безумии происходящего. Ядра взламывали палубу вокруг, доски разлетались в щепки. Как в страшном сне Хорнблоуэр видел: Бушу оторвало ступню, он падает, заливая палубу кровью. Двое матросов пытаются поднять его и унести вниз. -- Оставьте меня, -- говорил Буш, -- отойдите от меня, сволочи. -- Унесите его, -- приказал Хорнблоуэр. Резкость его голоса вписывалась в общее безумие -- на самом деле он радовался, что может отправить Буша вниз, где тот, возможно, останется живым. Рухнула бизань-мачта -- реи, блоки и тали падали рядом с Хорнблоуэром, такие же смертоносные, как летящие извне ядра, но он был еще жив. Фор-марса-рей сорвался с боргов -- сквозь дым Хорнблоуэр видел, как Хукер с матросами лезет по вантам привесить его на место. Боковым зрением он видел: в дыму надвигается нечто огромное, непонятное. Это четвертый французский корабль приближался с другого борта, по которому еще не стреляли. Хорнблоуэр понял, что машет шляпой и выкрикивает какую-то чепуху, матросы с криками "ура!" выдвигают пушки правого борта. Дым стал гуще, грохот оглушительнее, стреляли все орудия до одного, корабль сотрясался от отдачи. Малыш Лонгли, чудом уцелевший после падения с крюйс-салинга, оказался рядом. -- Я не боюсь, я не боюсь, -- повторял он трясущимися губами. Бушлат его был порван на груди, он обеими руками стягивал прореху. Слезы в его глазах опровергали его слова. -- Конечно, сынок, конечно ты не боишься, -- сказал Хорнблоуэр. И тут Лонгли не стало, только кровавое месиво на месте туловища и рук. Хорнблоуэр отвернулся и увидел, что пушка на главной палубе не выдвинута. Он хотел было привлечь к этому внимание, но увидел -- убитый расчет лежит рядом, и позвать больше некого. Скоро смолкнут и другие пушки. Ближайшую карронаду обслуживали всего трое -- и следующую, и следующую за следующей тоже. На главной палубе морские пехотинцы разносили порох и ядра -- наверно, Джерард распорядился, и, наверно, юнг почти всех поубивало. Если бы только прекратился этот адский шум, если бы только он мог думать! Казалось, грохот, напротив, усилился. Фок и грот мачты рухнули с оглушительным треском, перекрывшим на время даже звуки канонады. Паруса закрыли правый борт, теперь пушки здесь стрелять не могли. Хорнблоуэр побежал на бак, где Хукер с прислугой закрытых парусами пушек рубил тросы. Грот-мачта в падении разбила лафет и смела орудийный расчет. Ядра с двухпалубника косили работающих людей, парусина загорелась от пушек и уже дымилась. Хорнблоуэр выхватил из рук убитого топор и вместе с другими набросился на сплетение тросов. Когда разрублен был последний штаг и сползла за борт тлеющая масса, когда быстрый взгляд убедил Хорнблоуэра, что дерево не загорелось, тогда только он вытер лоб и оглядел свой корабль. На палубе грудами лежали мертвые тела и отдельные их части. Штурвала не было, мачты и фальшборты сбило до основания, на месте комингсов торчали одни щепки. Но те пушки, у которых оставалось хотя бы по несколько матросов, стреляли. По обоим бортам сквозь дым можно было разглядеть противника, однако трехпалубник лишился двух стеньг, двухпалубник -- бизань-мачты; у обоих вместо парусов -- клочья, такелаж изорван. Пальба не прекращалась. Под орудийный грохот Хорнблоуэр дошел до шканцев, дивясь, как его не убило. Порыв ветра смещал корабли, гнал трехпалубник к "Сатерленду". Хорнблоуэр уже бежал на бак, чувствуя, что ноги налились свинцовой тяжесть и едва двигаются. Правая скула трехпалубника со скрежетом врезалась в левую скулу "Сатерленда". Французы сгрудились у борта, готовые прыгать. Хорнблоуэр на бегу выхватил шпагу. -- Абордаж! -- кричал он. -- Всем отражать атаку! Эй, Кристэл, Хукер! Отталкивайте неприятельское судно! Трехпалубник навис над головой. Из-за фальшборта стреляли, пули ударяли о палубу рядом с Хорнблоуэром. Люди с пиками и саблями карабкались по борту вниз, другие лезли из орудийных портов прямо на переходный мостик "Сатерленда". Хорнблоуэра увлекла за собой волна британских моряков с тесаками и пиками, прибойниками и правилами. Все были голые по пояс, все почернели от порохового дыма, все толкались, сталкивались, спотыкались. Юркий французский лейтенантик в съехавшей на бок треуголке сбил Хорнблоуэра с ног, навалился сверху, стиснул и принялся судорожно рвать из-за пояса пистолет. -- Rends-toi! -- выкрикнул он, наставляя дуло, но Хорнблоуэр ударил его коленом в лицо -- француз откачнулся назад и выронил пистолет. Хукер и Кристэл с матросами упирались в борт трехпалубника запасными реями, ветер тоже гнал его прочь. Корабли расходились. Кто-то из французов успел перепрыгнуть на свой корабль, кто-то прыгнул в море. Остальные -- человек пять или шесть -- бросали оружие. Один не успел -- пика вонзилась ему в живот. Ветер гнал французские корабли от изувеченного "Сатерленда", уносил дым. Солнце засияло над обезображенной палубой, грохот пальбы стих, как по волшебству. Хорнблоуэр стоял со шпагой в руке. Матросы загоняли пленных в люк. Шум стих, но яснее в голове не стало -- напротив, он ничего не соображал от усталости. Ветер вынес их в залив, "Плутон" и "Калигула" так и не появились -- только "Кассандра" на горизонте беспомощно наблюдала за схваткой. Два французские корабля, почти такие же неуправляемые, как "Сатерленд", дрейфовали неподалеку. На борту трехпалубника Хорнблоуэр различил черные разводы -- это сочилась из шпигатов человеческая кровь. Двухпалубник все разворачивался: вместо продырявленного борта Хорнблоуэр увидел сперва корму, потом другой борт. Он тупо следил глазами, не задумываясь, что это значит. И тут оглушительно взревели пушки, на "Сатерленд" обрушился бортовой залп. Щепки полетели от останца фок-мачты, рядом с Хорнблоуэром колоколом бухнула пораженная ядром пушка. -- Довольно! -- бормотал Хорнблоуэр. -- Бога ради! Обессилевшие моряки кое-как вставали к пушкам. Джерарда нигде не было, но Хукер -- молодец мальчик! -- распределял оставшихся людей. Однако навести орудия не было никакой возможности, а люди валились от усталости. Еще бортовой залп -- ядра прочесывали палубу, круша все на своем пути. Хорнблоуэр слышал как бы тихий подголосок к грохоту неприятельских орудий, это стонали по всему судну сваленные где попало раненые. Канонерские лодки на веслах осторожно подбирались к корме. Скоро они начнут стрелять в ватерлинию сорокадвухфунтовыми ядрами. Солнце, синее небо, синее море, зеленовато-серые испанские холмы, золотой песок и белые домишки Росаса -- Хорнблоуэр смотрел, и смотреть ему было больно. Еще бортовой залп -- рядом с Хукером убило двоих. -- Флаг, -- сказал Хорнблоуэр сам себе. -- Мы должны спустить флаг. Но на "Сатерленде" не осталось флага, нечего было спускать, и Хорнблоуэр по пути на шканцы напряженно думал, как тут выкрутиться. Громко ухнула сорокадвухфунтовка одной из канонерок, палуба под Хорнблоуэром содрогнулась. Хукер был на шканцах, с ним Кристэл и плотник Хауэл. -- Четыре фута воды в льяле, -- сказал последний. -- Помпы разбиты все. -- Да, -- сказал Хорнблоуэр без всякого выражения. -- Я капитулирую. Он прочел одобрение на серых лицах своих офицеров, но больше ни слова не произнес. Если бы "Сатерленд" затонул вместе с ними, это решило бы все проблемы, однако надеяться на такой простой исход не приходилось. Под безжалостным, обстрелом он будет постепенно, палуба за палубой, наполняться водой. Может быть, они будут тонуть сутки -- тогда их раньше внесет под пушки Росаса. Остается капитулировать. Хорнблоуэр вспомнил других британских капитанов в сходных обстоятельствах. Томсон на "Леандре", капитан "Быстроходного" и тот несчастный из эскадры Сомареца в Альхесирасском заливе -- все они спустили флаг после долгого и неравного сражения. С двухпалубника что-то кричали -- слов Хорнблоуэр не разобрал. Наверно, предлагают сдаваться. -- Oui, -- закричал он, -- oui! Вместо ответа громыхнул новый бортовой залп. Снизу донеслись треск древесины, крики. -- О, Господи! -- сказал Хукер. Хорнблоуэр понял, что его спрашивали о чем-то другом, и тут же его осенило. На негнущихся ногах он сбежал вниз, в неописуемый хаос того, что осталось от его каюты. Матросы у пушек отупело смотрели, как он разгребает обломки. Наконец он нашел, что искал, и выбежал на палубу с охапкой пестрой материи. -- Вот, -- сказал он, отдавая ее Кристэлу и Хауэлу. -- Перебросьте через борт. То был трехцветный французский флаг, изготовленный по его приказу, чтобы обмануть гарнизон Льянцы. При виде флага матросы в канонерских лодках взялись за весла и двинулись к борту. Хорнблоуэр ждал с непокрытой головой. Они заберут у него наградную шпагу. А другая наградная шпага заложена в лавке у Дуддингстона -- он никогда ее не выкупит. Карьера его кончена. Разбитый остов "Сатерленда" с триумфом отбуксируют в Росас -- когда еще средиземноморский флот соберется за него отомстить, отбить у врага или сжечь вместе с искалеченными победителями на огромном погребальном костре? Впереди долгие годы плена -- увидит ли он когда-нибудь ребенка, которого родит ему Мария? Леди Барбара прочтет в газетах, что он сдался на милость неприятеля -- что подумает она? Но солнце пекло голову, и он очень, очень устал.