о его ловкость одолевала любую силу. Шпага швейцарца не сумела отразить шпаги мушкетера. Швейца- рец был дважды ранен. Из-за холода он не сразу заметил раны, но потеря крови и вызванная ею слабость внезапно принудили его сесть на землю. - Так! - сказал д'Артаньян. - Что я вам говорил? Вот вам и досталось, упрямая голова. Радуйтесь еще, если отделаетесь двумя неделями. Оставай- тесь тут, я сейчас пришлю с лакеем ваши вещи. До свидания. Кстати, сове- тую поселиться на улице Монторгейль, в "Кошке с клубком": там отлично кормят, если только там еще прежняя хозяйка. Прощайте. Очень довольный, он вернулся домой и в самом деле послал слугу отнес- ти пожитки швейцарцу, который все сидел на том же месте, где оставил его д'Артаньян, и не мог прийти в себя от нахальства противника. Слуга, хозяйка и весь дом преисполнились к д'Артаньяну таким благого- вением, с каким отнеслись бы разве только к Геркулесу, если бы он снова явился на землю для свершения своих двенадцати подвигов. Но, оставшись наедине с хозяйкой, д'Артаньян сказал ей: - Теперь, прекрасная Мадлен, вам известно, чем отличается швейцарец от дворянина. Вы-то сами воли себя как трактирщица. Тем хуже для вас, так как из-за вашего поведения вы теряете мое уважение и своего посто- яльца. Я выгнал швейцарца, чтобы проучить вас, но жить я здесь не стану, я не квартирую у тех, кого презираю. Эй, малый, отнеси мой сундук в "Бочку Амура" на улицу Бурдоне. До свидания, сударыня. Произнося эти слова, д'Артаньян был, вероятно, и величествен и трога- телен. Хозяйка бросилась к его ногам, просила прощения и своей нежностью принудила его задержаться. Что сказать еще? Вертел крутился, огонь тре- щал, прекрасная Мадлен рыдала; д'Артаньян сразу почувствовал соединенное действие голода, холода и любви; он простил, а простив - остался. Вот почему д'Артаньян жил на Тиктонской улице в гостинице "Козочка". VII Д'АРТАНЬЯН В ЗАТРУДНИТЕЛЬНОМ ПОЛОЖЕНИИ, НО ОДИН ИЗ НАШИХ СТАРЫХ ЗНА- КОМЫХ ПРИХОДИТ ЕМУ НА ПОМОЩЬ Итак, д'Артаньян в раздумье шел к себе домой, с удовольствием унося кошелек кардинала Мазарини и мечтая о прекрасном алмазе, который некогда принадлежал ему и теперь на мгновенье сверкнул перед ним на пальце пер- вого министра. "Если бы этот алмаз когда-нибудь снова попал мне в руки, - думал он, - я бы не сходя с места превратил его в деньги и купил маленькое по- местье возле отцовского замка; замок этот довольно приятное обиталище, но не имеет при себе никаких угодий, кроме сада величиной с кладбище Из- биенных Младенцев; затем я величественно дожидался бы, пока какая-нибудь богатая наследница, соблазненная моей внешностью, предложит мне вступить с ней в брак; потом у меня появилось бы три мальчугана: из первого я сделал бы важного барина вроде Атоса, из второго - храброго солдата вро- де Портоса, а из третьего - изящного аббата вроде Арамиса. Право, это было бы куда лучше той жизни, какую я веду; но, на беду мою, господин де Мазарини жалкий скряга и не поступится этим алмазом в мою пользу". Что сказал бы д'Артаньян, если бы знал, что королева вручила Мазарини алмаз для передачи ему! Выйдя на Тиктонскую улицу, он застал там большое волнение; множество народу столпилось возле его дома. - Ого, - сказал он, - уж не горит ли гостиница "Козочка" или не вер- нулся ли и впрямь муж прекрасной Мадлен? Оказалось, ни то, ни другие; подойдя ближе, д'Артаньян увидел, что толпа собралась не перед его домом, а перед соседним. Раздавались крики, люди бегали с факелами, и при свете этих факелов д'Артаньян разглядел мундиры. Он спросил, что случилось. Ему ответили, что какой-то горожанин с дюжиной друзей напал на каре- ту, ехавшую под конвоем кардинальской гвардии, но явилось подкрепление, и горожане обратились в бегство. Их предводитель скрылся в соседнем до- ме, и теперь этот дом обыскивают. В молодости д'Артаньян непременно бросился бы туда, где были солдаты, и стал бы помогать им против горожан, но такой пыл давно уже остыл в нем; к тому же у него в кармане было сто пистолей, полученных от карди- нала, и он не хотел подвергать их разным случайностям, вмешавшись в тол- пу. Он пошел в гостиницу без дальнейших расспросов. Бывало, д'Артаньян всегда желал все знать; теперь он всякий раз считал, что знает уже дос- таточно. Его встретила красотка Мадлен. Она его не ожидала, так как д'Артаньян сказал ей, что проведет ночь в Лувре, и обласкала его за это непредви- денное появление, которое пришлось тем более кстати, что она очень боя- лась смятения на улице и теперь не располагала швейцарцем для охраны. Она хотела завязать с д'Артаньяном разговор, рассказать обо всем слу- чившемся; но он велел подать ужин к себе в комнату и принести туда бу- тылку старого бургундского. Прекрасная Мадлен была у него вышколена по-военному, - иначе говоря, исполняла все по первому знаку; а так как д'Артаньян на этот раз собла- говолил говорить, то его приказание было выполнено вдвое скорее обычно- го. Д'Артаньян взял ключ и свечу и поднялся в свою комнату; чтобы не сок- ращать доходов хозяйки, он удовлетворился комнаткой в верхнем этаже. Уважение, которое мы питаем к истине, вынуждает нас даже сказать, что эта комната помещалась под самой крышей и рядом с водосточным желобом. Д'Артаньян удалялся в эту комнату, как Ахиллес в свой шатер, когда хотел наказать прекрасную Мадлен своим презрением. Прежде всего он спрятал в старый шкафчик с новым замком свой мешок, содержимое которого он не собирался пересчитывать, чтобы узнать, какую оно составляет сумму; через минуту ему подали ужин и бутылку вина, он отпустил слугу, запер дверь и сел за стол. Все это было сделано д'Артаньяном вовсе не для того, чтобы предаться размышлениям, как мог бы предположить читатель, - просто он считал, что только делая все по очереди - можно делать все хорошо. Он был голоден - он поужинал; потом лег спать. Д'Артаньян не принадлежал к тем людям, которые полагают, что ночь - добрая советчица: ночью Д'Артаньян спал. Наоборот, именно по утрам он бывал бодр, сообразителен, и ему приходили в голову самые лучшие реше- ния. Размышлять по утрам он уже давно не имел повода, но спал ночью всегда. На рассвете он проснулся, живо, по-военному, вскочил с постели и за- шагал по комнате, соображая: "В сорок третьем году, за полгода примерно до смерти кардинала, я по- лучил письмо от Атоса. Где это было?.. Где же?.. Ах, это было при осаде Безансона. Помню, я сидел в траншее. Что он мне писал? Будто поселился в маленьком поместье, - да, именно так, в маленьком поместье. Но где? Я как раз дочитал до этих слов, когда порыв ветра унес письмо. Следовало мне тогда броситься за ним, хотя ветер пес его прямо в поле. Но моло- дость - большой недостаток... для того, кто уже не молод. Я дал моему письму улететь к испанцам, которым адрес Атоса был ни к чему, так что им следовало прислать мне письмо обратно. Итак, бросим думать об Атосе. Пе- рейдем к Портосу... Я получил от него письмо; он приглашал меня на большую охоту в своих поместьях в сентябре тысяча шестьсот сорок шестого года. К несчастью, я был тогда в Беарне по случаю смерти отца; письмо последовало за мной, но я уже уехал из Беарна, когда оно пришло. Тогда оно отправилось по моим следам и чуть не нагнало меня в Монмеди, опоздав всего на несколько дней. В апреле оно попало наконец в мои руки, но так как шел уже апрель тысяча шестьсот сорок седьмого года, а приглашение было на сентябрь ты- сяча шестьсот сорок шестого года, то я не мог им воспользоваться. Надо отыскать это письмо: оно должно лежать вместе с моими актами на именье". Д'Артаньян открыл старый сундучок, стоявший в углу комнаты, наполнен- ный пергаментами, относившимися к землям д'Артаньяна, которые уже с лиш- ком двести лет как вышли из владения его предков, и вскрикнул от радос- ти. Он узнал размашистый почерк Портоса, а под ним несколько строчек ка- ракуль, начертанных сухой рукой его достойной супруги. Д'Артаньян не стал терять времени попусту на перечитыванье письма, содержание которого он знал, а прямо обратился к адресу. Адрес был: "Замок дю Валлон". Портос и не подумал дать более точные указания. В своей надменности он думал, что весь свет должен знать замок, которому он дал свое имя. - Проклятый хвастун! - воскликнул Д'Артаньян. - Он нисколько не пере- менился! А мне именно с него-то и следовало бы начать ввиду того, что он, унаследовав от Кокнара восемьсот тысяч ливров, не нуждается в деньгах. Эх, самого-то лучшего у меня и не будет! Атос так пил, что, на- верное, совсем отупел. Что касается Арамиса, то он, конечно, погружен в свое благочестие. Д'Артаньян еще раз взглянул на письмо. В нем была приписка, в которой значилось следующее: "С этой же почтой пишу нашему достойному другу Арамису в его монас- тырь". - В его монастырь? Отлично. Но какой монастырь? Их двести в одном Па- риже. И три тысячи во Франции. К тому же он, может быть, поступая в мо- настырь, в третий раз изменил свое имя? Ах, если бы я был силен в богос- ловии, если б я мог только вспомнить предмет его тезисов, которые он так рьяно обсуждал в Кревкере с кюре из Мондидье и настоятелем иезуитского монастыря, я бы уже смекнул, какой доктрине он отдает предпочтение, и вывел бы отсюда, какому святому он мог себя посвятить. А не пойти ли мне к кардиналу и не спросить ли у него пропуск во всевозможные монастыри, даже женские? Это действительно мысль, и, может быть, тудато он и уда- лился, как Ахиллес. Да, по это значит с самого начала признаться в своем бессилии и с первого шага уронить себя во мнении кардинала. Сановники бывают довольны только тогда, когда ради них делают невозможное. "Будь это вещь возможная, - говорят они нам, - я бы и сам это сделал". И са- новники правы. Но не будем торопиться и разберемся толком. От него я то- же получил письмо, от милого друга, и он даже просил меня оказать ему какую-то услугу, что я и выполнил. Да. Но куда же я девал это письмо? Подумав немного, д'Артаньян подошел к вешалке, где висело его старое платье, и стал искать свой камзол 1648 года, а так как наш д'Артаньян был парень аккуратный, то камзол оказался на крючке. Порывшись в карма- нах, он вытащил бумажку: это было письмо Арамиса. "Господин д'Артаньян, - писал Арамис, - извещаю вас, что я поссорился с одним дворянином, который назначил поединок сегодня вечером на Коро- левской площади; так как я - духовное лицо и это дело может повредить мне, если я сообщу о ном кому-нибудь другому, а не такому верному другу, как вы, то я прошу вас быть моим секундантом. Войдите на площадь с новой улицы Святой Екатерины и под вторым фона- рем вы встретите вашего противника. Я с моим буду под третьим. Ваш Арамис" На этот раз даже не было прибавлено: "до свидания". Д'Артаньян пытался припомнить события: он отправился на поединок, встретил там указанного противника, имени которого он так и не узнал, ловко проткнул ему шпагой руку и подошел к Арамису, который, окончив уже свое дело, вышел к нему навстречу из-под третьего фонаря. - Готово, - сказал Арамис. - Кажется, я убил наглеца. Ну, милый друг, если вам встретится надобность во мне, вы знаете - я вам всецело предан. И, пожав ему руку, Арамис исчез под аркой. Выходило, что Д'Артаньян знал о местопребывании Арамиса столько же, сколько и о местопребывании Атоса и Портоса, и дело начинало казаться ему очень затруднительным, как вдруг ему послышалось, будто в его комна- те разбили стекло. Он сейчас же вспомнил о своем мешке и бросился к шкафчику. Он не ошибся: в ту минуту, как он входил в комнату, какой-то человек влезал в окно. - А, негодяй! - закричал д'Артаньян, приняв его за вора и хватаясь за шпагу. - Сударь! - взмолился этот человек. - Ради бога, вложите шпагу в нож- ны и не убивайте меня, не выслушав. Я не вор, вовсе нет! Я честный и за- житочный буржуа, у меня собственный дом. Меня зовут... Ай! Может ли быть? Нет, я не ошибаюсь, вы господин д'Артаньян. - Это ты, Планше? - вскричал лейтенант. - К вашим услугам, - ответил Планше, сияя, - если только я еще го- жусь. - Может быть, - сказал д'Артаньян. - Но какого черта ты лазишь в семь часов утра по крышам, да еще в январе месяце? - Сударь, - сказал Планше, - надо вам знать... хотя, в сущности, вам, пожалуй, этого и знать не надо. - Что такое? - переспросил д'Артаньян. - Но сперва прикрой окно поло- тенцем и задерни занавеску. Планше повиновался. - Ну, говори же! - сказал д'Артаньян, когда тот исполнил приказание. - Сударь, скажите прежде всего, - спросил осторожно Планше, - в каких вы отношениях с господином до Рошфором? - В превосходных! Еще бы! Он теперь один из моих лучших друзей! - А! Ну тем лучше! - Но что общего имеет Рошфор с подобным способом входить в комнату? - Видите ли, сударь... Прежде всего нужно вам сказать, что господин де Рошфор в... Планше замялся. - Черт возьми, - сказал д'Артаньян. - Я отлично знаю, что он в Басти- лии. - То есть он был там, - ответил Планше. - Как так был? - вскричал д'Артаньян. - Неужели ему посчастливилось бежать? - Ах, сударь, - вскричал, в свою очередь, Планше, - если это, по-ва- шему, счастье, то все обстоит благополучно. В таком случае нужно вам сказать, что вчера, повидимому, за господином де Рошфором присылали в Бастилию... - Черт! Я это отлично знаю, потому что сам ездил за ним. - Но, на его счастье, не вы отвозили его обратно; потому что, если бы я узнал вас среди конвойных, то поверьте, сударь, что я слишком уважаю вас, чтобы... - Да кончай же, скотина! Что такое случилось? - А вот что. Случилось, что на Скобяной улице, когда карета господина де Рошфора пробиралась сквозь толпу народа и конвойные разгоняли граж- дан, поднялся ропот, арестант подумал, что настал удобный момент, сказал свое имя и стал звать на помощь. Я был тут же, услышал имя графа де Рош- фора, вспомнил, что он сделал меня сержантом Пьемонтского полка, и зак- ричал, что этот узник - друг герцога Бофора. Тут все сбежались, остано- вили лошадей, оттеснили конвой. Я успел отворить дверцу, Рошфор выскочил из кареты и скрылся в толпе. К несчастью, в эту минуту проходил патруль, присоединился к конвойным, и они бросились на нас. Я отступил к Тиктонс- кой улице, они за мной, я вбежал в соседний дом, его оцепили, обыскали, но напрасно - я нашел в пятом этаже одну сочувствующую нам особу, кото- рая спрятала меня под двумя матрацами. Я всю ночь или около того оста- вался в своем тайнике и, подумав, что вечером могут возобновить поиски, на рассвете спустился по водосточной трубе, чтобы отыскать сначала вход, а потом и выход в каком-нибудь доме, который бы не был оцеплен. Вот моя история, и, честное слово, сударь, я буду в отчаянии, если она вам не по вкусу. - Нет, напротив, - сказал д'Артаньян, - право же, я очень рад, что Рошфор на свободе. Но ты понимаешь, что, попадись ты теперь в руки коро- левских солдат, тебя без пощады повесят? - Как не понимать? Черт возьми! - воскликнул Планше. - Именно это ме- ня и беспокоит, и вот почему я так обрадовался, что нашел вас; ведь если вы захотите меня спрятать, то никто этого не сделает лучше вашего. - Да, - сказал д'Артаньян. - Я, пожалуй, не против, хоть и рискую ни много ни мало, как моим чином, если только дознаются, что я укрываю мя- тежника. - Ах, сударь, вы же знаете, что я рискнул бы для вас жизнью. - Ты можешь даже прибавить, что не раз рисковал ею, Планше. Я забываю только то, что хочу забыть. Ну а об этом я хочу помнить. Садись же и стой спокойно; я вижу, ты весьма выразительно поглядываешь на остатки моего ужина. - Да, сударь, потому что буфет соседки оказался небогат сытными веща- ми, и я с полудня съел всего лишь кусок хлеба с вареньем. Хоть я и не презираю сладостей, когда они подаются вовремя и к месту, ужин показался мне все же чересчур легким. - Бедняга! - сказал д'Артаньян. - Ну, ешь, ешь! - Ах, сударь, вы мне вторично спасаете жизнь. Планше уселся за стол и принялся уписывать за обе щеки, как в доброе старое время, на улице Могильщиков. Д'Артаньян прохаживался взад и вперед по комнате, Придумывая, какую бы пользу можно было извлечь из Планше в данных обстоятельствах. Тем временем Планше добросовестно трудился, чтобы наверстать упущенное вре- мя. Наконец он испустил тот удовлетворенный вздох голодного человека, ко- торый свидетельствует, что, заложив прочный фундамент, он собирается сделать маленькую передышку. - Ну, - сказал д'Артаньян, полагавший, что настало время приступить к допросу, - начнем по порядку: известно ли тебе, где Атос? - Нет, сударь, - ответил Планше. - Черт! Известно ли тебе, где Портос? - Тоже пет. - Черт! Черт! А Арамис? - Ни малейшего понятия. - Черт! Черт! Черт! - Но, - сказал Планше лукаво, - мне известно, где находится Базен. - Как! Ты знаешь, где Базен? - Да, сударь. - Где же он? - В соборе Богоматери. - А что он делает в соборе Богоматери? - Он там причетник. - Базен причетник в соборе Богоматери! Ты в этом уверен? - Вполне уверен. Я его сам видел и говорил с ним. - Он, наверное, знает, где его господин! - Разумеется. Д'Артаньян подумал, потом взял плащ и шпагу и направился к двери. - Сударь, - жалобно сказал Планше. - Неужели вы меня покинете? Поду- майте, мне ведь больше не на кого надеяться. - Но здесь не станут тебя искать, - сказал д'Артаньян. - А если сюда кто войдет? - сказал осторожный Планше. - Никто не ви- дел, как я вошел, и ваши домашние примут меня за вора. - Это правда, - сказал д'Артаньян. - Слушай, знаешь ты какое-нибудь провинциальное наречие? - Лучше того, сударь, я знаю целый язык, - сказал Планше, - я говорю по-фламандски. - Где ты, черт возьми, выучился ему? - В Артуа, где я сражался два года. Слушайте: "Goeden morgen, myn heer! Ik ben begeeray te weeten the ge sond hects omstand". - Что это значит? - "Добрый день, сударь, позвольте осведомиться о состоянии вашего здоровья". - И это называется язык! - сказал д'Артаньян. - Но все равно, это очень кстати. Он подошел к двери, кликнул слугу и приказал позвать прекрасную Мад- лен. - Что вы делаете, сударь, - вскричал Планше, - вы хотите доверить тайну женщине! - Будь покоен, она не проговорится. В эту минуту явилась хозяйка. Она вбежала с радостным лицом, надеясь застать д'Артаньяна одного, но, заметив Планше, с удивлением отступила. - Милая хозяюшка, - сказал д'Артаньян, - рекомендую вам вашего брата, только что приехавшего из Фландрии; я его беру к себе на несколько дней на службу. - Моего брата! - сказала ошеломленная хозяйка. - Поздоровайтесь же со своей сестрой, master Петер. - Wilkom, zuster! - сказал Планше. - Goeden day, hroer! [5] - ответила удивленная хозяйка. - Вот в чем дело, - сказал д'Артаньян, - этот человек ваш брат, кото- рого вы, может быть, и не знаете, но зато знаю я; он приехал из Амстер- дама; я сейчас уйду, а вы должны его одеть; когда я вернусь, примерно через чае, вы мне его представите, и по вашей рекомендации, хотя он не знает ни слова по-французски, я возьму его к себе в услужение, так как ни в чем не могу вам отказать. Понимаете? - Вернее, я догадываюсь, чего вы желаете, и этого с меня достаточно, - сказала Мадлен. - Вы чудная женщина, хозяюшка, и я полагаюсь на вас. Сказав это, д'Артаньян подмигнул Планше и отправился в собор Богома- тери. VIII О РАЗЛИЧНОМ ДЕЙСТВИИ, КАКОЕ ПОЛУПИСТОЛЬ МОЖЕТ ИМЕТЬ НА ПРИЧЕТНИКА И НА СЛУЖКУ Д'Артаньян шел по Новому мосту, радуясь, что снова обрел Планше. Ведь как ни был он полезен доброму малому, но Планше был ему самому гораздо полезней. В самом деле, ничто не могло быть ему приятнее в эту минуту, как иметь в своем распоряжении храброго и сметливого лакея. Правда, по всей вероятности, Планше недолго будет служить ему; но, возвратясь к своему делу на улице Менял, Планше будет считать себя обязанным д'Ар- таньяну за то, что тот, скрыв его у себя, спас ему жизнь, а д'Артаньяну было очень на руку иметь связи в среде горожан в то время, когда они со- бирались начать войну с двором. У него будет свой человек во вражеском лагере. А такой умница, как д'Артаньян, умел всякую мелочь обратить себе во благо. В таком настроении, весьма довольный судьбой и самим собой, д'Ар- таньян подошел к собору Богоматери. Он поднялся на паперть, вошел в храм и спросил у ключаря, подметавше- го часовню, не знает ли он г-на Базена. - Господина Базена, причетника? - спросил ключник. - Его самого. - Он прислуживает за обедней, в приделе Богоцы. Д'Артаньян вздрогнул от радости. Несмотря на слова Планше, ему не ве- рилось, что он найдет Базена; по теперь, поймав один конец нити, он мог ручаться, что доберется и до другого. Он опустился на колени, лицом к этому приделу, чтобы не терять Базена из виду. По счастью, служилась краткая обедня, она должна была скоро кончиться. Д'Артаньян, перезабывший все молитвы и не позаботившийся зах- ватить с собой молитвенник, стал на досуге наблюдать Базена. Вид Базена в новой одежде был, можно сказать, столь же величествен- ный, сколь и блаженный. Сразу видно было, что он достиг или почти достиг предела своих желаний и что палочка для зажигания свеч, оправленная в серебро, которую он держал в руке, казалась ему столь же почетной, как маршальский жезл, который Конде бросил, а может быть, и не бросал, в неприятельские ряды во время битвы под Фрейбургом. Даже физически он преобразился, если можно так выразиться, совершенно под стать одежде. Все его тело округлилось и приобрело нечто поповское. Все угловатости на его лице как будто сгладились. Нос у него был все тот же, но он тонул в круглых щеках; подбородок незаметно переходил в шею; глаза заплыли, не то что от жира, а от какой-то одутловатости; волосы, подстриженные по-церковному, под скобку, закрывали лоб до самых бровей. Заметим кстати, что лоб Базена, даже совсем открытый, никогда не превы- шал полутора дюймов в вышину. В ту минуту как Д'Артаньян кончил свой осмотр, кончилась и обедня. Священник произнес "аминь" и удалился, благословив молящихся, которые, к удивлению д'Артаньяна, все преклонили колена. Он перестал удивляться, узнав в священнослужителе самого коадъютора, знаменитого Жана-Франсуа де Гонди, который уже в это время, предчувствуя свою будущую роль, создавал себе популярность щедрой раздачей милостыни. Для того чтобы увеличить эту популярность, он и служил иногда ранние обедни, на которые обычно приходит только простой люд. Д'Артаньян, как и все, опустился на колени, принял причитающееся на его долю благословение, перекрестился, но в ту минуту, когда мимо него, с возведенными к небу очами, проходил Базен, скромно замыкавший шествие, д'Артаньян схватил его за полу; Базен опустил глаза и отскочил назад, словно увидал змею. - Господин Д'Артаньян! - воскликнул он. - Vade retro, Satanasi [6] - Отлично, милый Базен, - ответил, смеясь, офицер, - вот как вы встречаете старого друга. - Сударь, - ответил Базен, - истинные друзья христианина те, кто споспешествует спасению, а не те, кто отвращает от него. - Я вас не понимаю, Базен, - сказал Д'Артаньян, - я не вижу, как я могу служить камнем преткновения на вашем пути к спасению. - Вы забываете, - ответил Базен, - что пытались навсегда закрыть к нему путь для моего бедного господина; из-за вас он губил свою душу, служа в мушкетерах, хотя чувствовал пламенное призвание к церкви. - Мой милый Базен, - возразил Д'Артаньян, - вы должны были бы понять уже по месту, где меня видите, что я очень переменился: с годами стано- вишься разумнее. И так как я не сомневаюсь, что ваш господин спасает свою душу, то я хочу узнать от вас, где он находится, чтобы он своими советами помог и моему спасению. - Скажите лучше - чтобы вновь увлечь его в мир? По счастью, я не знаю, где он, так как, находясь в святом месте, я никогда не решился бы солгать. - Как! - воскликнул Д'Артаньян, совершенно разочарованный. - Вы не знаете, где Арамис? - Прежде всего, - сказал Базен, - Арамис - это имя' погибели. Если прочесть Арамис навыворот, получится Симара, имя одного из злых духов, и, по счастию, мой господин навсегда бросил это имя. - Хорошо, - сказал Д'Артаньян, решившись перетерпеть все, - я ищу не Арамиса, а аббата д'Эрбле. Ну же, мой милый Базен, скажите мне, где он. - Разве вы не слыхали, господин Д'Артаньян, как я ответил вам, что не знаю этого? - Слышал, конечно; но я отвечу вам, что это невозможно. - Тем не менее это правда, сударь, чистая правда, как перед богом... Д'Артаньян хорошо видел, что ничего не вытянет из Базена; ясно было - Базен лжет, но по тому, с каким: жаром и упорством он лгал, можно было легко предвидеть, что он от своего не отступится. - Хорошо, - сказал д'Артаньян. - Так как вы не знаете, где живет ваш барин, не будем больше говорить о нем и расстанемся друзьями; вот вам - полпистоля, выпейте за мое здоровье. - Я не пью, сударь, - сказал Базен, величественно отводя руку офице- ра. - Это подобает только мирянам. - Неподкупный! - проворчал д'Артаньян. - Ну и не везет же мне! И так как д'Артаньян, отвлеченный своими размышлениями, выпустил из рук полу Базена, тот поспешил воспользоваться свободой для отступления и быстро удалился в ризницу; он и там не считал себя вне опасности, пока не запер за собой дверь. Д'Артаньян, задумавшись, не двигался с места и глядел в упор на дверь, положившую преграду между ним и Базеном; вдруг он почувствовал, что кто-то тихонько коснулся его плеча. Он обернулся и едва не вскрикнул от удивления, но тот, кто до него дотронулся пальцем, приложил этот палец к губам в знак молчания. - Вы здесь, мой дорогой Рошфор? - сказал д'Артаньян вполголоса. - Шш... - произнес Рошфор. - Знали вы, что я освободился? - Я узнал это из первых рук. - От кого же? - От Планше. - Как, от Планше? - Конечно. Ведь это он вас спас. - Планше? Мне действительно показалось, что это он. Вот доказа- тельство, мой друг, что благодеяние никогда не пропадает даром. - А что вы здесь делаете? - Пришел возблагодарить господа за свое счастливое освобождение, - сказал Рошфор. - А еще зачем? Мне кажется, не только за этим. - А еще за распоряжениями к коадъютору; хочу попробовать, нельзя ли чем насолить Мазарини. - Безумец! Вас опять упрячут в Бастилию! - Ну нет! Об этом я позабочусь, ручаюсь вам. Уж очень хорошо на све- жем воздухе, - продолжал Рошфор, вздыхая полной грудью, - я поеду в де- ревню, буду путешествовать по провинции. - Вот как? Я еду тоже! - сказал д'Артаньян. - А не будет нескромностью спросить, куда? - На розыски моих друзей. - Каких друзей? - Тех самых, о которых вы меня вчера спрашивали. - Атоса, Портоса и Арамиса? Вы их разыскиваете? - Да. - Честное слово? - Что же тут удивительного? - Ничего! Забавно! А по чьему поручению вы их разыскиваете? - Вы не догадываетесь? - Догадываюсь. - К несчастью, я не знаю, где они. - И у вас нет возможности узнать? Подождите неделю, я вам добуду све- дения, - сказал Рошфор. - Неделя - это слишком долго, я должен их найти в три дня. - Три дня мало, - сказал Рошфор, - Франция велика. - Не беда. Знаете, что значит слово надо? С этим словом можно многое сделать. - А когда вы начнете поиски? - Уже начал. - В добрый час! - А вам - счастливого пути! - Быть может, мы встретимся в дороге? - Едва ли. - Как знать. У судьбы много причуд. - Прощайте. - До свидания. Кстати, если Мазарини вспомнит обо мне, скажите, что я просил вас довести до его сведения, что он скоро увидит, так ли я стар для дела, как он думает. И Рошфор удалился с той дьявольской улыбкой на губах, которая прежде заставляла д'Артаньяна содрогаться; но на этот раз д'Артаньян не испытал страха и сам улыбнулся с грустью, которую могло вызвать на его лице только одно-единственное воспоминание. "Ступай, демон, - подумал он, - и делай что хочешь. Теперь мне все равно: нет второй Констанции в мире". Оглянувшись, он увидел Базена, ужо снявшего с себя облачение и разго- варивавшего с тем ключарем, к которому д'Артаньян обратился, входя в церковь. Базен был, повидимому, очень возбужден и быстро размахивал сво- ими толстыми короткими ручками. Д'Артаньян понял, что Базен, вероятно, внушал ключарю остерегаться его как только возможно. Д'Артаньян воспользовался озабоченностью обоих служителей, незаметно улизнул из собора и притаился за углом улицы Пивных Бутылок. Базен не мог пройти так, чтобы д'Артаньян не увидел его из своего тайника. Через пять минут после того, как д'Артаньян занял свой пост, Базен вышел на паперть, озираясь по сторонам, не следит ли кто-нибудь за ним. Но он имел неосторожность не заметить нашего офицера в пятидесяти шагах от себя, за углом дома, откуда высовывалась только его голова. Видимо успокоенный, Базен пошел по улице Богоматери. Д'Артаньян выскочил из своей засады как раз вовремя, чтобы увидеть, как он повернул в Еврейскую улицу, затем в улицу Лощильщиков и вошел в приличный по внешности дом. И офицер наш не усомнился, что достойный причетник обитает именно в этом доме. Д'Артаньян поостерегся идти туда за справками, так как привратник, если только таковой имелся, был, вероятно, предупрежден, а если приврат- ника не было, то не к кому было и обращаться. Поэтому он вошел в кабачок на углу улицы святого Элигия и улицы Ло- щильщиков и спросил глинтвейну. На приготовление этого напитка требова- лось добрых полчаса, и Д'Артаньян мог следить за Базеном, не возбуждая ни в ком подозрения. Вдруг он заметил шустрого мальчугана лет двенадца- ти-пятнадцати, очень веселого с виду, в котором он признал мальчишку, виденного им минут двадцать назад в облачении церковного служки. Он за- говорил с ним, и так как будущий дьячок не имел оснований скрытничать, то Д'Артаньян узнал, что тот от шести до девяти часов утра исполняет обязанности певчего, а с девяти до полуночи служит подручным в кабачке. Пока они разговаривали, к дому Базена подвели лошадь. Она была осед- лана и взнуздана. Минуту спустя вышел и сам Базен. - Ишь ты! - сказал мальчик. - Наш причетник собирается в путь-дорогу. - Куда это он собрался? - спросил Д'Артаньян. - А я почем знаю! - Дам полпистоля, если сумеешь узнать, - сказал Д'Артаньян. - Полпистоля, - переспросил мальчик, у которого и глаза разгорелись, - если узнаю, куда едет Базен? Это нетрудно. А вы не шутите? - Нет, слово офицера. На, смотри, вот полпистоля. И он показал ему соблазнительную монету, не давая ее, однако, в руки. - Я спрошу у него. - Этак ты как раз ничего не узнаешь, - сказал д'Артаньян. - Подожди, пока он уедет, а потом уж, черт возьми, спрашивай, выпытывай, разузна- вай. Это твое дело: полпистоля тут. И он положил монету обратно в карман. - Понимаю, - сказал мальчишка, лукаво улыбаясь, как умеют улыбаться только парижские сорванцы. - Ладно! Подождем! Ждать пришлось недолго. Пять минут спустя Базен тронулся рысцой, под- бодряя лошадь ударами зонтика. Базен всегда имел привычку брать с собой зонтик вместо хлыста. Едва он повернул за угол Еврейской улицы, мальчик, как гончая, пус- тился по следу. Д'Артаньян снова занял прежнее место за столом в полной уверенности, что не пройдет и десяти минут, как он узнает все, что нужно. И действительно, мальчишка вернулся даже раньше этого срока. - Ну? - спросил Д'Артаньян. - Готово, - сказал мальчуган, - я все знаю. - Куда же он поехал? - А про полпистоля вы не забыли? - Конечно, нет. Говори скорей. - Я хочу видеть монету. Покажите-ка, она не фальшивая? - Вот. - Хозяин, - сказал мальчишка, - барин просит разменять деньги. Хозяин сидел за конторкой. Он дал мелочь и принял полпистоля. Мальчишка сунул монеты в карман. - Ну а теперь говори, куда он поехал? - спросил д'Артаньян, весело наблюдавший его проделку. - В Нуази. - Откуда ты знаешь? - Не велика хитрость. Я узнал лошадь мясника, которую Базен иногда у него нанимает. Вот я и подумал: не даст же мясник свою лошадь так себе, не спросив, куда на ней поедут, - хотя господин Базен вряд ли способен загнать лошадь. - А он ответил тебе, что господин Базен... - Поехал в Нуази. Да, кажется, это у него вошло в привычку. Он ездит туда раза два-три в неделю. - А ты знаешь Нуази? - Еще бы. Там моя кормилица живет. - Нет ли в Нуази монастыря? - Еще какой! Иезуитский! - Ладно, - сказал Д'Артаньян. - Теперь все ясно. - Стало быть, вы довольны? - Да. Как тебя зовут? - Фрике. Д'Артаньян записал имя мальчика и адрес кабачка. - А что, господин офицер, - спросил тот, - может быть, мне удастся еще полпистоля заработать? - Возможно, - сказал Д'Артаньян. И так как он узнал все, что ему было нужно, он заплатил за глинтвейн, которого совсем не пил, и поспешил обратно на Тиктонскую улицу. IX О ТОМ, КАК Д'АРТАНЬЯН, ВЫЕХАВ НА ДАЛЬНИЕ ПОИСКИ ЗА АРАМИСОМ, ВДРУГ ОБНАРУЖИЛ ЕГО СИДЯЩИМ НА ЛОШАДИ ПОЗАДИ ПЛАНШЕ Придя домой, Д'Артаньян увидел, что у камина сидит какой-то человек: это был Планше, но Планше столь преобразившийся благодаря обноскам, ос- тавленным сбежавшим мужем, что Д'Артаньян насилу узнал его. Мадлен представила его д'Артаньяну на глазах у всех слуг. Планше обратился к офицеру с какой-то пышной фламандской фразой, тот ответил ему несколько слов на несуществующем языке, и договор был заключен. Брат Мадлен посту- пил в услужение к д'Артаньяну. У д'Артаньяна уже был готов план. Он не хотел приехать в Нуази днем, боясь быть узнанным. Таким образом, у него оставалось еще свободное вре- мя: Нуази был расположен всего в трех-четырех милях от Парижа по дороге в Мо. Он начал с того, что основательно позавтракал. Быть может, это плохое начало, если собираешься работать головой, но очень хорошее, если хочешь работать ногами и руками. Потом он переоделся, боясь, чтобы плащ лейте- нанта не возбудил подозрений, и выбрал самую прочную и надежную из своих трех шпаг, которую пускал в ход только в важных случаях. Около двух ча- сов он велел оседлать лошадей и в сопровождении Планше выехал через зас- таву Ла-Виллет. А в соседнем с "Козочкой" доме все еще велись усердней- шие поиски Планше. Отъехав на полторы мили от Парижа, Д'Артаньян заметил, что нетерпение заставило его выехать слишком рано, и остановился, чтобы дать передох- нуть лошадям. Гостиница была переполнена людьми довольно подозрительного вида, готовившимися, по-видимому, предпринять какую-то ночную экспеди- цию. В дверях показался мужчина, закутанный в плащ; заметив посторонне- го, он сделал знак двум приятелям, сидевшим за столом, и те вышли к нему за дверь. Д'Артаньян с беспечным видом подошел к трактирщице, похвалил ее отв- ратительное монтрейльское вино, задал несколько вопросов о Нуази и уз- нал, что там всего только два больших дома: один принадлежит па - рижс- кому архиепископу, и в нем живет сейчас его племянница, герцогиня де Лонгвиль; другой, где помещается иезуитский монастырь, был, как водится, собственностью достойных отцов. Ошибиться было невозможно. В четыре часа Д'Артаньян снова отправился в путь; он ехал шагом, же- лая прибыть в Нуази, когда уже совсем стемнеет. Ну а когда едешь шагом зимой, в пасмурную погоду, по скучной дороге, нечего больше делать, кро- ме того, что делает, по словам Лафонтена, заяц в своей норе: размышлять. Итак, Д'Артаньян размышлял, и Планше тоже. Только, как мы увидим дальше, размышления их были разного характера. Одно слово трактирщицы дало особое направление мыслям д'Артаньяна; это слово было - имя герцогини де Лонгвиль. В самом деле, герцогиня де Лонгвиль могла хоть кого заставить заду- маться: она была одной из знатнейших дам королевства и одной из первых придворных красавиц. Ее выдали замуж за старого герцога де Лонгвиля, ко- торого она не любила. Сперва она слыла любовницей Колиньи, убитого впос- ледствии из-за нее на дуэли посреди Королевской площади герцогом де Ги- зом; потом говорили об ее слишком нежной дружбе с принцем Конде, ее бра- том, и стыдливые души придворных были этим сильно смущены; наконец, го- ворили, что эта дружба сменилась подлинной и глубокой ненавистью, и в настоящее время герцогиня де Лонгвиль была, по слухам, в политической связи с князем де Марсильяком, старшим сыном старого герцога де Ла Рош- фуко, которого она старалась натравить на своего брата, господина герцо- га де Конде. Д'Артаньян думал обо всем этом. Он думал, что в Лувре он часто видел проходившую мимо него ослепительную, сияющую красавицу, герцогиню де Лонгвиль. Он думал об Арамисе, который ничем не лучше его, а между тем был когда-то любовником герцогини де Шеврез, игравшей в прошлое царство- вание ту же роль, как теперь мадам де Лонгвиль. И он спрашивал себя, по- чему есть на свете люди, которые добиваются всего, чего желают, будь то почести или любовь, между тем как другие застревают на полдороге своих надежд - по вине ли случая, или от незадачливости, или же изза естест- венных помех, заложенных в них самой природой. Д'Артаньян вынужден был сознаться, что, несмотря на весь свой ум и всю свою ловкость, он был и всегда, вероятно, будет в числе последних. Внезапно Планше, подъехав к нему, сказал: - Бьюсь об заклад, сударь, что вы думаете о том же, о чем и я. - Навряд ли, Планше, - сказал, улыбаясь, Д'Артаньян. - По о чем же ты думаешь? - Я думаю о подозрительных личностях, которые пьянствовали в той хар- чевне, где мы отдыхали. - Ты осторожен, как всегда, Планше. - Это инстинкт, сударь. - Ну, посмотрим, что тебе говорит твой инстинкт в этом случае? - Мой инстинкт говорит мне, что эти люди собрались в харчевне с не- добрыми намерениями; и я раздумывал о том, что мне говорит мой инстинкт, в самом темном углу конюшни, как вдруг в нее вошел человек, закутанный в плащ, а за ним еще двое. - А а, - сказал д'Артаньян, видя, что рассказ Планше совпадает с его собственными наблюдениями. - Ну и что же? - Один из них сказал: "Он, наверное, должен быть сейчас в Нуази или должен приехать туда сегодня вечером; я узнал его слугу". - "Ты в этом уверен?" - спросил человек в плаще. "Да, принц!" - был ответ... - Принц? - прервал Д'Артаньян. - Да, принц! Но слушайте же. "Если он там, то решим, что с ним де- лать", - сказал второй из собутыльников. "Что с ним делать?" - повторил принц. "Да. Он ведь не такой человек, чтоб добровольно сдаться: он пус- тит в ход шпагу". - "Тогда придется и вам сделать то же, только старай- тесь взять его живьем. Есть ли у нас веревки, чтобы связать его, и тряп- ка, чтобы заткнуть рот?" - "Все есть". - "Будьте внимательны: он, по всей вероятности, будет переодет". - "Конечно, конечно, монсеньер, будьте покойны". - "Впрочем, я сам там буду и укажу вам". - "Вы ручае- тесь, что правосудие?.." - "Ручаюсь за все", - сказал принц. "Хорошо, мы будем стараться изо всех сил". После этого они вышли из конюшни. - Да какое же это имеет отношение к нам? - сказал Д'Артаньян. - Это одно из тех предприятий, какие затеваются ежедневно. - Вы уверены, что оно не направлено против нас? - Против нас! С какой стати? - Гм! Припомните-ка, что они говорили: "Я узнал его слугу", - сказал один; это вполне может относиться ко мне. - Дальше? - "Он должен быть сейчас в Нуази или приехать туда сегодня вечером", - это тоже вполне может относиться к нам. - Еще что? - Еще принц сказал: "Будьте внимательны: он, по всей вероятности, бу- дет переодет", - это уж, мне кажется, не оставляет никаких сомнений, по- тому что вы не в форме офицера мушкетеров, а одеты как простой всадник. Ну-ка, что вы на это скажете? - Увы, мой милый Планше, - сказал Д'Артаньян со вздохом, - к нес- частью, для меня миновала пора, когда принцы искали случая убить меня. Ах, славное то было время! Будь покоен, мы вовсе не нужны этим людям. - Уверены ли вы, сударь? - Ручаюсь. - Ну, так ладно; тогда нечего и говорить об этом. И Планше снова поехал позади д'Артаньяна с тем великим доверием, ко- торое он всегда питал к своему господину и которое ничуть не ослабело за пятнадцать лет разлуки. Они проехали около мили. К концу этой мили Планше снова поравнялся с д'Артаньяном. - Сударь, - сказал он. - Ну? - отозвался тот. - Поглядите-ка, сударь, в ту сторону; не кажется ли вам, что там, в темноте, двигаются тени? Прислушайтесь: по-моему, слышен лошадиный то- пот. - Не может быть, - сказал д'Артаньян, - земля размокла от дождя; но после твоих слов мне тоже кажется, что я что-то вижу. - И он остановил- ся, вглядываясь и прислушиваясь. - Если не слышно топота лошадей, то, по крайней мере, слышно их ржанье. Слышите? Действительно, откуда-то из тьмы до слуха д'Артаньяна донеслось отда- ленное лошадиное ржанье. - Наши молодцы выступили в поход, - сказал он, - до нас это не каса- ется. Едем дальше. Они продолжали свой путь. Через полчаса они достигли первых домов Нуази. Было около половины девятого, а то и все девять часов вечера. По деревенскому обычаю, все уже спали: в деревне не светилось ни од- ного огонька. Д'Артаньян и Планше продолжали свой путь. По обеим сторонам дороги на темно-сером фоне неба выделялись еще бо- лее темные уступы крыш. Время от времени за воротами раздавался лай раз- буженной собаки, или встревоженная кошка стремительно кидалась с середи- ны улицы и пряталась в куче хвороста, откуда виднелись только ее испу- ганные глаза, горящие, как карбункулы. Казалось, кошки были единственны- ми живыми существами, обитавшими в деревне. Посреди селения, на главной площади, темной массой возвышалось большое здание, отделенное от других строений двумя переулками. Огромные липы протягивали к его фасаду свои сухие руки. Д'Артаньян внимательно осмотрел здание. - Это, - сказал он Планше, - должно быть, замок архиепископа, где жи- вет красавица де Лонгвиль. Но где же монастырь? - Монастырь в конце деревни, я его знаю. - Так скачи туда, - сказал д'Артаньян, - пока я подтяну подпругу у лошади; посмотри, нет ли у иезуитов света в каком-нибудь окне, а потом возвращайся ко мне. Планше повиновался и исчез в темноте, между тем как д'Артаньян, спе- шившись, стал подтягивать, как и сказал, подпругу. Через пять минут Планше вернулся. - Сударь, свет есть только в одном окне, выходящем в поле. - Гм! - сказал д'Артаньян. - Будь я фрондер, я бы постучался сюда и наверняка нашел бы покойный ночлег; будь я монах, я бы постучался туда и, наверное, получил бы отличный ужин; а мы, очень возможно, заночуем на сырой земле, между замком и монастырем, умирая от жажды и голода. - Да, как знаменитый Буриданов осел, - прибавил Планше. - А все же - не постучаться ли? - Шш! - сказал д'Артаньян. - Единственный огонек в окне и тот потух. - Слышите? - сказал Планше. - В самом деле, что это за шум? Послышался гул, как от надвигающегося урагана. В ту же минуту из двух переулков, прилегающих к дому, вылетели два отряда всадников, человек в десять каждый, и, сомкнувшись, окружили д'Артаньяна и Планше со всех сторон. - Ого! - сказал д'Артаньян, обнажая шпагу и прячась за лошадь. Планше проделал тот же маневр. - Неужели твоя правда и они впрямь добираются до нас? - Вот он! Попался! - закричали всадники и бросились с обнаженными шпагами на д'Артаньяна. - Не упустите! - раздался громкий голос. - Нет, монсеньер! Будьте покойны. Д'Артаньян решил, что пора заговорить и ему. - Эй, слушайте, - сказал он со своим гасконским акцентом, - чего вы хотите? Что вам надо? - Узнаешь сейчас! - заревели всадники хором. - Стойте! Стойте! - закричал тот, которого назвали монсеньером. - Стойте, говорят вам, это не его голос! - То-то! - сказал д'Артаньян. - Что тут, в Нуази, все перебесились, что ли? Но берегитесь, предупреждаю вас; первому, кто приблизится на длину моей шпаги, - а она у меня длинная, - я распорю брюхо. Предводитель подъехал к нему. - Что вы тут делаете? - спросил он надменным голосом, привыкшим пове- левать. - А вы? - спросил д'Артаньян. - Повежливее, не то вас проучат как следует! Если я вам себя и не на- зываю, то все же требую, чтобы вы были почтительны к моему сану. - Вы боитесь назвать себя, потому что командуете разбойничьей шайкой, - сказал д'Артаньян, - но мне, мирно путешествующему со своим лакеем, нет никаких причин скрывать свое имя. - Ладно, ладно! Кто вы? - Я назову вам себя, чтобы вы знали, где найти меня, сударь, принц или монсеньер, как вас там зовут, - ответил гасконец, не желавший, чтоб думали, будто он испугался угрозы. - Знаете вы д'Артаньяна? - Лейтенанта королевских мушкетеров? - спросил голос. - Этого самого! - Конечно, знаю. - Ну так вы, верно, слышали, что у него крепкая рука и острая шпага? - Вы господин д'Артаньян? - Я! - Значит вы приехали сюда защищать его? - Его... Кого его?.. - Того, кого мы ищем. - Я думал попасть в Нуази, а попал, кажется, в царство загадок, - сказал д'Артаньян. - Отвечайте же, - сказал тот же надменный голос, - вы его ожидали здесь под окнами? Вы приехали в Нуази, чтобы защищать его? - Я никого не жду, - сказал д'Артаньян, начиная терять терпение, - и никого не собираюсь защищать, кроме самого себя; но уж себя-то, предуп- реждаю вас, буду защищать не шутя. - Хорошо, о" сказал голос, - ступайте отсюда, очистите нам место. - Уйти отсюда? - сказал д'Артаньян, планы которого нарушались этим приказанием. - Не так-то это легко, я изнемогаю от усталости, и моя ло- шадь тоже; разве что вы предложите мне ужин и ночлег поблизости. - Мошенник! - Эй, сударь, осторожнее в выражениях, прошу вас, потому что если вы скажете еще словечко в этом роде, то, будь вы маркиз, герцог, принц или король, я вам вколочу ваши слова обратно в глотку, слышите! - Ну, ну, - сказал предводитель, - невозможно ошибиться, сразу слыш- но, что говорит гасконец и, значит, не тот, кого мы ищем. На этот раз не удалось! Едем! Мы с вами еще встретимся, господин д'Артаньян, - заключил предводитель, возвышая голос. - Да, но уже не при таких удобных для вас обстоятельствах, - сказал насмешливо гасконец. - Быть может, это будет среди белого дня и вы буде- те один. - Ладно, ладно! - сказал голос. - В дорогу, господа! И отряд всадников, ворча и ругаясь, исчез в темноте, повернув в сто- рону Парижа. Д'Артаньян и Планше стояли еще некоторое время настороже; но так как шум все удалялся, они вложили шпаги в ножны. - Видишь, дурень, - спокойно обратился д'Артаньян к Планше, - они вовсе не до нас добирались. - А до кого же тогда? - спросил Планше. - Ей-ей, не знаю! Да и какое мне дело? У меня другая забота: попасть в монастырь к иезуитам. Ну, на коней, и постучимся к ним! Будь что бу- дет, не съедят же они нас, черт побери! И д'Артаньян вскочил в седло. Планше только что сделал то же самое, как вдруг на круп его лошади свалилась неожиданная тяжесть, от которой лошадь даже присела на задние ноги. - Эй, сударь, - закричал Планше, - сзади меня человек сидит. Д'Артаньян обернулся и в самом деле увидал на лошади Планше две чело- веческие фигуры. - Нас сам черт преследует! - воскликнул он, обнажая шпагу и собираясь напасть на новоприбывшего. - Нет, милый д'Артаньян, - ответил тот, - это не черт, это я, Арамис. Скачи галопом, Планше, и в конце деревни сверни влево. Планше с Арамисом за спиной поскакал вперед, и д'Артаньян последовал за ними, начиная думать, что все это фантастический и бессвязный сон. X АББАТ Д'ЭРБЛЕ В конце деревни Планше свернул налево, как ему приказал Арамис, и ос- тановился под освещенным окном. Арамис соскочил на землю и трижды хлоп- нул в ладоши. Тотчас же окно растворилось, и оттуда спустилась веревоч- ная лестница. - Дорогой друг, - сказал Арамис, - если вам угодно подняться, я буду счастлив принять вас. - Вот как! - сказал д'Артаньян. - Всегда у вас так входят в дом? - После девяти вечера поневоле приходится, черт возьми! Монастырский устав очень строг! - Простите, мой друг, мне послышалось, вы сказали "черт возьми"? - Право? - засмеялся Арамис. - Это возможно; вы не можете себе предс- тавить, дорогой мой, сколько дурных привычек приобретаешь в этих прокля- тых монастырях и какие скверные манеры у всех этих отцов, с которыми я принужден жить. Что же вы не поднимаетесь? - Ступайте вперед, я за вами. - "Чтоб указать вам дорогу, ваше величество", - как сказал покойный кардинал покойному королю. Арамис проворно вскарабкался по лестнице и в одно мгновение очутился в окне. Д'Артаньян полез за ним, но медленнее; видно было, что пути такого рода были ему менее привычны, чем его Другу. - Извините, - сказал Арамис, заметив его неловкость, - если б я знал, что вы окажете мне честь своим посещением, я приказал бы поставить садо- вую лестницу; а с меня и такой хватает. - Сударь, - сказал Планше, когда д'Артаньян почти уже достиг цели, - этакий способ хорош для господина Арамиса, кой-как годится для вас, да и для меня тоже, куда ни шло. Но лошадям по веревочной лестнице ни за что не подняться. - Отведите их под тот навес, мой друг, - сказал Арамис, указывая Планше на какое-то строение, стоящее среди поля, - там вы найдете для них овес и солому. - А для меня? - спросил Планше. - Вы подойдете к этому окну, хлопнете три раза в ладоши, и мы спустим вам съестного. Будьте покойны, черт побери, здесь не умирают с голоду. Ступайте! И Арамис, втянув лестницу, закрыл окно. Д'Артаньян с любопытством осмотрел комнату. Никогда еще не видал он более воинственно и вместе с тем более изящно убранного помещения. В каждом углу красовались военные трофеи - главным образом шпаги, а четыре большие картины изображали в полном боевом воо- ружении кардинала Лотарингского, кардинала Ришелье, кардинала Лавалета и бордоского архиепископа. Правда, кроме них, ничто не напоминало о том, что это жилище аббата: на стенах шелковая обивка, повсюду алансонские ковры, а постель с кружевами и пышным покрывалом походила больше на пос- тель хорошенькой женщины, чем на ложе человека, давшего обет достигнуть рая ценой воздержания и умерщвления плоти. - Вы рассматриваете мою келью? - сказал Арамис. - Ах, дорогой мой, извините меня. Что делать! Живу как монах-отшельник. Но что вы озирае- тесь? - Не пойму, кто спустил вам лестницу; здесь никого нет, а не могла же лестница явиться сама собой. - Нет, ее спустил Базен. - А-а, - протянул д'Артаньян. - Но, - продолжал Арамис, - Базен у меня хорошо вымуштрован: он уви- дел, что я возвращаюсь не один, и удалился из скромности. Садитесь, ми- лый мой, потолкуем. И Арамис придвинул д'Артаньяну широкое кресло, в котором тот удобно развалился. - Прежде всего вы со мной отужинаете, не правда ли? - спросил Арамис. - Да, если вам угодно, и даже с большим удовольствием, - сказал д'Ар- таньян. - Признаюсь, за дорогу я чертовски проголодался. - Ах, бедный друг! - сказал Арамис. - У меня сегодня скудновато, не взыщите, мы вас не ждали. - Неужели мне угрожает кревкерская яичница с "теобромом"? Так ведь, кажется, вы прежде называли шпинат? - О, нужно надеяться, - ответил Арамис, - что с помощью божьей и Ба- зена мы найдем что-нибудь получше в кладовых у достойных отцов иезуитов. Базен, друг мой! - позвал он, - Базен, подите сюда! Дверь отворилась, и явился Базен; но, увидав д'Артаньяна, он издал восклицание, похожее скорей на вопль отчаяния. - Мой милый Базен, - сказал Д'Артаньян, - мне очень приятно видеть, с какой восхитительной уверенностью вы лжете даже в церкви. - Сударь, я узнал от достойных отцов иезуитов, - возразил Базен, - что ложь дозволительна, когда лгут с добрым намерением. - Хорошо, хорошо, Базен. Д'Артаньян умирает с голоду, и я тоже; по- дайте нам ужин, да получше, а главное, принесите хорошего вина. Базен поклонился в знак покорности, тяжело вздохнул и вышел. - Теперь мы одни, милый Арамис, - сказал д'Артаньян, переводя глаза с меблировки на хозяина и рассматривая его одежду, чтобы довершить обзор. - Скажите мне, откуда свалились вы вдруг на лошадь Планше? - Ох, черт побери, - сказал Арамис, - сами понимаете - с неба! - С неба! - повторил Д'Артаньян, покачивая головой. - Не похоже, что- бы вы оттуда явились или чтобы вы туда попали когда-нибудь. - Мой милый, - сказал Арамис с самодовольством, какого Д'Артаньян ни- когда не видывал в нем в те времена, когда он был мушкетером, - если я явился и не с неба, то уж наверное из рая, а это почти одно и то же. - Наконец-то мудрецы решат этот вопрос! - воскликнул д'Артаньян. - До сих пор они никак не могли столковаться относительно точного местонахож- дения рая: одни помещали его на горе Арарат, другие - между Тигром и Евфратом; оказывается, его искали слишком далеко, а он у нас под боком: рай - в Нуази-ле-Сек, в замке парижского архиепископа. Оттуда выходят не в дверь, а в окно; спускаются не по мраморным ступеням лестницы, а цеп- ляясь за липовые ветки, и стерегущий его ангел с огненным мечом, мне ка- жется, изменил свое небесное имя Гавриила на более земное имя принца де Марсильяка. Арамис расхохотался. - Вы по-прежнему веселый собеседник, мой милый, - сказал он, - и ваше гасконское остроумие вам не изменило. Да, в том, что вы говорите, есть доля правды; но не подумайте только, что я влюблен в госпожу де Лонг- виль. - Еще бы! После того, как вы были так долго возлюбленным госпожи де Шеврез, не отдадите же вы свое сердце ее смертельному врагу. - Да, правда, - спокойно ответил Арамис, - когда-то я очень любил эту милую герцогиню, и, надо отдать ей справедливость, она была нам очень полезна. Но что делать! Ей пришлось покинуть Францию. Беспощадный был враг этот проклятый кардинал, - продолжал Арамис, бросив взгляд на порт- рет покойного министра. - Он приказал арестовать ее и препроводить в за- мок Лош. Ейбогу, он отрубил бы ей голову, как Шале, Монморапси и Сен-Марсу; но она спаслась, переодевшись мужчиной, вместе со своей гор- ничной, бедняжкой Кэтти; у нее было даже, я слыхал, забавное приключение в одной деревне с каким-то священником, у которого она просила ночлега и который, располагая всего лишь одной комнатой и приняв госпожу де Шеврез за мужчину, предложил разделить эту комнату с ней. Она ведь изумительно ловко носила мужское платье, эта милейшая Мари. Я не знаю другой женщи- ны, которой бы оно так шло; потому-то на нее и написали куплеты: Лабуассьер, скажи, на ком... Вы их знаете? - Нет, не знаю; спойте, мой дорогой. И Арамис запел с самым игривым видом: Лабуассьер, скажи, на ком Мужской наряд так впору? Вы гарцуете верхом Лучше нас, без спору. Она, Как юный новобранец Среди рубак и пьяниц, Мила, стройна. - Браво! - сказал Д'Артаньян. - Вы все еще чудесно поете, милый Ара- мис, и я вижу, что обедня не испортила вам голос. - Дорогой мой, - сказал Арамис, - знаете, когда я был мушкетером, я всеми силами старался нести как можно меньше караулов; теперь, став аб- батом, я стараюсь служить как можно меньше обеден. Но вернемся к бедной герцогине. - К которой? К герцогине де Шеврез или к герцоги - не де Лонгвиль? - ДРУГ мой, я уже сказал, что между мной и герцогиней де Лонгвиль нет ничего: одни шутки, не больше. Я говорю о герцогине де Шеврез. Вы виде- лись с ней по возвращении ее из Брюсселя после смерти короля? - Конечно. Она тогда была еще очень хороша. - Да, и я тоже как-то виделся с ней в то время; я давал ей превосход- ные советы, но она не воспользовалась ими; я распинался, уверяя, что Ма- зарини любовник королевы; она не хотела мне верить, говорила, что хорошо знает Анну Австрийскую и что та слишком горда, чтобы любить подобного негодяя. Потом она очертя голову ринулась в заговор герцога Бофора, а негодяй взял да и приказал арестовать герцога Бофора и изгнать герцогиню де Шеврез. - Вы знаете, - сказал д'Артаньян, - она получила разрешение вер- нуться. - Да, и уже вернулась... Она еще наделает глупостей. - О, быть может, на этот раз она последует вашим советам? - О, на этот раз, - сказал Арамис, - я с ней не видался; она, навер- но, сильно изменилась. - Не то, что вы, милый Арамис; вы все прежний. У вас все те же прек- расные черные волосы, тот же стройный стан и женские руки, ставшие прек- расными руками прелата. - Да, - сказал Арамис, - это правда, я забочусь о своей внешности. Но знаете, друг мой, я старею: скоро мне стукнет тридцать семь лет. - Послушайте, - сказал д'Артаньян, улыбаясь, - раз уж мы с вами встретились, так условитесь, сколько нам должно быть лет на будущее вре- мя. - Как так? - спросил Арамис. - Да, - продолжал д'Артаньян, - в прежнее время я был моложе вас на два или три года, а мне, если не ошибаюсь, уже стукнуло сорок. - В самом деле? - сказал Арамис. - Значит, я ошибаюсь, потому что вы всегда были отличным математиком. Так по вашему счету выходит, что мне уже сорок три года? Черт возьми! Не проговоритесь об этом в отеле Рам- булье: это может мне повредить. - Будьте покойны, - сказал д'Артаньян, - я там не бываю. - Да ну?! Но чего застрял там этот скотина Базен? - вскричал Арамис. - Живей, болван, поворачивайся! Мы умираем от голода и жажды! Вошедший в эту минуту Базен воздел к небу бутылки, которые держал в руках. - Наконец-то! - сказал Арамис. - Ну как, все готово? - Да, сударь, сию минуту. Ведь не скоро подашь все эти... - Потому что вы воображаете, будто на вас все еще церковный балахон, и вы только и делаете, что читаете требник. Но предупреждаю вас, что ес- ли, перетирая церковные принадлежности в своих часовнях, вы разучитесь чистить мою шпагу, я сложу костер из всех ваших икон в поджарю вас на нем. Возмущенный Базен перекрестился бутылкой. Д'Артаньян, пораженный то- ном и манерами аббата д'Эрбле, столь непохожими на тон и манеры мушкете- ра Арамиса, глядел на своего друга во все глаза. Базен живо накрыл стол камчатной скатертью и расставил на нем столько хорошо зажаренных ароматных и соблазнительных кушаний, что д'Артаньян остолбенел от удивления. - Но вы, наверное, ждали кого-нибудь? - спросил он. - Гм! - ответил Арамис. - Я всегда готов принять гостя; да к тому же я знал, что вы меня ищете. - От кого? - Да от самого Базена, который принял вас за дьявола и прибежал пре- дупредить меня об опасности, грозящей моей душе в случае, если я опять попаду в дурное общество мушкетерского офицера. - О, сударь! - умоляюще промолвил Базен, сложив руки. - Пожалуйста, без лицемерия. Вы знаете, я этого не люблю. Откройте-ка лучше окно да спустите хлеб, цыпленка и бутылку вина своему другу План- ше: он уже целый час из сил выбивается, хлопая в ладоши под окном. Действительно, Планше, задав лошадям овса и соломы, вернулся под окно и уже три раза повторил условный сигнал. Базен повиновался и, привязав к концу веревки три названных предмета, спустил их Планше. Последний, но требуя большего, тотчас ушел к себе под навес. - Теперь давайте ужинать, - сказал Арамис. Друзья сели за стол, и Арамис принялся резать ветчину, цыплят и куро- паток с мастерством настоящего гастронома. - Черт возьми, как вы едите! - сказал д'Артаньян. - Да, неплохо. А на постные дни у меня есть разрешение из Рима, кото- рое выхлопотал мне по слабости моего здоровья господин коадъютор. К тому же я взял к себе бывшего повара господина Лафолона, знаете, старого дру- га кардинала, того знаменитого обжоры, который вместо молитвы говорил после обеда: "Господи, помоги мне хорошо переварить то, чем я так славно угостился". - И все же это не помешало ему умереть от расстройства желудка, - за- метил" смеясь, д'Артаньян. - Что делать? - сказал Арамис с покорностью. - От судьбы не уйдешь. - Простите, дорогой мой, но можно вам задать один вопрос? - Ну, разумеется, задавайте: вы ведь знаете, между нами нет тайн. - Вы разбогатели? - О, боже мой, нисколько. Я имею в год двенадцать тысяч ливров, да еще маленькое пособие в тысячу экю, которое мне выхлопотал принц Конде. - Чем же вы зарабатываете эти двенадцать тысяч, - спросил д'Артаньян, - своими стихами? - Нет, я бросил поэзию; так только, иногда сочиняю какие-нибудь зас- тольные песни, любовные сонеты или невинные эпиграммы. Я пишу проповеди, мой милый! - Как, проповеди? - Замечательные проповеди, уверяю вас. По крайней мере, по отзывам других. - И вы сами их произносите? - Нет, я их продаю. - Кому? - Тем из моих собратьев, которые мечтают сделаться великими оратора- ми. - Вот как! А вас самого разве никогда не прельщала слава? - Разумеется, прельщала, но моя натура одержала верх. Когда я на ка- федре и на меня смотрит хорошенькая женщина, то я начинаю на нее смот- реть; она улыбается, я улыбаюсь тоже. Тогда я сбиваюсь с толку и несу чепуху; вместо того чтобы говорить об адских муках, я говорю о райском блаженстве. Да вот, к примеру, со мной так и случилось в церкви святого Людовика в Маре... Какойто дворянин рассмеялся мне прямо в лицо. Я прер- вал свою проповедь и заявил ему, что он дурак. Прихожане отправились за камнями, а я тем временем так настроил собрание, что камни полетели в дворянина. Правда, наутро он явился ко мне, воображая, что имеет дело с обыкновенным аббатом. - И какие же последствия имел этот визит? - спросил д'Артаньян, хва- таясь за бока от хохота. - Последствием было то, что мы назначили на другой день встречу на Королевской площади. Да ведь вы сами знаете, как было дело, черт возьми! - Уж не против ли этого невежи выступал я вашим секундантом? - спро- сил д'Артаньян. - Именно. Вы видели, как я его отделал. - И он умер? - Решительно не знаю. Но на всякий случай я дал ему отпущение грехов - in articulo mortis [7]. Достаточно убить тело, а душу губить не следу- ет. Базен сделал жест отчаяния, показавший, что он, может быть, и одобря- ет такую мораль, но отнюдь не одобряет тон, каким она высказана. - Базен, любезнейший, вы не замечаете, что я вижу вас в зеркале! А ведь я вам запретил раз навсегда всякие выражения одобрения или порица- ния. Будьте добры, принесите-ка нам испанского вина и отправляйтесь в свою комнату. К тому же мой друг д'Артаньян желает сказать мне кое-что по секрету. Не правда ли, д'Артаньян? Д'Артаньян утвердительно кивнул головой, и Базен, подав испанское ви- но, удалился. Оставшись одни, друзья некоторое время молчали. Арамис, казалось, предавался приятному пищеварению, а Д'Артаньян готовился приступить к своей речи. Оба украдкой поглядывали друг на друга. Арамис первый прервал молчание. XI ДВА ХИТРЕЦА - О чем вы думаете, д'Артаньян, и чему улыбаетесь? - Я думаю, - сказал д'Артаньян, - что, когда выбыли мушкетером, вы всегда смахивали на аббата, а теперь, став аббатом, вы сильно смахиваете на мушкетера. - Это верно, - засмеялся Арамис. - Человек, как вы знаете, мой доро- гой д'Артаньян, странное животное, целиком состоящее из противоречий. С тех пор как я стал аббатом, я только и мечтаю что о сражениях. - Это видно по вашей обстановке: сколько у вас тут рапир, и на любой вкус! А фехтовать вы не разучились?.. - Я? Да я теперь фехтую так же, как фехтовали вы в былое время, даже лучше, быть может. Я этим только и занимаюсь целый день. - С кем же? - С превосходным учителем фехтования, который живет здесь. - Как, здесь? - Да, здесь, в этом самом монастыре. В иезуитских монастырях можно встретить кого угодно... - В таком случае вы убили бы господина де Мaрсильяка, если бы он на- пал на вас один, а не во главе двадцати человек? - Непременно, - сказал Арамис, - и даже во главе его двадцати чело- век, если бы только я мог пустить в ход оружие, не боясь быть узнанным. "Да он стал гасконцем не хуже меня, черт побери!" - подумал д'Ар- таньян и прибавил вслух: - Итак, мои милый Арамис, вы спрашиваете, для чего я вас разыскивал? - Нет, я этого не спрашивал, - лукаво заметил Арамис, - но я ждал, когда вы сами мне это скажете. - Ну хорошо, так вот, я искал вас единственно для того, чтобы предло- жить вам возможность убить господина де Марсильяка, когда вам заблаго- рассудится, хотя он и светлейший принц. - Так, так, так! Это мысль! - сказал Арамис. - Которою я и предлагаю вам воспользоваться, дорогой мой. У вас тыся- ча экю дохода в аббатстве, да от продажи проповедей вы имеете двенадцать тысяч. Но скажите: богаты ли вы сейчас? Отвечайте откровенно! - Богат? Да я нищ, как Иов! Обшарьте у меня все карманы и ящики - больше сотни пистолей и не найдете. "Сто пистолей, черт возьми! И это он называет быть нищим, как Иов! - подумал д'Артаньян. - Будь они у меня всегда под рукой, я был бы богат, как Крез". Затем прибавил вслух: - Вы честолюбивы? - Как Энкелад. - Так вот, мой друг, я дам вам возможность стать богатым, влиятельным и получить право делать все, что вздумается. Облачко пробежало по челу Арамиса, такое же мимолетное, как тень, пробегающая по ниве в августе месяце; но, как ни было оно мимолетно, д'Артаньян все же его заметил. - Говорите, - сказал Арамис. - Сперва еще один вопрос. Вы занимаетесь политикой? В глазах Арамиса сверкнула молния, такая же быстрая, как тень, про- мелькнувшая по его лицу прежде, но все же недостаточно быстрая, чтобы ее не заметил д'Артаньян. - Нет, - ответил Арамис. - Тогда любое предложение вам будет на руку, раз сейчас над вами нет иной власти, кроме божьей, - засмеялся гасконец. - Возможно. - Вспоминаете ли вы иногда, милый Арамис, о славных днях нашей моло- дости, проведенных среди смеха, попоек и поединков? - Да, конечно, и не раз жалел о них. Счастливое было время! Delectabile tempus! [8] - Так вот, друг мой, эти веселые дни могут повториться, это счастли- вое время может вернуться. Мне поручено разыскать моих товарищей, и я начал именно с вас, потому что вы были душой нашего союза. Арамис поклонился скорее из вежливости, чем из благодарности. - Опять окунуться в политику! - проговорил Арамис умирающим голосом и откидываясь на спинку кресла. - Ах, дорогой д'Артаньян, вы видите, как размеренно и привольно течет моя жизнь. А неблагодарность знатных людей мы с вами испытали, не так ли? - Это правда, - сказал д'Артаньян, - но, может быть, эти знатные люди раскаялись в своей неблагодарности? - В таком случае другое дело. На всякий грех - снисхождение. К тому же вы совершенно правы в одном, а именно - что если уж у нас опять яви- лась охота путаться в государственные дела, то сейчас, мне кажется, са- мое время. - Откуда вы это знаете? Ведь вы не занимаетесь политикой? - Ах, боже мой! Хоть я сам и не занимаюсь ею, зато живу в такой сре- де, где ею очень занимаются. Увлекаясь поэзией и предаваясь любви, я близко сошелся с Саразеном, сторонником господина де Копти, с Вуатюром, сторонником коадъютора, и с Буа-Робером, который, с тех пор как не стало кардинала Ришелье, не стоит ни за кого или, если хотите, стоит сразу за всех; так что дела политические не так уж мне чужды. - Так я и думал, - сказал д'Артаньян. - Впрочем, друг мой, все, что я скажу вам, - это лишь речи скромного монаха, человека, который, как эхо, просто повторяет все, что слышит от других. Я слышал, что в настоящую минуту кардинал Мазарини очень обеспо- коен оборотом дел. По-видимому, его распоряжения не пользуются тем ува- жением, с каким прежде относились к приказаниям нашего былого пугала, покойного кардинала, чей портрет вы здесь видите; ибо, что ни говори, а, нужно признаться, он был великий человек. - В этом я вам не буду противоречить, милый Арамис. Ведь это он про- извел меня в лейтенанты. - Сначала я был всецело на стороне нового кардинала; я говорил себе, что министр никогда не пользуется любовью и что, обладая большим умом, какой ему приписывают, он в конце концов все же восторжествует над свои- ми врагами и заставит бояться себя, что, по-моему, пожалуй, лучше, чем заставить полюбить себя. Д'Артаньян кивнул головой в знак того, что вполне согласен с этим сомнительным суждением. - Вот каково, - продолжал Арамис, - было мое первоначальное мнение; но так как обет смирения, данный мною, обязывает меня не полагаться на собственное мнение, то я навел справки, и вот, мой друг... Арамис умолк. - Что и вот? - И вот, я должен был смирить свою гордыню; оказалось, что я ошибся. - В самом деле? - Да. Я навел справки, как уже вам говорил, и вот что ответили мне многие лица, совершенно различных взглядов и намерений: "Господин де Ма- зарини вовсе не такой гениальный человек, каким вы его себе воображае- те". - Неужели? - сказал д'Артаньян. - Да. Это ничтожная личность, бывший лакей кардинала Бентиволио, пу- тем интриг вылезший в люди; выскочка, человек без имени, он думает не о Франции, а только о самом себе. Он награбит денег, разворует казну коро- ля, выплатит самому себе все пенсии, которые покойный кардинал Ришелье щедро раздавал направо и налево, но ему не суждено управлять страной ни по праву сильного, ни по праву человека великого, ни даже по праву чело- века, пользующегося всеобщим уважением. Кроме того, по-видимому, у этого министра нет ни благородного сердца, ни благородных манер, это какой-то комедиант, Пульчинелле, Панталоне. Вы его знаете? Я совсем не знаю. - Гм, - ответил д'Артаньян, - в том, что вы говорите, есть доля прав- ды. - Мне очень лестно, что благодаря природной проницательности мне уда- лось сойтись во взглядах с вами - человеком, живущим при дворе. - Но вы говорили мне о его личности, а не о его партии, не о его друзьях. - Это правда. За него стоит королева. - А это, мне кажется, уже кое-чего стоит. - Но король не за него. - Ребенок! - Ребенок, который через четыре года будет совершеннолетним. - Дело в настоящем. - Да, но настоящее не будущее; да и в настоящем он не имеет на своей стороне ни парламента, ни народа, то есть - денег; ни дворянства, ни знати, то есть - шпаги. Д'Артаньян почесал за ухом. Он должен был сознаться, что это не только глубокая, но и верная мысль. - Вот видите, дружище, я еще не потерял своей обычной проницательнос- ти. Может быть, я напрасно говорю с вами так откровенно: мне кажется, вы склоняетесь на сторону Мазарини. - Я? - вскричал д'Артаньян. - Ничуть! - Вы говорили о поручении. - Разве я говорил о поручении? В таком случае я плохо выразился. Нет, я всегда думал то же, что вы. Дела запутались; не бросить ли нам перо по ветру и не пойти ли в ту сторону, куда ветер понесет его? Вернемся к прежней жизни приключений. Нас было четыре смелых рыцаря, четыре связан- ных дружбой сердца, соединим снова не сердца, - потому что сердца наши всегда оставались неразлучными, - но нашу судьбу и мужество. Представля- ется случай приобрести нечто получше алмаза. - Вы правы, д'Артаньян, совершенно правы, - ответил Арамис, - и дока- зательство я вижу в том, что у меня самого была та же мысль. Только мне она была подсказана другими, так как я не обладаю вашим живым и неисто- щимым воображением: в наше время все нуждаются в посредниках. Мне было сделано предложение: коечто из наших былых подвигов стало известно, и затем, скажу вам откровенно, я проболтался коадъютору. - Господину де Гонди, врагу кардинала? - вскричал д'Артаньян. - Нет, другу короля, - ответил Арамис, - другу короля, понимаете? Так вот, требуется послужить королю, а это - долг каждого дворянина. - Но ведь король заодно с Мазарини, мой дорогой. - На деле - так, но против воли; поступками, но не сердцем. В этом и состоит западня, которую враги короля готовят бедному ребенку. - Вот как! Но вы предлагаете мне просто-напросто междоусобную войну, милый Арамис! - Войну за короля. - Но король встанет во главе той армии, где будет Мазарини. - А сердце его останется в армии, которой будет командовать господин де Бофор. - Господин де Бофор! Он в Венсенском замке. - Разве я сказал - Бофор? Ну, не Бофор, так ктонибудь другой; не Бо- фор, так принц Конде. - Но принц уезжает в действующую армию, и он всецело предан кардина- лу. - Гм, гм! - ответил Арамис. - У них сейчас как раз какие-то нелады. Но даже если и не принц, то хотя бы господин до Гонди... - Господин де Гонди не сегодня-завтра будет кардиналом; для него исп- рашивают кардинальскую шапку. - Разве не бывало воинственных кардиналов? - сказал Арамис. - Погля- дите на стены: вокруг вас четыре кардинала, которые во главе армии были не хуже господ Гебрнана и Гассиона. - Хорош будет горбатый полководец! - Горб скроют латы. К тому же вспомните, Александр хромал, а Ганнибал был одноглазым. - Вы думаете, эта партия доставит вам большие выгоды? - спросил д'Ар- таньян. - Она мне доставит покровительство могущественных людей. - И проскрипции правительства? - Парламент и мятежи помогут их отменить. - Все, что вы говорите, могло бы осуществиться, если б удалось разлу- чить короля с его матерью. - Этого, может быть, добьются. - Никогда! - вскричал д'Артаньян с убеждением. - Вы сами тому свиде- тель, Арамис, вы, знающий Анну Австрийскую так же хорошо, как я. Думаете вы, что она когда-нибудь способна забыть, что сын ее опора, ее защита, залог ее благополучия, ее счастья, ее жизни? Ей следовало бы перейти вместе с ним на сторону знати и бросить Мазарини; но вы знаете лучше, чем кто-либо другой, что у нее есть серьезные причины но покидать его. - Может быть, вы правы, - задумчиво сказал Арамис. - Я, пожалуй, к ним не примкну... - К ним! А ко мне? - сказал д'Артаньян. - Ни к кому. Я священник; какое мне дело до политики? У меня даже требника никогда в руках не бывает. Довольно с меня моей клиентуры: про- дувных остроумцеваббатов и хорошеньких женщин. Чем больше путаницы в го- сударственных делах, тем меньше шума из-за моих шалостей; все идет чу- десно и без моего вмешательства. Решительно, дорогой друг, я ни во что не стану вмешиваться. - Ив самом деле, мой дорогой, - сказал д'Артаньян, - меня начинает заражать ваша философия. Право, не понимаю, какая муха вдруг меня укуси- ла! У меня есть служба, которая меня кое-как кормит. После смерти Треви- ля - бедняга стареет! - я могу стать капиталом. Это совсем не плохой маршальский жезл для гасконского дворянина, младшего в роду, и я чувствую, что вообще имею склонность к пище скромной, но ежедневной. Чем гоняться за приключениями, я лучше приму приглашение Портоса, поеду охо- титься в его поместье. Вы знаете, у Портоса есть поместье. - Как же! Конечно, знаю. Десять миль лесов, болот и лугов; он владыка гор и долин и тягается с нуайонским епископом за феодальные права. "Отлично, - подумал д'Артаньян, - это-то мне и надо было знать. Пор- тос в Пикардии". - И он носит теперь свою прежнюю фамилию дю Валлон? - спросил он вслух. - Да, и прибавил еще к ней фамилию де Брасье; так называется его зем- ля, которая давала некогда права на баронский титул! - Так что мы увидим Портоса бароном? - Без сомнения. Особенно хороша будет баронесса Портос! Оба приятеля расхохотались. - Итак, - заговорил д'Артаньян, - вы не желаете стать сторонником Ма- зарини? - А вы сторонником принцев? - Нет. Ну, так не будем ничьими сторонниками и останемся друзьями; не будем ни кардиналистами, ни фрондерами. - Да, - сказал Арамис, - будем мушкетерами. - Хотя бы в сутане. - Особенно в сутане, - воскликнул Арамис, - в томто и прелесть. - Ну, так прощайте, - сказал, вставая, д'Артаньян. - Я вас не удерживаю, мой дорогой, - сказал Арамис, - потому что мне негде было бы вас положить. А предложить вам ночевать с Планше в сарае было бы неприлично. - К тому же я всего в трех милях от Парижа. Лошади отдохнули, не пройдет и часа, как я буду дома. Д'Артаньян налил себе последний стакан. - За наше доброе старое время! - Да, - подхватил Арамис, - к сожалению, оно прошло... Fugit irreparabile tempus... [9] - Ба! Оно, может быть, еще вернется. На всякий случай, если я вам по- надоблюсь, запомните: Тиктонская улица, гостиница "Козочка". - А я - здесь, в иезуитском монастыре. С шести утра до восьми вечера - в двери, с восьми вечера до шести утра - через окно. - До свиданья, мой дорогой. - О, я вас так не отпущу, позвольте мне проводить вас. И Арамис взялся за плащ и шпагу. "Он хочет удостовериться в моем отъезде", - подумал д'Артаньян. Арамис свистнул, но Базен дремал в передней над остатками ужина, и Арамис принужден был дернуть его за ухо, чтобы разбудить. Базен потянулся, протер глаза и попытался опять уснуть. - Ну-ка, соня, скорей лестницу. - Да она, - сказал Базен, зевая до ушей, - осталась висеть в окне, лестница-то. - Тогда давай садовую лестницу. Не видишь разве, господин д'Артаньян с трудом подымался, а спускаться ему будет еще труднее. Д'Артаньян хотел было уверить Арамиса, что он отлично спустится, но ему пришла в голову одна мысль, и он промолчал. Базен глубоко вздохнул и ушел за лестницей. Через минуту хорошая и надежная деревянная лестница была приставлена к окну. - Вот это так лестница, - сказал д'Артаньян, - по такой и женщина поднимется. Пристальный взгляд Арамиса, казалось, хотел прочесть его мысли в са- мой глубине сердца, но д'Артаньян выдержал этот взгляд с замечательным простодушием. К тому же он уже поставил ногу на первую ступеньку и начал спус- каться. В один миг он был на земле. Базен остался у окна. - Жди тут, - сказал Арамис, - я сейчас вернусь. Оба направились к сараю; навстречу им вышел Планше, держа под уздцы лошадей. - Превосходно. Вот толковый и расторопный слуга! Не то что мой лентяй Базен, который ни к черту не годится с тех пор, как служит в церкви. Ступайте за нами, Планше, - сказал Арамис, - мы пройдемся пешком до кон- ца деревни. Действительно, друзья прошли всю деревню, толкуя о разных пустяках; у последнего дома Арамис сказал: - Ну, друг мой, идите своим путем. Счастье вам улыбается, не упускай- те его. Помните, счастье - это куртизанка; обращайтесь с ним, как оно того заслуживает. Ну а я останусь в своем ничтожестве и при своей лени. Прощайте. - Итак, значит, решено и подписано: мое предложение вам не подходит? - Оно бы мне очень подошло, - сказал Арамис, - будь я человек как другие, но, повторяю вам, я весь состою из противоречий: то, что ненави- жу сегодня, я обожаю завтра, et vice versa [10]. Вы видите, я не могу принять на себя обязательства, как, например, вы, у которого вполне оп- ределенные взгляды. "Врешь, хитрец, - сказал себе д'Артаньян, - наоборот, ты-то умеешь выбрать цель и пробираться к ней тайком". - Так до свидания, дорогой, - продолжал Арамис, - и спасибо вам за добрые намерения, а в особенности за приятные воспоминания, которые ваше появление пробудило во мне. Они обнялись. Планше сидел уже на копе. Д'Артаньян также вскочил в седло, он и Арамис еще раз пожали друг другу руки. Всадники пришпорили лошадей и поскакали по направлению к Парижу. Арамис стоял посреди дороги до тех пор, пока не потерял их из виду. Но д'Артаньян, отъехав шагов двести, круто осадил лошадь, соскочил наземь, бросил поводья Планше и, вынув из кобуры пистолеты, засунул их себе за пояс. - Что случилось? - спросил испуганный Планше. - То, что, как он ни хитрит, - ответил д'Артаньян, - а меня не одура- чит. Стой здесь и жди меня, только в стороне от дороги. С этими словами д'Артаньян перескочил канаву, шедшую вдоль дороги, и пустился через поле, в обход деревни. Он заметил между домом, где жила г-жа де Лонгвиль, и иезуитским монастырем пустырь, окруженный только жи- вой изгородью. Может быть, час назад ему и нелегко было бы отыскать эту изгородь, но теперь взошла луна, и хотя она время от времени скрывалась за облаками, все же можно было довольно ясно видеть дорогу, даже когда луна исчезала. Д'Артаньян добрался до изгороди и пошел, крадучись, в ее тени. Прохо- дя мимо дома, где произошла описанная нами сцена, он заметил, что окно Арамиса освещено; по он был уверен, что Арамис еще не вернулся к себе, а когда вернется, то вернется не один. Действительно, он вскоре услыхал приближающиеся шаги и как будто заг- лушенные голоса. Шаги затихли у изгороди. Д'Артаньян опустился на колени, выискивая себе место, где изгородь была гуще. В эту минуту, к великому удивлению д'Артаньяна, появилось двое муж- чин. Но его удивление длилось недолго; он услышал нежный, благозвучный голос. Один из мужчин был женщиной, переодетой в мужское платье. - Успокойтесь, милый Репе, - говорил нежный голос, - это никогда больше не повторится. Я обнаружила нечто вроде подземного хода под ули- цей: нам стоит только поднять одну плиту возле двери, выход открыт. - О, клянусь вам, принцесса, - ответил другой голос, в котором д'Ар- таньян узнал голос Арамиса, - если бы ваше доброе имя не зависело от этих предосторожностей и если бы я рисковал только собственной жизнью... - Да, да, я знаю, вы человек светский и в то же время отважны и храб- ры. Но вы принадлежите не только мне, вы принадлежите всей нашей партии. Будьте же осторожны, будьте благоразумны. - Я всегда повинуюсь, сударыня, - сказал Арамис, - когда мне приказы- вают таким приятным голосом. Он нежно поцеловал ее руку. - Ах! - воскликнул кавалер, обладавший приятным голосом. - Что такое? - спросил Арамис. - Разве вы не видите, ветер унес мою шляпу! Арамис бросился за улетевшей шляпой. Д'Артаньян воспользовался мину- той и перешел на другое место, где изгородь была не так густа и он мог свободно рассмотреть таинственного спутника Арамиса. В этот миг луна, быть может, столь же любопытная, как наш офицер, вышла изза облака, и при ее нескромном свете д'Артаньян узнал большие голубые глаза, золотые волосы и гордую головку герцогини де Лонгвиль. Арамис, смеясь, вернулся с одной шляпой в руках, а другой на голове, и оба направились к иезуитскому монастырю. - Отлично, - сказал, вставая и стряхивая пыль с колен, д'Артаньян, - теперь я тебя раскусил: ты фрондер и любовник госпожи де Лонгвиль. XII ГОСПОДИН ПОРТОС ДЮ БАЛЛОН ДЕ БРАСЬЕ ДЕ ПЬЕРФОН Благодаря сведениям, полученным от Арамиса, д'Артаньян, помнивший, что истинная фамилия Портоса была дю Валлон, узнал теперь, что по назва- нию поместья, которым он владел, он именуется еще де Брасье и что из за этого поместья он вел процесс с нуайонским епископом. Следовательно, искать его надо было в окрестностях Нуайона, иначе го- воря, на границе Иль де Франса и Пикардии. Свой маршрут д'Артаньян выработал немедленно. Оп отправится в Даммар- тен, где сходятся две дороги: одна ведет в Суассон, другая - в Компьен; тут он наведет справки об имении Брасье и, смотря по указанию, поедет прямо или свернет влево. Планше, который еще не совсем успокоился относительно исхода своей проделки, объявил, что последует за д'Артаньяном на край света, все рав- но, поедет ли тот прямо или свернет влево Он упросил только своего бари- на выехать вечером, так как темнота обеспечивала ему большую безопас- ность. Д'Артаньян посоветовал ему предупредить жену, чтобы успокоить ее, по крайней мере, относительно своей участи, но проницательный Планше уверенно ответил, что жена его не умрет от беспокойства, если не будет знать об его местонахождении, тогда как оп, Планше, напротив, зная не- воздержанность ее языка, непременно умрет от беспокойства, если только она будет знать, где он находится. Эти доводы показались д'Артаньяну настолько вески - ми, что он больше не настаивал, и в восьмом часу вечера, когда туман на улицах начал сгу- щаться, вышел из гостиницы "Козочка" и в сопровождении Планше выехал из столицы через заставу Сен-Дени. В полночь оба путешественника были в Даммартене. Было слишком поздно, чтобы наводить справки Хозяин постоялого двора "Знак креста" уже спал. Д'Артаньян отложил расспросы до завтра. Наутро он велел позвать трактирщика. Это был один из тех хитрых нор- мандцев, которые не говорят ни да, ни нет и полагают, что уронят себя в глазах собеседника, ответив без уверток на заданный вопрос. Поняв только, что нужно ехать прямо, д'Артаньян пустился в путь согласно этому неточному указанию. В девять часов утра он прибыл в Нантеиль и остано- вился там, чтобы позавтракать. На этот раз трактирщик был откровенный и славный пикардиец. Признав в Планше земляка, он без лишних проволочек дал ему нужные разъяснения. По- местье Брасье находилось в нескольких милях от Вилле-Котре. Д'Артаньян знал Вилле Котре, так как два-три раза сопровождал туда двор. Вилле Котре было в ту пору одной из королевских резиденций. Он направился в этот город и остановился, как бывало, в гостинице "Золотой дельфин". Тут он получил исчерпывающие сведения. Он узнал, что поместье Брасье было расположено в четырех милях от города, по что Портоса нужно было искать вовсе не там. Портос действительно вел тяжбу с нуайонским епископом за поместье Пьерфоп, граничащее с его землями, утомленный судебной волокитой, в ко- торой он ровно ничего не понимал, оп, чтобы покончить с ней, просто ку- пил Пьерфоп и таким-то путем к своим двум прежним фамилиям прибавил еще третью Он именовался теперь дю Валлон де Брасье де Пьерфон и жил в своем новом имении. За отсутствием другой славы Портос, очевидно, метил в маркизы Караба- сы. Приходилось опять пережидать до завтра. Лошади сделали за день десять миль и очень устали. Правда, можно было взять других, по предстояло ехать лесом, а Планше, как нам известно, не любил лесов ночью. Была и другая вещь, которую не любил Планше, а именно - пускаться в путь натощак: поэтому, проснувшись поутру, д'Артаньян нашел на столе го- товый завтрак. Трудно было сердиться на такое внимание, и д'Артаньян сел за стол. Нечего и говорить, что Планше, вернувшись к былым обязанностям, вернул себе прежнее смирение; поэтому доедать остатки со стола д'Ар- таньяна он стыдился не больше, чем г-жа де Мотвиль или г-жа де Фаржи, доедавшие блюда со стола Анны Австрийской. Выехать поэтому удалось только около восьми часов утра. Ошибиться бы- ло невозможно: следовало ехать но дороге, ведущей из Вилле-Котре в Компьен, и, миновав лес, свернуть направо. Стояло прекрасное весеннее утро; птицы пели на высоких деревьях, и солнечный свет на лесных прогалинах казался завесой золотистой кисеи. Кое-где солнечные лучи с трудом пробивались сквозь плотный свод лист- вы, и во мраке тонули стволы старых дубов, на которые карабкались, зави- дев путешественников, проворные белки. Вся природа в это раннее утро ды- шала радующим сердце ароматом травы, цветов И листьев. Д'Артаньян, кото- рому надоел смрад Парижа, находил, что человек, который носит имена трех поместий, нанизанные одно на другое, может быть вполне счастлив в подоб- ном раю. И он подумал, покачав головой: "Будь я на месте Портоса и сде- лай мне д'Артаньян предложение, которое я собираюсь сделать Портосу, уже понятно, что бы я ответил д'Артаньяну". А Планше не думал ничего: он переваривал свой завтрак. На опушке леса д'Артаньян увидел указанную ему дорогу, а в конце до- роги башни огромного феодального замка. - Ого, - проворчал он, - этот замок, кажется, принадлежал старшей ветви рода герцогов Орлеанских. Уж не вошел ли Портос в сделку с герцо- гом де Лонгвилем? - Ай да поместье, сударь! Хорошо управляется! - сказал Планше. - И если оно принадлежит господину Портосу, то его можно поздравить. - Не вздумай только, черт побери, назвать его Портосом, - сказал д'Артаньян, - или даже дю Валлоном. Называй его де Брасье или де Пьер- фон. Ты погубишь все ваше дело. По мере приближения к замку, который привлек их внимание, д'Артаньян стал убеждаться, что тут не может жить его друг. Башни, хотя и прочные, как вчера выстроенные, были пробиты и разворочены, точно какой-то вели- кан изрубил их топором. Доехав до конца дороги, д'Артаньян увидел у своих ног чудесную доли- ну, в глубине которой дремало небольшое прелестное озеро, окруженное разбросанными там и сям домами с соломенными и черепичными крышами; ка- залось, они почтительно признавали своим сюзереном стоявший тут же кра- сивый замок, построенный в начале царствования Генриха IV и украшенный флюгерами с гербом владельца. На этот раз д'Артаньян не усомнился, что он перед жилищем Портоса. Дорога вела прямо к красивому замку, который рядом со своим предком на горе напоминал современного щеголя рядом с закованным в железо рыца- рем времени Карла VII. Д'Артаньян пустил лошадь рысью. Планше поторапли- вал своего скакуна, стараясь не отстать от хозяина. Через десять минут д'Артаньян въехал в аллею, обсаженную прекрасными тополями и упиравшуюся в железную решетку с позолоченными остриями и пе- рекладинами. Посреди этой аллеи какой-то господин весь в зеленом и раз- золоченный, как решетка, сидел верхом на толстом низком жеребце. Справа и слева от него вытянулись два лакея в ливреях с позументами на всех швах; поодаль толпой стояли почтительные крестьяне. "Уж не владетельный ли это господин дю Валлон де Брасье де Пьерфон? - сказал про себя д'Артаньян. - Бог мой, как он съежился с тех пор, как перестал называться Портосом". - Это не может быть он, - сказал Планше, отвечая на мысль д'Ар- таньяна. - В господине Портосе шесть футов росту, а в этом и пяти не на- берется. - Однако этому господину очень низко кланяются. Сказав это, д'Артаньян двинулся по направлению к жеребцу, лакеям и важному господину. Чем ближе он подъезжал, тем более ему казалось, что он узнает черты его лица. - Господи Иисусе! - воскликнул Планше, который тоже как будто признал его. - Сударь, неужели это он? При этом восклицании человек на коне медленно и весьма величаво обер- нулся, и путешественники увидели во всем блеске круглые глаза, румяную рожу и блаженную улыбку Мушкетона. И точно, это был Мушкетон, жирный, пышущий здоровьем и довольством. Узнав д'Артаньяна, он - не то что этот лицемер Базен - поспешно слез со своего жеребца и с обнаженной головой пошел навстречу офицеру. И почти- тельная толпа круто повернулась к новому светилу, затмившему прежнее. - Господин д'Артаньян! Господин д'Артаньян! - вырвалось из толстых щек Мушкетона, захлебывавшегося от радости. - Господин д'Артаньян! Ах, какая радость для моего господина и хозяина дю Валлона де Брасье до Пьерфона! - Милейший Мушкетон! Так твой господин здесь? - Вы в его владениях. - Но какой же ты нарядный, жирный, цветущий! - продолжал д'Артаньян, без устали перечисляя перемены, происшедшие под влиянием благоденствия в некогда голодном парне. - Да, да, слава богу, сударь, - ответил Мушкетон, - я чувствую себя недурно. - Что же ты ничего не скажешь своему другу Планше? - Планше, друг мой Планше, ты ли это? - вскричал Мушкетон, с распрос- тертыми объятиями и со слезами на глазах бросаясь к Планше. - Я самый, - ответил благоразумный Планше, - я хотел только прове- рить, не заважничал ли ты. - Важничать перед старым другом! Нет, Планше, никогда! Ты этого и сам не думаешь, или плохо ты знаешь Мушкетона. - Ну и хорошо! - сказал Планше, соскочив с лошади и, в свою очередь, обнимая Мушкетона. Ты не то что эта каналья Базен, продержавший меня два часа в сарае и даже не подавший вида, что он знаком со мной. И Планше с Мушкетоном расцеловались с чувством, весьма растрогавшим присутствующих, решивших, ввиду высокого положения Мушкетона, что Планше какой-нибудь переодетый вельможа. - А теперь, сударь, - сказал Мушкетон, освободившись от объятий План- ше, безуспешно пытавшегося сомкнуть руки на спине своего друга, - а те- перь, сударь, позвольте мне вас покинуть, так как я не хочу, чтобы мой барин узнал о вашем приезде от кого-либо, кроме меня; он не простит мне, что я допустил опередить себя. - Старый друг! - сказал д'Артаньян, избегая называть Портоса и старым и новым именем. - Так он еще не забыл меня? - Забыть? Это ему-то? - воскликнул Мушкетон. - Да не проходило дня, чтобы мы не ожидали известия о вашем назначении маршалом либо вместо господина до Гассиона, либо вместо господина де Бассомпьера. На губах д'Артаньяна промелькнула одна из тех редких грустных улыбок, что остались в глубине его сердца как след разочарований молодости. - А вы, мужичье, - продолжал Мушкетон, - оставайтесь при его сия- тельстве графе д'Артаньяне и постарайтесь как можно лучше служить ему, пока я съезжу доложить монсеньеру о его приезде. И, взобравшись при помощи двух сердобольных душ на своего дородного коня, в то время как более расторопный Планше вскочил без чужой помощи на своего, Мушкетон поскакал по лужайке мелким галопом, свидетельство- вавшим более о прочности спины, чем о быстроте ног его скакуна. - Вот хорошее начало! - сказал д'Артаньян. - Здесь нет ни тайн, ни притворства, ни политики; здесь смеются во все горло, плачут от радости, у "всех лица в аршин шириной. Право, мне кажется, что сама природа справляет праздник, что деревья, вместо листьев и цветов, убраны зелены- ми и розовыми ленточками. - А мне, - сказал Планше, - кажется, что я отсюда чую восхитительней- ший запах жаркого и вижу почетный караул поварят, выстроившихся нам навстречу. Ах, сударь, уж и повар должен быть у господина де Пьерфона: он ведь любил хорошо покушать еще тогда, когда именовался всего-навсего Портосом. - Стой, - сказал д'Артаньян, - ты меня пугаешь! Если действительность соответствует внешним признакам, я пропал. Такой счастливый человек ни- когда не отступится от своего счастья, и меня ждет неудача, как у Арами- са. XIII КАК Д'АРТАНЬЯН, ВСТРЕТИВШИСЬ С ПОРТОСОМ, УБЕДИЛСЯ, ЧТО НЕ В ДЕНЬГАХ СЧАСТЬЕ Д'Артаньян въехал за решетку и очутился перед замком. Едва он соско- чил с лошади, как какой-то великан появился на крыльце. Следует отдать должное д'Артаньяну: независимо от всяких эгоистических соображений, сердце его радостно забилось при виде высокой фигуры и воинственного ли- ца, сразу напомнившего ему, какой это храбрый и добрый человек. Он взбежал на крыльцо и бросился в объятия Портоса; вся челядь, выст- роившаяся кружком на почтительном расстоянии, смотрела на них с любо- пытством. Мушкетон в первом ряду утирал себе глаза. Бедняга не переста- вал плакать с той минуты, как узнал д'Артаньяна и Планше. Портос взял приятеля за руку. - Ах, как я рад опять вас видеть, дорогой д'Артаньян! - воскликнул он (теперь вместо баритона он говорил басом). - Вы, значит, меня не забыли. - Забыть вас? Ах, дорогой дю Валлон, можно ли забыть лучшие дни моло- дости, и своих верных друзей, и пережитые вместе опасности. Увидя вас, я припомнил каждый миг нашей былой дружбы. - Да, да, - сказал Портос, подкручивая усы и стараясь придать им прежний щегольской вид, который они утратили за время его затворничест- ва. - Да, славные дела совершали мы в свое время, - было над чем поло- мать голову бедному кардиналу. И он тяжело вздохнул. Д'Артаньян взглянул на него. - Во всяком случае, - продолжал томно Портос, - добро пожаловать, до- рогой друг, вы меня развлечете. Мы затравим завтра зайца в моих превос- ходных полях или косулю в моих великолепных лесах. Мои четыре борзые слывут самыми легкими в наших краях, а гончие у меня такие, что равных им не найти на двадцать миль в окружности. И Портос вздохнул второй раз. "Ого! - подумал Д'Артаньян. - Неужели мой приятель не так счастлив, как кажется?" - Но прежде всего, - ответил он, - вы представите меня госпоже дю Валлон, потому что я помню любезное приглашение, которое вы мне прислали и в котором она соблаговолила приписать несколько строк. Третий вздох Портоса. - Я потерял госпожу дю Валлон два года тому назад и до сих пор скорб- лю об этом. Потому-то я и уехал из моего замка Валлон, близ Корбея, и поселился в Брасье, а из-за этого переезда в конце концов прикупил вот это именье. Бедная госпожа дю Валлон! - продолжал Портос, делая унылую мину. - У нее был не очень покладистый характер, но под конец она все же примирилась с моими привычками и вкусами. - Значит, вы богаты и свободны? - сказал Д'Артаньян. - Увы, - ответил Портос, я вдовец, и у меня сорок тысяч дохода. Пой- демте завтракать. Хотите? - И очень, - ответил Д'Артаньян. - Утренний воздух возбудил мой аппе- тит. - Да, - заметил Портос, - у меня превосходный воздух. Они вошли в замок. Внутри все сверху донизу сияло позолотой: золоче- ные карнизы, золоченая резьба, золоченая мебель. Накрытый стол ожидал их. - Вот видите, - сказал Портос, - так у меня всегда. - Черт возьми, я восхищен! Такого стола и у короля не бывает. - Да, я слышал, что Мазарини его очень скверно кормит. Отведайте кот- лет, милый Д'Артаньян. Из собственной баранины. - У вас очень нежные бараны, могу вас поздравить. - Да, они откармливаются на моих превосходных лугах. - Дайте мне еще. - Нет, попробуйте лучше зайца. Я убил его вчера в одном из моих запо- ведников. - Черт! Как вкусно! Да вы кормите ваших зайцев, верно, одной богоро- дичной травкой! - А как вам нравится мое вино? Не правда ли, приятное? - Оно превосходно. - А тем не менее это местное. - В самом деле? - Да, небольшой виноградничек на южном склоне горы: он дает двадцать мюидов. - Великолепный сбор. Портос вздохнул в пятый раз. Д'Артаньян считал вздохи Портоса. - Но послушайте наконец, - сказал он, желая разрешить эту загадку, - можно подумать, друг мой, что вас что-то печалит? Уж не больны ли вы? Разве здоровье... - Превосходно, мой друг, лучше, чем когда-либо: я убью быка ударом кулака. - Значит, семейные огорчения?.. - Семейные? К счастью, у меня нет семьи. - Чем же тогда вызваны ваши вздохи? - Я буду откровенен с вами, мой друг, - сказал Портос. - Я несчаст- лив. - Вы несчастливы, Портос? Вы, владеющий замками, лугами, холмами, ле- сами, - вы, имеющий, наконец, сорок тысяч ливров доходу, вы несчастливы? - Дорогой мой, - отвечал Портос, - правда, у меня все есть, но я оди- нок среди всего этого. - А, понимаю: вы окружены нищими, знаться с которыми для вас унизи- тельно... Портос слегка побледнел и осушил огромный стакан вина со своего ви- ноградника. - Нет, не то, - сказал он, - скорее наоборот. Эти мелкопоместные дво- рянчики, которые все имеют кой-какие титулы и считают себя потомками Фа- рамонда, Карла Великого или по меньшей мере Гуго Капета. Так как я был новоприбывший, я должен был первый к ним ехать, вначале я так и делал; но вы знаете, мой милый, госпожа дю Валлон... (здесь Портос словно по- перхнулся) госпожа дю Валлон была сомнительная дворянка. Первый раз она была замужем, - мне кажется, Д'Артаньян, вам это известно, - за стряп- чим; это, по их мнению, было отвратительно. Они так и выразились: "отв- ратительно". Вы понимаете, за такое выражение можно убить тридцать тысяч человек. Я убил двоих; это заставило остальных замолчать, но не принесло мне их дружбы. Так что теперь я лишен всякого общества; живу один, ску- чаю, дохну с тоски. Д'Артаньян улыбнулся; он знал теперь слабое место в готовил удар. - Но в конце концов, - сказал он, - вы же сами дворянин и женитьба не отняла у вас дворянства. - Да, но, понимаете, я не принадлежу к исторической знати, как, нап- ример, Куси, довольствовавшиеся титулом "сир", или Роганы, которые не хотели быть герцогами; я вынужден уступать этим людям, которые все графы и виконты; в церкви, на всех церемониях, всюду они пользуются преиму- ществами передо мною, и я ничего с этим не могу поделать. Ах, если б только я был... - Барон, не так ли? - окончил Д'Артаньян фразу приятеля. - Ах! - воскликнул Портос, просияв. - Ах, если б я был барон! "Отлично, - подумал Д'Артаньян, - тут успех обеспечен". - А знаете, дорогой друг, - сказал он Портосу, - этот-то титул, кото- рого вы так желаете, я и привез вам сегодня. Портос подпрыгнул так, что все кругом затряслось; две-три бутылки, потеряв равновесие, скатились со стола и разбились. Мушкетон прибежал на шум, и в дверях появился Планше с набитым ртом и салфеткой в руках. - Вы меня звали, монсеньер? - спросил Мушкетон. Портос сделал знак Мушкетону подобрать осколки стекла. - Я рад видеть, - сказал Д'Артаньян, - что этот славный малый по-прежнему при вас. - Он мой управляющий, - ответил Портос. - Он умеет-таки обделывать свои делишки, этот мошенник, сразу видно, - сказал он громко, - но, - прибавил он, понижая голос, - он мне предан и не покинет меня ни за что на свете. "И притом зовет тебя монсеньером", - подумал д'Артаньян. - Можете идти, Мустон, - сказал Портос. - Вы сказали Мустон? Ах, да, понимаю, сокращенное имя, Мушкетон - это слишком длинно! - Да, и к тому же от этого имени за целую милю пахнет казармой. Одна- ко мы говорили о деле, когда вошел этот дуралей. - Да, - сказал Д'Артаньян. - Но отложим разговор до другого времени, а то ваши люди могут что-нибудь пронюхать: быть может, тут есть шпионы. Вы понимаете, Портос, это дело важное. - Черт побери! - проговорил Портос. - Что ж, пойдемте прогуляться по парку, для пищеварения. - С удовольствием, - сказал д'Артаньян. Так как плотный завтрак подошел к концу, они отправились осматривать великолепный сад. Каштановые и липовые аллеи окружали участок, по край- ней мере, десятин в тридцать. В садках, обсаженных частой живой изго- родью, резвились кролики, играя в высокой траве. - Честное слово, - сказал д'Артаньян, - парк у вас так же великоле- пен, как и все остальное; а если у вас в прудах столько же рыбы, сколько кроликов в садках, то вы должны быть счастливейшим человеком в мире, разке что вы разлюбили охоту и не сумели пристраститься к рыбной ловле. - Рыбу ловить, мой друг, я предоставляю Мушкетону: это мужицкое удо- вольствие. Охотой