша разлука будет недолгой. Если бы я располагала достаточной властью, ты бы остался в Париже. Анжу пришлось довольствоваться этим. Он догадался, что внезапное решение короля не сопровождать кавалькаду дальше Витри-сюр-Марн и его немедленное возвращение с друзьями в Париж означало, что кто-то из них раскрыл планы королевы-матери. Он снова осознал, что мать не всемогуща. Люди относились к ней все более настороженно. Он горько заплакал и назвал себя самым несчастным человеком на свете. - Я вынужден расстаться с принцессой, которую я люблю, и матерью - моим верным другом; я должен покинуть мой дом и семью. Как печальна участь короля. Сильнее всего он хотел стать королем, но королем Франции, а не Польши. Однако ему досталась роль изгнанника; он играл ее тонко, сдержанно, следя за тем, чтобы слезы не испортили ему цвет лица, не вызвали чрезмерного покраснения век его удлиненных темных глаз. Но оставив позади французскую границу и двигаясь по Фландрия, через территорию которой шла дорога в Польшу, он стал понимать, сколь тяжкая часть путешествия началась. Он вступил со своей свитой в маленький городок; Анжу ждал такого же ликования толпы, какое он видел в начале путешествия; он приготовился улыбаться собравшимся горожанам, которые, как уверяли герцога приближенные, будут восхищены его видом так же, как встречавшиеся с ним польские посланники. К его ужасу, он обнаружил, что многочисленные люди на улицах были не иностранцами, а французами - мужчинами и женщинами, недавно бежавшими из Франции от преследований гугенотов, в которых он, Анжу, сыграл заметную роль. Они кричали ему вслед: - Вот он, щеголь! Пижон! Тот самый, кто обагрил свои руки кровью мучеников! Где вы были, месье, двадцать третьего, двадцать четвертого августа? Ответьте! Он съежился под взглядами людей. Они бросали в него комья грязи и навоза; Анжу в ужасе видел дурно пахнущие пятна на своем роскошном костюме. Он и его спутники могли лишь пришпорить лошадей и уехать прочь под злой смех французских беженцев. Это было весьма тягостное путешествие. Анжу боялся входить в города; он страдал от отсутствия комфорта. Он тосковал по своей очаровательной любовнице, по парижской роскоши и удобствам. - Куда мы едем? - жаловался он. - В чужую страну. Как я смогу жить среди дикарей? Моя мать обещала, что я покидаю дом ненадолго, но как она сможет этого добиться? Мой брат больше не считается с ней. Как бесцеремонно он бросил нас в дороге! Она не имеет теперь над ним власти. Карл боится меня... поэтому я выдворен из Парижа. Возможно, навсегда. Но несчастного Анжу ждали еще большие потрясения. Курфюрст принял его весьма любезно; этот человек не мог поступить иначе, поскольку сейчас он не воевал с Францией; но Анжу, помня о том, как его встречали французские беженцы и некоторые местные жители этой протестантской страны, желал только одного - поскорей попасть в Польшу. - Ваше появление - большая честь для нас, - сказал курфюрст, но он держался так, словно не очень-то дорожил этой честью. Курфюрст и его соотечественники, одетые крайне просто, заставили Анжу смутиться и показаться себе смешным, чего никогда не случалось дома. Развлекая гостя и демонстрируя ему свое почтение, эти люди давали понять Анжу, что они постоянно помнят о дне Святого Варфоломея и считают нового короля Польши виновным в кровопролитии. Когда банкет, устроенный в честь Анжу, завершился, сам курфюрст провел гостя в отведенную ему комнату. Она была тускло освещена; когда Анжу остался наедине с несколькими приближенными, он заменит фрески. Взяв свечу, чтобы рассмотреть их тщательней, Анжу вскрикнул от ужаса и едва не уронил подсвечник. Он увидел изображение парижской площади, заваленной громоздившимися друг на друга трупами. На первом плане выделялось обезглавленное тело. На лицах людей - мужчин и женщин с белыми крестами на шляпах - были зловещие улыбки. Анжу вздрогнул и отвернулся, но его взгляд тотчас упал на другую фреску. Там тоже был изображен Париж, охваченный еще более страшным кошмаром. На третьей фреске Анжу увидел чудовищные сцены, происходившие на фоне панорамы Лиона, на четвертой был изображен объятый безумием Руан. Все четыре стены комнаты были расписаны сценами варфоломеевской резни, причем это было сделано так реалистично, убедительно, что Анжу не мог избавиться от эффекта своего личного присутствия на этих улицах, среди продолжающихся зверств. Он повернулся к своим молодым людям, но они были потрясены не меньше, чем Анжу, и не могли успокоить его. - Что с нами собираются сделать? - шептали они. - Нас хотят запугать! - сказал Анжу. Дать нам понять, что они все помнят. Если это все, мы не пострадаем. Он бросился на кровать, но ему не хотелось спать. Он приказал потушить все свечи, но в темноте сцены на фресках показались особенно впечатляющими, потому что воображение и память рисовали еще более ужасные картины, чем созданные превосходным художником, нанятым курфюрстам для того, чтобы смутить ненавистного ему гостя. - Зажгите свечи! - крикнул Анжу. - Я не выношу темноту. Сколько часов осталось до утра? Он знал, что ему еще предстоит прожить в этом проклятом месте немало часов, прежде чем он покинет его. Анжу не мог оторвать взгляда от картин. - Мне кажется, что я там... в Париже... смотрю на это... вижу все. О мои друзья, все было еще ужаснее. Как натурально выглядит кровь на фресках! Сколько ее мы пролили в Париже! Это никогда не забудется. Друзья Анжу заверили его в том, что он не виновен в происшедшем. "Ответственность лежит на других. Вы не могли предотвратить трагедию". Но если Анжу недоставало мужества, то он обладал развитым воображением; эти картины пробуждали воспоминания, лишавшие его душевного покоя. Он не заснул в ту ночь. Он ворочался на кровати с боку на бок, просил друзей тоже не спать, разговаривать с ним, развлекать его. Он заставлял их гасить свечи, потом велел снова зажечь их. Он не мог понять, что перед ним - фрески или плоды воображения, ожившие в темноте. За несколько часов до рассвета Анжу встал с кровати. - Не могу успокоиться, - сказал он, - и вряд ли смогу, если не опишу события той ночи. Мир должен знать. Я составлю признание, исповедь. Я не стану оправдывать себя, я виновен не меньше других в этом преступлении. Я напишу все сейчас. Я не могу откладывать это. Когда ему принесли письменные принадлежности, он взял горящую свечу и открыл дверь маленького кабинета. - Я буду писать здесь, - сказал Анжу, - когда я закончу, уже будет утро. Мы покинем этот город и поскачем в Краков. Он посмотрел прямо перед собой и отпрянул назад. Ему показалось, что в кабинете стоит человек с благородной внешностью, который смотрит на него сурово и презрительно. - Колиньи! - крикнул Анжу, рухнул на колени и выронил свечу, которая тотчас потухла. - О... Колиньи... - выдохнул он, - ожил, чтобы помучить меня... Друзья бросились к Анжу со свечами в руках. Они побледнели, увидев то же самое, что и он. Некоторые закрыли глаза, чтобы избавиться от видения. Но один, самый смелый, человек высоко поднял свечу и поглядел в лицо тому, что другие сочли призраком адмирала. - Господи! - крикнул он. - Это воистину Колиньи. Но... изображенный на картине. Анжу вернулся в главную комнату и за остаток ночи написал свою исповедь. На следующий день он поспешно покинул город; он не желал оставаться там, где его так жестоко разыграли. Но он кое-что понял. Варфоломеевская ночь навсегда останется в памяти людей; миллионы живущих на земле будут вечно испытывать ужас и отвращение к ее участникам. Анжу прибыл в Краков, охваченный сильным жаром. Марго чувствовала беспокойство. Ее любовная связь очаровательным месье Лераном, испытывавшим благодарность к королеве Наварры, спасшей ему жизнь в ночь резни, постепенно угасала; Марго обнаружила, что она могла годами хранить верность лишь месье де Гизу, но не другим мужчинам. Иногда она тосковала по красивому герцогу; она вернула бы его назад, если бы он не увлекся Шарлоттой де Сов. Марго превосходно знала Шарлотту; мадам де Сов отпускала мужчину лишь тогда, когда он надоедал ей. Марго подозревала, что Шарлотта будет любить Гиза так же долго, как и она сама. К удивлению Марго, похоже, Шарлотта оказалась способной любить; она изменилась, ее красота стала более мягкой, нежной. Марго, чувствуя, что это связано с Генрихом де Гизом, ревновала, но гордость одерживала верх над ревностью. Она знала, что, отказав себе в разводе и браке с Гизом, она глубоко уязвила своего прежнего любовника. Марго понимала, что он никогда не простит ей этого поступка, как не простил он Колиньи убийства своего отца. Он больше не смотрел в ее сторону, не бросал на Марго нежные зовущие взгляды. Если он и замечал ее, то лишь для того, чтобы дать ей понять, как сильно он увлечен своей новой пассией, как восхищается Шарлоттой де Сов. Разочарованная, страдающая от ревности, скучающая Марго искала свежие источники радости. Возможно, ей нужен новый любовник. Но кто станет им? Никто не нравился ей достаточно сильно; обратив внимание на человека, обладавшего очаровательными манерами и красивой внешностью, она невольно начинала сравнивать его с Генрихом де Гизом, и в ее душе снова вспыхивала битва между желанием и гордостью. Она подумала, что еще не поздно попросить развод и выйти за Генриха. Он, несомненно, согласится; Гиз в первую очередь был честолюбивым человеком. Но должна ли она выходить за герцога только ради удовлетворения его амбиций? Что, если он после женитьбы продолжит свою связь с Шарлоттой де Сов? Нет, она поклялась расстаться с Генрихом де Гизом и не изменит своему решению. Она должна найти себе другого любовника или новое развлечение. Но... какие развлечения доступны ей? Маскарады, балы... все слишком хорошо знакомо. Ее уже не волновали новые платья, парики, модные прически. Что касается любовников, то прежде всего необходимо влюбиться. Для этого мало одного желания. Пока Марго пребывала в этом беспокойном состоянии, одна из ее фрейлин, мадам де Муассон, преданно служившая королеве Наварры, спасшей во время резни жизнь ее мужу, пришла к своей госпоже и попросила разрешения поговорить с ней наедине. Мадам де Муассон, пережившая тяжелые минуты, когда жизнь ее супруга висела на волоске, постоянно испытывала страх перед новым кровопролитием; именно это чувство заставило ее обратиться за помощью к Марго. - Я бы хотела поговорить с Вашим Величеством без свидетелей, - сказала она, - если вы окажете мне эту честь. Марго, догадавшись по поведению женщины, что она сильно взволнована, немедленно удовлетворила ее просьбу. Когда они остались одни, мадам де Муассон сказала: - Не знаю, правильно ли я поступаю, сообщая вам то, что я узнала, но, думаю, Ваше Величество, найдет правильный выход. Дело касается короля Наварры и герцога Аленсонского. Они собираются бежать, присоединиться к гугенотам и выступить против католической армии. - Они не могут быть настолько глупы. - Это правда, мадам. Именно это они планируют. Мадам, вы, можете поговорить с ними, остановить их? Они втянут Францию в новую гражданскую войну. Снова польется кровь; кто знает, чем это кончится? - Они похожи на безответственных детей, - сказала Марго. - И когда они намерены осуществить свой замысел? - Как можно скорее, мадам. Но король Наварры не может расстаться с мадам де Сов, которая, как вы знаете, ему очень нравится. Марго охватил приступ ревности, но ей удалось спокойно сказать мадам де Муассон: - Положитесь на меня. Я разоблачу этот заговор. - Мадам, я бы не хотела причинишь неприятности королю Наварры, который всегда был добр к моему мужу. - Генрих Наваррский не пострадает, - сказала Марго и отпустила женщину. Оставшись одна, она бросилась на кровать и в ярости ударила кулаком подушку. Ее, Маргариту, французскую принцессу и королеву Наварры, подло использовали. Любовник бросил ее ради мадам де Сов; глупый муж готовит опасные заговоры и затем медлит с их осуществлением из-за любви к этой же женщине. Генрих де Гиз поклялся любить ее, Марго, вечно, однако, похоже, он забыл свою прежнюю подругу. Она и ее муж должны быть если не любовниками, то хотя бы союзниками, однако он затеял нечто вместе с Аленсоном, скрыв это от жены. Она не знала, на кого сердится особенно сильно - на Гиза, Наваррца или Шарлотту де Сов. Она, как всегда, поступила импульсивно; встав с кровати, Марго отправилась к королю. Он был со своей матерью; Марго попросила разрешения поговорить с ним наедине. - Я раскрыла заговор, - сказала Марго. Они насторожились. Они оба не доверяли ей, но видели, что она не только взволновала, но и рассержена. - Расскажи нам о нем, дорогая, - попросила Катрин; голос матери отрезвил девушку. Что она делает? Она предает мужа и брата. Марго испугалась. Она не хотела причинять им вред; сейчас она поняла, что любит их обоих. Она помолчала. - Вы обещаете не причинить зла двум людям, о которых пойдет речь, если я расскажу вам то, что я узнала? - Да, да, - произнесла Катрин. - Карл, мне нужно твое слово. Я услышала нечто такое, что я обязана сообщить тебе, но я не могу сделать это, пока ты не поклянешься честью короля Франции в том, что эти двое не пострадают. - Я даю тебе слово, - сказал король. Катрин иронично улыбнулась. Значит, ее слова недостаточно! Похоже, все ее дети объединяются против королевы-матери... - Мой муж и Аленсон собираются бежать из Парижа, чтобы воссоединиться со своими друзьями, сформировать армию и использовать ее против вашей. Короля прошиб пот, его пальцы задергались. - У тебя есть доказательства? - спросила Катрин. - Нет. Я только слышала об этом. Если вы обыщете их покои, то несомненно найдете доказательства. - Мы немедленно прикажем обыскать их покои, - сказала Катрин. - Ты поступила правильно, дочь моя. - И вы помните о вашем обещании не причинять им вреда? - Моя дорогая Маргарита, неужели ты думаешь, что я способна преследовать моего родного сына и человека, который стал моим сыном в результате женитьбы на тебе... какими бы легкомысленными они ни оказались! А теперь не стоит терять время. Катрин проявила присущую ей энергию. На основании услышанного она арестовала Аленсона и Наваррца; однако их не отправили в тюрьму; они продолжали жить под охраной во дворце. Генрих де Гиз предстал перед королевой-матерью. - Их дружба, - сказал он, - началась во время осады Ла Рошели. Я не могу ее понять. Они - странная пара. Необходимо как-то разделить их. Они оба - большие любители всяких проделок. Их сговор подтверждает это. Мадам, нужно срочно что-то предпринять. Катрин изучающе посмотрела на Гиза. Она боялась его больше, чем кого-либо во Франции, однако выдержка, мужество и красота герцога восхищали ее. Катрин пришла в голову поразительная, предательская мысль. Она захотела, чтобы этот Генрих был ее сыном Генрихом. Она любила бы его бесконечно преданно; вдвоем они властвовали бы над Францией. Но он не был ее сыном, и поэтому Катрин бесила его самоуверенность, надменная манера давать ей указания, словно он был господином, а она - служанкой. По старой привычке она скрыла свое возмущение и натянула на лицо маску покорности. - Вы правы, месье де Гиз, - сказала королева-мать. - Будьте спокойны - после вашего предупреждения я разорву их противоестественную дружбу. - Мадам, - сказал Гиз, - я не доверяю королю Наварры. Я не считаю его таким глупцом, каким он хочет нам казаться. Он изображает из себя сластолюбца, думающего только о женщинах. - Мужчина может думать о женщинах и политике одновременно, верно? - сказала Катрин. Гиз пропустил колкость мимо ушей и продолжил: - Его поведение, я уверен, - всего лишь поза. Он требует тщательного наблюдения за собой. Что касается герцога Аленсона... Гиз пожал плечами. - Вы можете говорить прямо, - сказала Катрин. - Хоть Аленсон да мой сын, я знаю, что он непредсказуем и нуждается в присмотре. - Если бы нам не посчастливилось раскрыть заговор, эти двое могли скрыться. В стране осталось немало гугенотов, они еще способны доставить нам неприятности, мадам. - Нам повезло в том, что мы вовремя узнали о заговоре. Вам известно, что мы обязаны этим мадам де Сов? Герцог поднял брови, и Катрин, хорошо знавшая Генриха, поняла, что при упоминании в этом контексте имени его любовницы сердце молодого человека забилось чаще. - Король Наварры, как вы знаете, - продолжила Катрин, - больше интересуется женщинами, нежели политикой. Он не может расстаться с этой особой - иначе он бы скрылся прежде, чем мы узнали о его планах. Нерешительность подвела его, месье де Гиз. - Мы должны радоваться этому, мадам. - Мы должны быть благодарны этой красавице, перед которой, я слышала, не может устоять почти никто. - Мадам, прежде всего мы должны вогнать клин между Наваррцем и Аленсоном. - Предоставьте это мне, месье. - Как вы осуществите это? - Пока что я не знаю точно, но думаю на эту тему. Вы увидите, каким образом я рассорю эту пару, и весьма скоро. А теперь, если вы простите меня, я попрошу вас уйти, поскольку я должна срочно кое-что сделать. Оставшись одна, Катрин засмеялась. - О, месье де Гиз, - произнесла она вслух, - скоро вы увидите, как я разрушу эту дружбу. Королева-мать подошла к двери, позвала карлика и отправила его на поиски мадам де Сов. - Когда она придет, - добавила Катрин, - проследи, чтобы, нас оставили одних. Шарлотта явилась тотчас. - Можешь сесть, моя дорогая, - произнесла Катрин. - А теперь скажи мне: как продвигаются твои дела с королем Наварры? - В полном соответствии с вашими указаниями. - Ты, Шарлотта, похоже, колдунья, если тебе удается поддерживать интерес к себе такого человека, не удовлетворяя его страсть. - Я вела себя именно так, как велело Ваше Величество, - сказала Шарлотта. - Бедный Наваррец! Этой ночью ему будет грустно. Ты слышала, что он затеял игру, за которую его следует наказать. Думаю, будет отлично, если сегодня ты сделаешь его заточение более приятным. Шарлотта побледнела. - Мадам... я... - Что? Другое свидание! Обещаю, тебе нечего бояться. Я прослежу за тем, чтобы баран, твой муж, оказался занят и не задавал щекотливых вопросов. - Мадам, - промолвила Шарлотта, - я не могу. Катрин рассмеялась. - Что? У тебя встреча с другим джентльменом? Не твоим мужем? Шарлотта молчала. - Скажи мне, Шарлотта, это месье де Гиз? Он очарователен; судя по тому, как бегают за ним женщины, он - отличный любовник. Но я всегда учила тебя тому, что долг превыше удовольствий, верно? - Да, мадам. - Сегодня ночью твой долг - развлечь несчастного пленника, короля Наварры. Больше ни слова. Я все сказала. Можешь идти, Шарлотта. Когда женщина оказалась у двери, Катрин окликнула ее. - И приходи ко мне завтра, Шарлотта. Я дам тебе дальнейшие указания. Шарлотта побежала в свои покои; оказавшись в спальне, она задернула полог кровати и горько заплакала, лежа на ней. Впервые в жизни она испытала отвращение к Летучему Эскадрону и захотела покинуть его. Она проплакала какое-то время, предаваясь грустным мыслям, внезапно Шарлотта почувствовала, что за ней кто-то следит. Повернув голову, она в ужасе отпрянула от раздвинутого полога. Там стояла Катрин; она смотрела зловещими глазами на Шарлотту. Но когда королева-мать заговорила, ее голос оказался почти ласковым, безжалостный блеск в глазах потух. - Не грусти, Шарлотта. Месье де Гиз должен научиться тому пониманию, какое проявляет месье де Сов. А ночью все мужчины одинаковы - я не раз это слышала. Полог снова закрылся; Катрин исчезла так же бесшумно, как и пришла. Марго посмотрела на своего мужа, вытянувшегося поперек кровати. Дверь была заперта, в коридоре стояли гвардейцы короля. Марго рассердилась на Генриха. В его позе не было изящества; грязные волосы, несомненно, пачкали подушку. - Тебе следует запретить пользоваться красивыми вещами, - сказала она. - Тебе надо жить в конюшне. - Конюшни бывают весьма удобными, - задумчиво произнес он, - а лошадь - более дружелюбным существом, чем жена. Она гневно подняла голову. - Ты не только груб и вульгарен - это я готова простить тебе. Но только не твою безмерную глупость. - Я, несомненно, дурак, если не заметил, что моя жена - шпионка. - Я помешала осуществлению твоей глупости ради тебя самого. - Ты называешь это глупостью, потому что я проиграл. Если бы я выполнил задуманное, оно показалось бы тебе умным шагом. Я потерпел поражение из-за, тебя. Подлая тварь! Я намерен выпороть тебя. - Если ты сделаешь это, ты окажешься в менее комфортной тюрьме. - Не бойся. Я слишком ленив. Чтобы высечь такую злючку, как ты, требуется много энергии. Я не собираюсь расходовать ее на тебя. - Побереги свои мужицкие манеры для твоих крестьянок... - Хорошо, если позволишь. Почему бы тебе не убраться в более комфортабельные покои? - Я хочу поговорить с тобой. - Я жду посетителя. - Жену одного из наших садовников или посудомойку? - Попробуй угадать еще раз. - Я не намерена тратить мою умственную энергию на это! Мне все равно, кто придет - жена садовника или посудомойка. Меня не интересуют твои примитивные похождения. Меня возмущает то, что ты вступил в такой заговор и ничего не сказал мне об этом. - Он тебя не касается. - Он касается Наварры, королевой которой я являюсь. - Пока я позволяю тебе быть ею. - Как ты смеешь! - Ты удивляешь меня. Ты играешь в шпионку, подвергаешь опасности мужа и его королевство, затем приходишь сюда и говоришь мне, что мое королевство - твое. - Я думала, мы решили быть союзниками. - Да, решили, но ты проявила себя весьма ненадежным союзником. - А ты задумал такое, не посоветовавшись со мной! - Если бы я добился успеха, я бы вернулся за тобой. Как ты можешь говорить о союзнических отношениях после твоего вероломного предательства? - Ты не только глуп, но и беспечен. Похоже, ты не знаешь, какие силы были бы использованы против тебя. - Ты переоцениваешь месье де Гиза, - сказал Наваррец. - Мы относимся к нему без твоего почтения и готовы сразиться с герцогом и его католиками. Ты слишком увлеклась сердечными делами, моя дорогая. Видишь в своем любовнике бога. А он всего лишь человек. Разве не такова сущность твоей любви? Ты никогда не будешь счастлива в любви, пока не научишься любить так, как это делаю я. У меня была сотня связей, я я ни разу не испытывал укоры совести или сожаление по поводу любой из них. А ты сплошная страсть, ненависть, желание. Мы должны сравнить наши ощущения, когда у нас появится свободное время, но сегодня я жду посетителя. - Ты - провинциальный дикарь, - заявила Марго, - что касается обсуждения с тобой моих романов, то я предпочту в качестве собеседника конюха. - Или посудомойку, или жену садовника? - поддразнил ее Генрих. Она подошла к нему, схватила за жесткие волосы и сердито потрясла его голову. Он умирал от смеха; Марго, к своему огорчению, обнаружила, что смеется вместе с ним. - Знаешь, - сказал он, - мы могли бы быть хорошими друзьями. Ты предала меня, а я простил тебе это. Я даже прощаю тебе то, что ты испортила мне прическу, которая хоть и не так элегантна, как у твоих братьев или у человека, упоминать имя которого в данный момент было бы проявлением провинциальности, вульгарности, грубости... Она ударила Генриха в скулу, обрадовав его этим. - О, Марго, - сказал он, внезапно схватив ее за руки и сжав их так сильно, что она вскрикнула, - почти жалею о скором приходе моего посетителя, потому что ты кажешься мне особенно привлекательной, когда находишься в агрессивном настроении. Он отпустил ее; она встала, услышав донесшийся из кабинета звук шагов. - Кто там? - спросила Марго. - Там никого нет, - ответил он. Взглянув на мужа, она поверила в то, что он удивлен и испуган этим шорохом так же, как она. Затем кто-то тихо постучал в дверь кабинета. - Можно войти? Они оба узнали этот голос. - Это мой посетитель, - сказал Наваррец. - Я не знал, что она тайно проникла в мой кабинет. Должно быть, она получила ключ у твоей матери. Заходите! - крикнул он. Марго отступила назад и скрылась за пологом кровати. Шарлотта де Сов подошла к ложу. Она держала в руке ключ. - Мне удалось раздобыть ключ от кабинета, - сообщила она. - Этот путь показался мне наилучшим. - Ее Величество заботливо раздает ключи. Моя дорогая, уж коли вы пришли, не имеет значения, через какую дверь вы это сделали. Марго появилась из-за полога кровати; Шарлотта в смятении уставилась на нее. - Не бойтесь меня, мадам де Сов, - сказала Марго. - Я собиралась уходить. Шарлотта перевела взгляд, с Генриха на его жену. - Я... я не знала, Ваше Величество, что вы будете здесь... Если бы я... Марго махнула рукой. - Вы обязаны исполнять королевские приказы, верно? Она бросила на Наваррца взгляд, полный презрения к человеку, принимавшему известную шпионку ее матери. - Я как раз собиралась уходить, - добавила она. - Желаю вам получить удовольствие, мадам. Славной ночи вам обоим. - И я желаю тебе славной ночи, дорогая жена, - Наваррец насмешливо улыбнулся. Марго вышла, заметив, что он не может дождаться момента, когда она дойдет до двери, чтобы привлечь к себе Шарлотту. Марго сердилась. Нельзя требовать от супруга верности, но он мог продемонстрировать лучшие манеры. Она скучала, будучи не в силах переносить однообразие своей жизни. Испытывая желание сделать что-нибудь, она решала пойти к брату и помириться с ним; он, как и ее муж, сердился на нее. В отличие от Наваррца, он не обладал чувством юмора и не находил в ситуации ничего смешного. Она отправилась в его покои; гвардейцы короля пропустили ее. В приемной сидел высокий стройный молодой человек; при появлении Марго он вскочил и низко поклонился ей. Марго очаровательно улыбнулась ему, потому что она тотчас заметила его удивительную красоту; до выражению его лица было видно, что он восхищен ее внешностью в такой же мере, как и она - его Марго сейчас нуждалась именно в таком восхищении. Молодой человек мгновенно очаровал ее. Она внимательно рассмотрела его. На вид ему было около двадцати пяти лет - немного большие, чем Марго; темные длинные волосы незнакомца завивались; Марго нашла впечатляющим контраст между ними и синими глазами. Из-под усов виднелись чувственные губы. Его печальное лицо, озарившееся восторгом при виде Марго, разительно отличалось от грубоватой жизнелюбивой физиономии Наваррца, и это понравилось Марго. Кланяясь, он приложил свою белую руку ж бархатному камзолу, такому же темно-синему, как его глаза, и расшитому черным янтарем. - Я не знаю вас, месье, - сказала она. - В этом отношении у меня есть перед вами преимущество, Ваше Величество, - произнес он тихим мелодичным голосом. - Значит, вам известно, кто я? - Мадам, кто не знает королеву Наварры? - Вы, должно быть, уже видели меня. А я вас - нет. - Да, мадам, и с той минуты не могу прогнать ваш образ из моего сознания. Марго разволновалась. - А зачем вам прогонять его? Его грустные синие глаза дали тот ответ, которого она ждала. - Я не могу сказать вам это, мадам. Прошу вас не смущать меня требованием ответа. - Я думаю, вы служите моему брату. Поэтому я не могу приказывать вам. - Мадам, любая ваша просьба станет для меня приказом. Она улыбнулась. - Вы из Прованса, - сказала Марго. - Я поняла это по вашей мягкой речи. Но вы умеете льстить, как парижанин. - Ошибаетесь, мадам. Я не льстил вам. - Как вас зовут? - спросила Марго. - Ла Моль, мадам. - Ла Моль? И это все? - Граф Бонифаций де Ла Моль, ваш покорный слуга. - Вы служите герцогу Аленсону? - Если бы я нашел способ послужить его сестре, я был бы абсолютно счастлив. - Ну, вы можете сделать это сейчас же. Я хочу видеть моего брата. - В данный момент он занят. Похоже, он освободится лишь через несколько часов. - Похоже, у него любовное свидание. - Да, мадам. - В таком случае не буду беспокоить его. Если вы прервете свидание брата только для того, чтобы сказать ему, что его хочет видеть сестра, это не пойдет вам на пользу. - Мадам, - сказал он, поклонившись и прикоснувшись к шпаге, - я охотно посмотрю в глаза смерти, если вы прикажете мне сделать это. Она рассмеялась. - Нет, месье граф, я бы не хотела видеть вас мертвым. По-моему, живой вы гораздо забавнее. Марго протянула руку для поцелуя; девушку восхитила та смесь почтения и страсти, которую граф вложил в дело. - Прощайте, месье. - Возможно, я покажусь вам дерзким, мадам, но я скажу то, что у меня на сердце. До свидания, мадам. Я буду жить надеждой на нашу следующую встречу. Марго повернулась и вышла из комнаты. На ее лице блуждала улыбка - скука пропала. Катрин вызвала к себе Шарлотту де Сов. - Ну, Шарлотта, надеюсь Наваррец понравился тебе? Шарлотта молчала. - Ты не должна обижаться на меня, - ласково сказала Катрин, - за то, что я стала свидетельницей твоей печали. Когда ты была у меня, ты выглядела очень грустной, и я последовала за тобой. Никогда не запирайся от твоей королевы, Шарлотта. Это бесполезно. Мне больно видеть тебя несчастной. Надеюсь, ты не была печальной в обществе Наваррца. Бедняга! Он ждал так долго. Я бы не хотела, чтобы он испытал разочарование. - Мадам, - произнесла Шарлотта, - я сделала то, что вы велели. - Это хорошо. Надеюсь, ты не слишком сильно поссорилась с Генрихом де Гизом? Этому молодому человеку полезно узнать, что он - менее важная персона, чем ему кажется. Когда ты вступила в Летучий Эскадрон, дорогая Шарлотта, ты согласилась избавиться от всякой сентиментальности. Но не будем больше говорить об этом. Ты хорошо проявила себя с Наваррцем. Я не хочу, чтобы ваша любовная связь развивалась слишком быстро Наваррец не должен рассчитывать на то, что ты будешь уделять ему все свое время. Тебе придется дарить твои улыбки и другим персонам. Шарлотта замерла в настороженном ожидании. - Я имею в виду не месье де Гиза. Если ты помиришься с ним, он должен будет понять, что может рассчитывать на часы твоего досуга. Тебе предстоит серьезная работа; забавы с очаровательным герцогом не относятся к ней. Нет, Шарлотта! Другие нуждаются в твоем внимании. Я говорю о моем младшем сыне - бедном маленьком Аленсоне. - Но, мадам, он никогда не смотрел в мою сторону. - Кто в этом виноват? Только ты. Он восприимчив женской красоте. Тебе достаточно улыбнуться ему пару раз, польстить, и он станет твоим рабом. - Я не уверена в этом, мадам. Он сильно влюблен в... - Не важно, в кого. Ручаюсь, если Шарлотта де Сов захочет, через несколько дней он влюбится в нее. Я надеюсь скоро услышать, что король Наваррский и герцог Аленсон раздружились, влюбившись в одну и ту же даму, и что она делит свою благосклонность поровну между ними для того, чтобы поддерживать их взаимную неприязнь. - Мадам, это трудное задание. - Ерунда! Оно окажется для тебя легким Наваррец уже у твоих ног. Аленсон - легкая добыча. Я жду результатов и знаю, что ты слишком умна, чтобы разочаровать меня. А теперь иди. Оставшись одна, Катрин улыбнулась. Интрига не только взбадривает человека, но и при наличии чувства юмора забавляет его. Месье де Гиз дерзко предложил ей вбить клин между Аленсоном и Наваррцем; он почти осмелился давать указания королеве-матери. Она сочла необходимым воспользоваться этой идеей, но месье де Гиз сам пострадает от нее. Когда Аленсон увлечется Шарлоттой, когда он и Наваррец будут смотреть друг на друга с ревностью и подозрением, Гиз поймет, что Катрин использовала в качестве "клина" его любовницу. Это казалось ей забавным, но она не рассчитывала на то, что Гиз оценит шутку. Он не обладал чувством юмора, присущим Наваррцу. Но Катрин улыбалась недолго. Другие дела не были столь забавными. Ее любимый сын находился в далекой Польше, она тосковала по нему. Карл становился все более упрямым, настороженным по отношению к матери. Ситуация давала Катрин мало поводов для улыбки. Карл должен умереть. Она обещала это себе и Генриху. Но смерть короля должна быть медленной. Обстоятельства благоприятствовали такому исходу. Физическое состояние короля было таким, что месье Паре говорил о нем с серьезным и печальным лицом. Карл постоянно кашлял, отхаркивая кровью. Припадки бешенства часто заканчивались неистовым кашлем. Глядя на корчащегося на полу сына, на его запачканный кровью камзол, Катрин говорила себе, что король протянет недолго. Его жена родила девочку. Это был подарок небес. Несомненно, он не сможет зачать нового ребенка. Но стопроцентной гарантии не было; пока Карл жил, всегда существовала причина для беспокойства. Зачем ему жить? В личном кабинете Катрин было много порошков и жидкостей, решавших в прошлом подобные проблемы. Но добиться медленной смерти сложнее, чем мгновенной. Если бы требовалось одноразовое принятие дозы, это можно было бы осуществить... не в одно время, так в другое. Но длительное использование яда - дело более сложное. Рене, Космо и Лоренцо испугаются поспособствовать умерщвлению короля. К тому же Карл был окружен женщинами; ирония судьбы заключалась в том, что каждая из них сама по себе являлась незначительной и кроткой личностью, но охраняла Карла, как ангел с мечом в руках. Это были: мягкая Мари Туше, его любовница; еще более слабохарактерная жена Элизабет; няня Мадлен. Все трое подозревали мать короля в стремлении укоротить его жизнь и были готовы пожертвовать собой ради спасения Карла. Возле короля всегда находился месье Паре, гугенот, которого следовало уничтожить в те роковые августовские дни. Он был обязан жизнью королю и хотел отплатить ему продлением его собственной жизни. Самым сложным препятствием являлись три женщины. Они были эффективнее вооруженной гвардии. Что с ними делать? Устранить их; Катрин не могла сделать это вопреки воле короля. Теперь он стал настоящим властителем. Им удалось восстановить его против матери. Король слабел; по Парижу бродили слухи о том, что мать ответственна за его нездоровье. Но он продолжал жить к радости трех любивших его женщин и к огорчению необычной матери. Подруга Марго, ветреная герцогиня де Невер, завела себе новою любовника. Юная Генриетта так влюбилась, что Марго позавидовала ей. Генриетта шепотом делилась с королевой Наварры своими ощущениями. - Он такой очаровательный... непохожий на других. Такой красивый! Смелый! Он служит у твоего брата, господина Аленсона. Марго насторожилась. - Правда? Я хочу услышать о нем больше. - У него светлая кожа и прекрасные белые зубы. Ты должна увидеть, как они сверкают при улыбке... а улыбается он постоянно. - Как его зовут? - спросила Марго. - Аннибал. Граф Аннибал де Коконна. Марго вздохнула с облегчением. - Мне нравится, как звучит его имя. Значит, он служит у моего брата. Как странно, что моего уродца окружают такие красавцы! Расскажи мне о нем еще. - Он вспыльчив, мадам; его волосы имеют рыжеватый оттенок. Глаза кажутся золотистыми. Я пригласила его сегодня в мои покои на ужин. Ваше Величество почтит нас своим присутствием? Глаза Марго заблестели. - Что, если ваша связь будет раскрыта? Герцог де Невер... - Занят своими делами, как хорошо известно Вашему Величеству. - Пожалуй, мне не следует приходить, - сказала Марго, тотчас решившая, что она ни за что не упустит этот шанс разрядить однообразие последних монотонных дней. Человек из свиты Аленсона представлял для нее интерес; она могла поговорить с ним об очаровательном Ла Моле. - Если вы не придете, ужин не состоится... он организован исключительно для Вашего Величества. - Что это значит? - Пожалуй, я должна вам сказать, хотя это следовало хранить в тайне. Друг месье де Коконна так влюблен в вас, что его мучает жесточайшая меланхолия; он не может есть и спать, не поговорив с вами. Мой Аннибал - добрый и сочувствующий человек, он... - Довольно о твоем Аннибале, Генриетта. Мы знаем, что он действительно очарователен. Расскажи мне о печальном джентльмене. - Он очень красив; кажется, он видел вас и говорил с вами. Вы держались с ним любезно, и он вообразил, что его самые дерзкие мечты могут осуществиться; этого господина зовут... - Граф Бонифаций де Ла Моль! - сказала Марго. - Так вы знали, мадам? - Как ты сказала, Генриетта, мы встречались. Он очарователен, и твой Аннибал гораздо грубее его Меланхолия, о которой ты говоришь, весьма глубока. Он должен быть поэтом, мечтателем. Глядя на него, хочется развеять его грусть. У графа удивительные синие глаза. Он похож на прекрасную греческую статую. Он - мой Гиацинт. - Если вы придете ко мне на ужин, мадам, вы сделаете вашего Гиацинта счастливим. - Я подумаю об этом. - Он собирается пойти сегодня днем к Космо Руджери и спросить его, какое средство заставит вас пойти на ужин, и какое - отнестись к нему с благосклонностью. - Но это дерзкий поступок! - радостно заявила Марго. - Вы должны простить его, мадам. Он так влюблен. Он потерял аппетит и сон; Ваше Величество должны понять, что он не может больше жить так. - Мужчины всегда рассказывают нам подобные сказки, Генриетта. - Аннибал клянется, что это правда. Ла Моль часто видел вас. Он ловит каждый шанс взглянуть на вас. Но он любил как бы издалека... затем, когда вы поговорили с ним... - Генриетта, сегодня днем мы отправимся к Руджери и попросим его спрятать нас, чтобы мы могли посмотреть на этого молодого человека и услышать, что он скажет. Две легкомысленные дамы не смогли удержаться от смеха. Марго обняла свою подругу Генриетту. Королева Наварры ликовала, ощущая начало романа, который мог стать самым восхитительным за всю ее жизнь. Именно это требовалось ей для того, чтобы она могла сохранить свою гордость и возмущение герцогом де Гизом. Закутавшись в плащи, Марго и Генриетта отправились из Лувра в дом братьев Руджери. Марго позволила Генриетте войти в него первой; она чувствовала, что ученик магов скорее узнает ее, нежели подругу. Лавка была тесной и темной, в ней пахло духами и косметикой, продававшимися здесь всем желающим. Тайными делами братья занимались за пределами лавки. Ученик встретил дам поклоном; плащи не могли скрыть их высокого положения. - Моя госпожа хочет видеть вашего учителя, - сказала Генриетта; молодой человек снова с достоинством поклонился и обещал сообщить своему хозяину о прибытии гостей. Через несколько мгновений он вернулся с Космо Руджери. Марго откинула капюшон, и Космо тотчас произнес: - Пожалуйста, пройдите сюда. Когда женщины оказались по другую сторону двери, которая вела из лавки, Космо запер ее и попросил их следовать за ним, что они и сделали. Он поднялся по лестнице, отомкнул другую дверь и впустил дам в маленькую комнату, стены которой были увешаны гобеленами с весьма примитивными рисунками. - Чем я могу быть полезным Вашему Величеству? Женщины, которых разбирал смех, едва могли говорить. Наконец Марго сказала: - К вам придет молодой граф, он попросит у вас колдовское средство. Он влюблен; мы хотим услышать, что он скажет. Вы можете спрятать нас где-то, откуда все будет видно, а мы сами останемся незамеченными? Я знаю, что вы часто прячете здесь мою мать. В этих стенах есть масса тайников и отверстий, с помощью которых можно следить за происходящим в отдельных комнатах. Вы должны провести молодого человека в помещение с подобным тайником; мы с герцогиней должны видеть вас во время вашего разговора. Если вы откажете, я буду знать, что вы не хотите помогать мне. Поскольку Космо определенно хотел помочь молодой королеве, желаниями которой не следовало пренебрегать, он подобострастно улыбнулся и сказал: - Это возможно, если юные дамы согласятся подождать некоторое время в тесном помещении, поскольку мне придется спрятать вас в тайник до прихода этого господина. - Немедленно отвезите нас туда, - сказала Марго. Космо поклонился и повел их по коридору; они поднялись по короткой лестнице в маленькую комнату. Когда они вошли в нее, Генриетта сжала руку Марго; королева презрительно улыбнулась, заметив суеверный страх подруги. Сама Марго была увлечена авантюрой. Они находились в лаборатории братьев Руджери. Стены были обшиты деревянными панелями; странные, зловещие предметы заполняли комнату. На одной из лавок лежал человеческий скелет, от которого Генриетта не могла отвести глаз. Потолок был расписан знаками Зодиака, на стенах тщательно выписаны знаки кабалы. В огромном тусклом зеркале женщины увидели за парой черепов, похоже, подвешенных к потолку, собственные серые, призрачные отражения. Над камином стоял котел, от которого валил пар; его клубы имели причудливую форму - так, во всяком случае, показалось Марго и Генриетте. На большом столе лежали карты с изображением звезд и планет, весы, странные инструменты, восковые фигурки, несколько сосудов с телами мелких животных или их частями на различных стадиях разложения. Свет двух масляных ламп, закрепленных на стене, не доходил до углов комнаты, они тонули в полумраке. Аромат горящего масла не слишком успешно заглушал дурные запахи, исходившие от разных предметов. Космо открыл дверь в стене, сделанную так искусно, что ее было практически не видно. - Вы можете подождать здесь, - сказал он. - Я покажу вам заслонку, отодвинув которую, вы сумеете увидеть и услышать все, что вас интересует. Женщины шагнули в чулан. Космо закрыл за ними дверь. Нажатием на одну из панелей он отодвинул заслонку. Генриетта засмеялась от возбуждения. Подруги пошептались минут двадцать в ожидании прибытия Ла Моля. Маг тем временем разыскал своего брата Лоренцо. - Здесь находятся королева Наварры и герцогиня Невер, - сказал Космо. - Они ждут в чулане прихода молодого человека - по-моему, возлюбленного королевы Марго. Возможно, что чисто романтические дела, но королева-мать захочет о них узнать. По окончании беседы я отправлюсь в Лувр и расскажу ей о происшедшем. Космо с улыбкой на лице провел Бонифация Ла Моля в свою лабораторию. Марго восхищенно наблюдала за графом. Он казался ей более красивым, чем прежде; на фоне мрачной мастерской алхимика он выглядел весьма изысканно. - Вы желаете проконсультироваться у меня насчет вашего будущего, месье? - спросил Космо. - Я хочу, чтобы вы совершили для меня одно волшебство, - ответил граф. - О! Прежде всего я должен узнать ваше имя. - Это необходимо? - Да, месье. Нас окружают здесь лишь одни стены; никто не узнает о том, что вы прибегаете к помощи магии ради любви. Ведь я прав, месье? - Да, я делаю это ради любви, - печально произнес молодой человек. - Не будьте так грустны. Я не сомневаюсь в том, что мы сумеем обеспечить вам успех. Ваше имя, месье? - Граф Бонифаций де Ла Моль. - Как зовут даму, которую вы хотите очаровать? - Я не могу сказать вам это. - Хорошо, мой господин. Посмотрим, что можно сделать без имени. Чего вы желаете? - Я хочу, чтобы вы с помощью нашей магии устроили мне сегодня встречу с ней. Я хочу, чтобы она появилась на одном ужине развлекательного характера. Космо помешал содержимое чана и, поглядев на поднимающийся пар, сказал: - Вы увидите ее сегодня. Она придет на этот вечер. Печаль графа развеялась. - Это замечательно. Просто великолепно. Но он быстро снова погрустнел. - Она занимает весьма высокое положение. Она даже не посмотрит в мою сторону. - Вы слишком легко сдаетесь, месье. Существуют способы покорить сердце самой холодной особы. - Вы имеете в виду?.. - Изготовим изображение вашей возлюбленной. Вы пронзите ее сердце и будете уверены в успехе. - Умоляю вас сделать ее изображение как можно скорее. Космо взял кусок воска, размягчил его в котле, который он держал для этих нужд, и вылепил фигурку женщины. - Господин граф, эта куколка пока не похожа на вашу даму, верно? Мы можем добавить какую-нибудь характерную черту? Мы должны быть уверены, что вы пронзите сердце именно вашей пассии. Скажите, в чем заключается ее отличие от других женщин? - Она красивее всех. - Боюсь, одной красоты недостаточно. Влюбленному всегда кажется, что его избранница - самая красивая женщина на свете. - Но это, несомненно, правда. Она... - Похоже, вы не находите нужных слов, месье. Возможно, я выделю ее каким-то предметом туалета... украшением. Посмотрите. Я надену на нее мантий королевы и корону. - Месье, - закричал граф, - вы - настоящий маг. Космо, улыбаясь, вылепил мантию и корону. - Теперь мы располагаем изображением нашей дамы. Я возьму эту булавку. Космо взял булавку и, зажав ее щипцами, поднес к огню. Очень скоро она раскалилась докрасна. - Готово. Возьмите щипцы и вонзите булавку в сердце дамы, мысленно произнося при этом ваше желание. Ла Моль воткнул булавку в восковую фигурку. - Вот и все, господин граф. Сохраните фигурку у себя. Пока она находится у вас с булавкой в сердце, вам обеспечен успех. Ла Моль завернул куколку в носовой платок и бережно спрятал в карман. - Я ваш должник, - сказал он. - Тогда давайте пройдем в гостиную и обсудим плату, - ответил Космо. - Я - бедный человек я не могу расходовать свой дар безвозмездно. Пятью минутами позже Генриетта вслед за Марго выскользнула на улицу; вскоре после этого Космо отправился в Лувр и попросил аудиенцию у королевы-матери. Дело, похоже, незначительнее, сказал он Катрин, когда они остались одни, но поскольку она любит получать информацию обо всем происходящем вокруг нее, он решил сообщить ей о визите двух дам. Граф де Ла Моль сильно влюблен в королеву Марго, он проткнул булавкой восковое изображение девушки и унес его с собой. - Еще один влюбленный, - Катрин засмеялась - Господи! Эта моя дочь изумляет даже меня. Бонифаций де Ла Моль! Кажется, он принадлежит к свите герцога Аленсона. Спасибо, Космо. Несомненно, это пустяк, но ты прав - эти любовные интрижки забавляют меня. Марго была счастлива. Она влюбилась. Ужин - предвестник будущих встреч, удался на славу. У королевы появилась масса дел - она организовывала тайные свидания, писала любовные послания. Катрин была менее довольна судьбой. Король продолжал жить; Катрин не знала, что ей делать. К несчастью, Генриху приходилось оставаться в Польше думая об этом, королева-мать злилась на Карла, настоявшего на отъезде брата, так сильно, что была готова отбросить свою обычную осторожность. Но даже это не избавляло от проблем - Карла окружали три его кротких ангела-хранителя. Шарлотта де Сов не добилась ожидавшегося от нее большого успеха в деле Наваррца - Аленсона. Юный герцог влюбился в женщину, как и рассчитывала Катрин, но главного желаемого эффекта это не дало. Увлечение одной красавицей не разрушило дружбы мужчин. Возможно, готовилось нечто столь важное, чему не могла помешать ревность. Гиз, относившийся к Наваррцу настороженно, оказался прав. Последний обладал двойственной натурой. С одной стороны, Генрих Наваррский был ленивым и влюбчивым гедонистом; но следовало принимать во внимание и другую черту его характера. Не честолюбивые ли амбиции таились за его хитрыми глазами? Увлечения Генриха Наваррского были легкими, не глубокими. Он никого по-настоящему не любил и не исповедовал никакой веры. Катрин казалось, что она видит в короле Наварры собственные черты, он рос на ее глазах. На что он надеялся? Он мог стать королем Франции после Генриха и Аленсона, если у них не появятся дети. Мог ли даже ленивый провинциал оставаться равнодушным к такой перспективе? Мог ли сын Жанны Наваррской быть всего лишь глупым сластолюбцем? Что он замышляет с Аленсоном? Следовало предположить, что Аленсон готовит очередную проделку - озорные выходки требовались ему, как женщины - Наваррцу. Марго, к счастью, была полностью поглощена Ла Молем. Катрин чувствовала, что она понимает свою дочь: дайте ей любовника, и она будет довольствоваться этим. Марго, возможно, была самым умным ребенком Катрин, она все схватывала на лету, обладала остроумием, но ее подводили неиссякаемые чувственные запросы; она расходовала свои способности, забавляясь, интригуя с многочисленными любовниками Марго была маленькой распутницей - сейчас она вела себя с Ла Молем так же бесстыдно, как раньше - с де Гизом. Она не ведала сдержанности. Ей следовало хотя бы попытаться сохранять свою новую любовную связь в тайне. Она писала любовнику откровенные послания, выдававшие ее, как и прежде Марго пора было понять, что мать любит просматривать все письма, которыми обмениваются придворные, даже если они содержали лишь любовные излияния. Катрин имела своих шпионов в свите Аленсона и среди фрейлин Марго. С того момента, когда Руджери сообщил ей об увлечении Ла Моля ее дочерью, королева-мать регулярно читала все послания любовников. Одна из женщин Катрин, любовница Аленсона, все сильнее увлекавшегося мадам де Сов, заигрывала сейчас с приближенными герцога; эта фрейлина, относившая послания Ла Моля Марго, пришла к королеве-матери и попросила у нее аудиенцию. Катрин удовлетворила эту просьбу; когда они остались одни, женщина протянула ей пачку писем. - Снова письма! - сказала Катрин. - Наш печальный Гиацинт влюблен в перо так же сильно, как и в мою дочь. - Мадам, мой друг получил их от месье де Ла Моля и Коконна. Тут есть одно послание, адресованное Ла Молем королеве Наварры, и одно - от месье Коконна для мадам де Невер. Другие письма предназначены получателям, находящимся вне Парижа. - Неужто наши молодые кавалеры завели романы на стороне? Им здорово достанется, если юные дамы обнаружат неверность. Я просмотрю почту и весьма скоро верну ее вам заново запечатанной. Вы свободны. Я должна знать обо всех, даже на первый взгляд самых незначительных, событиях. - Я буду сообщать и приносить вам все. Оставшись одна, Катрин занялась письмами. Чтение посланий, адресованных другим людям, было для нее приятным занятием. Ла Моль в своем письме уверял Марго в его вечной преданности ей, выражал надежды относительно их будущего. Она должна была встретиться с ним сегодня днем на углу Рю де ла Ваннери и Рю Монтон. Он сгорал от нетерпения. Другое письмо. Коконна сообщал мадам де Невер о своей вечной преданности, обожании, надеждах. Он просил герцогиню не забыть об их сегодняшнем свидании в доме на углу Рю де ла Ваннери и Рю Монтон... Катрин улыбнулась. Хорошо, пусть глупцы тратят время на разврат. Это удержит их от вмешательства в государственные дела. Она взяла письма, которые должны были покинуть Париж. Они также были написаны лично де Ла Молем и Коконна. Сломав печати, Катрин начала читать; ее тотчас охватила ярость. Она была дурой; она читала идиотские любовные послания, в то время как такие письма, как эти, тайно уходили из дворца. Они попали в руки королевы-матери явно по небрежности и легкомыслию любовников. Как давно они обманывают ее? Здесь были не душевные излияния потерявших голову поклонников, а ясные, четкие фразы заговорщиков, адресованные не глупым молодым женщинам, а маршалам Монтгомери и Коссе. Катрин продолжила чтение; выражение ее лица оставалось прежним, но в душе зародилась жажда убийства. Это измена! Понятно, почему Шарлотте не удалось разрушить дружбу между Наваррцем и Аленсоном. Их объединял заговор. Эта пара, которую она подвергла домашнему аресту, планировала бегство, присоединение к Монтгомери и Коссе и марш с армией гугенотов к Парижу. Тщеславный Аленсон, несомненно, решил, что его брат проживет недолго; он рассчитывал захватить трон, пока Генрих находится в Польше. Наваррец, очевидно, решил набраться терпения и временно стать союзником Аленсона. Гнев Катрин утих. Ей крупно повезло. Она была благодарна дорогим Космо и Руджери, пробудившим в ней интерес к любовнику дочери! Марго и Генриетта, закутавшись в плащи, выскользнули из Лувра и направились на угол Рю де ла Ваннери и Рю Монтон. Когда консьержка впустила их, они сняли маски. - Джентльмены уже прибыли? - спросила женщину Марго. - Нет, мадам. Их еще нет. Они поднялись в комнату, где был накрыт на четверых стол; на нем стояли блюда с изысканными яствами и лучшие французские вина. Пир, достойный королевы и ее друзей. Марго осмотрела стол с удовольствием, однако она была взволнована. - Нет письма с объяснением их опоздания? - спросила она женщину. - Нет, мадам. Когда Марго отпустила консьержку, Генриетта сказала: - Марго, неужели они разлюбили нас? - В таком случае они пришли бы рано и держались бы весьма галантно, желая заверить нас в своей преданности. - Они убеждали нас в этом во время последней встречи. - Я не верю, что мой Гиацинт мог обмануть меня. Их что-то задержало... только и всего. - Твой брат не стал бы задерживать их. Он знает, что они идут к нам; он весьма расположен к тебе, всегда хочет порадовать тебя. - Возможно, случился какой-то другой пустяк. Выпей вина, тебе станет лучше. Марго налила вино в бокал и протянула его Генриетте. - Я буду весьма рассерженной, когда они все же придут, - сказала Генриетта. - Марго, ты не думаешь, что их мог задержать твой муж? - Зачем ему делать это? - Из ревности. - Он не знает, что это такое. Не мешай мне наслаждаться жизнью, говорит он, и я не буду мешать твоим удовольствиям. Марго повернулась к подруге. - Может быть, герцог Невер... - Но он бы задержал только Аннибала. А Ла Моль? Они оба опаздывают. Может быть, господин де Гиз? Марго испытала приятное возбуждение при мысли о том, что бывший любовник ревнует ее. Она тотчас отбросила ее. Неужели так будет всегда? Она будет вечно дорожить мнением этого человека о ее поступках? - Ерунда! Там все кончено. Послушай. Кто-то поднимается по лестнице. - Они идут тихо, Марго. - Тсс! Они хотят поймать нас врасплох. В дверь постучали. - Войдите! - сказала Марго; к ее сильному разочарованию, в комнату вошла консьержка, а не их любовники. - Мадам, внизу стоит дама, которая сказала, что она должна немедленно поговорить с вами. Пропустить ее наверх? Она уверяет, что речь идет об исключительно важном деле. У нее есть для вас новости. - Немедленно отправьте ее сюда, - сказала Марго; через несколько секунд одна из фрейлин королевы вошла в комнату. По выражению ее бледного лица было ясно, что она принесла недобрые вести. Фрейлина опустилась на колени перед Марго и сказала: - Мадам, мне больно сообщать вам такие новости. Граф де Ла Моль и граф Коконна не могут прийти к вам. - Почему? - спросила Марго. - Почему они послали тебя сюда? - Они арестованы, мадам. Они уже находятся в подвалах Винсенна вместе с герцогом Аленсоном и королем Наварры. Говорят, что задержаны маршалы Монтгомери и Коссе. По слухам, король раскрыл какой-то заговор. Генриетта, закрыв лицо ладонями, упала на диван. Взгляд Марго застыл. Почему, почему они не отказались от своих глупых планов? Почему им было мало любви? Марго, не теряя времени, отправилась в Винсенн. Она знала, что ей не позволят увидеться с возлюбленным, томившимся в подвалах замка, но она, возможно, сумеет поговорить с мужем, находившимся в покоях. Наваррец держался невозмутимо. - Что заставило тебя совершить такую глупость? - спросила Марго. - Моя дорогая жена, глупость совершил не я, а ваши поклонники, потерявшие от любви голову. По их легкомыслию в руки твоей матери попали письма, не предназначенные для ее глаз. - Думаешь, на этот раз тебе удастся избежать наказания? - Твой вопрос заставляет меня задуматься. - Как глупо с твоей стороны повторно замыслить бегство! - Если бы не твое вмешательство, вторая попытка не понадобилась бы. Мы с твоим братом были бы сейчас свободными людьми. - Вы оба весьма безответственны. Вы втянули этих двух мужчин в ваши интриги, и теперь они пострадают за ваши проступки. - Дорогая Марго! - сказал Генрих. - Ты всегда защищаешь своих любовников. Мне даже хочется стать одним из них. - Не отнимай у меня время попусту. Что мы можем сделать? Он пожал плечами; Марго возмутилась. - Не улыбайся так, словно все это пустяк. Ты подверг опасности других людей. - Скажи "Ла Моля", а не "других людей". Это будет честнее... именно о нем идет речь. - Ты должен признать, что ответственность лежит на тебе и моем брате. - Это не совсем верно, моя дорогая. Есть письмо, написанное рукой Ла Моля; другое послание составлено лично Коконна. Эти письма свидетельствуют о том, что они оба - активные соучастники заговора, знавшие о наших планах. - Ты должен спасти их, - сказала Марго. - Не сомневайся - я сделаю все возможное. - Необходимо доказать отсутствие заговора. Это реально? - Мы всегда можем все отрицать, - сказал Наваррец. - Даже при наличии явных свидетельств. - Похоже, ты не дорожишь ни своей, ни чьей-либо жизнью. - Вероятно, лучше умереть молодым, нежели состариться. Я часто думаю об этом. - Ты меня бесишь. Послушай. Я составлю документ и представлю его членам комиссии в том случае, если они соберутся допрашивать тебя. - Ты... выступишь в мою защиту! - Почему нет? Я - твоя жена. И к тому же обладаю литературными способностями. Клянусь, я могу представить твое дело таким образом, что все поверят в твою невиновность. Он улыбнулся. - Возможно, в этом что-то есть, Марго. Ты искусно владеешь пером. Читая твои отчеты о происходящем при дворе, я верил в то, что ты - несчастная, невинная, добродетельная жертва клеветы и наветов. Вопреки всему, что я знал о тебе. Если ты умеешь сочинять красивые небылицы о себе, то почему тебе не придумать нечто подобное насчет меня? Напиши этот документ. Отдаю себя в твои руки. Я скажу то, что ты посоветуешь. Один из охранников постучал в дверь. - Войдите, - сказала Марго. - Сюда приближается королева-мать, - ответили ей. - Она не найдет меня здесь, - заявила Марго, обращаясь к мужу. - Запомни мои слова. Не признавайся ни в чем. Не забывай ни на минуту - ты и твой брат, вы можете избежать наказания, а те двое, которых вы безответственно использовали, - нет. - Любовь моя, - Наваррец поцеловал ее руку, - я этого не забуду. Теперь, когда Катрин решила пресечь дальнейшее неповиновение со стороны сына и зятя, она, не теряя времени, принялась осуществлять задуманное. Она не хотела, чтобы сведения о заговоре стали всеобщим достоянием. Конечно, небольшая утечка информации неизбежна, но она сделает все, чтобы уменьшить ее. Монтгомери и Коссе находились под арестом и в настоящее время не могли причинить вреда. Катрин подумала о том, что было бы неплохо исключить такую возможность на будущее. Их можно убить, пока они находятся в тюрьме. Конечно, не сейчас. Когда речь идет о столь важных людях, необходима осторожность. Нужно пустить олух об их болезни; позже можно будет сказать, что они умерли от нее. Она не хотела, чтобы гугеноты знали, как близок к успеху был план их лидеров. Не хотела, чтобы протестанты знали о том, что Аленсон и Наваррец считают себя их лидерами. Они публично изменили веру, и Катрин желала, чтобы народ Франции продолжал презирать предателей. Поэтому заговор должен как можно дольше оставаться тайной. Но люди не должны думать, что можно предать интересы короля и королевы-матери и избежать наказания только потому, что неразумно разглашать факт наличия заговора. Катрин уже выбрала козлов отпущения. Ими станут Ла Мюль и Коконна. Ближайшее окружение Аленсона и Наваррца поймет, почему этих двоих постигло несчастье. Но остальные люди должны думать, что причина в чем-то другом. Как мудро поступила она, собирая информацию о мельчайших событиях! Можно ли быть уверенным в том, что пустяки, кажущиеся незначительными, не станут ключом к тому, что ищет человек? Отдавая приказ о задержании Ла Моля и Коконна, она сказала стражникам: - Арестуйте этих двоих. При графе де Ла Моле вы найдете маленькую восковую фигурку. Она будет облачена в плащ, похожий на мантию королевы; на голове у нее вы увидите корону. Если при нем не окажется фигурки, найдите ее в его доме. Изображение дамы было обнаружено у влюбленного графа завернутым в платок. Оно перешло в руки Катрин. Получив восковую куколку, королева-мать тотчас отправилась к королю. Карл совсем сдал. Он уже не мог ходить, его носили в паланкине. Каждый раз, видя сына, Катрин думала: не пора ли послать письмо в Польшу? Если бы она была уверена, что ей удастся успешно устранить Карла, то уже давно отправила бы весточку Генриху. Но король не отпускал от себя трех женщин. Кто-то из них - Мари Туше, королева, или Мадлен, - всегда находились возле него. Прежде чем он ел пищу, ее пробовала одна из женщин. Какое ужасное положение для великой королевы - матери короля! Она зависела от этих слабых женщин. Маленькая восковая фигурка была именно тем, в чем нуждалась Катрин; юна могла послужить оправданием ее планов. С ее помощью Катрин обретала возможность распорядиться судьбой двух мужчин, которым, по ее мнению, следовало умереть. Фигурка объяснит Мари Туше, глупой старой няне и жене Карла, почему здоровье короля резко ухудшилось. - Я должна поговорить с тобой, мой - сын. Речь идет о деле большой важности. Она посмотрела на Мари, которая затрепетала при появлении Катрин. Карл сжал руку любовницы. - Не уходи, Мари, - сказал он. Катрин холодно улыбнулась дрожащей девушке. - Да, ты не должна уходить, Мари, потому что ты любишь моего сына не меньше меня; поэтому я люблю и тебя тоже. Ты понадобишься, чтобы утешить Карла, заверить его в нашей любви, когда я расскажу о гнусном заговоре, направленном против жизни нашего монарха. - Кто в нем замешан? - испуганно спросил король. Вместо ответа она вытащила шелковый платок, развернула его и показала королю его содержимое. - Восковая фигурка! - воскликнула Мари. - Вы узнаете, чье это изображение? - спросила Катрин. - На нем корона, - крикнул король. - Это я! - Ты прав. Ты видишь булавку, которой проткнуто сердце фигурки? Ты знаешь, что это означает, мой сын. Ты знаешь, почему в последние недели твое здоровье резко ухудшилось. - Это черная магия! - сказал король. - Кто-то пытался убить меня. - Ты не всегда доверял твоей матери, - сказала Катрин. - Твои враги нашептали тебе о лей дурное, и ты поверил им. Я прощаю тебя, Карл. Я лишь прошу тебя помнить о том, что именно твоя мать, стремящаяся уберечь тебя от опасности, раскрыла этот заговор. Его губы задрожали, по щекам покатились слезы; вскоре Карл уже всхлипывал в объятиях Мари. - Мужайся, мой дорогой, - шепнула девушка. - Ее Величество раскрыло этот заговор; несомненно, она разоблачит его участников. - Ты права, Мари. Я уже распорядилась об их аресте, - сказала Катрин. - Кто они? - спросил Карл. - Граф де Ла Моль и граф де Коконна. - Они умрут, - заявил Карл. - Непременно, - обещала Катрин. - Это измена. Мы предадим их суду за посягательство на жизнь короля. Хотя в суде нет необходимости. Эта фигурка была изъята при аресте у Ла Моля. - Они все умрут, - согласился Карл. - Все... кто замешан в подлом заговоре против меня. Катрин пристально посмотрела на сына; сейчас он был слишком слаб для буйства и насилия. Он поник в своем кресле, ссутулившись, как старик, его губы дергались, в глазах горел безумный огонь, по щекам текли слезы. Она предоставила Мари успокаивать Карла и немедленно отправилась в Винсенн. Там она велела доставить Аленсона в покои Наваррца и удалить из комнат стражников и приближенных. С холодной улыбкой на лице она посмотрела на двух мужчин. - Итак, месье, ваша очередная подлость разоблачена. Чудесная ситуация! Что вы планируете? Гражданскую войну? Вы сошли с ума. Вы разыгрываете из себя друзей, верно? Мой сын, почему, по-твоему, Генрих Наваррский помогает тебе? Почему, мой зять, Аленсон, стал твоим союзником? Какие же вы безмозглые идиоты! Поговорим о деле. Вам следовало подумать перед тем, как вы затеяли такой бесплодный заговор, такое безумие. А сейчас я хочу, чтобы вы сказали мне, что вас оклеветали, что вы ничего не знали о заговоре. Аленсон не понял ее. Он начал кричать. - Заговор был! Меня сделали практически узником. Думаешь, я потерплю это? Я - брат короля, а со мной обращаются как с ничтожеством. Клянусь, я этого не потерплю. Я полон решимости исполнить мой долг. Возможно, когда нибудь я стану королем этой страты. Тогда, мадам, вы увидите... вы увидите... - Ты, как всегда, безрассуден и невоздержан на язык, - перебила его Катрин. - Значит, ты будешь королем Франции, мой сын? Как бы ни случилось так, что твои братья - два твоих брата - заставят тебя прежде заплатить за измену. Она повернулась к Наваррцу. Этот дерзкий молодой человек мог прозреть скорее Аленсона; она уже заметила на его лице понимание. Он догадался о ее намерениях. Это шанс выйти сухим из воды, говорили его мигающие глаза, воспользуйся им! - О вас ходят ложные слухи, - сказала Катрин. Наваррец поклонялся. - Да, мадам. О нас распространяют ложные слухи. - Я вижу, что хотя бы у вас есть разум, месье, и я этому рада. Я принесла документ и хочу, чтобы вы оба подписали его. В нем отрицается ваше участие в заговоре, если таковой существовал. Вы поставите под ним вашу подпись. Ты, мой сын, тоже. Наваррец взял документ и изучил его. - Мы подпишемся, - сказал он наконец Аленсону. - Если заговор провалился, от него разумнее отречься. Марго испытывала сильное беспокойство. Осознание происшедшего было мучительным из за внезапности последнего. Слухи о заговоре против короны распространились слишком широко; игнорировать их было нельзя; появилась необходимость в следствии. Наваррец отделался легким испугом благодаря умной защите, подготовленной для него женой. Иногда Марго забывала о распутстве и демонстрировала обычно скрываемый им блестящий интеллект. Если бы не ее слабость к мужскому полу, она бы стала незаурядным государственным деятелем. Но ею всегда управляли эмоции. Она составила четкий, убедительный документ - лучше всего Марго проявляла себя с пером в руке - не из любви к мужу, устранения которого в данный момент Катрин не желала, но ради красивого графа, возлюбленного королевы Наваррской. Наваррец и Аленсон были оправданы, но по-прежнему содержались под домашним арестом. Марго рассчитывала на немедленное освобождение своего любовника. Но этого не произошло; к ее ужасу, она узнала, что против Ла Моля и Коконна выдвинуто другое обвинение. Какое именно, Марго не могла вообразить, ко вскоре она узнала это, поскольку новость быстро разнеслась по двору. Ла Моля и Коконна обвинили в организации заговора с целью убийства короля. Их пытали и приговорили к смерти. Было объявлено, что они изготовили восковую фигурку и пронзили ее сердце раскаленной докрасна булавкой; всем было понятно, что они прибегли к помощи Дьявола для того, чтобы умертвить Карла. Это было худшей изменой. Непосредственный создатель фигурки не мог оставаться в тени; после ареста Космо Руджери, проинструктированный королевой-матерью, признал, что он вылепил куколку для Ла Моля и Коконна. Он сказал, что это было изображение короля. - Они пришли ко мне и попросили меня сделать изображение коронованной персоны, - заявил Космо. - И вы догадались, кто эта персона? Космо склонил голову в знак согласия. - Вы спросили, зачем им понадобилось это изображение? Космо ответил, что он не спрашивал их об этом. - Вы должны были догадаться, что они преследуют дурную цель, поскольку вы также дали им булавку, которой они пронзили сердце фигурки. Ла Моль и Коконна поклялись, что фигурка изображала не короля, а даму, в которую влюбился первый из них. - Дама в королевской мантии и с короной на голове! Вы, похоже, считаете нас глупцами. Это явно изображение Ее Величества. - Это изображение дамы, в которую я влюблен и которую хочу покорить, - настаивал Ла Моль. - Как ее зовут? Катрин оказалась права, догадавшись, что этот вопрос не таит в себе опасности. Ла Моль с его представлениями о благородстве и галантности никогда не позволил бы себе запятнать имя возлюбленной тенью скандала. Он вздохнул и сказал, что речь идет о даме, с которой он познакомился в другой стране. - В какой стране? Назовите имя... коронованной особы. Но он отказался назвать ее имя. Он проявил упрямство, и судьи, как предполагала Катрин, объявили его нежелание ответить на их вопрос доказательством его вины. Поэтому он и его сообщник Коконна были приговорены к отсечению голов на площади Мятежников; за свою роль в этом деле Космо Руджери отправили на галеры до конца его жизни. Марго обратилась к королю. Она бросилась перед ним на колени. - Ваше Величество, умоляю вас выслушать меня. Графа де Ла Моля осудили неправильно. Я могу рассказать вам все, что вы хотите узнать об этой фигурке. Она изображает не вас, а меня. Король находился на грани истерики, которая всегда вызывалась страхом перед убийством. Он не доверял сестре. Он знал, что Ла Моль был ее любовником, что прежде Марго работала на Генриха де Гиза и, следовательно, против него, короля. Теперь он решил, что она хочет спасти своего возлюбленного и готова лгать ради этого. Он потребовал, чтобы она покинула его; в противном случае он обещал арестовать ее. Карл закричал, что не верит ей. Марго в отчаянии отправилась к матери: - Ты знаешь правду. Ты должна помочь мне. Катрин печально улыбнулась. - Если бы я могла помочь тебе, я бы сделала это. Но ты знаешь, как сильно ты влюбляешься в некоторых мужчин. Страсть мешает тебе видеть их подлость. Так было с месье де Гизом. Ты помнишь? Катрин засмеялась. - То же самое произошло с месье де Ла Молем. Ты забываешь о том, что эти люди - изменники; для тебя важно лишь то, что они красивы. - Ла Моль - не изменник. - Что? Человек, желавший убить короля, не изменник? - Это неправда. Восковая фигурка изображала меня. Клянусь тебе. Космо Руджери знал, что это я. Почему он солгал? Марго, охваченная страшным подозрением, посмотрела на мать и тихо произнесла: - Руджери - твой любимчик. Этот суд был спектаклем для глупцов. Ты позволила приговорить Руджери, заверив его в том, что он никогда не попадет на галеры в качестве раба. Ты помиловала его и отправила назад к брату работать на тебя. Ты можешь спасти этих двух мужчин, как ты спасла лжеца Руджери. - Если бы я была убеждена в их невиновности... - Не играй передо мной! Ты знаешь, что они невиновны! Возможно, они были вовлечены в заговор моего брата и мужа. Но они - люди моего брата. Могли ли они избежать участия в заговоре, если им отдали определенные приказы? Но ты знаешь, что они невиновны в посягательстве на жизнь короля. - Увы, на суде выяснялось обратное. Ла Моль сказал, что это было изображение дамы, и не назвал ее. Он поступил глупо. - Он - благородный идиот! Будто я боялась, что прозвучит мое имя. Что такое моя репутация по сравнению с его жизнью! - Ты удивляешь меня, дочь. Репутация французской принцессы и королевы Наварры - весьма важная вещь. В дальнейшем выбирай себе менее благородных любовников. - Значит, тебе известно, что это мое изображение? Катрин пожала плечами. - Мы должны смириться с вердиктом судей, моя дорогая. Когда Марго ушла, Катрин вызвала Мадаленну. - Внимательно следи за королевой Наварры, - сказала Катрин. - Пусть все ее письма доставляют мне... Ни одно послание не должно миновать меня. Сообщай немедленно обо всех ее поступках. Марго усадила Генриетту на диван, и девушки заплакали. - Плакать бесполезно, Генриетта, - сказала наконец Марго. - Надо что-то сделать. Я не могу стоять и смотреть, как с нашими любимыми произойдет несчастье. - Но, Марго, что мы можем сделать? - Я кое-что придумала. - Что, Марго? - Ты знаешь, что мы ездим повсюду беспрепятственно. Стражники никогда не заглядывают в мою карету с королевским гербом. Генриетта, я думаю, у нас получится. Мы закутаемся в плащи и поедем в Винсенн. - Правда? - воскликнула Генриетта. - Прежде всего я удостоверюсь в том, что я могу подкупить тюремщиков, - глаза Марго засверкали, несмотря на слезы. Она обожала такие приключения. - Это не составит труда. Думаю, у меня получится. Затем мы отправимся к нашим возлюбленным. Ты пойдешь в камеру Аннибала, а я - в камеру Бонифация. Там мы быстро снимем с себя наши платья и плащи. Ла Моль наденет мое платье и плащ, а Коконна - твою одежду. - Они им не подойдут, - сказала Генриетта. - Мы выберем в наших гардеробах самые просторные наряды. Что-нибудь найдется, я уверена. Они закроют головы капюшонами и наденут маски, которые мы принесем. Затем мы быстро, с уверенным видом, покинем подвалы замка и сядем в карету. Сделать это будет нетрудно, потому что мужчин примут за наших фрейлин. Мы все уедем прочь... из Парижа... исчезнем прежде, чем все поймут, что случилось. Мы лишь должны быть уверены в надзирателях. Остальное не составит проблемы, если мы будем держаться хладнокровно. - Я хочу заняться этим, - нервно сказала Генриетта. - Не могу ждать. - Ты должна набраться терпения. Небрежность тут недопустима. Прежде всего нам надо поговорить с тюремщиками. Придется предложить им большую взятку, потому что они должны будут впоследствии скрыться. - Взятку? - сказала Генриетта. - Где мы достанем нужную сумму? - У нас есть драгоценности. Что такое несколько бриллиантов и изумрудов по сравнению с жизнью наших возлюбленных? - Ты права, - согласилась Генриетта. - Возможно, завтра, - сказала Марго. - Да, мы сделаем это завтра. Сегодня днем я съезжу в Винсенн в моей карете вместе с тобой. Ты предупредишь Коконна о нашем плане, а я сообщу о нем Ла Молю. Это станет репетицией большого приключения. Но прежде я встречусь с тюремщиками. Если я не ошибаюсь на их счет, мне удастся с ними договориться. Генриетта, мы должны добиться успеха. - Если мы проиграем, - сказала Генриетта, - я умру от разбитого сердца. Внутри экипажа, мчавшегося в Винсенн, сидели две молодые женщины. Они испытывали страх и напряжение. Генриетта дрожала, закутавшись в плащ; она нащупала в сумке маску, которая должна была скрыть лицо ее возлюбленного. Марго также дрожала от возбуждения. - Если только у нас все получится, - в шестой раз пробормотала Генриетта сквозь стучащие зубы. - Не говори "если", Генриетта. Мы добьемся успеха. Мы должны одержать победу. Тебе следует выглядеть невозмутимой, иначе, когда мы будем входить в замок, станет понятно, что мы что-то затеяли. Все подготовлено. Тюремщиков ждут оседланные лошади. Твои бриллианты находятся при тебе, мои - при мне. Все очень просто. Думаю, это будет не первым случаем, когда мужчины выходят из заточения в женских нарядах. Меньше чем через час мы уже будем в пути. Марго говорила не замолкая, потому что болтовня успокаивала ее. - В темнице следует действовать быстро. Как только за тобой закроется дверь, ты тотчас снимешь с себя платье и плащ. Ты и Коконна должны быть готовы через несколько минут. Мы встретимся за пределами подвала и быстро покинем замок. О, не будь глупой! Конечно, у нас все получится. Тут нет ничего сложного. Карета остановилась. - Генриетта, возьми себя в руки. Соберись. Ты должна выглядеть печальной. Помни о том, что ты идешь на последнее свидание с любимым... Так они думают... завтра его ждет казнь. Представь, какие чувства ты испытывала бы, если бы мы не разработали наш план... и выгляди соответствующим образом. Вот так... Меня разбирает смех при мысли о том, как мы их всех одурачим. Идем, Генриетта. Ты готова? Нам потребуются лишь мужество и выдержка. Кучер распахнул перед ними дверь. Его лицо было серьезным. Он получил конкретный приказ: две женщины покинут экипаж, затем они вернутся вчетвером, и он погонит лошадей как можно быстрее в одну гостиницу, где их будут ждать свежие кони. Все было тщательно продумано; слугам королевы Наваррской приходилось участвовать в необычных делах. За толстыми каменными стенами было очень холодно. Стражники отдали честь королеве и ее подруге с мрачной галантностью. Они знали о дружбе женщин с заключенными; будучи людьми романтичными и благородными, они сочувствовали несчастным дамам. Кое-кто из них был готов под угрозой наказания позволить очаровательным королеве и герцогине попрощаться с их обреченными возлюбленными. В глазах тюремщиков было заметно галльское сочувствие ко всем влюбленным; стражники с состраданием смотрели на печальных красавиц. Молчаливый тюремщик отпер дверь камеры, с грустью глядя на Марго. Как все напуганы, подумала королева. Все, кроме меня. Шагнув в камеру, она испытала лишь радость приключения и сильную надежду на успех; страхи и страдания последних недель показались ей ненапрасными, поскольку благодаря им она могла насладиться этим великолепным моментом - ей предстояло подарить жизнь ее возлюбленному. Дверь закрылась за Марго. - Мой дорогой, - прошептала она. - Мой Гиацинт... Ее глаза привыкли к полумраку; она разглядела нечто лежащее на полу в виде груды тряпья. - Где ты? Где ты? - испуганно закричала Марго. Груда пошевелилась. Марго опустилась перед ней на колени. - Мой любимый... мой дорогой... - пробормотала она и развернула грубое одеяло. Ла Моль лежал с лицом мертвеца; влажная прядь волос прилипла к его лбу. - Что с тобой? Что случилось? Он молча уставился на нее. - О, Господи! - прошептала она. - Кровь... на полу... на одеяле... везде... его кровь! Она бережно, осторожно развернула одеяло до конца и закричала, увидев раздробленные кровоточащие ноги и ступни. Она все поняла. Они применили испанский сапог; они сломали его прекрасные ноги; он не сможет больше ходить. Ее великолепный план спасения Ла Моля неосуществим. Он, наконец, заметил Марго; она увидела на его губах слабую улыбку. Он что-то забормотал; она склонилась над ним, чтобы разобрать слова. - Ты пришла... - сказал он. - Дорогая... этого достаточно. Это все, о чем я молил Господа... Ты не забыла... Она прижалась щекой к лицу Ла Моля; он попытался поднять руку и коснуться Марго, но усилие заставило его застонать; лоб графа покрылся испариной. - Ты не должен двигаться, - сказала Марго. - О мой дорогой, что я могу сделать? Почему я опоздала? - Ты пришла. Этого... достаточно, - снова заговорил он. Тюремщик молча вошел в камеру. - Мадам, вы должны уйти. Мадам, я весьма сожалею. Поступил приказ, и я не мог предотвратить его выполнение. Я не в силах был ничего сделать. Она кивнула. - Приказ, - повторила Марго; ей показалось, что она видит улыбающееся лицо матери. - Я понимаю. Я понимаю. Генриетта ждала ее в коридоре с платком, поднесенным к глазам. - Аннибал... тоже? - пробормотала Марго. Генриетта кивнула. Они вдвоем вышли к карете. Теперь не было необходимости разыгрывать из себя двух несчастных женщин, пришедших попрощаться с возлюбленными. Толпа собралась на площади Мятежников, чтобы лицезреть казнь двух мужчин, вступивших в заговор с целью убийства короля. Это событие привлекло внимание людей, потому что обреченных считали великими любовниками - один из них был возлюбленным самой королевы Наваррской, другой пользовался благосклонностью герцогини Неверской. Толпа роптала. Люди обвиняли жестокую королеву-мать. Она была причиной всех бед Франции. О ней писали книги. Говорили, что ревность к дочери заставила Катрин мучить ее возлюбленного и принять решение о его казни. Любые обвинения в адрес королевы-матери казались недостаточными. Народная ненависть к ней выплескивалась наружу во время публичных церемоний. - У него была восковая фигурка короля... - О! Пора этому сумасшедшему покинуть сей мир. - Тсс! Неизвестно, кто нас слышит. И что, если он умрет? Кто займет его место? Наш щеголь из Польши? Коротышка Аленсон? Это клубок змей. Послышался скрип колес крытой двуколки; толпа на время притихла. Затем кто-то прошептал: - Говорят, его безжалостно пытали с помощью испанского сапога. Их обоих мучили... Ла Моля и Коконна. Они не могут самостоятельно прийти на место казни. - Несчастные джентльмены. Несчастные красавцы. - Как долго мы позволим этой женщине править страной? Скрип прекратился; двух мужчин подняли на эшафот. Толпа взирала на происходящее; многие, не таясь, плакали. Казалось жестоким обречь людей на смерть за изготовление восковой фигурки человека, и так уже стоявшего на краю могилы. Даже после пыток жертвы не потеряли величественной привлекательности. Палач жестом велел своим помощникам положить Ла Моля на плаху. - Пришел ваш час, месье, - сказал он. - Я готов, - ответил Ла Моль. - Прощай, моя дорогая. Палач положил его в нужное место. - Вы хотите еще что-нибудь сказать, месье? - Я лишь прошу вас засвидетельствовать мое почтение королеве Наваррской. Передайте ей, что я умер с ее именем на устах. О, Маргарита, моя королева... моя любовь. Он опустил голову на плаху и стал ждать, когда опытный палач отсечет ее мечом. Толпа горестно ахнула. Пришел черед Коконна. Короткая пугающая тишина, бормотанье, блеск меча; голова Коконна покатилась по окровавленной соломе к голове его друга. Катрин торжествовала. Теперь было ясно, что король умирает. У него не осталось сил даже на то, чтобы передвигаться в паланкине. Он не покидал спальню. Стоял май; солнечный свет заливал покои. Возле постели короля сидела юная королева; она украдкой вытирала слезы, которые не могла сдержать. Лицо Мадлен было искажено страданием. Бледная печальная Мари Туше скорбно смотрела на Карла. Эти оберегавшие его женщины понимали, что конец близок. Марго тоже находилась здесь, но Катрин догадывалась, что дочь думает не о короле. Она была молчалива; Катрин говорила себе, что у Марго "временно разбито сердце" из-за смерти Ла Моля. Каким непростым человеком была Марго! Документ, составленный ею недавно в защиту мужа, изумил Катрин. Она поняла, что ее дочь относится к числу умнейших людей королевского двора. У Марго было мышление юриста; месье Паре говорил, что она могла при желании стать его лучшей ученицей. У нее был живой, острый, изворотливый ум Медичи, однако она унаследовала много черт у своего деда, Франциска Первого; чувственность превалировала в ее натуре над более достойными качествами. Она проводила много времени за письменным столом, была мечтательницей; Марго обладала богатым воображением, постоянно придумывала приключения, если они не случались с ней сами. Она всегда была главной героиней событий, происходивших с ней в реальности или в ее сочинениях. Она постоянно писала мемуары; Катрин знала, что они представляют из себя удивительные версии происходящего при дворе, причем Марго изображалась в них центральной фигурой всех любовных романов и интриг. Глядя сейчас на дочь, Катрин вспомнила о том, что после казни Марго приказала принести ей головы погибших; вместе со своей легкомысленной подругой, Генриеттой де Невер, она забальзамировала их и поместила в украшенные драгоценными камнями шлемы; девушки ласкали головы, вспоминали о прежних удовольствиях, завивали им волосы, плача при этом от горькой радости. Нет, Катрин могла не бояться Марго в те моменты, когда сентиментальность девушки брала верх над ее умом. Карла также уже не следовало бояться. Его сын умер, второй ребенок, девочка, не мешал Генриху подняться на трон. Карл не должен был протянуть больше нескольких часов. Аленсон и Наваррец находились под домашним арестом; Монтгомери и Коссе следовало устранить при первой возможности. Зачем ей медлить? Катрин выскользнула из спальни умирающего, отправилась в свои покои и вызвала к себе шестерых самых преданных ей людей. Когда они предстали перед Катрин, она сказала им: - Скачите как можно быстрей в Польшу. Король мертв... или близок к смерти. Да здравствует король Генрих Третий! Когда они ушли, Катрин с удовлетворением улыбнулась. Настал великий момент, которого она давно ждала. Ее дорогой Генрих станет королем. Но Карл цеплялся за жизнь в своей спальне. Он беспомощно рыдал на руках Мадлен. - О, Господи, сколько крови! - бормотал Карл. - Господи, прости меня. Сжалься над моей душой. Я не понимаю, где я нахожусь. Мари, Мадлен, не покидайте меня. Не оставляйте меня одного ни на мгновение. Скажи мне, где я. - В моих объятиях, дорогой, - сказала Мадлен. - Ты в безопасности. По другую сторону кровати стояла Мари; Карл взял ее за руку. - Что будет с этой страной? - его голос повысился до крика и тотчас жалобно стих. - Что ждет меня? Господь доверил мне судьбу великой страны. Уже ничто нельзя изменить. - Мой дорогой, мой Карл, - попыталась успокоить его Мадлен. - Пусть за убийства и кровопролития ответят те, кто толкал тебя на них... твои недобрые советчики. Мадлен, подняв голову, встретилась взглядом с холодными глазами Катрин, смотревшими на нее; королева-мать сухо улыбнулась одними губами, Карл почувствовал присутствие матери и поднял руку, как бы предупреждая Катрин. - Мадам, - сказал он, - я вверяю вам заботы о моей жене и дочери. - Будь спокоен, мой сын, о них позаботятся. - И Мари... и ее сына... - Ты обеспечил их, Карл. Обещаю тебе, что никто не обидит их. Катрин улыбнулась бедной кроткой Мари. Девушка не причиняла ей хлопот, за исключением последних недель, когда она вместе с Мадлен упрямо отказывалась отойти от короля. Но это было уже забыто, потому что король умирал; Катрин ждала финала. Умер бы он несколько недель тому назад или через пару часов - сейчас это уже было маловажным. Пусть Мари живет в мире; она слишком незначительная фигура Карл сделал ее сына герцогом Ангулемским, так что дочери провинциального судьи было не на что жаловаться. - Я позабочусь о твоей королеве и ее маленькой дочери. Прослежу за тем, чтобы Мари и ее сын ни в чем не нуждались. Не бойся. Карл недоверчиво посмотрел на мать и попросил послать за Наваррцем. Стражники привели Генриха и остались возле спальни короля. - Ты участвовал в заговоре против меня, - сказал король. - Это - дурной поступок. Однако я верю тебе... больше, чем моим братьям. В тебе есть прямота... честность. Я рад, что ты пришел проститься со мной. Я послал за тобой по какой-то причине, но сейчас я не могу ее вспомнить. Тебя окружают враги. Я знаю это. Тебя надо было предупредить. Здесь есть один человек, которому ты не должен доверять. Я получил предостережение, но, пожалуй, слишком поздно. Надеюсь, еще можно предупредить тебя. Не доверяй... Он бросил долгий взгляд на мать. - Не доверяй... - начал снова Карл. - Ты утомляешь себя, мой сын, - сказала Катрин. - Нет, я скажу это. Скажу. Это правда, и поэтому я должен сказать ее. Брат... Наваррец... позаботься о моей королеве и нашей дочери. Позаботься о Мари и ее ребенке. Я доверяю тебе благополучие Мадлен. Ты - единственный человек, которому я могу доверять. Обещай мне. Обещай мне. Наваррец, у которого глаза была на мокром месте, пустил слезу. Он поцеловал руку короля. - Клянусь, Ваше Величество. Я готов защищать их до последней капли крови. - Спасибо, брат. Как странно, что я могу доверять лишь тебе... человеку, вступившему в заговор против короны. Но я действительно полагаюсь на тебя. Помолись за меня. Прощай, брат. Прощай. Посмотрев на мать, Карл произнес: - Я рад тому, что я не оставил сына, которому пришлось бы надеть французскую корону после меня. С этими словами он откинулся на подушки; Карл лишился последних сил. Больше он ничего не скажет, подумала Катрин. Теперь произойдет то, чего я желала долгие, опасные и горестные годы... то, ради чего я трудилась, интриговала и убивала... теперь моя цель осуществится. Безумный король Карл мертв; мой обожаемый сын должен приготовиться к восхождению на трон. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Король Польши устал. Он лежал, откинувшись на подушки; двое фаворитов - дю Гаст, самый любимый друг монарха, и этот забавный Виллекьер - обмахивали его веерами. Другие молодые люди сидели возле кровати короля; один лакомился цукатами, другой любовался покроем своего камзола, отражавшегося в венецианском зеркале, которое король привез с собой из Польши. Он дарил улыбки им всем. Он был доволен своим маленьким королевством. Ему нравилось пользоваться любовью подданных. При появлении короля на улицах его окружали восхищенные поклонники, радовавшиеся возможности лицезреть своего монарха; они никогда прежде не видели такого великолепного мужчины, как их благоухающий, накрашенный король. Иногда он носил женские наряды и выглядел в них еще более потрясающе - как человек, непохожий ни на кого из окружающих; его польские подданные считали, что именно так должен выглядеть король. Он заметно сдал физически с того момента, когда он покинул Францию; он утратил даже ту небольшую энергию, которой обладал в юности. Стал более эгоистичным, постоянно нуждающимся в комфорте и роскоши. Сейчас он боролся с усталостью, потому что его ждали обязанности монарха. Он ненавидел заседания с участием министров, скучал на советах. Он постоянно убеждал их в том, что они могут проводить подобные мероприятия без него. Они должны понять, говорил король, что он получил утонченное воспитание и прибыл из далекой цивилизованной Франции, страны с самым интеллектуальным двором Европы. Он - не варвар. Он нуждается в услаждении своего слуха музыкой, а не дебатами, угнетавшими его. Он должен слушать поэзию, восхищавшую его, а не утомительные ссоры политиков. Граф Тенжински, его главный министр, поклонился ему, восхищаясь ароматом тонких духов и изысканным интерьером королевских покоев. Его, как и всех поляков, приводила в восторг атмосфера роскоши и цивилизованности, которую француз Генрих принес в эту страну. - Мой дорогой Тенжински, - сказал король, - я обессилел. Вы должны решать политические вопросы без меня. Он повернулся к джентльмену, поглощавшему цукаты. - Пожалуйста, дай мне один цукат, - сказал король. - Жадное создание, ты собираешься съесть все сам? - Я лишь пробовал их, дорогой король, чтобы установить, достойны ли они вашего вкуса. Джентльмен положил цукат в королевский рот; Генрих ласково похлопал по руке молодого человека. - Мы не утомим Ваше Величество, - пробормотал Тенжински. - Если вы желаете, чтобы мы поработали без вас... Генрих махнул своей красивой белой рукой. - Таково мое желание, дорогой Тенжински. Отправляйтесь на совет и возвращайтесь сюда, когда он кончится; мы расскажем вам о великолепном бале, который мы устраиваем завтра вечером. Тенжински пожал плечами и засмеялся. - Бал... завтра вечером? - произнес он. - Бал, мой дорогой Тенжински, и такой, какого вы никогда не видели. А теперь оставьте меня; когда вы возвратитесь к моему отходу ко сну, я расскажу вам все о нем и о том, что я надену. - Ваше Величество заслуживает благодарною восхищения ваших подданных. - Тенжински отвесил низкий поклон. Ко