Фауст Я не пойму, скажи мне, Мефистофель, Что зрелище такое означает? Мефистофель Оно должно тебя потешить, Фауст, И показать, что магии доступно. Фауст А вызывать теперь смогу я духов? Мефистофель Да, и творить побольше чудеса. Фауст Нет, это стоит много тысяч душ! Мой свиток здесь, возьми же, Мефистофель, Вот договор о теле и душе, С условием, однако, что исполнишь По пунктам все, записанное в нем. Мефистофель Клянусь тебе великим Люцифером, Что все свои исполню обещанья! Фауст Послушай же, я перечту условья: "...на таких условиях: первое, чтобы Фауст мог становиться духом по образу и плоти. Второе, чтобы Мефистофель был его слугой в его полном распоряжении. Третье, чтобы Мефистофель делал для него и доставлял ему все, что ему будет угодно. Четвертое, чтобы он пребывал невидимым в его комнате или доме. Наконец, чтобы он являлся к помянутому Джону Фаусту в любое время, в том виде и образе, как ему будет приказано. Я, Джон Фауст из Виттенберга, доктор, за это вручаю душу и тело свои Люциферу, повелителю Востока, и его слуге Мефистофелю, и впредь предоставляю им по истечении 24 лет, если вышеуказанные пункты не будут нарушены, полную власть унести или увлечь оного Джона Фауста с телом и душой, с плотью, кровью и имуществом в свое обиталище, где бы оно ни было. Подписано мною - Джон Фауст". Мефистофель Ты это мне даешь, как вексель, Фауст? Фауст Да, да, бери, и жди наград от ада! Мефистофель Теперь проси, чего желаешь, Фауст! Фауст Сначала я спрошу тебя об аде. Где место то, что адом мы зовем? Мефистофель Под небом. Фауст Да, как все. Скажи точней! Мефистофель Среди стихий, в пучине мирозданья. Где страждем мы и где пребудем вечно. У ада нет ни места, ни пределов: Где мы - там ад, где ад - там быть нам должно. В конце времен, по разрушеньи мира, Любая тварь очистится земная, И будет ад повсюду, кроме неба. Фауст Ну, думаю, что ад - пустая басня! Мефистофель Да, думай так, покуда горький опыт Не убедит потом тебя в ином. Фауст Ты думаешь, что Фауст будет проклят? Мефистофель Еще бы нет! Тут предо мной твой свиток - Им душу ты вручаешь Люциферу. Фауст И тело с ней, но что же тут такого? Не мнишь ли ты, что Фауст склонен верить, Что может быть страданье после смерти? Старушечьи все выдумки! Мефистофель Но, Фауст, Примером я обратного служу: Я проклят был, и вот теперь - в аду я! Фауст Что, ты теперь в аду? Так если это ад, я охотно соглашусь, чтоб меня прокляли. Как же так! Разгуливаешь, ведешь споры и т. д.? Впрочем, оставим это. Достань мне жену, самую красивую девушку в Германии; я распутен и похотлив и не могу быть без жены. Мефистофель Как, жену тебе? Прошу тебя, Фауст, не говори о жене. Фауст Нет, достань мне жену, милый Мефистофель, хочу иметь жену. Мефистофель Так ты ее получишь. Подожди здесь моего возвращения, я приведу тебе жену во славу Сатане. (Уходит и возвращается с дьяволом во образе женщины. Фейерверк). Ну, нравится ль тебе твоя жена? Фауст Чума ее возьми! Ведь это девка! Мефистофель Брак, Фауст, вздор, бессмысленный обряд! Коль любишь ты меня, о нем не думай {23}. Я приводить к твоей постели буду Прелестнейших наложниц по утрам. Какая бы тебе ни приглянулась. Ответствовать твоим желаньям будет, Хоть будь она чиста, как Пенелопа, Как Савская царица {24} хитроумна, Блистательна, как светлый Люцифер До своего печального паденья. Возьми себе, как дар мой, книгу, Фауст, (дает книгу) Внимательно ее ты посмотри. Коль повторишь вот эти строки громко - То золота получишь, сколько хочешь. Круг очерти вот этот по земле - И вызовешь гром, молнию и бурю. Произнеси вот это трижды внятно - И воины предстанут пред тобой, Готовые исполнить все, что хочешь. Фауст Спасибо, Мефистофель {25}, но мне хотелось бы иметь такую книгу,, в которой я мог бы найти всякие заклинания и магические формулы, чтобы вызывать духов когда угодно. Мефистофель Они в этой книге есть. (Переворачивает страницы). Фауст Так дай еще такую книгу, где мог бы я видеть все светила, чтобы изучить их движение и свойства. Мефистофель И это здесь есть. (Переворачивает страницы). Фауст Нет, дай еще мне одну книгу - и это будет все - в которой я мог бы также найти все растения, травы и деревья, какие только бывают на свете. Мефистофель Вот здесь они. Фауст Не может быть! Мефистофель Ручаюсь. (Переворачивает страницы. Уходит). [СЦЕНА VI] Входят Фауст и Мефистофель. Фауст Когда смотрю на небеса, я каюсь, Кляня тебя, коварный Мефистофель, За то, что ты лишил меня блаженства. Мефистофель Ну, полно, Фауст. Иль ты вправду веришь, Что небеса - такая прелесть, что ли? Прекрасней их ты вдвое сам, как всякий, Здесь на земле живущий человек. Фауст Как это ты докажешь?.. Мефистофель Очень просто: Ведь создано для человека небо, Так, значит, человек прекрасней неба. Фауст Коль создано оно для человека - Я человек - и для меня оно! Я магию отвергну и покаюсь! (Входят ангелы добра и зла). Ангел добра Покайся, Фауст! Бог тебя простит! Ангел зла Ведь ты же дух, тебя нельзя простить! Фауст Кто в уши мне жужжит здесь, будто дух я? Будь я хоть бес, меня простил бы бог! Да, бог меня простит, когда покаюсь! Ангел зла Но каяться вовек не станет Фауст! (Ангелы уходят). Фауст Все кончено, и никогда не вспыхнет Раскаянье в окаменелом сердце! Чуть вспомню я о вере, о спасенье, Как страшное в ушах грохочет эхо: "Ты проклят, Фауст!". Вдруг передо мной Являются кинжалы, шпаги, ружья, С отравою бокалы и веревки, Чтоб мог я вмиг покончить с этой жизнью. И я себя давным-давно убил бы. Но радости земные побеждают Отчаянье глубокое во мне. Не пел ли мне по моему веленью Слепой Гомер о страсти Александра, О гибели Эноны {26}? Не играл ли Мелодии на арфе сладкозвучной С тем, кто воздвиг когда-то стены Фив {27}, Однажды здесь мой верный Мефистофель? Так стоит ли терзаться или гибнуть? Я снова тверд и каяться не стану! Давай, начнем мы снова, Мефистофель, Беседовать с тобой о тайнах неба. Есть много ль над луною сфер небесных? И все ль тела небесные в той сфере, Что и земля, центральная планета {28}? Мефистофель Светила все, как элементы мира. Входящие орбитами друг в друга, Вращаются вокруг одной оси. Концы ее мы полюсами мира Привыкли звать. Блуждающих светил, Юпитера, Сатурна или Марса, Названия не вымышлены. Фауст Но, скажи мне, у них единое движение, как situ, так и tempore {Как по месту, так и по времени (лат.).}? Мефистофель Все вместе передвигаются с востока на запад за 24 часа относительна полюсов мира, но имеют различное движение относительно полюсов зодиака. Фауст Такой пустяк и Вагнеру известен, Но должен быть ученей Мефистофель! Кто о двойном не ведает движенье Небесных тел? Одно лишь сутки длится, Другое - так: у Сатурна 30 лет, у Юпитера - 12, у Марса - 4 года, у Солнца, Венеры и Меркурия - год; у Луны - 28 дней. Это - просто азбучные истины! А скажи, у каждого светила есть своя власть или intelligentia {Разум (лат.).}? Мефистофель Да. Фауст А сколько есть небес или сфер? Мефистофель Девять - семь планет, небосвод и высшее небо. Фауст Ну ответь мне на такой вопрос: почему не бывают все соединения, противостояния, фазы, затмения сразу в одно время, а так - в некоторые года их больше, в другие - меньше? Мефистофель Per inaequalem motum respectu totius *. {* Из-за неравномерного движения по отношению к целому (лат.).} Фауст Хорошо, я удовлетворен. Скажи, кто создал мир? Мефистофель Я не скажу. Фауст Милый Мефистофель, скажи! Мефистофель Не принуждай меня, я не скажу. Фауст Негодяй, разве ты не обязался все мне объяснять? Мефистофель Да, но лишь то, что не враждебно аду. А твой вопрос враждебен. Ты подумай об аде, Фауст, ибо ты ведь проклят! Фауст О боге, мир создавшем, думай, Фауст! Мефистофель Ну, погоди! (Уходит). Фауст Да, уходи, проклятый, В свой мрачный ад! Уйди! Несчастный Фауст Из-за тебя обрек проклятью душу Не поздно ли теперь? (Входят ангелы добра и зла). Ангел зла Да, слишком поздно! Ангел добра Нет, никогда не поздно, если Фауст Раскается! Ангел зла Раскаешься, так бесы Тебя в куски со злости разорвут! Ангел добра Раскаешься - они тебя не тронут. (Ангелы уходят). Фауст Спаситель мой, Христос, молю, спаси Ты Фауста измученную душу! (Входят Люцифер, Вельзевул и Мефистофель). Люцифер Христос тебе помочь уже не может, Он справедлив. Души твоей не нужно Уж никому - лишь мне она нужна! Фауст О, кто ты, страшный гость? Люцифер Я - Люцифер, А это, как и я, властитель ада. Фауст Ах, за душой твоей явились, Фауст! Люцифер Явились мы, дабы сказать тебе, Что оскорбил ты нас сейчас, нарушив Наш договор, болтая о Христе. О боге не мечтай - мечтай о черте - И бабушке его {29}. Фауст Я виноват! Прости меня, и Фауст Клянется впредь не помышлять о небе {30}, Не поминать и не молиться богу. Священное писание сжигать, Всех истреблять служителей господних И духов слать для разрушенья храмов! Люцифер Поступай так, и мы щедро наградим тебя! Фауст, мы пришли из ада, чтобы кое-что тебе показать. Садись, ты увидишь все семь смертных грехов в их собственном обличье. Фауст Мне зрелище приятно это будет, Как божий рай приятен был Адаму В тот самый день, как был он сотворен. Люцифер Не говори ни о рае, ни о сотворении мира, а гляди на наше зрелище, говори о дьяволе и больше ни о чем. Эй, сюда! (Входят Семь смертных грехов). Вот, Фауст, спроси их об их именах и характерах. Фауст Кто ты, первый? Гордыня Я Гордыня. Я считаю ниже своего достоинства иметь каких бы то ни было родителей. Я вроде Овидиевой блохи {31}, я могу забираться в любые местечки к женщине: то, как парик, я облегаю ее чело, то, как веер с перьями, я целую ее губы - истинная правда! Чего только я не делаю! Но... Фу! Какой тут запах! Я больше не скажу ни слова, если пол не будет опрыскан духами и покрыт аррасской тканью {32}. Фауст Кто ты, второй? Алчность Я Алчность. Родилась от старого скряги, в старом кожаном мешке. Будь моя воля, я хотела бы, чтобы этот дом и все люди в нем превратились в золото Я заперла бы тебя тогда в мой добрый сундук, о мое милое золото! Фауст Кто ты, третий? Гнев Я Гнев. У меня нет ни отца, ни матери. Я выскочил из пасти льва, когда мне отроду было всего полчаса, и с тех пор я все ношусь по белу свету с этой парой рапир, нанося удары самому себе, если больше не с кем сразиться. Я родился в аду и крепко на него надеюсь - кто-нибудь из вас станет мне отцом! Фауст Кто ты, четвертый? Зависть Я Зависть, родилась от трубочиста и торговки устрицами. Читать я не умею и потому хочу, чтобы все книги были сожжены. Я худею, когда вижу, как едят другие. О, пусть бы во всем мире настал голод и все поумирали, а в живых осталась я одна! Посмотрел бы ты тогда, какой я стану жирной! А почему ты сидишь, а я стою? А ну-ка подвинься! Вот еще! Фауст Прочь, завистливая негодяйка! А ты кто, пятый? Чревоугодие Кто я, сударь? Я Чревоугодие, все мои родные померли и, ну их совсем, оставили мне прямо нищенские средства - их хватает на то только, чтобы кушать тридцать раз в день, а выпивать - так всего десять раз, сущие пустяки, чтобы удовлетворить натуру! Я царской породы: мой дедушка был Свиной окорок, бабушка - Бочка кларета. Крестными отцами у меня были Питер - Маринованная селедка и Мартин - Мартеновская солонина {33}. А крестная моя... это была веселая дама, ее нежно любили во всех городах и селах. Звали ее Марджери - Мартовское пиво. Слыхал, какова у меня родословная, Фауст? Угостишь меня ужином? Фауст Ну, нет, хоть убей, - ты сожрешь все мои припасы! Чревоугодие Так пусть тебя дьявол задавит! Фауст Сам задавись, обжора! Кто ты, шестой? Леность Я Леность. Я родилась на солнечном бережку, где так и лежу с тех самых пор. Зря ты меня потревожил, пусть Чревоугодие и Сластолюбие отнесут меня назад. Больше не скажу ни слова ни за полцарства. Фауст А ты кто, госпожа вертихвостка? Ты, седьмая и последняя! Сластолюбие Кто я, сударь? Я некто, кто предпочитает один дюйм сырой баранины целому аршину вяленой трески! А имя мое начинается с Ссс.. Сластолюбие. Люцифер Прочь, в ад, в ад! (Грехи уходят). Ну, что же, Фауст? Понравилось тебе? Фауст О, для души так много пищи в этом! Люцифер А вот в аду - получше развлеченья! Фауст Как мне взглянуть на ад и возвратиться? Как счастлив бы я был! Люцифер Так и увидишь. Я пришлю за тобой в полночь. А пока что возьми эту книгу, внимательно прочти и сможешь принимать, какой захочешь облик. Фауст Благодарю, великий Люцифер! Как жизнь свою ее беречь я буду! Люцифер Пока прощай и дьяволу будь верен! Фауст Да, Люцифер! Прощай! Эй, Мефистофель! (Все уходят). (Входит Хор) {34}. Хор Премудрый Фауст, Дабы познать все тайны звезд, какие Начертаны в далекой горней книге Небесного юпитерова свода, На самый верх Олимпа поднялся В блистающей огнями колеснице. Драконами могучими влекомой {35}. Отправился он в дальние края Проверить космографию на деле. По-моему, сперва прибудет в Рим, Чтоб папский двор и папу повидать И побывать на празднике Петра {36}, Что по сей день справляется так пышно. (Уходит). [СЦЕНА VII] Входят Фауст и Мефистофель. Фауст Итак, теперь, мой добрый Мефистофель, Прекрасный Трир {37} с восторгом посетив, Высокими горами окруженный, Глубокими искусственными рвами, Кремневыми стенами огражденный, Каких врагам вовек не одолеть. Затем Париж и Франции пределы, Мы видели, как Майн впадает в Рейн, Чьи берега - все в виноградных лозах; Мы видели Неаполь и Кампанью {38}. Где здания прекрасно-величавы И улицы замощены камнями И делят город на четыре части; Мы видели гробницу золотую Мудрейшего Марона и дорогу, Что прорубил он за ночь чрез скалу Длиной не менее английской мили {39}. Мы Падую, Венецию видали; Мы были там, где пышный храм стоит {40}. Далеких звезд достигнуть угрожая Стремительным и дерзновенным шпилем. Так проводил доныне время Фауст. Но где же мы сейчас остановились? Привел ли ты меня, как повелел я, В конце концов теперь в пределы Рима? Мефистофель Да, Фауст, и так как нужно же нам устроиться, я занял для нас личные покои его святейшества. Фауст Святой отец нам будет рад, надеюсь. Мефистофель А, все равно, мы сами себе устроим угощенье! Ну, а теперь послушай, милый Фауст, Что в Риме есть достойного вниманья: Он на семи холмах расположен, Которые ему опорой служат, И пополам его перерезает Струящийся посередине Тибр. Четыре чрез него ведут моста В любую часть, во все кварталы Рима. У моста Ангела - могучий замок, В нем - арсенал, и столько там хранится Оружия, литых из бронзы пушек С узорчатой резьбой, с двойным стволом, - Не меньше счетом их, чем дней в году. Там есть еще врата и пирамиды41, Которые великий Юлий Цезарь Из Африки, как победитель, вывез. Фауст Тогда клянусь я Стиксом, Ахеронтом И озером огнистым Флегетона {42}, Что жажду я воочию увидеть Блистательный, великолепный Рим. Итак, идем скорей! Мефистофель Нет, Фауст, стой! Ведь знаю я - ты хочешь видеть папу И побывать на празднике Петра {43}, Где скопище монахов ты увидишь С плешивыми башками, для которых Все summum bonum * в набиванье брюха. {* Высшее благо (лат.).} Фауст Да, я бы рад проделать с ними шутку, Над глупостью потешиться их вволю. Так чарами своими, Мефистофель, Невидимым меня ты сотвори, Чтоб мог я все, что пожелаю, делать, Не видимый никем, пока я в Риме. (Мефистофель околдовывает его). Мефистофель Отныне ты, что хочешь, делай, Фауст - Тебя никто не может увидать. (Звуки трубы {44}. В сопровождении монахов входят папа и кардинал Лотарингский и садятся за накрытый стол. Монахи прислуживают им). Папа Придвиньтесь-ка поближе, кардинал. Фауст Беритесь за угощенье, черт вас удави. Папа Что такое? Кто это сказал? Взгляните, братья! Монах Здесь, с позволения вашего святейшества, нет никого. Папа Монсиньор, вот отменное блюдо, присланное мне епископом Миланским. Фауст Спасибо, сударь. (Хватает блюдо). Папа Что такое! Кто это выхватил у меня блюдо? Посмотрите же кто-нибудь! Монсиньор, а вот это блюдо прислано мне кардиналом Флорентийским. Фауст Верно, я его съем! (Хватает блюло). Папа Как, опять? Монсиньор, пью за вашу милость! Фауст Сохраните ко мне вашу милость! (Хватает кубок). Кардинал Лотарингский Ваше святейшество, может быть, это какой-нибудь дух, ускользнувший из чистилища, чтобы вымолить у вашего святейшества прощение грехов? Папа Может быть! Братья, приготовьтесь, нужно отслужить панихиду, чтобы утихомирить этого неистового духа. Еще раз прошу, монсиньор, кушайте! (Папа крестится). Фауст Ты крестишься? Советую тебе, Любезный мой, оставить эти штуки! (Папа снова крестится). Как, и опять? Ну, если в третий раз - То жди беды, смотри! Предупреждаю! (Папа снова крестится, и Фауст дает ему затрещину. Все убегают). Что далее нам делать, Мефистофель? Мефистофель Уж и не знаю - нас проклянут с колоколом, книгой и свечой {45}. Фауст Как? Колокол, свечка и книжка; колокол, книжка и свечка. И вперед и назад, гонят Фауста в ад? Скоро услышишь, как хрюкают свиньи, как блеют овечки, Как телята мычат, как ослята кричат - Уж такая пора - это праздник Петра {46}. (Входят все монахи для совершения панихиды). Mонах Братия, отдадимся делу нашему с усердием! Монахи (поют) Будь проклят тот, кто унес блюдо со стола его святейшества! Маledicat Dominus {Да проклянет господь! (лат.).}! Будь проклят тот, кто нанес его святейшеству удар по лицу! Maledicat Dominus! Будь проклят тот, кто нанес удар по тонзуре брату Сандело! Maledicat Dominus! Будь проклят тот. кто нарушает нашу святую панихиду! Maledicat Dominus! Будь проклят тот, кто унес вино его святейшества! Maledicat Dominus! Et omnes sancti! Amen {Да проклянет господь и все святые. Аминь (лат.).}! (Мефистофель и Фауст бьют монахов и швыряют в их толпу фейерверк, затем убегают). (Входит Хор) {47}. Хор Когда осмотр закончил Фауст свой Всех редкостей и царственных дворов, Из странствия домой он воротился, Где близкие, товарищи, друзья, Разлуку с ним сносившие в печали, Все радостно друг друга поздравляли С его благополучным возвращеньем. Беседуя о том, что было с ним В скитаниях его по всей вселенной, Они его расспрашивали жадно О тайнах звезд, и Фауст отвечал С ученостью такой и знаньем дела, Что всех умом своим он восхитил. И слух о нем повсюду прогремел. И вот сейчас великий император Карл Пятый {48} сам его к себе зазвал. Как редкий гость, пирует ныне Фауст В его дворце, среди его вельмож. Как доказал он там свое искусство, Рассказывать не стану, ибо это Представлено здесь будет перед вами. (Уходит). [СЦЕНА VIII] Входит Робин, конюх, с книгой в руке {49}. Робин Ох, вот так славно! Я стащил одну из колдовских книг доктора Фауста. Ей-богу, отыщу-ка я в ней какие-нибудь магические фигуры! Теперь-то заставлю всех девушек у нас в приходе плясать передо мной голыми - так я увижу больше, чем когда бы то ни было раньше! (Входит Ральф, зовя Робина). Ральф Робин, пожалуйста, ступай-ка, там один господин дожидается лошадей и требует, чтоб ему почистили платье! Он там препирается с хозяйкой насчет этого. Она послала меня разыскать тебя. Ступай-ка туда, пожалуйста! Pобин Не лезь ко мне, Ральф, а то взорвешься и разлетишься на куски! Убирайся, я принимаюсь сейчас за одну великолепную работенку. Ральф Постой, что ты делаешь с этой книжкой? Ты и читать-то не умеешь! Робин Уж хозяин и хозяйка убедятся, что умею: он - по своему лбу, она - по своим прелестям, которые ей суждено мне уступить, если только мое искусство не провалится. Ральф А что же это за книжка, Робин? Робин Что за книжка? Да самая что ни на есть богопротивная колдовская книга, какую когда-либо сочинил дьявол! Ральф А ты умеешь колдовать по ней? Робин С ее помощью мне ничего не стоит делать разные штуки! Первое: я могу напоить тебя током ипокрасы в любом кабачке Европы - и задаром. Это один из моих фокусов. Ральф Только за рассказы? Наш священник сказал бы, что это не штука {50}! Робин Ну, пусть так, Ральф. Но ведь это еще что! А вот, если по сердцу тебе Нэн Спит, кухарка, так ты сможешь крутить ею, как тебе угодно, хотя бы и в полночь. Ральф Ох, Робин, дружище, неужто я получу Нэн Спит? Коли так, я уж буду кормить твоего дьявола лошадиным хлебом {51}, пока он не помрет, и притом бесплатно! Робин Ну, хватит, друг Ральф, пойдем, почистим башмаки, которые висят у нас на руках, а там примемся за колдовство во имя самого дьявола. (Уходят). [СЦЕНА IX] Входят Робин и Ральф с серебряным кубком в руках {52}. Робин Вот, Ральф, не говорил я тебе, что мы на весь век обеспечены благодаря этой книжке доктора Фауста Ессе signum {Вот знак (лат.).}, вот так находка для честных конюхов, наши лошади сена и в рот брать не будут, пока она будет действовать. (Входит трактирщик). Ральф Гляди, Робин, вот и трактирщик! Робин Т-с-с-с, я его сверхъестественно надую! Хозяин, надеюсь, мы с вами в расчете! Ну, бог с вами, идем, Ральф. Трактирщик Одно словечко, сударь! Прежде чем уйти, заплатите мне за кубок! Робин За кубок? Ральф, что это значит? За какой кубок? Ах, ты, да знаешь, что ты... и т. д.!.. Обыщи меня! Трактирщик Этого-то я и хочу, сударь, с вашего позволения. (Обыскивает Робина). Робин Ну, что скажешь? Трактирщик Мне нужно кое-что сказать вашему приятелю, вот вам, сударь, Ральф Мне, сударь? Мне, сударь? Обыщите себе брюхо лучше! (Трактирщик обыскивает его). И не стыдно вам, сударь, обременять честных людей поисками правды? Трактирщик Ну, кубок-то у кого-то из вас! Робин Врешь, хозяин! Он не у меня, он передо мной. (В сторону). Эх, покажу я тебе, как порочить честных людей! Убирайся подобру-поздорову, а то я шкуру тебе спущу за твой кубок! Суди тебя Вельзевул! (Ральфу). Гляди за кубком, Ральф! Трактирщик Эй, что это значит? Робин Я тебе покажу, что это значит! (Читает). Sanctobulorum Penphiasticon. Погоди, хозяин, я уж тебя потешу! (Ральфу). Гляди за кубком, Ральф. (Читает). Polypragmos Belseborams framanto pacostiphos tostu, Mephistophilis {Набор бессмысленных слов, напоминающих латинские и греческие.}, и т. д. {53} (Входит Мефистофель и прицепляет им на спины фейерверк. Все бегают по сцене). Трактирщик О, nomine Domine {Именем господа! (лат., неправильно).}, чего тебе надо, Робин! Ладно, пусть нет у тебя кубка! Ральф Peccatum peccatorum {Грех из грехов (лат.).}. Вот тебе твой кубок, добрый трактирщик! (Отдает кубок трактирщику, и тот убегает). Робин Misericordia pro nobis {Милосердие к нам (т. е. смилуйся над нами) (лат.).}, что мне делать? Добренький дьявол, прости меня на этот раз, и я больше никогда не заберусь в твою библиотеку! (Мефистофель подходит к ним). Мефистофель О, ада царь, под чьею черной властью Великие властители земли Склоняются в благоговейном страхе! О ты, на чьих зловещих алтарях Лежат горой погубленные души! Как зол я на заклятье этих тварей! Покинуть мне пришлось Константинополь По вызову каких-то дураков! Робин Неужто Константинополь? Вам пришлось проделать долгий путь, возьмите-ка себе в кошелек шесть пенсов, чтоб заплатить за ужин, и отправляйтесь восвояси! Мефистофель Негодяи, за вашу наглость превращаю одного в обезьяну, а другого в собаку, и убирайтесь! (Уходит). Робин Как, в обезьяну? Вот здорово, я-таки позабавлюсь с мальчишками! Орехов и яблок у меня будет вдоволь! Ральф А я стану собакой! Робин Ей-богу, твоя башка никогда не будет вылезать из горшка с похлебкой! (Уходят). [СЦЕНА X] Входят император, Фауст и рыцарь в сопровождении свиты {54}. Император Господин доктор Фауст, до меня дошли удивительные слухи о твоих познаниях в черной магии. Говорят, в моей империи и даже в целом мире никто не может сравниться с тобой в искусстве магии. Говорят, у тебя есть знакомый дух, с помощью которого ты можешь исполнять все, что ни пожелаешь. Поэтому прошу тебя: покажи мне свое искусство; пусть глаза мои получат возможность подтвердить истинность того, о чем слыхали мои уши. Клянусь тебе своей императорской короной, что бы ты ни сделал, ты не потерпишь ни поношения, ни ущерба. Рыцарь (в сторону) Право, он очень похож на фокусника. Фауст Всемилостивейший государь, хоть я должен признать себя ниже той славы, какую разнесли по свету люди, и хоть мое искусство недостойно внимания вашего величества, но я счастлив исполнить все, что ваше величество повелит. К этому обязывают меня любовь и долг. Император Тогда меня послушай, доктор Фауст. Подчас, когда я остаюсь один В безмолвии пустынном кабинета, Печальные ко мне приходят мысли О доблести моих далеких предков, О том, что встарь они свершить успели, - Сокровища такие накопили И столько стран сумели покорить, А мы, что здесь наследовали им, - Мы никогда, боюсь, достичь не сможем Величия и власти, равных этим. Среди других ушедших государей Мне вспомнился и Александр Великий, Чьих подвигов чудесное сверканье Животворит и освещает мир. Когда о нем упоминанье слышу, В душе моей родится сожаленье, Что никогда его я не видал. Поэтому, коль ты своим искусством Его вернешь из-под могильных сводов, Под коими покоится сей муж, И с ним его возлюбленную вместе, Обоих в их обличье настоящем, С движеньями, им свойственными, в платье, Которое они носили в жизни. Тогда мое заветное желанье Исполнишь ты и дашь мне этим повод, Пока я жив, тебя повсюду славить. Фауст Всемилостивейший государь, я готов исполнить ваше повеление, насколько мне позволят мое искусство и власть моего духа. Рыцарь (в сторону) Ну, это-таки немного! Фауст Но позвольте сказать, ваша милость, что не в моих силах представить пред ваши взоры настоящие, вещественные тела обоих этих царственных усопших, которые уже давным-давно обратились в прах. Рыцарь (в сторону) Право, господин доктор, вы начинаете обнаруживать признаки небесной благодати, раз хотите открыто во всем признаться! Фауст Но перед вашей милостью появятся духи, в точности похожие на Александра и его возлюбленную в том виде, какой те имели при жизни, в самом расцвете сил и красоты. Без сомнения, ваше императорское величество, будете этим удовлетворены. Император Начинайте же, господин доктор, я хочу сейчас же их видеть! Рыцарь Слышите, господин доктор? Пусть Александр и его возлюбленная предстанут перед императором! Фауст Что такое, сударь? Рыцарь Ей-богу, это все такая же правда, как и то, что Диана превратила меня в оленя! Фауст Этого-то не было, сударь, но, когда Актеон умер, он оставил вам в наследство свои рога {55}. Ступай-ка, Мефистофель! (Мефистофель уходит). Рыцарь Ну, нет, если вы, действительно, собираетесь вызывать духов, я лучше уйду! (Уходит). Фауст Я еще рассчитаюсь с вами за то, что вы вмешивались в наш разговор! (Входит Мефистофель с Александром и его возлюбленной). Вот и они, всемилостивейший государь! Император Господин доктор, слыхал я, что у этой дамы при жизни была на шее бородавка или родинка. Как бы узнать, верно это или нет? Фауст Ваше величество, можете смело подойти и посмотреть. Император Да это вовсе не духи, это настоящие живые Александр и его возлюбленная с плотью и кровью! (Духи уходят). Фауст Не соблаговолите ли теперь, ваше величество, послать за тем рыцарем, который только что был так любезен со мной? Император Кто-нибудь, позвать его! (Один из придворных выходит. Входит рыцарь с рогами на голове). Это еще что, господин рыцарь? А я ведь думал, что ты холостяк! А теперь вижу - у тебя есть жена, которая наделяет тебя рогами, да еще вдобавок заставляет тебя носить их! Пощупай себе голову! Рыцарь Ты, негодяй, проклятый, гнусный пес, В расселине ужасных скал взращенный, Как смеешь ты позорить дворянина! Все уничтожь, что натворил, наглец! Фауст О, не так скоро, сударь, торопиться некуда! Ну да ладно, теперь вы будете помнить, как прекословили мне во время моей беседы с императором. Думаю, что мы теперь квиты. Император Добрый господин доктор, прошу вас, избавьте его от рогов, он достаточно наказан! Фауст Всемилостивейший государь, Фауст по заслугам отомстил этому клеветнику не столько ради отплаты за те оскорбления, которыми он осыпал меня в вашем присутствии, сколько для того, чтобы позабавить вас. Это все, что мне хотелось, и потому я с удовольствием избавлю его от рогов. А вы, господин рыцарь, отныне отзывайтесь об ученых почтительнее! Мефистофель, преобрази его сейчас же! (Мефистофель снимает рога с головы рыцаря). Теперь, мой добрый государь, я исполнил свой долг, разрешите мне удалиться. Император Прощайте, господин доктор, но, прежде чем уехать отсюда, ждите от меня щедрой награды {56}. (Уходят). [СЦЕНА XI] Лужайка, затем дом Фауста {57}. Фауст Извечный бег, что совершает время Спокойною, бесшумною стопой, Нить бытия упорно сокращая, Расплаты час все боле приближает, А потому, любезный Мефистофель, Мы поспешим с тобою в Виттенберг. Мефистофель Пойдем пешком или верхом поедем?. Фауст Прелестную пройдем лужайку эту. (Входит лошадиный барышник). Барышник Весь день сегодня ищу одного тут доктора Фустиана. Где же это он? Спаси вас боже, господин доктор. Фауст Ну, что ж, хозяин, добро пожаловать! Барышник Вот что, сударь. Я принес вам сорок долларов за вашу лошадь. Фауст Я ее так не продам. Нравится она тебе, давай пятьдесят. Барышник Ах, сударь, у меня больше и денег-то нет! Заступитесь за меня, пожалуйста! Мефистофель Прошу вас, уступите ему, это честный малый, и у него столько расходов - нет ни жены, ни детей. Фауст Ну давай сюда твои деньги. (Лошадиный барышник дает Фаусту деньги). Лошадь получишь от моего слуги. Но должен тебя предупредить: ни за что не въезжай на ней в воду. Барышник А что, сударь, разве она совсем воды не пьет? Фауст Пить-то пьет, но не въезжай на ней в воду. Наезжай хоть на изгородь, хоть в канаву, словом, куда угодно, только не в воду! Барышник Ладно, сударь! Ну, теперь дела мои устроены. (В сторону). Я уж не отдам этой лошадки за сорок долларов. Даже будь она качеством вроде балаболки, все равно я наживу на ней целое состояние: у нее круп гладкий, как у угря. (Фаусту). Ну, прощайте, сударь, значит, ваш слуга передаст мне лошадку. Но, чур, если она заболеет или заартачится, я принесу вам ее мочу, и вы мне скажете, что с ней такое! Фауст Пошел вон, негодяй! Ты что думаешь, я коновал? (Лошадиный барышник уходит). Ты, Фауст, что? Приговоренный к смерти! Твой срок течет и близится к концу... Отчаянье родит в душе неверье, Терзаньями врывается в мой сон! Но ведь Христос и на кресте воззвал К разбойнику? Так будь покоен, Фауст! (Засыпает в своем кресле. Входит лошадиный барышник, весь мокрый, плача). Барышник Ой, ой, ой! Вот так доктор Фустиан! Вот доктор Лопус был совсем не такой доктор {58}. А этот дал мне такое очистительное, которое очистило меня от сорока долларов! Только я их и видел! А я, как осел, не послушался его, когда он велел, чтобы я не въезжал на ней в воду. Я решил, что в ней есть какое-то свойство, которое он хотел от меня скрыть. И вот я, как ветреный мальчишка, въехал на ней в глубокий пруд, что на краю города. Не успел я доехать до середины пруда, как моя лошадь исчезла, и оказалось, что я сижу верхом на охапке сена. Никогда в жизни не был я так близок от того, чтобы утонуть. Но я разыщу своего доктора и верну свои сорок долларов, или это будет самая дорогая лошадь на свете! А, вон его шалопай! Эй, ты, где твой хозяин? Мефистофель В чем дело, сударь? Что вам нужно? С ним нельзя говорить! Барышник А я хочу говорить с ним! Мефистофель Да он спит крепким сном, приходите в другой раз. Барышник Я поговорю с ним сейчас, или я разобью ему окна над самым его ухом! Мефистофель Говорю тебе, он не спал целых восемь ночей. Барышник Да хоть восемь недель - я поговорю с ним! Мефистофель Вот, посмотри, как он крепко спит. Барышник Ах, вот он! Господь с вами, господин доктор, господин доктор, господин доктор Фустиан, сорок долларов, сорок долларов за охапку сена! Мефистофель Ты же видишь, он тебя и не слышит! Барышник Эге-гей! Эге-гей! (Орет Фаусту в ухо). Проснетесь вы или нет! Уж я добужусь вас! (Тянет Фауста за ногу и отрывает ее). Ох, беда, что мне делать! Фауст О, моя нога, моя нога! На помощь, Мефистофель! Зови стражников! Моя нога! Моя нога! Мефистофель Идем к приставу, негодяй! Барышник О господи! Сударь, отпустите меня, и я дам вам еще сорок долларов! Мефистофель Где они? Барышник Со мной их нету, идемте на мой постоялый двор, и я их вам отдам! Мефистофель Ну, беги, живо! (Лошадиный барышник убегает). Фауст Что, убрался? Счастливого пути! У Фауста опять есть нога, а у барышника, будем считать, охапка сена за труды! Что ж, эта шутка будет ему стоить еще сорок долларов! (Входит Вагнер). А, Вагнер, что нового? Вагнер Сударь, герцог Вангольтский {59} настоятельно приглашает вас к себе. Фауст Герцог Вангольтский? Это большой вельможа, перед ним нечего скупиться на свое искусство! Идем к нему, Мефистофель! (Фауст и Мефистофель уходят) {60}. [СЦЕНА XII] Входят герцог и герцогиня Вангольтские, Фауст и Мефистофель. Герцог Право, господин доктор, мне очень понравилось это зрелище. Фауст Всемилостивейший государь, я рад, что оно доставило вам такое удовольствие. Но, может быть, вам, государыня, все это было неприятно? Я слыхал, что беременным женщинам часто хочется разных лакомств. Чего бы вам хотелось, государыня? Только скажите и сразу все получите. Герцогиня Спасибо, добрый господин доктор! Я вижу ваше любезное желание доставить мне удовольствие и не скрою от вас, чего желает душа моя. Будь сейчас не январь, глухая зимняя пора, а лето, я ничего бы так не хотела видеть здесь, как блюдо зрелого винограда. Фауст Ну, государыня, это пустяк! Ступай, Мефистофель! (Мефистофель выходит). Пожелай вы чего-нибудь и поважнее, и то бы получили. (Входит Мефистофель с виноградом). Вот и виноград! Отведайте, пожалуйста! Герцог Права, господин доктор, вот это изумляет меня более всего остального! Как это вы достали виноград такой глухой зимней порой, в январе месяце? Фауст С вашего позволения, государь, год во всем мире делится на два круга, так что, когда зима у нас, в противоположном кругу - лето, например в Индии, Саве {61} и более далеких восточных странах. Я и велел проворному духу, который мне служит, доставить мне оттуда винограду, как видите. Как вы его находите, государыня? Вкусен ли он? Герцогиня Право, господин доктор, это лучший виноград, какой я когда-либо пробовала в жизни {62}! Фауст Я счастлив, что он так вам нравится, государыня. Герцог Идемте же, сударыня, вы должны щедро наградить этого ученого мужа за любезность, которую он оказал вам. Герцогиня Непременно, государь, и пока я живу, не забуду этой любезности. Фауст Почтительно благодарю вашу милость. Герцог Следуйте за нами, господин доктор, и получите вашу награду. (Все уходят). [СЦЕНА XIII] Входит Вагнер solus {Один (лат.).} {63}. Вагнер Хозяин, знать, собрался помирать? Свое добро он все теперь мне отдал, Но если б смерть была и вправду близко. Мне кажется, что он не пировал бы Средь школяров так буйно, как сейчас. И ужинов таких не задавал бы, Каких вовек не видел раньше Вагнер. Смотри, идут! Окончен, видно, пир! (Уходит. Входит Фауст с двумя студентами). 1-й студент Господин доктор Фауст, обсудив вопрос о том, которая из женщин была красивее всех в мире, мы порешили, что прекраснейшей женщиной, когда-либо жившей на свете, была Елена Греческая. А потому, господин доктор, мы сочли бы себя глубоко вам обязанными, если бы вы сделали милость и показали нам эту несравненную греческую жену, величием которой восхищается весь мир. Фауст Господа, Ведь знаю я, что дружба непритворна У вас ко мне, а Фауст не привык Отказывать друзьям в их скромных просьбах. Узрите вы красавицу-гречанку В величии, в каком она являлась, Когда Парис с ней пересек моря, В Дарданию {64} везя свою добычу. Молчите же! Слова несут опасность. (Слышна музыка, и по сцене проходит Елена). 2-й студент Мой слишком ум и немощен и прост, Чтоб вознести достойную хвалу Той, что навек восторг снискала мира! 3-й студент Нет дива в том, что целых десять лет Вели войну воинственные греки, Чтоб отстоять прекрасную царицу, Чьей красоте нет равной на земле. 1-й студент Увидевши венец непревзойденный Творения природы, удалимся! Благословен будь Фауст наш вовеки За славное деяние его! Фауст Прощайте же и вам желаю счастья. (Студенты уходят. Входит старик). Старик Ах, где найти мне силы, доктор Фауст, Стопы твои направить на стезю, Которая тебя бы привела К небесному покою и блаженству? Ах, разорви себе на части сердце И кровь его смешай ты со слезами Раскаянья под тяжестью греха И мерзости твоей, смрад от которой До глубины пропитывает душу Пороками, злодействами, грехами! Его изгнать не в силах состраданье - Спасителя лишь милосердье, Фауст, Чья кровь одна твою греховность смоет65! Фауст Что сделал ты, несчастный, жалкий Фауст! Отвержен ты! Отчайся и умри! Ад требует расплаты справедливой И голосом громовым вопиет: "Твой близок час, иди, иди же, Фауст!". И Фауст долг идет исполнить свой... (Мефистофель подает ему кинжал). Старик О Фауст, стой, опомнись, погоди. И не свершай отчаянного шага! Здесь над тобой, я вижу, реет ангел И щедро льет из чаши милосердье. О милости моли, оставь унынье! Фауст Ах, добрый друг, я чувствую, врачуют Слова твои измученную душу. Покинь меня на время, чтоб я мог Грехи мои вновь обозреть и взвесить! Старик Я ухожу с печалью в сердце, Фауст, Погибели души твоей страшась! (Уходит). Фауст Отверженный! Где ж милосердье, Фауст? Вот каюсь я и все же полон страха. В моей душе ад борется с молитвой. Как избежать сетей жестокой смерти? Мефистофель Изменник ты! За непокорность злую Верховному владыке моему Я требую твою до срока душу. Вновь отрекись от бога, или я В куски твое здесь растерзаю тело! Фауст О, умоли владыку, Мефистофель, Мою простить безумную предерзость. Я подтвержу своею кровью снова Мной принятый обет пред Люцифером! Мефистофель Да, сделай так скорей, с открытым сердцем, Чтоб избежать за колебанья кары! Фауст Так старика, ехидного и злого, Посмевшего порочить Люцифера, Мучениям предай страшнее адских! Мефистофель Сильна его бесхитростная вера - Я не могу души его коснуться, Но плоть его измучу, как смогу, Хоть нет цены для ада в этих муках. Фауст Я к одному стремлюсь, слуга мой добрый: Дай утолить тоскующее сердце! Возлюбленной моей пусть станет та. Которую недавно здесь я видел - Прекрасная Елена, чьи объятья Божественные в силах погасить Сомнения мои в моем обете - И буду верен Люциферу! Мефистофель Это И что бы ты еще ни пожелал Исполнится в одно мгновенье ока! (Входит Елена). Фауст Вот этот лик, что тысячи судов Гнал в дальний путь, что башни Илиона Безверхие {66} сжег некогда дотла! Прекрасная Елена, дай изведать Бессмертие в одном твоем лобзанье! (Целует ее). Ее уста всю душу исторгают! Смотри, летит! Верни ее, Елена! Я жить хочу - в устах твоих все небо! Все, что не ты - один лишь тлен и прах! Я - твой Парис! Из-за тебя, как Трою, Весь Виттенберг отдам на разграбленье. И я сражусь со слабым Менелаем И преданно на оперенном шлеме Твои цвета одни носить я стану. Я снова поражу в пяту Ахилла {67} И возвращусь к Елене за лобзаньем. О, ты прекрасней, чем вечерний воздух, Пронизанный сияньем тысяч звезд! Ты солнечней, чем пламенный Юпитер, Пред бедною Семелою представший {68}! Милее ты, чем радостный царь неба В объятиях лазурных Аретузы {69}! Возлюбленной мне будешь ты одна! (Фауст, Мефистофель и Елена уходят. Входит старик). Ах, господа! Что с Фаустом? Старик Отчаянный и низкий человек {70}! Небесную ты отвергаешь благость И от суда небесного бежишь! (Входят демоны). Вот сатана меня проверить хочет! Но веру мне господь мой закалит В горниле сем, и верх она одержит Над кознями твоими, черный ад! Вы, демоны кичливые! Вон небо Над вашими усильями смеется! Прочь, мерзкий ад! Я богу предаюсь! (Все уходят). [СЦЕНА XIV] Входит Фауст со студентами. Фауст Ах, господа! 1-й студент Что с Фаустом? Фауст Ах, дорогой мой товарищ! Живи я по-прежнему с тобой, я был бы невредим! А теперь я гибну навеки! Взгляните, его еще нет? Его еще нет? 2-й студент Что Фауст хочет сказать? 3-й студент Похоже, что он помешался из-за своего постоянного одиночества. 1-й студент Когда так, мы пришлем к нему врачей. Это просто переутомление, не бойтесь. Фауст Переутомление смертными грехами, из-за которых прокляты и тело и душа! 2-й студент И все же, Фауст, подними взоры к небу и вспомни, что бесконечно милосердие божие. Фауст Нет, преступления Фауста нельзя простить. Змей, искушавший Еву, может быть, спасется, но не Фауст. Ах, господа, выслушайте меня терпеливо и не дрожите от моих речей! Хоть сердце мое трепещет и рвется при воспоминании о том, что долгих тридцать лет я занимался здесь учеными трудами, но лучше бы мне никогда не видеть Виттенберга, никогда не читать книг! Какие чудеса я совершал, видела вся Германия, весь мир! И вот ради этих чудес Фауст утратил и Германию, и весь мир, да, и даже само небо, небо, обитель бога, престол блаженных, царство радости, и должен погрузиться в ад навеки! Ах! В ад! Навеки в ад! Друзья, что будет с Фаустом в аду, в бесконечном аду? 3-й студент И все же, Фауст, призывай бога! Фауст Бога, от которого отрекся Фауст? Бога, которого Фауст поносил? О боже мой, как я рыдал бы! Но дьявол высушивает мои слезы. Пусть вместо слез хлынет кровь, а с нею вытекут и жизнь и душа! О, он удерживает мне язык! Я воздел бы руки к небу... но, смотрите, они держат их, держат! Все Кто, Фауст? Фауст Люцифер и Мефистофель! Ах, господа! Я отдал им душу за тайные познанья! Все Не допусти, господь! Фауст Бог и не хотел этого допустить, но Фауст все-таки это сделал. Ради пустых наслаждений в течение двадцати четырех лет Фауст потерял вечное блаженство. Я написал им обет собственной своею кровью... Срок истек... Час наступает, они утащат меня! 1-й студент Почему же, Фауст, ты не сказал нам об этом раньше, чтобы священники могли молиться за тебя? Фауст Я часто помышлял об этом, но дьявол грозился разорвать меня в куски, если я буду призывать имя божье, и утащить и тело и душу мою, если я хоть раз склоню слух свой к словам священного писания. А теперь - слишком поздно! Уйдите, господа, чтобы не погибнуть вместе со мной. 2-й студент О, как нам спасти Фауста?.. Фауст Не думайте обо мне, спасайтесь сами и уходите. 3-й студент Бог укрепит меня, я останусь с Фаустом. 1-й студент Не испытывай терпенья божьего, друг мой, пойдем в соседнюю комнату и помолимся там за него. Фауст Да, молитесь за меня, молитесь за меня, и какой бы шум вы ни услыхали, не входите ко мне, ибо все равно ничто мне не поможет. 2-й студент Молись и ты, а мы будем молить господа, чтобы он явил над тобой милосердие свое. Фауст Прощайте, господа! Если я доживу до утра, я приду к вам. Если нет - значит Фауст уже в аду. Все Прощай, Фауст! (Студенты уходят. Часы бьют одиннадцать) {71}. Фауст Ах, Фауст! Один лишь час тебе осталось жизни. Он истечет - и будешь ввергнут в ад! О, станьте же недвижны, звезды неба, Чтоб навсегда остановилось время. Чтоб никогда не наступала полночь! Взойди опять, златое око мира. Заставь сиять здесь вековечный день! Иль пусть мой час последний длится год. Иль месяц хоть, неделю или сутки, Чтоб вымолил себе прощенье Фауст! О, lente, lente currite noctis equi *! {* О, медленно, медленно бегите, кони ночи! (лат.; Овидий, Amores, I, 13).} Но вечное движенье звезд все то же... Мгновения бегут, часы пробьют, И дьяволы придут, и сгинет Фауст! Я дотянусь до бога! Кто-то тянет, Неведомый, меня упорно вниз... Вон кровь Христа, смотри, струится в небе! Лишь капля, нет, хотя б всего полкапли Мне душу бы спасли, о мой Христос!.. За то, что я зову Христа, мне сердце Не раздирай, о сжалься, Люцифер!.. Взывать к нему я все не перестану! Где он теперь? Исчез!.. О, вон, смотри, Бог в вышине десницу простирает И гневный лик склоняет надо мной. Громады гор, обрушьтесь на меня, Укройте же меня от гнева бога! Нет? Нет? Тогда стремглав я кинусь в глубь земли. Разверзнись же, земля! Она не хочет Мне дать приют, о нет!.. Вы, звезды неба, Что над моим царили гороскопом {72}, Чья власть дала мне в долю смерть и ад, Втяните же меня туманной дымкой В плывущую далеко в небе тучу! Когда ж меня извергнете вы снова, Пусть упадет на землю только тело Из вашего курящегося зева, Но пусть душа взлетит на небеса!.. (Бьют часы). Ах, полчаса прошло... Вмиг минет час... О боже! Коль надо мной не смилуешься ты, Хоть ради всех святых страстей Христа, Чья кровь мой грех когда-то искупила, Назначь конец моим страданьям вечным! Пусть тысячу в аду томлюсь я лет, Сто тысяч лет, но наконец спасусь!.. Но нет конца мученьям грешных душ! Зачем же ты бездушной тварью не был? Иль почему душа твоя бессмертна? Ах, если б прав был мудрый Пифагор И если бы метампсихоз был правдой {73}, Душа моя могла б переселиться В животное! Животные блаженны! Их души смерть бесследно растворяет. Моя ж должна для муки адской жить. Будь прокляты родители мои!.. Нет, самого себя кляни, о Фауст! Кляни, кляни убийцу Люцифера, Лишившего тебя блаженства рая! (Часы бьют полночь). Бьют, бьют часы! Стань воздухом ты, тело, Иль Люцифер тебя утащит в ад! (Гром и молния). Душа моя, стань каплей водяною И, в океан упав, в нем затеряйся! Мой бог, мой бог, так гневно не взирай! (Появляются дьяволы). О, дайте мне вздохнуть, ехидны, змеи! О, не зияй так страшно, черный ад! Не подходи же, Люцифер! Я книги Свои сожгу! Прочь, прочь! О, Мефистофель! {74} (Дьяволы увлекают его). (Входит Хор). Хор Обломана жестоко эта ветвь. Которая расти могла б так пышно. Сожжен побег лавровый Аполлона, Что некогда в сем муже мудром цвел. Нет Фауста. Его конец ужасный Пускай вас всех заставит убедиться, Как смелый ум бывает побежден, Когда небес преступит он закон. (Уходит). Terminal hora diem, terminal Author opus *. {* Кончает день час, кончает автор труд (лат.).} ^T2 ^U ^T"ФАУСТ" ЛЕССИНГА^U Перев. В. Е. Гаккель-Аренс 1. Из писем о новейшей немецкой литературе Семнадцатое письмо 16 февраля 1759 года "Никто, - говорят авторы "Библиотеки" {1}, - не станет отрицать, что немецкая сцена обязана господину профессору Готшеду большинством усовершенствований, впервые введенных на ней". Я этот "никто", я прямо отрицаю это. Следовало бы пожелать, чтобы господин Готшед никогда не касался театра. Его воображаемые усовершенствования относятся к ненужным мелочам или являются настоящими ухудшениями. Когда процветала Нейберша {2} и столь многие чувствовали призвание послужить и ей и сцене, наша драматическая поэзия являла, правда, весьма жалкое зрелище. Не знали никаких правил, не заботились ни о каких образцах. Наши "государственные и героические представления" были полны вздора, напыщенности, грязи и грубых шуток. Наши комедии состояли из переодеваний и волшебных превращений, а верхом остроумия в них являлись потасовки. Чтобы понять этот упадок, не требовался ум самый острый и сильный. И господин Готшед был не первым, кто это понял, он только первый достаточно поверил в свои силы, чтобы решиться помочь этой беде. А как же он принялся за дело? Он немного знал по-французски и начал переводить: он поощрял также к переводам всех, кто умел рифмовать и понимал: "Oui, Monsieur"; он смастерил при помощи клея и ножниц (пользуясь выражением одного швейцарского критика {3}) своего "Катона" {4}; он велел изготовить "Дария" и "Устриц", "Элизу" и "Тяжбу из-за козла", "Аврелия" и "Остряка", "Банизу" и "Ипохондрика" без клея и ножниц {5}; он проклял импровизацию; он торжественно прогнал со сцены Арлекина, что само по себе явилось грандиознейшей арлекинадой, которая когда-либо разыгрывалась {6}; короче говоря, он не столько хотел усовершенствовать старый театр, сколько быть создателем совершенно нового. И какого нового? Офранцуженного. Соответствует ли этот офранцуженный театр немецкому образу мысли или нет, в это он не вникал. Он мог бы легко заметить на примере наших старых драматических пьес, которые он изгнал, что нам гораздо ближе английский вкус, нежели французский, что в своих трагедиях мы хотим видеть и мыслить больше, чем нам позволяет робкая французская трагедия; что великое, ужасное, меланхолическое действует на нас сильнее, чем изящное, нежное, ласковое: что чрезмерная простота утомляет нас больше, чем чрезмерная сложность и запутанность, и т. п. Готшед должен был бы идти по этим следам, которые и привели бы его прямым путем к английскому театру. Не говорите, что он пытался идти этим путем, как о том якобы свидетельствует его "Катон". Именно то, что лучшей английской трагедией он считает Аддисонова "Катона", ясно доказывает, что он в этом случае смотрел на дело глазами французов и не знал в то время ни Шекспира, ни Джонсона, ни Бомонта и Флетчера {7}, которых он из высокомерия и позднее не пожелал изучить. Если бы лучшие пьесы Шекспира были переведены для наших немцев с некоторыми небольшими изменениями, то, наверное, это было бы плодотворнее, чем близкое знакомство с Корнелем и Расином. Во-первых, Шекспир понравился бы нашему народу гораздо больше, нежели эти французские пьесы; во-вторых, Шекспир пробудил бы у нас совсем иные таланты, чем те, какие могли вызвать к жизни Корнель и Расин. Ибо г_е_н_и_я может вдохновить только г_е_н_и_й, и легче всего тот, который всем, по-видимому, обязан природе и не отпугивает нас трудностью совершенства, достигнутого им в искусстве. Даже если судить по древним образцам, то Шекспир гораздо более великий трагический поэт, нежели Корнель, хотя последний отлично знал древних, а Шекспир почти не знал их. Корнель ближе к древним по своим техническим приемам, а Шекспир по существу. Английский поэт почти всегда достигает цели трагедии, какие бы необычные и ему одному свойственные пути он ни избирал, французский же ее почти никогда не достигает, хотя он и идет путем, проложенным древними. После "Эдипа" Софокла никакая трагедия в мире не имеет больше власти над нашими страстями, чем "Отелло", "Король Лир", "Гамлет" и т. д. Разве есть у Корнеля хоть одна трагедия, которая бы наполовину растрогала нас так, как "Заира" Вольтера {8}? "Заира" Вольтера! А насколько она ниже "Венецианского мавра", слабой копией которого является и откуда заимствован весь характер Оросмана? То, что в наших старых пьесах было действительно много английского, я мог бы обстоятельно доказать без особого труда. Стоит назвать хотя бы самую известную из них: "Доктора Фауста" - пьесу, содержащую множество сцен, которые могли быть под силу только шекспировскому гению. И как влюблена была Германия, да и сейчас еще отчасти влюблена, в своего "Доктора Фауста"! Один из моих друзей хранит старый набросок этой трагедии, и он мне сообщил одну сцену, в которой несомненна заключено много возвышенного. Хочется вам ее прочитать? Вот она! Фауст берет к себе в услужение быстрейшего из адских духов. Он произносит заклинания, и тогда появляются семеро духов; начинается третье явление второго действия. Фауст и семеро духов {9}. Фауст. Это вы? Вы, быстрейшие духи ада? Все духи. Мы! Фауст. Все семеро одинаково быстрые? Все духи. Нет {4}. Фауст. А который из вас самый быстрый? Все духи. Я! Фауст. Просто чудо, что между семью чертями только шестеро лжецов. Я должен с вами ближе познакомиться. Первый дух. Так и будет! Когда-нибудь! Фауст. Когда-нибудь! Что ты под этим подразумеваешь? Разве и черти призывают к покаянию? Первый дух. Конечно, закоснелых... Но не задерживай нас! Фауст. Как тебя зовут? И насколько ты быстр? Первый дух. Ты мог бы скорее испытать меня на деле, чем получить ответ. Фауст. Пожалуй. Посмотри, что я делаю? Первый дух. Ты быстро касаешься пальцем пламени свечи. Фауст. И не обжигаюсь. Так отправляйся и ты и семь раз столь же быстро пронесись сквозь адское пламя и не обожгись! Ты онемел? Ты остаешься? Так, значит, и черти тоже хвастуны? Ну, ну! Даже самым маленьким пороком - и тем вы не брезгаете. А ты, второй, как звать тебя? Второй дух. Хил, а это на нашем скучном языке значит: стрела чумы. Фауст. Насколько же ты быстр? Второй дух. Уж не думаешь ли ты, что я не по праву ношу свое имя? Я быстр как стрелы чумы. Фауст. Ну, так уходи и служи врачу! Для меня ты слишком медлителен. Ты, третий, тебя как звать? Третий дух. Меня зовут Дилла, меня несут крылья ветра. Фауст. А ты, четвертый? Четвертый дух. Мое имя Ютта, я летаю на солнечных лучах. Фауст. О вы, быстрота которых может быть выражена в конечных числах, презренные! Пятый дух. Не удостаивай их твоего гнева! Они посланцы сатаны, но только в телесном мире. Мы же посланцы его в мире духов; нас ты признаешь более быстрыми. Фауст. Насколько же ты быстр? Пятый дух. Я быстр, как мысль человека! Фауст. Это уже нечто! Но мысли человека не всегда быстры. Не там, где их призывают истина и добродетель. Как ленивы они тогда! Ты можешь быть быстрым, когда хочешь быть быстрым, но кто мне поручится за то, что ты всегда этого хочешь? Нет, тебе я так же мало доверяю, как мало могу верить и самому себе. Ах! (К шестому духу). Скажи мне, насколько ты быстр? Шестой дух. Я быстр, как отмщение мстителя! Фауст. Мстителя? Какого мстителя! Шестой дух. Всемогущего, грозного, который себе одному предоставил право мести, ибо месть его услаждала. Фауст. Ты кощунствуешь, дьявол; ведь я вижу, что ты дрожишь. Быстр, говоришь ты, как месть того... я чуть было не назвал его! Нет, его нельзя называть среди нас. Так месть его, значит, быстрая? Быстрая? А я все еще жив? И все еще грешу? Шестой дух. То, что он еще дает тебе грешить, уже месть! Фауст. И черт должен меня этому учить? И только сегодня! Нет, месть его не быстрая, и если ты не быстрее его мести, то уходи! (К седьмому духу). Насколько ты быстр? Седьмой дух. Тебе, смертный, нельзя угодить, если и я для тебя недостаточно быстр! Фауст. Скажи мне, насколько ты быстр? Седьмой дух. Не более и не менее, чем переход от добра к злу. Фауст. Да, ты - мой черт! Быстрый как переход от добра к злу! Да, это быстрый переход; нет ничего, что было бы быстрее! Прочь отсюда, улитки Тартара! Прочь! Как переход от добра к злу! Я познал, как он быстр, этот переход! Я познал это! и т. д. Что вы скажете об этой сцене? Вы хотели бы иметь пьесу, полную таких сцен? Я тоже! 2. План пролога и первого действия Старый собор. Звонарь и его сын, только что отзвонившие полночь или собирающиеся звонить. Сборище чертей, невидимо сидящих на алтарях и совещающихся о своих делах. Несколько чертей, посланных Вельзевулом, появляются перед ним, чтобы отдать отчет о своих деяниях. Один ввергнул город в пламя, другой потопил в бурю целый флот. Третий осмеивает их за то, что они берутся за такие ничтожные дела. Он похваляется тем, что соблазнил святого, уговорив его напиться, и тот в опьянении совершил клятвопреступление и убийство. Это наводит на беседу о Фаусте, которого не так-то легко совратить. Третий черт берется за сутки предать его во власть ада. - Сейчас, - говорит один черт, - он еще сидит при свете ночной лампады и исследует глубины истины. Слишком сильная жажда знаний - недостаток; а из недостатка, если человек слишком в нем упорствует, могут проистечь все пороки. После этого черт, собирающийся совратить Фауста, излагает свой план. ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ Действие продолжается от полуночи до полуночи. Фауст со своими книгами у лампы. Борется с различными сомнениями из области схоластической премудрости. Он вспоминает, что один ученый вызывал черта по поводу Аристотелевой энтелехии {10}. И он также много раз делал подобную попытку, но безуспешно. Он пробует это еще раз, именно теперь для этого надлежащее время, и он произносит заклинание. ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ Из-под пола появляется дух с длинной бородой, в плаще. Дух. Кто меня потревожил? Где я? Не свет ли мне тут почудился? Фауст (пугается, но, вновь овладев собой, обращается к духу). Кто ты? Откуда ты? По чьему приказанию явился? Дух. Я лежал, погруженный в дремоту, и грезил, будто мне как-то не по себе - не хорошо, и не плохо; и тут, снилось мне, до меня донесся издалека чей-то голос; он все приближался; Ваал! Ваал! - услышал я, и на третий зов "Ваал" явился я сюда. Фауст. Но кто ты? Дух. Кто я? Дай вспомнить! Я - я только недавно стал тем, что я есть. Я смутно припоминаю, что у меня было это тело, эти члены; теперь... и т. д. Фауст. Но кем же ты был? Дух. Кем был? Фауст. Да, кем ты был раньше? До сих пор? Дух. Раньше? До сих пор? Фауст. Не всплывают ли в твоей памяти представления, которые предшествовали бы твоему нынешнему и прежнему полубодрствующему состоянию? Дух. Что ты говоришь? Да, теперь меня осенило: однажды я уже видел нечто подобное. Погоди, погоди, дай мне найти нить воспоминаний. Фауст. Я попытаюсь помочь тебе. Как тебя звали? Дух. Меня звали Аристотель. Да, именно так меня звали. Что это со мной? Он делает вид, будто теперь все вспомнил, и отвечает Фаусту на самые трудные его вопросы. Дух этот - сам дьявол, задумавший соблазнить Фауста. - Однако, - говорит он наконец, - я устал втискивать свой разум в прежние рамки. Говорить с тобой как человек обо всем, что ты меня спрашиваешь, я больше не желаю, а говорить с тобой как дух - не могу. Отпусти меня; я чувствую, что вновь погружаюсь в дремоту и т. д. ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ Он исчезает, а Фауст, полный радостного изумления от того, что заклинание возымело силу, начинает новое, чтобы вызвать демона. ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Появляется черт. Кто это, чьему могучему зову я должен повиноваться? Ты? Смертный? Кто научил тебя этим могучим словам? [Сообщение Карла Лессинга]. 3. Письмо о пропавшем "Фаусте" Лессинга капитана фон Бланкенбурга {11} Вы желаете, дражайший друг, получить известие о пропавшем "Фаусте" покойного Лессинга. Всем, что я об этом знаю, я тем охотнее с вами поделюсь, что не хотел бы дать пропасть ни одной строке, ни одной идее этого великого человека, все еще недостаточно известного, не признаваемого часто только из одного каприза. Правда, считать его "Фауста" потерянным, окончательно потерянным, пожалуй что и нельзя; а в случае, если кто захочет приписать себе это творение, тоже нечего опасаться, что такой обман не будет обнаружен, ибо то, что говорят о стихах Гомера и об идеях Шекспира, с полным правом может быть также применено и к произведениям Лессинга, а пропавший "Фауст" к ним принадлежит. Только кто знает, когда и как предстанет что-либо из этого произведения перед публикой, да и произойдет ли это вообще когда-нибудь? Итак, покамест поделитесь с нею тем, что известно мне. Что Лессинг уже много лет тому назад работал над "Фаустом", это мы знаем из "Литературных писем". Но насколько мне известно, переработку, а может быть, просто окончание своего труда он предпринял в такое время, когда из всех концов Германии возвещалось о новых "Фаустах" и сочинение свое он, по моим сведениям, успел закончить. Мне с полной уверенностью говорили, что он ждал только появления остальных "Фаустов", чтобы издать своего. Он взял рукопись с собой, отправляясь в путешествие из Вольфенбюттеля в Дрезден; ларец, в котором лежали эта рукопись и еще другие бумаги и вещи, он передал кучеру, который должен был доставить все это в Лейпциг одному из родственников писателя, купцу Лессингу, а тот должен был потом позаботиться о дальнейшей отправке посылки в Вольфенбюттель. Но ларец так и не прибыл; достойный человек, которому он должен был быть послан, заботливо осведомлялся, писал сам по этому случаю Лессингу и т. д. Однако ларец так и исчез, и бог ведает, в какие руки он попал или где он еще спрятан! Где бы он, однако, ни был - вот Вам по крайней мере скелет этого "Фауста". Действие открывается собранием адских духов, и подчиненные отдают отчет своему главе о предпринятых ими или выполненных деяниях. Представьте себе, что может создать из подобного сюжета такой человек, как Лессинг! Последний выступающий из подчиненных адских духов докладывает, что он нашел на земле одного человека, к которому во всяком случае никак не подступиться. У него нет ни единой страсти, ни единой слабости. При более пристальном углублении в содержание этого известия все больше раскрывается и характер Фауста, и на все расспросы о его стремлениях и наклонностях дух, наконец, отвечает: у него только одно стремление, одна склонность - неутолимая жажда науки и познаний. "Ха, ха! - восклицает Сатана. - Тогда он будет моим, моим навсегда, и вернее, чем при любой другой страсти!". Вы и без меня почувствуете все, что заложено в этой мысли, и быть может, она была бы слишком злобной, если бы только развязка не успокаивала человечество. Но, судите сами, сколько драматического интереса внесено благодаря этому в пьесу, какое читатель почувствует беспокойство и страх! Теперь Мефистофель получает поручение и наставление, с чего и как ему надо начать, чтобы поймать бедного Фауста; в следующих действиях он начинает и заканчивает, по-видимости, свое дело, здесь я не могу вам указать ничего определенного; но величие и богатство возможностей, открываемых пьесой, особенно для такого человека, как Лессинг, необозримы. Как бы то ни было, адские силы считают, что они выполнили свое дело; в пятом акте они поют ликующие песни, как вдруг появляется посланец небесного мира и самым неожиданным и все же естественным, для всех успокоительным образом прерывает эти песни. "Не торжествуйте, - говорит ангел, - вы не одержали победы над человечеством и наукой; божество не для того дало человеку благороднейшее из стремлений, чтобы сделать его навеки несчастным; тот, кого вы видели и кем ныне льстите себя надеждой обладать, был только призраком". Как ни мало, дражайший друг, то, чем я могу поделиться с Вами, все же мне кажется, оно заслуживает сохранения. Распорядитесь им по Вашему усмотрению! - и т. д. Лейпциг, 14 мая 1784 г. Фон Бланкенбург. 4. Письмо к издателю "Театрального наследия" Совершенно верно, любезнейший друг, что Ваш покойный брат, этот превосходный человек, делился со мною замыслами своих пьес. Но это было давно; самые планы были так мало обработаны или были рассказаны мне так бегло, что я не могу восстановить в моей памяти ничего, достойного записи, не говоря уже о печати. Но о "Фаусте" его, о котором Вы меня главным образом и спрашиваете, я знаю кое-что; во всяком случае я помню общий план первой сцены и развязку. В этом явлении мы видим на сцене разрушенную готическую церковь с главным алтарем и шестью приделами. Разрушение домов господних - наслаждение для Сатаны; развалины храмов, где некогда чтили всеблагого, его любимые жилища. Здесь-то и собираются адские духи, чтобы совещаться. Сам Сатана восседает на главном престоле, а по приделам разместились остальные черти. Но все они невидимы для глаза, слышны только их хриплые противные голоса. Сатана требует отчета в делах, совершенных прочими чертями; одними он доволен, другими недоволен. Так как то немногое, что я помню из этой сцены, будучи разрозненным и обрывочным, не может произвести должного впечатления, то я решаюсь заполнить имеющиеся пробелы и набросать всю сцену: Сатана. Говори ты, первый, дай отчет в том, что ты совершил. Первый черт. Сатана! Я видел в небе тучу, в лоне своем она несла разрушение, и я взвился к ней, укрылся в самой черной ее глубине, погнал ее дальше и остановил над хижиной благочестивого бедняка, который только что уснул рядом со своей женой. Тогда я разорвал тучу и вытряхнул из нее огонь на хижину, так что яркое пламя взвилось к небу, и все достояние несчастного стало добычей огня. Это было все, что я мог сделать, Сатана, ибо его самого, его плачущих детей и его жену вырвал из огня ангел божий, а я, когда увидел его, бросился прочь. Сатана. Презренный! Трус! И ты говоришь, то была хижина бедняка, хижина благочестивого человека... Первый черт. Благочестивого и бедного, Сатана. Теперь он наг и бос и совсем погиб. Сатана. Для нас! И, конечно, навеки. Возьми у богача его золото, чтобы он пришел в отчаяние, и брось это золото на очаг бедняка, чтобы оно совратило его душу, тогда у нас будет двойная выгода. Сделать благочестивого бедняка еще беднее, это значит еще больше приблизить его к богу. Говори ты, второй! Расскажи нам что-нибудь получше!.. Второй черт. Это я могу, Сатана. Я отправился на море и стал призывать бурю, с помощью которой я мог бы разрушать, и она явилась; когда я устремился к берегу, вверх ко мне полетели дикие проклятия, а когда посмотрел вниз, то увидел флот с поднятыми парусами. На кораблях плыли ростовщики. Я быстро ринулся в глубину вместе с ураганом, взобрался затем на поднявшейся волне снова к небу. Сатана. И потопил флот в волнах? Второй черт. Так, что ни один не спасся. Я разбил весь флот, и все души, которые были на нем, теперь твои. Сатана. Предатель! Они уже были моими. Но они еще больше посеяли бы проклятий и разрушения на земле; они продолжали бы грабить по чужим берегам, растлевать и убивать; они из одной части света в другую принесли бы новые соблазны, побуждающие к греху, и все это, все теперь погибло и пропало! О, ты, черт, должен опять убраться в ад; ты только разрушаешь мое царство. Говори ты, третий! Летал ли ты тоже среди бурь и туч? Третий черт. Так высоко не залетает мой дух, Сатана; я ужасов не люблю, мое дело - совращать сладострастием. Сатана. Тогда ты тем опаснее для душ. Третий черт. Я увидел спящую блудницу; она томилась то в полусне, то в полуяви своих желаний, и я проскользнул к ее ложу. Я прислушивался с вниманием к каждому ее вздоху, к каждому сладострастному мечтанию ее души, и наконец я уловил любимый ею образ, который выше всего заставлял подниматься ее грудь. Из этого видения я себе создал образ стройного, сильного цветущего юноши и в этом облике... Сатана. (Быстро). Похитил у какой-нибудь девушки ее невинность? Третий черт. Похитил у нетронутой красавицы первый поцелуй. Дальше я не склонял ее ни к чему, но будь уверен: я вдохнул пламя в ее грудь, оно заставит ее отдаться первому же соблазнителю, которого я освободил от труда. А как только он ее совратит... Сатана. Тогда у нас будет жертва за жертвой, потому что она будет совращать других. Ну, хорошо, в твоем поступке есть цель. Учитесь же вы, первые, вы, презренные, способные разрушать только в мире плоти! А вот этот растлевает души, это лучший из чертей! Скажи-ка ты, четвертый, какие ты дела совершил? Четвертый черт. Никаких, Сатана. Но у меня явилась мысль, и если бы она превратилась в дело, то все те дела померкли бы перед ним. Сатана. И эта мысль? Четвертый черт. Похитить у бога его любимца - юношу мыслящего, одинокого, полностью предавшегося науке, живущего только ею, чувствующего только ее, отказывающегося от всех страстей, кроме единственной страсти к истине, опасного тебе и нам, если бы он стал когда-нибудь учителем народа, - вот кого бы у него похитить, Сатана! Сатана. Отлично! Чудесно! А твой план? Четвертый черт. Видишь, я скрежещу зубами, у меня его нет! Я подкрадывался к его душе со всех сторон, но я не нашел ни единой слабости, за которую мог бы ухватиться. Сатана. Глупец! Разве он не стремится к познанию? Четвертый черт. Больше, чем кто-либо из смертных. Сатана. Тогда предоставь его мне! Этого довольно для того, чтобы его погубить. И теперь Сатана настолько захвачен своим планом, что не хочет слушать остальных чертей. Он кладет конец сборищу, и все должны помогать ему в достижении его великой цели. Он вполне уверен в успехе, владея теми средствами, какие дают ему власть и хитрость. Но ангел, посланец провидения, незримо паривший над развалинами, возвещает нам о бесплодности козней Сатаны, и слова его торжественно, хоть и негромко, звучат в вышине: "Вам не победить!" Столь же своеобразным, как и набросок этой первой сцены, является и замысел всей пьесы. Юноша, которого пытается совратить сатана, как вы, наверно, тотчас догадались, - Фауст. Этого Фауста ангел погружает в глубокий сон и создает вместо него призрак, с которым черти ведут свою игру до тех пор, пока он не исчезает - исчезает как раз тогда, когда им кажется, будто они полностью овладели им. Все, что происходит с этим призраком, - сновидение погруженного в дремоту Фауста. Он просыпается в тот миг, когда черти, полные стыда и ярости, уже удалились, и благодарит всевышнего за предостережение, которое он ему послал в таком поучительном сне. Он теперь еще более укрепился в добродетели и любви к истине. Насчет того, каким образом черти решают совратить Фауста, как они ведут это дело, я ничего не могу вам сообщить. Не знаю, чего мне больше не хватает - того ли, что не успел досказать ваш брат, того ли, что утрачено памятью, но только, право же, все, что еще всплывает передо мной, настолько смутно, что я не знаю, сумею ли я его осветить. Остаюсь и т. д. И. Я. Энгель {12}. ^TКОММЕНТАРИИ^U В. М. Жирмунский ИСТОРИЯ ЛЕГЕНДЫ О ФАУСТЕ 1 Легенда о договоре человека с дьяволом коренится в дуализме средневековой христианской церкви, которая сделала бога источником добра, а дьявола виновником и воплощением зла в мире. Христианская церковь официально исповедовала религиозный монизм; в отличие от зороастризма и возникших под его влиянием восточных дуалистических ересей вроде манихейства она не признавала существования двух равноправных богов, доброго и злого: дьявол был, по ее учению, мятежный ангел, отпавший от бога, не властный в конечном счете, несмотря на свои мнимые победы над слабостью людской, сопротивляться всемогуществу божию. Однако все попытки философии, опиравшейся на церковное учение, примирить всемогущество и всеблагость божества с существованием зла на земле, воплощенного в дьяволе, по необходимости оставались безуспешными. На основной вопрос христианской "теодицеи", который еще в начале XIX века ставил Байрон устами мятежного Каина, "первого убийцы": "Отец мой говорит: "Он всемогущ, Он весь - добро". - Зачем же зло есть в мире?", - единственным ответом мог служить лишь религиозный софизм, согласно которому бог пользуется дьяволом для достижения своих целей - для испытания праведных и наказания грешных. В бытовом представлении средневекового человека дьявол фактически становился столь же могущественным, как бог, по крайней мере в пределах земной жизни, и это объясняло, если не оправдывало в философском смысле, существование зла и страдания на земле. С дуализмом тесно был связан аскетический характер официальной средневековой церковной идеологии и морали: отрицание земной жизни и ее радостей как царства дьявола во имя "потустороннего" мира, царства божия. С точки зрения средневекового аскетизма богатство, почести, слава, плотская любовь, светская мудрость, не основанная на религии, были "соблазнами" дьявола. Церковь учила словами своих апостолов: "Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего". (Послание Иоанна Богослова, 1, 2, 15-16.) С превращением христианства из религии рабов в господствующую церковь рабовладельческого, а потом феодального общества, в его идеологическую опору это аскетическое религиозное мировоззрение должно было вступить в противоречие с реальными "земными" потребностями господствующих классов. В полной мере оно сохраняло свою силу лишь по отношению к бедным и обездоленным - как проповедь покорности "властям предержащим" и обещание небесной награды за реальные земные страдания. В борьбе с язычеством древнее христианство в силу своего спиритуализма не отрицало в принципе существования языческих богов: оно объявило их злыми демонами, врагами христианского бога. Так, богиня Венера превратилась в средневековой немецкой легенде в "госпожу Венеру" (Frau Venus), дьяволицу (Teufelin), совращающую рыцаря Тангейзера соблазнами чувственной, плотской любви (как позднее греческая Елена - героя легенды о Фаусте); Диана, согласно средневековым суевериям, предводительствует "стритами" (колдуньями), которые совершают ночной полет вместе с демонами на шабаш ведьм, и т. п. По словам Вальтера Мапа, писателя XII века ("De nugis curialium"), надо верить Августину и прочим отцам древней церкви, что Церера, Вакх, Пан, Приап, фавны, сатиры, сильваны, дриады, наяды и ореады "все суть действительные бесы" {Н Сперанский. Ведьмы и ведовство. М.. 1904, стр. 94. прим. 1}. Соответственно этому жрецы языческих богов являются слугами дьявола, колдунами, "магами", творящими чудеса с помощью нечистой силы. Самое слово "маг" - иранского происхождения, в античном мире оно обозначало зороастрийского жреца {И. М. Дьяконов. История Мидии. М., 1956, стр. 378-379.}. Средневековые писатели считали Зороастра (Заратуштру) основателем "черной", т. е. дьявольской, магии {См.: народную книгу о Фаусте Видмана (Kloster, II, стр. 767).}; к древним магам принадлежат также египтяне и "халдеи", т. е. представители тех восточных религий и культов, которые, как и само христианство, широким потоком проникли в Римскую империю из ее восточных владений в период разложения рабовладельческого общества и были долгое время соперниками христианства. Этой "дьявольской", языческой магии христианская церковь противопоставила свою магию, выросшую частично из сходных представлений, частично под влиянием языческих культов: таинства, дары "святого духа", культ священных изображений и святых, магическую силу их мощей и реликвий, крестного знамения и "святой воды", веру в силу молитвы как магической формулы, в чудеса, совершаемые с помощью бога, ангелов и святых. Уже Ветхий завет рассказывал о состязании в чудесах между Моисеем и волхвами египетского фараона, между пророком Ильей и жрецами Ваала, в котором слуги дьявола были посрамлены слугами божьими. С точки зрения средневекового религиозного дуализма борьба между богом и дьяволом и слугами того и другого ведется теми же чудодейственными средствами и с тем же конечным результатом. "Если магия находится в руках церкви, она не преступна; если сна в руках ее врагов - она осуждена. Чудеса обеих магий одинаковы", - констатирует русский исследователь легенды о Фаусте. "Можно сказать, что колдовство это незаконное чудо, а чудо - законное колдовство" {Белецкий. V, стр. 66.}. Когда конкурировавшие с древним христианством языческие религии были уничтожены, остались существовать в условиях своеобразного бытового двоеверия колдовство, знахарство, гадание: лечение людей и скота частью магическими заговорами, частью средствами народной медицины, заговаривание погоды, приворотные зелья, толкования снов и предсказания будущего и т. п., осуществляемые - не только "на пользу", но и во вред людям, злонамеренно, - либо с помощью общепринятых "народных" средств, либо профессионально, колдунами и особенно колдуньями, ворожеями и гадальщицами, освоившими двойное наследие местных народных верований и суеверий и "ученой" магии книжного - античного, восточного или церковно-христианского происхождения. Церковь издавна осуждала подобную магическую практику как наследие язычества и "служение дьяволу", как о том свидетельствует уже обращение Вормского собора к императору Людовику Благочестивому, сыну Карла Великого (829): "К великому нашему прискорбию должны мы сообщить Вам, что в Вашей стране от времен язычества еще остается множество опасных лиходеев, занимающихся волшебством, ворожбой, метаньем жеребьев, варкой зелий, снотолкованием и т. п., каковых божеский закон предписывает наказывать нещадно. Не подлежит сомнению, что лица обоего пола с помощью нечистой силы любовными напитками и яствами лишают других рассудка. Эти люди своим колдовством наводят даже бури и град, предсказывают будущее, перетягивают от одних к другим верно с поля, отнимают молоко у коров и вообще совершают бесчисленное множество подобного рода преступлений. Подобные лиходеи тем строже должны наказываться государем, чем дерзновеннее они осмеливаются таким путем служить дьяволу" {Н. Сперанский. Указ. соч., стр. 68.}. Однако систематическая борьба католической церкви против ведовства как "служения дьяволу" начинается лишь с XIII века, когда с обострением классовых противоречий для искоренения народных и городских ересей, угрожавших господству церкви и потрясавших социальные устои феодального общества, была создана инквизиция как чрезвычайный судебный орган для расправы с еретиками, непосредственно подчиненный папскому престолу. Дуалистические ереси, связанные по своему происхождению с манихейством, - катарры, вальденсы и аль