ако, испытывал облегчение. Никогда больше он не будет смущаться в присутствии Франциска. Отношение людей к наследнику престола уже начало меняться. Они клялись ему в верности, спешили угадать его очередное желание. Внешне невозмутимая Диана ощущала глубокую радость. Наконец пришел ее час. Она уже была не любовницей дофина, а первой дамой страны. В Сент-Жермене, куда новый король, завершив приготовления к похоронам Франциска, прибыл из Рамбуйе, Катрин, сидя в своих покоях, думала о переменах, которые произойдут теперь в ее жизни. Катрин ждала появления на свет третьего ребенка, но она могла еще какое-то время скрывать от мужа свою беременность. У нее были сын и дочь; скоро родится третий ребенок; она стала королевой Франции. Как ликовал бы сейчас Климент, доживи он до сегодняшнего дня! Катрин была в безопасности, сидя на французском троне. Она имела причины для радости; однако для полного счастья ей многого не хватало. Она надушилась, тщательно оделась и стала ждать. Но он не приходил. Потеряв надежду увидеть его этой ночью, она заперла дверь, сдвинула стол и ковер, посмотрела сквозь дыру вниз. Они лежали в объятиях друг друга, шептали слова нежности, говорили о своих чувствах. В этот день исполнилась ее самая честолюбивая мечта, однако Катрин мучила себя, подглядывая за своим мужем и его любовницей. Амбиции де Медичи были удовлетворены; когда-нибудь она обретет реальную власть. Ее назначение - рожать принцев и принцесс. И все же, видя мужа и его возлюбленную, королева Франции не смогла сдержать горьких слез. ДВЕ КОРОЛЕВЫ Королева Франции! Как, однако, изменилось ее положение? На самом деле на французский трон поднялась не она, Катрин де Медичи, а Диана. Повсюду теперь можно было видеть инициалы короля, переплетенные с инициалами не его жены, как требовал этикет, а его любовницы: две латинские буквы D, одна из которых была повернута на сто восемьдесят градусов, перечеркнутые горизонтальной линией от буквы Н. Эта монограмма появлялась на кирпичной кладке, ее вышивали на знаменах, она украшала костюмы Генриха. Катрин продолжала улыбаться; никто не догадывался о том, что в ее душе горело желание стереть, перечеркнуть этот знак. Она вместе со своими доброжелателями делала вид, будто эта монограмма образована буквой Н и двумя С, а не Д - французские имена "Генрих" и "Катрин" начинаются с латинских букв Н и С. Это позволяло ей сохранять лицо. Она появлялась при дворе, не выдавая своих страданий. У нее образовался свой круг, строго соблюдавший определенный этикет. Дамы и джентльмены, окружавшие Катрин, побаивались ее. Она являлась загадкой. Было трудно понять, как ей удается сохранять достоинство, постоянно подвергаясь унижению. Порой она казалась сухой, чопорной; любой промах ее фрейлин сурово и немедленно наказывался; в других случаях грубоватая шутка порождала внезапный громкий смех Катрин. Королева Франции оставалась иностранкой; все помнили об этом. Ее не любили. Она знала это и говорила себе, что ей все равно. Она мечтала о любви одного человека и верила, что терпение поможет ей обрести желаемое. Терпение - бесконечное терпение - залог успеха. Она могла ждать. Слава Богу, теперь она умела ждать. Она постаралась обрести новые интересы. Королева могла делать многое, в чем было отказано дофине. Франциск рассказывал ей о том, как он перестроил свой замок. Он нашел в Катрин внимательную, восприимчивую слушательницу и многому научил ее. Катрин особенно восхищалась одним французским замком; она влюбилась в него с первого взгляда. Когда двор приезжал туда, она давала волю воображению, придумывала, как бы она перестроила его, если бы он принадлежал ей. Замок Шенонсо, несомненно, был восхитительным сооружением. Он опирался на мост, под ним протекала река. Казалось, здание плывет по воде, точно сказочный замок; деревья создавали тень; внизу, в воде, качались кувшинки: заросли камыша и осоки окружали белые стены. Франциск собирался сделать это свое владение еще более живописным. Но Франциск умер. Король Генрих был занят другими делами. Почему бы королеве не развлечь себя? Она получала удовольствие от своих замыслов. Катрин также пыталась разделять с Генрихом его интересы, терпеливо и осторожно уводя его от Дианы. Он любил музыку, и Катрин музицировала, не жалея себя. Особенно ему нравились церковные гимны и песнопения. Катрин охотно разыскивала старые произведения и заказывала новые. Но Диана тоже разбиралась в музыке; все, что она показывала Генриху, нравилось ему в сотни раз больше любых других произведений. Катрин была превосходной наездницей; она старалась в промежутках между беременностями участвовать во всех охотничьих вылазках. Даже Генрих восхищался ее смелостью и умением ездить на лошади. Диана же часто оставалась в замке; она встречала короля, когда тот возвращался с охоты. Катрин всегда с горечью наблюдала, с какой радостью он приветствует свою любовницу. Генрих по-прежнему приходил по ночам к Катрин - ей еще удавалось скрывать очередную беременность. Став королем, Генрих был вынужден считаться со своим новым высоким положением. Он отправлялся в покои любовницы тайно - будто весь двор не знал об их отношениях. Теперь Генрих находился в фокусе общественного внимания. Он просыпался на рассвете, и тотчас его приближенные развивали бурную деятельность. Знать входила в его покои, чтобы поприветствовать короля. Титулованные особы подавали ему рубашку. Его первой обязанностью была утренняя молитва, которую он читал перед стоявшим в спальне алтарем в присутствии свиты. Но даже в это время его слух услаждала музыка, исполняемая на цимбалах, клавикорде, рожке и лютне. После молитвы начинались дела; потом Генрих ел. Он не был гурманом; говорили, что он потерял вкус к изысканной пище в испанской тюрьме. Он никогда не придавал значения этому искусству, к огорчению своих соотечественников, гордившихся тем, что французская кухня обретала славу лучшей в мире. Однако равнодушие к еде не ухудшало его здоровье; он был сильным, выносливым. Обсудив текущие проблемы со своими министрами, остаток дня он посвящал спорту. Обычно он уезжал на охоту, которая была его любимым видом спорта; также Генрих неплохо играл в теннис. Он был истинным спортсменом с головы до пят. Он требовал, чтобы во время игры все забывали о том, что он - король. Его товарищи открыто обсуждали слабости Генриха. Когда игра заканчивалась, он принимал участие в этой дискуссии. Мужчины не боялись одерживать победы над королем, который не таил зла за это и любил играть с противниками, превосходившими его по мастерству. Вечером устраивались пиршества и танцы. Приближенные шептали Генриху, что его двор не должен уступать в блеске королю Франциска. Все должны знать, что французский двор остается французским двором - богатым, роскошным, порой, при необходимости, высокомерным. Хотя, возможно, танцы были слишком помпезными, этикет - чуть более строгим. Затем Генриха отводили в его покои. Бедный Генрих! Он раздевался в присутствии свиты, гофмейстер проверял, как приготовлена постель. Король ложился в нее, и тогда ему приносили ключи от замка; их клали под подушку. Лишь после этого король оставался один. Теперь он мог отправиться в покои своей любовницы. Жизнь Генриха была более тяжелой, чем жизнь Франциска. Франциск мало заботился о приличии. При желании он мог распорядиться, чтобы в его спальню привели десяток женщин. Но Генрих отправлялся к своей любовнице только после того, как свита покидала его покои. Как любила его Катрин - за строгость, величие, скромность, за стремление делать добро! Королеву изумляло, что она отдает всю свою любовь человеку, столь мало походившему на нее. Этой ночью в самом начале лета он пришел в ее покои, которые соседствовали с его комнатами. Какой суровый был у него вид! Лицо Генриха выражало решимость исполнить свой долг! У них было двое детей. Катрин лукаво улыбнулась - он не знал, что меньше чем через полгода она родит третьего. Днем ранее, стоя со своими приближенными, она едва не упала в обморок. Тогда отчаянное усилие воли позволило ей избежать этого. Она не собиралась уступать своему недомоганию; Катрин умела справляться с физической слабостью. Она должна была делать это, иначе по двору начали бы распространяться слухи. Королева снова в положении! И тогда она на много месяцев лишится Генриха. Потеряет любовь - или то, что заменяло ее. Генрих был грустен - он недавно присутствовал на похоронах отца; смерть всегда действовала угнетающе на этого чувствительного человека. Он решил перезахоронить тела своих братьев, Франциска и Карла, в Сент-Дени, и совместить это мероприятие с погребением отца. Состоялась пышная церемония; на расходы не скупились. Три гроба, каждый из которых был украшен скульптурным изображением покоящегося в нем человека, были доставлены из Парижа к церкви Нотр-Дам де Шамп. Горожане высыпали на улицы; они провожали взглядами кортеж. Многие сыновья, думала Катрин, смотря на мужа, радовались бы сейчас, говорили бы себе: "Мой отец мертв, мой старший брат мертв, поэтому я - король". Но только не Генрих. Сидя у кровати, он рассказывал о похоронах. Он всегда говорил о чем-то, перед тем как задуть свечи. Он обнаруживал постоянство в своих привычках; он хотел, чтобы эти визиты проходили непринужденно, чтобы Катрин не догадывалась о его желании поскорее уйти от нее. Он боялся причинить ей душевную боль. Генрих ни словом, ни взглядом не выдавал того, что он ждет от нее вести. Он был так любезен. Неудивительно, что она обожала его. Но, увы, ее было невозможно обмануть. Поговорив, он принимался нервно играть со склянками и бутылочками, стоявшими на туалетном столике. Потом Генрих ложился в постель. Позже он снова возобновлял беседу. Эти интерлюдии длились всегда одно и то же время. Катрин беззвучно смеялась сквозь слезы. Сколько маленьких Валуа появятся в детской, прежде чем он решит, что у них уже достаточно детей? Когда осуществится ее мечта - Диана состарится или умрет, и король будет приходить к королеве не только ради исполнения долга. - Ты печален, Генрих, - сказала Катрин. Он улыбнулся - смущенно, по-мальчишески, непосредственно. - Я не могу забыть похороны, - сказал Генрих. - Они произвели на тебя сильное впечатление. - Мой отец... мертв. И два моих брата умерли в расцвете сил. Ей не хотелось говорить о его братьях. Неужели даже теперь, думая о Франциске, он подозревал ее? - Твой брат Карл не был твоим другом, Генрих. - Ты права. Когда я смотрел на кортеж и оплакивал моего отца и братьев, рядом со мной были Сент-Андре и Вьевилль. Они заметили мое подавленное состояние, и Сент-Андре попросил Вьевилля рассказать мне о том, что когда-то давно произошло в Ангулеме. Вьевилль сделал это. Он сказал: "Помните, сир, как по вине Шатемрэ, Дандена и Дампьера бывший дофин Франциск и вы свалились в Шаренту?" Я помнил этот эпизод и сказал ему об этом. И он поведал мне следующее; когда отцу сообщили о том, что я и мой брат утонули в реке, он был потрясен этим известием, но Карл ликовал в своих покоях. Потом он узнал о нашем спасении, и у него начался жар. Опытные врачи объяснили это резкой сменой эмоций - от радости к горю. Да, Карл не был моим другом. Катрин приподнялась на локте. - Генрих, - сказала она, - если бы он остался жив и женился на племяннице или дочери императора, он бы стал для тебя опасным врагом. - Верно. - Поэтому тебе не следует печалиться. Король Франциск умер, но он уже был немолод и успел сполна насладиться жизнью. Франция еще не имела такого замечательного короля, каким являешься ты. Я молю Бога о том, чтобы маленький Франциск оказался похожим на тебя, когда придет его время занять трон. - Ты - хорошая и верная жена, Катрин, - сказал король. Это сделало ее счастливой. Я завоюю его, сказала себе Катрин. Надо только двигаться постепенно, осторожно. Но как трудно ей было действовать осмотрительно, когда она находилась рядом с Генрихом! С другими она была умной и хитрой. Муж пробуждал в ней волнение, которое мешало Катрин быть сдержанной. Она поддалась соблазну заговорить о мадам д'Этамп, поспешно покинувшей двор. Ее судьба оставалась неопределенной. Катрин очень хотела, чтобы Анну оставили в покое. Нет, она не любила ее. Катрин любила лишь себя и Генриха. Но если бы ей удалось успешно заступиться за Анну и Диана не смогла бы обрушить на мадам д'Этамп свою месть, это стало бы триумфом Катрин! "Ты - хорошая и верная жена!" Эти слова опьянили ее, точно доброе французское вино... - Я думала о твоем отце, Генрих, и о несчастной женщине, которую он любил. Он просил тебя обойтись с ней милостиво. Ты отнесешься с уважением к просьбе Франциска? Она тотчас поняла, что совершила ошибку. - Тебе не следует заступаться за нее, - сказал он. - Я знаю, что она была таким же моим врагом, как и Карл. И при ее содействии он договорился с Филиппом Испанским о том, что они вдвоем свергнут меня с трона, когда я займу его. Мой брат обещал сделать ее правительницей Нидерландов, если он женится на инфанте. За это она помогала ему деньгами. - Я... понимаю. - Ты многого не знаешь, поэтому тебе не следует заступаться за моих врагов. - Генрих, если бы я знала, что она виновата... что она интриговала против тебя... Охваченная волнением Катрин захотела подняться с кровати и встать перед Генрихом. Сделав это, она протянула руку к своему халату. В этот момент у нее закружилась голова. Она хотела скрыть это, но наблюдательный король заметил ее состояние; он ждал появления подобных симптомов. - Катрин, боюсь, тебе нездоровится. - Со мной все в порядке, Генрих. - Позволь мне уложить тебя в постель. Я позову твоих фрейлин. - Генрих... прошу тебя... не беспокойся. Это пустяк. Он улыбнулся ей почти сочувственно. - Катрин... может быть... Его улыбка была ласковой. Как он красив! Он доволен ею. Ей хотелось порадовать его. Отбросить всякую сдержанность. - Вполне возможно, Генрих; ты рад? - Рад? Я просто счастлив. Именно на это я и надеялся, дорогая. Она была счастлива - его раздражение сменилось радостью. Даже если эта радость была связана с тем, что теперь он избавлялся от скучных визитов. Некоронованная королева Франции! Несомненно, любая расчетливая и честолюбивая женщина могла мечтать о таком положении. День, когда король Франциск приказал ей подружиться с его сыном, был счастливейшим в ее жизни! Она встретила Генриха в своих покоях, которые были более роскошными и величественными, чем покои Катрин. - Как ты прекрасна! - Генрих преклонил колено и поцеловал руки Дианы. Она улыбнулась, прикоснувшись к драгоценным камням, висевшим у нее на шее. Недавно они принадлежали Анне д'Этамп - их подарил ей Франциск. Жаль, что Анна не видит их сейчас, подумала Диана. Она жестом отпустила своих девушек, чтобы остаться наедине с королем. Они сели на диван у окна; Генрих обнял свою возлюбленную. - Превосходная новость, моя дорогая, - сказал он - Катрин в положении. - Чудесно. Мне казалось, что в последнее время она... - Она едва не упала в обморок, и я догадался. Диана кивнула. Хитрая Катрин какое-то время скрывала свою беременность. Несчастная королева. Она, Диана, находится в гораздо лучшем положении. Она может даже пожалеть королеву Франции! У Генриха не было секретов от Дианы. - Она пыталась заступиться за Анну д'Этамп, - сказал он. Диана тотчас насторожилась. Как это глупо с ее стороны! Она с помощью улыбки скрыла свое беспокойство. Представила себе невозмутимое лицо королевы - темные глаза выражали покорность, смирение. Нет, Катрин не посмеет вступить в заговор со старым врагом Дианы де Пуатье. Диана повернулась лицом к королю и поцеловала его. Он обнимал ее, но она продолжала думать. Чтобы управлять королем, требуется большая осторожность и проницательность; Генрих уже не дофин. Он сентиментален и обещал лежавшему на смертном одре отцу защитить Анну д'Этамп. Диана вспомнила, какую ярость пробудило в ней известие о том, что Генрих отправил Анне в Лимур весьма дружеское послание; он даже намекал женщине, что она может вернуться ко двору. Он тогда сказал ей, Диане, что дал слово отцу. Он был добрым, но простодушным человеком. Благодарным любовником, не забывавшим своих друзей. Анн де Монморанси снова оказался в милости. Ей, Диане, следует проследить за тем, чтобы он не вознесся слишком высоко. Но сейчас Монморанси, желавший свести личные счеты с Анной д'Этамп, был союзником Дианы. Дорогой, бесхитростный Генрих! Ему необходимо открыть глаза на то, как любовница Франциска интриговала вместе с Карлом Орлеанским против дофина. Тогда он почувствует себя свободным от обещания, данного им умирающему отцу, который не знал о двуличии этой женщины. Собственность Анны была конфискована, ее слуги отправились в тюрьму; муж мадам д'Этамп, охотно извлекавший выгоду из ее отношений с королем, обвинил жену в супружеской неверности, и она угодила за решетку. Диана чувствовала, что Анна д'Этамп щедро оплачивает оскорбления, которые она когда-то наносила вдове великого сенешаля Нормандии. А теперь... этой кроткой Катрин взбрело в голову заступиться за эту женщину. Катрин, конечно, придется кое-что понять. Ей позволят сохранить свое положение, если она подчинится некоронованной королеве. - Полагаю, - сказала Диана, - ты поведал королеве о том, что мадам д'Этамп предала тебя, вступив в сговор с твоими врагами? - Да, я сказал ей это. Кажется, она растерялась. Заявила, что удивлена этим. Возможно, это правда, подумала Диана. Необходимо дать понять Катрин, что она стала матерью лишь по милости любовницы ее мужа. Диана снова почувствовала, что Катрин нуждается в уроке. Мадам де Пуатье решила, что новое положение вскружило голову королеве. В конце концов, сказала себе Диана, Катрин - всего лишь дочь итальянских торговцев. Она же, Диана, была французской аристократкой, в ее жилах текла королевская кровь. Да, Катрин должна понять, что она обязана своим положением ей, Диане; более того - именно от Дианы зависит, сумеет ли она сохранить корону. Диана считала, что Катрин усвоит урок лучше, если он будет публичным. Поэтому она сделает так, чтобы многие сиятельные особы стали свидетелями растерянности королевы. Это произошло во время одного из собраний, которые периодически проводила Катрин. Король отсутствовал; среди избранного общества находились Диана, сестра Генриха Маргарита, Монморанси и Франциск де Гиз. Диана начала с того, что попросила королеву показать ей планы перестройки замка Шенонсо. - Мадам, - ответила Катрин, - я охотно сделаю это. Конечно, вы понимаете, что я не обладаю архитектурными талантами моего славного тестя; мои наброски, боюсь, нуждаются в доработке. - И тем не менее, мадам, я буду рада взглянуть на них. Ги де Шабо, этот глупый, неосторожный человек, который уже проявил себя как враг Дианы во время скандала, связанного с его мачехой, сказал: - Мадам Диана хочет улучшить планы нашей славной королевы? - Возможно, месье де Шабо, - сухо ответила Диана на вопрос, заданный надменным тоном. Де Шабо показал себя однажды дураком; она была уверена, что он готов сделать это снова. Ему следовало понять, что он уже был на плохом счету у короля; неуважительное обращение с любовницей короля усугубит его положение. Диана повернулась к Катрин. Катрин сказала: - Я хотела изменить южный фасад и возвести девять арок, спроектированных Томасом Боэром... кажется, тридцать лет тому назад. Королева едва сдерживала свою ярость. Шенонсо много значил для нее. Она спасалась от унижений, с головой уйдя в работу. Сейчас бушевавшие в Катрин эмоции зазвучали в ее голосе. В разговор вступила Маргарита; эта умная женщина умела интересно высказываться почти на любую тему. Она была добрым человеком и всегда радовалась, видя оживление на обычно бледном лице королевы. Свое суждение высказал Монморанси. Но хитрый де Гиз догадывался, к чему все идет, и помалкивал. - В самое ближайшее время я займусь Шенонсо, - сказала Катрин. - Я приглашу лучших художников. Разобью в саду клумбы, построю живописные гроты и фонтаны. Момент был подходящим. Диана произнесла: - Я искренне надеюсь, что вы почтите Шенонсо своим присутствием, как только у вас появится желание. Катрин отвела свой взгляд от Дианы. Только еле заметное дрожание века выдало чувства королевы. Она улыбнулась, с трудом сдерживая желание броситься вперед и одной пощечиной стереть с лица своего врага невозмутимую очаровательную улыбку. Унижение было жестоким, горьким. Диана знала, как сильно Катрин любит Шенонсо; она намеренно заставила королеву продемонстрировать свой энтузиазм, ее желание заявить о своих правах на замок. Затем в присутствии придворных Диана дала ей понять, что ее желание мало что значит по сравнению с волей истинной королевы Франции. Никогда еще, подумала Катрин, я не испытывала такой сильной ненависти к этой женщине. Даже когда наблюдала за ней в Сент-Жермене сквозь отверстие в полу. - Что это значит? - сказала Катрин. Она ненавидела себя за свою неуверенность. Катрин заметила насмешку в хитрых глазах Франциска де Гиза; в глазах Маргариты застыл ужас; де Шабо явно сочувствовал королеве. - Король великодушно подарил мне замок Шенонсо, - сообщила Диана. - Этим подарком он выразил свою признательность за важные услуги, оказанные государству моим покойным мужем. Нельзя было не восхититься спокойствием, с которым королева продолжила обсуждение своих планов относительно Шенонсо после того, как она поздравила Диану с тем, что она владеет одним из красивейших замков Франции. Да, итальянские женщины умеют сохранять достоинство в любой ситуации, подумала Диана. Придет день, и мадам де Пуатье заплатит по всем счетам, сказала себе Катрин. Ничто не будет забыто. - Месье, вы сегодня грустны. Во время танца, в котором партнеры постоянно менялись, Ги де Шабо на несколько мгновений оказался возле королевы. Он склонил голову. - Верно, - сказал де Шабо, - но я надеюсь, что мое состояние не обидит ваше королевское величество. - Мы бы предпочли видеть улыбку на ваших губах. Он улыбнулся. - Не натянутую улыбку, - сказала Катрин. Они приблизились в танце друг к другу, и она воспользовалась этим, чтобы шепнуть ему на ухо: - Не печальтесь, месье. Всегда есть выход. Ги де Шабо несколько секунд смотрел в глаза королевы; ему показалось, что он видит ее впервые. Ее губы улыбались, глаза сохраняли невозмутимость. Однако, подумал он, в ней таится нечто... еще не раскрывшееся полностью... она напоминает змею. Нет, ерунда. Тревога, страх за свою жизнь будоражат мое воображение. Он не понял значения ее слов; она увидела это по выражению его лица. - Вы боитесь де Вивонна, - шепнула она. - Не стоит этого делать. Выход есть. Теперь они удалились друг от друга, и шептать было невозможно. Сердце де Шабо забилось чаще. Он действительно боялся. Он не был трусом, но считал, что всякий человек, глядя в глаза смерти, имеет право на страх. Ему предстояло померяться силами с де Вивонном в смертельной схватке. Он получил от него вызов, и король Генрих дал разрешение на эту дуэль, некогда запрещенную Франциском по просьбе Анны д'Этамп. Де Вивонн был лучшим фехтовальщиком Франции, сражаться с ним означало сражаться со смертью. Иногда можно блефовать, делать вид, будто ты не ведаешь, что такое страх; но эта тихая королева, верно, увидела на его лице нечто такое, что он предпочел бы скрыть. Я молод, думал де Шабо; я не хочу умирать. Почему я должен умереть! Каким приятным приключением казалась любовная связь с фавориткой короля! Теперь эта соблазнительная красавица томилась в тюрьме, а его, де Шабо, ждала дуэль, сулившая ему гибель. И внезапно, совсем нежданно, королева намекает ему на то, что ей известен выход из положения. Но какой выход может подсказать кроткая маленькая Катрин? Король и его могущественная любовница хотят, чтобы он умер. Каким образом Катрин способна спасти его? Она не намного более влиятельна, чем он сам. Совсем недавно он стал свидетелем того, как мадам Диана безжалостно унизила ее во время разговора о Шенонсо. И все же что-то заставило его ощутить власть королевы. Она внушала ему страх, даже когда дарила надежду. Ему казалось, что он столкнулся в темноте с незнакомым ему человеком. С ним только что говорила королева; однако на него смотрели не добрые глаза Катрин, но холодные, бесстрастные глаза змеи, терпеливо ждавшей того момента, когда она сможет вонзить свои ядовитые клыки в тело врага. Потом он какое-то время не имел возможности беседовать с королевой. Танцы продолжались, у него была другая партнерша - девушка, глядевшая на де Шабо с восхищением. Он был очень красив, этот де Шабо; все знали, что его ждет скорая смерть, и это усиливало привлекательность молодого человека. Но сейчас он мог думать только о королеве. Он удивился тому, что она практически не отреагировала на инцидент, связанный с Шенонсо. Он помнил, что это показалось ему странным - королева стерпела оскорбление. Действительно ли она такая кроткая? Он чувствовал, что сейчас она приподняла вуаль и показала ему тайное лицо королевы. Он понял ее послание, оно было ясным. Король и мадам Диана решили, что он должен умереть. Он был любовником их старого врага, поставил дофина в неловкое положение; он бросил вызов человеку, посмевшему запятнать его честь и доброе имя его мачехи, зная, что за этим инцидентом стоят дофин Генрих и Диана де Пуатье. Теперь ему предлагали заплатить за ту глупость. Но что, если вопреки ожиданию всех победителем станет не де Вивонн, а он, де Шабо? Какой сюрприз для толпы, пришедшей увидеть его смерть! Король и его любовница окажутся в глупом положении. Диана была инициатором этого дела. Возможно, король испытает такую растерянность, что его охватит неприязнь к женщине, которую он сейчас любит. Да, де Шабо понял ход мыслей королевы. Что, если она сумеет обратить поражение в победу, смерть - в жизнь, несчастье - в торжество? Он больше не видел ее во время танцев, но позже этим вечером он получил шанс пройти мимо Катрин. Он посмотрел на нее с мольбой в глазах - как оказалось, не напрасно. - Завтра вечером. Замаскируйтесь. Дом Руджери на берегу реки. Он склонил голову. С надеждой в душе он шел на это свидание. Он с трудом сдерживал желание побежать по улицам Парижа. Плащ скрывал его роскошный костюм придворного; он будет возвращаться уже в темноте; де Шабо не хотел иметь дело с грабителями. К тому же она сказала: "Замаскируйтесь". Никто не выиграет оттого, что при дворе узнают о тайной встрече де Шабо и королевы в доме астрологов. Ему пришла в голову новая мысль. Вдруг это свидание не связано с дуэлью? Он был красив; многие женщины интересовались им. Нет, это не может быть началом любовной связи. С Катрин де Медичи! Он внезапно похолодел, ему захотелось вернуться во дворец. Нет, это исключено, подумал он. Но почему? Говорили, что Генрих пренебрегает женой с начала ее беременности, что он спал с ней по приказу Дианы только ради появления детей. Люди смеялись. "Наша маленькая королева - кроткое создание. У итальянки нет характера". И все же во время танцев ему показалось, что он видит перед собой другую женщину, отличную от той, которую знал двор. Что, если у нее нет плана его спасения, и она просто хочет переспать с ним, как это было со многими другими женщинами? Он остановился у реки, увидев старый дом итальянских магов. В течение нескольких минут он не мог заставить себя одолеть несколько ступеней, которые вели к входной двери. Ему показалось, что он слышит шепот толпы. "Вспомните дофина Франциска..." Он не знал королевы. Никто не знал королевы. И все же на мгновение прекрасные глаза Катрин показались ему холодными, безжалостными глазами змеи. Он понимал, почему король не мог любить свою супругу. Если бы де Шабо не был человеком, которого только чудо могло спасти от неминуемой и скорой смерти, он бы сейчас повернулся и ушел назад. Вместо этого он пожал плечами и шагнул к двери дома Руджери. Лучи летнего солнца заливали Париж, готические башни и купола которого тянулись к ярко-синему небу. Люди шагали вдоль впечатляющих стен Бастилии, по южной набережной Сены, мимо лицеев и монастырей. По улице Сент-Женевьев спешили студенты и художники, грабители и бродяги. Они торопились покинуть город и попасть в Сент-Жермен-ан-Лей, где их ждало великолепное зрелище. Акробаты и жонглеры развлекали толпу; певцы исполняли задорные, сентиментальные и скабрезные баллады; в некоторых песнях высмеивалась бывшая фаворитка Франциска мадам д'Этамп; по слухам, ее ждала гильотина; никто не вспоминал о песнях, запущенных в обращение этой дамой и затрагивавших честь Дианы де Пуатье. Нет! Диана была теперь неприкасаемой. Давайте прославлять ее, говорил народ. Мадам д'Этамп впала в немилость, ее можно топтать. Если бы она появилась сейчас здесь, ее бы забросали камнями. В воздухе витала атмосфера смерти. Зеваки хотели увидеть, как убьют человека. Густая красная кровь обагрит луговую траву. Сам король, и его итальянка, и другая женщина, подлинная, хотя и не коронованная королева Франции, - короче, мадам де Пуатье, - станут свидетелями этого зрелища. Сюда прибудут Анн де Монморанси, другие министры, вельможи, известные всей стране. Неудивительно, что тысячи парижан собрались в Сент-Жермен-ан-Лее, чтобы увидеть смертельную схватку двух мужественных аристократов. Де Шабо и де Вивонн были противниками в этой дуэли. Почему они сражались? Это не было важным; их ссора была связана с каким-то старым скандалом. Говорили, что де Вивонн, предполагаемый победитель, вступился за честь короля, что де Шабо был любовником мадам д'Этамп еще до того, как она впала в немилость. Всю июльскую ночь толпа ждала дуэли в полях, окружавших место схватки. Заключались пари; карманники работали без устали; мужчины и женщины, лежа на траве, развлекались как могли в ожидании поединка. Когда солнце поднялось достаточно высоко, дамы в дорогих туалетах и их кавалеры стали занимать места под роскошным навесом, украшенным изображениями лилий. Там был сам Монморанси, братья де Гизы, кардиналы, епископы, королевский гофмейстер - вся верхушка придворного общества и фрейлины королевы. У противоположных краев поля стояли палатки дуэлянтов. В палатке де Вивонна, уверенного в своей победе, было подготовлено все для банкета в честь его триумфа. Он взял на время лучшую посуду из королевской столовой; в этой палатке на блюдах лежали оленина и мясо других сортов, сладости и фрукты. Толпа ощущала доносившиеся оттуда аппетитные запахи. Все болели за де Вивонна; он был человеком короля; считалось, что де Шабо не сможет устоять перед ним. Толпа предвкушала великолепное, хотя и зловещее, зрелище. Под тем местом, которое занимал мрачный Монморанси, сидели пять мужчин в масках и черных одеждах. Это были палач и его подручные. Когда де Шабо умрет, они подвесят его к виселице, точно преступника. Состоится великолепный спектакль. Воры и коробейники, проститутки и фокусники, студенты и торговцы чувствовали, что ждут не напрасно. Появление короля и его свиты означало, что зрелище должно вот-вот начаться. Запели фанфары герольдов. Генрих шагнул вперед под крики собравшихся. Люди любили своего короля, хотя кое-кто считал, что ему все же далеко до великолепного Франциска. Другие, помоложе, не помнившие обаяния прежнего короля, считали своим кумиром добродетельного Генриха, который хранил верность одной женщине. Любовница находилась рядом с ним, точно она и правда была настоящей королевой. Это показывало глубину его любви к этой даме, поскольку в остальных случаях он строго следовал этикету. Она вместе с ним принимала приветствия толпы; черно-белые туалеты красавицы Дианы делали ее такой непорочной и прелестной, что яркие наряды окружавших ее дам вдруг стали кричащими, безвкусными. И затем... выход королевы. Толпа смолкла. Никто не желал приветствовать итальянку. Возможно, именно неприязнь к итальянке заставила людей так бурно аплодировать королю и его любовнице. - Дофин Франциск! - шипела памятливая толпа. Катрин слышала это. Придет день, подумала она, когда они будут приветствовать меня. Примут меня как настоящую королеву Франции. Снова прежняя надежда на то, что "придет день". Она ощущала в своем чреве ребенка. Я сижу здесь, бледная и молчаливая, и многим кажется, что все мои мысли посвящены ребенку. Им неизвестно, как терпеливо я способна ждать. Я не родилась с этим даром, а обрела его. Желавшим увидеть смертельную схватку неведомо, что именно она, Катрин, спровоцировала ее. Она улыбнулась и приложила руку к расшитой жемчугами ткани, обтягивавшей ее живот. Мадаленна приблизилась к своей госпоже. - Вам нездоровится, Ваше Величество? - Все в порядке, спасибо. Маленькая слабость. Это нормально. Толпа заметила жест Катрин - глаза людей были прикованы к ней. Они увидели, как Мадаленна обеспокоенно спросила о чем-то свою госпожу. Видите, хотела сказать Катрин своим подданным, у короля есть любовница, но я вынашиваю его детей. Только я способна рожать принцев и принцесс. Герольд Гуинн, чей шелковый плащ переливался на солнце, сделал шаг вперед; его труба пропела несколько нот. Тотчас воцарилась тишина; все замерли в ожидании объявления. - Сегодня, десятого июля, по воле нашего всемогущего короля состоится смертельный поединок между Франциском де Вивонном и Ги де Шабо. Они разрешат свой спор, предмет которого останется их тайной, с помощью оружия. От имени короля предупреждаю всех - под страхом смерти никто не смеет вмешиваться в ход схватки, мешать или помогать любой из противоборствующих сторон. Когда герольд замолчал, все захлопали. Волнение нарастало - скоро дуэль начнется. Де Вивонн вышел из своей палатки в сопровождении секунданта - одного из протеже Дианы - и многочисленных друзей. На них были цвета де Вивонна - красный и белый. Перед героем дня несли его зачехленную шпагу и знамя с изображением святого Франциска Вивонн, перед которым также шагали барабанщики и трубачи, в сопровождении свиты под аплодисменты публики обошел поле. Когда церемония завершилась, он вернулся в свою палатку. - Ги де Шабо проделал то же самое, только за ним следовал значительно более скромный эскорт. Затем началась процедура осмотра оружия, право выбора которого принадлежало Ги де Шабо, принявшего вызов противника. Разгорелись горячие споры и препирательства. Жара усилилась, но Катрин не замечала дискомфорта. Сегодня состоится ее триумф. Сегодня Генрих будет доволен своей Дианой немного меньше, чем когда-либо, Катрин не рассчитывала за один раз отнять Генриха у Дианы, но серии подобных эпизодов вынудит его оставить любовницу и вернуться к жене. Она верила в это. Диана подалась вперед, нахмурила брови. Задержка раздражала ее. В чем дело? Диана хотела поскорей увидеть своего врага поверженным. Это послужит хорошим уроком для всех, кто насмехается над любовницей короля. Мадам, подумала Катрин, я надеюсь, что вас ждет сюрприз. Спор по поводу оружия был только началом. Какую радость испытывала Катрин, отправляясь в огромном старом плаще на свидание с месье де Шабо, которое состоялось в доме астрологов Руджери! Оружие, которое будет использовано сегодня, выбирал не де Шабо, а Катрин. В течение многих часов де Шабо брал уроки фехтования в доме Руджери у итальянского мастера. Катрин беззвучно засмеялась. Мы, итальянцы, умеем делать многое из того, что недоступно французам. Нам лучше, чем им, известно, как следует устранять людей, которые становятся на нашем пути! Как приятно сидеть сейчас в непринужденной позе, зная, с чем связан спор насчет оружия, и видя подавшуюся вперед Диану. Мадам де Пуатье, так же как и все прочие зрители, не догадывалась, чем вызвана задержка. Де Шабо заявил, что он хочет сражаться в латах обоюдоострым мечом и коротким массивным кинжалом старинного типа. Де Вивонн не обрадовался этому выбору и впервые испытал растерянность. Диана нахмурилась еще сильнее. Последнее слово было за Монморанси, назначенным главным судьей поединка; похоже, этот старый дурак решил проявить справедливость. Катрин хотелось громко рассмеяться. Она уже строила новые планы. Любовница короля и его ближайший советник со временем могли стать врагами. Все зависело от ловкости Катрин. К огорчению Дианы, Монморанси согласился со странным выбором де Шабо. Каждый из четырех герольдов, подошедших к углам поля, прокричал следующее объявление: - Дворяне, рыцари, джентльмены и все прочие люди! От имени короля приказываю вам во время поединка сохранять тишину, не разговаривать, не кашлять, не плевать, не подавать сражающимся руками или ногами никаких знаков, способных помешать или помочь им. Никто под страхом смерти не должен выходить на поле. После этого сначала де Вивонн, потом де Шабо в сопровождении своих сторонников снова обошли поле; противники по очереди опустили колени на бархатную подушечку перед священником и поклялись в том, что они пришли сюда, чтобы защитить свою честь с помощью оружия, не прибегая к заклинаниям и колдовским чарам. Их отвели на центр поля; они получили мечи, закрепили на поясе ножны с кинжалами. Герольд закричал изо всех сил: - Начинайте! Наступил великий момент. Мужчины начали медленно сближаться. Катрин, руки которой лежали на коленях, почувствовала, что ее сердце бьется отчаянно. Лицо королевы было бледным; больше она ничем не выдавала своего волнения. Она знала, что де Вивонн расстроен. Меч был слишком тяжелым оружием для фехтовальщика, привыкшего к быстрой рапире. Его перехитрили. Если де Шабо будет действовать столь же ловко, как во время тренировок с итальянским мастером в доме Руджери, все пройдет так, как желала Катрин. Она не осмелилась прибегнуть к колдовству, зная о том, что противники будут давать клятву в присутствии священника. Любая сверхъестественная сила может обернуться в такой ситуации против того, кто прибегнет к ней. Де Вивонн атаковал своего врага; толпа затаила дыхание; меч должен был опуститься на голову де Шабо. Но он помнил уроки итальянца. Моя любимая Италия, подумала Катрин, ты покажешь Франции, как надо сражаться. Де Шабо, сделав вид, что собирается отразить удар своим мечом, принял его на щит. Наклонившись, он ударил де Вивонна мечом в колено. Браво! Браво! - подумала Катрин. Она бросила взгляд на Генриха и Диану, пытавшихся скрыть свое огорчение. Укол не был опасным, но он поверг в замешательство надменного де Вивонна, лучшего дуэлянта Франции. Воспользовавшись его растерянностью, де Шабо нанес в то же место второй удар, уже более сильный. Это победа, ликовала Катрин. Она оказалась права. У де Вивонна было повреждено сухожилие. Он зашатался, отступил назад, выронил из рук меч. Кровь обагрила зеленую траву. Толпа заревела, поединок закончился победой де Шабо... и Катрин де Медичи. Моя победа более значительная, подумала она, потому что о ней не знает никто, кроме меня и де Шабо. Толпа затаила дыхание, ожидая развязки. Что произойдет теперь? Де Шабо мог передать де Вивонна в руки палача, чтобы тот вздернул его на виселице, или сохранить жизнь противнику, который для своего спасения должен был признать себя клеветником. Услышав заданный ему вопрос, де Шабо закричал: - Де Вивонн, возьмите назад свои оскорбления и попросите Господа и короля простить вас. Несчастный де Вивонн, страдая от ужасной боли, все же не забывал о гордости. Он попытался встать, но тут же снова опустился на траву. Наступил момент, которого ждала Катрин. Де Шабо отошел от своей жертвы и встал на колени перед королем. - Сир, - сказал он, - прошу вас вернуть мне мою поруганную честь. Я отдаю де Вивонна вам. Я прощаю ему нанесенное мне оскорбление. Его жизнь - в ваших руках. Никогда еще Генрих не испытывал такого смущения. Он потерпел поражение в присутствии двора и парижан; де Вивонн сражался за него, защищал честь своего короля. Торжество Катрин было полным. Кто виноват, мой дорогой, в том, что ты попал в столь неловкое положение? - мысленно произнесла она. - Кто спровоцировал скандал? Посмотри на женщину, сидящую рядом с тобой. Это ее вина. Злись на нее, а не на де Шабо. Стоит ли тебе тратить время на человека, допускающего такие промахи, если у тебя есть твоя умная королева, способная перехитрить любого француза и любую француженку? Как она любила его - даже сейчас, когда он имел глупый, посрамленный вид. Ты проиграл, Генрих. Признай свое поражение. Ты не должен колебаться. Помни, что весь Париж смотрит на тебя. Разве ты не знаешь, что истерия толпы легко может смениться обожанием героя? Этот герой, де Шабо, стоит перед тобой. Не выдавай своих чувств. Вини Диану. Проклинай ее. Но не забывай о своей чести в присутствии подданных. Но король хранил молчание. Люди начали шептаться. Что это значит? Победитель находился здесь. Происшедшее было сюрпризом для всех, но кто не любит сюрпризы? Почему король молчит? Де Шабо с высоко поднятой головой отправился к своему врагу, который попытался подняться и броситься на человека, погубившего его карьеру. - Не двигайтесь, де Вивонн, или я убью вас, - сказал де Шабо. - Убейте меня, и покончим с этим! - закричал несчастный дуэлянт. Снова де Шабо предстал перед королем и попросил его вернуть ему честь. Смущенный, охваченный стыдом Генрих молчал. Монморанси встал со своего места и опустился на колени перед королем. Диана дрожащей рукой дернула Генриха за рукав. Он не должен был унижать себя так своим поведением на глазах тысячи людей. Он мог за несколько мгновений потерять популярность, которая завоевывалась годами. Монморанси умоляюще посмотрел на короля. - Победитель должен быть вознагражден, - шепнула Диана. - Вы исполнили свой долг, де Шабо, - сухо произнес Генрих, - ваша честь теперь восстановлена. Король быстро встал. Запели трубы. В сопровождении Дианы, королевы и своей свиты Генрих покинул шатер. Катрин ликовала - король очень редко попадал в такое глупое положение. Если бы он только запомнил, кто подставил его! Вернувшись в свои покои, Катрин услышала шепот своих фрейлин. О чем они говорили? Что думает толпа, которая всю ночь ждала на поле этого поединка? Люди пришли, чтобы увидеть смерть человека, а стали свидетелями позора их короля. Но позже она посмеялась над собой; какое ей дело до того, что думают люди? Гораздо важнее то, что они сделали. Толпа ворвалась в палатку де Вивонна и набросилась на еду, приготовленную им для банкета. Люди ели, пили, веселились. Они украли дорогую посуду, которую де Вивонн позаимствовал на время. Если толпа не увидела смерть, то она все же получила развлечение. Возможно, смятение Генриха не имело такого значения, как это показалось Катрин в первый момент. Может быть, все эти интриги не помогли ей вбить хоть какой-то клин между королем и Дианой. Я не в силах терпеть это, повторяла Катрин, лежа по ночам в одиночестве. Если я ничего не добилась, я должна найти другой способ. Через несколько дней де Вивонн умер. Он мог бы жить, если бы захотел. Но он сорвал повязку с раны и прогнал докторов. Его кончина не привлекла внимания. Так закончилась эта история. Но королева увлеклась изучением ядов; в ее личном шкафу было много запирающихся ящиков, где хранились книги, рецепты, жидкости, порошки. В ноябре Катрин родила девочку. Ее назвали Клаудией - в честь матери Генриха. Король возобновил свои ночные посещения Катрин. Им нужны были новые сыновья. Четырехлетний Франциск обладал слабым здоровьем. Катрин смотрела на него с тревогой, когда Диана позволяла ей делать это. Летом в Реймсе состоялась коронация Генриха. Катрин еще не прошла аналогичную процедуру. Это не задевало ее, поскольку по традиции французского двора ее ждала отдельная коронация. Во время торжеств, устроенных по случаю коронации Генриха, Катрин думала о том, как ей избавиться от Дианы. Несомненно, существует какой-то яд с замедленным действием, сказала она Космо и Лоренцо Руджери. Она была не в силах терпеть унижения, которым подвергала ее Диана. Она должна избавить себя от своего врага. Им известно, что в Сент-Жермене ей довелось наблюдать за своим мужем и этой женщиной, когда они занимались любовью? Братья покачали головами. Они посоветовали ей заделать дыру в полу и перестать думать об отношениях короля и Дианы. Они не могли помочь ей, не осмеливались сделать это. Даже если бы Диана умерла естественной смертью, королеву заподозрили бы в том, что она отравила соперницу. Более того - ее советчиков заточили бы в тюрьму и подвергли пыткам. Катрин понимала это. Если Диана умрет, братьям придется спешно бежать из Франции! Она должна отказаться от идеи устранения Дианы таким путем. Выслушав их, она согласилась с тем, что ей следует внять их советам, потому что братья были правы. Однако она продолжала думать об убийстве Дианы. Диана не щадила королеву. Мадам де Пуатье часто принимала королевский двор в Шенонсо; она с удовольствием демонстрировала Катрин, каким образом она сделала этот замок еще более красивым. Требовались большие усилия воли, чтобы не подсыпать яду в бокал мадам де Пуатье. Диана шагала от одного триумфа к следующему. Шенонсо был не единственным подарком, преподнесенным ей королем. У нее было много бриллиантов и земель. Диана начала подготавливать брак наследника престола. Де Гизы были ее свояками; старшая дочь Дианы вышла замуж за одного из братьев де Гиз; поэтому Диана хотела способствовать возвышению этого честолюбивого рода. Диана всегда поступала следующим образом: приняв решение о необходимости того или иного действия, она просила аудиенцию у короля и королевы. Ей всегда удавалось заручиться поддержкой короля, не отказывавшего фаворитке ни в чем. Именно так она поступила, когда Генрих и Катрин прибыли в Шенонсо. Диана хотела изложить им свои планы относительно брака маленького дофина. Король и королева приняли ее. Катрин мысленно отметила, что все выглядело так, словно это она, Диана, принимает их. - Ваше Величество оказали мне милость, согласившись выслушать меня, - сказала Диана. - Я хочу поговорить о будущем нашего любимого дофина. Кто мог бы лучше подойти на роль его супруги, чем королева Шотландии, Мария Стюарт? - Королева Шотландии! - сказала Катрин. - Ее мать была француженкой. - Вас это смущает, Ваше Величество? - Диана улыбнулась одними губами. - Она также была сестрой де Гизов, - невозмутимо продолжила Катрин. - Полагаю, король считает амбиции Стюартов чрезмерными. Если девочка из этой семьи приедет во Францию в качестве будущей королевы этой страны, Стюарты возомнят о себе бог весть что. - Порой королевы прибывают из самых странных мест, - рассерженно заметила Диана. - Дайте мне подумать, - сказал Генрих. - Рано или поздно нам придется заняться поисками невесты для дофина. - Франциск еще слишком мал, - заявила Катрин. - Союзы между будущими королями и королевами заключаются, когда они еще лежат в колыбелях, - сказала Диана. Катрин закусила губу, сдерживая поток слов. Диана хочет увеличить свою власть, вместе с де Гизами править Францией. Де Гизы начали действовать через Диану, любовницу короля; со временем они будут использовать в своих целях их племянницу. Не обращая внимания на Катрин, Диана сказала королю: - Говорят, что эта девочка умна и прелестна. Подумайте, сир, о пользе, которую этот брак принесет Франции, о том, что мы получим благодаря ему. - Шотландия! - сказала Катрин. - Маленькая бедная страна! - Ваше Величество, вы абсолютно правы, - улыбнулась Диана. - Это действительно бедная страна. И все же разве не приятно будет включить ее в состав наших владений? Но наибольший интерес представляет другой аспект этого вопроса. Вы позволите мне изложить его? - Мой дорогой друг, - сказал король, - прошу вас, говорите. Мне давно известно, как вы мудры. Мое внимание всецело принадлежит вам. Катрин заметила, что его взгляд был полон обожания. Она была готова плакать, умолять Диану отказаться от Генриха, умолять Генриха открыть ей, каким образом она может завоевать его любовь. Она быстро подавила это безумное желание. - Эта маленькая девочка может всерьез претендовать на английский трон, - сказала Диана. - Неужели? - воскликнула Катрин, желая возразить своей сопернице. - На английском троне сидит молодой король. Диана засмеялась. - Ваше Величество, этот молодой король - тщедушное создание. Он бледен и немощен. Я слышала, что он харкает кровью, у него выпадают волосы. Катрин поняла, что сражаться с ними бессмысленно; Генрих одобрит брак дофина с шотландкой уже потому, что это была идея Дианы. - Кто займет английский престол после его смерти? - сказала Диана. - Есть две претендентки - Мария и Элизабет. Отец этих двух женщин сам назвал их своими внебрачными дочерьми. Зато маленькая Мария Стюарт, стоящая не так близко к трону, рождена в законном браке. Вы меня понимаете? - Я склонен думать, что это - отличная партия для маленького Франциска, - сказал Генрих. - Да, - медленно произнесла Катрин, - отличная партия. На лице Дианы появилась снисходительная улыбка, которую так ненавидела Катрин. Однако она права, подумала королева. Франция выиграет от этого брака. Она получит Шотландию и, возможно, Англию. Глупо из-за личных обид препятствовать тому, что выгодно Франции. Страна укрепит свое могущество; но то же самое произойдет и с де Гизами! Переговоры о браке дофина и юной шотландки начались. Когда Франциск услышал о том, что у него появится жена, он обрадовался этому. Он стал с нетерпением ждать встречи с ней. Припрятал свои любимые игрушки. - Это для Марии, - сказал он Катрин. Элизабет позавидовала брату. - Мама, - спросила она, - а у меня будет жена из Шотландии? - Нет, любовь моя. Но когда придет время, мы найдем тебе красивого мужа. Катрин старалась проводить много времени в детской. Сейчас ей удавалось делать это, потому что Диана была занята другими делами. Наблюдая за воспитанием и обучением детей, завоевывая их любовь, Катрин следила за тем, что происходит во Франции. Религиозные войны приняли новую, более кровавую форму. Жан Кальвин пугал еретиков адовым огнем из Женевы; число его сторонников росло. Во Франции многие люди поддерживали его тайно. Даже во времена Франциска находились негодяи, промышлявшие хищением дорогих церковных украшений. Теперь эти преступления получили еще большее распространение. Генрих, направляемый Дианой, был более непоколебимым католиком, чем Франциск, фаворитка которого помогала реформистам. Катрин не видела существенного различия между двумя церквями; жизненный опыт подсказывал ей, что лучшая вера - это вера в себя и свой успех. Она хотела обладать властью, мечтала о том, чтобы Валуа-Медичи навсегда получили французский трон. Какое значение имеют эти религиозные распри? Пусть одни служат римской церкви, другие - почитают Кальвина. Какая разница? Кто-то любит пышные церемонии, кто-то - более аскетичные. Кто знает, что в большей степени угодно Богу? Католики преследовали протестантов, но это происходило потому, что первые были сильнее последних. Если бы протестанты получили такую возможность, они стали бы пытать и убивать католиков. Взять, к примеру, Кальвина: этот человек просто хотел занять место папы, только и всего. Что он говорит? "Подчиняйтесь мне и только мне". Он безжалостен и жесток, как все католики. Религия? - думала Катрин, расчесывая волосы Элизабет. - Что такое религия? Да, соблюдать заповеди необходимо. Это верно. Но что такое добро и зло? Что хорошо, а что плохо? Для меня добро - это возможность править Францией. Для Дианы, Генриха, де Гизов возможность править Францией - также добро. Но совместить эти два добра нельзя. То, что хорошо для меня, они сочтут злом. Все эти понятия - относительные. Нет! Молчи! Не принимай ничью сторону, если это не сулит тебе выгоды. Любая сторона ничем не лучше и не хуже другой. Но прямодушный Генрих, неистовый Монморанси и убежденная католичка Диана смотрели на эти вещи иначе. Для них католицизм был единственной истинной верой. Они не обладали способностью смотреть на предмет под наиболее выгодным для них углом зрения. Они могли лишь говорить: "Это хорошо для нас, следовательно, это и есть добро". Если бы Генрих слушал меня! - думала Катрин. - Как я помогла бы ему! Повышение соляного налога привело к трагедии, оно не пошло на пользу Генриху. Почему он не советовался с женой относительно государственных дел? Потому что считал ее безликой, не способной дать дельную рекомендацию. Могла ли она изменить это... при жизни Дианы? Наверняка существует способ, который позволит Катрин устранить врага. Она прочитает все существующие на свете книги о ядах, призовет на помощь ясновидцев и колдунов, чтобы найти средства, с помощью которых можно избавиться от Дианы, не подвергая себя опасности. Это будет добром для нее, Катрин. Она умнее Дианы; однако ей следует скрывать свой настоящий характер. Она сумеет делать это, если Генрих не будет полностью пренебрегать ею. Она в очередной раз принялась убеждать себя в том, что устранение женщины, которую она ненавидела, не будет грехом. Если бы Генрих начал прислушиваться к советам жены, а не любовницы, Франция стала бы более счастливой страной. Она молила Святую Деву о том, чтобы свершилось чудо. Проблема с соляным налогом впервые возникла шесть лет тому назад, когда на троне сидел Франциск. Он поступил более умно, чем его сын. Я бы посоветовала ему, думала Катрин, воспользоваться уроком отца. При Франциске в городе Рошеле вспыхнул соляной бунт. Граждане Рошели отказались платить налог и даже плохо обошлись с людьми, посланными собирать его. Мудрый Франциск сам отправился в Рошель и с помощью своего обаяния склонил горожан на свою сторону. Он улыбался людям и просил их не бояться властей. Рошельцы совершили преступление, но он готов забыть о нем. Он простит их. Люди ждали, что королевская рать устроит кровопролитие, погромы, пожары. Вместо этого очаровательный Франциск прибыл в город с улыбкой на лице. Налог не был снят, к нему добавился штраф за неподчинение, но после отъезда короля люди долгое время говорили о нем с теплотой. На некоторое время они смирились с бременем. Именно так следовало вести себя Генриху, думала Катрин. Но он поступил совсем по-другому. На юге вспыхнуло восстание; к бунтовщикам присоединялся один город за другим. Когда сборщики налога входили в населенный пункт, они подвергались избиению. Возле Коньяка один из сборщиков был брошен в реку. "Туда тебе и дорога, грабитель! - кричали разъяренные горожане. - Отправляйся солить рыбу в Шаренте". Ряды мятежников пополнялись нищими и ворами; волнение докатилось до берегов Жиронды. Это напоминало небольшую гражданскую войну. О, почему король не хотел слушать свою жену! Но его не интересовало ее мнение. Он предпочитал слушать Диану и Монморанси; этот старик видел только один выход - встать во главе колонны солдат; молясь, он думал о наказаниях, которым он подвергнет французов, осмелившихся взбунтоваться против королевского налога. Монморанси отправился в Бордо с десятью ротами. Сражаться с армией - дело менее приятное, чем грабить беззащитные города, поэтому бродяги дезертировали. Честные горожане предстали перед разъяренным коннетаблем. Какой террор учинил Монморанси на юге! Он хотел показать французам, что происходит с теми, кто бунтует против короля Генриха. Он заставлял граждан Бордо становиться на улицах на колени и просить прощения; казнив сто пятьдесят зачинщиков, он наложил на город большой штраф. Мятежников, бросивших сборщика налогов в реку, сожгли на костре. - Подыхайте, бешеные собаки! - крикнул коннетабль. - А потом мы поджарим на этом огне рыбу из Шаренты, которую вы солили кровью королевского посланника. Но смерть на костре - слишком быстрая и легкая, думал коннетабль. Он проучит этих глупцов. Одни были четвертованы, другие подверглись колесованию, третьих привязали лицом вниз к эшафоту, и палач раздробил им конечности чугунным пестиком, не коснувшись голов и тел. Граждане Бордо были обязаны лицезреть эти экзекуции. - Король Генрих не похож на своего отца, - говорили французы. Катрин слышала такие фразы, гуляя в плаще с капюшоном среди толпы. Люди не догадывались о том, что тихая, добродушная женщина, вступавшая с ними в беседу, была их королевой. Так она узнавала настроения граждан. Она получала удовольствие от этих прогулок, они давали ей ощущение тайной власти. Что бы ни случилось со мной в будущем, я сохраню эту привычку, решила она. Она уже убедила себя в том, что убийство Дианы будет не злом, а добром. Она продолжала молиться, прося Святую Деву открыть ей, какое чудо может быть совершено на земле. Террор и смерть в Бордо! Карнавал и пир в Лионе! Катрин ждала поездки в Лион, потому что в этом городе ее, конечно, примут как настоящую королеву. Провинциалы отнесутся к ней не так, как жители столицы. Король инспектировал армии в Пьемонте и Турине, Катрин и Диана со своими приближенными отравились в Лион. Катрин получала удовольствие от этого путешествия, во время которого она чувствовала, что действительно является королевой. Диана держалась скромно и ненавязчиво; дети остались в Сент-Жермене, где им предстояло встретить королеву Шотландии; Катрин не испытывала ревности, которая постоянно мучила ее, когда Диана занималась с детьми. Поскольку Генрих ехал из Италии в Лион, Катрин не видела его рядом с Дианой. Так будет всегда, думала Катрин, если я смогу завоевать то, что принадлежит мне по праву. Святая Дева, открой мне, как сотворить чудо. Стоял сентябрь, и Катрин казалось, что осенние краски никогда еще не были такими яркими. Она находилась в превосходном настроении. Лионцы - добрые, благородные граждане, опора монархии, - готовятся встретить короля и королеву. Они выразят свое почтение королеве, и любовница короля окажется задвинутой в тень. Догадывается ли об этом Диана? Не этим ли объясняется ее скромное поведение? Увы! Когда Генрих присоединился к ним в нескольких милях от Лиона, все стало, как прежде. Он почти не разговаривал с королевой, уделял все свое внимание Диане. Их разлука длилась долго; им хотелось поговорить друг с другом, побыть наедине. Теперь Катрин не видела их вместе, но она обладала развитым воображением. Оно мучило ее, сводило с ума. Что значит для нее почтение лионцев, если ей отказано в любви Генриха? Ее считают холодной. Если бы люди знали! Они видели в ней машину... машину для зачатия и вынашивания детей... потому что судьба сделала ее женой короля. Это было жестоко, грустно и унизительно. Ей казалось, что она слышит, как Генрих говорит Диане: "Слава богу, королева беременна. Я избавлен от необходимости приходить к ней". Я убью ее, думала Катрин. Должен существовать яд, приближающий старость. Святая Дева, укажи его мне. Но даже охваченная яростью, Катрин не теряла рассудка. Если с Дианой что-нибудь случится, обвинят тебя, напоминала она себе. Помни о дофине Франциске. Страна не забыла его. Будь осторожна. Избавляйся от всех людей, стоящих на твоем пути, но не трогай Диану... пока. Уничтожив ее, ты можешь потерять мужа. Они плыли в большой красивой гондоле вниз по Роне к Везу; на сиденьях были выгравированы сплетенные буквы Д и Н; добрые люди делали вид, что это буквы С и Н. Катрин с горечью напомнила себе, что гондолу изготовили по заказу короля; поэтому сиденья украшала эта монограмма. В Везе для встречи короля и королевы был установлен шатер; куда бы ни взглянула Катрин, везде она видела эти многозначительные буквы. Вся страна, казалось, говорила: "Если мы хотим порадовать короля, мы должны чтить не королеву, а его любовницу". Покинув шатер и войдя в город, они оказались в искусственном лесу, который был создан для приема высочайших гостей. Эта оригинальная декорация расстроила Катрин - из-за деревьев появились нимфы - местные красавицы. Их предводительница была вооружена луком, из ее колчана торчали стрелы. Было очевидно, что она изображала Диану - богиню охоты. Она вела льва на серебряной цепи. Лионская Диана попросила короля принять это животное в качестве дара от горожан. Если судить по вниманию, которое оказывается мне, подумала Катрин, то я, королева, - всего лишь лицо, сопровождающее Диану. Однако худшее было еще впереди. Процессия входила в Лион через триумфальные арки, мимо развевающихся на ветру флагов, под крики ликующей толпы; печальная, сверкающая бриллиантами Катрин, сидя в открытом паланкине, понимала, что приветственные возгласы адресованы не ей, а Диане, ехавшей за королевой на белом коне, черно-белый наряд делал мадам де Пуатье неотразимой. Граждане Лиона знали, что от них ждут. Знать, встречавшая дам, сначала целовала руку Дианы, а лишь потом - королевы. Катрин наблюдала за людьми из-под опущенных век. Никогда еще королева Франции не подвергалась такому публичному унижению. С триумфом посетив ряд французских городов, король и его свита направились в Сент-Жермен. В Сент-Жермене Катрин страдала особенно сильно; тем не менее она хотела поскорей оказаться в своих покоях. Там она могла устроить себе восхитительную пытку. Все торопились увидеть маленькую королеву Шотландии, которая жила сейчас в Сент-Жермене с детьми Генриха. Эта девочка стала главным предметам дорожных разговоров. По прибытии в Сент-Жермен состоялась обычная церемония встречи королевской кавалькады; снова Диане было оказано больше почестей, чем Катрин. При первой возможности Катрин незаметно отправилась в детскую. Няньки низко поклонились ей. - Как дети? Как они чувствовали себя в наше отсутствие? - Ваше Величество, малыш и мадемуазель Элизабет здоровы. - А юный принц? - Он немного хворал, но появление маленькой королевы взбодрило его. Катрин прошла в первую детскую, где играли трое детей. Франциск и Элизабет, как всегда, неуверенно улыбнулись матери. - Здравствуйте, мои дорогие, - сказала Катрин. - Здравствуй, мама, - ответил Франциск. Ему исполнилось пять лет; он был мал для своего возраста. Элизабет было три с половиной года. Катрин посмотрела на гостью. Королева еще никогда не видела столь очаровательной девочки; у нее были светлые волнистые волосы, ярко-синие глаза, нежная розовая кожа и идеально правильные черты лица. Так вот как выглядит Мария Стюарт! Неудивительно, что все говорят о ее обаянии. Она была очаровательна; Катрин тотчас поняла, что дело тут было не только в красоте лица и фигуры. Мария поздоровалась с королевой Франции, сделав изящный реверанс; похоже, она совсем не испытывала смущения; девочка держалась с огромным достоинством. Казалось, что, находясь рядом с королевой, она постоянно помнила о том, что ее тоже ждет престол. Она была на год старше Франциска. Похоже, она успела за короткий срок сделать его своим рабом. Он уже любил ее. Это было хорошо, поскольку ему предстояло жениться на ней. - Добро пожаловать во Францию, моя дорогая. Девочка поблагодарила королеву на безупречном французском. - Надеюсь, путешествие было приятным, - сказала Катрин. - О, да. Когда мы покинули Клайд, нас заметила английская эскадра, но нам удалось оторваться от нее. Это было здорово. Ее глаза сверкали. Неужели ей только шесть лет? Казалось, что она старше Франциска больше чем на год. Даже Элизабет, заметила Катрин, была готова подчиняться Марии; девочка смеялась вслед за юной шотландкой. Мария, похоже, получала лучшее образование, чем маленькие Валуа. Теперь они будут воспитываться вместе; король распорядился, чтобы к Марии относились, как к французской принцессе. Из-за положения, которое она займет со временем, Марии будет уделяться приоритетное внимание по сравнению с девочками Валуа. Мария свободно говорила по-французски. В этой крохе была бездна достоинств. Катрин нашла ее чересчур властной. Девочка словно говорила: вы - королева, но я - будущая королева. Я - дочь королей, а вы родом из купеческой семьи. Нет, это ерунда. Она, Катрин, слишком чувствительна на сей счет. Она вынесла столько унижений, что была готова видеть их во всем. Катрин послала за гувернанткой Марии - хорошенькой рыжеволосой вдовой, дочерью шотландского короля Джеймса Четвертого. Ее звали леди Флеминг; она сама изъявила желание служить королеве Франции. Катрин поговорила с ней о воспитании детей, сообщила шотландке, что она лично курирует его. Улыбка леди Флеминг показалась ей насмешливой, высокомерной. Женщина словно знала о том, что последнее слово принадлежит мадам Диане. Право, подумала Катрин, моя чувствительность чрезмерна. Это последствия лионского унижения. - Я буду давать вам указания, - сказала Катрин, отпуская леди Флеминг. - А теперь, дети, расскажите мне, чем вы занимались, ожидая нашего возвращения. Франциск собрался раскрыть рот, но Мария заговорила вместо него. Они играли в игры, которым она научила его, читали привезенные ею книги. Мария заявила, что Франциск плохо знаком с латынью, а Элизабет вовсе не слышала об этом языке. - Я вижу, что ты - весьма образованная девочка, - сказала Катрин, обрадовав этим маленькую королеву Шотландии. Катрин стала задавать ей вопросы о шотландском королевском дворе; Мария отвечала на них; Франциск и Элизабет восхищенно смотрели на девочку. Франциск то и дело говорил: "Мама, Мария сказала, что..." Или: "Мария, расскажи моей маме о том, как ты ездишь верхом в Шотландии..." Элизабет тоже часто повторяла имя гостьи и дергала ее своими пухлыми пальчиками за платье. Очаровательный ребенок, думала Катрин. Но не помешает преподать ей урок скромности. В комнату вошли Генрих и Диана. Няньки упали на колени, а маленькая Мария Стюарт сделала чудесный реверанс. - Дай-ка я погляжу на тебя, малышка Мария, - сказал Генрих. Прелестные синие глаза посмотрели на него с почтением. Она, возможно, станет королевой Франции, а он уже был королем. Как красив мой Генрих, подумала Катрин. Увидев мужа в черном бархатном одеянии, она забыла о его спутнице. Знаменитая монограмма, вышитая бриллиантами по черному бархату, украшала его шапочку. Он испытал беспокойство, сравнив красивую девочку с болезненным Франциском. Бедный мальчик! Если и раньше он не производил впечатление здоровяка, то рядом с цветущей Марией он казался еще более хилым. Несомненно, Генрих умел находить общий язык с детьми. Они обрадовались его появлению. Казалось, он забыл о своем положении; опустившись на колени, он обхватил руками прелестную головку Марии, поцеловал девочку сначала в одну щеку, потом в другую. - Думаю, мы подружимся с тобой, Мария, - сказал Генрих, и девочка разрумянилась от радости; она уже любила его. Он жестом попросил принести кресло, которое всегда ждало его в детской. Усевшись, он представил девочке Диану. Мария поклонилась ей. Она смотрела на женщину весьма уважительна. Значит, слава Дианы долетела до Шотландии; умная девочка знала, что порадовать короля можно почтительным отношением не к королеве, а к мадам Диане. - Добро пожаловать, Ваше Величество, - сказала Диана. - Я счастлива видеть вас; похоже, вы уже завоевали симпатию дофина. - О да, - небрежно согласилась Мария. - Он меня любит. Правда, дорогой Франциск? - Да, Мария. - Он будет в отчаянии, если я уеду. Он сам сказал мне об этом. Франциск кивнул. - И Элизабет тоже! - пробормотала его сестренка; Диана взяла девочку на руки, а Франциск забрался на одно колено отца и похлопал рукой по другому, приглашая Марию сесть на него. Генрих обнял обоих детей. - А теперь вы расскажите мне, чем вы тут занимались, мои дорогие малыши. Они стали оживленно болтать, смеяться. Большеглазая Мария поведала подробности своего опасного путешествия. Король засмеялся, услышав о том, как они оставили с носом английскую эскадру. Диана, обнимавшая Элизабет, тоже засмеялась; Катрин внезапно поняла, что Мария уже не была маленькой, полной собственного достоинства королевой; в обществе Генриха и Дианы она превратилась в обыкновенную шестилетнюю девочку. Для Катрин не была места в этом волшебном кругу. Она незаметно отошла к колыбели, в которой лежала маленькая Клаудия. Девочка, похоже, обрадовалась появлению матери. Когда Катрин склонилась над дочерью, Клаудия зачмокала, улыбнулась. Катрин протянула ей свой палец, и девочка уставилась округлившимися глазами на бриллиант. Засмеявшись, она коснулась его. - Клаудия, детка, похоже, ты любишь свою маму, - сказала Катрин. Но она знала, что малышка Клаудия скоро подрастет и переключит свое внимание с матери на Диану... если не произойдет чуда. Влияние Дианы на короля становилось все более сильным. Он сделал ее герцогиней де Валентинуа, подарил много великолепных имений. Она была ревностной католичкой, и король считал, что поступает справедливо, передавая ей конфискованные владения протестантов, а также штрафы, которые периодически выплачивали ему евреи. Размышляя о своей ненависти, Катрин презирала себя. Почему она не находит способ устранения Дианы? Что за безумие эта любовь! Только страх потерять Генриха мешал ей воспользоваться одним из имеющихся у нее в наличии ядов. Иногда Катрин казалось, что стоит рискнуть. Даже если это обречет ее на вечную ненависть Генриха, она все же избавится от унижения, которое она испытывала, наблюдая за тем, как они предаются любви. Но она знала, что ее любовь к Генриху сильнее ненависти к Диане. В этом заключалась вся проблема. При нынешнем положении дел в промежутках между родами она делила Генриха с Дианой. В другие моменты она давала волю своему воображению. Но смерть Дианы грозила Катрин разлукой с Генрихом... она лишится визитов мужа и той близости с ним, которая происходила в ее сознании. Иногда она умоляла братьев Руджери помочь ей. Они проявляли твердость. Каким бы коварным ни был яд, они боялись рисковать. Они умоляли ее внять голосу рассудка. Только любовь Катрин к мужу спасала Диану. В начале следующего года родился Луи; в июне состоялась коронация Катрин. Французская корона была надета на голову Катрин, но королевские бриллианты носила Диана. На медалях чеканили изображение Дианы и короля. Устав от торжеств, состоявшихся по случаю коронации, Катрин легла в постель и с тоской подумала о короле: в тот день она видела его в кольчуге, прикрытой серебристой туникой, с мечом, рукоятку которого украшали рубины и бриллианты. В какой величественной лозе сидел он на прекрасном гнедом жеребце! Всадники, ехавшие рядом с королем, держали над его головой балдахин из голубого бархата с лилиями, вышитыми на нем золотыми нитями. Он выглядел весьма впечатляюще. Неудивительно, что народ бурно приветствовал его. Катрин сжимала и разжимала кулаки. Если бы только... я сделаю это. Сделаю. Пусть будет что будет. Я перестану видеть, как он любит ее, как отдает ей то, что по праву принадлежит королеве. Не раз по ночам она отравляла Диану в своем воображении; она сыпала ядовитый белый порошок в еду женщины; видела ее листающей книгу, страницы которой были пропитаны ядом; наблюдала за тем, как Диана натягивает перчатки, обработанные специальным составом. Но утром осторожность возвращалась к ней вместе со здравым смыслом; хотя Катрин не могла освободиться от этой навязчивой идеи, ставшей наряду с любовью к Генриху и ненавистью к Диане неотъемлемой частью ее жизни, она знала, что время для ее осуществления еще не пришло. Наблюдавшей за веселой жизнью двора Катрин казалось, что под роскошной тканью скрывается нечто страшное - религиозные распри все сильнее захватывали страну. Парламент распорядился о создании специальной камеры, где пытали гугенотов. Генрих был менее жесток, чем его приближенные, он не хотел подвергать мучениям своих подданных, хотя и считал, что люди, разделявшие ошибочные религиозные убеждения, заслуживают наказания; однако он был окружен безжалостными мужчинами и женщинами, требовавшими сурового обращения с еретиками. Это были коварные де Гизы, чье положение укрепилось с приездом во Францию их племянницы Марии Стюарт, жестокий Монморанси, и сама Диана. Кальвин процветал, и протестантская церковь расширяла свое влияние. В некоторых городах реформисты были в большинстве; Диана без колебаний обращала внимание короля на то, что в таких местах они подвергали преследованиям католиков. Партия католиков считала, что требуется вмешательство сильной руки. Протестантизм необходимо решительно подавить. Катрин, поглощенная личной проблемой, не вмешивалась в эту борьбу. Она не высказывала никаких мнений и не отдавала никому предпочтения - если не видела в этом выгоды для себя. Если бы протестанты могли помочь Катрин де Медичи в ее борьбе против Дианы, она бы поддержала их; но если бы ей оказались полезными католики, она бы встала на их сторону. Наблюдай за событиями и жди момента, который позволит одержать победу над Дианой, - вот какой тактики ей следует придерживаться. И такая возможность представилась Катрин. Королева ухватилась за нее. Генрих встревожился. Его друзьям легко было говорить, что долг короля - жечь и мучить еретиков. Даже несмотря на то, что на этом настаивала Диана, Генрих испытывал угрызения совести. Поддавшись им однажды, он заявил, что готов выслушать посланника от партии реформистов. Этот человек мог прийти к королю, не боясь расправы, и сказать все, что сочтет нужным. Слова Генриха смутили Диану и ее сторонников. Среди реформистов были люди, обладавшие большим умом; беспокойство вызывал и тот факт, что король заявил о своей готовности выслушать их точку зрения, не посоветовавшись предварительно с Дианой. Катрин ликовала. Означает ли это ослабление могущества Дианы, желание короля обрести собственный голос? Катрин задумалась о том, может ли она использовать эту ситуацию к своей выгоде. Король знал, что несколько заключенных ждут пыток и казни. Он велел прислать к нему одного из них с тем, чтобы этот человек объяснил свою позицию. Он выслушает заключенного, подумала Катрин. Она догадалась, что это идея Дианы. Королю следует принять Кальвина или какого-то другого просвещенного представителя протестантов. Но заключенный! Несомненно, король по-прежнему находится под сильным влиянием своей любовницы-католички. Диана со своими новыми родственниками де Гизами добилась того, что этого человека привели к королю. Его подвергнут допросу в присутствии других людей; возле короля будет сидеть множество придворных. Катрин увидела несчастного, которого выбрали для перекрестного допроса. Он был бедным, необразованным портным; однако, присмотревшись к нему внимательней, Катрин поняла, что Диана и ее друзья поступили не так умно, как им казалось. От волнения ее сердце выпрыгивало из груди. Этот портной был идеалистом; в его глазах горела одержимость; веря в свою правоту, он не испытывал страха. Катрин тотчас вспомнила Монтекукули. Подобных фанатиков использовали те, кто думал не о деле и идеалах, а о личных желаниях и власти. Монтекукули и этот портной были созданы для того, чтобы стать орудием в руках таких людей, как она сама, де Гизы, Диана. Но в этом конкретном случае она оказалась умнее Дианы и де Гизов. На их месте она не стала бы приводить к королю фанатика. Несчастный портной был в рванье, убожество его одежды еще сильнее бросалось в глаза на фоне ярких, расшитых бриллиантами костюмов придворных. Глупо думать, что такой человек будет подавлен роскошным окружением и изобилием драгоценностей. Для него существует лишь величие Небес, куда можно попасть только благодаря вере, которую он считал единственно правильной. Он оказался неглупым человеком, обладал хорошо подвешенным языком. Было видно, что его слова не производили впечатления на короля. Несомненно, Генрих восхищался силой духа и мужеством портного, однако сожалел о том, что он предан ложной вере. Катрин дрожала от волнения. Она хотела диктовать свою волю Генриху так, как она делала это с людьми типа Мадаленны. Катрин обладала способностями, природа которых была ей непонятна. Иногда она ясно видела что-то еще не происшедшее, но неизбежное в будущем. Она не могла управлять этим странным даром. Но умение концентрировать свою волю, заставлять других в некоторых обстоятельствах исполнять ее желания, контролировалось ею с большей легкостью. Как вдохновляла Катрин способность оказывать влияние на людей! Сейчас она хотела, чтобы портной увидел в ней несчастную, одинокую королеву Франции, унижаемую надменной шлюхой в черно-белом платье. Несомненно, он именно так воспринимал Катрин, хотя сейчас его мысли были далеки от отношений короля с женой и любовницей. Катрин заставит его подумать об этом; она хотела, чтобы портной в присутствии придворных совершил какой-то выпад против Дианы. Она перехватила взгляд человека и удержала его на несколько секунд. Как бы его глазами увидела себя - жену, брошенную мужем ради любовницы. Представила себя молящейся за гугенотов и кальвинистов, за всех протестантов. Она почувствовала, что ее ладони покрылись потом; она едва не потеряла сознание от собственных усилий. Диана задала портному вопрос; настал ответственный момент. - Мадам, - громко закричал он, повернувшись к любовнице короля, - довольствуйтесь тем, что вы совратили Францию, и не касайтесь своими грязными руками такой святой вещи, как истина Господня. Тишина, последовавшая за этим выпадом, длилась несколько секунд, но Катрин она показалась очень долгой. Король поднялся. Лицо его было пунцовым. Диана подверглась оскорблению. Генрих, унижавший королеву всевозможными способами, не желал слышать даже единого слова, обращенного против своей любовницы. Все ждали, что скажет король. Диана сидела с высоко поднятой головой, она казалась сейчас еще более надменной, чем когда-либо. Катрин, наконец расслабившись, сделала вид, будто она не меньше других потрясена дерзостью жалкого портного, осмелившегося говорить так с герцогиней де Валентинуа. Портной стоял, ничуть не смутясь; его глаза были обращены к потолку; этот человек не боялся ничего, он верил, что Бог и ангелы на его стороне. Ярость короля нарастала медленно, он пытался найти слова, способные выразить его ненависть к этому человеку; двое стражников бросились к портному и схватили его. - Уведите его! - сквозь стиснутые зубы выдавил из себя Генрих. - Он будет сожжен заживо на улице Сент-Антуан; я сам буду смотреть на его казнь. Портной откинул голову назад и рассмеялся. Он призвал святых стать свидетелями подлой мести короля, давшего ему право высказаться свободно. Неужели они надеются испугать своего пленника гибелью его бранного тела? Он приветствовал смерть. Он был готов умереть тысячу раз за истинную веру. Наблюдая за тем, как уводят портного, Катрин поняла, что король уже устыдился своего поведения. Второй раз он публично подвергся унижению из-за Дианы. Понимает ли он это? Испытывает ли раздражение? Или это была очередная мелкая победа Катрин, не сулившая ей ничего? Катрин наблюдала за тем, как ее муж шагает взад-вперед по своей комнате. Из открытого окна доносились бормотанье толпы и топот шагающих солдат. Печальная процессия почти добралась до места казни. Катрин заняла свое место у окна возле короля. Он уже сожалел о том, что дал обещание стать свидетелем того, как портной сгорит на костре. Он боялся этого зрелища. Катрин, не позволявшая себе проявлений бестактности по отношению к королю, спрашивала себя, не следует ли ей шепнуть ему: "Ты страдаешь по вине Дианы. Если бы не она, тебе не пришлось бы стоять у этого окна и наблюдать за тем, как по твоему приказу этот несчастный будет брошен в пламя. Она обрекла тебя на это испытание. Разве ты не видишь, что если бы ты слушал королеву, тебе бы не пришлось так мучиться? Я бы не подталкивала тебя к таким неразумным поступкам. Не допустила бы, чтобы ты унизил себя историей с дуэлью де Вивонна и де Шабо. О, мой дорогой, почему бы тебе не поумнеть и не заставлять жену подстраивать столь унизительные для тебя ситуации! Но она снова не выдала своих чувств. - Сейчас они связывают портного, - тихо промолвила Катрин. - В этом человеке есть нечто странное, - сказал король. - Да, - согласилась она. - Он похож на... - ...мученика, Генрих. - Король вздрогнул. - Они поджигают хворост, - сказала Катрин. - Скоро он предстанет перед Высшим Судьей. Любопытно, что его ждет. - Кажется, он смотрит на нас. Катрин отпрянула от окна. Портной мог видеть со своего места короля и королеву не хуже, чем они видели его из окна дворца. Глаза портного встретились с глазами короля. Мужчины смотрели друг на друга - король в костюме из расшитого бриллиантами бархата и портной в рубахе из грубого полотна. Катрин наблюдала за пламенем, охватившем ноги мученика; безжалостный огонь стремительно побежал вверх по одежде. Она ждала вопля, но ни единого звука не вырвалось из горла портного. Стонали другие, но не он. Его губы шевелились; он молился Господу; все это время портной не отрывал взгляда от короля. - Катрин! - хриплым шепотом произнес король и сжал ее руку; его ладонь была липкой от пота; Генрих дрожал. - Он не отводит от меня глаз, Катрин! - Не смотри на него, Генрих. - Катрин... я не могу. Он действительно не мог этого сделать. Катрин перекрестилась. Портной словно заворожил короля: Генрих хотел убежать от окна, не видеть агонии портного, но ему не удавалось сделать это; он знал, что теперь до самой смерти будет помнить умирающего портного. Но Катрин почти забыла о мученике, потому что Генрих искал у нее утешения. Он держал ее руку в своей. Большие победы вырастают из маленьких, думала она; скромное чудо может стать предвестником великого. Генрих молча молился, прося защиты у святых; он смотрел на портного до тех пор, пока лицо мученика не скрылось за стеной внезапно разгоревшегося огня. НЕОСТОРОЖНОСТЬ КОРОЛЯ Катрин лежала на кровати в своей комнате в Сент-Жермене. Она только что родила еще одного мальчика. Его назвали Карлом Максимилианом; теперь она имела трех сыновей - Франциска, Луи, который был еще более хилым, чем его старший брат, и Карла. Она могла быть счастливой женщиной, поскольку ее страстное желание стать матерью большого семейства сбылось, но Катрин по-прежнему страдала от ревности. Этим утром со двора донеслись женские голоса; поднявшись с постели, она подошла к окну, присела и стала слушать. - Король уехал в Ане. - В Ане! В такое время! Ему следовало остаться с женой и малышом. Катрин мысленно увидела недоуменное пожатие плечами, насмешливые улыбки. - О да, моя дорогая, король должен находиться в такой момент возле своей королевы. Во всех других вопросах король проявляет благоразумие, он понимает, что хорошо, а что - плохо. Но стоит мадам де Валентинуа поманить его... он тотчас теряет голову. - Бедная королева Катрин! Как ей должно быть грустно оттого, что ее и малыша Карла оставили одних. - Королева?.. Голос зазвучал так тихо, что Катрин перестала различать слова. Потом она услышала: - В ней... есть нечто странное. По-моему, королеве это безразлично. Катрин печально улыбнулась. Безразлично! Нечто странное? Возможно, это правда. Но как грустно знать, что ее жалеют даже слуги! Похоже, хозяйка Ане нарочно выманила Генриха из Сент-Жермена в такое время. Катрин окончательно встала с постели. Бесполезно поднимать ковер и смотреть в нижнюю комнату. Вместо этого она помолилась. Катрин горько плакала. Святая Дева, открой мне, как сотворить чудо, просила она. Неужели чудо свершилось? Мадаленна принесла ей новость. - Ваше Величество, герцогиня де Валентинуа заболела, она лежит в Ане. Диана больна! Сердце Катрин забилось чаще. Это случилось! Ее молитвы услышаны. - Король в Ане, Мадаленна? - Да, король находится рядом с мадам герцогиней, но говорят, что она больна очень серьезно. Катрин захотелось поскорей встретиться с братьями Руджери. Когда наступили сумерки, она закуталась в плащ и поспешила к ним. Родив одного за другим пятерых детей, она сохранила бодрость и энергию. Войдя в дом, стоявший у реки, она тотчас поняла, что Космо и Лоренцо уже знают новость. Их лица были настороженными, словно они думали, что недавно оправившаяся от родов Катрин, вопреки их предостережениям, сумела-таки отравить герцогиню де Валентинуа. Катрин явно нервничала, торопилась, братья немедленно закрыли все двери, зашторили окна и отправили на двор двух своих слуг, хотя они и были итальянцами. Одержимость Катрин пугала астрологов. - Вижу, вы все знаете, - сказала она. - Это печальная новость, - промолвил Космо. - Печальная? Это самая лучшая новость, какую я слышала за многие годы. - Ваше Величество, - сказал Космо, - мы умоляем вас сохранять спокойствие. Герцогиня больна; никто не знает природы ее болезни. В этом городе слухи распространяются, как огонь в ветреную погоду. Катрин забарабанила пальцами по столу. - О да. Кто-то обязательно скажет, что я подсыпала ей яд в вино или пищу, вылила его на страницы книги... знаю. Меня обвинят в отравлении Дианы. - Для нас будет лучше, если герцогиня поправится. - Для меня - нет. Она посмотрела сначала на одного брата, потом на другого. - Лоренцо, Космо, - с мольбой в голосе произнесла Катрин, - я отдала бы все, что я имею, чтобы услышать о ее смерти. - Мадам, на улицах уже говорят, - сказал Космо. - Говорят! Говорят! Знаю. Люди всегда говорят. Меня обвиняли в отравлении дофина. Скажу вам - я не собиралась убивать дофина. Однако меня обвиняли в этом. - Те, чья смерть выгодна нам, не должны умирать, - сказал Лоренцо. - Когда-нибудь она все равно умрет. Почему не сейчас? Она встала и поглядела на братьев. - У вас есть средства. Яды... тончайшие яды. Дай мне ключ от твоего шкафа, Лоренцо. - Ваше Величество, мы с братом готовы сделать для вас все... но мы не можем позволить вам погубить себя. Находясь в обществе братьев, она могла не скрывать своих чувств; сейчас страдания, неудовлетворенные желания, унижение, разочарование привели ее на грань истерики. - Вы боитесь погубить себя! - сердито закричала она. - Это так, Лоренцо! Это так, Космо! Вы опасаетесь "испанского сапога" и водяной пытки... страшной смерти! Вы боитесь не за меня... а за себя. Что я потеряю, если умру? Ничего! А выиграть могу все. Меня не могут устранить. Я - мать будущего короля Франции. Приказываю вам дать мне ключ от шкафа. Братья испуганно переглянулись. - Мадам, - произнес в отчаянии Лоренцо, - умоляю вас... - Я приказываю вам! Катрин повелительно протянула руку. Космо кивнул, и Лоренцо достал из кармана серебряную цепочку, на которой висел ключ. Катрин схватила его и бросилась к шкафу. Астрологи, не двигаясь, смотрели на нее. Она замерла перед множеством склянок, каждая из которых содержала вещество, способное вызвать смерть. Братья делились с ней секретами своего искусства; она заставляла их делать это; Катрин знала кое-что о ядах. - Дай мне что-нибудь безвкусное, Лоренцо, - она повернулась к ним лицом. Братья не сдвинулись с места; они лишь испуганно смотрели на нее. Они мысленно перенеслись из этой комнаты в кошмарную камеру для допросов с пристрастием. Катрин топнула ногой. - Это! - сказала она, коснувшись одной из склянок. Лоренцо шагнул вперед. - Ваше Величество, вы не можете сделать это. Вам придется кому-то довериться. - У меня есть друзья. - Сапог разрывает самые крепкие дружеские узы, мадам. - Вы думаете только о пытках. Разве я не познала муки в моих покоях в Сент-Жермене? - Мадам, разрешите нам заделать эту дыру. Вы совершили ошибку, распорядившись пробить ее. Она почувствовала, что к ее глазам подступили слезы. Глядя на Лоренцо и Космо, она вспомнила двух мальчиков Руджери; они были ее друзьями во дворце Медичи, а Алессандро - врагом маленькой Екатерины. Они - ее друзья, настоящие друзья. Да, они боятся за себя, но и за нее тоже. Они мудры. Братья заметили, что Катрин колеблется. Она почувствовала, что они испытали облегчение. Возможно, она тоже испытала облегчение. Буря в ее душе утихла. Она снова становилась спокойной Катрин, обладавшей терпением, умением ждать, действовать тайно. - Герцогиня постоянно носит одно кольцо, - сказал Космо. - Говорят, что кольца обладают удивительными свойствами. - Я знаю это кольцо, - сказала Катрин, - с большим рубином. Король подарил его мадам де Валентинуа в самом начале их дружбы. - Почему герцогиня никогда не расстается с ним? - сказал Лоренцо. - Возможно, это кольцо обладает магической силой. Весьма странно, что такой молодой и сильный мужчина, как король, хранит верность стареющей женщине. Это можно объяснить только волшебством. Я допускаю, что объяснение таится в кольце. - Если бы мы могли заполучить это кольцо... - начал Космо. - Это возможно, - сказала Катрин; ее внимание уже не было приковано к шкафу с ядами. - Мадам, герцогиня никогда не снимает его с пальца. - Но если она больна, это возможно. Мои друзья помогут мне... Да, я начинаю верить в сверхъестественную силу этого кольца. Братья оживились. Лоренцо дрожащими пальцами запер шкаф, повесил ключ на цепочку и застегнул свою куртку. Лоренцо и Космо наконец вздохнули свободно. Катрин посмотрела на запертую дверцу шкафа и удивилась тому, что она отказалась от надежного способа умерщвления Дианы. Ответ был прост - слишком высока ставка. Смерть Дианы могла привести не к любви короля, а к его ненависти. Ее любовь была неразумной. Диана чувствовала себя очень плохо. Она впервые в жизни заболела, и это встревожило ее. Она стала бледной, худой; герцогиня не знала причину своей болезни. Ее охватила апатия; Диана не желала ни с кем общаться. Король, словно заботливый муж, находился возле нее: он был очень обеспокоен. Диана уже не могла следовать напряженному распорядку дня, установленному ей для себя. Она перестала ездить верхом по утрам, она была неспособна развлекать короля и хотела, чтобы его визит закончился. Глядя в зеркало, Диана с трудом узнавала себя. Она не сомневалась в преданности короля; он был благороднейшим из мужчин. Но никто не любит долго находиться возле больного, со свойственной ей трезвостью думала Диана. Она решила, что не будет держать его возле себя в Ане. Однажды, когда он сидел рядом с ее постелью, она сказала: - Генрих, ты скучаешь здесь. - Моя дорогая, как я могу скучать, когда мы вместе? - О, Генрих, это не та жизнь, которую мы хотели бы вести. - Мы вернемся к ней. - Думаю, тебе не следует оставаться здесь. - С тобой я счастливее, чем где-либо. Я верю, что ты скоро поправишься, эта загадочная болезнь пройдет. Я мечтаю снова увидеть тебя здоровой. Я слишком стара, чтобы болеть красиво, подумала она. Генрих не должен видеть меня слабой и апатичной. Будет лучше, если он покинет меня. Я верю ему. Я поправлюсь быстрее, если не буду переживать из-за того, что он видит меня в таком состоянии. Она решила, что он должен уехать. Девушка принесла ей настойку из трав, прописанную лучшим врачом. - Тысяча извинений, Ваше Величество, - сказала служанка, сделав реверанс. - Мадам должна принять сейчас лекарство. Извините, что я прервала вашу беседу. - Все в порядке, Мари, - сказала Диана. - Дай мне эту противную жидкость, и я выпью ее. Она проглотила настойку и с улыбкой вернула бокал девушке. - Я так хочу поправиться, что готова принимать эту гадость, - сказала Диана. Девушка снова сделала реверанс и вышла из комнаты. - Я не видел ее прежде в Ане, - сказал король. - Хотя это лицо мне знакомо. - Она - медицинская сестра, которую любезно направила ко мне королева. Катрин весьма добра. Она высокого мнения о Мари. Говорят, что девушка прекрасно готовит лекарства. Твой врач считает ее добросовестной и способной. - Я рад, что Катрин догадалась прислать ее сюда. - Катрин - заботливый и верный друг, - сказала Диана. - Я уверена, что она прекрасно управляется с детьми в мое отсутствие. По-моему, эта леди Флеминг не настолько умна, чтобы ей можно было доверить воспитание детей. Король ничего не сказал; Диана не заметила, что в его глазах появилось смущение. - Право, - продолжила Диана, - маленькая Мария чересчур заносчива, ты согласен? Король по-прежнему молчал, и Диана улыбнулась ему. - Думаешь, это врожденная черта ее характера? - Ты о ком, моя дорогая? - О Марии Стюарт. - А! Она очень умна и красива, но, боюсь, слишком избалована. - Генрих, любовь моя... - Да, дорогая! - Тебе не стоит оставаться здесь. Ты должен быть при дворе. Из-за меня ты забываешь о том, что ты - король этой страны. - Я не могу покинуть тебя. - Это необходимо. Я обеспокоена тем, что ради меня ты пренебрегаешь своими обязанностями. Ты дал мне все, что я могла пожелать. Генрих, умоляю тебя - вернись ко двору. Я не могу поправиться, пока ты здесь, потому что я волнуюсь. Я постоянно помню о том, что я отрываю тебя от твоих дел. Уезжай. Пиши мне каждый день. Желание поскорей оказаться рядом с тобой поможет мне выздороветь. Он покачал головой. Заявил, что не покинет ее. Ничто не значит для него так много, как она, заверил Диану Генрих. Ради нее он охотно забудет обо всех и обо всем. Но, как всегда, она добилась своего. После его отъезда ей стало еще хуже, но она не велела сообщать королю об этом. Мари, медсестра королевы, продолжала прилежно заботиться о Диане. Прежде чем король вернулся ко двору, умер маленький Луи. Это было печальное событие, но оно не стало трагедией, потому что малыш болел с самого рождения, и такой исход следовало ожидать. Жизнь в нем еле теплилась, и казалось неизбежным, что она рано оборвется. Двор погрузился в траур. Смерть маленького принца, а также болезнь любовницы глубоко опечалили короля, Катрин испытывала тайную радость. Смерть Луи не была неожиданной; любовь Катрин к Генриху значительно превосходила по силе ее привязанность к своим детям. Луи умер, но Генрих вернулся к ней, и она получила магическое кольцо с рубином. Она надежно спрятала его, оно не должно было попасть ему на глаза. Однако Катрин следовало носить его на пальце, когда Генрих находился с ней. Она заставила себя поверить в волшебные свойства этого перстня; братья Руджери укрепляли в ней эту веру. Она знала их мысли: "Пусть Катрин думает о кольце, это отвлечет ее от планов, связанных с нашим шкафом, где хранятся яды". Через неделю после смерти Луи Генрих пришел к ней. Он был внимателен и нежен. Он, несомненно, думал: "Бедная Катрин! Она потеряла ребенка. Что у нее есть, кроме детей?" Он сел в свое любимое кресло. Как красив он в костюме из черного бархата, расшитом бриллиантами, подумала она. Седеющие волосы и борода придавали его облику величественность. Длинные белые пальцы короля, сверкавшие драгоценными камнями, лежали на обтянутых дорогой тканью подлокотниках кресла. Ее голова покоилась на серебристой парче, расшитой золотыми лилиями. Глядя на дорогие шторы, роскошную кровать с пурпурным пологом, Катрин снова подумала о том, какой счастливой она могла бы быть, если бы Генрих любил ее. - Ты полон грусти, Генрих, - сказала она; подойдя к мужу, она встала перед ним, робко положила руку ему на плечо. Она хотела, чтобы он коснулся ее руки, но он не сделал этого. Она вспомнила о кольце, лежавшем в шкафу. Его дверца была не заперта; Катрин оставалось только открыть ее и надеть кольцо на свой палец. - Я думаю о нашем сыне, - сказал Генрих. Он не добавил: "И о Диане" Но Катрин понимала это; ее переполняло чувство горечи. - Знаю, - сказала она. - Больно терять ребенка, особенно сына. Она сильно сдавила пальцами его плечо; Катрин сдерживала безумное желание, которое она всегда испытывала в присутствии Генриха. Ей хотелось обвить руками его шею, рассказать ему о своей сумасшедшей любви о страсти, которая сжигала ее. - Бедный маленький Луи, - пробормотал Генрих. - Его появление на свет было бессмысленным, поскольку Бог так быстро забрал мальчика к себе. Она должна надеть кольцо. Время пришло. Он не заметит его. Он никогда не обращал внимание на то, что она носила. Однако если он полюбит ее, как Диану... При этой мысли у Катрин от радости закружилась голова. Она представила себе, как он берет ее за руку, целует каждый пальчик. Даже если он заметит кольцо, какое это будет иметь значение? Чары волшебного украшения уже подействуют. - Я оплакивала его, пока у меня не иссякли слезы, - сказала она; подойдя к шкафу, Катрин достала перстень и надела его на палец. С трепещущим сердцем и блестящими глазами она вернулась к креслу, на котором сидел король. Не двигаясь, он рассеянно смотрел в пространство прямо перед собой. Магия сработает через некоторое время, подумала Катрин. - Генрих, мы не должны горевать. Она стояла за спинкой кресла; волнение сжимало ей горло. Она положила руку на седеющие волосы и погладила их; большой рубин, казалось, подмигнул ей. Король смущенно покашлял и встал. Подойдя к окну, он постоял там в нерешительности; его пальцы касались штор. Его мужественный облик пробуждал желание у Катрин. Он совсем не изм