етворившись этими словами, часовые дали им провожатого, который,
под предлогом их безопасности, должен был следить  за  ними.  Провожатый
пошел впереди, напевая:
   Храбрый герцог наш Бульон
   Подагрой нынче удручен.
   Песенка эта, весьма модная в ту пору, состояла из бесчисленного коли-
чества куплетов, и в ней доставалось всем героям дня.
   Подъезжая к дому герцога  Бульонского,  наши  путники  встретили  ма-
ленький отряд из трех человек; люди эти знали, видимо, все  пароли,  так
как ехали без провожатого, и стоило им сказать несколько слов  встречным
часовым, как их тотчас же пропускали с почетом, подобавшим,  надо  пола-
гать, их рангу.
   Увидев их, Атос и Арамис остановились.
   - Ого! - сказал Арамис. - Вы видите, граф?
   - Да, - отвечал Атос.
   - Как вы думаете, кто эти всадники?
   - А как вы полагаете?
   - Мне кажется, это паши приятели.
   - Вы не ошиблись. Я узнал Фламарана.
   - А я узнал Шатильона.
   - А всадник в коричневом плаще...
   - Кардинал!..
   - Собственной персоной!
   - Как это они, черт побери, не боятся показываться у самого дома гер-
цога Бульонского? - спросил Арамис.
   Атос на это только улыбнулся, ничего не ответив. Через пять минут они
стучали у двери герцога.
   У входа стоял часовой, как это полагается в домах лиц с высоким поло-
жением, а во дворе находился - даже маленький отряд, подчиненный  помощ-
нику принца Копти. Как говорилось в песенке, герцог  Бульонский  страдал
приступом подагры и лежал в постели. Но, несмотря  на  эту  тяжелую  бо-
лезнь, мешавшую ему ездить верхом уже целый месяц, то есть с того самого
момента, как началась осада Парижа, он все же согласился  принять  графа
де Ла Фер и шевалье д'Эрбле.
   Друзей ввели к герцогу. Больной лежал на кровати, тем не менее в  са-
мой воинственной обстановке. На стенах были развешаны  шпаги,  аркебузы,
пистолеты, латы, и нетрудно было предвидеть, что как только герцог  выз-
доровеет, он тотчас же задаст врагам парламента самую хитрую  задачу.  А
пока, к крайней своей досаде, - по его словам, - он был вынужден  лежать
в постели.
   - Ах, господа, - воскликнул он, увидев своих двух  гостей  и  сделав,
чтобы приподняться, усилие, вызвавшее на его лице гримасу  страдания,  -
какие вы счастливцы! Вы можете ездить верхом,  двигаться,  сражаться  за
народное дело, меж тем как я, - вы сами видите, - прикован к своему  од-
ру. Черт бы побрал эту подагру, - добавил он, и по лицу его снова пробе-
жала судорога боли. - Чертова подагра!
   - Монсеньер, - сказал Атос, - мы прибыли ид Англии и, попав в  Париж,
сочли своим первым долгом узнать о вашем здоровье.
   - Благодарю пас, господа, благодарю, - отвечал герцог. - Здоровье мое
плохо, как вы видите, очень плохо... Чертова подагра! А, так вы приехали
из Англии? Король Карл пребывает в добром здравии, я слышал?
   - Он умер, монсеньер, - сказал Арамис.
   - Неужели? - воскликнул герцог в изумлении.
   - Он умер на эшафоте по приговору парламента.
   - Не может быть!
   - Казнь произошла в нашем присутствии.
   - Что же мне говорил господин Фламаран?
   - Господин Фламаран? - переспросил Арамис.
   - Да, он только что вышел отсюда.
   Атос улыбнулся.
   - С двумя спутниками? - сказал он.
   - Да, с двумя спутниками, - ответил герцог и тотчас прибавил с  неко-
торой тревогой: - Разве вы их встретили?
   - Да, кажется, на улице, - ответил Атос и с улыбкой взглянул на  Ара-
миса, который, со своей стороны, глядел на него с некоторым удивлением.
   - Чертова подагра! - воскликнул герцог, явно чувствуя себя неловко.
   - Монсеньер, - сказал Атос, - надо быть глубоко  преданным  народному
делу, чтобы оставаться, будучи больным, во главе армии. Такая  стойкость
вызывает во мне и в господине д'Эрбле величайшее восхищение.
   - Что делать, господа! Надо жертвовать собой ради народного блага,  и
лучшим примером этого являетесь вы, столь смелые и преданные, вы,  кото-
рым мой дорогой друг, герцог Бофор, обязан своей свободой, а может быть,
и жизнью. И вот, как видите, я приношу себя в жертву; но, признаюсь, си-
лы начинают изменять мне. Голова и сердце у меня в порядке; но эта  чер-
това подагра убивает меня, и признаюсь вам, если  бы  двор  удовлетворил
мои требования, вполне справедливые, потому что я прошу только уже  обе-
щанное мне прежним кардиналом возмещение, взамен отнятого у меня Седанс-
кого герцогства... так вот, признаюсь вам, если бы мне дали владения той
же стоимости, возместив все убытки, понесенные мною за то время,  что  я
им не пользовался, именно за восемь лет, - далее, если бы прибавили кня-
жеский титул к родовым титулам моего дома, снова назначили  моего  брата
Тюренна главнокомандующим, - то я тотчас бы удалился  в  свои  поместья,
предоставив двору и парламенту улаживать самим свои дела, как им  забла-
горассудится.
   - И вы были бы совершенно правы, монсеньер, - сказал Атос.
   - Таково ваше мнение, не правда ли, граф де Ла Фер?
   - Вполне.
   - И ваше также, шевалье д'Эрбле?
   - И мое также.
   - В таком случае уверяю вас, господа, - продолжал  герцог,  -  я,  по
всей вероятности, остановлюсь на этом решении. Двор делает мне в настоя-
щее время различные предложения, и от меня одного  зависит,  принять  их
или нет. До сих пор я от них отказывался, но если такие  люди,  как  вы,
говорят мне, что я не прав, да еще чертова подагра лишает  меня  возмож-
ности по-настоящему служить парижанам, то, честное слово, мне очень  хо-
чется последовать вашему совету и принять предложение, только  что  сде-
ланное господином де Шатильоном.
   - Примите его, герцог, - сказал Арамис, - примите его.
   - Честное слово, я его приму. Мне даже досадно, что я сейчас чуть  не
отказался... Но на завтра у нас опять назначена встреча, и тогда мы пос-
мотрим.
   Оба друга стали прощаться с герцогом.
   - Идите, господа, - сказал он им, - идите: вы, наверное, устали с до-
роги. Бедный король Карл! Впрочем, он сам отчасти виноват,  а  мы  можем
утешать себя уверенностью, что Франции не в чем себя упрекнуть, она сде-
лала все, что могла, для его спасения.
   - О, что касается этого, - сказал Арамис, -  то  мы  тому  свидетели,
кардинал Мазарини в особенности...
   - Я рад, что вы к нему справедливы. Кардинал, в сущности,  совсем  не
плохой человек, и если бы он не был иностранцем... о, тогда ему все  от-
давали бы должное. Ах, эта чертова подагра!..
   Атос и Арамис вышли из комнаты, но стоны больного преследовали их  до
самой передней. Было видно, что герцог страдает, как грешник в аду.
   Выйдя на улицу, Арамис спросил Атоса:
   - Ну, что вы скажете?
   - О чем именно? - спросил тот.
   - Да о нашем герцоге, черт возьми!
   - Друг мой, я думаю то самое, что поется в  песне,  которую  пел  наш
провожатый, - ответил Атос:
   Храбрый герцог наш Бульон
   Подагрой нынче удручен.
   - А вы заметили, - сказал Арамис, - что по этой причине я ни слова не
сказал ему о деле, которое привело нас к нему?
   - Вы поступили очень разумно: у него от ваших слов только усилился бы
приступ подагры. Едем теперь к Бофору.
   И оба друга направились к особняку Вандомов.  Пробило  десять  часов,
когда они подъехали к воротам.
   Здесь была такая же охрана, как и у дома герцога: вид  был  такой  же
воинственный. Во дворе стояли посты и возвышались пирамиды ружей.  Часо-
вые расхаживали взад и вперед. Тут же были привязаны оседланные  лошади.
Атос и Арамис столкнулись в воротах с двумя всадниками, которым пришлось
посторониться, чтобы дать им дорогу.
   - Ага! Это положительно ночь приятных встреч!  воскликнул  Арамис.  -
Нам очень не повезет, если мы не встретимся завтра; сегодня мы то и дело
встречаемся.
   - О, что до нашей встречи, сударь, - ответил Шатильон  (так  как  это
именно он выезжал вместе с Фламараном из дома герцога Бофора), -  то  вы
можете быть спокойны: раз мы, не ища друг друга, встретились ночью,  то,
без сомнения, встретимся и днем, если постараемся.
   - Очень надеюсь, сударь, - сказал Арамис.
   - А я вполне уверен, - сказал герцог.
   Фламаран и Шатильон продолжали свой путь, Атос и Арамис спешились. Но
не успели они отдать поводья слугам и сбросить с себя плащи, как  к  ним
подошел какой-то человек; он сначала всматривался  в  них  при  неверном
свете фонаря, висевшего среди двора, потом вдруг вскрикнул от  изумления
и бросился их обнимать.
   - Граф де Ла Фер! - воскликнул он. - Шевалье д'Эрбле! Как вы сюда по-
пали, в Париж?
   - Рошфор! - вскричали оба друга в один голос.
   - Да, это я, мы приехали, как вы знаете, из Вандома четыре  или  пять
дней тому назад и собираемся  хорошенько  насолить  Мазарини.  Вы  также
по-прежнему из наших, я полагаю?
   - Больше чем когда-либо. А герцог?
   - Он ненавидит кардинала. Вы знаете об успехах нашего дорогого герцо-
га? Настоящий король Парижа! Стоит ему показаться на  улице,  как  толпа
готова задушить его от восторга.
   - Великолепно! - сказал Арамис. - Но скажите, это Фламаран и Шатильон
выехали сейчас отсюда?
   - Да, это были они. Герцог только что принимал их. Они  явились,  без
сомнения, от имени Мазарини, но уехали ни с чем, смею вам поручиться.
   - Надо надеяться! - сказал Атос. - Не окажет ли  нам  его  высочество
честь принять нас?
   - Еще бы! Немедленно же. Можете быть уверены, что вас его  высочество
всегда примет. Следуйте за мной. Я буду иметь честь ввести вас.
   Рошфор прошел вперед. Все двери распахнулись настежь перед ним и  его
друзьями. Они застали Бофора, когда он садился за ужин,  благодаря  мно-
жеству хлопот в этот вечер запоздавший. Не успел Рошфор доложить  принцу
о посетителях, как тот тотчас же отодвинул в сторону  стул,  на  который
собирался сесть, и устремился навстречу обоим друзьям.
   - А, это вы? Здравствуйте, господа! Вы пришли разделить со мной ужин,
не так ли? Буажоли, предупреди Нуармона, что у меня два гостя. Вы знаете
Нуармона, не правда ли, господа? Это мой дворецкий, преемник дяди Марто.
Он готовит прекраснейшие пироги, как вам известно. Буажоли,  скажи  ему,
чтобы он подал нам лучший из своих пирогов, но только не такой, какой он
приготовил для Ла Раме. Слава богу, нам теперь нет надобности в веревоч-
ных лестницах, кинжалах и грушах.
   - Ваше высочество, - сказал Атос, - не беспокойте  из-за  нас  вашего
знаменитого дворецкого, разнообразные и многочисленные таланты  которого
нам хорошо известны. Сегодня вечером, с разрешения вашего высочества, мы
хотели бы только осведомиться о вашем здоровье и выслушать ваши приказа-
ния.
   - О, что касается моего здоровья, то вы  сами  видите,  господа,  оно
превосходно. Здоровье, выдержавшее пять лет Венсенской крепости под  на-
чалом господина Шавиньи, устоит решительно против всего. А что  касается
моих приказаний, признаюсь, я в большом затруднении на этот счет.  Здесь
каждый отдает приказания, какие ему вздумается, и если так будет продол-
жаться, я кончу тем, что вовсе перестану их отдавать.
   - В самом деле? - сказал Атос. - Я думал, что  парламент  рассчитывал
на взаимное согласие принцев.
   - Да, наше согласие! Хорошее согласие! Что касается герцога  Бульонс-
кого, то с ним еще можно поладить: у него подагра, и он не покидает пос-
тели. Но что касается господина д'Эльбефа и его слоноподобных сыновей...
Вам известны, господа, куплеты, написанные на герцога д'Эльбефа?
   - Нет, монсеньер.
   - Неужели?
   И герцог запел:
   Д'Эльбеф и сыновья его
   Не устрашатся ничего:
   Они на площадях столицы
   Не устают грозить и злиться,
   Но лишь до дела мы дойдем,
   Сейчас же хвостик подожмем.
   И спесь и гордость на словах,
   Но дальше слов - мы ни на шаг.
   - Но коадъютор, надеюсь, не таков? - спросил Атос.
   - С коадъютором еще хуже! Избави нас бог от этих бунтующих  попов,  в
особенности когда у них латы под рясой. Вместо того чтобы  спокойно  си-
деть в своем епископском доме и служить мессы по случаю  побед,  которых
мы не одерживаем или при которых нас бьют, знаете вы, что он делает?
   - Нет.
   - Он формирует свой собственный полк, именуемый им "коринфским", наз-
начает, словно он маршал, лейтенантов и капитанов и,  словно  король,  -
полковников.
   - Пусть так, - сказал Арамис. - Но когда дело доходит до сражения,  я
надеюсь, он прочно сидит в архиепископском дворце?
   - Вовсе нет. Тут-то вы и ошибаетесь, милейший д'Эрбле.  Когда  прихо-
дится сражаться, он сражается. В конце концов оказывается, что,  получив
после смерти своего дяди кресло в парламенте, он  постоянно  путается  у
нас под ногами: в парламенте, в совете, на поле сражения. А принц  Конти
- генерал на картинке. И что это за картинка: принц-горбун! Да, все идет
очень скверно, господа! Очень скверно!
   - Так что вы, ваше высочество, недовольны? - сказал Атос, обменявшись
взглядом с Арамисом.
   - Недоволен? Скажите лучше, что мое высочество взбешено до такой сте-
пени, - вам я это скажу, другим говорить не стал бы, - до такой степени,
что если королера признает свою вину передо мной,  вернет  мою  мать  из
ссылки и назначит меня пожизненно адмиралом, как мне было обещано  после
смерти моего отца, адмирала, то я, кажется, соглашусь  дрессировать  со-
бак, умеющих говорить, что во Франции есть и похуже грабители, чем  гос-
подин Мазарини.
   На этот раз Атос и Арамис обменялись не только взглядом, но  и  улыб-
кой; если бы они даже не встретились с Шатильоном и Фламараном, то могли
бы угадать, что те побывали здесь раньше их. Поэтому они  ни  словом  не
обмолвились о том, что Мазарини находился в этот момент в Париже.
   - Монсеньер, - сказал Атос, - мы теперь вполне  удовлетворены.  Явив-
шись в этот час к вашему высочеству, мы не имели иной цели,  как  только
доказать нашу преданность и заявить вам, что мы всецело в вашем распоря-
жении как самые верные слуги.
   - Как мои самые верные друзья, господа, самые верные друзья.  Вы  это
доказали, и если я когда-либо примирюсь с двором, я надеюсь, в свою оче-
редь, доказать вам, что остался вашим другом, как и другом тех господ, -
черт возьми, как же их зовут, - д'Артаньян и Портос, кажется?
   - Д'Артаньян и Портос.
   - Да, вот именно! Итак, помните, граф де Ла Фер, и вы, шевалье д'Эрб-
ле, что я весь и всегда к вашим услугам.
   Атос и Арамис поклонились и вышли.
   - Дорогой мой Атос, - спросил Арамис, - вы, кажется, согласились  со-
путствовать мне только для того, чтобы дать мне урок?
   - Подождите, дорогой мой, - ответил Атос, - что вы еще скажете, когда
мы будем уходить от коадъютора.
   - Так идемте скорей в архиепископство, - сказал Арамис.
   И они направились в Старый город.
   Приближаясь к этой колыбели Парижа, Атос и Арамис  попали  на  улицы,
залитые водою; им снова пришлось взять лодку.
   Был уже двенадцатый час, но всем было известно, что к коадъютору мож-
но было являться в любое время. Его невероятно деятельная натура способ-
на была, в случае надобности, превращать день в ночь, и наоборот.
   Дворец архиепископа стоял в воде, и по бесчисленным лодкам,  окружав-
шим его, можно было вообразить, что находишься не в Париже, а в Венеции.
   Лодки сновали по всем направлениям, то  углубляясь  в  лабиринт  улиц
Старого города, то удаляясь по направлению  к  арсеналу  или  набережной
Сен-Виктор, где они плыли, как по озеру. На некоторых из этих лодок  ца-
рили мрак и таинственное молчание, на других было шумно, и они были  ос-
вещены. Оба друга, пробираясь между этих лодок, причалили к  дому.  Весь
нижний этаж епископского дворца был совершенно залит; но  к  стенам  его
были приставлены лестницы, и  потому  единственным  изменением,  которое
внесло наводнение, было то, что посетителям приходилось проникать в зда-
ние не через двери, а через окна.
   Таким образом и проникли Атос и Арамис в переднюю  дворца.  Она  была
переполнена лакеями, так как в приемной находилось с десяток разных  са-
новников.
   - Боже мой! - воскликнул Арамис. - Посмотрите, Атос. Неужели  возгор-
дившийся коадъютор заставит нас дожидаться в передней?
   Атос улыбнулся.
   - Милый друг, - ответил он, - надо считаться с  положением  людей,  с
которыми имеешь дело. Этот коадъютор в настоящее время один из семи  или
восьми королей, правящих Парижем, и у него целый двор.
   - Поэтому велим доложить о себе, и если прием его нам не  понравится,
пусть он без нас занимается делами Франции и своими  собственными.  Наше
дело сейчас - подозвать лакея и вручить ему полпистоля.
   - Посмотрите!.. Я не ошибаюсь... ну, конечно, это Базен! Поди-ка  сю-
да, плут ты этакий!
   Базен, проходивший в эту минуту в своем духовном облачении через  пе-
реднюю, обернулся и, нахмурившись, посмотрел в их сторону, желая  знать,
кто тот дерзкий, который решился так позвать его. Но едва узнал он  Ара-
миса, как тотчас же обратился из тигра  в  ягненка  и  подошел  к  обоим
друзьям.
   - Как, это вы, господин шевалье? Это вы, граф? - воскликнул он. -  Вы
здесь в ту самую минуту, когда мы так беспокоимся о вас! О, как я счаст-
лив снова вас видеть!
   - Хорошо, хорошо, друг Базен, - сказал Арамис, - без комплиментов. Мы
пришли, чтобы повидать господина коадъютора; но мы спешим, и нам необхо-
димо видеть его сейчас же.
   - Конечно, - сказал Базен, - сию же минуту! Таких вельмож, как вы, не
заставляют ждать в передней. Только в настоящую минуту у него  секретная
беседа с неким господином де Брюи.
   - Де Брюи! - воскликнули Атос и Арамис в один голос.
   - Да, докладывая о нем, я хорошо запомнил его имя. Вы с ним  знакомы,
сударь? - добавил Базен, обернувшись к Арамису.
   - Кажется, я его знаю.
   - Что касается меня, - сказал Базен, - то он  был  до  такой  степени
плотно закутан в свой плащ, что я совершенно не мог рассмотреть его  ли-
ца. Теперь я пойду доложить о вас; может быть, мне и посчастливится.
   - Не нужно. Мы отложим свидание с господином коадъютором  до  другого
раза, не так ли, Атос?
   - Как вам будет угодно, - сказал граф.
   - Да, ему нужно обсудить слишком много важных дел с  этим  господином
де Брюи.
   - Должен ли я сказать ему, что вам было угодно посетить архиепископс-
кий дворец?
   - Нет, не стоит, - сказал Арамис. - Пойдемте, Атос.
   И оба друга, протискавшись сквозь толпу лакеев, вышли из дворца, про-
вожаемые Базеном, который почтительно отвешивал им поклоны.
   - Ну что, - спросил Атос, когда оба они уже были в лодке, -  согласны
вы теперь со мной, мой друг, что мы оказали бы медвежью услугу всем этим
господам, задержав Мазарини?
   - Вы воплощенная мудрость, Атос, - отвечал Арамис.
   Всего более поразило обоих друзей, что французский двор  проявил  так
мало интереса к страшным событиям, совершившимся в Англии, тогда как, по
их мнению, эти события должны были приковать внимание всей Европы.
   В самом деле, не считая несчастной вдовы и сироты принцессы,  плакав-
ших в одном из закоулков Лувра, никто, казалось, не думал о том, что был
когда-то на свете король Карл I и что король этот только что  казнен  на
эшафоте.
   Оба друга, условившись встретиться на следующий день в десять  часов,
расстались. Несмотря на позднее время, Арамис заявил, что должен сделать
несколько неотложных визитов, и предоставил Атосу вернуться в  гостиницу
одному.
   На следующий день, ровно в десять часов, они встретились. Атос  вышел
из гостиницы чуть свет, уже в шесть часов утра.
   - Ну, что у вас нового? - спросил Атос.
   - Ничего. Д'Артаньяна никто не видел, и Портос тоже не появлялся... А
у вас?
   - Тоже ничего.
   - Черт возьми! - воскликнул Арамис.
   - Действительно. Это запоздание непонятно: они отправились кратчайшей
дорогой и должны были прибыть раньше нас.
   - Прибавьте к этому, - заметил Арамис, - что нам хорошо известна  по-
рывистость Д'Артаньяна; он не из тех людей, которые стали бы терять вре-
мя, зная, что мы ждем его.
   - Если помните, он рассчитывал быть здесь пятого.
   - А сегодня девятое. Сегодня вечером срок истекает.
   - Что вы намерены делать, - спросил Атос, - если сегодня не будет ни-
каких вестей?
   - Черт возьми! Отправиться разыскивать его.
   - Хорошо, - сказал Атос.
   - А Рауль? - спросил Арамис.
   Легкое облачко омрачило лицо графа.
   - Рауль сильно беспокоит меня, -  ответил  он.  -  Он  вчера  получил
письмо от принца Конде; он поехал к нему в Сеп-Клу и с тех пор не  возв-
ращался.
   - Вы не видели госпожу де Шеврез?
   - Я не застал ее. А вы, Арамис, как будто должны были посетить госпо-
жу де Лонгвиль?
   - Я был у нее.
   - Ну и что же?
   - Тоже не застал. Но она, по крайней мере, оставила свой новый адрес.
   - Где же она?
   - Угадайте.
   - Как могу я угадать, где находится в полночь, - так как я  предпола-
гаю, что вы отправились к ней вчера, расставшись со мной, - где находит-
ся в полночь самая очаровательная и самая деятельная изо всех фрондерок?
   - В ратуше, мой милый.
   - Как, в ратуше? Разве ее избрали мэром?
   - Нет, но она на время стала королевой Парижа, и так как она не реши-
лась сразу поселиться в Пале-Рояле или в Тюильри, то переехала в ратушу,
где и собирается подарить милейшему герцогу наследника или наследницу.
   - Вы ничего не говорили мне об этом обстоятельстве, Арамис, -  сказал
Атос.
   - Ба! В самом деле? Простите, это простая забывчивость с моей  сторо-
ны.
   - А теперь, - спросил Атос, - чем мы займемся до вечера? Мы, кажется,
обречены на бездействие?
   - Вы забыли, мой друг, что у нас есть неотложное дело.
   - Какое и где именно?
   - В Шарантоне, черт побери! Я надеюсь встретить там некоего господина
де Шатильона, которого ненавижу с давних пор.
   - Почему?
   - Потому что он брат некоего Колиньи.
   - Ах, правда... Я совсем было забыл... Это тот,  который  возомнил  о
себе, что он ваш соперник. Он был жестоко наказан за свою дерзость,  мой
друг. Поистине, это должно было бы удовлетворить вас.
   - Да, но что поделаешь? Это меня не удовлетворяет. Я злопамятен.  Это
единственное, что во мне есть от церкви.  Впрочем,  вы  сами  понимаете,
Атос, что совсем не обязаны сопровождать меня.
   - Полноте, - сказал Атос, - вы шутите.
   - В таком случае, мой друг, если  вы  действительно  решились  отпра-
виться вместе со мною, нам нельзя терять времени.  Я  слышал  барабанный
бой, встретил несколько пушек и видел на площади у ратуши горожан, стро-
ившихся в боевой порядок; по всей вероятности, сражение произойдет возле
Шарантона, как это вчера предсказывал герцог Шатильоы.
   - А мне казалось, что ночные переговоры несколько охладили воинствен-
ный пыл.
   - Да, конечно, но драться все будут, хотя бы для  того,  чтобы  лучше
замаскировать эти переговоры.
   - Бедные французы! - сказал Атос. - Они идут на смерть для того, что-
бы Седан был возвращен герцогу Бульонскому и  чтобы  господин  де  Бофор
стал пожизненным адмиралом, а коадъютор - кардиналом.
   - Полноте, полноте, дорогой мой! - сказал Арамис. -  Сознайтесь,  что
вы не философствовали бы на эту тему, если бы Рауль ваш не  был  замешан
во всей этой сумятице.
   - Может быть, вы и правы, Арамис.
   - Итак, направимся туда, где происходит сражение;  это  будет  верным
средством найти д'Артаньяна, Портоса, а может быть, и Рауля.
   - Увы! - сказал Атос.
   - Друг мой, - сказал Арамис, - так как мы теперь в  Париже,  то,  мне
кажется, вы должны бросить привычку поминутно вздыхать. Война так война,
мой милый Атос. Разве вы уже перестали быть военным и сделались духовным
лицом? А! Поглядите-ка, вот маршируют горожане;  разве  это  не  увлека-
тельно? А этот капитан, посмотрите, у него совсем военная выправка!
   - Они выходят из улицы Мутон.
   - Барабанщик впереди. Совсем как настоящие солдаты. Да  взгляните  же
на этого молодца, как он раскачивается да выставляет грудь колесом.
   - Ого! - воскликнул Гримо.
   - Что такое? - спросил Атос.
   - Планше, сударь.
   - Вчера он был лейтенантом, - сказал Арамис, - сегодня он капитан,  а
завтра будет полковником. Через неделю  этот  молодчик  станет  маршалом
Франции.
   - Порасспросим-ка его, - сказал Атос.
   Они подошли к Планше, который, гордясь тем, что его видели  во  время
исполнения им служебных обязанностей, с важным видом объяснил,  что  ему
дано приказание занять позицию на Королевской площади вместе с двумяста-
ми людей, составляющими арьергард парижской армии, и оттуда двинуться  к
Шарантону, когда явится надобность.
   Так как Атос и Арамис направлялись в ту же сторону, они  примкнули  к
маленькому отряду. Планше довольно ловко проделал несколько маневров  со
своими людьми на Королевской площади и в  конце  концов  построил  их  в
арьергарде длинной цепи горожан, расположившихся вдоль улицы Сент-Аптуан
в ожидании сигнала к бою.
   - Денек будет жаркий, - воинственным тоном заявил Планше.
   - Да, конечно, - ответил Арамис. - Но только неприятель отсюда  дале-
ко.
   - Ничего, сударь, - сказал один из солдат, - скоро расстояние  сокра-
тится.
   Арамис поклонился, потом, обернувшись к Атосу, сказал:
   - Меня не соблазняет располагаться лагерем вместе с этими  людьми  на
Королевской площади. Едем вперед: мы увидим все гораздо лучше.
   - Кроме того, господин Шатильон не явится искать вас  на  Королевской
площади! Итак, вперед, мой друг!
   - Да ведь и вы собирались сказать два слова господину де Фламарану?
   - Друг мой, - сказал Атос, - я решил не вынимать шпагу из ножен, пока
меня не заставят это сделать.
   - С каких это пор?
   - С той минуты, как я вынул из ножен кинжал.
   - Вот что! Вы все еще вспоминаете господина  Мордаунта.  Не  хватает,
дорогой мой, чтобы вы терзались угрызениями совести из-за того, что  его
убили.
   - Шш... - произнес Атос, прикладывая палец к губам и  улыбаясь  столь
характерной для него грустной улыбкой, - не будем говорить о  Мордаунте;
это принесет нам несчастье.
   Атос поскакал к Шарантону через предместье и Феканскую  долину,  чер-
невшие вооруженными горожанами.
   Арамис, само собой разумеется, отставал от него не больше, чем на го-
лову лошади.


        XXXVI
   БИТВА ПОД ШАРАНТОНОМ

   По мере того как Атос и Арамис  продвигались  вперед,  проезжая  мимо
войск, расположенных эшелонами,  они  замечали,  что  доспехи  сменялись
блестящими латами, а пестрые алебарды новенькими мушкетами.
   - Мне кажется, здесь и будет настоящее поле сражения, -  сказал  Ара-
мис. - Посмотрите на этот кавалерийский отряд у моста, с пистолетами на-
готове. Берегитесь, везут пушку!
   - Послушайте, мой друг, - сказал Атос, - куда это  вы  привели  меня?
Мне кажется, что все окружающие  нас  люди  принадлежат  к  королевскому
войску. Не сам ли это Шатильон едет нам навстречу со своими двумя брига-
дирами?
   С этими словами Атос обнажил шпагу, меж тем как  Арамис,  решив,  что
они в самом деле перешли черту парижского лагеря, схватился за  пистоле-
ты.
   - Здравствуйте, господа, - сказал герцог, приблизившись к  ним,  -  я
вижу, вы не понимаете, что тут происходит, но одно слово вам все  объяс-
нит. У нас перемирие. Сейчас происходит совещание:  принц,  господин  де
Рец, Бофор и герцог Бульонский обсуждают положение дел. Поэтому одно  из
двух, шевалье: или дело не наладится, и мы тогда еще встретимся, или все
будет улажено, и я, избавившись от командования, опять-таки смогу встре-
титься с вами, шевалье.
   - Сударь, - сказал Арамис, - я больше ничего не желаю.  Но  позвольте
предложить вам один вопрос.
   - Пожалуйста.
   - Где находятся уполномоченные?
   - В самом Шарантоне, во втором доме направо при выезде из Парижа.
   - Это совещание было заранее условленно?
   - Нет, оно явилось, по-видимому, результатом нового предложения,  ко-
торое кардинал Мазарини сделал вчера вечером парижанам.
   Атос и Арамис, улыбнувшись, переглянулись друг с другом; им было луч-
ше всех известно, каковы были эти предложения, кому они были  сделаны  и
кто их сделал.
   - А дом, в котором собрались уполномоченные, кому он принадлежит?
   - Господину де Шанле, который командует вашими отрядами в  Шарантоне.
Я говорю: вашими отрядами, ведь, по-моему, вы фрондеры.
   - Да... почти, - сказал Арамис.
   - Как - почти?
   - Э, вам, сударь, лучше кого-либо другого известно, чего по  нынешним
временам никто с уверенностью не может сказать про себя, кто он такой.
   - Мы стоим за короля и принцев, - сказал Атос.
   - Однако нам надо объясниться, - сказал Шатильон. - Король с нами,  и
его главнокомандующие - герцог Орлеанский и принц Конде.
   - Да, - сказал Атос, - но его место в наших рядах, вместе с господами
Конти, Бофором, д'Эльбефом и герцогом Бульонским.
   - Весьма возможно, - сказал Шатильон. - Известно, как  мало  я  питаю
расположения к Мазарини. Все мои интересы связаны с Парижем; я там  веду
процесс, от которого зависит мое благосостояние, и я только что  совето-
вался с моим адвокатом.
   - В Париже?
   - Нет, в Шарантоне... Его зовут Виоль; вы его  знаете  понаслышке,  -
прекрасный человек, правда - немного упрямый, недаром сидит в  парламен-
те. Я рассчитывал повидаться с ним вчера вечером, но наша с вами встреча
помешала мне заняться собственными делами. А так как я не могу их откла-
дывать, то воспользовался для этого перемирием; вот почему я и  нахожусь
здесь.
   - Господин Виоль, значит, дает свои  советы  под  открытым  небом?  -
спросил, смеясь, Арамис.
   - Да, сударь, и даже сидя верхом  на  лошади.  Он  сегодня  командует
пятьюстами стрелков, и, чтобы оказать ему честь, я  нанес  ему  визит  в
сопровождении двух маленьких пушек, которые вас так удивили. Признаться,
я его сразу не узнал: он нацепил поверх своей  мантии  длинную  шпагу  и
заткнул за пояс пистолеты. Это придает ему очень  грозный  вид,  который
позабавил бы вас, если бы вы имели счастье встретиться с господином Вио-
лем.
   - Если он действительно так забавен, - сказал Арамис, -  может  быть,
стоит поискать его.
   - В таком случае спешите, потому  что  совещание  должно  скоро  кон-
читься.
   - А если оно ничем не кончится, - сказал Атос, - вы попытаетесь овла-
деть Шарантоном?
   - Мне дан такой приказ. Я командую атакующим отрядом и сделаю все  от
меня зависящее, чтобы достигнуть успеха.
   - Но так как вы командуете кавалерией... - сказал Атос.
   - Простите, я командую всем войском.
   - Тем лучше... Тогда вы должны знать всех ваших офицеров. Я хочу ска-
зать, конечно, выдающихся.
   - Да, приблизительно.
   - Так будьте добры сказать мне, нет ли среди ваших офицеров господина
д'Артаньяна, лейтенанта мушкетеров?
   - Нет, его нет у нас; он уже более шести месяцев тому  назад  покинул
Париж, и говорят, его послали с особой миссией в Англию.
   - Я это знаю. Но я думал, что он возвратился.
   - Нет, насколько мне известно, никто его не встречал. Я могу ответить
вам с полной уверенностью, тем более что мушкетеры принадлежат  к  нашей
партии. Сейчас господин Камбон временно заменяет господина д'Артаньяна.
   Друзья переглянулись.
   - Вы видите, - сказал Атос.
   - Это странно, - проговорил Арамис.
   - Без сомнения, с ними дорогой случилась какая-нибудь беда.
   - Сегодня восьмое, вечером истекает последний срок. Если сегодня  ве-
чером мы не получим от них вестей, завтра мы двинемся в путь.
   Атос утвердительно кивнул головой; потом,  обернувшись  к  Шатильону,
спросил его, немного стесняясь выказывать свои отеческие  чувства  перед
насмешливым Арамисом:
   - Скажите, господин герцог, имеет ли честь быть вам известным  госпо-
дин де Бражелон, молодой человек лет пятнадцати, состоящий при его высо-
честве?
   - Да, конечно, - ответил Шатильон. - Он сегодня приехал к нам  вместе
с принцем. Это прекрасный молодой человек. Он из ваших друзей, граф?
   - Да, - ответил с волнением Атос. - И настолько, что я очень желал бы
видеть его. Возможно, ли это?
   - Вполне возможно. Будьте добры последовать за мной, и я провожу  вас
в главную квартиру.
   - Что это? - сказал Арамис, оборачиваясь. -  Позади  вас  слышен  ка-
кой-то шум?
   - Действительно, на нас скачет отряд кавалеристов, - сказал Шатильон.
   - Я узнаю господина коадъютора по фрондерской шляпе.
   - А я узнаю Бофора по белым перьям.
   - Они несутся карьером. С ними принц Конде.
   - Вот он отделился от них!
   - Бьют сбор! - воскликнул Шатильон. - Слышите? Надо узнать, в чем де-
ло.
   Действительно, видно было, как солдаты бросились к оружию, а  спешив-
шиеся кавалеристы снова вскочили на коней. Горнисты играли,  барабанщики
били тревогу. Г-н Бофор обнажил шпагу.
   Принц, со своей стороны, дал сигнал к сбору, и все офицеры  королевс-
кой армии, смешавшиеся на время с парижанами, бросились к нему.
   - Господа, - сказал Шатильон, - перемирие кончилось. Очевидно, предс-
тоит сражение. Поворачивайте в Шарантон, потому что я тотчас начну  ата-
ку. Принц уже подает мне сигнал.
   Действительно, раздался троекратный звук сигнального рожка принца.
   - До свиданья, шевалье! - воскликнул Шатильон и тотчас же поскакал  к
своему отряду.
   Атос и Арамис повернули своих лошадей и  поехали  приветствовать  ко-
адъютора и г-на Бофора; что же касается герцога Бульонского, то  у  него
перед самым концом совещания сделался такой  ужасный  припадок  подагры,
что его пришлось отправить в  Париж  на  носилках.  Вместо  него  герцог
д'Эльбеф, окруженный своими четырьмя сыновьями, объезжал ряды  парижской
армии. Тем временем между Шарантоном и королевской  армией  образовалось
большое свободное пространство, как бы предназначенное стать местом упо-
коения для мертвых.
   - Этот Мазарини действительно позор Франции, - сказал коадъютор, стя-
гивая свой кожаный пояс, на котором, как у воинственных прелатов средне-
вековья, висела его сабля поверх архиепископской рясы. - Он хочет управ-
лять Францией, как своим поместьем. Только избавившись от него,  Франция
станет счастливой и спокойной.
   - Кажется, они не сговорились насчет цвета шляпы, - сказал Арамис.
   В эту минуту Бофор высоко поднял шпагу.
   - Господа, - сказал он, - наша дипломатия не приведи ни  к  чему.  Мы
хотели избавиться от этого негодяя Мазарини, но влюбленная королева  хо-
чет непременно сохранить его своим министром; поэтому нам только и оста-
ется, что основательно поколотить его.
   - Отлично! - сказал коадъютор. - Узнаю красноречие Бофора. Господа, -
добавил он, тоже обнажая шпагу, - враги приближаются. Сократим  им  путь
наполовину.
   И, не заботясь о том, следуют ли за  ним,  он  поскакал  вперед.  Его
полк, носивший имя "коринфского", в честь его архиепископства,  заволно-
вался и двинулся вслед за ним.
   Бофор, со своей стороны, направил кавалерию,  под  начальством  Нуар-
мутье, на Этамп, где она должна была встретить обоз  с  продовольствием,
нетерпеливо ожидаемый парижанами. Бофор должен был его прикрывать.
   Шанле, оставшийся со своим отрядом на месте,  приготовился  выдержать
натиск неприятеля и, если противник будет  отброшен,  попытаться  самому
сделать вылазку.
   Через полчаса бой разгорелся во всех пунктах. Коадъютор, завидовавший
Бофору, который слыл храбрецом, бросился вперед, творя чудеса храбрости.
Военное дело, как известно, было его призванием,  и  он  бывал  счастлив
всякий раз, когда ему представлялся случай обнажить  шпагу,  безразлично
за кого и за что. Но на этот раз, выказав  себя  отличным  солдатом,  он
оказался плохим начальником. С семью - или восемьюстами человек он  бро-
сился в атаку на трехтысячный отряд,  который,  сомкнув  ряды,  заставил
отступить солдат коадъютора в полном  беспорядке.  Но  огонь  артиллерии
Шанле привел в замешательство королевскую армию. Впрочем, ненадолго: она
слегка отошла под прикрытие нескольких домов и  лесочка  и  затем  снова
построилась в боевой порядок.
   Считая момент этот благоприятным, Шанле бросился во главе своего  от-
ряда преследовать неприятеля. Но, как мы сказали, тот уже перестроился и
перешел в наступление, предводительствуемый лично Шатильоном. Атака была
такой жестокой и ловкой, что Шанле и его  солдаты  были  почти  окружены
неприятелем. Шанле дал знак к отступлению, и отряд  его  стал  медленно,
шаг за шагом, отходить. К несчастью, вскоре Шанле упал,  смертельно  ра-
ненный.
   Увидев это, Шатильон громко объявил о смерти Шанле, что удвоило храб-
рость королевской армии и совершенно расстроило два  полка,  с  которыми
Шанле вел атаку. Каждый думал только о своем спасении и о  том,  как  бы
добраться до укреплений, у которых коадъютор старался снова собрать свой
расстроенный отряд.
   Вдруг навстречу победителям, в  беспорядке  гнавшимся  за  беглецами,
выступил эскадрон кавалерии. Во главе его ехали Атос  и  Арамис.  Арамис
держал шпагу и пистолет в руках, тогда как шпага Атоса была в ножнах,  а
пистолет в кобуре. Атос был спокоен и холоден, точно находился на  пара-
де; только на его красивом благородном лице  выражалось  сожаление,  что
люди убивали друг друга, принося себя  в  жертву  упрямству  королевы  и
мстительности принцев. Арамис, напротив, по  своему  обыкновению,  рубил
направо и налево, словно опьяненный. Его  живые  глаза  сверкали,  тонко
очерченный рот улыбался зловещей улыбкой, его раздувающиеся ноздри  вды-
хали запах крови. Каждый удар его шпаги был смертелен, а рукояткой  пис-
толета он добивал раненого, делавшего попытку подняться.
   В передних рядах королевской армии выделились два  всадника:  один  в
золоченой кирасе, другой в простом кожаном нагруднике,  из-под  которого
выступали рукава голубого бархатного камзола. Всадник в золоченых  латах
подскакал к Арамису и нанес ему удар шпагой, который  Арамис  отразил  с
своей обычной ловкостью.
   - А, это вы, Шатильон! - воскликнул он. - Добро пожаловать, я  поджи-
дал вас.
   - Надеюсь, я не заставил вас долго ждать, - отвечал тот. - Я к  вашим
услугам.
   - Господин де Шатильон, - сказал Арамис, вынимая из кобуры  пистолет,
который он приберег на этот случай, - если ваш пистолет не  заряжен,  вы
погибли.
   - По счастью, - сказал Шатильон, - он заряжен.
   С этими словами герцог прицелился и выстрелил. Но в тот момент, когда
он спускал курок, Арамис нагнул голову, и пуля  пролетела,  не  причинив
ему вреда.
   - Вы промахнулись! - вскричал Арамис. - Но уж я,  клянусь  богом,  не
промахнусь.
   - Если я дам вам на это время! - воскликнул Шатильон,  пришпорив  ло-
шадь и налетая на Арамиса с высоко поднятой шпагой.
   Арамис ждал его со страшной улыбкой, которая была ему  свойственна  в
такие минуты. Видя Шатильона, мчавшегося на Арамиса с быстротой  молнии,
Атос открыл уже рот, чтобы крикнуть: "Стреляйте! Стреляйте же!  -  когда
раздался выстрел, и Шатильон, раскинув руки, опрокинулся на  круп  своей
лошади. Пуля попала ему в грудь через вырез лат.
   - Я убит! - прошептал герцог, падая с лошади на землю.
   - Я вам это предсказал, сударь, и  теперь  сожалею,  что  так  хорошо
сдержал слово. Могу я помочь вам чемнибудь?
   Шатильон сделал знак рукой, и Арамис намеревался уже сойти с  лошади,
как вдруг почувствовал жестокий удар  в  бок.  Это  был  удар  шпаги,  к
счастью пришедшийся на кирасу.
   Он живо обернулся, схватил  своего  нового  врага  за  руку  и  вдруг
вскрикнул одновременно с Атосом:
   - Рауль?
   Молодой человек узнал шевалье д'Эрбле и голос своего отца; он выронил
шпагу. В то же мгновение несколько всадников из парижской  армии  броси-
лись на Рауля, но Арамис прикрыл его своей шпагой и закричал:
   - Это мой пленник. Проезжайте!
   Тем временем Атос взял под уздцы лошадь своего сына и вывел  с  места
схватки.
   В этот момент принц, спешивший с подкреплениями к Шатильону, появился
на поле битвы; его узнали по орлиному взгляду и по тем страшным  ударам,
которые он рассыпал во все стороны.
   При виде его полк архиепископа коринфского, который коадъютору,  нес-
мотря на все старания, не удалось привести в порядок, бросился наперерез
парижским солдатам, расстроил их ряды и, ворвавшись в Шарантон, промчал-
ся через него без остановки. Коадъютор, увлеченный общим потоком,  прос-
какал мимо группы, где находились Атос с Арамисом и Раулем.
   - Ага! - сказал Арамис, который в своей ревности  не  мог  не  позло-
радствовать по поводу поражения, которое потерпел коадъютор. - Как архи-
епископ, монсеньер, вы должны знать Священное писание.
   - При чем тут Священное писание? - спросил коадъютор.
   - Принц поступил с вами нынче, как апостол Павел в первом послании  к
коринфянам.
   - Полноте, - сказал Атос, - это остроумно, но  сейчас  не  место  для
острот. Вперед, вперед или, вернее, назад, так как,  по-видимому,  битва
проиграна фрондерами.
   - Мне это безразлично, - сказал Арамис. - Я был здесь только для  то-
го, чтобы встретиться с Шатильоном. Я его встретил и  теперь  удовлетво-
рен. Дуэль с Шатильоном - тут есть чем гордиться!
   - И вдобавок к этому еще пленник, - сказал Атос, указывая на Рауля.
   Три всадника продолжали свой путь галопом.
   Молодой человек трепетал от радости, увидя  снова  своего  отца.  Они
скакали рядом, держа друг друга за руки. Отъехав далеко от  поля  сраже-
ния, Атос спросил молодого человека:
   - Зачем вы были, мой друг, в первых рядах сражающихся?  Мне  кажется,
это не ваше место: вы были плохо вооружены для боя.
   - Я не собирался сегодня сражаться. Мне было дано поручение к  карди-
налу, и я ехал в Рюэй, но, увидев господина  де  Шатильона,  готового  к
бою, я почувствовал желание быть вместе с ним. Тут-то он и сообщил  мне,
что два офицера из парижской армии ищут меня, и назвал мне графа  де  Ла
Фер.
   - Как!.. Вы знали, что мы здесь, и вы хотели убить вашего  друга  ше-
валье д'Эрбле?
   - Я не узнал шевалье в его доспехах, - сказал Рауль, краснея. - Но  я
должен был бы узнать его по ловкости и хладнокровию.
   - Благодарю за комплимент, мой юный друг, - сказал Арамис.  -  Видно,
что вы хорошо воспитаны.
   - Но вы ехали в Рюэй, говорите вы?
   - Да.
   - К кардиналу?
   - Конечно. Я везу его преосвященству письмо от принца.
   - Надо передать его, - сказал Атос.
   - Ах, пожалуйста, без ложного великодушия, граф.  Черт  возьми!  Наша
участь и, что еще важнее, участь наших друзей, быть может, заключается в
этом письме.
   - Но должен же молодой человек выполнить свой долг, - сказал Атос.
   - Граф, вы забываете, что этот молодой человек - пленник. Ведь мы во-
юем по всем правилам военного искусства. К тому же побежденным не следу-
ет быть разборчивыми в выборе средств. Дайте письмо, Рауль.
   Рауль колебался. Он взглянул на Атоса, стараясь прочесть в его взгля-
де совет, как поступить.
   - Дайте письмо, Рауль, - сказал Атос. - Вы пленник шевалье д'Эрбле.
   Рауль нехотя уступил; Арамис, менее щепетильный, чем граф де Ла  Фер,
быстро схватил письмо, прочел его и, передавая его Атосу, сказал:
   - Прочтите и подумайте о том, что здесь написано. Вы  убедитесь,  что
само провидение отдало нам в руки это письмо, чтобы мы знали его  содер-
жание.
   Атос взял в руки письмо, хмуря свои красивые брови, но мысль  о  том,
что в письме этом речь может идти о д'Артаньяне, заставила  его  переси-
лить отвращение, которое он питал к чтению чужих писем.
   Вот что было в письме:
   "Монсеньер, я пришлю сегодня вашему преосвященству  для  подкрепления
отряда господина Коменжа требуемых вами десять человек. Это, ваше преос-
вященство, люди очень подходящие для охраны двух серьезных  противников,
ловкости и решительности которых вы так опасаетесь".
   - Ого! - воскликнул Атос.
   - Ну что же, - спросил Арамис, - кто, по вашему мнению, те  два  про-
тивника, для охраны которых, кроме отряда Коменжа, нужно еще десять  от-
борных солдат? Не похожи ли они как две капли воды на д'Артаньяна и Пор-
тоса?
   - Посвятим весь день розыскам в Париже, - сказал Атос, -  и  если  до
вечера ничего не узнаем, то выедем на Пикардийскую дорогу, и я  ручаюсь,
что благодаря изобретательности д'Артаньяна мы  не  замедлим  найти  ка-
кое-нибудь указание на то, где они находятся.
   - Едем в Париж и спросим Планше, не слыхал ли он о своем бывшем  гос-
подине.
   - Бедный Планше! Вы так просто говорите о нем, Арамис,  а  между  тем
он, наверное, убит. Все воинственные горожане вышли из города, и,  веро-
ятно, произошло страшное побоище...
   Так как это было вполне возможно, то оба друга возвратились  в  Париж
весьма встревоженные и направились к Королевской площади, где  рассчиты-
вали навести справки об этих бедных горожанах. Каково же было их удивле-
ние, когда они застали горожан за выпивкой и болтовней вместе с их капи-
таном все на той же Королевской площади. В то время как семьи оплакивали
их, прислушиваясь к пушечным выстрелам, раздававшимся со стороны  Шаран-
тона, и воображая себе их на поле сражения, они мирно благодушествовали.
   Атос и Арамис снова осведомились у Планше о д'Артаньяне, но он ничего
не мог им сообщить. Они хотели увести его с собой, но он заявил им,  что
не может покинуть свой пост без разрешения начальства.
   Только в пять часов добрые горожане разошлись по домам,  считая,  что
они возвращаются с поля сражения; на самом деле они не отходили от брон-
зовой статуи Людовика XIII.
   - Тысяча чертей! - сказал Планше, вернувшись в свою  лавку  на  улице
Менял. - Мы разбиты наголову. Я никогда не утешусь!


        XXXVII
   ПИКАРДИЙСКАЯ ДОРОГА

   Атос и Арамис, чувствуя себя в Париже в безопасности, не скрывали  от
себя того, что стоит им выйти из города, как они тотчас подвергнутся ве-
личайшим опасностям. Но что значит опасность для  людей  такого  склада?
Впрочем, они чувствовали, что развязка их второй  Одиссеи  приближается:
предстояла последняя схватка.
   Да и в Париже было неспокойно: припасы истощались, и всякий раз,  как
у одного из генералов принца Конти являлось желание выдвинуться,  возни-
кали бунты, которые он блестяще усмирял, что на время возвышало его  над
коллегами. Во время одного из таких бунтов Бофор разрешил разграбить дом
и библиотеку Мазарини и дать, как  он  выразился,  что-нибудь  поглодать
несчастному народу.
   Атос и Арамис покинули Париж после этого разгрома, случившегося вече-
ром того дня, когда парижане были разбиты под Шарантоном.
   Они оставили Париж в самом  жалком  состоянии:  раздираемый  смутами,
волнуемый всевозможными слухами, город был на грани истощения. Как пари-
жане и фрондеры, они полагали, что в неприятельском стане  царят  те  же
нужда, страх и интриги между начальствующими лицами; поэтому велико было
их удивление, когда, проезжая через Сен-Дени, они узнали, что в Сен-Жер-
мене люди веселятся, смеются - словом, живут в свое удовольствие.
   Оба друга выбирали окольные пути из боязни попасться в  руки  мазари-
нистов, чьи отряды бродили по Иль-деФрансу, а также для того, чтобы  из-
бежать фрондеров, которые захватили Нормандию и, без сомнения, отвели бы
их к Лонгвилю, чтобы тот выяснил, друзья они или  враги.  Избегнув  этих
двух опасностей, они выехали на дорогу, из Булони в Аббевиль и  обследо-
вали ее шаг за шагом.
   Некоторое время они никак не могли напасть на след. Расспросы  содер-
жателей гостиниц ни к чему не вели, не давая никаких  указаний.  Они  не
знали, что предпринять, когда вдруг в Монтрейле Атос  нащупал  на  столе
своими тонкими пальцами какую-то неровность. Подняв скатерть, он  прочел
закорючки, вырезанные ножом в дереве:
   "ПОРТ... Д'АРТ... - 2 ФЕВРАЛЯ".
   - Прекрасно, - сказал Атос, показывая надпись Арамису.  -  Мы  хотели
ночевать здесь, но теперь изменим план. Едем дальше.
   Они снова сели на лошадей и поехали в Аббевиль. Там  у  них  возникло
затруднение: гостиниц было очень много, - в которой из них остановиться?
   Не было никакой возможности обследовать их все. Как же угадать, в ко-
торой из них останавливались те, кого они искали?
   - Поверьте мне, Атос, -  сказал  Арамис,  -  нечего  и  думать  найти
что-нибудь в Аббевиле. Если бы Портос был один, он бы остановился в  са-
мой лучшей гостинице, и, побывав там, мы, конечно, напали бы на его сле-
ды. Но д'Артаньян выше таких слабостей. Сколько бы Портос ни заявлял ему
дорогой, что умирает с голоду, д'Артаньян будет  продолжать  свой  путь,
неумолимый, как рок. Поэтому надо искать их в другом месте.
   Оба друга поехали дальше, но никаких следов в дороге  им  не  попада-
лось. Тяжелое и скучное было дело,  предпринятое  ими,  и,  если  бы  не
чувства чести, дружбы и благодарности, наполнявшие их души,  наши  путе-
шественники уже сто раз бросили бы искать следы на песке,  расспрашивать
прохожих и всматриваться в каждое встречное лицо.
   Таким образом доехали они до Перонна. Атос начал уже отчаиваться. Че-
ловек необычный по своему складу, полный благородства, он укорял себя за
беспомощность, полагая, что, должно быть, они  плохо  искали  и  неумело
расспрашивали прохожих. Оба путника наконец  решили  повернуть  обратно,
как вдруг, когда они проезжали предместье, у городских ворот Атосу  бро-
сился в глаза черный рисунок на белой стене, изображавший  двух  всадни-
ков, скачущих во весь опор. Рисунок был так плох,  что  казался  детской
попыткой изобразить что-нибудь карандашом. У одного из всадников была  в
руках таблица с надписью по-испански:
   "Нас преследуют".
   - Ого! - сказал Атос. - Вот это ясно как день. Как за  ними  ни  гна-
лись, д'Артаньян остановился здесь минут на пять. Значит, от преследова-
телей их все же отделяло некоторое расстояние. Быть  может,  им  удалось
спастись.
   Арамис покачал головой.
   - Если бы они спаслись, то мы увидались бы с ними или по меньшей мере
услышали бы о них.
   - Вы правы, Арамис, поедемте дальше.
   Беспокойство и нетерпение, которое испытывали оба друга, не поддаются
описанию. Нежное и преданное сердце Атоса терзалось тревогой, тогда  как
легкомысленный и нервный Арамис испытывал лишь  мучительное  нетерпение.
Они проскакали часа три подряд во весь опор, не хуже тех всадников,  что
были изображены на стене. Вдруг на узкой тропинке  между  двумя  крутыми
скатами им преградил путь огромный камень. На месте, где камень этот ле-
жал раньше, на одном из скатов виднелась свежая яма, из которой  он  был
явно извлечен, так как не мог выкатиться оттуда сам собою;  а,  судя  по
величине камня, поднять его могли только гигантские  руки  Энкелада  или
Бриарея.
   Арамис остановился.
   - О! - сказал он, взглянув на камень. - Это дело рук Аякса,  Теламона
или Портоса. Спешимся, граф, и рассмотрим этот камень.
   Они сошли с коней. Камень был положен с  очевидной  целью  загородить
путь всадникам; сначала он, по-видимому, лежал поперек дороги,  а  затем
какие-то всадники отодвинули его в сторону.
   Оба друга стали разглядывать камень со всех сторон, но не могли ниче-
го в нем открыть необыкновенного. Подозвав к себе Блезуа  и  Гримо,  они
вчетвером перевернули камень; на стороне его, обращенной к  земле,  была
надпись:
   "За нами гонятся  восемь  всадников.  Если  нам  удастся  доехать  до
Компьена, мы остановимся в гостинице "Коронованный павлин". Хозяин - наш
друг".
   - Вот это уже нечто определенное, - сказал Атос. - Так или  иначе  мы
сможем сообразить, что нам делать. Едем скорее в гостиницу "Коронованный
павлин".
   - Хорошо, - сказал Арамис, - но если мы хотим добраться до  нее,  нам
надо дать передохнуть лошадям, а то они совсем замучились.
   Арамис говорил правду.
   Друзья сделали привал у первого встречного кабачка, засыпали  лошадям
двойную порцию овса, смоченного вином, дали им отдохнуть три часа и сно-
ва двинулись в путь. Всадники и сами изнемогали от усталости, но надежда
окрыляла их.
   Шесть часов спустя Атос и Арамис въехали в Компьен и  осведомились  о
том, где находится гостиница "Коронованный павлин". Им указали вывеску с
изображением бога Пана с венком на голове [28].
   Оба друга сошли с лошадей, не задерживаясь перед  дурацкой  вывеской,
которую в другое время Арамис непременно бы высмеял. Навстречу им  вышел
хозяин гостиницы, лысый и пузатый, как китайский божок. Они  спросили  у
него, не останавливались ли здесь двое дворян, за которыми гнались кава-
леристы.
   Не говоря ни слова в ответ, хозяин гостиницы вошел в дом и достал  из
сундука половину лезвия сломанной рапиры.
   - Вам знакома эта вещь? - сказал он.
   Взглянув на лезвие, Атос воскликнул:
   - Это шпага д'Артаньяна!
   - Высокого или того, что пониже? - спросил хозяин гостиницы.
   - Того, что пониже, - ответил Атос.
   - Теперь я вижу, что вы друзья этих господ.
   - Что же случилось с ними?
   - Они въехали ко мне во двор на совершенно заморенных конях, и, преж-
де чем успели запереть ворота, вслед за ними въехало  восемь  всадников,
которые их преследовали.
   - Восемь! - сказал Атос. - Меня удивляет,  что  такие  храбрецы,  как
д'Артаньян и Портос, не могли справиться с восемью противниками.
   - Это правда, сударь, только эти восемь человек никогда  не  схватили
бы их, если бы не призвали к себе на помощь два десятка солдат из  коро-
левского итальянского полка, стоявшего  в  городе  гарнизоном;  так  что
друзья ваши были буквально подавлены числом врагов.
   - Значит, они арестованы? - спросил Атос. - Вы не знаете за что?
   - Нет, сударь, их тотчас же увезли, и они ничего  не  успели  сказать
мне. Только когда они уже ушли, я, перетаскивая два  трупа  и  пять  или
шесть человек раненых, нашел на месте битвы этот обломок шпаги.
   - Ас ними самими ничего худого не случилось?
   - Нет, сударь, кажется, ничего.
   - Ну что же, - сказал Арамис, - можно хоть этим утешиться.
   - Не знаете ли вы, куда их повезли? - спросил Атос.
   - По направлению к Лувру.
   - Оставим здесь Блезуа и Гримо - они возвратятся завтра в Париж с на-
шими лошадьми, а сами возьмем почтовых, - сказал Атос.
   - Да, конечно, возьмем почтовых, - согласился Арамис.
   Пока ходили за лошадьми, всадники наскоро пообедали, после чего  тот-
час отправились в Лувр, надеясь получить там какие-нибудь сведения.
   В Лувре был только один трактир, где приготовляли  уже  тогда  ликер,
славящийся и поныне.
   - Заедем сюда, - сказал Атос. - Я уверен, что д'Артаньян сумел  оста-
вить там какой-нибудь знак.
   Они вошли в гостиницу и, подойдя к буфету,  спросили  два  стаканчика
ликера, как это, без сомнения, сделали и Портос с д'Артаньяном. Прилавок
буфета был покрыт оловянной доской, на которой было  нацарапано  толстой
булавкой:
   "Рюэй, Д."
   - Они в Рюэе! - сказал Арамис, увидевший эту надпись.
   - Так едем в Рюэй, - сказал Атос.
   - Это все равно что лезть прямо в пасть волку, - возразил Арамис.
   - Если бы Иона был мне таким другом, как д'Артаньян, - сказал Атос, -
то я последовал бы за ним даже во чрево кита, и вы  сделали  бы  то  же,
Арамис.
   - Положительно, дорогой граф, мне кажется, что  вы  думаете  обо  мне
лучше, чем я того стою. Если бы я был один, не знаю, отправился ли бы  я
в Рюэй, не принять особых мер предосторожности. Но куда вы, туда и я.
   Они взяли лошадей и двинулись в Рюэй. Атос, сам того не сознавая, дал
Арамису прекрасный совет. Депутаты парламента только что прибыли в  Рюэй
для: знаменитого совещания, которое, как известно, продолжалось три  не-
дели и привело к тому жалкому миру, результатом которого был арест прин-
ца Конде.
   Рюэй был наводнен парижскими адвокатами, президентами  суда,  всевоз-
можными стряпчими, а со стороны двора туда прибыли дворяне и гвардейские
офицеры. Поэтому в такой толпе нетрудно было затеряться любому,  кто  не
хотел быть узнанным.
   Кроме того, благодаря совещанию наступило перемирие, и никто  не  ре-
шился бы арестовать двух дворян, будь они даже главарями Фронды.
   Обоим друзьям тем не менее казалось, что все заняты вопросом, который
волновал их самих. Вмешавшись в толпу, они рассчитывали услыхать что-ни-
будь о д'Артаньяне и Портосе, но оказалось, что все были  заняты  только
изменением статей закона. Атос был того мнения, что надо  идти  прямо  к
министру.
   - Друг мой, - возразил на это Арамис, - то, что вы говорите, -  прек-
расно, но берегитесь; мы в безопасности только потому, что нас здесь  не
знают. Если мы чемнибудь обнаружим, кто мы такие, то сразу попадем вслед
за нашими друзьями в каменный мешок, откуда нас сам дьявол не  вызволит.
Постараемся соединиться с ними другим путем. По прибытии в Рюэй они, ве-
роятно, были до и решены кардиналом, а затем отосланы в Сен-Жермен.
   Они не в Бастилии, так как Бастилия теперь в руках фрондеров и комен-
дант ее - сын Бруселя. Они не умерли, потому что смерть д'Артаньяна  на-
делала бы слишком много шуму. Что касается  Портоса,  то,  по-моему,  он
бессмертен, как бог, хотя и менее терпелив. Поэтому не будем приходить в
отчаяние. Останемся в Рюэе: я убежден, что они здесь. Но что с вами?  Вы
побледнели?
   - Помнится, - ответил Атос дрогнувшим голосом, - что на рюэйском зам-
ке Ришелье приказал устроить ужаснейшую подземную темницу.
   - О, будьте спокойны, - сказал Арамис, - Ришелье был дворянин, равный
нам по рождению и выше нас по положению. Он мог, как  король,  снести  с
плеч голову любому из первых сановников. Но Мазарини - выскочка и спосо-
бен, самое большее, хватать нас за шиворот,  как  полицейский.  Успокой-
тесь, мой друг, я уверен, что д'Артаньян и Портос в Рюэе и целы и невре-
димы.
   - В таком случае нам надо получить от коадъютора разрешение  участво-
вать в совещании, тогда мы сможем остаться в Рюэе.
   - Со всеми этими ужасными стряпчими? Что вы говорите, мой друг?  Неу-
жели вы полагаете, что они обсуждают вопрос об аресте  или  освобождении
д'Артаньяна и Портоса? Нет, нет, по-моему, надо придумать  средство  по-
лучше.
   - Тогда, - продолжал Атос, - вернемся к моей первой мысли: я не  знаю
другого средства, как прямо и открыто пойти не к Мазарини, а к  королеве
и сказать ей: "Государыня, возвратите нам двух ваших слуг и  наших  дру-
зей".
   Арамис покачал головой.
   - Это - последнее средство, к нему мы всегда можем прибегнуть,  Атос;
но поверьте мне, к нему стоит прибегнуть лишь в самом крайнем случае.  А
пока будем продолжать наши поиски.
   И оба друга стали продолжать свои расспросы и розыски. Продолжая  до-
пытываться, под разными предлогами, один хитрее другого, у всех  встреч-
ных, они наконец напали на кавалериста, уверившего их, что он был в  от-
ряде, который доставил д'Артаньяна и Портоса в Рюэй. Без этого  указания
они не знали бы, попали ли их друзья действительно в Рюэй.  Атос  упорно
настаивал на своей мысли повидаться с королевой.
   - Чтобы увидеться с королевой, - сказал ему Арамис,  -  надо  сначала
увидеться с кардиналом" А как только мы увидимся с ним, мы  тотчас  уви-
димся с нашими друзьями, но только не так, как нам  бы  этого  хотелось.
Признаюсь, такая перспектива мне мало улыбается.  Будем  действовать  на
свободе, чтобы скорее достигнуть цели.
   - Я повидаюсь с королевой, - сказал Атос.
   - Ну что ж, мой друг, если уж вы решились совершить это безумие, пре-
дупредите меня, пожалуйста, об этом за день.
   - Для чего?
   - Потому что я воспользуюсь этим обстоятельством,  чтобы  съездить  с
визитом.
   - К кому?
   - Гм! Почем я знаю... Может быть, к госпоже де Лонгвиль. Она там все-
сильна; она поможет мне. Только дайте мне знать через кого-нибудь,  если
вас арестуют; тогда я сделаю все возможное.
   - Почему вы не хотите рискнуть вместе  со  мною,  Арамис?  -  спросил
Атос.
   - Благодарю покорно.
   - Арестованные вчетвером и все вместе, мы, я думаю, ничем не рискуем:
не пройдет и суток, как мы будем на свободе.
   - Милый друг, с того дня, как я убил Шатильона, этого кумира ссн-жер-
менских дам, я окружил свою особу слишком ярким блеском,  чтобы  не  бо-
яться тюрьмы еще больше. Королева способна последовать в этом случае со-
вету Мазарини, а он - посоветует отдать меня под суд.
   - Значит, вы думаете, Арамис,  что  она  любит  этого  итальянца  так
сильно, как об этом говорят?
   - Любила же она англичанина.
   - Э, друг мой, она женщина!
   - Нет, Атос, вы ошибаетесь: она королева.
   - Мой друг, я приношу себя в жертву и иду просить  аудиенции  у  Анны
Австрийской.
   - Прощайте, Атос, я иду собирать армию.
   - Зачем это?
   - Чтобы осадить Рюэй.
   - Где же мы встретимся...
   - Под виселицей кардинала.
   И оба друга расстались: Арамис - чтобы вернуться в Париж,  а  Атос  -
чтобы подготовить себе аудиенцию у королевы.


        XXXVIII
   БЛАГОДАРНОСТЬ АННЫ АВСТРИЙСКОЙ

   Проникнуть к Анне Австрийской Атосу стоило гораздо меньше труда,  чем
он предполагал. При первой же его попытке все устроилось, и на следующий
день ему была назначена желанная аудиенция, сейчас же после выхода коро-
левы, на котором его знатность давала ему право присутствовать.
   Огромная толпа наполнила сен-жерменские покои. Ни в Лувре, ни  в  Па-
ле-Рояле не было у Анны Австрийской  такого  количества  придворных;  но
только здесь находилась второразрядная аристократия, тогда как все  пер-
вые вельможи Франции примкнули к принцу Конти, к герцогу Бофору и к  ко-
адъютору.
   Впрочем, и при этом дворе царило веселье. Особенность этой войны была
та, что в ней не столько стреляли, сколько сочиняли куплеты. Двор высме-
ивал в куплетах парижан, парижане - двор;  и  раны,  наносимые  ядовитой
насмешкой, были если и не смертельны, то все же весьма болезненны.
   Однако среди этого веселья и притворного легкомыслия в  душе  каждого
таилась глубокая тревога. Всех занимал вопрос: останется ли министром  и
фаворитом Мазарини - этот человек, как туча явившийся с юга, или  же  он
будет унесен тем же ветром, который принес его сюда.  Все  этого  ждали,
все этого желали, и министр ясно чувствовал, что  все  любезности,  весь
почет, которые его окружали, прикрывали собой ненависть, замаскированную
из страха или расчета. Он чувствовал себя плохо, не зная, на кого  расс-
читывать, на кого положиться.
   Даже сам принц Конде, сражавшийся за него, не пропускал  случая  уни-
зить его или посмеяться над ним. И даже разок-другой, когда Мазарини хо-
тел показать свою власть перед героем Рокруа, принц дал ему понять,  что
если он и поддерживает его, то не из убеждений и не из пристрастия к не-
му.
   Тогда кардинал бросался искать поддержки у  королевы,  но  и  там  он
чувствовал, что почва начинает колебаться у него под ногами.
   В час, назначенный для аудиенции, графу де Ла Фер было сообщено,  что
он должен немного подождать, так как королева занята беседой с Мазарини.
Это была правда. Париж прислал новую депутацию, которая должна была  на-
конец постараться сдвинуть переговоры с мертвой точки, и королева  сове-
щалась с Мазарини насчет приема этих депутатов.
   Все высшие сановники были крайне озабочены. Атос не мог выбрать  худ-
шей минуты, чтобы ходатайствовать о своих друзьях - ничтожных  пылинках,
затерявшихся в этом вихре.
   Но Атос обладал непреклонным характером. Приняв какое-нибудь решение,
он никогда его не менял, если решение это, по его мнению,  согласовалось
с совестью и чувством долга; он настоял на том, чтобы его приняли,  ска-
зав при этом, что хотя он и не является депутатом Конти, или Бофора, или
герцога Бульонского, или д'Эльбефа, или коадъютора, или госпожи де Лонг-
виль, или Бруселя, пли парламента, а пришел по личному делу, ему тем  не
менее надо сообщить ее величеству о вещах первостепенной важности.
   Кончив беседу с Мазарини, королева пригласила Атоса в  свой  кабинет.
Его ввели туда. Он назвал свое имя. Оно слишком часто доходило до  слуха
королевы и слишком много раз звучало в ее сердце, чтобы Анна Австрийская
могла забыть его. Однако она осталась невозмутимой и  только  посмотрела
на графа де Ла Фер таким пристальным взглядом, какой позволителен только
женщинам - королевам по крови или по красоте.
   - Вы желаете оказать нам какую-нибудь услугу, граф? -  спросила  Анна
Австрийская после минутного молчания.
   - Да, сударыня, еще одну услугу, - сказал Атос, задетый тем, что  ко-
ролева, казалось, не узнала его.
   Атос был человеком с благородным сердцем, а значит,  плохой  придвор-
ный. Анна нахмурилась. Мазарини, сидевший у стола и перелистывавший  ка-
кие-то бумаги, словно какой-нибудь простой секретарь, поднял голову.
   - Говорите, - сказала королева.
   Мазарини опять стал перелистывать бумаги.
   - Ваше величество, - начал Атос, - двое наших друзей, двое самых сме-
лых слуг вашего величества, господин д'Артаньян и  господин  дю  Валлон,
посланные в Англию господином кардиналом, вдруг  исчезли  в  ту  минуту,
когда они ступили на французскую землю, и неизвестно, что  с  ними  ста-
лось.
   - И что же? - спросила королева.
   - Я обращаюсь к вашему величеству с покорной  просьбой  сказать  мне,
что сталось с этими шевалье, и, если понадобится, просить у вас правосу-
дия.
   - Сударь, - ответила Анна Австрийская с той надменностью, которая, по
отношению к некоторым лицам, обращалась у нее в грубость, - так вот ради
чего вы нас беспокоите среди великих забота которые волнуют нас? Это по-
лицейское дело! Но, сударь, вы прекрасно знаете или должны,  по  крайней
мере, знать, что у нас нет больше полиции с тех пор, как мы не в Париже.
   - Я полагаю, - сказал Атос, холодно кланяясь, - что вашему величеству
незачем обращаться к полиции, чтобы узнать, где находятся  д'Артаньян  и
дю Валлон, и если вашему величеству угодно будет спросить об этом госпо-
дина кардинала, то господину кардиналу достаточно будет порыться в своей
памяти, чтобы ответить.
   - Но позвольте, сударь, - сказала  Анна  Австрийская  с  той  презри-
тельной миной, которая была ей так свойственна, - мне кажется, вы  спра-
шиваете его сами.
   - Да, ваше величество, и я почти имею на это право, потому  что  дело
идет о господине д'Артаньяне, о господине д'Артаньяне!  -  повторил  он,
стараясь всколыхнуть в королеве воспоминания женщины.
   Мазарини почувствовал, что пора прийти на помощь королеве.
   - Граф, - сказал он, - я сообщу вам то, что неизвестно ее величеству,
а именно, что сталось с этими двумя шевалье. Они выказали  неповиновение
и за это сейчас арестованы.
   - Я умоляю ваше величество, - сказал Атос, все так же невозмутимо, не
отвечая Мазарини, - освободить изпод ареста господина д'Артаньяна и гос-
подина дю Валлона.
   - То, о чем вы меня просите, вопрос дисциплины, и он меня не  касает-
ся, - ответила королева.
   - Господин д'Артаньян никогда так не отвечал, когда дело шло  о  том,
чтобы оказать услугу вашему величеству, - сказал Атос, кланяясь с досто-
инством и отступая на два шага в направлении двери.
   Мазарини остановил его.
   - Вы тоже из Англии, граф? - спросил он, делая знак королеве, которая
заметно побледнела, готовая уже произнести суровое слово.
   - Да, и я присутствовал при последних минутах короля Карла Первого, -
ответил Атос. - Бедный король! Он был только слабохарактерен  и  за  это
был слишком строго наказан своими подданными. Троны в наши дни  расшата-
лись, и преданным сердцам стало опасно служить государям. Д'Артаньян ез-
дил в Англию уже во второй раз. В первый раз ради  чести  одной  великой
королевы; во второй раз - ради жизни великого короля.
   - Сударь, - сказала Анна Австрийская, обращаясь к Мазарини тоном, ис-
тинный смысл которого был ясен, несмотря на то что вообще королева хоро-
шо умела притворяться, - нельзя ли сделать что-нибудь для этих шевалье?
   - Я сделаю все, что будет угодно приказать вашему величеству, - отве-
тил Мазарини.
   - Сделайте то, чего желает граф де Ла Фер, ведь так  вас  зовут,  су-
дарь?
   - У меня есть еще одно имя, сударыня. Меня зовут Атос.
   - Ваше величество, - сказал Мазарини с улыбкой, ясно говорившей,  что
он все понял с полуслова, - вы можете быть спокойны. Ваше желание  будет
исполнено.
   - Вы слышали? - спросила королева.
   - Да, я не ожидал меньшего от правосудия вашего величества.  Итак,  я
увижусь с моими друзьями, не так ли, ваше величество? Я верно понял ваши
слова?
   - Вы их увидите, сударь. Кстати, вы тоже фрондер?
   - Я служу королю.
   - Да, по-своему.
   - Мой способ службы тот, который принят  всеми  истинными  дворянами.
Другого я не знаю, - ответил Атос высокомерно.
   - Идите, сударь, - сказала королева, отпуская Атоса движением руки, -
вы получили то, что желали получить, и мы узнали то, что желали узнать.
   Когда портьера опустилась за Атосом, она обратилась к кардиналу:
   - Кардинал, прикажите арестовать этого дерзкого шевалье,  прежде  чем
он выйдет из дома.
   - Я думал об этом, - сказал Мазарини, - и я счастлив,  что  вы,  ваше
величество, даете мне приказание, о котором я намеревался  просить.  Эти
головорезы, воскрешающие традиции прежнего царствования, чрезвычайно для
нас вредны. Двое из них уже арестованы, - присоединим к ним третьего.
   Королеве не удалось вполне  обмануть  Атоса.  В  топе  ее  слов  было
что-то, поразившее его, словно какая-то угроза.
   Но он не был человеком, способным отступить из-за  простого  подозре-
ния, в особенности когда ему было ясно сказано, что он увидится со свои-
ми друзьями. Он стал ждать в одной из смежных с приемной комнат, рассчи-
тывая, что к нему приведут сейчас д'Артаньяна и Портоса или что  за  ним
придут, чтобы отвести его к ним.
   В ожидании он подошел к окну и стал смотреть во двор. Он видел, как в
него вошли парижские депутаты, которые явились,  чтобы  засвидетельство-
вать свое почтение королеве и прийти договориться  о  месте,  где  будет
происходить совещание. Тут были советники парламента, президенты,  адво-
каты, среди которых затерялось несколько военных. За воротами их ожидала
внушительная свита.
   Атос стал вглядываться в эту толпу, потому что ему показалось,  будто
он кого-то узнает, как вдруг он почувствовал чье-то легкое прикосновение
к своему плечу.
   Он обернулся.
   - А, Коменж! - воскликнул он.
   - Да, граф, это я, и с поручением, за которое заранее прошу вас изви-
нить меня.
   - Какое же это поручение? - спросил Атос.
   - Будьте добры отдать мне вашу шпагу, граф.
   Атос улыбнулся и отворил окно.
   - Арамис! - крикнул он.
   Какой-то человек обернулся - тот самый, которого Атос узнал в  толпе.
Это был Арамис. Он дружески кивнул графу.
   - Арамис, - сказал Атос, - я арестован.
   - Хорошо, - хладнокровно ответил Арамис.
   - Сударь, - сказал Атос, оборачиваясь к Коменжу и вежливо  протягивая
ему свою шпагу эфесом вперед, - вот моя шпага. Будьте добры сберечь  мне
ее, чтобы снова возвратить, когда я выйду из тюрьмы. Я  ею  дорожу.  Она
была вручена моему деду королем Франциском Первым. В былое время рыцарей
вооружали, а не разоружали... А теперь куда вы поведете меня?
   - Гм... сначала в мою комнату, - сказал Коменж. - Позже королева наз-
начит вам местопребывание.
   Не сказав более ни слова, Атос последовал за Коменжем.


        XXXIX
   МАЗАРИНИ В РОЛИ КОРОЛЯ

   Арест Атоса не наделал никакого шума, не произвел скандала; он  почти
даже не был замечен. Он ничем не нарушал течения событий,  и  депутации,
посланной городом Парижем, было торжественно объявлено,  что  ее  сейчас
введут к королеве. Королева приняла  ее,  молчаливая  и  надменная,  как
всегда; она выслушала просьбы и мольбы депутатов, но когда  они  кончили
свои речи, лицо Анны Австрийской было до такой степени  равнодушно,  что
никто не мог бы сказать, слышала она их или нет.
   В противоположность ей Мазарини, присутствовавший на аудиенции, прек-
расно слышал все, о чем просили депутаты: они просто-напросто  требовали
ею отставки.
   Когда речи кончились, а королева все продолжала  оставаться  безмолв-
ной, он заговорил:
   - Господа, я присоединяюсь к вам, чтобы умолять ее величество прекра-
тить бедствия ее подданных. Я сделал все, что мог,  чтобы  смягчить  их;
тем не менее народ, как вы говорите, приписывает их мне - бедному  чуже-
земцу, которому не удалось расположить к себе французов.  Увы,  меня  не
поняли, это потому, что я явился преемником величайшего человека,  кото-
рый когда-либо поддерживал скипетр французских королей.  Воспоминания  о
Ришелье делают меня ничтожным. Если бы я был честолюбив, я попытался  бы
(наверное, тщетно!) бороться против этих воспоминаний; но я не  честолю-
бив и хочу сейчас это доказать. Я признаю себя побежденным и сделаю  то,
чего желает народ. Если парижане и виновны, - за кем нет вины,  господа!
- то Париж уже наказан: довольно было пролито крови, достаточно бедствий
постигло город, лишенный короля и правосудия.  Не  мне,  частному  лицу,
становиться между королевой и ее страной. Так как вы требуете,  чтобы  я
удалился, - ну что ж... я удалюсь...
   - В таком случае, - шепнул Арамис на ухо своему соседу, - мир  заклю-
чен и совещание излишне. Остается только препроводить Мазарини под креп-
кой стражей на какую-нибудь дальнюю границу и следить за тем,  чтобы  он
где-нибудь не перешел ее обратно.
   - Пойдите, погодите, - сказал судейский, к которому обратился Арамис.
- Как вы, люди военные, всегда торопитесь! Надо еще договориться о  про-
торях и убытках.
   - Господин канцлер, - сказала королева, обращаясь  к  нашему  старому
знакомому Сегье, - вы откроете совещание, которое состоится в Рюэе. Сло-
ва господина кардинала глубоко взволновали меня, - вот почему я не отве-
чаю вам более пространно. Что касается того, оставаться ему или уходить,
то я слишком многим обязана господину кардиналу, чтобы  не  предоставить
ему полной свободы действий. Господин кардинал поступит так, как ему бу-
дет угодно.
   На секунду бледность покрыла умное лицо первого министра. Он тревожно
взглянул на королеву. Но лицо ее было так бесстрастно,  что  он,  как  и
другие, не мог догадаться, что происходит в ее сердце.
   - А пока, - добавила королева, - в ожидании решения господина Мазари-
ни, каково бы оно ни было, мы займемся только вопросом, касающимся одно-
го короля.
   Депутаты откланялись и удалились.
   - Как! - воскликнула королева, когда последний из них вышел из комна-
ты. - Вы уступаете этим крючкамадвокатам?
   - Для блага вашего величества, - сказал Мазарини, устремив на короле-
ву пронизывающий взгляд, - нет жертвы, которой бы я не принес.
   Анна опустила голову и впала, как с ней бывало часто, в глубокую  за-
думчивость. Ей припомнился Атос, его смелая осанка, его твердая и гордая
речь. И те призраки, которые он воскресил в ней одним словом,  напомнили
ей опьяняющее поэтическое прошлое, - молодость, красоту, блеск  любви  в
двадцать лет, жестокую борьбу ее приверженцев и кровавый конец  Бекингэ-
ма, единственного человека, которого она действительно любила,  а  также
героизм ее защитников, которые спасли ее от ненависти Ришелье и короля.
   Мазарини смотрел на нее.
   В эту минуту, когда она полагала, что она одна и что ей нет надобнос-
ти опасаться толпы врагов, шпионящих за ней, он читал на ее лице так  же
ясно, как видишь на гладкой поверхности озера отражение бегущих  в  небе
облаков.
   - Так, значит, надо смириться перед грозой, заключить мир и  терпели-
во, с надеждой дожидаться лучших дней? - проговорила Анна.
   Мазарини горько улыбнулся на этот вопрос, доказывавший, что она  при-
няла за чистую монету предложение министра.
   Анна сидела, опустив голову, и потому не видела этой улыбки, но,  за-
метив, что на вопрос не последовало ответа, она подняла голову.
   - Что же вы не отвечаете мне, кардинал? О чем вы думаете?
   - Я думаю о том, что этот дерзкий шевалье, которого мы велели Коменжу
арестовать, намекнул вам на Бекингэма, которого вы позволили  убить,  на
госпожу де Шеврез, которую вы позволили сослать, и на господина  Бофора,
которого вы велели заключить в тюрьму. Но если он намекнул вам на  меня,
то только потому, что не знает, кто я для вас.
   Анна Австрийская вздрогнула, как бывало всегда, когда она  чувствова-
ла, что гордость ее уязвлена; она покраснела и, чтобы сдержаться, вонзи-
ла ногти в ладони своих прекрасных рук.
   - Он хороший советчик, человек умный и честный, не говоря уже о  том,
что у него решительный характер. Вам это хорошо известно, ваше величест-
во. Я ему объясню, - и этим окажу ему особую честь, - в  чем  он  ошибся
относительно меня. От меня требуют почти  отречения,  а  над  отречением
стоит поразмыслить.
   - Отречения? - проговорила Анна. - Я полагала, что только одни короли
отрекаются от престола.
   - Так что ж? - продолжал Мазарини. - Разве я не почти что король? Чем
я не король Франции? Уверяю вас, сударыня, что ночью моя сутана  минист-
ра, брошенная у королевского ложа, мало чем  отличается  от  королевской
мантии.
   Таким унижениям Мазарини часто подвергал ее, и каждый раз она склоня-
ла перед ним голову.
   Только Елизавета Английская и Екатерина II умели быть и любовницами и
государынями для своих фаворитов.
   Анна Австрийская почти со страхом посмотрела на угрожающую физиономию
кардинала, который в таких случаях бывал даже величествен.
   - Кардинал, - проговорила она, - разве вы не слышали, как  я  сказала
этим людям, что предоставляю вам поступить, как вам будет угодно?
   - В таком случае, - сказал Мазарини, - я думаю, что мне угодно  будет
остаться. В этом не только моя выгода, но, смею сказать, и  ваше  спасе-
ние.
   - Оставайтесь же, я ничего другого не желаю. Но только не  позволяйте
оскорблять меня.
   - Вы говорите о претензиях бунтовщиков и о тоне, которым они их  выс-
казывали? Терпение! Они избрали почву, на которой я более  ловкий  боец,
чем они: переговоры. Мы их изведем одной медлительностью. Они уже  голо-
дают, а через неделю им будет еще хуже.
   - Ах, боже мой! Да, я знаю, что все кончится этим. Но  речь  идет  не
только о них, не одни лишь они наносят мне ужасные оскорбления.
   - А, понимаю вас! Вы говорите о воспоминаниях, которые  пробуждают  в
вас эти три или четыре дворянина? Но мы заключили их  в  тюрьму,  и  они
провинились вполне достаточно, чтобы мы могли продержать их в заключении
столько, сколько нам заблагорассудится. Правда, один из них еще не в на-
ших руках и насмехается над нами. Но, черт возьми, мы сумеем и его  отп-
равить к друзьям. Нам, кажется, удавались  дела  и  потруднее  этого.  Я
прежде всего позаботился засадить в Рюэе, около себя, под моим надзором,
двоих самых несговорчивых. А сегодня к ним присоединился и третий.
   - Пока они в заключении, мы  можем  быть  спокойны,  -  сказала  Анна
Австрийская, - но в один прекрасный день они выйдут из тюрьмы.
   - Да, если ваше величество дарует им свободу.
   - Ах! - воскликнула Анна Австрийская, отвечая на собственные мысли. -
Как здесь не пожалеть о Париже!
   - А почему именно?
   - Потому что там есть Бастилия, которая так безмолвна и надежна.
   - Ваше величество, переговоры дадут нам мир; вместе с миром мы  полу-
чим Париж, а с Парижем и Бастилию. Наши четверо храбрецов сгниют в ней.
   Анна Австрийская слегка нахмурилась в то время, как Мазарини  целовал
у нее на прощание руку, полупочтительно, полугалантно.  После  этого  он
направился к выходу. Она провожала его взглядом, и, по мере того как  он
удалялся, губы ее складывались в презрительную усмешку.
   - Я пренебрегла, - прошептала она, - любовью кардинала,  который  ни-
когда не говорил "я сделаю", а всегда "я сделал". Тот знал убежища более
надежные, чем Рюэй, более мрачные и немые, чем  Бастилия.  О,  как  люди
мельчают!


        XL
   МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ

   Расставшись с Анной Австрийской, Мазарини отправился к себе  домой  в
Рюэй. Мазарини всегда сопровождала сильная охрана, а иногда, в тревожное
время, он даже переодевался; и мы уже говорили, что кардинал,  одетый  в
военное платье, казался очень красивым человеком.
   Во дворе старого замка он сел в экипаж и доехал до берега Сены у  Ша-
ту. Принц Конде дал ему конвой в пятьдесят человек, не столько для охра-
ны, сколько для того, чтобы показать депутатам,  как  генералы  королевы
могут легко располагать войсками и распоряжаться ими по своей прихоти.
   Атос, под надзором Коменжа, верхом и без  шпаги,  молча  следовал  за
кардиналом. Гримо, оставленный своим барином у  решетки  замка,  слышал,
как Атос крикнул о своем аресте из окна; по знаку графа он, не говоря ни
слова, направился к Арамису и стал рядом с ним, точно ничего  особенного
не случилось.
   Надо сказать, за те двадцать два года, что Гримо прослужил  у  своего
господина, он столько раз видел, как тот благополучно  выходил  целым  и
невредимым из всяких приключений, что теперь уже подобные  вещи  его  не
смущали.
   Тотчас же по окончании аудиенции депутаты выехали  в  Париж,  другими
словами, они опередили кардинала шагов на пятьсот. Поэтому Атос,  следуя
за кардиналом, мог видеть спину Арамиса, который своей золотой перевязью
и горделивой осанкой резко выделялся из толпы; он привлекал  взор  Атоса
еще и потому, что тот, по обыкновению, рассчитывал  на  успешную  помощь
Арамиса, а кроме того, просто из чувства дружбы, которую  Атос  питал  к
нему.
   Арамис, напротив, нисколько, казалось, не думал о том, едет ли за ним
Атос или нет. Он обернулся только один  раз,  когда  достиг  дворца.  Он
предполагал, что Мазарини, может быть, оставит своего  пленника  в  этом
маленьком дворце-крепости, который охранял мост и которым управлял  один
капитан, приверженец королевы. Но этого не случилось. Атос проехал  Шату
следом за кардиналом.
   На перекрестке дорог, ведущих в Париж и в Рюэй, Арамис снова обернул-
ся. На этот раз предчувствие по обмануло его. Мазарини повернул направо,
и Арамис мог видеть, как пленник исчез за деревьями. В эту минуту в  го-
лове Атоса мелькнула, по-видимому, та же мысль, которая пришла в  голову
Арамису; он оглянулся назад. Оба друга обменялись простым кивком головы,
и Арамис поднес палец к шляпе, как бы  в  виде  приветствия.  Атос  один
только понял этот знак: его друг что-то придумал.
   Через десять минут Мазарини въезжал во  двор  замка,  который  другой
кардинал, его предшественник, выстроил в Рюэе для себя.
   В ту минуту, когда он сходил с лошади возле подъезда, к нему  подошел
Коменж.
   - Монсеньер, - спросил он его, - куда прикажете  поместить  господина
де Ла Фер?
   - В оранжерейный павильон, против военного поста. Я желаю, чтобы гос-
подину де Ла Фер оказывали почтение, несмотря на то что  он  пленник  ее
величества.
   - Монсеньер, - осмелился доложить Коменж, - он просит, если это  воз-
можно, поместить его вместе с господином д'Артаньяном, который  находит-
ся, согласно приказанию вашего преосвященства, в  охотничьем  павильоне,
напротив оранжереи.
   Мазарини задумался.
   Коменж видел, что он колеблется.
   - Это место надежное, оно находится  под  охраной  сорока  испытанных
солдат, - прибавил он. - Они почти все немцы и поэтому не имеют никакого
отношения к Фронде.
   - Если мы поместим всех троих вместе, Коменж, -  сказал  Мазарини,  -
нам придется удвоить охрану, а мы не настолько богаты защитниками, чтобы
позволить себе такую роскошь.
   Коменж улыбнулся. Мазарини увидел эту улыбку и понял ее.
   - Вы их не знаете, Коменж, но я их знаю, во-первых, по  личному  зна-
комству, а кроме того, и понаслышке. Я поручил им оказать помощь  королю
Карлу. Чтобы спасти его, они совершили чудеса, и только злая судьба  по-
мешала дорогому королю очутиться здесь среди нас, в полной безопасности.
   - Но если они такие верные слуги, то почему вы держите их в тюрьме?
   - В тюрьме? - повторил Мазарини. - С каких пор Рюэй стал тюрьмой?
   - С тех пор, как в нем находятся заключенные, - ответил Коменж.
   - Эти господа не узники, Коменж, - сказал Мазарини, улыбнувшись своей
лукавой улыбкой, - они мои гости, такие дорогие гости, что я велел  сде-
лать решетки на окнах и запоры на дверях из опасения, как бы они не  ли-
шили меня своего общества. И хотя они кажутся  узниками,  я  их  глубоко
уважаю и в доказательство этого желаю сделать визит господину де Ла  Фер
и побеседовать с ним с глазу на глаз, а для того, чтобы пашей беседе  не
помешали, вы отведете его, как я уже  вам  сказал,  в  оранжерейный  па-
вильон. Вы знаете, я там обычно гуляю. Так вот, совершая эту прогулку, я
зайду к нему, и мы побеседуем. Несмотря на то что все считают  его  моим
врагом, я чувствую к нему расположение, а если  он  будет  благоразумен,
мы, может бить, с ним поладим.
   Коменж поклонился и вернулся к Атосу, который с виду спокойно, но  на
самом деле с тревогой ожидал результата переговоров.
   - Ну что? - спросил он лейтенанта.
   - Кажется, - ответил Коменж, - это дело невозможное.
   - Господин Коменж, - сказал Атос, - я всю свою жизнь был  солдатом  и
знаю, что значит приказание, но вы можете оказать мне услугу, не нарушая
этого приказания.
   - Готов от всего сердца, - ответил Коменж. - Мне известно, кто вы та-
кой и какую услугу вы некогда оказали ее величеству.  Я  знаю,  как  вам
близок молодой человек, который так храбро  вступился  за  меня  в  день
ареста старого негодяя Бруселя, и поэтому я всецело предан вам во  всем,
- не могу только нарушить полученного приказания.
   - Благодарю вас, большего я и не желаю. Я прошу вас об одной  услуге,
которая не поставит вас в ложное положение.
   - Если даже она до некоторой степени и поставит меня в неприятное по-
ложение, - возразил, улыбаясь, Коменж, - я все-таки окажу вам ее.  Я  не
больше вашего люблю Мазарини. Я служу королеве, а потому  вынужден  слу-
жить и кардиналу; но ей я служу с радостью, а ему против воли.  Говорите
же, прошу вас; я жду и слушаю.
   - Раз мне можно знать, что господин д'Артаньян находится здесь, то, я
полагаю, не будет большой беды в том, если он узнает, что я тоже здесь.
   - Мне не дано никаких указаний на этот счет.
   - Тогда сделайте мне удовольствие, засвидетельствуйте д'Артаньяну мое
почтение и скажите ему, что я его сосед. Передайте ему также и  то,  что
сейчас сообщили мне, а именно, что Мазарини поместил меня в оранжерейном
павильоне и намеревается навестить меня там, а  я  собираюсь  воспользо-
ваться этой честью и выхлопотать смягчение нашей участи в заключении.
   - Но заключение это не может быть продолжительным, - сказал Коменж. -
Кардинал сам сказал мне, что здесь не тюрьма.
   - Но зато тут есть подземные камеры, - сказал Атос с улыбкой.
   - А, это другое дело, - сказал Коменж. -  Да,  я  слышал  кое-что  об
этом. Но человек низкого  происхождения,  как  этот  итальянец-кардинал,
явившийся во Францию искать счастья,  не  осмелится  дойти  до  подобной
крайности с такими людьми, как мы с вами: это было бы чудовищно. Во вре-
мена его предшественника, прежнего кардинала, который был  аристократ  и
вельможа, многое было возможно, - но Мазарини! Полноте! Подземные камеры
- королевская месть, и на нее не решится такой проходимец, как он. О ва-
шем аресте уже стало известно, об аресте ваших друзей тоже скоро узнают,
и все французское дворянство потребует у Мазарини отчета в вашем  исчез-
новении. Нет, нет, будьте покойны, подземные темницы Рюэя уже лет десять
как обратились в детскую сказку. Не тревожьтесь на этот  счет.  С  своей
стороны, я предупрежу господина д'Артаньяна о вашем прибытии  сюда.  Кто
знает, не заплатите ли вы мне подобной же услугой через две недели?
   - Я?
   - Ну, конечно. Разве не могу я, в свою очередь,  оказаться  пленником
коадъютора?
   - Поверьте мне, - сказал Атос с поклоном, -  я  употреблю  тогда  все
старания, чтобы быть вам полезным.
   - Не окажете ли вы мне честь отужинать со мною? - спросил Коменж.
   - Благодарю вас, но я в мрачном настроении и могу испортить  вам  ве-
чер. Благодарю.
   Коменж отвел графа в комнату, помещавшуюся в нижнем этаже  павильона,
непосредственно примыкавшего к оранжерее; в  эту  оранжерею  можно  было
проникнуть, только пройдя через двор, наполненный солдатами и придворны-
ми. Двор имел вид подковы. В центре его помещались апартаменты Мазарини;
по одну сторону их находился охотничий павильон, где был заключен  д'Ар-
таньян, по другую сторону находилась оранжерея, в которую отвели  Атоса.
Позади этих зданий раскинулся парк.
   Войдя в отведенную ему комнату, Атос увидел в окно,  тщательно  заде-
ланное решеткой, какие-то стены и крышу.
   - Что это за здание? - спросил он.
   - Это задняя стена павильона, в котором заключены ваши друзья, -  от-
ветил Коменж. - К несчастью, все окна в этой стене были заделаны еще  во
времена покойного кардинала, так как здание это уже  много  раз  служило
тюрьмой, и Мазарини, заключив вас сюда, только вернул  ему  его  прежнее
назначение. Если бы окна эти не были заделаны, вы  могли  бы  утешаться,
переговариваясь знаками с вашими друзьями.
   - А вы наверное знаете, Коменж, что кардинал почтит меня своим  посе-
щением? - спросил Атос.
   - По крайней мере, он так сказал мне.
   Атос со вздохом взглянул на свое решетчатое окно.
   - Да, правда, - сказал Коменж, - это почти тюрьма: нет недостатка  ни
в чем, даже в решетках. Но я не понимаю одного: что  за  странная  мысль
пришла вам в голову, - вам, с вашим умом, отдать свою храбрость  и  пре-
данность на службу такому делу, как Фронда! Уверяю вас,  граф,  если  бы
мне пришлось когда-нибудь искать друга  среди  королевских  офицеров,  я
прежде всего подумал бы о вас. Вы фрондер! Вы, граф де Ла Фер, в  партии
Бруселя, Бланмениля и Виоля! Поразительно!
   - Что же мне было делать? - сказал Атос. - Приходилось сделать выбор:
стать мазаринистом или фрондером. Я долго сопоставлял эти два слова и  в
конце концов выбрал второе: по крайней мере, оно французское.  И,  кроме
того, ведь я не только с Бруселем, Бланменилем и Виолем, но и с Бофором,
с д'Эльбефом, с принцами. Да и что служить кардиналу? Взгляните  на  эту
стену без окон, Коменж: она красноречиво свидетельствует о благодарности
Мазарини.
   - Да, вы правы, - рассмеялся Коменж. - Особенно если  бы  она  смогла
повторить все те проклятия, которыми вот уже  неделю  осыпает  ее  д'Ар-
таньян.
   - Бедный д'Артаньян! - сказал Атос с оттенком мягкой грусти. -  Такой
храбрый, такой добрый и такой грозный для врагов своих друзей. У вас два
очень опасных узника, Коменж, и я жалею вас, если  эти  два  неукротимых
человека вверены вам, под вашу личную ответственность...
   - Неукротимых! - сказал, улыбаясь, Коменж. - Полноте пугать  меня.  В
первый же день своего заключения д'Артаньян оскорблял всех солдат и всех
офицеров, без сомнения в надежде получить в руки шпагу. Это продолжалось
два дня, а затем он успокоился и стал тих, как ягненок. Теперь он распе-
вает гасконские песни, от которых мы умираем со смеху.
   - А дю Валлон? - спросил Атос.
   - О, этот - дело другое. Признаюсь, это страшный  человек.  В  первый
день он выломал плечом все двери, и, право же, я ждал, что он выйдет  из
Рюэя, как Самсон из Газы. Но затем настроение его так же изменилось, как
у д'Артаньяна. Теперь он не только привык к своему  заточению,  но  даже
подшучивает над ним.
   - Тем лучше, - сказал Атос, - тем лучше.
   - А вы ожидали чего-нибудь другого? - спросил Коменж, который, сопос-
тавляя слова графа де Ла Фер с тем, что ему  говорил  Мазарини  об  этих
двух узниках, начинал испытывать некоторое беспокойство.
   Со своей стороны, Атос подумал, что такая перемена в  настроении  его
друзей была, может быть, вызвана  каким-нибудь  планом,  зародившимся  у
д'Артаньяна. Поэтому, боясь им повредить, он ответил спокойно:
   - Это две горячие головы: один гасконец, другой  пикардиец.  Они  оба
быстро воспламеняются и так же быстро остывают. То, что вы мне рассказа-
ли о них, только подтверждает мое мнение.
   Таково же было мнение и Коменжа, и он,  успокоенный,  удалился.  Атос
остался один в просторной комнате, где, согласно приказанию кардинала, с
ним обращались вполне почтительно. Но чтобы составить себе точное  поня-
тие о своем положении, он стал терпеливо ждать обещанного посещения  Ма-
зарини.


        XLI
   УМ И СИЛА

   А теперь перейдем из оранжереи в охотничий павильон. В глубине двора,
там, где за портиком с ионическими колоннами виднелись псарни,  возвыша-
лось продолговатое здание, словно протягивавшее руку к другому  строению
- оранжерейному павильону, образуя вместе с  ним  полукруг,  окаймляющий
парадный двор. Это был охотничий павильон, в нижнем этаже которого  зак-
лючены были Портос и д'Артаньян. Сидя вместе, они коротали,  как  умели,
долгие часы в ненавистной им обоим неволе.
   Д'Артаньян прохаживался взад и вперед, как тигр в клетке, уставившись
глазами в одну точку и по временам глухо рычал, проходя мимо решеток ши-
рокого окна, выходившего на просторный задний двор замка.
   Портос безмолвствовал, находясь еще под впечатлением прекрасного обе-
да, остатки которого были только что убраны.
   Один казался безумным, но на самом деле размышлял; другой,  казалось,
размышлял, тогда как на самом деле спал. Но во сне его мучили кошмары, о
чем легко было догадаться по его прерывистому тяжелому храпу.
   - Вот уже начинает темнеть, - сказал д'Артаньян. - Должно быть,  часа
четыре. Скоро будет сто восемьдесят три часа, как мы сидим здесь.
   - Гм, - пробормотал Портос вместо ответа.
   - Да слышите ли вы, соня? - сказал д'Артаньян, раздраженный тем,  что
кто-то может спать днем, когда  ему  стоит  неимоверного  труда  заснуть
ночью.
   - Что? - спросил Портос.
   - То, что я сказал.
   - А что вы сказали?
   - Я говорю, что скоро сто восемьдесят три часа, как мы сидим здесь, -
повторил д'Артаньян.
   - Вы сами в этом виноваты, - сказал Портос.
   - Как? Я виноват?
   - Да, ведь я предлагал вам выйти отсюда.
   - Выломав решетки и двери?
   - Конечно.
   - Портос, люди вроде нас с вами не могут уйти так просто, как вы  ду-
маете.
   - Ну а я, - возразил Портос, - ушел бы отсюда совсем просто, без  за-
тей, и, по-моему, вы напрасно от этого отказываетесь.
   Д'Артаньян пожал плечами.
   - Все равно, если мы и выйдем из этой комнаты, то ведь этим  дело  не
кончится.
   - Милый друг - сказал Портос, - мне кажется, вы сегодня немного лучше
настроены, чем вчера. Объясните мне, почему дело не кончится,  когда  мы
выйдем из этой комнаты?
   - Очень просто: не имея оружия и не зная пароля, мы и пятидесяти  ша-
гов не сделаем по двору, как наткнемся на часового.
   - Ну и что же? - сказал Портос. - Мы убьем  часового  и  заберем  его
оружие.
   - Так, но прежде чем умереть (ведь эти  швейцарцы  так  живучи!),  он
закричит или застонет, и это привлечет караул. Нас  окружат  и  схватят,
словно лисиц, - это насто, львов, - и бросят в какой-нибудь каменный ме-
шок, где мы даже не будем иметь утешения видеть это ужасное  серое  небо
Рюэя, похожее на голубое небо Тарба не больше, чем луна на солнце.  Черт
возьми! Если бы у нас за стенами этого здания был хоть один человек, ко-
торый мог бы дать нам все сведения об этом замке - о  расположении  ком-
нат, о распорядке жизни, одним словом обо всем, что Цезарь, как мне  го-
ворили, называл "правами и местоположением"!.. Ах,  и  подумать  только,
целых двадцать лет я скучал, не зная, чем заняться" и  мне  ни  разу  не
пришло в голову приехать в Рюэй и изучить его!
   - Что же из этого? - сказал Портос. - Давайте всетаки выйдем отсюда.
   - Милый друг, - сказал д'Артаньян, - знаете, почему кондитер  никогда
сам не делает пирожных?
   - Нет, - ответил Портос, - любопытно было бы узнать.
   - Потому, что он боится их перепечь или положить в них кислого крему.
   - Что дальше?
   - Дальше то, что его поднимут на смех. А кондитер не  должен  никогда
позволять над собой смеяться.
   - Но какое отношение к нам имеют кондитеры?
   - Такое, что мы в наших приключениях не должны терпеть неудач и вызы-
вать насмешки. Мы только что потерпели неудачу в Англии, мы понесли  по-
ражение, - это пятно на нашей репутации.
   - Кто же нам нанес поражение?
   - Мордаунт.
   - Но мы утопили Мордаунта.
   - Да, конечно, утопили, и это нас несколько оправдает  в  глазах  по-
томства, если только потомство станет заниматься нами. Но слушайте, Пор-
тос: если Мордаунт был противником, которым нельзя было пренебрегать, то
Мазарини мне представляется противником гораздо более опасным, и его нам
не удастся так легко утопить. Постараемся же быть  поосторожней  и  бить
только наверняка. Дело в том, - прибавил д'Артаньян с глубоким  вздохом,
- что если мы с вами вдвоем и стоим добрых восьми  человек,  то  все  же
быть вдвоем не то, что вчетвером.
   - Вы правы, - сказал Портос со вздохом.
   - Итак, Портос, берите пример с меня и ходите взад и вперед по комна-
те, пока мы не получим известия от наших друзей или пока нам не придет в
голову какаянибудь хорошая мысль. Но  не  спите  непрерывно,  по  вашему
обыкновению: ничто так не туманит голову и не притупляет  ум,  как  сон.
Что касается того, что нам грозит, то, может быть, положение наше не так
уж плохо, как мы полагали сначала. Я не думаю, чтобы Мазарини  собирался
отрубить нам головы, - этого нельзя сделать без суда, а суд наделает шу-
му, который не преминет привлечь внимание наших друзей, и тогда Мазарини
несдобровать.
   - Как вы хорошо рассуждаете! - сказал Портос с восхищением.
   - Да, недурно, - сказал д'Артаньян. - Итак, если  нас  не  собираются
отдавать под суд и рубить нам головы, то нас или  будут  держать  здесь,
или переведут куданибудь.
   - Это несомненно, - сказал Портос.
   - Поэтому невозможно, чтобы такая тонкая ищейка, как Арамис, и  такой
умница, как Атос, не открыли бы нашего убежища,  а  тогда  придет  время
действовать.
   - Тем более что нам здесь не так уж плохо, за  исключением,  впрочем,
одного.
   - Чего именно?
   - Заметили вы, д'Артаньян, что нам давали жареную  баранину  три  дня
подряд?
   - Нет, но если это случится в четвертый раз, то  но  беспокойтесь,  я
заявлю жалобу.
   - Кроме того, я скучаю по дому. Как давно уже я не был в моих замках!
   - Ба, забудьте их на время! Мы их увидим еще, если только Мазарини не
велит их снести.
   - Вы считаете его способным на такое насилие? -  с  тревогой  спросил
Портос.
   - Нет, такие вещи мог делать только прежний кардинал. Нынешний  слиш-
ком ничтожен, чтобы решиться на что-либо подобное.
   - Вы меня успокоили, д'Артаньян.
   - Итак, будем веселы, давайте шутить со стражей.  Расположим  к  себе
солдат, раз мы не можем их подкупить. Будьте с ними полюбезнее,  Портос,
когда они будут подходить к нашим решеткам. До сих пор вы им  показывали
только свой кулак, и чем увесистее он, тем менее для них  привлекателен.
Ах, я много бы дал, чтобы иметь только пятьсот луидоров.
   - Я тоже дал бы сотню пистолей, - сказал Портос,  не  желая  уступить
д'Артаньяну в щедрости.
   На этом прервалась беседа двух друзей, потому что к ним вошел Коменж,
а впереди его сержант с двумя сторожами, которые несли ужин  в  корзине,
наполненной мисками и блюдами.


        XLII
   УМ И СИЛА (Продолжение)

   - Ну вот, - сказал Портос, - опять баранина!
   - Дорогой господин Коменж, - сказал д'Артаньян, - да  будет  вам  из-
вестно, что мой друг, господин дю Валлон, решил взбунтоваться, если  Ма-
зарини будет упорно кормить его бараниной.
   - Я заявляю, что ничего не буду есть, если не унесут эту баранину,  -
сказал Портос.
   - Унесите баранину, - сказал Коменж. - Я  желаю,  чтобы  господин  дю
Валлон приятно поужинал, тем более что я намерен сообщить  ему  новость,
которая, я уверен, придаст ему аппетита.
   - Не отправился ли Мазарини на тот свет?
   - Нет, к моему крайнему сожалению,  я  должен  вам  сказать,  что  он
чувствует себя преотлично.
   - Тем хуже, - сказал Портос.
   - Какая же у вас новость? - спросил д'Артаньян. - В стенах тюрьмы но-
вости редки, и вы, надеюсь, простите мне мое нетерпение. Не так ли, гос-
подин Коменж? Тем более что, как вы намекнули, новость хорошая.
   - Приятно ли было бы вам услышать, что граф де  Ла  Фер  находится  в
добром здоровье? - спросил Коменж.
   Маленькие глазки д'Артаньяна широко раскрылись.
   - Приятно ли!.. - воскликнул он. - Да это было бы для меня счастьем!
   - В таком случае могу вам сообщить: он поручил мне приветствовать вас
и сказать, что он жив и здоров.
   Д'Артаньян едва не подпрыгнул от радости. Быстро брошенный им на Пор-
тоса взгляд выдал его мысль. "Если Атос знает, где мы находимся, - гово-
рил этот взгляд, - если он шлет нам привет, значит,  Атос  скоро  начнет
действовать".
   Портос не был особенным мастером угадывать мысли, по на этот раз  при
имени Атоса у него зародилась та же мысль, что у д'Артаньяна. Поэтому он
понял.
   - Но, - спросил гасконец нерешительно, - вы говорите, что сам граф де
Ла Фер поручил передать нам привет? Вы, следовательно, видели его?
   - Конечно.
   - Где же... если это не нескромный вопрос?
   - Очень близко отсюда, - ответил Коменж с улыбкой.
   - Очень близко отсюда? - переспросил д'Артаньян, и глаза его  блесну-
ли.
   - Так близко, что, не будь окна оранжереи заделаны, вы могли бы  уви-
деть его с того места, где находитесь.
   "Он, вероятно, бродит в окрестностях замка", - подумал про себя д'Ар-
таньян и громко прибавил:
   - Вы его встретили на охоте? Может быть, в парке?
   - Нет, гораздо ближе. Вот здесь, по ту сторону стены,  -  сказал  Ко-
менж, стукнув рукой по стене.
   - По ту сторону стены! Что же такое находится за  этой  стеной?  Меня
привели сюда ночью, поэтому черт меня побери, если я знаю, где нахожусь.
   - Вообразите одну вещь, - сказал Коменж.
   - Я готов вообразить себе все, что вам будет угодно.
   - Так вообразите, что в этой стене есть окно.
   - И что же тогда?
   - Тогда из вашего окна вы увидели бы графа де Ла Фер у его окна.
   - Значит, граф де Ла Фер живет во дворце?
   - Да.
   - В качестве кого?
   - В том же качестве, что и вы.
   - Атос арестован?
   - Как вы знаете, - сказал со смехом Коменж, - в Рюэе нет узников, по-
тому что нет тюрьмы.
   - Бросьте шутить! Значит, Атоса арестовали?
   - Вчера, в Сен-Жермене, после приема у королевы.
   У д'Артаньяна руки опустились. Он был будто громом поражен.  Мгновен-
ная бледность, как тень, пробежала но его загорелому лицу и  тотчас  ис-
чезла.
   - Арестован!.. - повторил он.
   - Арестован!.. - повторил за ним Портос, совершенно подавленный.
   Вдруг д'Артаньян поднял голову. Глаза его  сверкнули  незаметно  даже
для Портоса; этот беглый блеск тут же сменился прежним унынием.
   - Ну полно, полно, - сказал Коменж, чувствовавший к д'Артаньяну  иск-
реннее расположение с того дня, как тот оказал ему такую услугу,  вырвав
его из рук парижан во время ареста Бруселя. - Не отчаивайтесь, я не  хо-
тел опечалить вас этой новостью. Все мы из-за нынешней войны  подвержены
всяким случайностям. Пусть вас лучше позабавит случайность, которая при-
вела вашего друга де Ла Фер к вам.
   Но эти слова не произвели желаемого действия на д'Артаньяна,  который
оставался мрачным.
   - А как он себя чувствует? - спросил  Портос,  видя,  что  д'Артаньян
больше не поддерживает разговора.
   - Превосходно, - сказал Коменж. - Сначала он, как и вы, был,  видимо,
очень угнетен, но после того, как узнал, что  кардинал  намерен  сегодня
вечером посетить его...
   - А! - воскликнул д'Артаньян. - Кардинал собирается посетить графа де
Ла Фер?
   - Да, он велел предупредить об этом графа, и тот  сразу  поручил  мне
передать вам, что воспользуется этой милостью кардинала и будет  просить
о смягчении вашей и своей участи.
   - Ах, милый граф! - воскликнул д'Артаньян.
   - Хорошее дело! - проворчал Портос. - Велика милость! Граф де Ла Фер,
родня Монморанси и Роганов, уж наверное получше какого-то Мазарини.
   - Ну, полноте! - заговорил д'Артаньян лукаво. - Подумайте только, до-
рогой дю Валлон, какая все же честь для графа де Ла Фер и какие  надежды
она возбуждает. Я даже думаю, что  господин  де  Коменж  ошибается,  это
слишком большая честь для арестованного.
   - Как? Я ошибаюсь?
   - Не Мазарини посетит графа де Ла Фер, но граф де Ла Фер будет, веро-
ятно, вызван к Мазарини.
   - Нет, нет, - сказал Коменж, желавший дать самые точные сведения. - Я
отлично слышал, как это сказал кардинал. Он сам посетит графа де Ла Фер.
   Д'Артаньян взглянул на Портоса, желая узнать, понял ли тот  всю  важ-
ность этого посещения; но Портос в это время даже не смотрел в его  сто-
рону.
   - Кардинал пмеет, стало быть, привычку гулять по своей  оранжерее?  -
спросил д'Артаньян.
   - Он запирается в ней каждый ветер