иск, я сделаю это. - Конечно, он хочет. Это всего лишь маленький разговор между матерью и сыном, дочь моя. Герцог искал тебя. Поколебавшись, Мария поклонилась и ушла. - О, да она - маленькая надзирательница! - сказала Катрин. - Она не желает оставлять своего племянника наедине с его собственной матерью! - Это потому, что она хочет быть со мной, заботиться обо мне, когда я болен. - Конечно, конечно. Не вставай, дорогой сын. Лежи спокойно. Ты можешь выслушать меня лежа. У тебя сегодня больной вид. Я должна достать для тебя целительную настойку. Космо приготовит для тебя что-нибудь. Кажется, микстура Рене тебе больше не помогает. Одну минуту. Она подошла к двери и открыла ее. Там стояла Мария. - О, моя дорогая дочь, - с улыбкой сказала Катрин, - не стой в коридоре. Здесь сквозняк, он вреден для здоровья. К тому же тебя ждет господин де Гиз. Не разочаровывай его. Катрин проводила взглядом смутившуюся Марию; девушка очень медленно, с достоинством удалилась по коридору в направлении покоев герцога. Катрин закрыла дверь к вернулась к кровати. - Ты взволнован, мой мальчик. Тебя что-то тревожит. Скажи своей маме. - Меня ничто не тревожит, мама. - Дяди твоей жены не считаются с ограниченностью твоих сил. Тебе следует отправиться в самый тихий из твоих замков, отдохнуть там, гуляя по зеленым лугам с женой. Ты должен на время освободиться от государственных дел, развлечься. - О да! - охотно согласился Франциск. - Я все организую. Твоя мама проследит за тем, чтобы ты получил удовольствие от каникул. - Если бы это было возможным! - Обещаю, ты отдохнешь, сын мой. Она положила прохладные руки на его горячую голову. Как билась жилка на виске! Франциск поднял глаза и посмотрел на Катрин, как он делал это, когда был маленьким мальчиком. - Мама... у меня болит голова... и все тело. - Франциск... мой малыш! - Мама, я так устал. Я смогу поехать... с одной Марией... и небольшой свитой? Ты устроишь это? - Я организую твой отъезд, мой сын. Но прежде скажи, что тебя беспокоит. Скажи маме. К чему толкают тебя дяди Марии? Ты ненавидишь их, верно? Хочешь убежать от этих людей? - Мама, герцог - прекрасный человек. Самый великий во Франции. - О да. Меченый - великий человек. Спроси об этом парижан. Он - их герой. Они почитают его сильней, чем тебя, мой сын. - Да, он - великий человек. - И кардинал - тоже великий человек. Так считает Мария. Верно? - Кардинал... Франциск задрожал, и Катрин приблизила губы к его уху. - Возможно, мой сын, я сумею тебе помочь. Скажи мне, что они замышляют? Франциск проглотил слюну и плотно сжал губы. Значит, она не ошиблась. Она слышала об этом, но слуховая, я труба подводила ее, до чутких ушей Катрин долетали лишь обрывки фраз; Франциск был явно чем-то взволнован, ему не нравились последние планы родственников Марии. - Это связано с Антуаном де Бурбоном, да? Он посмотрел на мать широко раскрытыми глазами. - Мама, как ты узнала? Это... тайна. - Ты многое еще не способен понять, мой сын. Когда-нибудь ты все поймешь. А пока просто удовлетворись тем, что я кое-что знаю. - Мама... говорят, что ты... вступаешь в контакт... с иным миром. - Мой сын, о твоей матери говорят многое. Они хотят убить Антуана. Я ведь права? Он кивнул. - И каким образом ты, мой бедный больной мальчик, можешь поспособствовать осуществлению этого замысла? - Все должно выглядеть естественно. Он бросится на меня, и я... в ярости... замахнусь кинжалом. В этот момент герцог, кардинал и маршал де Сент-Андре окажутся рядом, вбегут в комнату и сделают все остальное. - И как ты заставишь нашего бедного Антуана напасть на короля, Франциск? Он любит тебя. Он никогда не совершит такого преступления. - Я должен буду оскорбить его, рассердить, ударить при необходимости. Он будет думать, что находится наедине со слабым мальчиком... - Мой несчастный сын! И ты сделаешь это? Она пригладила его взъерошенные волосы. - Мама, - сказал он, - мама, Бурбоны хотят погубить наш дом, сбросить нас с трона. - Мой бедный Франциск, - прошептала она. - Бедный Антуан... слабый, беззащитный, беспомощный. Какой это тяжкий труд - носить корону! Из-за двери донеслись звуки шагов. - Поступай, как тебе подсказывает совесть, - прошептала Катрин, - только не говори никому о том, что твоя мама знает о дьявольском плане убийства твоего родственника... принца крови. Мария вошла в комнату. - До свидания, мой сын. А вот и твоя прелестная жена. Мария, сядь рядом с ним. Ему не хватало твоего блестящего присутствия. Он говорил мне о том, как много ты делаешь для него. Ты вернулась очень скоро. Ты нашла дядю? - Герцога нет в его покоях, мадам. - Нет? Встав, Катрин положила руки на плечи Марии. Поцеловала одну горящую щеку девушки, потом другую. - Спасибо тебе, моя дорогая, за все, что ты сделала для нашего дорогого маленького короля. Пусть святые хранят тебя! Мария поклонилась; она всегда была безупречно корректна с Катрин. Королева-мать улыбнулась, глядя на очаровательную склоненную головку. Шпионка! - подумала Катрин. Скоро ты не сможешь следить за мной, потому что покинешь французский двор. Франциск ждал. Его ладони были липкими, он испытывал страх, трогал рукой кинжал, висевший на поясе. Он знал, что потерпит неудачу. Он постоянно помнил, что они наблюдают за ним, презирают его. Он знал, что его губы будут дрожать и он забудет, что он должен сказать Антуану. Он запнется, не сумеет разыграть ярость или оскорбительное презрение. Почему бы дядям Марии не осуществить дьявольский план самостоятельно, без его участия? Генрих де Гиз счел бы эту затею захватывающим приключением, если бы отец доверил ему роль, отведенную Франциску. Но юный король не выносил кровопролития и смерть. Он хотел быть счастливым, играть на лютне, читать Марии, заниматься любовью. В этом заключались его представления о хорошей жизни. Но ему не давали наслаждаться хорошей жизнью. - Ваше Величество, король Наваррский проси аудиенции. - Впустите его, - сказал Франциск дрожащим голосом. Он должен сделать то, о чем его попросили. Он не смел поступить иначе. Антуан со странным, холодным блеском в глазах, казалось, знал, что произойдет. Он приблизился к королю, в его манерах чувствовалась настороженность, он искал взглядом затаившихся где-то убийц. Он был сдержанным, необычно серьезным; Франциска не покидала мысль о том, что Антуан все знает. Один из приближенных Антуана остался у двери. - Вы можете уйти, - сказал Франциск. - Я хочу сказать королю Наварры нечто предназначенное лишь для его ушей. Человек покинул комнату, но Франциск решил, что он остался по другую сторону двери, чтобы в нужную минуту броситься на помощь своему господину. Антуан стоял спокойно, но настороженно. Он был готов к тому, о чем его предупредила королева-мать, рассказавшая ему о заговоре. Она посоветовала Антуану, как ему поступить; совет королевы-матери всегда был полезен. Если он, Антуан, выберется живым из этой ловушки, он охотно сделает ставку на Катрин, согласится на должность наместника, а после смерти Франциска одобрит ее кандидатуру при назначении регента Франции. Она, несомненно, его друг, поскольку, если ее предупреждение окажется верным, и он выйдет отсюда живым, он будет обязан этим Катрин. Франциск неуверенно закричал: - Вы - трус! Вы - предатель! Вы и ваш брат интригуете против нас. Вы хотите захватить престол. Вы оба - предатели... подлые предатели. Вы заслуживаете смерти. Франциск ждал возмущения, протеста; он не услышал ничего; Франциск никогда не умел находить выход из непредвиденной ситуации. Он проглотил слюну и начал снова. - Вы - предатель! Как вы посмели?.. Но Антуан держался поодаль от короля, не приближался к нему, стоял между Франциском и дверью. - Почему вы молчите? - крикнул король. - Говорите! Говорите! Почему вы не защищаете себя? Антуан наконец заговорил. - Я не стану ничего отрицать, если мой король объявил, что это так. - Вы хотите сказать... хотите сказать... - выдавил из себя Франциск и повернулся в сторону двери, которая вела в прихожую. Затаившиеся там мужчины ждали его условного сигнала, крика "Помогите! Помогите! Убийца!" Но как он мог закричать, если Антуан находился так далеко от него? Будет ясно, что это - уловка. Человек Антуана, стоявший за дверью, войдет в комнату и увидит, что произошло. Он, Франциск, должен подманить к себе Антуана. Но он не знал, как это сделать. - Ваше Величество, - спокойно сказал Антуан. - Вы сейчас не в духе. Позвольте мне оставить вас и пошлите за мной, когда вы почувствуете себя лучше. - Да... да... - крикнул Франциск и тут же добавил: - Нет, нет. Вы - трус! Вы - предатель... Но Антуан уже выскользнул в дверь. - Вернитесь! Вернитесь! - закричал король. - Я... ничего не вышло. Открылась дверь, но не та, через которую вышел Антуан, а ведущая в прихожую. С одной стороны от короля появился герцог со шрамом, ставшим еще более заметным на его побагровевшем лице, и слезящимся глазом. Он всегда выглядел так в гневе. С другой стороны от короля остановился кардинал. Они оба были вооружены кинжалами, и на мгновение Франциску показалось, что они заколят ими его, не сумев убить короля Наварры. Герцог молчал, но Франциск услышал слова, сорвавшиеся с узких губ кардинала. - Посмотрите на самого трусливого короля, когда-либо сидевшего на французском троне! Антуан согласился с тем, что он станет наместником, а Катрин - регентом Франции. Мария Стюарт была шпионкой, следившей за каждым шагом королевы-матери и сообщавшей о нем своим дядям. Оставалось только ждать смерти Франциска; чем раньше это произойдет, тем скорее Катрин обретет желанную власть. Бедный маленький король постепенно слабел. Катрин сама готовила ему многочисленные снадобья, но они, похоже, не столько помогали Франциску, сколько приближали развязку, Катрин проводила много времени в его покоях к неудовольствию, как она признавалась некоторым, ревнивой невестки. "Но, - тотчас добавляла королева-мать, - я ее понимаю. Они - влюбленные, но когда мальчик болен, возле него должна находиться мать, а король - еще мальчик". Однажды Франциск пожаловался на боль в ухе. Она заставила его кричать; только травы и лекарства матери помогли Франциску. Он погрузился в глубокий сон; казалось, будто король умер; но все согласились, что это лучше невыносимых страданий. Испуганная Мария со следами слез на хорошеньком личике заявила: - Это не может продолжаться. Эти врачи - глупцы. Я пошлю за господином Паре. Он - самый лучший доктор. Катрин обняла невестку и улыбнулась ей. - Никакой доктор ему не поможет. Мы в силах лишь избавить его от боли. - Мы должны спасти короля, - сказала Мария. - Должны сделать все возможное для этого. - Я не допущу сюда господина Паре. Он - гугенот. Найдутся люди, которые обвинят нас в тайном заговоре. - Но необходимо сделать что-то. Мы не можем позволить ему умереть. - Если Господь этого желает, мы должны смириться с волей Всевышнего. - Я не смирюсь! - всхлипнула Мария. - Не смирюсь! - Ты должна научиться принимать горе как подобает королеве, дочь моя. О, не думай, будто я не понимаю твоих страданий. Я прекрасно знаю, что ты чувствуешь. Разве не страдала я точно так сама? Разве не видела я, как и ты, своего мужа умирающим в мучениях? Она вытерла глаза. - Я любила его не меньше, чем ты любишь Франциска, но я не стала бы продлевать его страдания, чтобы подольше находиться с ним. Испуганная и рассерженная Мария выпалила: - Он предпочел бы страдать, находясь не с вами, а с мадам де Валентинуа. Катрин улыбнулась. - Ты права. Видишь, я страдала сильнее, чем ты, мое дитя, потому что твой муж верен тебе. Я мучилась по многим причинам. Мария с ужасом посмотрела на королеву-мать, поняв, что в запальчивости сказала лишнее. - Мадам, простите меня. Я не соображаю, что говорю. - Не переживай, - сказала Катрин. - Беспокойство за мужа заставило тебя забыть о королевской сдержанности. Ты нуждаешься в отдыхе. Я дам тебе выпить кое-что. Это поможет тебе уснуть. Подожди. Я сама приготовлю снадобье и затем передам тебя на попечение твоим фрейлинам. Отдохни... может быть, когда ты проснешься, нашему маленькому Франциску будет немного лучше. - Вы так добры ко мне, мадам, - пробормотала Мария. Она покорно выпила теплую сладкую жидкость. Катрин вызвала фрейлин Марии и сказала им: - Проследите за тем, чтобы она отдохнула. Королева измучена страданиями. Катрин села у кровати и посмотрела на сына, усыпленного снотворным; ее мысли устремились в будущее. Маленький Карл на троне! Десятилетний мальчик! Она уже была готова схватить своими руками власть, о которой мечтала во время долгих лет унижений. Как долго проживет Франциск? День? Два? Его ухо распухло, отекло; он тихо постанывал. Это означало, что действие ее снадобий заканчивалось. Катрин казалась спокойной, но в ее душе кипела злость. Мария договорилась со своими дядями о том, что Амбруаз Паре осмотрит Франциска. Де Гизы весьма охотно согласились удовлетворить эту просьбу королевы. Паре был гугенотом, но его считали лучшим хирургом Франции: он сделал искусную операцию графу д'Омалю, извлек кусочек копья, пронзившего глаз и вышедшего через заднюю часть шеи. Это произошло под Булонью во время войны с англичанами; граф выжил, к нему полностью вернулось здоровье; это исцеление казалось чудом. Католики Гизы были готовы закрыть глаза на вероисповедание Паре - если Франциск будет спасен, какая разница, кто это сделает? Паре обследовал ухо Франциска. - Господин Паре, я бесконечно верю вашему мнению. Я умоляю вас поделиться со мной результатом осмотра наедине. - Я тоже должна знать, - властно заявила Мария. - Дочь моя, я - его мать. - А я, - сказала Мария, - его жена. Катрин пожала плечами и удалила из комнаты всех, кроме врача и Марии; они остались втроем. - Король находится в тяжелом состоянии, - сказал Паре. - Я не уверен в том, что он переживет эту ночь. Мария закрыла лицо руками и всхлипнула. - У короля в ухе абсцесс, - добавил врач. - Он полон гноя, который поступает в кровь и отравляет ее. - О, мой сын, мой маленький король! - простонала Катрин. - Значит, ему осталось жить всего несколько часов? - Мадам, если абсцесс вскрыть... Мария испуганно посмотрела на доктора, глаза Катрин сверкнули. - Я не позволю приносить моему сыну дополнительные страдания, - заявила королева-мать. - Я не хочу, чтобы он кричал от боли. Он и так испытал много мучений за свою короткую жизнь. Я хочу, чтобы он умер спокойно и безболезненно. - Я хотел сказать, мадам, что если абсцесс будет вскрыт... Мария бросилась к ногам хирурга, поцеловала его руку. - Есть шанс? Господин Паре, есть шанс спасти Франциска? - Я не могу обещать это Вашему Величеству. Я не знаю; возможно... - Вы не знаете! - воскликнула Катрин. - Вы подвергнете моего сына мучениям без уверенности в успехе! - Шанс существует, мадам, но действовать следует немедленно. С каждой минутой в кровь попадает все больше яда. - Я не позволю мучить его, - сказала Катрин. - Господин Паре, - истерично обратилась к врачу Мария, - вы должны спасти короля. Вы - величайший хирург Франции... всего света... вы можете спасти его. - Я попытаюсь, мадам. - Да. Сейчас же! Не теряйте время... дорога каждая секунда. - Погодите, - вмешалась Катрин. Она начала расхаживать по комнате. - Надо все взвесить. - На размышления нет времени, - рассерженно закричала Мария. - Всегда необходимо найти время, чтобы подумать. - Мадам, - сказал Паре, - вы помните, что наш великий славный король Франциск Первый страдал от подобного абсцесса. Каждый год он увеличивался в размере, а потом прорывался, и гной выходил наружу. Когда нарыв не вскрывался, король Франциск умер. - Вскройте его, умоляю вас, - сказала Мария. - Я - жена короля. Я - королева. Я приказываю. Катрин положила руку на предплечье Паре. - Требуется мое согласие. Я не могу дать его в спешке. Не могу рисковать жизнью сына. - Ваш сын сейчас в опасности, мадам. - Я не вынесу его новых страданий. Если бы вы знали, что ему уже пришлось вытерпеть! - Не слушайте ее, - попросила Мария. - Сделайте операцию... сейчас же! Хирург перевел взгляд с Марии на королеву-мать. Какой спокойной казалась Катрин! Как сильно волновалась королева! Конечно, он должен уделить внимание сдержанной королеве-матери. Он начал уговаривать ее, объяснять характер операции. Возьмет ли он на себя ответственность за жизнь короля? - спросила Катрин. Если ему разрешат сделать операцию и король умрет, многие спросят, а не способствовал ли этому гугенот Паре, поскольку юный Франциск был католиком. Готов ли он делать операцию, зная, что неудача способна спровоцировать серьезные волнения в королевстве? Война между протестантами и католиками была готова вспыхнуть с новой силой. Гугенот делает операцию королю-католику! Да, этот вопрос требовал всестороннего рассмотрения. Катрин ходила по комнате с врачом. Мария бросилась на диван, она плакала, ее бессильная ярость была обращена против королевы-матери. - Страсти накалены, - сказала Катрин. - Вы, господин Паре, - гугенот. О, не бойтесь признаться мне в этом. Я сочувствую вам. Неужели вы это не знаете? Я не хочу, чтобы вас потом обвинили. - Мадам, вы слишком добры ко мне, слишком заботливы. Когда я вижу больного, я думаю лишь о том, что я могу для него сделать... а не о последствиях. - Господин Паре, вы - слишком ценный подданный, чтобы вами можно было рисковать. Скажите мне честно. Вы видите, что я - женщина, умеющая переживать несчастья. Уверяю вас, их на мою долю выпало немало. Я справляюсь с новыми бедами. Мой сын серьезно болен, да? - Очень серьезно, мадам. - И смерть близка? - Очень близка. - А каковы шансы на успех? - Они невелики, мадам. Как вы помните, ваш свекор... - Да, расскажите мне о болезни моего свекра. Я хочу услышать все. Мне предстоит решить, могу ли я подвергнуть моего сына такому испытанию. Паре начал говорить; когда он замолкал, Катрин тотчас задавала ему вопрос, вынуждая его продолжать разъяснения. За окнами выл декабрьский ветер; Мария Стюарт, королева Франции и Шотландии, плакала так горько, точно ее сердце разрывалось на части. Наконец Катрин произнесла: - Я не могу принять решение. Это слишком важное дело. О, господин Паре, это тяжелая проблема для любой матери. Если бы только мой муж был жив! Не забывайте, что я - вдова, которая должна одна заботиться о маленьких детях. Я желаю им всего самого лучшего, они дороже мне собственной жизни. Мария встала с дивана и промчалась мимо них; Катрин тотчас поняла, к чьей помощи намерена прибегнуть девушка. - Господин Паре, - обратилась Катрин к врачу, - давайте вернемся в комнату короля и помолимся о том, чтобы Господь и Святая Дева подсказали нам правильное решение. Они стояли на коленях возле кровати, когда в спальню вошли Мария и ее дяди. Катрин встала. Взглянув на лицо сына, она поняла, что вмешательство де Гизов окажется запоздалым. - Господин Паре, вы можете спасти короля? - спросил герцог. Паре посмотрел на юного Франциска. - Ничто, мой герцог, уже не спасет короля; ему осталось жить несколько минут. Мария рухнула на колени, стала обращаться к мужу, просить его улыбнуться ей, выжить ради нее. Франциск повернул голову в ее сторону, но он, похоже, не видел Марию. Кардинал склонился над королем, и Франциск на мгновение узнал человека, омрачившего и испортившего последние годы его жизни. В глазах короля мелькнул страх, который всегда внушал ему кардинал; возможно, видя, что Франциск стоит на пороге смерти, Лоррен испытал укор совести; вероятно, он понял, что перед глазами умирающего возникают ужасные сцены амбуазской резни, свидетелем которой стал Франциск; эти зверства совершались по приказу кардинала. Он торопливо зашептал, обращаясь к королю: - Ваше Величество, пожалуйста, помолитесь. Говорите: "Отче наш, прости мне мои прегрешенья и не вини меня в том, что совершалось от моего имени и моей властью". Губы Франциска зашевелились; он попытался следовать своей вечной привычке подчиняться; но, возможно, слова кардинала смутили короля так же сильно, как и всех остальных - впервые кардинал Лоррен продемонстрировал, что у него есть совесть. Голова Франциска упала на подушку; лишь вой ветра и горестные всхлипывания Марии нарушали воцарившуюся в комнате тишину. Несчастный Конде размышлял в амбуазской темнице о своей скорбной участи. Мерзкий тюремный запах вызывал у него тошноту. Он с нежностью вспоминал жену, двух сыновей и прелестную маленькую дочь. Возможно, он никогда больше не увидит их. Какую глупость он совершил, не послушавшись совета Элеоноры и Жанны; отправившись в Орлеан, он угодил в ловушку, подстроенную для него и брата! Что означала странная дружба королевы-матери? Она влюблена в него? Конде пожал плечами. Многие женщины влюблялись в него. Он улыбнулся, предавшись воспоминаниям. Иногда Конде жалел о том, что судьба даровала ему в жены святую. Он знал, что Антуан испытывал такое же чувство. Как весело проводил он время до женитьбы! Всегда было какое-то легкое приключение, роман; разные женщины очаровывали его новыми оттенками страсти. И все же, могли ли братья, столь похожие друг на друга внешностью и характерами, изменять двум таким женщинам, как Жанна и Элеонора! Он вздохнул. Сейчас не время для подобных мыслей. Что движет королевой-матерью? Могла ли она действительно видеть в нем своего будущего любовника? Да простит его Господь! Эта женщина! Иногда от одних только мыслей о ней по спине этого смелого мужчины бежали мурашки. Его всегда поражало то, как она заходит в камеру; еще одно мгновение тому назад ее не было здесь, и вот она уже безмолвно стоит в тени. Ему казалось, что она слушает за дверью его разговор с тюремщиками и затем проскальзывает в дверь, точно змея, с которой ее сравнивали. Да, он держался галантно, любезно. Мог ли он быть с ней другим? Она могла спасти его, если это вообще возможно. Но ради чего? С какой целью? Он стряхнул паутину со своего элегантного костюма. Эта темница внушала ему ужас. Камера пропахла потом узников. Порой он ощущал запах крови, поскольку помещение для пыток находилось поблизости. Его ждала смерть; его дни были сочтены. В последнее время визиты королевы-матери прекратились. Не перешла ли она снова на сторону его врагов, де Гизов? Сейчас они были более полезными союзниками, чем Бурбоны. Его мысли снова вернулись к Элеоноре. Один из тюремщиков, которого принцу удалось расположить к себе, сказал Конде, что его жена находилась в Орлеане, когда он сам был там; она надеялась увидеться с ним. Милая, дорогая жена, лучшая из матерей. Он знал, что недостоин ее. Сегодня он грустил, потому что ему было скучно. Он нуждался в новых острых ощущениях, но был вынужден лишь ждать смерти. Смерти! Прежде он никогда не задумывался о ней серьезно, хотя сотни раз сталкивался с ней вплотную. Неужели это конец принца Конде? Финал трагикомедии, которой была его жизнь, итог хитроумных интриг, имевших целью захват французского трона? Он был честолюбив и, родившись возле престола, всегда смотрел на него с вожделением. Что происходило вверху, над мрачными подвалами? Он посмотрел на мрачный потолок камеры, потом перевел взгляд на стену, по которой стекала вода. С наступлением темноты появлялись крысы, они с жадностью смотрели на пленника; однако недалеко от этого унылого места искрились на солнце воды Луары. Один из тюремщиков, принесший еду, прошептал тихо, чтобы второй надзиратель не услышал его: - Господин Конде, король Франциск умер. Вы спасены! Принц проводил его взглядом; переполненный эмоциями, он не мог говорить. Он представил себе реку, почки на деревьях, что росли возле его тюрьмы, увидел слезы на глазах жены, улыбки детей. Король Франциск умер; именно он приговорил Конде к смертной казни. Принц продолжал думать о всем том, что он уже не надеялся когда-либо увидеть. Со своей обычной неосмотрительностью Антуан открытым текстом описывал жене происходящее при дворе. "Моя дорогая, как переменилась наша участь! Как обрадовалась бы ты, узнав о том положении, которое я занимаю сейчас! Королева-мать советуется со мной обо всем. Почему ты считала, что она плохо относится к нам? Она собирается настоять на том, чтобы изображения Святой Девы были убраны из церквей. Моя дорогая жена, ты можешь представить себе смятение, охватившее кое-кого. Испанский посол, господин де Шантонне, в ярости. Он сообщил о происходящем своему государю. Можно догадаться, какой эффект это произвело! Королева-мать скоро объявит свою полную веротерпимость по отношению к реформизму. Подумай о том, что это значит, любовь моя, и этого добились мы. Я знаю, ты считаешь, что мне следовало требовать совместного регентства; но, моя дорогая, я - наместник, это высокая должность. Я предпочитаю сотрудничать с королевой-матерью в качестве ее друга; несомненно, приняв во внимание то, что она сделала для нашей веры, ты не сможешь отрицать, что она - наш союзник. Я должен сказать тебе, что мой дорогой брат Луи обрел свободу и благополучие. Мог ли брат наместника оставаться узником? Нет! Им пришлось освободить его. Как ты можешь догадаться, он проявил благородство. Смерть короля позволила Катрин освободить его, поскольку он находился в тюрьме по воле Франциска. Гордый Луи сначала отказывался принять освобождение до тех пор, пока его честь не будет восстановлена. Как это похоже на брата! Однако его перевели в лучшее помещение, чем то, которое он занимал в Амбуазе, и в конце концов королева-мать добилась снятия с него обвинения. Она очень расположена к Луи, как и он - к ней. Моя дорогая жена, наконец мы, Бурбоны, обретаем уважение, которого заслуживаем. Ты бы прослезилась, увидев встречу Луи с семьей. Два мальчика и малышка бросились к нему; Луи и Элеонора расплакались, как и все окружавшие их люди. Сейчас вся семья счастлива, дом Бурбонов обрел покой. Я обрадовался, узнав о том, что ты решила посадить тутовые деревья на склоне холма, где мы часто играли. Как хорошо я помню наши забавы! Я надеюсь, что мой маленький дружок - сын и дорогая дочурка здоровы. Передавай им привет от меня. Закончу мое послание заверением в том, что ни одна придворная или иная дама не имеет надо мной ни малейшей власти. Твой любящий и верный муж Антуан". Когда Жанна прочитала это письмо, она испытала растерянность. Что произошло при дворе? Она слишком хорошо знала Антуана, чтобы поверить в то, что он добился серьезных успехов. Каким образом использует его королева-мать? Как долго продлится ее расположение к новой вере? Не слишком ли сильно он подчеркивает свою супружескую верность? Была ли в этом необходимость, если их отношения таковы, какими она их считала? Маленький Карл, новый король, не знал, гордиться ему своим положением или бояться его. Он с изумлением замечал, что все улыбались ему, низко кланялись, держались с исключительным почтением - это казалось странным, он был всего лишь девятилетним мальчиком. Ему приходилось участвовать в торжественных собраниях, подписывать указы и манифесты. Трудно не смущаться, став в таком возрасте королем Франции. Но ему нечего бояться - так сказала мама; он должен лишь слушаться ее. Это не составляло труда, поскольку он делал это всю жизнь. Но, кроме матери, возле него находились и другие люди. Дядя Антуан стал важной фигурой; мать объяснила, что, будучи наместником Франции, он являлся вместе с ней ее правителем. Когда Карл подрастет, эта огромная ответственность будет переложена на него. Еще существовали могущественные де Гизы. Они были сердиты, потому что Франциск умер и королем стал он, Карл. В последнее время они, казалось, притихли, но Карл боялся их всевидящих глаз, внимательно следивших за ним. Его воспитателями были господин Бираго и граф де Ретц. Они открывали перед ним незнакомый ему мир; он с интересом узнавал много нового о жизни. Они хотели, чтобы он больше походил на своего брата Генриха. Карл тоже желал этого, потому что тогда мать любила бы его сильнее. Но изменить свою натуру трудно. Он старался изо всех сил; но воспитатели вели себя странно. Они показывали Карлу картинки, смущавшие его, говорили, что весьма приятно хлестать друг друга по голой коже. Это казалось Карлу совсем удивительным - так люди поступали, когда сердились и хотели наказать кого-то. Но итальянцы заявляли: "Вам предстоит многое понять, Ваше Величество. Это совсем иная порка." Если такое поведение считается нормальным, значит, этот мир безумен. Карл не понимал их; иногда, слушая итальянцев, он впадал в истерику; с ним случались припадки, во время которых он кричал бог знает что; затем его успокаивали с помощью специального напитка, приготовленного матерью. Он не знал, почему припадки происходят все чаще и чаще - то ли дело было в том, что он становится старше, то ли их провоцировали воспитатели, то ли бремя королевских обязанностей все сильнее угнетало его. Но обладание престолом давало ему одно преимущество: он мог жениться на Марии. Дорогая Мария! Сейчас она была несчастна. Она проводила сорок дней в уединении, которое традиция предписывала королеве Франции, потерявшей мужа. Она не покидала своих покоев в Фонтенбло, где все было затянуто черной тканью; сама Мария носила черные одежды, но и в них она выглядела великолепно. Ее прекрасные светлые волосы и белая кожа оттенялись черной материей еще лучше, чем расшитым бриллиантами свадебным платьем. Марии исполнилось девятнадцать; ему, Карлу, было только девять. Но мир знал супругов с еще большей разницей в возрасте. Раньше он наблюдал за своим старшим братом. Франциск не хотел быть королем, однако, имея такую жену, как Мария, он часто бывал счастлив. Я тоже был бы счастлив, думал Карл, если бы женился на Марии. Он заговорил об этом с матерью. - Теперь, когда мой брат Франциск мертв - да упокоится его душа - и Мария стала вдовой, ей нужен новый муж, а мне нужна жена. Выражение лица Катрин не изменилось. - Это верно, мой сын, - сказала она. Он внезапно почувствовал себя счастливым; она не назвала его помыслы "нечестивыми", как прежде, потому что Мария была уже не женой брата, а вдовой. - Продолжай, - добавила Катрин. Он боялся посмотреть на нее; ощущение возможности счастья переполнило его с такой силой, что ему не удавалось найти нужных слов. - Я подумал, мама, о том, что, возможно, мой долг - утешить Марию, потерявшую Франциска, - радостно произнес Карл. Он не замечал ярости, скрывавшейся за спокойной улыбкой Катрин. Значит, после всего, что сделали для него и с ним воспитатели, он по-прежнему мечтает о Марии; если он позволит дядям Марии узнать об этом - вероятно, это уже произошло, - они сделают все, чтобы выдать племянницу за короля. Тогда положение королевы-матери станет невыносимым - таким, каким оно было последние два года - близким к полному бессилию. Герцог и кардинал будут править страной через Марию и Карла, как прежде они правили ею через Марию и Франциска. Я скорее умертвлю тебя, чем допущу это, подумала Катрин. - Не думаю, мой сын, что Мария способна быстро забыть о своем горе. Неприлично заводить с ней разговор о браке, когда она оплакивает мужа. Мальчик легко согласился с матерью. - Да, я понимаю. Она должна оплакивать его сорок дней и ночей. Но траур закончится, и тогда... Катрин ласково положила руку на плечо сына и улыбнулась, глядя ему в глаза: - Мой сын, мой маленький король, ты знаешь, что я мечтаю только об одном - чтобы ты был счастлив. Он, как в детстве, уткнулся лицом в ее колени. - О, мама, значит, ты разрешишь мне это? - Мы сделаем все возможное. Не сомневайся в этом, мой сын. Но не забывай о своем положении, о королевском достоинстве. Ты должен проявлять предельную осторожность при каждом шаге. Поступать так, как хотел бы твой отец. При упоминании об отце, смерть которого была для Карла величайшей трагедией, глаза мальчика наполнились слезами. - Папа, - продолжала Катрин, - огорчился бы, узнав, что ты думаешь об удовольствиях так скоро после кончины брата. - Нет, мама. Я не... - Да, мой дорогой, ты думаешь о них. Разве нет? Ты знаешь, что не должен лгать маме. - Но я любил Франциска. Мы были... лучшими друзьями. Она подняла палец. - Однако ты хочешь получить в жены его вдову, не дав телу Франциска остыть! Мой сын, быть взрослым, любить женщин, носить корону - все это сопряжено с опасностью. Не думай, что трон - надежная защита. С королями случаются ужасные вещи. Когда-нибудь я расскажу тебе о них. Его руки начали подергиваться, он стал хватать пальцами свой костюм - Катрин были знакомы эти симптомы истерии. - Но я не буду делать ничего дурного. Не буду подвергать себя опасности. - Твоя мама позаботится о тебе, Карл, ты понимаешь, как тебе повезло иметь мать, которая превыше всего ставит благополучие своих детей? - Я понимаю это. - Тогда помни, что ты еще ребенок; разумные дети слушаются родителей. Я постоянно мысленно советуюсь с папой. Я чувствую, что он где-то рядом... он подсказывает мне. Ты хочешь делать то, что я и твой папа считаем правильным? - Да, мама. - Значит, ты - хороший мальчик и мудрый король. Ты должен проявлять благоразумие, иначе тебя постигнет ужасная участь. Многие короли были убиты. - Нет, мама, нет! Не говори мне об этом. Не говори мне о страшных вещах, иначе мне приснится ночью кошмар, и тогда... Она обняла Карла. - Мы не будем говорить о них, но ты ведь знаешь, мой сын, мой маленький король, что ты должен быть очень мудрым? Ты виновен в том, что ты предал своего умершего брата - да, боюсь, на тебе лежит некоторая вина. Что, если Франциск забудет о снисходительности и спустится с небес, чтобы наказать тебя? - Он не придет, чтобы наказать меня. Я люблю Франциска. Всегда любил его. - Но ты любишь его жену... - Нет... нет... только как сестру. - И ты хочешь жениться на сестре? - Только когда Мария оправится от своего горя, а я - от своего. - Послушай меня, Карл. Веди себя осторожно. Не говори никому о твоих намерениях относительно невестки. Вряд ли кто-нибудь поймет тебя так, как я. - Хорошо, мама. - Кое-кто может рассердиться. А теперь запомни: если это дойдет до ушей Марии... или ее родственников де Гизов, что они подумают? Ей показалось, что Карл лукаво улыбнулся. - О, я не думаю, что господин герцог и господин кардинал рассердятся. Если Мария выйдет за меня, она станет королевой Франции. - Будь осторожен, - твердо сказала Катрин. - Если французы узнают о твоих дурных намерениях относительно невестки, если люди услышат о твоих нечестивых помыслах, они восстанут против тебя. Однажды, когда ты покинешь дворец, к тебе подойдет человек и... ты будешь считать его другом, пока не увидишь блеск кинжала. Холодная сталь пронзит твое сердце, и ты не сможешь сдержать вопля. Боль будет ужасной, сын мой. Я скажу тебе... - Нет, нет. Я знаю. Ты права, мама, я должен скрывать это. Я никому ничего не скажу. Катрин поднесла палец к губам. - Поклянись мне, сын мой, что ты будешь умным и ничего не скажешь Марии и ее дядям. Это - наш секрет. Никто больше не должен знать о нем. И если у тебя когда-нибудь возникнет желание заговорить, вспомни о холодной стали... в твоем сердце... вот здесь. Ты потеряешь сознание от нестерпимой боли, но потом оно вернется к тебе, ты очнешься в агонии... ужасной агонии... залитый кровью... собственной кровью... ее запах ударит тебе в нос... Карл задрожал от страха. - Я никому не скажу. Никому. Он схватил ее за руку. - Но потом... позже, ты поможешь мне? Ты должна разрешить мне жениться на Марии. Она коснулась губами его лба. - Я сделаю все, что будет в моих силах, ради твоего блага. Он опустился на колени и поцеловал ее руку; она заметила, что он дрожит всем телом, ощутила его слезы на своей руке. Улыбнувшись, она подумала: я скорее умертвлю тебя, чем позволю этой шпионке вернуться на трон. Жанна встревожилась. Вести с французского двора казались слишком хорошими для правды. Могли ли де Гизы ослабеть настолько, что им пришлось покориться воле Бурбонов? Что произошло с королевой-матерью? Почему она внезапно стала лучшим другом Антуана и Луи Бурбонов? Почему Колиньи и вождей гугенотов принимали при дворе? Похоже, готовилось нечто неведомое и зловещее. Но она находилась вдали от французского двора. Жанна чувствовала, что это лучше для нее и детей - а возможно, в первую очередь для мужа. Она должна оставаться в ее безопасной провинции, во главе армии, готовой выступить в случае необходимости. Она долго беседовала со своими религиозными советниками и решила, что пришло время объявить о ее полном обращении в реформистскую веру. Ничто не могло остановить Жанну; новый король занял французский трон; наступил самый подходящий момент. Она была убеждена в истинности реформистской веры и хотела, чтобы вся Франция - и Испания - знали о том, что Жанна Наваррская будет поддерживать ее всеми своими силами. Возможно, это послужит тестом на искренность для французского двора, заявлявшего о своей веротерпимости. Она чувствовала, что ее публичное признание поможет установить, действительно ли католики де Гизы утратили свое могущество. Перед отъездом в Нерак, где она собиралась оставаться под защитой армии в ожидании новостей от мужа, Жанна нанесла официальный визит в собор Пау, где присутствовала на церемонии реформистского Святого Причастия. Жанна Наваррская уже обрела признание в качестве одного из лидеров гугенотов, она стояла рядом с братьями Колиньи, мужем Антуаном, королем Наварры, и его братом Луи де Бурбоном, принцем Конде. Это обрадовало всех гугенотов Франции. Теперь они считали Жанну непоколебимым защитником реформизма, однако настороженно относились к Антуану. Партия гугенотов не испытывала недостатка в таких сильных лидерах, как Жанна, Конде и Колиньи; гугенотам казалось, что на политическом небосводе забрезжили лучи новой свободы. Они утратили скромность, стали самоуверенными. Ходили слухи о расправах над католиками. Похоже, колесо истории медленно поворачивалось. О королеве-матери также говорили многое. Люди шептали, что она постепенно обращается в протестантскую веру и хочет воспитывать в ней своих детей. Но что произошло с де Гизами? Могла ли смерть юного болезненного короля и замена его другим, еще более незрелым и почти столь же хилым, повлечь за собой угасание их могущества? Жанна стала получать в Нераке письма; улыбка тронула ее губы, когда она узнала почерк их автора. Жанна никогда не верила в искренность Катрин. Она видела, как невозмутимо улыбалась эта женщина. Диане де Пуатье, помнила кроткое выражение лица, казалось, говорившего: "Вытирай о меня ноги. Унижай меня. Мне это нравится". Потом Жанна вспомнила о письме, которое Катрин послала Диане, когда король Генрих, муж Катрин и любовник Дианы, лежал на смертном одре: "Верните все его подарки. Ничего не утаивайте. Я помню каждую вещь". За этой бесстрастной маской пряталось все коварство мира. Именно потому, что Катрин удавалось так искусно скрывать его, о нем следовало постоянно помнить. Как жил Антуан при дворе? Какие оплошности допустил? Мог ли он - легкомысленный, недальновидный, слабый - противостоять коварной королеве-матери? Ее письма были нежными, ласковыми. Катрин называла Жанну "дорогой сестрой". Жанна должна приехать ко двору, Катрин очень хочет видеть ее. Приезжайте, моя дорогая сестра, вместе с малышами, которых я считаю моими детьми. Я хочу обсудить с вами один план. Он касается вашей дочери Катрин, моей маленькой тезки. Не забывайте о том, что я - ее крестная мать. Я бы хотела выдать ее замуж за моего маленького Генриха. Такой брак, дорогая сестра, сделает наш союз нерасторжимым. Вам не найти более любящей и искренней свояченицы, чем я. И это писала хитрейшая женщина мира! Что это значит? Что может значить? В Нераке воцарилась величайшая растерянность. У юного короля Карла появился новый друг. Этот человек часто приходил во дворец после смерти Франциска; теперь он получил здесь личные покои. Я бы хотел быть таким, как он, думал Карл. Находиться возле Гаспара де Колиньи, адмирала Франции, было удовольствием; в обществе этого человека Карл не испытывал робости и смущения. Это даже казалось странным, потому что адмирал был гораздо более выдающейся личностью, чем любой воспитатель короля. Они гуляли вдвоем по парку возле дворца, ездили вместе верхом. Король и адмирал - самые близкие друзья, говорили люди. Карл поделился с адмиралом своим величайшим страхом - страхом перед ужасными пытками и смертью. - Не стоит бояться смерти, Ваше Величество, - сказал адмирал, - потому что после нее начинается вечная жизнь, полная радости - конечно, если человек был добрым и честным на этом свете. - Но, адмирал, если человек грешил... Адмирал улыбнулся. - У девятилетнего мальчика не могут быть серьезные грехи. Думаю, получить прощение не составит труда. - Я просил святых заступиться за меня перед Господом. - Среди нас есть люди, обращающиеся непосредственно к Богу. Новая вера! Слушать о ней было волнительным; это не являлось грехом, потому что, по слухам, мать поддерживала ее. Как приятно было внимать адмиралу! Он рассказывал не только о новой вере, но и о сражениях, в которых участвовал, о том, как во Фландрии, в дни плела, ему открылось то, что он называл "Светом". После таких бесед душа Карла ликовала, он испытывал прилив новых сил. Когда адмирал говорил о войнах и кровопролитиях, знакомых ему лучше, чем кому-либо, они представали перед Карлом совсем в ином свете, нежели когда король слышал о таких вещах от воспитателей и матери. Сражаться за дело, в которое ты веришь, - достойное занятие. Честь важнее собственной жизни; если тебе придется умереть в муках, бояться нечего, потому что борец за истину окажется на небесах, где царят добро и мир. Так говорил адмирал. Карлу хотелось поделиться с этим человеком своими надеждами, а также страхами, но он помнил предупреждение матери о том, что он не должен ни с кем говорить о любимой им Марии. Испанский посол, наблюдая за дружбой короля и Колиньи, послал своему господину письмо, полное гнева. Де Гизы следили за происходящим; они выжидали и готовились положить конец сложившемуся положению. Мария Стюарт была в отчаянии. При французском дворе появились люди из ее родной Шотландии, чтобы забрать с собой их королеву. Шотландия была для Марии чужой, незнакомой страной. Она знала о том, что является королевой Шотландии, но она принимала этот титул так же, как и другой - королевы Англии. Она всегда относилась к ним просто как к титулам, не более того. И теперь из Шотландии прибыли люди, желавшие увезти ее туда. Они, эти шотландцы, напугали Марию. Они были для нее иностранцами - высокими, светловолосыми, мрачными. Французский двор нравился им значительно меньше, чем ей; они находили его шокирующим, неприличным. Элегантные наряды, изысканные манеры, очаровательная галантность кавалеров - все это шотландцы считали порочным, скандальным. Они презирали мелодичный французский язык и отказывались говорить на нем. Почему ее дяди не пресекают планы этих людей? К кому она может обратиться? Еще совсем недавно ей было достаточно заявить о каком-то своем желании, и многие спешили удовлетворить его; придворные считали за честь служить девушке, которую все они называли очаровательнейшей из королев. А теперь она осталась без помощи. Она знала, почему это произошло. Королева-мать решила изгнать ее из Франции. Мария плакала, пока у нее не иссякли слезы; она заперлась в своих покоях, заявив, что болезнь не позволяет ей появляться при дворе. Кто-то должен помочь ей. Когда умер Франциск, она не поняла, что это для нее - серьезное несчастье, за которым последует еще большее. Многие представители знати восхищались ее красотой, пожирали Марию глазами; поэт Ронсар посвящал ей стихи, написанные специально для нее. Она считала, что поклонники готовы умереть ради юной королевы. И теперь ее разлучали с ними, высылали в холодную и бедную страну, где нет веселья, балов, поэтов - только мрачные люди, похожие на этих незваных гостей, которым не по душе ее красота и жизнелюбие. Она не верила в то, что подобное может случиться с ней - королевой Франции, всеобщей любимицей. Она вспомнила свое прибытие во Францию, отца Франциска, короля Генриха, на колене которого она сидела; Мария любила его. Она думала о внимании, которое уделяла ей Диана де Пуатье, фактическая королева Франции того времени. Тогда Мария получала удовольствие от игр с принцами и принцессами, от совместных уроков, она любила демонстрировать, насколько она сообразительней и обаятельней их. Много лет она считала эту землю своим домом, думала, что никогда не покинет ее. Почему с ней поступают так жестоко, позволяют увезти из Франции? Она любила Франциска, хотя и не так безумно, как он - ее. Было приятно видеть его обожание; она искренне горевала, когда он умер. Но она не думала, что его смерть приведет к ее изгнанию из жизнелюбивого края, где она чувствовала себя прекрасно. Однако оставался лучик надежды. Маленький Карл любил ее. Конечно, никто не смотрит на мальчика, которому не исполнилось еще и десяти лет, как на мужа; однако помолвки - и даже бракосочетания - юных королей и королев случались в прошлом. В ее покои приходили многочисленные посетители, они пытались утешить Марию, но она чувствовала, что никто из них не любит ее по-настоящему. Марию посещали девери, Генрих и Эркюль, но они были слишком эгоистичны, чтобы искренне переживать за нее. Эркюль в силу своего малого возраста не мог оценить ее красоту, а Генрих никогда не обращал внимание на привлекательных женщин. Марго демонстративно поплакала вместе с ней, но на самом деле она не сочувствовала Марии и обрадовалась бы ее отъезду - она видела в шотландке соперницу. Марго знала, что такое быть объектом восхищения; в восемь лет она была настоящей кокеткой. Она хотела, чтобы мужчины восхищались ею, а не Марией; поэтому, говоря Марии о том, что она опечалена известием, что Шотландия, кажется, не самая приятная страна, Марго разглаживала складки платья, поправляла свои красивые темные волосы и думала: "Когда Мария уедет, я буду самой красивой принцессой при дворе". Что касается Карла, то видеться с ним Марии не разрешали. Почему дяди не устроят ее брак с новым королем? Они не замечали Марию, и она поняла, что совсем недавно они уделяли внимание не своей любимой маленькой племяннице, а королеве Франции, которую они использовали, чтобы руководить действиями короля. Она смертельно испугалась. Дело, было не только в том, что ей не хотелось покидать страну, которую она считала своим домом; Мария знала, что боится не только ностальгии, которую будет испытывать до конца жизни; ее ждало рискованное путешествие по морю, она опасалась своей грозной родственницы, сидевшей на английском троне и не гарантировавшей ей безопасность в пути. Она боялась рыжеволосой английской старой девы и имела к тому основания, потому что кое-кто утверждал, что Мария имеет больше прав на английскую корону, чем внебрачная дочь Анны Болейн. Пока Мария предавалась этим грустным мыслям, дверь ее покоев открылась столь бесшумно, что девушка не услышала ни звука; королева-мать, очевидно, простояла, наблюдая за ней, несколько минут, прежде чем Мария заметила гостью. - Мадам! - Мария вскочила с кровати и поклонилась. Катрин улыбалась; ее улыбка и поза говорили Марии о том, что она, еще недавно являвшаяся королевой Франции, которую все баловали, сегодня была для королевы-матери незначительной фигурой. - Мое дитя, ты губишь свою красоту. Тебе вредно столько плакать. Мария опустила голову; она не могла видеть глаза, смотревшие на нее из-под остроконечной шапочки. - Ты не должна так горевать о бедном Франциске, - сказала Катрин. - Мадам, я очень страдаю. Сначала я потеряла мужа, а теперь... надо мной нависла угроза изгнания отсюда. - Бедная Мария! Бедная маленькая королева! Но после такого несчастья, как потеря мужа, отъезд из Франции не покажется тебе слишком важным событием. Я думаю, что Господь посылает нам эти испытания одно за другим, чтобы мы укрепили с их помощью наши души. Разлука с Францией при жизни твоего мужа, которого, я знаю, ты любила, стала бы для тебя трагедией. Но сейчас, после большей трагедии, она покажется пустяком, поскольку Франциск, наверно, был тебе гораздо дороже второй родины. Верно, дочь моя? - Да, я любила Франциска. И все же, мадам, думаю, если бы мне позволили остаться во Франции, я смогла бы со временем найти здесь счастье. - О, - произнесла Катрин, - тогда очень жаль, что ты должна покинуть нас! Мария опустилась на колени и взяла Катрин за руку. - Мадам, вы можете сделать так, чтобы я осталась. Сейчас, когда Мария не видела ее лица, Катрин позволила себе изменить его выражение. Перед ней находилась девушка, называвшая Катрин де Медичи "дочерью торговцев", смевшая держаться с королевой-матерью пренебрежительно, потому что она видела, что так поступают другие. Мария брала пример с мадам де Пуатье. Что ж, Катрин не удалось отомстить этой женщине, но она могла поквитаться с Марией. Катрин не делала из мести самоцель. Если бы было политически выгодно оставить Марию во Франции, королева-мать забыла бы старые обиды и унижения. Но сейчас она могла свести старые счеты и одновременно способствовать успеху новых планов. Она доставит себе удовольствие маленьким спектаклем. - Я могу сделать так, чтобы ты осталась? - сказала Катрин. - Ты переоцениваешь мою власть. - Нет, мадам. Вы - регент Франции. Вся власть принадлежит вам. - Моя дорогая, я делю ее с королем Наварры; еще есть Совет; король, хоть он и мальчик, также имеет право голоса. - Тогда мне стоит поговорить с королем. Он поймет. Поможет мне. - Король нездоров. Я не могу позволить, чтобы его беспокоили. Тебе известно, что физическое состояние Карла оставляет желать лучшего. - О, мадам, неужели у вас совсем нет жалости? Вы вышлете меня из Франции... моей родной страны? - Нет, мое дитя. Это твоя приемная родина, как и моя. Я не сомневаюсь, что, когда в возрасте шести лет ты узнала, что тебе предстоит покинуть твой дом и отплыть во Францию, где твоим воспитанием займутся чужие люди, ты пролила немало слез. Теперь тебя ждет новое подобное потрясение. Через год ты будешь смеяться над твоими сегодняшними слезами. Ты полюбишь туманы своей суровой родины, как некогда - наши снега и солнце. - Мадам, я никогда не полюблю другую страну. - Ты - королева Шотландии! - И Франции, мадам. - А также Англии, - с недоброй усмешкой напомнила Катрин. - Твоя кузина не очень-то рада тому, что ты носишь этот титул! - Вы знаете, что такова была воля вашего мужа, короля, и моего супруга. Я не хотела этого. - Однако ты, похоже, гордишься им, очень гордишься. Бедняжка Мария! Генрих и Франциск не могут извиниться за свою ошибку перед английской фурией. Но я уверена, что она простит и полюбит тебя. - Она будет ненавидеть меня. Она всегда ненавидела меня. Даже отказалась гарантировать мне безопасный проезд в Шотландию. - Несомненно, твои очаровательные манеры помогут тебе наладить отношения с ней столь же успешно, как и со мной. Ты знаешь, как они покорили меня. Я уверена, Элизабет Английская полюбит тебя не меньше, чем я. Катрин хотелось рассмеяться. Ей были известны чувства, испытываемые рыжеволосой королевой к этой девочке, чье существование грозило Элизабет потерей английского трона. Как отреагировала бы Элизабет, если бы Мария стала шпионить за ней? Это не сошло бы Марии с рук так легко. Она бы лишилась головы. - Не вешай носа, - ободрила ее Катрин. - Ты полюбишь свое маленькое королевство. Будешь вспоминать нас, как и мы - тебя. - Мадам, юный король Карл любит меня. Если я уеду, его сердце будет разбито. - Ерунда. Он еще ребенок. - Он весьма взрослый для своего возраста. Он часто говорил, что, если бы его брату Франциску не посчастливилось жениться на мне, он сам сделал бы мне предложение. - Да, он развит не по годам. В таком возрасте думать о женитьбе! - Он любит меня. - Несомненно, многие будут любить тебя... в Шотландии. Не может быть и речи о твоем союзе с Карлом. Ты - вдова его брата. Это было бы... неэтичным. Ты помнишь, что случилось, когда король Англии женился на вдове своего брата? Попроси королеву Элизабет напомнить тебе. Она-то уж точно не забыла. - Неужели вы не пожалеете меня? - сказала Мария. - Прошу вас... умоляю... не прогоняйте меня. Катрин принялась шагать по комнате. Она позволила себе бросить взгляд на прошлое. Она увидела маленькую девочку на уроке латыни; вспомнила презрительный шепот, сорвавшийся с надменных губ Марии: "Дочь торговцев". В ее памяти возникла девочка, быстро сообразившая, что ей следует добиваться расположения Дианы де Пуатье и без почтения относиться к номинальной королеве Франции. Катрин вспомнила, как она злилась, когда ее муж Генрих вступил в связь с гувернанткой Марии Стюарт. Если бы маленькая шотландка не приехала во Францию, ей, Катрин, не пришлось бы терпеть это. Но Бог с ней, с местью! Какой в ней прок? Она приносит наслаждение, как любимые ею дыни или как филе из телятины, при мысли о котором рот Катрин наполнялся слюной, или как бокал редкого вина. Месть - эфемерное удовольствие. Истинная причина, по которой Мария должна уехать, заключается в том, что, если она останется и выйдет за Карла, ее самоуверенные дяди снова обретут власть, и тогда повторится невыносимая для Катрин ситуация, с которой она боролась всеми имеющимися в ее распоряжении средствами, включая приближение смерти Франциска. Мария действительно глупа, если рассчитывает на подобную милость. - Успокойся, дитя мое. Ты будешь королевой Шотландии, твоей родины. Я слышала, там чудесная природа; господин Джон Нокс ждет тебя. Я уверена, ты сможешь отлично проводить время. Что касается твоей английской кузины, то, по-моему, она для тебя не опасней, чем я. А теперь умой глаза. Я пришлю тебе средство, которое сделает их более выразительными. Катрин повернулась к двери. - Отдохни, дитя мое, и насладись твоими последними днями во Франции. Опечаленная Мария отправилась на север, в Кале. Зга поездка показалась ей траурным шествием. Она постоянно горько плакала; последний раз она увидела любимую ею страну глазами, опухшими от слез. Она имела лишь одну беседу с грустным королем, который плакал вместе с Марией; он просил ее остаться во Франции и вопреки воле матери выйти за него замуж. Но даже во время их разговора его глаза были безумными; Мария поняла, что он поможет ей не больше, чем Катрин. Она попрощалась со своими могущественными дядями; она умаляла их оставить ее здесь. - Я буду жить скромно, - сказала Мария, - как вдовствующая королева Франции. Я владею моим приданым, Пуату и Туреном. Я буду жить во Франции, как простая женщина. Отдам все... только не отправляйте меня в эту суровую страну. Позвольте остаться здесь... дома. Но дяди уже посоветовались друг с другом. Они не имели точного представления о том, что произошло при дворе. Там не утихали многочисленные интриги. Прежде королева-мать напоминала безобидную спящую змею; сейчас она поднимала голову и показывала зубы - де Гизы знали, что они несут яд. Дяди заверили Марию в том, что, если бы брак с Карлом был возможен, они бы добились его заключения, поскольку прежде всего думали о ее благе. Пусть она относится к поездке в Шотландию как к временному визиту. Она должна периодически посещать страну, королевой которой является. Они не сомневаются в том, что скоро она вернется во Францию и вступит в брак не менее блестящий, чем первый. - Король Карл хочет жениться на мне сейчас, - сказала она. - Он еще слишком юн. Позже... мы устроим это. Положись на нас, племянница. - Поспешите, прошу вас. Поспешите. Они обещали ей поторопиться, нежно поцеловали, после чего Марии пришлось отправиться в безрадостное путешествие. Апрель в этом году выдался пасмурным, холодным; весна запаздывала. - Природа грустит вместе со мной, - сказала шотландская королева Мария. - Святая Дева, как я боюсь этого путешествия! Оно пугает меня сильнее, чем смерть. Когда они поднялись на корабль, который должен был повезти Марию по неспокойному серому морю, прочь от земли, где она познала радость, в страну, где ее ждали беды, она вспомнила не последние часы жизни ее мужа, не улыбки поэта Ронсара, не обожание юного короля Карла, а холодный, змеиный взгляд женщины, которая могла избавить Марию от этого изгнания. Теперь Мария знала, что Катрин, которую она почти не замечала прежде, вовсе не была серым, безликим существом. Королева Шотландии поняла, почему люди называли Катрин "Мадам Змея". Она смотрела на удаляющийся берег, пока он был виден; когда холодные брызги коснулись ее щеки, она постаралась представить себе неведомое будущее, на которое уже падали тени мрачного Джона Нокса и рыжеволосой королевы Англии, способной помешать прибытию Марии в Шотландию. Ей было страшно и грустно; она чествовала, что ее сердце разбито женщиной, которую она по-настоящему узнала только теперь. - И не собираюсь! - заявил Генрих де Гиз; его отец засмеялся - они оба считали, что женщины созданы для утех, но им нельзя позволять вмешиваться в серьезные дневные дела. Больше всего Генрих любил своего отца за то, что Франциск относился к сыну как к взрослому человеку. - Разумеется! - сказал герцог, обняв Генриха. - А теперь слушай. Ты будешь играть с принцем Генрихом. Ты проследишь за тем, чтобы вы остались одни. Мы с герцогом Немурским подойдем к вам и пригласим принца на небольшую прогулку. Я заговорю о ней с тобой, а герцог Немурский предложит Генриху присоединиться к нам... так, словно мне безразлично, поедет он или нет. Но ты позаботишься об этом. Расскажешь ему о Лоррене, объяснишь, как весело будет Генриху с нами. - Я сделаю это, отец. Когда все произойдет? - Вечером. - Но покои принца охраняются. - Не беспокойся об этом. Мы вытащим его через окно; нас будет ждать экипаж. Генрих де Гиз радостно засмеялся. Он стоял очень прямо, подражая выправке отца; он сожалел о том, что не имеет боевого шрама под глазом. Иногда он хотел сделать себе такой шрам, чтобы люди спрашивали: "Это Меченый-отец или Меченый-сын?" Он был полон решимости справиться с заданием. Держался рассеянно с Марго. Она упрекнула его в этом, попыталась заставить Генриха приласкать ее, но юный де Гиз был холодным, отчужденным; таким, в его воображении, становился старший де Гиз перед важным сражением; сейчас не время для флирта, считал Генрих. В назначенное время он был на своем посту, с принцем Генрихом; юный де Гиз сделал так, чтобы они остались одни. Не следовало ожидать, что де Гизы позволят событиям и дальше развиваться так, как они развивались непосредственно после смерти короля Франциска. Герцог и кардинал поняли: подобная ситуация сложилась потому, что, как и другие окружавшие Катрин люди, они недооценили силу королевы-матери. Неожиданно использовав Бурбонов в борьбе против де Гизов, она поймала последних врасплох, но это, несомненно, можно было изменить; де Гизы решили нанести первый удар по чувствам Катрин. Весь двор знал, что она души не чает в Генрихе; говорили, что он "дороже ей правого глаза". Значит, Генриха следует забрать у Катрин; она не получит его назад, пока не поймет, кто истинные хозяева Франции. План герцога был простым; к его осуществлению он привлек собственного сына Генриха. Никого на свете герцог не любил так сильно, как своего старшего сына, и юноша отвечал ему взаимностью. Герцог Франциск видел в Генрихе де Гизе, в настоящее время принце Жуанвилле, копию того подростка, которым был когда-то он сам. Их внешнее и внутреннее сходство казалось удивительным даже для отца и сына. Юный Генрих охотно умер бы по приказу отца, и герцог Франциск с такой же готовностью отдал бы свою жизнь за сына. Поэтому герцог знал, что может без риска поделиться с Генрихом своим планом похищения другого Генриха, сына Катрин Медичи. - Мы не причиним ему вреда. Только проучим его мать. Но Генрих де Гиз не испугался бы, узнав, что она причинят вред принцу. Он не любил принца, презирал его, считал женственным созданием, полным антиподом его самого и Франциска де Гиза. - Не говори об этом никому... даже Марго. Он украдкой улыбнулся отцу, герцогу Франциску, когда тот, согласно их плану, подошел к детям со своим другом и сообщником, герцогом Немурским. Герцог Немурский заговорил с маленьким принцем, в то время как герцог Франциск отвернулся и стал беседовать с сыном. - Добрый день, принц, - сказал герцог Немурский. - Добрый день, - ответил принц; он коснулся ушей, чтобы убедиться в том, что серьги на месте. - Какую веру ты исповедуешь, мой принц? Ты - папист или гугенот? Хитрые глаза Медичи внимательно посмотрели на герцога. Принц Генрих был умным мальчиком, он знал, что волнения в этой стране возникли из-за религиозных противоречий. Стоило герцогу затронуть эту тему, как Генрих насторожился. - Я исповедую ту же веру, что и моя мама, - произнес он сухим тоном. - Это хорошо, - сказал герцог. - Значит, ты - послушный сын. Теперь пришел черед заговорить юному Генриху де Гизу. Подбежав к принцу, он сказал: - Мой отец берет меня в замок Лоррен. Я приглашаю тебя поехать с нами. Принц Генрих перевел свои итальянские глаза с герцога на юношу. - Мама не захочет, чтобы я покинул моего брата, короля. - В Лоррене будет весело, - не сдался Генрих де Гиз. - Там ты будешь главным лицом. А здесь ты всего лишь брат короля. У моей мамы великолепные драгоценности. Я уверен, тебе очень понравятся ее сапфиры. - Какие сапфиры? - с интересом спросил принц Генрих. - Самые разные. А еще у нее есть красивые итальянские наряды. Мы откроем ее шкафы и облачимся в них. Ты должен поехать с нами. Глаза принца Генриха засверкали, потому что больше всего на свете он любил переодеваться. Он захотел услышать больше о туалетах и нарядах герцогини де Гиз. - Поехали с нами, ты все сам увидишь, - лукаво произнес Генрих де Гиз. - Хорошо, - сказал принц. - Только ненадолго. Франциск де Гиз ласково, одобрительно сжал плечо сына; мальчики отбежали в сторону. Когда взрослые уже не могли их услышать, принц недоверчиво спросил Генриха де Гиза: - Почему мы едем без разрешения моей мамы? - О... но это короткий визит, он быстро завершится. Нет необходимости беспокоить ее. - Пожалуй, я не поеду, не получив разрешения у мамы. Генрих де Гиз забеспокоился; решив сделать приключение более захватывающим, он прошептал: - Это будет потрясающей забавой. Мы выберемся из дворца через окно; на дворе нас будет ждать карета, которая повезет нас в Лоррен. Принц задумался; он не любил грубые мальчишеские игры так сильно, как его приятель. Генрих де Гиз был еще мальчиком; ему не пришло в голову, что такой способ бегства испугает принца. Генрих Валуа понюхал свой надушенный платок, изучающе поглядел на кольца, украшавшие его пальцы. На губах мальчика появилась хитрая улыбка, и он, улучив удобный момент, побежал к матери. Она нежно обняла его; с ним, в отличие от других своих детей, она забывала об этикете. - Мама, - в его глазах появилось лукавство, - я должен покинуть мои покои через окно, чтобы сесть в карету и поехать в Лоррен; там я смогу посмотреть туалеты, и драгоценности герцогини де Гиз. - О чем ты говоришь, мой дорогой? - Такой план они придумали. - Кто, мой дорогой? О чем идет речь? - Это сказал мне Генрих. Его отец находился рядом и господин де Немур - тоже. Они спросили меня, папист я или гугенот, и я ответил, что исповедую ту же веру, что и ты. Они пригласили меня к себе в Лоррен; мы должны вылезти через окно и сесть в карету. По-моему, такое поведение является неприличным для принца. Катрин крепко обняла сына. - О, мой дорогой. Мой мудрый и умный мальчик. Как правильно ты поступил, сразу же придя к маме! С этого дня она не выпускала сына из своего поля зрения. Они напугали ее. Они хотели похитить Генриха. Опасные люди! Она сама поставила себя в рискованное положение, открыто заключив союз с Бурбонами. Когда через несколько дней Катрин столкнулась лицом к лицу с Франциском де Гизом, она вновь осознала силу этого человека. Он сердился на нее, потому что его план похищения принца провалился; он перестал доверять Катрин, увидел в ней другую женщину, непохожую на то кроткое создание, которым он считал ее раньше. Глаз Франциска над шрамом заметно увлажнился: его безжалостный, решительный рот окаменел. - Мадам, - резким тоном произнес он, - я и мои друзья позволили вам стать регентом Франции, чтобы вы могли защищать веру. Если ваши намерения изменились, другие люди - принцы королевской крови, мудрые государственные мужи, - готовы взять на себя ответственность, лежащую на вас. С чуждой ей прямотой Катрин спросила: - Вы, господин де Гиз останетесь верны мне, если я вместе с моим сыном изменю веру? - Нет, мадам, - искренне ответил герцог. - Не останусь. - Тогда вы недостаточно преданы короне. - Пока вы с королем храните верность религии ваших и моих предков, я готов отдать жизнь за ваше дело. Она ни на мгновение не усомнилась в правдивости его слов. Она увидела фанатичный блеск в глазах герцога; за последние годы она познакомилась с фанатизмом. Значит, могущественный герцог, поборник строгой дисциплины, великий солдат, был так же фанатично религиозен, как и те люди, которых пытали и сжигали на костре. Это было поразительное, но приятное открытие. Она размышляла о фанатиках, беззаветно служивших делу. Они были слабее Катрин, руководствовавшейся лишь соображениями практической выгоды, имевшей одну религию - стремление к власти. Она могла с легкостью менять курс, используя ветры судьбы; другие люди должны двигаться вперед независимо от того, какой ветер дует - попутный или встречный. Она поняла, как ей следует вести себя с этим человеком. Она внушала ему страх. Он был лидером мощной католической партии, имел силу и власть, которых не хватало Бурбонам. Она поступила глупо, продемонстрировав слишком большое расположение к Антуану Наваррскому, Луи Бурбону - принцу Конде, Колиньи и его братьям. - Господин де Гиз, - тихо сказала Катрин, - будьте спокойны - у меня есть только одна вера - вера моих и ваших предков. Могло ли быть иначе? Почему я должна менять веру вместе с этими... фанатиками? - Похоже, мадам, именно это вы и сделали, - холодным тоном заявил де Гиз. - Я слышал, что вы даже разрешаете реформистам читать проповеди во дворце. Окружаете себя еретиками. Поэтому целесообразно оградить маленького принца Генриха от этих дурных влияний. - О, господин герцог, вы поняли меня превратно: Я - ревностная католичка. Мне больно видеть, как страну сотрясают волнения на религиозной почве. Я хотела подать людям пример веротерпимости. Вернуть их к истине с помощью доброты и мягкости. - Они не понимают мягкость, мадам. Ваша защита делает их самоуверенными, наглыми. Мы сделали вас регентом Франции не для этого. Она приблизилась к герцогу, положила руку ему на плечо, посмотрела на него и хитро улыбнулась. - Мой герцог, я хотела вернуть принцев Бурбонов в лоно католической церкви. Он не скрывал своего презрения, и это испугало Катрин. Он по-прежнему не сомневался в могуществе своего дома. - Вот что, оказывается, означает ваша дружба с ними, мадам? Вот почему вас так часто видят в обществе короля Наварры... и еще чаще - его брата? Катрин испытала приступ гнева - она поняла значение последних его слов. Но она злилась на себя не меньше, чем на Франциска де Гиза. Она поступила глупо, позволив своему романтическому чувству одержать верх над рассудком. Но когда она заговорила, ее голос был тихим и сдержанным. - Вы улыбаетесь, месье, потому что вы не знакомы с моим планом. У меня есть отличный план, который, я убеждена, заставит этих двух принцев забыть о борьбе и религии. - Неужели, мадам? Она презрительно фыркнула. - Антуан Наваррский, маленький щеголь, самый тщеславный мужчина Франции! Почему, думаете, он - верный гугенот? Причина - в его жене, мадам Жанне. - Он стал гугенотом раньше, чем она. - Любое его мнение всегда меняется раз в день или чаще. Он - ренегат, вероотступник! Нам приходится иметь дело с таким человеком... или придется... из-за его жены. Катрин позволила себе громко рассмеяться. - Мадам Жанна д'Альбре, королева Наварры! Она много лет была тайным гугенотом. О да, мне известно, что она недавно признала это публично, но она давно исповедует новую веру. Что касается Антуана, то он - гугенот, потому что этого пожелала его супруга. Он - марионетка. Если мы хотим подчинить Антуана нашей воле, нам следует действовать через его жену. - У вас есть план нападения на королеву Наваррскую. - О, я не хочу сказать, что нам следует отправиться с армией на юг. Это - не мой стиль, месье. Таким путем мы мало чего добьемся. Во Франции начнется гражданская война, гугеноты захотят освободить свою героиню. Нет, мы нанесем удар по Жанне через ее мужа. Вы видели их на свадьбе Франциска и Марии? Помните серебряные галеоны? Антуан выбрал тогда свою жену. Какой любящий муж! - говорили все. Я собираюсь сделать Антуана чуть менее преданным супругом. - По-вашему, это возможно? Жанна весьма сильна. - А Антуан - слаб. Поэтому мы ударим через него. У меня в голове великолепные планы; я - несчастная, слабая женщина, которая ненавидит насилие. Мои планы бесшумны, но я уверена, что они сработают так же эффективно, как ваша бойня. Мы вобьем клин между Антуаном и его женой. В конце концов для мужчины противоестественно быть таким верным супругом. Он рожден ловеласом. Мы подбросим ему соблазн. Разозлим эту святошу, его жену; она придет в ярость. Обожаемая половина, публично выбранная своим мужем, испытает на себе пренебрежение супруга, будет видеть его в обществе почитаемой им любовницы. В каком положении окажется предводительница гугенотов? Месье, вы знаете этих людей. Они - еще большие пуритане, чем мы, католики. Они не любят женщин, вступающих в адюльтеры. Любовница будет руководить Антуаном, как сейчас это делает его жена. Согласно моим планам, она вернет его в католическую веру. Франциск де Гиз пришел в восторг. План Катрин показался ему хорошим и осуществимым. Если королева-мать с самого начала имела в виду это, то он ошибся в ней. Она так же предана католицизму, как и он. Катрин остается его союзником, как и при жизни Франциска. Он посмотрел на нее и сказал с недоброй улыбкой на лице: - А принц Конде? - Принц Конде, - медленно повторила Катрин. Она помимо желания вспомнила свои визиты в его камеру, их беседы, содержавшие намек на нежность. Она отогнала от себя подобные мысли и смело поглядела в глаза Меченого. - Для Конде у меня есть такой же план, что и для его брата, - сказала Катрин. - Он также имеет сильную и добродетельную жену, которая, я подозреваю, наставляет его. - Ему, мадам, вы тоже подыщете любовницу, которая вернет его в лоно католической церкви? - Я предлагаю сделать это. - Думаете, в случае Конде подобное реально? - Да, месье. - И, - в глазах герцога появилась явная усмешка, - кого вы предложите на роль соблазнительницы принца Конде? Она была готова к этому вопросу. - В моем Летучем Эскадроне есть подходящая особа. Не знаю, заметили ли вы ее. Это Изабелла де Лимей. Она очень красива; просто неотразима для большинства мужчин. - Значит, ей предстоит соблазнить Конде? - Да, месье. - А Антуана? - Мадемуазель де Руе. Герцог кивнул. - Вы выбрали двух очень красивых и безнравственных женщин. - Именно эти качества необходимы для выполнения подобного задания - привлекательность и аморальность. Уверяю вас, нам не подошли бы такие женщины, как принцесса Элеонора и королева Наваррская. Герцог засмеялся вместе с ней, к нему вернулось хорошее настроение. - А как быть с Колиньи? - спросил он наконец. - Этот человек наиболее опасен. - Верно; никакая кокетливая красотка не заставит его забыть о том, что он считает своим долгом. Когда придет время, мы найдем способ нейтрализовать Колиньи. Герцог приблизился к Катрин, и она поняла по его глазам, что он помнит ходившие о ней слухи. Она догадалась, что его мысли перескочили на дофина Франциска, умершего после того, как виночерпий-итальянец поднес ему воду. - Когда придет время, - повторила она, - мы найдем способ. Он поцеловал руку Катрин, напомнив себе, что весьма полезно иметь эту итальянку в качестве союзницы. Глядя на гордую голову, склоненную над ее рукой, Катрин пожалела о том, что она не может устранить всех мешавших ей людей. Она имела в виду не столько Колиньи, сколько герцога де Гиза. Дамы Летучего Эскадрона собрались в гостиной, чтобы побеседовать. Они только что вернулись с утомившей их охоты. Располневшая королева-мать сохраняла бодрость и энергию. Мадемуазель Луиза де ла Лимодьер, дочь господина д'Иль Руе, мысленно улыбалась. Она была очаровательна и делила со своей подругой и конфиденткой Изабеллой де Лимей привилегию считаться одной из двух самых привлекательных женщин этого узкого круга, критериями отбора членов которого были не только остроумие и умение ездить верхом, но и физическая красота. Сегодня в лесу королева-мать говорила с Луизой. Катрин объяснила ей, что от нее требуется. Луизе следовало стать при первом удобном случае любовницей ни кого иного, как самого короля Наварры, Антуана де Бурбона. Луиза улыбнулась. Антуан был восхитительным мужчиной. Поручение не удивило ее. Каждая женщина Летучего Эскадрона знала, что ее тело и душа принадлежат королеве-матери, точно так же, как все женщины Узкого Круга являлись собственностью короля Франциска Первого. Время от времени их посылали в то или иное место, им поручали влюбить в себя какого-нибудь министра, выведать у него секрет и сообщить его королеве-матери. Членство в Эскадроне было опасным и увлекательным; каждая дама знала" что покинуть его по своей воле невозможно. Как сказала Изабелла, это все равно что продать душу дьяволу. Когда она произнесла эту фразу, ее глаза сверкнули; Луиза прекрасно понимала подругу. Жизнь в подчинении у такой госпожи - которую они видели с более близкого расстояния, чем другие, - была насыщенной волнениями, физическими и духовными удовольствиями, обладала зловещей притягательностью. Все знали, что самовольное избавление от ига королевы-матери, выдача ее секретов могли привести к одному печальному концу. Они видели, как это происходило. Одна девушка пожелала покинуть Эскадрон; она решила изменить веру и уйти в монастырь. - Пожалуйста, - сказала королева-мать, - если вы хотите оставить наше общество, уходите. И девушка ушла из Летучего Эскадрона, однако она не успела обрести безопасность в монастыре. Она заболела, ее кожа стала дряблой, глаза запали, зубы стали крошиться. Луиза вздрогнула; однако ее волнение было радостным. Она-то не хотела уходить в монастырь, ей нравилась жизнь Летучего Эскадрона. Она была весьма чувственной женщиной. Она получала удовольствия от нежного прикосновения атласа к ее телу, от аромата духов, которыми парфюмеры Катрин снабжали дам из Летучего Эскадрона. Луиза знала, что эти духи разжигают страсть, обладают возбуждающим действием. Она была догадливой, сообразительной, как и все женщины Эскадрона. Луиза любила читать эротическую литературу, вошедшую в моду при дворе; она сама сочиняла стихи и превосходно пела. Эскадрон Катрин очень походил на Узкий Круг Франциска; королева-мать, как и он, собирала вокруг себя женщин, обладавших одновременно умом и красотой. С улыбкой глядя на лепной потолок ее комнаты, на восхитительно пухлые тела обнаженных купидонов, Луиза думала об Антуане. Она часто охотно поглядывала на него; ей казалось, что он тоже обращает на нее внимание; его останавливавшийся на ней взгляд был полон сожаления; она догадывалась, что за ним стояли воспоминания о строгой супруге, Жанне Наваррской. Жанна Наваррская! Эта женщина с холодным, суровым лицом, новый лидер гугенотов. Они весьма глупы, эти строгие пуританки, считающие себя умными. Они с такой энергией организуют проповеди, готовят указы; действительно умные женщины добиваются желаемых результатов более простыми способами. Изабелла подошла к ее кровати, легла рядом с ней и зашептала так тихо, чтобы их никто не услышал: - Королева-мать разговаривала с тобой сегодня днем? Луиза кивнула. - Со мной - тоже, - сказала Изабелла. - Кто твоя будущая жертва? - Никогда не догадаешься. - Готова поспорить, ему далеко до моего подшефного. - Ты напрасно в этом уверена. Мне поручено заняться принцем. - А мне - королем. - Королем! - Антуаном... королем Наварры. Изабелла засмеялась. - Да, верно, - сказала она. - Тебе достался король, а мне - всего лишь принц, но мой мужчина важнее твоего. - Почему это? Антуан - самая значительная фигура при дворе после королевы-матери. - Это только видимость, моя дорогая. Уверяю тебя, ему далеко до брата. - Значит, ты займешься Конде? - Ты мне завидуешь. Луиза, рассмеявшись, запела так тихо, чтобы ее услышала только Изабелла: Этот красавчик Вечно поет да смеется И крошку целует свою Да сохранит его Бог. - О, моя дорогая, - сказала Изабелла, - я вижу, ты ревнуешь. - Кто не стал бы ревновать на моем месте? Но ты не соблазнишь Конде. - Как бы не так! - Он верен своей жене. - Антуан - тоже. - Думаешь, я боюсь соперницы - добродетельной гугенотки? - Но ты, похоже, считаешь, что другая добродетельная гугенотка, святая Элеонора, помешает мне добраться до моего красавчика. - Есть разница. Ты знаешь это, моя дорогая. Антуан - более легкая добыча. - Возможно, дорогая, - сказала Изабелла, - именно поэтому королева-мать отдала ее тебе. Понимаешь, для меня она оставила более трудное задание. - Не такое уж оно и трудное. Просто, вероятно, оно потребует немного больше времени. - Как нам повезло! Они оба - очаровательные мужчины. И имеют высокие титулы! Нас ждет славное время. - Я вся горю от нетерпения, - сказала Луиза, вскакивая с кровати. - Готова поспорить - я соблазню своего раньше тебя. - Возможно, потому что мое задание - труднее. Желаю успеха с Антуаном. - А я тебе - с Луи. Интересно, кто из них окажется лучшим любовником. Изабелла щелкнула пальцами. - Они стоят друг друга. Оба имеют большой опыт. - Не забывай - они много лет находились в руках властных святош. Силы иссякают, техника забывается. - Нам придется напомнить им о лучших временах, дорогая. Они засмеялись так громко, что другие дамы посмотрели в их сторону. Никто не стал расспрашивать подруг. Все женщины Летучего Эскадрона знали, что королева-мать выбрала Луизу и Изабеллу для выполнения особого поручения. В таких случаях вопросы не задавались. В зале для танцев было жарко. Антуан делал вид, будто наблюдает за танцующими; на самом деле он не замечал их - его внимание было приковано к даме, сидевшей рядом с ним. Ему казалось, что он никогда еще не видел такой красавицы; она была пикантна, соблазнительна; большой вырез платья позволял видеть ее груди, соски которых были подкрашены в тон губам. Аромат ее духов волновал его; но сильнее, чем чувственная красота этой женщины, на короля Наварры действовали почтение и восхищение, которые излучали глаза дамы. - Ваше Величество, это самый счастливый вечер моей жизни, - сказала она. - Сидеть рядом с вами, слушать вас - все это доставляет мне огромную радость. Я часто видела вас издалека, но не смела приблизиться к человеку столь высокого положения. Когда вы пригласили меня сегодня на танец, я решила, что умру от счастья. - Моя дорогая, вам не следует проявлять почтение издалека. Вы должны выполнять этот ваш долг в непосредственной близости. Она придвинулась к нему и положила свою кисть на руку Антуана. - Я веду себя очень смело, - сказала она. - Что-то в моей душе освобождает меня от страха. Прошу вас, мой господин, не просите меня сесть еще ближе, поскольку тогда мои чувства заставят меня забыть об этикете, который подобает соблюдать в общении с лицом столь высокого звания. - Вы правы - вам следует сесть ближе, - сказал Антуан. - Я не имею ничего против того, чтобы мне оказывали почтение, находясь в непосредственной близости от меня, когда речь идет о такой прелестной даме, как вы, мадемуазель де ла Лимодьер. Она удивленно улыбнулась. - Видите, мои руки дрожат, когда я прикасаюсь к Вашему Величеству. - Почему, мадемуазель Луиза? - Я буду смелой и откровенной. Это происходит потому, что я уже давно не замечаю при дворе никого, кроме вас. Антуан сжал ее руку. - Вы очень красивы, Луиза. Я думал о том, что ни одна из присутствующих здесь женщин не может соперничать с вами. - Такие слова делают меня счастливой... когда их произносите вы, Ваше Величество. - Я мог бы легко влюбиться в вас, - сказал Антуан. Она поднесла его руку к губам и смущенно поцеловала ее. - Если это так, как счастлива я должна быть! Ради вас я готова на все, мой господин. - Тогда... - произнес он, и она, затаив дыхание, подалась вперед. Антуан нахмурился, схватил бокал и выпил вина. - Луиза, - продолжил он, - я был бы безумно рад стать вашим любовником! - Мой господин, я бы отдала двадцать лет жизни за право принадлежать вам. Луиза увидела вожделение в его глазах, бьющуюся на виске жилку. Она восхитилась Жанной Наваррской, столь долго безраздельно владевшей таким мужчиной. Луизу охватила решимость уничтожить власть Жанны над Антуаном. Она хотела исполнить желание не только требовательной госпожи, но и свое собственное. - Когда, - спросила Луиза, чуть дыша, - мой господин? Антуан растерялся. Подобные приключения часто случались с ним до брака, но сейчас, испытав соблазн, он вспомнил о жене. Он любил Жанну. Конечно, она не была так красива, как эта женщина. Чувство, которое он питал к Жанне, можно было назвать глубокой преданностью, их связывала необходимость родить и воспитать наследников наваррского трона. Акт любви, совершаемый ради этой важной цели, приносил меньшее удовольствие, содержал в себе меньше страсти, чем чисто эротические забавы, которые он так хорошо познал. Соблазнявшая его женщина прекрасна, но он должен думать о Жанне, о семейной атмосфере гугенотского дома, которой она окружила его; он вспомнил о силе характера и прямодушии жены, о прочности ее нравственных устоев. На земле не было другой столь же доброй, благородной женщины, способной дать ему покой и счастье. Он посмотрел на Луизу, сидевшую рядом с ним. - Мадемуазель, - сказал Антуан, - вы очень красивы и желанны. Не стану отрицать, что я испытываю большой соблазн. Но я не свободен. Я счастлив в браке с лучшей из женщин и хочу оставаться верным ей. - Мой господин, умоляю вас простить меня, - смущенно промолвила Луиза. - Я потеряла скромность и позволила чувствам одержать верх над моим уважением к Вашему Величеству. Умоляю вас простить меня. - Это я должен попросить прощения, - сказал Антуан. - Вы оказали мне честь. Мадемуазель Луиза, поверьте, мне было бы легче всего на свете влюбиться в вас. Наверно, это уже произошло. Она сократила разделявшее их расстояние. - Мой господин... - Вы должны знать, - мягко произнес Антуан, - что я - верный супруг. - Я была бы благодарна вам за один поцелуй, одно объятие. Он вздохнул. - Вы молоды. Вы не должны говорить так с мужчиной, который женат и намного старше вас. - Я могу говорить так только с одним мужчиной, - с достоинством ответила она. Он встал, и они начали танцевать; через некоторое время они покинули зал и отправились в сад. Вечер выдался теплый; экзотические кустарники, купленные королем Франциском за большие деньги, наполняли сад благоуханием. Антуан обнял Луизу и поцеловал ее. Его рука осталась на теплой обнаженной груди женщины. - Вы - само совершенство! - шепнул он. - Я теряю голову. Но, дорогая, это невозможно. Я - верный муж. Я слишком многим обязан моей жене. Только благодаря ей я стал королем. - Я думаю, это она в долгу перед вами, - отозвалась Луиза. - Что такое титул? Что такое положение? Что все это по сравнению с любовью? Она имеет вашу любовь; за это я готова умереть. Он снова поцеловал Луизу и позволил себе новую вольность. Не слишком большую, сказал он себе. Я должен хранить верность Жанне. Как странно, что я верен ей так долго. Я - необычный человек. Жанна верна мне, но она не ведает соблазнов. Она холодна, а я горяч. Иногда она сердится на меня. Говорит жестокие слова. Критикует мои действия. Даже сейчас ее письма полны упреков. Она считает, что я поддаюсь влиянию, что я стал орудием в руках королевы-матери и де Гизов. Она низкого мнения о моем уме. А эта женщина - восхитительная, страстная, соблазнительная Луиза - находит все мои слова и поступки замечательными. Так должна относиться женщина к мужу; король заслуживает этого. - Давайте погуляем, - сказал он и снова обнял Луизу. Они зашагали дальше. - Вы обворожительны, - продолжил Антуан, - я желаю вас всей душой. О, долг! Он - суровый надзиратель, моя дорогая! Человек моего положения не может освободиться от него ни на минуту. Он должен всегда помнить о нем, постоянно отказывать себе в удовольствиях, подавлять свои желания. Повернувшись, она прижалась к Антуану. - Я скорее умру, чем помешаю вам исполнять ваш долг. Он страстно поцеловал Луизу. Почему бы и нет? - думал Антуан. Только один раз. Только одна ночь. Но ему не удалось выбросить из готовы Жанну. Если она услышит даже об одной его измене, она не простит его никогда, и их счастливой жизни придет конец. Ему следует помнить о том, что он, вместе с братом и Жанной, стоит во главе движения гугенотов. Интрижка с притворной красавицей вызовет резкое осуждение его последователей. Хотя кто о ней узнает? Нет! Узнают все! За ним постоянно следят. Несомненно даже сейчас он под наблюдением. Их поцелуи замечены. Он может довести этот эпизод до естественного завершения; даже если он воздержится от этого, многие скажут, что он поступил иначе. Но он не мог даже в своем воображении выдержать потрясенный взгляд Жанны. Умная Жанна была все же очень примитивной женщиной. Она считала супружескую верность нормальной вещью, каковой она на самом деле, несомненно, не являлась. А я - нормальный мужчина, рассерженно подумал Антуан, снова целуя Луизу. Он принялся рассказывать ей о своей семейной жизни, объяснил, почему не может вступить в любовную связь. - Моя жена - очень умная женщина, настоящий лидер и великая королева... - Однако она не понимает ваших потребностей, - заметила Луиза. - Да. Вы отчасти правы. Он заговорил с ней об их ссорах, недоразумениях. - Не понимаю, как она может выносить разлуку с вами. - Она - королева и обязана править Наваррой. Я должен работать здесь с королевой-матерью. Людям нашего положения редко удается наслаждаться семенной жизнью. - Если бы я была вашей королевой, я бы разрушила все разделяющие нас преграды. Они снова обнялись. Почему бы и нет? - подумал, колеблясь, Антуан. Он мысленно говорил себе то "да", то "нет". Но в этот вечер победа осталась за Жанной. - Моя дорогая, - сказал он на прощание Луизе, - нам не следует больше встречаться. Соблазн слишком велик, а я должен оставаться верным мужем. - Я бы сделала все, чтобы доставить вам удовольствие, - сказала Луиза. Ночью, когда во дворце воцарилась тишина, девушка пробралась в покои короля Наварры. Его камердинер удивленно поднял брови, увидев ее, но она улыбнулась и кивнула головой. - У меня нет кинжала, - сказала Луиза, - вы можете обыскать меня. Под платьем на ней не было ничего. - Я пришла, - продолжила она, - по приглашению короля Наварры. Не пытайтесь остановить меня - тогда вам придется держать ответ перед ним. Луиза проникла в спальню Антуана. Она остановилась перед его кроватью. - Мой король, - прошептала женщина. - Луиза! - Я не смогла удержать себя. Быстро сбросив платье, она юркнула под одеяло, прижалась к Антуану всем телом. У нее была нежная шелковистая кожа. Рука Луизы скользнула вниз, к бедрам Антуана. Ее острые ноготки защекотали его мошонку. Реакция Антуана не заставила себя ждать. Через несколько мгновений предмет его мужской гордости напрягся, точно тетива лука. Антуану казалось, что он помолодел лет на десять. Уже давно женщина не пробуждала в нем такого волнения. Он объяснял это возрастом. Однако все дело было в отсутствие столь соблазнительной партнерши. Опытный Антуан знал, что красота женщины еще отнюдь не гарантирует максимальное наслаждение. Луиза была для него идеальной женщиной - она сильно волновала Антуана, но не раздражала глупостью. Тут нет моей вины, сказал себе король Наварры. На следующий день Антуан ощутил укоры совести. Он изменил жене. Он влюбился. Луиза де ла Лимодьер была самой обворожительной женщиной из всех, кого он знал. Но он не должен встречаться с ней. Ему следует бежать от такой любви. Он написал длинное письмо Жанне. Моя дорогая жена, я грущу, потому что тебя нет со мной. Я постоянно думаю о тебе. Всегда помни о том, что я - твой верный и любящий муж. Другие женщины оставляют меня совершенно равнодушным. Они кажутся мне безобразными. Я скучаю без тебя... ты не представляешь, как сильно. Ты должна пожалеть меня... я не сплю по ночам и заметно похудел. Я оживу, лишь увидев тебя... Он писал с жаром и страстью, убеждая себя в том, что он не хотел стать неверным мужем. Луиза полностью завладела им; весь двор зная об этом. Антуан игнорировал насмешливые взгляды я шепот; он уже не мог обойтись без нее. Она была пылкой, любящей, слепо обожала его, видела лишь достоинства там, где Жанна замечала недостатки. Однажды она сказала ему: - Твой брат немного шокирован нашей любовью, мой дорогой. - О, Луи благороднее меня. - Не могу в это поверить. - О, да. Хотя в некотором смысле он похож на меня; он тоже нуждается в женской любви, однако строго блюдет себя. - Неужели? - Да. Он постоянно помнит о том, что он - лидер, принц Конде - человек, в котором многие видят своего вождя. - Я сомневаюсь в том, что он на самом деле так добродетелен, как тебе кажется. Я докажу тебе это. Давай устроим вечеринку... небольшой прием... в твоих покоях. Пригласим только твоего брата и мою подругу. Поделиться с тобой одним секретом? Моя подруга влюблена в принца Конде. Она сохнет по нему. Относится к Луи так же, как я - к тебе. Ты хочешь дать ему шанс обрести счастье? - Нет! - воскликнул Антуан. - Он испытает соблазн, потому что он когда-то не мог устоять перед красотой. Кто эта дама? - Ты видел ее, мой дорогой. Умоляю тебя, не смотри на нее слишком пристально, иначе меня будет мучить ревность. Она ездит верхом с королевой-матерью и другими дамами. Ее зовут Изабелла де Лимей. - Красивая девушка. Он поцеловал Луизу. - Не бойся. Мне никто не нужен, кроме тебя, моя дорогая. - Ты любишь своего брата, да? - Он - прекрасный человек; я уважаю и люблю его. - Тогда... подари ему радость. Ничего страшного не произойдет, если ты пригласишь его на вечеринку. И они решили устроить вечеринку. Будет забавно увидеть, подумал Антуан, как отреагирует Луи на прелести Изабеллы де Лимей; если брат тоже вступит в любовную связь, он не сможет с осуждением смотреть на Антуана. Вечеринка удалась; было много смеха и вина. Никогда еще, подумала Луиза, Изабелла не выглядела столь великолепно. Кажется, Конде считал так же. Он был страстным мужчиной и слишком долго жил, как холостяк; разлука с добродетельной Элеонорой сделала его легкой жертвой соблазна. Он догадался, что Изабелла - шпионка королевы-матери, поскольку знал, что девушка является членом Летучего Эскадрона. Он отдавал себе отчет в том, в каких целях использует Катрин своих дам. Но Изабелла обладала волнующей красотой; после вечеринки она попросила Конде проводить ее: оказавшись в покоях девушки, он торопливо раздел Изабеллу. Она охотно помогала ему, не строя из себя недотрогу. Впервые за много лет пресыщенный женской любовью принц испытывал такое нетерпение. Он не знал, что его новая подруга во время вечеринки подсыпала ему в бокал "шпанскую мушку" - сильнодействующее возбуждающее средство, способное завести даже евнуха. Ему казалось, что его член вот-вот разорвется. Первый испытанный им оргазм был так силен, что Конде буквально улетел на небо. Ему потребовалась не одна минута, чтобы прийти в себя. Изабелла прекрасно владела самыми интимными уголками своего тела и умела сузить торную дорогу. Конде переполняло чувство благодарности к женщине, несравненно более изощренной в искусстве любви, чем добродетельная Элеонора. Он захотел отплатить Изабелле за испытанное наслаждение, но, похоже, снова остался ее должником. Оседлав Конде, она подвела принца к грани экстаза, затем внезапно прижала к низу его живота кожаный мешок, набитый кусками льда. В паху принца словно взорвалась бомба; он едва не потерял сознание. Из глаз посыпались искры. "Боже, почему я лишал себя такой радости столько лет? - думал Конде, паря между небом и землей. - У меня только одна жизнь, и я не имею права приносить ее в жертву кому бы то ни было, даже Элеоноре". Теперь весь двор смеялся над братьями Бурбонами. Катрин испытывала противоречивые чувства. Она торжествовала, видя моральное падение Антуана, не только по одной причине. Эта связь являлась первым звеном ее плана. Что скажет мадам Жанна, когда новость долетит до нее? Вспомнит ли королева Наваррская, какой самоуверенной она была в тот вечер, когда муж увез ее на испанском галеоне, чтобы заняться любовью с ней, своей женой? Сохранит ли она свою самоуверенность? Будет забавно наблюдать за Жанной. Но это не самое важное. Главное - воздействие романа Луизы и Антуана на гугенотов. А вторая пара? Катрин нахмурилась. Конде влюбился... в шлюху! Какой он, наверно, прекрасный любовник! Катрин невольно вспомнила беседы, состоявшиеся в темнице под замком Амбуаз. Как глупа она была! Она потеряла стройность, постарела. Можно ли сравнить ее полное тело с изящной фигурой Изабеллы де Лимей, молодость Изабеллы - со зрелостью Катрин? Изабелла тоже весьма искушена в любви Катрин подумала о других любовниках - Генрихе и Диане, - за которыми она следила сквозь отверстие в потолке. Она ни за что не согласилась бы снова пережить злость и унижение тех дней. Любовь? Это счастье не для нее. Чего оно стоит? Что дает любовь, кроме минутного удовлетворения и мук ревности? Нет, она хотела не любви, а власти. Нельзя терять время, глядя на Изабеллу и Конде сквозь дыру в полу. Она не станет подслушивать их беседы с помощью трубы, идущей от ее покоев. Нет! Она покончила с такими глупостями. У нее нет на них времени. Она послала за Луизой; когда женщина преклонила колено перед королевой-матерью, Катрин попросила ее подняться и проверила, не подслушивает ли их кто-нибудь. - Ну, мадемуазель, - сказала она, - вы справились с заданием; я довольна вами. - Спасибо, мадам. Я счастлива, что могу служить Вашему Величеству. - Я думаю, вы уже завоевали доверие короля Наварры? - По-моему, да, мадам. - Как он держится с вами? Надеюсь, пресыщение не ослабит его желание? Луиза была готова к допросу. Она знала, что королева-мать любит узнавать подробности амурных проделок членов Летучего Эскадрона. Слушая их отчеты, она как бы ставила себя на место развратниц и получала удовольствие от сопереживания. Следовало подчиниться ее воле, проникнуться порочностью Катрин. Иногда сделать это было легче, иногда трудней. Но Луиза была отчасти влюблена в Антуана, ей не хотелось делиться с Катрин самыми интимными моментами их свиданий. Однако королева-мать требовала подчинения во всем. Через некоторое время Катрин сказала: - Думаю, вы добились его доверия; теперь пора расширить вашу миссию. Король Наварры - протестант, этим он подвергает себя опасности. Я хочу, чтобы он стал католиком. Это - ваше следующее задание. - Но... мадам... католиком! Изменить веру! Это очень трудное поручение, мадам. - Я уверена, оно вам по силам, мадемуазель. Девушка имела испуганный вид. Странное дело, подумала Катрин. Даже эта шлюха смущается при мысли о том, что ей предстоит обсуждать религиозные доктрины в промежутках между любовными упражнениями. Катрин засмеялась. - Это поможет вам найти тему для постельной беседы. Боюсь, что вы отнимете у Антуана последние силы! Луиза не улыбнулась. - Его вера, мадам, какая-то особенная. Я не задумывалась о ней. Он... принадлежит к реформистской церкви. - А вы, полагаю, мадемуазель де ла Лимодьер, верная католичка? - Да, мадам. - Тогда вам доставит радость направить его на путь истинный. - Я... я не думала, что мои обязанности обретут такой характер. - Теперь вы знаете это. - Да, мадам. - Похоже, вам не по душе это задание. - Оно такое неожиданное, мадам. Я никогда не думала о религии. Я... я сделаю все от меня зависящее. - Я рассчитываю на