раз подошел доложить, что завтрак готов, и пошел с ним только на второй раз, когда "Отчаянный" снова лег на прежний курс. Ветер улегся, рассвело, времени у Хорнблауэра почти не оставалось. - Я буду на палубе через десять минут, мистер Янг, - сказал он. Штурманская рубка была тесным помещением, примыкавшим к капитанской каюте. Эта каюта, штурманская рубка, капитанская кладовая и тамбур занимали весь крохотный полуют "Отчаянный". Хорнблауэр протиснулся за маленький стол. - Сэр, - сказал Гримс, - вы не пришли, когда завтрак был готов. Вот и яичница. Белки по краям почернели, желтки совершенно твердые. - Очень хорошо, - проворчал Хорнблауэр. Он не мог винить в этом Гримса. - Кофе, сэр? - сказал Гримс. Он прижимался к закрытой двери рубки и повернуться ему было негде. Он налил из кувшина в чашку. Кофе был теплый, но не горячий, и какой-то мутный. - Постарайтесь, чтоб следующий раз он был горячее, - сказал Хорнблауэр. - И в будущем вам нужно растирать его получше. - Да, сэр. - Голос Гримса слышался как бы издалека. Он едва шептал. - Сэр... Хорнблауэр поднял голову. Гримс дрожал от страха. - В чем дело? - Я сохранил это, чтоб показать вам. - Гримс вытащил сковородку, на которой лежала дурно пахнущая кровавая мешанина. - Первые два яйца оказались испорченные, сэр. Я не хотел, чтоб вы подумали... Гримс боится, что его обвинят в краже яиц. - Очень хорошо. Унесите эту гадость. В этом вся миссис Мейсон - купить яйца, из которых половина испорченные. Хорнблауэр съел невкусную яичницу - даже эти два яйца, хоть и не совсем тухлые, припахивали. Он предвкушал, что сейчас заест ее вареньем. Он намазал сухарь драгоценным маслом и потянулся к горшочку. Черная смородина! Бывает же такое невезенье! Гримс, втиснувшийся в штурманскую рубку, подпрыгнул, когда Хорнблауэр разразился потоком брани, уже несколько минут искавшей выхода. - Сэр? - Я не с тобой говорю, черт побери, - сказал Хорнблауэр, теряя выдержку. Он любил варенье, но черносмородинное - меньше всего. Ладно, придется довольствоваться этим. Он откусил каменный сухарь. - Не стучите в дверь, когда подаете еду, - сказал он Гримсу. - Да, сэр. Не буду, сэр. Больше не буду, сэр. Кувшин с кофе дрожал у Гримса в руках. Хорнблауэр, подняв голову, увидел, что губы у слуги тоже трясутся. Он чуть не спросил резко, в чем дело, но тут же догадался сам. Гримс боится. По слову Хорнблауэра его могут привязать к решетчатому люку на шкафуте, и спустить ему кожу кошками. На флоте есть капитаны, которые именно так и поступили бы, подай им такой завтрак. Это надо ухитриться все сделать наоборот. В дверь постучали. - Войдите. Гримс прижался к переборке, чтоб не упасть в открывшуюся дверь. - Мистер Янг передает, сэр, - сказал Оррок. - Ветер опять заходит. - Я иду. Гримс совсем вжался в переборку, пропуская Хорнблауэра. Тот вышел на шканцы. Шесть дюжин яиц, половина из них тухлые. Два фунта кофе - меньше, чем на месяц, если пить каждый день. Черносмородинное варенье, и того мало. Эти мысли роились у него в голове, пока он шел мимо часового, и мгновенно улетучились на свежем морском ветру, стоило Хорнблауэру вернуться к делу. Провс пристально смотрел в подзорную трубу. Было светло, дождь разогнал туман. - Черные скалы на левом траверзе, сэр, - доложил Провс. - Иногда виден бурун. - Отлично, - сказал Хорнблауэр. По крайней мере, неприятности с завтраком отвлекли его от беспокойства перед принятием решения. Ему даже пришлось остановиться на несколько секунд, чтоб собраться с мыслями, прежде чем отдать приказы, которые облекут в плоть давно созревший план. - У вас хорошее зрение, мистер Оррок? - Ну, сэр... - Да или нет? - Ну... да, сэр. - Тогда берите подзорную трубу и лезьте наверх. Сейчас мы будем проходить мимо рейда. Примечайте все корабли, какие сможете разглядеть. Посоветуйтесь с впередсмотрящим. - Есть, сэр. - Доброе утро, мистер Буш. Свистать всех наверх. - Есть, сэр. Не в первый раз Хорнблауэр вспомнил евангельского сотника, который описал свою власть такими словами: "говорю одному "пойди" и идет; и другому "приди" и приходит". Королевский Флот и римская армия держались на одинаковой дисциплине. - Ну, мистер Провс. Как далеко сейчас горизонт? - Две мили, сэр. Может, три, - ответил Провс, оглядываясь по сторонам. Вопрос застал его врасплох. - Я бы сказал, четыре мили, - заметил Хорнблауэр. - Может быть, сэр, - согласился Провс. - Солнце встает. Проясняется. Скоро будет десять миль. Ветер северо-западный. Мы подойдем к Паркэ. - Есть, сэр. - Мистер Буш, уберите брамсели, пожалуйста. И нижние прямые паруса. Нам понадобятся только марсели и кливер. Так они будут привлекать меньше внимания, а, кроме того, двигаясь медленнее, дольше смогут наблюдать за Брестским рейдом. - Рассвет ясного дня, - сказал Хорнблауэр, - наиболее благоприятное для нас время. Солнце будет светить с нашей стороны. - Да, сэр. Вы правы, сэр, - ответил Провс. На его меланхолическом лице мелькнуло одобрение. Он знал, конечно, что Гуль протянулся почти точно с запада на восток, но не сделал из этого никаких выводов. - Сейчас у нас есть такая возможность. Ветер и погода нам благоприятствуют. Может пройти несколько дней, пока такая возможность повторится. - Да, сэр, - сказал Провс. - Курс ост-тень-зюйд, мистер Провс. - Есть, сэр. "Отчаянный" медленно двигался вперед. День был облачный, но ясный, и горизонт с каждой минутой отдалялся. Отчетливо виден был мыс Сан-Матье. Дальше земля опять терялась из виду. - Земля по курсу с подветренной стороны! - закричал Оррок с фор-марса. - Это должен быть следующий мыс, сэр, - заметил Провс. - Тулинг, - согласился Хорнблауэр, потом произнес по буквам "Тулингуэт". В ближайшие месяцы или даже годы им предстоит курсировать вдоль этих берегов, и он хотел, чтоб офицеры правильно понимали его приказы. Между двумя мысами Атлантика далеко вдавалась в дикое бретонское побережье, образуя Брестский рейд. - Вы видите пролив, мистер Оррок? - прокричал Хорнблауэр. - Нет еще, сэр. По крайней мере, не очень хорошо. Военный корабль - британский корабль - приближающийся в мирное время к чужим берегам, сталкивался с целым рядом трудностей. Он не может войти в чужие территориальные воды (если его не принуждает к этому шторм), не запросив предварительно разрешения. И, конечно, он не может подойти к иностранной военной базе, не вызвав этим целую серию сердитых правительственных нот. - Мы должны держаться на расстоянии дальнего пушечного выстрела от берега, - сказал Хорнблауэр. - Да, сэр. Ах да, конечно, сэр, - согласился Провс. Второе, более сердечное одобрение было вызвано тем, что Провс осознал смысл сказанного. Нации устанавливают суверенитет над всеми водами, которые они могут перекрыть артиллерией, даже если в этой конкретной точке пушки и не установлены. Международное право проводит эту границу на расстоянии трех миль от берега. - На палубе! - закричал Оррок. - Вижу мачты! Пока еле-еле. - Считайте все, что увидите, очень тщательно, мистер Оррок! Оррок продолжал докладывать. Рядом с ним на марсе стоял бывалый моряк, но Хорнблауэр не собирался полностью на них полагаться. Буш кипел нетерпением. - Мистер Буш, - сказал Хорнблауэр. - Через пятнадцать минут я поверну судно через фордевинд. Не будете ли вы так любезны подняться с подзорной трубой на крюйс-салинг? У вас будет возможность увидеть все, что видит Оррок. Пожалуйста, записывайте. - Есть, сэр, - сказал Буш. Через минуту он был уже на бизань-винтах. Вскоре он бежал по выбленкам с быстротой, сделавшей бы честь любому молодому матросу. - Двенадцать линейных кораблей, сэр, - кричал Оррок. - Стеньги не поставлены. Реи не подняты. Впередсмотрящий прервал его донесение. - Буруны с подветренного борта! - Это Паркэ, - сказал Хорнблауэр. Черные Скалы с одной стороны, Паркэ с другой и Девочки в середине отмечали вход на Брестский рейд. В такой ясный день, при легком ветре, они не представляли опасности, но в шторм они унесли многие сотни жизней. Провс без устали шагал между кормой и нактоузом, беря азимуты. Хорнблауэр тщательно прикинул направление ветра. Если у французов нет линейных кораблей, готовых к выходу в море, незачем рисковать. Перемена ветра может застать "Отчаянного" слишком близко к подветренному берегу. Хорнблауэр оглядел в подзорную трубу побережье, выросшее на горизонте. - Очень хорошо, мистер Провс. Мы повернем судно через фордевинд сейчас, пока еще можем пройти на ветре Паркэ. - Есть, сэр. В голосе Провса ясно слышалось облегчение. Его делом было следить за безопасностью судна, и он явно предпочитал иметь некоторый запас надежности. Хорнблауэр посмотрел на вахтенного. - Мистер Пул! Поверните судно через фордевинд, пожалуйста. Засвистели дудки. Матросы побежали к брасам, руль повернули под ветер. Хорнблауэр внимательно прочесывал подзорной трубой берег. - Так держать! "Отчаянный" послушно лег на новый курс. Хорнблауэр постепенно привыкал к его характеру, как жених, лучше узнающий невесту. Нет, это неудачное сравнение, и Хорнблауэр сразу его отбросил. Он надеялся, что они с "Отчаянным" лучше подходят друг другу, чем они с Марией. И он должен думать о другом. - Мистер Буш! Мистер Оррок! Я попрошу вас спуститься, как только будете уверены, что больше ничего существенного не увидите. Атмосфера на судне оживилась - Хорнблауэр чувствовал это по поведению матросов. Вся команда сознавала, что они смело лезут в самое логовище Бонапарта, заглядывают внутрь главной военно-морской базы французов, объявляют миру, что Британия готова встретить любой вызов в море. Хорнблауэр испытывал приятное чувство, что все предыдущие дни он готовил себе оружие по руке, корабль и его команду, как фехтовальщик, узнающий вес шпаги прежде, чем вступить в поединок. Оррок спустился, козырнул, Хорнблауэр выслушал его доклад. К счастью, Буш с крюйс-салинга все еще видел Гуль и не спускался. Донесения должны быть сделаны независимо, чтоб докладывающие офицеры друг друга не слышали, но попрость Буша ненадолго отойти в сторону было бы невежливо. Буш не спускался еще несколько минут, пока не закончил записывать карандашом на бумажке, но Оррока трудно винить, что он этого не сделал. Тринадцать или четырнадцать линейных кораблей на якоре, ни один не готов к отплытию, у трех не хватает хотя бы одной мачты. Шесть фрегатов, три со стеньгами, один с поднятыми реями и со свернутыми парусами. - Это "Луара", - заметил Хорнблауэр Бушу. - Вы про нее знаете, сэр? - спросил Буш. - Я знаю, что она здесь, - ответил Хорнблауэр. Он охотно объяснил бы, откуда ему это известно, но Буш продолжал докладываться, и Хорнблауэр остался доволен, что его репутация всеведущего укрепилась. С другой стороны, на рейде наблюдалась заметная активность. Буш видел движущиеся лихтеры и тендеры. Он полагал также, что различил плашкоут со стрелой - судно, предназначенное для установки новых мачт на большие корабли. - Спасибо, мистер Буш, - сказал Хорнблауэр. - Это превосходно. Мы должны заглядывать так при каждом подходящем случае. Постоянные наблюдения увеличат их знания в геометрической прогрессии - они увидят, какие корабли изменили стоянку, какие поставили стеньги, какие обтянули такелаж. Перемены скажут гораздо больше, чем единичное наблюдение. - Давайте поищем еще рыбачьи лодки, - продолжил Хорнблауэр. - Да, сэр. Буш направил подзорную трубу на Паркэ. Голые черные скалы, увенчанные сигнальным огнем, казалось, вздымались и падали - это билась о них атлантическая зыбь. - Вот одна с подветренной стороны от рифа, сэр, - сказал Буш. - Что она там делает? - Омаров ловит, сэр, - доложил Буш. - По-моему, они выбирают верши, сэр. -Да? Дважды в жизни Хорнблауэр ел омаров. Оба раза это было в те горькие дни, когда он, вынуждаемый голодом и холодом, подвизался профессиональным игроком в Длинных Комнатах. Богатые люди иногда приглашали его поужинать. Он неожиданно осознал, что этот ужасный отрезок его жизни кончился всего две недели назад. - Я думаю, - медленно сказал Хорнблауэр, - что хотел бы съесть сегодня за ужином омара. Мистер Пул! Подойдите немного поближе к рифу. Мистер Буш, я был бы премного вам обязан, если б вы изготовили ялик к спуску. Контраст между этими днями и теми был разительный. Сейчас стояли золотые апрельские дни - странное, неустойчивое время между миром и войной. Напряженные дни, когда Хорнблауэр болтал с капитанами рыбачьих суденышек, обменивая золотые монеты на небольшую часть их улова. Он тренировал команду, пользуясь случаем изучить характер "Отчаянного". Он заглядывал в Гуль, следя, как идет подготовка французского флота. Он изучал Ируазу - подходы к Бресту, иными словами - ее приливы, отливы и течения. Наблюдая движение судов через нее, Хорнблауэр все больше узнавал о трудностях, с которыми столкнулось французское правительство. Бретань была бедной, неплодородной и малонаселенной провинцией, задворками Франции, и дороги, связывающие ее с центральной частью страны, оставляли желать лучшего. Ни судоходных рек, ни каналов. Неимоверно громоздкие материалы, требуемые для оснащения флота, невозможно доставить сушей. Артиллерия для корабля первого класса весит двести тонн. Пушки, якоря и ядра можно было перевезти из бельгийских кузниц только морем. Грот-мачта корабля первого класса имеет сто футов в длину и три в диаметре - ее может перевезти только судно, мало того, только специально оборудованное судно. Чтоб укомплектовать бесполезно стоящий в Бресте флот, потребуется двадцать тысяч матросов. Моряки - те, которых удастся найти - если не отправить их морем, вынуждены будут прошагать сотни миль из торговых портов Гавра и Марселя. Двадцать тысяч людей нуждаются в одежде и еде, причем и то и другое должно быть вполне определенное. Мука, чтоб печь сухари, быки и свиньи, чтоб приготовить солонину, бочки, в которых ее хранить - откуда все это возьмется? И подготовка провизии тоже дело не одного дня. Кораблям, чтоб выйти в море, понадобится провианта на сто дней - стало быть, надо накопить два миллиона рационов сверх того, что будет потребляться ежедневно. Потребуются сотни каботажных судов - Хорнблауэр наблюдал, как непрерывный поток их движется к Бресту, огибая Уэссан с севера и мыс Ра с юга. Если начнется война - когда начнется война - делом Королевского Флота будет преградить им путь. В особенности же это будет делом легких судов - это будет делом "Отчаянного". Чем больше Хорнблауэр о них разузнает, тем лучше. Эти мысли занимали Хорнблауэра и в то утро, когда "Отчаянный" вновь проходил мимо Паркэ, чтоб заглянуть в Брест. Ветер дул с юго-востока, и шлюп шел в бакштаг под марселями. Рассвело, утро было ясное и холодное. На салингах стояли впередсмотрящие. С фор- и крюйс-салингов почти одновременно крикнули: - Эй, на палубе! Из пролива выходит судно! - Фрегат, сэр! - Это Буш дополнил слова Чизмана. - Очень хорошо! - крикнул Хорнблауэр в ответ. Может быть, появление фрегата не имеет никакого отношения к маневрам "Отчаянного" в Ируазе, но вероятнее противоположное. Хорнблауэр оглядел шлюп - матросы драили палубу, но в пять минут можно все переменить. Он в мгновение ока может подготовить корабль к бою или поставить все паруса. - Так держать, - скомандовал он рулевому. - Мистер Карджил, не будете ли вы так любезны поднять флаг. - Вот он, сэр, - сказал Провс. В подзорную трубу Хорнблауэр видел брамсели фрегата - тот с попутным ветром шел по Гулю. Этим курсом он встретится с "Отчаянным" через несколько миль. - Мистер Буш! Я хотел бы, чтоб вы спустились, как только закончите наблюдения. - Есть, сэр. "Отчаянный" медленно двигался прежним курсом. Бессмысленно было бы ставить дополнительные паруса, делая вид, будто он ни в чем не замешан. Французское флотское начальство из десятка источников уже наслышано о его дозоре. - Вы ведь не собираетесь им доверять, сэр? - Это Буш, он спустился на палубу и немного волновался. Волнение никак не отразилось на невозмутимой манере Буша, но его обнаруживал сам факт, что Буш осмелился прямо высказать совет. Хорнблауэр не хотел убегать. Он имел все преимущества - "Отчаянный" находится с подветренной стороны от фрегата, может в любой момент поставить все паруса и двинуться в сторону открытого моря. Но Хорнблауэр не хотел этого делать. Он был твердо уверен, что в таком случае француз последует за ним и с позором будет гнать до самой Атлантики. Смелый шаг поднимет дух команды, произведет впечатление на французов и - это главное - рассеет неуверенность Хорнблауэра в себе. Это - проверка. Инстинкт советовал ему быть осторожным, но он убеждал себя, что осторожность - лишь прикрытие для трусости. Трезвый расчет внушал, что опасаться нечего, страх говорил, что французский фрегат замышляет подойти на расстояние выстрела и уничтожить "Отчаянный". Надо действовать согласно расчету, отбросив страх, но Хорнблауэр хотелось бы только, чтоб сердце его не билось так лихорадочно, чтоб ладони не потели так сильно, чтоб по ногам не бегали мурашки. Он хотел бы, чтоб Буш не стоял так близко, мешая пройтись по шканцам. Тут он сказал себе, что все равно не смог бы шагать взад и вперед, показывая всем и каждому свою нерешительность. Сегодня каботажные суда потоком шли из Бреста, пользуясь попутным ветром - если б война была объявлена, они бы на это не решились. Хорнблауэр говорил с капитанами трех разных рыбачьих судов, и ни один из них ничего не слышал о войне. Возможно, все они участвуют в заговоре с целью развеять его опасения и заманить в ловушку - но уж очень это маловероятно. Если б новость о начале войны достигла Бреста всего час назад, фрегат не успел бы подготовиться к выходу в море и пройти Гуль. С другой стороны, рассуждения Хорнблауэра подтверждало то, что даже если война не объявлена, французское флотское начальство будет действовать именно так. Услышав, что наглый британский шлюп курсирует возле Бреста, они должны были собрать по всем кораблям достаточно матросов для одного фрегата и послать этот фрегат, чтоб тот отпугнул британское судно. Хорнблауэр не должен этого допустить - ветер может оставаться таким не один день, и тогда "Отчаянному", чтобы продолжить наблюдения, придется долго лавировать обратно. Фрегат был виден уже целиком - в подзорную трубу Хорнблауэр видел его до самой ватерлинии. Он был большой; в борту виднелось двадцать крашеных портов, не считая пушек на шканцах и полубаке. Восемнадцатифунтовки, скорее всего - вдвое больше пушек, чем у "Отчаянного", общий вес ядер при бортовом залпе больше в четыре раза. Но пушки не выдвинуты: Хорнблауэр поднял подзорную трубу, чтоб осмотреть реи. Он напрягал глаза - сейчас он должен полагаться не только на расчет, но и на зрение. Он был уверен в том, что увидел. Фока-рей, фор-мар-сарей, грота-рей, грот-марса-рей - все они не укреплены цепными боргами. Если бы фрегат был готов к бою, такую предосторожность не упустили бы. Они не собираются драться. Это не западня. - Будут приказания, сэр? - спросил Буш. Буш хотел бы подготовить корабль к бою, открыть порты и выдвинуть пушки. Если что-нибудь может вызвать враждебные действия со стороны французов, то именно это. Хорнблауэр отлично помнил приказы Корнваллиса, как письменные, так устные. Они строго предписывали ему не предпринимать никаких действий, которые могли бы навлечь на Англию обвинения в развязывании войны. - Да, - сказал Хорнблауэр в ответ на вопрос Буша, но облегчение, промелькнувшее было на лице первого лейтенанта мгновенно сменилось озабоченностью, когда он увидел блеск в глазах своего капитана. - Мы должны поприветствовать их, мистер Буш, - сказал Хорнблауэр. Было что-то безумно возбуждающее в том, чтобы принуждать себя к холодной вежливости, в то время как внутри у него все кипело. Нечто подобное происходит в паровых машинах мистера Уатта, когда не работает выпускной клапан. - Есть, сэр, - сказал Буш. Дисциплинированный ответ - единственно возможный ответ на приказ старшего по званию. - Вы помните процедуру, мистер Буш? Ни разу Хорнблауэр не приходилось приветствовать французское военное судно - до сих пор для него увидеть французский корабль означало вступить в бой. - Да, сэр. - Тогда будьте так любезны отдать приказ. - Есть, сэр. Все наверх! Все наверх! Встать к борту! Мистер Вайз! Следите, чтоб матросы соблюдали порядок. Сержант морской пехоты! Выстройте своих людей на шканцах! Ровненько, ровненько. Барабанщик справа. Боцманматы! Приготовьтесь засвистеть, как только начнет барабан. - Буш повернулся к Хорнблауэру: - У нас нет музыки, сэр, кроме барабана и дудок. - Они большего от нас и не ждут, - сказал Хорнблауэр, не отрывая от глаза подзорную трубу. Один сержант, один капрал, двенадцать рядовых и барабанщик - вот и все, больше морских пехотинцев на военном шлюпе не предусмотрено - но Хорнблауэр думал не о них. Все его внимание сосредоточилось на фрегате. Без сомнения, с палубы француза десятки подзорных труб направлены сейчас на "Отчаянного". Как только на шлюпе началась суматоха, Хорнблауэр увидел такую же суматоху и на фрегате. Матросы выстроились вдоль борта - целая толпа. По воде разнесем шум - четыре сотни взволнованных французов занимали свои места. - Молчать! - крикнул Буш в эту самую минуту. Голос его звучал как-то странно - он не хотел, чтоб французы слышали его слова, и потому пытался орать шепотом. - Покажите лягушатникам, как ведут себя британские моряки. Выше головы, и стойте тихо. Синие мундиры, белые штаны - это французские солдаты выстроились на шканцах фрегата. Хорнблауэр в подзорную трубу различил блеск примкнутых штыков, сверкающую медь музыкальных инструментов. Корабли быстро сходились - фрегат нес больше парусов и шел быстрее шлюпа. Ближе и ближе. "Отчаянный" - корабль-гость, ему и начинать приветствие. Хорнблауэр опустил подзорную трубу. - Давайте, - сказал он. - Барабан! - скомандовал Буш. Барабанщик выбил долгую дробь. - Ружья на кар-р-раул! - приказал сержант, потом тише: - Раз. Два. Три! Сержант поднял короткую пику, пехотинцы взяли ружья на караул тем красивым движением, которое дается долгой муштрой. Протяжно и мучительно засвистели дудки. Хорнблауэр снял треуголку и прижал ее к груди - поднести пальцы к полям шляпы не соответствовало бы случаю. Теперь он видел капитана на шканцах фрегата - рослый мужчина, тот на французский манер держал шляпу над головой. На груди его сверкала звезда - видимо, недавно введенный Бонапартом орден Почетного Легиона. Хорнблауэр вернулся к действительности - он начал приветствия, ему и первым прекращать. Он скомандовал Бушу. - Барабан! - приказал Буш, и дробь прекратилась. Тут же смолкли дудки боцманматов, немного не одновременно, не так, как хотелось бы Хорнблауэру. На шканцах фрегата кто-то - тамбур-мажор, наверное - поднял длинную палку с бронзовыми колокольчиками и резко ее опустил. Тут же загремела полдюжина барабанов - военный марш, невразумительное смешение звуков, которое Хорнблауэр никогда не понимал. Жезл тамбур-мажора ритмично вздымался и падал. Наконец музыка смолкла. Хорнблауэр надел шляпу, французский капитан тоже. - Ружья на плечо-о-о! - прокричал сержант. - Разойдись! - скомандовал Буш, потом не так громко: - Тихо! Молчать! Возбужденные матросы могли по команде "разойдись" начать болтовню - они тоже ни разу в жизни не проходили близко от французского судна, не обменявшись бортовыми залпами. Но Буш твердо вознамерился убедить французов что команда "Отчаянного" сплошь состоит из стоиков. Вайз тростью приводил приказ в действие, и матросы разошлись дисциплинированно - порядок нарушил лишь один короткий вскрик, когда трость обрушилась на чью-то спину. - Это и впрямь "Луара", сэр, - сказал Буш. Отчетливо видно было название, выписанное изящными золотыми буквами на украшенной орнаментом корме фрегата. Хорнблауэр вспомнил, что Буш по-прежнему не ведает, откуда оно ему известно. Приятно прослыть всезнающим, пусть даже необоснованно. - И вы были правы, сэр, что не стали от них удирать, - продолжал Буш. Почему так невыносимо видеть восхищение в глазах Буша? Буш не знает об участившемся сердцебиении и о потных ладонях. - Наши ребята смогли поближе взглянуть на француза, - неловко произнес Хорнблауэр. - Точно, сэр, - согласился Буш. - Вот уж чего я не ждал, так это услышать эту мелодию с французского фрегата! - Какую? - неосторожно спросил Хорнблауэр, и тут же разозлился, что обнаружил свою слабость. - "Боже, храни короля", сэр, - просто ответил Буш. К счастью, ему не пришло в голову, что кто-то может не узнать гимн своей страны. - Если б у нас был оркестр, нам пришлось бы играть их "Марсельезу". - Пришлось бы, - сказал Хорнблауэр. Надо немедленно сменить тему. - Смотрите! Они ставят брамсели. Быстрее! Засеките время! Мы посмотрим, что они за моряки. 6 С запада дул штормовой ветер. Невероятно ясная погода, стоявшая последние несколько недель, кончилась, и Атлантика вернулась в обычное свое состояние. Под полностью зарифленными марселями "Отчаянный" боролся с ветром, идя в крутой бейдевинд на левом галсе. Левый борт он подставил огромным валам, беспрепятственно пробежавшим тысячи миль от Канады до Франции. Шлюп качался с бока на бок, потом с носа на корму, потом подпрыгивал и снова кренился на бок. Ветер так сильно давил на его марсели, что он почти не наклонялся влево - кренясь на правый борт, он на миг замирал и возвращался в вертикальное положение. Но хотя бортовая качка и ограничивалась таким образом, корабль подпрыгивал вверх и проваливался вниз на каждой проходившей под днищем волне. Все стоявшие на палубе чувствовали, что давление досок на ноги увеличивается и затем уменьшается всякий раз, как судно поднимается вверх падает вниз. Ветер завывал в такелаже, древесина стонала под постоянно меняющимся напряжением, изгибавшим судно по длине. Но стон этот успокаивал - то был не резкий треск и не беспорядочные шумы. Он говорил, что "Отчаянный" гибок и податлив, а не жесток и хрупок. Хорнблауэр вышел на шканцы. Он был бледен от морской болезни - изменение качки застало его врасплох. Правда, сейчас ему было совсем не так плохо, как когда они первый раз вышли в Ла-Манш. Он кутался в бушлат и вынужден был за что-нибудь держаться, ибо прежняя привычка к качке еще не восстановилась. Со шкафута появился Буш в сопровождении боцмана. Он козырнул и внимательно огляделся. - До первого шторма никогда не узнаешь, что может оторваться, сэр, - сказал Буш. Все, что казалось надежно принайтовленным, в сильную качку обнаруживает опасную склонность смещаться под действием непредсказуемых напряжений. Буш с Вайзом только что закончили долгий осмотр. - Что-нибудь не в порядке? - спросил Хорнблауэр. - Только мелочи, сэр, за исключением стоп-анкера. Его заново закрепили. Буш широко улыбался, глаза его весело горели - его явно радовали и смена погоды, и свист ветра, и новые, связанные с этим, обязанности. Он потер руки и глубоко вдохнул. Хорнблауэр мог бы утешиться воспоминаниями, что и он когда-то радовался непогоде, и даже надеждой, что когда-нибудь будет радоваться вновь, но сейчас эти утешения казались ему напрасными, а надежда - тщетной. Хорнблауэр взял подзорную трубу и огляделся. Погода на мгновение прояснилась и горизонт отодвинулся. Далеко на правой раковине Хорнблауэр увидел что-то белое, потом, встав покрепче (насколько это ему удалось) поймал это белое в поле зрения подзорной трубы. Это был бурун у Ар Мэн - какое странное бретонское название - самого южного из всех рифов, охраняющих подступы к Бресту. Пока Хорнблауэр смотрел, волна налетела на скалу и накрыла ее целиком. Белый гребень поднялся ввысь как колоссальная колонна, достиг высоты грот-марселей судна первого класса, затем ветер возвратил его в небытие. Тут на корабль налетел шквал, который принес с собой ливень. Горизонт вновь сомкнулся, и "Отчаянный" опять стал центром крохотного кусочка вздымающегося серого моря. Низкие тучи нависли над самыми верхушками мачт. Они были так близко от подветренного берега, как только Хорнблауэр отважился подойти. Человек более робкий при первых признаках непогоды отошел бы подальше в море, но в таком случае робкого человека очень скоро снесло бы далеко от места, за которым ему поручено наблюдать, и ему потребовалось бы несколько дней, чтоб вернуться на позицию. А в эти дни мог задуть попутный для французов ветер, и те могли бы двинуться, куда пожелают, незамеченные. Казалось, на карте, помимо параллелей и меридианов, прочерчена еще одна линия, отделяющая безрассудство от разумной смелости, и Хорнблауэр держался у самой границы безрассудства. Теперь - как всегда на флоте - оставалось только ждать и смотреть. Бороться со штормовым ветром, примечая усталыми глазами все его изменения, с трудом идти на север одним галсом, делать поворот оверштаг и с таким же трудом идти на юг другим галсом, лавировать на подступах к Бресту, пока не представится возможность разглядеть получше. То же самое Хорнблауэр делал вчера, то же он будет делать бессчетное число раз, если война все-таки разразится. Он вернулся в каюту, чтобы скрыть новый приступ морской болезни. Через некоторое время, когда ему немного полегчало, в дверь заколотили. - Что случилось? - Впередсмотрящий что-то прокричал с марса, сэр. Мистер Буш велел ему спуститься. - Иду. Хорнблауэр вышел на палубу и увидел, как впередсмотрящий перелез на бакштаг и соскользнул по нему на палубу. - Мистер Карджил, - сказал Буш. - Пошлите другого матроса на его место. Буш повернулся к Хорнблауэру. - Я не мог расслышать, что он там кричит, из-за ветра, потому велел ему спуститься. Ну, что ты там увидел? Впередсмотрящий стоял с шапкой в руках, слегка напуганный необходимостью разговаривать с офицерами. - Не знаю, важно ли это, сэр, но когда в последний раз прояснилось, я заметил французский фрегат. - Где? - спросил Хорнблауэр. В последний момент он сдержался, чтоб не произнести эти слова так резко, как намеревался вначале. Ничего не выиграешь, а кое-что и проиграешь, если начнешь орать на этого человека. - Два румба на подветренной скуле, сэр. Корпуса видно не было, но марсели я разглядел, сэр. Я их знаю. После обмена приветствиями "Отчаянный" довольно часто встречал "Луару" в Ируазе - это немного походило на игру в прятки. - Какой у нее курс? - Она идет в бейдевинд, сэр, под взятыми в два рифа марселями, на правом галсе, сэр. - Вы совершенно правильно сделали, что доложили. Теперь возвращайтесь на свой пост. Пусть другой матрос останется с вами. - Есть, сэр. Матрос двинулся к мачте, и Хорнблауэр посмотрел на море. Горизонт снова сузился. Зачем "Луара" вышла из порта и борется со штормовым ветром? Может быть, ее капитан хочет потренировать матросов в плохую погоду. Нет. Надо быть честным с самим собой - на французов это не похоже. Всем известно, что скаредное французское начальство избегает без нужды трепать суда. Хорнблауэр заметил, что Буш стоит рядом и ждет, пока к нему обратятся. - Что вы об этом думаете, мистер Буш? - Я думаю, прошлой ночью они стояли на якоре в Бэртэнском заливе, сэр. - Меня это не удивило бы. Буш имел в виду залив Бэртом, расположенный на обращенной к морю стороне Гуля, где при дующем с запада ветре можно стоять на длинном якорном канате. И, если "Луара" стояла там, она наверняка связалась с берегом. Ее капитан мог получить новости и приказы из Бреста, расположенного всего в десяти милях. Он мог узнать, что война объявлена. Если так, он попытается захватить "Отчаянного" врасплох. В таком случае, разумнее всего было бы повернуть судно оверштаг. Идя на юг правым галсом, "Отчаянный" вышел бы достаточно далеко в море, чтоб не опасаться подветренного берега, и настолько отдалился бы от "Луары", чтоб посмеяться над любой попыткой его преследовать. Но... Все это напоминало Гамлетовские сомнения, то место, где Гамлет говорит: - "Вот в чем вопрос". Ко времени появления Корнваллиса "Отчаянный" может оказаться далеко от своей позиции, и пройдут дни, пока он на нее вернется. Нет, раз так надо рискнуть судном. "Отчаянный" - ничтожный винтик в споре двух огромных флотов. Он дорог Хорнблауэру лично, но сведения, которые ему удастся раздобыть, в сотни паз важнее Корнваллису, чем сам шлюп. - Мы останемся на прежнем курсе, мистер Буш, - сказал Хорнблауэр. - Она в двух румбах на подветренной скуле, сэр, - заметил Буш. - Когда она к нам приблизится, мы будем достаточно далеко от нее на ветре. Хорнблауэр уже это просчитал; если б результат был иным, он уже пять минут назад повернул бы "Отчаянный" оверштаг и сейчас мчался бы к безопасности. - Снова немного проясняется, сэр, - заметил Буш, оглядываясь по сторонам. В это время с марса снова крикнули: - Вот она, сэр! Один румб впереди правого траверза! - Очень хорошо! Ветер немного утих, и можно было, хотя и с трудом, "переговариваться" между марсовым и палубой. - Вот она, сэр, - сказал Буш, направляя подзорную трубу. В этот момент "Отчаянный" поднялся на волне, и Хорнблауэр, хотя и неясно, различил марсели "Луары". Они были круто обрасоплены, и он видел в подзорную трубу только узкие полоски. "Отчаянный" был не меньше чем в четырех милях на ветре от нее. - Смотрите! Она поворачивает оверштаг, сэр! Полоски превратились в прямоугольники, дрогнули и встали. Теперь марсели "Луары" обрасоплены параллельно марселям "Отчаянного" - оба судна идут одним галсом. - Они повернулись оверштаг, как только заметили нас, сэр. Они по-прежнему играют с нами в прятки. - В прятки? Мистер Буш, я полагаю, началась война. Трудно было произнести эти слова спокойно, словно между делом, как надлежит человеку с железными нервами: Хорнблауэр старался, как мог. У Буша таких предрассудков не было. Он уставился на Хорнблауэра и присвистнул. Но он смог мысленно повторить тот путь, который только что проделал Хорнблауэр. - Я думаю, вы правы, сэр. - Спасибо, мистер Буш. - Хорнблауэр произнес это язвительно, и тут же пожалел о сказанном. Нечестно заставлять Буша расплачиваться за напряжение, которое испытывает его капитан, да и не вяжется с его идеалом непроницаемости обнаруживать это напряжение. Хорошо, что следующий приказ который Хорнблауэр собирался отдать, наверняка отвлечет Буша от полученной обиды. - Я думаю, нам лучше послать матросов по местам, мистер Буш. Подготовьте корабль к бою, но пушки пока не выдвигайте. - Есть, сэр! Буш широко улыбнулся, не скрывая радостного возбуждения. Вот он уже выкрикивает приказы. По всему кораблю засвистели дудки. Барабанщик морской пехоты выбрался из люка. Ему было не больше двенадцати лет, и вся его одежда была в страшном беспорядке. Он не только кое-как вытянулся по стойке "смирно", взбежав на шканцы, он еще напрочь забыл, что его учили высоко поднять палочки над барабаном, прежде чем выбить дробь - так он торопился. Появился Провс - его боевой пост был на шканцах, рядом с капитаном. - Она сейчас прямо на правом траверзе, сэр, - сказал он, глядя на "Луару". - Небыстро она поворачивается. Этого и следовало ожидать. В расчет Хорнблауэра входило и то, что "Отчаянный" будет поворачивать оверштаг быстрее, чем "Луара". Появился Буш и козырнул. - Корабль к бою готов, сэр. - Спасибо, мистер Буш. Вся жизнь флота отразилась в этих секундах - момент решимости, спешка, волнение, а затем - долгое ожидание. Два судна шли в бейдевинд параллельными галсами на расстоянии четырех миль. "Отчаянный" был почти прямо на ветре от "Луары". Эти четыре мили и направление ветра обеспечивали "Отчаянному" неуязвимость. Пока он сохраняет этот разрыв, он в безопасности. Если по какой-нибудь случайности разрыв сократится, сорок восемнадцатифунтовых пушек "Луары" живо с ним разделаются. Он сможет драться в надежде на славу, но не на победу. Подготовить корабль к бою было не более чем жестом; люди погибнут, люди будут жестоко искалечены - но результат будет такой же, как если бы "Отчаянный" покорно сдался на милость неприятеля. - Кто у штурвала? - спросил Провс, ни к кому в особенности не обращаясь, и зашагал к рулевым. Видимо, он подумал о том же самом. Враскачку подошел боцман - он обязан был следить за парусами и такелажем, поэтому специального места в бою не имел и вполне мог расхаживать по судну. Но сейчас он держался очень официально. Он не просто козырнул Бушу, он снял шляпу и стоял, держа ее в руках. Ветер трепал его косичку. Видимо, он испрашивал разрешение обратиться. - Сэр, - сказал Буш. - Мистер Вайз спрашивает от имени матросов, сэр. Началась ли война? Да? Нет? - Лягушатники знают, а мы - нет. Пока нет, мистер Вайз. - Нестрашно, если капитан признается в своей неосведомленности, когда причина этого вполне очевидна команде. Сейчас, возможно, стоило бы произнести зажигательную речь, но, еще немного подумав, Хорнблауэр решил этого не делать. И все же чутье говорило ему, что нельзя ограничиться одной короткой фразой. - Всякий, кто полагает, будто свои обязанности в мирное время можно исполнять иначе, чем в военное, рискует, что ему исполосуют спину, мистер Вайз. Передайте это матросам. Пока достаточно. Провс вернулся и глядел, прищурясь, на такелаж, оценивая, как ведет себя судно. - Как вы думаете, сэр, мы могли бы поставить грота-стаксель? Вопрос этот подразумевал многое, но ответ на него мог быть только один. - Нет, - сказал Хорнблауэр. Стаксель, возможно, немного прибавил бы "Отчаянному" скорости. Но он очень сильно накренил бы судно, а это, вместе с возросшей площадью парусов, значительно увеличило бы снос в подветренную сторону. Хорнблауэр видел свой корабль в сухом доке, знал обводы его днища и мог оценить максимальный угол, при котором он будет держаться за воду. Эти два фактора следовало уравновесить, а кроме того, включался третий - если увеличить площадь парусов, увеличится и вероятность чему-нибудь оторваться. Любая неприятность - мелкая или крупная, от разорвавшегося троса до упавшей стеньги - оставит беспомощный шлюп под пушками неприятеля. - Если ветер ослабнет, это будет первый дополнительный парус, который я поставлю, - продолжил Хорнблауэр, чтоб смягчить категоричность своего отказа, потом добавил: - Замерьте положение "Луары" относительно нас. - Я это сделал, сэр, - ответил Провс. Хорнблауэр мысленно его похвалил. - Мистер Буш! Можете отпустить подвахтенных. - Есть, сэр. Эта погоня - эта гонка - может затянуться на часы, даже на дни, и незачем раньше времени переутомлять команду. Налетел новый, более сильный порыв ветра, обрызгав палубу дождем. "Луара" исчезла из виду. Лавируя против ветра, "Отчаянный" подскакивал, как бумажный кораблик. - Интересно, сколько матросов сейчас страдают морской болезнью? - Хорнблауэр выговорил эти отвратительные слова как человек, трогающий больной зуб. - Я бы сказал, не так много, сэр, - отвечал Буш совершенно бесстрастно. - Позовите меня, когда "Луару" снова станет видно, - сказал Хорнблауэр. - Позовите меня в любом случае, если будет нужно. Он произнес эти слова с неимоверным достоинством. Потребовалось выматывающее физическое усилие, чтоб пройти по палубе в каюту. Дурнота усиливалась из-за того, что палуба прыгала под ногами, из-за того, что койка, на которую он со стоном повалился, раскачивалась из стороны в сторону. Через час его поднял сам Буш. - Погода проясняется, сэр, - сквозь шум донесся из-за двери голос первого лейтенанта. - Очень хорошо. Иду. Когда он вышел, по правому борту уже виднелся темный силуэт. Вскоре совсем прояснилось, и "Луара" стала хорошо видна. Она сильно накренилась, реи круто обрасоплены. Когда она выпрямилась, пушечные порты стали видны так отчетливо, что их можно было сосчитать. Брызги клубились под наветренным бортом, потом она снова накренилась, и на мгновение мелькнуло ее розовато-бурое, покрытое медью днище. Хорнблауэр заметил про себя то, что Провс и Буш одновременно выразили словами. - Она нас нагоняет! - сказал Буш. - Она сместилась на целый румб, - сказал Провс. "Луара" движется быстрее "Отчаянного". Все знают, что французские корабелы искуснее английских, и французские суда обычно более быстроходны. В данном конкретном случае это сулило трагедию. Но вот и еще одна новость, еще худшая. - Я думаю, сэр, - Буш говорил так медленно, словно каждое слово причиняло ему боль, - она еще и нагоняет нас на ветре. Буш имел в виду, что "Луару" не так сильно сносит ветром, как "Отчаянный", соответственно "Отчаянный" дрейфует к "Луаре", ближе к ее пушкам. Дурное предчувствие резануло Хорнблауэра по сердцу - он понял, что Буш прав. Если ветер не переменится, то раньше или позже, но "Луара" откроет порты и начнет обстрел. Так что самый простой способ уйти от опасности Хорнблауэру заказан. Если б "Отчаянный" был более ходким из двух судов, если б он мог идти круче к ветру, он мог бы сохранять такое расстояние, какое сочтет нужным. Первая линия обороны прорвана. - Это не удивительно. - Хорнблауэр старался говорить холодно и безразлично, подчеркивая приличествующее капитану достоинство. - Она в два раза больше нас. Когда лавируешь против ветра, существенную роль играет размер корабля. В маленькое и большое судно ударяют одинаковые волны, но они сильнее сносят маленькое; кроме того, киль большого судна расположен глубже под водой, где волнение меньше. Три подзорных трубы, как по команде, устремились на "Луару". - Она немного привелась к ветру, - сказал Буш. Хорнблауэр видел, как марсели "Луары" на мгновение заполоскали. Французский капитан немного увеличил разрыв, чтоб выиграть несколько ярдов против ветра - имея большую скорость, он мог себе это позволить. - Да. Сейчас мы опять на одном курсе, - сказал Провс. Французский капитан свое дело знал. Математически, если преследуешь судно против ветра, следует держаться от преследуемого прямо по направлению ветра. Сейчас "Отчаянный" оказался именно в такой позиции относительно "Луары". Последняя, вернувшись на прежний курс, шла в крутой бейдевинд, выиграв у ветра двадцать или тридцать ярдов. Раз за разом сокращая разрыв в направлении ветра на двадцать-тридцать ярдов и постоянно нагоняя, она рано или поздно подойдет к ним достаточно близко. Все трое опустили подзорные трубы, и Хорнблауэр встретил взгляды своих подчиненных. Они ждали, что же он предпримет. - Свистать всех наверх, пожалуйста, мистер Буш. Я поверну судно оверштаг. - Есть, сэр. Момент был опасный. Если "Отчаянный" откажется приводиться к ветру, как случилось с ним однажды под управлением Карджила, он потеряет скорость, и ветер понесет его, беспомощного, навстречу "Луаре". А при таком ветре паруса могут изорваться в клочья, даже если не оторвется что-нибудь еще более важное. Маневр нужно провести безупречно. Так совпало, что на вахте вновь стоял Карджил. Можно было доверить дело ему, или Бушу, или Провсу. Но Хорнблауэр отлично знал, что, переложив ответственность на другого, он безнадежно уронит себя в собственных глазах, и в глазах команды. - Я поверну судно, мистер Карджил, - сказал он, необратимо беря ответственность на себя. Он подошел к штурвалу, огляделся. Он чувствовал, как колотится его сердце, и заметил с мгновенным изумлением, что это ему приятно, что опасность доставляет ему удовольствие. Он заставил себя забыть обо всем, кроме судна. Матросы стояли по местам, все глаза были устремлены на него. Ветер ревел в ушах. Хорнблауэр встал покрепче, глянул на море впереди корабля. Наступил нужный момент. - Помалу, - проревел Хорнблауэр стоящим у руля матросам. - Руль к ветру. "Отчаянный" послушался не сразу. Но вот нос его начал поворачиваться. - Руль на ветер! Матросы взялись за шкоты и булини передних парусов. Хорнблауэр следил за судном, как тигр за своей жертвой. - Шкоты, галсы отдать! - потом опять рулевым: - Руль на борт! Судно быстро приводилось к ветру. - Пошел контра-брас! - Матросы были захвачены общим волнением. Булини и брасы отдали, и реи тяжело начали поворачиваться в тот самый момент, когда "Отчаянный" встал против ветра. - Одерживай! Руль на борт, - выкрикивал Хорнблауэр. "Отчаянный" поворачивался быстро. Скорость была достаточной, чтоб руль хорошо забирал, остановив поворот прежде, чем судно повернется слишком сильно. - Пошел боковые брасы! Дело сделано. "Отчаянный" лег на другой галс, не потеряв ни одной лишней секунды, ни одного лишнего ярда и теперь несся вперед, а волны ударяли в его правую скулу. Но времени радоваться не было - Хорнблауэр заспешил к левой раковине, чтоб направить подзорную трубу на "Луару". Она, естественно, поворачивала - теория погони против ветра требует, чтоб преследователь менял галс одновременно с преследуемым. Но "Луара" обречена была немного запаздывать. Догадаться, что "Отчаянный" поворачивает, можно было лишь в тот момент, когда его фор-марсель заполоскал - даже если вся команда "Луары" стояла на местах, готовая к повороту, "Отчаянный" получал двухминутную фору. И теперь, когда "Отчаянный" шел новым галсом, наполнив все паруса, фор-марсель "Луары" еще немного заполаскивал. Она все еще поворачивалась. Чем больше времени будут занимать у нее повороты, тем больше она будет проигрывать гонку. - Мы увеличили разрыв в направлении ветра, - сказал Провс, глядя в подзорную трубу. - Сейчас мы отрываемся от нее в направлении движения. "Отчаянный" вернул часть своего бесценного разрыва. Вторая линия обороны Хорнблауэра оказалась надежнее первой. - Еще раз возьмите азимут, мистер Провс, - приказал Хорнблауэр. Как только поворот был закончен, вновь начали сказываться исходные преимущества "Луары". Она демонстрировала и свою быстроходность, и свою способность идти круто к ветру. Она переместилась с раковины "Отчаянного" на траверз; после этого она смогла ненадолго привестись и сократить разрыв в направлении ветра. Минуты проносились как секунды, часы как минуты. "Отчаянный" мчался вперед, его команда застыла в напряжении на кренящейся палубе. - Пора снова поворачивать? - осмелился заметить Буш. Но теоретически правильный момент действительно уходил. - Мы подождем немного, - сказал Хорнблауэр. - Мы дождемся вот этого шквала. Шквал налетел, и мир скрылся за плотной завесой дождя. Хорнблауэр отошел от коечных сеток, поверх которых смотрел, и по круто наклоненной палубе подошел к штурвалу. Он взял рупор. - Приготовиться к повороту оверштаг. В реве ветра команда едва ли слышала его слова, но все смотрели на него, не отрываясь, и вышколенные матросы не могли спутать приказы. Непросто повернуть судно во время шквала, - ветер налетал порывами, непредсказуемо меняющимися на один-два румба. Но "Отчаянный" так хорошо слушался - пока маневр был точно просчитан по времени - и можно было пойти на этот риск. Легкое изменение ветра грозило потерей скорости, но это можно было преодолеть за счет инерции вращения. Порыв ветра стих, и дождь прекратился в тот самый момент, когда команда круто обрасопила реи. Шквал ушел в сторону, по-прежнему скрывая "Луару". - Мы их перехитрили! - с удовлетворением произнес Буш. Он злорадно представлял себе, как "Луара" мчится на прежнем галсе, когда "Отчаянный" благополучно лег на другой и быстро увеличивает разрыв. Они наблюдали, как шквал бежит по пенистому серому морю в сторону Франции. Потом они увидели неясный силуэт. Он постепенно вырисовывался все четче. - Тысяча... - воскликнул Буш. Он был настолько ошарашен, что не закончил ругательства. Из-за шквала возникла "Луара". Она преспокойно шла тем же галсом, что и "Отчаянный", разрыв нимало не увеличился. - Этот трюк мы больше пробовать не будем, - сказал Хорнблауэр. Он попытался улыбнуться, не разжимая губ. Французский капитан явно не дурак. Он видел, что "Отчаянный" оттягивает поворот до последнего, и упредил его. Он повернулся одновременно с ним. Вследствие этого он очень мало потерял при повороте, и уже успел это наверстать. Да, он опасный противник. Это один из самых талантливых капитанов во французском флоте. Было несколько капитанов, отличившихся за время прошлой кампании, правда, вследствие превосходящей мощи британского флота к концу войны почти все они оказались в плену, но Амьенский мир освободил их. Хорнблауэр отвернулся от Буша и Провса. Он попытался пройти по круто накренившейся палубе и подумать, что из этого вытекает. Ситуация опасная, опаснее некуда. Ветер и волны неуклонно приближают "Отчаянного" к "Луаре". Как раз тогда, когда Хорнблауэр попытался пройтись по палубе, он почувствовал, как корабль необычно вздрогнул - это была "бродячая волна", возникающая в результате необычной комбинации ветра и волн, и она ударяла в борт "Отчаянного", как таран. "Бродячая волна" набегала каждые несколько секунд, снижая скорость "Отчаянного" и снося его по ветру. Такие же волны набегали и на "Луару", но, при ее размерах, не так на нее влияли. Вместе с другими силами природы они неуклонно уменьшали разрыв между двумя судами. Предположим, он решится на ближний бой. Нет, об этом он уже думал. У него хороший корабль и вышколенная команда, но при таком ветре эти преимущества практически сведутся на нет тем, что "Луара" обеспечит более устойчивую опору для орудий. У "Луары" в два раза больше пушек и в два раза более тяжелые ядра. Это неразумный риск. На мгновение Хорнблауэр представил себя занесенным в будущую историю. Он может прославиться как первый британский капитан, павший жертвой французов в нынешней войне. Вот так слава! Несмотря на холодный ветер, к щекам его прилила горячая кровь: он представил себе бой. Ужасы являлись длинной чередой, как короли в "Макбете". Он подумал о смерти. Он подумал о плене - это он уже испытал в Испании и лишь чудом вырвался на свободу. Прошлая война длилась десять лет - эта может продлиться столько же. Десять лет в тюрьме! Десять лет другие офицеры будут добывать себе славу и отличия, богатеть на призовых деньгах, он же будет гнить в тюрьме, постепенно превращаясь в дряхлого безумца, забытый всеми, даже Марией. Он предпочел бы умереть, как предпочел бы смерть увечью. По крайней мере (жестоко заметил он про себя) так он думает сейчас. Возможно, встань он перед выбором, он начал бы цепляться за жизнь - умирать он не хотел. Он пытался внушить себе, что не боится смерти, что ему просто жаль упустить все интересное и приятное, возможно, ожидающее его в жизни. И тут же запрезирал себя, зная, что просто не хочет видеть жестокую истину - он боится. И тут он встряхнулся. Он в опасности, и сейчас не время копаться в своих чувствах. Сейчас требуются решимость и изобретательность. Прежде, чем повернуться к Бушу и Провсу, он постарался сделать безучастное лицо. - Мистер Провс, - сказал он. - Принесите ваш журнал. Давайте взглянем на карту. В черновом журнале были отмечены все перемены курса, ежечасные замеры скорости, и с их помощью можно рассчитать - или прикинуть - теперешнее положение судна, исходя из той точки вблизи Ар Мен, откуда они тронулись в путь. - Мы сместились на целых два румба под ветер, - горестно произнес Провс. Пока они сидели в штурманской рубке, его длинное лицо все вытягивалось и вытягивалось. Хорнблауэр тряхнул головой. - Не больше полутора. И отлив помогает нам последние два часа. - Надеюсь, вы правы, сэр, - сказал Провс. - Если я не прав, - ответил Хорнблауэр, орудуя параллельными линейками, - нам придется придумать другой план. Отчаяние ради отчаяния раздражало Хорнблауэра в других - он слишком хорошо знал это чувство. - Еще два часа, - сказал Провс, - и мы окажемся под пушками француза. Хорнблауэр пристально посмотрел на Провса, и под этим взглядом Провс наконец исправил свое упущение, запоздало прибавив "сэр". Хорнблауэр не собирался допускать отклонений от дисциплины, какой бы критической не была ситуация - он слишком хорошо знал, к чему это ведет. Добившись своего, он не стал больше заострять на этом внимание. - Как вы видите, мы можем пройти Уэссан на ветре, - объявил он, глядя на линию, которую только что прочертил на карте. - Возможно, сэр, - сказал Провс. - С запасом, - продолжал Хорнблауэр. - Я не сказал бы, что с запасом, сэр, - возразил Провс. - Чем ближе, тем лучше, - сказал Хорнблауэр. - Но это зависит не от нас. Мы не можем больше терять ни дюйма в направлении ветра. Он уже не раз думал об этой возможности, о том, чтобы обойти Уэссан так близко, как "Луара" это сделать не сможет. Тогда "Отчаянный" оставит "Луару" позади, как кит, отскобливший о камень морской желудь - идея занятная, но при теперешнем направлении ветра неосуществимая. - Но даже если мы можем обойти Уэссан, сэр, - настаивал Провс, - я все равно не вижу, что мы от этого выигрываем. Мы раньше окажемся на расстоянии выстрела. Хорнблауэр положил карандаш. Он чуть было не сказал: "Может быть вы посоветуете во избежание хлопот спустить флаг сию же минуту, мистер Провс?", но в последний момент вспомнил, что упоминание о возможной капитуляции, даже в качестве упрека, противоречило бы Своду Законов Военного Времени. Вместо этого он решил наказать Провса, ничего не сообщив ему о своих планах - это тоже неплохо, потому что план может провалиться, и тогда придется отступать на следующую линию обороны. - Время покажет, - резко сказал он, вставая со стула. - Мы нужны на палубе. Время поворачивать оверштаг. Они вышли на палубу. Ветер ревел по-прежнему, все так же летели брызги. Вот и "Луара" прямо по направлению ветра - она снова взяла круче, сокращая драгоценный разрыв. Матросы работали у помп - в такую погоду приходилось по полчаса из каждых двух откачивать воду, проникающую через швы. - Мы повернем судно, мистер Провс, как только отработают помпы. - Есть, сэр. Где-то впереди Уэссан и возможность избавиться от "Луары", но для этого придется еще минимум дважды менять галс, каждый раз рискую ошибиться, подставить корабль и себя врагу. Хорнблауэр не отрывал глаз от горизонта. Надо еще ни обо что не споткнуться. Он заставил себя выполнить маневр так же безупречно, как в предыдущие разы, и не позволил себе испытать по этому поводу ни малейшего облегчения. - В этот раз мы выиграли у него целый кабельтов, сэр, - сказал Буш, глядя как "Луара" легла на правый галс на траверзе "Отчаянного". - Нам может не всякий раз так везти, - заметил Хорнблауэр. - Но мы сделаем этот галс коротким и проверим. На правом галсе он удаляется от своей цели - когда они лягут на левый галс, надо будет задержаться на нем значительно дольше, но сделать это будто ненароком. Если он сможет провести Буша, значит, проведет и французского капитана. Матросы, видимо, получали удовольствие от этого состязания. Они простодушно увлеклись борьбой с ветром и тем, что выжимают из "Отчаянного" всю возможную скорость. Они не могли не видеть, что "Луара" выигрывает гонку, но это их не волновало - они смеялись и шутили, глядя на нее. Они не догадывались об опасности, вернее, смотрели на нее сквозь пальцы. Они верили, что их спасет удачливость британского флота или неповоротливость французского. Или умение их капитана - если бы они не верили в него, то испугались бы куда сильнее. Время поворачивать снова. Хорнблауэр выполнил маневр, и, только закончив его, заметил с удовлетворением, что совершенно забыл свою нервозность, так он увлекся. - Мы быстро сближаемся, сэр, - все так же мрачно заметил Провс. В руках у него был секстан, и он только что замерил угол между направлением на верхушку мачты "Луары" и на ватерлинию. - Я вижу это сам, спасибо, мистер Провс, - буркнул Хорнблауэр. При такой качке глазу можно доверять не меньше, чем любым инструментальным наблюдениям. - Это моя обязанность, сэр, - сказал Провс. - Я очень рад, что вы исполняете свои обязанности, мистер Провс. - Хорнблауэр произнес это таким тоном, как если бы сказал "ко всем чертям ваши обязанности", что тоже было бы нарушением Свода Законов Военного Времени. "Отчаянный" мчался на север, не отклоняясь от своего курса. Шквал налетел на него, ослепив. Рулевые отчаянно налегали на штурвал, силой заставляя судно уваливаться под ветер при самых сильных порывах, и кладя штурвал к ветру, чтоб удержать судно круто, когда ветер отходил на румб. Налетел последний порыв, хлопая полами Хорнблауэрова сюртука. Он трепал штанины рулевых, так что непосвященный, взглянув, как рулевые размахивают руками и как треплются их штанины, решил бы, будто они танцуют какой-то странный ритуальный танец. Как обычно, стоило шквалу пройти, все глаза бросились отыскивать "Луару". - Посмотрите! - завопил Буш. - Посмотрите, сэр! Мы его-таки обдурили! "Луара" повернулась оверштаг. Она только что установилась на правом галсе. Французский капитан перехитрил сам себя. Он решил, что "Отчаянный" ждет шквала, чтоб повернуться, и поспешил его упредить. Хорнблауэр внимательно наблюдал за "Луарой", французский капитан наверняка вне себя от ярости, что так опростоволосился на глазах у команды. Это может повлиять на его дальнейшие решения, Это может даже заставить его нервничать. Если и так, пока он этого не проявил. Он как раз собирался выбрать булини, но нашел быстрое и разумное решение. Чтобы еще раз повернуться оверштаг, ему пришлось бы выждать некоторое время на прежнем курсе, пока корабль наберет скорость. Вместо этого он использовал инерцию вращения, положил руль на подветренный борт, развернул судно через фордевинд, так что оно на мгновение подставило ветру корму и наконец легло на левый галс. Сделано это было хладнокровно и точно, но "Луара" значительно отстала. - Целых два румба позади траверза, сэр, - сказал Провс. - И его значительно снесло ветром, - добавил Буш. Главный выигрыш, заключил про себя Хорнблауэр, наблюдая за "Луарой", состоит в том, что теперь возможным и желательным становится длинный галс к северу, необходимый для осуществления его плана. Он может достаточно долго идти левым галсом, не вызывая подозрений у французского капитана. - Дайте ему немного спуститься под ветер, - крикнул Хорнблауэр рулевым. - Прямо руль! Гонка возобновилась, оба судна неслись вперед, борясь с нестихающим ветром. Хорнблауэр видел, под каким диким углом наклонились мачты "Луары" - ее реи едва не касались воды. Он знал, что "Отчаянный" кренится точно так же, может быть, даже круче. Сама палуба, на которой он стоял, наклонилась под невероятным углом - Хорнблауэр гордился, что к нему так быстро вернулась привычка к качке. Он легко сохранял равновесие, выпрямив одну ногу, согнув другую и наклоняясь вбок, а затем выпрямляясь почти так же уверенно, как Буш. И морская болезнь немного отпустила - нет, какая жалость, что он о ней вспомнил - в этот же самый момент ему пришлось подавить спазм. - Делая такие длинные галсы, мы даем ей шанс, сэр, - проворчал Провс, жонглируя подзорной трубой и секстаном. - Она быстро нас нагоняет. - Стараемся, как можем, - ответил Хорнблауэр. Теперь в подзорную трубу он неплохо видел "Луару". Этим он и занялся, чтоб отвлечься от морской болезни. Когда он уже собирался опустить подзорную трубу, намереваясь дать глазам передохнуть, он увидел кое-что новое. Пушечные порты по подветренному борту, казалось, изменили форму. Продолжая смотреть, Хорнблауэр увидел, как из одного порта, потом из другого, потом по всему ряду высунулись пушечные дула. Невидимая орудийная прислуга налегала на тали, чтоб втащить громоздкие орудия по круто наклоненной палубе. - Они выдвинули пушки, сэр, - сказал Буш. Он мог бы этого не говорить. - Да. Пока незачем следовать примеру "Луары". "Отчаянному" пришлось бы выдвигать пушки подветренного борта. Это увеличило бы крен, помешало бы идти круто к ветру. При таком крене шлюп мог бы черпануть воду открытыми портами. А кроме того, даже при самом высоком угле подъема, орудия почти все время будут наклонены вниз, и, как бы точно не рассчитывали время канониры, толку не будет. Впередсмотрящие что-то кричали с фор-марса, потом один из них перелез на ванты и сбежал вниз. - Почему не спускаешься по бакштагу, как пристало моряку? - спросил Буш, но Хорнблауэр его оборвал. - В чем дело? - Земля, сэр, - выговорил матрос. Он промок до нитки. Вода текла с него ручьями, и ветер тут же подхватывал капли. - Где? - На подветренной скуле, сэр. - Сколько румбов? Матрос задумался. - Все четыре будут, сэр. Хорнблауэр взглянул на Провса. - Это должен быть Уэссан, сэр. Мы обойдем его с хорошим запасом. - Я должен в этом убедиться. Вам лучше подняться на мачту, мистер Провс. - Есть, сэр. Провсу не повредит, если он проделает утомительный путь на марс. - Скоро она откроет огонь, сэр, - сказал Буш, имея в виду "Луару", а не удаляющуюся спину Провса. - Пока у нас никаких шансов ответить. Быть может, на другом галсе, сэр. Буш готов был драться со сколь угодно превосходящим противником, и не догадывался, что Хорнблауэр не намерен ложиться на другой галс. - Посмотрим, когда время придет, - сказал Хорнблауэр. - Она открывает огонь, сэр. Хорнблауэр резко повернулся, как раз вовремя, чтобы увидеть клуб дыма, потом второй, третий и так далее по всему борту "Луары". Через секунду ветер развеял их. Это было все. Ни звука не донеслось против ветра, и даже не видно было, куда упали ядра. - Большое расстояние, сэр, - заметил Буш. - Что ж, он может потренировать орудийную прислугу, - сказал Хорнблауэр. Он видел в подзорную трубу, как орудийные жерла исчезли в борту "Луары" - пушки вдвинули для перезарядки. Все было словно не взаправду: и бесшумный бортовой залп, сознание того, что "Отчаянный" под обстрелом, и мысль о том, что сам он в любую минуту может погибнуть вследствие удачного попадания. - Я думаю, он надеется на удачное попадание, сэр, - сказал Буш теми же словами, которыми Хорнблауэр подумал, и это еще усилило ощущение нереальности. - Естественно. - Хорнблауэр принудил себя ответить. Ему показалось, что голос его звучит со стороны. Если французу не жалко пороха и ядер, он может стрелять и с такого расстояния, в надежде повредить такелаж "Отчаянного" и таким образом остановить его. Хорнблауэр понимал все это достаточно четко, но так, словно он смотрит на чьи-то чужие приключения. На шканцы спустился Провс. - Мы обойдем Уэссан с запасом в четыре мили, сэр, - сказал он. Брызги, летящие из-под носа судна, промочили его точно так же, как и матроса. Он взглянул на "Луару". - Я полагаю, сэр, у нас нет шансов спуститься под ветер. - Конечно, нет, - сказал Хорнблауэр. Если б он попробовал это сделать, в надежде, что "Луара" не сможет последовать за ним из опасения сесть на мель, то вынужден был бы принять ближний бой гораздо раньше, чем добился бы желаемого результата. - Как скоро мы поравняемся с землей? - Меньше, чем через час, сэр. Может, через полчаса. С минуты на минуту ее можно будет увидеть отсюда. - Да! - воскликнул Буш. - Вот она, сэр! Глядя вперед, Хорнблауэр различил крутой берег Уэссана. Теперь все три вершины треугольника - Уэссан, "Отчаянный" и "Луара" - ему видны. Можно переходить к следующему шагу. Однако придется еще долго оставаться на прежнем курсе и выдерживать бортовые залпы "Луары", нравится ему это или нет. Что за дурацкая мысль, кому понравится, что его обстреливают. Хорнблауэр направил подзорную трубу на Уэссан, примечая, как судно движется относительно острова. И тут он кое-что увидел краешком глаза. Секунды две потребовались ему, чтоб сообразить, что же собственно он увидел - это были два всплеска, разделенные сотней футов в пространстве и десятой долей секунды во времени. Ядро рикошетом отлетело от гребня одной волны и погрузилось в другую. - Неторопливо они стреляют, сэр, - сказал Буш. Хорнблауэр посмотрел на "Луару" в тот самый момент, когда следующий клуб дыма появился из ее борта - ядра он не увидел. Потом появился следующий клуб. - Я думаю, у них есть наводчик, который ходит от пушки к пушке, - сказал Хорнблауэр. Если это так, то наводчику каждый раз приходится ждать, пока судно накренится в нужную сторону. Конечно, скорость стрельбы получается небольшая, но учитывая, сколько времени требуется на перезарядку пушек, не намного меньшая, чем при бортовом залпе. - Сейчас уже можно расслышать выстрелы, сэр. Звук разносится по воде. Это был некрасивый короткий хлопок, следующий за каждым клубом дыма. - Мистер Буш. - Хорнблауэр говорил медленно, чувствуя, как закипает в нем волнение. - Я думаю, вы знаете свои вахтенные и боевые расписания наизусть. Я в этом уверен. - Да, сэр, - просто ответил Буш. - Я хочу... - Хорнблауэр еще раз проверил, где находится "Луара". - Я хочу, чтоб у брасов и булиней стояло достаточно матросов, чтоб как следует управлять судном. Но я хочу, чтоб у пушек по одному борту стояли полные орудийные расчеты. - Это непросто, сэр. - Невозможно? - Почти, сэр. Но я управлюсь. - Тогда я хочу, чтоб вы этим занялись. Поставьте расчеты у пушек левого борта, пожалуйста. - Есть, сэр. Левого борта. Во флоте обычно повторяют приказы, чтоб избежать недоразумений, однако в голосе Буша прозвучал едва уловимый вопрос - левый борт был обращен в сторону от врага. - Я хочу... - продолжал Хорнблауэр все так же медленно. - Я хочу, чтоб пушки левого борта были выдвинуты в тот момент, когда мы повернем оверштаг, мистер Буш. Я отдам приказ. Потом я хочу, чтоб их моментально вдвинули обратно и закрыли порты. Это я тоже прикажу. - Есть, сэр. Вдвинуть их снова. - Потом матросы должны перебежать на правый борт, выдвинуть пушки и приготовиться открыть огонь. Вам понятно, мистер Буш? - Д-да, сэр. Хорнблауэр снова посмотрел на "Луару" и на Уэссан. - Очень хорошо, мистер Буш. Мистеру Карджилу понадобятся четыре матроса для особого поручения, но остальных можете расставлять. Путь назад отрезан. Если его расчеты не верны, он выставит себя дураком перед всей командой. Кроме того, он будет мертв или в плену. Но сейчас он был напряжен, как струна, и боевой дух закипал в нем, как и тогда, когда он брал на абордаж "Славу". Наверху что-то взвизгнуло, так резко, что даже Буш на секунду замер. Трос как по волшебству разошелся в воздухе надвое, верхний конец горизонтально плескал в воздухе, нижний свесился за борт и трепался там. Это было самое удачное пока попадание французов - ядро пролетело в двадцати футах над палубой "Отчаянного". - Мистер Вайз! - закричал Хорнблауэр в рупор. - Прикажите заменить фал! - Есть, сэр. Дух озорства овладел Хорнблауэром, и он поднял рупор. - Мистер Вайз! Если вы сочтете это уместным, можете сообщить матросам, что война началась! Как и ожидал Хорнблауэр, по всему судну грянул хохот, но больше шутить было некогда. - Позовите мистера Карджила. Появился Карджил. Его круглое лицо выглядело озабоченным. - Я не собираюсь выговаривать вам, мистер Карджил. Я выбрал вас для ответственного поручения. - Да, сэр? - Договоритесь с мистером Бушем, пусть он даст вам четырех матросов покрепче. Встаньте с ними на полубаке возле кливер-фала и кливер-шкотов. Очень скоро я начну поворачивать оверштаг, потом передумаю и вернусь на прежний галс. Так что вам понятно, что от вас требуется. В тот момент, когда я подам сигнал вы раздернете кливер-шкоты и затем бысто выберете их на левую. Я должен быть уверен, что вы поняли. Прошло несколько секунд, пока Карджил переваривал план. Потом он ответил: - Да, сэр. - Я рассчитываю, что вы не дадите нам потерять ветер, мистер Карджил. Здесь вам придется положиться на свое суждение. Как только корабль повернется, снова уберите кливер. Вы можете это сделать? - Да, сэр. - Очень хорошо, приступайте. Провс стоял рядом, напряженно вслушиваясь. Казалось, его длинное лицо стало еще длиннее. - Это вы из-за ветра ушами хлопаете, мистер Провс? - рявкнул Хорнблауэр, не в настроении кого-либо щадить. Не успев произнести эти слова, он тут же о них пожалел, но времени загладить их не было. "Луара" была прямо под ветром, за ней - Уэссан. Момент наступил - нет, лучше выждать еще минуту. Просвистело ядро и тут же раздался треск. В фальшборте с наветренной стороны появилась дыра: ядро пролетело над палубой и пробило дыру наружу. Стоявший у пушки матрос тупо смотрел на левую руку - его ранило отлетевшим куском древесины, и кровь уже капала на палубу. - Приготовиться к повороту оверштаг! - закричал Хорнблауэр. Он должен одурачить французского капитана, уже показавшего, что он не дурак. - Следите за французом, мистер Провс. Докладывайте мне все, что он делает. Рулевой, руль немного под ветер. Совсем немного. Помалу. Руль на ветер! Фор-марсель заполоскал. Каждая секунда была на счету, и все же приходилось ждать, пока француз начнет поворачивать. - Он положил руль под ветер, сэр! Он поворачивает. Сейчас наступил момент - собственно, он уже прошел - когда по расчетам французского капитана "Отчаянный" должен лечь на другой галс, дабы избежать обстрела. Француз попытается повернуть в тот же момент. - Ну, рулевой. Руль на подветренный борт. Шкоты, галсы отдать! "Отчаянный" встал носом против ветра. Несмотря на короткую задержку, он все еще хорошо слушался руля. - Мистер Буш! На наветренной стороне открыли пушечные порты, орудийная прислуга, напрягаясь, втягивала пушки по круто наклоненной палубе. "Бродячая волна" ударила в борт, перелилась через нижние косяки портов, и захлестнула палубу по колено. Однако француз не мог не видеть высунувшеся в пушечные порты дула. - Он поворачивает оверштаг, сэр! - доложил Провс. - Он отдал брасы! Нужно убедиться наверняка. - Пошол контра-брас! Сейчас самый опасный момент. - Он пересек линию ветра. Его фор-марсель поворачивает. - А-а-атставить! Изумленная команда замерла, и Хорнблауэр завопил в рупор: - Перебрасопить все обратно! Быстро! Рулевой. Руль лево на борт! Мистер Карджил! Хорнблауэр взмахнул рукой, и кливер взлетел по штагу. Давление ветра на кливер, приложенное к бушприту, неминуемо повернет судно. Карджил и его матросы вручную тянули угол паруса влево. Наклон был как раз достаточный, чтоб ветер давил на кливер в нужном направлении. Достаточный ли? Да! "Отчаянный" повернулся обратно, нисколько не обидевшись на прежнее недолжное обращение. Волны, ударявшие прямо в его нос, прокатывались по полубаку. Корабль поворачивался все быстрее и быстрее. Карджил и его матросы убирали кливер, сыгравший такую важную роль в операции. - Брасы! Сейчас мы встанем по ветру. Приготовиться! Рулевой, одерживай! Мистер Буш! Орудийная прислуга налегла на тали и вдвинула пушки. Отрадно было видеть, что Буш сдерживает взволнованных матросов и проверяет, надежно ли они закрепили пушки. Со стуком захлопнулись порты, матросы побежали к правому борту. Теперь, когда "Отчаянный" повернулся, Хорнблауэр мог снова видеть "Луару", но Провс, в соответствии с приказом, по-прежнему докладывал: - Она потеряла ветер, сэр. Хорнблауэр едва ли смел на это надеяться. Он рассчитывал, что сможет проскочить под ветер, возможно, обменявшись бортовыми залпами. Теперешняя ситуация представлялась ему слишком хорошей, чтобы осуществиться. "Луара" беспомощно болталась на волнах. Ее капитан слишком поздно заметил маневр "Отчаянного". Вместо того, чтоб лечь на другой галс, набрать скорость и снова повернуть, он попытался последовать примеру "Отчаянного" и вернуться на прежний курс. Но с неопытной командой и без тщательной подготовки эта затея с треском провалилась. Хорнблауэр видел, как "Луара" рыскнула от ветра и повернулась обратно, отказываясь, подобно испуганной лошади, вести себя разумно. А "Отчаянный" с попутным ветром летел ей навстречу. Обострившимся от возбуждения взглядом Хорнблауэр измерял быстро сокращающееся расстояние между кораблями. - Мы их поприветствуем, мистер Буш! - закричал он. Никакого рупора не требовалось - ветер дул прямо в сторону кормы. - Канониры! Не стреляйте, пока не увидите в прицел его грот-мачту! "Пистолетный выстрел" по старой традиции идеальное расстояние для бортового залпа, даже "половина пистолетного выстрела", двадцать или тридцать ярдов. Правый борт "Отчаянного" проходил возле самого правого борта "Луары", но по правому борту "Отчаянного" пушки были заряжены, выдвинуты и готовы стрелять, а "Луара" являла взору ряд пустых портов - неудивительно, когда ее команда в таком смятении. Шлюп поравнялся с "Луарой". Громыхнула пушка No 1. Рядом с ней стоял Буш, он и скомандовал: "Пли!". Очевидно, он намеревался двигаться вдоль батареи, стреляя из каждой пушки по очереди, но "Отчаянный" слишком быстро мчался с попутным ветром. Остальные пушки нестройно грохотали. Хорнблауэр видел, как щепки полетели из борта "Луары", видел, как в нем появилась дыра. Идя по ветру, "Отчаянный" почти не испытывал бортовой качки. Килевая качка оставалась, но ни один хладнокровный канонир не промахнется с расстояния в пятнадцать ярдов. В борту "Луары" открылся один-единственный пушечный порт - французы запоздало пытались выдвинуть пушки. Шканцы "Отчаянного" поравнялись со шканцами фрегата. Хорнблауэр видел суетящуюся толпу, и ему показалось, что он даже различил французского капитана. В этот момент рядом с Хорнблауэром громыхнула карронада, и он чуть не подпрыгнул от неожиданности. - Картечь поверх ядра, сэр, - сказал канонир, с ухмылкой поворачиваясь к Хорнблауэру. - Милое дело. Сто пятьдесят ружейных пуль, заключенных в патроне картечи, пройдутся по палубе "Луары", как метла. Все стоявшие на палубе морские пехотинцы скусили новые патроны и запустили в дула шомпола - должно быть, они тоже стреляли, но Хорнблауэр этого не заметил. Буш снова оказался рядом. - Все ядра попали! - выкрикнул он, задыхаясь. - Все до единого! Занятно было видеть Буша в таком волнении, но Хорнблауэру все еще было не до пустяков. Он оглянулся на "Луару" - та по-прежнему лежала без движения. Очевидно, бортовой залп вновь поверг ее команду в полное смятение. А вот и Уэссан, черный и зловещий. - Два румба влево, - скомандовал Хорнблауэр рулевым. Разумный человек не станет подходить ближе к берегу. - Может, мы приведемся к ветру и добьем ее, сэр? - спросил Буш. - Нет. Несмотря на боевую горячку, Хорнблауэр принял это разумное решение. Хотя оставшийся без ответа бортовой залп и давал ему преимущество, "Отчаянный" был все-таки слишком слаб, чтоб добровольно ввязываться в поединок с "Луарой". Если б "Луара" потеряла мачту, Хорнблауэр попытался бы. Сейчас корабли разошлись уже на милю - за то время, что он будет лавировать обратно, неприятель оправится и будет готов к встрече. Как раз в этот момент "Луара" наконец повернулась: она снова управляема. Ничего не выйдет. Матросы, как обезьяны, возбужденно болтали и приплясывали на палубе от волнения. Хорнблауэр взялся за рупор. - Молчать! Воцарилась тишина. Все глаза устремились на него. Как ни странно, это его не смутило. Он зашагал по палубе, прикидывая расстояние до Уэссана, видневшегося теперь на правой раковине, и до "Луары", идущей по ветру. Он подождал, почти решился и еще подождал, прежде чем отдать приказ. - Руль на ветер! Мистер Провс, будьте любезны, обстените грот-марсель. Они были в самом начале Ла-Манша. "Луара" на ветре, а под ветром - ничем не ограниченный путь к спасению. Если "Луара" бросится за ним в погоню, он заманит ее в пролив. Погоня в кильватер, да еще в сгущающейся темноте почти не сулила Хорнблауэру опасности, "Луара" же рисковала наскочить на мощное подразделение британского флота. Поэтому Хорнблауэр выжидал, положив "Отчаянный" в дрейф, на случай если француз не сможет побороть искушение. Потом он увидел, как реи "Луары" повернулись. Она легла на правый галс. Она возвращается к Бресту. Французский капитан поступил разумно. Но для всего мира, для всей команды "Отчаянного" - да и для всех на "Луаре", кстати - это означает, что "Отчаянный" вызвал ее на бой, а она поспешила поджав хвост, укрыться в безопасности. При виде этого команда шлюпа недисциплинированно закричала "ура". Хорнблауэр снова взялся за рупор. От усталости и напряжения голос его хрипел. В момент победы наступила реакция. Хорнблауэр вынужден был остановиться и подумать, заставляя себя сосредоточиться, прежде чем отдать следующий приказ. Он повесил рупор на стропку, повернулся к Бушу - два незапланированных движения выглядели крайне драматично в глазах команды, во все глаза смотревшей на капитана и ожидавшей, что же он скажет. - Мистер Буш! Вы можете отпустить подвахтенных, будьте так любезны. Последние слова дались значительным усилием воли. - Есть, сэр. - Закрепите пушки и отпустите людей с постов. - Есть, сэр. - Мистер Провс! - Взглянув на Уэссан, Хорнблауэр прикинул, насколько их снесло ветром. - Положите судно в бейдевинд на левый галс. - В бейдевинд на левый галс. Есть, сэр. Строго говоря, это был последний приказ, который Хорнблауэру оставалось отдать. В эту самую секунду он может отдаться своей усталости. Но желательно, а точнее необходимо, добавить еще несколько слов. - Нам придется лавировать обратно. Позовите меня, когда будет меняться вахта. - Произнося эти слова, Хорнблауэр мысленно представлял себе, что они для него означают. Он может упасть на койку, вытянуть усталые ноги, дать напряжению постепенно схлынуть, отдаться усталости, осознать, что в течение часа или двух ему не придется принимать никаких решений. И тут он с изумлением пришел в себя. Он понял, что все еще стоит на шканцах, и все глаза устремлены на него. Он знал, что должен сказать несколько впечатляющих слов. Он знал, что это необходимо - он должен удалиться достойно, как какой-нибудь несчастный актер удаляется за занавес. Для этих простых матросов его слова будут наградой за усталость. Они смогут вспоминать и пересказывать эти слова месяцы спустя. Эти слова - и уже поэтому стоит их сказать - помогут матросам сносить тяготы блокадной жизни. Хорнблауэр двинул усталые ноги в сторону каюты и остановился там, где больше всего матросов могли услышать его слова, чтоб повторить их потом. - Мы возвращаемся, чтоб следить за Брестом. - Мелодраматическая пауза. - "Луара" или не "Луара". 7 Хорнблауэр обедал в тесной штурманской рубке. Солонина видимо, была из новой бочки - у нее был особый привкус не скажешь, что неприятный. Наверно, ее солили на другом провиантском складе, с другим количеством соли. Хорнблауэр обмакнул кончик ножа в горчицу. Горчицу он одолжил - выпросил - в кают-компании, и чувствовал себя виноватым. К этому времени кают-компанейские запасы наверняка истощились - с другой стороны, сам он вышел в море вообще без горчицы, из-за того, что женился и готовился к плаванью одновременно. - Войдите! - крикнул Хорнблауэр в ответ на стук. Вошел Каммингс, один из "молодых джентльменов", волонтеров первого класса, "королевских учеников", которых Хорнблауэру в спешке всучили вместо опытных мичманов. - Меня послал мистер Пул, сэр. Новый корабль присоединился к Прибрежной эскадре. - Очень хорошо. Иду. Был солнечный летний день. Несколько кучевых облаков оживляли однообразную голубизну неба. Лежа в дрейфе под обстененным крюйселем, "Отчаянный" почти не кренился - так далеко от берега слабый восточный ветер почти не поднимал волн. Хорнблауэр, выйдя на шканцы, сначала обвел подзорной трубой побережье. Шлюп находился в самом устье Гуля, и внутренний рейд был отсюда отчетливо виден. С одной стороны виднелись Капуцины, с другой - Пти Мину, "Отчаянный" же был между ними. Как и в дни мира, но теперь уже по необходимости, он держался на расстоянии чуть больше пушечного выстрела от батарей, расположенных в этих двух точках. Посреди Гуля торчали рифы - самый крайний из них - Поллукс, за ним Девочки, а на внутреннем рейде стоял французский флот, вынужденный сносить беспрестанный дозор "Отчаянного", зная превосходящую мощь Ла-Маншского флота, лежавшего прямо за горизонтом. В его-то сторону Хорнблауэр и посмотрел, закончив осматривать побережье. Основная часть Ла-Маншского флота, чтобы скрыть свою силу, оставалась вне пределов видимости - даже Хорнблауэр не знал точно его численность. Но прямо на виду, всего в трех милях мористее, лежала в дрейфе Прибрежная эскадра, мощные двухпалубные корабли, готовые в любой момент прийти на помощь "Отчаянному" и двум фрегатам, "Наяде" и "Дориде", если французы вздумают напасть на этих докучливых соглядатаев. Раньше этих линейных кораблей было три, а сейчас Хорнблауэр видел, как к ним, идя в крутой бейдевинд, приближается четвертый. Хорнблауэр машинально взглянул на Пти Мину. Как он и ожидал, крылья расположенного на мысе семафора двигались: вертикали к горизонтали, потом опять к вертикали. Наблюдатели сигналили французскому флоту, что к Прибрежной эскадре присоединилось четвертое судно - они замечали любое, даже незначительное перемещение кораблей и тут же докладывали о нем, так что в ясную погоду французский адмирал получал известие уже через несколько минут. Это страшно мешало британцам и помогало каботажным судам постоянно проникать в Брест через пролив Ра. Что-то надо предпринять против этой семафорной станции. Буш выговаривал Форману, которого терпеливо - вернее, нетерпеливо - обучал обязанностям сигнального офицера. - Вы что, все еще не можете прочесть позывные? - спрашивал Буш. Форман направил подзорную трубу на линейный корабль - он все еще не научился держать другой глаз открытым, но не смотреть им. В любом случае, не так уж просто читать флажки, особенно когда ветер дует прямо от одного корабля к другому. - Семьдесят девять, сэр, - сказал, наконец, Форман. - Хоть раз вы прочли правильно, - удивился Буш. - Посмотрим, что вы будете делать дальше. Форман щелкнул пальцами, вспоминая, что нужно делать, и заспешил к сигнальной книге на нактоузе. Как только он начал листать страницы, подзорная труба выскользнула у него из-под мышки и со стуком упала на палубу. Кое-как он исхитрился ее поднять и найти нужное место. Он повернулся к Бушу, но тот большим пальцем показал на Хорнблауэра. - "Тоннан"* [Tonnant - Громовержец (фр.)], сэр, - сказал Форман. - Ну, мистер Форман, вы знаете, как надо докладывать. Доложите по форме и как можно полнее. - "Тоннан", сэр. Восемьдесят четыре пушки. Капитан Пелью. - Каменное лицо Хорнблауэра и его суровое молчание подстегнуло Формана, и он вспомнил, что еще должен был сказать: - Присоединился к Прибрежной эскадре. - Спасибо, мистер Форман, - крайне официально произнес Хорнблауэр, но Буш снова заорал на Формана, да так громко, словно тот стоял на баке, а не в трех ярдах от него. - Мистер Форман! "Тоннан" сигналит! Быстрее! Форман бросился назад и поднес к глазу подзорную трубу. - Наши позывные! - сказал он. - Это я видел пять минут назад. Читайте сигнал. Форман пристально посмотрел в подзорную трубу, потом заглянул в книгу, и еще раз проверил себя, прежде чем снова посмотреть на разъяренного Буша. - Там говорится "пришлите шлюпку", сэр. - Конечно. Вы должны знать все основные сигналы наизусть, мистер Форман. Вы потратили очень много времени. Сэр, "Тоннан" сигналит, чтоб мы прислали шлюпку. - Спасибо, мистер Буш. Подтвердите и изготовьте шлюпку. - Есть, сэр. Подтвердить! - Через секунду Буш снова вскипел. - Не этот фал, бестолковый... бестолковый молодой джентльмен. "Тоннан" не увидит этого сигнала за крюйсе-лем. Поднимите его на ноке грот-марселя. Буш поглядел на Хорнблауэра и беспомощно развел руками. Отчасти он показывал этим, что отказывается чему-либо научить непонятливых юных подчиненных, отчасти же этот молчаливый жест выражал его чувства, вызванные тем, что ему пришлось, зная вкусы Хорнблауэра, назвать Формана "молодым джентльменом", вместо того, чтоб употребить словечко покрепче. Потом он обернулся и стал смотреть, как Камингс спускает шлюпку. Многое можно было сказать в защиту системы, при которой молодых людей беспрестанно дергали и ругали при исполнении обязанностей. Хорнблауэр не соглашался с расхожим мнением, что молодые люди становятся лучше от дерганья и ругани, но он знал, что так они быстрее изучат свои обязанности, а в один из ближайших дней Форману, быть может, предстоит читать и передавать сигналы в дыму и сражении, среди убитых и раненых, или Камингсу спускать шлюпку перед операцией по захвату вражеского судна. Хорнблауэр вспомнил свой недоеденный обед. - Позовите меня, когда вернется шлюпка, пожалуйста, мистер Буш. Черносмородинное варенье кончалось. Хорнблауэр, горестно созерцая, как пустеет последний горшочек, заметил про себя, что пристрастился-таки к черной смородине. За сорок дней в море кончились и масло, и яйца. Следующие семьдесят один день, пока не кончатся корабельные припасы, ему скорее всего придется жить на матросском довольствии - солонина, горох, сухари. Сыр дважды в неделю и пудинг на нутряном жире по воскресеньям. В любом случае, можно вздремнуть, пока не вернется шлюпка. Хорнблауэр мог спать спокойно (нелишняя предосторожность, на случай если обстоятельства заставят его бодрствовать ночью), полагаясь на мощь британского флота хотя в каких-то пяти милях находятся двадцать тысяч врагов каждый из которых мог бы его убить. - Шлюпка подошла к борту, сэр. - Очень хорошо, - сонно ответил Хорнблауэр. Шлюпка была нагружена по самый планширь. Матросам нелегко было грести до "Отчаянного" - чистое невезенье что они под парусами шли к "Тоннану" налегке, а обратно гребли против ветра с грузом. Из шлюпки раздавались странные звуки. - Что за черт? - спросил сам себя Буш, стоявший рядом с Хорнблауэром. Шлюпка была нагружена мешками. - В любом случае, это свежая пища, - сказал Хорнблауэр. - Спустите подъемный гордень с грота-рея! - закричал Буш. Форман поднялся на борт, чтобы доложить: - Сыр, капуста, картошка, сэр. И бычок. - Свежее мясо, клянусь Богом! - воскликнул Буш. Человек шесть матросов налегли на гордень, и мешок за мешком начал подниматься на палубу. Когда шлюпка очистилась, видна стала бесформенная масса, опутанная сеткой - она-то и издавала странные звуки. Под нее пропустили стропы и подняли на палубу - это оказался жалкий бык-недомерок. Он еле-еле мычал. Испуганный глаз смотрел сквозь веревочную сетку. Когда Форман закончил докладывать, Буш повернулся к Хорнблауэру. - "Тоннан" привез из Плимута двадцать четыре быка для флота, сэр. Это наша доля. Если мы зарежем его завтра, сэр, и оставим денек повисеть, в воскресенье можно будет его зажарить, сэр. - Да, - сказал Хорнблауэр. - Кровь можно будет вытереть с палубы, пока она не засохнет, сэр. Об этом нечего и беспокоиться. У нас будет требуха, сэр! Язык! - Да, - сказал Хорнблауэр. Он все еще видел перепуганный насмерть глаз. Энтузиазм Буша был неприятен Хорнблауэру, поскольку сам он испытывал прямо противоположное. Его живому воображению явственно представилась сцена убийства, и ему вовсе не хотелось мяса, полученного таким способом. Пришлось сменить тему. - Мистер Форман! Никаких сообщений из флота? Форман виновато вздрогнул и, запустив руку в карман, вытащил объемистый пакет. Он побледнел, увидев гневное лицо Хорнблауэра. - Никогда так не поступайте, мистер Форман! Депеши прежде всего! Вас следует проучить. - Позвать мистера Вайза, сэр? - спросил Буш. Боцманская трость могла бы жестоко поплясать по согнутому над казенной частью пушки Форману. Хорнблауэр увидел безумный ужас на лице волонтера. Мальчик был почти так же перепуган, как бык - видимо, он боится телесного наказания. Этот страх Хорнблауэр разделял. Он пять долгих секунд смотрел в молящие отчаянные глаза, чтоб урок усвоился. - Нет, - сказал он наконец. - Это мистер Форман будет помнить всего один день. Я заставлю его вспоминать это целую неделю. Семь дней не давать мистеру Форману спиртного. Тот, кто попробует угостить его своим, будет лишен спиртного на четырнадцать дней. Проследите за этим пожалуйста, мистер Буш. - Есть, сэр. Хорнблауэр вытащил пакет из безжизненных рук Формана и отвернулся с заметным презрением. Четырнадцатилетнему мальчику не повредит, если его лишить на неделю крепкого напитка. В каюте Хорнблауэру пришлось достать перочинный нож, чтоб вскрыть пакет, зашитый в просмоленую парусину. Сначала из пакета выпала картечь. За столетия во флоте выработалась определенная традиция - просмоленая парусина защищала содержимое от морской воды, если депеши приходилось перевозить в шлюпке в штормовую погоду, а картечь клали, чтоб пакет утонул, если возникнет опасность попасть в руки неприятеля. В пакете было три официальных письма и толстая стопка личных. Хорнблауэр поспешно вскрыл официальные. Первое было подписано "У. Корнваллис, вице-адм.". Оно было написано как обычно и извещало об изменениях в эскадре. Капитан сэр Эдвард Пелю, К. Б., как старший офицер, принимает командование Прибрежной эскадрой. "Вам предписывается" исполнять приказы вышеупомянутого капитана сэра Эдварда Пелью и относиться к нему с полным вниманием, как к представителю главнокомандующего. Второе письмо было подписано "Э. Пелью, капитан". Состояло оно из трех сухих строчек, подтверждавших, что Пелью считает теперь Хорнблауэра своим подчиненным. Третье письмо вместо официального "сэр" начиналось так: Мой дорогой Хорнблауэр, Большой радостью было для меня узнать, что Вы служите под моим началом. То, что я узнал о Ваших недавних действиях, укрепило меня во мнении, которое я составил еще тогда, когда Вы были лучшим моим мичманом на старом добром "Неустанном". Я с большим интересом отнесусь к любым вашим соображениям по поводу возможных способов нанести вред французам и досадить Бонапарту. Ваш искренний друг Эдвард Пелью. Письмо было действительно очень лестное, дружеское и согревающее. И впрямь, согревающее - Хорнблауэр, сидя с письмом в руках, почувствовал, как кровь быстрее побежала по жилам, как в мозгу зашевелились мысли, как, стоило подумать о семафорной станции на Пти Мину, начала оформляться идея, как начали прорастать зерна будущего плана. В парниковой атмосфере разгоряченного Хорнблауэрова мозга идеи быстро пошли в рост. Не отдавая себе отчета, Хорнблауэр начал подниматься со стула - только прохаживаясь по палубе он мог продумать план до конца и найти выход для закипающего внутри волнения. Но он вспомнил про остальные письма в пакете - нельзя повторять ошибку Формана. Часть писем была адресована Хорнблауэру - одно, два, три... шесть писем, написанных одним почерком. Он не сразу сообразил, что это письма от Марии - странно, что он не узнал почерк своей жены. Хорнблауэр уже собирался вскрыть их, когда снова себя одернул. Все остальные письма адресованы не ему, а членам команды, наверняка ожидающим их с нетерпением. - Позовите мистера Буша! - крикнул Хорнблауэр. Когда Буш появился, Хорнблауэр отдал ему письма, не говоря ни слова, да тот и не стал этого ждать, видя, как глубоко капитан погрузился в чтение, даже не поднял головы. Хорнблауэр прочел (и не один раз), что он - любимейший муж Марии. Первые два письма сообщали, как она тоскует по своему ангелу, как счастлива она была два дня их совместной жизни, как волнуют ее опасности, которым подвергается ее герой, и как важно менять носки, если они промокнут. Третье письмо было отправлено из Плимута. Мария узнала, что Ла-Маншский флот базируется здесь, и решила переехать, на случай, если Долг Службы приведет "Отчаянного" в порт, а также, как заметила она сентиментально, чтоб быть поближе к своему возлюбленному. Она проделала путь до Плимута на каботажном судне, впервые вверив себя Соленой Пучине (и постоянно думая о своем бесценном). Глядя на далекий берег, она лучше поняла чувства обожаемого мореплавателя. Теперь она благополучно устроилась на квартире у почтенной женщины, вдовы боцмана. Четверное письмо начиналось непосредственно с самых радостных, самых важных новостей для ее желанного. Мария и не знала, как написать об этом самому любимому, самому обожаемому кумиру. Их супружество, и без того сладостное, будет еще и благословенно, во всяком случае, Мария это подозревает. Хорнблауэр поспешно вскрыл пятое письмо, пробежал глазами торопливую приписку, в которой Мария сообщала, что совсем недавно узнала о Лаврах, которыми увенчал себя ее Непобедимый Воитель в поединке с "Луарой", и что она надеется, он не подвергает себя опасности большей, чем необходимо для его Славы. Новость подтверждалась. Мария теперь была уверена, что ей выпадет счастье дать жизнь ребенку ее идеала. Шестое письмо подтверждало предыдущие. Ребенок родится на Рождество или на Новый Год. Хорнблауэр, скривив губы, отметил про себя, что в последних письмах больше внимания уделялось благословенному прибавлению семейства, чем желанному-но-недостижимому сокровищу. В любом случае, Мария была преисполнена надежды, что ангелочек, если он будет мальчиком, станет копией своего прославленного отца, а если девочкой, унаследует его мягкий характер. Такие вот новости. Хорнблауэр сидел, глядя на шесть разбросанных по столу писем, и мысли его были в таком же беспорядке. Возможно, чтоб не сразу осознать произошедшее, он мысленно задержался на двух письмах, которые написал Марии - адресованные в Саутси, они не скоро до нее доберутся. Письма были довольно сухие и прохладные. Это надо будет исправить. Надо будет написать нежное письмо, полное восторгов по поводу полученного известия, вне зависимости от того, действительно ли он в восторге - этого Хорнблауэр понять не мог. Он настолько погрузился в профессиональные проблемы, что эпизод с женитьбой казался ему почти нереальным. Все это было так недолго, и даже тогда он так сильно был занят подготовкой к плаванью, что трудно было поверить в вытекающее из этого долговременное супружество. Однако полученное известие означало, что последствия будут еще более долговременными. Ни за что в жизни Хорнблауэр не мог бы сейчас сказать, радуется он или нет. Несомненно, ему будет жаль ребенка, если он - или она - унаследует его злосчастный характер. Чем больше ребенок будет на него похож - внешне или внутренне - тем больше он будет его жалеть. Но так ли это? Нет ли чего-то лестного, чего-то согревающего в мысли о том, что его собственные черты повторятся в другом человеке? Как трудно быть честным с самим собой. Теперь, отвлекшись от сегодняшних обстоятельств, од мог отчетливей вспомнить медовый месяц. В его воображении возникла Мария, ее слепое обожание, ее чистосердечная вера что она не может любить так сильно, не встречая в ответ столь же горячей любви. Нельзя, чтоб она обнаружила истинную природу его чувств к ней, это было бы слишком жестоко. Хорнблауэр потянулся за пером и бумагой. К действительности его вернуло привычное раздражение из-за того, что перо было из левого крыла. Перья из левого гусиного крыла дешевле, чем из правого, потому что когда пишешь, они, вместо того, чтоб, как положено, располагаться вдоль руки, норовят попасть прямо в глаз. Но очинено оно было безукоризненно, и чернила еще не загустели. Хорнблауэр мрачно приступил к работе. Частично это было литературным упражнением - "Сочинение на тему о безграничной любви" - и все же... все же... Хорнблауэр поймал себя на том, что улыбается. Он чувствовал в себе нежность, чувствовал, как она течет по руке в перо. Он даже готов был признать, что он не настолько хладнокровный и черствый человек, каким себя воображал. Заканчивая, Хорнблауэр в поисках синонимов к словам "жена" и "ребенок" наткнулся взглядом на письма от Пелью. У него перехватило дыхание. Он мгновенно вернулся мысленно к своим обязанностям, к человекоубийственным планам, к суровым реалиям окружающего мира. "Отчаянный" мягко покачивался на слабых волнах, но сам факт, что он лежит в дрейфе, означал многое: со стороны Бреста дует попутный ветер, и в любой момент крик с марса может известить, что французский флот готов в дыму и грохоте сражаться за морское владычество. И у Хорнблауэра есть планы - перечитывая последние строчки своего письма к Марии, он никак не мог сосредоточиться, ибо все время мысленно представлял себе карту Брестского залива. Ему пришлось взять себя в руки, чтоб закончить письмо к Марии с тем же вниманием, с каким начал. Он заставил себя закончить, перечитать и сложить письмо, потом крикнул часовому. Появился Гримс с зажженной свечой, чтоб запечатать письмо. Закончив эту утомительную процедуру, Хорнблауэр с явным облегчением потянулся за чистым листом бумаги. Е. В. шлюп "Отчаянный", в море, одна лига к северу от Пти Мину. 14 мая 1803 г. Сэр,... Конец медоточивым фразам, конец неловким попыткам действовать в совершенно непривычной ситуации. Не приходилось больше обращаться (как во сне) к "милому спутнику в предстоящих счастливых годах". Теперь Хорнблауэр занялся делом, которое хотел и умел делать, а для формулировок ему достаточно было припомнить сухие и неприкрашенные фразы бесчисленных официальных писем, написанных прежде. Он писал быстро и почти без остановок - как ни странно, план окончательно созрел именно тогда, когда мысли были заняты Марией. Он исписал лист, перевернул, исписал до половины вторую сторону, изложив план во всех подробностях. Внизу он написал: Почтительно представляю на рассмотрение Ваш покорный слуга Горацио Хорнблауэр. Потом написал адрес: Капитану сэру Э. Пелью, К. Б. Е. В. С. "Тоннан" Запечатав второе письмо, он взял оба письма в руку. В одном была новая жизнь, в другом - смерть и страдания. Какая причудливая мысль - гораздо важнее, одобрит ли Пелью его предложения. 8 Хорнблауэр лежал на койке, пытаясь убить время. Он предпочел бы уснуть, но сон не приходил. В любом случае, лучше отдохнуть, ибо ночью ему понадобятся силы. Если б он, поддавшись порыву, поднялся на палубу, то не только утомил бы себя понапрасну, но и обнаружил бы перед подчиненными свое волнение. Поэтому он постарался по возможности расслабиться, лежа на спине и положив руки под голову - доносившиеся с палубы звуки рассказывали ему, как идет корабельная жизнь. Прямо у него над головой указатель компаса в палубном бимсе рассказывал о малейших изменениях курса лежащего в дрейфе "Отчаянного". Их можно было сопоставлять с