, - ответил Коменж. -  Говорят,  он
размышляет там о государственных делах.
   - В таком случае я начинаю верить, что кардинал действительно посетит
графа де Ла Фер. Он, конечно, пойдет туда с конвоем?
   - Да, с двумя солдатами.
   - И будет при них вести разговор?
   - Его солдаты - швейцарцы и понимают только понемецки. Впрочем,  они,
должно быть, останутся у дверей.
   Д'Артаньян вонзил ногти в ладони своих рук от усилия сохранить на ли-
це только то выражение, которое он в данный момент считал подходящим.
   - Все же Мазарини не мешало бы поостеречься входить одному к графу де
Ла Фер, - сказал д'Артаньян, - ведь граф, должно быть, взбешен.
   Коменж только рассмеялся.
   - Полноте! - сказал он. - Можно подумать, что  вы  какие-то  людоеды.
Господин де Ла Фер прежде всего благовоспитан. Кроме того,  у  него  нет
оружия, да и по первому крику его преосвященства  оба  солдата  прибегут
сразу.
   - Два солдата, - повторил д'Артаньян, будто припоминая, - два  солда-
та. Так это их вызывают каждый вечер и они иногда по полчаса  прогулива-
ются под нашим окном?
   - Да, это они. Они поджидают кардинала или, вернее, Бернуина, который
вызывает их к кардиналу, когда тот выходит из замка.
   - Молодцеватые парни! - сказал д'Артаньян.
   - Они из полка, который был при Лансе и который принц передал  карди-
налу, чтобы оказать ему почет.
   - Ах, сударь, - сказал д'Артаньян, словно желая закончить этот  длин-
ный разговор, - хоть бы его преосвященство  смягчился  и  возвратил  нам
свободу по просьбе графа де Ла Фер.
   - Я желаю этого от всего сердца.
   - Так что если он позабудет про визит,  вы  не  откажетесь  напомнить
ему?
   - Нисколько, напротив.
   - Это меня чуть-чуть успокаивает.
   Всякий, кто сумел бы читать в душе гасконца, признал бы ловкую  пере-
мену разговора великолепным маневром.
   - А теперь, - продолжал он, - у меня к вам еще одна просьба,  дорогой
господин Коменж.
   - Я весь к вашим услугам.
   - Вы увидитесь с графом де Ла Фер?
   - Завтра утром.
   - Будьте так добры передать ему наш привет и сказать ему, что мы про-
сим его исходатайствовать у господина кардинала и для нас такой  же  ми-
лости.
   - Вы желаете, чтобы кардинал пришел сюда?
   - Нет. Я знаю, кто я, и не могу быть настолько требовательным. Я  же-
лаю только, чтобы господин кардинал оказал  мне  честь  выслушать  меня.
Больше ничего.
   "О, - пробормотал про себя Портос. - Этого я никогда от него не  ожи-
дал! Как несчастье ломает человека!"
   - Это будет исполнено, - сказал Коменж.
   - Передайте также графу, что я совершенно здоров и что вы нашли  меня
печальным и покорным судьбе.
   - Я от души рад это слышать, - сказал Коменж.
   - Скажите то же самое и про господина дю Валлона.
   - Про меня? Пет! - воскликнул Портос. - Я совсем уже покорился  своей
судьбе.
   - Но вы покоритесь, друг мой.
   - Никогда!
   - Он покорится. Я знаю его лучше, чем 'он сам, я знаю за  ним  тысячу
прекрасных качеств, которых он в себе и не подозревает. Молчите, дорогой
дю Валлон и покоритесь судьбе.
   - Прощайте, господа, - сказал, Коменж, - спите спокойно.
   - Мы постараемся.
   Коменж поклонился и вышел. Д'Артаньян проводил его глазами с  тем  же
смирением во всей своей фигуре и с тем же выражением покорности на лице.
Но не успела дверь затвориться за командиром стражи, как он  бросился  к
Портосу и стиснул его в своих объятиях  с  такой  радостью,  что  в  ней
нельзя было сомневаться.
   - С)! О! - сказал Портос. - Что с вами? Что случилось? Вы,  вероятно,
сошли с ума, мой бедный друг!
   - Случилось то, что мы спасены!
   - Я этого никак не вижу, - сказал Портос. - Напротив, я вижу, что нас
всех схватили, за исключением Арамиса, и что надежда на освобождение ос-
лабела с тех пор, как еще один из нас попал в мышеловку Мазарини.
   - Вовсе нет, мой друг, эта мышеловка была достаточно прочна для  дво-
их, но для троих она уже слабовата.
   - Ничего не понимаю, - сказал Портос.
   - Да и не нужно. Сядем за стол и подкрепим наши силы: они понадобятся
нам сегодня ночью, - сказал д'Артаньян.
   - Что же мы будем делать? - спросил Портос, любопытство которого  на-
чало пробуждаться.
   - Мы, по всей вероятности, отправимся путешествовать.
   - Но...
   - Садитесь за стол, дорогой друг, мысли ко мне приходят во время еды.
После ужина, когда я приведу своп мысли в порядок, вы их узнаете.
   Как ни хотелось Портосу выведать планы д'Артаньяна, оп,  зная  хорошо
своего друга, без дальнейших возражений сел за стол и стал есть с  аппе-
титом, делавшим честь доверию,  которое  он  питал  к  изобретательности
д'Артаньяна.


        XLIII
   СИЛА И УМ

   Ужин прошел в молчании, по не печально, потому что время  от  времени
по лицу д'Артаньяна пробегала  лукавая  улыбка,  которая  всегда  свиде-
тельствовала о его хорошем настроении. От Портоса не ускользала ни  одна
из этих улыбок, и каждый раз, заметив ее,  он  различными  восклицаниями
давал понять своему другу, что хотя он и не знает, какая мысль пришла  в
голову д'Артаньяну, тем не менее он очень интересуется ею.
   За десертом д'Артаньян уселся в кресло и, закинув ногу на ногу,  раз-
валился с видом человека, очень довольного самим собой.
   Портос оперся локтями на стол, положил подбородок в ладони и устремил
на д'Артаньяна доверчивый взгляд, который придавал этому  колоссу  такой
привлекательнодобродушный вид.
   - Ну? - спросил д'Артаньян через минуту.
   - Ну? - повторил за ним Портос.
   - Вы говорили, дорогой друг...
   - Я?.. Я ничего не говорил!
   - Неправда, вы сказали мне, что желаете уйти отсюда.
   - А! Ну, в этом желании у меня нет недостатка.
   - И прибавили, что для этого достаточно высадить дверь или  проломить
стену.
   - Правда. Это я говорил и продолжаю утверждать.
   - А я вам ответил, Портос, что этот способ не годится, так как не ус-
пеем мы сделать ста шагов, как нас снова схватят и убьют, если мы не бу-
дем иметь платья, чтобы переодеться для бегства, и оружия,  чтобы  защи-
щаться.
   - Вы правы. Платье и оружие нам необходимы.
   - Так вот, Портос, у нас есть теперь и то и другое,  и  даже  кое-что
получше.
   - Где же? - спросил Портос, озираясь по сторонам.
   - Не ищите напрасно. Все явится в нужную минуту. В котором часу приб-
лизительно солдаты расхаживали перед нашими окнами?
   - Если не ошибаюсь, через час после наступления сумерек.
   - Если они выйдут сегодня, как вчера,  мы  будем  иметь  удовольствие
увидеть их меньше чем через четверть часа.
   - Да, безусловно, не позднее.
   - Ваши руки по-прежнему сильны, не правда ли, Портос?
   Портос расстегнул рукава своей рубашки и с удовольствием посмотрел на
свои мускулистые руки, - каждая с ляжку обыкновенного среднего человека.
   - Ну, конечно, - сказал он.
   - Так что вы без труда сделаете кольцо из этих  щипцов  и  штопор  из
этой лопаточки?
   - Конечно, - сказал Портос.
   - Посмотрим, - сказал д'Артаньян, передавая Портосу названные предме-
ты.
   Гигант без труда совершил над ними требуемую операцию.
   - Вот! - сказал он.
   - Великолепно! - сказал д'Артаньян. - Действительно, вы богато одаре-
ны природой.
   - Я слышал, - сказал Портос, - что некий Милон Кротонский  проделывал
удивительные вещи: он стягивал себе голову веревкой и движением головных
мускулов разрывал ее, ударом кулака сваливал с ног быка и уносил его  на
своих плечах, останавливал лошадь на бегу за задние ноги и  тому  подоб-
ное. Узнав об этом, я проделывал в Пьерфоне все то же, что и  Милон,  за
исключением одного: не мог разорвать головой веревку.
   - Это потому, что сила у вас не в голове, - сказал д'Артаньян.
   - Да, она у меня в руках и в плечах, - наивно ответил Портос.
   - Итак, мой друг, подойдите к окну и пустите вашу силу в ход: сломай-
те решетку. Подождите, дайте мне погасить лампу.


        XLIV
   СИЛА И УМ (Продолжение)

   Портос подошел к окну, взял один из железных прутьев  обеими  руками,
потянул его к себе и согнул, как лук, так что оба конца вышли  из  своих
гнезд, где они, скрепленные цементом, плотно сидели тридцать лет.
   - Вот, мой друг, - сказал д'Артаньян, - чего не мог бы сделать карди-
нал, несмотря на все свои дарования.
   - Выдернуть еще один? - спросил Портос.
   - Нет, одного вполне достаточно: теперь человек тут пройдет.
   Портос попробовал просунуть в отверстие свой торс, и это ему удалось.
   - Да, - сказал он.
   - Действительно, хорошее отверстие. Теперь  просуньте  туда  руку,  -
сказал ему д'Артаньян.
   - Куда?
   - В это самое отверстие.
   - Зачем?
   - Вы это сейчас узнаете. Просуньте же.
   Портос повиновался, послушный, как солдат, и просунул руку сквозь ре-
шетку.
   - Отлично, - сказал д'Артаньян.
   - Значит, дело налаживается?
   - Чудесно, мой друг.
   - А теперь что делать?
   - Ничего.
   - Значит, все кончено?
   - Нет еще.
   - Мне все же хотелось бы понять, в чем дело, - заметил Портос.
   - Слушайте, друг мой, и вы поймете с двух слов. Как видите, дверь ка-
раулки отворяется.
   - Вижу.
   - Два солдата, которые будут сопровождать  кардинала,  пройдут  через
этот двор.
   - Они уже выходят.
   - Только бы они затворили дверь караулки. Отлично. Они ее затворили.
   - А дальше что?
   - Тише. Они могут нас услышать.
   - Так я опять ничего не узнаю?
   - Нет, узнаете. По мере того как вы будете действовать, вы все пойме-
те.
   - Все же я предпочел бы...
   - Зато это будет приятная неожиданность.
   - В самом деле... Вы правы, - сказал Портос.
   - Те...
   Портос замолчал и замер на месте. Действительно, два солдата направи-
лись к окну, потирая себе руки, так как на дворе стоял  февраль  и  было
холодно.
   В эту минуту дверь караулки отворилась, и  кто-то  позвал  одного  из
солдат. Тот оставил своего товарища и возвратился в караулку.
   - Это не портит дела? - спросил Портос.
   - Нет, все идет отлично, - ответил д'Артаньян. - Теперь  слушайте.  Я
подзову солдата и заведу с ним разговор, как сделал это вчера с одним из
его товарищей, помните?
   - Да, только я не понял ни одного слова из того, что он говорил.
   - Он говорил с сильным акцентом. Но выслушайте внимательно все, что я
вам скажу. Все дело в точности выполнения.
   - Отлично. Точное выполнение - это по моей части.
   - Я это знаю, черт возьми, и потому рассчитываю на вас.
   - В чем же дело?
   - Я подзову этого солдата и заговорю с ним.
   - Я это уже слышал.
   - Я повернусь влево, так что он окажется по правую руку от вас, когда
встанет на скамью.
   - А если он не встанет?
   - Встанет, будьте покойны. В тот момент, когда он встанет на  скамью,
протяните вашу страшную руку в схватите его за горло. Потом  приподымите
его, как Товия поднял рыбу за жабры, и втащите в нашу комнату,  стараясь
прижимать его посильнее, чтобы он не крикнул.
   - Хорошо, - сказал Портос. - А если я задушу его?
   - Одним швейцарцем будет меньше. Но этого, надеюсь, не  случится.  Вы
осторожно положите его здесь, мы свяжем его и, засунув в рот кляп, прии-
щем где-нибудь для него местечко. Таким образом мы достанем  для  начала
мундир и шпагу.
   - Чудесно! - сказал Портос, глядя на д'Артаньяна с глубочайшим восхи-
щением. - Но одного мундира и одной шпаги мало для двоих.
   - Так что же? Ведь есть еще его товарищ...
   - Вы правы, - сказал Портос.
   - Итак, когда я кашляну, протяните руку, это будет сигналом.
   - Хорошо.
   Оба друга заняли назначенные места, так что Портос оказался совершен-
но скрыт от глаз солдата, проходившего в это время мимо окна.
   - Здравствуйте, приятель, - сказал д'Артаньян самым любезным и мягким
тоном.
   - Допрый вечер, сутарь, - ответил солдат с ужасным акцентом.
   - Вам, кажется, не очень тепло? - спросил д'Артаньян.
   - Брр, - был ответ солдата.
   - Я думаю, стаканчик вина доставил бы вам удовольствие?
   - Стаканшик вина? Я пы от нефо не откасался.
   - Рыба клюет! Рыба клюет! - прошептал д'Артаньян Портосу.
   - Понимаю, - сказал Портос.
   - У меня здесь есть бутылочка вина, - продолжал д'Артаньян.
   - Путылочка?
   - Да.
   - Полная путылка?
   - Полная, и она - ваша, если вы согласны выпить ее за мое здоровье.
   - Э-э, - сказал солдат, приближаясь к окну, - я ошень пы хотел.
   - Так берите бутылку, мой друг, - сказал д'Артаньян.
   - С утофольстфием. Здесь, кашется, есть скамейка.
   - Да, словно нарочно для этого поставлена. Влезайте  на  нее...  Так,
отлично, друг мой.
   И д'Артаньян кашлянул.
   В ту же минуту Портос, быстрее молнии, протянул руку, словно железны-
ми тисками схватил солдата за горло, поднял  его,  втащил  в  отверстие,
чуть не содрав с него кожу по дороге, и опустил его на пол у  ног  д'Ар-
таньяна, который, дав солдату только вздохнуть, тотчас  же  заткнул  ему
рот своим шарфом и принялся раздевать его с ловкостью и быстротой  чело-
века, научившегося этому делу на поле битвы.
   Связав солдата по рукам и ногам, друзья засунули  его  в  камин,  где
огонь был заранее потушен.
   - Вот мундир и шпага, - сказал Портос.
   - Я возьму их, - сказал д'Артаньян. - Если и вам нужны мундир и  шпа-
га, вы должны еще раз проделать то же. Да вот, кстати, и  другой  солдат
уже вышел из караулки, направляясь к нам.
   - Мне кажется опасным дважды повторять один прием, - сказал Портос. -
Что раз удалось, второй раз, говорят, может сорваться. Если случится не-
удача, тогда все пропало. Лучше я сойду вниз, нападу на него  незаметно,
скручу и тогда уж притащу сюда.
   - Хорошо, - согласился д'Артаньян.
   - Будьте же наготове, - сказал Портос, - проскальзывая в оконное  от-
верстие.
   Все произошло так, как ожидал Портос. Гигант притаился на пути солда-
та, схватил его за горло, заткнул ему рот, связал и,  словно  спеленатую
мумию, просунул в отверстие окна, после чего сам последовал за ним.
   Второго узника раздели тем же манером, что и первого. Его уложили  на
кровать и привязали к ней ремнями. Так как кровать  была  из  массивного
дуба, а ремни двойные, то друзья наши могли быть за второго  узника  так
же спокойны, как и за первого.
   - Отлично, - сказал д'Артаньян. - Лучшего  желать  нельзя.  А  теперь
примерьте-ка мундир этого молодца. Сомневаюсь, чтобы он был  вам  впору.
Но если он окажется слишком узок, не горюйте: вам довольно будет перевя-
зи и шпаги, а главное, шляпы с красными перьями.
   К счастью, второй швейцарец был великаном, так что, хоть местами  швы
и затрещали, мундир отлично налез на Портоса.
   Несколько минут слышалось только шуршание сукна, пока Портос и  д'Ар-
таньян торопливо переодевались.
   - Готово, - сказали они в одно и то же время.
   - Ну, друзья, - обратились они к обоим солдатам, - с вами ничего дур-
ного не случится, если вы хорошо будете себя вести, но попробуйте только
шевельнуться, и вам конец.
   Солдаты лежали, совсем присмирев. Познакомившись с увесистым  кулаком
Портоса, они поняли, что шутить здесь не приходится.
   - А теперь, - сказал д'Артаньян, - вы, вероятно, желаете, Портос, по-
нять все до конца?
   - Конечно.
   - Ну так вот, мы спустимся во двор.
   - Так.
   - Займем места этих двух молодцов.
   - Хорошо.
   - Станем прохаживаться взад и вперед.
   - Это будет неплохо, так как на дворе прохладно.
   - Через минуту камер-лакей вызовет солдат, как вчера и третьего дня.
   - Мы откликнемся.
   - Наоборот, мы не станем откликаться.
   - Как хотите. Я не настаиваю.
   - Итак, мы не станем откликаться, а только надвинем шляпы на глаза  и
отправимся эскортировать его преосвященство.
   - Куда же мы пойдем? - спросил Портос.
   - Куда пойдет кардинал - к Атосу. Вы думаете, он нам не обрадуется?
   - О! - воскликнул Портос. - Я понял!
   - Подождите ликовать, Портос. Честное слово, вы еще не все поняли,  -
сказал д'Артаньян насмешливо-самодовольным тоном.
   - Что же будет дальше?
   - Идите за мной, - ответил д'Артаньян. - Поживем - увидим.
   С этими словами д'Артаньян бесшумно спрыгнул через окно во двор. Пор-
тос последовал за ним, хотя с большим трудом и с меньшей ловкостью.
   У связанных солдат зуб на зуб не попадал от страха.
   Не успели д'Артаньян и Портос соскочить во двор, как одна  из  дверей
отворилась, и камердинер крикнул:
   - Караульные!
   Дверь караулки тоже отворилась, и чей-то голос крикнул:
   - Ла Бргойер и дю Бертуа, идите!
   - Кажется, меня зовут Ла Брюйером, - заметил д'Артаньян.
   - А меня дю Бертуа, - сказал Портос.
   - Где вы? - спросил камердинер, который со свету он мог разглядеть  в
темноте наших героев.
   - Мы здесь, - сказал д'Артаньян; затем, обернувшись к Портосу,  спро-
сил: - Что вы на это скажете, дю Валлон?
   - Скажу, что если так будет и дальше, это премило!
   Оба новоявленных солдата важно последовали за  камердинером,  который
отворил дверь прихожей, затем другую, которая, видимо, вела в  приемную,
и, указав на две табуретки, сказал:
   - Приказ будет совсем простой: вы должны пропустить только одну  осо-
бу, слышите вы, никого больше. Повинуйтесь этой особе беспрекословно.  А
когда вернетесь, ждите, пока я отпущу вас.
   Камердинер был хорошо знаком д'Артаньяну: это был не  кто  иной,  как
Берну ин, который за последние полгода раз десять провожал его к  карди-
налу. Поэтому д'Артаньян вместо ответа пробормотал "ja"  с  превосходным
немецким акцентом и без признака гасконского.
   Что касается Портоса, то д'Артаньян велел ему, если уж молчать станет
невтерпеж, проговорить только пресловутое "tarteifle" [29].
   Бернуин удалился, заперев за собой дверь.
   - Ого! - сказал Портос, услышав,  как  ключ  повернулся  в  замке.  -
Здесь, кажется, в обычае держать людей на запоре. Мы, видимо,  променяли
одну тюрьму на другую, теперь мы сидим в оранжерее. Не знаю, что выигра-
ли мы от этого.
   - Портос, друг мой, оставьте ваши сомнения и не мешайте мне думать.
   - Думайте себе на здоровье, - ответил Портос, придя в дурное располо-
жение духа оттого, что дело приняло совсем неожиданный оборот.
   - Мы прошли восемьдесят шагов, - шептал про себя д'Артаньян, - подня-
лись на шесть ступенек, и здесь, как сейчас сказал мой  знаменитый  друг
дю Валлон, должен находиться этот другой, параллельный нашему  павильон,
который называется оранжерейным: граф де Ла Фер, повидимому, где-то  ря-
дом. Только двери заперты.
   - Вот так затруднение! - сказал Портос. - Стоит только  двинуть  пле-
чом...
   - Ради бога, Портос, мой друг, поберегите ваши руки для другого  слу-
чая, если хотите, чтобы от них был толк. Разве вы не слышали, что сейчас
сюда должен кто-то прийти?
   - Слышал.
   - Ну, так он сам и отопрет вам двери.
   - Но, мой дорогой, - возразил Портос, - если он узнает нас и поднимет
крик, мы пропали: не хотите же вы, в самом деле, чтобы я  прикончил  эту
духовную особу? Такие приемы годятся только с немцами или англичанами...
   - Упаси нас боже от этого! - сказал д'Артаньян. - Молодой король, по-
жалуй, и сказал бы нам спасибо, но королева не простила бы нам, а  с  ее
чувствами мы должны считаться. Нет, у меня совсем другой  план.  Предос-
тавьте мне действовать, и мы повеселимся.
   - Тем лучше, - сказал Портос, - мне уже хочется веселиться.
   - Тише, - сказал д'Артаньян. - Вот и он.
   Действительно, в смежной комнате послышались легкие шаги. Через мину-
ту дверь заскрипела на петлях, и на пороге показался человек, закутанный
в коричневый плащ, с низко надвинутой на лоб фетровой шляпой и о фонарем
в руках.
   Портос прижался к стене, но, как ни старался, не МОР остаться незаме-
ченным. Человек в плаще протянул ему фонарь со словами:
   - Зажгите лампу на потолке.
   Потом, обращаясь к д'Артаньяну, он сказал:
   - Вы знаете приказ?
   - Ja, - ответил гасконец, твердо решив ограничиться одним этим немец-
ким словом.
   - Tedesco? - проговорил человек в плаще. - Va bene [30].
   И, подойдя к двери против той, через которую он вошел, он отпер ее  и
исчез, затворив дверь за собой.
   - А теперь, - сказал Постое, - что мы будем делать?
   - Теперь мы воспользуемся вашим плечом, если дверь эта  окажется  за-
пертою. Всему свое время, друг Портос, и все на своем месте для тех, кто
умеет ждать. Но сначала завалите чем-нибудь дверь, через которую мы вош-
ли сюда; а после этого мы последуем за ним.
   Оба друга тотчас принялись за дело и забаррикадировали дверь мебелью,
какая была в комнате. Войти в дверь теперь стало невозможно,  тем  более
что она отворялась внутрь.
   - Так, - сказал д'Артаньян, - сейчас мы можем быть спокойны,  что  на
нас не нападут с тыла. Вперед!


        XLV
   ПОДЗЕМЕЛЬЕ МАЗАРИНИ

   Пройдя к двери, за которой скрылся Мазарини, друзья  обнаружили,  что
она заперта; д'Артаньян напрасно пробовал отворить ее.
   - Вот теперь вам настало время нажать плечом, - сказал он Портосу.  -
Двиньте им, мой друг, только осторожно, без шума; не  срывайте  двери  с
петель, а только раздвиньте створки.
   Портос навалился на дверь своим могучим плечом;  одна  створка  пода-
лась, и д'Артаньян, просунув кончик своей шпаги между замочным языком  и
скобой, вскоре отпер дверь.
   - Я говорил вам, Портос,  что  с  женщинами  и  дверьми  лучше  всего
действовать мягкостью.
   - Вы великий мыслитель, - сказал Портос, - это бесспорно.
   - Войдемте, - сказал д'Артаньян.
   Они вошли. При свете фонаря, оставленного кардиналом на полу, посреди
оранжереи, они увидели длинные ряды апельсинных и  гранатовых  деревьев,
которые образовали одну большую аллею и две боковые, поменьше.
   - Кардинала нет, - сказал д'Артаньян, - здесь только его фонарь.  Ку-
да, черт возьми, он делся?
   Д'Артаньян принялся рассматривать одну из боковых аллей, поручив Пор-
тосу обследовать другую, и вдруг слева увидал кадку с деревом,  выдвину-
тую из ряда, а на ее месте в полу зияющее отверстие.  Десять  человек  с
трудом могли бы сдвинуть эту кадку, но, видимо, скрытый механизм  управ-
лял плитой, на которой она стояла.
   В открывшемся отверстии виднелись ступени винтовой лестницы.
   Он подозвал Портоса и показал ему отверстие и лестницу.
   Оба друга растерянно переглянулись.
   - Если бы нам нужно было только золото, - сказал д'Артаньян  шепотом,
- наша цель была бы достигнута и мы бы разбогатели.
   - Каким образом?
   - Разве вы не понимаете, Портос, что эта лестница, наверное, ведет  в
сокровищницу кардинала, о которой так  много  говорят.  Нам  стоит  лишь
спуститься вниз, обобрать сундук, а затем, заперев в нем кардинала,  уй-
ти, захватив с собой столько золота, сколько мы в  состоянии  унести,  и
поставив на место апельсинное дерево; никто на свете не спросит нас, ка-
ким образом мы так разбогатели, даже сам кардинал.
   - Это было бы ловкой проделкой для каких-нибудь проходимцев, - сказал
Портос, - но недостойно благородных людей.
   - Таково же и мое мнение, - ответил д'Артаньян. - Я ведь сказал: "Ес-
ли бы нам нужно было золото". Но нам нужно совсем другое.
   В эту минуту до слуха д'Артаньяна, склонившегося над отверстием,  до-
несся резкий металлический звук, как будто кто-то передвинул мешок с зо-
лотом. Он вздрогнул. Вслед за тем послышался стук запираемой двери, и на
лестнице показался слабый свет.
   Мазарини оставил фонарь в оранжерее, чтобы все думали, что он  прогу-
ливается там. Но у него была восковая свеча, с которой он и спускался  в
свою кладовую.
   - Да, - бормотал он по-итальянски, поднимаясь по лестнице и  рассмат-
ривая тугой мешочек с золотыми, который он держал в руке. - Да, на это я
куплю пятерых парламентских советников и двух парижских генералов. Я то-
же хороший полководец, только на свой лад...
   Д'Артаньян и Портос слушали, притаившись в одной из боковых аллей  за
огромными кадками.  В  трех  шагах  от  д'Артаньяна  Мазарини  привел  в
действие скрытый в стене механизм, и сдвинутая кадка с апельсинным дере-
вом стала снова на прежнее место, скрыв под собой ход в подземелье.
   Тогда кардинал задул свечу, положил ее в карман и взял фонарь.
   - Проведаем теперь господина де Ла Фер, - пробормотал он.
   "Отлично. Нам тоже надо к нему, - подумал д'Артаньян. - Пойдем  вмес-
те".
   Все трое двинулись в путь. Мазарини шел по главной аллее,  между  тем
как Портос и д'Артаньян шли параллельно ему по боковой, старательно  из-
бегая длинных полос света, падавших от фонаря кардинала  между  кадками.
Тот подошел ко второй стеклянной двери, не заметив, что за  ним  следуют
по пятам; песок, которым был усыпан пол оранжереи, заглушал шаги спутни-
ков кардинала.
   Отперев дверь, он свернул налево по коридору, не замеченному до  этих
пор нашими друзьями, и, остановившись у одной из дверей, на минуту заду-
мался.
   - А, diavolo! - сказал он вслух. - Я забыл совет Коменжа:  надо  было
взять с собой солдат и поставить их у двери, чтобы  не  подвергать  себя
опасности наедине с этим головорезом.
   И он с досадой повернулся, намереваясь возвратиться назад.
   - Не беспокойтесь, монсеньер, - сказал д'Артаньян, выступая вперед  и
снимая шляпу с самым любезным видом. - Мы следовали  за  вашим  преосвя-
щенством шаг за шагом, и вот мы здесь.
   - Да, мы здесь, - повторил Портос.
   Мазарини перевел испуганный взгляд с одного на другого,  узнал  обоих
и, выронив фонарь, застонал от ужаса. Д'Артаньян поднял фонарь, который,
к счастью, не погас.
   - О, как вы неосторожны, монсеньер!  -  сказал  д'Артаньян.  -  Здесь
ужасно неудобно бродить впотьмах: вы, ваше преосвященство, можете спотк-
нуться о какуюнибудь кадку или упасть в какую-нибудь дыру.
   - Д'Артаньян! - прошептал Мазарини, который не мог прийти в  себя  от
изумления.
   - Да, монсеньер, я, собственной персоной, и  имею  честь  представить
вам господина дю Валлона, моего истинного друга, которым  когда-то  ваше
преосвященство изволили так интересоваться.
   С этими словами д'Артаньян направил свет фонаря на веселое лицо  Пор-
тоса, который, к своему великому удовольствию, начал наконец понимать.
   - Вы идете к господину де Ла Фер? - продолжал д'Артаньян. -  Надеюсь,
мы вас не стесним, монсеньер. Идите, пожалуйста, вперед, мы последуем за
вами.
   Мазарини начал понемногу приходить в себя.
   - Давно вы в оранжерее,  господа?  -  спросил  он  дрожащим  голосом,
вспомнив о том, что спускался в сокровищницу.
   Портос уже открыл рот, чтобы ответить, но д'Артаньян сделал  знак,  и
рот тотчас же закрылся.
   - Мы только что пришли, монсеньер, - сказал д'Артаньян.
   Мазарини облегченно вздохнул; ему не надо было, значит, опасаться  за
свои сокровища, а надо было бояться только за себя. Что-то вроде  улыбки
мелькнуло у него на лице.
   - Вы поймали меня, и я признаю себя побежденным. Вы  хотите  потребо-
вать у меня свободы, не так ли? Я возвращаю ее вам.
   - О монсеньер, - сказал д'Артаньян, - вы очень добры, но мы уже возв-
ратили себе свободу и теперь хотим получить от вас кое-что другое.
   - Как? Вы возвратили себе свободу? - испуганно спросил Мазарини.
   - Разумеется, а вот вы, монсеньер, напротив, стали нашим пленником, и
теперь таков уж закон войны - должны заплатить выкуп.
   Дрожь пробежала по телу Мазарини. Напрасно пронизывающий  взгляд  его
устремляла попеременно то на насмешливую физиономию гасконца, то на  со-
вершенно непроницаемое лицо Портоса. Оба они стояли в тени, и сама Куме-
кая Сивилла не отгадала бы их мыслей.
   - Заплатить выкуп? - повторил Мазарини.
   - Да, монсеньер.
   - А во сколько он мне обойдется, господин д'Артаньян?
   - Не знаю еще во сколько, монсеньер, - сказал д'Артаньян. - Сейчас мы
спросим у графа де Ла Фер, с  разрешения  вашего  преосвященства.  Соиз-
вольте только открыть дверь, которая ведет к нему, и все сразу  выяснит-
ся.
   Мазарини вздрогнул.
   - Монсеньер, - сказал д'Артаньян, - вы, без сомнения,  заметили,  что
мы преисполнены к вам почтительности. Тем не менее  разрешите  предупре-
дить вас, что время не ждет. Потрудитесь поэтому отпереть дверь и запом-
ните хорошенько, что при малейшей вашей попытке к бегству, при  малейшем
вашем крике мы будем вынуждены прибегнуть к крайним мерам. Не будьте  за
это на нас в претензии.
   - Будьте покойны, господа, - сказал Мазарини, - я не сделаю такой по-
пытки; даю вам честное слово.
   Д'Артаньян сделал знак Портосу глядеть в оба; затем, обращаясь к  Ма-
зарини, сказал:
   - Теперь, монсеньер, отоприте, пожалуйста, дверь.


        XLVI
   ПЕРЕГОВОРЫ

   Мазарини повернул ключ в замке двойной двери и отворил ее. На  пороге
стоял Атос, предупрежденный Коменжем и готовый  принять  своего  важного
гостя.
   Увидя Мазарини, он поклонился.
   - Ваше преосвященство могли бы прийти ко мне без провожатых, - сказал
он. - Честь, которую вы мне оказываете, слишком велика, чтобы я мог  за-
быться.
   - Но, дорогой граф, - сказал д'Артаньян, - кардинал вовсе и не  соби-
рался нас брать с собой. Дю Валлон и я настояли на том -  пожалуй,  даже
несколько невежливым образом, но уж очень хотелось нам повидать вас.
   - Д'Артаньян! Портос! - воскликнул Атос.
   - Мы сами, собственной персоной, - сказал д'Артаньян.
   - Да, мы, - сказал Портос.
   - Что это значит? - спросил граф.
   - Это значит, - ответил Мазарини, снова пытаясь  улыбнуться  и  кусая
себе губы, - что роли переменились, и теперь эти господа не пленники, а,
наоборот, я стал пленником этих господ, и не я сейчас диктую условия,  а
мне их диктуют. Но предупреждаю вас, господа, если вы мне не  перережете
горло, победа ваша будет непродолжительна; настанет мой черед, явятся...
   - Ах, монсеньер, - сказал д'Артаньян, - оставьте угрозы:  вы  подаете
дурной пример. Мы так кротки и так милы с вашим преосвященством!  Полно-
те, откинем всякую злобу, забудем обиды и побеседуем дружески.
   - Я ничего против этого не имею, господа, - сказал  Мазарини,  -  но,
приступая к обсуждению моего выкупа, я не хочу, чтобы  вы  считали  ваше
положение лучше, чем оно есть: поймав меня в западню, вы  и  сами  попа-
лись. Как вы выйдете отсюда? Взгляните на эти  решетки,  на  эти  двери;
взгляните или, вернее, вспомните о часовых, которые охраняют эти  двери,
о солдатах, которые наполняют двор, и взвесьте положение. Видите, я  го-
ворю с вами откровенно.
   "Хорошо, - подумал д'Артаньян, - надо быть настороже. Он  что-то  за-
мышляет".
   - Я предлагал вам свободу, - продолжал министр, - и предлагаю  опять.
Желаете вы ее? Не пройдет и часа, как ваше  отсутствие  будет  замечено,
вас схватят, вам придется убить меня, а это будет  ужасающее  преступле-
ние, вовсе недостойное таких благородных дворян, как вы.
   "Он прав", - подумал Атос. И мысль эта, как все, что  переживал  этот
благородный человек, тотчас же отразилась в его взоре.
   - Поэтому мы и прибегнем к этой мере лишь в  последней  крайности,  -
поспешно заявил д'Артаньян, чтобы разрушить надежду, которую могло  все-
лить в кардинала молчаливое согласие Атоса.
   - Если же, напротив, вы меня отпустите, приняв от меня  свободу...  -
продолжал Мазарини.
   - Как же мы можем согласиться принять от вас нашу свободу,  когда  от
вас зависит снова нас ее лишить, как вы сами сейчас заявили, через  пять
минут после того, как вы ее нам дадите? И, зная вас, монсеньер, -  доба-
вил д'Артаньян, - я уверен, что вы это сделаете.
   - Нет, честное слово кардинала!.. Вы мне не верите?
   - Монсеньер, я не доверяю кардиналам, которые не священники.
   - В таком случае я даю вам слово министра.
   - Вы уже больше не министр, монсеньер, вы наш пленник.
   - Даю вам слово Мазарини! Надеюсь, я еще Мазарини и останусь им всег-
да.
   - Гм! - пробормотал д'Артаньян. - Я слыхал про одного Мазарини, кото-
рый плохо соблюдал свои клятвы, и боюсь, не был ли он одним  из  предков
вашего преосвященства.
   - Вы очень умны, господин д'Артаньян, -  сказал  Мазарини,  -  и  мне
крайне досадно, что я поссорился с вами.
   - Давайте мириться, монсеньер, я только этого и хочу.
   - Ну а если я устрою так, что вы самым ощутимым,  самым  осязательным
образом очутитесь на свободе? - спросил Мазарини.
   - А, это другое дело, - сказал Портос.
   - Посмотрим, - сказал Атос.
   - Посмотрим, - повторил за ним д'Артаньян.
   - Так вы согласны? - спросил кардинал.
   - Объясните нам сначала ваш план, монсеньер, и мы тогда посмотрим.
   - Обратите внимание, господа, на то, что вы крепко заперты.
   - Вам хорошо известно, монсеньер, - сказал д'Артаньян, -  что  у  нас
все же остается последний выход из положения.
   - Какой?
   - Умереть вместе с вами.
   Мазарини задрожал.
   - Слушайте, - сказал он, - в конце коридора есть дверь, ключ от кото-
рой у меня. Дверь эта ведет в парк. Берите ключ и уходите. Вы смелы,  вы
сильны, вы вооружены. Повернув налево, в ста шагах от этой двери вы уви-
дите стену парка. Перелезьте через нее; в три  прыжка  вы  очутитесь  на
большой дороге и будете свободны. Я знаю вас слишком  хорошо  и  уверен,
что если на вас нападут, это не послужит препятствием к вашему бегству.
   - Ну вот, наконец-то вы заговорили, монсеньер, - сказал д'Артаньян. -
Где же ключ, который вы хотели вам предложить?
   - Вот он.
   - Не будете ли вы так добры, монсеньер, сами  провести  нас  до  этой
двери.
   - С большим удовольствием, - сказал министр, - если это может успоко-
ить вас.
   И Мазарини, не рассчитывавший отделаться так дешево, радостно  напра-
вился по коридору и отпер дверь.
   Она действительно выходила в парк. Трое беглецов  в  этом  тотчас  же
убедились по ночному ветру, ворвавшемуся в коридор и засыпавшему их сне-
гом.
   - Ах, черт возьми! - воскликнул д'Артаньян.  -  Какая  ужасная  ночь,
монсеньер. Мы не знаем местности и одни ни за что не найдем дороги.  Раз
уж ваше преосвященство привели нас сюда, то сделайте еще  несколько  ша-
гов... проведите нас до стены...
   - Хорошо, - сказал кардинал.
   И, свернув налево, он быстрыми шагами направился к ограде; вскоре все
четверо были возле нее.
   - Вы удовлетворены, господа? - спросил Мазарини.
   - Разумеется. Мы не так уж требовательны. Черт возьми,  какая  честь!
Троих бедных дворян провожает князь церкви! Кстати, монсеньер, вы только
что говорили, что мы смелы, сильны и вооружены?
   - Да.
   - Вы ошиблись: вооруженных только двое - господин дю Валлон  и  я.  У
графа де Ла Фер нет оружия, а если мы наткнемся на патруль, нам придется
защищаться.
   - Совершенно верно.
   - Но где же нам взять шпагу? - спросил Портос.
   - Его преосвященство, - сказал д'Артаньян, - уступит графу свою:  она
ему совершенно не нужна.
   - С удовольствием, - сказал кардинал. - Я даже прошу господина  графа
сохранить ее на память обо мне.
   - Не правда ли, как это любезно, граф? - сказал д'Артаньян.
   - Я обещаю монсеньеру, - ответил Атос, - никогда  не  расставаться  с
нею.
   - Обмен любезностей, как это трогательно!  Вы  тронуты  до  слез,  не
правда ли, Портос?
   - Да, - сказал Портос, - только я не знаю, от умиления у  меня  слезы
или от ветра. Пожалуй, все-таки от ветра.
   - Теперь влезайте на стену, Атос, - сказал д'Артаньян, - и живее.
   Атос с помощью Портоса, подсадившего его, как перышко, взлетел на ог-
раду.
   - Теперь прыгайте, Атос.
   Атос соскочил со стены и скрылся из глаз своих друзей, очутившись  по
ту сторону.
   - Спрыгнули? - спросил д'Артаньян.
   - Да.
   - Благополучно?
   - Цел и невредим.
   - Портос, присмотрите за кардиналом, пока я не влезу на  стену.  Нет,
мне не надо вашей помощи, я справлюсь и сам. Следите только за  кардина-
лом.
   - Я слежу, - сказал Портос. - Ну, что же вы?
   - Вы правы, это труднее, чем я думал. Подставьте мне спину, но не от-
пускайте кардинала.
   - Я его держу.
   Портос подставил спину, и д'Артаньян мигом оказался на стене.
   Мазарини принужденно рассмеялся.
   - Вы влезли? - спросил Портос.
   - Да, мой друг, а теперь...
   - А теперь что?
   - Теперь давайте мне сюда кардинала, а если он только пикнет,  приду-
шите его.
   Мазарини чуть не вскрикнул, но Портос двумя руками втиснул его,  при-
поднял с земли и передал д'Артаньяну, который подхватил его за шиворот и
посадил рядом с собою.
   - Сию же минуту прыгайте вниз, - сказал он ему  угрожающим  тоном,  -
туда к господину де Ла Фер, или я убью вас, честное слово дворянина.
   - Господин д'Артаньян! - воскликнул Мазарини.  -  Вы  нарушаете  ваше
обещание!
   - Я? А что я обещал вам, монсеньер?
   Мазарини застонал.
   - Благодаря мне вы получили свободу, - сказал он. -  Ваша  свобода  -
мой выкуп.
   - Согласен. Ну а выкуп за те несметные сокровища, которые хранятся  в
оранжерее, под землей, и к которым можно  проникнуть,  нажав  пружину  в
стене и таким образом отодвинув кадку, под  которой  находится  винтовая
лестница? Ведь эти богатства какого-нибудь выкупа да  стоят,  не  правда
ли?
   - Боже! - воскликнул, задыхаясь, Мазарини, с мольбой складывая  руки.
- Творец милосердный! Я пропал!
   Не обращая внимания на его стоны, д'Артаньян взял его под мышки и ти-
хонько спустил на руки Атосу, который невозмутимо стоял внизу  у  стены.
Потом, обернувшись к Портосу, сказал ему:
   - Ухватитесь за мою руку: я держусь за стену.
   Портос сделал усилие, от которого стена задрожала, а, в свою очередь,
вскарабкался наверх.
   - Я все не понимал, - сказал он, - а теперь понял. Очень забавно!
   - Вы находите? - спросил д'Артаньян. - Тем лучше. Но чтобы  это  было
забавно до конца, не будем терять время.
   И с этими словами он соскочил со стены на  землю.  Портос  последовал
его примеру.
   - Эскортируйте господина кардинала, господа, - сказал д'Артаньян, - а
я пойду первым.
   И, обнажив шпагу, гасконец пошел вперед.
   - Монсеньер, - спросил он, оборачиваясь к кардиналу, - в какую сторо-
ну надо идти, чтобы выйти на большую дорогу? Подумайте хорошенько, преж-
де чем ответить, потому что если вы ошибетесь,  это  может  иметь  самые
неприятные последствия не только для  нас,  но  и  для  вашего  преосвя-
щенства.
   - Идите вдоль стены, и вы не ошибетесь дорогой.
   Трое друзей пошли еще быстрее, но вскоре должны были  замедлить  шаг:
несмотря на все свои усилия, кардинал не поспевал за ними.
   Вдруг д'Артаньян наткнулся на что-то теплое и живое.
   - Стойте, здесь лошадь, - сказал он. - Господа, я нашел лошадь!
   - И я тоже, - сказал Атос.
   - И я, - отозвался Портос.
   Верный данному приказу, Портос, не выпуская, держал кардинала под ру-
ку.
   - Вот что значит счастье, монсеньер, - сказал д'Артаньян. - Как раз в
тот момент, когда ваше преосвященство стали жаловаться, что должны  идти
пешком...
   Но не успел он договорить, как почувствовал у себя на груди дуло пис-
толета и услышал грозные слова:
   - Не трогать!
   - Гримо! - воскликнул он. - Гримо! Что ты здесь делаешь? С  неба  ты,
что ли, свалился?
   - Нет, сударь, - сказал верный слуга, - господин Арамис приказал  мне
стеречь этих лошадей.
   - Так Арамис здесь?
   - Да, сударь, со вчерашнего дня.
   - А что вы здесь делаете?
   - Стережем.
   - Как? Арамис здесь? - повторил Атос.
   - У калитки замка. Это его пост.
   - Вас много?
   - Шестьдесят человек.
   - Позови же его.
   - Сейчас, сударь. - И слуга со всех ног бросился  исполнять  приказа-
ние.
   Трое друзей остались ждать его. Из всей компании один только кардинал
был в дурном расположении духа.


        XLVII
   МЫ НАЧИНАЕМ ВЕРИТЬ, ЧТО ПОРТОС СТАНЕТ НАКОНЕЦ БАРОНОМ,  А  Д'АРТАНЬЯН
КАПИТАНОМ

   Не прошло и десяти минут, как показался Арамис в сопровождении  Гримо
и еще десяти шевалье. Он сиял от радости и бросился на шею друзьям.
   - Так вы свободны, братья! Освободились без моей помощи! И  я  ничего
не мог сделать для вас, несмотря на все мои усилия!
   - Не огорчайтесь, дорогой друг. Что отложено, не  потеряно.  Если  не
удалось теперь, удастся другой раз.
   - Я все-таки принял все меры, - сказал Арамис,  -  достал  шестьдесят
человек от коадъютора; двадцать из них охраняют  стену  парка,  двадцать
дорогу из Рюэя в Сен-Жермен, двадцать рассыпаны по лесу. С помощью этого
стратегического маневра я перехватил двух курьеров Мазарини, посланных к
королеве.
   Мазарини насторожил уши.
   - Но вы, надеюсь, их честно и благородно отпустили назад к кардиналу?
- спросил д'Артаньян.
   - Ну как же, стану я с ним деликатничать! - сказал Арамис. - В  одной
из депеш кардинал объявляет королеве, что сундуки опустошены и что у  ее
величества нет больше денег; в другой доносит, что намерен  препроводить
своих узников в Мелен, так как Рюэй кажется  ему  недостаточно  надежным
убежищем для них. Вы понимаем те, мой друг, что это последнее письмо по-
дало мне надежду. Я со своими людьми устроил засаду, окружил замок, при-
готовил лошадей и стал ждать, когда вас вывезут из дворца.  Я  рассчиты-
вал, что это будет не раньше как завтра утром, и не надеялся  освободить
вас без боя. Но вы уже на свободе, и дело обошлось без кровопролития,  -
тем лучше. Каким образом вам удалось вырваться из рук этого подлеца  Ма-
зарини? У вас, наверное, много поводов на него жаловаться?
   - Нет, не очень.
   - Правда?
   - Скажу больше, нам даже следует похвалить его.
   - Не может быть!
   - Нет, правда. Мы свободны только благодаря ему.
   - Благодаря ему?
   - Да. Он приказал своему камердинеру Бернуину проводить нас в оранже-
рею, и оттуда мы прошли вместе с ним к графу де Ла Фер. Затем он предло-
жил нам выйти на свободу, мы согласились, и он простер  свою  любезность
до того, что проводил нас к самой стене парка. Мы благополучно перелезли
через нее и встретились с Гримо.
   - А, вот как! - сказал Арамис. - Это примиряет меня с ним. Жаль,  что
его здесь нет; я бы сказал ему, что не считал его способным на такой хо-
роший поступок.
   - Монсеньер, - сказал д'Артаньян, не выдержав  наконец,  -  позвольте
мне представить вам шевалье д'Эрбле, который, как вы сами слышали, жела-
ет почтительнейше приветствовать ваше преосвященство.
   И он отодвинулся, чтобы Мазарини мог предстать изумленному взору Ара-
миса.
   - О! О! - еле вымолвил Арамис. - Кардинал! Славная добыча! Эй,  сюда,
друзья! Лошадей! Лошадей!
   Прискакало несколько всадников.
   - Черт возьми! - сказал Арамис. -  Стало  быть,  и  я  пригодился  на
что-нибудь. Монсеньер, позвольте засвидетельствовать вам  мое  почтение!
Пари держу, что это дело рук Портоса. Кстати, я чуть было не забыл...  -
И с этими словами он отдал шепотом какое-то приказание одному из всадни-
ков.
   - Мне кажется, благоразумнее будет тронуться в путь, -  сказал  д'Ар-
таньян.
   - Но я жду одного человека... одного друга Атоса.
   - Друга? - спросил Атос.
   - Да вот и сам он мчится галопом через кусты.
   - Господин граф! Господин граф! - закричал юный  голос,  от  которого
Атос радостно вздрогнул.
   - Рауль! Рауль! - воскликнул граф де Ла Фер.
   И молодой человек, забыв свою обычную почтительность,  бросился  отцу
на шею.
   - Видите, господин кардинал, ведь правда, жаль разлучать людей, кото-
рые любят друг друга так, как мы! Господа, - продолжал Арамис, обращаясь
к остальным всадникам, число которых с каждой минутой  увеличивалось,  -
господа, составьте почетный конвой его преосвященству, ему  угодно  ока-
зать нам милость, разделив наше общество. Надеюсь, вы ему будете за  это
признательны. Портос, не теряйте монсеньера из виду.
   И Арамис, подъехав к д'Артаньяну и Атосу, которые  что-то  обсуждали,
стал беседовать с ними.
   - В путь! - сказал д'Артаньян после краткого совещания.
   - Куда мы поедем? - спросил Портос.
   - К вам, дорогой друг, в Пьерфон: ваш прекрасный замок достоин  того,
чтобы оказать гостеприимство его преосвященству. К тому же он расположен
отлично: ни слишком близко, ни слишком далеко от Парижа; оттуда нетрудно
будет поддерживать сношения со столицей. Пожалуйте, монсеньер. Вы будете
там жить, как и подобает королю.
   - Свергнутому королю, - прибавил Мазарини жалобно.
   - Военная фортуна капризна, - сказал Атос. - Но будьте уверены, мы не
станем злоупотреблять положением.
   - Да, но мы им воспользуемся, - сказал д'Артаньян.
   Всю ночь похитители ехали с быстротой и неутомимостью былых лет.  Ма-
зарини, мрачный и задумчивый, покорился своей участи.
   К рассвету проскакали без остановки двенадцать миль. Многие  всадники
выбились из сил, несколько лошадей пало.
   - Нынешние лошади не стоят прежних. Все вырождается, - сказал Портос.
   - Я послал Гримо в Даммартен, - сказал Арамис, - он  должен  привести
пять свежих лошадей; одну для его преосвященства и четыре для нас. Глав-
ное - не надо оставлять монсеньера; остальная часть отряда присоединится
к нам после. Только бы проехать Сен-Дени, дальше уже нет опасности.
   Действительно, вскоре Гримо привел пять лошадей. Владелец поместья, к
которому он обратился, оказался другом Портоса и, не пожелав даже  взять
денег за лошадей, предоставил их даром; через десять минут отряд  сделал
остановку в Эрменонвиле; но четыре друга помчались дальше, конвоируя Ма-
зарини.
   В полдень они въехали в ворота замка Портоса.
   - Ах! - сказал Мушкетон,  ехавший  все  время  молча  рядом  с  д'Ар-
таньяном. - Поверите ли, сударь, в первый раз с тех пор, как мы покинули
Пьерфон, я дышу свободно.
   И он пустил лошадь в галоп, чтобы предупредить слуг о приезде г-на дю
Валлона и его друзей.
   - Нас четверо, - сказал д'Артаньян своим друзьям, - мы установим оче-
редь; каждый из нас по три часа будет караулить монсеньера. Атос  осмот-
рит замок; его нужно хорошенько укрепить на случай осады;  Портос  будет
заботиться о продовольствии, а Арамис - наблюдать за  гарнизоном.  Иначе
говоря, Атос будет старший инженер, Портос - главный интендант, а Арамис
- комендант крепости.
   Тем временем Мазарини устроили в самых лучших покоях замка.
   - Господа, - сказал он, водворившись в них, - вы, я надеюсь, не наме-
рены долгое время держать в тайне мое местопребывание.
   - Нет, монсеньер, - ответил д'Артаньян, - напротив,  мы  очень  скоро
объявим, что вы у нас в плену.
   - Тогда ваш замок подвергнется осаде.
   - Мы имеем это в виду.
   - Что же вы сделаете?
   - Будем защищаться. Если бы покойный кардинал Ришелье был жив, он  бы
рассказал вам одну неплохую историю про бастион Сен-Жерве, где  мы  про-
держались вчетвером с четырьмя слугами и дюжиной покойников против целой
армии.
   - Такие вещи удаются только раз и больше не повторяются.
   - Да нам теперь и нет надобности быть такими героями. Завтра дано бу-
дет знать парижской армии, а послезавтра она будет здесь.  Сражение  ра-
зыграется не под Сен-Дени или Шарантоном, а у Компьена или ВиллеКотре.
   - Принц побьет вас, как всегда бил.
   - Возможно, монсеньер; но перед сражением мы перевезем ваше  преосвя-
щенство в другой замок нашего друга дю Валлона, - у него три таких,  как
этот. Мы не желаем подвергать опасностям войны ваше преосвященство.
   - Я вижу, - сказал Мазарини, - мне придется согласиться на  капитуля-
цию.
   - До осады?
   - Да, условия, может быть, будут легче.
   - О монсеньер! Вы увидите, наши условия будут умеренны.
   - Ну, говорите, что у вас за условия?
   - Отдохните сперва, монсеньер, а мы подумаем.
   - Мне отдых не нужен. Мне надо знать, нахожусь я в руках  друзей  или
врагов.
   - Друзей, монсеньер, друзей!
   - Тогда скажите сейчас, чего вы от меня хотите, чтобы я знал, возмож-
но ли между нами соглашение. Говорите, граф де Ла Фер.
   - Монсеньер, для себя мне требовать нечего, но я многого бы  потребо-
вал для Франции. Поэтому я уступаю слово шевалье д'Эрбле.
   Атос поклонился, отошел в сторону и, облокотившись на камни,  остался
простым зрителем этого совещания.
   - Говорите же вы, господин д'Эрбле, - сказал кардинал. - Чего вы  же-
лаете? Говорите прямо, без обиняков: ясно, кратко и определенно.
   - Я открою свои карты, - сказал Арамис.
   - Я вас слушаю, - сказал Мазарини.
   - У меня в  кармане  программа  условий,  предложенных  вам  вчера  в
Сен-Жермене депутацией нашей партии, в которой участвовал и я.
   - Мы же почти договорились по всем пунктам, - сказал Мазарини. -  Пе-
рейдемте к вашим личным условиям.
   - Вы полагаете, они у нас есть? - сказал Арамис с улыбкой.
   - Я думаю, не все вы так бескорыстны, как граф де Ла  Фер,  -  сказал
Мазарини, делая поклон в сторону Атоса.
   - Ах, монсеньер, в этом вы правы, - сказал Арамис, -  и  я  счастлив,
что вы воздаете наконец должное графу. Граф де Ла Фер  натура  возвышен-
ная, стоящая выше общего уровня, выше низменных желаний  и  человеческих
страстей: это гордая душа старого закала. Он  совершенно  исключительный
человек. Вы правы, монсеньер, мы его не стоим, и мы рады  присоединиться
к вашему мнению.
   - Бросьте, Арамис, смеяться надо мной, - сказал Атос.
   - Нет, дорогой граф, я говорю то, что думаю, и то,  что  думают  все,
кто вас знает. Но вы правы, не о вас теперь речь, а о монсеньере  и  его
недостойном слуге, шевалье д'Эрбле.
   - Итак, чего же вы желаете, кроме тех общих условий, к которым мы еще
вернемся?
   - Я желаю, монсеньер, чтобы госпоже де Лонгвиль была дана в полное  и
неотъемлемое владение Нормандия и, кроме того, пятьсот тысяч  ливров.  Я
желаю, чтобы его величество король удостоил ее чести быть крестным отцом
сына, которого она только что произвела на свет; затем, чтобы  вы,  мон-
сеньер, после крещенья, на котором  будете  присутствовать,  отправились
поклониться его святейшеству папе.
   - Иными словами, вам угодно, чтобы я сложил с себя звание министра  и
удалился из Франции? Чтобы я сам себя изгнал?
   - Я желаю, чтобы монсеньер стал папой, как только откроется вакансия,
и намерен просить у него тогда полной индульгенции для себя и своих дру-
зей.
   Мазарини сделал не поддающуюся описанию гримасу.
   - А вы, сударь? - спросил он д'Артаньяна.
   - Я, монсеньер, - отвечал тот, - во всем согласен с шевалье  д'Эрбле,
кроме последнего пункта. Я далек от  желания,  чтобы  монсеньер  покинул
Францию, напротив, я хочу, чтобы он жил в Париже. Я желаю, чтобы он  от-
нюдь не сделался папой, а остался первым министром, потому что монсеньер
великий политик. Я даже буду стараться, насколько это от  меня  зависит,
чтобы он победил Фронду, но с тем условием, чтобы он вспоминал изредка о
верных слугах короля и сделал капитаном первого же свободного полка муш-
кетеров того, кого я назову ему. А вы, дю Валлон?
   - Да, теперь ваша очередь, дю Валлон, - сказал Мазарини. - Говорите.
   - Я, - сказал Портос, - желаю, чтобы господин  кардинал  почтил  дом,
оказавший ему гостеприимство, возведя его  хозяина  в  баронское  досто-
инство, а также чтобы он наградил орденом одного из моих друзей.
   - Вам известно, что для получения ордена надо чемнибудь отличиться?
   - Мой друг сделает это. Впрочем,  если  будет  необходимо,  монсеньер
укажет способ, как это можно обойти.
   Мазарини закусил губу: удар был не в бровь, а в глаз. Он отвечал  су-
хо:
   - Все это между собой плохо согласуется, не правда ли, господа? Удов-
летворив одного, я навлеку на себя неудовольствие остальных. Если я  ос-
танусь в Париже, я не могу быть в Риме; если я сделаюсь папой, я не могу
остаться министром; а если я не буду министром, я не могу сделать госпо-
дина д'Артаньяна капитаном, а господина дю Валлона бароном.
   - Это правда, - сказал Арамис. - Поэтому, так как я в меньшинстве,  я
беру назад свое предложение относительно путешествия в  Рим  и  отставки
монсеньера.
   - Так я остаюсь министром? - спросил Мазарини.
   - Вы остаетесь министром, это решено, монсеньер, - сказал д'Артаньян.
- Вы нужны Франции.
   - Я отказываюсь от своих условий, - сказал  Арамис.  -  Его  преосвя-
щенство остается министром и даже фаворитом ее величества, если он  сог-
ласится сделать то, что мы просили для самих себя и для Франции.
   - Заботьтесь только о себе, - сказал Мазарини, - и предоставьте Фран-
ции самой договориться со мной.
   - Нет, нет, - возразил Арамис, - фрондерам нужен письменный  договор;
пусть монсеньер соблаговолит его составить, подписать  при  нас  и  обя-
заться в самом тексте договора выхлопотать его утверждение у королевы.
   - Я могу отвечать только за себя, - сказал Мазарини, - и не могу  ру-
чаться за королеву. А если ее величество откажет?
   - О, - сказал д'Артаньян, - вам хорошо известно, что  королева  ни  в
чем не может вам отказать.
   - Вот, монсеньер, - сказал Арамис, - проект, составленный  депутацией
фрондеров; потрудитесь его внимательно прочесть.
   - Я его знаю, - сказал Мазарини.
   - Тогда подпишите.
   - Подумайте о том, господа, что подпись,  данная  при  таких  обстоя-
тельствах, может быть признана вынужденной насилием.
   - Вы заявите, что она была дана вами добровольно.
   - А если я откажусь подписаться?
   - Тогда вашему преосвященству придется пенять на себя за  последствия
отказа.
   - Вы осмелитесь поднять руку на кардинала?
   - Подняли же вы руку, монсеньер, на мушкетеров ее величества!
   - Королева отомстит за меня!
   - Не думаю, хотя в желании у нее, пожалуй, не будет недостатка. Но мы
поедем в Париж вместе с вами, ваше преосвященство,  а  парижане  за  нас
вступятся.
   - Какая, вероятно, сейчас тревога в Рюэе и  в  СенЖермене!  -  сказал
Арамис. - Все спрашивают друг у друга: где кардинал? Что сталось  с  ми-
нистром? Куда исчез любимец королевы? Как ищут монсеньера по всем  углам
и закоулкам! Какие идут толки! Как должна ликовать Фронда, если она  уз-
нала уже об исчезновении Мазарини!
   - Это ужасно! - прошептал Мазарини.
   - Так подпишите договор, монсеньер, - сказал Арамис.
   - Но если я подпишу, а королева его не утвердит?
   - Я беру на себя отправиться к ее величеству, - сказал д'Артаньян,  -
и получить ее подпись.
   - Берегитесь, - сказал Мазарини, - вы можете не встретить в  Сен-Жер-
мене того приема, какого считаете себя вправе ожидать.
   - Пустяки! - сказал д'Артаньян. - Я устрою так, что мне будут рады; я
знаю средство.
   - Какое?
   - Я отвезу ее величеству письмо, в котором вы извещаете, что  финансы
окончательно истощены.
   - А затем? - спросил Мазарини, бледнея.
   - А когда увижу, что ее величество совершенно растеряется, я  провожу
ее в Рюэй, сведу в оранжерею и покажу некий механизм, которым сдвигается
одна кадка.
   - Довольно, - пробормотал кардинал, - довольно. Где договор?
   - Вот он, - сказал Арамис.
   - Видите, как мы великодушны, - сказал д'Артаньян. - Мы могли бы мно-
гое сделать, владея этой тайной.
   - Итак, подписывайте, - сказал Арамис, подавая кардиналу перо.
   Мазарини встал, прошел несколько раз по комнате с видом скорее задум-
чивым, чем подавленным. Потом остановился и сказал:
   - А когда я подпишу, какую гарантию вы дадите мне?
   - Мое честное слово, - сказал Атос.
   Мазарини вздрогнул, обернулся, посмотрел на благородное, честное лицо
графа де Ла Фер, потом взял перо и сказал:
   - Мне этого достаточно, граф.
   И подписал.
   - А теперь, господин д'Артаньян, - добавил он, - приготовьтесь  ехать
в Сен-Жермен и отвезти от меня письмо королеве.


        XLVIII
   ПЕРО И УГРОЗА ИНОГДА ЗНАЧАТ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ШПАГА И ПРЕДАННОСТЬ

   У д'Артаньяна была своя мифология; он верил,  что  на  голове  случая
растет только одна прядь волос, за которую можно ухватиться, и не  такой
он был человек, чтобы пропустить случай, не  поймав  его  за  вихор.  Он
обеспечил себе быстрое и безопасное путешествие, выслав вперед,  в  Шан-
тильи, сменных лошадей, чтобы добраться до Парижа в пять или  шесть  ча-
сов. Но перед самым отъездом он рассудил, что нелепо умному  и  опытному
человеку гнаться за неверным, а верное оставлять позади себя.
   "В самом деле, - подумал он, уже готовясь сесть на лошадь, чтобы отп-
равиться в свое опасное путешествие, - Атос со своим великодушием - нас-
тоящий герой из романа. Портос - превосходный человек, но легко поддает-
ся чужому влиянию. На загадочном лице Арамиса ничего  не  прочтешь.  Как
проявит себя каждый из этих трех характеров, когда меня не будет,  чтобы
их соединить между собой, что получится - освобождение  кардинала,  быть
может?..  Но  освобождение  кардинала  -  крушение  всех  наших  надежд,
единственной пока награды за двадцатилетний труд, перед которым  подвиги
Геркулеса - работа пигмея".
   И он отправился к Арамису.
   - Дорогой мой шевалье д'Эрбле, - сказал он ему, - вы воплощение Фрон-
ды. Не доверяйте Атосу, который не хочет устраивать ничьих  личных  дел,
даже своих собственных. Еще больше не доверяйте Портосу, так как, стара-
ясь угодить графу, на которого он смотрит как на земное божество, он мо-
жет помочь ему устроить бегство Мазарини, если  тот  догадается  распла-
каться или разыграть из себя рыцаря.
   Арамис улыбнулся своей тонкой и вместе с тем решительной улыбкой.
   - Не бойтесь, - сказал он, - в числе условий есть лично мной  постав-
ленные. Я работаю не для себя, а для других, и для меня  вопрос  самолю-
бия, чтобы эти другие выиграли.
   "Отлично, - подумал д'Артаньян, - тут я могу быть спокоен".
   Он пожал руку Арамису и отправился к Портосу.
   - Друг мой, - сказал он ему, - вы столько поработали вместе  со  мной
для устройства нашего  благосостояния,  что  с  вашей  стороны  было  бы
большой глупостью отказаться от плодов нашего труда, поддавшись  влиянию
Арамиса, хитрость которого (между нами будь сказано, не всегда  лишенная
эгоизма) хорошо вам известна, или влиянию Атоса, человека благородного и
бескорыстного, но при этом ко всему равнодушного: он уже  ничего  больше
не хочет для себя и потому не понимает, что другие могут чего-нибудь хо-
теть. Что скажете вы, если тот пли другой предложат вам отпустить  Маза-
рини?
   - Я скажу им, что нам стоило слишком большого труда овладеть им, что-
бы отпустить его так легко.
   - Браво, Портос! Вы правы, мой Друг, потому что, отпустив его, вы ли-
шитесь баронства, которое у вас в руках, не говоря уже о том, что  Маза-
рини, чуть только выйдет на свободу, сейчас же велит вас повесить.
   - Вы так думаете?
   - Я в этом уверен.
   - В таком случае я скорее все сокрушу, чем дам ему улизнуть.
   - Правильно! Вы понимаете, что, устраивая наши дела, мы меньше  всего
заботились о делах фрондеров, которые, кстати сказать, смотрят на  поли-
тику не так, как мы с вами, старые солдаты.
   - Не беспокойтесь, дорогой друг, - сказал Портос, - я  посмотрю,  как
вы сядете на лошадь, и буду смотреть вам вслед, пока вы не скроетесь  из
виду, а затем займу мой пост у дверей кардинала,  возле  той  стеклянной
двери, через которую видно все, что у него делается в комнате. Оттуда  я
буду следить за ним и при малейшем его подозрительном движении убью его.
   "Браво! - подумал про себя д'Артаньян. - Кажется, и с этой стороны за
кардиналом будет хороший присмотр".
   Пожав руку владельцу Пьерфона, он пошел к Атосу.
   - Дорогой мой Атос, - сказал он ему, - я уезжаю.  На  прощанье  скажу
вам одно: вы хорошо знаете Анну Австрийскую; один только  плен  Мазарини
обеспечивает мою жизнь. Если вы его выпустите, я погиб.
   - Только такое соображение, - сказал Атос, - может превратить меня  в
зоркого тюремщика. Я даю вам слово, д'Артаньян, что вы найдете  Мазарини
там, где вы его оставляете.
   "Вот это надежнее всех королевских подписей, - подумал д'Артаньян.  -
Теперь, имея слово Атоса, я могу уехать".
   И он уехал один, без другой охраны, кроме своей шпаги и записки Маза-
рини в виде пропуска к королеве. Через шесть часов он был уже в Сен-Жер-
мене.
   Об исчезновении Мазарини еще никому не было  известно;  о  нем  знала
только Анна Австрийская, но она  старательно  скрывала  от  приближенных
свое беспокойство. В комнате, где были заключены  д'Артаньян  и  Портос,
нашли двух солдат, связанных и с заткнутыми ртами. Их тотчас же  освобо-
дили от веревок, но они ничего не могли  сказать,  кроме  того,  что  их
схватили, связали и раздели. А что сделали д'Артаньян и Портос, выйдя из
своей тюрьмы тем самым путем, каким попали туда солдаты, - об этом  пос-
ледние знали так же мало, как и остальные обитатели замка.
   Только один человек, Бернуин, знал немного больше, чем другие.  Прож-
дав своего господина до полуночи и видя, что он не возвращается, он  ре-
шился проникнуть в оранжерею. Первая дверь, забаррикадированная изнутри,
уже возбудила в нем некоторые подозрения, которыми он, однако, ни с  кем
не поделился. Он осторожно пробрался между нагроможденной мебелью, затем
вошел в коридор, в котором все двери оказались отпертыми.  Отперта  была
также дверь комнаты Атоса и та, что вела в парк. Отсюда  он  уже  просто
пошел по следам, оставленным на снегу. Он заметил, что следы эти  конча-
лись у стены, но обнаружил их и по другую сторону ее. Дальше он  заметил
отпечатки лошадиных копыт, а еще немного дальше - следы  целого  конного
отряда, удалявшиеся в направлении к Энгиену. Теперь у него не оставалось
уже ни малейшего сомнения, что кардинал был  похищен  тремя  пленниками,
которые исчезли одновременно с ним. Он тотчас побежал в Сен-Жермен  уве-
домить обо всем королеву.
   Анна Австрийская приказала ему молчать, и Бернуин исполнил это прика-
зание; она только рассказала  обо  всем  принцу  Конде,  и  тот  отрядил
пятьсот или шестьсот всадников, дав им приказание обыскать  все  окрест-
ности и доставить в Сен-Жермен все подозрительные отряды, уделяющиеся от
Рюэя, в каком бы направлении они ни ехали.
   А так как д'Артаньян не составлял отряда, потому что был один, и  так
как он не удалялся от Рюэя, а ехал в Сен-Жермен, то никто на него не об-
ратил внимания, и его переезд совершился без помехи.
   Когда он въехал во двор старого замка, то первое  лицо,  которое  наш
посол увидал, был Бернуин собственной своей персоной. Стоя у дверей,  он
ждал вестей о своем исчезнувшем господине.
   При виде д'Артаньяна, въезжавшего верхом во двор, Бернуин протер гла-
за, сам себе не веря. Но д'Артаньян дружески кивнул ему головой, сошел с
лошади и, бросив поводья проходившему мимо лакею, с  улыбкой  подошел  к
камердинеру.
   - Господин д'Артаньян! - воскликнул тот, словно человек, говорящий во
сне под влиянием кошмара. - Господин д'Артаньян!
   - Он самый, Бернуин!
   - Зачем вы пожаловали сюда?
   - Я привез вести о Мазарини, и самые свежие.
   - Что с ним?
   - Здоров, как вы и я.
   - Так с ним ничего не случилось плохого?
   - Ровно ничего. Он только  почувствовал  потребность  прокатиться  по
Иль-де-Франсу и попросил нас, графа де Ла Фер, господина  дю  Валлона  и
меня, проводить его. Мы слишком ретивые слуги и не могли отказать ему  в
такой просьбе. Мы выехали вчера, и вот я прибыл сюда.
   - Вы здесь!
   - Его преосвященству понадобилось передать нечто секретное  и  строго
личное ее величеству. Такое поручение можно доверить только человеку на-
дежному, почему он и послал меня в Сен-Жермен. Итак,  Бернуин,  если  вы
желаете сделать приятное вашему господину, предупредите  ее  величество,
что я прибыл, и поясните, по какому делу.
   Говорил ли д'Артаньян серьезно пли шутя, но он, очевидно, был  сейчас
единственным человеком, который мог успокоить Анну Австрийскую;  поэтому
Бернуин тотчас же отправился доложить ей об  этом  странном  посольстве.
Как он и предвидел, королева приказала ввести к ней д'Артаньяна.
   Д'Артаньян подошел к королеве со всеми знаками глубочайшего почтения.
Не дойдя до нее трех шагов, он опустился на одно  колено  и  передал  ей
послание.
   Это была, как мы уже сказали, маленькая записка, нечто вроде рекомен-
дательного письма или охранной грамоты. Королева  пробежала  ее,  узнала
почерк кардинала, на этот раз немного дрожащий, и так как в письме ниче-
го не говорилось о том, что, собственно, произошло, то она стала спраши-
вать о подробностях.
   Д'Артаньян рассказал ей все с тем простодушным и наивным видом, кото-
рый умел при известных обстоятельствах на себя напускать.
   Пока он говорил, королева смотрела на него со все возрастающим  удив-
лением. Она не понимала, как мог один человек задумать  такое  предприя-
тие, а особенно - как у него хватало смелости рассказывать о нем ей, ко-
торая, конечно, и желала и даже обязана была покарать его за это.
   - Как, сударь! - воскликнула королева, покраснев от негодования, ког-
да д'Артаньян кончил свой рассказ. - Вы осмеливаетесь признаваться мне в
вашем преступлении и рассказывать мне о своей измене?
   - Простите, но, мне кажется, или я дурно объяснился, или же ваше  ве-
личество не так поняли меня; здесь нет ни преступления, ни измены.  Гос-
подин Мазарини заключил нас в тюрьму, господина дю Валлона и  меня,  так
как мы не могли поверить, что он послал нас в Англию  только  для  того,
чтобы спокойно глядеть, как будут рубить голову королю Карлу, зятю ваше-
го покойного супруга, мужу королевы Генриетты, вашей  сестры  и  гостьи;
мы, конечно, сделали все от нас зависящее для спасения жизни этого  нес-
частного короля. Мы поэтому были убеждены, мой друг и я,  что  произошло
какое-то недоразумение, жертвой которого мы стали, и нам необходимо было
объясниться с его преосвященством. А объяснение это привело бы  к  жела-
тельным результатам, только если бы оно совершилось спокойно, без вмеша-
тельства посторонних. Вот почему мы отвезли господина кардинала в  замок
моего друга, и там мы объяснились. И вот, ваше величество, как мы  дума-
ли, так оно и было: произошла ошибка. Господин Мазарини предположил, что
мы служили генералу Кромвелю, вместо того чтобы  служить  королю  Карлу,
что было бы крайне постыдным делом: это бросило бы тень на него и на ва-
ше величество и было бы  низостью,  которая  запятнала  бы  начинающееся
царствование вашего сына. Мы представили кардиналу  доказательства  про-
тивного, и эти доказательства я готов представить и  вашему  величеству,
сославшись на свидетельство августейшей вдовы, которая плачет  в  Лувре,
куда ваше величество изволили поместить ее. Доказательства эти  удовлет-
ворили его вполне; вот он и послал меня к вашему величеству поговорить с
вами о награде, какой заслуживают люди, которых до сих пор плохо  ценили
и несправедливо преследовали.
   - Я слушаю вас и прямо любуюсь, - сказала Анна Австрийская. - Правда,
мне редко случалось встречать подобную наглость.
   - Как видно, вы, ваше величество, так же  заблуждаетесь  относительно
наших намерений, как было и с господином Мазарини, - сказал д'Артаньян.
   - Вы ошибаетесь, - сказала королева, - и чтобы доказать, как  мало  я
заблуждаюсь относительно вас, я сейчас велю вас арестовать, а через  час
двинусь во главе армии освобождать моего министра.
   - Я уверен, что вы, ваше величество, не поступите так неосторожно,  -
сказал д'Артаньян, - прежде всего потому, что это было бы  бесполезно  и
привело бы к очень тяжелым последствиям. Еще до того как его успеют  ос-
вободить, господин кардинал успеет умереть, и он в этом  настолько  уве-
рен, что просил меня, в случае если я замечу такие намерения вашего  ве-
личества, сделать все возможное, чтобы отклонить вас от этого плана.
   - Хорошо! Я ограничусь тем, что велю вас арестовать.
   - И этого нельзя делать, ваше величество, потому что мой арест так же
предусмотрен, как и попытка к  освобождению  господина  кардинала.  Если
завтра в назначенный час я не вернусь, послезавтра утром кардинал  будет
препровожден в Париж.
   - Видно, что по своему положению вы живете вдали от людей  и  дел.  В
противном случае вы знали бы, что кардинал раз пять-шесть был в  Париже,
после того как мы из него выехали, и что он виделся с  господином  Бофо-
ром, герцогом Бульонским, коадъютором и д'Эльбефом, и никому  из  них  в
голову не пришло арестовать его.
   - Простите, ваше величество, мне все это известно.  Потому-то  друзья
мои и не повезут господина кардинала к  этим  господам:  каждый  из  них
преследует в этой войне свои собственные интересы, и кардинал,  попав  к
ним, сможет дешево отделаться. Нет, они доставят его в парламент.  Прав-
да, членов этого парламента можно подкупить в розницу, но даже  господин
Мазарини недостаточно богат, что подкупить их гуртом.
   - Мне кажется, - сказала  Анна  Австрийская,  бросая  на  д'Артаньяна
взгляд, который у обычной женщины мы назвали бы презрительным, а у коро-
левы - грозным, - мне кажется, вы мне угрожаете, мне, матери вашего  ко-
роля!
   - Ваше величество, - сказал д'Артаньян, - я угрожаю, потому  что  вы-
нужден к этому. Я позволяю себе больше, чем следует, потому что я должен
стоять на высоте событий и лиц. Но поверьте,  ваше  величество,  так  же
верно, как то, что в груди у меня - сердце, которое бьется за вас, -  вы
были нашим кумиром, и - бог мой, разве вы этого не знаете? - мы двадцать
раз рисковали жизнью за ваше величество. Неужели вы не сжалитесь и ваши-
ми верными слугами, которые в течение двадцати лет оставались в тени, ни
словом, ни вздохом не выдав той великой, священной  тайны,  которую  они
имели счастье хранить вместе с вами? Посмотрите на меня, - на меня,  ко-
торый говорит с вами, - на меня, которого вы обвиняете в том, что я воз-
высил голос и говорю с  вами  угрожающе.  Кто  я?..  Бедный  офицер  без
средств, без крова, без будущего, если взгляд королевы, которого  я  так
долго ждал, не остановится на мне хоть на  одну  минуту.  Посмотрите  на
графа де Ла Фер, благороднейшее сердце, цвет рыцарства: он восстал  про-
тив королевы, вернее, против ее министра, и он, насколько мне  известно,
ничего не требует. Посмотрите, наконец, на господина дю Баллона - вспом-
ните его верную душу и железную руку: он целых двадцать лет ждал  одного
слова из ваших уст, - слова, которое дало бы ему герб, давно  им  заслу-
женный. Взгляните, наконец, на ваш народ, который должен  же  что-нибудь
значить для королевы, на ваш народ, который любит вас  и  вместе  с  тем
страдает, который вы любите и который тем не менее голодает, который ни-
чего иного не желает, как благословлять вас, и который иногда... Нет,  я
не прав: никогда народ ваш не будет  проклинать  вас,  ваше  величество.
Итак, скажите одно слово - и всему настанет  конец,  мир  сменит  войну,
слезы уступят место радости, горе - счастью.
   Анна Австрийская с удивлением увидела  на  суровое  лице  д'Артаньяна
странное выражение нежности.
   - Зачем не сказали вы мне все это прежде, чем начали  действовать?  -
сказала она.
   - Потому что надо было сначала доказать вашему величеству то,  в  чем
вы, кажется, сомневались: что мы все же кое-чего стоим и заслуживаем не-
которого внимания.
   - И, как я вижу, вы готовы доказывать это всякими средствами, не отс-
тупая ни перед чем? - сказала Анна Австрийская.
   - Мы и в прошлом никогда ни перед чем не отступали, -  зачем  же  нам
меняться?
   - И вы, пожалуй, способны, в случае моего отказа и, значит, решимости
продолжать борьбу, похитить меня самое из дворца и выдать  меня  Фронде,
как вы хотите теперь выдать ей моего министра?
   - Мы никогда об этом не думали, ваше величество, - сказал д'Артаньян,
со своим ребяческим гасконским задором. - Но если бы мы вчетвером решили
это, то непременно бы исполнили.
   - Мне следовало это знать, - прошептала Анна Австрийская. -  Это  же-
лезные люди.
   - Увы, - вздохнул д'Артаньян, - ваше величество только теперь начина-
ет судить о нас верно.
   - А если бы я вас теперь наконец действительно оценила?
   - Тогда ваше величество по справедливости стали бы обращаться с  нами
не как с людьми заурядными. Вы увидели бы во мне настоящего посла,  дос-
тойного защитника высоких интересов, обсудить которые с  вами  мне  было
поручено.
   - Где договор?
   - Вот он.


        XLIX
   ПЕРО И УГРОЗА ИНОГДА ЗНАЧАТ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ШПАГА И ПРЕДАННОСТЬ  (Продол-
жение)

   Анна Австрийская пробежала глазами договор, поданный ей д'Артаньяном.
   - Здесь я вижу одни только общие условия: требования де Конти,  Бофо-
ра, герцога Бульонского, д'Эльбефа и коадъютора. Где же ваши?
   - Ваше величество, мы знаем себе пену, но  не  преувеличиваем  своего
значения. Мы решили, что наши имена не могут стоять рядом с столь  высо-
кими именами.
   - Но вы, я полагаю, не отказались от мысли высказать  мне  на  словах
ваши желания?
   - Я считаю вас, ваше величество, за великую и могущественную  короле-
ву, которая сочтет недостойным себя не вознаградить по заслугам тех, кто
возвратит в СенЖермен его преосвященство.
   - Конечно, - сказала королева. - Говорите же.
   - Тот, кто устроил это дело (простите, ваше величество, что я начинаю
с себя, но мне приходится выступить вперед, если не по собственному  по-
чину, то по общей воле всех других), чтобы награда была на уровне  коро-
левских щедрот, должен быть, думается мне, назначен командиром какой-ли-
бо гвардейской части - например, капитаном мушкетеров.
   - Вы просите у меня место Тревиля!
   - Эта должность вакантна; вот уже год, как Тревиль  освободил  ее,  и
она до сих пор никем не замещена.
   - Но это одна из первых военных должностей при королевском дворе!
   - Тревиль был простым гасконским кадетом, как и я, ваше величество, и
все же занимал эту должность в течение двадцати лет.
   - У вас на все есть ответ, - сказала Анна Австрийская.
   И, взяв со стола бланк патента, она заполнила его и подписала.
   - Это, конечно, прекрасная и щедрая награда, ваше величество, -  ска-
зал д'Артаньян, взяв его с поклоном. - Но все непрочно в  этом  мире,  и
человек, впавший в немилость у вашего величества, может завтра же  поте-
рять эту должность.
   - Чего же вы хотите еще? - спросила королева, краснея от того, что ее
так хорошо разгадал этот человек, такой же проницательный, как и она са-
ма.
   - Сто тысяч ливров, которые должны быть выплачены этому бедному капи-
тану в тот день, когда его служба станет неугодна вашему величеству.
   Анна колебалась.
   - А ведь парижане обещали, по постановлению парламента, шестьсот  ты-
сяч ливров тому, кто выдаст им кардинала живого или мертвого, -  заметил
д'Артаньян, - живого - чтобы повесить его, мертвого  -  чтобы  протащить
его труп по улицам.
   - Вы скромны, - сказала на это Анна Австрийская, - вы просите у коро-
левы только шестую часть того, что вам предлагает парламент.
   И она подписала обязательство на сто тысяч ливров.
   - Дальше? - сказала она.
   - Ваше величество, мой друг дю Валлон богат, и поэтому деньги ему  не
нужны. Но мне помнится, что между ним и господином Мазарини была речь  о
пожаловании ему баронского титула. Припоминаю даже,  что  это  было  ему
обещано.
   - Человек без рода, без племени! - сказала Анна  Австрийская.  -  Над
ним будут смеяться.
   - Пусть смеются, - сказал д'Артаньян. - Но я уверен, что тот, кто над
ним раз посмеется, второй раз уже не улыбнется.
   - Дадим ему баронство, - сказала Анна Австрийская.
   И она подписала.
   - Теперь остается еще шевалье, или аббат д'Эрбле,  как  вашему  вели-
честву больше нравится.
   - Он хочет быть епископом?
   - Нет, ваше величество, его удовлетворить легче.
   - Чего же он хочет?
   - Чтобы король соблаговолил быть крестным отцом сына госпожи де Лонг-
виль.
   Королева улыбнулась.
   - Герцог де Лонгвиль - королевской крови, ваше величество,  -  сказал
д'Артаньян.
   - Да, - сказала королева. - Но его сын?
   - Его сын... наверное, тоже, раз в жилах мужа его матери течет  коро-
левская кровь.
   - И ваш друг не просит ничего больше для госпожа де Лонгвиль?
   - Нет, ваше величество, так как он надеется, что его величество,  бу-
дучи крестным отцом этого ребенка, подарит матери не менее пятисот тысяч
ливров, предоставив, конечно, при этом его отцу управление Нормандией.
   - Что касается управления Нормандией, то на это я  могу  согласиться;
но вот относительно пятисот тысяч ливров не знаю, - ведь кардинал  бесп-
рестанно повторяет мне, что наша казна совсем истощилась.
   - С разрешения вашего величества мы вместе поищем денег и найдем их.
   - Дальше?
   - Дальше, ваше величество?
   - Да.
   - Это все.
   - Разве у вас нет четвертого товарища?
   - Есть, ваше величество: граф де Ла Фер.
   - Чего же он требует?
   - Он ничего не требует.
   - Ничего?
   - Ничего.
   - Неужели есть на свете человек, который, имея возможность требовать,
ничего не требует?
   - Я говорю о графе де Ла Фер, ваше величество. Граф де Ла  Фер  -  не
человек.
   - Кто же он?
   - Граф де Ла Фер - полубог.
   - Нет ли у него сына, молодого родственника, племянника? Мне  помнит-
ся, Коменж говорил мне о храбром юноше, который вместе с Шатильоном при-
вез знамена, взятые при Лансе.
   - Вы правы, ваше величество, у него есть воспитанник, которого  зовут
виконт де Бражелон.
   - Если дать этому молодому человеку полк, что скажет на это его  опе-
кун?
   - Он, может быть, согласится.
   - Только может быть?
   - Да, если ваше величество попросит его.
   - Это действительно странный человек! Ну что же, мы подумаем об  этом
и, может быть, попросим его. Довольны вы теперь?
   - Да, ваше величество. Но вы еще не подписали...
   - Что?
   - Самое главное: договор.
   - К чему? Я подпишу его завтра.
   - Я позволю себе доложить вашему величеству, что если ваше величество
не подпишет этого договора сегодня, то после у нас, возможно, не найдет-
ся для этого времени. Умоляю ваше величество написать под этой  бумагой,
написанной целиком, как вы видите, рукой Мазарини: "Я согласна утвердить
договор, предложенный парижанами".
   Анна была захвачена врасплох. Отступить было  некуда:  она  подписала
договор.
   Но здесь оскорбленная гордость королевы бурно прорвалась наружу:  она
залилась слезами.
   Д'Артаньян вздрогнул, увидав эти слезы. С того времени королевы стали
плакать, как обыкновенные женщины.
   Гасконец покачал головой. Слезы королевы, казалось, жгли ему сердце.
   - Ваше величество, - сказал он, становясь на колени, -  взгляните  на
несчастного, который у ваших ног; он умоляет вас верить, что одного зна-
ка вашей руки достаточно, чтобы сделать для него возможным все. Он верит
в себя, верит в своих друзей; он хочет также верить и в свою королеву, и
в доказательство того, что он ничего по боится и не  хочет  пользоваться
случаем, он готов возвратить Мазарини вашему величеству без всяких усло-
вий. Возьмите назад, ваше величество, бумаги с вашей подписью;  если  вы
сочтете своим долгом отдать их мне, мы это сделаем. Но с этой минуты они
ни к чему вас не обязывают.
   И д'Артаньян, не вставая с колен, со взглядом, сверкающим гордой сме-
лостью, протянул Анне Австрийской все бумаги, которые добыл у нее с  та-
ким трудом.
   Бывают минуты (так как на свете не все плохое,  а  есть  и  хорошее),
когда в самых черствых и холодных сердцах пробуждается, орошенное слеза-
ми только что пережитого глубокого  волнения,  благородное  великодушие,
которою уже не могут заглушить расчет и оскорбленная: гордость, если его
с самого начала не одолеет другое враждебное  чувство.  Анна  переживала
подобную минуту. Д'Артаньян, уступив собственному волнению, совпадавшему
с тем, что происходило в душе королевы, совершил, сам того не  сознавая,
искуснейший дипломатический ход. И он тотчас же был вознагражден за свою
ловкость и за свое бескорыстие - смотря по  тому,  что  читателю  угодно
больше в нем оценить: ум или доброту сердца.
   - Вы правы, - сказала Анна, - я вас не знала. Вот бумаги, подписанные
мною, я даю их вам добровольно. Ступайте и привезите ко мне скорее  кар-
динала.
   - Ваше величество, - сказал д'Артаньян, - двадцать лет тому назад  (у
меня хорошая память) за такой же портьерой в ратуше я имел честь поцело-
вать одну из этих прекрасных рук.
   - Вот другая, - сказала королева, - и чтобы левая была не менее  щед-
ра, чем правая (с этими словами она сняла с пальца  кольцо  с  бриллиан-
том), возьмите это кольцо и носите его на память обо мне.
   - Ваше величество, - проговорил д'Артаньян, поднимаясь с колен,  -  у
меня теперь только одно желание: чтобы первое ваше требование ко мне бы-
ло требование пожертвовать жизнью.
   И той легкой походкой, которая лишь ему была свойственна,  д'Артаньян
вышел из кабинета королевы.
   "Я не понимала этих людей, - сказала про себя Анна Австрийская,  про-
вожая взором д'Артаньяна, - а теперь уже слишком поздно  воспользоваться
их услугами: через год король будет совершеннолетний".
   Пятнадцать часов спустя д'Артаньян и Портос привезли Мазарини к коро-
леве и получили: один - свой патент на чин капитана мушкетеров, другой -
свой диплом барона.
   - Довольны ли вы? - спросила Анна Австрийская.
   Д'Артаньян поклонился, но Портос нерешительно  вертел  в  руках  свой
диплом, поглядывая на Мазарини.
   - Что еще? - спросил министр.
   - Монсеньер, недостает еще ордена...
   - Но, - сказал Мазарини, - вы же знаете,  что  для  получения  ордена
нужны особые заслуги.
   - О, - сказал Портос, - я не для себя, монсеньер, просил голубую лен-
ту.
   - А для кого же? - спросил Мазарини.
   - Для моего друга, графа де Ла Фер.
   - О, это другое дело, - сказала королева. - Он достаточно отличился.
   - Так он получит его?
   - Он его уже получил.
   В тот же день был подписал договор с  парижанами;  рассказывали,  что
кардинал безвыходно просидел у себя три дня, чтобы хорошенько его  обсу-
дить.
   Вот что получил каждый:
   Копти получил Данвилье и, доказав на деле свои  военные  способности,
добился возможности остаться военным и не становиться кардиналом.  Кроме
того, пущен был слух о его женитьбе на одной из племянниц Мазарини; слух
этот был благосклонно принят принцем, которому было все  равно,  на  ком
жениться, лишь бы жениться.
   Герцог Бофор вернулся ко двору, получив при этом  все  возмещения  за
нанесенные ему обиды и все почести, подобающие его рангу. Конечно,  дали
полное прощение всем, кто помогал его бегству. Кроме  того,  он  получил
чин адмирала, по наследству от своего отца, герцога Вандомского,  и  де-
нежное вознаграждение за своп дома и замки, разрушенные по приказу  Бре-
тонского парламента.
   Герцог Бульонский получил имения, равные по ценности  его  Седанскому
княжеству, возмещение доходов за восемь лет и титул принца  для  себя  и
своего рода.
   Герцогу де Лонгвилю  было  предложено  губернаторство  Пон-де-л'Арша,
пятьсот тысяч ливров - его жене, а также  было  обещано,  что  его  сына
крестить будут юный король и молодая Генриетта Английская.
   Арамис выговорил при этом, что на церемонии будет  служить  Базен,  а
конфеты поставит Планше.
   Герцог д'Эльбеф добился выплаты сумм, которые должны были  его  жене,
ста тысяч ливров для старшего сына и по двадцати пяти тысяч  каждому  из
остальных.
   Один только коадъютор не получил ничего; ему,  правда,  было  обещано
похлопотать перед папой о предоставлении ему кардинальской шляпы, но  он
знал цену обещаниям королевы и Мазарини.  В  противоположность  г-ну  де
Конти, он, не имея возможности стать  кардиналом,  принужден  был  оста-
ваться военным.
   Поэтому, в то время как весь Париж ликовал по поводу возвращения  ко-
роля, которое было назначено на послезавтра, один Гонди среди общего ве-
селья был в таком дурном расположении духа, что послал за двумя  людьми,
которых он призывал обыкновенно, когда на него нападала  мрачность.  Это
были: граф де Рошфор и нищий с паперти св. Евстафия.
   Они явились к нему со своею обычной точностью, и коадъютор  провел  с
ними часть ночи,


        L
   ИНОГДА КОРОЛЯМ БЫВАЕТ ТРУДНЕЕ ВЪЕХАТЬ В СТОЛИЦУ, ЧЕМ ВЫЕХАТЬ ИЗ НЕЕ

   Пока д'Артаньян и Портос отвозили кардинала в СоттЖермен, Атос и Ара-
мис, расставшись с ними в Сен-Дешл, вернулись в Париж.
   Каждый из них должен был сделать по визиту.
   Едва скинув дорожные сапоги, Арамис полетел в  ратушу  к  госпоже  де
Лонгвиль. Услышав о том, что мир заключен, прекрасная герцогиня  раскри-
чалась: война делала ее королевой, мир лишал ее этого сана. Она заявила,
что никогда не подпишет договора и что она желает вечной войны. Но когда
Арамис представил ей этот мир в его настоящем свете, со всеми его  выго-
дами, когда он предложил ей, взамен спорного и непрочного королевства  в
Париже, подлинное вице-королевство в Пон-де-л'Арше, то есть  власть  над
всей Нормандией, когда герцогиня услышала о пятистах тысячах,  обещанных
ей кардиналом, и о чести, которая ей будет оказана молодым королем, обе-
щавшим быть крестным отцом ее сына, - г-жа де Лонгвиль  уже  только  для
виду, по привычке всех хорошеньких женщин, продолжала  возражать,  чтобы
затем весьма охотно сдаться.
   Арамис делал вид, что верит в искренность ее гнева, и продолжал убеж-
дать, чтобы не отказать себе в приятном сознании, будто убедил ее.
   - Герцогиня, - сказал он ей, - вы желали одержать победу над принцем,
вашим братом, - величайшим полководцем наших дней,  а  когда  выдающаяся
женщина захочет чего-либо, то всегда достигнет цели. Вы победили  принца
Конде: он вынужден прекратить войну. Теперь привлеките его в  нашу  пар-
тию. Восстановите его попемпогу против королевы, которую он не любит,  и
Мазарини, которого он презирает. Фронда - комедия, в которой мы  сыграли
только первый акт. Посмотрим, какой будет Мазарини при развязке, то есть
тогда, когда принц, благодаря вам, отвернется от двора.
   Госпожа де Лонгвиль была побеждена. Фрондирующая герцогиня была  нас-
только уверена в могуществе своих прекрасных глаз, что нисколько не сом-
невалась в их влиянии даже на принца Конде; и скандальная  хроника  того
времени гласит, что эта задача оказалась ей вполне по силам.
   Атос, расставшись с Арамисом на  Королевской  площади,  отправился  к
г-же де Шеврез. Эту фрондирующую особу тоже надо было убедить; но угово-
рить ее было труднее, чем ее молодую соперницу. В договор ее имя внесено
не было, г-н де Шеврез не назначался губернатором никакой провинции,  и,
если бы даже королева согласилась быть крестной матерью,  то  разве  что
внука или внучки герцогини.
   Поэтому при первых же словах о мире г-жа де Шеврез на  хмурила  брови
и, несмотря на логичные доводы Атоса, доказывавшего, что дальнейшая вой-
на невозможна, она настаивала на ее продолжении.
   - Прелестный друг мой, - сказал Атос, - позвольте  мне  сказать  вам,
что все устали от войны, и, кроме вас и коадъютора, все, я полагаю, жаж-
дут мира. Вы только опять добьетесь ссылки, как  то  было  при  Людовике
Тринадцатом. Поверьте мне, эпоха успешных интриг для  нас  кончилась,  и
вашим прекрасным глазам не суждено потухнуть, оплакивая Париж,  в  кото-
ром, пока вы будете в нем, всегда будут две королевы.
   - О! - воскликнула герцогиня. - Я не могу вести войну одна, но я могу
отомстить этой неблагодарной королеве и ее властолюбивому фавориту, и...
клянусь честью, я отомщу.
   - Герцогиня, - сказал Атос, - умоляю вас, не портите будущее Бражело-
ну. Сейчас карьера его устраивается; принц Конде благоволит к  нему,  он
молод, - дадим утвердиться молодому королю! Увы, простите мою  слабость,
для каждого человека настает пора, когда он начинает жить в своих детях.
   Герцогиня улыбнулась полунасмешливо, полу нежно.
   - Граф, - сказала она, - я опасаюсь, что вы стали приверженцем двора.
Нет ли у вас уже голубой ленты в кармане?
   - Да, герцогиня, у меня есть лента ордена Подвязки, пожалованная  мне
королем Карлом Первым за несколько дней до его смерти.
   Граф говорил правду: он не знал о просьбе Портоса, и ему не было  еще
известно, что у него есть еще одна.
   - Итак, надо становиться старухой, - сказала герцогиня задумчиво.
   Атос взял ее руку и поцеловал. Она вздохнула, глядя на него.
   - Граф, - сказала она, - Бражелон, должно быть, прекрасное  поместье.
Вы человек со вкусом; там, должно быть, лес, вода, цветы.
   Она снова вздохнула и подперла свою прелестную голову кокетливо изог-
нутой рукой, все еще восхитительной формы и белизны.
   - Герцогиня, что вы говорите? Вы еще никогда но  выглядели  моложе  и
прекраснее.
   Она покачала головой.
   - Виконт де Бражелон остается в Париже? - спросила она.
   - Вы о нем думаете?
   - Оставьте его мне.
   - Ни за что. Если вы забыли историю Эдипа, то я хорошо ее помню.
   - В самом деле, вы очень милы, граф, - сказала  она  после  минутного
раздумья, - и я с удовольствием погостила бы месяц в Бражелоне.
   - А вы не боитесь, что у меня будет много завистников? - спросил  лю-
безно Атос.
   - Нет, я поеду туда инкогнито, под именем Мары Мишон.
   - Вы очаровательны.
   - Но не удерживайте Рауля при себе.
   - Почему?
   - Потому что он влюблен.
   - Он еще ребенок!
   - Он и любит ребенка.
   Атос задумался.
   - Вы правы, герцогиня, эта странная любовь к семилетней девочке может
со временем сделать его несчастным. Предстоит война во Фландрии; он пое-
дет туда.
   - А когда он вернется, вы его пришлете ко мне; ядам ему броню  против
любви.
   - Увы, сударыня, - сказал Атос, - в любви, как и на войне, броня ста-
ла бесполезным предметом.
   В эту минуту в комнату вошел Рауль. Он пришел сообщить графу и герцо-
гине, со слов своего друга, графа до Гиша, что торжественный въезд коро-
ля, королевы и министра назначен на завтра.
   На следующий день действительно двор с утра стал готовиться к переез-
ду в Париж.
   Королева еще накануне вечером призвала к себе д'Артаньяна.
   - Меня уверяют, - сказала она ему, - что в Париже не совсем спокойно.
Я боюсь за короля; поезжайте вы у правой дверцы моего экипажа.
   - Ваше величество можете быть спокойны, - сказал д'Артаньян. - Я  от-
вечаю за короля.
   И, поклонившись королеве, он вышел. Дорогой он встретил Бернуина, ко-
торый сообщил ему, что кардинал хочет его видеть по важному делу.
   Он тотчас отправился к кардиналу.
   - Говорят, - сказал ему тот, - что в Париже возмущение. Я буду по ле-
вую руку от короля, и так как опасность всех больше угрожает мне, то  вы
держитесь возле левой дверцы.
   - Ваше преосвященство можете быть спокойны, - сказал д'Артаньян. - Не
тронут ни одного волоса на вашей голове.
   "Черт возьми, - подумал он, уходя, - как теперь выйти  из  положения?
Не могу же я, в самом деле, быть в одно время по правую и по левую  сто-
рону кареты. Вот что: я стану охранять короля, а Портосу предоставлю ох-
рану кардинала".
   Такое решение удовлетворило всех, что не  часто  случается.  Королева
вполне доверяла мужеству д'Артаньян, которое она хорошо знала, а  карди-
нал - силе Портоса, которую он испытал на самом себе.
   Процессия тронулась в Париж в заранее установленном порядке.  Гито  и
Коменж ехали впереди во главе гвардии; далее следовал  королевский  эки-
паж, по правую сторону которого ехал верхом д'Артаньян, по левую Портос,
а сзади мушкетеры - старые друзья д'Артаньяна, который был двадцать  два
года их товарищем, двадцать - лейтенантом и стал их капитаном со вчераш-
него дня.
   Когда кортеж приблизился к заставе,  он  был  встречен  восторженными
возгласами:  "Да  здравствует  король!",  "Да  здравствует   королева!".
Кое-кто крикнул: "Да здравствует Мазарини!", но крик этот тотчас же заг-
лох.
   Процессия направилась к собору Богоматери, где должна была быть  отс-
лужена месса.
   Все население Парижа высыпало на улицу. Швейцарцы были расставлены по
всему пути от Сен-Жермена до Парижа. Но путь был длинный, швейцарцы сто-
яли шагах в шести - восьми друг от друга, так  что  представляли  весьма
недостаточную защиту, и цепь нередко разрывалась от напора толпы,  после
чего сомкнуться ей было по так-то легко.
   Каждый раз как  толпа  прорывалась  сквозь  цепь,  с  самыми  добрыми
чувствами, из желания взглянуть поближе на короля  и  королеву,  которых
парижане не видали целый год, Анна Австрийская с тревогой поглядывала на
д'Артаньяна, по тот успокаивал ее улыбкой.
   Мазарини, израсходовавший тысячу луидоров на то, чтобы парод  кричал:
"Да здравствует Мазарини!", и слышавший этих возгласов не больше чем  на
двадцать пистолей, тоже с тревогой поглядывал на  Портоса,  но  его  ги-
гантский телохранитель отвечал ему великолепным басом: "Будьте спокойны,
монсеньер", и Мазарини в конце концов успокоился.
   У Пале-Рояля толпа стала еще гуще. Она хлынула  на  площадь  из  всех
прилегающих улиц, и весь этот парод, стремившийся к королевской  карете,
походил на широкую бурную реку, шумно текущую но улице Сент-Оное.  Когда
кортеж показался на площади, она огласилась криками: "Да здравствуют  их
величества!" Мазарини высунулся из экипажа; два или три голоса крикнули:
"Да здравствует кардинал!", но их тотчас же заглушили свистки и гиканье,
раздававшиеся со всех сторон. Мазарини побледнел и поспешил откинуться в
глубину кареты.
   - Канальи! - проворчал Портос.
   Д'Артаньян ничего не сказал, а только покрутил свой ус особенным жес-
том, означавшим, что хорошее  гасконское  настроение  начинает  покидать
его.
   Анна Австрийская нагнулась к молодому королю и шепнула ему на ухо:
   - Скажите несколько милостивых слов господину д'Артаньяну, сын мой.
   Молодой король высунулся из экипажа.
   - Я сегодня еще не поздоровался с вами, господин Д'Артаньян, - сказал
он, - но я узнал вас. Вы стояли за пологом моей кровати, когда  парижане
хотели посмотреть, как я сплю.
   - И если ваше величество мне разрешит, я всегда Суду возле вас, когда
вам будет угрожать какая-нибудь опасность.
   - Барон, - сказал Мазарини Портосу, - что сделаете вы, если эта толпа
ринется на вас?
   - Я перебью столько людей, сколько смогу, монсеньер.
   - Гм! - пробормотал Мазарини. - При всей вашей храбрости и  силе,  вы
не сможете перебить всех.
   - Это правда, - сказал Портос, привставший на стременах, чтобы  лучше
видеть толпу, - их слишком много.
   "Тот, другой, был бы, пожалуй, лучше", - сказал про себя Мазарини.  И
он откинулся в глубь кареты.
   Королева и ее министр, во всяком случае  последний,  имели  основание
испытывать тревогу. Толпа, хотя и обнаружила почтение к королю и регент-
ше, все же начинала волноваться; в ней поднимался глухой ропот, который,
пробегая по волнам, предвещает бурю, а зарождаясь в толпе, - возмущение.
   Д'Артаньян обернулся к мушкетерам и сделал им глазами знак, непримет-
ный для толпы, но хорошо понятный этим отборным храбрецам. Ряды  лошадей
сомкнулись, и легкий трепет пробежал среди людей.
   У заставы Сержантов процессии пришлось остановиться.  Коменж,  высту-
павший во главе процессии, повернул назад и подъехал к королевской каре-
те. Королева вопросительно взглянула на д'Артаньяна. Д'Артаньян  ответил
ей также взглядом.
   - Поезжайте дальше, - сказала королева.
   Коменж опять занял свое место. Войска решительно двинулись вперед,  и
живая преграда была прорвана.
   В толпе послышался недовольный ропот, относившийся  на  этот  раз  не
только к кардиналу, но а к королю.
   - Вперед! - крикнул д'Артаньян во весь голос.
   - Вперед! - повторил за ним Портос.
   Толпа словно ждала этого вызова и забушевала; враждебные чувства сра-
зу прорвались наружу, и со всех сторон раздались крики:  "Долой  Мазари-
ни!", "Смерть кардиналу!".
   Одновременно с двух смежных улиц, Гренель-СентОноре и Петушиной, хлы-
нул двойной поток парода, прорвавший слабый ряд швейцарцев и докативший-
ся до лошадей д'Артаньяна и Портоса.
   Эта новая волна была опаснее прежних, так как состояла из людей  воо-
руженных, и гораздо лучше, чем в таких случаях  бывает  вооружен  народ.
Видно было, что это нападение никак не являлось делом случая, скопившего
в одном месте группу недовольных, но предпринято было по хорошо обдуман-
ному враждебному плану и кем-то организовано.
   У каждой из этих двух мощных групп было по вожаку. Один, видимо, при-
надлежал не к народу, а к почтенной корпорации нищих; в другом, несмотря
на его старания выглядеть простолюдином, легко было признать  дворянина.
Но оба действовали, казалось, по одинаковому побуждению.
   Натиск был так силен, что отозвался даже в королевской карете;  затем
раздались тысячи криков, слившихся в сплошной рев, среди которого зазву-
чали выстрелы.
   - Ко мне, мушкетеры! - крикнул д'Артаньян.
   Конвой построился в две линии: одна по правую, другая по левую сторо-
ну кареты; одна в помощь д'Артаньяну, другая Портосу.
   Произошла свалка, тем более ужасная, что она была бесцельна, так  как
никто не знал, ни за кого, ни за что дерется.


        LI
   ИНОГДА КОРОЛЯМ БЫВАЕТ ТРУДНЕЕ ВЪЕХАТЬ В СТОЛИЦУ, ЧЕМ ВЫЕХАТЬ  ИЗ  НЕЕ
(Продолжение)

   Как всякое движение народных толп, натиск этот был страшен.
   Малочисленные и кое-как выстроившиеся мушкетеры  не  могли  управлять
как следует лошадьми, и многие из них были смяты. Д'Артаньян хотел опус-
тить занавески кареты, по молодой король вытянул руку со словами:
   - Нет, господин д'Артаньян, я хочу видеть.
   - Если вашему величеству угодно видеть, смотрите, - проговорил  д'Ар-
таньян.
   И, обернувшись к толпе с яростью, делавшей его таким опасным, он  об-
рушился на вожака бунтовщиков, который с пистолетом в одной  руке  и  со
шпагой в другой старался проложить себе путь к карете,  борясь  с  двумя
мушкетерами.
   - Дорогу, черт побери, дорогу! - крикнул д'Артаньян.
   При звуке этого голоса человек с пистолетом и шпагой  поднял  голову,
но было уже поздно: шпага д'Артаньяна пронзила ему грудь.
   - Ах, черт побери! - вскричал д'Артаньян,  тщетно  стараясь  сдержать
свой удар. - Зачем вы здесь, граф?
   - Должна же свершиться моя судьба, - ответил Рошфор,  падая  на  одно
колено. - Я три раза оправлялся от ударов вашей шпаги, но от  четвертого
уже не оправлюсь.
   - Граф, - сказал д'Артаньян с волнением, - я не видел,  что  это  вы.
Мне будет тяжело, если вы умрете с чувством ненависти ко мне.
   Рошфор протянул д'Артаньяну руку.
   Д'Артаньян взял ее. Граф хотел что-то сказать, но кровь хлынула у не-
го горлом, по телу прошла последняя судорога, и он испустил дух.
   - Назад, канальи! - крикнул д'Артаньян. - Ваш вожак умер. Вам  нечего
больше здесь делать.
   Действительно, граф Рошфор был душой этого возмущения; толпа,  увидев
его смерть, дрогнула и обратилась в беспорядочное бегство. Правая сторо-
на королевского экипажа почти очистилась от нее. Д'Артаньян с  двадцатью
мушкетерами бросился в Петушиную улицу, и весь отряд смутьянов рассеялся
как дым, рассыпавшись по площади Сен-Жермен-л'Оксеруа в направлении  на-
бережной.
   Д'Артаньян направился к Портосу, чтобы  в  случае  надобности  помочь
ему.
   Но Портос столь же хорошо справился со своей задачей, очистив от тол-
пы бунтовщиков левую сторону королевского экипажа, где  уже  отдернулась
занавеска, которую Мазарини, менее воинственно настроенный, чем  король,
велел опустить.
   Портос был задумчив и даже печален.
   - У вас странный вид для человека, одержавшего победу, -  сказал  ему
д'Артаньян.
   - Да и вы, мне кажется, чем-то взволнованы, - ответил ему Портос.
   - Мне есть от чего: я только что убил старого Друга.
   - Неужели! - сказал Портос. - Кого же?
   - Бедного графа Рошфора.
   - Мне тоже пришлось убить человека, который мне показался знакомым. К
несчастью, удар пришелся в голову, и кровь тотчас же залила ему лицо.
   - И он ничего не сказал, падая?
   - Нет, он сказал: "Ох"
   - Понимаю, - сказал д'Артаньян не в силах удержаться от смеха. - Если
он больше ничего не сказал, то вы узнали не очень много.
   - Ну что? - спросила королева.
   - Ваше величество, - сказал д'Артаньян, - дорога свободна.  Если  вам
угодно, мы можем продолжать наш путь.
   Действительно, кортеж беспрепятственно проехал дальше до самого собо-
ра Богоматери, где он был встречен духовенством, с коадъютором во главе,
приветствовавшим короля, королеву и министра, за благополучное возвраще-
ние которых он служил сегодня благодарственную мессу.
   Во время мессы, почти перед самым концом ее, в собор вбежал  запыхав-
шийся мальчик; быстро войдя в ризницу, он надел платье певчего  и,  про-
тискавшись затем сквозь наполнявшую собор толпу, приблизился  к  Базену,
который, в голубой рясе и с палочкой для зажигания свеч  в  руке,  вели-
чественно стоял против швейцарца у входа, ведшего на хоры.
   Почувствовав, что кто-то дергает его за рукав, Базен  опустил  глаза,
благоговейно поднятые к небу, и узнал Фрике.
   - Что такое? Как ты смеешь мешать мне при исполнении моих  обязаннос-
тей? - спросил мальчугана Базен.
   - Маняр, податель святой воды на паперти святого Евстафия...
   - Ну, что с ним?
   - ...во время свалки на улице получил сабельный удар в голову, -  от-
ветил Фрике. - Его ударил вот этот гигант, который вон там стоит,  види-
те, в золотом шитье.
   - Да? Ну, в таком случае ему не поздоровилось, - сказал Базен.
   - Он умирает и хотел бы перед смертью исповедаться  у  господина  ко-
адъютора, который, как говорят, может отпускать самые тяжкие грехи.
   - И он воображает, что господин коадъютор обеспокоит себя для него?
   - Да, потому что господин коадъютор будто бы обещал ему это.
   - А кто тебе это сказал?
   - Сам Майяр.
   - Ты его видел?
   - Конечно, я был там, когда он упал.
   - А что ты там делал?
   - Я кричал: "Долой Мазарини! Смерть кардиналу! На  виселицу  итальян-
ца!" Ведь вы сами учили меня так кричать.
   - Замолчи, обезьяна! - сказал Базен, с тревогой оглядываясь по сторо-
нам.
   - Бедняга Майяр сказал мне: "Беги за коадъютором, Фрике,  и  если  ты
приведешь его ко  мне,  я  сделаю  тебя  своим  наследником".  Подумайте
только, дядя Базен, наследником Майяра, подателя святой воды  с  паперти
святого Евстафия! Теперь моя будущность обеспечена! По я готов  и  даром
оказать ему услугу. Что вы скажете?
   - Пойду передам это господину коадъютору, - сказал Базен.
   И, подойдя медленно и почтительно к прелату, он  топнул  ему  на  ухо
несколько слов, на которые тот ответил утвердительным кивком головы.
   - Беги к раненому, - сказал Базен мальчику, - и скажи ему,  чтобы  он
немного потерпел: монсеньер будет у него через час.
   - Хорошо, - сказал Фрике, - теперь судьба моя обеспечена.
   - Кстати, - сказал Базен, - куда отнесли его?
   - Б башню святого Иакова.
   В восторге от успеха своего посольства, Фрике, не  снимая  певческого
костюма, в котором ему еще легче было пробираться сквозь толпу, поспешил
к башне св. Иакова.
   Как только месса кончилась, коадъютор, выполняя свое обещание и  даже
не сняв церковного облачения, отправился в старую башню, которую так хо-
рошо знал. Он поспел вовремя. Хотя раненый с каждой  минутой  становился
все слабее и слабее, он был еще жив. Коадъютору открыли  дверь  комнаты,
где лежал умирающий.
   Через несколько минут Фрике вышел оттуда, держа в руках тугой кожаный
мешок; он тотчас же открыл его и, к своему великому  удивлению,  увидел,
что мешок был набит золотом.
   Нищий сдержал слово: он сделал его своим наследником.
   - Ах, мать Наннета! - воскликнул Фрике, задыхаясь. - Ах, мать  Нанне-
та!
   Больше он ничего не мог сказать. Но если у него не было сил говорить,
то ноги сохранили всю свою силу. Он опрометью помчался по улицам и,  как
марафонский гонец, павший на афинской площади с лаврами в руках,  вбежал
в дом советника Бруселя и в изнеможении грохнулся на  пол,  рассыпая  из
мешка свои луидоры.
   Мать Наннета сначала подобрала золотые монеты, потом подняла Фрике.
   В это время королевский кортеж въезжал в ПалеРояль.
   - Господин д'Артаньян очень храбрый человек, матушка, - сказал  моло-
дой король.
   - Да, мой сын. Он оказал большие услуги вашему отцу. Будьте с ним по-
ласковей - он вам пригодится.
   - Господин капитан, - сказал д'Артаньяну юный король, выходя из каре-
ты, - королева поручила мне пригласить вас  отобедать  сегодня  с  нами,
вместо с вашим другом, бароном дю Валлоном.
   Это была великая честь для д'Артаньяна и  Портоса.  Последний  был  в
восторге. Однако в продолжение всего обеда  достойный  дворянин  казался
сильно озабоченным.
   - Что с вами, барон? - спросил д'Артаньян, спускаясь с ним по лестни-
це Пале-Рояля. - У вас был такой озабоченный вид за обедом.
   - Я все вспоминал, где я видел того нищего, которого убил.
   - И не можете вспомнить?
   - Нет.
   - Так подумайте об этом хорошенько, мой друг. Когда припомните,  ска-
жите мне. Хорошо?
   - Еще бы! - отвечал Портос.


        ЭПИЛОГ

   Вернувшись домой, оба друга нашли письмо от Атоса,  который  назначил
им на следующее утро свидание в гостинице "Карл Великий".
   Они легли очень рано, но оба долго не могли заснуть.
   Когда человек достигает своей заветной цели, успех все