осподина де Шуазеля. Не помнит ли ваше величество название того постоялого двора, где должны ждать лошади? - Увы, нет, - отвечал король, - я знал, да забыл. Но вы все равно ступайте, а мы тем временем попытаемся что-либо разузнать. Изидор помчался в сторону нижнего города и вскоре скрылся из виду за первыми домами. LIX. ЖАН БАТИСТ ДРУЭ Слова короля .мы попытаемся что-либо разузнать. были вызваны тем, что по правую сторону от дороги виднелось несколько домиков, с которых начинался верхний город. На шум, поднятый каретами, дверь одного домика даже приотворилась, и внутри мелькнул свет. Королева вышла, взяла г-на де Мальдена под руку и направилась к дому. Но при их приближении дверь затворилась. Правда, захлопнулась она не столь быстро, и г-н де Мальден, заранее заметивший, что хозяин жилья не слишком-то расположен к гостеприимству, успел броситься вперед и придержать ее, прежде чем ключ повернулся в замке. Под нажимом г-на де Мальдена она отворилась, явно вопреки воле хозяина. За дверью, силясь ее захлопнуть, стоял человек лет пятидесяти, в халате и домашних туфлях на босу ногу. Как мы догадываемся, человек этот был изрядно удивлен тем, что к нему врываются силой и что дверь его распахнулась под рукой незнакомца, за спиной которого стоит какая-то женщина. Человек в халате метнул быстрый взгляд на королеву, чье лицо освещал фонарь, который был у него в руке, и содрогнулся. - Что вам угодно, сударь? - спросил он у г-на де Мальдена. - Сударь, - отвечал гвардеец, - мы не знаем Варенна и просим вас оказать нам любезность и объяснить, гдо тут дорога на Стене. - А если я это сделаю, - возразил незнакомец, - и если станет известно, что я дал вам эти сведения, и если окажется, что я этим себя погубил? - Ах, сударь, - отвечал гвардеец, - даже если, оказывая нам эту услугу, вы и подвергаетесь риску, все же простая любезность не позволит вам отказать в помощи женщине, которой грозит опасность. - Сударь, - возразил ему человек в халате, - особа у вас за спиной - не женщина... - И, приблизив губы к уху г-на де Мальдена, он шепнул: - Это королева! - Сударь! - Я узнал ее. Королева, услыхав или догадавшись, о чем идет речь, потянула г-на де Мальдена назад. - Прежде чем мы пойдем дальше, - сказала она, - предупредите короля, что меня узнали. Г-н де Мальден мигом исполнил это поручение. - Хорошо же, - сказал король, - попросите этого человека подойти ко мне, я хочу с ним поговорить. Г-н де Мальден вернулся и, полагая, что скрывать истину далее бесполезно, сказал: - Король желает говорить с вами, сударь. Человек испустил вздох и, скинув туфли, чтобы не шуметь, босиком приблизился к дверце кареты. - Ваше имя, сударь? - первым делом осведомился король. - Господин де Префонтен, государь, - с запинкой отвечал тот. - Кто вы такой? - Майор кавалерии, кавалер королевского и военного ордена Святого Людовика. - Как майор и кавалер ордена Святого Людовика вы, несомненно, дважды присягали мне на верность, сударь; значит, ваш долг - помочь мне в затруднениях, которые я теперь испытываю. - Разумеется, - пролепетал майор, - но я умоляю ваше величество поторопиться, меня могут увидеть. - Э, сударь, - заметил г-н де Мальден, - если вас увидят, тем лучше! Вам никогда не представится такая блестящая возможность исполнить свой долг. Майор, судя по всему, не разделял этого мнения: у него вырвалось нечто, напоминавшее стон. Королева с жалостью пожала плечами и нетерпеливо топнула ногой. Король подал ей знак, а затем вновь обратился к майору. - Сударь, - спросил он, - быть может, вы слыхали о лошадях, которые ждут следующую по дороге карету, или видели гусар, которые со вчерашнего дня стоят в городе? - Да, государь, и лошади, и гусары находятся на другом конце города; лошади - в гостинице "Великий монарх., а гусары, вероятно, в казарме. - Благодарю, сударь. Теперь можете идти в дом: никто вас не видел, значит, ничего с вами не случится. - Государь! Не слушая более, король подал руку королеве, чтобы помочь ей подняться в карету, и, обратившись к гвардейцам, ожидавшим его приказаний, сказал: - На козлы, господа, и в гостиницу "Великий монарх.! Оба офицера вернулись на козлы и крикнули форейторам: - В гостиницу "Великий монарх.! Но в этот миг из лесу вынырнул какой-то призрачный всадник, который наискосок пересек дорогу и закричал: - Форейторы! Ни шагу дальше! - Почему? В чем дело? - изумились форейторы. - Потому что вы везете короля, он сбежал. Но я именем нации приказываю вам: ни с места! Форейторы уже приготовились было трогать с места, но тут они замерли и прошептали: - Король!." Людовик XVI понял, что положение отчаянное. - Кто вы такой, - крикнул он, - и почему тут распоряжаетесь? - Я простой гражданин, но я представляю закон и говорю от имени нации. Ни с места, форейторы, приказываю вам во второй раз! Вы хорошо меня знаете: я Жан Батист Друэ, сын смотрителя станции в Сент-Мену. - О, негодяй! - вскричали оба гвардейца, спрыгивая с козел и извлекая из ножен охотничьи ножи. - Так это он! Но не успели они спрыгнуть на землю, как Друэ уже умчался по улицам нижнего города. - Но Шарни, Шарни? - прошептала королева. - Что с ним сталось? И она забилась в угол кареты, почти безучастная ко всему происходящему. Но что же сталось с Шарни и каким образом он упустил Друэ? Судьба, снова судьба! Конь г-на Дандуэна скакал превосходно, но Друэ выехал на двадцать минут раньше графа. Надо было наверстать эти двадцать минут. Шарни вонзил шпоры в бока коня, животное взвилось, выдохнуло пену из ноздрей и пустилось в галоп. Но Друэ тоже несся во весь опор, хоть и не знал, гонятся за ним или нет. Правда, у Друэ была почтовая кляча, а у Шарни чистокровный скакун. Поэтому на протяжении одного лье расстояние между ними сократилось на треть. Тут Друэ обнаружил погоню и удвоил усилия, чтобы ускользнуть от опасного преследователя. На исходе второго лье графу де Шарни удалось наверстать столько же, а Друэ оглядывался все чаще и все с большей тревогой. Друэ уехал так поспешно, что не взял с собой оружия. Да, молодой патриот не боялся смерти - позже он хорошо это доказал, - но он боялся, как бы его не остановили, боялся упустить короля, боялся, как бы от него не ускользнула чудом представившаяся возможность навсегда прославить свое имя. До Клермона оставалось еще два лье, но ясно было, что на исходе первого лье, вернее, третьего, считая от Сент-Мену, преследователь его настигнет. Между тем, словно для того, чтобы подхлестнуть его пыл, впереди смутно виднелась королевская карета. Мы говорим - смутно, потому что было уже, как мы знаем, около половины десятого вечера и, хотя стояли самые длинные дни в году, уже начало смеркаться. Друэ с удвоенной силой принялся пришпоривать и нахлестывать лошадь. До Клермона оставалось уже не более трех четвертей лье, но Шарни был в каких-нибудь двухстах шагах от него. Друэ знал, что в Варенне нет почтовой станции, и не сомневался, что король едет в Верден. Друэ уже начал отчаиваться: прежде чем он настигнет короля, он сам будет настигнут. За пол-лье от Клермона он услыхал галоп Шарни, гнавшегося за ним по пятам, и ржание коня, перекликавшееся с ржанием его собственной лошади. Следовало или отказаться от дальнейшей погони, или лицом к лицу схватиться с преследователем; но второе было не в его силах, потому что, как мы уже сказали, у Друэ не было оружия. Внезапно, когда от него до Шарни уже оставалось не более пятидесяти шагов, навстречу Друэ попались форейторы, которые возвращались верхом на распряженных лошадях. Друэ признал в них тех самых, что везли королевские кареты. - А, это вы! - крикнул он. - Вы от Вердена, не так ли? - Почему от Вердена? - удивились форейторы. - Я имею в виду, - объяснил Друэ, - что кареты, которые вы сопровождали, поехали в Верден. И с этими словами он, из последних сил погоняя коня, оставил их позади. - Нет, - крикнули ему вслед форейторы, - мы по дороге, что из Варенна! Друэ взревел от радости. Он спасен, а король погиб! Если бы король поехал по Верденской дороге, Друэ бы пришлось гнаться за королевской каретой по прямой, потому что дорога от Сент-Мену до Вердена представляет собой прямую линию. Но король поехал из Клермона в Варенн, а дорога на Варенн отклоняется от основного пути почти под острым углом вправо. Друэ устремился в Аргоннский лес, где ему был знаком каждый закоулок; срезав путь прямиком через лес, он выигрывал у короля четверть часа времени, а кроме того, темнота в лесу служила ему защитой. Шарни, изучивший топографию всей округи немногим хуже Друэ, понял, что Друэ ушел от него из-под носа, и в свой черед испустил яростный вопль. Почти одновременно с Друэ он пустил коня поперек узкой равнины, отделявшей дорогу от леса, и закричал: - Стой! Стой! Но Друэ и не думал отвечать; он пригнулся к шее своего коня, подгоняя его шпорами, хлыстом, голосом. Ему бы только добраться до леса, и он спасен! И он доберется - но для этого ему надо проскочить в десяти шагах от Шарни. Шарни вынимает один из пистолетов, целится в Друэ. - Стой, - кричит он, - или я тебя убью! Друэ еще ниже пригибается к шее своего коня и еще сильнее подгоняет его. Шарни спускает курок, но в темноте лишь сверкают искры: это кремень стукнулся о затвор. Шарни в ярости швыряет пистолетом в Друэ и, выхватив второй пистолет, бросается в лес в погоню за беглецом, замечает его в просвете между стволами и снова стреляет- опять осечка! Тут-то он и вспомнил, что, когда он взял с места в карьер, г-н Дандуэн крикнул ему вслед какие-то слова, которых он не разобрал. "Вот оно что, - сказал себе граф, - я сел не на ту лошадь, и он наверняка кричал мне, что пистолеты не заряжены. Ничего, я догоню этого негодяя и, если понадобится, задушу его голыми руками!." И он вновь ринулся в погоню за тенью, еще видневшейся в потемках. Однако едва он проскакал по незнакомому лесу сотню шагов, как конь его свалился в канаву; Шарни кубарем скатился на землю, встал, вновь вскочил в седло, но Друэ уже исчез. Вот каким образом Друэ удалось ускользнуть от графа де Шарни; вот каким образом он явился на большой дороге, подобный грозному призраку, и скомандовал форейторам, сопровождавшим короля, стоять на месте. Форейторы остановились: ведь Друэ приказывал именем нации, а это уже начинало звучать убедительней, чем приказы именем короля. Едва Друэ углубился в улочки нижнего города, как взамен затихающего вдали галопа его коня вновь раздался цокот копыт; приближался другой конь. На той самой улице, по которой ускакал Друэ, показался Изидор. Он привез те же сведения, которые дал и г-н де Префонтен. Лошади г-на де Шуазеля находятся на другом конце города, в гостинице "Великий монарх.; там же поджидают гг. де Буйе и де Режкур. Третий офицер, г-н де Рориг, находится в казарме вместе с гусарами. Эти сведения Изидору дал трактирный слуга, запиравший свое заведение; он ручался в их достоверности. Но августейшие путешественники, вместо того чтобы обрадоваться этим новостям, были объяты непреодолимым ужасом. Г-н де Префонтен изливался в жалобах; оба гвардейца сыпали угрозами. Изидор прервал свой отчет. - Что случилось, господа? - спросил он, - Вы видели на этой улице всадника, скакавшего галопом? - Да, государь, - сказал Изидор. - Так вот, это был Друэ, - сообщил король. - Друэ! - с душераздирающим отчаянием вскричал Изидор. - Значит, мой брат погиб! Королева со стоном закрыла лицо руками. LX. СТОРОЖЕВАЯ БАШНЯ НА ВАРЕННСКОМ МОСТУ Невыразимое уныние охватило всех этих несчастных, которым грозила неведомая, но страшная опасность и которые принуждены были остановиться прямо посреди дороги. Изидор первый взял себя в руки. - Государь, - сказал он, - жив мой брат или умер, не будем больше о нем думать, подумаем о вашем величестве. Нельзя терять ни секунды, форейторы знают гостиницу "Великий монарх." Скорее туда! Но форейторы не двигались с места. - Вы не слышали? - обратился к ним Изидор. - Отчего же, слышали. - Почему же мы не отправляемся? - Потому что господин Друэ нам запретил. - Как! Господин Друэ вам запретил? И если король приказывает вам, а господин Друэ запрещает, то вы повинуетесь господину Друэ? - Мы повинуемся нации. - Ну, господа, - сказал Изидор двум своим товарищам, - бывают минуты, когда жизнь человеческая ничего более не стоит: возьмите на себя каждый одного человека, а я беру на себя вот этого; мы поведем лошадей сами. И он схватил за ворот того форейтора, который оказался к нему ближе, и приставил к его груди острие своего охотничьего ножа. Королева увидела, как блеснули три лезвия, и вскрикнула. - Господа, - взмолилась она, - господа, пощадите их! - Потом обратилась к форейторам: - Друзья мои, - сказала она, - вы немедля получите на троих пятьдесят луидоров и пенсион в пятьсот франков каждому, только спасите короля! Не то форейторов испугали явные намерения троих молодых людей, не то привлекли денежные посулы, но они все же пустили лошадей вскачь по дороге. Г-н де Префонтен дрожа вернулся к себе и забаррикадировался. Изидор галопом несся впереди кареты. Нужно было пересечь город и перебраться через мост; когда город и мост останутся позади, до гостиницы "Великий монарх. будет рукой подать. Карета на всей скорости спустилась по склону, который вел в нижний город. Но, подъехав к арке, расположенной в основании башни и ведущей на мост, путники обнаружили, что одна из створок ворот закрыта. Распахнули створку, но проход загораживали две или три повозки. - Ко мне, господа, - произнес Изидор, спрыгнув с коня и убирая с дороги повозки. В этот миг послышались первые раскаты барабана и гул набата. Друэ сделал свое дело. - А, негодяй! - скрипнув зубами, воскликнул Изидор. - Попадись он мне... И нечеловеческим усилием он сдвинул в сторону одну из двух повозок, покуда гг. де Мальден и де Валори двигали другую. Третья осталась стоять поперек дороги. - А теперь возьмемся за последнюю! - сказал Изидор. И третья повозка в тот же миг въехала под арку. Внезапно между досками ее боковой стенки просунулись четыре или пять ружейных стволов. - Ни шагу дальше, или вы мертвецы, господа! - произнес чей-то голос. - Господа, господа, - сказал король, высунувшись из окошка кареты, - не вздумайте прорываться силой через этот проход, я вам запрещаю. Оба офицера и Изидор сделали шаг назад. - Чего они от нас хотят? - осведомился король. И в тот же миг внутри кареты прозвучал вопль ужаса. Покуда одни люди перегородили въезд на мост, двое или трое других окружили карету и в дверцы ее просунулось несколько ружейных стволов. Один из них метил в грудь королеве. Изидор все видел; он бросился туда и отвел ствол ружья в сторону. - Огонь! Огонь! - вскричало несколько голосов. Один из людей послушался; к счастью, его ружье дало осечку. Изидор занес руку и хотел ударить этого человека своим охотничьим ножом, но королева остановила его. - Ах, государыня, - вне себя от гнева вскричал Изидор, - дайте мне проучить этого мерзавца! - Нет, сударь, - возразила королева, - немедля вложите клинок в ножны! Изидор повиновался, но наполовину: он опустил свой охотничий нож, но не вложил его в ножны. - О, встретить бы мне Друэ!." - прошептал он. - А этого человека, - вполголоса отозвалась королева, с неожиданной силой стиснув ему локоть, - этого человека я вам уступаю. - Но послушайте, господа, - повторил король, - чего вы от нас хотите? - Хотим видеть вашу подорожную, - ответили два-три голоса. - Подорожную? Ладно, - согласился король, - приведите сюда представителей городских властей, мы покажем им подорожную. - Ну вот, ей-Богу, что за фокусы! - вскричал, прицелившись в короля, человек, чье ружье дало осечку. Но оба гвардейца набросились на него и повалили наземь. В пылу борьбы ружье выстрелило, но пуля никого не задела. - Эй, кто стрелял? - крикнул кто-то. Обладатель ружья, которого гвардейцы топтали ногами, проревел: - Ко мне! На помощь к нему подоспело с полдюжины вооруженных людей. Гвардейцы обнажили свои охотничьи ножи и изготовились к бою. Король и королева безуспешно пытались остановить тех и других; надвигалась ужасная, ожесточенная, смертельная схватка. Но тут в самую гущу дерущихся ринулись двое: один был перепоясан трехцветным шарфом, другой- в мундире. Человек в трехцветном шарфе был уполномоченный коммуны Сосс. Человек в мундире был командир национальной гвардии Анноне. За их спинами в свете двух-трех факелов поблескивали два десятка ружей. Король понял, что эти двое послужат ему если не спасителями, то по крайней мере защитой от немедленной расправы. - Господа, - сказал он, - я и мои попутчики готовы ввериться вам, но защитите нас от жестокости этих людей. И он кивнул на людей с ружьями. - Опустить оружие, господа! - крикнул Анноне. Те с ворчанием повиновались. - Простите нас, сударь, - обратился к королю уполномоченный коммуны, - но прошел слух, будто его величество Людовик Шестнадцатый бежал, и долг повелевает нам удостовериться, так ли это. - Удостовериться, так ли это? - воскликнул Изидор. - Если в этой карете в самом деле едет король, ваш долг - склониться к его ногам; если, напротив, в ней едет частное лицо, по какому праву вы его задерживаете? - Сударь, - произнес Сосс, по-прежнему обращаясь к королю, - я говорю с вами; не соблаговолите ли вы ответить мне? - Государь, - шепнул Изидор, - выиграйте у них время; за нами, несомненно, следуют господин де Дамас и его драгуны, они скоро будут здесь. - Вы правы, - отозвался король. Потом обратился к г-ну Соссу: - А если наша подорожная в порядке, сударь, вы позволите нам продолжать путь? - Разумеется, - отвечал Сосс. - Что ж, в таком случае, госпожа баронесса, - сказал король, обращаясь к г-же де Турзель, - будьте добры, поищите вашу подорожную и дайте ее этим господам. Г-жа де Турзель поняла, что имел в виду король, прося ее .поискать. подорожную. И в самом деле, она принялась ее искать, но в тех карманах, где ее заведомо не было. - Ну, - произнес нетерпеливо и угрожающе один из голосов, - теперь вы видите: нет у них никакой подорожной! - Что вы. господа, - возразила королева, - подорожная у нас имеется, но госпожа баронесса Корф не знала, что ее будут у нас спрашивать, и куда-то засунула. В толпе поднялся издевательский ропот, свидетельствовавший о том, что уловка путешественников никого не провела. - У нас есть очень простой выход из положения, - сказал Сосс. - Форейторы, везите карету к моей лавке. Эти господа и дамы войдут ко мне в дом, а там все разъяснится. Форейторы, вперед! Господа солдаты национальной гвардии, эскортируйте карету. Это приглашение настолько напоминало приказ, что никто и не помыслил от него уклониться. Впрочем, попытка такого рода едва ли имела бы успех. Набат гудел по-прежнему, барабан все грохотал, а толпа, окружившая карету, прибывала с каждой минутой. Карета тронулась с места. - О господин де Дамас, господин де Дамас! - прошептал король. - Лишь бы он прибыл прежде, чем мы войдем в этот проклятый дом. Королева молчала; она думала о Шарни, подавляла вздохи и сдерживала слезы. Добрались до дверей лавки г-на Сосса, а о г-не де Дамасе по-прежнему не было ни слуху ни духу. Но что же с ним произошло, что помешало этому благородному офицеру, на чью преданность, безусловно, можно было положиться, исполнить приказы, которые были им получены, и обещания, данные королю? Расскажем об этом в двух словах, чтобы раз и навсегда обнародовать все подробности этой зловещей истории. Мы расстались с г-ном де Дамасом, когда он велел трубачу, которого для пущей надежности запер у себя дома, играть сигнал .седлай." В этот момент, когда прозвучал первый звук трубы, граф был занят тем, что вынимал из секретера деньги; заодно он извлек оттуда кое-какие бумаги, которые ему не хотелось ни оставлять, ни брать с собой. Пока он занимался всем этим, дверь комнаты отворилась, и на пороге показались несколько членов муниципального совета. Один из них приблизился к графу. - Что вам угодно? - осведомился г-н де Дамас, удивленный этим нежданным посещением, и выпрямился, чтобы заслонить собой пару пистолетов, лежавших на камине. - Ваше сиятельство, - вежливо, но твердо отвечал один из вошедших, - мы хотим знать, по какой причине вы собрались уезжать именно теперь. Г-н де Дамас смерил изумленным взглядом человека, осмелившегося предложить такой вопрос высокопоставленному офицеру. - Ну, это проще простого, сударь, - отвечал он, - я собрался уезжать именно теперь, потому что получил такой приказ. - С какой целью вы уезжаете, господин полковник? - продолжало допытываться все то же лицо. Г-н де Дамас пристально поглядел на него с еще большим изумлением. - С какой целью? Прежде всего, я этого сам не знаю, а если и знал бы, то не сказал бы вам. Посланцы муниципального совета переглянулись, жестами подбадривая друг друга, и тот, который первым заговорил с г-ном де Дамасом, продолжал. - Сударь, - объявил он, - муниципальному совету Клермона желательно, чтобы вы покинули наш город не нынче вечером, а завтра утром. У г-на де Дамаса заиграла на губах недобрая улыбка солдата, у которого не то по невежеству, не то в надежде его запугать просят о чем-либо, несовместимом с законами дисциплины. - Вот как! - протянул он. - Значит, клермонскому муниципальному совету желательно, чтобы я остался здесь до утра? - Да. - Что ж, сударь, передайте клермонскому муниципальному совету, что, к величайшему своему прискорбию, я вынужден отказать ему в его пожелании, учитывая, что, насколько мне известно, никакой закон не даст клермонскому муниципальному совету права препятствовать передвижению войск. Что до меня, то я получаю приказы только от моего военного начальства, и вот мой приказ об отбытии. С этими словами г-н де Дамас протянул депутатам муниципального совета приказ. Тот, кто стоял ближе всего к графу, принял приказ из его рук и передал своим спутникам, а г-н де Дамас тем временем завладел пистолетами, которые заранее выложил на камин и прикрыл своим телом. Член муниципального совета, который с самого начала вступил с г-ном де Дамасом в переговоры, вместе со своими собратьями осмотрел предъявленный им документ и сказал: - Сударь, приказ совершенно ясен, и мы тем более должны воспротивиться его исполнению, что он, вне всякого сомнения, предписывает вам то, чего в интересах Франции допускать не следует. Итак, именем нации сообщаю вам, что вы арестованы. - А я, господа, - возразил граф, являя на всеобщее обозрение оба своих пистолета и наводя их на двух муниципальных чиновников, стоявших к нему ближе, - я сообщаю вам, что уезжаю. Чиновники не ожидали, что им пригрозят оружием; под влиянием первого испуга или, быть может, удивления они посторонились; г-н де Дамас перескочил через порог, бросился в сени, запер их двери на два оборота ключа, бегом спустился по лестнице, увидел у дома своего коня, вскочил в седло и галопом ринулся на площадь, где собирался полк; там он обратился к г-ну де Флуараку, одному из своих офицеров, сидевшему в седле: - Нужно выбраться отсюда во что бы то ни стало; главное - спасти короля. Г-н де Дамас не знал, что Друэ ускакал из Сент-Мену, он не знал еще о бунте в Клермоне и полагал, что король будет в безопасности, если, миновав Клермон, доберется до Варенна, где его ждут подстава г-на де Шуазеля и гусары Лозена под началом гг. Жюля де Буйе и де Режкура. Тем не менее для пущей надежности он обратился к полковому квартирмейстеру, который в числе первых выехал на площадь вместе с фурьерами и драгунами, стоявшими на одной квартире с ним. - Господин Реми, - понизив голос, сказал ему граф, - отправляйтесь в путь. Пустите коня в галоп, скачите во весь опор, догоните кареты, которые только что отъехали: вы ответите мне за них головой! Квартирмейстер пришпорил коня и вместе с фурьерами и четырьмя драгунами пустился в путь; но по выезде из Клермона они очутились на развилке дорог, поехали не той дорогой и заплутали. Воистину, в эту роковую ночь сама судьба вмешивалась во все! На площади медленно строился отряд. Члены муниципального совета, которых г-н де Дамас запер у себя на квартире, с легкостью выбрались из-под замка, высадив дверь; они науськивали народ и национальную гвардию, которые собирались куда решительнее и целеустремленнее, чем драгуны. В разгар хлопот г-н де Дамас вдруг обнаружил, что несколько ружей держат его на мушке, и это усугубило его тревогу. Он видел, что его солдаты в нерешительности; он проехал перед строем, пытаясь подкрепить в них чувство преданности королю, но солдаты качали головами. Хотя не все еще собрались, он рассудил, что следует немедленно выступать; он скомандовал .вперед марш-марш., но никто не шелохнулся. Тем временем муниципальные чиновники выкрикивали: - Драгуны! Ваши офицеры - предатели, они ведут вас на бойню. Драгуны - патриоты! Да здравствуют драгуны! А национальная гвардия и народ кричали: - Да здравствует нация! Г-н де Дамас, который дал приказ к выступлению вполголоса, решил было сперва, что этот приказ не был услышан; он обернулся и увидел, что во второй шеренге драгуны спешились и братаются с народом. Тут он понял, что от этих людей ждать больше нечего. Он взглядом собрал вокруг себя офицеров. - Господа, - сказал он, - солдаты предают короля. Я взываю к тем из солдат, в ком течет благородная кровь: кто меня любит, за мной! В Варенн! И, вонзив шпоры в бока коня, он первым бросился сквозь толпу, а за ним - г-н де Флуарак и три офицера. Эти трое офицеров, вернее, унтер-офицеров были фельдфебель Фук и два сержанта - Сен-Шарль и Ла Потри. От шеренги отделились пять или шесть драгун, оставшихся верными, и также последовали за г-ном де Дамасом. Вслед героическим беглецам было пущено несколько пуль, но все они просвистели мимо. Вот почему г-н де Дамас и его драгуны не подоспели на защиту короля, когда его задержали под аркой сторожевой башни в Варенне, вынудили покинуть карету и препроводили к уполномоченному коммуны г-ну Соссу. LXI. ДОМ Г-НА СОССА Дом г-на Сосса, по крайней мере каким увидели его августейшие пленники и товарищи их по несчастью, представлял собой бакалейную лавку, в глубине которой была застекленная дверь; она вела в столовую, так что, сидя за столом, можно было увидеть входящих покупателей, о чьем появлении к тому же извещал колокольчик, приходивший в движение, когда отворялась низкая дверца с окошком, забранным решеткой, - на такие дверцы с окошками бывают закрыты днем все провинциальные лавочки, поскольку их владельцы не то по расчету, не то из смирения полагают себя не вправе скрываться от взглядов прохожих. В углу лавки имелась деревянная лестница, ее грубо сколоченные ступени вели на второй этаж. Во втором этаже располагались две комнаты; первая служила складом при лавке, весь пол ее был завален тюками, с потолка свисали свечи, на камине были расставлены сахарные головы, завернутые в толстую синюю бумагу и прикрытые серыми колпаками, которые надлежало снять, чтобы убедиться, насколько зернист и бел сахар; далее находилась спальня хозяина лавки, которого поднял с постели Друэ; и в этой спальне повсюду были заметны следы нежданного пробуждения. Г-жа Сосс, полуодетая, вышла из спальни, миновала склад и показалась наверху лестницы в тот самый миг, когда порог лавки переступила сперва королева, за ней король, королевские дети, Мадам Елизавета и г-жа де Турзель. Уполномоченный коммуны следовал на несколько шагов впереди и вошел первым. Более сотни человек, сопровождавших карету, остались стоять на маленькой площади перед домом г-на Сосса. - Ну? - войдя, произнес король. - Что ж, сударь, - отвечал Сосс, - у нас был разговор о подорожной; если эта дама, утверждающая, что является владелицей кареты, предъявит свою подорожную, я отнесу ее в муниципальный совет, который теперь заседает, и там разберутся, в порядке ли она. Подорожная, которую баронесса Корф передала графу де Шарни, а граф де Шарни королеве, была выправлена как полагается, поэтому король подал знак г-же де Турзель отдать ее г-ну Соссу. Она извлекла из кармана бесценный документ и передала его уполномоченному коммуны; тот поручил жене оказать гостеприимство таинственным посетителям, а сам отправился в муниципальный совет. Там уже вовсю накалились страсти: среди заседавших присутствовал Друэ. Вошел г-н Сосс с подорожной. Всем было известно, что путешественников доставили к нему домой, и, когда он вошел, все с любопытством замолчали. Уполномоченный положил подорожную перед мэром. Мы уже приводили содержание этой подорожной, и читатель знает, что оно не вызывало никаких возражений. Посему мэр, изучив документ, объявил: - Господа, подорожная в полном порядке. - В порядке? - с изумлением переспросил десяток голосов. И несколько рук немедля протянулись к бумаге. - Разумеется, в порядке, - подтвердил мэр, - на ней проставлена подпись короля. И он протянул бумагу навстречу рукам, которые к ней протянулись. Но Друэ выхватил подорожную из-под носа у остальных. - Подпись короля! - воскликнул он. - Допустим, а вот имеется ли подпись члена Национального собрания? - Да, - сказал его сосед, при свете свечи читавший подорожную одновременно с ним, - вот подпись члена одного из комитетов. - Ладно, - не унимался Друэ, - но где подпись председателя? И вообще, - отрезал молодой патриот, - дело в другом; эти путешественники не имеют ничего общего с русской дамой баронессой Корф, ее детьми, управляющим, двумя горничными и тремя слугами; это король, королева, дофин, ее королевское высочество. Мадам Елизавета, какая-то высокопоставленная придворная дама, три курьера - словом, королевское семейство! Хотите вы или не хотите выпустить из Франции королевское семейство? Вопрос предстал перед собравшимися в своем истинном свете; но, поставленный напрямик, он тем более казался неразрешим для этих мелких муниципальных чиновников захолустного провинциального городка, каким был Варенн. Пошли споры, и споры эти угрожали затянуться; посему уполномоченный коммуны решил, что пускай себе муниципальные чиновники совещаются, а он тем временем вернется домой. Он застал путешественников у себя в лавке. Они стояли, а г-жа Сосс уговаривала их сперва подняться наверх, в спальню, потом присесть прямо в лавке, что-нибудь съесть или выпить, но они на все отвечали отказом. Им казалось, что, расположившись поудобнее в этом доме, присев или угостившись, они как бы пойдут на уступку людям, которые их задержали, и откажутся от скорого отъезда, который был единственным предметом их желаний. Всем своим существом они напряженно ждали возвращения хозяина дома, который должен был сообщить им решение муниципального совета по поводу подорожной, решение, представлявшее для них огромную важность. Внезапно они увидели, как он проталкивается сквозь толпу, осаждавшую двери, и пытается протиснуться в дом. Король сделал три шага ему навстречу. - Ну? - спросил он с тревогой, которую тщетно пытался скрыть и которая сказывалась помимо его воли. - Ну, где же наша подорожная? - Ваша подорожная? - отвечал г-н Сосс. - Надо сказать, что она вызвала среди муниципального совета жаркие споры, которые ведутся до сих пор. - А что такое? - осведомился Людовик XVI. - Может быть, чиновники сомневаются, имеет ли она силу? - Нет, но возникли сомнения в том, что она в самом деле принадлежит баронессе Корф, и прошел слух, что в действительности мы имеем счастье принимать в наших стенах короля и его семейство. Людовик XVI мгновение поколебался, а потом принял решение. - Что ж, это так, сударь! - сказал он. - Я король! Вот королева, вот мои дети! И прошу вас относиться к нам с тем почтением, какое французы всегда проявляли к своим королям. Как мы уже сказали, дверь на улицу оставалась открыта; перед ней толпилось скопище любопытных. Слова короля были услышаны не только внутри, но и снаружи. К несчастью, хотя сами эти слова были произнесены с большим достоинством, но обличье того, кто их произнес, нисколько не соответствовало этому достоинству; на короле были серый сюртук, бумазейная телогрея, серые кюлоты и чулки и маленький парик а-ля Руссо. Извольте признать короля Франции в таком унизительном маскарадном обличье! Королева почувствовала, какое впечатление все это производит на толпу, и залилась краской стыда. - Давайте примем предложение госпожи Сосс и поднимемся на второй этаж, - сказала она. Г-н Сосс взял фонарь и устремился к лестнице, чтобы освещать дорогу августейшим посетителям. Между тем весть о том, что в Варенне находится сам король, лично признавшийся в том, кто он такой, со скоростью молнии облетела улицы города. В муниципалитет вошел какой-то человек, донельзя потрясенный. - Господа, - сказал он, - путешественники, остановившиеся у господина Сосса, в самом деле король и его семья. Только что я слышал подтверждение этому из уст самого короля. - Ну, господа, - вскричал Друэ, - что я вам говорил?! Тем временем город наполнился криками, барабан продолжал грохотать, а набат гудел не переставая. Но отчего же, слыша весь этот разнообразный шум, не поспешили в центр города, поближе к беглецам, гг. де Буйе, де Режкур и гусары, стоявшие в Варенне в ожидании короля? Сейчас объясним. Около девяти вечера оба молодых офицера вернулись в гостиницу "Великий монарх.; внезапно они услышали стук кареты. Оба находились в зале первого этажа и устремились к окну. Карета оказалась обыкновенным кабриолетом. Тем не менее оба дворянина приготовились, если понадобится, выводить свежих лошадей. Но путешественник, которого они увидали, был не король; это было нелепое существо в широкополой шляпе, закутанное в необъятных размеров накидку. Они уже отступили было на шаг назад, как вдруг этот путешественник крикнул: - Эй, господа, нет ли среди вас шевалье Жюля де Буйе? Шевалье застыл на месте. - Да, сударь, - отозвался он, - это я. - В таком случае, - объявил человек в широкополой шляпе и в накидке, - мне нужно многое вам сказать. - Сударь, - отвечал шевалье де Буйе, - я готов вас выслушать, хотя не имею чести вас знать, но потрудитесь выйти из кареты, заглянуть в этот постоялый двор, и мы познакомимся. - Охотно, шевалье, охотно! - отозвался человек в накидке. Он выскочил из кареты, перелетев через подножку, и стремительно вбежал в гостиницу. Шевалье заметил, что человек казался изрядно напуганным. - Ах, шевалье, - произнес незнакомец, - вы дадите мне лошадей, которые тут у вас приготовлены, не правда ли? - Как это, дать вам лошадей? - в свой черед испугался г-н де Буйе. - Да! Да! Дайте мне лошадей! Не нужно ничего от меня скрывать. Я в курсе дела, мне все известно!." - Сударь, с вашего позволения, я вам признаюсь, что изумление препятствует мне дать вам ответ, - возразил г-н де Буйе, - и я никак не могу понять, о чем вы толкуете. - Повторяю вам, мне все известно, - настойчиво продолжал путешественник, - король вчера вечером выехал из Парижа, но, похоже, не смог продолжить путь; я уже предупредил г-на де Дамаса, и он снял свои посты; драгунский полк взбунтовался, в Клермоне был мятеж. Даже мне, мне самому, еле-еле удалось проскользнуть! - Но вы-то сами, - теряя терпение, перебил г-н де Буйе, - кто вы такой? - Я Леонар, парикмахер королевы. Как! Вы меня не знаете? Представьте себе, меня увез с собой господин де Шуазель, увез против моей воли. Я доставил ему бриллианты королевы и Мадам Елизаветы, и как подумаю, господа, что я увез шляпу и накидку брата, а он даже не знает, что со мной сталось, а бедная госпожа де л'Ааж вчера напрасно ждала меня, рассчитывая, что я ее причешу, и ждет до сих пор! О Боже, Боже! Ну и история! И Леонар заметался по зале, воздевая руки к потолку. Г-н де Буйе начал понимать. - А, так вы - господин Леонар? - промолвил он. - Разумеется, я - Леонар, - подхватил путешественник, наподобие великих людей опуская титул, которым наградил его г-н де Буйе. - И поскольку теперь вы меня знаете, вы дадите мне лошадей, не так ли? - Господин Леонар, - возразил шевалье, упорно видя в прославленном парикмахере обычного смертного и соответственно к нему обращаясь, - лошади, которые у меня приготовлены, предназначаются для короля, и никто другой ими не воспользуется. - Но я же вам говорю, сударь, что король, по всей вероятности, не приедет. - Верно, господин Леонар, но все же король может приехать, и, если он приедет, но не найдет лошадей, а я скажу, что отдал их вам, король может признать мое объяснение неудовлетворительным. - Как это - неудовлетворительным! - возразил Леонар. - По-вашему, в том отчаянном положении, в котором мы все оказались, король станет ругать меня за то, что я взял его лошадей? Шевалье не удержался от улыбки. - Я вовсе не утверждаю, - объяснил он, - что король стал бы вас ругать за то, что вы взяли его лошадей, но он наверняка счел бы, что я не должен был вам их давать. - А, черт побери! - огорчился Леонар. - Об этом я как-то не подумал. Так вы отказываетесь дать мне лошадей, шевалье? - Решительно отказываюсь. Леонар испустил вздох. - Но по крайней мере, - не унимался он, - позаботьтесь о том, чтобы раздобыть их для меня здесь. - Ну, уж об этом я позабочусь с удовольствием, милейший господии Леонар, - заверил г-н де Буйе. И в самом деле, Леонар был весьма обременительным гостем: мало того, что он говорил во весь голос, он еще сопровождал свои слова самой выразительной пантомимой, и пантомима эта, благодаря широчайшим полям его шляпы и необъятной ширине накидки, превращалась в гротескное зрелище, которое своей нелепостью выставляло на смех и его собеседников. Поэтому г-ну де Буйе не терпелось отделаться от Леонара. И вот он кликнул хозяина "Великого монарха., попросил его справиться, нет ли где лошадей, которые могли бы довезти путешественника до Дена, и, отдав эти распоряжения, покинул Леонара на произвол судьбы, объяснив ему напрямик, что пойдет разузнать, нет ли каких вестей. В самом деле, оба офицера, гг. де Буйе и де Режкур, направились в город, проехали его насквозь, проехали еще с четверть лье по парижской дороге, ничего не увидели и не услышали и, в свой черед начиная склоняться к мысли, что король, опаздывавший уже на восемь-десять часов, так и не появится, вернулись в гостиницу. Леонар уже уехал. Пробило одиннадцать. Еще до того, как молодые люди услыхали все, что наговорил им Леонар, они были уже изрядно обеспокоены и около четверти десятого послали ординарца за сведениями. Это был тот самый ординарец, который повстречал кареты по выезде из Клермона и, как мы помним, явился к г-ну де Дамасу. Оба офицера ждали до полуночи. В полночь они, не раздеваясь, бросились на постели. В половине первого их разбудили набат, барабанная дробь, крики. Они высунулись из окна постоялого двора и увидели, что в городе переполох и все бегут, вернее, несутся сломя голову в сторону муниципалитета. В том же направлении бежало множество вооруженных людей. У одних были казенные ружья, у других двустволки, третьи были вооружены лишь саблями, шпагами и пистолетами. Оба молодых дворянина поспешили в конюшню и первым делом распорядились вывести королевских лошадей; на всякий случай и для пущей сохранности они вывели лошадей за пределы города, чтобы по выезде из него король сразу их нашел. Потом они вернулись за собственными лошадьми, которых привели и поставили рядом с королевскими, находившимися под присмотром форейторов. Но пока они сновали взад и вперед, окружающие заподозрили неладное, и, чтобы вывести из конюшни собственных лошадей, им пришлось выдержать короткую схватку, во время которой в них было выпущено две-три пули. Тут же, среди криков и угроз, они услыхали, что король задержан и препровожден к уполномоченному коммуны. Они стали совещаться, что им делать. Собрать гусар и попытаться отбить короля? Вскочить в седло и предупредить маркиза де Буйе, которого они, по всей видимости, найдут в Дене или, что вероятнее всего, в Стене? Ден отстоял от Варенна всего на пять лье, Стене - на восемь; до Дена они могли добраться за полтора часа, до Стене за два, а затем немедленно вернуться в Варенн в сопровождении отряда войск, которым командовал г-н де Буйе. Они остановились на этом последнем решении и ровно в половине первого, когда король изъявил согласие подняться в спальню уполномоченного коммуны, они, бросив доверенную им подставу, во весь опор поскакали в Ден. Так король лишился еще одного верного средства к спасению, на которое рассчитывал. LXII. СОВЕЩАНИЕ ОБРЕЧЕННЫХ Мы помним, в каком положении оставили г-на де Шуазеля, командира первого поста в Пон-де-Сомвеле: видя, что вокруг него ширится мятеж, и желая избежать боя, он небрежно объявил, что ценности, вероятно, уже увезли, и, не ожидая более короля, отступил к Варенну. Но чтобы избежать появления в Сент-Мену, где, как мы помним, царила великая суматоха, он свернул на проселок; правда, пока они не покинули большой дороги, он приказал ехать шагом, чтобы дать курьеру время их нагнать. Курьер, однако, их не догнал, и в Орбевале г-н де Шуазель свернул на проселок. Изидор проскакал, разминувшись с ним. Г-н де Шуазель был твердо убежден в том, что какое-то непредвиденное происшествие преградило путь королю. Впрочем, если, на счастье, он ошибается и король продолжает путешествие, то он наверняка найдет в Сент-Мену г-на Дандуэна, а в Клермоне г-на де Дамаса - так рассуждал г-н де Шуазель. Мы видели, что произошло с г-ном Дандуэном, который вместе со своими подчиненными был задержан в муниципалитете, и с г-ном де Дамасом, который был вынужден бежать с горсткой людей. Но то, что известно нам, парящим над этим ужасным днем на высоте шестидесяти лет и имеющим перед глазами донесения всех главных действующих лиц этой великой драмы, было еще неизвестно г-ну де Шуазелю, взор которому застилала пелена злободневности. Итак, г-н де Шуазель, свернув у Орбеваля на проселочную дорогу, к ночи добрался до Вареннского леса в тот самый миг, когда на другом конце этого леса Шарни ринулся в погоню за Друэ. В последнем селении на опушке, в Невиль-о-Пон, г-ну Шуазелю пришлось потратить полчаса на поиски проводника. Все это время в окрестных деревнях гудел набат; арьергард отряда, четыре гусара, был взят в плен крестьянами. Г-ну де Шуазелю сразу же об этом доложили, он предпринял серьезную атаку, и все четверо гусар были освобождены. Но теперь уже набат завывал с какой-то дикой яростью, не умолкая ни на мгновение. Дорога через лес оказалась чрезвычайно трудна, а местами даже опасна; проводник, не то с умыслом, не то невольно, завел маленький отряд в дебри; то и дело приходилось взбираться на крутые холмы и спускаться с них, и гусары были вынуждены спешиваться; подчас тропа становилась настолько узка, что по ней можно было пробраться только гуськом; один гусар свалился в пропасть; он стал взывать о помощи, и товарищи его, узнав из этих криков, что он жив, отказались его покинуть. Три четверти часа ушли на то, чтобы его выручить; как раз в это время короля остановили, заставили выйти из кареты и препроводили к г-ну Соссу. В половине первого, когда гг. де Буйе и де Режкур скакали по дороге, ведущей в Ден, г-н де Шуазель со своими сорока гусарами проселком выбрался к Варенну и появился на другом краю города. У моста его встретил зычный окрик: "Кто идет?. - Франция! Гусары Лозена! - отозвался г-н де Шуа-зель. - Не пройдете! - ответил солдат национальной гвардии и подал сигнал тревоги. В это самое время по всему городу поднялась суматоха; в потемках чернели плотные толпы вооруженных людей, и в свете факелов и фонарей, возникавших в окнах, на улицах заблестели ружейные стволы. Г-н де Шуазель, не зная, с кем имеет дело и что происходит, решил сперва разведать обстановку. Для начала он попросил, чтобы его связали со сторожевым отрядом, размещенным в Варенне; эта просьба повлекла за собой длительные переговоры; наконец было решено удовлетворить просьбу г-на де Шуазеля. Но пока решали, а потом исполняли решение, г-н де Шуазель заметил, что солдаты национальной гвардии не теряют времени даром: они изготовились к обороне, устроили заслон из поваленных деревьев и навели на него и сорок его гусар дула небольших пушек. Наводчик как раз управился с этим делом, когда прибыл сторожевой отряд гусар, однако все солдаты в нем оказались пешие; им ничего не было известно, им только сказали, что сию минуту был задержан король и что его доставили в муниципалитет; на них самих неожиданно напал народ и стащил их с коней. Они не знали, что сталось с их товарищами. Не успели они договорить, как г-ну де Шуазелю показалось, что в темноте к ним приближается небольшой конный отряд; в тот же миг раздался окрик: "Кто идет?. - Французы! - отвечал чей-то голос. - Какого полка? - Драгунского его высочества Месье. На этих словах грянул выстрел, выпущенный одним из солдат национальной гвардии. - Хорошо! - шепнул г-н де Шуазель унтер-офицеру, оказавшемуся рядом. - Это господин де Дамас и его драгуны. И, не мешкая более, он стряхнул двух человек, цеплявшихся за поводья его коня и кричавших ему, что его долг - повиноваться муниципальному совету, и никому более, и скомандовал .рысью марш., застав тем самым врасплох людей, пытавшихся его остановить, силой пробился сквозь толпу и вылетел на освещенные, кишевшие народом улицы. На подступах к дому г-на Сосса он увидел королевскую карету, из которой были выпряжены лошади, и многочисленную стражу, толпившуюся на маленькой площади перед скромным на вид домом. Не желая, чтобы его солдаты входили в соприкосновение с местными жителями, он отправился прямиком в гусарскую казарму, расположение которой было ему известно. Казарма оказалась пуста; он запер в ней своих сорок гусар. Когда г-н де Шуазель выходил из казармы, его остановили двое, направлявшиеся из мэрии, и потребовали, чтобы он явился в муниципальный совет. Но г-н де Шуазель, не успевший еще уйти далеко от своих гусар, спровадил этих двоих, объявив, что сходит в муниципальный совет не прежде, чем будет располагать для этого временем, и во весь голос крикнул часовым, чтобы никого не впускали. В казарме оставались два-три конюха. Г-н де Шуазель допросил их и узнал, что гусары, не зная, куда запропастились их начальники, разбрелись по городу за компанию с горожанами, которые за ними явились, и теперь где-то пьянствуют вместе с ними. Услыхав эти новости, г-н де Шуазель вернулся в казарму. Теперь он располагал только сорока людьми, причем их лошади, проделали за день более двадцати лье. И люди, и лошади смертельно устали. Однако положение было таково, что щадить себя не приходилось. Первым делом г-н де Шуазель осмотрел пистолеты и убедился, что они заряжены; затем он по-немецки обратился к гусарам, которые ни слова не разумели по-французски, а потому ничего не поняли в происходящем, и объяснил им, что они в Варенне и что король, королева и все королевское семейство сейчас были схвачены, а значит, следует вырвать их из рук обидчиков или умереть. Речь его была коротка, но горяча; судя по всему, она произвела на гусар сильное впечатление. "Der Koenig! Die Koenigin!" - изумленно восклицали они. Г-н де Шуазель не дал им времени опомниться; он приказал обнажить сабли и построиться в колонну по четыре, а затем быстрой рысью повел их к тому дому, у которого видел охрану, справедливо полагая, что в этом самом доме и держат короля. Переступая порог, он почувствовал, как его тронули за плечо. Он обернулся и увидал графа Шарля де Дамаса, чей голос узнал, когда тот отвечал на окрик: "Кто идет?." Вероятно, г-н де Шуазель все же отчасти надеялся на это подкрепление. - А, это вы! - произнес он. - Вы с отрядом? - Я один или почти один, - отвечал г-н де Дамас. - Но почему? - Мой полк отказался за мной следовать, у меня здесь пять-шесть человек. - Плохо дело, но ничего, у меня еще остались мои сорок гусар; посмотрим, что можно сделать с их помощью. Король тем временем принимал депутацию коммуны, которую возглавлял г-н Сосс. Эта депутация только что объявила Людовику XVI: - Поскольку жители Варенна окончательно уверились в том, что имеют счастье принимать своего короля, мы явились узнать, каковы будут приказания вашего величества. - Приказания? - отозвался король. - Велите приготовить мои кареты и сделайте так, чтобы я мог уехать. Не знаем, что сказала бы депутация в ответ на эту недвусмысленную просьбу, но тут послышался галоп коней г-на де Шуазеля, и в окне показались гусары, которые выстроились на площади с саблями наголо. Королева вздрогнула, и в глазах у нее вспыхнула радость. - Мы спасены! - шепнула она на ухо Мадам Елизавете. - На все воля Господня! - отвечала августейшая святая агница, видевшая во всем, в добре и зле, в надежде и отчаянии, руку Божью. Король выпрямился и стал ждать. Муниципальные чиновники беспокойно переглянулись. В этот миг из сеней, которые охраняли вооруженные косами крестьяне, донесся громкий шум, послышались обрывки фраз, звуки борьбы, и на пороге дверей вырос г-н де Шуазель, без шляпы и со шпагой в руке. За его плечом виднелось бледное решительное лицо г-на де Дамаса. Во взглядах обоих офицеров читалась такая угроза, что депутаты коммуны расступились, освободив пространство, разделявшее новоприбывших и королевское семейство. При появлении офицеров спальня представляла собой такую картину. Посреди находился стол, на нем - початая бутылка вина, хлеб и несколько стаканов. Король и королева стоя слушали депутатов коммуны; Мадам Елизавета и ее королевское высочество расположились у окна; на кое-как расстеленной постели спал дофин, сраженный усталостью; рядом с ним, уронив голову на руки, сидела г-жа де Турзель, а за спиной у нее стояли г-жа де Брюнье и г-жа де Невиль; и, наконец, оба гвардейца и Изидор де Шарни, чуть живые от горя и изнеможения, полулежали на стульях в полутемном углу комнаты. Завидя г-на до Шуазеля, королева пересекла навстречу ему всю комнату и сказала, взяв его за руку: - А, это вы, господин де Шуазель! Добро пожаловать! - Увы, государыня, - отвечал герцог, - мне кажется, я прибыл слишком поздно. - Не беда, лишь бы вы прибыли с хорошим сопровождением. - Нет, государыня, напротив того, мы почти одни. Господина Дандуэна с его драгунами задержали в мэрии Сент-Мену, а отряд господина де Дамаса покинул своего командира. Королева печально покачала головой. - Но где же шевалье де Буйе? - продолжал г-н де Шуазель. - Где господин де Режкур? И г-н де Шуазель стал озираться по сторонам в поисках этих двоих. Тут подошел король. - Я даже не видел этих господ, - сказал он. - Государь, - произнес г-н де Дамас, - слово чести, я думал, что они погибли, расчищая путь вашей карете. - Что делать? - спросил король. - Спасать вас, государь, - отвечал г-н де Дамас. - Приказывайте. - Государь, - подхватил г-н де Шуазель, - у меня здесь сорок гусар; они проделали за день двадцать лье, но все же вполне способны добраться до Дена. - А как же мы? - спросил король. - Послушайте, государь, - отвечал г-н де Шуазель, - вот, по-моему, единственный выход, который нам остается. Как я уже вам сказал, у меня здесь сорок гусар; я велю семерым из них спешиться; вы сядете на одного из коней и посадите перед собой дофина; на другого сядет королева, на третьего Мадам Елизавета, на четвертого ее королевское высочество, на остальных-госпожи де Турзель, де Невиль и де Брюнье -вы же не захотите их бросить. Мы и тридцать три гусара, оставшихся на конях, окружим вас кольцом, расчистим путь ударами сабель, и, возможно, это даст нам шансы на спасение. Но подумайте, государь, если решаться на эту меру, то немедленно: быть может, через полчаса, через четверть часа моих гусар разоружат! Г-н де Шуазель замолчал и стал ждать, что ответит король; королева, казалось, всей душой разделяла предложенный план и устремила на Людовика XVI пламенный взгляд, в котором читался вопрос. Но король явно избегал ее взгляда, опасаясь влияния, которое она могла на него оказать. Наконец, глядя г-ну де Шуазелю прямо в лицо, он сказал: - Да, я хорошо понимаю, что это - выход, и, вероятно, единственный; но можете ли вы мне поручиться, что в этой неравной схватке тридцати трех человек против семи или восьми тысяч шальной выстрел не убьет моего сына, или дочь, или королеву, или мою сестру? - Государь, - отвечал г-н де Шуазель, - если произойдет такое несчастье, причем произойдет оттого, что вы последовали моему совету, мне останется только покончить с собой на глазах у вашего величества. - Что ж, в таком случае, - произнес король, - не будем увлекаться рискованными планами и рассудим трезво. Королева испустила вздох и отступила на два-три шага назад, всем своим видом излучая сожаление. При этом путь ее пересекся с путем Изидора, который, слыша на улице шум и все еще надеясь, что шум этот вызван возвращением его брата, приблизился к окну. Они обменялись несколькими словами, и Изидор бросился вон из комнаты. Король, казалось, не обратил внимания на то, что произошло между королевой и Изидором. - Муниципальный совет, - продолжал он, - не отказывается меня пропустить; он только требует, чтобы я остался здесь до рассвета. Не говорю уж о графе де Шарни, который беспредельно нам предан и о котором мы не имеем известий. Но шевалье де Буйе и г-н де Режкур, как меня заверили, уехали спустя десять минут после нашего приезда, чтобы предупредить маркиза де Буйе и призвать войска, которые, наверное, готовы к выступлению. Если бы я был один, я принял бы ваш совет, но со мной и королева, и двое детей, и сестра, и эти дамы. Немыслимо подвергать их всех такому риску с той горсткой солдат, которыми вы располагаете, да и то многим из них пришлось бы спешиться: ведь не могу же я уехать, оставив здесь трех моих гвардейцев! - Он достал часы. - Скоро три часа; младший Буйе выехал в половине первого; его отец наверняка расставил войска отдельными отрядами на расстоянии друг от друга; первых предупредит сам шевалье; постепенно все они доберутся сюда. Отсюда до Стене не больше восьми лье; это расстояние можно преодолеть верхом за два-два с половиной часа; значит, в течение всей ночи будут подходить отряды; значит, часам к пяти или шести здесь будет сам маркиз де Буйе собственной персоной, и тогда без малейшей опасности для моей семьи и без малейшего насилия мы покинем Варенн и двинемся дальше. Г-н де Шуазель признал логичность этого рассуждения, и все же инстинкт твердил ему, что иногда не следует слушать логики. Тогда он обернулся к королеве, взглядом умоляя ее дать ему другой приказ или хотя бы уломать короля, чтобы он отменил свое решение. Но она покачала головой. - Я ничего не хочу брать на себя, - сказала она. - Дело короля отдавать приказы, а мой долг повиноваться; к тому же я согласна с королем: господин де Буйе скоро будет здесь, иначе быть не может. Г-н де Шуазель поклонился и отступил назад на несколько шагов, увлекая за собой г-на де Дамаса, с которым ему необходимо было посовещаться, и подав знак обоим гвардейцам, чтобы те также приняли участие в совете, который они собирались держать. LXIII. БЕДНАЯ КАТРИН! Комната теперь выглядела несколько иначе. Ее королевское высочество была не в силах долее сопротивляться усталости; Мадам Елизавета и г-жа де Турзель уложили ее рядом с братом. Она уснула. Мадам Елизавета присела рядом, приклонив голову на край постели. Королева, которую душил гнев, стояла у камина, поглядывая то на короля, усевшегося на тюк с товарами, то на четырех офицеров, толковавших в дверях. Перед кроватью, где спали дети, стояла, как перед алтарем, на коленях восьмидесятилетняя женщина. Это была бабка уполномоченного коммуны; ее потрясла красота обоих детей, поразил величественный облик королевы, и вот теперь она, стоя на коленях, плакала навзрыд и тихонько молилась. О чем она молила Всевышнего? Чтобы Он простил этим двум ангелочкам? Или чтобы эти ангелочки простили людям? Г-н Сосс и муниципальные чиновники удалились, пообещав королю, что впрягут в карету лошадей. Но во взгляде королевы ясно читалось, что она нисколько не верит этому обещанию; а г-н де Шуазель говорил гг. де Дамасу, де Флуараку и Фуку, которые вошли в дом следом за ним, а также обоим гвардейцам: - Господа, не будем обманываться притворным спокойствием короля и королевы; положение не безнадежное, но надо смотреть правде в глаза. Офицеры дали понять, что слушают и что г-н де Шуазель может продолжать. - Теперь, по всей видимости, господин де Буйе уже предупрежден и прибудет сюда к пяти-шести часам утра, поскольку, скорее всего, находится с одним из отрядов королевского германского полка где-то между Деном и Стене. Возможно даже, что его авангард появится здесь получасом раньше, чем он сам; ведь в таких обстоятельствах, как нынче, надлежит пускать в ход все меры, какие только возможно; но не следует забывать, что нас окружают четыре-пять тысяч человек и, когда эти люди заметят войска господина де Буйе, над нами нависнет неминуемая опасность и на нас обрушится чудовищная волна ярости. Короля захотят удалить из Варенна, будут принуждать его сесть на коня и попытаются увезти в Клермон; будут угрожать его жизни, быть может, даже посягнут на нее; но эта опасность, господа, - продолжал г-н де Шуазель, - продлится всего одно мгновение, и, как только гусары возьмут штурмом заставу и займут улицы города, враги будут полностью повержены. Итак, нам надо продержаться от силы минут десять; нас десять человек; учитывая расположение дома, мы можем надеяться, что нас будут убивать не быстрее, чем одного человека в минуту. Таким образом, времени у нас достаточно. Слушатели удовольствовались тем, что кивнули в знак согласия. Это предложение пожертвовать собой вплоть до смерти было принято с тою же простотой, с какой было сделано. - Что ж, господа, я полагаю, что нам надлежит действовать так: едва мы услышим первый выстрел, едва снаружи раздадутся первые крики, мы ринемся в первую комнату, убьем всех, кто там окажется, захватим лестницу, окна... Там три окна: трое из нас будут их защищать; остальные семеро займут лестницу; она винтовая, так что оборонять ее легко: один-единственный человек может давать отпор пятерым или шестерым нападающим. Даже тела тех из нас, кто будет убит, послужат прикрытием для остальных; при этом сто шансов против одного, что войска возьмут город раньше, чем всех нас перережут до последнего, а если и так, что ж, в таком случае мы займем в истории место, которое будет нам достойной наградой за преданность. Молодые люди пожали друг другу руки, как спартанцы перед битвой, а затем распределили между собой места, которые следовало защищать; двум гвардейцам и Изидору до Шарни, которому отвели пост, несмотря на его отсутствие, достались окна, обращенные на улицу; г-н де Шуазель должен был защищать нижние ступени лестницы; выше было место г-на де Дамаса, за ним должны были стать г-н де Флуарак, г-н Фук и еще два унтер-офицера драгунского полка, сохранившие верность г-ну де Дамасу. Едва они успели обо всем условиться, с улицы послышался какой-то шум. Он был вызван появлением второй депутации, состоявшей из г-на Сосса, который, казалось, был душой всех депутаций, из командира национальной гвардии Анноне и трех-четырех муниципальных чиновников. Они велели доложить о себе, и король приказал их допустить, полагая, что они пришли с сообщением о том, что лошади поданы. Депутаты вошли; молодые офицеры, примечавшие каждый жест, каждый знак, каждое движение, уловили на физиономии г-на Сосса приметы колебаний, а на челе Анноне - непреклонную решимость; это показалось им недобрым предзнаменованием. В тот же миг появился Изидор де Шарни, шепотом сказал несколько слов королеве и стремительно вышел. Королева отступила на шаг назад и, побледнев, прислонилась к кровати, на которой спали дети. Что до короля, он смотрел посланцам коммуны прямо в глаза и ждал, что они ему скажут. Однако те, не произнося ни слова, склонились перед королем. Людовик XVI притворился, будто ошибочно истолковал их намерения. - Господа, - сказал он, - французами овладело всего лишь заблуждение, а привязанность их к королю бесспорна. Поэтому я, утомленный оскорблениями, которым давно уже подвергаюсь в своей столице, и решил удалиться в глубь провинций, где еще пылает священное пламя преданности; я уверен, что там вновь обрету былую любовь народа к своему государю. Посланцы поклонились еще раз. - И я готов на деле подтвердить доверие, которое питаю к народу, - продолжал король. - Итак, я составлю свой эскорт наполовину из здешней национальной гвардии, наполовину из армейских войск, и этот эскорт сопроводит меня до Монмеди, куда я намерен удалиться. А посему, командующий, прошу вас самому отобрать среди национальной гвардии людей, которые будут меня сопровождать, и приказать запрячь лошадей в мою карету. На мгновение все примолкли: Сосс явно ждал, чтобы заговорил Анноне, а Анноне предоставлял эту честь Соссу. Наконец Анноне поклонился и ответил: - Государь, я был бы счастлив повиноваться приказам вашего величества, да только в Конституции есть статья, запрещающая королю покидать пределы королевства, а добрым гражданам - содействовать его побегу. Король содрогнулся. - Вследствие этого, - продолжал Анноне, показав рукой, что он еще не кончил, - вследствие этого муниципальный совет Варенна решил, что, прежде чем пропустить короля за пределы города, надлежит отправить гонца в Париж и дождаться ответа от Национального собрания. Король почувствовал, как на лбу у него выступили бисеринки пота; королева в нетерпении кусала побледневшие губы; Мадам Елизавета воздела руки и глаза к небу. - Позвольте, господа! - возразил король с подобающим достоинством, которое просыпалось в нем в отчаянных положениях. - Разве я уже не волен ехать, куда мне вздумается? В таком случае я нахожусь в худшей кабале, чем последний из моих подданных! - Государь, - отвечал командир национальной гвардии, - вы по-прежнему вольны в своих действиях; однако все люди, и король, и простые граждане, связаны присягой, которую они принесли; вы также приносили присягу, так повинуйтесь же вы первый закону, государь. Тем самым вы не только подадите всем великий пример, но и последуете благородному долгу. Тем временем г-н де Шуазель устремил на королеву вопросительный взгляд и, получив утвердительный ответ на немой вопрос, в свою очередь вышел из комнаты. Король понял, что, если он без сопротивления снесет этот бунт - а с его точки зрения, это был явный бунт - захолустного муниципального совета, он погиб. К тому же он узнал тот самый революционный дух, который Мирабо хотел истребить в провинции; сам король уже сталкивался с этим духом в Париже четырнадцатого июля, пятого и шестого октября и, наконец, восемнадцатого апреля, когда, желая подтвердить свою свободу, попытался уехать в Сен-Клу, но народ не пустил его. - Господа, - заявил он, - это насилие; но я не так одинок, как представляется вам. Там, за дверью, меня ждут сорок верных людей, а вокруг Варенна стянуто десять тысяч солдат; итак, приказываю вам, господин командир: сию же минуту велите впрячь лошадей в мою карету. Вы слышали? Я вам приказываю, такова моя воля. Королева приблизилась к королю и тихо сказала: - Хорошо! Хорошо, государь! Поставим на карту наши жизни, но не поступимся достоинством и честью. - А что будет, - осведомился командир национальной гвардии, - если мы откажемся повиноваться вашему величеству? - Тогда я прибегну к силе, сударь, и вам придется отвечать за ту кровь, которой я не хочу проливать и которая на самом деле прольется по вашей вине. - Хорошо же, государь, - отвечал командир, - попробуйте кликнуть ваших гусар, а я кликну национальную гвардию. И он в свой черед вышел из комнаты. Король и королева в страхе переглянулись; может быть, ни он, ни она не отважились бы на отчаянный шаг, но тут, оттолкнув бабку, которая продолжала молиться в ногах кровати, к королеве приблизилась жена уполномоченного Сосса и с простонародной откровенностью и грубостью спросила: - Нешто вы королева, сударыня? Королева обернулась; ее достоинство было уязвлено этим более чем фамильярным обращением. - Да, - отвечала она, - по крайней мере так я полагала еще час назад. - Ну, коли вы королева, - не смущаясь, продолжала госпожа Сосс, - значит, вам за вашу работу платят двадцать четыре миллиона. По мне, недурное у вас место и платят неплохо; чего же вы хотите с него сбежать? Королева с горестным криком обернулась к Людовику XVI. - О государь! - вскричала она. - Лучше все, все, что угодно, чем сносить такие унижения! Она подхватила на руки спавшего дофина, подбежала к окну и, распахнув его, сказала мужу: - Государь, покажемся народу и поглядим, так ли безнадежно он развращен; а в случае необходимости обратимся к солдатам и ободрим их словом и жестом. Это самое меньшее, чего заслуживают те, кто готов умереть за нас! Король машинально последовал за ней и вышел вместе с ней на балкон. Вся площадь, открывшаяся взглядам Людовика XVI и Марии Антуанетты, была охвачена сильнейшим возбуждением. Половина гусар г-на до Шаузеля спешились, остальные оставались в седле; те, что спешились, теперь смотрели, растерянные, сбитые с толку, на то, как кучки горожан, среди которых они тонули, тащили прочь их коней: кони уже стали добычей нации. Остальные, еще державшиеся в седле, оставались как будто по-прежнему в подчинении у г-на де Шуазеля, который что-то втолковывал им по-немецки, но указывали своему полковнику на половину своих сотоварищей, которых, в сущности, уже потеряли. В стороне, чуждый всей этой суматохе, стоял с охотничьим ножом на изготовку Изидор де Шарни и, казалось, поджидал кого-то, как охотник в засаде поджидает дичь. Из пятисот глоток одновременно вырвался крик: "Король! Король!. И в самом деле, в этот миг в окне показались король и королева; королева, как мы уже сказали, держала на руках дофина. Будь Людовик XVI одет по-королевски или по-военному, держи он в руке скипетр или шпагу, заговори он тем зычным, внушительным голосом, который в те времена еще казался народу голосом самого Господа или его посланца, спустившегося с небес, быть может, ему и удалось бы покорить эту толпу, как он надеялся. Но в предрассветных сумерках, при этом убогом освещении, в котором тускнеет даже сама красота, король, одетый как слуга, в сером камзоле, без пудры, в маленьком мещанском парике, который мы уже описывали, бледный, тучный, в трехдневной щетине, толстогубый, с мутным взглядом, не выражавшим ничего - ни тиранического высокомерия, ни отеческого добродушия, лепечущий попеременно то .господа!., то .дети мои!. - нет, этот король никак не соответствовал ожиданиям друзей монархии, собравшихся под балконом, и даже ее недругов. Тем не менее г-н де Шуазель крикнул: "Да здравствует король!., Изидор де Шарни крикнул: "Да здравствует король!. - и авторитет королевской власти был еще настолько велик, что, несмотря на эту фигуру, так мало соответствующую представлениям народа о повелителе великого королевства, несколько голосов в толпе повторили: "Да здравствует король!." Но на этот клич отозвался другой, брошенный командиром национальной гвардии и подхваченный намного дружнее, словно ему вторило могучее эхо; то был клич: "Да здравствует нация!." Сейчас этот клич прозвучал сигналом к мятежу, и король с королевой не могли не заметить, что его подхватила часть гусар. Тут Мария Антуанетта, не в силах сдержать стон ярости, прижала к груди дофина, несчастное дитя, не подозревавшее о том, какие важные события вершились в эту минуту, и, перегнувшись через балкон, бросила в толпу сквозь зубы, подобно сгустку ненависти, единственное слово: - Мерзавцы! Кое-кто услыхал, в ответ послышались угрозы; площадь закипела и заходила ходуном. Г-н де Шуазель в отчаянии готов был покончить с собой; он предпринял последнюю мучительную попытку. - Гусары! - закричал он. - Во имя чести, спасайте короля! Но в этот миг на сцену вынырнуло новое действующее лицо в окружении двух десятков вооруженных людей. Это был Друэ, который вышел из мэрии, где настоял на том, чтобы муниципальный совет решил не позволить королю следовать дальше. - Вот оно что! - завопил он, наступая на г-на де Шуазеля. - Вы хотите похитить короля? Что ж, можете мне поверить: за это вы поплатитесь головой! Г-н де Шуазель в свой черед двинулся на Друэ и занес саблю. Но командир национальной гвардии был тут как тут. - Еще один шаг, - крикнул он г-ну де Шуазелю, - и я вас убью! Но тут, не обращая внимания на град угроз, вперед ринулся еще один человек. То был Изидор де Шарни: человек, которого он подстерегал, был именно Друэ. - Назад! Назад! - кричал он, грудью своего коня расшвыривая людей на пути. - Этот человек принадлежит мне! И, занеся охотничий нож, он бросился на Друэ. Но в тот миг, когда он уже почти настиг его, одновременно грянули два выстрела, пистолетный и ружейный. Пуля, пущенная из пистолета, раздробила Изидору ключицу. Пуля, пущенная из ружья, пронзила ему грудь. Оба выстрела были сделаны с такого близкого расстояния, что несчастного буквально окутало волной огня и облаком дыма. Он лишь простер руки и шепнул: - Бедная Катрин! Потом, уронив свой охотничий нож, он навзничь упал на круп коня и соскользнул на землю. Королева испустила истошный крик; она едва не выпустила из рук дофина и отпрянула назад, не замечая еще одного всадника, который во весь дух примчался со стороны Дена и врезался в толпу по следу, проложенному несчастным Изидором. Король ушел с балкона вслед за королевой и затворил балконную дверь. Теперь уже не отдельные голоса в толпе кричали: "Да здравствует нация!. - и не отдельные пешие гусары поддерживали этот клич; его подхватила вся площадь и с нею вместе те два десятка гусар, которые еще оставались верны королю. Так рухнула последняя надежда монархии! Королева упала в кресло, обхватив голову руками; она думала о том, что Изидор только что погиб за нее, пав к ее ногам, как прежде Жорж. Но внезапно в дверях раздался сильный шум, заставивший ее поднять глаза. Не станем и пытаться передать, что творилось в этот миг в сердце женщины, в сердце королевы. На пороге стоял Оливье де Шарни, бледный и окровавленный: только что он в последний раз обнял брата. Король, казалось, был уничтожен. LXIV. ШАРНИ Комната была полна солдат национальной гвардии и посторонних, которых привлекло сюда любопытство. И королева удержалась от первого порыва, велевшего ей броситься навстречу Шарни, утереть своим платком кровь, которой он был покрыт, найти для него такие слова утешения, которые исходили бы прямо из сердца и проникали в сердце. Вместо этого она смогла лишь немного приподняться с кресла, протянуть к нему руки и шепнуть: - Оливье!." Граф угрюмо и спокойно сделал знак посторонним и мягким, но решительным тоном произнес: - Простите, господа, мне нужно переговорить с их величествами. Солдаты национальной гвардии попытались было возразить, что они для того здесь и находятся, чтобы воспрепятствовать королю в сношениях с внешним миром. Шарни сжал бледные губы, насупил брови, распахнул редингот, под которым обнаружилась пара пистолетов, и повторил, быть может, еще более мягким голосом, который именно поэтому звучал еще более угрожающе: - Господа, как я уже имел честь вам сообщить, мне нужно переговорить наедине с королем и королевой. В то же время рукой он подал знак посторонним удалиться. Этот голос и самообладание Шарни, покорявшее ему всех, кто был рядом, вдохнули новую энергию в г-на де Дамаса и обоих гвардейцев, которым на мгновение начали изменять силы: подталкивая к выходу солдат национальной гвардии и просто любопытных, они очистили комнату. Тут королева поняла, какую пользу принес бы им этот человек в королевской карете, если бы в угоду требованиям этикета его место не отдали г-же де Турзель. Шарни оглядел комнату, чтобы убедиться, что рядом с королевой остались только преданные ей люди, и, подойдя ближе, сказал: - Я прибыл, государыня. У городских ворот ждут семьдесят гусар, которых я привел; полагаю, на них можно рассчитывать. Каковы будут ваши приказания? - Нет, прежде всего, - по-немецки возразила королева, - скажите, мой бедный Шарни, что с вами было? Шарни взглядом дал понять королеве, что присутствующий здесь г-н де Мальден знает по-немецки. - Увы! Увы! -по-французски продолжала королева. - Видя, что вы не появились, мы сочли вас погибшим. - К несчастью, государыня, смерть снова настигла не меня, - с глубокой скорбью в голосе отвечал Шарни. - Погиб мой несчастный брат Изидор... И по его лицу скатилась слеза. - Но придет и мой черед, - чуть слышно шепнул он. - Шарни! Шарни! Я спрашиваю, что с вами случилось, - спросила королева, - и почему вы так неожиданно исчезли? И вполголоса добавила по-немецки: - Оливье, нам так недоставало вас, а мне в особенности! Шарни поклонился. - Я думал, - сказал он, - что брат сообщил вашему величеству причину, на время удалившую меня от вас. - Да, знаю, вы погнались за этим человеком, за этим негодяем Друэ, и какое-то время мы думали, что в этой погоне вас постигло несчастье. - В самом деле, меня постигло огромное несчастье; несмотря на все усилия, я не сумел догнать его вовремя! Форейтор, ехавший назад, сообщил ему, что карета вашего величества едет не в Верден, как он думал, а в Варенн; тогда он нырнул в Аргоннский лес; я стрелял в него из двух пистолетов, но оба оказались не заряжены. В Сент-Мену я сел не на ту лошадь: вместо своей я вскочил на лошадь господина Дандуэна. Что вы хотите, государыня: это судьба! Тем не менее я следом за ним бросился в лес, но тамошние дороги были мне незнакомы, он же знал каждую тропку, а темнота с каждым мигом все сгущалась; пока я мог его разглядеть, я гнался за ним, как за призраком, пока я мог слышать, преследовал его по слуху, но призрак рассеялся, звук затих, и я очутился один в чаще леса, я заблудился в потемках... О, государыня, я мужчина, и вы меня знаете: в самые отчаянные минуты я не плачу! Но в этой лесной чаще, в этом мраке я рыдал от ярости, я стонал от неистовой злобы! Королева протянула ему руку. Шарни склонился и краешком губ коснулся этой трепещущей руки. - Но никто мне не ответил, - продолжал он. - Я проплутал всю ночь, а наутро выехал к деревушке Жев, что находится на дороге из Варенна в Ден... Быть может, вам посчастливилось ускользнуть от Друэ, как ускользнул от меня он сам? - думал я. Это было вполне возможно; в таком случае вы уже миновали Варенн, и мне незачем было туда возвращаться. Я решил скакать дальше по дороге в Ден. Немного не доезжая до города, я повстречал господина Делона со ста гусарами. Господин Делон был встревожен, но никаких вестей не имел. Он только видел, как со стороны Стене во весь опор пронеслись господа де Буйе и де Режкур. Почему они ничего ему не сказали? По-видимому, они его опасались, но я-то знал господина Делона как честного и преданного дворянина; я догадывался, что ваше величество задержали в Варенне, что господа до Буйе и де Режкур ударились в бегство и скакали предупредить генерала. Я рассказал г-ну Делону все, во имя неба призвал его присоединиться ко мне вместе с его гусарами, и он тут же внял моему призыву, оставив все же три десятка своих людей для охраны моста через Мезу. Через час мы были в Варенне - за час мы проделали четыре лье! - и я хотел немедля атаковать, размести все на своем пути и пробиться к королю и к вашему величеству; но перед нами вырастали баррикады за баррикадой, и штурмовать их было бы безумием. Тогда я попробовал вступить в переговоры: нам попался сторожевой пост национальной гвардии, и я попросил дозволения присоединиться вместе с моими гусарами к тем, которые стояли в городе; в таком дозволении мне было отказано; я попросил, чтобы меня допустили к королю, и поскольку они уже собирались отказать мне в этой второй просьбе точно так же, как отказали в первой, то я пришпорил коня, перескочил одну баррикаду, потом другую. Я поскакал галопом туда, откуда доносился шум, и ворвался на площадь в тот самый миг, когда... когда вы, ваше величество, повернулись и ушли с балкона. А теперь, - продолжал Шарни, - я жду приказаний вашего величества. Королева еще раз сжала руки Шарни в своих. Затем обернулась к королю, все еще пребывавшему в бесчувственном состоянии, и сказала: - Государь, вы слышали, что рассказывал ваш преданный слуга граф де Шарни? Но король не отвечал. Тогда королева встала и подошла к нему. - Государь, - произнесла она, - нам нельзя более терять время, и, к несчастью, слишком много времени уже упущено! Вот господин де Шарни, он говорит, что располагает семьюдесятью надежными людьми и ждет ваших приказаний. Король покачал головой. - Государь, ради всего святого, приказывайте! - настаивала королева. И покуда королева молила его голосом, Шарни, казалось, умолял его взглядом. - Приказывать? - переспросил король. - Я не могу приказывать: я пленник. Делайте все, что сочтете возможным. - Хорошо, - сказала королева, - только этого мы у вас и просили. Она увлекла Шарни назад и обратилась к нему: - Вы получили полную свободу действий; делайте все, что сочтете возможным, так сказал вам король. И она добавила, понизив голос: - Но поспешите и действуйте решительно, иначе мы пропали! - Хорошо, государыня, - сказал Шарни. - позвольте мне немного посовещаться с этими господами, а затем мы немедленно начнем исполнять то, что наметим. В этот миг вошел г-н де Шуазель. В руках у него были какие-то бумаги, завернутые в окровавленный платок. Он молча протянул их Шарни. Граф понял, что это бумаги, найденные у его брата; он протянул руку за кровавым наследством, поднес платок к губам и поцеловал его. Королева, не удержавшись, зарыдала. Но Шарни даже не оглянулся и, пряча бумаги на груди, сказал: - Господа, можете ли вы помочь мне в последней отчаянной попытке, которую я собираюсь предпринять? - Мы готовы не пощадить для нее наших жизней, - отвечали молодые люди. - Как по-вашему, найдутся ли у вас человек двенадцать надежных людей? - Нас здесь восемь-девять человек, это уже немало. - Прекрасно, тогда я вернусь к моим семидесяти гусарам, и мы пойдем на штурм баррикад, а вы тем временем отвлечете врагов атакой с тыла; с помощью вашей атаки я возьму баррикады, мы соединим оба наших отряда, прорвемся сюда и похитим короля. Вместо ответа молодые люди протянули графу де Шарни руки. Затем он вернулся к королеве. - Государыня, - объявил он, - через час ваше величество получит свободу, или меня не будет в живых. - Граф, граф, не говорите так, - возразила королева, - вы меня терзаете! Оливье удовольствовался тем, что подтвердил свое обещание поклоном, и, не обращая внимания на новый шум и переполох, который успел подняться и шел, казалось, изнутри дома, направился к двери. Но когда он уже протянул руку к ключу, дверь отворилась и пропустила новое действующее лицо, которому предстояло вмешаться в и без того запутанную интригу этой драмы. То был человек лет сорока или сорока двух, с мрачным и непреклонным лицом; его широко распахнутый ворот, расстегнутый камзол, покрасневшие от усталости глаза, пропыленная одежда свидетельствовали, что он также явился сюда после бешеной скачки, одержимый какой-то неистовой страстью. За поясом у него была пара пистолетов, на боку сабля. Отворяя дверь, он едва дышал; голос, казалось, почти изменял ему, и, только узнав короля и королеву, он, казалось, успокоился; ка его лице заиграла довольная мстительная усмешка; не обращая никакого внимания на второстепенных участников сцены, столпившихся в глубине комнаты и даже в дверях, он простер вперед руку и объявил: - Именем Национального собрания вы арестованы! Быстрым как мысль движением г-н де Шуазель устремился вперед с пистолетом в руке и также вытянул руку вперед, чтобы уложить на месте этого нового врага, чьи дерзость и решимость переходили все границы. Но королева еще более проворным движением остановила его руку и вполголоса бросила г-ну де Шуазелю: - Не приближайте нашей гибели, сударь, будьте благоразумны! Оставьте: мы выиграем время, а господин де Буйе, наверное, уже близко. - Да, государыня, вы правы, - отвечал г-н де Шуазель. И он спрятал пистолет у себя на груди. Королева оглянулась на Шарни, удивляясь, что граф не бросился вперед при этой новой гибельной опасности; но странное дело! Казалось, Шарни не желал, чтобы этот человек его заметил, и, явно избегая его взгляда, укрылся в самом темном углу помещения. Тем не менее королева, хорошо знавшая графа, не сомневалась, что, когда будет нужно, он выйдет из темноты и прольет свет на эту загадку. LXV. ОДНИМ ВРАГОМ БОЛЬШЕ Человек, говоривший от имени Национального собрания, даже не заметил угрожающего движения г-на де Шуазеля и не понял, что избежал смертельной опасности. Впрочем, его, казалось, обуревало чувство, имевшее над ним куда большую власть, чем страх; выражение его лица было более чем красноречиво: на нем было написано нетерпение охотника, увидавшего вместе, в одном логове, в полной своей власти, льва, львицу и львят, сожравших его единственное дитя. Но тут, заслышав слово .арестованы., при звуке которого сорвался с места г-н де Шуазель, король встал. - Арестованы! Арестованы именем Национального собрания! Что вы хотите сказать? Я вас не понимаю. - А между тем все ясно, и понять меня нетрудно. Вопреки вашей клятве не покидать Франции вы под покровом ночи совершили побег, нарушили слово, предали нацию, обманули народ; и вот нация вооружилась, народ восстал, и нация и народ обращаются к вам устами последнего из ваших подданных: "Государь, именем народа, именем нации, именем Собрания вы арестованы!. Из соседней комнаты раздался одобрительный гул голосов, перешедший в исступленный рев. - Государыня, государыня, - шепнул на ухо королеве г-н де Шуазель, - не забудьте, что вы сами остановили меня, и, если бы вы не сжалились над этим человеком, вам не пришлось бы претерпеть подобного оскорбления. - Все это неважно, лишь бы мы отомстили... - понизив голос, отвечала королева. - Да, - возразил г-н де Шуазель, - но если мы не отомстим?." Королева испустила глухой и горестный стон. Но Шарни, протянув руку поверх плеча г-на де Шуазеля, коснулся локтя королевы. Мария Антуанетта поспешно обернулась. - Не мешайте этому человеку, пускай говорит и делает, что хочет, - еле слышно прошептал граф, - я сам им займусь. Тем временем король, вконец оглушенный этим новым ударом, который на него обрушился, с удивлением взирал на никому не известное лицо, которое от имени Собрания, нации и народа столь напористо говорило с ним; к его удивлению примешивалось некоторое любопытство, потому что Людовику XVI казалось, что он не в первый раз видит этого человека, хоть он и не мог вспомнить, где он его видел. - Но объясните же в конце концов, что вы от меня хотите? - осведомился король. - Государь, я хочу, чтобы ни вы, ни королевское семейство ни на шаг более не приблизились к границе. - И вы, разумеется, явились во главе тысяч вооруженных людей, чтобы воспрепятствовать моему путешествию? - уточнил король, обретя в споре частицу утраченного величия. - Нет, государь, я один или, вернее, нас всего двое, адъютант генерала Лафайета и я, простой крестьянин; но Собрание издало декрет, рассчитывает на нашу помощь в его исполнении, и декрет будет исполнен. - Дайте сюда этот декрет, - велел король, - я хоть посмотрю на него. - Он не у меня, а у моего спутника. Господин де Лафайет и Собрание отрядили моего спутника для исполнения приказа нации, меня же послал господин Байи, а главное, я сам себя послал, чтобы присматривать за моим спутником и разделаться с ним, если он даст маху. Королева, г-н де Шуазель, г-н де Дамас и другие присутствующие смотрели на него с удивлением; прежде они всегда видели народ угнетенный либо восставший; умоляющий о пощаде либо убивающий; но впервые им предстал народ спокойный, выпрямившийся во весь рост, ощутивший свою силу, осознавший свои права и возвысивший голос. И Людовик XVI мгновенно понял, что ему нечего ожидать от человека такой складки; он поспешил закончить разговор. - Где же ваш спутник? - осведомился он. - Позади меня, - был ответ. С этими словами он шагнул вперед, и в проеме двери, которую он прежде заслонял, показался молодой человек в адъютантском мундире, прислонившийся к окну. Его платье и весь облик тоже были в полном беспорядке, но беспорядок этот свидетельствовал не о силе, а о полном изнеможении. Лицо его было залито слезами; в руке он держал лист бумаги. Это был г-н де Ромеф, тот самый молодой адъютант генерала де Лафайета, с которым, как, несомненно, помнит наш читатель, мы познакомились в тот момент, когда г-н Луи де Буйе прибыл в Париж. Как можно было заключить еще тогда из его разговора с молодым роялистом, г-н де Ромеф был патриотом, причем патриотом искренним; во время диктатуры, которую установил в Тюильри г-н де Лафайет, ему было поручено надзирать за королевой и сопровождать ее повсюду, но он сумел вложить в исполнение этих своих обязанностей столько почтительной деликатности, что королева не раз выражала ему свою признательность. И, заметив его теперь, она с горестным изумлением воскликнула: - О, так это вы? А потом, с мучительным стоном, словно рухнула твердыня, которую она полагала незыблемой, добавила: - Никогда бы не поверила!." - Да, - с улыбкой прошептал второй посланец, - сдается, я хорошо сделал, что приехал. Г-н де Ромеф, потупившись, медленно подошел ближе; в руках у него был декрет. Но у короля недоставало терпения ждать, пока молодой человек вручит ему декрет: он поспешно шагнул ему навстречу и вырвал документ у него из рук. Прочитав, он произнес: - Во Франции больше нет короля. Человек, прибывший вместе с г-ном де Ромефом, улыбнулся, словно желая сказать: "Мне это хорошо известно." Услыхав слова короля, королева обернулась к нему, готовая задать вопрос. - Послушайте, сударыня, - сказал он. - Вот какой декрет посмело издать Собрание. И дрожащим от негодования голосом он прочел следующие строки: "Собрание приказывает министру внутренних дел немедля отрядить в департаменты курьеров с приказом ко всем государственным чиновникам, а также солдатам национальной гвардии и армейских войск страны задерживать или принимать меры к задержанию любого лица, намеревающегося выехать из королевства, а также препятствовать любому вывозу имущества, оружия, боеприпасов, золотых и серебряных вещей, лошадей и карет; в случае если курьеры настигнут короля, какое-либо лицо, принадлежащее к королевской фамилии, и тех, кто мог содействовать их похищению, означенным государственным чиновникам, солдатам национальной гвардии и армейских войск вменяется о обязанность принять все меры к тому, чтобы остановить оное похищение, воспрепятствовать им продолжать путешествие и затем доложить об этом Законодательному собранию." Королева слушала в каком-то оцепенении; но когда король кончил, она покачала головой, словно пытаясь привести в порядок мысли, и, в свой черед протянув руку за роковым декретом, сказала: - Дайте мне! Этого не может быть! Спутник г-на де Ромефа тем временем ободряюще улыбнулся вареннским патриотам и солдатам национальной гвардии. Их обеспокоили слова королевы: "Этого не может быть!. - хотя они сами от начала до конца слышали содержание декрета. - Что ж, прочитайте сами, сударыня, - с горечью отозвался король, - если вы все еще сомневаетесь; прочтите: бумага составлена и подписана председателем Национального собрания. - Кто же этот человек, посмевший сочинить и подписать подобный декрет? - Дворянин, государыня, - отвечал король, - маркиз де Богарне! Не правда ли, какое странное совпадение и какое удивительное подтверждение тому, что существует таинственная связь минувшего с грядущим, являл собой этот документ, повелевавший пресечь бегство Людовика XVI, королевы и королевской фамилии и скрепленный именем, доныне никому не известным, но которому предстояло прогреметь и войти в историю начала XIX века? Королева взяла декрет и прочла его, нахмурив брови и поджав губы. Потом король забрал у нее декрет, чтобы снова его перечитать, а дочитав во второй раз, отшвырнул его на постель, где, безучастные к спору, в котором решалась их судьба, спали дофин и ее королевское высочество. Но королева, видя это, утратила самообладание и с воплем ярости бросилась вперед: она схватила бумагу, скомкала ее и зашвырнула далеко от кровати, крича: - Осторожнее, государь, осторожнее! Я не хочу, чтобы эта бумага марала моих детей! В соседней комнате поднялся оглушительный ропот. Солдаты национальной гвардии готовы были ринуться туда, где находились августейшие беглецы. У адъютанта генерала Лафайета вырвался испуганный крик. Его спутник испустил крик ярости. - Вот оно как, - проворчал он сквозь зубы, - они оскорбляют Собрание, оскорбляют нацию, оскорбляют народ... Прекрасно! И, обратясь к вооруженным ружьями, косами и саблями людям в первой комнате, которым и так уже не терпелось ввязаться в схватку, он позвал: - Ко мне, граждане! Те снова попытались ворваться, хотя вторая попытка была не энергичнее первой, и одному Богу известно, что вышло бы из столкновения этих двух яростных воль, но тут Шарни, который с самого начала этой сцены произнес всего несколько слов, приведенных нами, а затем держался в стороне от событий, вышел вперед и, схватив этого незнакомца в мундире национальной гвардии за руку в тот миг, когда он потянулся к рукояти своей сабли, произнес: - Будьте любезны, господин Бийо, на два слова: я желаю с вами переговорить. Бийо - а это был именно он - в свой черед вскрикнул от удивления, побледнел как мертвец, мгновение поколебался и, вложив в ножны уже наполовину обнаженную саблю, сказал: - Ладно, будь по-вашему! Мне и самому надобно с вами потолковать, господин де Шарни. И, повернувшись к двери, он тут же объявил: - Граждане, очистите комнату, прошу вас. Мне нужно минутку побеседовать с этим офицером; но не беспокойтесь, - понизив голос, добавил он, - ни волк, ни волчица, ни волчата не ускользнут от нас. Я здесь, и я за них отвечаю! Казалось, этот человек, которого они так же не знали, как не знал его ни король, ни кто-либо из его свиты, за исключением Шарни, имел право им приказывать: пятясь, они вышли из комнаты все до одного. Впрочем, каждому не терпелось рассказать своим приятелям на улице, что произошло в доме, и предупредить патриотов, чтобы те удвоили бдительность. Тем временем Шарни тихо сказал королеве: - Господин де Ромеф предан вам, государыня: оставляю вас с ним, воспользуйтесь его обществом как можно лучше. Это было ей тем проще, что, перейдя в соседнюю комнату, Шарни затворил за собой дверь и прислонился к ней спиной, так что ни один человек, даже Бийо, не смог бы в нее пройти. ... конец 2 части