и Бендемагул прыехали у двор короля
Артиуша и добыл королевую Веливеру в опецэ Кенишовой столника и повел  ее  у
Лондреш.
     И коли прыехал пан Трыщан у Корноваль со  Ижотою  ик  королю  Марку  из
своею дружыною, и тут было великое веселье, як молодыи, так и старый вси  ся
веселили, играли. И в том веселью коли вже была  ноч,  а  был  час  Ижоте  с
королем Марком пойти до ложы, а Ижота была у великой  печали,  иж  не  могла
забыти того, кого миловала. Рекла сама к собе: "Еще  бых  волела  ув-острове л. 43 об.
Орашову быти, где семи мела Трыщана по своей воли". И в той мысли  легла  на
постели; для утраченья паненства своего упросила Брагиню, абы  вместо  ей  с
королем на ложы была тую первую ноч. И король Марко мешкавшы прышол до нее у
ложницу, а в ложницы ни кого не было, одно  Трыщан  и  Говорнар  а  Брагиня.
Скоро ся король розобрал, Трыщан погасил свечы, и рек  король:  "Чому-сь  то
вчынил?" Рек Трыщан: "Обычай ест тот ув-Орлендэи, коли хочет великий пан  на
першую ноч лечы с панною, свечы угашают, абы ся панна  не  стыдила.  И  мене
мати ее заклела, и я ся ей так обецал". Рек король: "Добра  еси  учынил".  И
затым вышли вон из ложницы Трыщан, Ижота и  Говорнар.  А  Брагиня  легла  на
постели вместо Ижоты, а Ижота была на тот час устала напротив  короля,  коли
король увошол у ложницу, и стояла Ижота у закрете {за выступом, поворотом;},
поки к ней вышла с коморы Брагиня.
     Коли король сполънил з Брагинею, не познал штобы не Ижота; и  скоро  по
спаню вышла Брагиня, а Ижота ушедшы легла с королем. И коли было на завтрей,
рек король Марко Трыщану: "Трыщане, угодниче мой, сыну мои нероженый, прынес
ми еси чыстое злато". И был Трыщан о том велми весел. И на той радости велел
король Марко витезем исполнити серцо весельем, а говорыл: "Прывел ми  Трыщан
чыстое золото". И казал прывести всякие гудбы и дуды и бубны,  трубы,  шахи,
варцабы, лютни, арганы; того дела учынил такое веселье,  абы  ся  рыцеры  ку
храбрности мели. Видечы панны такое веселье, танцевали горотинский танец  за
доброт пану Трыщану, говоречы: "Прывел нам пан Трыщан, у чом  нам  ест  пети
играти до конца дней нашых". И позирала руса Ижота своими  ясными  очыма  на
особу пана Трыщана, а Трыщан таке-ж на Ижоту позирал,  нихто  того  со  всих
витезей и паней и панен не знал, толко Трыщан а Ижота и Говорнар и  Брагиня.
И пребывал король Марко у весели з своими витезми.
     И одного часу прышол один витез короля  Марка  и  рек  ему:  "Велможный
королю, нехай то будет утаено, што ти хочу поведати".  И  позрев  король  на
витезя, рек: "Говоры, што хочеш". Рек витез: "Ты пан моцный, а мне  невдячна
твоя легкост; я ти повем: милуеть Трыщан Ижоту телесным учынком  {поступком,
действием}". Король рек: || "Можетэ-ль того довести?" Он рек: "Пане,  заисте л. 44
есми чул, иж мают сыйтися у  первую  сторожу  ночы  у  городец  {садик;}  за
сенми". И король Марко, хотечы того доведатися, рек рыцэром:  "Маем  ехати".
Рек Трыщан: "Кому велиш з собою?" Рек Трыщану: "О почстеный рыцэру  Трыщане,
не едь тепер со мною, жди мене тут завтра". И отехал король далеко от  двора
и вернул рыцэров от себе, а сам вернулся опят до двора и ушол  у  городец  и
възлез на яблонь. А тогды была ноч месечна и для того  не  мог  скрыти  теню
своего. А пан Трыщан змовил был со Ижотою, абы вышла у городец; она вышла  и
стала близко тое яблони велми весела о милости Трыщановой; а  прышол  Трыщан
ко Ижоте близко и убачыл тень чоловечый на яблони  и  погледел  ку  верху  и
поклекнул на колено, рек Ижоте: "О велебная {досточтимая;} пани, всим паниям
коруна, для того есми тебе просил, абы еси вышла  у  сесь  огородец,  я  бых
сказал мысль мою. Мышлю пойти по мору и по суху, боесми чул, што рек  король
Марко: "Позирает Трыщан на Ижоту милостным обычаем". Ино для  бога,  поведай
королю мою службу, як есми бился с огненым Бланором,  з  наиболшым  витезем,
для его бых ему тебе достал; нехай бы ся король на мене  не  гневал".  Ижота
была вельми мудра и ко всякой речы хитра, познала, иж Трыщан нешто видит,  и
посмотрела по огородцу и обачыла тень чоловечый на земли, и не  возревшы  на
дерево и рекла: "О велебный витезю,  всим  витезем  коруно,  который  милуеш
панство короля Марка,  бо  ведает  король  твою  великую  послугу,  што  еси
освободил всю Корновалю от мала и  до  велика,  и  вси  околные  стреснулися
{содрогнулись;} для великого витезства твоего. То бы мел быти  великий  див,
же-бы корол забыл твоее доброти, а мел верыти одному витезю; буду я  о  тобе
мовити государу королю,  надевайся,  иж  король  мне,  малъжонце  {супруге;}
своей, будет верыти. А коли еси вмыслил ходити по мору и сухом, еще  понехай
{воздержись;}, покуль прыйдет корол Марко". Пан Трыщан въздал  фалу  богу  и
подяковал за то красной Ижоте и поклонился, шол  ув-обецный  {здесь:  общий}
палац, а Ижота до ложницы. И злез король Марко из дерева и рек сам  к  собе:
"Нет тут Трыщановы вины, если бы то была правда,  ино  то  бы  тепер  было".
Прышло на мысль ему, иж тот витезь гнев мает на Трыщана, иж с Трыщаном ходил
ув-Орлендэю по Ижоту; а коли прыстали  под  замок  Дамолот  в  лонъдрышъском
кролевстве || в держанью короля Демагуля {59}, а так к ним прыехали были два л. 44 об.
витези, Ящор и Маргонор, ровни собе пытаючы, а Трыщан  велми  хотел  з  ними
коштоватися, и тот витез внимал его, мовечи: "Трыщане, не пошли есмо с  тыми
витезми биться, але пошли есмо  прынести  Ижоту  из  города  Бияна  {60}  из
Орлендэи, дочку короля Ленвиза, нашему пану королю  Марку".  Тогды  ему  рек
Трыщан: "Если ты боишся колоти у Лондрешы, тогды не иди с нами  ув-Орлендэю,
занюж там найдем много добрых витезей, а  не  дадут  нам  Ижоты  без  моцное
битвы". И за тое тот витез гневался на Трыщана; и прышол тот гнев королю  на
ум и не верыл ему.
     Прышол корол Марко у палац и прышла к нему Ижота и рекла ему: "Велебный
пане, повем ти одну реч. Коли еси отехал из своими витези до другого  двора,
а тут оставил Трыщана, он захотел поехати по свету, и я  его  пытала:  "Чого
деля едеш?" И он ми рек: "Познал семи, што король на  мя  позирает  гневными
очыма". И я его унела, доколе ся по тобе довем. Прошу тя, государу, для того
позираня,  ведаеш  сам,  яко  Корноваля  была  понижена,  оли-ж  ее   Трыщан
освободил, убил наибольшого рыцэра Амурата орлендэйского ув-острове Самсоне,
освободил Корновалю от великого и до малого, а то вчынил для  того,  абы  ты
пановал {владычествовал}; а еще побил наибольшого витезя огненого Бланора, и
то чынил для тебе, мене тобе доставаючы.  И  еще  который  бы  колвек  рыцэр
прыехал откул на твой двор ровни пытати, а еслиб ведал,  што  Трыщан  у  вас
ест, не мети будет с ним битвы, а если  ся  будет  бити,  ты  будеш  повышон
Трыщаном; бо коли прыеждчали рыцэры на отца моего  двор,  тогды  ся  не  мог
найти ни один витез, который бы ся противил Паламидежу; и коли ся  зъехал  с
Трыщаном, ино Трыщан с коня его скинул. Для того, пане, не дай ему  от  себе
проч пойти". И король Марко послухал ее цудных речей и рек ей: "Поведано  ми
на Трыщана, але сам знаю верна его к собе и милую его серцэм, яко сам себе".

     (Сон королевский) А потом рек король Марко красной Ижоте:  "Видел  есми
сон: было одно панство велми хороше, и на нем была выросла одна  рожа  велми
пекна, а на ней были цветы  велми  красны;  и  говорыли  витези:  "То  будет
панство доброе для тое  красное  рожы".  И  говорыл  пан  того  панства:  || л. 45
"Панство мое, але рожа не моя; хтоколвек озмет  цвет  от  рожы,  будеть  ему
рожа". И многие рыцэры прыеждчали у тое панство, а каждый рыцэр  хотел  того
цвета от тое рожы, и нихто не мог взяти цвета от рожы; и прышол один  витезь
и простер руку к той рожы и отнял один цвет от рожы. И  рекли  оные  витези:
"То ест диво, як долго не мог нихто отняти цвета от тое рожы, а  сесь  рыцэр
скоро прышол и взял цвет ее". А тот витез был велми весел о той рожы, а коли
еще большей хотел цветов, тогды не мог болш уфатити. И в тот час  прочутился
есми от сна". Ижота рекла: "Пане, мне ся видит, который витез взял  цвет  от
тое рожы, его будеть и рожа". Корол внимал, штобы ся того нихто не домыслил,
а Ижота была велми мудра и домыслилася, для чого то корол мовил, и  внимала,
же-бы ему Брагиня поведала ее  миловане  с  Трыщаном.  И  была  Ижота  велми
сердита на Брагиню и мыслила, яко-бы она не была жыва {61}.
     И поехал пан Трыщан в чистые дубровы искати битвы, бо от  неколку  дней
жедал того, а Ижота рекла Брагини: "Поехал пан Трыщан  битвы  искати  и  там
мусит несколко ран мети, а того былия мало, чым раны лечыти; а  так  поехати
мне або тобе зелья того искати". Рекла Брагиня: "О почстеная пани, не слушыт
тобе мимо мене ехати, а хотя бы ми и далеко морем и сухом ехати, я поеду  не
толко до чыстых дубров и далей прынести зелье пану Трыщану. Але прошу  тебе,
пошли со мною двух витезей, абы ми которого  прысловя  {ущерба;}  не  было".
Ижота казала позвати двух хлопов и велела им вбратися у зброю, а  кгды  с  я
они убрали, рекла им: "Поедьте с тою девкою и там загубите ее на смерть, а я
за то вам упрошу короля, абы вас поставил витезми". А коли прыехали в чыстые
дубровы и мыслили много, говорены: "Тая панна много послужыла пану Трыщану у
граде Бияну у Орлендэи, она ест мудра и хитра; споведаймо мы то ей, чого для
поехали есмо, может-ли то она вчынити, яко быхмо  были  просты  от  карности
{наказания;} и она от смерти?" И они рекли: "Ведаеш ли, панно, што  маеш  от
нас смерть?" Она рекла: "Не могу ничого з вами мовити, докул не вижу  парсун
вашых". И они зияли гелмы и указали ей парсуны, и она  познала  их  Брагиня,
што они поехали || для ее смерти, и рекла: "Не смейте  иного  вчынити,  одно л. 45 об.
што вам казано; а  коли  хочете,  можете  быт  просты  от  греха  и  учынити
прыказане пана нашего". Они рекли: "О  добрая  панно,  для  того  есмо  тобе
споведали, што быхмо  просты  от  греха,  а  ты  от  смерти".  Девка  рекла:
"Поведете мя на роспутие чыстых дубров, ест  оно  древо  велми  красно,  где
завжды много лютых зверей, к тому мя древу прывяжыте, нехай от зверей умру".
А для того рекла, иж мало того, штобы не был витез пры  том  дереву.  И  тые
хлопи прывели ее и привезали к тому дереву и позирали на вси стороны, откуль
тые зверы прыйдут, и вбачыли, иж едет красный Паламидеж Ануплитич {62}, а за
ним  его  слуги.  Исполнила  Брагиня  серца  веселя,  иж  познала   красного
Паламидежа; и взрел Паламидеж и рек своим: "Не стало ми ся на мою  мысль,  я
был для того поехал, абых от руки пана Трыщановы вмер, аж его самого  смерть
поткала, бо коли бы был пан Трыщан жыв, не стало бы ся то Брагини". Рек  ей:
"Помилуй тебе бог, панно, якою смертью пан Трыщан згиб? Бо если  бы  он  был
жыв, не стала бы ся тобе такая легкост". И она рекла: "Рыцэру, я тя знам, иж
ты храбрый рыцэр Паламидеж, сын короля Ануплита, набольшый  непрыятель  пану
Трыщану. Так бых не погибла от лютых зверей, як есми  не  видела  веселыпого
пана Трыщана, як вчора был, и поехал в чыстые дубровы битвы искати з добрыми
витезми, иж того давно жедал". Рек Паламидеж:  "Што  за  выступ  {проступок}
твой пред красною Ижотою, иж еси в таковой муцэ?" И она рекла:  "Опрости  мя
от древа, я вам повем". Паламидеж отвезал  ее  от  древа  и  рек:  "Поведай,
панно". Она рекла: "Для того ми ся то стало: пошла есми з своею  госпожею  з
одного кролевства у другое, она понесла свой один цвет, а я мой другий цвет,
и ходили есмо морем и сухом; идучы по мору, пани моя утопила свой цвет, а  я
свой не втопила, и она поставила мой цвет, где бы мело быти цвету ее  место,
и за то ми ся тое зло стало". Паламидеж рек: "Ведает ли то  пан  Трыщан?"  И
она рекла: "Не ведает". И он рек: "О добрая панно, ты много  послужыла  пану
Трыщану, а мне еси много выступила, а коли семи  тебе  опростил  от  смерти,
послужы ми". И она рекла: "Кождый рыцэр годен чети зычыти витезем и паннам".
Паламидеж рек: "Поедмо с нами в Корноваль и поведай ми  обычай  вашого  пана
короля Марка". И она || рекла: "Добрый ест обычай нашого пана: коли  прыйдут л. 46
витези на господу а поведать королю Марку, иж прыехали витези з-ыное стороны
битвы искати, повинен им кождому король послати конь  и  зброю,  если  будут
свое кони потрудили, нехай ся на свежых збодают {испытают}". Паламидеж рекл:
От чого таковый обычай  вставлен,  занюж  тот  обычай  ест  короля  Артиуша,
который ест всим королем коруна по всим чотыром сторонам?" И она рекла: "Тот
обычай въставлен, коли прышол пан Трыщан из Орлендэи в Корновалю". А за  тым
поехал Паламидеж в Корноваль. Паламидеж рек: "Панно, хотел бых я, абы мя  не
ведали, хто есми и откуль до часу". И коли прыехали  на  господу  рыцарскую,
тогды ему прывели коня и зброю прынесли и рекли:  "Вы  есте  витези,  прышли
есте битвы искати?" Паламидеж рек: "Явне; ест ли тут пан Трыщан?" Они рекли:
"Поехал в ловы". Паламидеж рек: "А мне его поведали у дубровах". Они  рекли:
"Поехал был битвы искати з великими рыцэры и добыл  тых  рыцэров".  И  пытал
Паламидеж: "Не ранен ли велми?" Они рекли: "Ранен, але не велми".  Пытал  их
Паламидеж: "Борздо ли мает прыехати пан Трыщан?" Они рекли: "Не ведаем, если
бы ся ему там битва нашла, и он бы змешкал, иж он ест всим  витезем  коруна,
которые милуют нашого пана короля Марка". Паламидеж был о том  велми  весел,
што ему тут не споведали Трыщана, и вышол перед господу и видел тры  панъны,
а они идут по улицы, говоречы: "Велит король витезям и девкам к собе  прыйти
ув-обецный палац". Рек Паламидеж Брагине: "Што  ти  ся  о  том  видит?"  Она
рекла: "Видить ми ся, што государ король хочет о  мне  пытати".  И  он  рек:
"Коли мне час вдарыти чолом королю?" И она рекла: "Коли ся сойдут витези  до
короля ув-обецный палац". Он рек: "Милая панно, пилнуй того". А потом  рекла
Брагиня Паламидежу: "Час тобе чолом вдарыти королю Марку". И он пошол,  а  с
ним его витези. А так прышол красный Паламидеж з двема мечы, с чорным  щытом
у обецный палац ик королю Марку и  поклонился;  король  его  прывитал  велми
цудне, а потом рек король: "Хто-бы мог ведати,  якою  смертью  згибла  девка
Брагиня, я бых его даровал велми много, а хто-бы ее споведал жывую,  за  што
бы его рука сягнула, || то бы ся ему не  заборонило".  Паламидеж  почал  ему л. 46 об.
поведати о короли Артиушы. Король  Марко  исполнил  серцо  веселей  и  велел
прынести шахы, рек Паламидежу, абы играл с ним.  А  коли  сели  играти,  рек
король Паламидежу: "Так ти я говору, рыцэру, што нихто ся мне не противит  в
шахы играти". Рек Паламидеж: "Я вем, королю, што еси пан  хитрый,  але  коли
хочеш играти о тое, который з нас выиграет, по што ся его рука хватит, нехай
собе озмет". И на то оба прызволили,  и  выиграл  о  тое  Паламидеж  и  рек:
"Королю Марко корновалский, ты-с рек: "Хто бы вам  поведал  о  жывоте  девки
Брагини, по што бы того рука сягнула, то нехай озмет", а еще еси рек, хто бы
з нас кого в шахи поиграл, за што  ся  рука  его  хвитит,  нехай  озметь.  А
большая ест реч вера кролева, нижли  кролевство  его.  Дай  ты  мне  красную
Ижоту, а я тобе дам девку Брагиню". Король рек: "Где ест?" Он рек: "На  моей
господе". И рек Паламидеж своему  витезю:  "Прыведи  Брагиню".  И  витез  ее
прывел; а коли видел ее король Марко, велми был весел  и  рек  одной  девцэ:
"Пойди, мов Ижоте: нарежайся, поехати маеш с Паламидежом". А  красная  Ижота
рядилася велми  тихо,  ожыдаючы,  штобы  прыспел  пан  Трыщан,  не  смел  бы
Паламидеж о том ни поменути. А так прышла цудная Ижота пред  короля,  и  рек
корол Марко: "Рыцэру, ото-ж ти пани". Паламидеж исполнил  серцэ  весельем  и
вздал фалу богу и подяковал королю  Марку  за  Ижоту.  Цудная  Ижота  рекла:
"Витезю, коли мене мои грехи дали за короля Марка  корновалского,  он  велел
мене тобе дати, ты сам ведаеш, што еси служыл у  моего  отца  тры  годы  для
мене, не мог еси мене выслужыти, але коли мя еси достал так борздо у  короля
Марка, подмо ув-оную цэрков и кленимся богом, абы не оставил один другого до
смерти". О том был Паламидеж велми гневен и рек: "Подмо, пани". И прыехали к
цэркви, Ижота зъседъшы и ушла в цэрков  первей  Паламидежа;  а  были  в  той
цэръкви  ремяные  лествицы  долов  {вниз}  спущены,  Ижота  полезла  по  тых
лестницах до окна верхънего, и коли была у окне, узволокла лествицу к  собе;
а за тым вшол витез Паламидеж || Ануплитич у  церков  велми  весел.  А  коли л. 47
Ижоту свою видел у окне цэрковном, был велми  смутен  и  рек:  "О  почстеная
пани, чого для то чыниш? Злезь долов и кленимося один другому богом, абы  не
оставил один другого до смерти, а сама еси то рекла,  пани,  я  тобе  говору
верою витезскою: коли мне тебе дал король Марко, не хочу поехати без  тебе".
И рекла Ижота витезю: "Поедь з богом, иж ест витези у короля Марка,  которые
поехали у ловы, а коли тя найдут пры их цэркви, будеш  мети  моцную  битву".
Паламидеж рек: "О почстеная пани, я не боюся ни одного витезя,  коли  ми  тя
дал король Марко". Тогда погледела Ижота куды поехали витези, и вбачыла,  аж
едеть к церкви пан Трыщан; бо тот обычай мел Трыщан: коли ехал до двора, або
з двора, завжды заеждчал к той цэркви. Ижота рекла Паламидежу: "Витезю,  едь
с богом, едеть на тя витез". Паламидеж рек: "Пани, што мя  страшыш  витезем?
Не будь один, нехай будут два! Пани, сойди долов,  поехати  тобе  со  мною".
Ижота рекла: "Витезю,  поедь  с  богом,  витезь  едет  к  цэркви  витезьским
обычаем, стережыся вдару оного витезя". Паламидеж рек: "Не будь один,  нехай
будут тры, пани; злез долов, и  кленимося,  як  есмо  рекли".  Рекла  Ижота:
"Витезю, поедь от цэркви, дойдеш сорому от  вдару  другого  витезя,  бо  вже
витез близко цэркви, которы на тя едеть". Паламидеж рек: "Не буд один,  будь
их десеть, прыймам верою витезскою ждати тебе тры дни и тры ночи, а не  хочу
ехати без тебе". Рекла Ижота  Паламидежу:  "Не  тры,  не  два,  один  Трыщан
едеть". А Паламидеж въскочыл на коня и побег што наборъздей мог, бо  ведает,
иж умеет Трыщан с копем на кони. И видел Трыщан, где побег витезь от церкви,
и познал по знамени и скочыл што наборздей мог и не  догонил,  вернулся,  бо
ему конь был спрацован у ловах. А коли прыехал пан Трыщан до цэркви и  видел
цудную Ижоту и розгневался велми, а не хотел  для  Паламидежа  пытати,  одно
рек: "Всядь, пани, на коня и едмо до короля Марка". Ижота рекла:  "Не  годит
ми ся ехати ик королю, иж ме отдал Паламидежу".  Трыщан  рек:  "О  почстеная
пани, як то може быт, штобы тебе дал Паламидежу, || иж  король  Марко  любит л. 47 об.
всякое розличное веселе?" Ижота рекла: "Трыщане, коли бы ему мило веселе, як
бы мене дал еждчалому рыцэру?"
     А по тых речах поехал от цэркви пан Трыщан со Ижотою по свету ездити  и
ехали от Корновали к Домолоту, и стретила их одна девка и рекла: "Рыцэру,  я
не знаю, хто еси, але бачу тя доброго витезя; мне жаль твоее легкости, занюж
коли поедеш тою дорогою, не  можеш  быти  без  легкости".  Пан  Трыщан  рек:
"Панно, дяковано ти будь от всих витезей, што еси рада  остеречы  витезя  от
легкости; прошу тя, панно, чого деля мене унимаеш  от  тое  дороги?"  И  она
рекла: "Добрый рыцэру, на переду тобе стоит корол Артиуш из своею  королевою
Жэниброю {63}, а так ест много добрых рыцэров,  занюж  кождый  добрый  рыцэр
милует панство короля Артиуша, а тые рыцэры, коли узрат с тобою  нацуднейшую
панию, усхотят ю у тебе отняти моцною битву. Рыцэру, не будет там  один  або
два, але там много витезей добрых, будеть кому ламати сулицы, и сам собою ее
отдати мусиш". Пан Трыщан рек: "Панно,  зафалено  ти  буди  всими  витези  и
паннами, што еси рада отвести витезя от легкости, але рачы то ведати, хто бы
мя колвек не отвернул копъем на  кони,  нихто  мя  не  можэ  отняти  от  тое
дороги". А за тым ся ростал пан Трыщан с тою  девкою.  И  коли  видел  шатры
короля Артиуша, и там ся надевал битвы; и были велми  цудне  украшоны.  Того
для рек пан Трыщан  красной  Ижоте:  "Почстеная  пани,  видиш  шатер  короля
Артиуша як близко дороги роспят? А я вем, што тут много  добрых  витезей,  а
если мы поедем праврю дорогою на шатер короля Артиуша,  будет  на  мя  моцна
битва, а коли поедем стороною около короля Артиуша, и так ся надевам  битвы,
узмовять: "Оно ведет страшливый {трусливый} витез  нацуднейшую  панну".  Для
того, пани, мушу пойти правым путем к шатру короля Артиуша. Але  тобе  мовлю
верою витезскою: если инуды {в другое место;}  посмотрыш,  ниж  мне  Трыщану
межы плеч, а коню своему межы ушы, буду ся на тя  велми  гневати".  И  рекла
Ижота: "О почстеный рыцэру Трыщане, коли бых я много ходила по мору и сухом,
не видала бых  ни  одного  рыцэра  большого,  толко  тебе,  а  которые  суть
наибольшые витези от двора короля Артиуша, || тых я всих видала у дворе отца л. 48
моего у Орлендэи". А так прыехал Трыщан  к  шатру  короля  Артиуша,  бо  так
близко  был  шатер  дороги  роспят,  иж  поврозы  {веревки;}  через   дорогу
переходили. Трыщан поехал дорогою по поврозех и  зачепил  конем  поврозов  и
страснул всим шатром; а в тот час король седел за столом ис королевою  своею
Жэниброю и з своими витези. И видевшы то, витези скакали через столы гледети
того, говоречы: "Хто ест так пышный и нашему пану  королю  Артиушу,  который
ест всим королем коруна?" Красная Ижота и Говорнар,  чувшы  звук  сосудов  в
шатрех, што витезы, скачучы  через  столы,  розбивали  сосуды,  и  велми  ся
злякли, боячы ся ганбы. А коли  были  за  ним  з  шатра  вышли,  видели  его
наиболшого витезя и с ним панюю; а был тут с ними и Анъцолот, сын До[мо]лота
{64}, короля з Локви, намилейшый товарыш Трыщанов; але  не  познал  Трыщана,
што был в зброи, и виделся ему велми добрый рыцэр, рече: "Много  семи  ходил
морем и сухом, а ни одного рыцэра не видел, который бы  так  моцно  на  кони
седел, або так хорошо ногу в стрымени держал, кромя одного, а ни одное панны
не видел есми так цудное, кромя одное". И  был  в  короля  Артиуша  подчашый
{виночерпий;} именем  Геуш  {65}  ново  поставлен  витезем,  а  мел  великую
храбреет, але  мало  силы;  тот  подчашый  видел  нацуднейшую  панию  Ижоту,
исполнил серцэ веселем и вздал хвалу богу, прышол в шатер ик королю  Артиушу
и поклякнул, мовечы: "Пренаможнейшый  кролю,  всим  королем  коруно,  твоему
панству ровни нет далеко а ни близко, ты мне рек, бых  я  видел  нацуднейшую
панну, тую ми еси мел дати; про то, пане, коли бых я много лет ездил морем и
сухом, не мог бых так найти цудное девки, як тая  з  оным  витезем,  который
минул мимо твой шатер, не вдарыл вам чолом. Нехай ему отойму  тую  панну,  а
его к тобе прыведу". Король рек: "Витезю, если ми того витезя  прыведеш,  не
толко оная девка, але чого всхочеш,  то  озмеш".  Оный  подъчашый  подяковал
велми смело, як бы вже в своих руках мел, и почал ся убирати в зброю,  велми
борздо поспешаючыся за Ижотою. И Анцолот ему  рек:  "Геушу,  не  квапся  {не
торопись} ехати за тым витезем, бо я знаю, || як он на кони  седит  и  як-ли л. 48 об.
ногу в стрэмени держыт; перво хочэ дати твой  кон  видение,  нам  на  поводы
наступаючы, нижли бы ты его прывел пры своем слабом стрэмени. Я  тобе  повем
справедливе: не мог бы страшливый витез так цудное панны водити, и перво нас
бы в него отняли". Геуш рэчэ: "Не слушыт ни  одному  витезю  другого  витезя
отводить от его почестности, а я тобе повем верою витезскою: коли  я  с  ним
соймем, мало з ним мышлю мистэрства простирати". Пан  Анъцолот  рече:  "Пане
подъчашый, я тое надеи, коли ся соймете, мало мистерства будете простирати".
А так поехал  подчашый  за  паном  Трыщаном  што  наборздей  мог  у  великой
безпечности. А коли его увидели Ижота и его Говорнар, и рекла Ижота Трыщану:
"Витез за тобою едет". Рече Трыщан: "Як едеть?" Ижота рекла: "Што наборздей,
колко конь может". Рек Трыщан: "Тот витезь ново поставлен, а мыслит со  мною
мало мистерства простирати, а я с  ним".  Аж  кличе  Геуш  подчашый  великим
голосом: "Рыцэру, што водиш нацуднейшую панну,  почекай  мя,  нехай  увидиш,
который з нас будет годнейшый миловати ее". Пан Трыщан перво копъе взял  под
пахи {под мышку;}, ниж ся обернул, и речэ: "Едь да видиш".

     (Битва Трыщанова з Геушом) Коли сняли ся копъи вместо, Геуш полетел  на
одну сторону, а конь его на другую сторону, а Ижота и Говорнар гледели,  што
ся межы ними учынить, и они не  могли  познати,  штобя  ся  Трыщану  нога  у
стрымени рушыла, не толко штобы ся у седла показило для  зуфалое  речы  того
витезя. Скочыл с коня пан Трыщан и скинул Геушу гелм з головы  и  хотел  его
душы избавити, и он его просил о жывот. И рече ему пан Трыщан: "Учыни-ж так,
што я тобе велю, а я тебе вызволю от  жестокое  смерти  и  от  острого  меча
моего". Оный витезь рече: "О пане, хотя бы мя  еси  послал  далеко  морем  и
сухом, если мя жывота не збавиш". Рече Трыщан: "Рыцэру, розберыся  из  своее
зброи и даруй тую зброю своему пану, который тя послал".  Обернулся  к  нему
плечыма; и злюбил на том тот витез и пошол пеш, несучы свою зброю. Аж  идеть
кроль Артиуш из своими витезми  и  кролева  Женибра  с  паннами,  и  увидели
витези, што идет конь, наступая на поводы, а за ним иде витез, нагнув ся,  и
тые витези, што были товарышы подъчашого, говорыли королю Артиушу: "Пане, як
храбрый твой под || чашый а наш товарыш Геуш,  надеваемся,  што  убил  оного л. 49
витезя з оною панною, а зброю его несет, што николи есмо  первей  не  видали
так цудное зброи, як была на том рыцэры". Пан Анцолот рече: "О мой боже,  як
нестале {неосновательно, необдуманно} поведаете нашему пану королю  Артиушу,
бо коли бы наш витез того витезя добыл, для чого бы своего коня упустил? А я
вам говору верою витезскою: наш витез свою зброю  носит".  А  по  тых  речах
прышол подчашый, несучы зброю свою на беремени, и прыступил к королю,  рэчэ:
"Пане, воли мя жыва,  ниж  мертва,  волел  есми  то  учынити,  нижли  голову
утратити; а я тобе поведай, иж нет витезя, который бы ся  ему  противил".  И
был корол о то велми жалостен, што его витезю  сталася  легъкост.  И  позвал
корол свою  королевую  Женибру  и  рэк:  "Пани,  пойди  с  паннами  а  проси
Анъцалота, абы прывел того витезя, занюж он наболшый витез межы  нами,  всим
витезем коруна, который любят панство мое". Королева просила  Анцэлота,  так
говорэчи: "Наивышшый витезю Анъцэлоте, для бога сойми з нашего  пана  короля
Артыуша тернов венец и узложы смилного {из  бессмертника;},  прыведн  к  нам
того витезя, а тобе будет оная панна". Анцэлот рэк: "Почтеная пани, чого для
мене шлеш за тым витезем, за прыкрою моею смертью? Але коли ты велиш, я мушу
ехати". А за тым убралсе в зброю и всел на конь и  поехал  за  Трыщаном  так
тихо ступою {шагом}, бо ведал, што можэ его догонити, говоречы:  "Не  бежыть
тот витез, который водить так цудную панну из  собою".  А  коли  был  близко
Анцэлот, увидели его Ижота и Говорнар, и рэкла Ижота: "Пане Трыщане, еде  за
тобою витез витезским обычаем". Пан Трыщан рэк: "Пани, як  еде  тот  витез?"
Она рекла: "Витез ест цудное особы, а еде тихо ступою".  И  Трыщан  погледел
далеко пред себе и увидел велми хорошую цэрков, а  перед  нею  пекная  сень;
рече Трыщан: "Поедмо к той цэркви под оную  сень".  И  поехали  там.  И  рек
Ижоте: "Пани, то ест витезь старых витезей, я || не вем, если ты будеш  его, л. 49 об.
або моя". А за тым прыехали к цэркви, и сел под оною сенью в холоду  и  знял
гелм з головы, бо ему была голова употела. Видел его Анъцолот и скочыл велми
боръздо, иж познал што пан Трыщан, и  о  познаню  его  был  велми  весел.  И
видевшы его пан Трыщан, възложыл гелм на голову и вскочыл  на  конь,  а  был
готов. И видел его пан Анцолот на  кони,  кинул  гелм  свой,  и  Трыщан  его
познал, скочыл с коня, и прывиталися велми ласкаво и  пытали  один  другого:
"Рыцэру, яковую еси прыгоду мел от тых часов, як есмо ся ростали?"  Хвалился
ему пан Трыщан, так говоречы: "Которые колвек витези, што ездечы ровни ищут,
племя короля Бана от Банока або короля Перемонта француского,  никоторые  ся
не противили ударцу моему". Пан Анцолот рече: "Который колве  витези  любять
короля Артиуша, я тым витезем всим коруна". И за тым мовил к  пану  Трыщану:
"Вели коня готовати и едмо  у  твою  дорогу,  занюж  не  вернуся  до  короля
Артиуша". Рече Трыщан: "Для чого не маеш ехати ик королю?" И он  рече:  "Для
того, што семи им мертв, толко есми тобою жыв".  Трыщан  рек:  "Як  то  може
быти, рыцэру?" И он рэк: "Послали были мя за тобою, абых тя прывел,  а  того
бы не вчинил ни один витез". Речэ Трыщан: "Хочэмо поехати ик королю Артыушу,
а буду ему мовити, иж ты болшый витез над мене". Анцэлот рэкл: "Чого бог  не
хочеть, нихто не можэт учынити: не ест я болшый витезь  над  тебе,  ты  всим
витезем коруна". И зася рэкли: "Што узмовит Ижота, то учынимо".  Руса  Ижота
рэчэ: "Вы есте оба добрый витези, бог ве, который з  вас  болшый,  але  коли
есте рекли то, што я реку, тогды поедмо  к  королю  Артиушу.  Много  витезей
говорать, иж ест кролева Жэнибра лепша над мене, а я сама по собе ведаю, што
есми лепшая, але хочэм ведати красу паней  и  доброту  витезев".  А  за  тым
поехал пан Трыщан из своим наимилшым товарышом Анцэлотом к  королю  Артиушу.
Видевшы их витези были велми весели, || мнимаючы,  што  Анцолот  ведет  того л. 50
витезя, а коли были близко шатра, тогды видели,  аж  оные  витези  милуються
велми цудне межы собою. И так увошли у шатер к королю Артиушу, а  тот  корол
миловал витези болшы, ниж што иного. И пан Трыщан  пал  на  колена  и  речэ:
"Пане, нехай ведает твое панство, иж ест болшый витез Анцэлот, прывел мя  як
еленя {оленя} за горло пред вашу велебност". И то рекъшы встал. Тогды пал на
ногу Анцэлот и вздал фалу богу и рече королю и  кролевой:  "Панове,  дякуйте
пану Трыщану за мой жывот, иж мене не хотел погубити,  одно  мя  прывел,  як
дитя бичом, на стан короля Арътиуша.  Рачте  ведати,  иж  Трыщан  есть  всим
витезем коруна по всим сторонам четырем, морем и сухом". И вси витези рэкли:
"Вы есте оба добрый витези, помилуй вас бог, як  ся  есте  цудне  рыцарством
поставили, вашему рыцарству нет ровни ни близко ни далеко. То вжо есмо  вашу
доброту видели, нехай ещэ видим красу паней вашэй". А королевая Жэнибра  [и]
Ижота обе ся вкрасили што  наболей  могли;  и  вышли  витези  и  суди  кроля
Артиушовы, глядечы красы их, и один  из  судей  рек:  "Me  есмо  поставлены,
абыхмо судили справедливе на обе стороне, але мне ся видить, як  ест  лепшый
злото от срэбра, так лепшая того витезя пани от нашое кролевое. А вам што се
видит?" Они рэкли: "Як еси судил, и нам ся так видит, иж нет витезя добротою
подобного пану Трыщану, а ни паней, которая бы ся  противила  паней  Ижоте".
Кролевая Женибра за то была велми гневна на тые судьи, нижли не  могла  тому
ничого вчынити и много мыслила, чым бы могла поганбити  Трыщана,  и  просила
Гаваона, сестренца короля Артиушова {66}, рекучы:  ||  "Рыцэру,  збодайся  с л. 50 об.
Трыщаном, и если его добудет, велику честь будеш мети, иж  добыл  небольшого
рыцэра, а коли он тебе добудет, ганбы  тобе  с  того  нет,  а  же  тя  добыл
наибольшый рыцэр". Гаваон рече Трыщану: "Рыцэру, вели  готовати  собе  конь,
хочемо ся покоштовати". Трыщан рече: "Добрый рыцэру, добре еси рек, я не  от
колко дний жедал фортуны покусити". А так выехал Гаваон у зуполной зброи.

     (Битва Трыщанова з Гаваоном) И коли ся видели тые  витези  межы  собою,
коли бы мог Гаваон, роскинул бы тую битву, як ся ему видел  Трыщан  хорош  и
добр у зброи. И рече Гаваон: "Витезю, варуйся ударцу моего". А  так  ся  оба
ударыли, древа скрушыли на много уломъков и  треснулися  плечыма  и  щытами.
Гаваон пал на одну сторону, а конь его на другую. Женибра з девками гледела,
што ся межы ними учынить, але не познала, штобы ся Трыщану нога  у  стрымени
рушыла, не толко штобы ся ему у седла што  зказило.  Красная  Ижота  въздала
фалу господу богу и рече: "Помилуй бог пана  Трыщана".  Видевшы  то  кролева
Женибра Гаваона на  земли,  и  велми  сердита  была,  не  жаловала  спадения
Гаваонова, колко жаловала речей Ижотиных. Королевая шла у обецный  палац  ку
витезем и рече им: "Почтованые витези нашего короля Артиуша, за часть божю и
ку воли всим витезем и паннам збодайтеся  с  Трыщаном,  а  коли  хто  з  вас
добудет Трыщана, он повышыт весь двор короля Артиуша, а если он вас добудет,
в том вам не будет жадное ганбы, бо он ест всим витезем коруна". И в тот час
вси ся убрали и всели на кони и  волали  к  пану  Трыщану:  "Варуйся  вдарцу
моего".

     (Битва Трыщанова э витезми короля Артиуша) И который колвек  прышол  на
вдарец пана Трыщанов, кождый падал за конь, и тая битва трывала тры  дни.  А
кгды видела кролевая, што нет ни одного витезя у дворе кролевом, который  бы
збил Трыщана, толко ся сподевала {надеялась} на  Анъцэлота  и  просила  его,
говоречы: "Добрый рыцэру Анцолоте, сбодайся  с  Трыщаном,  ачей  быхмо  были
тобою повышены". Анцолот рек: "Чому мя шлеш к лютой смерти вдарцу Трыщанову?
Я то мушу вчынити", А за тым рек Трыщану: ||  "Рыцэру,  кажы  кони  готовати л. 52
собе, а вбирайся в зброю, хочемо ся коштовати". И он рек:  "Рыцэру,  нет  ни
одного рьщэра, с ким бых ся так рад коштовал, як  с  тобою,  занюж  если  мя
добудет, то мя добыл намилейшый товарыш и набольшый витезь, а  коли  я  тебе
добуду, то есми добыл намилейшого товарыша и наболшого витезя.  Нижли  бачыл
еси, якова ми была моцная битва за тые тры дни? Дай ми рок  той  битве  один
день". Анъцолот рече: "Не годно тобе от мене року просити дня, озми собе рок
пятнадцат дний, будеш со мною мети моцную битву, ниж со всими тыми  витези".
А для того такий рок положыли, иж ведал Анцолот, иж  до  того  року  усхочет
Трыщан битися, И час был поехати Трыщану до  своего  стану,  и  поклонившыся
королю и королевой и витезем, и хотел с ним пойти Анцолот,  и  упросила  его
королевая, говоречы: "Рыцэру добрый, не иди тепер, чули есмо иж мает  прыйти
король Самъсиж {67} от Чорного острова на двор короля  Артиуша".  А  за  тым
прыехал король Самсиж и рече: "Вем, королю, иж еси всим королем коруна,  для
того есми прыехал, иж вем у тебе набольшых витезей;  а  вы  витези,  которые
милуете панство кроля Артиуша, нехай которого я вас добуду, нехай я над  ним
волен, а если который з вас мене добудет, нехай будеть волен надо  мною".  И
витези о том были велми веселы и убралися у зброи,  и  кождый  з  них  жедал
первей прыняти битву один перед другим с Самсижом ку воли королю Артиушу.

     (Битва Самсижа короля з рыцэры Артиуша короля) А за тым  король  Самсиж
уоружылся и всел на конь и бился  з  витезми  Королевыми,  и  который  колве
прышол на ударец Самсижов, нашолся за конем. И збил король Самсиж одиннадцат
витезев. А захотело ся Анъцолоту пойти против Самсижу. И  коли  ся  поткали,
древа поломали на много штук и вдарылися плечыма, аж под  обема  кони  пали.
Анцолот спал с коня, а кроль Самсиж повис на кони и не достался с  конем.  И
говорыли витези кроля Артиушовы: "Не ест понижена битва  нашым  витезем,  бо
оба с коней спали". Король Артиуш рече: "Не мо  ||  жемо  побитое  битвы  на л. 51 об.
ногах поставити, тот витез битву добыл, который ся с конем не ростал". А был
король Артиуш мил витезем, а витези ему; и рече кроль: "Волю пойти  з  моими
витезми в Чорный остров в темницу кроля Самсижа, нижли тут остат от них".  И
воружылся кроль Артиуш и всел на конь и рече королю Самсижу: "Варуйся  вдару
моего".

     (Битва короля Артиуша з Самсижом) И  потъкалися  короли  на  вдарец,  и
королю Самсижу латвейшая {более легкая} была  битва  из  Артиушом,  нижли  з
наменшым витезем с тых его одиннадцати витезей. И пал Артиуш кроль далеко от
коня, а потом кроль Самъсиж повел короля Артиуша и его витези, а тые  витези
его были велми смутни, кождый был блед от смутку.
     Рече Анцолот королю: "Пане, мысльмо,  як  быхмо  были  просты  от  руки
Самсижовы; если не будемо просты Трыщаном, а иным витезем не будем  просты".
И прызвали к собе Женибру королеву и рече Анцолот: "Пани, пойди  найди  пана
Трыщана и поведай ему, што ся над нами учынило, и от мене ему  мов:  "Просил
тя Анцолот, твой намилшый товарыш: "Рыцэру, если не будемо тобою  прости  от
Чорного острова темницы короля Самсижа, тогды нам умерети у его темницы".  А
королева шла велми поспешно и стретила одну девку и рекла ей: "Девко,  можеш
ли ми што поведати о пану Трыщане?" Оная девка рече: "Пани,  о  ком  пытаеш?
Тому витезю всегды ест дома, а господа его на кони". Кролевая поехала от тое
девки велми смутна и стретила другую девку и  рече:  "Девко,  можеш  ли  што
поведати о пану Трыщане?" И она рекла: "Пани, я тебе не  знаю,  што  еси  за
пани и откуль еси и як тобе имя, але вижу тя добрую панюю, але смутну.  Коли
мя пытаеш о пану Трыщану, для его доброти я ти хочу поведати. Ведаеш  первое
прыстанище, а в того прыстанища много судья,  и  перво  вбачыш  судъно  пана
Трыщаново въкрашоно пэрлы и дорогим каменей; а  если  его  в  том  судне  не
будеть, и ты его там пытай, на котором стану красу и веселье наболшое узрыш,
бо то он любит". Женибра кролевая  поехала  от  тое  девки  весела  и  скоро
увидела || тое прыстанище, познала судно  пана  Трыщаново  по  повести  оное л. 52
девки и была велми рада. И близко того судна много  станов  витезских  было;
тая пани видела перед оным станом девку и пошла к ней  и  рече:  "Прошу  тя,
девко, кое стан Трыщанов?" И она рекла: "Которого пытаеш, перед  тым  станом
стоиш". И королевая без вести влезла в стан, а скоро  почала  говорыти  пану
Трыщану, як повел корол Самсиж короля Артиуша з его  рыцэры.  И  еще  рекла:
"Рыцэру,  мовил  тобе  Анцолот,  твои  намильшый  товарыш:  если  не   будем
высвобожены тобою от темницы Самсижа кроля, то мусимо там помрети". А в  тот
час пан Трыщан почывал, иж вчорайшый день бился з великими витезми  и  добыл
дванадцат рыцэров и мел раны не великие, и для того лежал.
     А коли слышал речы королевое, взял меч в головах и стреснул так прудко,
аж з ран кров по постели потекла;  и  видевшы  то,  Ижота  рече:  "Пани,  ты
королевая корунованая, як еси ты прышла  к  наболыному  витезю  с  печалными
речми? Тобе было прыйти тихо и отворыти мяккие уста на тихие  беседы,  нехай
бы ся витезю серцэ на храбреет обротило". Королевая рекла: "Пани  Ижота,  як
наша мысль розна! Ты нацуднейшая пани на свете, а  маеш  водле  себе  своего
пана, у ком надею маеш, ты его можеш учынити здорова наболей до десети дней,
а я видела, где поведен мой пан король Артиуш и его витези". И поглянул  пан
Трыщан сердито на Ижоту для речей королевое Женибры.
     Ведаючы  Ижота  обычай  Трыщанов,  иж  ему  мило  веселе,  и  похватила
королевую за руку и почала играти горатанский танец велми пекне, и для  того
почало ся серцэ пану Трыщану на храброст обрачати, и рече Говорнару: "Дай ми
лютню". И почал играти велми цудне, и обема паням и пану Трыщану исполнилося
серцэ веселем, слухаючы лютни. Потом пан Трыщан рече Ижоте: "Направ ми судно
и положы ми у нем хлеба и вина; прыймам тобе верою рыцерскою, або ми  остати
с королем Артиушом у темницы Самъсижовой, албо ми вызволити короля Артиуша и
его витези". || Ижота рече: "Пане, можеш пойти,  коли  будеш  здоров".  Рече л. 52 об.
Трыщан: "Могу лечытся идучы, як и лежечы, иж которые раны под зброею  упаре,
тым лекара не треба". Видевшы Ижота, што не может его  уняти,  рече:  "Пане,
твое судно ест украшено, готово, а легко  можно  уставити  стравы  и  вина".
Тогды ушол Трыщан у судно и Ижота и Говорнар и кролева Женибра;  и  коли  ся
отопхнули от берега, ветр устал, а море ся надуло, и не знали, где прыстали.
Просила Женибра Ижоту, говоречы: "Пани, я ся не учыла по мору ходити,  проси
пана Трыщана, абы велел указати прыстанище, а мы быхмо  уздали  хвалу  богу,
который нас избавить морское смерти". Видечы Трыщан, што на волънах морских,
взял лютно и почал играти, и коли играл немало, ни одная  пани  не  дбала  о
прыстанищы, так им было мило слухати. Тогды рек Трыщан морнаром:  "Прыставте
нас к прыстанищу, да вздадимфалу  господу  богу,  што  нас  избавил  морское
смерти и от греха". И прыставили морнаре под один  замок,  где  было  доброе
прыстанище, але злый обычай. Тут  прыняли  Трыщана  ласкаве  и  пытали  его:
"Витезю, што тобе тые панны?" И он рек: "Сестры  ми  ест".  Указал  Женибру,
рече: то ми сестра старшая, и указал Ижоту: а то ми  ест  молодъшая.  И  они
рекли: "Помилуй вас  бог,  але  нигде  есмо  так  одностайного  {согласного,
единодушного} роду не видали". Пан Трыщан рече: "Витезю,  не  рачте  за  зле
мети, о што вас опытам, бо в нашой земли за то не дивят: бо если  бы  ведал,
тэды бы не пытал". Они рекли: "Витезю, тут  обычай  добрый,  пытай,  што  ти
треба". Рече Трыщан: "О том вас пытам, вижу вас особы красны, але чому  есте
так бледы?" Они ему рекли: "Чы не ведаеш тутошнего обычаю?  Тому  замку  ест
пан одна панна, которая мужа не знает, а таковый обычай  мает:  хтоколвек  у
тое прыстанище прыстанет, нихто ей не смеет чолом  ударыти,  если  не  будет
валашан {оскоплен;}; а ты, рыцэру, если-с ест валашан, удар ей чолом".  Рече
Трыщан: "Много есми ходил морем и сухом, а не видел есми так  злого  обычаю;
{68} тяжко вам, што его терпите, а нам || може быти, што бог даст. Дайте  ми л. 53
коня и зброю, и поеду, отколе есмо прыехали". Они рекли: "Рыцэру,  могли  бы
ся того домыслити и инъшые рыцэры, абы ся то могло стати". И поймали Трыщана
и вкинули в темницу, а в той темницы было дванадцат витезей от семи  лет,  и
тые змовлялися: "Даймося звалашати,  лепей  нам  умерети  на  свете,  ниж  у
темницы". И один от них рече: "О боже мой, а то в нас пан Трыщан!" А  другий
витезь  рече:  "Чому  ся  узрадовал  набольшого  витезя  легкости,  а  нашой
погибели?" Он рече: "Не радуюся я тому, што ты говорыш, але  радуюся  нашему
опрощению {освобождению;}, а его почстенью, бо я вем, што умеет учынити  пан
Трыщан з мечом". И были у оное панны два браты,  один  над  нею  старшый,  а
другий молодшый; тот молодшый завжды, коли хотел, тогды  мовил  сестре,  але
старшый не смел. И рече ей молодшый брат: "Панно, нехай  озму  оного  витезя
сестру старшую за брата, а молодъшую за себе". Она ему рече: "Если ми  будеш
о том большей мовити, розлучу тя з душою". И он пошол вон и видел Женибру  и
Ижоту, а они стоят, велми цудне убралися; и рече со всего  серца:  "Коли  бы
хотела пойти за мене тая молодшая, я бых еще мовил сестре своей!" И прышол к
ним и рече Ижоте: "Панно, если я упрошу сестре моее, хочеш ли пойти за мене,
а можем пустити брата вашого?" Ижота рекла: "Паницу, нам  нет  ничего  милей
брата нашего, который в темницы вашой". А носила Ижота под сукнею  {платьем}
меч Трыщанов; и оный паниц рече: "Могу я дати вам видети брата  вашого,  але
откажы ми о милости, што я тобе мовил". Ижота рече: "Одно  ты  проси  сестры
своее". В тот час Ижота вкинула меч в темницу, и взял пан Трыщан меч в  свое
руки, а шол ку воротам темничным, а за ним тые витези  вышли  с  темницы;  и
коли их узрели тамошние витези, и пустилися к ним улицами, хватаючы копъя  в
руки и мечучы гелмы на головы, што тэж и первей добывалися с темницы витези,
нижли опят их загонивали. И один от них велми храбрый перво  иных  прыбег  к
Трыщану, хотечы его угнати у темницу; тому витезю полетела голова далеко  от
трупа. Пан Трыщан почал чынити жестокие || вдарцы,  и  в  когоколвек  увидел л. 53 об.
копъе в руках або гелм на голове, того  каждого  забил.  А  был  обычай  тое
панны, иж ни против одного витезя  не  рушылася  з  местца,  коли  ей  чолом
вдарыл.  А  кгды  ей  споведали  о  Трыщану,  а  она  на  золотом   узголовю
посмыкалася, як змия на купе, а коли видела пана  Трыщана  у  дверех  палацу
своего, так скочыла велми прудко, стретила его насеред  палацу,  а  вода  по
ногам текла, и поклякънула перед Трыщаном. И пан Трыщан ухватил ее  за  верх
головы и стял голову, кинул вон далеко, говоречы: "Нехай ся не деръжыт  злый
закон у том острове". И погледел Трыщан по палацу, ест ли тут витези, але не
было никого, разве одно паня, еще не был поставлен витезем. И прышло ему  на
ум, як его увидел, рече: "Чы не тое то панны брат, што хотел взяти Ижоту?" И
пошол с ним вон. И рече Женибре и Ижоте: "Пани, годен ли  тот  паниц  голову
стратит?" Ижота рече: "Пане, мы не ради ни  одной  смерти,  але  просил  тот
панич мене". И Трыщан ему стял голову. Женибра  рече:  "Пани,  чому  то  еси
учынила?" Ижота рече: "Почстеная пани, я вижу  тепер  натуру  пана  Трыщана,
коли бых ему правды не поведала, не вем што бы ся з нами учынило".  А  потом
ся витези собрали ув-обецный палац, и пан Трыщан велел прывести к  собе  вси
кони и зброи тое панъны и даровал тых витезей,  которых  застал  у  темницы,
каждого конем и зброею, и еще им рече: "Витези, вы ждали выйти  на  свет  от
неколка лет, а тепер хто што хочеть, нехай собе  берет".  Тые  витези  велми
покорно подяковали пану Трыщану и мовили ему: "Рыцэру, коли ты нас  опростил
от смерти, мы хочем пойти с тобою  и  хочем  вам  служыти".  И  Трыщан  рек:
"Витези, будь вам дяка от витезей и от паней, што мя  частуете  межы  собою,
але ся мною не печалуйте, пойдите в домы  вашы,  а  который  з  вас  усхочет
назватися пану Анцолоту слугою, а мною Трыщаном дан, хочу того вчынити  тому
замку и тому прыстанищу паном". И рече с них один витез именем Амодор:  {69}
"Пане, я хочу быти слугою пану Анцолоту тобою паном  Трыщаном  дан".  И  пан
Трыщан тот замок и прыстанищо ему дал для того, абы ся ||  звал  намилейшого л. 54
товарыша его слуга. И говорыли тые витези:  "О  наш  милый  боже,  як  много
мыслить пан Трыщан повышенем Анцолотовым! Помилуй  его  бог".  А  потом  пан
Трыщан пустился на море до короля Самсижа велми поспешно, и прыстал в другое
прыстанище {70}, которое то прыстанищо велми хорошо, а  град  красен  и  вси
обычаи добрые мел, толко один зрадливый крыжнак {_неясно_;}, тот  был  много
добыл зрадою и был винен ганбою витезем и  паннам,  а  таковый  обычай  мел:
кождого гостя зрадне забивал  и  статки  {корабли;}  его  брал.  И  коли  ся
прыставил пан Трыщан с тыми панями, взял у руки лютню и почал  играти  велми
пекне. Прышли витези того града слухати того веселя и тое красоты, и  прыйде
з ними зрадливый крыжнак, и говорыли: "Тот витез не на зло  создан,  але  ку
вытежству {победе, доблести} створен". Нихто был сыт, слухаючы тое лютни,  а
оный зрадливый крыжнак помышлял, як бы убил того витезя пры тых двух паннах,
и говорыл: "Я мам злота и сребра и всякое красоты, што есми добыл  зрадою  и
безпечностью моею, и еще коли бым тому витезю пры оных паннах  голову  стял,
то бы ми досыт бог учынил". От того часу и до  ночы  ходил  зрадный  крыжнак
около Трыщана, хотечы абы его мог забити, але того не мог  довести  и  рече:
"Может по рану пойти на мшу, а я его дождчу за муром и так  ему  хочу  главу
стяти". Аж идет пан Трыщан на мшу к той цэркви, а за ним Ижота меч несла,  а
кролевая Женибра щыт,  а  витези,  которые  их  видели,  говорыли:  "То  ест
наболшый витез и нацуднейшые панны". А коли были близко церкви,  Ижота  рече
Трыщану: "На ти меч, витезю, варуйся удару другого  витезя".  Трыщан  первей
меча добыл, нижли ся обернул, аж стоит витезь з нагим мечом за муром, хотячы
тяти Трыщана. Пан Трыщан наскочыл на него, и от одного  вдару  спала  голова
крыжнаку. Трыщан рек: "Як есми стал витезем, ни з одным витезем так простого
бою есми не простер, як з сим витезем; того ми жаль". Рекли ему витези  того
града: "Нехай он болш того не будет зражати, и тобе хотел тым жо послужыти".
Трыщану то было не мило, што его вбил, мнимал, иж  бы  его  тутошние  витези
вызывати на битву мели за крыжнака, бо ся поспешал к королю  ||  Самсижу.  И л. 54 об.
кгды Трыщан прышол в цэрков, прышли к нему витези града того  с  панънами  и
мовили ему: "Рыцэру, зафалено ти будь всими витезми,  што  еси  нам  выкинул
злый закон от доброго прыстанища. Пойди з нами, подадим тобе все имене  его,
бо тое именье вам пригожо, а никому иному да тому, кому ты даси, бо  ты  над
тым волен, иж есмо так рекли: от кого ему смерть  будет,  тому  имене  его".
Пошол пан Трыщан с тыми витезми, оны ему указали одны  склепы  и  отомкнувшы
рекли: "Рыцэру, то ест твое".
     Видел Трыщан у тех склепех много всякого  добра  розличного,  золота  и
серебра и перел и дорогого каменя, и всякого различного  каменья  и  товару.
Пан Трыщан почал делити тое добро рыцэром и паннам и комуколвек годно  было.
А так и его даровали витези того града, говоречы: "Повышен будь, витезю, што
еси загубил зрадливого крыжнака". Трыщан тут опочинул неколко  днев  и  рече
королевой Женибре и красной Ижоте: "Почтеные пание, ото видите прыгоды  нашы
на сей дорозе; а если  тым  обычаем  прыйдем  к  королю  Самсижу  к  Черному
острову, не вем, што ся о нас учынит, а не толко што быхмо короля Артиуша  и
его витези опростили". Оные пание рекли: "Пане Трыщане,  хотя  быхом  ходили
морем и сухом, не нашли быхом такого  порадъцы  {защитника,  радетеля;},  як
тебе". Пан Трыщан велел собе скроити латынские шаты и  Говорнару  своему,  а
тым паням обема мнишъские шаты, и наклал у судно всякого розличного товару и
учынился латынником {купцом-католиком} и пустился на море, и рече  морнаром:
"Везите нас к Черному острову". И отопъхнулися,  и  коли  шли  по  мору  где
далеко от прыстанища, тогды Трыщан завжды у лютню играл, а тым  паням  серцэ
веселил. А потом прыстал к Черному острову отоку {острову;}.
     И вышедшы витези короля Самсижовы, шли к нему што наборздей,  бо  такий
обычай кроль Самсиж мел: от кого бы колвек  судно  прышло,  тогды  прыходечы
витези брали, што хотели, а тот купец, што оповедает, што в него  взято,  то
король платит за витези. || И рече Трыщан морнару: "Отпхнися от краю,  бо  я л. 55
ведаю короля Самсижов обычай, а если хто в мене озмет Женибру або Ижоту,  не
мает мне король Самсиж чым заплатити, а злота и сребра я досыт  маю".  А  за
тым закликал говоречы Говорнар: "То ходит один купец, а хотел бы свой  товар
продати, нехай ему кгвалту не будет". И они рекли: "Купче, шлюбует  господар
король и вси витези, если бы не было твоее доброе  воли,  а  кгвалту  ти  не
будет". И напотом прыстал пан Трыщан, и роспяли шатер и росклали  перед  ним
розличного товару много; и прышол один  витез  к  Трыщану,  мовечы:  "Рыцэру
добрый, для чого ся  еси  учынил  латинником?"  Рече  Трыщан:  "Много  людей
подобных витезем, я бых рад, абых тот витез был, кого ты  мениш  {полагаешь,
имеешь в виду;}, але я латыненин; если ти чого потреба,  купи,  мам  ти  што
продати". И он рече: "Рыцэру, я тебе знам, ты тот рыцэр, што оно  побил  тры
витези,  племенников  короля  Бана  Банецкаго   в   дворе   короля   Ленвиза
ув-Орлендэи, тобе нет ровни добротою близко ни далеко". Рече Трыщан: "Ни што
так не омыляет {вводит в заблуждение;}, як  парсуна  чоловеческа;  колиб  ты
узложыл зброю, я бых мнимал, што ты витез,  але  тя  бачу,  што  еси  блазэн
{шут;}, а хочеш от мене дару". Оному витезю  было  сором  велми  и  говорыл:
"Ничего есми так прыличного не видел, як тот купец ко оному витезю доброму".
И пытали его иншые витези: "Латынине, што ест тобе тые пание?"  Трыщан  рек:
"То ми сестры, одна старшая, а  другая  молодшая".  И  они  поведали  королю
Самсижу, говоречы: "Пане, который купец шлюбу просил, ест с  ним  две  девки
сестры, але быхмо на крыж свет прошли, цуднейших быхмо  не  нашли,  але  што
молодъшая бела, як папер {бумага;}, и красна, як рожа; если бы-с хотел,  мог
бы их купити". И шол сам король Самсиж, абы  их  видел,  и  прыйде  к  шатру
Трыщанову и рече: "Здоров, латынине", Трыщан потек к нему и поздоровил  его,
и дивилися кролевы витези, як  мистерне  {умело;}  тот  латыненин  до  кроля
кинул; з нас бы того нихто так не вчынил. Король шол в шатер и  зостал  оные
пание в шахы играючи,  которые  шахи  были  крышталовы  {хрустальные}  велми
пекны. И пытал || король: "Латынине, што тобе ест тые панны?"  Рече  Трыщан: л. 55 об
"Сестры ми ест". Крол рече: "Продай ми тые шахы". И он  рек:  "Не  можеш  ми
заплатити", И кроль рек: "Коли бых хотел, я бых тобе дал  за  кождого  пешка
еждчалого витезя, а за короля того кроля Артиуша". А Трыщан рек: "Што ся  не
продает, того не можеш купити". И крол рек: "Продай ми  сестру  молодшую,  а
хочу тобе золотом тры крот  {трижды}  ее  отмерыты,  а  сребром,  колко  сам
усхочеш". И он рек: "Пане, рек ми еси, чого бых  не  хотел  продати,  в  том
кгвалту не будет, а  коли  бых  сестру  свою  хотел  продати,  в  первым  же
прыстанищу большую бых цэну взял". И рек ко рол: "Играймо-ж в шахи о нее и о
третюю часть моего кролевства". И Трыщан рек: "На што бы  ми  не  было  моей
воли, рек ми еси, на то кгвалту не чынит, а я не знаю, як в шахи  играют;  я
поставлю попа в старшом местцу {71}, а иншыи шахи где маем  поставити?"  Рек
король: "Правый ест латыненин, у них поп начеснейшый". И зась  рече  король:
"Латынине, збодаймося-ж о тую панну и о пол моего королевства". Трыщан рече:
"Рек ми еси, на што моей воли не будет, кгвалту быти не мело, а я  не  знаю,
як на коня усести и як у зброю убиратися". И он рек: "Рубаймося-ж  о  нее  о
все мое кролевство, с того тройга оберы собе, што хочеш, а коли не  всхочеш,
я и даром озму". Трыщан рече: "Коли нет у первой речы,  не  може  быти  и  у
последней, бо есми не видал болшое битвы, одно коли ся почнут  бити  играючы
латынские дети, текучы по улицах, древняными мечыками; так ли  и  мы  маем?"
Король рече: "Так, латинъниче, але мы будем железными; добре еси учынил, што
ми еси тую цудную панну прывел". И назавтрей прынесли от короля Трыщану двою
зброю, говоречы: "Убирайся, латынничэ". Трыщан почал класти левую  наруч  на
правую руку, а правую на левую, а правую нанож на левую, а левую на  правую,
и рек: "Понесите тую зброю пану вашему, иж не може прыстати светлая зброя на
латынские плечы". И они понесли зброю и  говорыли:  "Милостивый  королю,  не
вмеет вбиратися, а наша пани, позираючы на него, омееться, тьш  ся  веселит,
не жалуючы смерти брата своего для твоего почстенья". А межы тым  ||  Трыщан л. 56
рек Женибре и Ижоте: "Справуйте лекарство до ран, занюж  пойду  к  наболшому
витезю сего света, а вберитеся в налепъшые  шаты".  И  вышол  пан  Трыщан  в
зуполной зброи, а на гелму в него велми цудного цвету венок, а  за  ним  обе
пание. Аж стоит корол Самсиж из своими витезми, и коли  обачыл  Трыщана,  не
рад бы с ним мел битвы, але коли видел Ижоту пекне убраную,  хотя  б  ему  и
шлюб втратити, взял бы ее без кождое битвы, так ся ему хорошо видела. И рече
крол: "Латынничэ, о што еси со мною прынял битву? О мое  кролевство?"  И  он
рек: "Королю, ты-с то мовил, а я того не прыймал,  занюж  вижу  близко  себе
смерть свою, але мушу прыняти с тобою сечу. Я много ходил морем и  сухом,  а
коли маю вмерети, волел бых там, где видять, болш смерть мою. Чул есми,  што
ест в тебе много добрых людей в темницы, вели их вывести, нехай видят смерть
мою". Король рек своим: "Што то ему поможе, иж кроль Артиуш з витезми своими
увидять смерть его? Велите их вывести с темницы". И  когды  кроль  Артиуш  з
витезми своими вышли, и видевшы их Артиушовы витези дванадцат и пан  Анцолот
розсмеялися, окром  Паламидежа,  наибольшого  непрыятеля  Трыщанова.  Король
Артиуш рече: "Чому ся смеете? Не дивлюся иншым, але дивуюся Анцолоту, што ся
смеет смерти наиболшого витезя а намилшого товарыша своего, а нашой и  своей
погибели". Паламидеж рече: "Если маем быти просты  Трыщаном,  лепей  бы  нам
умерети в сей темницы в Чорном острове". Анцолот  рече:  "Не  смеюся  я  его
смерти, але ми ест мила свобода наша, иж вем, коли ест тут Женибра  кролевая
а Ижота, укажэт пан Трыщан куншт".
     Король Самсиж прыступил и рече Трыщану: "Бися, латыниче". Трыщан  рече:
"Пане, навчы мя". Король вынял меч и почал бразкати {стучать,  бряцать;}  по
зброи его, говорены: "Так тъни, а так ся укрый", и  зася  рече:  "Хочеш  ли,
латынине, оставити тую битву, а дати мне панну?" Рече Трыщан:  "Кролю,  ты-с
мене научыл добре, яко пан великий, але коли бых ся мог  уложыти  от  твоего
меча, смел ли бых тяти?" И он рече: "Если можеш, укрывайся, але не узможеш".
Рече Трыщан: "А коли бых мог тяти, смел  ли  бых?"  ||  Корол  рече:  "Тни". л. 56 об.
Трыщан рече: "Кролю, научыл мя еси, варуйся-ж мя".

     (Битва Трыщанова а Самсижом королем) И почали  ся  гоняти,  як  лвы  по
полю, один на другого наскакая, як тым витезем, которым не было ровни близко
ни далеко. Прыбивал Самсиж Трыщана, и он ся  заметал  мечом  и  щытом  и  на
колени падал пред мойными  ударцами  Самсижовыми,  а  коли  Трыщан  прыбивал
Самсижа, он ся заметал мечом  и  щытом  и  на  колени  падал  перед  моцными
ударцами Трыщановыми. Витези короля Самсижовы говорыли:  "Дива  великие!  Не
мог ся найти ни один витезь, который бы ся мог противити нашому пану, а оный
латынник так чынит, скаче, яко лев". И прыскочыл Самсиж и почал  рубати  што
наболей мог по зброи Трыщаповой; дабы их зброи  не  одержали,  оба  бы  были
мертвы. На конец битвы поизрел пан Трыщан, аж Ижота з лица  ступила,  и  для
того пан Трыщан откинул щыт и взял меч у обе руки и  почал  чынити  жестокие
ударъцы без укладанья и тял короля Самсижа по обеюх руках, и отпали ему руки
з мечом на землю.  И  рече  Трыщан:  "Паметайся,  королю,  абых  ти  рук  не
окрвавил, але болш того не умею". И  ухватил  меч  свой  за  конец  и  понес
Самсижу, говоречи: "Чого для еси покинул меч твой? Если тяжок, на-ж  ти  мой
меч, а тот дай мне". И поизрел кроль Самсиж на Трыщана гневным обычаем. Рече
Трыщан: "Чому на мя так сердито смотрыш?  Што  семи  тебе  победил  хитре  и
мистэрне, инак есми не вмел с тобою пойти, ено так".  Кроль  рек:  "Почтеный
витезю Трыщане, по шырмеръству {фехтованию;} есми тебе познал и просил  есми
бога, абых не вмер наглою {внезапною} смертью от жестоких вдарцов твоих и от
острого меча твоего. Я тобе говору верою витезскою, бы ми еси  того  послал,
хто бы ми о тобе поведал, я бых тобе пустил короля Артиуша и его витези,  бо
вижу, иж ми для их прышла смерть". Видел то корол Артиуш из своими  витезми,
пошол до Трыщана и сполнил серцэ веселей, и почали ся с  Трыщаном  прывитати
велми ласкано  и  въздали  фалу  господу  богу,  а  дяковали  пану  Трыщану:
"Навышшый рыцэру, зафалено ти буд всими витезми, иж  еси  нас  освободил  от
темницы Самсижовы". И  кождый  рек:  "Бог  помилуй  Трыщана,  иж  так  много
працовал для короля Артиуша и его витезей своею доброю волею". || Пан Трыщан л. 57
казал прынести тое веселе, которым ся Самсиж веселил,  трубы,  дуды,  лютни,
арфы, арганы, шахи, варцабы, велми  цудне  украшено  обычаем  господским,  и
почали веселитися. Того веселья мило  было  слухати  королю  Артиушу  и  его
витезем; и коли пан Трыщан сам узял лютню  и  почал  играти  велми  стройно,
королю Артиушу и его витезем исполнилося серцэ весельем, слухаючы ноты лютни
Трыщановы, и нихто з витезей не был  сыт,  слухаючы.  Тогды  Ижота  ухватила
королевую Женибру и даровала королю Артиушу: "Пане, дарует ти пан Трыщан тую
панию, ачъколве которая легкость вам стала, нехай ся почестностю  направит".
И каждого витезя даровала конем и зброею, и еще рече витезем: "По што ся чыя
рука хватит, не будет ему заборонено". Анцолоту рече Ижота: "Рыцэру,  дарует
ти Трыщан штоколвек добыл именеи зрадцы крыжнака, а даруе ти витезя  Амодара
из замком тое девки, што была пониженый закон поставила у своем прыстанищу".
Кроль Артиуш уз дал фалу  господу  богу  и  дяковал  Трыщану,  говоречы:  "О
навышшый витезю Трыщане, захвалено ти  будь  великое  твое  рыцарство  всими
витезми и всими людми по всих чотырох сторонах! Доброти твоее нет  друга  ни
близко ни далеко на земли".
     Тут прыехал один витезь из Францэи от короля Перемонта и  ведал  о  тых
витезях в того прыстанища и велми  хотел  с  ними  ровни  пытати.  Видел  то
Трыщан, иж он на то прыехал, рече кролю  Артиушу:  "Велможный  королю,  всим
королем коруно, за част божю дай ми один дар". Артиуш рек:  "Надо  всим  еси
волен, одно не дам ти гонити с тым витезем". Трыщан речэ: "Я того  прошу,  а
иного всего досыт мам". И крол: "Для того-м то рек, што еси спрацован, але и
тым будь волен". И. подяковал ему  Трыщан,  и  витез  Францэйский  рек  ему:
"Рыцэру, за свою великую легкост дякуеш ему". И Трыщан рек: "Погледиш того".

     (Битва Трыщанова з витезем францэйским) И всели оба на кони а вдарылися
моцно, копя строщыли {разбили, расщепили} на много штук, а сами  ся  вдарыли
щытами и плечыма. Витезь францэйский полетел на одну сторону, а конь его  на
другую, || и нихто не мог познати,  штобы  ся  Трыщану  а  нога  в  стрымени л. 57 об.
рушыла. И другие были витези прышли ровни пытати, а кгды видели францэйского
витезя збитого, и не хотели ся коштовати, вдарыли чолом  Артиушу  и  поехали
там, откул были прыехали. И в том  прыстанищы  корол  Артиуш  и  его  витези
отпочынули неколко дней. И отопъхнулися з великим веселем на море от Чорного
острова, а с ними пан Трыщан.
     И в первом прыстанищу отлучылся от них  пан  Трыщан,  а  Анцолот  много
просил короля, абы пустил  его  с  Трыщаном.  Король  рече:  "Добрый  рыцэру
Анцолоте, коли прыйдем до дому, оттоль можешь поехати к Трыщану, бо  завъжды
его можеш найти, где витези ровни пытають".
     А за тым прыехало к Трыщану сем витезей и вздали фалу богу,  што  нашли
Трыщана, и рекли ему: "О навышшый рыцэру, ты повинен  почстеньем  витезским.
Прыехали есмо на величество славы твоея, иж и иншые витези о  твоей  милости
ся пытают". Рече Трыщан: "Говорыте,  што  потреба?"  Они  рекли:  "Славутный
рыцэру,   таковый   обычай   мает   Смердодугий   {72}   поганин   {язычник,
нехристианин}, хто у его прыстанищо прыстанет, кождого витезя велми  ласкаве
будеть прыймовати, а коли будет перва стража ночы, укинеть витезя на  острые
муки, и ни один витез не может поехати без легкости.  И  мысмо  были  у  его
прыстанищу и терпели тое, што и другие витези. За част божю,  пожалуй  нашое
легкости, пойди с нами ко оному прыстанищу, бо если не будем тобою повышены,
то вже нам конец, ачей бы еси з божей ласки тот злый закон  сказил".  Трыщан
рече витезем: "И мне ест жаль тое ганбы вашое, я  хочу  пойти  з  вами,  але
штобы мя нихто не знал, хто есми и откул до часу".
     И коли прышол Трыщан с тыми витезми у прыстанищо Смердодуга поганина, и
вышли против их с того замку витези и велми их ласкаве прывитали и розлучыли
их з оружъем и вели их ув-обецный  палац.  И  прыйде  Смердодуга  поганин  у
ложницу к жоне своей и рече дочцэ своей: "Озми лютню и пойди в чорный  палац
и весели оных витезей, которые не чували играючы, поки будет час вкинути  их
на муку". И она, взявшы лютню, пошла к ним и почала играти велми хорошо. Тые
витези, которые не чували || итраючы пана Трыщана, мнимали, иж бы нихто  так л. 58
цудне не мог играти, як тая панна. Трыщан  рече:  "Панна,  нехай  бы  ся  не
опросил, о што тя пожедам". Она рекла: "Не опросишся". И он рек:  "Позыч  ми
тое лютни, видим иж велми пекне играеш, а мы хожалые витези, ачей хто з  нас
троха на лютни умееть". Она ему дала лютню, и  Трыщан  не  ударыл  у  лютню,
первей почал строити и настроил и почал играти велми цудне.  Каждому  витезю
исполнилося серцэ веселя, и тая девка  прыступила  ближей,  абы  могла  ноту
переняти. И говорыла к собе: "Коли бых я так умела, што бы ми стояло за  все
имене отца моего!" Трыщан, познавшы то, отдал ей лютню, и она тут не  хотела
ни ударыти и пошла к отцу своему и рече отцу: "Отчэ, если бы еси  хотел  тых
витезей соромотити, жыв не будеш, занюж ест межы ними пан Трыщан, который не
даст соромотити". Смердодугий  поганин  рече:  "Як  ты  можеш  познати  пана
Трыщана? Атые витези, которые его видали, чы не познали бы, а ты, его николи
не видевшы, знаеш?" Она рекла: "По том я знаю, иж ни один витез не вмееть на
лютни так, як я, кром один Трыщан, а ест межы ними один витез,  што  лепшей,
нижли я, на лютни играет". И поганин сам пошол гледети и,  прышодшы  к  ним,
почал с ними розмовляти. Ино по правде цудные речы походили от того  витезя,
которого ему дочка поведала, и по его доброте познал и почал с ними  дворыти
{обращаться почтительно;}, што налепей умел, и дал им на ноч добрый покой на
их волю. А назавтрей их отпустил и после их ворота граду затворыли и  узводы
{подъемные мосты;} узвели, и один витез з города  рече:  "Вы,  сем  витезей,
дякуйте пану Трыщану за упокой сего прыстанища, а  мели  бысте  легкость,  а
кгды з вами Трыщан, ничого ся не бойте". Трыщан сам рек: "Мы быхмо ради, абы
з нами был пан Трыщан, ик которому быхмо колвек прыстанищу  прыстали,  везде
быхмо были повышени с  Трыщаном".  Он  рек:  "Заисте  ты  еси  сам  Трыщан".
Отехавшы от того града, розстался з ними пан Трыщан, и они ему дяковали, што
в том прыстанищу почтены им были.Смердодугий поганин  говорыл:  "Много  семи
рыцэров осромочал, а коли бых мог еще Трыщана осромотить, || то бых  доконал л. 58 об.
своего умыслу". И поехал за Трыщаном а догонил его, рече: "Навышый рыцэру  и
славный по всих чотырох сторонах, мыслил есми по свету ездити, а ни с  одным
витезем а ни с королем не хотел бых ездити, одно с тобою, и  назватися  хочу
твой слуга. Прошу тя, пане, поедь в дом мой, абых  поручыл  замок  князю,  а
поеду с тобою". Пан Трыщан на  его  слово  поехал  сам.  И  кгды  прыехал  к
прыстанищу, вышли напротив Трыщану с многим  веселей,  мовечи:  "Возвеличено
имя твое, а мы слуги твое". И з ним розлучыли оруже его и  вышли  с  палацу.
Почали тут межы собою радити; и был тут один  витез  з  далека  и  рек  пану
Трыщану: "Рыцэру, я не знаю, хто естэсь а откули,  нижли  бачу  вас  доброго
рыцэра и красную особу; мне жаль твоее легкости:  о  том  радять,  которою-б
смертью мели тебе вморыти". И Трыщан погледел по палацу и не видел  гелму  а
ни меча ни копъя, и велми отчаялся, што не было пры  нем  меча  его.  Витези
того града прышли в палац и поймали Трыщана, а рекли: "Которою смертью хочем
его вморыти?" Смердодугий поганин рече: "Поведите его и сотните".  А  того-ж
дня был прыехал храбрый витез Паламидеж Ануплитич з двема мечы  и  с  чорным
щытом, наибольшый непрыятель Трыщанов от двора короля Артиуша. И он рек: "Не
слушит так доброму  витезю  без  битвы  главу  стяти,  добудьте  его  битвою
рыцарским обычаем. То есми  видал,  што  витез  витезю  главу  сотнеть,  але
рыцарским обычаем, а того не видал, як вы хочете". - Они ему  отказали:  "Мы
видали, што тать {вор, грабитель} за татя вступается". Видечы то  Паламидеж,
што обеюх поганьбили, скочыл и подал один меч Паламидеж  Трыщану,  и  сам  з
другим мечом; и Трыщан скочыл, як лютый, а почал рубати моцно на право и  на
лево, и в когоколвек увидел копе в руках и на голове  гелм,  тых  стинал.  И
пошол  к  палацу вбити поганина, и ввидел его бегучи велми рыхло {быстро}, и
догонил  его  Трыщан,  и  он  вскочыл в цэрков свою, где не годится рыцэру з
мечом  войти.  Трыщан рече: "Пойди вон, зрадцо, и  боронися  битвою".  И  он
рече:   "Ведай запэвне, покуль еси тут, не выйду отселе". Якож и не выходил,
докуль   в   его  замку был. Трыщан пошол от тое цэркви, бо ведал тот закон,
што   ему   тут   не  годится  з  голым  мечом  стояти,  и  пошол  на  палац л. 59
Смердодугов  и  въздал  фалу господу богу, што его збавил наглое  смерти.  И
рече   Паламидежу:   "Витезю, зафалено ти будь витезми  и  паннами,  што  ми
еси   не   допустил   згинути".  Паламидеж рече Трыщану: "Рыцэру, за всю мою
службу,  што  ти  есми  послужыл  и еще ти мышлю послужыти, дай ми одну реч,
которое  буду  тебе  просити".   Трыщан  рече:  "Чого  просиш, дам ти, окром
Ижоты".  Паламидеж  рече:  "Будь ми наболыыый непрыятель, як еси перво был".
Трыщан   рече:  "Нехай  того  витезю,  ты  мне великое почстенье учынил, а я
тэж  могу мыслити о твое почстенье".  Паламидеж рече: "Иншого не хочу, нижли
одно того".
     И коли видел Трыщан, иж мусит мети битву с Паламидежом, и рече  Трыщан:
"Рыцэру, если маю битися, волю моим мечом, ниж тым мечом". И  прынесли  пану
Трыщану его меч, и убралися оба витези у зброи.

     (Битва Трыщанова с Паламидежом) И скочыл один на другого велми  храбро,
и почали ся гонити, як два лвы, и так ся  моцно  рубали,  абы  их  зброя  не
одержала, оба были мертвы. Прыбивал Паламидеж Трыщана, он ся укрывал мечом и
щытом, уступая перед удары Па~ ламидежовыми, а потом Трыщан  кинул  от  себе
щыт и взял меч у обе руцэ  и  почал  рубати  не  укрываючыся,  Паламидеж  ся
заметал мечом и щытом, на обе колени  падая,  надеючыся  смерти  от  моцного
удару Трыщанова. Витези  того  града  говорыли:  "Тот  витез  погубил  много
витезей, а тепер добывает красного Паламидежа".  Трыщан  тял  Паламидежа  по
гелму и ростял ему гелм и дал ему  великую  рану  на  голове.  Трыщан  рече:
"Витезю, если мя добудет, не дадут ти витези пофалы, бо еси видел якую  есми
битву мел с оными витезми; понехаймо тое битвы, а положимо собе рок,  где-ль
бы колвек который з нас был, нехай ся становит на тот рок  пры  той  цэркви,
где ся витези збирают". И положыли рок пятнадцат ден.  Для  того  то  вчынил
Трыщан, иж хочет вчынити его острый меч тяжку смерть Паламидежу; и росталися
один от другого, Паламидеж поехал  до  двора  короля  Артиуша  и  поведал  о
прыгоде Трыщановой, говоречы: "О витези нашаго доброго пана короля  Артиуша,
помените доброть пана Трыщанову, як он много ||  витезем  почтеня  чынил,  а л. 59 об.
тепер не может собе добра вчынити". Король Артиуш и его витези  рекли:  "Для
чого?" И он рек: "Подступил его Смердодугий паганин, вбавил его в град  свой
зрадне и оковал, и я с поганином бился есми об него и  взял  рану  на  главу
свою, для которое болшей не мог ся есми бити з  ним.  И  положыли  есмо  рок
пятнадцат дний пры той цэркви, - поведил ее именем. - Если буду мочы, я буду
битися за него, а если ми тая рана  до  того  року  не  згоится  {залечится,
заживет;}, тогды вы его выпростайте". Королю  Артиушу  и  его  витезем  было
велми жаль, Анцолот рек: "Як ся тая легкост стала моему  товарышу?"  И  зася
стал весел с королем: "Смердодугий выйдет, мало будет  со  мною  мистровства
простирати".
     И коли рок прышол, прыехал пан Трыщан к той цэркви, а  с  ним  Ижота  и
Говорнар, и была над дверми тое цэркви напись тыми словы: "От ся  мает  бити
лев з змием сего дня". Трыщан рече: "Если я лев, а Паламидеж не змей, а если
я змей, тогды Паламидеж не лев; буду я один з них, а Паламидеж не будет".  А
в том пан Анцолот прыехал у зброи и мнимал,  абы  то  его  ждал  Смердодугий
поганин. А Трыщан был того домниманя {мнения},  абы  то  прыехал  Паламидеж.
Анцолот скочыл прудко и храбро, а Трыщан его ждал смело и умело.

     (Битва Трыщанова з Анцолотом) И  коли  ся  вдарыли,  копъя  скрушыли  и
вдарылися плечыма и щытами, и под обема кони пали.  Трыщан  спал  с  коня  и
вхватил меч и рече: "Нихто болшей с копем  на  кони,  а  нихто  з  мечом  на
земли". И скочыл один к другому и почали ся гонити, як два лвы, один другого
наскакивая, як тые, которым не было ровни близко ни далеко. Пребивал Анцолот
Трыщана, а он ся закрывал щытом и мечом и вступая перед ударцы Анцолотовыми;
а  коли  почал  пан  Трыщан  рубати  велми  жестоко  без  укрываня,  Анцолот
закрывался  мечом  и  щытом,  на  колени  падаючы   перед   моцными   ударцы
Трыщановыми. И рек Говорнар Трыщанов: "Велико диво, доселе не мог найтися ни
один витезь з великих витезей от короля Артиушова двора и от Бэнока  племени
короля Банова из далеких стран, который бы мог так з  мечом  трывати  против
моего пана Трыщана, толко его намилейшый || товарыш Анцолот, сын  До[мо]лота л. 60
короля з Локви". А Говорнар Анцолотов {73} говорыл: "Много есми ходил  морем
и сухом, а не видал есми ни одного з великих рыцэров короля Артиушовых, а ни
з-ыншых далеких сторон, который бы мог так з мечом трывати против пану моему
Анцолоту, толко пан Трыщан". Ижота такие речы выслухавшы и рекла витезем: "О
добрые витези, розберытеся, абы того вам не  было  жаль".  И  сняли  гелм  и
познали ся и почали ся облапати велми ласкаве; и пытал один другого,  яковые
прыгоды мел, як ся с ним ростал. Хвалился ему Трыщан  и  рече:  "Колкоколвек
витезей еждчалых, которые добрые  витези  ездечы  ровни  искали,  и  племени
короля Бана Бенецкого и от короля Перемонта Францэйского, нихто  ся  не  мог
мне спротивити". И Анцолот рече: "Которыэ колвек милуют нашего  пана  короля
Артиуша, тым всим я семи коруна". А за тым  рече  Анцолот:  "Рыцеру,  узложы
гелм на голову и рубаймося, толко есмо тепер зранилися, а ни одной битве  не
можем один перед другим повышен быти; лепей нехай умрет  один  от  другого".
Трыщан рече: "Помилуй тя бог, рыцэру, што битися хочеш? Нет ни одного витезя
на свете, с ким бых я рад так битву мел, як с тобою, занюж если мя  добудеш,
то мя добыл наиболшый витез а намилейшый товарыш, а коли я тебе  добуду,  то
есми добыл всим витезем коруну, наибольшого витезя и  намилейшого  товарыша.
Але, рыцэру, волел бых тя не знати,  иж  бых  радней  {достойнее;}  с  тобою
бился, нижли знаючы тебе". Ижота рече: "Будьте здрови, рыцэры, а можете быти
здрови за пятнадцать дний, а битве дайте покой". А побрала их Ижота,  и  они
поехали у зброях, а раны им под зброями прели. А  стретил  их  один  оправца
{здесь: оруженосец} в чорном знамени, а  за  ним  везут  мертвого  витезя  в
колесех, и тот оправца к пану Трыщану рек:  "Рыцэру,  мой  пан  Паламидеж  з
тобою змовил рыцэръским словом: в котором именю гдеколвек будеть, же  бы  ся
на тот змовный рок становил в той цэркви. Он бы волел жывым быти, але  нехай
мертвого витезя реч права будет". Трыщан рече: "Для тое умовы хотел ся  есми
убити з моим намилейшым  товаришом!"  И  поехал  пан  Трыщан  и  Анцолот,  и
стретила их одна девка, || носечы лист писан до пана Трыщана,  и  дала  лист л. 60 об.
Трыщану, и он, прочотшы, розсмеялся. И рек ему Анцолот: "Чому ся  смееш?"  И
он рек: "Тому ся смею: ездит девка по народу, так говоречы: "Береться турнай
на дворе короля Перемонта францэйского от семи лет, хто  хочет  свою  сестру
або дочку королевую поставити, поедь без мешканя"; а мы там не можемо ехати,
бо есмо велми ранны". Анцолот рече: "Витезю,  можем  мы  там  ехати,  хочемо
видети, с которое стороны витезь турная добудеть, ачей  быхмо  могли  опосле
копъе в руки взяти и гелм на голову напротив того витезя". И прыехали у одно
село, а тое село было полно витезей и панен, и ни один  витез  не  хотел  им
господы поступити, а их была вжо ноч застала и взяли древа  у  руки,  хотечы
битвою господы искати, и ехали от того села и видели на переде  одны  дворы,
што были добры, але опали, а перед ними стояла панна велми з малою дружыною.
Трыщан рече: "Панно, ест ли у тебе где стати?" Она рекла: "Може быти",  -  и
ухватила за руку Трыщана, а за другую Анцолота и увела их в  один  палац,  а
тот палац был велми цудне украшон; и зася пошла у другий палац, и тот унутры
украшон господъским обычаем. Рекла панна: "Витези добрые, вам тут станы, вам
самым у том палацу, а у другом вашим конем". Трыщан рече: "Як нам добр стан,
так и конем нашым". И прынесла им ести две птицы,  одну  печоную,  а  другую
вароную, вина а хлебец; и конем дано ести. И рече им:  "Витези,  честуйтеся,
занюж вам мыслити обо мне и о собе". И они ся посумнели  {опечалились;},  иж
были ранены, а она им велит себе королевую поставити.
     А потом пан Трыщан рек: "Панно, не рач подивити, о што тя буду  пытал".
И она рекла: "Рыцэру,  таков  тут  обычай,  нет  с  того  диву,  чого  рыцэр
попытает, занюж если бы ведал, и он бы не пытал". Трыщан  рече:  "То  добрый
обычай, прошу тя, поведь ми, што то за пташечки?" И она рекла: "То  ест  два
скока {_неясно_;}, а я есми дочка одного короля, который вальчыл {сражался;}
напротив короля Перемонта, и звалчыл  его  Перемонт,  и  взял  землю  его  и
отогнал от него вси слуги его, толко ему мене оставил с тыми скоками;  и  я,
як могучи, кормила есми отца своего, што убила на обед,  того  бывало  и  на
вечеру, а што к вечеры, того и на снедане {завтрак;}". Пан Трыщан  рече:  || л. 61
"Панно, то ся еси кинула на великую вагу {важность;}, што еси для нас  убила
тое, чым бы еси мела кормити отца своего". Она рекла:  "Витези,  я  того  не
жалую, што есми убила два скока двум соколом, иж вижу  вас  доброе  особы  и
цудное парсуны. Витези, вам мыслить о мне и о собе". А  на  завтрее  поехали
проч, ни один другому не мовячы, и Анцолот рече: "Рыцэру, што мыслиш, иж  со
мною не мовиш?" Трыщан рек: "А ты што мыслиш?" И он рек к Трыщану:  "Але  ты
ест старшый, мне годится вас пытати". И Трыщан рек: "Я мышлю, яко быхмо оную
панну королевою поставили". И Анцолот рек: "О добрый рыцэру Трыщане, бог  же
вам заплат, што мыслиш о почестном тое панны за  ее  учту!  Оба  есмо  одное
мысли". И вернулися ку оной панне, и пан Трыщан  рече:  "Панно,  вбирайся  и
вкрасися што налепей можеш, если бог даст, маеш быти сего дня  кролевою".  И
она рекла: "Рыцэру, так ми бог поможы, не мам болшого вбираня, толко то, што
на мне ест, да один венец цудного цвету  цыприсова  {кипарисового},  который
принесен от двора короля Артиушова". И взяла венчык  и  узложыла  на  голову
свою, и они рекли: "Добре ти прыстои тот  венец".  А  затым  поехали  с  тою
панною к тому турнаю и наехали витезя у зброи едучы, а за ним везут  у  возе
панну велми у коштовных шатах убранную. Трыщан спытал слуг: "Который то  ест
витезь?" И она рекла: "То ест витезь Амодор, пана Анцолотов слуга, а славным
рыцэром Трыщаном дан". И Трыщан  к  нему  рек:  "Заисте  тут  ест  Трыщан  и
Анцолот". Слышал то Амодор, скочыл с коня и снял гелм з головы  и  поклякнул
перед ними и рече: "Мои панове, куды едете?" Трыщан рече:  "Едемо  у  турнай
вашого  пана  короля  Перемонта,  ачей  быхмо  могли  нашу  сестру  кролевою
поставити". И он им рек: "Для бога вернитеся, ачей бых  мог  я  свою  сестру
поставити кролевою; я вем, што у вас сестри нет". Трыщан рече: "Витезю,  хто
бы нас не вернул копем, а прозбою нас нихто не может уняти". Амадор рече: "Я
вем, што умееть чинити пан Трыщан а мечом на земли, а не толко з  древом  на
кони; я мушу вернутися". Трыщан рече: "Амодоре, нам бы удачно,  штобы  ты  с
нами поехал, але коли ся ворочает, наша панна не мает доброе шаты: позыч нам
шат своее панны". Амодор рече: "Пане, беры, што ти  треба".  ||  Пан  Трыщан л. 61 об.
взял оные шаты, у которых сестра Амодарова хотела  королевою  стати,  и  рек
панне своей: "Убирайся у шаты".
     Коли ее видели у шатах, велми ся им подобала, хотя бы и сестра их была,
не соромели бы ся ею. Анцолот рече Трыщану: "Рыцэру, дай ми один дар, чого у
тебе попрошу". Трыщан рече: "Все еси  волен  у  мене  взяти,  окром  красное
Ижоты". Анцолот рек: "Будь ты ныне мой пан, а я твои  оправца".  И  он  рек:
"Нехай того, рыцэру, ты старшый и болшый рыцэр, ниж я, ты будь мой пан, а  я
твой оправца". И Анцолот рек: "То быти не може".
     А того турная был обычай: который витез опосле прыедет, тот свою панъну
мает нижей посадити. И они  прыехали  к  тому  турнаю  к  воротам,  где  был
коловорот затворен, и витези вже гонили, и Анцолот скочыл через коловорот  и
отворыл, а Трыщан с  панною  въехал.  Аж  седят  два  рады  панен  от  ворот
шранковых {ристалищных;} до судей; пан Трыщан посадил сбою панъну в навышшом
местцу. А коли видел сын короля Перемонтов Трыщана и рек: "Я бым зычыл, коли
бы того витезя панна королевою была". А  кгды  видела  дочка  королева  оную
панъну, не зычыла, абы ее витез турная добыл; и дивуючыся, мовили: "То витез
ест упрамый, прыехал в турнай опосле  и  свою  панну  вышей  всих  посадил".
Трыщан рек своей панне: "Дай ми тот венец". И она вскочыла и зхватила  венец
з себе и взложыла своими белыми руками на его светлый  гелм,  рече:  "Добрый
рыцэру, почестне его носи по турнай и оборонившы мне,  зася  его  верни".  А
иные панны, мовечы, смеялися ей: "О глупая  девко,  як  може  не  оборонившы
вернути тот цудный венец! А коли он  всядет  на  конь,  его  бледое  лицо  и
светлый гелм мают нашы витези змешати с прохом {пылью}".
     Услышал витезь Дивдан {74}, а был болшей вдячон девкам, нижли  рыцэром,
и жедал потъкатися с Трыщаном. Пан. Трыщан всел  на  конь,  Анцолот  ему  за
стрымя прынял. Витезь Дивдан рек: "Рыцэру,  варуйся  вдарцу  моего";  Трыщан
рече: "Кгды того хочеш, будем мети".

     (Битва Трыщанова з Дивданом) А коли ся  вдарыли,  Дивдан  пал  на  одну
сторону, а конь его на другую. || А панны смотрели, што ся  межы  ними  мает л. 62
чынити, але не могли познати, абы  нога  Трыщану  в  стрымени  рушылася,  не
толко, штобы в седла рушылося. А Анъцолот попал Дивдана и кинул через шранок
и рече: "Я поведаю кождому  рыцэру:  мой  пан  свободно  по  турнаю  ездит".
Видевшы то, их панна исполнила серцэ весельем  и  почала  поглядовати  смело
межы паннами. И видевшы витези того  турная,  што  Трыщан  смело  ездить  по
турънаю, боялися его удару, а он ездечы чынил жестокие удары на право  и  на
лево, и к которому витезю прышол, поставил его за конем, а Анцолот беручы  и
метал за шранок, а  мовил  великим  голосом:  "Витези,  мой  пан  по  турнаи
свободно ездит". И рекли судьи: "Тот витезь турная  добывает,  с  ким  ходит
добрый оправца". И был тут один король от многих лет и рече:  "Не  тот,  але
оный витез добывает, который свободно по турнаи ездит". А тогды свободно  по
турнаю ездил  Ящор  Мадерым  {75},  брат  Анцолотов,  сын  Домолота,  короля
Локвенского. Девка Трыщанова рекла: "Где сила, тут и  памет".  И  еще  рекли
судьи: "Тот витезь добываеть, за ким он добрый оправца ходит; не дивно,  што
рыцэр рыцарски чынит, бо  ест  рыцэр,  але  диво,  што  его  оправца  велико
рыцарство чынит, у зброях рыцэров через шранки мечет". А оный король пред ся
мовит, иж оный рыцэр  добывает,  што  свободно  по  турнаю  ездит.  И  панна
Трыщанова рече: "Ох мой боже,  добрый  обычай  у  нашой  стороне,  не  дадут
скомороху добрые люди з собою розмовляти, дадут ему дуду, нехай их веселит".
И коли видел пан Трыщан, о чом судьи говорать, и слышал своее  панны  смелую
реч, и рече: "Рыцэру, который  свободно  по  турнаю  ездиш,  варуйся  вдарцу
моего". Ящор рече: "Ходи да видиш".

     (Битва Трыщанова з Ящоргм) И коли ся  вдарыли,  Ящор  полетел  на  одну
сторону, а конь его на другую сторону.  Трыщан  рече:  "Ох,  моего  товарыша
намилейшого брате, не хотел есми, абы ся то над тобою стало, але не збит еси
от иного рыцэра, толко от Трыщана, або от пана  Анцолота".  Ящор  скочыл  на
конь и прыстал к ним, и поехали тые тры рыцэры, Трыщан, Анъцолот и  Ящор  на
крыж {крест;} по турнаю, и не мог им противня найтися. Который  витез  видел
их трех, метал копе з рук и гелм з головы, а не хотели з  ними  коштоватися.
||                                                                           л. 62 об.
     Трыщан рече: "Мы, Трыщан и Анцолот, прырекамы словом рыцарским: "Доколь
конь не падет, не хочу зъсести для того, ачей будет рыцэр издалека  ехал,  а
не прыспел, хочу его дождати". Анцолот видел одного травника  {знахаря;},  а
он траву несеть и рече: "Рыцэру, оно едеть рыцер рыцерским  обычаем,  трещыт
ему конь копытом, а твой конь спрацовался". И он обротил так моцно,  аж  ему
конь пал; а для того то Анцолот вчынил, абы ся  рыцэрское  слово  сполънило.
Рече Трыщан своей панне: "О добрая панна, которые панны нам смеялися,  тепер
ты надо всими тыми кролица, волна еси которую хочеш куды послати".
     И тут пан Трыщан  заволал  во  услышанье  всему  турнаю:  "Панна,  озми
крогуля {ястреба} на руку, а поступи и сядь на  столцы  позлочоном".  И  она
села и была королевою корунованою, И корол Перемонт, што был взял у отца тое
панны именье, все ему вернул до конца, бо тую панъну взял за сына своего.
     Тое рыцарство учынившы, тые два рыцэры, пан Трыщан  а  пан  Анцолот,  и
поехали одными чыстыми дубровами и прыехали под один город велми  великий  и
велми богатое место над иные городы, а то была  отчына  одных  трех  братов,
силных рыцэров, што перед тым были на земли наимоцнейшые  рыцэры;  имена  им
Либрун {76}, Игрун {77}, Марко {78}, и два их были умерли, а Либрун был  жыв
и держал тот город, а имя тому  городу  Кесарыя  {79},  а  велми  был  город
давный. А тому витезю Либруну было сорок лет, як коня опустил для  старости,
а сулицу прыслонил, а зброю повесил, и была сулица мхом обросла.  А  была  в
него жона велми хороша, имя ей было Цвытажия {80}.
     И Трыщан и Анъцолот стали под городом,  а  послали  к  той  паней  его,
говорены: "Выйди вон з замку, маем один з нас с тобою мети любов". Оная пани
с того была велми смутна и пошла к Либруну и рекла: "Дождали есмо жалости  и
легкости: прыехали два рыцеры,  а  стали  перед  городом,  а  шлют  ко  мне,
говоречы: "Выйди вон из града, и маэт с  тобою  один  з  нас  любов  мети"".
Витезь Либрун послал к ним, || мовечы: "Витези, поедте з богом".  И  они  не л. 63
внялися. Послали еще к паней, прыказуючы: "Выйди из замку".  И  Либрун  зася
послал к ним, мовечы: "Витези, поедьте з богом". И они еще послали к  паней.
Витез Либрун рече: "Дайте ми зброю и сулицу и конь". Коли сулицу  взяли,  аж
она мхом поросла, и обвили ее ручниками. И он  вбрался  и  всел  на  конь  и
выехал к ним на поле и рече им: "Тецэте {ступайте, идите;}, витези".  И  они
подворыли межы собою: "Который перво хочем?" И похотел Анцолот. Рече Либрун:
"Под шлюбом не хочу с одным, леч оба поспол, бо я первшых витезей витез".

     (Битва Либрунова з Трыщаном и з Анцолотом) И они оба вместе  пустили  к
нему и вдарыли его оба ровно, аж сулицы поломали на много зломков. А  Либрун
схватил их с конем одного одною рукою, а иного иною рукою и положыл их митус
{валетом} перед собою на кони и потрепал их кождого рукою по челюсти и  рек:
"Едьте з богом, вы есте оба добрые витези". И они поехали  з  одное  стороны
велми смутны, а з другое смеялися. И  поехали  одными  дубровами  и  поткали
одного витезя, а он едет велми цудне. И рекли ему: "Рыцэру, не едь, не бився
з нами". И он рек: "Не вмем ся колоти". И они рекли: "Отоймем вам  коня".  И
он рек: "Але не вмем". И они ему взяли коня и зброю, и он рек: "Коли инак не
може быти, дайте ми мой конь и зброю". И  вбрался  на  конь,  а  заехав  ему
против Анцолот, он абил Анцолота, и было Трыщану велми жаль.

     (Битва Трыщанова и Анцолотова з Галецом)  И  скочыл  против  его  велми
прудко, и як ся вдарыли, оборвалися в седла Трыщанова попруги {подпруги},  и
полетел к земли, и летечы выхватил меч с пошвов, а стал на ногах, яко бы  не
рушоный. И он познал Трыщана велми  сердитого  и  закликал:  "Я  есми  Галец
Анцолотович {81}". И Трыщан и Анцолот были тому велми веселы, а Галец  велми
смутен, иж своего отца и Трыщана збол, и от так великое жалости пострыгся  в
мнихи, а опосле не слыхали есмо о нем жадное повести, если || жыв або  вмер. л. 63 об.
А Трыщан з Анцолотом поехали до  двора  короля  Артиуша,  а  коли  прыехали,
король их з великим веселем прынял. А потом пан Трыщан взял  прощене  короля
Артиуша, и корол его отпустил з многим веселием и з многими дары. И вси паны
и добрые люди отправили его с поздровенем и дворностью. И  поехал  Трыщан  и
Ижота в Корновалю к королю Марку.
     И коли прыехали, Трыщан даровал Ижоту королю  Марку  и  рече:  "Королю,
маеш ми за нее дяковати, што есми тобе ее другий  раз  мечом  добыл".  Кроль
Марко дяковал ему, говоречы: "Мой милый сестрэнче Трыщане, ты много  доброго
вчынил, а я твой и все твое, што я маю, будь на твою волю". Трыщан поклекнул
на колени и вздал фалу господу богу  и  потом  дяковал  королю  Марку  велми
покорне. И тут была вся Корноваля вместе, и не был ни стар ни молод, хто  бы
не играл а не танцовал и не веселил. И так были  ради,  як  бы  им  сам  бог
прышол, иж были так веселы, лепей ниж тогды, коли им перво Ижоту  прынес  из
Орлендэи.
     Коли доведалася Ижота веры  и  правды  Брагинины,  она  ей  дала  ласку
большую, ниж первей, и был король тому велми весел и весь двор  его.  И  дал
король Трыщану ключы своего королевства и рече: "Сестренчэ, волен  еси  моим
королевством, иж есми тебе верного нашол, бо ми еси сполнил веру и  правду".
И был тут Трыщан чостован кролем Марком и всими  добрыми  людми,  як  и  сам
крол. И прышла Корноваль к тому, што ее боялися вси земли и вси  королевства
для пана Трыщана.
     И в тот час чути было,  иж  берется  турнай  у  Пазаранской  земли  под
городом Барохом {82}. Волала его одна панна на имя Ижота  з  белыми  руками,
одного короля дочка, и на тот турнай  поехал  пан  Трыщан.  Коли  прыехал  к
турнаю, аж прышло много витезей от многих земель, и тут  был  взял  ||  один л. 64
витез одну сторону  турная,  а  пан  Трыщан  другую  сторону.  Тогды  Трыщан
закликал витезю Лвова знамена у очю зубы: "Поткайся со мною".

     (Битва Трыщанова с  Климъберком)  И  ударылися  так  моцно  и  жестоко,
Климберко зламал сулицу на много штук, Трыщан его вдарыл всею моцю, што  мел
у собе. Климберко {83} пал  с  коня  на  землю,  а  Трыщан  скочыл  к  нему.
Климберко кликнул: "Рыцэру. мей сюю битву за добытую". Трыщан всел  опят  на
конь и поехал по турнаю, велико чудо чынечы на право и  на  лево,  никто  не
смел его дождати, бо збил был пятнадцат витезей пасаных  и  осмнадцат  банов
{начальников, правителей;}. И кликал Трыщан: "Если еще хто хочет,  нехай  ся
готует к колбе {сече, битве;}". И закликал один витезь, который был  великое
доброты, именем Ердин {84}, брат тое Ижоты, што з белыми руками, и  кликнул:
"Рыцэру, жди мя". Трыщан его дождал.

     (Битва Трыщанова з Ердином)  И  коли  ся  вдарыли,  сулицы  поломали  и
ударылися щытами и плечыма, и пали оба с конми,  и  ухватив  ся,  почали  ся
рубати, як два лвы. Трыщан велми много умел, нижли раны были  его  зияли  от
многих вдаров, а однакож в том не дбал и тял на остаток Ердина  всею  моцъю,
што мог, а он пал мертв.
     И вчынившы тое рыцэрство, добрый рыцэр пан Трыщан и поехал до цэркви  в
опатию. А в тот час прышол ему лист от красное Ижоты,  говоречы:  "Пане,  як
рыба без воды не може быти жыва, так я без тебе не могу жыва быти". И Трыщан
от великого смутку и от ран сомлел, занюж было дивно, як мог терпети таковые
раны, бо кров с него велми шла. И отправил до  короля  Марка  с  тым:  "Пане
дядко, не могу ехати  а  ни  стерпети,  штоб  мя  несли;  если-м  вам  добре
послужыл, еще може мене вам потреба быти, пошли ми кролевую Ижоту,  ачей  бы
мя злечыла, иж она лекаръство добре умеет, а я лежу в Пазарейской земли  под
градом Барохом". Корол Марко отпустил Ижоту вдячне,  и  она  пошла  велми  з
веселым серцэм, а прышодшы почала его лечыти, што могучы. И не вем,  если  с
тых ран выздоровел або так вмер {85}. Потуль {дотоле, до  этих  пор}  о  нем
писано.


        ^TПьер Сала^U

        ^TТРИСТАН^U

        Перевод с французского И. Я. Волевич
        (Произведение публикуется полностью.)

                    1. Сир {1}, дабы ваше повеленье
                       Исполнить мне без промедленья,
                       Смахнул я пыль со старых глосс
                       И, оседлав очками нос,
                     5 Уткнулся в ветхого Тристана,
                       Стараясь точно, без обмана
                       Расшифровать, насколько мог,
                       Секрет вконец истертых строк.
                       И, протомившись дни и ночи,
                    10 Постиг и записал короче
                       Сей длинный, путаный роман.
                       Вот он: задумчивый Тристан
                       Один поехал по долине,
                       Уныло думая, что ныне
                    15 Судьба ему лишь беды шлет,
                       Навстречу ж ехал Ланселот...
                       Сир, коль послушать вам угодно
                       Об их деяньях благородных
                       Хотя бы несколько минут
                    20 И вы одобрите мой труд,
                       То будет милостью безмерной.
                       Писал Сала, слуга ваш верный.

        I 

     2. Итак, согласно преданию, во время оно Тристан и прекрасная  королева
Изольда жили в Тинтажеле, где приходилось им  таить  свою  любовь  от  всего
света, ибо злой Андрет уже донес на них королю  Марку  {2},  чем  Тристан  и
королева сильно были удручены и весьма большую ненависть питали к  Доносчику
в своих сердцах. Так и шло, но вот однажды пришла Тристану охота  проехаться
немного, дабы отвлечься от тех печальных мыслей, о которых я речь  веду.  Он
приказал седлать своего коня, что и было тотчас исполнен". И, сев  на  коня,
выехал он за стены Тинтажеля, запретив кому-либо следовать  за  собою  и  не
взяв никакого оружия, разве только один меч. Так ехал  он  по  прекраснейшей
равнине, размышляя о наветах Андретовых, очернивших королеву и его самого, и
лелея в душе надежду когда-нибудь отомстить тому за все.

     3. Верно говорю вам, что совсем одолели Тристана горестные  мысли,  как
вдруг повстречался ему рыцарь на коне и при полном  вооружении,  а  путь  он
держал к Тинтажелю, откуда Тристан не так давно выехал. Этот рыцарь, о  коем
я речь веду, пристально на Тристана взглянул и, разглядев его  как  следует,
заключил, что это красивейший из рыцарей и искуснейший из всадников,  какого
он когда-либо встречал, и, коли в бою он столь же умел, как с виду  кажется,
то не позавидуешь его противнику. И так приглянулся  этому  рыцарю  Тристан,
что он остановил перед ним коня и приветствовал его весьма  учтиво,  на  что
Тристан, размышляя глубоко о своих делах, ни словом ему не ответил. Так вот,
когда рыцарь увидел, что нет ему ответа  на  его  приветствие,  он  еще  раз
поздоровался, но Тристан и тогда ничего не сказал ему; тут уж рыцарь схватил
поводья его коня и остановил его, так говоря:

     4. "Мессир рыцарь, мне ясно теперь, что  вы  родом  из  этой  местности
Корнуэльской, ибо в учтивости и чести смыслите весьма мало, да и  боец,  как
видно, неважный". Как только Тристан почувствовал, что конь  его  встал,  он
его пришпорил, чтобы заставить тронуться с места, но конь не мог  идти,  так
как рыцарь удерживал его.  Тогда  поднял  Тристан  голову  и,  видя  рыцаря,
вежливо его спрашивает: "Мессир, отчего вы остановили меня?" - "Вот так так,
- отвечает тот, - да оттого, что я трижды вас приветствовал самым пристойным
образом, как подобает рыцарю, а вы мне даже ответить не соизволили, что я за
неучтивость величайшую почитаю; и знайте, что коли есть у вас оружие, то  вы
не двинетесь отсюда, не сразившись сперва со мною".

     5. Услышав гневные речи рыцаря,  Тристан  извиняется  так  учтиво,  как
только возможно, и вот что он ему  говорит:  "Месеир,  умоляю  вас  простить
меня, ибо я был погружен в мысли, от коих  трудно  избавиться,  но  коли  вы
спрашиваете, есть ли у меня оружие, то знайте, рыцарь,  что  оружие  мое  не
столь уж далеко отсюда. И ежели вам будет угодно меня дождаться, то я  очень
скоро вернусь вооруженным, дабы ответить на ваш вызов". - "Господь свидетель
- говорит рыцарь, - мне не доводилось слышать, чтобы  у  корнуэльца  достало
храбрости сразиться со странствующим рыцарем. Вы столь дерзки,  что  у  меня
явилось желание проверить, так же ли вы храбры на руку, как на язык, - я жду
вас здесь!" Тогда оставляет его прекрасный Тристан  и,  ни  слова  более  не
сказав, галопом скачет в Тинтажель, от всей души желая  победить  рыцаря.  И
если вы меня спросите, какое оружие и щит имел пришелец, я  скажу  вам,  что
щит у него был  серебряный  с  тремя  вермелевыми  полосами,  {3}  усеянными
маленькими серебряными львами. Но и довольно о нем,  пора  нам  вернуться  к
прекрасному Тристану.

        II 

     6. Как Тристан сразился с Ланселотом Озерным и как они стали друзьями.

     7. Итак, согласно преданию,  Тристан,  покинув  рыцаря,  столь  яростно
погнал коня,  что  вскоре  и  прибыл  в  Тинтажель;  первым  встретился  ему
Гуверналь {4}, который спросил его: "Мессир, отчего вы так рано  вернулись?"
- "Правду сказать, вернулся я из-за боя, на который вызвал меня один  рыцарь
- он ждет меня там, на равнине, так что  нельзя  мне  обмануть  его".  Тогда
добрый Гуверналь, не медля долее,  повел  его  в  оружейный  зал  и  там  из
множества пышных доспехов выбрал те, что  подарил  ему  Ангуэн  {5},  король
ирландский, а к  ним  и  щит  с  серебряными  полосами  по  лазурному  полю,
изукрашенному львиными головами, а с того дня, как король Ангуэн вручил  сие
вооружение Гуверналю, ничья больше рука его не  касалась.  Эти  вот  доспехи
надел  он  на  Тристана,  и  тот  выглядел  в  них  весьма  воинственно,   а
снарядившись, вышел Тристан из зала и встретил Бранжьену; он положил ей руки
на плечи и сказал: "Я прошу  вас,  благородная  девица,  передайте  от  меня
привет  госпоже  вашей,  королеве".  И  Бранжьена  его  спросила,  куда   он
собирается ехать и отчего сменил он  свое  вооружение.  "Господь  свидетель,
милая девица, -  ответил  Тристан,  -  я  надел  те  доспехи,  что  дал  мне
Гуверналь, а теперь я спешу сразиться с одним рыцарем, что поджидает меня на
равнине". - "Скажите мне,  -  спросила  Бранжьена,  -  знаком  ли  вам  этот
рыцарь?" - "Клянусь богом, нет, - сказал Тристан, - могу лишь  сказать  вам,
что это красивейший из рыцарей и с виду весьма опытный боец".  -  "В  добрый
час, отправляйтесь же к нему", - так напутствовала его Бранжьена.

     8. С тем они  и  расстались,  и  Тристан  пошел  садиться  в  седло.  А
Бранжьена, прибежав к королеве,  рассказала  ей  обо  всем,  чем  сильно  ее
напугала, ибо королева боялась за Тристана. И  тревога  мучила  ее,  но  что
могла она сделать, кроме как смотреть в окно, выходившее на равнину?  Вот  и
стала она разглядывать рыцаря, поджидающего Тристана, - он приблизился к тем
воротам Тинтажеля,  откуда  должен  был  выехать  Тристан.  И,  увидев  его,
королева указала на него Бранжьене, так говоря: "Видела ли  ты  когда-нибудь
более красивого рыцаря, чтобы так ловко сидел в седле? Неспокойно у меня  на
сердце, ибо воину с такой осанкой нетрудно будет нанести вред Тристану!" Сам
же Тристан не помышлял об опасности, скача по улицам  Тинтажеля.  И  всякий,
кто видел его,  останавливался,  глядя  ему  вслед,  благо  невозможно  было
признать его в новых доспехах. Правда, многие говорили, что всадник  походит
красотою на Тристана, племянника короля.

     9. Так они говорили, провожая его взглядами, а уж он выехал из ворот  и
приблизился к рыцарю раньше, чем тот успел заметить его. А разглядев, весьма
подивился его красоте и видной осанке, а также новым  доспехам.  Залюбовался
он Тристаном, но не признал его, ибо видел  всего  лишь  однажды,  но  тогда
Тристан был в других доспехах и щит держал  вермелевый  с  малым  серебряным
драконом. Так он и не узнал его, как я  уже  сказал,  и  даже  собрался  его
приветствовать, как вдруг по красивой его осанке в новых доспехах догадался,
что это не кто иной, как Тристан Корнуэльский, а рыцарь затем лишь и  прибыл
в эти края, чтобы с ним повидаться, ибо пуще всего на свете искал он  дружбы
с Тристаном. Однако что бы там ни было, а он почел за лучшее сразиться с ним
и пустил коня ему навстречу. Вот съехались  они,  и  сказал  Тристан  весьма
учтиво: "Мессир,  прошу  вас  простить  меня  за  то,  что  я  заставил  вас
дожидаться". На что рыцарь ответил ему: "Богом клянусь, вы вернулись раньше,
нежели я ожидал". - "В добрый час, - сказал Тристан, - но я хотел бы просить
вас, пока мы еще не  схватились,  пожаловать  на  эту  ночь  в  Тинтажель  и
отдохнуть там, ибо вы долгое время провели в седле, я же отдыхал и тем  имею
перевес. А завтра мы и начнем наш бой, когда вам будет угодно".

     10. Рыцарь, сочтя, что Тристан ведет такие речи по трусости своей  либо
робости, пожелал все  же  сразиться  тотчас,  на  месте.  Не  терпелось  ему
показать всем, кого он видел на Тинтажельском валу, свою силу и удаль. И  он
ответил Тристану: "Благодарю вас, рыцарь, за великодушное ваше  предложение,
но сразимся теперь же, - напрасно вы полагаете, что я ослаб либо устал. Но я
проведу ночь в Тинтажеле, даже если победа останется за мною,  ибо  я  желаю
повидаться  с  королевой  Изольдою  и  с  прекрасным  Тристаном".  Подивился
Тристан, услышав свое имя, и спросил: "Мессир рыцарь, вы, стало быть, знаете
Тристана?" На что рыцарь возразил ему: "Не вам об этом судить и не  ваша  то
забота. Начнем  наш  бой,  а  прочее  оставьте".  Так  не  терпелось  рыцарю
испытать, каков Тристан в бою.

     11. Видя, какая охота пришла тому сразиться, отъезжает от него  Тристан
на положенное расстояние, и противник его делает то же. Тут, пришпорив своих
коней, пустили они их и, сойдясь, такие удары нанесли друг другу, что их  не
смогли ослабить даже щиты, и копья, вонзившись глубоко в  их  тела,  тут  же
сломались. И оба коня, столкнувшись  на  всем  скаку,  грянулись  оземь,  но
рыцари, которым отваги было не занимать, тотчас вскочили на ноги, схватились
за мечи и кинулись в бой, подобно свирепым львам, что  рвут  друг  друга.  А
кони их, которые сперва рухнули замертво, вскочили и начали грызться с такой
яростью, что страх брал смотреть.

     12. Едва лишь королева  Изольда  увидела  это  из  своего  окна,  слезы
хлынули у ней из глаз, ибо очень любила она Тристана,  и  так  говорила  она
Бранжьене: "Ах, голубушка, взгляни, как жестоко бьются эти рыцари.  Боюсь  я
за моего милого, да поможет ему господь выйти живым  и  невредимым  из  этой
битвы". Так вздыхала и сетовала королева, и  печалились  вместе  с  нею  все
живущие в замке, видя, каково приходится прекрасному Тристану, что сражается
под стенами Тинтажеля с рыцарем-пришельцем. А рыцарь, о котором я речь веду,
поняв, сколь тяжко ему совладать с противником, опять подумал, что перед ним
не кто иной, как Тристан, ибо никто другой не  устоял  бы  против  него,  но
Тристан в пылу битвы о том и не  раздумывал.  И  сильнее  всех  удручен  был
Гуверналь, глядя, какие тяжкие удары достаются Тристану; король  же  Марк  и
Андрет, выглядывая из другого окна, наоборот, ликовали. А королева  Изольда,
всякий раз, как рыцарь заносил над Тристаном меч, трепетала от ужаса.

     13. И так яростно  сражались  рыцари,  что  принуждены  были,  наконец,
остановиться и  отдышаться.  Первым  опустил  оружие  пришелец,  говоря  так
прекрасному Тристану: "Мессир рыцарь из  Корнуэльса,  не  отдохнуть  ли  нам
немного?" На что отвечал прекрасный Тристан: "Мессир, нижайше вас  благодарю
за эту любезность. Я охотно следую вашему примеру,  ибо  нуждаюсь  в  отдыхе
больше вашего". И с этими словами расходятся они, опираясь на свои мечи,  но
притом глядят друг на друга смертельными врагами. И тут  заводит  доблестный
рыцарь-пришелец такую речь, обращаясь к Тристану, но не зная, что это  он  и
есть: "Мессир рыцарь, мне нежелательно  было  бы,  чтобы  вы  думали,  будто
испросил я передышку по слабости моего тела либо из трусости, просто я желал
бы сказать вам несколько слов. Знайте, мессир, что я из числа рыцарей короля
Артура и не раз пытал в поединках силы моих товарищей, что  вместе  со  мною
служат королю, и не однажды случалось мне одерживать победы. Но с того  дня,
как я  впервые  взялся  за  оружие,  и  до  сегодняшней  битвы  ни  один  из
противников не задавал мне такой работы, как вы. Отчего я и думаю, не вы  ли
есть Тристан, хотя доспехи ваши не те, что носили вы раньше. Но кто бы вы ни
были, я бы очень желал узнать ваше имя, ибо, если я одержу победу над  вами,
то смогу тем похваляться при дворе короля Артура. И  также,  если  случится,
что вы верх возьмете, я назову вам свое имя".

     14. На что  отвечает  прекрасный  Тристан:  "Мессир  рыцарь,  по  вашим
разумным речам заключаю я, что королю Артуру служит цвет рыцарства, и  никто
лучше меня не понимает, что испросили вы передышку не по слабости  духа  или
немощи телесной, но угадав мое на то намерение. Оттого и пожелали вы  узнать
мое имя. И я вам его назову, ибо по вашей учтивости догадываюсь,  что  и  вы
назовете свое собственное. Итак, узнайте, что я - Тристан, племянник  короля
Корнуэльского". Как только доблестный рыцарь постиг, что перед  ним  Тристан
из Леонуа, которого почи