и на "Славу". Она была обращена к ним кормой. С круто обрасопленными на правом галсе парусами, она шла в море; нескоро еще она отойдет достаточно далеко, чтоб, сделав поворот оверштаг, наверняка пройти на ветре Саманский мыс. Отсюда ее белые паруса великолепно смотрелись на фоне морской синевы, но ей потребуется несколько часов, чтоб обогнуть мыс и перекрыть выход из мышеловки. Буш повернулся назад и оценивающе оглядел бухту. -Надо поставить команду к пушкам и приготовиться открыть огонь, - сказал он. -Да, сэр, - согласился Хорнблауэр. Он колебался. - Мы не долго сможем держать их под огнем. Осадка у них неглубокая. Они смогут пройти гораздо ближе к косе, чем "Слава". -С другой стороны, их и потопить проще, - сказал Буш. - А, я понял, о чем вы. -Раскаленные ядра могли бы изменить дело, сэр, - сказал Хорнблауэр. -Отплатить им их же монетой, - с довольной ухмылкой произнес Буш. Вчера "Слава" выдержала адский обстрел раскаленными ядрами. Мысль о том, чтоб зажарить нескольких даго, показалась Бушу восхитительной. -Верно, сэр, - сказал Хорнблауэр. В отличие от Буша, он не ухмылялся. Лицо его нахмурилось. Мысль о том, что каперы могут ускользнуть от них и продолжить свой разбой в другом месте, угнетала его. Надо было сделать все, чтоб этого не допустить. -Но как вам это удастся? - спросил вдруг Буш. - Вы знаете, как греть ядра? -Я узнаю, сэр. -Готов поспорить, никто из наших не знает. Раскалять ядра можно только на береговой батарее: морской корабль, сделанный из горючих материалов, идя в бой с пылающей печью, подвергался бы слишком большому риску. Французы, в начале Революционной войны, провели несколько неудачных опытов, пытаясь хоть как-то сравняться силами с англичанами, но, после того как несколько судов сгорело, бросили эту затею. К настоящему времени моряки оставили использование каленых ядер береговым артиллеристам. -Я попробую сам это выяснить, сэр, - сказал Хорнблауэр. - Печь и все снаряжение внизу. Хорнблауэр стоял на солнцепеке. На его бледном, заросшем щетиной лице боролись усталость и энтузиазм. -Вы завтракали? - спросил Буш. -Нет, сэр. - Хорнблауэр посмотрел прямо на него. - Вы тоже не завтракали, сэр. -Верно, - ухмыльнулся Буш. Ни на что такое у него не хватило времени: надо было организовать всю оборону форта. Сам он мог выдержать усталость, голод и жажду, но не знал, выдержит ли Хорнблауэр. -Я попью воды из колодца, - сказал тот. Стоило ему произнести эти слова и осознать их смысл, выражение его лица резко изменилось. Он облизнул губы: они пересохли и потрескались, и от того, что он их облизал, лучше им не стало. Этот человек ничего не пил уже двенадцать часов - двенадцать изматывающих часов в тропическом климате. -Обязательно попейте, мистер Хорнблауэр, - сказал Буш. - Это приказ. -Есть, сэр. Буш обнаружил, что подзорная труба перекочевала из его руки в руку Хорнблауэра. -Можно мне еще раз глянуть, сэр, прежде чем я спущусь? Клянусь, так я и думал. Вон то двухмачтовое судно верпуется, сэр. Меньше чем через час оно будет в пределах нашей досягаемости. Я поставлю команду к пушкам. Посмотрите сами, сэр. Хорнблауэр стремглав бросился по ступенькам, но на полдороге остановился. -Не забудьте позавтракать, сэр, - сказал он, глядя на Буша снизу вверх. - У вас будет достаточно времени. Буш взглянул в подзорную трубу и убедился в том, о чем говорил Хорнблауэр. Одно судно по крайней мере уже двигалось. Буш еще раз внимательным взглядом обвел сушу и море, потом вручил трубу Эбботу. Тот во время всего разговора стоял рядом, храня почтительное молчание. -Внимательно наблюдайте за всем, - сказал Буш. Внизу, в главной части форта, Хорнблауэр уже отдавал быстрые приказы, гоняя матросов туда и сюда. На орудийной платформе откатили остальные пушки. Спускаясь с платформы, Буш увидел, как Хорнблауэр распоряжается работами, сопровождая свои приказы энергичными жестами. Увидев Буша, он виновато повернулся и двинулся к колодцу. Морской пехотинец воротом поднял ведро, и Хорнблауэр схватил его, поднес к губам, отклоняясь назад для равновесия. Он пил и пил, пока ведро не опорожнилось, а вода ручьями текла по его груди и по лицу. Хорнблауэр поставил ведро и улыбнулся Бушу, по его лицу все еще текла вода. От этого зрелища у Буша, успевшего попить из колодца прежде, вновь разыгралась жажда. Пока Буш пил, вокруг него собралась обычная уже толпа, требовавшая внимания, приказаний, сведений. К тому времени, как Буш разобрался с ними, над печью, расположенной в углу двора, уже поднимался дымок, а изнутри доносилось громкое потрескивание. Буш подошел. Матрос, стоя на коленях, раздувал кузнечные мехи, двое других носили дрова из штабеля возле крепостного вала. Открыли дверцу в печи, и на Буша так дыхнуло жаром, что ему пришлось отступить. Подошел Хорнблауэр, своим по обыкновению быстрым шагом. -Как ядра, Сэдлер? - спросил он. Унтер-офицер обмотал руки тряпьем и ухватился за длинные рукоятки, торчавшие с задней стороны печи, напротив двух других, торчавших спереди. Как только он потянул за них, стало видно, что все четыре рукоятки составляют часть большой железной решетки, центр которой располагался в печи над самым огнем. На решетке рядами лежали ядра, все еще черные в солнечном свете. Сэдлер переложил за щеку табак, который жевал, набрал слюны и мастерски плюнул на ближайшее ядро. Плевок зашипел, но не сильно. -Еще не нагрелись, - сказал Сэдлер. -Мы их, чертей, поджарим, - неожиданно вставил матрос, который, стоя на коленях, раздувал мехи. Мысль о том, чтобы сжечь врагов заживо, явно его одушевляла. Хорнблауэр не обратил на него внимания. -Эй, подносчики, - сказал он, - посмотрим, что вы будете делать. За Хорнблауэром рядком шли матросы, попарно неся несложные приспособления - два железных бруса, соединенных железными же перекладинами. Первая пара подошла. Сэдлер взял клещи и осторожно переложил горячее ядро на носилки. -Вы двое, отходите, - приказал Хорнблауэр. - Следующие. Когда все носилки были заполнены, Хорнблауэр повел своих людей прочь. -Теперь попробуем засунуть их в пушки, - сказал он. Буш, снедаемый любопытством, пошел следом. Процессия по скату поднялась на платформу. Орудийные расчеты уже стояли у пушек. Орудия были откачены назад, от амбразур. Между каждыми двумя пушками стояло по кадке с водой. -Прибойничие, - сказал Хорнблауэр, - сухие пыжи забили? Тогда давайте мокрые. Из кадок матросы вынули плоские, круглые куски мочала. С них текла вода. -По два на пушку, - сказал Хорнблауэр. Мокрые пыжи сунули в пушечные дула, потом забили прибойниками с круглой головкой. -Забили? - спросил Хорнблауэр. - Ну, подносчики, Давайте ядра. Сделать это было не так-то просто. Нужно было приставить край носилок к дулу, а потом наклонять их так, чтоб ядро скатилось в отверстие. -- Доны тренировались с этими пушками лучше, чем мы могли от них ждать, - сказал Хорнблауэр, - судя по тому как они стреляли вчера. Прибойничие! Прибойники дослали ядра на место, послышалось громкое шипение: это горячие ядра коснулись мокрых пыжей. -Выдвигай! Матросы ухватились за тали и налегли на них, пушки тяжело покатились вперед и высунули дула в амбразуры. -Прицельтесь в сторону той косы и стреляйте! По приказу канониров правила просунули под задние оси пушек и повернули их. Запальные трубки были уже в запальных отверстиях, и каждая пушка выпалила, как только ее навели. Грохот выстрела звучал на каменной площадке иначе, чем в замкнутом пространстве корабля. Легкий ветерок относил дым в сторону. -Неплохо! - сказал Хорнблауэр, глядя из-под руки, куда упали ядра. Потом, повернувшись к Бушу, добавил: - Задам я загадку джентльменам с той стороны. Они будут ломать голову, куда это мы стреляем? -За какое время, - спросил Буш, с завороженным ужасом наблюдавший за происходящим, - горячее ядро прожжет пыжи и пушка выстрелит сама по себе? -Вот этого я не знаю, сэр, - ответил Хорнблауэр с ухмылкой. - Меня не удивит, если мы узнаем это сегодня же. -Да уж, - сказал Буш, но Хорнблауэр уже повернулся и преградил путь матросу, бегущему к платформе. -Что вы тут делаете? -Несу новые заряды, - удивился матрос, показывая ящик для переноски картузов. -Тогда вернитесь назад и ждите приказа. Ну-ка все назад. Подносчики боеприпасов, видя его гнев, мгновенно улетучились. -Банить пушки! - приказал Хорнблауэр орудийной прислуге, и, когда те запихнули мокрые банники в дула, снова повернулся к Бушу. - Лишняя осторожность не помешает, сэр. Нельзя допустить, чтоб порох и раскаленные ядра принесли на платформу одновременно. -Конечно, нет, - согласился Буш. То, как лихо Хорнблауэр организовал работу батареи, одновременно восхищало и раздражало его. -Новые заряды! - крикнул Хорнблауэр, и подносчики пороха, которых он только что отослал, рысью взбежали по скату. - Готов поспорить, сэр, что это английские картузы. -Почему вы так думаете? -Саржа из Западных графств, прошиты и набиты в точности как наши, сэр. Я полагаю, трофейные, с наших кораблей. Это очень походило на правду. Испанские войска, удерживающие от повстанцев восточную часть острова, скорее всего вынуждены были пополнять свои боеприпасы добычей с захваченных в проливе Мона английских судов. Ну, если все пойдет хорошо, больше они призов не захватят. Мысль эта возникшая у Буша несмотря на множество других забот, взволновала его, и он, стоя со сцепленными за спиной руками под палящим солнцем, беспокойно переступил с ноги на ногу. Донам придется плохо, если они лишатся источника боеприпасов. Им не продержаться долго против взбунтовавшихся негров, обложивших их в восточном конце Санто-Доминго. -Забивай эти пыжи аккуратно, Крэй, - сказал Хорнблауэр. - Если в канале окажется порох, придется нам записать в судовой книге "Крэй, С.У." Раздался смех - "С.У." в судовой книге означало "списан, убит" - но Буш не обратил внимания. Он вскарабкался на парапет и смотрел на бухту. -Они близко, - сказал он. - Приготовьтесь, мистер Хорнблауэр. -Есть, сэр. Буш напрягал глаза, пытаясь разглядеть четыре суденышка, медленно двигавшиеся по фарватеру. Пока он смотрел, первое из них подняло паруса на обеих мачтах. Оно, очевидно, пыталось воспользоваться порывами переменчивого ветра, дувшего над нагретыми водами бухты, чтобы как можно быстрее добраться до моря и оказаться в безопасности. -Мистер Эббот, принесите подзорную трубу, - крикнул Хорнблауэр. Пока Эббот спускался по ступенькам, Хорнблауэр продолжал разговаривать с Бушем. -Раз они дали деру, как только узнали, что мы взяли форт, значит, они не чувствуют себя здесь в безопасности. -Я думаю, да. -Можно было бы ожидать, что они попробуют так или иначе отбить форт. Они могли бы высадиться на полуострове и атаковать нас. Я пытаюсь понять, почему они этого не делают? Почему они сразу сорвались с места и бросились наутек? -Что с даго взять, - сказал Буш. Он отказывался умозрительно рассуждать о мотивах неприятельских действий, особенно сейчас, непосредственно перед боем. Он выхватил подзорную трубу из рук Эббота. Теперь он разглядел все подробности. Две большие шхуны с несколькими пушками, большой люггер, и еще одно судно, чью оснастку определить пока было трудно: оно сильно, отставало от других и еще не поставило парусов, а двигалось на буксире за шлюпками. -Дистанция будет большая, мистер Хорнблауэр, - сказал Буш. -Да, сэр. Но они попадали в нас вчера из этих же самых пушек. -Цельтесь как следует. Они недолго будут под огнем. -Есть, сэр. Суденышки шли на значительном расстоянии друг от друга. Если б они держались вместе, шансов у них было бы побольше, так как из форта могли стрелять только по одному из них. Но паническое чувство "каждый за себя" погнало каждое суденышко поодиночке, как только оно было готово к отплытию. А может, фарватер был слишком узок, чтоб идти всем сразу. Первая шхуна убрала паруса: если здесь и был ветер, он был встречным для повернувшей влево вдоль фарватера шхуны. Быстро спустили две шлюпки, чтоб тянуть ее на буксире, Бушу в подзорную трубу все это было прекрасно видно. -Остается еще немного времени до того, как она окажется в пределах досягаемости, сэр, - заметил Хорнблауэр. - С вашего разрешения, я пойду взгляну на печь. -Я с вами, - сказал Буш. Возле печи по-прежнему работали мехи, и жар стоял невыносимый. Но когда Сэдлер вытащил решетку с раскаленными ядрами, стало еще жарче. Даже на солнце было видно, как светятся раскаленные шары; воздух над ними дрожал, размывая их очертания. Сцена была адская. Сэдлер плюнул на ближайшее ядро, плевок с шипением отскочил от гладкой поверхности, упал вниз, заплясал на решетке и, зашипев, исчез совсем. Сэдлер плюнул снова - тот же результат. -Достаточно горячие, сэр? - спросил он. -Да, - ответил Хорнблауэр. Буш еще мичманом часто носил греть на камбуз утюг, чтобы прогладить рубашку или шейный платок. Он вспомнил, что так же проверял температуру утюга. Если плевок отскакивает от металла, значит утюг опасно перегрелся, но ядра были еще горячее, гораздо горячее. Сэдлер затолкал решетку обратно в печь и тряпками, которыми защищал руки, вытер со лба пот. -Подносчики, приготовьтесь, - сказал Хорнблауэр. - Сейчас вам будет работа. Взглядом испросив у Буша разрешение, он снова умчался на батарею, широкими, дерганными шагами. Буш пошел за ним, но не так быстро: сказывалась усталость. Глядя, как Хорнблауэр взбегает по скату, он вдруг подумал, что тот, не будучи так крепок физически, потрудился, пожалуй, поболее него. К тому времени" как Буш поднялся на платформу, Хорнблауэр снова наблюдал за первой шхуной. -Палубы и переборки у нее, должно быть, жиденькие, - сказал Хорнблауэр. - Двадцатичетырехфунтовое ядро даже с такого расстояния должно пробить ее насквозь. -Навесный выстрел, - добавил Буш, - может пробить ей дно. -Может, - согласился Хорнблауэр и добавил: - сэр. - Даже после стольких лет службы на флоте он склонен был, если сильно задумается, пропускать это короткое, но такое важное слово. -Она снова ставит паруса! - сказал Буш. - Собирается поворачивать. -Буксирные концы они уже отцепили, - добавил Хорнблауэр. - Теперь скоро. Он посмотрел на стоящие в ряд орудия. Все заряжены порохом, запальные трубки вставлены. Клинья вынуты, так что угол подъема максимальный, дула смотрят ввысь, словно ожидая, когда в них закатят ядра. Шхуна заметно приближалась. Хорнблауэр прошел вдоль пушек; руки у него за спиной беспокойно цеплялись одна за другую. Он прошел назад, повернулся и неровной походкой двинулся вдоль ряда - казалось, он не может стоять на месте. Однако, заметив, что Буш наблюдает за ним, он виновато остановился и заметным усилием принудил себя стоять так же спокойно, как и начальник. Шхуна ползла вперед, на целых полмили опережая второе судно. -Можете сделать пристрелочный выстрел, - сказал наконец Буш. -Есть, сэр, - тут же согласился Хорнблауэр. Казалось, река ринулась через прорванную плотину. Похоже, он заставлял себя ждать, пока Буш заговорит. -Эй, у печи! - крикнул Хорнблауэр. - Сэдлер. Пришлите одно ядро. По скату поднялись подносчики, осторожно неся на носилках светящееся ядро. Оно было ярко-красное, чувствовался даже исходящий от него жар. В канал ближайшей пушки забили мокрые пыжи, носилки с ядром установили вровень с дулом. Подталкивая пыжовником и прибойником, раскаленное ядро закатили в дуло. Послышалось шипение, повалил пар. Буш снова подумал, за сколько времени ядро прожжет пыжи и войдет в соприкосновение с порохом; несладко тогда придется тем, кто будет в это время наводить пушку. -Выдвигай! - скомандовал Хорнблауэр. Матросы налегли на тали, и пушка прогромыхала вперед. Хорнблауэр встал за пушкой, присел на корточки, сощурился и посмотрел вдоль нее. -Правее! - Тали и рычаги повернули пушку. - Еще чуть-чуть! Довольно! Нет, чуть левее. Довольно! К облегчению Буша, Хорнблауэр наконец выпрямился и отошел от пушки. С обычной своей несдержанной живостью он вспрыгнул на парапет и ладонью прикрыл глаза от солнца. Буш, со своей стороны, навел на шхуну подзорную трубу. -Огонь! - скомандовал Хорнблауэр. Шипение запала утонуло в грохоте пушки. Буш увидел в синем небе черную траекторию ядра. За то время, которое требуется для вдоха, она достигла наивысшей точки и пошла вниз. Странная это была линия. Казалось, она около дюйма длинной, постоянно убавляется сзади и постоянно прибавляется впереди, устремляясь точно к шхуне. Она все еще указывала на корабль (настолько скорость ядра опережает реакцию глазной сетчатки и мозга), когда Буш увидел всплеск, точно по курсу шхуны. Вода вновь стала гладкой. Он оторвал глаз от подзорной трубы и увидел, что Хорнблауэр смотрит на него. -В кабельтове, - сказал Буш, и Хорнблауэр согласно кивнул. -Можно открывать огонь, сэр? - спросил он. -Да, приступайте, мистер Хорнблауэр. Не успел он закончить, как Хорнблауэр снова закричал: -Эй, у печи! Еще пять ядер! Бушу потребовалось несколько секунд, чтоб понять смысл этого приказа. Вот оно что: неразумно одновременно приносить на платформу картузы с порохом и раскаленные ядра. Выстрелившая пушка должна оставаться незаряженной, пока не выстрелят остальные пять. Хорнблауэр спрыгнул с парапета и встал рядом с Бушем. -Я вчера не мог понять, почему они все время стреляют по нам залпами, - сказал он. - Это снижает скорость огня до скорости самой медленной пушки. Теперь мне ясно. -Мне тоже, - сказал Буш. -Все пыжи на месте? - спросил Хорнблауэр у орудийной прислуги. - Точно? Тогда давайте дальше. Ядра закатили в пушечные дула, они зашипели, снова повалил пар. -Выдвигайте. Цельтесь. Канониры, цельтесь как следует. Шипели ядра, пар валил из поворачиваемых пушек. -Палите, как только наведете! Хорнблауэр снова оказался на парапете, Бушу все было видно сквозь амбразуру бездействующей пушки. Пять пушек выстрелили с интервалом не более двух секунд, Буш в подзорную трубу видел траектории их ядер. -Банить пушки! - приказал Хорнблауэр, потом громко: - Шесть зарядов! Он спустился к Бушу. -Одно упало совсем близко, - сообщил тот. -Два довольно близко, - сказал Хорнблауэр. - Одно совсем далеко справа. Я знаю, кто это стрелял, и я с ним разберусь. -Одного всплеска я не видел, - заметил Буш. -Я тоже. Может, большой перелет. А может, и попали. Матросы с картузами взбежали на платформу. Стоявшие у пушек с энтузиазмом схватили их, забили в пушки заряды, потом сухие пыжи. -Шесть ядер! - крикнул Хорнблауэр Сэдлеру, потом канонирам: - Вставьте запальные трубки. Забейте мокрые пыжи. -Она изменила курс, - сказал Буш. - Расстояние изменилось не сильно. -Да, сэр. Заряжай и выдвигай! Простите меня, сэр. Хорнблауэр поспешно подбежал к самой левой пушке - очевидно, она-то прошлый раз и стреляла плохо. -Цельтесь как следует, - крикнул он со своего нового места. - Как наведете, стреляйте. Буш видел, как Хорнблауэр присел на корточки возле пушки, а сам приготовился следить, куда упадут ядра. Все повторилось: взревели пушки, прибежали подносчики с новыми картузами, тут же принесли раскаленные ядра. Только после того, как ядра закатили в жерла, Хорнблауэр вернулся к Бушу. -Я думаю, вы попали, - сказал Буш. Он снова посмотрел в подзорную трубу. - Я думаю... Господи, так оно я есть! Дым! Дым! Между мачтами шхуны появилось черное облачко. Оно быстро рассеялось, и Буш засомневался. Выстрелила ближайшая пушка, порыв ветра понес на него дым, закрывший на время шхуну. -Черт побери! - сказал Буш, беспокойно ища, откуда было бы видно. Остальные пушки выстрелили почти одновременно, дым стал еще гуще. -Принесите свежие заряды, - крикнул Хорнблауэр стоя в дыму. - Баньте тщательно. Дым рассеялся, шхуна, целая и невредимая, ползла вдоль залива. Буш разочаровано выругался. -Расстояние уменьшилось, а пушки прогрелись, - сказал Хорнблауэр, потом громче: - Канониры! Вставить клинья! Он поспешил к пушкам, лично проследить, как меняют угол наклона, и прошло несколько секунд, пока он снова приказал нести ядра. В это время Буш заметил, что шлюпки шедшие впереди шхуны, подошли к ней вплотную. Это могло означать следующее: капитан шхуны уверен, что сумеет на ветре обогнуть мыс и благополучно выбраться из бухты. Нестройно громыхнули пушки. Буш увидел три всплеска возле ближнего борта шхуны. -Новые заряды! - кричал Хорнблауэр. И тут Буш увидел, как шхуна развернулась, обратив свою корму к батарее, а нос - прямо к мелям противоположного берега. -Какого черта... - сказал Буш сам себе. Тут он увидел, как из палубы шхуны столбом повалил дым, и, пока он радовался этому зрелищу, гики шхуны дернулись - она села на мель. Над ее корпусом сгустился дым, и Буш видел в подзорную трубу, как возвышавшийся над дымом большой белый грот разделился на части и исчез: пламя охватило его и одним махом уничтожило. Буш оторвал от глаза трубу и взглядом поискал Хорнблауэра. Тот снова стоял на парапете. Лицо его, покрытое темной щетиной, еще сильнее почернело от порохового дыма. Он широко улыбнулся, обнажив ослепительно белые, по контрасту, зубы. Матросы у пушек кричали "ура!", им вторили стоящие во дворе. Хорнблауэр жестами велел прекратить шум, чтобы в форте слышали, как он отменяет приказ нести новые ядра. -Сэдлер, отставить! Подносчики, несите ядра обратно! Он спрыгнул с парапета и подошел к Бушу. -Дело сделано, - сказал тот. -По крайней мере, первое. С горящего судна поднялся мощный столб дыма, взвиваясь все выше и выше между ее мачт. Оба лейтенанта видели, как упала грот-мачта, и тут же ушей их достиг гул взрыва - огонь добрался до порохового погреба. Когда дым немного рассеялся, они увидели, что шхуну разорвало надвое, прямо посередине. Фок-мачта еще мгновение стояла, но и она рухнула у них на глазах. Нос и корма пылали, шлюпки с командой на веслах шли через мели. -Неприятное зрелище, - сказал Хорнблауэр. Но Буш не видел ничего неприятного в зрелище горящего врага. Он ликовал. -Половина команды была в шлюпках, и, когда мы попали, некому было тушить огонь, - сказал он. -Ядро могло пробить палубу и застрять в трюме, - отозвался Хорнблауэр. Он говорил сбивчиво, заплетающимся языком, как пьяный. Буш быстро взглянул на него. Пьяным он быть не мог, хотя заросшее грязное лицо и налитые кровью глаза и наводили на такую мысль. Этот человек смертельно устал. Потом в осоловевшем взгляде Хорнблауэра блеснуло оживление, и заговорил он вполне нормально. -Вот и следующая, - сказал он. - Скоро она подойдет на расстояние выстрела. Вторая шхуна шла под парусами вдоль фарватера, рядом с ней шли шлюпки, готовые взять ее на буксир. Хорнблауэр снова повернулся к пушкам. -Видите следующий корабль? - крикнул он. Услышав утвердительный гул, он повернулся и заорал в сторону Сэдлера: - Подносчики, несите ядра. На скате появилась цепочка подносчиков с раскаленными ядрами. Ядра были пугающе горячи; жар от каждого проносимого мимо ядра - двадцати четырех фунтов раскаленного докрасна железа - окатывал волной. По заведенному порядку ядра начали закатывать в дула пушек. Тут послышались громкие восклицания, и одно из ядер с грохотом упало на каменные плиты орудийной платформы. Оно лежало, ярко светясь. Две пушки стояли незаряженными. -В чем дело? - спросил Хорнблауэр. -Простите, сэр... Хорнблауэр уже шагал к пушкам, посмотреть, что случилось. Над дулом одной из заряженных пушек столбом стоял пар; все три яростно шипели. -Выкатывайте, наводите и стреляйте, - приказал Хорнблауэр. - А вы что стоите? Откатите это ядро. -Ядра не входят, сэр, - произнесли сразу несколько голосов, в то время как кто-то пыжовником откатывал упавшее ядро к парапету. Подносчики с двумя другими ядрами ждали, обливаясь потом. Ответ Хорнблауэра потонул в реве одной из пушек - матросы стояли у талей, выкатывая ее, и она выстрелила сама собой. Один из матросов, сидя, кричал от боли - лафет при отдаче ударил его по ноге, и кровь уже текла на каменные плиты. Канониры двух других заряженных орудий даже не стали делать вид, что наводят их: как только пушки были выдвинуты, они крикнули "Разойдись!" и выстрелили. -Отнесите его вниз, к мистеру Пирсу, - сказал Хорнблауэр, указывая на пострадавшего. - Дайте-ка я гляну на это ядро. Вернулся Хорнблауэр удрученным и встревоженным. -В чем дело? - спросил Буш. -Ядра перекалились, - объяснил Хорнблауэр. - Черт, я об этом не подумал. Они начали плавиться в печи, потеряли форму и потому не проходили в канал. Какой я дурак, что не подумал об этом! Буш как старший офицер не счел нужным признать, что и сам об этом не подумал. Он промолчал. -А то, что не потеряло формы, было все равно слишком горячим, - продолжал Хорнблауэр. - Я самый распроклятый дурак из всех проклятых дураков. Я совсем рехнулся. Видели, как пушка выстрелила сама по себе? Теперь матросы напуганы. Они не будут наводить как следует - постараются выпалить побыстрее, чтоб не попасть под отдачу. Господи, я безмозглый сукин сын! -Легче, легче, - сказал Буш. Его раздирали противоречивые чувства. Хорнблауэр, в порыве самообвинения молотивший правым кулаком левую руку, был очень комичен, Буш не смог сдержать смеха. Но при этом Буш отлично знал, что Хорнблауэр до сих пор действовал превосходно, действительно превосходно, так быстро освоив технику стрельбы раскаленными ядрами. Более того, нужно сознаться, за время операции Буша неоднократно задевало то, что Хорнблауэр каждый раз смело берет ответственность на себя. Самолюбие его, возможно, страдало еще по одной причине - он завидовал тому, как умело Хорнблауэр поступает в любой обстановке. Чувство недостойное, и Буш с отвращением отбросил бы его, если б осознал. Однако оно делало теперешнее замешательство Хорнблауэра еще более забавным. -Не принимайте так близко к сердцу, - сказал Буш с широкой улыбкой. -Но меня бесит, что я такой... - Хорнблауэр оборвал себя на полуслове. Буш видел, как тот собрал все свое самообладание и взял себя в руки, видел, как раздосадован он своей несдержанностью, видел, как маска опытного и невозмутимого воина скрыла бушевавшие в нем чувства. -Вы поруководите здесь, сэр? - сказал Хорнблауэр, казалось, это говорил другой человек. - Если можно, я спущусь вниз и посмотрю, что там с печкой. Надо будет им не так налегать на мехи. -Очень хорошо, мистер Хорнблауэр. Пришлите сюда боеприпасы, а я поруковожу обстрелом шхуны. -Есть, сэр. Я пришлю ядра, которые убрали в печь последними. Они не могли еще перегреться, сэр. Хорнблауэр стремглав побежал по скату, а Буш прошелся вдоль пушек. Принесли и забили свежие заряды, потом сухие пыжи, потом мокрые. Наконец, появились носилки с ядрами. -Спокойно, спокойно, - сказал Буш. - Они не такие горячие, как предыдущие. Цельтесь тщательно. Но когда Буш взобрался на парапет и направил подзорную трубу на вторую шхуну, он увидел, что ее капитан изменил намерения. Он взял фок на гитовы и убрал кливер, шлюпки располагались теперь под углом к курсу шхуны и тянули ее нос, как жуки. Они разворачивали ее - шхуна предпочла вернуться в залив, чем идти под градом раскаленных докрасна ядер. Видимо, ее напугал обугленный остов ее товарки. -Они пустились наутек! - громко сказал Буш. - Стреляйте по ней, ребята, пока можете. Он увидел, как ядро описало в воздухе дугу, увидел на воде всплески. Он вспомнил, как вчера ядро, пущенное из этих самых пушек, рикошетом отскочило от воды и ударило в борт "Славы". Судя по одному всплеску, сделавшее его ядро могло рикошетом попасть в шхуну. -Новые заряды! - закричал Буш, повернувшись, чтоб его слышали на пороховом складе. - Банить пушки! Но к тому времени, как заряды забили в пушки, шхуна полностью развернулась, расправила фок и пошла обратно в бухту. Судя по последним всплескам, она будет вне досягаемости раньше, чем пушки подготовят к следующему залпу. -Мистер Хорнблауэр! -Сэр! -Не присылайте больше ядер. -Есть, сэр. Когда Хорнблауэр снова поднялся на батарею, Буш указал на удалявшуюся шхуну. -Они передумали? - сказал Хорнблауэр. - Да. А те двое что ли стали на якорь? Пальцы его снова тянулись к единственной подзорной трубе, которую Буш ему и протянул. -По крайней мере, они не двигаются, - сказал Хорнблауэр, потом повернулся и направил подзорную трубу в сторону моря. - "Слава" повернулась оверштаг. Она поймала ветер. Шесть миль? Семь миль? Через час она обойдет мыс. Теперь пришел черед Бушу выхватывать подзорную трубу. Разворот марселей не вызывал сомнений. Со "Славы" Буш перевел взгляд на противоположный берег бухты. Испанский флаг над другой батареей то повисал, то лениво похлопывал на легком ветерке, дувшем над побережьем. Буш не заметил нигде никаких приготовлений, и в том, как он сложил подзорную трубу и посмотрел на своего заместителя, чувствовалась некоторая завершенность. -Все тихо, - сказал он. - Пока не придет "Слава", делать нечего. -Верно, - согласился Хорнблауэр. Занятно было наблюдать, как оживление исчезло с его лица. На какое-то мгновение он перестал себя контролировать, и стало видно, как бесконечно он устал. -Мы можем покормить людей, - сказал Буш. - Я хотел бы навестить раненых. Надо разобраться с этими чертовыми пленными - Уайтинг всех их затолкал в каземат, женщин и мужчин, офицеров и барабанщиков. Бог весть, сколько у нас тут провианта. Это надо проверить. Потом назначим вахту, отпустим подвахтенных, и кто-то из нас сможет отдохнуть. -Верно, - сказал Хорнблауэр. Как только Буш напомнил ему, что дел еще предстоит много, он вновь принял бесстрастное выражение. - Прикажете мне спуститься вниз и заняться этим, сэр? XI Над фортом Самана стояло полуденное солнце. Отражаясь от стен, жар его достигал убийственной силы, и даже в тех уголках, где лежала тень, было нестерпимо жарко. Морской бриз еще не поднялся, и английский военно-морской флаг безвольно повис на флагштоке, до половины закрывая поникший испанский. Однако дисциплина сохранялась. На каждом бастионе стоял под палящим солнцем впередсмотрящий. Судовая полиция, как предписывал устав, размеренным шагом "обходила дозором отведенные для охраны участки с видом бравым и подтянутым": ружья на плечо, красные мундиры застегнуты на все пуговицы, портупеи строго на месте. Когда один из них доходил до конца своего участка, он останавливался, щелкал каблуками, в три проворных движения ставил ружье к ноге, потом, отведя вперед правую руку и отставив левую ногу, принимал положение "вольно". Однако жара и мухи снова гнали его вперед, он сводил пятки вместе, поднимал ружье на плечо и еще раз проходил тот же маршрут. Возле пушек дремали на жестких камнях орудийные расчеты. Счастливчики устроились в тени пушек, остальные - в узкой полоске тени под парапетом; двое матросов сидели и бодрствовали - они постоянно следили, чтоб не погасли тлевшие в кадке огнепроводные шнуры. Это делалось для того, чтоб при необходимости можно было, не теряя времени, открыть огонь по кораблям в заливе или отразить атаку с суши. За мысом Самана корабль Его Величества "Слава" ждал первых порывов морского бриза, чтоб войти в бухту и связаться со своим наземным десантом. Возле главного провиантского склада сидел на скамейке лейтенант Буш. Он боролся со сном, проклинал жару, проклинал свое добросердечие, из-за которого позволил младшим офицерам отдохнуть первыми, а обязанности вахтенного офицера взвалил на себя, завидовал храпевшим вокруг морским пехотинцам. Время от времени он вытягивал ноющие от усталости ноги. Он вытер лоб и подумал, не ослабить ли ему шейный платок. Из-за угла выбежал посыльный. -Мистер Буш, сэр. Простите, сэр, от батареи за бухтой отошла лодка. Буш осоловело посмотрел на посыльного. -Куда направляется? -Прямо к нам, сэр. На ней флаг - похоже, белый. -Я пойду посмотрю. Никакой пощады нечестивцам, - сказал Буш и с трудом оторвал себя от скамейки. Все тело его сопротивлялось. Он проковылял по скату и поднялся на батарею. Спустившийся навстречу ему с башни вахтенный унтер-офицер ждал с подзорной трубой в руках. Буш выхватил трубу и посмотрел. Как и сказал посыльный, к ним двигалась шестивесельная лодка, черная на синеве залива. С флагштока свисал флаг, возможно что и белый: не было ветра, чтоб его расправить. Но на лодке всего человек десять, в любом случае, непосредственной опасности она не представляет. Через бухту грести долго. Буш наблюдал, как лодка упорно движется к форту. Низкие обрывы, спускавшиеся к воде с этой стороны Саманского полуострова, переходили недалеко от форта в пологий склон; наискосок через склон шла дорога к пристани, которая, как уже заметил Буш, легко простреливалась из двух пушек, стоявших в правом конце орудийной платформы. Но пока нет необходимости ставить команду к этим пушкам - на атаку не похоже. Словно в подтверждение этим мыслям, порыв ветра расправил на лодке флаг. Он был белый. Лодка неуклонно двигалась к пристани и наконец подошла к ней. Ярко блеснуло что-то металлическое, и тут же горячий воздух огласился звуками трубы. Высокие и чистые они были отчетливо слышны гарнизону. Из лодки на пристань вылезли двое. Они были в синих с белым мундирах, один - со шпагой на боку, другой - со сверкающей трубой; он снова поднес ее к губам и протрубил. Пронзительный и нежный звук эхом прокатился над обрывами. Дремавшие на припеке птицы с жалобными криками поднялись в воздух - утром их потревожил грохот артиллерийского обстрела, теперь - звуки трубы. Офицер со шпагой развернул белый флаг и вместе с трубачом пошел по крутой дороге вверх к форту. Это - переговоры в соответствии с установленным военным этикетом. Громкие звуки трубы означали, что испанцы не пытаются подкрасться неожиданно, а белый флаг удостоверял их мирные намерения. Буш, наблюдая за приближающимися испанцами, размышлял, вправе ли он вести переговоры с неприятелем, а так же обдумывал трудности, с которыми эти переговоры столкнутся из-за различия языков. -Постройте судовую полицию, - сказал он унтер-офицеру, потом обратился к посыльному: - Передайте мистеру Хорнблауэру мои приветствия и попросите его возможно скорее придти сюда. На дороге снова эхом прокатилась труба. Кое-кто из спящих завозился при этом звуке, остальные устали так сильно, что продолжали спать. Во дворе слышались топот и отрывистые приказы - это строились морские пехотинцы, Белый флаг был уже на краю рва; офицер остановился и посмотрел вверх, а трубач протрубил в последний раз, яростные фанфары разбудили всех, кто еще спал. -Я здесь, сэр, - доложил Хорнблауэр. Шляпа, которую он держал в руках, была помята, и сам он в потрепанном мундире походил на огородное пугало. Лицо его, хоть и чистое, покрывала густая щетина. -Вы говорите по-испански? Объясниться с ними можете? - спросил Буш, большим пальцем указывая на парламентариев. -Ну, сэр... да. Последнее слово Хорнблауэр произнес как бы против воли. Сперва он хотел потянуть время, а потом ответил четко, по-военному. -Тогда давайте. -Есть, сэр. Хорнблауэр встал на парапет. Увидев его, испанский офицер снял шляпу и изысканно поклонился, Хорнблауэр ответил тем же. Они обменялись несколькими фразами, видимо - вежливыми приветствиями. Потом Хорнблауэр повернулся к Бушу. -Вы пустите его в форт, сэр? - спросил он. - По его словам, ему много что надо обсудить с вами. -Нет, - без колебаний ответил Буш. - Не хочу, чтоб он тут вынюхивал. Буш не знал, что именно может выведать испанец, но подозрительность и осторожность были в его характере. -Очень хорошо, сэр. -Вам придется спуститься к нему, мистер Хорнблауэр. Я с морскими пехотинцами прикрою вас отсюда. -Есть, сэр. После нового обмена любезностями Хорнблауэр слез с парапета и спустился по скату, в то время как судовая полиция, вызванная Бушем, поднималась по другому. Буш через амбразуру видел, как изменилось лицо испанца, когда в соседних амбразурах появились кивера и красные мундиры морских пехотинцев. Сразу же после этого из-за угла форта появился Хорнблауэр - он перешел ров по узенькой дамбе, идущей от главных ворот. Буш видел, как Хорнблауэр с испанцем вновь сняли шляпы и обменялись поклонами на нелепый европейский манер - неуклюже приседая и сгибаясь. Испанец вытащил бумагу, очевидно, подтверждающую его полномочия, Хорнблауэр просмотрел ее и вернул обратно, потом махнул рукой в сторону Буша - мои, мол, полномочия оттуда. Дальше Буш видел, как испанец что-то взволнованно спрашивает, а Хорнблауэр отвечает. По тому, как Хорнблауэр кивал головой, Буш догадался, что он отвечает положительно, и на какое-то мгновение засомневался, не превышает ли Хорнблауэр свою власть. При этом Буш вовсе не досадовал, что принужден полагаться на кого-то в ведении переговоров. Мысль о том, что он сам мог бы говорить по-испански, была ему совершенно чужда, и он так же мирился с необходимостью полагаться в этом деле на переводчика, как мирился с необходимостью полагаться на канат, чтобы бросить якорь, или на ветер, чтоб доставить судно по назначению. Он следил за ходом переговоров: наблюдая внимательно, он заметил, что тема их переменилась. В какой-то момент Хорнблауэр указал рукой на залив, испанец, повернувшись посмотрел на "Славу", только что вышедшую из-за мыса. Смотрел он долго и пристально, прежде чем повернулся и продолжил разговор. Оба долго стояли под палящим солнцем - трубач отошел в сторону, чтобы не слышать, - наконец Хорнблауэр повернулся к Бушу. -Если можно, я вернусь и доложу, сэр, - крикнул он. -Очень хорошо, мистер Хорнблауэр. Буш спустился во двор, навстречу ему. Хорнблауэр отдал честь и ждал, пока его спросят. -Его зовут полковник Ортега, - сказал Хорнблауэр на нетерпеливое "Ну?" Буша. - Его полномочия исходят от главнокомандующего Виллануэвы, который, должно быть сразу на той стороне бухты. -Чего он хочет? - спросил Буш, пытаясь усвоить эту довольно неудобоваримую информацию. -Во-первых, он хочет знать про пленных, сэр, - сказал Хорнблауэр, - особенно про женщин. -И вы сказал ему, что они не пострадали. -Да, сэр. Он очень волновался за них. Я сказал ему, что спрошу вашего разрешения отправить их с ним обратно. -Ясно, - сказал Буш. -Я подумал, это облегчит нам дело, сэр. Он еще много чего хотел сказать, и я подумал, что он будет говорить свободней, если я покажусь ему уступчивым. -Да, - сказал Буш. -Потом он захотел узнать про остальных пленных, сэр. Про мужчин. Он хотел знать, есть ли убитые, и когда я сказал, что есть, он спросил, кто. Этого я не мог сказать, сэр - я не знал. Но я сказал, что вы, без сомнения, предоставите ему список. Он сказал, у большинства из них жены там, - Хорнблауэр указал рукой на другую сторону бухты, - и они очень переживают. -Это я сделаю, - сказал Буш. -Я думаю, он мог бы взять и раненых вместе с женщинами. Нам бы это немного развязало руки, а тем более мы все равно не сможем обеспечить им надлежащего ухода. -Это я должен сперва обдумать, - сказал Буш. -Кстати, сэр, можно было бы избавиться от всех пленных. Я думаю, нетрудно будет взамен получить от него обещание, что они не будут сражаться, пока "Слава" находится в этих водах. -Это мне кажется подозрительным, - сказал Буш; он не доверял иностранцам. -Я думаю, он сдержит слово, сэр. Он испанский джентльмен. Тогда нам не придется их охранять или кормить. А когда мы оставим это место, что с ними будем делать? Погрузим на "Славу"? Сотня пленных будет для "Славы" больший обузой: им потребуется двадцать галлонов питьевой воды в день, их придется сторожить круглые сутки. Но Буш не любил, когда его подталкивают к решению, к тому же ему не понравилось, что Хорнблауэр считает само собой разумеющимся то, к чему сам Буш пришел по некотором размышлении. -Это я тоже должен обдумать, - сказал он. -Есть еще одно, на что он только намекает, сэр. Он не стал делать каких-либо определенных предложений, а я счел за лучшее его не расспрашивать. -В чем дело? Прежде чем ответить, Хорнблауэр сделал паузу, и это само по себе предупредило Буша, что дело деликатное. -Это гораздо важнее, чем вопрос о пленных, сэр. -Ну? -Не исключено, что можно будет договориться о капитуляции, сэр. -Что это значит? -Сдача, сэр. Доны очистят весь этот конец острова. -Господи! Предложение было ошеломляющее. Буш мысленно пустился по открывающемуся им пути. Это было бы событие международного значения, это могла бы быть выдающаяся победа. Не один абзац в "Вестнике", но целая страница. Наверняка - награды, отличия, возможно даже повышение в звании. И тут Буш в панике отступил, ибо путь, которым он мысленно следовал, вел в пропасть. Чем значительнее успех, тем пристальнее к нему внимание, тем сильнее его будут критиковать те, кто останется недоволен. Буш знал, что политическая ситуация на Санто-Доминго запутанная, хотя никогда не пытался что-нибудь разузнать о ней, тем более ее анализировать. Он знал только самое общее: что на острове столкнулись интересы французов и испанцев, и что взбунтовавшиеся негры, почти уже победившие, сражались и против тех, и против других. Он даже слышал краем уха, что в парламенте существует сильное течение противников рабства, и что они постоянно привлекают внимание к событиям на острове. Мысль о том, что парламент, кабинет и сам король внимательно изучают его донесения, повергла Буша в ужас. Вполне реальная опасность заслонила воображаемые награды. Если переговоры, в которые он вступит, доставят правительству затруднения, его же первого принесут в жертву - никто не пожалеет бедного лейтенанта, без связей, без гроша в кармане. Он вспомнил, как испугался Бакленд при одном намеке на это: секретные приказы, видимо, очень строги на этот счет. -И не заикайтесь об этом, - сказал Буш. -Есть, сэр. Значит, если он об этом заговорит, мне его не слушать? -Ну... - Это уже смахивало на уклонение от своих обязанностей. - В любом случае, это дело Бакленда. -Есть, сэр. Тогда я могу кое-что предложить, сэр. -Что еще? - Буш не знал, сердиться ему или радоваться, что у Хорнблауэра опять новое предложение. Но в своих способностях вести переговоры он сомневался, зная, что крючкотворство и лицемерие ему чужды. -Если вы договоритесь насчет пленных, сэр, это займет какое-то время. Возникнет вопрос о честном слове. Я могу поспорить о том, как оно будет сформулировано. Потом потребуется время, чтоб перевезти пленных. Вы можете настоять, чтоб к причалу подходило не больше одной лодки - это очевидная предосторожность. За это время "Слава" успеет войти в бухту и встанет на якорь вне досягаемости той батареи, сэр. Тогда выход из бухты будет заперт, а мы сохраним связь с донами, так что Бакленд, если захочет, сможет взять руководство переговорами на себя. -В этом что-то есть, - сказал Буш. Без сомнения, это снимет с него ответственность. Приятно было подумать о том, чтобы протянуть время, пока "Слава" своим присутствием не усилит позиции англичан. -Так вы уполномочиваете меня вести переговоры о возвращении пленных под честное слово? - спросил Хорнблауэр. -Да, - неожиданно решился Буш. - Но ни о чем другом, запомните, мистер Хорнблауэр. Ни о чем другом, если вы дорожите своим местом. -Есть, сэр. И боевые действия временно приостанавливаются на период передачи пленных? -Да, - неохотно согласился Буш. Это неизбежно вытекало из предыдущего, однако звучало подозрительно, как бы намекая на возможность дальнейших переговоров. Так день постепенно перешел в вечер. Целый час ушел на препирательства по поводу честного слова, под которое отпускают пленных. К двум часам соглашение еще не было достигнуто. Чуть позже Буш, стоя у главных ворот, наблюдал, как из них толпой выходят женщины, неся узлы со своими пожитками. Лодка не могла взять их всех, пришлось ей сделать второй заход, и только после этого дело дошло до пленных мужчин, начиная с раненных. Тут к радости Буша из-за мыса появилась, наконец, "Слава". С поднявшимся морским бризом она гордо вступила в бухту. Вот и Хорнблауэр опять, еле переставляет ноги от усталости. -На "Славе" ничего не знают о прекращении боевых действий, сэр, - сказал он. - Они увидят лодку, полную испанских солдат, и, ясное дело, откроют по ней огонь. -Как же дать им знать? -Мы обсудили это с Ортегой, сэр. Он одолжит нам лодку, чтоб мы смогли передать сообщение на "Славу". Отсутствие сна и крайнее изнеможение взяли верх над терпением Буша. Этой последней капли его обессиленное от усталости сознание уже не вынесло. -Вы слишком много на себя берете, мистер Хорнблауэр, - сказал он. - Черт возьми, я здесь командую. -Да, сэр, - ответил Хорнблауэр, вытягиваясь. Буш смотрел на него и пытался привести свои мысли в порядок после вспышки раздражения. Нельзя отрицать, что "Славу" нужно поставить в известность. Если она откроет огонь, это будет нарушением достигнутого соглашения, одной из сторон которого был он сам. -Тысяча чертей! - сказал Буш. - Поступайте, как знаете. Кого вы пошлете? -Я могу отправиться сам, сэр. Тогда я смогу сказать Бакленду все необходимое. -Вы имеете в виду о... о... - Бушу решительно не хотелось касаться опасной темы. -О возможности дальнейших переговоров, - бесстрастно произнес Хорнблауэр. - Рано или поздно он должен будет узнать. А пока Ортега здесь... Смысл был очевиден, а предложение разумно. -Хорошо. Я думаю, лучше отправиться вам. И запомните мои слова, мистер Хорнблауэр, вы должны четко сказать, что я не уполномочивал вас вести никаких переговоров по тому вопросу, который вы имеете в виду. Никаких. Я тут ни при чем. Вы поняли? -Есть, сэр. XII Три офицера сидели в командирском помещении форта Самана. Действительно, раз Буш теперь командовал фортом, это помещение по-прежнему можно было называть командирским. В углу стояла кровать с сеткой от москитов, в другом конце комнаты сидели на кожаных креслах Бакленд, Буш и Хорнблауэр. Свисавшая с потолочной балки лампа наполняла комнату едким запахом и освещала их потные лица. Было жарче и более душно, чем на судне, но зато здесь, в форте не мучило гнетущее сознание того, что за переборкой лежит безумный капитан. -Я ни на минуту не сомневался, - сказал Хорнблауэр, - что, когда Виллануэва послал Ортегу сюда начать переговоры о пленных, он велел ему прощупать почву на предмет вывода войск. -Вы не можете знать это наверняка, - сказал Бакленд. -Ну, сэр, поставьте себя на место Ортеги. Стали бы вы хотя бы намекать на такое важное дело, если б вас на это не уполномочили? Если б не получили на этот счет конкретных распоряжений? В этом никто, знавший Бакленда, не усомнился бы, и для него самого это было наиболее убедительно. -Значит, Виллануэва думал о капитуляции с тех самых пор, как узнал, что мы взяли форт и "Слава" сможет встать на якорь в бухте. -Полагаю, так, - неохотно согласился Бакленд. -А раз он готов говорить о капитуляции, он или отъявленный трус, или в серьезной опасности, сэр. -Ну... -Нам, для того чтоб вести с ним переговоры, неважно, как на самом деле обстоят дела, реальная это опасность, или мнимая. -Вы говорите, как сутяжник, - сказал Бакленд. Его пытались логическими рассуждениями принудить к быстрому решению, а он этого не хотел, и, обороняясь, употребил одно из самых оскорбительных слов, которые знал. -Простите, сэр, - сказал Хорнблауэр. - Я не хотел проявить непочтение. Я позволил себе разболтаться. Конечно, ваше дело решать, в чем состоит ваш долг, сэр. Буш заметил, что слово "долг" заставило Бакленда напрячься. -Ну ладно, как вы думаете, что за всем этим скрывается? - спросил Бакленд. Вопрос был задан для того, чтоб оттянуть время, но он позволил Хорнблауэру дальше излагать свои взгляды. -Виллануэва уже несколько месяцев удерживает от восставших этот конец острова, сэр. Мы не знаем, какая территория у него осталась, но можем догадаться, что маленькая - возможно, до того хребта на противоположной стороне бухты. Порох... пули... кремни... обувь - всего этого ему наверняка не хватает. -Судя по тем пленным, которых мы взяли, это верно, - вставил Буш. Он затруднился бы объяснить, что заставило его внести в разговор свою лепту. Возможно, его интересовала истина сама по себе. -Может и так, - сказал Бакленд. -И тут появляемся мы, сэр, и отрезаем его от моря. Он не знает, сколько мы тут пробудем. Он не знает, каковы ваши инструкции, сэр. Хорнблауэр тоже не знает, заметил про себя Буш. Бакленд при упоминании инструкций беспокойно заерзал. -Это к делу не относится, - сказал он. -Он видит, что отрезан от моря, а припасы тают. Если дело пойдет так, он вынужден будет сдаться. Он предпочтет начать переговоры сейчас, пока он еще держится и ему есть о чем поторговаться, не дожидаясь последнего момента, когда придется капитулировать безоговорочно, сэр. -Ясно, - сказал Бакленд. -И он предпочтет сдаться нам, а не неграм, сэр, - заключил Хорнблауэр. -Да, конечно, - сказал Буш. Все хоть немного да слышали о зверствах, творимых восставшими рабами, которые за восемь лет залили остров кровью и выжгли огнем. Все трое некоторое время молчали, обдумывая смысл последнего замечания. -Ну что ж, очень хорошо, - сказал наконец Бакленд, - Давайте послушаем, что он скажет. -Привести его сюда, сэр? Он уже давно ждет. Я могу завязать ему глаза. -Делайте, что хотите, - покорно ответил Бакленд. При ближайшем рассмотрении, когда с него сняли повязку, полковник Ортега оказался моложе, чем могло показаться издалека. Он был очень строен, и носил свой потрепанный мундир с претензией на элегантность. Мускул на его левой щеке непрерывно подергивался. Бакленд и Буш медленно поднялись. Хорнблауэр представлял офицеров друг другу. -Полковник Ортега говорит, что не знает английского. Хорнблауэр лишь слегка нажал на слово "говорит" и лишь слегка задержал взгляд на старших офицерах, но предупреждение было ясно. -Хорошо, спросите, чего он хочет, - сказал Бакленд. Были произнесены первые церемонные фразы на испанском; каждый из говоривших, очевидно, прощупывал слабые места противника, пытаясь в то же время скрыть свои. И даже Буш уловил момент, когда кончились общие фразы и начались конкретные предложения. Ортега вел себя так словно делает одолжение; Хорнблауэр - так, как если бы это одолжение его не волновало. Наконец он повернулся Бакленду и заговорил по-английски. -Он предлагает вполне сносные условия капитуляции - сказал он. -Ну? -Пожалуйста, не показывайте ему, что вы думаете сэр. Но он хочет свободного перемещения для гарнизона - военные - штатские - корабли. Пропуска для судов на проход в испанские владения - иными словами, на Кубу или на Пуэрто-Рико, сэр. В обмен он передает нам все остальное нетронутым. Боеприпасы. Батарею на той стороне бухты. Все. -Но... - Бакленд отчаянно пытался не выдать своих чувств. -Я не сказал ему ничего существенного, сэр, - произнес Хорнблауэр. Ортега внимательно наблюдал за их мимикой. Голова его была высоко поднята, плечи расправлены. Он снова заговорил с Хорнблауэром. Голос его звучал страстно, однако, хотя это мало вязалось с его достойной манерой держаться, одну из своих фраз он сопроводил странным жестом: резким движением руки изобразил, что его рвет. -Он говорит, иначе они будут драться до последнего, - переводил Хорнблауэр. - Он говорит, на испанских солдат можно положиться, они скорее умрут, чем примут бесчестие. Он говорит, больше, чем мы сделали, мы уже не сделаем, это, так сказать, предел наших возможностей, сэр. И что мы не решимся долго остаться на острове, чтобы взять их измором, из-за желтой лихорадки - vomito negro* [Черная рвота (лат.)], сэр. В водовороте прошлых дней Буш начисто забыл о желтой лихорадке. Он понял, что при ее упоминании сделал озабоченное лицо, и попытался поскорей изобразить безразличие. Глядя на Бакленда, он увидел на его лице в точности такую же смену выражений. -Ясно, - сказал Бакленд. Это было ужасно. Если вспыхнет желтая лихорадка, через неделю на "Славе" не хватит матросов, чтоб управлять парусами. Ортега вновь разразился страстной речью. -Он говорит, его солдаты прожили здесь всю жизнь. Они не подхватят желтую лихорадку так легко, как наши. А многие уже ей переболели. Он говорит, он сам ее перенес, сэр... Буш вспомнил, как выразительно Ортега ударял себя в грудь. -... И что негры считают нас врагами после того, что случилось на Доминике, сэр, так он говорит. Он может заключить с ними союз против нас. Тогда они смогут послать армию на форт завтра же. Пожалуйста, не показывайте вида, будто вы ему верите, сэр. -Ко всем чертям, - обессилено сказал Бакленд. Буш про себя гадал, что же случилось на Доминике. В истории - даже в новейшей - он был не силен. Снова заговорил Ортега. -Он говорит, это его последние слова, сэр. Он говорит, это благородное предложение, и, по его словам, он не отступит ни на йоту. Теперь, когда вы его выслушали, вы можете отослать его и сказать, что ответ дадите завтра утром. -Очень хорошо. Оставалось еще произнести церемонные прощания. Ортега поклонился так вежливо, что пришлось Бакленду и Бушу неохотно подняться и снизойти до ответных поклонов. Хорнблауэр вновь завязал Ортеге глаза и вывел его из комнаты. -Что вы об этом думаете? - спросил Бакленд у Буша. -Я хотел бы обмозговать это, сэр, - ответил Буш. Когда вернулся Хорнблауэр, они все еще обсуждали этот вопрос. Прежде чем обратиться к Бакленду, Хорнблауэр глянул на них обоих. -Я еще понадоблюсь вам этой ночью, сэр? -Ох, черт возьми, лучше вам остаться. Вы знаете об этих донах больше нас. Что вы об этом думаете? -Его аргументы довольно убедительны, сэр. -Я тоже так подумал, - с явным облегчением сказал Бакленд. -Не можем ли мы их как-нибудь прищучить, сэр? - спросил Буш. Хотя сам он не мог предложить ничего конкретного, ему не хотелось так легко соглашаться на условия, предложенные иностранцем, пусть и самые заманчивые. -Мы можем провести судно вглубь бухты, - сказал Бакленд. - Но фарватер опасный - вы это вчера видели. Господи! Только вчера "Слава" пыталась пробиться в бухту под градом каленых ядер. Бакленд, проведший относительно спокойный день, не заметил ничего странного в этом "вчера". -Хотя этот форт в наших руках, батарея за бухтой все равно будет нас обстреливать, - продолжал Бакленд. -Мы наверняка сможем обойти ее, - возразил Буш. - Надо будет держаться ближе к этому берегу. -Ну обойдем мы ее. Они отверповали свои суда обратно вглубь бухты. Осадка у них на шесть футов меньше, чем у нас. А если они не полные идиоты, они облегчат свои суда, отверпуют их еще дальше на мелководье. Ну и дураки же мы будем, если окажется, что они вне досягаемости, и нам придется выбираться обратно под огнем. Тогда они смогут упереться и не согласиться даже на те условия, которые предлагают сегодня. При мысли о том, что придется докладывать о двух кровавых неудачах, Бакленд явно запаниковал. -Понятно, - подавленно ответил Буш. -Если мы согласимся, - вернулся Бакленд к своей теме, - негры захватят эту часть острова. Тогда каперы не смогут использовать бухту. Кораблей у негров нет, а и были бы, им с ними не справиться. Мы выполним наши приказы. Вы не согласны, мистер Хорнблауэр? Буш перевел взгляд. Утром Хорнблауэр выглядел усталым, а днем почти не отдохнул. Лицо его осунулось, глаза покраснели. -Мы могли бы... могли бы прищучить их, сэр, - сказал он. -Как? -Опасно вести "Славу" дальше в бухту. Но мы могли бы достать их с полуострова, сэр, если вы прикажете. -Господи, помилуй! - вырвалось у Буша. -Что я прикажу? - спросил Бакленд. -Мы могли бы установить пушку на дальнем конце полуострова, откуда простреливается та часть залива, сэр. Каленые ядра нам не понадобятся - в нашем распоряжении будет целый день, чтоб разнести их в куски, даже если они будут менять стоянку. -Так мы и сделаем, клянусь Богом, - сказал Бакленд. Лицо его оживилось. - Сможете вы перетащить туда одну из здешних пушек? -Я думал об этом, сэр, и боюсь, что не сможем. По крайней мере, не сможем быстро. Двадцатичетырехфунтовки по две с половиной тонны каждая. Гарнизонные лафеты. Лошадей у нас нет. Сто человек не перетащат их через эти овраги - там больше четырех миль. -Тогда к чему весь этот разговор? - спросил Бакленд. -Нам не придется тащить пушку отсюда, сэр, - сказал Хорнблауэр. - Мы сможем воспользоваться одной из корабельных пушек. Длинной девятифунтовкой, которую мы используем как погонное орудие. У этих девятифунтовок дальность почти такая же, как у двадцатичетырехфунтовок. -Но как мы ее туда доставим? Ответ забрезжил перед Бушем раньше, чем Хорнблауэр сказал: -Отвезем ее на барказе, сэр, с талями и канатами, примерно туда, где вчера высаживались. Обрыв там крутой, и на нем растут большие деревья, за которые можно привязать канат. Мы достаточно легко сможем втянуть туда пушку. Эти девятифунтовки весят всего по тонне. -Это я знаю, - сухо сказал Бакленд. Одно дело - предлагать неожиданные решения, и совсем другое - напоминать опытному офицеру о том, что тот прекрасно знает. -Да, конечно, сэр. Но с вершины обрыва девятифунтовку уже нетрудно будет перетащить через перешеек, и тогда мы сможем держать бухту под обстрелом. Овраги пересекать не придется. Полмили - вверх, но не круто - и дело будет сделано. -И что потом? -Их корабли окажутся под огнем. Всего-навсего девятифунтовка, но я думаю, им и этого хватит. За двенадцать часов непрерывного обстрела мы разнесем их в щепки. Может даже быстрее. Я думаю, при необходимости мы могли бы греть ядра, но это ни к чему. Я думаю, сэр, достаточно будет открыть огонь. -Почему? -Доны побоятся потерять эти корабли, сэр. Ортега утверждал, что может заключить с неграми перемирие, но это пустое хвастовство, сэр. Дай неграм такую возможность, и они всем им перережут глотки. И я их не виню - простите, сэр. -Ну? -Эти корабли для донов - единственный шанс на спасение. Если доны увидят, что мы вот-вот их потопим, они испугаются. Для них это будет значить, что придется сдаваться неграм. Негры перережут всех до единого. А у них женщины. Они лучше сдадутся нам. -Сдадутся, клянусь Богом, - сказал Буш. -Вы думаете, они пойдут на уступки? -Да. То есть я так думаю, сэр. Тогда вы сможете назначить свои условия. Безоговорочная капитуляция для солдат. -То есть то, с чего мы и начали, - сказал Буш. - Раз им придется сдаваться, они лучше сдадутся нам, чем неграм. -Чтоб пощадить их гордость, сэр, вы сможете согласиться на некоторые послабления, - продолжал Хорнблауэр. - Позволить, чтоб женщин, если они захотят, отправили на Кубу или на Пуэрто-Рико. Но ничего серьезного. Эти корабли будут нашими призами, сэр. -Призами, клянусь Богом! - сказал Бакленд. Призы означали призовые деньги, и Бакленд в качестве командующего офицера получит львиную долю. И не только это - возможно, деньги волновали его меньше всего - но призы, с триумфом приведенные в порт, произведут куда большее впечатление, чем суда, потопленные вдали от глаз начальства. А безусловная капитуляция придаст всему этому завершенность - большего достигнуть уже нельзя. -Что вы сказали, мистер Буш? - спросил Бакленд. -Я думаю, стоит попробовать, сэр, - сказал Буш. Он смирился с Хорнблауэром. Раздражение, вызванное его неутомимой изобретательностью, достигло пресыщения и умерло само собой. В отношении Буша к Хорнблауэру было что-то от покорности судьбе, но присутствовало в нем и восхищение. Буш был великодушен и не стыдился этого. От него не ускользнуло, как ловко Хорнблауэр управляется со старшими, и он по-хорошему завидовал его такту. Буш честно признался себе, что, как ни мало хотелось ему принимать условия Ортеги, он не мог ничего придумать, чтобы их изменить, а Хорнблауэр смог. Хорнблауэр - блестящий молодой офицер, решил про себя Буш. Сам он не претендовал на такое определение. Наконец он перешагнул через свое недоверие к умникам, заставил себя отбросить осторожность и высказался определенно. -Я считаю, мистер Хорнблауэр заслуживает полного доверия, - сказал Буш. -Конечно, - ответил Бакленд. Некоторое удивление, прозвучавшее в его голосе, показывало, что сам он так не считает. Чтоб не говорить об этом больше, он переменил тему. - Мы начнем завтра же. Как только матросы позавтракают, я спущу оба барказа. К полудню... в чем дело, мистер Хорнблауэр? -Ну, сэр... -Давайте, выкладывайте. -Завтра утром Ортега явится выслушать наши условия, сэр. Я думаю, он встанет на заре или чуть позже. Он позавтракает. Потом он переговорит с Виллануэвой. Потом он будет идти на веслах через залив. Он будет здесь в восемь склянок. Может, немного позже... -Какое нам дело, во сколько Ортега завтракает? К чему вся эта чушь? -Ортега будет здесь в две склянки дополуденной вахты. Если он узнает, что мы не теряли ни минуты, если вы скажете ему, что начисто отметаете его условия, сэр, и более того, если вы покажете ему установленную пушку и скажете: не сдадитесь без всяких условий, мы через час откроем огонь, - впечатление будет гораздо сильнее. -Это верно, сэр, - сказал Буш. -В противном случае все будет куда сложнее, сэр. Вам придется либо тянуть время, пока пушку не установят, либо прибегнуть к угрозам. Мне придется сказать ему: если вы не согласитесь, мы начнем поднимать пушку. В обоих случаях, вы дадите ему время, сэр. Он сможет придумать какой-нибудь выход. Погода может испортиться - может даже подняться ураган. Но если он увидит, что мы шутить не намерены, сэр... -Так с ним и надо обращаться, - вставил Буш. -Но даже если мы начнем на заре... - начал Бакленд. Произнося эти слова, он увидел другую возможность: - Вы хотите сказать, мы можем начать прямо сейчас? -У нас впереди вся ночь, сэр. Вы можете спустить на воду оба барказа и погрузить в один из них пушку. Приготовить тросы, стропы и что-то вроде люльки для переноски. Назначить матросов... -И начать на заре! -На заре шлюпки могут быть уже за полуостровом. Вы можете послать сюда с корабля матросов со стосаженным линем. Они смогут двинуться по дороге еще до рассвета. Это сэкономит время. -Так оно и будет, клянусь Богом! - воскликнул Буш. Он без труда представил себе, и как придется втаскивать на обрыв пушку, и какие сложности при этом возникнут. -На корабле и так не хватает матросов, - сказал Бакленд. - Мне придется задействовать обе вахты. -Им это не повредит, - заметил Буш. Он не спал уже две ночи кряду и намеревался не спать третью. -Кого я пошлю? Руководить должен ответственный офицер. И хороший моряк. -Если хотите, могу я, сэр, - предложил Хорнблауэр. -Нет. Вы нужны здесь, чтоб разговаривать с Ортегой. Если я пошлю Смита, на судне не останется ни одного лейтенанта. -Вы можете послать меня, сэр, - сказал Буш. - Тогда вам придется оставить руководство фортом на мистера Хорнблауэра. -Мм... - сказал Бакленд, - другого выхода я не вижу. Могу я положиться на вас, мистер Хорнблауэр? -Я приложу все усилия, сэр. -Надо подумать... - протянул Бакленд. -Я мог бы вернуться на судно вместе с вами, сэр, вашей гичке, - сказал Буш. Бушу никогда прежде не случалось побуждать старшего по званию к действиям, но он быстро учился этому искусству. То, что не так давно все трое были заговорщиками, облегчало дело, а как только лед был сломан, как только Бакленд позволил младшим давать себе советы, это с каждым разом становилось все легче и легче. -Да, думаю, вам лучше так и сделать, - сказал Бакленд, и Буш тут же вскочил на ноги. Пришлось Бакленду последовать его примеру. Буш оглядел изрядно помятого Хорнблауэра. -Теперь послушайте меня, мистер Хорнблауэр, - сказал он. - Вы должны поспать. Вам это необходимо. -В полночь я сменяю Уайтинга на вахте, сэр, - ответил Хорнблауэр. - Я должен буду сделать обход. -Что ж, в любом случае, до полуночи еще два часа. Идите и спите. И пусть Уайтинг сменит вас в восемь склянок. -Есть, сэр. При одной мысли о вожделенном сне Хорнблауэр зашатался от усталости. -Вы можете приказать это, сэр, - предложил Буш Бакленду. -Что это? Ах да, отдохните, пока есть время, мистер Хорнблауэр. -Есть, сэр. Буш, следуя за Баклендом по пятам, спустился по крутой дороге к пристани и уселся рядом с ним на кормовое сидение гички. -Никак я этого Хорнблауэра не раскушу, - не без сварливости произнес Бакленд, когда гичка на веслах шла к стоявшей на якоре "Славе". -Он хороший офицер, сэр, - рассеянно ответил Буш. Он уже обдумывал, как поднять длинную девятифунтовку на обрыв, мысленно отбирал необходимые приспособления, продумывал необходимые приказы. Чтоб надежно закрепить шлюпки, мало будет кошек, понадобятся два тяжелых якоря. Надо будет подпереть банки, чтоб они выдержали вес пушки. Подвижный блок. Стропы... надежнее всего будет зацепить пушку за цапфы и винград. Буш не принадлежал к тому типу людей, которые находят удовольствие в теоретических рассуждениях. Спланировать кампанию, мысленно поставить себя на место противника, найти неожиданное решение - все это значительно превосходило его способности. А вот иметь дело с отдельной, конкретной задачей, с веревками, талями - опыт всей жизни укрепил в нем природную к этому склонность. XIII -Выбирайте трос, - сказал Буш, стоя на краю обрыва и глядя туда, где далеко внизу покачивался привязанный к бую барказ. Спущенный за кормой якорь удерживал шлюпку на месте. Над головой Буша тянулись почти вертикально два троса, шедшие к бую, черные на фоне атлантической синевы. Поэт увидел бы нечто прекрасно-трагическое в этих паутинках, разрезающих воздух, однако Буш видел только два троса и белый флажок на барказе, означавший, что все готово к подъему. Матросы выбирали слабину, блоки поскрипывали. -Ну, помалу, - сказал Буш. Работа была слишком ответственная, чтобы доверить ее стоявшему рядом мичману Джеймсу. - Подымай помалу. Теперь, когда к блокам был приложен вес, они заскрипели по-иному. Пушка оторвалась от банок, и пологий изгиб несущих тросов сменился более угловатой фигурой. Буш в подзорную трубу видел, как пушка шевелится и медленно (это-то он и назвал на морском языке "помалу") поднимается, свисая с подвижного блока, отрывается от барказа. Она, как Буш и представлял себе заранее, висела на стропах, обвязанных вкруг цапф и пропущенных под винград. Так было довольно надежно - если бы стропы вдруг соскользнули, пушка проломила бы дно барказа. Пропущенный через дуло трос удерживал ее, чтоб она не раскачивалась слишком сильно. -Подымай, - снова сказал Буш, и трос с висящей под ним пушкой пошел вверх. Это был следующий сложный момент - тянуть приходилось почти поперек. Но все держалось крепко. -Подымай. Теперь пушка взбиралась по тросу. За кормой она опустилась, едва не задев воду, так как растянулся и провис державший ее канат, но тали продолжали выбираться, и она поднималась над морем, все выше, выше, выше. Матросы тянули трос, шкивы в блоках ритмично жужжали. Встающее солнце освещало людей, на неровном плато их тени, как и тени деревьев, протянулись неимоверно далеко. -Помалу, - сказал Буш. - Стой. Пушка достигла края обрыва. -Подтащите люльку на несколько футов сюда. Заносите. Спускайте. Хорошо. Отцепите тросы. Восемь футов тусклой бронзы лежало на подстеленной люльке, представлявшей собой множество тесно переплетенных веревок; еще несколько десятков веревок, привязанных в ее центральной части, отходили по сторонам. Все они по отдельности были разложены на земле. -Сначала мы понесем пушку. Морские пехотинцы беритесь каждый за свою веревку. Тридцать пехотинцев в красных мундирах, присланные Хорнблауэром из форта, встали у люльки. Унтер-офицеры под присмотром Буша подталкивали их к своим местам. -Беритесь. Лучше затратить некоторые усилия в начале и проследить, чтоб все было как следует уравновешено, чем рисковать, что неуправляемая металлическая махина выкатится из люльки, и ее придется с огромным трудом закатывать обратно. -Теперь, по моей команде, все вместе. Подымай! Пехотинцы напрягли все силы, и пушка оторвалась от земли. -Марш! Отставить, сержант. Сержант начал было отсчитывать шаг, но на неровной земле людям, которые тащат восемьдесят фунтов металла, лучше не пытаться идти в ногу. -Стой! Опускай! Пушка переместилась на двадцать ярдов к намеченному Бушем месту. -Продолжайте, сержант. Пусть несут. Не торопитесь. Морские пехотинцы - всего-навсего бессловесные животные, даже не машины, они могут устать. Лучше не переоценивать их силы. Но пока они тащат пушку полмили до гребня, матросы успеют поднять из барказа остальные боеприпасы. Это уже гораздо проще. По сравнению с пушкой, лафет был совсем легонький. Несложно было поднять даже сетки, в каждой из которых лежало по двадцать девятифунтовых ядер. Прибойники, банники, пыжовники, на всякий случай всего по два, потом картузы. В каждом из них было всего по полфунта пороха, они казались крошечными в сравнении с восьмифунтовыми зарядами, которые Буш привык видеть на нижней пушечной палубе. Под конец поднять тяжелые бревна, предназначенные для настила, на котором будет установлена пушка. Вещь очень неудобная для переноски, но матросы, по четверо на каждое бревно, взвалили их на плечи и довольно быстро пошли вверх по склону. Они обогнали несчастных пехотинцев, которые, обливаясь потом, поднимали и тащили, поднимали и тащили свою огромную ношу. Буш постоял немного на краю обрыва, проверяя вместе с Джеймсом боеприпасы. Пальники и огнепроводные шнуры; запальные трубки и фитили; бочонки с водой, правила, молотки, гвозди - все, что нужно, решил он. От того, чтоб ничего не забыть, зависела не только его профессиональная репутация, но и его самоуважение. Он помахал флажком и получил с барказа ответ. Второй барказ отдал швартовы и, подняв якорь, отошел со своим напарником от берега. Им предстояло грести вкруг мыса Самана навстречу "Славе" - на корабле будет отчаянно не хватать матросов, пока не вернутся барказы. Привязанный над головой Буша трос тянулся к бую - его пока оставили на случай, если он еще понадобится. Буш уже не обращал на него внимания. Теперь он мог идти на гребень и готовиться: взглянув на солнце, он удостоверился, что после восхода прошло меньше трех часов. Он организовал последний отряд носильщиков и двинулся к гребню. Оттуда открывался вид на бухту. Буш поднес к глазу подзорную трубу: три суденышка стояли на якоре - отсюда легко будет дострелить до них. Посмотрев налево, он едва мог различить вдалеке развевающиеся над фортом флаги - сам форт был скрыт от него гребнем. Буш сложил трубу и занялся поисками ровного участка земли, на который можно было бы уложить бревна для орудийной платформы. Те матросы, чья ноша была полегче, собрались вокруг него, оживленно болтая и тыча пальцами. Он рявкнул на них, и они замолчали. Застучали молотки, прибивая поперечины к брусьям. Только покончили с этим, как полдюжины матросов могучим усилием водрузили на платформу лафет. Они привязали тали и убедились, что катки движутся свободно, потом подложили под них клинья. Появились морские пехотинцы, потные, задыхающиеся под своей чудовищной ношей. Сейчас предстояла самая сложная часть намеченной на утро работы. Буш расставил самых сильных своих людей у веревок и по надежному унтер-офицеру с каждой стороны - следить, чтоб точно сохранялось равновесие. -Подымайте и несите. Пушку положили на платформу рядом с лафетом. -Подымай. Подымай. Еще. Подымай, ребята! Судорожно глотая воздух, матросы поднимали пушку. -Держите так! Правая сторона, заходи назад. Левая сторона, за ними. Подымай! Заноси! Так! Пушка в своей люльке покачивалась над лафетом. -Теперь на меня! Так! Ниже! Помедленней, черт возьми! Так! Чуть-чуть вперед! Спускайте! Пушка легла на лафет, но ее цапфы не попали точно гнезда, а казенная часть - на ложе. -Держите пока! Бэрри! Чэпмен! Правила под цапфы. Поправьте ее. Тонна металла с дребезжанием скользнула на свое место, цапфы точно вошли в гнезда, казенная часть легла на ложе. Двое матросов принялись развязывать узлы, чтоб вытащить люльку из-под пушки, а Бэрри, помощник артиллериста, уже защелкнул на цапфах горбыли. Теперь пушка снова стала пушкой, живым боевым орудием, а не бездушной металлической болванкой. Ядра горкой сложили на краю платформы. -Заряды вот сюда! - указал Буш. Никто в здравом рассудке не положит взрывчатые вещества ближе к пушке, чем это необходимо. Бэрри, стоя на коленях, возился с кремнем и огнивом, выбивая искру, чтобы поджечь трут, а от него - огнепроводный шнур. Буш вытер пот, заливавший лицо и шею. Хотя сам он тяжестей не таскал, сказывалась общая усталость. Он снова посмотрел на солнце, чтобы прикинуть время - отдыхать было некогда. -Построиться орудийному расчету! - приказал он. - Заряжай и выдвигай! Он посмотрел в подзорную трубу. -Цельтесь в шхуну, - сказал он. - Цельтесь тщательно. Взвизгнули катки: правила поворачивали пушку. -Пушка наведена, сэр, - доложил канонир. -Тогда огонь! Четко и резко громыхнула пушка; по сравнению с оглушительным ревом двадцатичетырехфунтовки звук ее казался пронзительным. Этот грохот должен быть слышен по всей бухте. Даже если первое ядро и не попадет в цель, на кораблях поймут, что попадет второе, или третье. Поспешно наведя подзорные трубы на высокий берег, они увидят плывущий над обрывом пороховой дым и поймут, что обречены. На южном берегу Виллануэва узнает, что пути к бегству перерезаны и для солдат, которыми он командует, и для женщин, которых он обязан защитить. И все же Буш, глядя в подзорную трубу, не увидел, куда упало ядро. -Заряжайте и стреляйте снова. Цельтесь тщательнее. Пока они целились, Буш в подзорную трубу разглядывал развевающиеся над фортом флаги. Канонир крикнул, что орудие заряжено. Пушка громыхнула, и Буш вроде бы различил черточку летящего ядра. -Перелет. Вставьте клинья и уменьшите угол подъема. Еще раз! Он снова посмотрел на флаги. Они медленно опускались, потом скрылись из виду. Вот они вновь медленно поднялись, затрепетали на верхушке флагштока и опять поползли вниз. Потом они вновь поднялись и замерли. Это был условленный сигнал. Дважды приспущенные флаги означали, что пушку услышали в форте и что все в порядке. Теперь Буш должен был не торопясь закончить серию из десяти выстрелов. Он внимательно наблюдал за каждым ядром; похоже, они попадали. Летящие девятифунтовые железные шары крушили хрупкие надстройки, ломая все на своем пути, поднимая в воздух град щепок. Когда пушка стреляла в восьмой раз, что-то пролетело в двух ярдах над головой Буша, визжа, как привидение, и приземлилось у него за спиной. -Что за черт? - спросил Буш. -Втулка вылетела, сэр, - сказал Бэрри. -Бога душу... - неподконтрольно, почти в истерике, Буш разразился потоком брани. Вот он, финал дней и ночей неусыпных трудов, горчайший удар, какой только можно вообразить. Победа, казалось, уже в руках, и вот она упущена. Он продолжал страшно браниться, потом пришел в себя: нехорошо, чтоб матросы видели, насколько сбит с толку их офицер. Прекратив ругаться, он взял себя в руки и подошел осмотреть пушку. Поломка была очевидна. Запальное отверстие - Ахиллесова пята всякой пушки, особенно бронзовой. При каждом выстреле через отверстие вырывается немного горячего газа с остатками несгоревшего пороха, разрушая стенки отверстия, расширяя его. Со временем увеличение размеров отверстия начинает сказываться на качестве стрельбы. Тогда в пушку вставляют "втулку" - конусообразную затычку с высверленным по длине отверстием и с фланцем по краю, которую засовывают в отверстие изнутри пушки, узким концом веред. Дырка в затычке служит новым запальным отверстием, а сама затычка с каждым выстрелом загоняется все прочнее, пока, наконец, сама затычка не начинает разрушаться, пролезая все дальше вверх, по мере того как в яростном жаре взрыва обгорает фланец. В конце концов она вылетает, что и случилось только что. Буш посмотрел на огромную, дюймовую дыру в казне: если сейчас выстрелить из пушки, через эту дыру вылети половина пороха. Дальность уменьшится по меньшей мере вдвое, и с каждым выстрелом дыра будет увеличиваться. -Запасная втулка есть? - спросил он. -Ну, сэр... - Бэрри неторопливо принялся рыться в карманах, перебирая их разнообразное содержимое. При этом он с отсутствующим видом смотрел на небо, а Буш сгорал от нетерпения. - Да, сэр. Не прошло и полгода, как Бэрри вытащил из кармана бесценную чугунную затычку. -Ваше счастье, - мрачно произнес Буш. - Вставляйте ее и не тратьте даром время. -Есть, сэр. Мне придется подогнать ее по размеру, Потом мне надо будет вставить ее на место. -Кончайте болтать и начинайте работать. Мистер Джеймс! -Сэр! -Бегите в форт, - говоря, Буш отошел на несколько шагов от пушки, чтоб матросы его не слышали. - Скажите мистеру Хорнблауэру, что у пушки вылетела втулка. Пройдет не меньше часа, пока мы снова сможем открыть огонь. Скажите ему, что, когда пушка будет готова, я выстрелю три раза. Попросите его подтвердить, что он слышал выстрелы, как прошлый раз. -Есть, сэр. В последний момент Буш кое-что вспомнил. -Мистер Джеймс! Докладывайте так, чтоб никто посторонний вас не услышал. Ни в коем случае не допускайте, чтоб вас услышал этот испанец, как его там. Пожалейте свою задницу. -Есть, сэр. -Бегом. Долго же придется бежать мистеру Джеймсу; Буш приводил его взглядом и повернулся к пушке. Бэрри выбрал из набора инструментов напильник и теперь обтачивал пробку. Буш сел на край платформы: разочарование по поводу вышедшей из строя пушки померкло рядом с тем удовлетворением, которое он испытывал как дипломат. Он был рад, что вспомнил предупредить Джеймса, чтоб тот не посвящал Ортегу в тайну. Матросы и пехотинцы начали болтать и дурачиться - еще немного, и они разбредутся по всему полуострову. Буш поднял голову и прикрикнул: -Ну-ка молчать! Сержант! -Сэр? -Назначьте четырех часовых. Пусть ходят с четырех сторон. Никто не должен ни за чем отходить. -Есть, сэр. -Остальным всем сесть. Вы орудийный расчет! Сядьте не болтайте, словно португальские маркитанты в лодке. Солнце палило, и мерный скрежет напильника навевал сон. Едва Буш замолчал, как усталость и бессонные ночи взяли свое: глаза его закрылись, подбородок опустился на грудь. Через секунду он уже спал, через три проснулся: все плыло у него перед глазами, и он чуть не упал. Буш моргнул: все было какое-то нереальное. Он снова уснул и снова чуть не свалился. Он понял, что отдал бы все в этом мире и в следующем, за то, чтоб тихо прилечь на бочок и погрузиться в сон. Надо было превозмочь искушение - он тут единственный офицер, и могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. Выпрямив спину, он осоловело поглядел вокруг, да так, с выпрямленной спиной, и уснул. Оставалось одно. Буш встал, несмотря на сопротивление своего усталого тела, и заходил вдоль платформы, взад и вперед, взад и вперед под палящим солнцем, обливаясь потом, в то время как орудийная прислуга с завидной скоростью погрузилась в сон. Они спали, словно свиньи в хлеву, кто как лег, а напильник Бэрри все так же скрежетал по затычке. Минута тянулась за минутой, солнце поднималось все выше. Бэрри прервался, чтобы примерить - пробку к отверстию, и снова принялся скрести, опять прервался, чтобы почистить напильник. Каждый раз Буш пристально смотрел на него, и каждый раз разочарованно возвращался к мыслям о том, как же ему хочется спать. -Я подогнал ее по размеру, сэр, - сказал наконец Бэрри. -Тогда загоните ее на место, черт возьми, - произнес Буш. - Эй, орудийный расчет, просыпайтесь! Вставайте! Эй, просыпайтесь! Пока Буш пинками расталкивал сонных матросов, Бэрри извлек из кармана кусок шпагата. С бесившей Буша медлительностью он завязал на одном конце петлю и пропустил ее в запальное отверстие. Потом взял пыжовник и, обойдя пушку, присел на корточки у дула, медленно просунул пыжовник в восьмифутовый канал и попытался зацепить им петлю. Пошуровав пыжовником, он потянул его на себя, но шпагат, свисавший из отверстия, не шевельнулся. Наконец Бэрри удалось его зацепить. Он потянул пыжовник, шпагат заскользил через отверстие. Он вытащил пыжовник: из дула свисала петля. Все так же медленно Бэрри развязал петлю, пропустил шпагат в отверстие втулки, а потом привязал к его концу маленький клевант, который вытащил из кармана. Потом он положил затычку в дуло, подошел к казенной части и потянул за шпагат. Пробка загремела по дулу и с громким стуком вошла в отверстие. Даже после этого Бэрри еще несколько минут возился с ней, прилаживая на место. Наконец он удовлетворился результатом и жестом велел канониру придерживать затычку шпагатом. Потом взял прибойник очень осторожно просунул в дуло, ощупывая им канал, наконец, найдя нужное положение, прижал рукоятку прибойника. По его жесту матрос принес молоток и ударил по рукоятке, которую Бэрри прочно держал. С каждым ударом затычка все дальше входила в отверстие, продвигаясь на десятую долю дюйма, пока не оказалась забита туго. -Готово? - спросил Буш у Бэрри, когда тот жестом отпустил матроса. -Еще не совсем, сэр. Бэрри вытащил прибойник и неторопливо подошел к казне. Он посмотрел на затычку, наклоняя голову сначала на один, потом на другой бок, словно терьер, заглядывающий в крысиную нору. Казалось, он удовлетворился, однако он снова пошел к дулу и взялся за пыжовник. Чтоб унять нетерпение, Буш поглядел на горизонт и увидел, что со стороны форта к ним приближается крошечная фигурка. Буш поспешно поднес к глазу подзорную трубу. Это был кто-то в белых штанах, он то бежал, то шел, размахивая руками, очевидно, желая привлечь к себе внимание. Это мог быть Вэйлард; Буш уже почти не сомневался в этом. Тем временем Бэрри снова зацепил шпагат пыжовником и вытащил его наружу. Охотничьим ножом он отрезал клевант и убрал его в карман. Затем снова, словно у него море времени, подошел к казне и вытянул из отверстия шпагат. -Два выстрела с зарядами по одной третьей завершат дело, сэр, - объявил он. - Тогда она сядет... -Она может подождать еще несколько секунд, - оборвал его Буш. Приятно было показать этому самодовольному умельцу, что его слова - не божественное откровение. Вэйлард был уже виден всем. Он то шел, то бежал, спотыкаясь о кочки. Задыхаясь, он добежал до пушки; пот градом катился с его лица. -Простите, сэр... - начал он. Буш собрался уже обрушиться на него за неподобающий вид, но Вэйлард упредил его. Он одернул сюртук, надел свою дурацкую шапчонку и приосанился, насколько позволяли его разрывающиеся легкие. -Мистер Хорнблауэр свидетельствует свое почтение, сэр, - сказал он, отдавая честь. -Ну, мистер Вэйлард? -Пожалуйста, сэр, не открывайте больше огонь. Грудь Вэйларда вздымалась, и это было все, что он успел выговорить между двумя вздохами. Он стоял по стойке "смирно", мужественно не обращая внимания на заливающий глаза пот. -Почему, скажите на милость, мистер Вэйлард? Даже Буш мог угадать ответ, но вопрос все же задал - этот мальчуган заслужил, чтоб его принимали всерьез. -Доны согласились на капитуляцию, сэр. -Хорошо. И эти корабли?.. -Будут нашими призами, сэр. -Уррра! - завопил Бэрри, вскидывая руки над головой. Пятьсот фунтов Бакленду, пять шиллингов Бэрри, но призовые деньги, это всегда приятно. И это победа: гнездилище каперов разорено, испанский полк сдался в плен, конвои, идущие проливом Мона, будут в безопасности. Чтоб привести донов в чувство, понадобилось всего-навсего установить пушку и обстрелять якорную стоянку. -Очень хорошо, мистер Вэйлард, спасибо, - сказал Буш. Так что Вэйлард смог отступить назад и вытереть заливающий глаза пот, а Буш - подумать, какой новый пункт в соглашении о капитуляции оставит его без сна еще на одну ночь. XIV Буш стоял на шканцах "Славы" рядом с Баклендом, глядя на форт в подзорную трубу. -Отряд вышел наружу, сэр, - сказал он, потом, через некоторое время: - Шлюпка отвалила от пристани. "Слава" качалась на якоре в устье Саманского залива, а рядом покачивались три ее приза. Все четыре судна были под завязку набиты пленными. Матросы были готовы по сигналу со "Славы" отдать паруса. -Шлюпка отошла достаточно далеко, - сказал Буш. Хотел бы я знать... ах! Форт взорвался фонтаном дыма, в небо взлетели обломки каменной кладки. Через мгновение прогремел взрыв. Подрывники, покидая форт, подожгли огнепроводный шнур, и теперь две тонны пороха, взорвавшись, сделали свое дело. Крепостной вал и бастионы, сторожевая башня и орудийная платформа - все превратилось в руины. Под крутым склоном, у кромки воды, уже лежало то, что осталось от пушек - цапфы взорваны, дула расколоты, в запальные отверстие забиты клинья. Когда повстанцы вступят в форт, они не смогут восстановить оборону бухты - батарея на косе тоже взорвана. -Похоже, что все разрушено окончательно, сэр, - сказал Буш. -Да, - ответил Бакленд. Он в подзорную трубу рассматривал руины, постепенно проступавшие сквозь дым и оседавшую пыль. - Будьте любезны, подготовьтесь выбирать, якорь, как только поднимут шлюпку. -Есть, сэр, - сказал Буш. Опустив шлюпку на ростр-блоки, матросы встали к шпилю и с трудом подтащили судно к якорю, затем паруса были отданы, якорь поднят. С обстененным грот-марселем судно немного продвинулось кормой вперед, потом руль положили на борт, матросы выбрали шкоты передних парусов, и судно повернулось. Рулевой поспешно крутанул рукоятки штурвала, обрасопленные марсели надулись ветром, и корабль легко двинулся по волнам, слегка кренясь под ветром и вспенивая море водорезом. Он шел в крутой бейдевинд чтоб пройти на ветре мыс Энганьо. Кто-то на баке закричал "ура!", и через мгновение вся команда уже вопила что есть мочи - "Слава" покидала арену своего торжества. Призы подняли якоря вместе с ней, их команда тоже кричала "ура!". Буш в подзорную трубу различил Хорнблауэра на палубе "Ла Гадитаны", большого приза с полной корабельной оснасткой. Хорнблауэр махал шляпой. -Я спущусь вниз, сэр, проверю, все ли в порядке, - сказал Буш. Возле мичманской каюты стояли часовые-пехотинцы с примкнутыми штыками и заряженными ружьями. Изнутри до Буша донесся дикий гомон. Туда загнали пятьдесят женщин и почти столько же детей. Это плохо, но пока корабль не тронется, их придется держать взаперти. Позже можно будет выпустить их на палубу, возможно - партиями, размяться и подышать воздухом. Люки нижней пушечной палубы были закрыты решетками, возле каждой решетки дежурил часовой. Сквозь решетчатые люки шел запах человеческих тел: внизу были заперты четыреста испанских солдат в условиях ненамного лучших, чем на невольничьем судне. Они там всего с рассвета, а вонь уже чувствуется. Надо будет устроить, чтобы мужчины, как и женщины, партиями выходили подышать. Это означало бесконечные хлопоты и предосторожности, Буш и так уже потратил немало времени, чтоб наладить снабжение пленных едой и питьем. Но все емкости для воды были заполнены, и с берега на судно привезли две полных шлюпки ямса. Если ветер, как ожидалось будет дуть постоянно, путь до Кингстона займет меньше недели. Тогда все сложности останутся позади, и пленных можно будет сдать военным властям - наверное, пленные будут рады не меньше Буша. На палубе Буш снова поглядел на зеленые холмы Санто-Доминго с правого борта. "Слава" шла вдоль них в крутой бейдевинд, здесь же, с подветренной стороны от нее, согласно приказу, Хорнблауэр вел под малыми парусами три приза. Несмотря на то, что дул свежий семиузловый ветер и "Слава" несла все паруса, три суденышка при желании легко могли бы ее обогнать. Способность каперов настигать добычу и уходить от врагов зависела от того, насколько быстро они могут идти против ветра. Хорнблауэр мог бы быстро оставить "Славу" за кормой, но ему было предписано держаться в пределах видимости с подветренной стороны, чтобы "Слава", в случае нападения неприятеля, могла прийти на выручку, Призовые команды были немногочисленны, и, так же, как на "Славе", у Хорнблауэра было задраено внизу столько пленных, сколько он мог охранять. Как только Бакленд поднялся на шканцы, Буш отдал ему честь. -С вашего разрешения, сэр, я бы начал выводить пленных, - сказал он. -Пожалуйста, мистер Буш, делайте, что сочтете нужным. Женщин - на шканцы, мужчин - на главную палубу. Очень сложно было объяснить им, что они будут гулять по очереди. Те женщины, которых выводили на палубу, вообразили, будто их навсегда разлучают с остальными; их вой никак не вязался с чинным порядком, приличествующим шканцам линейного корабля. А дети и вовсе не понимали, что такое дисциплина, - они с визгом разбегались во все стороны, смущенные матросы ловили их и возвращали матерям. Другие матросы были заняты тем, что носили пленным воду и еду. Буш, разрешая одну за другой валившиеся на него проблемы, счел, что жизнь первого лейтенанта прежде казавшаяся ему недостижимым раем - хуже собачьей. Помещение для младших офицеров было набито битком - туда загнали тридцать испанских офицеров - от элегантного Виллануэвы до второго помощника с "Гадитаны". Они доставляли Бушу почти столько же хлопот, сколько все остальные пленные, вместе взятые. Они прогуливались на полуюте; с этой командной высоты они пытались переговариваться со своими женами, находившимися на шканцах. Кормить их приходилось из кают-компанейских запасов, не рассчитанных на зверские испанские аппетиты. Буш все больше и больше мечтал о прибытии в Кингстон. У него не было ни времени, ни желания гадать, какой его там ожидает прием. Это было неплохо, ибо его, возможно, ждало не только поощрение за победу на Санто-Доминго, но и расследование по поводу обстоятельств, приведших к отстранению капитана Сойера от командования. День за днем дул попутный ветер, день за днем неслась "Слава" по синему морю, а левее, с подветренной стороны неслись три ее приза. Пленные, даже женщины, начали понемногу оправляться от морской болезни. Кормить и охранять их вошло в привычку, так что требовало все меньше хлопот. Миновали мыс Беата и взяли прямой курс на Кингстон. Не считая этого, им почти не приходилось заниматься парусами, ибо ветер дул ровно, а ежечасно бросаемый лаг показывал все те же восемь узлов. Каждое утро они наблюдали великолепный восход, каждый вечер бушприт указывал на пылающий закат. Днем ярко светило солнце, и лишь изредка дождевые шквалы ненадолго скрывали небо и море; ночью корабль вздымался и опускался на волнах под усеянным звездами небесным сводом. Была прелестная темная ночь, когда Буш завершил вечерний обход и явился доложить Бакленду. Часовые расставлены, подвахтенные спят, огни потушены, вахтенные убрали бом-брамсели на случай, если в темноте неожиданно налетит дождевой шквал, курс ост-тень-норд, Карберри несет вахту, призы видны в миле по левому борту. Судовая полиция стоит у капитанской каюты. Все это по освященной временем флотской традиции Буш докладывал Бакленду, а тот выслушивал с освященным временем флотским терпением. -Спасибо, мистер Буш. -Спасибо, сэр. Доброй ночи. -Доброй ночи, мистер Буш. Каюта Буша выходила на полупалубу, тропическая ночь была жаркой и душной, но Буша это не беспокоило. Оставалось шесть часов для сна - его ждала утренняя вахта - и он был не тот человек, чтоб упустить это время. Он сбросил верхнюю одежду и, стоя в рубашке, последний раз окинул взглядом каюту, прежде чем потушить свет. Штаны и ботинки на рундуке, в случае необходимости их можно будет натянуть за одну секунду. Шпага и пистолеты в штертах на переборке. Посыльный, придя будить его, принесет лампу. Буш задул огонек. Потом он рухнул на койку; лежа на спине, широко раскинул руки и ноги, чтобы пот по возможности испарялся, и закрыл глаза. Благодаря своей счастливой невозмутимости, он вскоре уснул. В полночь он проснулся, дослушал, как меняется вахта, и блаженно сказал себе, что можно спать дальше. Он еще не настолько вспотел, чтоб лежать в койке стало неприятно. Позже он снова проснулся и, ничего не понимая, уставился в темноту. Слух говорил ему, что не все в порядке. Слышались громкие крики, над головой раздавался топот ног. Может, неожиданно налетел дождевой шквал? Но звуки были какие-то неправильные. Неужели кто-то кричит от боли? Кажется, крики женские. Неужели эти чертовки опять передрались? Снова топот ног, дикие крики. Буш вскочил с койки. Он распахнул дверь каюты и услышал ружейный выстрел. Сомнений не оставалось. Он схватил шпагу и пистолеты. Когда он выскочил из каюты, корабль огласился дикими воплями. Люки казались вратами преисподней: из них валила адская сила, победно крича в полутемном пространстве судна. Когда Буш выскочил, часовой под фонарем выстрелил из ружья. Фонарь и ружейная вспышка осветили волну человеческих тел, хлынувшую на часового и тут же поглотившую его. Перед Бушем мелькнула женщина, возглавлявшая атаку, красавица-мулатка, жена одного из офицеров с каперских судов: рот ее разверзся в крике, глаза были широко открыты. Буш навел пистолет и выстрелил, но волна уже накатила на него. Он отступил в низкий дверной проем. Руки нападавших ухватили лезвие его шпаги, но он вырвал ее. С силой ударил он незаряженным пистолетом, брыкаясь босыми ногами, чтоб отбиться от ухвативших его рук. Сверху вниз шпагой он колол и колол в наседавшую на него массу. Дважды он ударялся головой о палубный бимс, но ударов не чувствовал. Потом людской поток пронесся мимо него. Дальше впереди раздавались крики, удары и стоны, но вокруг него не осталось никого, кроме нескольких стонущих людей, валявшихся на палубе - его босые ноги скользили в их горячей крови. Первым делом Буш подумал о Бакленде, но, взглянув в сторону кормы, сразу понял, что ничем не может ему помочь. Раз так, его место на шканцах. Туда он и побежал, сжимая в руке шпагу. У основания сходного трапа тоже вопили испанцы, выше раздавались крики отбивавшихся от них кормовых матросов. Ближе к носу тоже шел бой: звезды освещали белые рубахи отчаянно дерущихся людей. Сам того не замечая, Буш орал вместе со всеми. Несколько человек накинулись на него, и тяжелый кофель-нагель обрушился на его шпагу. Но Буш, обезумевший от битвы, был опасным противником: неимоверная сила сочеталась в нем с быстротой реакции. Он ничего не знал, ни о чем не думал в эти минуты лишь о том, чтоб сразиться с врагом, в одиночку освободить корабль. Пронзив одного из нападавших испанцев, он пришел в себя. Он должен собрать вокруг себя команду, подать пример, сплотить людей в единое целое. Он возвысил голос: -"Слава"! "Слава"! Эй, "Слава"! Ко мне! На главной палубе поднялась еще большая суматоха. Жгучая боль обожгла Бушу лопатку, инстинктивно он обернулся и левой рукой схватил кого-то за горло, потом напрягся и со всей силой рывком швырнул его на палубу. -"Слава"! - закричал он снова. Послышался топот ног, и к нему подбежали несколько матросов. -Вперед! Но его атака наткнулась на стену наседавших с кормы людей. Буша вместе с его маленьким отрядом отбросили назад, через всю палубу, и прижали к фальшборту. Кто-то кричал им в лицо по-испански, толпа все прибывала, раздался выстрел. Вспышка осветила смуглые лица нападавших, осветила штык и ружейное дуло; рядом с Бушем вскрикнул и повалился на палубу матрос. Буш чувствовал, как бьется тот у его ног. Кто-то из испанцев раздобыл огнестрельное оружие - со стоек, или захваченное у пехотинцев - и ухитрился перезарядить его. Если они будут стоять, их всех перестреляют. -За мной! - крикнул Буш и ринулся вперед. Но испуганные матросы не двинулись с места, и кольцо нападавших отбросило Буша назад. Снова выстрелило ружье, еще один матрос упал. Кто-то громко обратился к ним на испанском. Слов Буш не понял, но догадался, что им предлагают сдаться. -Не дождетесь, сволочи! Он едва не рыдал от злости. Он осознал, что его великолепный корабль действительно может достаться неприятелю, и мысль эта ужаснула его. Линейный корабль захвачен и отведен в какой-то кубинский порт - что скажут в Англии? Что скажут на флоте? Жить дальше, чтоб узнать это, ему не хотелось. Его охватило отчаяние. Лучше умереть. На этот раз он бросился вперед не с разумным призывом к своим людям, но с диким звериным воем: он помешался от ярости и в боевом безумии обрел безумную силу. Он прорвался сквозь кольцо врагов, разя направо и налево, но это удалось ему одному. Он стоял посреди палубы, сзади шел бой. Но безумие прошло. Буш прислонился к одной из восьмифунтовок главной палубы - можно сказать, почти спрятался за ней, по-прежнему сжимая в руках шпагу, пытаясь заставить свой медлительный рассудок разобраться в ситуации. Воображаемые картины медленно проплывали перед его мысленным взором. Он не сомневался, что кто-то из команды рискнул безопасностью судна ради своей похоти. Торгов не было: ни одна из испанок не продалась в обмен на предательство. Но Буш догадался, что женщины притворялись доступными, и некоторые часовые оставили свои посты, чтобы воспользоваться такой возможностью. Потом пленные медленно просачивались из трюма, офицеры выбирались из мичманской каюты, а затем неожиданно и согласованно напали на команду. Пленные потоком хлынули наружу, смели часовых, захватили оружие. Подвахтенные спали в койках и не смогли оказать сопротивление. Их, словно овец, согнали в кучу возле переборки и поставили возле них вооруженную охрану. Другие отряды захватили офицеров на корме и, вырвавшись на главную палубу, убили или взяли в плен всех, кто там находился. По всему судну должны были оставаться незахваченные матросы и морские пехотинцы, но они безоружны и деморализованы. Когда станет светло, испанцы прочешут судно и всех переловят. Невероятно, чтоб такое могло случиться, но это так. Четыре сотни дисциплинированных людей, которым нечего терять, ведомые смелыми офицерами, способны на многое. На палубе раздавались приказы - испанские приказы. Когда напали на рулевого, корабль резко привелся к ветру и теперь качался на волнах, то приводясь, то уваливаясь под ветер. На борту есть испанские морские офицеры - с каперов. Они в неск