Джордж Фаркер. Офицер-вербовщик Комедия в пяти действиях ---------------------------------------------------------------------------- Перевод Р. Н. Померанцевой; стихи в переводе Ю. Б. Корнеева Английская комедия XVII-XVIII Веков. Антология М., "Высшая школа", 1989 OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru ---------------------------------------------------------------------------- <...> В 1690 году вышла в свет знаменитая работа английского философа-материалиста Джона Локка (1632-1704) "Опыт о человеческом разуме" (1690), ставшая одной из скрижалей Просвещения. "Человек Локка", разумный и добродетельный, лишенный ханжества, но соблюдающий высшие нравственные нормы, вытеснял из комедиографии "человека Гоббса", который находил приверженцев в дворянско-аристократической среде и был наделен хищным, разрушительным эгоизмом {Как ни парадоксально, в период Реставрации материализм английского философа Томаса Гоббса (1588-1679) находил многочисленных приверженцев в придворно-аристократических кругах. В то время как буржуазия держалась за религию, светская среда явилась благоприятной почвой для утверждения материалистических идей. Цинический скептицизм, присущий английскому дворянству времен Реставрации и отрицавший все и вся, распространился на религию и бога. Произведения Гоббса "Философские элементы учения о гражданине" и "Левиафан", написанные им в годы эмиграции в Париже, имели огромное влияние на современников.}. К "помощи" Локка все чаще обращаются младшие современники Уильяма Конгрива - Джордж Фаркер (1678-1707) и Джон Ванбру (1664-1726): для их героев, людей жизнерадостных, внутренне раскрепощенных, уже не безразлично (в отличие от их старших современников - стюартовских кавалеров), каким путем достигается успех в жизни и чего этот успех стоит. Новые требования времени, новые тенденции в искусстве привели многих драматургов в растерянность, они по-разному пытались приспособиться к изменяющимся вкусам и в комедиографии, и в театре. Наиболее чутким к веяниям вре* мени оказался Джордж Фаркер, автор веселых и остроумных комедий, исполненных тонкого юмора, едкого сарказма, создавший в конце жизни две пьесы - "Офицер-вербовщик" (1706) и "Хитроумный план щеголей" (1707), наметившие путь к новому жанру - буржуазной драме. Свои взгляды на искусство комедии Фаркер изложил в трактате "Рассуждения по поводу комедии в связи с положением английской сцены" (1702) - своеобразную дань полемике, вызванной в литературиых и театральных кругах памфлетом Колльера. Защищая английскую комедию от нападок проповедника, Фаркер подчеркнул, что она может великолепно выполнять воспитательные функции и, как серьезные жанры, вершить правосудие, воздавая должное добродетели и наказывая порок. "Комедия сегодня, - писал Фаркер, - не что иное, как отлично обрамленный, интересно изложенный рассказ, цель которого наставлять или порицать". Восставая против ограничивающих свободу писателя и драматурга правил трех единств, Фаркер призывал своих коллег взять за образец яркости, краткости и выразительности басни Эзопа, многие "рецепты" которого приемлемы и для искусства комедии. Свою точку зрения на задачи комедии Фаркер изложил также и в предисловии к комедии "Братья-соперники" (1702): "Существует мнение: дело комедии - критиковать глупость и безрассудство, цель трагедии - бичевать порок, - писал он. - Но что делать со злом "средним", слишком высоким для комедии и слишком низким для трагедии? Неужели оно может оставаться безнаказанным? Разве не опасны для общества злодейства, разоблаченные в моей пьесе, - мошенничество, злословие, интриганство, подлог?.. Но персонажи мои слишком мелки для трагедии. Что же с ними делать? Конечно, они должны стать предметом комедии". В этих рассуждениях намечается поворот к буржуазной драме. Остроумие, блеск, юмор, ирония, сочные, ярко вылепленные характеры - все это щедро представлено драматургом в комедии "Офицер-вербовщик" (1702), все призвано создать произведение, верно отражающее современное ей состояние мира. В атмосферу веселья и смеха читатель погружается, как только открывает первые страницы комедии, - на рыночной площади ловкий и смекалистый сержант Кайт вербует в гренадеры. Уж и мастер он на цветистые речи да на хитрости разные! А что делать? Иначе никого не завербуешь. Весельем пронизаны все сцены, где капитан Плюм встречается со своей возлюбленной Сильвией. Их диалоги - словно бой на рапирах: удар, еще удар, временное отступление, ловкий выпад, снова атака. А чего стоит сцена, где пройдоха Кайт, выдавая себя за астролога, предсказывает простодушным горожанам их будущее! Тут уж комических ситуаций, задора, страсти к розыгрышу хоть отбавляй! Но Фаркер не только смешит. Сквозь смех то и дело прорываются нотки осуждающие, сатирические, "колкие". Фаркер отлично знает жизнь. Он сам был офицером-вербовщиком в пехотном полку. Он умен, наблюдателен, этот лейтенант, приехавший однажды в Шрусбери вербовать солдат для королевской армии, вот уже который год ведущей разорительную войну. Разве может он не понимать всю жестокость законов о принудительной вербовке? Разве может не видеть, как с помощью обмана и мошенничества людей насильно заставляют служить королеве? Закон гласит: "...рекрутировать здоровых мужчин, не имеющих определенных занятий и видимых средств к существованию..." Вот и решает сержант Кайт (с полного на то согласия судьи и капитана Плюма) забрать в солдаты "честного малого", шахтера: ведь он работает под землей, а следовательно, не имеет "видимых" средств к существованию. Кто побогаче, тот откупится от армии: даст взятку судье да капитану. Ну а беднякам что делать? Порой и они находят выход: "Уж так мы договорились, - доверительно сообщает суду подружка шахтера, - он будет звать меня женой, чтоб меня за шлюху не считали, а я его - мужем, чтоб ему в солдаты не идти". Кем же населил Фаркер свою комедию? Шахтер, проститутка, кузнец, мясник, деревенский парень Буллок и его сестра Рози, сержант и капитан королевской армии... Не часто доводилось английскому зрителю начала XVIII столетия встречаться с такими героями. После светских остроумцев, щеголей и кутил Лондона - простые люди маленького захолустного городка. К провинции у Фаркера особое отношение, исполненное доверия, уважения. По замечанию литературного критика и поэта Ли Ханта, читая пьесу, "вы словно вдыхаете чистый, свежий, бодрящий воздух далекого захолустного местечка". И люди в этом местечке, как убедительно доказывает Фаркер, выше душой и чище нравом, чем лондонский свет, откуда брали своих героев Этеридж, Уичерли, Конгрив или Ванбру. Неверно было бы, однако, полагать, что эти комедиографы никогда не "опускались" до изображения провинциального быта и жизни: Уильям Конгрив, например, знакомит нас в "Двойной игре" с "удивительным обществом" - лордом и леди Трухлдуб и их окружением; в "Неисправимом" Джон Ванбру приводит нас в дом сэра Танбелли Кламзи, где мы встречаемся с его женой и дочерью. Но характеры этих провинциалов, выписанные сочно и ярко, наделены лишь отрицательными чертами. Тупость, обжорство, леность ума, узость интересов - вот что в первую очередь типично для "провинциальных аристократов". Иное дело у Фаркера. Судья Бэланс, его дочь Сильвия, шропширский джентльмен мистер Уорти - люди умные, образованные, по-своему интересные. Нет, Фаркер далек от мысли идеализировать своих провинциалов! Рассказывает он о них порой с мягким юмором, но всегда с каким-то внутренним чувством признательности и уважения. Благодаря Фаркеру, как тонко подметил один из исследователей его творчества, Уильям Арчер, английская комедия начала XVIII века вырвалась из узкого, замкнутого круга фешенебельных гостиных и кофеен Лондона и перекочевала на рыночные площади, проселочные дороги, в дом сквайра, в зал суда. Воздух провинции словно облагораживает героев Фаркера, смягчает их души. За бравадой и дерзостью капитана Плюма скрывается доброе сердце: "Ей-богу же, я не такой непутевый, как думают, - признается он Сильвии. - Я просто люблю привольное житье, а людям кажется, что это разврат. Ведь они судят по видимости: им не вера в бога нужна, а набожность..." Сколько общего окажется впоследствии у капитана Плюма с другим героем английской литературы, добрым малым Томом Джонсом, главным персонажем романа Генри Филдинга "История Тома Джонса найденыша", написанного четыре десятилетия спустя. Умная, энергичная и смелая Сильвия не имеет ничего общего с "городскими" героинями Уичерли или Конгрива. Перед нами женщина благородная, волевая, борющаяся за свое счастье, лишенная, по словам Плюма, "притворства, неблагодарности, зависти, корыстолюбия, спеси и тщеславия, которые столь свойственны ее сестрам". Не случайно так часто литературоведы сравнивают Сильвию с Виолой и Розалиндой, героинями комедий Шекспира "Двенадцатая ночь" и "Как вам это понравится". Сильвия - воплощение деятельного начала в жизни. Задорная, остроумная, она не хочет стать женой-рабыней, беспрекословно подчиняющейся воле мужа. Капитану Плюму она станет другом, будет равноправной участницей всех семейных дел и затей, вместе с мужем будет "все утро носиться под звуки охотничьего рога, а весь вечер - под звуки скрипки". Надменная Мелинда, обладательница солидного состояния, в финале пьесы "капитулирует" перед верностью мистера Уорти, понимая, что главное в жизни - искреннее чувство. Доброе расположение Фаркера ко многим своим героям сказалось и в том, что драматург никогда не превращает их в "ходячие карикатуры", как это нередко делали его предшественники, комедиографы эпохи Реставрации. В пьесе есть, пожалуй, всего лишь одно исключение - капитан Брейзен, нахальный, болтливый, пошлый. Всех-то он знает, всюду бывал, во всех битвах участвовал, со всеми на короткой ноге. Здесь драматург не скупится на гротеск, буффонаду. Каждая сцена, в которой появлялся Брейзен, сопровождалась, по свидетельству современников, саркастическим смехом. Этим смехом зритель-буржуа казнил распущенность нравов, глупость и безрассудство уходящей эпохи. Новый зритель не только смеялся. В финале спектакля он торжествовал: Мелинда отдавала руку и сердце (а вместе с ними - приданое в двадцать тысяч фунтов!) мистеру Уорти. Богатство и красивая жена (во богатство прежде всего?) становились наградой добродетельному шропширскому джентльмену, а не распутному Брейэену. Фаржер не пренебрегал теми драматургическими средствами, к которым привык зритель. В "Офицере-вербовщике" он использует все богатство театральных приемов, выработанных предшественниками. Фаркер любит и умеет поражать публику неожиданностью поворотов в судьбах героев, заставляет зрителя внимательно следить за одновременным развитием нескольких сюжетных линий, мастерски нагнетает действие. Задолго до Фаркера был хорошо испытан и выверен прием переодевания: в мужской наряд облачались шекспировская Виола, Фиделия из "Прямодушного" Уичерли, Оливия и Тереза из "Младшего брата" Афры Бен. Веселый розыгрыш, обман, хитроумная проделка были также неотъемлемой частью многих комедий. Псевдогадалки, прорицатели, астрологи-мошенники - все эти персонажи пользовались популярностью у зрителя, да и актеры считали, что в этих ролях есть что играть. Дабы потрафить театральным вкусам века, "гадает по звездам" и сержант Кайт, суля богатство и славу мужской половине города Шрусбери. Но если в отношении структуры пьесы Фаркер следовал многим канонам, выработанным задолго до него, то в области языка он шел путями новыми. Герои Фаркера не щеголяют цитатами из классиков, не изощряются в сравнениях, высокопарных эпитетах, не создают "походя" афоризмов, которые становятся затем достоянием всех лондонских кофеен. Диалоги комедии исполнены простоты, безыскусственности, в них звучит подлинно "разговорная интонация". Грубая речь солдат и новобранцев, "зазывальные рулады" сержанта Кайта, степенные рацеи судьи Бэланса, дерзкая и остроумная "словесная перепалка" Сильвии и капитана Плюма - все это создает яркую, реалистическую картину языковых особенностей эпохи. <...> Действующие лица Мистер Бэланс, судья Мистер Скейл, судья Мистер Скрупл, судья Мистер Уорти, джентльмен из Шропшира Капитан Плюм, офицер-вербовщик Капитан Брейзен, офицер-вербовщик Кайт, сержант Плюма Буллок, деревенский парень Костар Пермейн, рекрут Томас Эпплтри, рекрут Мелинда, состоятельная особа Люси, служанка Мелинды Сильвия, дочь Баланса, влюбленная в Плюма Рози, деревенская девчонка, сестра Буллока Констебль, первый из толпы, слуга, кузнец, мясник, подсудимый, жена, женщина, управляющий, рекруты, слуги и служанки, толпа. Место действия - Шрусбери Пролог В те дни, когда из-за Елены к Трое Враждой прониклись древние герои, Был греками сзывать в поход царей Отправлен хитроумный Одиссей Вербовщик этот опытный прокрался Туда, где дезертир Ахилл скрывался Внять зову долга не хотел Пелид - Он знал, что смерть ему война сулит. На брань подвигнуть рекрута такого Труда Улиссу стоило большого. Он, чтоб разжечь в Ахилле ратный пыл, Все чары красноречья в ход пустил, Прельщал поживой, славою манил И вынудил у юноши согласье Встать под знамена, Трое на несчастье. Не зря вербовщик тратил свой запал: Вернул Елену муж, а Гектор пал. Но коли для того, чтобы из плена Освободить всего одну Елену, Полмира за оружие взялось И в рекруты царям идти пришлось, На что мы не дерзнем в угоду залу, Где нынче собралось Елен немало? И коль воспел Гомер, старик слепой, Одну Елену с пылкостью такой, Британцы ль не сумеют с ним сравниться, Увидев в ложах всех Елен столицы? Действие первое Сцена первая Рыночная площадь. Барабан выбивает "Марш гренадеров". Входит сержант Кайт, за ним толпа. Кайт (громко, на всю площадь). Если кто из вас, джентльмены, пусть он даже не ополченец, желает пойти на службу ее величества и посбить спеси с французского короля, если у кого из вас, подмастерья, строгий хозяин, а у тебя, сынок, непочтительные родители; если какому слуге жрать нечего, а муж женою по горло сыт, - приходите все к честному сержанту Кайту в таверну "Ворон" в нашем славном городе Шрусбери, вас там угостят на славу и мигом избавят от всех забот... Мы не за тем, джентльмены, тут в барабан бьем, чтобы кого-нибудь заманить и заарканить. Да будет вам известно, джентльмены, я человек благородный и вербую я не простых солдат, а особенных - гренадеров. Слышите, джентльмены, гренадеров! Взгляните на эту шапку, джентльмены! Это не простая шапка, а почти что волшебная! Наденешь ее, и не успеют спустить курок, как ты уже джентльмен. Счастливчики, кто шести футов ростом! Этим на роду написано быть большими людьми. (Первому из толпы.) Позвольте, сударь, примерить вам эту шапку. Первый из толпы. Да что-то боязно! Еще в солдаты за это угодишь! Кайт. Не волнуйся! В солдаты попадешь, если запишешься. А ну-ка посмотрим, идет тебе эта шапка? Первый из толпы. А вдруг она заколдованная? Вдруг возьмут и устроят против меня Пороховой заговор? Кайт. Нашел чего бояться, дружище! Первый из толпы. Ой, чует мое сердце недоброе! А ну, покажите... (Хочет надеть шапку.) Смердит потом и серой. Что это на ней спереди намалевано, сержант? Кайт. Королевский герб. Иначе - "Ложе чести". Первый из толпы. А что это за "Ложе чести"? Кайт. Великое ложе! Раза в полтора больше знаменитой кровати в Уэре. Десять тысяч человек улягутся и друг друга не почувствуют. Первый из толпы. Нам бы с женой такую! Лежали бы себе, друг друга не трогали. А крепко спится на этом "Ложе чести"? Кайт. Так крепко, что ни один еще не проснулся. Первый из толпы. Ишь ты! Мою бы жену туда! Кайт. Да ну?.. Так что же, братец, давай... Первый из толпы. Уже и братец! Что-то я не припомню, приятель, чтобы мы с тобой в родстве состояли. Ты меня, сержант, не уговаривай, не заманивай. Захочу - запишусь, не захочу - не запишусь. Так что забирай назад шапку и не лезь ко мне в родню. Я и в другой раз успею записаться. Еще уговаривает, в братья лезет! Кайт. Это я-то тебя уговариваю? Я тебя заманиваю? Да я выше этого, сударь! Я в двадцати кампаниях участвовал!.. А вы, сударь, остры на язык, и во всем остальном вы мужчина хоть куда: молодой да веселый! Люблю людей с характером. А чтобы кого заманивать - боже избави! Это же низость! И все же, право, в жизни не встречал такого ладного молодца! Ведь как шагает - твердо да четко, ну точно башня на тебя движется! А чтобы кого улещивать - ни-ни!.. Пойдем, приятель, пропустим по стаканчику! Первый из толпы. Что ж, охотно! С таким умным человеком и пенни не жалко потратить. Считайте это за извинение, сударь. Кайт. Руку, приятель! А теперь, джентльмены, довольно слов - вот мой кошелек, а на квартире у меня сыщется бочонок эля, да такого, что с ног валит. Деньги королевские - питье тоже. Королева у нас щедрая и любит своих подданных. Надеюсь, джентльмены, вы не откажетесь выпить за здоровье королевы? Все. Нет, выпить не откажемся! Кайт. Крикнем же ура королеве и славному Шропширу! Все. Ура! Кайт. Бей в барабан! Все уходят с криками; барабан выбивает "Марш гренадеров". Сцена вторая Там же. Входит Плюм в дорожном платье. Плюм. А, "Марш гренадеров"! Это мой барабан бьет. И толпа кричит "ура" - значит, мы победили. Интересно, который час? (Смотрит на часы.) Четыре. А из Лондона я выехал вчера в десять утра. Сто двадцать миль за тридцать часов! Впрочем, это что! Вот начну вербовку, тогда намаюсь! Входит Кайт. Кайт. Добро пожаловать в Шрусбери, ваше благородие! "От вод Дуная к берегам Северна...". Добро пожаловать, капитан! Плюм. Вы стали так обходительны, мистер Кайт! Я вижу, вы совсем вошли в роль вербовщика. Как успехи? Кайт. За какую-нибудь неделю пятерых завербовал. Плюм. Неужто пятерых! Кого же? Кайт. Силача из Кента, цыганского короля, шотландского коробейника, прохвоста стряпчего и валлийского пастора. Плюм. Стряпчего? Ты что, рехнулся? Мало нам мороки! Сейчас же отпусти его! Кайт. Почему, сударь? Плюм. Мне грамотеи не нужны! Еще, чего доброго, жалобы начнет строчить! Отпусти его сию же минуту, слышишь! Кайт. А с пастором как быть? Плюм. Грамотный? Кайт. Не скажу!.. Вот на скрипке здорово играет!.. Плюм. Этого не отпускай! А каково настроение в городе? Обрадовались, когда узнали, что я еду? Кайт. Вы, сударь, так нравитесь простолюдинам, а я судьям и разным другим властям, что мы свое дело живо обстряпаем. Кстати, сударь, вы здесь нежданно-негаданно завербовали еще одного рекрута. Плюм. Это кого же? Кайт. Помните свою старую приятельницу Молли из Касла? Ну, что завербовали в прошлый приезд. Плюм. Надеюсь, она не беременна? Кайт. Что вы, сударь, вчера родила. Плюм. Кайт, ты должен усыновить ребенка! Кайт. Чтобы потом ее друзья заставили меня жениться на ней? Плюм. Что же, тогда прихватим ее с собой. Она, знаешь, и постирать может, а когда и постель постелит... Кайт. А мне не надобно. Я ведь женат, ваше благородие. Плюм. На скольких? Кайт. Враз не припомнишь!.. (Достает бумагу.) Вот список личного состава: я всех их на обороте записал. Сейчас посмотрю... Первой по списку значится миссис Шили Хихикинс, которая торгует картошкой на Ормонд-Ки в Дублине. Вторая Пегги Галлон - та, что держит питейное заведение в Уайтхолле у Главного штаба. Долли Фургон - дочь возчика из Гулля. Мадемуазель ван Плоскопопинс из Басса. Еще тут записана Дженни Балкйнс, вдова корабельного плотника из Портсмута, только она не в счет: у ней в мужьях еще два флотских лейтенанта и боцман с военного корабля. Плюм. Да их у тебя целая рота наберется! Впрочем, где пятеро - там и полдюжины. А скажи, пожалуйста, мальчик родился или девочка? Кайт. Мальчишка, крепыш. Плюм. Тогда запиши мать в свой список, а мальчишку в мой. Поставишь его в списке гренадеров под именем Фрэнсиса Кайта, отпущенного на побывку к матери. Деньги, положенные ему на содержание, можешь забирать себе. А теперь иди утешать соломенную вдову. Кайт. Слушаюсь, сэр. Плюм. Стой! А в прорицатели ты здесь уж наряжался? Кайт. Разумеется, сэр. Обо мне уже идет слава по всей округе как о самом надежном из всех лгунов-предсказателей. Пришлось, правда, для пользы дела посвятить в тайну моего домохозяина. Но он малый честный: мошенника не выдаст. Вам будут солдаты, мне - деньги, что нам еще нужно? Вот идет ваш приятель, мистер Уорти. Есть еще какие-нибудь распоряжения, ваше благородие? Плюм. Пока все. Кайт уходит. Да разве это Уорти, это его тень! Входит Уорти. Что ты стоишь, скрестив руки на груди, Уорти? Открой свои объятия, ведь перед тобой друг... Видно, у него сплин перекинулся на уши. Я вышибу из него эту черную меланхолию! Тебя, хандра, бесовку злую, Волшебным прикасаньем прочь гоню я. (Ударяет Уорти по плечу.) Уорти. Плюм! Дружище! Цел и невредим? Плюм. Как видишь. Я уцелел в Германии и не пострадал в Лондоне. Руки, ноги, нос - все при мне. И внутри ничего не застряло - ни любви в сердце, ни злобы, а желудок справится с любым количеством ростбифа. Уорти. Счастливчик! Когда-то и я был таким. Плюм. Что с тобой творится, старина? Не случилось ли у тебя в Уэльсе наводнения или землетрясения? Или, может, твой отец восстал из мертвых и отобрал у тебя поместье? Уорти. Нет. Плюм. Тогда, значит, ты женился. Уорти. Нет. Плюм. В таком случае ты сошел с ума или стал квакером. Уорти. Сейчас я тебе все выложу начистоту. Узнай же, до чего опустился твой друг! Веселый гуляка превратился в жалкого мечтателя, вздыхающего все об одной. Плюм. Чего это ради? Уорти. Ради женщины. Плюм. Руку, товарищ! Перед тобой другой жалкий мечтатель, вздыхающий все об одном. Уорти. А ты о чем вздыхаешь? Плюм. О полке. Не о женщине же. Я, черт возьми, бывал верен зараз пятнадцати, но ни об одной не вздыхал. А ты влюбился в одну и уже раскис! Кто же твоя прекрасная Елена? Уорти. Поистине Елена! Такая же прекрасная и такая же бездушная. Хоть десять лет веди осаду, не овладеешь! Плюм. Бездушная, говоришь? Она что, шлюха? Уорти. Да нет. Плюм. Тем хуже. Но кто она? Я ее знаю? Уорти. Прекрасно! Плюм. Быть того не может. Я не знаю женщины, которая выдержала бы десятилетнюю осаду. Уорти. А что, если это Мелинда? Плюм. Мелинда?! Но год назад она уже почти капитулировала и готова была сдаться на приличных условиях. Помнится, я еще советовал тебе, отправляясь в поход, предложить ей содержание в пятьсот фунтов годовых. Уорти. Я так и сделал. Она выслушала меня и сказала, что должна с недельку подумать. Но тут неожиданно для нее самой прибыло подкрепление, и мне пришлось отказаться от надежды на победу и опять возобновить осаду. Плюм. Я что-то не пойму, объясни-ка. Уорти. В решительный момент во Флинтшире скончалась ее тетка, леди Капитал, и оставила ей в наследство двадцать тысяч фунтов. Плюм. Ну, теперь прелестная Мелинда для нас потеряна! Согласно правилам тактики, твоя осада, Уорти, больше не имеет смысла. Раз у осажденных теперь вдоволь провианта, измором их не возьмешь. Придется удвоить натиск и взять город штурмом - или погибнуть. Уорти, Я уже пробовал атаковать ее - все пустил в ход, - но был столь решительно отброшен, что расстался с мыслью сделать ее своей любовницей. Я изменил тактику, стал сдержанным и покорным и теперь добиваюсь ее руки. Плюм. Ну, чем покорней будешь ты, тем надменней она. Начни только молиться ей, как богине, и она станет обращаться с тобой, как с собакой. Уорти. Так и вышло. Плюм. Все они таковы. Поверь, Уорти, сдержанностью и покорностью ты ничего не добьешься. Своим унижением ты не победишь ее гордости. Если ты хочешь, чтоб она больше ценила тебя, заставь ее поменьше ценить собственную особу. Постой, на твоем месте я бы прежде всего переспал с ее горничной и нанял двух-трех девчонок, чтобы те повсюду рассказывали, будто они от меня понесли. А что, если нам подшутить над всеми местными красотками, кроме нее? Устроить бал и не позвать ее и еще нескольких уродин. Уорти. Подобного унижения она бы не вынесла! Но мы живем в такой дыре - у нас не дают балов, не пишут памфлетов и... Плюм. Скажешь, не брюхатят баб?! Это когда в городе столько вербовщиков! По-моему, у них правило: оставить после себя столько же будущих солдат, сколько они увезут с собой. Уорти. Никто не сомневается, что ты не щадишь себя для отчизны, храбрый капитан. Взять к примеру Молли из Касла. Знаешь, сколько шума было в городе? Плюм. Надеюсь, до Сильвии ничего не дошло? Уорти. А ты еще ее помнишь? Я думал, что ты совсем позабыл о ней, бедняжке. Плюм. Из-за твоих дел у меня выскочили из головы мои собственные. Конечно, Сильвия пустила бы меня к себе в постель, если б только мы уладили все предварительные вопросы. Но она полагала, что сперва надо обвенчаться, а потом уже сблизиться, я же считал, что наоборот. Вот мы все и спорили. И если она такая упрямая дурочка, что никак не может расстаться со своей девственностью, то пусть и хранит ее всю жизнь. Уорти. А иначе ты никак не хотел на ней жениться? Плюм. Я вообще не хотел жениться, сэр. Но если уж приходится, то как можно связать себя на всю жизнь с женщиной, коли не знаешь, приятно ли тебе провести с ней вдвоем хоть полчаса. А вдруг женишься на безногой? Значит, во избежание этого надо получше разобраться, что за товар берешь. Если бы люди получше узнавали друг друга до брака, было бы куда меньше разводов, измен и прочей чертовщины. Уорти. А в городе уже болтали... Плюм. Вот потому я и ненавижу ваши провинциальные города. Город, в котором могут подумать дурное о такой женщине, как Сильвия, надо бы спалить дотла. Я люблю Сильвию, я восхищаюсь ее открытым, благородным характером. Эта девушка как-то не похожа на других представительниц своего пола. У нее только прелести женские. Зато нет в ней притворства, неблагодарности, зависти, корыстолюбия, спеси и тщеславия, которые столь свойственны ее сестрам. Будь я генералом, я бы на ней женился. Уорти. И правильно бы сделал: ведь она вышла бы за тебя, будь ты даже капралом. А вот моя Мелинда кокетничает с кем попало. Ставлю пятьдесят фунтов, она еще и за тебя примется! Плюм. А я ставлю пятьдесят, что не упущу случая. Послушай, Уорти, а что, если я ее осилю, а потом отдам ее тебе? Уорти. Коли ты ее осилишь, можешь мне не отдавать. На кой шут мне победа, одержанная другим. Возвращается Кайт. Кайт. Можно вас на два слова, капитан? Плюм. Говори: здесь все свои. Кайт. Вы послали меня утешить эту соломенную вдову, милую миссис Молли, сэр... Это моя жена, мистер Уорти. Уорти. Ого, вот как?! Желаю вам счастья, мистер Кайт. Кайт. Большое вам спасибо, ваша милость, я ведь за полчаса приобрел сразу и жену и ребенка. Так вот, значит, послали вы меня утешить миссис Молли, мою жену, я хочу сказать. И что же вы думаете, сэр - ее уже успели утешить! Плюм. Каким образом? Кайт. А вот каким, сэр: пришел лакей в голубой ливрее и принес ей десять гиней на пеленки. Плюм. Что за чудо! Кто его прислал? Кайт. А уж это, сударь, я скажу вам на ухо. (Шепчет.) Мисс Сильвия. Плюм. Сильвия?! Какое благородство! Уорти. Сильвия?! Возможно ли?! Кайт. Вот они, эти гинеи, сэр. Я взял их в счет приданого. Мало того, сэр, Сильвия просила сказать ей, что будет крестной матерью и возьмет на себя заботы о ребенке. Только я собрался к вам с этой новостью, окликает меня лакей и говорит, что его хозяйка, мол, желает побеседовать со мной. Я пошел. Узнав от меня, что вы в городе, она дала мне полгинеи за приятное известие и велела передать вам, что ее отец, судья Бэланс, вернулся из деревни и будет рад вас видеть. Плюм. Видишь, какая девушка, Уорти! Разве она похожа на других женщин? Нет, она способна на благородную, великодушную, мужскую дружбу. Покажи мне другую женщину, которая не разразилась бы слезами и упреками из-за этого маленького покушения на ее собственность. Сильвии ненавистна обычная бабья ревность - ведь это лишь жадность, не больше. Она скорее откажется от любовника, чем предаст друга... Кстати, у кого тут самое лучшее вино, Уорти? Там я и поселюсь. Уорти. Хортон недавно получил бочку старого барселонского. Мне хотелось получше тебя встретить, и вот, чтобы ты первым его отведал, я не велел старику открывать ее до твоего приезда. Плюм. Так пойдем к нему! А ты, Кайт, ступай к этой даме, передай ей мой низкий поклон и скажи, что я только подкреплюсь немножко и пожалую к ней с визитом. Уорти. Постой, Кайт! Ты уже видел того, другого вербовщика? Кайт. Нет, сэр. Плюм. Это кто же такой? Уорти. Мой соперник, редкостный дурак! Остальное я тебе расскажу по дороге. (Уходит вместе с Плюмом.) Сцена третья Комната. Meлинда и Сильвия идут навстречу друг другу. Мелинда. С приездом, кузина Сильвия. (Целуются.) Ах, как бы мне тоже хотелось пожить в деревне! Жить в каком-нибудь провинциальном городе, вроде нашего Шрусбери, по-моему, просто невыносимо. Вечно дым, сутолока, сплетни, притворство - ни слова в простоте. И при этом никаких развлечений - прямо с тоски умрешь! А воздух здесь какой - дышать нечем! Сильвия. А я слышала, кузина, что Шрусбери славится своим воздухом. Мелинда. Ты забываешь, Сильвия, что я здесь уже целую вечность. Поверь, для женщины деликатного сложения любой воздух становится вреден через полгода. По-моему, всего полезнее для организма - менять атмосферу. Сильвия. Это как же ее менять - как платья, что ли? Впрочем, ты, наверно, права: разная бывает атмосфера - когда приятная, а когда нет. Бывает такая, что хоть беги. Такого дыму, такого туману напустят, страх! Мелинда. Ну что за вздор! Я говорю о воздухе, которым мы дышим, или, вернее, вкушаем. Неужели ты не заметила, Сильвия, что в разных местах воздух даже на вкус различен? Сильвия. А туман, кузина, это тоже род воздуха? И как это тебе удается вкушать воздух? Уж не хочешь ли ты сказать, что питаешься воздухом? Вот что, дорогая Мелинда, перестань напускать туман! Воспитание мы с тобой получили одинаковое. Было время, когда мы с тобой и думать не думали о воздухе, разве что он был слишком студеный. Помнишь, в пансионе, по утрам, когда ветер дул с Уэльских гор, как у нас начинало течь из носу? Мелинда. Воспитывали нас одинаково, кузина, но по природе своей мы разные. Ты, например, здорова, как лошадь. Сильвия. Уж, по крайней мере, не страдаю ни от скуки, ни от колик, ни от разных капризов. Моя голова не нуждается в нюхательной соли, желудок - в порошках, а лицо - в притираниях. Я могу все утро носиться под звуки охотничьего рога, а весь вечер - под звуки скрипки. Словом, я ни в чем не уступаю отцу - только разве что стрелять влет и пить не умею. А придет время, не хуже матушки моей справлюсь с чем надо. Мелинда. Кажется, это не за горами. Я слышала, твой капитан вернулся. Сильвия. Да, Мелинда, он приехал, и я постараюсь, чтоб он уехал не один. Мелинда. Да ты с ума сошла, кузина! Сильвия. "Радость безумья, ты мне поверь, дано познать лишь безумцам". Мелинда. Право же, это донкихотство! И у тебя хватает смелости воображать, будто молодой и беспечный офицер, который знай себе шляется по свету - за полгода чуть не полземли объездит, - свяжет свою жизнь с барышней из медвежьего угла, дочкой какого-нибудь судьи! Сильвия. А я не рассчитываю на его постоянство. Я бы не могла полюбить мужчину, для которого существует лишь одна женщина на свете. Это доказывало бы только его душевную ограниченность. Постоянство - это в лучшем случае лень. Ей не место среди мужских добродетелей. И я тоже не поставлю ее в ряд с мужеством, ловкостью, опытом, справедливостью и иными достоинствами сильного пола. Поверь, Мелинда, я порядком устала быть женщиной и не вижу большой радости в том, чтобы носить юбку. Мелинда. Значит, тебе надоело ходить в юбке и ты бы почувствовала себя свободнее, будь на тебе штаны. Право, Сильвия, родись ты мужчиной, ты была бы распутником! Сильвия. Уж я бы постаралась узнать жизнь! И мне бы не понадобилась для этого толпа наперсников и наперсниц, как то бывает с иными мужчинами. Да, кстати, как твои дела с мистером Уорти? Мелинда. Он предмет моего отвращения. Сильвия. Ох, все капризы! Мелинда. Что вы хотите этим сказать, сударыня? Сильвия. А то, что тебе не следует так жестоко обращаться с этим честным малым. Он человек способный и состоятельный и к тому же друг моего Плюма. Клянусь всем святым, если вы не измените своего обхождения с ним, я потребую сатисфакции. Мелинда. Что за речи! Ты, я вижу, и впрямь вообразила себя мужчиной. Признаться, я еще хуже отношусь к Уорти из-за его дружбы с Плюмом. По-моему, твой капитан обыкновенный распутник, бездельник и развязный хлыщ. Сильвия. Но ты же в последний раз видела его, когда у тебя еще не было двадцати тысяч фунтов и ты собиралась пойти к Уорти на содержание. Где ж тебе было ждать от него почтительности! Мелинда. Что вы хотите этим сказать, сударыня? Сильвия. То, что вы слышите, сударыня. Я все попросту выложила. Мелинда. Тем хуже для вас - вы и так достаточно простоваты. Сильвия. Ну, в этом ваша милость мне не уступит! Мелинда. Будь я вроде вас, я, конечно, тоже обрадовалась бы какому-нибудь распутному офицеришке. Сильвия. Не забывайте, сударыня, что я у вас в гостях. Мелинда. Могли не приходить, я б не обиделась. Сильвия. Ах вот как! Так не трудитесь возвращать мне визит, сударыня. Мелинда. Жду не дождусь, чтоб этот кончился. Сильвия. Я тоже. Можете меня не уговаривать. Ваша покорная слуга, сударыня. (Уходит.) Meлинда. Нахалка! Входит Люси. Люси. Что случилось, сударыня? Мелинда. Видала ты когда-нибудь такое зазнавшееся ничтожество! Стоило появиться ее молодчику, как она сразу обнаглела. Люси. По-моему, дело не в этом, сударыня. Он ведь только что приехал, и они, кажется, еще не виделись. Мелинда. И не увидятся, уж я о том постараюсь. Постой! Дай подумать... Подай мне перо и чернила. Погоди, я пойду в спальню и там напишу письмо. Люси. В ответ на это, сударыня? (Протягивает письмо.) Мелинда. От кого оно? Люси. От вашего капитана, сударыня. Мелинда. Этот дурак мне надоел. Верни письмо нераспечатанным. Люси. Посыльный ушел, сударыня. Мелинда. Значит, я все равно не могу ему ответить. Сбегай, верни его, а я пока пойду писать. Уходят в разные стороны. Действие второе Сцена первая Комната в доме судьи Бэланса. Входят судья Баланс и капитан Плюм. Бэланс. Если на наши деньги вы будете убивать побольше французов, недостатка в солдатах у вас не будет. А то в прошлый раз, какая же это была война? Сколько лет воевали, а ни раненых, ни убитых - одни только россказни про все это. За наши-то денежки мы только и получили, что газеты, в которых читать было нечего. Наши солдаты знай себе бегали взапуски да играли с врагом в прятки. Сейчас - дело другое: вы и знамена и штандарты привезли, и пленных взяли. Захватите еще одного французского маршала, капитан, и я сам пойду в солдаты, ей-богу! Плюм. Простите, мистер Бэланс, а как доживает ваша прелестная дочка? Бэланс. Ну что моя дочь в сравнении с маршалом Франции! Мы же говорим о серьезных вещах, капитан. Я еще должен получить от вас подробный отчет о сражении у Гохштедта. Плюм. О, это было великолепное сражение. Такое не часто увидишь. Но мы сразу устремились к победе и ничего вокруг не видели. Генерал приказал нам разбить врага, мы его и разбили. Вот и все, что я знаю об этом деле. Опять прикажет - опять разобьем. Простите, мистер Бэланс, а как поживает мисс Сильвия? Бэланс. Все Сильвия да Сильвия! Как вам не стыдно, капитан! Ваше сердце уже отдано: вы повенчаны с войной и влюблены в победу. Думать о ином недостойно солдата. Плюм. Я не о возлюбленной, я о друге, мистер Бэланс. Бэланс. Оставьте, капитан! Разве вы не обманули бы мою дочь, если б могли? Плюм. Ну что вы, сэр! Ее, по-моему, не так-то легко обмануть. Бэланс. Да проще простого, сударь, как всякую другую девушку ее возраста и наружности - стоит только за дело взяться мужчине ваших лет и вашего темперамента. Я ведь тоже был молод, капитан, тоже служил в армии и по себе знаю, что за мысли бродят у вас в голове. Помню, сударь, как мне хотелось соблазнить дочку одного старого помещика, который был ну точь-в-точь таким, как я теперь, а я был как вы. Ногу бы, кажется, тогда отдал - только бы вышло. Плюм. А этот помещик был что, вашим другом и благодетелем? Бэланс. Я бы этого не сказал. Плюм. Тогда нечего и сравнивать. Услуга, которую вы мне оказали, сэр... Бэланс. Ну полно, пустое... Терпеть не могу этих слов! Если я в чем услужил вам, капитан, так ведь мне и самому это было в радость. Ты мне по сердцу, и, если бы я мог расстаться со своей дочкой, я отдал бы ее за тебя так же охотно, как за любого другого. Впрочем, чувство долга не позволит вам оставить службу, капитан, а благоразумие не даст моей дочери сопровождать вас в поход. А вообще говоря, она сама себе хозяйка, у нее полторы тысячи своих денег, так что... (Зовет.) Сильвия, Сильвия! Входит Сильвия. Сильвия. Вам несколько писем из Лондона, сударь. Я положила их на стол у вас в кабинете. Бэланс. Тут к нам джентльмен из Германии. (Подводит к ней Плюма.) Вы меня извините, капитан, мне надо прочесть письма. Я скоро вернусь. (Уходит.) Сильвия. Добро пожаловать в Англию, сударь. Плюм. Вы не знаете даже, как мне радостно это слышать от вас, сударыня! Надежда услышать эти слова из ваших прелестных уст и привела меня обратно в Англию. Сильвия. Молва гласит, что солдаты прямодушны, должна ли я этому верить? Плюм. Непременно, если тому порукой еще и мое слово. Ибо, клянусь честью солдата, сударыня, я шел навстречу любой опасности, чтобы быть достойным вашего уважения. А если я мечтал вернуться живым, то единственно ради счастья умереть у ваших ног. Сильвия. Можете умереть у моих ног или где вам заблагорассудится, сударь, только раньше позаботьтесь о завещании. Плюм. Мое завещание уже составлено, сударыня! Вот оно. (Вручает Сильвии пергаментный свиток.) Потрудитесь прочесть бумагу, написанную мной в ночь перед битвой при Бленгейме, и вы узнаете, кому я все оставил! Сильвия (разворачивает пергамент и читает). "Мисс Сильвии Бэланс". Что ж, капитан, превосходный комплимент и вполне веский. Но, поверьте, меня больше радует ваше доброе намерение, чем возможность получить эти деньги. Только, по-моему, сударь, вам следовало бы оставить что-нибудь вашему малютке из Касла. Плюм (в сторону). Вот так удар! - Какому малютке, сударыня? Из завещания видно, что он вовсе не мой. Эта девчонка замужем за моим сержантом, сударыня. Бедняжка вздумала объявить меня отцом в надежде, что мои друзья поддержат ее в трудную минуту. Вот и все, сударыня. Оказывается, у меня уже и сын появился! Ну и ну! Входит слуга. Слуга. Сударыня, хозяин получил дурные вести из Лондона и желает немедленно с вами поговорить. Он просит извинения у капитана, что не может выйти к нему, как обещал. (Уходит.) Плюм. Неужели что-нибудь случилось! Не дай бог! Ничто так не огорчило бы меня, как мысль, что столь достойного и благородного джентльмена постигла какая-то беда. Не буду вам мешать. Утешьте его и помните, что, если понадобится, жизнь моя и состояние - в распоряжении отца моей Сильвии. (Уходит.) Сильвия. Я воспользуюсь всем этим только в случае крайней нужды. (Уходит.) Сцена вторая Другая комната в том же доме. Входят судья Бэланс и Сильвия. Сильвия. Пока есть жизнь, есть и надежда, сударь. Брат может еще поправиться. Бэланс. На это трудно рассчитывать. Доктор Мертвилл пишет, что, когда это письмо попадет мне в руки, у меня уже, наверно, не будет сына. Бедный Оуэн! Вот оно, возмездие господне! Я не плакал по отцу, потому что он оставил мне состояние, и теперь я наказан смертью того, кто был бы моим наследником. Отныне ты вся моя надежда и утешение! Твое состояние значительно возросло, и у тебя, надеюсь, появятся иные привязанности, иные виды на будущее. Сильвия. Я готова во всем повиноваться вам, сударь, объясните только, каковы ваши желания. Бэланс. Со смертью брата ты становишься единственной наследницей моего имения, которое через три-четыре года будет приносить тысячу двести фунтов в год. Теперь ты с полным правом можешь претендовать на титул и высокое положение в обществе. Знай себе цену и выкинь из головы капитана Плюма. Я с тобой говорю прямо. Сильвия. Но вы так хвалили этого джентльмена, сударь... Бэланс. Я по-прежнему к нему расположен. Он славный малый, и я был бы не прочь с ним породниться, но как наследник и продолжатель рода он мне не подходит. Полторы тысячи приданого я бы, пожалуй, еще отдал ему в руки - они бы не пошли ему во вред, - но, бог ты мой, тысяча двести годовых!.. Они же его погубят, он с ними рехнется. Пехотный капитан с такими деньгами - это же феномен какой-то! А у меня еще лесов на пять-шесть тысяч. Да он от них вконец обезумеет! У капитанов, да будет тебе известно, природная неприязнь к строевому лесу: никак не успокоются, пока не сведут его. Или наймет какого-нибудь шельму подрядчика, а тот уж изловчится и по-нарежет из моих вековых дубов и вязов карнизов, колонн, оконниц, птичек всяческих, зверюшек да разную нечисть, чтоб снизу доверху украсить этакую новомодную бонбоньерку на берегу Темзы. Но в одно прекрасное утро скотина садовник принесет вам "Габеас Корпус" на все мои земли, и вы переедете куда-нибудь в Челси или Туитнэм и снимете там домик с садиком. Входит слуга. Слуга. Там какой-то человек с письмом к вашей милости, сударь, но он желает отдать его в ваши собственные руки. Бэланс. Хорошо, пойдем к нему. (Уходит со слугой.) Сильвия. Теперь пусть только вступят в спор долг и любовь, и я в точности принц Красавчик! Если мой брат умрет - бедный мой брат! Если он останется жив - бедная, бедная его сестра! Как ни поверни - все плохо. Попробуем иначе! Последую своей склонности - разобью сердце отца. Подчинюсь его приказу - разобью собственное. Еще того хуже. А если прикинуть так: скромное состояние, пригожий муженек и сынишка - или, наоборот, обширное поместье, карета шестерней и осел супруг. Нет, ничего не выходит. Возвращается Бэланс со слугой. Бэланс (слуге, оставшемуся у двери). Заложи карету четверней! Слуга выходит. Послушай, Сильвия! Сильвия. Да, сэр. Бэланс. Сколько тебе было лет; когда умерла твоя мать? Сильвия. Я и не помню ее. Когда она умерла, я была совсем маленькой, а вы так заботились обо мне, так меня баловали, что я и не чувствовала себя сиротой. Бэланс. Отказывал ли я тебе в чем-нибудь? Сильвия. Никогда, сколько я помню. Бэланс. Тогда, Сильвия, исполни раз в жизни и ты мое желание. Сильвия. Стоит ли говорить об этом? Бэланс. Не буду. Но то, что я хочу сказать тебе, скорее совет, чем приказание. Я говорю с тобой не как отец, а как заботливый друг: сию же минуту садись в карету и поезжай в деревню. Сильвия. Скажите, сударь, уж не письмо ли, которое вы получили, побудило вас подать мне подобный совет? Бэланс. Неважно. Дня через три или четыре я тебя навещу и все объясню. Но перед отъездом ты должна мне кое-что пообещать. Сильвия. Скажите только что, сударь. Бэланс. Обещай без моего ведома не давать согласия ни одному мужчине. Сильвия. Обещаю. Бэланс. Прекрасно. А я, чтобы мы были на равных, обещаю никогда не распоряжаться тобой против твоей воли. Итак, Сильвия, карета подана. Прощай. (Провожает ее до двери и возвращается.) Теперь, когда она уехала, прочту-ка еще раз, что здесь написано. (Читает письмо). "Сударь, моя близость с мистером Уорти помогла мне узнать один секрет, который ему доверил его друг, капитан Плюм, а дружба и родство с вашей семьей побудили меня открыть его вам, пока не поздно. У капитана бесчестные намерения в отношении моей кузины Сильвии. В подобных делах легче предотвратить зло, чем исправить содеянное. Не теряйте времени, сударь, ушлите кузину в деревню - советует преданная вам Мелинда". Нынче молодежь стала какая-то одержимая! В десять раз хуже, чем в мое время. Если бы он обольстил мою дочь и сбежал, как джентльмен, я б, пожалуй, его простил. Так ведь нет: он сначала приходит сюда, разливается здесь соловьем - лиходей проклятый! Ну, ничего, я шутя сбиваю вальдшнепа или бекаса, так неужели же не попаду в шапку с плюмажем? Пистолеты у меня хорошие, и я не прочь ими воспользоваться. Входит Уорти. Ваш слуга, Уорти! Уорти. Мне тяжело, сударь, быть вестником несчастья. Бэланс. Я уже подготовлен, мой друг. Сами знаете, положение моего сына Оуэна безнадежно. Уорти. Мне сообщили, что он уже умер, сударь. Бэланс. Значит, он перестал страдать, и это меня утешает. Я не ропщу на бога, Уорти, но каково сносить обиды от людей! Уорти. По-моему, никто не собирается причинить вам зла. Бэланс. Вы сами знаете, что это не так. Уорти. Вы обижаете меня, сударь! Всякий злой умысел против вас я так же принял бы к сердцу, как вы сами. Бэланс. Вот письмо, в котором мне сообщают, что Плюм задумал погубить Сильвию и что вам это известно. А чтобы вы не открыли, кто написал, я рву его в клочки. (Рвет письмо.) Уорти. Ну нет уж, сударь, коли меня впутали в эту историю, я должен знать, кто сочиняет подобные письма. (Подбирает обрывки.) Мне знакома эта рука и, если вы молчите, мне откроет содержание письма Мелинда. (Направляется к выходу.) Бэланс. Постойте, сударь! Я ведь и так рассказал вам почти все. Забыл только упомянуть, что она узнала эту тайну благодаря своей близости с вами. Уорти. Близости со мной? Дозвольте мне подобрать эти клочки, дорогой сэр. Раз она сама письменно заявляет о нашей близости, я сумею победить ее гордость. Вот удача! (Подбирает обрывки письма.) Она недавно повздорила с Сильвией и в злобе возвела на нее эту напраслину. Бэланс. Вы уверены в этом, сударь? Уорти. Мне только что рассказала об этом ее служанка, которая слышала конец их спора. Баланс. Я рад вам поверить. Уорти. Надеюсь, сударь, что у вашей дочери из-за этого письма не было никаких неприятностей? Бэланс. Нет-нет. Бедняжка так была потрясена вестью о смерти брата, что попросила меня отпустить ее в деревню: она ни с кем не хочет встречаться. Уорти. Она уже уехала? Бэланс. Я не мог ей отказать, она очень настаивала. Когда вы пришли, экипаж только что отъехал от крыльца. Уорти. Значит, говорите, она очень настаивала? Получила наследство и, как видно, заважничала не хуже Мелинды. Кажется, мы с Плюмом можем теперь пожать друг другу руки. Бэланс. Возможно, возможно. Женщины так же подвластны тщеславию, как и мужчины. Стоит мужчине завоевать положение, как он забывает своих старых друзей, - так почему бы женщине поступать иначе? Впрочем, довольно об этом. Где ваш приятель? Окажись он обманщиком, у меня бы просто сердце разорвалось - я ведь души в нем не чаю. (В сторону.) А все-таки хорошо, что дочка уже далеко! - Так где он остановился? Уорти. У Хортона. Мы уговорились встретиться там через два часа. Будем рады вашему обществу. Бэланс. Не обессудьте, дорогой Уорти, но день или два я должен посвятить памяти своего сына. Живые должны оплакивать мертвых, ведь когда-нибудь пробьет и наш час. А потом я к вашим услугам: разопьем бутылочку или так посидим. Уорти. Ваш покорный слуга, сударь. Уходят в разные двери. Сцена третья Улица. Входит сержант Кайт под руку с Костаром Пермейном и Томасом Эпплтри; все пьяны. Кайт (поет). Том от хозяина утек, Не чистит он ему сапог, А учиняет шум и гам По весям и по городам, По весям и по городам. Чтоб жить вольней и веселей, Забудь жену и брось детей, Чьи вопли слух терзают нам По весям и по городам, По весям и по городам. Вот, ребята, как мы, солдаты, живем! Пьем, песни орем, пляшем, играем... Живем ну прямо... Невесть как живем... Мы все сами себе государи. Ты вот - король, ты - император, а я - князь. Ну как, подходит? Томас. Да нет, сержант, не хочу я быть императором. Кайт. Не хочешь? Томас. Нет, я хочу быть мировым судьей. Кайт. Мировым судьей, говоришь? Томас. Да, черт возьми! С тех пор как ввели закон о принудительной вербовке, они поважнее всех императоров. Кайт. Ладно, договорились. Ты - мировой судья. Ты - король. А я - герцог, да еще цыганский в придачу. Костар. Нет, не хочу я быль королем. Кайт. Кем же тогда? Костар. Королевой! Кайт. Королевой?! Костар. Английской королевой. Она поважнее любого твоего короля. Кайт. Метко сказано! Ура королеве! Все кричат "ура". Но послушайте, господин судья, и вы, господин королева, вы когда-нибудь видели портрет королевы? Костар и Томас. Нет, не видали. Кайт. Да неужто! А у меня с собой два королевских портрета, оба отчеканенные на золоте и как две капли воды похожие на ее величество. Хвала граверу! Смотрите, золотые. (Достает из кармана две золотые монеты и дает их Костару и Томасу.) Томас (разглядывает монету). Вот чудеса-то! Костар. А что это вокруг написано? Девиз, что ли? "Ка-ро-лус". Что это такое, сержант? Кайт. Ах, "Каролус"! Это по-латыни значит королева Анна, вот и все. Костар. Хорошо быть ученым! А вы мне его не уступите, сержант? Может, кроны-то за него хватит? Кайт. Что там крона? Нет, с друзей я денег не беру. Вот вам каждому по портрету! У вас еще будет случай со мной расплатиться. Берите и вспоминайте своего старого друга, когда он будет шагать "по весям и по городам". Костар и Томас прячут деньги, поют. Входит капитан Плюм и подхватывает песню. На недругов своих в поход Нас королева наша шлет. И мы идем на страх врагам По весям и по городам. Плюм (рекрутам и Кайту, которые вытянулись по стойке "Смирно"). Отставить! Продолжайте веселиться, ребята! Примите меня в свою компанию! - Кто эти молодцы, Кайт? Кайт. Шапки долой! Шапки долой, черт вас подери! Это капитан, слышите, капитан! Томас. Эка невидаль! Костар. Мы не то что капитанов, мы старших лейтенантов видали, стану я перед ним шапку ломать! Томас. Будто я стану! Да ни перед одним капитаном в Англии! Мой отец, небось, свою землю имел! Плюм. Кто эти шутники, сержант? Кайт. Честные и храбрые ребята, которые желают служить королеве. Я угостил их, потому что они поступили к вашему благородию добровольцами. Плюм. Угости их получше. Добровольцы мне нужны. Из них-то и выходят солдаты, капитаны, генералы. Костар. Что-то мне невдомек, Томми, ты что, записался, что ли, черт тебя подери! Томас. И не думал, черт тебя подери! Разве что ты, Костар!.. Костар. Только не я, черт побери! Кайт. Не записывались, значит! Ха-ха-ха! Ах вы, шутники такие! Костар. Пошли домой, Томас. Томас. Пошли. Кайт. И не стыдно вам, джентльмены! Уже и домой собрались! Не позорьтесь перед своим капитаном! Славный Томас! Честный Костар! Томас. Нет, мы пошли. Направляются к выходу. Кайт. А я вам приказываю остаться! Назначаю вас на два часа в караул. Ты будешь следить за передвижением минутной стрелки на башне святой Марии, а ты - на церкви святого Чэда. И тому, кто самовольно покинет пост, я проткну брюхо вот этой шпагой! Плюм. В чем дело, сержант? Вы, по-моему, слишком грубы с этими джентльменами. Кайт. Напротив, я с ними слишком мягок, сэр. Они ослушались приказания, и одного из них полагается застрелить на месте в назидание другому. К о стар. Слышишь, Томас, застрелить! Плюм. Так что все-таки случилось, джентльмены? Томас. Сами не поймем. Его благородие, сержант, изволит гневаться, но... Кайт. Они ослушались приказания. Они отрицают, что записались. Томас. Нет, сержант, мы не то чтоб отрицаем, разве мы посмеем! За это и застрелить могут. Только мы по неразумию своему считаем, что, коли ваша милость не будет гневаться и простит нас, так мы пошли. Плюм. Сейчас все выясним. Вы получили королевские деньги? Костар. Ни гроша ломаного, сударь. Кайт. Они получили по двадцать три шиллинга, шесть пенсов, сударь. Эти деньги у них в карманах. Костар. Да если вы сыщете у меня в кармане что-нибудь, кроме этого гнутого шестипенсовика, можете меня записать и заодно уж застрелить, черт подери! Томас. И меня, сударь. Вот смотрите! Костар. Только королевский портрет, который мне сержант сейчас дал, больше ничего. Кайт. Поглядите - двадцать три шиллинга и шесть пенсов. У другого ровно столько же. Плюм. Дело ясное, джентльмены. Вы пойманы с поличным. Каждая из этих монет равняется двадцати трем шиллингам, шести пенсам. (Шепчет что-то Кайту.) Костар. Выходит, "Каролусу" по-латыни цена двадцать три шиллинга, шесть пенсов. Томас. Верно, и по-гречески столько же. Как ни крути, а мы завербованы. Костар. Нет, Томас, это мы еще посмотрим, черт их подери! Капитан, я желаю поговорить с мэром. Плюм (тихо, Кайту). Этот номер не пройдет, Кайт. Ты меня погубишь своими жульническими штучками. А все-таки не хотелось бы мне упустить этих парней. Посмотрим, может, делу еще можно помочь. (Громко.) Тут что-то не так, джентльмены: мой сержант готов поклясться, что завербовал вас по всем правилам. Томас. Мы знаем, капитан, что у вас, у солдат" совести больше, чем у других людей, - у вас ее на все хватит. Но что до меня или вот соседа Костара, так мы бы такой грех на душу не взяли. Плюм (Кайту). Ах ты, мерзавец, ах подлец! Если я только узнаю, что ты обманул этих честных ребят, я тебя, собаку, загоняю до смерти. Рассказывай, как было дело! Томас. Нет, теперь мы сами скажем. Этот сержант, как ваша милость изволила выразиться, мошенник, с позволения вашей милости, и... Костар. Погоди, Томас, дай мне лучше сказать, я ведь грамотный. Так вот, сэр, он сказал, что это королевские портреты, и подарил их нам. Плюм. Подарил?! Ах ты, сукин сын!.. Я тебя научу, как обижать честных ребят! Мерзавец! Подлец! Разбойник! (Бьет сержанта и гонится за ним, пока они не исчезают за кулисами.) Томас и Костар. Ура капитану! Храброму, благородному капитану - ура! Костар. Так вот, Томас, выходит, по-латыни "Каролус" - это все равно что "по морде". Ну до чего храбрый капитан! В жизни такого не видел, черт подери. Так бы за ним и пошел. Возвращается Плюм. Плюм. Ах, собака, обижать честных парней! Послушайте, джентльмены, мне нравятся такие вот красавцы. Я к вам пришел не как цыган какой-нибудь, чтобы красть детей. Я офицер и набираю солдат. Костар. Слышишь, Томас? Плюм. Я хочу, чтобы всякий, кто идет в солдаты, шел, как я, добровольцем. И вы тоже можете добровольцами пойти. Я только немножко потаскал на плече мушкет, а теперь вот командую ротой. Томас. Видишь, Костар, какой любезный джентльмен. Плюм. Я бы, конечно, мог, джентльмены, воспользоваться тем, что при вас были найдены королевские деньги, я сержант хотел присягнуть, что вы записались, но я на подобную низость не способен. Сами выбирайте! Хотите - записывайтесь, не хотите - не надо, Костар. Спасибо, ваше благородие. Да разве от такого уйдешь! До чего красно говорит! Томас. Ой, Костар, как бы он потом не заговорил иначе. Плюм. Послушайте, ребята, я еще кое-что хочу вам сказать. Оба вы парни молодые, крепкие и в армии станете людьми. У каждого свое счастье. К примеру сказать, стукнули вы какого-нибудь мусью прикладом по башке, а у него карманы набиты золотом - разве бы вы отказались, а? Костар. Уж я бы, капитан, не отказался и от шиллинга. На край света за вами бы пошел. Томас. Погоди, Костар, не поддавайся на удочку. Плюм. Бери, герой, две гинеи в залог будущего. Томас. Не бери, Костар, не бери, милый! (Плачет и тянет его за руку.) Костар. А я вот возьму! Сердце говорит - быть мне самому капитаном, черт подери! Давайте ваши деньги, сударь. Я теперь тоже джентльмен. Плюм. Руку! Мы с тобою пройдем полсвета и будем господами везде, куда ни ступит наша нога. (Тихо.) Постарайся уговорить своего приятеля! Костар. Так нам с тобой расставаться, Томас? Томас. Что ты, Костар, разве я тебя брошу! (Плачет.) Берите уж и меня, капитан! Во всей вашей роте не сыщется более честных и простодушных ребят, чем мы с Костаром. Так и знайте! Плюм. Держи, парень! (Дает ему деньги.) А теперь окажи, как тебя зовут? Томас. Томас Эпплтри. Плюм. А тебя? Костар. Костар Пермейн. Плюм. Откуда родом? Томас. Да здешние мы. Плюм. Отлично! Мужайтесь, ребята! А теперь запевай! (Поет.) Смелей, орлы! За ратный труд В дворянство всех вас возведут На зависть вашим землякам По весям и по городам. Действие третье Сцена первая Рыночная площадь. Входят Плюм и Уорти. Уорти. А у нас с тобой, вижу, одна судьба. Просто умиления достойно! Влюбились, без труда обрели взаимность и уже готовы были заключить своих подружек в объятия, когда вдруг им свалилось с неба богатство, и они тут же задрали нос. Ну взбесились и только: принялись выкрутасничать, фыркать, брыкаться и умчались прочь. Плюм. А мы, два разнесчастных меланхолика, остались вздыхать на морском берегу. Так что же нам все-таки делать? Уорти. Свою-то я перехитрить сумею. Пушу в дело письмо, о котором говорил тебе. А еще мне поможет предсказатель. Плюм. Я свою тоже знаю, как перехитрить. Уорти. Как именно? Плюм. Не стану больше о ней думать. Уорти. Неужто? Плюм. Да-да. Я слишком самолюбив, чтоб потакать капризам женщины, даже если у нее двенадцать тысяч в год, и не так тщеславен, чтобы мечтать о невесте хотя бы с двенадцатью сотнями. Пока Сильвия была бедна, меня восхищали ее великодушие и благородство, а высокомерная и чванливая Сильвия мне не нужна со всеми ее деньгами. Красотка, ко мне, Затем что в стране Скромней любовника нет: Я всюду пою Про любовь свою, Про твою не узнает свет. Пусть мнится ему, Что смерть я приму, Твоим презреньем убит, Хоть ночью глухой Близ тебя, друг мой, Лишь от счастья мне смерть грозит. С тобой я, пока Ты не жестока, А гордой станешь - ну что ж! Другую сыщу И без слов спущу Ей в угоду последний грош. Подумай только: улизнула из города - и ни слова, ни строчки, ни привета! Узнать бы, где она, - уж я перебил бы ей все окна! Уорти. Ха-ха-ха! А заодно, наверно, высадил бы оконные решетки, чтобы забраться к ней. Ты, приятель, свои солдатские штучки брось! Входит Кайт. Кайт. Поглядите, сэр, какая идет милашечка, этакий цыпленочек! Плюм. Сейчас, Уорти, ты убедишься, что я не влюблен. Видишь эту девчонку? А что с ней за битюг? Кайт. Не знаю, сэр. Входит Рози со своим братом Буллоком. Она держит в руке корзину с цыплятами. Рози. Цыплята, цыплята! Молодые и нежные! Плюм. Сюда, цыплята! Рози. Кому цыплят? Плюм. Поди сюда, красотка! Рози. Вам цыплят, сударь? Уорти. И мне и ему. Плюм. Погоди, Уорти, так не надо - ты сам себе ищи. Беру всех, малютка. Рози. Берите на здоровье. (Приседает.) Уорти. Я здесь, как видно, лишний. (Уходит.) Плюм. Дай-ка погляжу. Молодые и нежные, говоришь? (Берет ее за подбородок.) Рози. Вы таких в жизни не пробовали, сударь. Плюм. Пойдем, душечка, мне надо перебрать всю твою корзинку. Рози. Да вы засуньте руку, пощупайте, сударь. Лучшего товара на рынке не сыщете. Плюм. Всех беру, детка. В десять раз больше и то бы взял. Рози. Охотно обслужу вас, сударь. Плюм. Вот и отлично, а за ценою я не постою. Больно уж птички хороши. Как тебя зовут, прелесть моя? Рози. Рози, сударь. У моего отца здесь ферма, милях в трех от города. Мы торгуем на здешнем рынке - я продаю цыплят, яйца и масло, а брат Буллок - зерно. Буллок (свистит с другого конца сцены). Не задерживайся, сестра, пора домой ворочаться. Плюм. Кайт! (Незаметно с ним перемигивается.) Милая мисс Рози, дайте мне посмотреть, сколько их там? Рози. Дюжина, сударь. И всего за крону. Буллок. Идем, Розалья! Я давеча пятьдесят мер ячменя быстрее продал. Будешь тут два часа рядиться из-за лишнего пенни. Рози. А тебе что, болван? У меня тоже голова не соломой набита, я свою выгоду знаю. Случай-то нельзя упускать: джентльмен дает хорошую цену. Так что, сударь, за крону цыплята ваши. Плюм. Вот тебе гинея, душечка. Рози. Мне нечем отдать, сударь. Плюм. Ничего, ничего, найдется. Я живу здесь близехонько, принесешь цыплят ко мне домой, там и разочтемся. (Уходит, Рози идет вслед за ним.) Кайт (продолжает разговор с Буллоком). Так вот, приятель, как я вам уже рассказывал, гляжу, а один из гусаров сожрал себе на завтрак равелин и ковыряет в зубах палисадом. Буллок. И какой только невидальщины вы, солдаты, не видывали! А что это, сударь, за рабелин такой? Кайт. Это вроде нашего пирога с изюмом - только корка чертовски твердая, а изюмины плохо перевариваются. Буллок. Ну, а палисад? Кончай там, Розалья! Кайт. Здоровенное такое шило, толщиной с мою ногу. Буллок (в сторону). Ну, здесь ты приврал! Да где ж это Розалья запроиасталась? Розалья, Розадья! Куда она ушла, черт побери! Кайт. Она ушла с капитаном. Буллок. Да что ты?! Надеюсь, он с женщинами не очень?.. Кайт. Вот именно что очень. Буллок. Да ведь, коля так, пропала моя головушка! Куда она пошла? Черт бы тебя побрал с твоими палисадами и рабелинами! (Уходит.) Кайт. Уж я постараюсь, честный Буллок, чтоб ты поближе познакомился и с палисадами и с равелинами. Возвращается Уорти. Уорти. Ты просто находка для своего капитана! Тобой можно восхищаться. Кайт. Разумеется, сударь. Я и сам того же мнения. Я свое дело знаю. Да будет вам известно, сударь, что я из цыган и до десяти лет бродяжил с табором. Там я научился врать и лицемерить. Потом меня отняли у матери, которую звали Клеопатрой, и продали за три пистоля одному вельможе. Я ему полюбился за красоту, и он взял меня в пажи. Здесь я научился озоровать и сводничать. Он прогнал меня за то, что я снашивал его белье и воровал у хозяйки наливку. Тогда я поступил в помощники к судебному исполнителю и тут научился сквернословить и лжесвидетельствовать. А когда я, наконец, попал в армию, то еще научился пить вино и путаться с девками. Так что, если взять да сложить лицемерие, вранье, наглость, сводничество, сквернословие, лжесвидетельство, пьянство, распутство и прибавить ко всему этому алебарду, то и получится сержант-вербовщик. Уорти. Но что заставило тебя стать солдатом? Кайт. Бедность и честолюбие. Страх умереть с голоду и надежда на маршальский жезл привели меня к одному сладкоречивому джентльмену в парике с кошельком, который, можно сказать, напичкал меня обещаниями, но у меня отчего-то по-прежнему сосало под ложечкой. Он посулил мне быстрое повышение, и, действительно, я скоро очутился на чердаке в одном из городов Савойи. Я спросил у него, за что меня посадили в тюрьму. Он назвал меня лживой собакой и сказал, что меня просто назначили на гарнизу. Так пусть она десять раз провалится, эта гарнизонная служба, прежде чем я снова на нее пойду! Ага, сюда идет мистер Бэланс. Возвращается Буллок с Балансом. Бэланс. Это вы, сержант?! А где ваш капитан? Этот вот остолоп пришел ко мне с жалобой на капитана. Говорят, что тот обесчестил его сестру. Вы что-нибудь про это знаете, Уорти? Уорти. Ха-ха-ха! Она понесла цыплят Плюму на квартиру. Бэланс. И все дело? Ну что за дурак! Буллок. Ян сам, с позволения вашей милости, это знаю, а все же пусть ваша милость выпишет мне ордер, чтоб привесть ее пред вашу милость. А то как бы чего не вышло... Бэланс. Да ты, парень, просто рехнулся. Капитан твою сестру не обидит. Кайт (в сторону). Я тоже так думаю. Уорти. Ты же знаешь, капитан не вербует женщин. Не такой уж ты дурак. Буллок. Кто их знает, что он там с ними делает, может, и вербует. Эти капитаны уводят от нас столько же девок, сколько парней, ей-богу. Бэланс. Отчего же ты не пошел вместе с сестрой? Буллок. Господи, да я и не заметил, как она ушла! Знал бы, где упаду - солому бы подстелил! И этот вот джентльмен тоже ничего подозрительного не заметил... (Кайту.) Правда, вы ни о чем не догадывались, приятель?.. Кайт. Ну что вы, дружище, конечно! (В сторону.) Только как бы мне не пришлось завтра на ней жениться!.. Бэланс (в сторону). Нет, тут дело нечисто! - Так что он тебе тут такое говорил, любезный? Буллок. Он, ваша милость, пока суд да дело, рассказывал мне одну диковинную историю про битву между этими, как их... венгерцами... и ирландцами. И в самый разгар битвы капитан увел обоз. Бэланс. Вот что, сержант, отправляйтесь-ка с этим малым к своему капитану, кланяйтесь ему от меня и передайте, что я прошу его отпустить девицу, даже если он ее завербовал. Буллок. А ежели он не захочет, так скажите ему, что заместо нее он получит мужчину. Кайт. Пошли, честный Буллок! (В сторону.) Боюсь, ты попадешь ко мне на квартиру, а не к капитану. (УходиЬг с Буллоком.) Бэланс. Надо поскорее достать солдат этому оголтелому капитану, и пусть себе уезжает, а то он, чего доброго, разорит собственную страну. Уорти. Видите, сударь, как мало он думает о вашей дочери. Бэланс. Ничего, этим он мне еще больше нравится. Я в его годы был таким же. Я никогда не влюблялся по уши и потому не знал мук разочарования. И вдруг из ветреного любовника я превратился в преданнейшего супруга - на диво себе и своим друзьям. Ну а как у вас дела с Мелиндой? Уорти. Неважно. Говорят, когда-то у Купидона были крылья, но теперь он, видно, состарился, еле ноги волочит. А может, мои дела хромают оттого, что Венера зачала мою любовь от хромого Вулкана. Моя возлюбленная тоже обзавелась капитаном, да еще каким! А вот и он, легок на помине! Бэланс. Как, вот этот остолоп, подпоясанный шарфом? Что-то я его не знаю. Уорти. Зато, я ручаюсь, он вас знает. Он знает всех, кого видел хоть за версту. Этого типа можно было бы признать за образец наглости, не будь он еще и образцом невежества. У него знакомых как ни у кого, потому что одиночества он не переносит, а по второму разу с ним никто не встречается. В отношении женщин он прямо-таки Цезарь: пришел, увидел, победил. Поговорил со служанкой и уже клянется, будто спал с госпожой. Но самое удивительное это его память. В голове у него чудным образом задерживается только всякий вздор. Бэланс. Видал я таких людей. У этих пустобрехов мозги устроены по-особенному: в них застревает всякая чушь и сидит себе там без помехи, - ведь собственных мыслей подобная голова не рождает. Знавал я одного, так тот был силен в хронологии и мог назвать год, даже день важнейших событий, а спросите, как что было и зачем, - так не ответит. Другой поездил по свету и привез множество разных сведений. Он знал названия большинства городов Европы и мог в точности сообщить - не хуже любого почтальона, - какое между ними расстояние в милях, лигах и даже часах. Но во всем остальном он разбирался не лучше почтовой лошади. Уорти. И мой таков же. Как пойдет врать - охотника перещеголяет. Но это только портрет, а вот, полюбуйтесь, - сам оригинал! Входит капитан Брейзен. Брейзен. Мистер Уорти, я ваш слуга и прочее. Послушайте, дорогой... Уорти. Шептаться при посторонних - неприлично, сударь, а если их нет - глупо! Брейзен. Простите, не заметил! Mort de ma vie! {Чтоб мне провалиться! (фр.)} Надеюсь, джентльмен на меня не в обиде. Кто он такой? Уорти. Спросите сами. Брейзен. И спрошу. Мой дорогой, я ваш слуга и прочее. Ваше имя, дорогуша? Бэланс. Занятно это у вас выходит, сударь. Лаконично. Брейзен. Ах, Лаконично! Чудесная фамилия, сударь! Я за морем встречал нескольких Лаконично. Бедняга Джек Лаконично погиб в битве при Лэндене. Помнится, на шляпе у него в тот день была голубая лента, а когда он упал мертвым, в кармане у него мы нашли кусочек воловьего языка. Бэланс. А что, сударь, французы нас тогда атаковали или мы их? Брейзен. То есть как это - французы атаковали? Вы, сударь, что якобит? Бэланс. Это почему же? Брейзен. Только якобит подумал бы такое. Да разве б они посмели? Нет, сударь, это мы шли на них при этом, как бишь... Мне ли не помнить тот день! Подо мной тогда пали двадцать две лошади! Уорти. Очевидно, вы их совсем загнали. Бэланс. А может, он скакал с целым табуном, как у нас в деревне. Брейзен. Про что вы, господа?! Я же сказал - они были убиты. Все как одна разорваны пушечными ядрами, не считая полдюжины тех, что напоролись на колья у неприятельских заграждений. Бэланс. Могу я осведомиться, как ваше имя, храбрый капитан? Брейзен. Брейзен, к вашим услугам. Бэланс. Ах, Брейзен? Чудесная фамилия, сударь. Я за морем встречал нескольких Брейзенов. Уорти. А вы не знаете, сударь, некоего капитана Плюма? Брейзен. Он, случайно, не родственник Фрэнка Плюма из Нортамптоншира? Честный Фрэнк! Сколько бутылок мы с ним откупорили! Вы должны знать его брата Чарлза из Индийской компании. Помните, он женился на дочери старого Тангпеда, что служит 5 суде лорда-канцлера. Премилая была женщина, только косила немного. Она умерла от родов, но ребенок - это был ее первенец - выжил. Девочка, только вот, хоть убей, не помню, как звали - то ли Маргарет, то ли Марджери. (Смотрит на часы.) Простите, господа, но у меня сейчас свидание с дамой, на берегу реки. Тянет на двадцать тысяч фунтов. Ваш слуга, Уорти, и ваш, мистер Лаконично. (Уходит.) Бэланс. Невысокого же вы мнения о Мелинде, если ревнуете ее к этому малому. Или она дала вам основание так о себе думать? Уорти. Она поощряет его не потому, что ей нужен еще один вздыхатель. Она просто хочет, чтоб у меня был соперник. И если ему можно хоть немного верить, это она назначила ему свидание. Пойду посмотрю. Извините, сударь. Бэланс. Идите себе, идите, сударь, ваше дело отлагательств не терпит. А это еще кто такая? Возвращается Рози, что-то про себя напевая. Рози. Я стану дамой, женой капитана и ездить буду на белой лошади со звездой во лбу, на бархатном седле! Поеду в Лондон, увижу королевские могилки, и львов, и живую королеву. - А я вас знаю! Я часто видала, как ваша милость проезжала с охотой по нашей земле. Вы уж меня извините, ваша милость, но почем будет это кружево за ярд? (Протягивает ему кусок кружева.) Бэланс. Батюшки, настоящее брабантское! Где ты взяла его, дитя мое? Рози. Не все ли равно, сударь! Я его честным путем получила. Бэланс (в сторону). Очень сомневаюсь. Рози. Взгляните, сударь, а вот настоящая турецкая табакерка. А табак-то в ней какой, видите! (Жеманно берет понюшку.) Капитан научил меня, как это делают важные дамы. Бэланс (в сторону). Ах, капитан! Теперь все ясно. Значит, капитан научил тебя брать понюшку, как важные дамы? Розя. Да, и угощать тоже. Не желаете ли, ваша милость, отведать моего табачку? (Протягивает ему табакерку.) Бэланс. Ты, милочка, способная ученица. А чем же ты отплатила капитану за эти хорошенькие вещицы? Рози. Он - вербовщик, вот он и заберет в солдаты моего брата и еще двух-трех моих ухажеров из деревни. Ах, он такой красивый и к тому же такой обходительный! Вы и не поверите, сударь, до чего он фамильно со мной обращался... фамильярно, то есть. Словно я леди какая-нибудь, самая важная. Бэланс. Ну, за этим у него дело не станет. Рози. Уж вы меня простите, ваша милость, только мне надобно пойти сыскать моего брата Буллока. (Напевая, бежит к выходу.) Бэланс. Ну, если все будут так вербовать солдат, то скоро каждый капитан станет отцом родным своей роте. Возвращается Плюм. Плюм (распевает песню). Но коль снежок На землю лег, Найди часок Любви залог Похитить у красотки. (Обнимает Рази.) Бог ты мой, да здесь судья! Значит, меня уже обвинили, засудили и приговор привели в исполнение. Бэланс. А, мой храбрый капитан! Рози. И мой тоже, сударь. Плюм. Ты что, девчонка, спятила, что ли! Ах, мистер Бэланс, столько мороки с этими рекрутами, прямо ни минуты свободной... Там меня дожидаются трое или четверо... Бэланс. И все же, капитан, мне надо с вами поговорить. Рози. И мне, капитан. Плюм. Когда угодно, только не сейчас, сударь. Ни минуты свободной, ей-богу! Бэланс. Но, сударь... Плюм. Тыща дел... Потом... Сейчас никак, сударь!.. Занят по горло!.. Не могу!.. Приходится... (Удирает.) Бэланс. Ну, ты от меня не уйдешь! (Уходит.) Рози. И от меня тоже! (Уходит.) Сцена вторая Тропинки вдоль берега Северна. Входят Мелинда и ее служанка Люси. Мелинда. А ну-ка, признайся, чем он тебя так расположил к себе? Во что обратилось на сей раз всемогущее злато - в серьги, ленты, пряжку или колечко? Люси. Ей-богу, сударыня, я только и взяла от капитана, что кусок фландрских кружев на отделку для чепчика. Мелинда. Офицеры всегда дарят женщинам за услуги фландрское кружево. Они каждый год тюками привозят это кружево, лишая королеву пошлины, а ее подданных - чести. Люси. Что ж, один запретный товар они меняют на другой, только и всего. Мелинда. А тебя, я вижу, тоже втянули в коммерцию, мисс Срамница. То-то ты заговорила, как в лавке! Люси. Вы так накидываетесь на меня, сударыня, будто я в чем провинилась. А я только тем не угодила вам, что защищаю мистера Уорти. Моя ли то вина. что он к вам неделю носа не кажет? Я же вам говорила, сударыня, что его друг, капитан Плюм, совсем завладел им, как приехал. Мелинда. Конечно, их водой не разольешь с этим мерзким капитанишкой. Верно, и дня не был трезвым, с тех пор как прикатил этот вояка. Чтоб они все провалились, ей-богу, эти армейские, не столько с врагами воюют, сколько пакостничают и дебоширят дома. Только появится в городе военный, за ним уже идет толпа молодых людей, - попробуй тут удержать хоть одного! Люси. Можно подумать, что вы скучаете без мистера Уорти, сударыня. Пожалуй, приди он сейчас, вы бы встретили его поприветливей. Мелинда. С чего ты взяла, что я по нему скучаю! Просто меня раздражает, что уже два дня мне никто не объясняется в любви. Можно искать любви и презирать влюбленного, равно как можно воспользоваться изменой в рядах врага и ненавидеть изменника. А, вот идет тот другой капитан. И у этого субъекта хватает наглости за мной ухаживать! Впрочем, чему тут удивляться. Хватает же у него наглости считать себя светским человеком! Люси (в сторону). Если он хоть словом обмолвится госпоже, что она ему назначила свидание, я пропала. (Уходит.) Входит капитан Брейзен. Брейзен (в сторону). Пришла, как обещала! Я немедленно брошу на штурм все свои силы. О, шропширских равнин прелестная царица, С кем ни одна из нимф вовеки не сравнится! Ты видишь: Северн шлет к твоим ногам свой вал, Приветствуя тебя, как преданный вассал. (Мелинде.) Сударыня, ваш покорный слуга и прочее. Этот самый Северн - премилая речка. Рыбу удить любите? Мелинда. Это занятие для тоскующих влюбленных. Брейзен. В таком случае я сейчас пойду куплю крючки и удочки. Ибо я, да будет вам известно, сударыня, воевал против французов во Фландрии, против турок в Венгрии, против мавров в Танжере, но ни разу еще так не влюблялся. И разрази меня гром, сударыня, если я хоть в одном походе встречал такую красавицу, как ваша милость. Мелинда. А из всех мужчин, которых мне довелось встретить, ни один еще не делал мне столь изысканных комплиментов. Право, самые благовоспитанные люди - это солдаты. Брейзен. Не все, сударыня, не все. Среди нас тоже попадаются грубияны, ужасные грубияны попадаются. Но что да меня, то в моей благовоспитанности никто еще, слава богу, не усомнился. У меня были очень выгодные предложения, сударыня. Я мог бы жениться на немецкой принцессе с годовым доходом в пятьдесят тысяч крон, но мне пришелся не по вкусу ее камин. А еще, когда я был в плену у нехристей, в меня влюбилась дочка турецкого паши. Она предложила мне ограбить казну ее отца и бежать с ней в чужие края. Но, видно, тогда мой час еще не пробил. Этого ведь никто не знает, кому когда жениться, а когда быть повешенным. Судьба сберегла меня для одной леди из Шропшира с двадцатью тысячами приданого. Вы ее не знаете, сударыня? Мелинда (в сторону). Безмозглая кривляка! - Но ведь столько богатых женщин с радостью согласились бы стать миссис Брейзен! Брейзен. И знатных тоже. Входит Уорти. Мелинда (в сторону). Ах, вы здесь, сударь! - Пройдемся по этой тропке, капитан. Дайте мне вашу руку. Брейзен. Моя рука, мое сердце и весь я со всеми потрохами, сударыня, к вашим услугам. Ваш слуга, дорогой мистер Уорти! (Уходит об руку с Мелиндой.) Уорти. Гром и молния! Чаша моего терпения переполнилась! Входит Плюм. Плюм. Хватит! Больше ни капли! Уорти. Чего - ни капли? Плюм. Мартовского пива в таверне "Ворон". Я сейчас послужил королеве за двоих - помог и армию увеличить и доход с акциза. Выборы и вербовка - акцизу лучшие друзья. Уорги. Уж не пьян ли ты? Плюм. Нет, только весел. Ведь если б я совсем одурел, то вообразил бы себя невесть каким умником. А у меня разум сидит на троне и только носом чуть-чуть клюет. Уортя. Тогда ты как раз но дойдешь для одного дела. Плюм. Как кружевной чепчик уличной девке для выхода. Уорти. Вот тебе боевое задание: надо отбить судно у арабов, Плюм. Оснастка у него, вижу, хорошая, а шкипер кто? Уорти. Капитан Брейзен, о котором я тебе сегодня рассказывал. Корабль первоклассный я называется "Мелинда". Он только что отошел с Брейзеном на борту - это вызов. Но я последовал твоему совету и сделал вид, будто это меня не трогает. Пусть знает, что на такую удочку меня не поймаешь. Только смотри, пожалуйста, без скандала! Плюм. А я, когда пьяный, не скандалю, разве что подерусь с какой-нибудь торговкой устрицами или с кухаркой. Если они ко мне без уважения, я их сразу бац! - и с ног долой! Послушай, дружище, мне охота за кем-нибудь приволокнуться. Так не будем терять времени. Я ведь умею ухаживать согласно строевому уставу. Уорти. Это как же? Плюм. Буду опускаться на колено, падать на землю и вскакивать. Если все исполнить по уставу, ни одна не устоит. Уорти. Вот они. Я должен скрыться. (Уходит.) Плюм. А сейчас я прикинусь трезвенником да скромником, точь-в-точь шлюха на крестинах. Возвращаются Брейзен и Мелинда. Брейзен. Кто это, сударыня? Мелинда, Кажется, какой-то армейский, вроде вас. Брейзен. Так и есть. (Плюму.) Дорогой мой!.. Плюм. Мой дорогой! Обнимают друг друга. Брейзен. Мой милый, какая встреча!.. Как вас зовут, дорогой? Если не ошибаюсь, ваше лицо мне знакомо. Плюм. А мне ваше - нет, дорогой. А вот это лицо, сиянием своим подобное солнцу, - ну можно ли его не знать или не любить?! Брейзен. Вам от меня что-нибудь нужно, сударь? Плюм. От вас - ничего. Брейзен. Вы когда-нибудь служили в чужих краях, сударь? Плюм. Только на родине, сударь. Я всю жизнь служу этому прекрасному, но жестокому полу. Это тоже не просто, сударь. Мелинда (в сторону). В хорошенькое я попала положение! Оказалась предметом спора между дураком и гулякой! Вон идет Уорти! Если бы он только подошел сюда, я бы тотчас с ним помирилась. Брейзен. Будете драться из-за этой дамы, сударь? Плюм. Зачем! Она мне и так достанется. О, шропширских равнин прелестная царица, С кем ни одна из нимф вовеки не сравнится! Брейзен. Вы не хотите из-за нее драться, черт возьми?! Плюм. Да помолчи ты, я еще не кончил! Ты видишь: Северн шлет к твоим ногам свой вал, Приветствуя тебя, как преданный вассал. Брейзен. Не обращайте на него внимания, сударыня. Будь он похуже одет, я принял бы его за поэта. Но ничего, он у меня сейчас попритихнет! Становитесь между нами, сударыня, и чья шпага дальше достанет, тому вы и будете наградой. (Обнажает шпагу.) Мелинда вскрикивает. Входит Уорти. Мелинда. Ах, мистер Уорти, спасите меня от этих помешанных. (Убегает с Уорти.) Плюм. Ха-ха-ха! Что же вы стоите, сэр? Бегите за дерзким похитителем! Сражайтесь с ним! Брейзен. Нет, сударь, вы мне нужны! Плюм. Но я к вам не нанимался. На жизнь хватает. Брейзен. Тогда вы не стоите моей шпаги! Плюм. Да что вы! А сколько вы за нее отдали? Брейзен. Мои враги расплатились за нее тысячами жизней! Плюм. Ну, это они переплатили... Входит Сильвия, переодетая мужчиной. Сильвия. Привет вам, господа. Брейзен. Ваш слуга, мой милый. Плюм. Вам знаком этот джентльмен? Брейзен, Нет, но сейчас познакомлюсь. Ваше имя, дорогой? Сильвия. Уилфул. Джек Уилфул, к вашим услугам. Брейзен. Из кентских Уилфулов или из стаффордширских? Сильвия. Из тех и других, сударь. Я в родстве со всеми Уилфулами в Европе, и сейчас я единственный представитель нашего рода. Плюм. Вы здешний? Сильвия. Да, сударь. Вполне здешний. У меня нет ни дома, ни угла, нет иного пристанища, кроме того клочка земли, на который ступила моя нога. Брейзен. Чем вы занимаетесь, сударь? Сильвия. Распутничаю. Плюм. А, значит, из военных! Сильвия. Нет, но хочу поскорей завербоваться. Я, господа, пойду к тому, кто больше предложит. Брейзен. У меня за чинами дело не станет. Считайте, сударь, что вы уже капрал. Плюм. Эка невидаль, капрал! Вы будете моим другом. Мы будем есть из одного котелка! Брейзен. Мы будем пить из одной кружки! Плюм. Мы будем спать на одной подстилке, плутишка ты этакий! (Целует ее.) Брейзен. Будете только деньги получать - делать ничего не придется. Сильвия. Ну, для этого меня надо произвести сразу в штаб-офицеры. Плюм. Чепуха. У меня вы получите больше. Я произведу вас в капралы, а жалованье буду платить сержантское. Брейзен. Грамотный? Сильвия. Да. Брейзен. Все в порядке. Я устною вас полковым священником. Сильвия. Вы оба столько мне посулили, что я и не знаю, кого предпочесть. Есть такой капитан Плюм, его очень хвалят городе. Скажите, кто из вас капитан Плюм? Плюм. Я - капитан Плюм. Брейзен. Нет, это я - капитан Плюм. Сильвия. Вот так так! Плюм. Ваш слуга, дорогой капитан Плюм! Брейзен. Ваш слуга, капитан Брейзен. (В сторону.) Он не из драчунов. Входит сержант Кайт. Кайт (шепчет Пмому). С вашего позволения, сэр... Плюм. Ты что, спятил? Вот твой капитан. Капитан Плюм, ваш сержант до того допился, что спутал меня с вами. Брейзен. Ужасный пьянчуга! Прямо не знаю, что с ним делать! (Сильвии.) Вот вам сорок шиллингов, мой Гектор с Холборна. Плюм. Нет, этого не будет! Ты завербуешься у капитана Брейзена, дружок! Сильвия. Да его раньше повесят! Я хочу завербоваться у Плюма. Я свободный англичанин и сам могу выбирать, кому мне продаться в рабство! (Капитану Брейзену.) Вы меня защитите, сударь? Брейзен. Разумеется, мой мальчик. Сильвия (Плюму). Так знайте, капитан Брейзен, что вы самодовольный, невежественный я наглый хлыщ! Брейзен. И еще свинья. Сильвия. Редкостная притом! Давайте ваши деньги, благородный капитан Плюм. Плюм. Значит, не хотите завербоваться у Брейзена? Сильвия. Не хочу. Брейзен. Не обращайте на него внимания, малыш. Я сейчас положу конец этому спору. Послушай, дорогой... (Уводит Плюма в другой конец сцены, и они объясняются жестами.) Кайт. Сударь, капитан Плюм - это тот, что в штатском. Я его сержант и могу в этом присягнуть. Сильвия. Так вы сержант Кайт?! Кайт. К вашим услугам, сударь. Сильвия. В таком случае я за вашу присягу и ломаного гроша не дам! Кайт (в сторону). А ведь для своих лет мальчишка неглуп, очень неглуп. Дайте-ка вас хорошенько разглядеть, сударь. Сильвия, Извольте сударь. Что вы можете обо мне сказать? Кайт. Ну вылитый мой брат! Точь-в-точь две пули одного калибра. Послушай, Чарлз, не дури!.. Сильвия. Да что это вы выдумали, сударь?! Кайт. И голос тот же; только чуть позвончее. Милый братик - пока буду называть тебя так, а если тебе посчастливится вступить в наше благородное содружество, я стану звать тебя другом. Сильвия. Нет, сударь, если я кого и выберу себе в друзья - так вашего капитана. Кайт. А ты честолюбив! Впрочем, солдат и должен быть таким. Это благородная страсть, без нее я бы никогда не получил алебарды! А ты уж, конечно, будешь офицером, по твоему лицу видно. Позвольте, ваше благородие,, высказать вам мою любовь. (Хочет ее поцеловать.) Сильвия. Разве мужчины целуются? Кайт. Мы, служаки, целуемся, у нас это принято. В армии отношения семейные: мы либо целуемся друг с дружкой, либо деремся. Ну, кажется, сейчас они сцепятся всерьез! Сильвия. Вот я и узнаю теперь, кто ваш капитан. Пойдите-ка, тресните другого так, чтоб он полетел вверх тормашками. Кайт. Мой капитан в помощи не нуждается, сударь. Брейзен (Плюму). Да как ты смеешь чего-то требовать, когда ты шпагу боишься вынуть? А впрочем, ты еще зелен! Тебе бы с мое послужить за границей! Так и быть, я не буду на тебя сердиться, только отступись от мальчишки, очень тебя прошу. Ты ведь хороший парень, я знаю. Плюм. Ошибаешься, сукин сын. (Выхватывает шпагу и бросается на Брейзена.) Брейзен (удирая от него). Постой! Ты же отказался драться из-за дамы! Плюм. За женщин не дерусь. А вот за рекрута кишки тебе выпущу! Опять ты просчитался. Плюм и Брейзен раз-другой, на бегу, скрещивают шпаги. Кайт трубит в кулак сигнал "в ружье". Сильвия обнажает шпагу, но Кайт хватает Сильвию и уносит. Брейзен. Постой, а где же рекрут? Плюм. Сбежал. Брейзен. Так чего же нам драться? (Кладет шпагу в ножны.) Давай обнимемся, дорогой! Плюм (тоже кладет шпагу в ножны). Охотно, мой дорогой. (В сторону.) Наверно, Кайт его уже завербовал. (Обнимает Брейзена.) Брейзен. А ты храбрый малый! Чтобы подружиться с человеком, мне надо сперва с ним подраться. Я ведь такой - если знаю, что человек примет вызов, никогда с ним не ссорюсь! А теперь, мой друг, я тебе открою один секрет. Даму, которую мы только что спугнули, я застал нынче утром в постели... и такая она была соблазнительная!.. Я тут же запер дверь... Но молчок! Я человек чести! Впрочем, я ведь все равно на ней женюсь - двадцать тысяч, сам знаешь, приданое неплохое. Мы условились с ней тут встретиться, но ты пришел и испортил всю игру. Черт бы тебя побрал, мой дорогой, никогда больше так не делай! Плюм. Не буду, миленький, не буду. Я сейчас интересуюсь только мужчинами. Уходят в разные стороны. Действие четвертое Сцена первая Декорация предыдущей сцены. Встречаются Буллок и Рози. Рози. Ну где ты шатался, дурья башка? Окажись ты вовремя под рукой, человеком бы стал. Вот ты всегда так! Буллок. А кто б это меня человеком-то сделал? Рози. Я! Только женщина и может сделать мужчину человеком. Ну, бросай свою дубину! Скоро ты у нас начнешь драть нос и, чего доброго, распухнешь от важности. Буллок. Эх, Розалья, гляди, как бы тебе самой не распухнуть! Стоит этим столичным прикатить к нам в деревню, как они уж постараются оставить по себе память. А сюда приходил Картуил, твой ухажер, С ним-то что будет? Рози. Я теперь женщина влиятельная, могу всем своим пособить. Я рассказала капитану, как здорово Картуил играет на барабане и на волынке, и он определил его в тамбурмажоры. Буллок. Уж не могла мне это место приберечь! Ведь я, когда в пивной, завсегда по столу барабаню. Входит Сильвия. Сильвия. Пожалуй, в мужском платье я ничуть не уступлю этим задавакам. Шапка набекрень, твердая походка, нахальный вид - вот вам и капитан. Только патента на чин недостает. Ба, да тут Рози, дочь моей кормилицы! С нее и начну! Поцелуй меня, крошка! (Целует Рози.) А вот и ее братец. (Буллоку.) Эй ты, болван, какая разница между ломакой и ломовиком? Буллок. Видать, ваша милость из капитанов. Смелый такой и одеты тоже... Сильвия. Допустим. А ты ко мне завербуешься, приятель? Рози. Нет, ваша милость, он к вам не пойдет. Вы, правда, собой красавец, но мы знаем и других, не хуже. Мой брат уже обещал капитану Плюму. Сильвия. Плюму?! Вы его знаете? Рози. А как же! И он меня знает. Видите эти банты у меня на туфлях - он их у себя с рукавов снял. Я с ним что захочу, то и сделаю. Буллок. Не помыслите чего дурного, сударь. Думай, что говоришь, Розалья, а то, не ровен час, семью опозоришь. Рози. Да разве я с ним что делаю, чего другому не позволю? Что я тебе, дурочка, что ли? Сильвия. Вот как! Что же посулил тебе капитан, малютка? Рози. Он не велел говорить, сударь. А что, если он пообещал на мне жениться? Сильвия. Будь осторожней, милая! Мужчина наперед чего только не обещает! Рози. Я знаю. Только ведь он не наперед обещал, а после. Буллок. Что ты болтаешь, Розалья!.. Сильвия. После?! После чего?! Рози. А после того, как я продала ему цыплят. Чего ж тут худого? Разве что песня есть такая похабная про цыплят. Входит Плюм. Плюм. Вижу, мистер Уилфул, вы уже подружились с этой милашкой. Слльвия (в сторону). Сейчас мы узнаем, любит он ее или нет. - Да, сударь, и, кажется, еще больше подружусь. - Отойди, моя прелесть, мы с ним сейчас немного пофехтуем. Плюм. Ты что, спятил?! Да у меня с ней ничего не было. Сильвия. А у нас с ней еще все впереди. Как видите, права у нас равные. Плюм. А ты, как я погляжу, нахал! Сильвия. Разумеется. Я же хочу быть военным! Плюм. Ты и вправду решил служить Королеве? Сильвия. Да, сударь, и потому отдайте мне Рози. Рози. Не ругайтесь, джентльмены, прошу вас. Плюм. Пускай девчонка сама выбирает. Кому ты хочешь принадлежать, ему или мне? Рози. Дайте подумать. Вы оба такие красавчики. Плюм (в сторону). Уже и засомневалась. Все женщины на один лад. Рози. А что вы мне дадите, сударь? Буллок. Не сердитесь, сударь, что она такая жадная, это она по молодости. Сильвия. Что дам, малютка? Безупречную репутацию. У тебя будет карета шестерней и шесть лакеев на запятках, а этого довольно, чтобы всякий устыдился своей добродетели и позавидовал чужому пороку. Плюм. Бог мой, да зачем же такие траты! Я дам больше, девочка. Я куплю тебе шарф с блестками и билет в театр. Буллок. Вот это да! Соглашайся, Розалья! Бери билет и пошли смотреть представление. Сильвия. Слушайте, капитан, или вы сейчас же откажетесь от Рози, или я завербуюсь у Брейзена. Плюм. А если я откажусь от нее, ты у меня завербуешься? Сильвия. Да. Плюм. Бери ее. Я всегда предпочту женщине мужчину. Рози. Значит, правда, что вы, капитаны, продаете своих солдат? (Плачет.) Буллок (всхлипывая): Только уж, пожалуйста, капитан, не отправляйте Рози в Вест-Индию!.. Плюм. Ха-ха-ха! В Вест-Индию, говоришь? Нет, честный Буллок, вы с сестрой останетесь при мне. Вот тебе моя рука! Этот джентльмен тоже из моей роты, он позаботится о вас, мисс Рози. Рози. Вы будете со мной так же добры, как капитан? Сильвия. Не совсем так - у меня меньше средств, во присматривать за тобой, клянусь честью, я буду. Плюм. Мы все за ней будем присматривать. Она у нас будет жить как принцесса, а ее брата назначим... Ну, кем тебя назначить? Буллок. Ах, сударь, если вы еще никому не обещали места тамбурмажора... Плюм. Как на грех, обещал. А что ты скажешь о должности квартирмейстера? Ты парень с головой, из тебя выйдет хороший квартирмейстер. Ну, а где этот Картуил, о котором ты мне говорила, душечка? Рози. Сейчас мы его приведем. Пошли, братец квартирмейстер. Вы будете дома, ваше благородие? Плюм. Да, разумеется. Рози и Буллок уходят. Держите ваши сорок шиллингов, сударь. Сильвия. Мне не нужны ваши деньги, капитан. Я иду на военную службу только ради любви... ради любви к этой девице, я хотел сказать. Скажу вам без утайки, что я почти разорился, скитаясь по свету в поисках девственницы, но до сих пор не сыскал ее. А посему знайте, что я не уступлю свою судьбу дешевле, чем поместье. Словам, прежде чем я завербуюсь, я хочу знать наверное, девица ли эта Рози. Плюм. Ну, мистер Уилфул, здесь сам не проверишь - не узнаешь. Однако, сказать вам по чести, мне думается, она девушка, поскольку нет доказательств, что она женщина. Правда, я покорил ее сердце разными обещаниями и подарками, но ведь душа женщины не принадлежит нам, пока мы не овладеем ее телом, а тут я добился немногого: уж больно ревнива и бдительна моя квартирная хозяйка. Сильвия. Значит, вы просто отложили дело до более удобного случая. Плюм. Вовсе нет. Я получил свое. Ведь мне что надо было: заполучить кого-нибудь из ее парней. Женщины, сами знаете, - магнит. Полюбитесь жене, и вас обласкает муж. Ублажите куртизанку, и вас примутся расхваливать ее поклонники. Сыщите расположение какой-нибудь знатной дамы, и вам обеспечен успех при дворе. Так что если вы поцелуете какую-нибудь поселяночку, к вам немедля запишутся в рекруты самые ретивые из ее ухажеров. Иные назовут это плутовством, а по мне - это просто военная хитрость: такая уж у нас служба. К тому же вербовка - ой-ой какое тяжелое дело, так что, ей-богу, не грех прихватить немного земных радостей - без этого не проживешь. Сильвия. Что ж, сударь, будем считать, что вы ответили на мой вопрос. А теперь забудьте на минуту, что вы вербовщик, и честно скажите мне, какого обращения мне следует ждать от вас, если я завербуюсь. Плюм. Скажу напрямик: я не терплю в полку благородных. Иметь их хлопотно и дорого, а иногда и просто опасно. У нас в армии правило такое: кто меньше знает, лучше слушается. Но ты, однако, мне чем-то симпатичен, и я хочу, чтобы ты был при мне. Не знаю уж почему, а только не дам я тебе служить у другого. Ну, а как тебе будет у меня житься, будет зависеть от тебя самого. Только помни: провинишься в малом, я тебя прощу, а если в большом - выгоню. Сердце мне подсказывает, что по мелочам взыскивать с тебя я не сумею. Сильвия. А мне сердце подсказывает, что, если вы меня выгоните, это и будет самым тяжким для меня наказанием. Мне легче пойти с вами в самое пекло, чем отпустить вас одного. Дайте мне вашу руку - так мы скрепим мое обязательство. Отныне вы мой капитан. Плюм. Твой друг. (Целует ее; в сторону.) Ну чем этот мальчишка меня приворожил?! Сильвия. Я хочу попросить вас об одной услуге. Мой поступок, боюсь, вызовет толки в городе, друзья меня осудят за то, что я по своей воле пошел рядовым солдатом. Пусть они считают, что я попал в армию согласно парламентскому акту о принудительной вербовке. Вы обещаете мне помочь? Плюм. Можешь на меня положиться. Ты поселишься на моей квартире? Будешь спать со мной вместе. Сильвия. Ну что вы, спать с рядовым. Уж лучше спите с какой-нибудь простолюдинкой. Плюм. Ей-богу же, я не такой непутевый, как думают. Я просто люблю привольное житье, а людям кажется, что это разврат. Ведь они судят по видимости: им не вера в бога нужна, а набожность. Кругом один обман. А мои грехи, они откровенные, не то что у этих притвор. Если я кому и причиняю вред, так только себе, а они - бесчестят человечество. Ну как, будешь спать со мной? Сильвия. Но вы забыли про Рози, капитан. Теперь я буду с ней спать. Плюм. Ах, позабыл. Смотри, не обижай ее! Уходят порознь. Входят Мелинда и Люси. Мелинда. Ну до чего же мы, женщины, слабые создания! Когда не с кем поделиться секретом, прямо места себе не находишь! Даже здесь мы не можем без помощника - уж такие мы слабые создания. Меня так и распирает мой секрет! Кажется, сейчас дурно станет. - Помоги мне, Люси! Люси. Боже мой, что с вами, сударыня? Мелинда. Ничего, просто голова закружилась, я уже прихожу в себя. Если б Сильвия была в городе, я простила бы ей все ее провинности, лишь бы только открыть ей свои собственные. Люси. Вы так задумчивы, сударыня. С чего бы это, осмелюсь спросить? Мелинда. Господские тайны портят слуг. Ты станешь дерзкой. Люси. Только если вы будете зазря придираться, сударыня. Мелинда. А если и зазря. Могу же я покапризничать, когда мне хочется. Женщине иногда надо отвести душу, и, пока у нее нет мужа, пусть терпят слуги. Люси. Ну, сударыня, тогда вам бы следовало найти для меня лучшую роль. Семью мою вы знаете, вот и назначили бы мне пятьсот фунтов жалованья. Я б тогда стала дамой и годилась бы в наперсницы к любой дворянке. К тому же, сударыня, это вдохновило бы меня на одно дело, которое я затеяла. Мелинда. Не думаю, чтоб от этого тебе был большой прок. Правда, я б очень потешилась, если б могла проучить этого дуралея, который возомнил, будто смеет за мной ухаживать. Поэтому я с легким сердцем пообещаю тебе пятьсот фунтов в день моей свадьбы. Люси. О, тогда я буду очень усердной наперсницей. Ведь, по-моему, ее дело помогать влюбленным. Мелинда. Ах, Люси, я больше не могу скрывать! Прослышав, что в городе объявился знаменитый предсказатель, я оделась попроще и пошла к нему. Дорого же мне сто