ики. Филипп не соизволил приехать; он занимался более важными делами; его представлял великий герцог Альва. Летний зной был невыносимым; несколько солдат Катрин задохнулись в своих доспехах, ожидая прибытия королевы Испании. Катрин тепло поздоровалась с дочерью; Элизабет держалась сухо, официально, строго; за пять лет французская девочка превратилась в испанскую даму. Однако даже в первый момент официальной встречи Катрин заметила, что Элизабет не забыла полностью страх, который внушала ей когда-то мать. Они торжественно пересекли реку и на следующий день прибыли в Байонн. Такого величественного зрелища горожане еще не видели. Элизабет ехала между ее братом Генрихом и кардиналом Бурбоном, за ними следовала сотня мужчин. Знатные жители Байонна в алых одеждах, держа над королевой Испании балдахин, проводили ее в собор; послушав там музыку и молитву, она отправилась в королевский дворец, где разместился юный король Карл. Катрин отметила, что испанская свита ехала на ослах; дворяне были одеты в обычные цивильные костюмы; она поняла, что Филипп Испанский хотел унизить ее; отсутствием должного уважения он говорил ей о том, что ему не нравятся последние шаги Катрин в отношении партии гугенотов; посол держал его в курсе всех событий. Карл подарил сестре коня с седлом, украшенным драгоценными камнями и жемчугом; после обмена прочими подарками начались турниры, балы, маскарады и банкеты, которые должны были продолжаться несколько дней. Крестьяне развлекали именитых гостей и их свиту народными танцами; уроженцы разных областей страны играли на музыкальных инструментах, популярных в их родных краях. Провансальцы музицировали на цимбалах, выходцы из Шампенуа и бургиньонцы демонстрировали свое искусство игры на гобое, пуатевинцы использовали волынки. Подчеркивалось все испанское; во время увеселений звучала испанская музыка, исполнялись испанские танцы; Ронсар заранее сочинил стихи, воспевавшие величие Испании. Но две стороны собирались не только танцевать и нахваливать друг друга. Эти празднества служили крышей для встречи соперников по политической игре - Катрин с юным королем Карлом представляла Францию, а Элизабет с искушенным герцогом Альвой - Испанию. Герцогу Альве было пятьдесят пять лет; этот изящно сложенный мужчина обладал величественным достоинством испанского дона. Его худое желтоватое лицо напоминало лицо мертвеца, но Катрин видела проницательные глаза герцога и хитрость, скрывавшуюся за ними. Она знача, что ей потребуется большая изворотливость, что Карл не сумеет быть полезным в их игре умов. Они встретились вчетвером, и Катрин рассердилась на испанскую королеву. Она не любила детей, не подчинявшихся ей; похорошевшая Элизабет с густыми темными волосами, унаследованными от отца, черными глазами и ослепительно белой кожей больше походила на испанку, чем на француженку; она была прежде всего женой Филиппа Испанского, а уж потом дочерью Катрин Медичи. Элизабет ненавидела "еретиков" так же сильно, как и ее супруг; было странным видеть гримасу ненависти на лице девушки всякий раз, когда звучало слово "гугенот". Элизабет заговорила с Катрин о религиозных распрях во Франции, но королева-мать не хотела обсуждать эти вопросы с дочерью, ставшей не менее ревностной католичкой, чем ее сиятельный муж. - Твой супруг подозревает меня в сочувствии к гугенотам. - Какие основания вы, мадам, имеете для того, чтобы думать, что король не доверяет Вашему Величеству? - спросила Элизабет. - Только злонамеренные люди могли подбросить вам такие мысли. Катрин вздохнула. Она сама была искусной лицемеркой. - О, дорогая дочь, ты совсем стала испанкой, - сказала королева-мать. - Вы боитесь войны с Испанией. - Элизабет словно не расслышала замечания Катрин. - Если это так, почему бы вам не поговорить с герцогом? Для этого он и находится здесь - чтобы вы могли прийти к соглашению, которое обеспечит мир между нашими странами. Катрин повернулась к герцогу и заговорила о брачных союзах, которые она хотела заключить. Принцесса Марго - просто прелесть, они сами могут в этом убедиться; Дон Карлос будет, несомненно, очарован ею. Второй брак свяжет узами сестру Филиппа Хуану и принца Генриха. Да, верно, Хуана несколько старовата для Генриха, но различие в возрасте не является препятствием, когда речь идет о государственном браке. Герцог Альва тонко улыбнулся. - Я заметил, что вы не коснулись религии, мадам. Она должна стать главным предметом нашей беседы. Не имея иного выхода, Катрин заговорила о том, что происходило во Франции в течение последних лет; она излагала собственное видение событий; но Альва настаивал на своей версии, отличавшейся от точки зрения Катрин. - Какое средство, - произнесла наконец Катрин, - разрешит наши проблемы? Назовите его. - Но, мадам, - уклончиво сказал Альва, - кому это известно лучше, чем вам? Разве не вы должны сказать, что следует сделать? Говорите, и я передам ваши пожелания Его Величеству. - Его Величеству лучше, чем мне, известно все происходящее во Франции! - недовольно заявила Катрин. - Скажите мне, каким способом он предлагает подавить движение гугенотов. - Нет надобности применять другие, - сказал Альва. - Решительных шагов окажется достаточно. Изгоните секту из Франции. - Почему бы моему брату, королю Карлу, не подвергнуть порке всех, кто восстанет против испанского бога? - вставила Элизабет. Карл испуганно посмотрел на мать, которая произнесла резким тоном: - Он делает все возможное. Она увидела фанатичный блеск в глазах дочери и герцога Альвы. Чтобы уйти от разговора о религии, она снова упомянула ранее предложенные браки, но Альва остановил ее. Отбросив обычный этикет и испанскую церемонность, он прямолинейно заявил: - Мадам, мы должны решить религиозный вопрос. Обдумайте его; мы вернемся к этой теме позже. Я сообщу вам пожелания Его Величества; думаю, вы согласитесь с ними. Спустя некоторое время в тихой галерее байоннского дворца между герцогом Альвой и Катрин состоялся серьезный разговор. В затененном помещении было сравнительно прохладно. Альва в строгом испанском костюме и Катрин в длинном черном платье прохаживались взад-вперед; полы их одежд хлопали при ходьбе, точно крылья огромной птицы. - ...Головы Конде и Колиньи, мадам, должны быть отсечены от их тел, - тихо сказал Альва. - Многие могут последовать за Конде, но он - плохой человек. Пока мы не избавимся от него, нам будет угрожать опасность со стороны еретиков. Адмирал Франции также должен умереть. Он - прирожденный лидер, который умеет привлекать людей на свою сторону. Он - великий воин, а вы позволяете ему вести за собой ваших врагов! - Господин герцог, как я могу убить такого человека? - Мадам, господин де Гиз был могущественным человеком, однако его застрелил убийца, подосланный Колиньи. Пока вы колеблетесь, Колиньи действует решительно. Не объясняются ли ваши колебания симпатией к гугенотам? - Вы наслушались клеветы обо мне. Я не люблю гугенотов. Я - истинная католичка. - Я сомневаюсь, что Ваше Величество способно вершить правосудие, пока оно отправляется руками вашего канцлера, Мишеля л'Опиталя... гугенота! - Он - не гугенот, господин герцог. - Вы - единственный человек во Франции, который так считает. При жизни вашего мужа Мишель л'Опиталь слыл протестантом; пока он является канцлером, гугеноты будут в милости. Мой католический король хочет знать, что вы предлагаете для решения этих проблем. Именно для этого я прибыл с королевой в Байонн. Катрин могла произнести в ответ лишь следующее: - Я - верная католичка. Вы не должны сомневаться в этом. - Вашему Величеству придется доказать свою преданность католицизму. - Я сделаю это. Но... моим способом. Я не стану ввергать мою страну в гражданскую войну. Подобные дела осуществляются медленно, постепенно и осторожно. Я полагаю, что мне удастся под тем или иным предлогом собрать в одном месте всех влиятельных гугенотов, их лидеров и тысячи последователей. - И тогда, мадам?.. Глаза Катрин сверкнули. - Тогда, мой герцог, я предложу католикам поймать их врасплох и расправиться с ними. Герцог кивнул. - Его Католическое Величество нуждается в подобном доказательстве вашей верности католицизму. Катрин продолжала говорить так, словно не слышала его: - Это произойдет в Париже, поскольку этот город верен мне и является католическим. Да, нужен предлог... пока я еще не придумала его. Придется подождать. Все должно произойти как бы само собой, непреднамеренно, естественно... внезапное истребление еретиков ревностными католиками. Все главные лидеры обязательно должны умереть - Конде, Колиньи, Рошфуко... они и их последователи, парижские гугеноты. - Я сообщу о вашем плане Его Католическому Величеству. Она поднесла пальцы к губам. - Не доверяйте эту тайну бумаге. Она предназначена лишь для ушей нас двоих и Его Величества. Не знаю, когда это станет возможным, но даю вам слово - это произойдет. Я должна дождаться удобного случая... идеального момента. Возможно, он настанет скоро. Его Величество король должен до этого времени доверять мне. - Если ваш замысел осуществится, - сказал Альва, - я не сомневаюсь в том, что Его Величество признает вас в качестве своего друга. Тогда он никогда не захочет воевать с вами. - Он увидит это, - сказала Катрин. - Я прошу лишь терпения и сохранения тайны. Альва был так доволен беседой, что остальное время потратил на обсуждение предлагаемых браков; наконец для двух сторон пришло время попрощаться. Королева-мать нежно поцеловала дочь. Что касается Карла, то расставание заставило его горько расплакаться. Ему казалось ужасным положение принцессы королевских кровей, вышедшей замуж и уехавшей из родного дома в чужую страну, к незнакомым людям. Он не мог сдерживать слезы, хотя и знал, что они шокируют таких строгих поборников этикета, как испанцы. Мать и священники холодно посмотрели на короля. - Но я ничего не могу с собой поделать, - сказал Карл. - Мне нет дела до того, что она - королева Испании. Прежде всего она моя сестра. Я помню, как я любил ее; я не хочу расставаться с ней. Карл не отрывал взгляда от берега; сестра и ее свита уехали. Он плакал так горько, словно, как сказали позже люди, его съедало предчувствие того, что он больше никогда ее не увидит. Катрин ошиблась, думая, что ее беседа с герцогом Альвой, состоявшаяся в галерее, никем не подслушивалась. Юный Генрих Наваррский испытывал угрызения совести. Он был надолго разлучен со своей матерью, но помнил ее наставления. Он воспитывался вместе с маленькими принцами и принцессами французского королевского дома. Изредка он видел мать - например, когда они ездили в Байонн; он знал, что она мечтала забрать его к себе в Беарн и воспитывать в духе ее веры. Но это было запрещено королем Карлом, а значит, и королевой-матерью. Генрих, как и все, боялся Катрин и старался не попадаться ей на глаза. Она не была с ним излишне строга; она даже давала понять, что ее забавляет его остроумие. Иногда ему казалось, что она сравнивает его с Карлом и Эркюлем. "Этот маленький Генрих Наваррский весьма занятный и смешной", - говорила Катрин. Или: "Видела бы сейчас Жанна своего Генриха!" Она громко смеялась, и он понимал, что сделал что-то, способное вызвать осуждение у матери. Его охватывала грусть, пока он не забывал об этом моменте. Он с огорчением думал, что он не очень хороший мальчик. Он подражал принцам, важничал, произносил бранные слова, слушал и рассказывал грубые анекдоты. Мать предпочла бы, чтобы он оставался в неведении относительно многих вещей, о которых он знал; в то же время он не учился тому, что она сочла бы полезным и необходимым. Он уже понял, что обладает чем-то, пробуждающим у лиц противоположного пола большой интерес к нему. Женщины любили ласкать и целовать его; по правде говоря, они нравились ему не меньше, чем он - им. Генрих мечтал, чтобы ему поскорее исполнилось четырнадцать и он стал настоящим мужчиной. Когда мать увидела его в последний раз в Масоне, во время путешествия к границе, она испытала большее потрясение, чем прежде. Он подслушал, как она делилась своими опасениями с королевой-матерью, которая, рассмеявшись, сказала: "Вы хотите, чтобы он вырос ханжой и скромником? Он - принц, который будет жить среди мужчин и женщин. Пусть он взрослеет. Пусть становится мужчиной... не в наших силах предотвратить это". И мать сказала ему: - Генрих, сын мой, старайся не подражать распущенным людям, которых ты видишь вокруг себя. Это порочный образ жизни. Всегда помни, что ты - гугенот. Он кивнул, желая нравиться ей, сожалея о том, что он такой, какой он есть, что ему нравятся многие дурные вещи. - Меня заставляют ходить к мессе вместе с принцами, - сказал он. - Знаю, мой сын. - Я делаю это вопреки моему желанию, но помню то, что ты говорила мне. - Они могут посылать тебя к мессе, но не могут заставить твою душу участвовать в ней. - Да, мама. Это им не удастся. Она отчасти удовлетворилась этим, и Генрих захотел показать матери, как сильно он любит ее и как хорошо помнит все, чему она учила сына. Он был умным мальчиком и проявлял интерес ко всему окружавшему его; он понимал, что иногда матери угрожала серьезная опасность. Он знал также, что все происходившее с матерью способно серьезно отразиться на нем самом. Времена были опасными, он ничего не пропускал мимо своих ушей. Папа римский отлучил его мать от церкви, он хотел объявить Генриха и его сестру незаконнорожденными на том основании, что брак Жанны с Антуаном является недействительным из-за ее первого замужества. Также имел место заговор с целью похищения его матери и выдачи ее инквизиции; Жанну хотели посредством пыток обратить в католицизм и в конце концов сжечь на костре. Этот замысел не был осуществлен из-за того, что слух о нем достиг ушей королевы Испании. Элизабет хоть и была католичкой, но все же не могла допустить, чтобы ее близкую родственницу постигла такая участь; она вовремя предупредила Жанну. Генрих хотел, чтобы его мать знала о том, что он никогда не забывает ее и остается верен реформизму, хоть и вынужден ходить к мессе и сильно похож на французских принцев. Он был знаком с некоторыми методами шпионажа во дворцах; маленькому мальчику не составляло труда спрятаться в огромной галерее, где, как ему стало известно, королева мать должна была совещаться с герцогом Альвой. Генриха взволновало это приключение, он представлял, что с ним случится, если его поймают. С отчаянно бьющимся сердцем он спрятался в чулане, накрыл себя старой одеждой, которую нашел там, и, прижав ухо к двери, подслушал обрывки короткой беседы между Катрин и Альвой. Потом Генрих выбрался из чулана и отправился к человеку из его свиты по фамилии Калиньон; мальчик рассказал ему то, что узнал. Де Калиньон назвал Генриха ловким маленьким дипломатом; позже в тот же день он показал мальчику шифрованное письмо, которое он немедленно отправил королеве Наварры. Генрих ликовал. Он чувствовал, что теперь он имеет право ругаться, важничать и целоваться с кем угодно, к своей радости. Ловкому дипломату простительны маленькие пороки. Овдовев, Жанна полностью посвятила свою жизнь делу гугенотов. Энергичная от природы, она нуждалась во всепоглощающем занятии, которое позволило бы ей забыть горечь семейной жизни. Теперь она наконец освободилась от Антуана, от вечных мыслей о нем, которые долго мучили ее. Жанна связывала все свои надежды с детьми; наибольшее беспокойство вызывал Генрих, ее наследник. Он был очаровательным мальчиком, но очень напоминал своего деда и ее дядю, короля Франциска Первого. Сходство бросалось в глаза; в Генрихе уже ощущалась чувственность, присущая этим мужчинам. Если бы она могла присматривать за ним лично - о чем Жанна мечтала, - эта черта беспокоила бы ее меньше. Его мужское начало было бы направлено в нужное русло. Но что может случиться с таким ребенком в аморальном дворе Валуа? Жанну тревожил цинизм королевы-матери. Катрин сочтет шалости Генриха забавными, обрадуется им, будет поощрять их. Славная маленькая дочь Жанны не вызывала у нее подобных волнений. Катрин была хорошенькой и умной, однако послушной, домашней. Ею можно было гордиться. Жанна, конечно, гордилась и Генрихом - гордилась им и тревожилась за него. Жанна знала, что после смерти Антуана она оказалась в опасности. Поскольку гражданская война временно затихла, преследование Жанны осуществлялось другими методами - более коварными, подлыми, хотя ей не угрожала физическая расправа. Ее отлучили от церкви. Велика беда! Папа римский внушал ей презрение. Но, вспоминая о том, что она едва не оказалась в лапах инквизиции, Жанна невольно вздрагивала. Она не была трусихой, но знала кое-что о пытках святых отцов. Иногда ей снилось, что она попала к ним, что безжалостные глаза палачей смотрят на нее; она видела грубые руки, сжимающие раскаленные щипцы, слышала треск хвороста у ее ног. Везде таилась опасность. У Жанны отняли сына; их королевство было в опасности. Если бы Франции стало выгодным поддержать Испанию, Жанна потеряла бы свою землю; она оказалась бы в мрачных подвалах инквизиции. В этом вопросе Катрин, как ни странно, являлась ее союзницей; она защищала Жанну от испанцев; но королева Наварры ни на мгновение не забывала о том, что это объяснялось личным интересом Катрин, не желавшей дальнейшей аннексии наваррских территорий испанцами. Жанна похолодела, думая о замысле объявить ее детей незаконнорожденными, схватить ее и увезти в Испанию. Она постоянно ощущала неприятное внимание испанцев. Она немного знала о характере мадридского тирана, правившего большой империей. Однажды он просил руки Жанны, но брак не состоялся. В глазах его Католического Величества смерть стала бы недостаточным наказанием для Жанны, совершившей дерзкий проступок. Подобное отношение он проявлял также к Элизабет Английской. Он желал полного краха Жанны Наваррской и Элизабет Английской, поскольку обе они отвергли его руку. Заговор потерпел неудачу, но лишь случайно. Жанну хотели бросить в темницу Святой Инквизиции, а ее детей заточить в испанскую тюрьму. Умертвив королеву и ее потомство, испанцы захватили бы Нижнюю Наварру. В этом заговоре, кроме Филиппа Испанского, участвовали многие другие люди, в том числе распутный, хитрый кардинал Лоррен Жанна горячо верила в то, что Господь на ее стороне, поскольку некто Диманш, гонец, посланный с сообщением в Испанию, заболел и в бреду раскрыл тайный план. Это долетело до ушей Элизабет Испанской, которая пренебрегла возможным гневом мужа - никто другой не поступил бы так, - и вовремя предупредила Жанну; королева Наварры успела укрепить границу и предотвратить осуществление замысла. В каком враждебном мире она жила! Многие жаждали ее гибели. В конце концов она победит. Она была уверена в этом. Фанатизм занял в сердце Жанны место, которое еще недавно занимали любовь к мужу и жажда семейного покоя. Теперь ничто не имело значения, кроме Веры; Жанне казалось не важным, каким путем она и ее сторонники дойдут до цели. Главное - достичь ее. Франциск, герцог де Гиз, был убит. Колиньи заявил, что он не платил Полтро де Мерею за убийство герцога. Но если бы он и сделал это, что с того? Что значит подобная ложь, произнесенная во имя праведного дела? Что такое убийство? Если Колиньи поспособствовал смерти врага, все настоящие гугеноты должны только радоваться. Жанна постепенно менялась. Ее любовь к искренности слабела. Горькие унижения, разочарования, несчастья, опасности... и Вера... сделали глубоко порядочную женщину фанатичкой, улыбкой реагировавшей на убийство. И теперь прибыло сообщение о том, что подслушал ее маленький Генрих в галерее Байонна. Планировалось массовое убийство гугенотов - бойня более грандиозная, чем все предыдущие. Не теряя времени, Жанна написала Колиньи и Конде; она предупреждала их о том, что услышал ее сын во время беседы королевы-матери и герцога Альвы. Она знала, что это приведет к новым смертям; весьма вероятно, что опять разгорится кровопролитная война. Это не имеет значения. Важна лишь борьба за дело гугенотов. Пусть ее сын продолжает жить при развратном дворе Валуа, пусть он обретает дурные привычки. Где еще он сможет так эффективно шпионить? Принцесса Элеонора болела в замке Конде; она знала, что конец близок. Ее муж уже не был пленником католиков, она могла вызвать его, но не спешила сделать это. Она с грустью думала о нем, о начале их совместной жизни, о его жизнелюбии и оптимизме, о том, как Луи учил ее быть такой же, как он. Они могли жить счастливо, как и Жанна с Антуаном, если бы не их положение в этой неспокойной стране. Она и ее муж когда-то значили все друг для друга; она пробудила в нем желание сражаться за Веру. Она всегда знала, что ему недостает ее религиозности, что прежде всего он был воином, нуждавшимся в приключениях. Но, приняв ее Дело всей душой, он хранил верность ему. В отличие от брата Конде не отрекся от веры и обязательств перед собственной женой. Бедная Жанна, как она, должно быть, страдает! Какому унижению подверг ее Антуан! В замке Конде постоянно молились. Рядом с Элеонорой находились ее дети; она просила Господа о том, чтобы они жили честно и достойно. Она пыталась выкинуть из головы мысли о Луи и его красивой шлюхе, Изабелле де Лимей. Почему он изменил ей? Как он мог проявить такую слабость, зная, что Изабелла - шпионка королевы-матери? Какими чарами околдовала его эта женщина в подобных обстоятельствах? Он не был в отличие от Антуана глупцом. Возможно, именно любовь к приключениям, к опасностям придворной жизни сделала ее мужа легкой жертвой интриг королевы-матери. Катрин Медичи сознательно разрушила счастливую семью - не только принцессы Конде, но и Жанны Наваррской. Бедный Луи! Он так красив, женщины находили его неотразимым. Так было всегда - даже в большей степени, чем с Антуаном. Возмущение народа принцем Конде вызвала не только его связь с Изабеллой де Лимей - кроме нее, были и другие женщины. Кальвин писал Конде, Колиньи умолял его одуматься. Луи вечно хотел сделать это, он сожалел о своей слабости; но затем - бокал вина, веселая песня, пара ярких глаз, и он снова попадал в женские сети. Она не спала от волнений; ее переполняли недобрые предчувствия; однажды утром, когда она появилась из своих покоев, стало ясно по выражению ее лица, что она обрела покой; она поняла, что скоро навсегда избавится от земных тревог. Она отправила гонца к принцу с известием о том, что ее дни сочтены; она велела вестнику передать новость деликатно, осторожно, чтобы уберечь Конде от внезапного потрясения. - Вы должны сказать ему, - промолвила Элеонора, - что меня переполняет одна надежда. Я верю, что наши души останутся связанными. Скажите также принцу, что я прошу его воспитывать наших детей в духе моей веры, в страхе перед Гневом Господним. Когда Конде принял гонца и узнал о болезни жены, он сильно опечалился. Этот человек с нетвердым, переменчивым характером целиком погрузился в отчаяние. Он поспешил в замок Конде; там он бросился на пол у кровати жены и стал осуждать себя и свое поведение. - Ты должна жить, моя любимая; тогда я смогу доказать тебе, что для меня не существует никого, кроме тебя. Дай мне шанс показать, как глубока моя любовь к тебе. Его слезы были искренними, но она также знала, что через неделю его настроение может измениться. Такими уж были Луи и его брат Антуан; поэтому не только их жены и дети обречены на страдания, но и подвергается опасности великая Вера. Элеонора погладила его волосы. - Мой дорогой, - сказала она, - ты дал мне огромное счастье. Я не хотела бы, чтобы ты был другим. Смогла ли бы я любить тебя тогда? - Ты заслуживаешь больше любви, чем моя. Я - подлец. Скажи мне это. Скажи, что ненавидишь меня. Я это заслуживаю. Я заслуживаю того, чтобы оставаться несчастным до конца жизни. Он был так красив со слезами на щеках и отброшенными назад волосами, говорил так убежденно, искренне. Но много ли времени пройдет, прежде чем он будет клясться в вечной верности Изабелле де Лимей или мадам де Сент-Андре? Не скоро ли они, да и другие тоже, услышат срывающиеся с этих красивых губ признания в любви? Очаровательный Конде, непосредственный в эмоциях, неистовый в битве! Почему эти Бурбоны, наделенные обаянием и привлекательной внешностью, так ненадежны? Не в характерах ли этих мужчин таится причина поражений Реформизма во Франции? Они не могли оказывать сопротивление женщинам, даже известным как шпионки королевы-матери. Но что толку сожалеть об этом сейчас? Кончина Элеоноры была близка. - О, моя дорогая! - воскликнул Луи. - Моя дорогая жена! Да будет благословен тот миг, когда Господь соединит наши души на небесах! - Не кори себя, моя любовь, - сказала Элеонора. - Заботься о детях и помни, что я любила тебя. Помни о наших счастливых днях. Помни застенчивую, чопорную девушку, на которой ты женился и которую научил смеяться. Обещай заботиться о наших детях, и я обрету покой. Она велела привести к ней ее сына и попросила его чтить короля Карла, королеву Наварры, своего отца и дядю Гаспара. - Никогда не предавай Веру, которую я открыла тебе. Мальчик заплакал; она попросила мужа увести его и оставить ее ненадолго одну. Когда они ушли, она с улыбкой откинулась на подушки, ее губы зашептали слова молитвы: "Господи, моя зима прошла, наступает моя весна..." Когда Конде понял, что она мертва, он не смог скрыть своего горя. Ему казалось, что его измены всплыли в памяти, чтобы посмеяться над ним. Он помнил многое, вызывавшее у него стыд. - О, какой я негодяй! - стонал Луи. Его маленькая дочь подошла к нему и попыталась утешить отца. Он взял ее на руки и сказал: - Постарайся, дорогая, походить на маму. Если это тебе удастся, я буду любить тебя еще сильнее. Говорят, что девочки наследуют черты отца, но ты должна брать пример с матери. У нее не было недостатков, пусть она станет твоим идеалом. Он провел недели траура в замке Конде; он не отпускал от себя детей и постоянно говорил об их матери; он заявлял, что хотел бы начать жизнь сначала, повернуть назад стрелки часов. Но настроения Конде менялись часто; самобичевание и так длилось дольше обычного. Его ждут дела, так он сказал. Он больше не может оставаться с семьей. Его ждала Изабелла - соблазнительная и красивая, как никогда прежде. Он поделился с ней своей решимостью стать лучше, исправиться. Изабелла слушала его с сочувствием. Она знала, что ей не составит труда похоронить новые намерения самого очаровательного грешника Франции. Вернувшись ко двору после поездки в Байонн, Катрин обнаружила, что вражда между Колиньи и Гизами стала опасной. Юный Генрих де Гиз, которого она считала просто мальчиком, обретя новое положение и ответственность, похоже, стал мужчиной. Несмотря на молодость, он был главой дома и не мог ни забыть, ни простить убийство отца. Катрин понимала, что, как и всегда, подобная взаимная ненависть была не просто следствием ссоры двух семей; тут проявлялось противоречие двух религий, как и во время конфликтов между Дианой де Пуатье мадам д'Этамп в годы правления Франциска Первого; они стали искрами, от которых разгорелось пламя гражданской войны, бушевавшее по всей Франции. Катрин отправилась с визитом к Гаспару де Колиньи в его шатильонский дом, где он наслаждался временным уединением в кругу семьи. Здесь, находясь с женой и детьми, окруженный домашним теплом и покоем, Гаспар казался совсем другим человеком. Катрин понимала, что эти радости, которым он предавался с явным удовольствием, были смыслом его жизни, но он имел свое Дело, свою Веру; если бы его призвали сражаться за них, он бы немедленно покинул семью. Он был еще одним фанатиком. При первом удобном случае Катрин раскрыла Колиньи цель ее приезда. Она подошла к нему, когда он трудился в саду. Он любил сады и создал в Шатильоне настоящее произведение искусства. - Господин Колиньи, - сказала Катрин, оставшись наедине с адмиралом, - вы причинили нам серьезные неприятности, вступив в отношения с убийцей, которого звали Полтро де Мерей! Лицо Колиньи окаменело. Действительно ли он организовал этот выстрел, сваливший Франциска де Гиза с коня на землю? Гаспар явно не был похож на убийцу, но разве не мог он убить ради Веры? Да, решила Катрин, он способен сделать это, заручившись в душе прощением Господа. "Я совершил это ради тебя, Господи..." Имея право с чистой совестью произнести подобные слова, он мог решиться на все; Катрин уже не сомневалась в этом. - По-моему, - сказал Колиньи, - то дело было закрыто. - Боюсь, я не могу этим удовлетвориться. Я хочу поговорить с вами о нем. Де Мерей был вашим человеком, верно? - Да, он был моим человеком. - Вашим шпионом, месье? - Он работал на меня. Катрин улыбнулась, и Колиньи продолжил: - Мадам, чем вызван ваш интерес? Разве я не ответил исчерпывающе на все вопросы? - Это просто мое личное любопытство, только и всего. Катрин надеялась, что он пожелает обсудить с ней убийство Гиза. Было бы интересно сравнить их точки зрения. - Вы слышали о том, что этот человек намерен убить герцога, и ничего не предприняли? - Верно. Катрин кивнула. Несомненно, он намекнул де Мерею о том, что хотел бы видеть Гиза мертвым, но не пожелал сам взять грех на душу. Возможно, Колиньи предложил деньги этому человеку, чтобы тот нес бремя вины в глазах Господа. Методы этих людей вызывали у нее смех. Де Мерей, говоря с Колиньи о планах убийства герцога, безмолвно спрашивал: "Мой господин, вы одобряете это?" Молчание Колиньи означаю согласие. Вероятно, снова подумала Катрин, эти люди не слишком сильно отличаются от меня. - Я приехала, однако, не для того, чтобы говорить о событиях прошлого, - сказала Катрин, - юный Гиз - отчаянная личность. Боюсь, что в нем мы обрели второго герцога Франциска. Он еще молод, но поэтому еще более безрассуден и дерзок. Он объявил войну вашему дому; хотя нам известно, что вы непричастны к убийству герцога Гиза, - ваше чистосердечное признание о том, что вы знали о намерениях преступника, полностью обеляет вас, - этот горячий молодой челочек придерживается иного мнения. Вы понимаете, адмирал, что эта враждебность мне не по душе. Я желаю мира нашему королевству. - Что вы хотите от меня, мадам? - Я не могу допустить, чтобы мой адмирал подозревался в убийстве. Я предлагаю устроить банкет в Амбуазе, - нет, лучше в Блуа; там я объявлю о вашей невиновности. Вы лично вместе с Гизами будете почетными гостями. Я хочу, чтобы вы продемонстрировали взаимные дружеские чувства, обменялись рукопожатиями и поцелуями мира. Пусть все видят, что вы - друзья, что дом Гизов не подвергает сомнению вашу невиновность в трагической гибели их родственника. - Мадам, это невозможно. Мы только что воевали друг с другом, находились в разных лагерях. - Поэтому это следует сделать, адмирал. Я не хочу, чтобы этот несдержанный юнец говорил о своих подозрениях, подстрекая сторонников. Сейчас мы обре ли мир - правда, неустойчивый - и должны сохранить его. - Вы думаете, что, пожав мне руку и поцеловав меня в щеку, Генрих де Гиз станет моим другом, мадам? - Я хочу показать всем, что между вами нет вражды. Вы должны сделать это. Я настаиваю. Приказываю, наконец. Колиньи поклонился. - Вы приедете в Блуа и сделаете то, что я хочу? - спросила Катрин. - Это ваш приказ, мадам. Внушительный замок Блуа возвышался над деревней. Его окна-амбразуры смотрели на широкую Луару, обрамленную холмами и виноградниками Турейна. Местные жители испытывали растерянность; все знали, что королева-мать устроила в замке банкет с целью примирения Колиньи и Гизов. Это внушало беспокойство, поскольку, если в замке вспыхнет сражение, оно перекинется на близлежащие селения. Гугеноты с дрожью вспоминали о резне в Васси, где Франциск де Гиз убит многих их единоверцев во время богослужения, когда они стояли на коленях. Католики были готовы поддержать юного герцога. Люди видели красивого, удивительно похожего на отца Генриха де Гиза, скакавшего верхом возле замка. Он внушал страх гугенотам и вызывал ликование католиков. Местным жителям попадался на глаза адмирал - человек с суровым лицом. Он тоже обладал красотой, однако совсем другой, нежели самоуверенный, дерзкий Генрих де Гиз. Колиньи считали добрым и сильным мужчиной, но если он причастен к убийству отца мальчика, сегодня в замке могла начаться резня. Катрин осталась довольна своими приготовлениями. После обмена дружескими поцелуями юный герцог перестанет угрожать адмиралу. Прибытие Колиньи в Блуа покажет Генриху, что адмирал хочет дружить с ним. После того как Колиньи обнимет герцога, он должен будет видеть в нем не сына своего старого врага, а просто мальчика, потерявшего отца. Еще один человек занимал мысли Катрин в этот день - овдовевший принц Конде. Говорили, что Луи глубоко скорбит по принцессе, хотя жил он весело, как прежде. Катрин смутилась, вспомнив свое былое легкомыслие; когда-то она слишком часто с нежностью думала об этом мужчине. Как легко было наделать глупостей из-за него! Больше безумие не повторится. Король Генрих изменял ей только с одной любовницей, Катрин знала, кто ее враг. Мудрость сделала ее более сильной. Да, уроки приносили ей горечь, но она усваивала их на всю жизнь. Никаких нежных чувств. Мужчины существуют не для того, чтобы любить ее, но чтобы служить ей. Люди собрались в Блуа, чтобы послужить Катрин. Ей удобно, чтобы они были друзьями... хотя бы внешне. Она не хотела новых гражданских войн, опасных для нее и детей. Она не должна сожалеть о том, что распутство Конде наносит ущерб репутации его партии; слабость Конде увеличивает силу Катрин. Именно так следует использовать мужчин, не для короткого эротического удовольствия. Она перестала думать, что любовник смог бы доставить ей наслаждение. Она радовалась пришедшей с годами мудрости, которая погасила тягу к тому, что в лучшем случае было преходящим. Теперь она держалась обеими руками за то, что должно отныне стать главной любовью ее жизни - за власть. В огромном зале Блуа собрались мужчины и женщины, занимавшие самое высокое положение. Солнечный свет проникал в помещение сквозь цветные стекла окон-амбразур, заставляя сверкать роскошные туалеты гостей, расшитые драгоценными камнями. Катрин решила лично объявить о невиновности Колиньи и приказать мужчинам расцеловаться в знак дружбы. Анна д'Эст, вдова Франциска де Гиза, держалась возле сына. Несомненно, ей не было нужды являться в столь глубоком трауре. Катрин мысленно рассмеялась. Бедная Анна! Кроткая, как ягненок. Она обрадуется примирению, если ее сын и деверь пойдут на него. Анна ненавидела кровопролития. Катрин помнила, как она протестовала против резни в Амбуазе. Она не выносила, когда людей пытали и казнили у нее на глазах. Такая женщина казалась неподходящей супругой Меченого, однако говорили, что он любил ее за доброту, что их брак был относительно счастливым. К тому же ее титул служил для честолюбивого герцога компенсацией за мягкотелость. Катрин чувствовала, что на этом демонстративном трауре настояли ее сын и деверь. Герцог Генрих, уже заявивший всем в своей надменной манере о том, что он является главой великого дома Гизов и Лорренов - самого грозного и могущественного, в стране, - не отходил от матери. Марго неприлично пялилась на него; за это она будет позже наказана. Встречаясь взглядами с Катрин, Марго невинно улыбалась, но глаза королевы-матери становились холоднее, когда она наблюдала за дочерью; Катрин знала, что способна вызвать дрожь в теле Марго, еще мгновение назад трепетавшем от близости красивого, самоуверенного Генриха де Гиза. Там же присутствовал кардинал Лоррен, чья несравненная красота уже была отмечена печатью порока. Говорили, что его жажда разврата не знала насыщения; эротические запросы этого человека удовлетворялись так же часто, как и потребности его желудка. Его любовницам не было счета. Расшитая великолепными бриллиантами кардинальская мантия привлекала всеобщее внимание. Распущенный церковник поклонился Катрин и смерил ее надменным взглядом. - Добро пожаловать, господин кардинал, - сказала Катрин. - Я рада видеть ваше благочестивое лицо. - Могу я набраться смелости и сказать, что рад видеть ваше честное лицо? Мадам, вы - свет нашего двора. Ваши блестящие добродетели - пример каждому; ваша искренность - укор всем нам. - Вы льстите мне, кардинал. - У меня и в мыслях нет ничего подобного, дорогая мадам. - А я не стану льстить вам, дорогой кардинал. Я лишь скажу, что вся Франция должна подражать набожности и душевным качествам такого богоугодного человека, как вы. Она повернулась, чтобы поприветствовать другого гостя. Когда-нибудь этот распутник, думала Катрин, выпьет бокал вина, отведает жареного павлина или коснется великолепного бриллианта - и не станет господина кардинала! Но какая польза от таких мыслей? Она должна постоянно сдерживать свое желание уничтожить известных людей. Франциск де Гиз умер. Она должна довольствоваться этим. Кто знает, к чему могла привести кончина кардинала? Если какая-нибудь дама из Летучего Эскадрона становилась слишком дерзкой, если государственный деятель не первой значимости проявлял несговорчивость, следовала простая процедура. Но работать с выдающимися личностями необходимо тайно, двигаясь окольными путями, не оставляя следов. Она должна повременить с ликвидацией кардинала. К ней приближался Колиньи. Прочитать мысли этого человека было так же легко, как книгу. Сейчас его лицо было суровым, оно ясно говорило: я здесь не по своей воле. Я не ищу дружбы католиков Гизов. Мне приказали явиться сюда. Я дал слово, что приеду, и сдержал его. - Добро пожаловать, адмирал, - сказала Катрин - Рала видеть вас здесь. - Я подчинился вам, мадам. Катрин попыталась придать своему лицу то выражение искренности, которое стало предметом насмешек кардинала. Но прямодушный, честный Колиньи сильно отличался от хитрого Лоррена. Адмирал не усомнился в искренности Катрин. - Простите слабой женщине ее желание видеть мир в королевстве, дорогой адмирал. Он поклонился. - Я стремлюсь к одному: выполнять волю Вашего Величества. Адмирал проследовал дальше, и Катрин поглядела вокруг себя. Она не видела среди собравшихся герцога д'Омаля, хотя он получил приказ явиться сюда. Королева-мать обратилась к герцогине де Гиз: - Мадам, я не вижу здесь вашего брата д'Омаля. - Да, мадам. Его тут нет. - Почему? - Мадам, у него жар. Катрин сузила глаза. - Жар гордыни! - сердито произнесла она и подозвала к себе юного Генриха де Гиза. Как он красив! Что за мужчина из него вырастет! - Я огорчена отсутствием твоего дяди Омаля, - сказала она. - Я сожалею о том, что Ваше Величество огорчены. - У него жар? - спросила Катрин. - Мадам, он не получил от вас приказа явиться сюда. - Я сказала, что хочу видеть всю вашу семью. - Мадам, он решил, что, поскольку Ваше Величество хотели, чтобы наша семья была представлена здесь, вам понадобятся только я и кардинал. - Я хотела, чтобы д'Омаль приехал сюда, - сухо заявила Катрин. - Жар - это не оправдание. - Мадам, - сказал юноша, - членам нашей семьи неприятно демонстрировать дружеские чувства по отношению к их врагам. - Осторожно, Генрих, - сказала Катрин. - Я велю выпороть тебя за дерзость. Ты еще не стал мужчиной. Недавно ты находился в детской. Не забывай это. Многие присутствующие отметили, что лицо юною герцога заалело. - Мой дорогой герцог, - продолжила Катрин более мягким тоном, - тебе полезно помнить о твоем возрасте и необходимости проявлять послушание. Генрих холодно поклонился и отошел от королевы матери. Будет ошибкой, подумала Катрин, усадить Колиньи и де Гизов за столом рядом друг с другом; она на всякий случай разделила их другими гостями. По завершении банкета королева-мать встала и обратилась к собравшимся: - Дамы и господа, вам известно, с какой целью я пригласила вас сюда. Я хочу положить конец недобрым слухам; любой слух - дурная вещь, но особым злом является ложный слух. Мы оплакиваем безвременную кончину нашего дорогого и любимого герцога Франциска де Гиза, величайшего воина, убитого рукой подлого преступника. Это был гнусный поступок; мы выражаем наши искренние соболезнования безутешной семье погибшего и скорбим вместе с ней по человеку, которого мы любили, как родного брата. Но со дня его смерти стали распространяться слухи столь же низкие, как и совершенное кровавое злодеяние. Среди нас есть человек - один из лучших, уважаемый всеми, - которого называли соучастником этого преступления. Дамы и господа, подобные слухи - большое это. Они оказались клеветой. Сам убийца назвал их лживыми. Поэтому я вызвала сюда многоуважаемого адмирала Франции и другого человека, вероятно, сильнее всего пострадавшего от этого трагического происшествия. Я имею в виду, разумеется, сына герцога Франциска, герцога Генриха де Гиза, нынешнего главу дома Гизов, который, я знаю, умножит честь и славу своего рода, как это делал прежде его отец. Адмирал Гаспар де Колиньи и Генрих де Гиз, подойдите ко мне. Они медленно приблизились к королеве-матери: губы бледного адмирала были сурово стиснуты, лицо герцога горело, он держал голову высоко поднятой. Катрин встала между ними. - Дайте мне вашу руку, адмирал. И вы тоже, господин герцог. Она соединила их правые руки. Кисть Генриха была вялой, безжизненной; его левая рука лежала на рукоятке шпаги. Воцарилась тишина; враги смотрели друг на друга; было очевидно, что им не по душе церемония, которую королеве-матери нравилось считать актом примирения. Катрин не могла понять мужчин. На месте Колиньи она бы обняла Генриха де Гиза, надеясь убедить зрителей в своем искреннем стремлении к дружбе. Будь она Генрихом де Гизом, она приняла бы объятия Колиньи и в то же время думала бы о том, как его уничтожить. Слабостью Катрин была ее неспособность понимать других людей. - Я хочу, чтобы вы показали нам, что вы - друзья, что вражда закончилась поцелуем дружбы. Колиньи подался вперед, чтобы поцеловать Генриха в щеку, но юноша, стоя прямо, заговорил так отчетливо, что все присутствующие его услышали: - Мадам, я не могу целовать человека, чье имя упоминалось в связи с трагической смертью моего отца. Катрин хотелось ударить это самоуверенное молодое лицо, приказать страже бросить юношу в темницу, где его гордый дух будет сломлен. Но она сочувственно улыбнулась, как бы говоря: "Ох уж эта юношеская гордыня!" Она похлопала Генриха по плечу и сказала что-то о его недавней утрате, о рукопожатии, которое будет принято всеми как убедительное подтверждение дружеских чувств, которые герцог питает к адмиралу. По залу разнеслось негромкое бормотание. Церемония превратилась в фарс. Катрин не подавала виду, что понимает это. Глядя на высокую, горделивую фигуру юноши, на его горящее лицо, она поняла, что на смену умершему Франциску де Гизу пришел другой подобный ему человек, который будет долгие годы мучить и тревожить ее. Катрин знала, что поднявшийся шум был знаком одобрения. "Герцог умер. Да здравствует герцог!" - думали люди. Король Франции был счастлив, как никогда в своей жизни. Он влюбился, и его чувство не осталось безответным. Он познакомился с Мари во время одного из путешествий по королевству. Она была такой же юной и застенчивой, как он. Сначала она не знала, что он - король Франции. Это придавало роману особое очарование. Она любила Карла, а не его положение. Он впервые познал взаимность любви. Мария Шотландская превратилась в сон. Прелестная, юная, чистая, неземная Мари Туше, дочь провинциального судьи, была реальностью. Она захотела убежать от своего возлюбленного, узнав, что он - король Франции. - Дорогая Мари, - сказал он, - это не имеет значения. Ты любишь меня, Карла. Ты должна продолжать любить меня, потому что я нуждаюсь в любви больше, чем кто-либо во Франции. Он мог говорить с ней о приступах черной меланхолии, о том, что, когда они заканчивались, он испытывал потребность в совершении актов насилия. - Теперь, когда у меня есть ты, моя дорогая, возможно, я избавлюсь от таких состояний. Меня преследуют страхи, особенно по ночам, Мари; когда это случается, мне хочется кричать, видеть, как льется кровь. Это смягчает тяжелые настроения. Она утешала, успокаивала его. Они предавались любви. Он поселил ее во дворце. Мать знала о его любви к Мари. - Значит, ты все-таки мужчина, мой сын! - В ее голосе прозвучало мрачное изумление. - Что вы хотите этим сказать, мадам? - Только то, мой дорогой мальчик, что ты - мужчина. - Мама, вам нравится Мари, да? В его глазах таился страх. Катрин улыбнулась, заглянув в них. Он знал: если окажется, что Мария не нравится королеве-матери, она не задержится во дворце, и он утратит покой и радость, которые дарила ему девушка. Его руки задрожали в ожидании ответа матери. - Мари? Твоя молоденькая любовница? Я почти не обратила на нее внимания. - Как я рад! - Чему? Ты рад, что твоя избранница не привлекает к себе внимания ни остроумием, ни красотой? - Мадам, - сказал он, - те, кого вы не замечаете, находятся в большей безопасности. Она пристально посмотрела на него и увидела на лице Карла упрямое выражение, которое замечала раньше. Он не позволит ей легко отнять у него любовницу. А почему она должна это делать? Какой вред могла причинить крошка Туше? Она - пустое место и не представляет опасности. - О, наслаждайся ею, мой сын, - сказала Катрин. - Обязанности короля тяжелы, но у него есть и привилегии. Ни одна женщина не может отказать монарху. - Ты плохо думаешь о Мари, - пробормотал он. - Она не знала... кто я. Она полюбила меня. Катрин похлопала сына по плечу. - Твоя мама просто подразнила тебя. Иди и наслаждайся своей маленькой Туше без всяких задних мыслей. Мне нравится твоя скромная подружка. Он поцеловал руку Катрин; она осталась довольна им; он по-прежнему подчинялся ей; это было все, чего она хотела. Они не сумели сделать из него извращенца. Однако маловероятно, что он произведет на свет потомство. Пусть эпизод с крошкой Туше послужит любопытным тестом. Если ребенка не будет достаточно долго, значит, Карла можно женить без риска к удовлетворению французов. Генрих взрослел. Ему уже исполнилось семнадцать. Через несколько лет он созреет для престола. Она должна приглядывать за Карлом. Он не должен думать, что он - нормальный молодой человек, раз завел любовницу. Он не совсем психически здоров; нельзя позволять ему забывать об этом. Карл изменился. Мари воодушевляла его, делала более уверенным в себе, слушала жалобы Карла на мать, отдававшей во всем предпочтение Генриху. - Он для нее дороже правого глаза, Мари. Иногда мне кажется, что она хочет видеть его на троне. - Этого ей не добиться, - с провинциальной рассудительностью сказала Мари. - Пока трон принадлежит тебе. В обществе Мари он чувствовал себя настоящим королем. Однажды к нему явился один из приближенных и сказал, что с ним хочет поговорить королева Наварры, прибывшая ко двору. Он тепло встретил ее, потому что любил спокойную, невозмутимую Жанну; она обладала качествами, которых недоставало ему; он мечтал их обрести. Да, она была гугеноткой. Мари Туше призналась ему, что склоняется к этой вере. Он запретил ей говорить кому-либо об этом, однако стал испытывать расположение к гугенотам, которого не замечал за собой ранее. Жанна, войдя к королю, поцеловала его руку. - Вы хотите сказать мне что-то, дорогая тетя, - произнес Карл. - Попросить маму присоединиться к нам? - Ваше Величество, умоляю вас не делать этого-я хочу поговорить с вами наедине. Карл почувствовал себя польщенным. Люди обычно желали присутствия королевы-матери, потому что они знали, что ни один важный вопрос не решался без нее. - Тогда начинайте. - Карл ощутил себя королем. - Ваше Величество, вам известно, что через несколько дней я покину Париж и отправлюсь в Пикардию. Я была долго разлучена с моим сыном и думаю, что пришло время представить Генриха его подданным в Вендоме, через который, я поеду. Я прошу вас милостиво разрешить ему сопровождать меня. - Но, моя дорогая тетя, - сказал король, - если таково ваше желание, Генрих непременно поедет с вами. - Значит, вы даете разрешение, Ваше Величество? Он увидел радость на ее лице; его глаза наполнились слезами. Как приятно иметь возможность делать людей счастливыми, удовлетворяя их незначительные просьбы. Для Карла не имело значения, останется или нет при дворе шумный сластолюбивый Генрих Наваррский. - Вы получаете мое разрешение, - торжественным тоном заявил он. - Я благодарю Вас от всего сердца, Ваше Величество. Она схватила его руку и поцеловала ее. - Дорогая тетя, я счастлив, что смог порадовать вас. - Вы дали слово, - сказала она, - и я знаю - ничто не заставит вас нарушить его. Ваше Величество, я могу уйти, чтобы сообщить эту чудесную новость моему сыну? - Конечно, идите, - ответил Карл. Когда она ушла, он улыбнулся и подумал о том, что иногда быть королем весьма приятно. Катрин шагала взад-вперед по комнате, а Карл с жалким видом смотрел на мать. Сейчас он был не королем, а просто провинившимся мальчиком. - Как ты додумался, - спросила Катрин, вышедшая из равновесия, - позволить этой хитрой волчице похитить наследника наваррского трона из-под твоего носа? Можешь ли ты надеяться на успешное усмирение гугенотов, если отпустишь нашего ценнейшего заложника? Ты едва не отдал его. Без всяких условий. Просто так! "Я хочу получить сына, - сказала она, - моего маленького Генриха. Ему нужна его мама!" И ты, как дурак, ответил: "Вы можете забрать его, дорогая тетя. Он всего лишь мальчик..." Глупец! Идиот! Он - заложник. Наследник Наварры... в наших руках! Если бы Жанна Наваррская осмелилась угрожать нам - я имею в виду тебя и твоих братьев, - я бы пригрозила ей, что убью или заточу в темницу ее драгоценного сына. А ты, дурак, хотел отдать его. Я не допущу этого. Мальчик останется здесь. И впредь не смей ничего делать без моего разрешения. Не удовлетворяй ничью просьбу без моего согласия. - Но она - его мать. Она просила меня со слезами на глазах. Они долгое время находились в разлуке. Я не мог отказать ей. - Ты не мог отказать ей! И кто-то еще слышал, как ты давал разрешение? Карл молчал. - Так ведь? - спросила королева-мать. - Да. Другие слышали. - Глупец! Подумать только, что у меня такой сын! Твой брат Генрих никогда не совершил бы такого промаха. Но я отменю твое решение. Наваррец не покинет двора. Его мать уедет одна. Перестань заикаться и дрожать, подпиши приказ. - Но я дал слово. - Ты немедленно подпишешь это. Карл пронзительно закричал: - Я устал слушать о том, что Генрих сделал бы это, что Генрих сделал бы то. Генрих не является королем Франции. А я - являюсь. И когда я говорю... - Подпиши это, - сказала Катрин. Она подтолкнула его к креслу и сунула перо в руку Карла. Он бросил взгляд через плечо; ее лицо было рядом - очень бледное, с огромными глазами. Он задрожал еще сильнее. Почувствовал, что она видит его насквозь. Он начал писать. - Хорошо, - сказала она. - Теперь ты исправил свою ошибку. Я знаю, что ты совершил ее по доброте души, но помни, что я всегда рядом, что я люблю тебя и готова дать тебе совет. Не принимай важные решения, не проконсультировавшись со мной. Я думаю только о твоем счастье... - она приблизила к нему свое лицо, - и безопасности. Карл, мой дорогой сын, своим поступком ты мог разжечь новую гражданскую войну. А если твои враги одержат победу? Что тогда? Вдруг тебя возьмут в плен? Тебе не понравится лежать в темнице... рядом с камерой пыток... среди крыс... до тех пор... - Умоляю, прекрати, - попросил король. - Ты права. Ты всегда права. Наваррец должен остаться. Я под писал приказ. Ты не отпустишь его. Не отпустишь. Она кивнула. - Вот теперь я вижу моего мудрого маленького короля! Но совладать с Жанной было труднее, чем с Карлом. Женщины смотрели друг на друга с взаимной ненавистью, которая существовала всегда, то слабея, то разгораясь вновь. - Моя дорогая кузина, я не могу отдать вам мальчика. Я отношусь к нему, как к моему сыну. Кроме того, если ему предстоит жениться на моей дочери, он должен расти рядом с ней. Вы знаете, мы всегда стремились дать молодым людям возможность полюбить друг друга... что и произошло с этой парой. Мое сердце радуется, когда я вижу их вместе. - Мадам, - ответила Жанна, - все, что вы говорите, верно. Но мой сын слишком долго живет при дворе, ему пора вспомнить о своем королевстве. - Мы проследим за чем, чтобы он не забыл его. Нет, мадам, я слишком люблю мальчика, чтобы расстаться с ним. - Я тоже с люблю его, - не сдавалась Жанна. - Если бы я не чувствовала, что ему следует посетить свои владения, я бы с радостью оставила его на ваше попечение. Катрин улыбнулась. - Я оставлю Генриха здесь, мадам, потому что я знаю, что для него полезно. Вы недавно приехали в Париж и поэтому не видите происходящее здесь так ясно, как я. Мне известно, что для Генриха лучше находиться со своими кузенами и усваивать манеры двора. Должна признать, что, когда он появился тут впервые, я немного удивилась. Он держался, как дикарь. Теперь он стал значительно лучше. Я бы не хотела, чтобы он превратился в сельского простолюдина. Катрин заметила, что краска гнева залила лицо Жанны. - Мадам, - сказала королева Наварры, - можете не беспокоиться на сей счет. Мой сын получит лучших воспитателей. - Но их легче найти в Париже, нежели в Беарне. Моя дорогая кузина, я настаиваю на том, чтобы он остался здесь. Но упорная Жанна не сдалась на этом. Позже, когда Карл и Катрин оказались среди придворных, Жанна осмелилась вернуться к этому вопросу. - Я не могу поверить, - сказала она, - что мне помешают забрать сына. - Мадам, мы уже все обсудили, - заявила Катрин. - Король, - настаивала Жанна, - великодушно обещал мне, что мой сын вместе со мной покинет Париж. Многие подтвердят это. Я уверена, Ваше Величество, что ваша отмена этого решения была шуткой, потому что несдержанное слово короля способно уронить его достоинство. Карл слегка покраснел. Присутствие людей придало ему смелости. - Вы правы, мадам, - произнес он. - Обещание будет выполнено, потому что я дал его. Катрин, потерпев поражение, снова почувствовала себя униженной. Она не могла возразить в таком обществе. Ей захотелось немедленно убить Жанну и Карла. Вместо этого она кротко улыбнулась. - Пусть будет так, - промолвила королева-мать. - Король сказал свое слово. Мадам, я полагаюсь на вас в том, что мир и согласие во Франции не окажутся в опасности. Жанна поклонилась. - Ваше Величество, вы делаете мне честь, прося моего содействия в решении государственных проблем. Я никогда не предам моего короля. Помолчав, она добавила: - Только угроза гибели моего собственного дома способна заставить меня изменить мое отношение к Его Величеству. На следующий день Жанна покинула Париж; рядом с ней ехал ее сын. Катрин оказалась права, когда она объясняла своему сыну, какую глупость он совершил, отдав Жанне их самого ценного заложника. Во Франции снова вспыхнула гражданская война. Королю пришлось вместе с двором бежать из Мо в Париж - ему угрожали войска Конде; эти события потрясли Катрин сильнее, чем любые другие происшедшие за последние месяцы. Убийства французских протестантов католиками и католиков - протестантами заставляли ее лишь пожимать плечами, но мысль о том, что королевский дом Валуа окажется в опасности, всегда внушала ей ужас. Она знала, что Колиньи собирался похитить короля и поставить на его место Конде. Для Катрин настали горькие дни. Королева Англии, герцог Савойский, маркиз Бранденбургский помогали Конде деньгами и солдатами. В отчаянии Катрин обратилась к испанцам, но, хотя эта страна желала оказать королеве-матери поддержку, Филипп Испанский за все требовал плату. Катрин боялась его больше, чем Конде. Поэтому она подписала мирный договор в Лонжюмо. Но Катрин по-прежнему трепетала от страха перед тем, что может случиться, если гугеноты захватят короля. Несмотря на достигнутое соглашение, затевались новые заговоры и контрзаговоры. Катрин готовила похищение Конде и юного Генриха Наваррского. Конде, снова вступивший в брак, чудом избежал пленения; был отдан приказ поймать его и организовать новое истребление гугенотов католиками. Опять началась война; Жанна, ее сын, Конде и Колиньи сделали свою штаб-квартиру в Ла Рошели оплотом гугенотов. Катрин испытала за это время лишь одну большую радость - ее сын Генрих завоевал на поле брани репутацию прекрасного воина. Это было неожиданно и поэтому особенно приятно. Кто мог подумать, что щеголь Генрих с его любовью к нарядам и драгоценностям, всегда окруженный красивыми и женственными юношами, проявит себя как отличный солдат! Генрих обладал умом. Это признавали даже его враги. Он был остроумным и любил искусство. Его красоту французы называли "иностранной". Удлиненные темные глаза выдавали его итальянское происхождение; белые, правильные формы руки были самыми красивыми при дворе; он обожал украшать их сверкающими бриллиантами. И этот женственный Генрих стал умелым полководцем! В нем проснулось честолюбие, он с нетерпением ждал своего восхождения на трон. Как и его мать, он подсчитывал, как долго проживет Карл. Катрин пережила недавнюю потерю своей дочери Элизабет, умершей при родах. Она любила ее меньше, чем Генриха, но гордилась положением Элизабет, радовалась, видя ее на испанском троне. Но дорогой Генрих служил утешением для Катрин. Она ликовала как никогда, замечая, что он прислушивается к ней больше, чем к кому-либо, делится с матерью всеми его замыслами, редко совершает что-то, не посоветовавшись предварительно с ней. Генрих был компенсацией за все ее страхи и испытания. Мать Генриха Наваррского, наблюдая за своим сыном, не замечала подобной близости с ним. Ему исполнилось лишь четырнадцать, но годы, проведенные при французском дворе, сделали его мужчиной. Он пользовался немалой популярностью; граждане Ла Рошели, видя юношу, всегда бурно приветствовали его. Черты Генриха, тревожившие Жанну, вызывали у людей улыбку. В свите Жанны находилась юная Корисанда д'Андуинс. Она была чуть старше Генриха. Девушка недавно вышла замуж за сына графа Грамонта, человека, которого Жанна глубоко уважала, она также считала свою дружбу с ним весьма важной для дела реформистов. Но молодой Генрих, пренебрегавший приличиями и брачными законами, влюбился в Корисанду. Он повсюду следовал за ней; Жанна узнала об их тайных свиданиях. Весь город Ла Рошель обсуждал роман беарнского наследника и мадам Корисанды. Жанна с беспокойством угадывала по многим признакам, что за человек вырастет из ее мальчика. Она укоряла его. Он был добродушным и ленивым. Он с очаровательной легкостью согласился с Жанной, но объяснил, что это любовь. Он пожал плечами с изяществом, приобретенным, очевидно, при французском дворе. Его мать была старомодной, провинциальной, не понимавшей многого. Любовь важнее всего. Мать не должна бояться за него, он способен повести людей на битву; но что касается любви - "Мама, это дело двоих любовников". - Ты хочешь сказать, что эта женщина уже стала твоей любовницей? - повысила голос Жанна. - Ты еще мальчик! - Отнюдь! - Он гордо поднял голову. В Жанне взыграли пуританские установки; однако, посмотрев на живое юное лицо Генриха и осознав его развитую чувственность, она поняла, что протестовать бесполезно. Ответственность лежала на их отцах и ее дяде, Франциске Первом. Они были мужчинами, сильными или слабыми воинами, и всегда стремились получать от женщин то, что им было нужно. - Как, по-твоему, отнесутся гугеноты Франции к распутству их лидеров? - спросила Жанна. Он снова пожал плечами. - Французы, католики или гугеноты, всегда понимали, что значит любить. С этими словами он покинул ее, чтобы поспешить на свидание с грешной Корисандой. Марго подрастала; она сама заметила это раньше других. Между братьями Валуа не было мира. Карл ревновал мать к Генриху, считая, что она выделяет его. Король всегда чувствовал себя неуютно в присутствия брата. Генрих постоянно наблюдал за Карлом. Король как-то доверительно сказал Мари Туше, что Генрих не был французом, которого можно понять. Он скорее являлся итальянцем; все французы относились к ним с недоверием. Генрих вернулся домой после успешной кампании похорошевшим и более честолюбивым, чем прежде. Он заметил, как повзрослела Марго со дня их последней встречи. Он видел в ней черты, отсутствовавшие у других членов семьи. Марго совсем недавно простилась с детством, ее формы еще не развились полностью, однако было легко видеть, что в этой тщеславной маленькой головке таится немало разума. Генрих решил использовать это. Он знал, что Карл всегда будет его врагом, и пожелал сделать Марго своей союзницей. Он пригласил ее прогуляться возле Фонтенбло; Марго с радостью согласилась. Она догадалась, что услышит нечто важное, раз разговор должен был состояться под открытым небом. Она была всегда готова к авантюре и интриге. Шагая с сестрой по зеленой аллее парка, Генрих обнял ее за плечи - этот жест обрадовал Марго, не хуже Карла знавшей об исключительном отношении матери к Генриху. Именно из-за него она всегда стремилась заслужить расположение брата. Марго боялась матери больше, чем кого-либо на свете, однако при этом искала ее одобрения. Дружба с любимцем Катрин сулила милость Катрин. - Возможно, ты замечала, - сказал Генрих, - что из всех моих братьев и сестер сильнее всего я люблю тебя. Марго счастливо улыбнулась; если Генрих относится к сестре подобным образом, то и мать, очевидно, весьма расположена к ней. - Мы провели вместе много славных дней, - заявил Генрих, - но сейчас мы уже не дети. - Да, Генрих. Мы уже не дети. Ты - великий воин. Ты создал себе имя. Он сжал ее руки и, приблизив свое лицо к Марго, сказал: - Марго, мое могущество зависит от расположения королевы-матери. Марго согласилась с ним. - Я часто нахожусь в отъездах, далеко от двора. Войны продолжаются. Мой брат король всегда возле матери. Он льстит ей и во всем слушается ее. - Но она никогда не будет любить никого так, как тебя, Генрих. Это было всегда. - У меня есть много врагов, готовых поссорить меня с мамой... когда я не могу защитить себя. - Карл думает лишь о занятиях любовью с Мари Туше и охоте на диких зверей. - Он сеет не только любовь, но и ненависть; он не всегда будет довольствоваться охотой на диких зверей. Однажды он заберет у меня мое воинское звание и сам поведет армию. Я хочу иметь здесь, при дворе, человека, способного заступиться за меня перед королевой-матерью. Ты, дорогая сестра, - мое второе "я". Ты предана мне и умна. Сделай это для меня. Всегда находись возле матери - даже когда она ложится в постель и встает с нее. Слушай разговоры, старайся передавать мне их содержание. Заставь ее доверять тебе. Ты понимаешь? Глаза Марго сверкнули. - Да, понимаю, Генрих. - Я поговорю с ней о тебе. Скажу маме, как я люблю тебя. Скажу, что ты - моя любимая сестра, мое второе "я". Ты не должна слишком бояться ее. Отвечай смело, когда она обращается к тебе. Помогая мне, ты поможешь себе. Генрих снова обнял Марго за плечи и посмотрел ей в глаза; он увидел там то, что хотел увидеть. Генрих был героем войны; юная впечатлительная Марго была готова обожать его, стать рабыней брата, работать на Генриха против короля. Генрих отвел сестру к Катрин и сказал матери о том, как он любит Марго и какую роль попросил ее играть при дворе ради него. Катрин привлекла дочь к себе и поцеловала в лоб. - Значит, ты будешь охранять интересы брата, дорогая Марго? - Да, мадам. - Тебе придется поумнеть и стать серьезной. Ты должна будешь следить за своими братьями... и их друзьями. - Я буду это делать, мама. - Хорошо, моя дочь, я помогу тебе. Генрих, мой сын и твой брат, дорог мне, как жизнь. Тебе тоже? - Да, мадам. Катрин обняла сына; когда холодные руки матери коснулись Марго, девочка ощутила себя членом их троицы; положение было особенно интригующим, потому что вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову назвать эту троицу святой. Марго радовалась тому, что она становится взрослой. У нее появились новые занятия. Она играла в шпионку с тем азартом, на который была способна. Неутомимая девушка всегда находилась возле матери, часто появлялась в обществе короля и по-прежнему обожала отсутствующего брата. Но в характере Марго присутствовала черта, о которой забыли ее брат и мать. Если она, Марго, должна повзрослеть, это проявится не только в ее поведении. Она была постоянно занята своим гардеробом, стала первой модницей при дворе, носила то золотистый парик поверх своих длинных темных волос, то рыжий. Наряды, которые вводила в моду Марго, были соблазнительными, рассчитанными на то, чтобы пробуждать чувственность в мужчинах. При дворе появился Генрих де Гиз. Он тоже вырос; они были теперь мужчиной и женщиной, а не мальчиком и девочкой. Оставшись при первом удобном случае наедине с Марго, он сказал ей о своих чувствах. - Я всегда любил тебя, - заявил он, гуляя с девушкой в саду. - А я... тебя, Генрих. Марго не могла оторвать своих рук от роскошного камзола, золотистых вьющихся волос и бороды. Марго была не единственным человеком, считавшим, что никто во Франции и даже в мире не может сравниться с Генрихом де Гизом; люди говорили, что в присутствии Гизов другие мужчины становятся неинтересными, жалкими. - Мы поженимся, - сказал Генрих. - Я знаю, что это можно устроить. - Это необходимо устроить, - согласилась Марго. Он взял ер руки и покрыл их жаркими поцелуями, которые разожгли в Марго огонь. - Сделать это сейчас будет сложнее, чем при жизни моего отца, - предупредил ее Генрих. Марго, нетерпеливая и полная желания, оказалась в его объятиях. - Однако это должно произойти, - сказала она. - Марго... я не в силах ждать свадьбы. Марго засмеялась. - Я тоже! - Где мы можем остаться одни? Любовная интрига-флирт была делом восхитительным, но интрига, соединенная со страстью, казалась Марго самой прекрасной вещью на свете. Могла ли она отдавать всю свою душу шпионажу в пользу ее брата Генриха, когда она имела возможность стать любовницей другого совершенно неотразимого Генриха? Марго не составило труда найти для них уединенное место. После этого для Марго потеряло значение все, кроме страстных свиданий с любовником. Она была ненасытной. Она не могла сполна насладиться Генрихом. Она обнаружила, что для нее на всей земле важен он один. Ради него она могла умереть. Она заявила, что не выйдет ни за кого другого. Их встречи участились; Марго нуждалась в них все больше и больше. Чувственная, исключительно страстная, она открыла для себя нечто, без чего уже не могла обходиться. Она была нетерпеливой. Хотела немедленно выйти замуж. Генрих проявлял большую осторожность. Он был не менее страстным, чем Марго - они идеально подходили друг другу, - но если для Марго существовала только любовь, Генрих обладал еще и честолюбием. Он был не только любовником Марго, но и герцогом де Гизом, главой могущественного дома Лорренов; воспитание не позволяло ему забывать это. Даже занимаясь любовью с Марго, он невольно помнил, что она - принцесса дома Валуа, поэтому их брачный союз будет для него весьма удачным. - Мы должны действовать осторожно, - сказал Генрих. - О, Генрих, дорогой, кого нам остерегаться? - Мы не должны терять головы, Марго; ничто не должно помешать нашему браку. До этого момента мы не можем быть совершенно счастливыми. Ты только подумай, что будет означать для нас брак... мы соединимся навеки. Она пылко поцеловала его. - Я не позволю тебе покидать меня. Буду ездить с тобой в лагерь. Не думай, что я отпущу тебя одного! - Нет, - сказал он. - Мы не должны расставаться. Это - наша главная цель. Марго, ты так нетерпелив... Нам следует подождать... наблюдая за событиями... действовать осмотрительно. Что, если нас попытаются разлучить? Она прижалась к нему всем телом. Она не думала ни о чем другом, кроме сиюминутного желания. Он засмеялся, но испытал легкое смущение. Марго была идеальной любовницей, он обожал ее; но иногда Генрих думал о том, какую неистовую страсть, какую чувственность он пробудил. Он не знал девушки, способной сравниться с веселой юной принцессой, обладавшей яркими темными глазами, горячими, нежными губами, ласковыми руками, неутолимым желанием страсти. Он сам был молод и силен, но все равно Марго поражала его. Она не желала обсуждать что-либо всерьез. Хотела иметь его... сейчас, немедленно. Ну и что такого, что они в саду? Кто заглянет в это местечко? Кто осмелится осудить принцессу Марго и герцога де Гиза? - Моя дорогая, - сказал Генрих, - я хочу тебя так же сильно, как и ты - меня, но еще я хочу, чтобы мы поженились. Я мечтаю о прочном союзе... крепком и нерушимом... который продлится до конца нашей жизни. Она провела пальцами по его волосам. - Конечно, Генрих, он будет таким. - Королева-мать и король не любят меня. - Но ты - принц, а я - принцесса; у меня есть только ты один. - Знаю. Знаю. Но осторожность нам не повредит, моя дорогая! Но она не слушала его. Она засмеялась Генриху в лицо, и он, не менее горячий, чем Марго, уступил ей. Влюбленные думали, что никто не замечает их чувств, но они ошибались. Одним из важных людей, видевших, что происходит между принцессой Марго и молодым герцогом де Гизом, был дядя Генриха, кардинал Лоррен. Он радовался такому ходу событий. Он сам прошел через многие эротические авантюры и постоянно ломал голову, изобретая новые любовные ухищрения, способные увлечь его. Он был готов отдать многое любому красивому и молодому человеку - мужчине или женщине, - который открыл бы ему нечто свеженькое. Роман между его племянником и принцессой не огорчил кардинала, даже несмотря на то, что Генрих вел себя глупо; Лоррен счел своим долгом предостеречь Генриха. Он позвал юношу в свои покои; убедившись в отсутствии за шторами шпионов и средств для подслушивания, кардинал поделился с герцогом своими соображениями. - Ни одно дьявольское приспособление старой змеи, королевы-матери, не дотянулось до нас, племянник, так что мы можем говорить без опасений. Я замечаю, что ты наслаждаешься сладостной интрижкой с принцессой Марго. Генрих вспыхнул. - Если вы хотите сказать, что я люблю ее, то это так. Кардинал поднял свою изящную белую руку и посмотрел на рубины и сапфиры, украшавшие ее. - Я хочу поздравить тебя. Она, должно быть, восхитительная любовница! Тебе повезло. Генрих сухо поклонился. Зная о репутации дяди, он не хотел обсуждать с ним Марго и читать мысли, скрывавшиеся за его похотливыми глазами. - Я бы предпочел не обсуждать мои отношения с принцессой, - сказал юноша. - Но именно это мы и должны сделать. О, пойми меня правильно. Не подумай, что я собираюсь расспрашивать тебя о тех захватывающих ощущениях, которые доставляют тебе удовольствие. Я могу представить себе, насколько они приятны, поскольку полагаю, что даже при этом дворе вряд ли найдется другая дама, столь же одаренная в области величайшего из всех искусств. Но ты молод, чувствителен и влюблен, ты не желаешь говорить о своей любовнице с человеком моей репутации. Видишь, я понимаю тебя, мой племянник. Я читаю твои мысли. Поговорим о практической стороне дела; забудем на время о романтическом аспекта. Племянник, я горжусь тобой. Если бы ты сделал принцессу своей женой, а не любовницей, мы бы гордились тобой еще сильнее. Больше всего на свете, дорогой мальчик, мы хотим объединения домов Лорренов и Валуа. Этот брак был бы идеальным. - Верно, - сказал юный герцог. - Я искренне желаю его заключения. - Я хочу помочь тебе в этом, но не подумай, что ты можешь пойти к королю и королеве-матери и сказать им: "Я предлагаю руку и сердце принцессе Марго". Все не так просто. Змея имеет другие планы для ее любящей дочери. - Я сделаю все, что в моих силах, чтобы разрушить их. - Да, да. Но разумно, осторожно. Вы с принцессой не должны появляться на людях, демонстрируя своим видом и жестами, как славно вы проводите время вдвоем. - Но... мы этого не делаем! - Ваши лица и улыбки свидетельствуют об этом. Они говорят о том, что Марго уже не девушка. Марго объявляет всему свету о тех удовольствиях, что она испытала и собирается испытать... даже если этого не делаешь ты. Это не должно продолжаться. Я не могу сказать, знает ли королева-мать о происходящем или она слишком поглощена государственными делами; но если она осведомлена о вашей связи, умоляю тебя проверять свою пищу и вино. Всегда заставляй слугу пробовать их. Никогда не покупай перчатки, книги или одежду у незнакомых тебе людей. Катрин и ее итальянцы овладели за свою жизнь большим числом хитростей, чем мы, французы, - за много веков. Будь осторожен, приятель. Катрин ведет переговоры о браке Марго с принцем португальским. Поэтому сейчас она не одобрила бы ваш брак. - Относительно замужества Марго велось много переговоров. Сначала с Генрихом Наваррским, потом с доном Карлосом, теперь с принцем Португальским. - Какие-то переговоры могут наконец увенчаться успехом. - Я не допущу этого. - Послушай, мой племянник, приятно быть галантным и благородным в присутствии любовницы. Ты должен быть откровенным со своим дядей, искушенным в государственных делах. Ты хочешь жениться на принцессе Марго. Я вместе со всей нашей семьей помогу тебе в этом. Прошу тебя быть осторожным. Постарайся временно скрывать твои намерения - пока не придет час, когда станет тактически правильным заявить о них во всеуслышание. Дорогой мальчик, ты близок мне, как родной сын - даже еще больше, поскольку ты - глава нашего дома. Мои братья, твои дяди, обсудили этот вопрос со мной; мы сошлись в том, что ничего не будет способствовать усилению нашего дома так, как твоя женитьба на принцессе. Но ты должен проявить осторожность. Мы не хотим увидеть тебя мертвым. Твои братья, Карл и Луи, не обладают твоими качествами. Ты должен прислушаться к нашему настоятельному совету: продолжай наслаждаться свиданиями с любовницей, привяжи ее к себе покрепче, но действуй тайно. Более того, будет неплохо, если для отвода глаз ты приударишь за другой дамой. Это не составит для тебя большого труда - я слышал, что при французском дворе нет второго такого молодого человека, как герцог Генрих де Гиз. Немногие женщины способны устоять перед ним. Думаю, тебе было несложно добиться успеха с мадемуазель Марго. Мой мальчик, ты обладаешь обаянием, красотой, властью и титулом. По существу, у тебя есть все. Не растрачивай попусту это богатство, используй его к своей выгоде. Принцесса Клевская бросает на тебя томные взгляды, она интересуется тобой. Если ты поухаживаешь за ней, это будет выглядеть вполне естественно, потому что она - достойная невеста. - Я не собираюсь жениться на ком-либо, кроме Марго. - Конечно, ты хочешь жениться только на ней; мы желаем того же. Но поухаживай немного за принцессой Клевской для королевы-матери и ее шпионов. Не позволяй Катрин думать, что у тебя виды на Марго; я боюсь, что она этому не слишком обрадуется. Мой дорогой, когда королева-мать решает, что какой-то человек стал для нее помехой, его ждет смерть. - Такой спектакль вызывает у меня отвращение. - Ну, ну! Кто ты - глава великого дома или одержимый любовью юнец? При необходимости объясни все Марго. Думаю, она не охладеет к тебе, если ты посмотришь на кого-то другого. Кардинал положил руку на плечо Генриха. - Ты можешь обрести большое будущее, - шепнул он. - Взгляни на сыновей Катрин: на маленького безумца Карла, на извращенца Генриха, на Эркюля, этого напыщенного пижона. Генрих Наваррский? Ленивый, никчемный мужлан. Я вижу в его характере черты, которые сделают Генриха воском в руках женщин. Конде? Он проживет недолго, поверь мне. Он погибнет в каком-нибудь сражении или от рук королевы-матери. Мой герцог, между нашим домом и троном стоят многие, я знаю это, но парижане любят тебя не меньше, чем они любили твоего отца. Я слышал их крики на улицах. Париж думает и решает за всю Францию. Генрих отодвинулся от кардинала; в ушах юноши звучали голоса парижан. Король... король Франции! И Марго - его королева! Кардинал улыбнулся, глядя на вспыхнувшее лицо Генриха. - Почему бы и нет? - сказал он. - Женитьба на принцессе Валуа поспособствует этому. Мой мальчик, не погуби свой шанс легкомысленным поведением. Оставайся государственным мужем, даже находясь с любовницей. Марго была вне себя от ревности; Генрих обнаружил, что ему нелегко успокоить девушку. Как он смеет глядеть подобным образом на Катрин де Клев? Она, Марго, видела его улыбку и то, как ответила на нее эта дама. Он попытался объяснить: - Марго, я люблю тебя, как никого на свете. Хочу только тебя. Но люди заметили нашу любовь, это опасно. - Кто? Кто? - спросила она. - Какое мне до этого дело? Они заметят, что ты обманываешь меня с этой тварью. Ненавижу ее. Добьюсь, чтобы она покинула двор. Я не могу поверить в то, что ты можешь так обходиться со мной. Генрих почувствовал, что он должен пылко позаниматься с ней любовью, заверить Марго в том, что он любит только ее. Позже, когда она неподвижно лежала возле него, он решил объяснить ей ситуацию. - Мой дядя, кардинал, знает о нашей связи. - Он - похотливый церковник! - сказала Марго. - Согласен, дорогая. Но он весьма мудр. Он говорит, что для нас небезопасно демонстрировать людям нашу любовь. - Небезопасно? Он - трус. Он носит кольчугу под мантией. Он боится, что его пырнут кинжалом, поскольку знает, что заслуживает этого. - Мы должны вести себя умно, моя любимая принцесса. Наши сердца разобьются, если что-то встанет между нами. Она заплакала и прижалась к нему. - Поклянись мне, что ты не любишь ее. - Я люблю только тебя, Марго. Я должен немного поухаживать за ней, потому что кое-кто узнал о нашей любви. Нам необходимо думать о будущем. Твоя мать ведет переговоры с принцем Португальским. Что, по-твоему, произойдет, если станет известно о нашей близости? - Не знаю; меня это не интересует. Я хочу лишь одного - чтобы она продолжалась. Я боюсь матери... ужасно боюсь. Что-то в ней пугает меня. Но я готова пережить ее гнев; я готова пережить все ради нас, Генрих. Он мог лишь ласкать ее, бормотать нежности, клясться в вечной верности, уступать страсти Марго. - Пойми меня, - сказал наконец Генрих. - На карту поставлено наше будущее. Когда ты видишь меня улыбающимся принцессе Клевской, помни, что мое сердце принадлежит принцессе Марго. - За каждую улыбку, которую ты даришь ей, ты должен награждать меня двумя. Если ты целуешь один раз ее руку, ты должен двадцать раз поцеловать мою. Она обняла его за шею и прильнула к нему. - Генрих, любовь моя, я обожаю тебя. - И ты поймешь? Ты знаешь, что все мои действия имеют целью наше безопасное будущее, что я мечтаю лишь о союзе с тобой? Она притянула его лицо к своему, ее поцелуи из нежных превратились в горячие, жадные. - О, Марго, Марго, - сказал герцог де Гиз, - во всем мире нет девушки, подобной тебе. Она засмеялась. - Если бы все женщины походили на меня, на на земле не было бы войн, политических игр. У людей не осталось бы времени на что-либо, кроме любви. Но тогда все мужчины должны были бы походить на тебя, разжигать в женщинах огромное желание - а таких, как ты, больше нет, мой любимый. Трудно сохранять благоразумие с такой девушкой; находясь возле Марго, Генрих забывал о короне, которую мог обрести только с помощью искусной дипломатии. Марго, поглощенная любовным романом, совсем забыла о другом Генрихе, которому она обещала стать его шпионкой. Вернувшись с войны, Генрих застал ее изменившейся; он, как и кардинал Лоррен, понял, что произошло. Он рассердился на Марго за то, что она забыла о своих обещаниях, но, когда он узнал имя ее любовника, простое недовольство переросло в ярость. Он был достаточно умен, чтобы понимать натуру сестры. Она могла стать ловкой шпионкой, но была создана для любви. Возлюбленный стал для нее всем; ради любимого мужчины она могла предать всех, даже брата. Не составляло труда видеть, чего добивался де Гиз. Он хотел чего-то большего, нежели Марго, а именно - союза с королевским домом. И Марго, маленькая дурочка, не понимала, что дом де Гизов и Лорренов являлся главным врагом дома Валуа. Генрих разыскал сестру. - Дурочка! - закричал он. - Предательница! Что у тебя с Генрихом де Гизом? Марго широко раскрыла свои прелестные темные глаза и удивленно посмотрела на брата. Возлюбленный объяснил ей, что в интересах будущего брака они должны держать сейчас их отношения в тайне. - Я тебя не понимаю, - сказала девушка. Генрих взял ее за плечи и тряхнул. - Ты была с ним... - С чего вы это взяли, месье? И уберите от меня ваши руки. Не приносите ко двору ваши армейские манеры. Генрих негодовал; Марго должна была быть его человеком. Теперь она полностью принадлежала Генриху де Гизу. - Ты игнорируешь мои интересы, - обвинил он сестру. - Не произошло ничего такого, о чем я должна сообщить тебе. - Твое внимание было приковано к Генриху де Гизу. - Ты наслушался беспочвенных сплетен. Генрих покинул Марго и отправился к матери. - Тебе известно о романе между Марго и Гизом? Катрин знала о нем. Она подслушала через свои трубы некоторые беседы любовников. Бесстыдная Марго вызывала у Катрин смех. Шпионы королевы-матери, прятавшиеся в потайных местах, сообщали ей подробности свиданий юной пары. Катрин казалось, что ее дочь выросла распутницей, легкомысленной, страстной девушкой, преследовавшей Генриха де Гиза точно так, как она делала это в детстве. - Мой дорогой сын, скоро сюда приедет Себастиан Португальский; он станет мужем твоей сестры. - А пока ты разрешаешь ей вести себя так, как она ведет себя с Генрихом де Гизом? - Уже поздно останавливать ее. - Скандал... - С именем Марго всегда будет связан скандал. К тому же она уедет в другую страну, куда не долетят сплетни. Я ясно дала понять моим осведомителям, что им следует держать язык за зубами. - Значит, наши любовники будут пока что по-прежнему наслаждаться друг другом. - Еще ни одна парочка не наслаждалась друг другом сильнее! Из горла Катрин вырвался вульгарный смех. - Ты вернулся, мой дорогой, я рада тебя видеть. - Мама, она должна была работать на меня. - Мой дорогой, ты еще не понял, что только один человек действительно работает на тебя? - Я знаю это. Он поцеловал руку матери и, опустившись на колени, позволил ей погладить его волосы. Он думал об одном очаровательном молодом человеке, на которого обратил недавно внимание. Юношу звали де Гаст. Как он красив и элегантен! Генрих хотел одного - быть со своим новым другом. Его раздражали предательство Марго, эгоистичная, собственническая любовь матери. - Мама, - сказал он, - тебя не слишком тревожит роман Марго. Почему? Де Гизы - наши враги. Они чересчур сильны и честолюбивы. Герцог Генрих - копия герцога Франциска. - Я слежу за всем, мой дорогой. Я не позволю причинить тебе вред. За ними наблюдают. Когда придет время, господин де Гиз получит отставку. - Умоляю, - сказал разгневанный Генрих, - ускорь брак моей сестры и принца Португальского. Сделай это ради меня. - Ради тебя, мой дорогой, я готова умереть. Он расцеловал ее в щеки. Она была счастлива всегда, когда он по собственному желанию проявлял к ней нежность. Точно так же она относилась к другому Генриху, который беззастенчиво унижал ее изменами с Дианой Пуатье. Она решила, что любить сына приятнее, чем мужа. Катрин приблизила Генриха к себе и поцеловала. - О, мой дорогой, я счастлива оттого, что ты снова дома. - Я тоже счастлив, что вернулся к тебе, дорогая мама... Ты ускоришь брак с португальцем? - Да, мой сын. Рассерженная Марго не верила в то, что ее брак с португальцем состоится. Генрих не допустит этого. Генрих и его могущественные родственники хотели, чтобы они поженились; задумав что-то, де Гизы редко терпели поражение. Близкие были настроены против нее. Брат Генрих играл на чувствах Карла; она презирала Карла, но помнила, что он - король. Всегда было легко повлиять на Карла, сказав ему, что его хотят убить. Брат Генрих наговорил королю что-то о желании Генриха де Гиза жениться на их сестре, о том, что он, сын Меченого, вообразил, будто имеет какие-то права на трон. Каким королем он мог стать! - думала Марго. И какой королевой была бы она! Эта мысль заставила ее стиснуть руки; она желала Генриха. Парижане обожают его. Кто способен относиться к нему иначе? Она была безгранично предана Генриху. Если он захочет отнять корону у ее брата, она сделает все, чтобы помочь ему. Марго была целиком на стороне возлюбленного. Все прочие ничего не значили для нее. Она была бы счастлива помочь ему получить корону Франции в качестве свадебного подарка, даже если это пришлось бы оплатить жизнью ее братьев. Это стало бы лишь скромным вознаграждением за радость, которую дарил ей Генрих. Теперь братья ненавидели ее. Карл кричал на сестру, Генрих зло смеялся над ней. Какое ей дело? Они не могли изменить ее чувства. - Я не потерплю этого шпиона при дворе, - грозил Карл. - Я убью его. Король я или нет? - В это трудно поверить, Ваше Величество, глядя на вас сейчас, - парировала Марго. Она была дерзкой, безрассудной. Не зашла ли она слишком далеко? На губах Карла выступила пена. - Высечь ее! - крикнул он. - Я сам это сделаю. Он бросился к ней с огнем в глазах; он, несомненно, был страшен в своем безумии. Она должна помнить, что он - король. Он мог заточить ее в темницу. Он способен сделать это в приступе бешенства. Марго побежала к Мари Туше и попросила ее заступничества. - Мари, моя дорогая, я оскорбила короля. Попроси его простить меня. Добрая Мари сделала это, успокоив короля так, как только она одна умела делать. Его сестра Марго - еще ребенок. Он должен помнить об этом. Она сожалеет о том, что оскорбила его. - Она... она шлюха. Она спит с Генрихом де Гизом и выдает ему наши секреты. - Можем ли мы винить ее в том, что она любит его? Разве мы не любим друг друга? Марго захотелось рассмеяться. Скромница Мари Туше и безумный Карл... сравнить их с нею и Генрихом! Но она усвоила урок. Она не должна быть такой безрассудной. Она может подвести Генриха; в конце концов ему удалось убедить некоторых людей в том, что он мечтает о женитьбе на принцессе Клевской. Брат Генрих не был сумасшедшим, как Карл, но он тоже очень сердился на нее. Он пугал Марго сильнее, чем Карл, потому что она знала, что он говорит о ней с матерью. Однажды Катрин вызвала Марго к себе; войдя в покои королевы-матери, девушка задрожала; она, как в детстве, ощутила выступивший на ладонях пот. - Подойди сюда, - сказала Катрин. Марго приблизилась к матери и сделала реверанс. Ее губы коснулись руки Катрин. - Поднимись, - велела королева-мать. - Довольно церемоний, дочь моя. Она прикрыла глаза веками. Мадам Змея, подумала Марго, решает, пришло или нет время нанести удар. Катрин принялась шагать по комнате. - Дочь моя, ты созрела для замужества. Ты уже не ребенок; принцессы рано вступают в браки. Сердце Марго затрепетало. - Я затратила ради тебя много сил, и, кажется, мне удалось подготовить тебе блестящее замужество. - Мадам... - начала Марго, но Катрин бросила на дочь удивленный взгляд - как она посмела перебить ее? Марго тотчас замолчала. - Себастиан, король Португалии, рассматривает вопрос о женитьбе на тебе. Марго проглотила слюну и попыталась заговорить. - Как тебе известно, он - племянник короля Испании; Филипп не возражает против этого брака. Я уверена, что, когда Себастиан увидит твою девичью красоту, он захочет взять тебя в жены. Ты, дочь моя, еще не имеешь понятия о супружеских обязанностях, и тебе понадобятся мои наставления. Не забывай, что я - твоя мать и желаю помочь тебе, просветить тебя в вопросах, в которых ты, будучи девушкой, несведуща. Марго вспыхнула; она знала, что матери известно о ее любовной связи. Ей хотелось надерзить Катрин, как она надерзила Карлу и Генриху, но страх, который она всегда испытывала в присутствии матери, заставил девушку прикусить язык. - Говори, дочь моя! Говори, Маргарита; скажи мне, что счастлива слышась о браке, который я подготовила для тебя. Как ты относишься к нему? Катрин уставилась холодными глазами на Марго, и девушке показалось, что она находится в обществе бесчеловечного и жестокого существа, угрожавшего убить ее любовь и обречь на вечные страдания. Она вспомнила, что любовник велел ей сохранять выдержку, идти на вынужденную временную ложь ради победы в будущем. - У меня нет собственной воли, мадам, - услышала Марго свой голос. - Мое желание зависит от вашего. Катрин громко рассмеялась. Она взяла Марго за ухо и притянула дочь к себе. - Твоя воля зависит от моей... и от воли господина де Гиза, да? Марго закричала от боли, но мать еще сильнее сжала ее ухо. Затем она приблизила свои губы к этому уху и зашептала то, что Марго считала известным только ей и ее любовнику. Вся грубость Катрин вышла наружу. Громкий смех матери, вульгарные слова заставили Марго вздрогнуть. - Шлюха! Потаскуха! Что еще ты выкинешь? Ты сама соблазнила его... а не он - тебя. Ты затащила Генриха де Гиза в постель. Замужество! Ты подумала об этом! Французская принцесса, для которой я пыталась устроить один из самых выгодных браков, какие знал свет, - шлюха, вымаливающая милости у герцога де Гиза. "Генрих... возьми меня... сейчас... немедленно. Я не могу ждать. Я так хочу тебя". Катрин засмеялась. - Господину де Гизу, должно быть, еще не поводилось одерживать других столь легких побед. После этих презрительных слов Катрин отбросила от себя Марго; сметливая девушка, которая убежал; бы, окажись на месте матери кто-то другой, осталась лежать там, где она упала; Катрин, горящая жаждой мести, медленно и величественно направилась к дочери. - Встань! - закричала Катрин; Марго немедленно поднялась. Королева-мать ударила дочь по лицу, поранив перстнями щеку Марго. - О! - воскликнула Катрин. - Этого делать не следовало. Твой будущий муж не должен знать, что нам пришлось избить тебя за прелюбодеяния с герцогом де Гизом. Катрин потянула Марго к себе. - Почему, думаешь, Гиз сделал тебя своей любовницей? Потому что он любит тебя? Потому что сходит с ума по тебе, как ты - по нему? Как бы не так! Глупая потаскуха, кардинал Лоррен велел ему соблазнить принцессу Марго, чтобы ты отказалась от брака с человеком, которого выбрала я. Таков их замысел. "Генрих, я хочу тебя". "И я хочу тебя, Марго. Я хочу все, что ты можешь мне дать. Не твое похотливое тело, дурочка, но твою фамилию, титул, ведь ты не просто потаскуха, но и дочь королевского дома, самого благородного дома Франции". - Ты лжешь, - сказала Марго. - Он любит меня... меня. - Ты глупа. Месье де Гиз не из тех мужчин, что способны отказать женщине, которая просит так настойчиво. - Ты лжешь... Катрин схватила Марго за рукав ее платья и подтащила к дивану. Толкнув дочь на него, она склонилась над девушкой. - Ты могла бы изобразить на лице страх. Ты осмеливаешься говорить мне, твоей матери, что я лгу! Ты смеешь защищать месье де Гиза! Ты посмела стать любовницей человека, который угрожает твоему брату, королю, и всей нашей семье! Это был тот редкий случай, когда Катрин потеряла выдержку. Ей казалось, что она слышит слова Марго: "Генрих, я хочу тебя", а также страстный ответ Генриха де Гиза. Но перед глазами у нее стояла не эта пара, а другой Генрих, когда-то давно обожавший свою любовницу, но не жену. Поддавшись внезапной ярости, Катрин сорвала одежду с Марго и безжалостно избила ее. - На сей раз я не трону твоего лица! - закричала она. - Король Португалии не должен знать, что наша дочь - шлюха. Следы экзекуции увидит разве что господин де Гиз. Марго лежала, тяжело дыша, мать взяла трость с ручкой, украшенной драгоценными камнями, которую брал с собой Карл, отправляясь на садомазохистские оргии. Палка не один раз опустилась на тело Марго; все это время Катрин казалось, что она подсматривает за любовниками через отверстие в полу дворца Сент-Жермен. Она избивала сейчас не Марго, а Диану де Пуатье. Постепенно ее ярость иссякла. Катрин подумала о том, что ее редко охватывали такие эмоции. Однако она не сумела сдержать их. Марго пробудила слишком много воспоминаний. Глупо сравнивать Генриха де Гиза с Генрихом Валуа только потому, что они - тезки. Марго безвольно лежала на диване; Катрин смотрела на ее избитое тело. - Уходи прочь, - сказала Катрин. - Надень платье. Позже я поговорю с тобой о встрече короля Португалии. Пока Марго омывала свои раны, боясь, что следы избиения испортят ее совершенное тело, Катрин упрекала себя за несдержанность. Она знала, что повела себя безрассудно. Сегодняшний день был слишком насыщен опасностями, чтобы придавать значение прошлым обидам и унижениям. Марго готовилась к встрече с будущим женихом. Ей сшили новое платье из позолоченной материи. Глаза девочки были такими же жесткими и сверкающими, как ее бриллианты. Она говорила себе: "Я никогда не выйду за него. Я стану женой Генриха. Мы найдем выход". Ранее в этот день она виделась с Генрихом де Гизом. Он постоянно проводил время в обществе принцессы Клевской, будучи гораздо благоразумнее Марго. Он знал о разговоре, состоявшемся между Катрин и ее дочерью, умолял Марго сохранять спокойствие и осторожность. Именно ради Генриха девушка проявила кротость и сделала вид, будто готова подчиниться матери. Она сказала Генриху: - Я должна увидеть тебя позже. Я хочу прийти к тебе в моем роскошном платье и драгоценностях. Я сказала, что встречу в них моего жениха. Ты мой жених. - Это опасно, - заметил он. Но страсть заставляла Марго забывать об опасности. Она должна встретиться с Генрихом. Они так давно не занимались любовью. Два дня... целую вечность! Завтра, после торжественной встречи короля Португалии, они увидятся. Он знает маленькую комнату возле его собственных покоев в Лувре? Она, Марго, придет туда, он должен ждать ее. Они проведут вместе всю ночь. Они должны сделать это. Должны остаться вдвоем до рассвета. Только такая перспектива поможет ей вынести вечернюю церемонию. Генрих согласился явиться на свидание; тщательно одевшаяся Марго знала, что никогда еще она не выглядела так великолепно. - О! - воскликнула одна из ее фрейлин. - Вы похожи на принцессу, которая собирается на свидание с возлюбленным. Марго нежно обняла ее, и женщина поняла, что это означает. - Запри мою дверь ночью, - шепнула девушка. - Дорогая принцесса, будьте осторожны. - Не бойся за меня. - Это опасно, моя госпожа. Марго засмеялась, она приветствовала опасность, связанную с любовным свиданием. - Моя принцесса, я вас понимаю. Во всей Франции нет второго такого мужчины. - Подобного ему нет во всем мире, - поправила Марго. Она держалась с большим достоинством во время встречи с кандидатом в мужья, на которого чувственная красота принцессы произвела сильное впечатление. Она и впрямь самая очаровательная девушка французского двора, решил Себастиан Португальский. Герцог де Гиз наблюдал за церемонией. Испытывает ли Генрих ту же досаду, что и она, когда он склоняет свою красивую голову в сторону Катрин де Клев? - думала Марго. Королева-мать также следила за происходящим. Дерзкая девчонка поняла, что она должна подчиниться. Во время экзекуции она морщилась, доставляя этим удовольствие Катрин. Марго была необузданной, страстной, жаждущей любовных утех - и потому, вероятно, более желанной, чем следует быть женщине. Но Катрин полагала, что знает, как ей справиться с дочерью. Вечер казался девушке бесконечным; яркий свет раздражал ее. Но она была очаровательной с королем Португалии и его свитой. Давала понять, что не имеет ничего против брачного союза с ним; и все это время она едва замечала претендента на ее руку и сердце, видела лишь Генриха, беседовавшего с принцессой Клевской, танцевавшего с ней. Молодая дурочка выглядела так, словно улыбка молодого герцога де Гиза была для нее дороже всего на свете. Марго ждала, нервничая; все эти долгие часы церемонии она мечтала о любовнике. Наконец все закончилось, дворец стих. Марго в своем величественном платье ждала момента, когда она выскользнет из ее покоев и поспешит в маленькую комнату к Генриху. Фрейлины радостно суетились вокруг принцессы, поправляя ее наряды, расправляя складки ткани; они говорили девушке, что сегодня она красива, как никогда; они выглянули в коридор и убедились, что там никого нет. Наконец Марго побежала вверх по лестнице к своему любовнику. Она прижалась к нему; они зашептали слова любви. Он заговорил о своей ревности, она - о своей. Марго зажгла свечи, чтобы Генрих смог увидеть ее во всем великолепии. - Ты никогда еще не была так восхитительна, как сегодня, - сказал он. - Это потому, что я собиралась пойти к тебе. Иначе я выглядела бы безобразно... я бы