были снесены в море, а его содержимое перешло в Гранитный Дворец. Тайна его загадочной, гибели, вероятно, никогда не раскрылась бы, если бы Наб 30 ноября, бродя по берегу, не нашел куска толстого железного цилиндра, носящего на себе следы взрыва. Этот цилиндр был изогнут и разломан вдоль ребра, словно подвергся действию сильно взрывчатого вещества. Наб принес этот кусок металла своему хозяину, который работал вместе с товарищами в мастерской Труб. Сайрес Смит внимательно осмотрел железный цилиндр и, обернувшись к Пенкрофу, спросил: - Продолжаете ли вы утверждать, мой друг, что "Быстрый" погиб не от удара о скалу? - Да, мистер Сайрес, - ответил моряк. - Вы не хуже меня знаете, что в проливе нет скал. - Ну, а если он наскочил на этот кусок железа? - сказал инженер, показывая Пенкрофу разбитый цилиндр. - На эту трубочку? - воскликнул Пенкроф тоном полнейшего недоверия. '^- Друзья мои,- продолжал инженер, - вы помните, что перед тем как пойти ко дну, бриг поднялся вверх, подброшенный огромным столбом воды? - Да, мистер Сайрес, - ответил Харберт. - Знаете ли вы, что подняло этот столб? Вот что, - сказал инженер, указывая на разбитую трубку. - Эта трубка? - воскликнул Пенкроф. - Да. Этот цилиндр - все, что осталось от торпеды. - От торпеды! - вскричали товарищи инженера. - А кто же пустил эту торпеду? - спросил Пенкроф, который все еще не желал сдаваться. - Могу сказать вам одно - что это не я,- ответил Сайрес Смит. - Но кто-то пустил торпеду, и вы сами видели, какова ее сила. ГЛАВА V Выводы инженера. - Грандиозные планы Пенкрофа. - Батарея в воздухе. - Четыре выстрела. - Как поступить с уцелевшими пиратами? - Айртон колеблется. - Великодушие Сайреса Смита. - Пенкроф сдается., но неохотно. Итак, все объяснилось взрывом этой подводной мины. Сайрес Смит, которому приходилось во время междоусобной войны иметь дело с этими страшными орудиями разрушения, не мог ошибаться. От действия этого цилиндра, заряженного каким-то взрывчатым веществом, вода в проливе поднялась столбом, киль корабля был разрушен, и он немедленно пошел ко дну. Именно потому и оказалось невозможным снова поднять его на воду, так как остов был слишком сильно поврежден. "Быстрый" не выдержал удара торпеды, которая потопила бы любой броненосец, словно простую рыбачью лодку. Да, все объяснилось, все... кроме появления этой мины в водах пролива. - Друзья мои,- продолжал Сайрес Смит,- теперь уже нельзя сомневаться, что на острове находится какая-то таинственная личность - быть может, как и мы, жертва кораблекрушения. Я говорю об этом для того, чтобы Айртон узнал обо всех загадочных событиях последних двух лет. Кто этот неведомый благодетель, чье счастливое вмешательство так часто нам помогало, - не представляю себе. С какой целью он так себя ведет и скрывается, оказав нам столько услуг, - это мне не понятно. Но услуги его очень существенны, и оказать их мог только человек, располагающий огромной силой. Айртон, как и мы, обязан ему многим, ибо если этот незнакомец спас меня из воды после падения воздушного шара, то, очевидно, он же написал записку, бросил бутылку в пролив и дал нам знать о положении нашего товарища. Добавлю, что только он мог пригнать и выбросить на мыс Находки ящик, наполненный вещами, которых нам недоставало; он же зажег костер на возвышенности, который помог вам пристать к берегу; он же пустил в пеккари дробинку; он же пустил в пролив торпеду, которая разрушила бриг. Одним словом, все загадочные факты, которых мы не могли себе объяснить, обязаны своим происхождением этому таинственному человеку. Кто бы он ни был - потерпевший крушение или ссыльный, только неблагодарность могла бы заставить нас забыть, сколько он для нас сделал. На нас лежит немалый долг, и я надеюсь, что когда-нибудь мы его заплатим. - Вы правильно говорите, милый Сайрес, - сказал Гедеон Спилет. - Действительно, на острове скрывается какой-то человек, почти всемогущий, влияние которого необычайно благотворно для нашей колонии. Если бы сверхъестественные силы могли действовать в обыденной жизни, я сказал бы, что этот человек располагает сверхъестественными возможностями. Быть может, он тайно сообщается с нами через колодец Гранитного Дворца и узнает наши планы? Не он ли прислал нам бутылку, когда наша лодка в первый раз вышла в море? Не он ли выбросил Топа из озера и был причиной смерти дюгоня? Не он ли - все указывает на это - спас вас из воды, Сайрес, при таких обстоятельствах, когда обыкновенный человек был бы лишен возможности вам помочь? Если да, то он властвует над силами, которые делают его повелителем стихий. Рассуждения журналиста были совершенно правильны, и его товарищи понимали это. - Да,- ответил Сайрес Смит,- нельзя сомневаться, что какое-то человеческое существо действует в нашу пользу и средства, которыми он располагает, недоступны обычным людям. Это тоже загадка, но если мы обнаружим человека, загадка разъяснится. Вопрос, следовательно, заключается вот в чем: должны ли мы уважать инкогнито этого великодушного существа или обязаны сделать все возможное, чтобы найти его? Каково ваше мнение? - Мое мнение, - сказал Пенкроф, - что кто бы этот человек ни был, он хороший малый, и я его уважаю. - Пусть так, Пенкроф, но это ведь не ответ, - сказал Сайрес Смит. - Хозяин,- проговорил Наб,- мне кажется, что мы можем искать этого господина сколько угодно, но найдем его только тогда, когда он сам этого захочет. - То, что ты говоришь, неглупо,- сказал Пенкроф. - Я согласен с мнением Наба, - заметил Гедеон Спилет. - Но это не значит, что мы не должны сделать попытку. Удастся ли нам найти этого таинственного человека или нет, мы, во всяком случае, выполним свой долг. - А ты, мой мальчик, что скажешь? - спросил инженер, обращаясь к Харберту. - О, я хотел бы поблагодарить человека, который сначала спас вас, а потом нас всех! - воскликнул Харберт, глаза которого сверкали. - Неплохое желание, - сказал Пенкроф. - Мне тоже хотелось бы это сделать. Я человек нелюбопытный, но охотно отдал бы один глаз, чтобы посмотреть другим глазом в лицо этому господину. Мне кажется, он должен быть могуч и красив. - А вы что думаете, Айртон? - спросил инженер. - Мистер Смит,- ответил Айртон,- я почти не могу высказать никакого мнения. Как вы сделаете, так и будет хорошо. Если вам будет угодно, чтобы я принял участие в ваших поисках, я последую за вами. - Благодарю вас, Айртон,- продолжал Сайрес Смит,- но мне хотелось бы получить более прямой ответ на вопрос. Вы - наш товарищ, вы уже не раз жертвовали собой, чтобы защитить нас, и мы должны посоветоваться с вами, собираясь принять важное решение. Итак, говорите. - Мистер Смит,- сказал Айртон,- мне кажется,. мы должны сделать все, чтобы найти этого неизвестного благодетеля. Может быть, он одинок? Может быть, ему плохо? Может быть, мы ему поможем начать новую жизнь? Я тоже, как вы сказали, очень ему обязан. Это он, только он мог посетить остров Табор, увидеть дикаря, которого вы нашли, и сообщить вам, что надо спасти несчастного! Значит, я снова стал человеком благодаря ему. Я никогда этого не забуду! - Итак, решено,- сказал Сайрес Смит.- Мы начнем поиски как можно скорее. Ни один уголок острова не останется необысканным. Мы исследуем самые недоступные места, и пусть наш неведомый друг простит нам это, приняв во внимание нашу благую цель. В течение последующих дней колонисты деятельно косили сено и жали хлеб. Они хотели закончить все необходимые работы, прежде чем приступить к обследованию не известных еще частей острова. В это же время надлежало собрать различные овощи, привезенные с острова Табор; все это приходилось переносить в кладовые, и, к счастью, в Гранитном Дворце вполне хватало места: туда можно было сложить все богатства острова. Запасы колонистов хранились в большом порядке и были недоступны животным или двуногим врагам. Сырости тоже не приходилось опасаться в этом толстом гранитном массиве. Некоторые естественные пещеры в верхнем коридоре были расширены и углублены при помощи кирки или пороха, и Гранитный Дворец превратился в главный склад провизии, боевых припасов, посуды и инструментов - словом, всего имущества колонии. Что касается пушек, снятых с брига, то это были превосходные орудия из литой стали. По настоянию Пенкрофа, их втащили при помощи крана и талей в самые сени Гранитного Дворца; между окнами пробили бойницы, и вскоре длинные стальные дула уже торчали в отверстиях стены. С такой высоты огненные жерла господствовали над всей бухтой Союза. Всякий корабль, показавшийся в виду острова, неминуемо попал бы под огонь воздушной батареи. - Мистер Сайрес, - сказал однажды Пенкроф (дело было 8 ноября),- теперь, когда вооружение закончено, не мешало бы испытать, насколько далеко бьют наши орудия. - Вы думаете, это будет полезно? - спросил инженер. - Это не только полезно, это необходимо. Иначе, как мы узнаем, на какое расстояние можно послать одно из этих кругленьких ядер, имеющихся у нас в таком большом запасе? - Ну так что ж, испытаем их, Пенкроф, - сказал инженер. - Но я думаю, что для пробной стрельбы следует употребить не порох, запас которого мне хотелось бы сохранить неприкосновенным, а пироксилин. В пироксилине у нас никогда не будет недостатка. - Выдержат ли эти пушки взрывчатую силу пироксилина? - спросил журналист, которому не меньше Пенкрофа хотелось испытать артиллерию Гранитного Дворца. - Думаю, что да. Впрочем, мы будем действовать осторожно, - ответил инженер. Сайрес Смит - знаток артиллерийского дела - имел основания думать, что эти пушки превосходны. Орудия были изготовлены из кованой стали и заряжались с казенной части. Они могли вмещать огромный заряд и, следовательно, били на значительное расстояние. Действительно, конечный результат попадания снаряда тем больше, чем более вытянута и траектория, описываемая снарядом, а протяженность траектории достигается лишь при очень большой начальной скорости. - Начальная же скорость,- сказал Сайрес Смит своим товарищам, - стоит в прямом отношении к количеству использованного пороха. При изготовлении артиллерийских орудий весь вопрос сводится к тому, чтобы применить металл, обладающий максимальным сопротивлением, а сталь, несомненно, самый твердый из металлов. Я поэтому думаю, что наши пушки выдержат расширение газа пироксилина и будут прекрасно действовать. - Мы убедимся в этом, когда испытаем их, - ответил Пенкроф. Нечего и говорить, что все четыре пушки были в прекрасном состоянии. После того как орудия вытащили из воды, Пенкроф добросовестно их начистил. Сколько времени употребил он на то, чтобы натереть пушки, смазать их жиром, придать им блеск, вычистить механизмы затвора, нажимной винт, замок! Теперь все части орудия блестели так, точно находились на борту какого-нибудь американского фрегата. Итак, в этот день, в присутствии всего состава колонии, не исключая Топа и Юпа, пушки одна за другой были подвергнуты испытанию. Их зарядили пироксилином, учитывая, что взрывчатая сила его вчетверо больше, чем у пороха. Снаряды пушек имели форму цилиндрического конуса. Пенкроф держал веревку запального фитиля и был готов стрелять. По сигналу Сайреса Смита раздался выстрел. Ядро, направленное на море, пролетело над островком и скрылось в океане на расстоянии, которое невозможно было определить с точностью. Вторую пушку навели на крепкие скалы мыса Находки. Ядро ударилось об острый камень приблизительно в трех милях от Гранитного Дворца и разнесло его вдребезги. Наводил душку и стрелял Харберт, который был очень горд своим первым выстрелом. Но еще больше гордился Пенкроф - ведь это его милый мальчик сделал такой замечательный выстрел! Третье ядро, пущенное в сторону дюн на верхнем берегу бухты Союза, упало на песок более чем в четырех милях от Гранитного Дворца, подскочило и скрылось в воде, подняв облако пены. Для четвертого выстрела Сайрес Смит немного увеличил заряд, чтобы установить предел дальнобойности. Потом все отошли в сторону, так как пушку могло разорвать, и фитиль был подожжен с помощью длинной веревки. Раздался громкий выстрел, но пушка выдержала. Колонисты бросились к окнам и увидели, что ядро задело верхушки скал на мысе Челюстей, примерно в пяти милях от Гранитного Дворца, и скрылось в волнах залива Акулы. - Ну что же, мистер Сайрес,- спросил Пенкроф, восторженные крики которого едва не заглушили грохот выстрела, - что вы скажете о нашей батарее? Пусть все пираты Тихого океана явятся к Гранитному Дворцу! Ни один из них не высадится без нашего разрешения. - Поверьте мне, Пенкроф: лучше не делать этого опыта, - ответил инженер. - Кстати, - сказал моряк, - как мы поступим с шестью негодяями, которые блуждают по острову? Неужели мы им позволим расхаживать по нашим лесам, полям и лугам? Эти пираты - настоящие ягуары, и мы, мне кажется, должны поступить с ними, как с ягуарами... Как вы думаете, Айртон? - спросил моряк, обращаясь к своему товарищу. Айртон медлил с ответом, и Сайрес Смит пожалел, что Пенкроф, не подумав, задал этот вопрос. С глубоким волнением услышал инженер ответ смущенного Айртона: - Я тоже был таким ягуаром, мистер Пенкроф, и не имею права говорить. И он медленно удалился. Пенкроф понял. - Ну и дурачина же я! - воскликнул он. - Бедный Айртон! Он имеет такое же право говорить, как и любой из нас. - Да, но скромность делает ему честь, и надо уважать это чувство, оставшееся от его печального прошлого, - сказал Гедеон Спилет. - Согласен, мистер Спилет, - сказал моряк. - Больше я уже не попадусь. Лучше бы мне проглотить язык, чем огорчить Айртона! Но вернемся к моему вопросу. Мне кажется, что бандиты не имеют права на милосердие, и мы должны как можно скорее очистить от них остров. - Вы действительно так думаете, Пенкроф? - спросил инженер. - Да, я в этом уверен. - И вы начнете беспощадную охоту за ними, не дожидаясь, чтобы они совершили какое-нибудь враждебное действие? - А разве мало того, что они сделали раньше? - спросил Пенкроф, который не понимал колебаний инженера. - В душе их могут возникнуть другие чувства. Быть может, они раскаются. - Раскаются? Они? - воскликнул моряк, пожимая плечами. - Пенкроф, вспомни об Айртоне, - сказал Харберт, взяв моряка за руку.- Он снова стал честным человеком. Пенкроф недоуменно посмотрел на своих товарищей. Он никогда бы не поверил, что его предложение может встретить какой-либо отпор. По крутости своего характера он не мог допустить никаких компромиссов по отношению к негодяям, которые высадились на острове,- сообщникам Боба Гарвея, убийцам из команды "Быстрого". Моряк считал их дикими зверями, которых надо уничтожить без колебаний и без раскаяния. - Вот так штука! - сказал он.- Все против меня. Вы хотите великодушничать с этими мерзавцами? Пусть так. Только бы потом не раскаяться. - Какая нам может угрожать опасность, если мы будем настороже? - спросил Харберт. - Гм...- произнес журналист, который больше молчал, чем говорил. - Их шесть человек, и они хорошо вооружены. Если каждый подстережет и застрелит одного из нас, они скоро станут хозяевами колонии. - Почему же они этого не сделали до сих пор? - возразил Харберт.- Очевидно, потому, что это не в их интересах. К тому же нас тоже шестеро. - Ладно, ладно,- сказал Пенкроф, которого не могли убедить никакие доводы. - Предоставим этим милым парням заниматься своими делишками и не будем больше о них думать. - Послушайте, Пенкроф,- сказал Наб,- не корчи из себя такого злодея. Окажись один из этих несчастных под дулом твоего ружья, ты бы в него не выстрелил. - Я застрелил бы его, как бешеную собаку,- холодно ответил Пенкроф. - Пенкроф,- сказал инженер,- вы часто с большим вниманием прислушивались к моему мнению. Согласны вы в данном случае принять мой совет? - Я поступлю так, как вам будет угодно, мистер Смит,- ответил Пенкроф, который отнюдь не казался убежденным. - Тогда будем ждать и перейдем к нападению, только если на нас нападут. Так и было решено держаться по отношению к пиратам, хотя Пенкроф не предвидел от этого ничего хорошего. Нападать на них колонисты не собирались, но намеревались быть начеку. В конце концов, остров был велик и плодороден. Если в душе этих отверженных осталось хоть немного порядочности, они, может быть, еще исправятся. При создавшихся условиях они сами должны стремиться начать новую жизнь. Во всяком случае, следовало выждать, хотя бы из человеколюбия. Теперь колонисты, может быть, не смогут спокойно ходить по острову. До сих пор им приходилось опасаться только диких зверей, а сейчас по острову бродили шестеро ссыльных - возможно, отчаянных преступников. Конечно, это было страшно, и если б и колонисты были менее храбрые люди, они навсегда утратили бы покой. Но все равно. Пока что в споре с Пенкрофом правда была на стороне колонистов. Не ошиблись ли они, покажет будущее. ГЛАВА VI Проект экспедиции, - Айртон в корале. - Посещение гавани Воздушного Шара.. - Замечания Пенкрофа на борту "Бонавентура". - В кораль посылают телеграмму. - От Айртона нет ответа. - Выступление на следующий день. - Почему телеграф не действует. - Выстрел. Колонисты считали своей важнейшей задачей произвести полное обследование острова, которое теперь имело две цели: во-первых, найти таинственного человека, в существовании которого нельзя было уже сомневаться, и в то же время выяснить, что сталось с пиратами, где они укрылись, какую вели жизнь и чего можно опасаться с их стороны. Сайрес Смит желал бы выступить немедленно, но так как экспедиция должна была продолжаться несколько дней, то было решено нагрузить на повозку различные предметы лагерного оборудования и посуду - все необходимое для ночевок. Между тем одна из онагг поранила себе ногу, и ее нельзя было запрягать. Животное нуждалось в отдыхе, и колонисты решили отложить отъезд до 20 ноября. Ноябрь в этих широтах соответствует маю Северного полушария. Приближалось лето. Солнце подходило к тропику Козерога, наступали самые длинные дни в году. Время для экспедиции было выбрано наиболее подходящее. Даже если главная цель не будет достигнута, поход колонистов мог привести ко многим открытиям, особенно в отношении естественных богатств: ведь Сайрес Смит намеревался обследовать густой лес Дальнего Запада, тянувшийся до конца Змеиного полуострова. В течение девяти дней, оставшихся до начала экспедиции, колонисты решили закончить последние работы на плато Дальнего Вида. Между тем Айртону было необходимо возвратиться в кораль, так как домашние животные нуждались в уходе. Было решено, что Айртон проведет там два дня и вернется в Гранитный Дворец, оставив в стойлах обильный запас корма. Перед его отправлением Сайрес Смит спросил, не. хочет ли он, чтобы кто-нибудь его проводил. Ведь теперь на острове не так безопасно, как прежде. Айртон ответил, что это не нужно, что он отлично справится один и ничего не боится. Если в корале или окрестностях произойдет что-нибудь неожиданное, он немедленно сообщит об этом по телеграфу в Гранитный Дворец. На заре Айртон уехал на повозке, которую везла одна онагга. Два часа спустя телеграф сообщил, что в корале все благополучно. В ближайшие два дня Сайрес Смит осуществил одно мероприятие; оно должно было окончательно обезопасить Гранитный Дворец от всяких неожиданностей; Смит хотел сделать совершенно не видимым отверстие бывшего водостока на южной оконечности озера Гранта, ранее, уже заделанное и полуприкрытое растениями и травой. Это было легко осуществить, так как требовалось только повысить на два-три фута уровень воды в озере, которая должна была окончательно затопить отверстие. Для этого достаточно было установить плотины у обоих проливов, питавших Глицериновый ручей и ручей Водопада. Остальные колонисты приняли участие в этой работе и быстро возвели две плотины из хорошо сцементированных камней. Ширина их не превосходила семи-восьми: футов при трех футах высоты. После этого никто не. мог бы предположить, что у оконечности озера существовал подземный проход, в который когда-то изливался избыток воды. Незачем говорить, что небольшой рукав, через который поступала вода, наполнявшая резервуары Гранитного Дворца и приводившая в движение подъемник, не был затронут, и колонистам не угрожал недостаток воды. Стоило втянуть подъемник наверх, и надежное, удобное убежище колонистов было в полной безопасности от неожиданного нападения. С этой работой справились быстро, и Пенкроф, Гедеон Спилет и Харберт нашли время посетить гавань Воздушного Шара. Моряку очень хотелось знать, побывали ли пираты в маленькой бухте, где находился "Бонавентур". - Эти джентльмены, - говорил он, - высадились именно на южном берегу. Я боюсь, что они обнаружили нашу маленькую гавань, и тогда я не дам и полдоллара за наш "Бонавентур". Опасения Пенкрофа были довольно основательны, и посещение гавани Воздушного Шара казалось вполне уместным. 10 ноября после полудня моряк и его товарищи выступили в путь. Они были хорошо вооружены. Пенкроф демонстративно вложил по две пули в каждый ствол своего ружья и молча покачал головой. Это не предвещало ничего хорошего для того, кто вздумал бы подойти к нему слишком близко, будь это человек или зверь. Гедеон Спилет и Харберт также захватили ружья, и около трех часов маленький отряд покинул Гранитный Дворец. Наб проводил товарищей до излучины реки и, когда они перешли на другой берег, поднял мост. Колонисты условились, что сообщат о своем возвращении выстрелом из ружья. Услышав этот сигнал, Наб должен был восстановить сообщение между обоими берегами реки. Путники направились прямо по дороге в гавань, к южному берегу острова. Им предстояло пройти всего три с половиной мили, но Гедеон Спилет и его товарищи потратили на это два часа. По пути они обыскали всю опушку леса как в более густой его части, так и со стороны болота Казарок, но не обнаружили никакого следа беглецов. Вероятно, последние, не зная в точности численности колонистов и их средств обороны, укрылись в наименее доступной части острова. Придя в гавань Воздушного Шара, Пенкроф с величайшим удовлетворением увидел, что "Бонавентур" спокойно стоит на якоре в узкой бухте; впрочем, гавань Воздушного Шара была так хорошо укрыта среди высоких скал, что ее нельзя было обнаружить ни с моря, ни с суши, и только человек, находящийся в самой бухте или над нею, мог догадаться о ее существовании. - Прекрасно! - сказал Пенкроф. - Эти негодяи еще не побывали здесь. Гады предпочитают прятаться в траве, и мы, очевидно, найдем их в лесу Дальнего Запада. - Это большое счастье, - добавил Харберт. - Если бы они увидели "Бонавентур", то захватили бы корабль и убежали, а мы не могли бы еще раз побывать на острове Табор. - Действительно,- ответил журналист, - было бы приятно доставить туда записку с указанием координат острова Линкольна и местонахождения Айртона, на случай, если "Дункан" вернется за ним. - "Бонавентур" все еще здесь, мистер Спилет, - ответил Пенкроф. - Судно и его команда могут тронуться в путь по первому сигналу. - Я думаю, Пенкроф, что это придется сделать сейчас же по окончании обследования острова. Возможно, что незнакомец, если нам только удастся его найти, сообщит нам много интересного об острове Линкольна и острове Табор. Вспомните, что он, и никто другой, написал ту записку, и ему, может быть, известно, вернется ли яхта. - Тысяча чертей! - вскричал Пенкроф. - Кто же это может быть? Этот человек знаком с нами, а мы с ним незнакомы. Если это простой моряк, потерпевший кораблекрушение, то почему же он прячется? Мне кажется, мы порядочные люди, а общество порядочных людей никому не может быть неприятно. По доброй ли воле он сюда попал? Может ли он покинуть остров, если захочет? Здесь ли он еще? Или его уже нет? Беседуя таким образом, Пенкроф и его товарищи поднялись на корабль и прошли по палубе "Бонавентура". Моряк случайно взглянул на битенг, вокруг которого был обмотан якорный канат, и вскрикнул: - Черт возьми! Вот это здорово! - Что такое, Пенкроф? - спросил журналист. - А то, что этот узел завязан не моей рукой! И Пенкроф указал на веревку, которая привязывала канат к битенгу, чтобы он не размотался. - Как не вашей рукой? - спросил Гедеон Спилет. - Готов поклясться, что не моей. Это плоский узел, а я обычно завязываю две удавки (42). - Может быть, вы ошиблись, Пенкроф? - Я не ошибся,- настаивал моряк.- Рука делает это незаметно, сама собой, и рука не ошибается. - Значит, пираты побывали на корабле? - спросил Харберт. - Не знаю,- ответил Пенкроф.- Несомненно одно, что якорь "Бонавентура" поднимали и потом снова бросили его. Вот еще одно доказательство: канат якоря травили, и гарнитур (43) снят с того места, где канат трется об клюз. Говорю вам, кто-то пользовался нашим судном! - Но если им пользовались пираты, они разграбили бы его или убежали. - Убежали бы? Куда это? На остров Табор? - возразил Пенкроф. - Неужели вы думаете, что они отважились бы выйти в океан на судне с таким небольшим водоизмещением ? - К тому же пришлось бы допустить, что остров Табор им известен, - сказал Гедеон Спилет. - Как бы то ни было,- продолжал моряк,- не будь я Бонавентур Пенкроф из Вайн-Ярда, если наш "Бонавентур" не поплавал без нас. Моряк говорил так уверенно, что ни Гедеон Спилет, ни Харберт не решались его оспаривать. Судно, очевидно, не все время стояло на месте с тех пор, как Пенкроф привел его в гавань Воздушного Шара. Моряк нисколько не сомневался, что кто-то поднял якорь и потом снова опустил его на дно. Зачем было бы проделывать это, если корабль не сходил с места? - Но как же мы могли не заметить "Бонавентур", когда он проходил мимо острова? - спросил журналист, которому хотелось выдвинуть все возможные возражения. - Очень легко, мистер Спилет,- ответил моряк.- Достаточно выйти ночью, при хорошем ветре, и через два часа остров скроется из виду. - В таком случае, - продолжал журналист,- объясните мне, с какой целью пираты могли воспользоваться "Бонавентуром" и почему, воспользовавшись им, они снова привели корабль в гавань? - Эх, мистер Спилет,- ответил моряк,- отнесем это к прочим необъяснимым вещам и бросим об этом думать! Важно то, что "Бонавентур" с нами- К несчастью, если пираты возьмут его еще раз, он может не оказаться на месте. - Может быть, было бы осторожнее отвести "Бонавентур" к Гранитному Дворцу? - сказал Харберт. - И да и нет, но скорее - нет,- ответил Пенкроф.- Устье реки Благодарности - неподходящее место для корабля, и море там бурное. - А что, если дотащить его по песку до самых Труб? - Может быть, это будет правильнее, - сказал Пенкроф, - но раз мы должны покинуть Гранитный Дворец и отправиться в довольно продолжительную экспедицию, то, мне кажется, "Бонавентуру" будет безопаснее здесь. Лучше его оставить в бухте, пока остров не будет очищен от этих негодяев. - Я тоже так думаю, - сказал журналист. - Здесь он, по крайней мере, не будет так страдать от дурной погоды, как в устье реки Благодарности. - Ну, а что, если пираты вздумают еще раз посетить его? - сказал Харберт. - Не найдя "Бонавентура" здесь, они быстро разыскали бы корабль в окрестностях Гранитного Дворца и захватили бы его в наше отсутствие, - ответил Пенкроф.- Я согласен с мистером Спилетом, что корабль следует оставить в гавани Воздушного Шара. Но когда мы вернемся, если нам не удастся освободить остров от негодяев, лучше будет отвести "Бонавентур" к Гранитному Дворцу и оставить его там на случай, если придется опасаться каких-либо неприятных посещений. - Решено! Идем дальше! - сказал журналист. Вернувшись в Гранитный Дворец, Пенкроф, Харберт и Гедеон Спилет сообщили инженеру о том, что произошло, и Сайрес Смит одобрил их решение. Он даже обещал Пенкрофу изучить участок пролива между островком и побережьем и выяснить, нельзя ли устроить там при помощи запруд искусственную гавань. Если это осуществимо, то "Бонавентур" будет всегда близко, на виду у колонистов, а в случае нужды его можно будет даже запереть. В тот же вечер Айртону послали телеграмму с просьбой привести из кораля пару коз, которых Наб собирался выпустить на луга, покрывавшие плато. Как это ни странно, Айртон, вопреки своему обычаю, не подтвердил получения депеши. Инженер был очень удивлен. Могло случиться, что Айртона в это время не было в корале, а может быть, он даже возвращался в Гранитный Дворец. Действительно, после его ухода прошло два дня, а 10-го вечером или, самое позднее, 11-го утром он должен был вернуться. Колонисты ждали, что Айртон покажется на плато Дальнего Вида. Наб с Харбертом даже отправились к мосту, чтобы опустить его, как только появится их друг. Но к десяти часам вечера стало ясно, что Айртон не придет. Колонисты решили послать вторую телеграмму с просьбой немедленно ответить. Звонок в Гранитном Дворце молчал. Колонисты сильно встревожились. Что случилось? Значит, Айртона не было в корале, а если он и находился там, то был лишен свободы передвижения? Следовало ли им идти в кораль в эту темную ночь? Поднялся спор. Одни хотели идти, другие нет. - Но, может быть, что-нибудь случилось с телеграфом и он не действует? - спросил Харберт. - Это возможно,- сказал журналист. - Подождем до завтра,- предложил Сайрес Смит.- Может быть, Айртон действительно не получал нашей телеграммы или его ответ не дошел до нас. Колонисты ждали с понятным беспокойством. С первыми лучами зари 11 ноября Сайрес Смит снова пустил электрический ток по проводу, но не получил ответа. Они повторили свою попытку. Результат был тот же. - Идем в кораль,- сказал инженер. - И притом во всеоружии,- добавил Пенкроф. Колонисты тут же решили, что Гранитный Дворец не будет покинут всеми и что там останется Наб. Проводив своих товарищей до Глицеринового ручья, он должен был поднять мост и, укрывшись за деревом, ждать их возвращения или возвращения Айртона. В случае, если появятся пираты и попытаются перейти через пролив, Наб должен был остановить их ружейными выстрелами. В конце концов, он мог спрятаться в Гранитном Дворце и, втащив подъемник, оказаться в полной безопасности. Сайрес Смит, Гедеон Спилет, Харберт и Пенкроф предполагали направиться прямо в кораль, а если Айртона там не окажется, обыскать ближайший лес. В шесть часов утра инженер со своими тремя спутниками перешел через Глицериновый ручей, а Наб остался на левом берегу и укрылся за небольшим пригорком, на котором росло несколько высоких драцен. Колонисты, спустившись с плато Дальнего Вида, направились по дороге, ведшей в кораль. Они держали ружья наперевес и были готовы стрелять при первом появлении врагов. Два карабина и столько же ружей были заряжены пулями. По обеим сторонам дороги тянулся густой кустарник, где легко могли притаиться злодеи. Они были вооружены и поэтому опасны. Колонисты шли быстро и молчали. Топ бежал впереди то по дороге, то меж кустов, но тоже молчал, видимо, не чуя ничего необычного. Можно было быть уверенным, что верный пес не позволит захватить себя врасплох и начнет лаять при первых признаках опасности. Вдоль дороги, по которой шел маленький отряд, тянулся телеграфный провод, соединявший кораль с Гранитным Дворцом. Отойдя около двух миль, колонисты не заметили ни одного обрыва. Столбы стояли крепко, изоляторы были целы, провод натянут правильно. Но дальше, как указал инженер, натяжение проволоки несколько ослабевало, а дойдя до столба No 74, Харберт, который шел впереди, крикнул: - Провод оборван! Спутники Харберта ускорили шаги и подошли к тому месту, где стоял юноша. Столб был опрокинут и лежал поперек дороги. Обрыв провода можно было считать установленным, и телеграммы из Гранитного Дворца в кораль и из кораля в Гранитный Дворец, очевидно, не доходили до места назначения. - Этот столб опрокинуло не ветром, - заметил Пенкроф. - Нет,- подтвердил Гедеон Спилет.- Под ним подрыли землю и вырвали его руками. - Кроме того, провод порван,- сказал Харберт, указывая на два конца проволоки, которая была кем-то разорвана. - Что, излом свежий? - спросил Сайрес Смит. - Да, проволока, несомненно, оборвана недавно, - ответил Харберт. - В кораль! В кораль! - вскричал Пенкроф. Колонисты находились на полпути между Гранитным Дворцом и коралем. Им оставалось пройти две с половиной мили. Они быстрым шагом двинулись вперед. Очевидно, в корале произошло какое-то важное событие. Айртон, конечно, мог послать телеграмму, и она не дошла, но не это беспокоило его товарищей, а вот что казалось им не понятным: Айртон обещал вернуться в Гранитный Дворец накануне вечером и не пришел. Наконец, связь между коралем и Гранитным Дворцом была прервана не без причины, а кто, кроме пиратов, был заинтересован в том, чтобы эта связь нарушилась? Колонисты бежали, задыхаясь от волнения. Они были искренне привязаны к своему новому товарищу. Неужели они найдут его убитым рукой тех самых людей, во главе которых он когда-то стоял? Вскоре маленький отряд достиг того места, где начинался ручеек, приток Красного ручья, орошавший луга в корале. Они умерили шаги, чтобы не чувствовать себя утомленными в ту минуту, когда, может быть, придется вступить в борьбу. Все взвели курки ружей. Каждый наблюдал за определенным участком леса. Топ издавал глухое рычание, не предвещавшее ничего хорошего. Наконец между деревьями стал виден дощатый забор. С первого взгляда не было заметно никаких разрушений. Калитка была закрыта, как всегда. В корале царила глубокая тишина. Не слышалось ни блеяния муфлонов, ни голоса Айртона. - Войдем туда, - сказал Сайрес Смит. Инженер сделал несколько шагов вперед. Его товарищи стояли настороже в двадцати шагах, готовые стрелять. Сайрес Смит поднял внутреннюю щеколду калитки и хотел ее открыть, когда Топ громко залаял. Над забором прозвучал выстрел, и крик боли раздался ему в ответ. Харберт, пораженный пулей, упал на землю. ГЛАВА VII Журналист и Пенкроф в корале. - Харберта переносят в дом. - Отчаяние моряка. - Инженер и журналист советуются. - Способ лечения. - Снова надежда. - Как известить Наба? - Верный и надежный посланник. - Ответ Наба. Услышав крик Харберта, Пенкроф выронил ружье и бросился к нему. - Они убили его! - закричал он. - Моего мальчика! Они убили его! Сайрес Смит и Гедеон Спилет тоже подбежали к Харберту- Журналист послушал, бьется ли еще сердце бедного юноши. - Он жив,- сказал Гедеон Спилет.- Его нужно перенести... - В Гранитный Дворец? - Это невозможно, - ответил инженер. - Тогда в кораль! - воскликнул Пенкроф. - Одну минуту, - сказал инженер. Он бросился влево, стараясь обойти забор. Вдруг он увидел перед собой пирата. Тот прицелился, и его пуля пробила инженеру шляпу. -Но второго выстрела он не успел сделать, так как упал на землю, пораженный кинжалом Сайреса Смита, более метким, чем ружье пирата. Между тем Гедеон Спилет и моряк подтянулись на руках к верхний доскам забора, перелезли через него, спрыгнули в загон, вырвали болты, которые запирали дверь, и бросились в дом, оказавшийся пустым. Вскоре несчастный Харберт лежал на кровати Айртона. Несколько мгновений спустя Сайрес Смит был подле него. Горе Пенкрофа при виде Харберта, лежавшего без сознания, было ужасно. Он плакал, рыдал, бился головой об стену. Ни инженер, ни Гедеон Спилет не могли его успокоить. Они сами задыхались от волнения и не в состоянии были говорить. Тем не менее они сделали все, что могли, чтобы вырвать из когтей смерти бедного юношу, умирающего у них на глазах. Гедеон Спилет, проживший столь бурную жизнь, имел кое-какой опыт в области медицины. Он знал всего понемногу, и ему часто приходилось лечить раны, нанесенные огнестрельным оружием. С помощью Сайреса Смита он принялся ухаживать за Харбертом. Журналиста поразила полная неподвижность юноши, которая объяснялась, вероятно, кровотечением, а может быть, шоком, если пуля с силой ударилась о кость и вызвала сотрясение организма. Харберт был очень бледен. Пульс его еле прощупывался, так что Гедеон Спилет, улавливал его биение лишь с большими промежутками, словно сердце готово было вот-вот остановиться. Сознание совершенно отсутствовало. Это были очень опасные симптомы. Журналист обнажил грудь Харберта, смыл кровь мокрым платком и холодной водой. Рана стала ясно видна. На груди, между третьим и четвертым ребрами, в том месте, где поразила Харберта пуля, краснело овальное отверстие. Сайрес Смит и Гедеон Спилет перевернули бедного юношу, который еле слышно стонал. Этот стон был больше похож на последний вздох умирающего. На спине Харберта зияла вторая рана, из которой сейчас же выпала пуля. - Слава Богу! - сказал журналист. Пуля не осталась в теле, и нам не придется ее извлекать. - Но сердце? - спросил Сайрес Смит. - Сердце не затронуто - иначе Харберт был бы мертв. - Мертв? - закричал Пенкроф, испустив нечто похожее на рычание. Моряк расслышал только последнее слово, произнесенное журналистом. - Нет, Пенкроф, нет, он не умер,- ответил Сайрес Смит. - Его пульс продолжает биться. Он даже застонал. Но, ради блага вашего питомца, успокойтесь. Нам нужно все наше хладнокровие. Не волнуйте нас еще больше, друг мой. Пенкроф умолк; в нем произошла реакция, и крупные слезы покатились из его глаз. Между тем Гедеон Спилет старался вспомнить то, что знал, и действовать методически. Сомнений не было: пуля вошла спереди и вышла сзади. Но какие разрушения произвела она на своем пути? Какие важные органы были задеты? Этого не мог бы сказать в данный момент даже профессиональный хирург, а тем более Гедеон Спилет. Однако журналист знал одно: что ему придется бороться с воспалением поврежденных частей и затем с местным воспалением, лихорадкой, вызванной ранением, которое, быть может, смертельно. Какие средства мог он употребить? Какие противовоспалительные лекарства? Каким способом предупредить воспаление? Во всяком случае, важнее всего было немедленно перевязать раны. Гедеон Спилет не счел нужным вызывать новое кровотечение, обмывая раны теплой водой и сдавливая их края. Кровотечение было и так очень обильно, а Харберт чрезвычайно ослаб от потери крови. Поэтому журналист ограничился промыванием ран холодной водой. Харберта повернули на левый бок и удерживали его в этом положении. - Не нужно, чтобы он двигался,- сказал Гедеон Спилет. - Такое положение удобнее всего для того, чтобы из ран на груди и на спине мог свободно выделяться гной. Харберту необходим абсолютный покой. - Что? Его нельзя перенести в Гранитный Дворец? - спросил Пенкроф. - Нет, Пенкроф, - ответил журналист. - Проклятие! - крикнул моряк, грозя небу кулаком. - Пенкроф! - сказал Сайрес Смит. Гедеон Спилет снова принялся тщательно осматривать раненого юношу. Харберт был по-прежнему страшно бледен, и журналист почувствовал тревогу. - Сайрес,- сказал он,- я не врач... Я очень волнуюсь... Я страшно растерян... Вы должны помочь мне вашим опытом, вашим советом... - Успокойтесь, мой друг,- ответил инженер, пожимая руку журналисту. - Действуйте хладнокровно... Помните одно: надо спасти Харберта. Эти слова возвратили Гедеону Спилету самообладание, которое он было потерял, поддавшись на минуту отчаянию и тяжелому чувству ответственности. Он сел на край кровати. Сайрес Смит стоял рядом с ним. Пенкроф разорвал свою рубашку и машинально щипал корпию. Гедеон Спилет объяснил Сайресу Смиту, что он находит нужным прежде всего остановить кровь, не закрывая ран и не стремясь, чтобы они зажили, ибо внутренние органы были повреждены и нельзя было допустить скопления гноя в груди. Сайрес Смит вполне одобрил это мнение, и было решено перевязать раны, не пытаясь немедленно закрыть их, соединяя края. К счастью, раны не приходилось расширять, но самый важный вопрос заключался в том, имеется ли у колонистов действительное средство против неизбежного воспаления. Да, у них было такое средство. Природа не пожалела его: у них была холодная вода, то есть самое сильное успокаивающее средство при воспалении ран, самое действительное в тяжелых случаях: теперь им пользуются все врачи. У холодной воды есть и то преимущество, что она позволяет держать рану в полном покое и избавляет ее от частых преждевременных перевязок. Это преимущество очень велико, так как опыт доказывает, что в первые дни воздух производит на рану вредное действие. Сайрес Смит и Гедеон Спилет рассуждали так, руководствуясь простым здравым смыслом, и действовали не хуже хорошего хирурга. На раны Харберта положили полотняные компрессы и все время смачивали их холодной водой. Пенкроф прежде всего зажег огонь в очаге. В доме не было недостатка в предметах первой необходимости. Из тростникового сахара и лекарственных растений, тех самых, которые юноша собрал на берегах озера Гранта, приготовили освежающее питье и влили несколько капель его в рот больному, который все еще не приходил в сознание. У Харберта был сильный жар; весь день и всю ночь он пролежал без сознания. Жизнь его висела на волоске, и волосок этот каждую минуту мог оборваться. На следующий день, 12 ноября, у Сайреса Смита появилась надежда. Харберт наконец очнулся от глубокого обморока. Он открыл глаза, узнал Сайреса Смита, журналиста, Пенкрофа, произнес несколько слов. Он не помнил, что с ним случилось. Юноше рассказали, и Гедеон Спилет умолял его лежать совершенно спокойно, говоря, что его жизнь вне опасности, а раны заживут через несколько дней. Впрочем, Харберт почти не страдал, а холодная вода, которой все время смачивали раны, не давала им воспалиться. Гной отходил правильно, жар не усиливался; можно было надеяться, что страшные раны не вызовут никакой катастрофы. У Пенкрофа немного отлегло от сердца. Точно сестра милосердия или мать, он не отходил от постели своего питомца. Харберт снова заснул, и на этот раз как будто спокойнее. - Скажите мне еще раз, что вы надеетесь, мистер Спилет,- говорил Пенкроф.- Скажите мне, что вы спасете Харберта! - Да, мы спасем его,- ответил журналист,- Рана опасна, и пуля, быть может, даже пробила легкое, но ранение этого органа несмертельно. Само собой разумеется, что за те сутки, которые они провели в корале, колонисты думали только о спасении Харберта. Они не вспоминали ни об опасности, которая могла им грозить, если бы возвратились пираты, ни о мерах предосторожности, которые следовало принять. Но на следующий день, когда Пенкроф дежурил у постели больного, Сайрес Смит и журналист заговорили о том, что ии нужно предпринять. Прежде всего они обошли кораль. Нигде не было и следа Айртона. Неужели несчастного увели его бывшие сообщники? Захватили ли они его в корале? Быть может, он сопротивлялся и погиб в борьбе? Последнее предположение было более чем вероятно. Гедеон Спилет, перелезая через забор, отчетливо видел пирата, бежавшего по южному отрогу горы Франклина. За пиратом бросился Топ. То был один из преступников, находившихся в лодке, которая разбилась о скалы в устье реки Благодарности. Разбойник, которого убил Сайрес Смит (тело его было найдено за забором), несомненно, принадлежал к банде Боба Гарвея. Что же касается кораля, то его еще не успели разрушить. Ворота оставались закрытыми, и домашние животные не смогли убежать в лес. Не видно было ни малейших следов борьбы, никаких повреждений в доме и в изгороди:. Только боевые припасы, которые имелись у Айртона, исчезли вместе с ним. - На этого несчастного напали, - сказал Сайрес Смит, - и та-к как он был человеком борьбы, то не хотел сдаться и погиб. - Да, этого можно опасаться, - ответил журналист. - Затем пираты, очевидно, расположились в корале, где нашли большие запасы, и убежали, только завидя нас. Столь же очевидно, что в это время Айртона, живого или мертвого, здесь уже не было. - Необходимо обыскать лес и очистить остров от этих негодяев, - сказал инженер. - Предчувствия Пенкрофа не обманывали его, когда он требовал, чтобы на них устроили охоту, как на диких зверей. Это избавило бы нас от многих бед. - Да, - ответил журналист,- да, теперь мы имеем право быть безжалостными. - Во всяком случае, нам придется выждать некоторое время и пробыть в корале до тех пор, пока можно будет перенести Харберта в Гранитный Дворец. - А как же Наб? - спросил журналист. - Наб в безопасности. - А что, если наше отсутствие встревожит его, и он решит прийти сюда? - Ему не следует приходить, - с живостью ответил Сайрес Смит. - Его убьют по дороге. - Все же очень вероятно, что он попытается присоединиться к нам. - О, если бы только телеграф еще действовал! Наба можно было бы предупредить. Но теперь этого уже нельзя сделать. Оставить здесь Пенкрофа и Харберта мы тоже не можем. Я один пойду в Гранитный Дворец. - Нет, нет, Сайрес, вам не надо рисковать собой! Вся ваша храбрость не помогла бы нам. Эти негодяи, очевидно, следят за коралем. Они засели в густом лесу, и, если вы уйдете, нам придется страдать за двоих. - Но как же быть с Набом? - спросил инженер. - Вот уже сутки, как он не имеет от нас вестей. Он захочет прийти сюда. - Он будет еще меньше остерегаться, чем мы, и его, наверное, убьют, - сказал Гедеон Спилет. - Неужели нет способа его предупредить? Инженер погрузился в размышления. Вдруг его взгляд упал на Топа, который бегал взад и вперед, словно говоря: "А я-то на что?" - Топ! - закричал Сайрес Смит. Собака прибежала на зов своего хозяина. - Да, Топ пойдет, - сказал журналист, который сразу понял мысль инженера. - Топ пройдет там, где мы не прошли бы. Он принесет в Гранитный Дворец известия о корале и доставит нам известия из Гранитного Дворца. - Скорей, скорей! - сказал Сайрес Смит. Гедеон Спилет быстро вырвал листок из блокнота и написал: "Харберт ранен. Мы в корале. Будь настороже. Не покидай Гранитного Дворца. Появились ли пираты в окрестностях? Ответь через Топа". Эта лаконическая записка заключала все, что должен был знать Наб, и вместе с тем спрашивала его о том, что интересовало колонистов. Листок сложили и привязали к ошейнику Топа на самом видном месте. - Топ! Собачка! - сказал инженер, гладя собаку. - Наб, Наб! Иди, иди! При этих словах Топ подскочил. Он угадал, понял, что от него требовалось. Дорога в Гранитный Дворец ему была знакома. Он мог добежать туда меньше чем в полчаса и пройти незамеченным там, где ни журналист, ни Сайрес Смит не рискнули бы показаться. Инженер подошел к калитке кораля и распахнул ее. - Наб, Топ, Наб! - повторил он еще раз, протягивая руку в сторону дворца. Топ выскочил из калитки и сразу скрылся из виду. - Он дойдет,- сказал журналист. - Да, л вернется, верный пес. - Который час? - спросил Гедеон Спилет. - Десять часов. - Через час он может быть здесь. - Мы выйдем к нему навстречу. Калитку снова заперли. Инженер и журналист вернулись в дом. Харберт все еще крепко спал. Пенкроф все время смачивал компрессы. Гедеон Спилет, видя, что ему пока нечего делать, занялся приготовлением пищи, в то же время тщательно наблюдая за частью забора, прилегающего к отрогу горы, откуда можно было ожидать нападения. Колонисты с нетерпением ожидали возвращения Топа. За несколько минут до одиннадцати Сайрес Смит и журналист с карабинами в руках стояли у калитки, готовые открыть ее, как только услышат лай собаки. Они нисколько не сомневались, что, если Топу удалось добраться до Гранитного Дворца, Наб сейчас же отослал его обратно. Они простояли минут десять, как вдруг услышали выстрел, вслед за которым раздался громкий лай. Инженер открыл калитку и, увидев в ста шагах от себя клуб дыма, выстрелил. Почти сейчас же Топ вбежал в кораль, и инженер быстро захлопнул калитку. - Топ, Топ! - закричал Сайрес Смит, обнимая большую умную голову собаки. К ошейнику Топа была привязана записка, написанная крупным почерком Наба: "Пиратов в окрестности дворца нет. Я не двинусь с места. Бедный мистер Харберт!" ГЛАВА VIII Пираты вокруг кораля. - Временное жилище. - Харберта продолжают лечить. - Первые восторги Пенкрофа. - Взгляд в прошлое. - Что таит в себе будущее. - Мысли Сайреса Смита, по этому поводу. Итак, пираты все еще на острове. Они следили за колонистами и, очевидно, решили перестрелять одного за другим. Колонистам следовало обойтись с ними, как с дикими животными. Но нужна была большая осторожность, так как обстановка складывалась в пользу этих негодяев, видевших, но невидимых. Они могли напасть на колонистов, но сами не опасались внезапного нападения. Сайрес Смит решил поэтому остаться в корале, где были сложены запасы провизии, достаточные на долгое время. Дом Айртона был снабжен всем необходимым для жизни, а пираты, испуганные появлением колонистов, не успели его разграбить. По мнению Гедеона Спилета, события протекали следующим образом: шестеро пиратов, которые высадились на острове, прошли по южному побережью. Обойдя оба берега Змеиного полуострова, они не пожелали углубиться в лес Дальнего Запада и достигли устья ручья Водопада. От этого места они двинулись вверх по правому берегу реки и оказались у отрогов горы Франклина. Там они стали искать для себя убежище и вскоре увидели кораль, где в то время никого не было. Они поселились там, чтобы осуществить свои отвратительные замыслы. Приход Айртона застиг их врасплох, но им удалось захватить несчастного, а дальнейшее... нетрудно себе представить! Теперь пираты - их осталось только пять человек, но они были хорошо вооружены - бродили по лесу, и пробраться туда - значило подставить себя под выстрел, не имея возможности избежать его или спрятаться. - Будем ждать! Ничего другого не остается,- повторял Сайрес Смит.- Когда Харберт поправится, мы устроим генеральную облаву и справимся с пиратами. Это будет второй задачей экспедиции, наряду... - ...наряду с поисками нашего таинственного защитника,- закончил Гедеон Спилет.- Нельзя не признать, Сайрес, что его помощь прекратилась именно тогда, когда мы больше всего в ней нуждаемся. - Кто знает...-произнес инженер. - Что вы хотите сказать? - спросил журналист. - Что наши испытания еще не кончены, дорогой Спилет, и что эта могучая сила успеет еще, может быть, проявиться. Но дело не в этом. Прежде всего надо спасти Харберта. Это была самая мучительная забота колонистов. Прошло несколько дней, и положение несчастного юноши, к счастью, не ухудшилось. А каждый день, отвоеванный у болезни, означал многое. Вода, температура которой постоянно поддерживалась на нужном уровне, не позволяла ранам воспаляться. Журналисту показалось, что эта вода с небольшой примесью серы - поблизости ведь находился вулкан - оказывала и более непосредственное действие на заживление раны. Отделение гноя было уже менее обильным, и Харберт благодаря хорошему уходу возвращался к жизни. Температура у него падала; соблюдая строгую диету, он ужасно ослаб, но в целебном питье не было недостатка, а полный покой принес ему пользу. Сайрес Смит, Спилет и Пенкроф научились очень хорошо делать перевязки. Все белье, находившееся в доме, пошло на бинты. Раны Харберта, прикрытые корпией и бинтом, были перевязаны не туго, но и не слишком свободно, чтобы они могли зарубцеваться, не воспаляясь. Журналист делал перевязку крайне тщательно. Он понимал, какое важное значение она имеет, и часто повторял своим товарищам истину, которую признают большинство врачей: что сделать хорошую перевязку, быть может, труднее, чем произвести удачную операцию. Через десять дней, 22 ноября, Харберт чувствовал себя уже значительно лучше. Он начал принимать легкую пищу. Румянец возвращался на щеки юноши, его добрые глаза улыбались товарищам. Он даже иногда разговаривал, несмотря на все усилия Пенкрофа, болтавшего все время, чтобы помешать ему говорить; а рассказывал он ему самые невероятные истории. Юноша удивлялся, что не видит подле себя Айртона, и, думая, что тот в корале, спросил Пенкрофа, где Айртон. Пенкроф, чтобы не волновать Харберта, кратко ответил, что Айртон отправился к Набу, чтобы охранять Гранитный Дворец. - Каковы эти пираты! - говорил моряк. - Вот джентльмены, которые не имеют права на снисхождение. А мистер Смит хотел взять их чувствительностью. Я угощу их чувствительностью, но только свинцовой, и крупного калибра. - Их больше не видели? - спросил Харберт. - Нет, мой мальчик,- ответил Пенкроф.- Но мы их найдем, и когда ты поправишься, мы посмотрим, осмелятся ли эти трусы, которые стреляют в спину, встретиться с нами лицом к лицу! - Я еще очень слаб, мой бедный Пенкроф. - Э, силы понемногу вернутся! Что значит рана навылет в груди? Это сущие пустяки! Я получал и не такие раны и чувствую себя превосходно. В общем, дело шло на поправку, и если не произойдет осложнений, Харберта можно было считать вне опасности. Но в каком положении оказались бы колонисты, если бы состояние юноши ухудшилось, если бы пуля застряла у него в теле, если бы ему пришлось отнять руку! - Я не могу подумать об этом без содрогания! - часто говорил Гедеон Спилет. - И все же, если бы пришлось, вы бы это сделали? - спросил его как-то Сайрес Смит. - Конечно, Сайрес,- ответил журналист, - нехорошо, что мы избавлены от такого осложнения. Как и во многих других случаях, колонисты призвали на помощь простой здравый смысл и благодаря своим знаниям вышли из затруднения. Но не наступит ли такая минута, когда все их знания окажутся недостаточными? Они были одни на острове. А человек совершенствуется только в обществе других, люди необходимы один другому. Сайрес Смит хорошо знал это и нередко задавал себе вопрос: не может ли возникнуть в их жизни такая трудность, которую они не в силах будут преодолеть? Вообще ему казалось, что для него и для его друзей, до сих пор живших так счастливо, началась полоса несчастий. За те два с половиной года, что они находились на острове, все, можно сказать, складывалось в их пользу. Остров щедро одарил их минеральными, растительными и животными продуктами; природа постоянно благодетельствовала колонистам, а знания помогли им использовать ее дары. Материальное благосостояние островитян было, можно сказать, полным. К тому же во многих случаях им помогала какая-то таинственная сила. Но все это не могло продолжаться вечно. Словом, Сайрес Смит как будто предчувствовал, что счастье начало изменять колонистам. В окрестностях острова появился пиратский корабль, и если эти преступники были, можно сказать, чудом уничтожены, то все же, по крайней мере, шестеро из них избежали гибели. Они высадились на острове, и пять человек пиратов, оставшихся в живых, были почти неуловимы. Айртон, наверное, погиб от руки этих негодяев, которые обладали огнестрельным оружием; первый же их выстрел едва не умертвил Харберта. Были ли это лишь первые удары злого рока, направленного против колонистов? Вот о чем постоянно думал Сайрес Смит, вот о чем он часто беседовал с Гедеоном Спилетом. Обоим казалось, что покровительство незнакомца, необъяснимое, но столь действенное и так часто выручавшее их, теперь прекратилось. Может быть, этот таинственный человек, в существовании которого, кто бы он ни был, нельзя было сомневаться, покинул остров? Может быть, он тоже погиб? На эти вопросы невозможно было дать ответа. Но не следует думать, что Сайрес Смит и его товарищи, хотя они и беседовали о таких вещах, приходили в отчаяние. Ничего подобного. Они смотрели событиям прямо в лицо, анализировали свои шансы, были готовы ко всему, твердо и уверенно шли навстречу будущему, и если несчастье намеревалось их поразить, они готовы были бороться. ГЛАВА IX От Наба нет известий. - Предложение Пенкрофа и Спилета. - Оно... отклонено. - Вылазка Гедеона Спилета. - Кусок материи. - Записка. - Поспешный отъезд. - Прибытие на плато Дальнего Вида. Выздоровление юного больного приближалось. Теперь оставалось желать лишь одного: чтобы состояние юноши позволило перенести его в Гранитный Дворец. Как бы хорошо ни был обставлен и снабжен дом в корале, он все же не был так удобен, как здоровое гранитное жилище колонистов. Кроме того, в корале было не так безопасно, и его обитатели, несмотря на всю свою осторожность, каждую минуту могли опасаться выстрела пиратов- Там же, в толще неприступного массива, им ничего не угрожало, и любое покушение на их жизнь должно было окончиться неудачей. Поэтому они с нетерпением ждали минуты, когда Харберта можно будет перенести во дворец, не повредив его ране, и твердо намеревались это сделать, хотя сообщение через лес Якамара было очень трудным. От Наба не было известий, но это не тревожило колонистов. Смелый негр, хорошо укрывшийся в Гранитном Дворце, не даст себя захватить врасплох. Топа к нему больше не посылали, так как незачем было подвергать верного, лучшего помощника колонистов опасности быть убитым. Итак, оставалось ждать, но колонистам не терпелось снова собраться в Гранитном Дворце. Инженеру было неприятно, что силы колонии распылены, так как это было только наруку пиратам. После исчезновения Айртона колонистов осталось четыре человека против пяти, потому что на Харберта еще нельзя было рассчитывать. Это очень тревожило благородного юношу, который прекрасно понимал, сколько беспокойства он причиняет своим товарищам. Вопрос о том, как следует при создавшемся положении вести себя по отношению к пиратам, был обсужден 23 ноября. Гедеон Спилет, Сайрес Смит и Пенкроф основательно продумали его, воспользовавшись тем, что уснувший Харберт не слышал их разговора. - Друзья мои, - сказал журналист, когда зашла речь о Набе и о невозможности сообщаться с ним,- я думаю, так же, как и вы, что выйти на дорогу, ведущую во дворец, значит подставить себя под выстрел, не имея возможности на него ответить. Но не считаете ли вы, что сейчас лучше всего было бы начать настоящую охоту за этими негодяями? - Я только об этом и думаю, - ответил Пенкроф. - Мы не такие люди, чтобы бояться пуль, а что касается меня лично, то, если мистер Сайрес мне разрешит, я готов сейчас же идти в лес. Черт возьми, один человек стоит другого! - Но стоит ли он пяти человек? - сказал инженер. - Я присоединяюсь к Пенкрофу, - произнес журналист,- и мы вдвоем, хорошо вооруженные, да еще с Топом... - Давайте рассуждать хладнокровно, дорогие, - сказал Сайрес Смит. - Если бы пираты находились в определенном месте на острове, если бы это место было нам известно и дело заключалось только в том, чтобы выбить их оттуда, я не возражал бы против прямой атаки. Но не следует ли, наоборот, опасаться, что преступникам обеспечена возможность выстрелить раньше нас? - Э, мистер Сайрес, пуля не всегда попадает по адресу! - возразил Пенкроф. - Пуля, которая поразила Харберта, не заблудилась, Пенкроф, - сказал инженер. - К тому же, заметьте, что если вы оба уйдете из кораля, мне придется защищать его в одиночку. Можете ли вы поручиться, что пираты не увидят, что вы ушли, и, предоставив вам удалиться в лес, не нападут на кораль в ваше отсутствие, зная, что там остался только один мужчина и раненый мальчик? - Вы правы, мистер Сайрес, - ответил Пенкроф, в груди которого бушевала глухая ярость.- Они все сделают, чтобы завладеть коралем, так как знают, что в нем много всяких припасов. А в одиночку вы с ними не справитесь. О, если бы мы были в Гранитном Дворце! - Будь мы в Гранитном Дворце, положение было бы совсем иным, - сказал инженер. - Там бы я не побоялся оставить Харберта с одним из нас, а трое остальных пошли бы в лес. Но мы находимся в корале и должны здесь оставаться, пока не сможем выйти отсюда все вместе. Доводы Сайреса Смита были неопровержимы, и его товарищи понимали это. - Ах, если бы Айртон был с нами! - сказал Гедеон Спилет.- Бедняга! Его вторая жизнь среди людей оказалась недолгой. - Если только он умер... - прибавил Пенкроф загадочным тоном. - Неужели вы надеетесь, что эти мерзавцы его пощадили? - спросил Гедеон Спилет. - Да, если это им было выгодно. - Как! Вы полагаете, что Айртон, найдя своих бывших товарищей, забыл все, чем он нам обязан? - Кто знает! - ответил моряк, который не без колебаний решился высказать это мрачное предположение. - Пенкроф, - сказал инженер, беря его за руку, - это дурная мысль, и вы меня очень огорчите, если будете продолжать так говорить. Я ручаюсь за верность Айртона. - Я тоже, - с живостью прибавил журналист. - Да... да... мистер Сайрес, я неправ,- ответил Пенкроф. - Это и на самом деле дурная мысль, и ничто ее не оправдывает. Но что поделаешь, я как-то свихнулся. Это сидение в корале ужасно меня гнетет. Я никогда еще не был так возбужден. - Будьте терпеливы, Пенкроф, - сказал инженер. - Так вы думаете, Спилет, через сколько времени можно будет перенести Харберта в Гранитный Дворец? - Трудно сказать,- ответил журналист.- Малейшая неосторожность может повлечь за собой печальные последствия. Но выздоровление идет нормально, и если через неделю его силы несколько восстановятся, то посмотрим... Через неделю! Значит, возвратиться в Гранитный Дворец можно будет не раньше начала декабря. Весна была в полном разгаре. Погода держалась хорошая, становилось жарко. Леса покрылись густой листвой, и приближалось время сбора урожая. Сейчас же по возвращении на плато Дальнего Вида должны были, следовательно, начаться земледельческие работы. Их предполагалось прервать только ради экспедиции по обследованию острова. Понятно поэтому, насколько должно было повредить колонистам вынужденное пребывание в корале. Им приходилось покориться необходимости, но это было очень неприятно. Раз или два журналист рискнул выйти на дорогу и обошел вокруг изгороди. Топ сопровождал его, и Гедеон Спилет, держа карабин в руках, был готов к любой неожиданности. С ним не случилось ничего дурного, он не заметил ни одного подозрительного следа. Собака предупредила бы его об опасности, но Топ ни разу не залаял, и из этого можно было заключить, что, по крайней мере, в настоящее время, опасаться нечего и что пираты находятся в другой части острова. Однако во время второй вылазки, 27 ноября, Гедеон Спилет, пройдя приблизительно четверть мили по лесу на южном склоне горы, заметил, что Топ чем-то встревожен. Собака шла не так спокойно, как прежде: она бегала взад и вперед, рыскала в траве и в кустах, словно чуя что-то подозрительное. Журналист пошел за Топом, ободряя его голосом. Он приложил карабин к плечу, готовый стрелять, и настороженно смотрел перед собой, пользуясь каждым деревом, как прикрытием. Топ едва ли почуял присутствие человека, иначе он бы возвестил об этом сдержанным злобным лаем. Но он не ворчал, значит опасность была неблизко. Так прошло минут пять. Топ рыскал в кустах, журналист осторожно шел за ним следом. Внезапно Топ бросился в густой кустарник и вынес оттуда кусок материи. Это был обрывок одежды, грязный, растерзанный. Гедеон Спилет немедленно принес его в кораль. Колонисты осмотрели находку и убедились, что это был лоскут одежды Айртона, кусок войлока - единственной материи, которая изготовлялась в мастерской Гранитного Дворца. - Видите, Пенкроф, - сказал Сайрес Смит: - бедняга Айртон оказал сопротивление. Пираты утащили его против его воли. Сомневаетесь ли вы теперь в его честности? - Нет, мистер Сайрес, - ответил Пенкроф, - я уже давно оставил свое минутное сомнение. Но из этого обстоятельства можно, мне кажется, сделать один вывод. - Какой же? - спросил журналист. - Тот, что Айртона не убили в корале. Раз он сопротивлялся, значит его утащили живым. Может быть, он и сейчас еще жив. - Да, может быть, - ответил инженер и задумался. Это давало некоторую надежду, и товарищи Айртона жадно ухватились за нее. Действительно, они раньше думали, что Айртон подвергся нападению в корале и пал, как Харберт, сраженный чьей-то пулей. Но если пираты не сразу его убили, если они увели Айртона куда-нибудь живым, то нельзя ли предположить, что он и до сих пор томится в плену? Может быть, даже кто-нибудь из пиратов узнал в Айртоне Бен Джойса, своего прежнего товарища, атамана беглых каторжников. Кто знает, не питали ли они ложной надежды вернуть Айртона в свою среду? Он мог бы быть им очень полезен, если бы они сумели склонить его на предательство. Находка куска материи была сочтена в корале благоприятным предзнаменованием, и колонисты снова поверили в возможность увидеть Айртона. Если Айртон жив, но в плену, то он, с своей стороны, наверное, сделает все возможное, чтобы вырваться из рук бандитов, и будет хорошим помощником для колонистов. - Во всяком случае, если Айртону, на счастье, удастся убежать, он направится прямо в Гранитный Дворец. Ему ведь ничего не известно о покушении на Харберта, и он не может предполагать, что мы заперты в корале, - сказал Гедеон Спилет. - Хотел бы я, чтобы он был в Гранитном Дворце и чтобы мы тоже там были! - вскричал Пенкроф.- Ведь если эти негодяи ничего не могут предпринять против нашего дома, то они вполне могут опустошить плато, все наши посевы, птичник... Пенкроф превратился в настоящего хуторянина и всей душой привязался к своему полю. Но больше всех хотелось вернуться в Гранитный Дворец Харберту, который хорошо понимал, насколько нужны там колонисты. А ведь это он задерживал их в корале. И тогда одна мысль овладела юношей - покинуть кораль во что бы то ни стало. Ему казалось, что он выдержит путешествие до Гранитного Дворца; он уверял, что силы его скорее восстановятся в его комнате от свежего воздуха и вида на море. Несколько раз Харберт принимался упрашивать Гедеона Спилета, но последний, опасаясь, что не совсем зажившие раны юноши могут по дороге открыться, не давал разрешения выступать. Однако случилось одно обстоятельство, которое заставило Сайреса Смита и его друзей уступить настояниям юноши. Кто знал, сколько горя и раскаяния могло принести им это решение! Это было 29 ноября. Часов в семь утра колонисты разговаривали в комнате Харберта. Вдруг они услышали громкий лай Топа. Сайрес Смит, Пенкроф и Гедеон Спилет схватили свои ружья, всегда готовые стрелять, и вышли из дому. Топ подбежал к изгороди и прыгал, заливаясь лаем. Но он явно выражал этим не злобу, а удовольствие. - Кто-то подходит. - Да. - Это не враг. - Может быть, это Наб? - Или Айртон? Едва колонисты успели обменяться этими словами, как кто-то перепрыгнул через изгородь, попав на двор кораля. Это был дядюшка Юп, собственной персоной. Топ оказал ему самый дружеский прием. - Юп! - крикнул Пенкроф. - Это Наб послал его к нам, - сказал журналист. - В таком случае,- произнес инженер, у него должна быть какая-нибудь записка. Пенкроф бросился к обезьяне. Если Наб хотел сообщить своему хозяину что-нибудь важное, он не мог найти более проворного посланца, чем Юп, который сумел пройти там, где не могли пробраться ни колонисты, ни сам Топ. Сайрес Смит не ошибся. У Юпа на шее висел мешочек, в котором лежала записка, написанная рукой Наба. Можно было себе представить, каково было отчаяние Сайреса Смита и его друзей, когда они прочитали следующие слова: "Пятница, 6 -часов утра. Пираты захватили плато! Наб". Не говоря ни слова, они переглянулись и воротились в дом. Что было делать? Пираты на плато Дальнего Вида - это значило: разрушение, опустошение, гибель. Увидя, что инженер, журналист и Пенкроф вернулись, Харберт понял, что произошло что-то важное. А заметив Юпа, он не мог уже сомневаться, что Гранитному Дворцу грозит беда. - Мистер Сайрес, я хочу уйти отсюда, - сказал он.- Я могу вынести дорогу, поедемте! Гедеон Спилет подошел к Харберту. Он посмотрел на него и сказал: - Ну что ж, поедем. Колонисты быстро обсудили вопрос, нести ли Харберта на носилках или везти в повозке, которая привезла Айртона в кораль. На носилках раненый чувствовал бы себя спокойнее, но, чтобы нести их, требовалось два человека: иначе говоря, в случае нападения в маленьком отряде стало бы двумя стрелками меньше. Не лучше ли было воспользоваться повозкой, чтобы все руки оставались свободными? Разве нельзя положить в нее матрац, на котором лежал Харберт, и осторожно двинуться вперед, избегая малейшего толчка? Это было вполне возможно. Повозку подвезли к дому, Пенкроф запряг онаггу. Сайрес Смит с журналистом подняли матрац вместе с лежащим на нем Харбертом и положили в повозку. Погода была прекрасная. Яркие лучи солнца пробивались сквозь листву. - Оружие в порядке? - спросил Сайрес Смит. Все было в порядке. Инженер и Пенкроф были вооружены двустволками. Гедеон Спилет держал в руках карабин. Можно было трогаться в путь. - Тебе удобно, Харберт? - спросил инженер. - О, мистер Сайрес, не беспокойтесь. Я не умру в дороге, - ответил юноша. Видно было, что несчастный мальчик, говоря это, призывает на помощь всю свою энергию, страшным напряжением воли удерживает в себе силы, готовые покинуть его. Сердце инженера болезненно сжалось. Он все еще не решался дать знак к выступлению. Но остаться - значило огорчить Харберта, может быть, убить его. - В дорогу! - сказал Сайрес Смит. Калитка кораля распахнулась. Юп и Топ, умевшие молчать, когда следует, бросились вперед. Повозка двинулась, ворота снова закрыли, и онагга, которой правил Пенкроф, медленно двинулась вперед. Быть может, было бы лучше ехать не той дорогой, которая вела из кораля прямо в Гранитный Дворец, но повозка с большим трудом проехала бы в лесу. Поэтому пришлось избрать прямую дорогу, хотя она была известна пиратам. Сайрес Смит и Гедеон Спилет шли во обеим сторонам повозки, готовые отразить любое нападение. Впрочем, было не очень вероятно, что пираты уже покинули плато Дальнего Вида. Наб, несомненно, написал и отослал свою записку, как только увидел пиратов. Записка была помечена шестью часами утра, и проворная обезьяна, часто бывавшая в корале, прошла пять миль, отделявшие кораль от Гранитного Дворца, самое большее в сорок пять минут. Значит, на дороге было безопасно, и если бы пришлось пустить в ход оружие, то только на подступах к Гранитному Дворцу. Тем не менее колонисты были настороже. Топ и Юп (последний был вооружен дубиной) то бежали впереди, то рыскали по лесу. Они, видимо, не чуяли никакой опасности. Повозка, управляемая Пенкрофом, медленно подвигалась вперед. Она выехала из кораля в половине восьмого. Час спустя четыре из пяти миль были пройдены. За это время не случилось ничего особенного. Дорога была пустынна, как и вся эта часть леса Якамара, которая тянулась между рекой Благодарности и озером. Чаща казалась столь же безжизненной, как в тот день, когда колонисты высадились на остров. Маленький отряд подходил к плато. Еще миля - и будет виден мостик через Глицериновый ручей. Сайрес Смит не сомневался, что мостик опущен. Пираты либо прошли по нему, либо, если переправились через один из ручьев, окружавших возвышенность, опустили его, чтобы обеспечить себе отступление. Наконец сквозь редкие деревья показалось море. Повозка продолжала двигаться вперед, потому что ни один из ее защитников не мог ее оставить. Внезапно Пенкроф остановил онаггу и закричал страшным голосом: - Ах, негодяи! Вытянув руку, он указывал на густой дым, клубившийся над мельницей, сараями и птичником, В дыму копошился какой-то человек. Это был Наб. Его друзья разом вскрикнули. Он услышал крик и подбежал к ним. Пираты ушли с плато полчаса назад, совершенно опустошив его! - А мистер Харберт? - спросил Наб. Гедеон Спилет вернулся к повозке. Харберт потерял сознание. ГЛАВА Х Харберт перевезен в Гранитный Дворец. - Наб рассказывает, что произошло. - Сайрес Смит осматривает плато. - Гибель и опустошение. - Колонисты бессильны бороться с болезнью. - Ивовая кора. - Смертельная лихорадка. - Топ снова лает. Пираты, опасность, которой подвергался Гранитный Дворец, развалины, покрывавшие плато,- все было забыто. Состояние Харберта заслонило все. Не оказалась ли перевозка для него роковой? Журналист не мог это установить, но он и его товарищи были в отчаянии. Повозку подвезли к излучине реки. Из нескольких веток сделали носилки и положили на них Харберта, не снимая его с матраца. Юноша по-прежнему был в обмороке. Спустя десять минут Сайрес Смит, Пенкроф и Гедеон Спилет стояли у подножия стены. Набу было поручено отвезти повозку обратно на плато Дальнего Вида. Подъемник пошел вверх, и вскоре Харберт уже лежал на своей постели в Гранитном Дворце. Юношу удалось быстро привести в чувство. Увидя себя в своей комнате, он слегка улыбнулся, но едва мог сказать несколько слов - до того ослаб. Гедеон Спилет осмотрел его раны. Журналист опасался, что они снова открылись, так как не успели как следует затянуться. Этого не случилось. Откуда же такое изнеможение? Почему состояние Харберта ухудшилось? Юноша задремал лихорадочным сном. Журналист и Пенкроф остались возле его постели. Тем временем Сайрес Смит рассказал Набу о том, что произошло в корале, а Наб сообщил своему хозяину, какие события разыгрались на плато. Пираты показались на опушке леса, возле Глицеринового ручья, только прошлой ночью. Наб, который стоял на страже птичьего двора, не колеблясь, выстрелил в одного из разбойников, который собирался переправиться через ручей, но из-за темноты он не видел, попал ли в этого негодяя. Во всяком случае, это не испугало шайку, а Наб едва успел вернуться в Гранитный Дворец, где он, по крайней мере, был в безопасности. Но что было делать дальше? Как помешать пиратам опустошить плато? Имел ли Наб возможность предупредить хозяина? Да и они, обитатели кораля, - в каком они были положении? Сайрес Смит и его товарищи ушли 11 ноября, а в этот день было 29-е число. Итак, Наб уже восемнадцать дней не имел других известий, кроме тех, которые ему принес Топ. А это были печальные известия: Айртон исчез, Харберт тяжело ранен, инженер, журналист и моряк, по существу, арестованы в корале. "Что делать?" - спрашивал себя бедный Наб. За себя лично он мог не опасаться, так как пираты не в состоянии были проникнуть в Гранитный Дворец. Но постройки, плантации, все оборудование - во власти разбойников. Не нужно ли спросить Сайреса Смита, что делать, и, по крайней мере, предупредить его об опасности? Набу пришло в голову прибегнуть к помощи Юпа и переслать с ним записку. Он знал, как умна эта обезьяна, которая не раз доказывала свою сообразительность. Юп понимал слово "кораль", которое при нем часто повторяли, и, как мы знаем, он неоднократно ездил туда на повозке вместе с Пенкрофом. Рассвет еще не наступил. Проворный оранг, несомненно, сумеет пройти через лес, и если даже пираты увидят Юпа, то сочтут его одним из обитателей лесной чащи. Наб не стал медлить. Он написал записку и привязал ее к шее обезьяны. Потом он подвел Юпа к дверям дворца, спустил на землю длинную веревку и несколько раз повторил: - Юп! Юп! Кораль! Кораль! И обезьяна поняла. Юп уцепился за веревку, быстро соскользнул вниз и исчез во тьме, не обратив на себя внимания пиратов. - Ты хорошо сделал, Наб, - сказал Сайрес Смит. - Но, если бы ты не извещал нас, было бы еще лучше... Говоря это, Сайрес Смит думал о Харберте, который так сильно пострадал от перевозки. Наб продолжал свой рассказ. Пираты не показывались на побережье. Не зная, какова численность колонии, они могли предполагать, что Гранитный Дворец находится под защитой большого отряда. Вероятно, они не забыли, что при нападении их брига на остров они были встречены многочисленными выстрелами как с нижних, так и с верхних скал, и решили не подвергать себя опасности. Но плато Дальнего Вида было им доступно и не находилось в сфере огня Гранитного Дворца. Пираты, предавшись грабежу, принялись все жечь и опустошать, творя зло ради зла. Разбойники ушли всего за полчаса до появления колонистов, вероятно, думая, что последние все еще сидят в корале. Таковы были эти важные события. Присутствие пиратов являлось постоянной угрозой для обитателей острова Линкольна, которые до сих пор были так счастливы. Они могли ожидать еще худших бед. Гедеон Спилет остался во дворце с Харбертом и Пенкрофом, а Сайрес Смит вышел в сопровождении Наба, чтобы выяснить размеры бедствия. К счастью, пираты не дошли до подножия Гранитного Дворца. Мастерские в Трубах не избежали бы разрушения. Но их было бы, пожалуй, легче восстановить, чем развалины, громоздившиеся на плато Дальнего Вида. Сайрес Смит с Набом направились к реке Благодарности и поднялись по левому берегу, не встречая никаких следов пиратов. На другой стороне реки, в густом лесу, они также не увидели ничего подозрительного. Впрочем, судя по всем признакам, можно было предположить следующее: либо пираты знали о возвращении колонистов в Гранитный Дворец, так как видели их на дороге из кораля, либо они, разграбив плато, ушли в лес Якамара и не знали, что колонисты возвратились. В первом случае они должны были вернуться в кораль, оставленный без защиты, где хранились ценные припасы. Во втором случае они, вероятно, направились в свой лагерь и ждали удобной минуты, чтобы повторить нападение. Их следовало бы предупредить, но начало мероприятий по очистке острова от пиратов зависело от состояния Харберта. Сайресу Смиту были нужны все его люди, а в настоящее время никто не мог покинуть Гранитный Дворец. Инженер с Набом вышли на плато. На плантацию было жалко смотреть: поля были вытоптаны, несжатые колосья валялись на земле. Другие посевы пострадали не меньше. Огород был весь изрыт. К счастью, в Гранитном Дворце имелся запас семян, и ущерб можно было возместить. Что же касается мельницы, птичника, конюшен, то все это было уничтожено огнем. Перепуганные животные бродили по плато. Птицы, которые во время пожара улетели на озеро, возвращались на привычные места и бродили по берегу. Тут все приходилось строить заново. Сайрес Смит был бледен. На лице его отражался трудно сдерживаемый гнев, но он не произнес ни слова. В последний раз взглянули они на опустошенные поля, на дым, клубившийся над развалинами, и вернулись в Гранитный Дворец. Наступили самые печальные в жизни колонистов дни. Харберт слабел все больше и больше. Казалось, в нем развивается какая-то новая тяжелая болезнь - результат сильного потрясения всего организма. Гедеон Спилет предчувствовал ухудшение здоровья юноши, против которого он мог оказаться бессильным. Харберт все время находился в каком-то полузабытье; иногда он начинал бредить. Освежающее питье - вот единственное лекарство, которым располагали колонисты. Лихорадка была еще очень сильна, но вскоре она приняла перемежающийся характер. 6 декабря Гедеон Спилет заметил, что нос, уши и пальцы юноши резко побелели. У него начинался озноб, иногда он сильно дрожал. Пульс был слабый, с перебоями, кожа сухая. Появилась сильная жажда. Затем это состояние сменилось жаром. Лицо больного воспалилось, кожа покраснела, пульс стал учащенным. После приступа лихорадки Харберт сильно вспотел, и жар спал. Припадок продолжался около пяти часов. Гедеон Спилет не отходил от Харберта. Было ясно, что юноша заболел перемежающейся лихорадкой. Ее надо было во что бы то ни стало оборвать, пока она не усилилась. - А чтобы оборвать лихорадку, необходимо жаропонижающее, - сказал Гедеон Спилет инженеру. - Жаропонижающее! - ответил Сайрес Смит.- У нас нет ни простого, ни сернокислого хинина! - Это верно,- ответил журналист,- но на берегу озера растут ивы, а ивовая кора в некоторых случаях может заменить хинин. - Испытаем ее, не теряя ни минуты! - воскликнул Сайрес Смит. Действительно, ивовая кора, как индийский каштан, может заменить листья хинного дерева. Следовало испытать это средство, хотя оно и уступало хинину, и использовать его в естественном виде, так как у колонистов не было способа извлечь из коры ее алкалоид, то есть салицил. Сайрес Смит собственноручно срезал со ствола черной ивы несколько кусков коры. Он принес их в Гранитный Дворец и растер в порошок. В тот же день этот порошок дали принять Харберту. Ночью не произошло ничего важного. Харберт несколько раз начинал бредить, но температура не поднималась; на следующий день лихорадки тоже не было. Пенкроф снова начал надеяться. Гедеон Спилет молчал. Могло случиться, что припадки будут повторяться не ежедневно, что лихорадка окажется трехдневной и что она вернется на следующий день. Колонисты с нетерпением ожидали утра. Можно было заметить, что в промежутках между приступами Харберт чувствовал себя совершенно разбитым; голова у него была тяжелая и часто кружилась. Другой симптом крайне испугал журналиста: печень больного стала увеличиваться, а вскоре начался и сильный бред. Новое осложнение совсем сразило Гедеона Спилета. Он отвел инженера в сторону и сказал: - Это злокачественная лихорадка. - Злокачественная лихорадка! - воскликнул Сайрес Смит. - Вы ошибаетесь, Спилет! Злокачественная лихорадка не начинается самопроизвольно. Ею надо заразиться. - Я не ошибаюсь, - ответил журналист. - Харберт, очевидно, схватил лихорадку на болоте. У него уже был один приступ. Если наступит второй припадок и если нам не удастся предупредить третий, то он погиб. - Но ивовая кора? - Она не поможет. Третий приступ, если его не оборвать хинином, всегда смертелен. К счастью, Пенкроф ни слова не слышал из этого разговора. Иначе он сошел бы с ума. Понятно, в какой тревоге провели инженер и журналист этот день, 7 декабря, и следующую ночь. В середине дня начался второй приступ. Припадок был ужасен. Харберт чувствовал, что погибает. Он простирал руки к Сайресу Смиту, Пенкрофу, Гедеону Спилету. Он не хотел умирать... Произошла такая тяжелая сцена, что Пенкрофа пришлось увести. Пять часов длился припадок. Было ясно, что третий приступ Харберт не выдержит. Ночь была ужасная. В бреду Харберт произносил слова, от которых разрывалось сердце его товарищей. Он что-то рассказывал, боролся с пиратами, звал Айртона. Он призывал таинственного незнакомца, теперь исчезнувшего, постоянно вспоминал его... Потом он впадал в глубокое забытье, совершенно обессиленный. Несколько раз Гедеону Спилету казалось, что бедный мальчик умер... На следующий день, 8 декабря, припадки слабости следовали один за другим. Похолодевшими пальцами Харберт хватался за простыни. Ему несколько раз давали тертую ивовую кору, но журналист не ожидал от этого никаких результатов. - Если до завтрашнего утра мы не дадим ему сильного жаропонижающего средства, Харберт умрет,- сказал Гедеон Спилет. Наступила ночь - вероятно, последняя ночь в жизни этого смелого юноши, такого доброго, умного, развитого, которого колонисты любили, как сына. Единственное лекарство против злокачественной лихорадки, единственное радикальное средство, чтобы ее победить, отсутствовало на острове Линкольна. В ночь на 9 декабря у Харберта начался еще более глубокий бред. Печень юноши страшно увеличилась, кровь приливала к мозгу. Больной уже никого не узнавал. Суждено ли ему дожить до завтра, до третьего приступа, который должен был неминуемо его унести? Едва ли. Силы его падали, и в промежутках между приступами он лежал, как мертвец. Около трех часов утра Харберт испустил страшный крик. Казалось, предсмертные судороги потрясают его тело. Наб, который сидел у изголовья больного, в ужасе бросился в соседнюю комнату, где находились остальные колонисты. В это время Топ как-то странно залаял. Все вошли в комнату Харберта и с трудом удержали умирающего юношу, который хотел соскочить с кровати. Гедеон Спилет, взяв его руку, убедился, что пульс стал несколько ровнее. Было пять часов утра. Свет восходящего солнца проникал в комнаты Гранитного Дворца. Все предвещало хороший день, и этот день должен был быть последним для несчастного Харберта! Луч солнца осветил стол, стоявший у постели больного. Внезапно Пенкроф вскрикнул и указал рукой на какой-то предмет, находившийся на столе. Это была небольшая продолговатая коробочка, на крышке которой было написано: "Сернокислый хинин". ГЛАВА XI Таинственная загадка. - Харберт поправляется. - Какие части острова необходимо исследовать. - Приготовления к выходу. - Первый день. - Ночь. - Второй день. - Каури. - Чета казуаров. - Следы пяти в лесу. - На мысе Пресмыкающегося. Гедеон Спилет взял коробочку и открыл ее. В коробочке лежало приблизительно двести гран белого порошка. Сайрес Смит взял в рот несколько крупинок и почувствовал на языке сильную горечь. Сомнений быть не могло- Это действительно был драгоценный хинин, лучшее средство против лихорадки. Надо было немедленно дать Харберту этот порошок. Как он попал в Гранитный Дворец, об этом будет время подумать. - Кофе! - потребовал Гедеон Спилет. Несколько мгновений спустя Наб принес чашку теплого напитка. Гедеон Спилет бросил в нее около восемнадцати гран (десять граммов) хинина и заставил Харберта выпить лекарство. Было еще не поздно, так как третий приступ не наступил. Забегая вперед, скажем, что ему и не суждено было наступить! Все снова воспрянули духом, появилась надежда. Таинственная сила еще раз проявилась, и притом в самую тяжелую минуту, когда никто уже на нее не рассчитывал. Через несколько часов Харберт стал более спокоен. Колонисты получили возможность поговорить о загадочном событии. Вмешательство неизвестного было более чем очевидно. Но как сумел он пробраться ночью в Гранитный Дворец? Это казалось совершенно непонятным, и, по правде говоря, образ действий "доброго гения острова" представлялся столь же загадочным, как и сам "добрый гений". В этот день Харберт через каждые три часа принимал сернокислый хинин. Назавтра же больному стало немного лучше. Он, конечно, еще ке выздоровел - перемежающаяся лихорадка часто дает опасные рецидивы, - но за юношей хорошо ухаживали. А самое главное - лекарство было под рукой; недалеко, очевидно, находился и тот, кто его прислал. Словом, горячая надежда вернулась в сердца колонистов. Надежда эта не была напрасной. Через десять дней, 20 декабря, Харберт начал поправляться. Он был еще слаб и должен был соблюдать строгую диету, но приступы лихорадки больше не повторялись. Послушный мальчик так охотно исполнял все, что ему предписывали! Ему так хотелось выздороветь! Пенкроф был похож на человека, которого извлекли из бездны. На него нападали припадки радости, похожей на приступы горячки. Когда миновала опасность третьего припадка, он так стиснул журналиста в объятиях, что тот чуть не задохся. С этой минуты Пенкроф называл его не иначе, как "доктор Спилет". Оставалось обнаружить подлинного доктора. - Мы его найдем, - уверял Пенкроф. Этому человеку, кто бы он ни был, не миновать было могучих объятий Пенкрофа. Прошел декабрь, а с ним окончился и 1867 год, в течение которого колонисты пережили такие жестокие испытания. Наступил 1868 год. Стояла прекрасная погода, была сильная, чисто тропическая жара, которую, к счастью, смягчал морской ветер. Харберт явно оживал и, лежа на кровати, которую поставили у одного из окон, полной грудью вдыхал целебный воздух, пропитанный солеными испарениями. Он начинал понемногу есть, и как старался Наб, готовя ему всякие вкусные, легкие блюда! - Такому больному прямо позавидовать можно, - говорил Пенкроф. В течение всего этого времени пираты ни разу не показались в окрестностях Гранитного Дворца. От Айртона не было никаких вестей, и только инженер с Харбертом сохраняли надежду его увидеть. Товарищи их нисколько не сомневались, что несчастный погиб. Подобная неуверенность не могла больше продолжаться, и колонисты решили, что, как только юноша поправится, будет предпринята экспедиция, значение которой столь важно. Но ее следовало отложить, по крайней мере, на месяц, так как нужны были все силы колонии, чтобы справиться с пиратами. Впрочем, Харберту становилось все лучше и лучше. Печень его приняла нормальные размеры, и раны окончательно зарубцевались. В течение января на плато Дальнего Вида были предприняты значительные работы с единственной целью спасти уцелевший урожай хлеба и овощей. Семена и злаки были собраны, и их предполагалось посеять в следующем земледельческом сезоне. Что касается построек на птичнике, конюшен и мельницы, то Сайрес Смит предпочел подождать с их восстановлением: пока колонисты будут заняты преследованием пиратов, последние могут нанести новый визит на плато, и не следует давать им повода, к дальнейшим грабежам и поджогам. Сначала надо очистить остров от этих злодеев, а уже потом отстраиваться. Выздоравливающий больной начал вставать с постели во второй половине января. Сначала он поднимался всего на час в день, потом на два, на три. Силы возвращались к нему с каждой минутой - до того был крепок организм юноши. В это время Харберту исполнилось восемнадцать лет. Он был высок ростом и обещал стать представительным, красивым мужчиной. Выздоровление его шло быстрым темпом, но юноша требовал еще ухода, а "доктор Спилет" был очень строг. К концу месяца Харберт уже расхаживал по берегу и по плато Дальнего Вида. Вместе с Пенкрофом он принял несколько морских ванн, которые принесли ему большую пользу. Сайрес Смит счел возможным уже тогда назначить день выступления: оно должно было состояться 15 февраля. Ночи в это время стояли очень светлые, и это облегчало предполагавшиеся поиски на острове. Колонисты начали готовиться к экспедиции. Подготовка должна была быть весьма основательной, так как обитатели острова Линкольна поклялись не возвращаться в Гранитный Дворец, не достигнув двух целей: во-первых, уничтожить пиратов и найти Айртона, если он еще жив, и, во-вторых, отыскать человека, который принимал такое деятельное участие в делах колонии. Колонисты основательно изучили весь восточный берег острова от мыса Когтя до мыса Челюстей и до болота Казарок, окрестности озера Гранта, часть леса Якамара между дорогой в кораль и течением реки Благодарности, берега реки и Красного ручья на всем их протяжении и, наконец, отроги горы Франклина, между которыми был устроен кораль. Они исследовали, но только поверхностно, обширное побережье бухты Вашингтона от мыса Когтя до мыса Пресмыкающегося, западный берег, покрытый лесами и болотами, и широкие дюны, которые заканчивались у раскрытой пасти залива Акулы. Но они совершенно не заглядывали в густые леса, покрывавшие Змеиный полуостров, весь правый берег реки Благодарности, левый берег ручья Водопада и сеть островов и долин, на которые опиралась гора Франклина с трех сторон - с запада, с севера и востока. Там, несомненно, могло быть немало глубоких пещер. Итак, многие тысячи акров площади острова оставались еще не исследованными. Поэтому колонисты решили двинуться через лес Дальнего Запада, чтобы охватить всю ту его часть, которая расположена на правом берегу реки Благодарности. Быть может, было бы лучше направиться сначала в кораль, где пираты могли вторично укрыться, чтобы его разграбить или обосноваться там. Но если кораль уже опустошен, то теперь ничего не поделаешь; если же пираты сочли выгодным укрепиться в корале, то колонисты всегда успеют выгнать их. Итак, после зрелого обсуждения первоначальный план был оставлен в силе, и колонисты решили пройти через лес до мыса Пресмыкающегося. Они должны были идти с топорами в руках и намеревались проложить первую наметку дороги, которая свяжет Гранитный Дворец с оконечностью полуострова на протяжении шестнадцати-семнадцати миль. Повозка была в прекрасном состоянии. Онагги хорошо отдохнули и могли совершить большой переход. На повозку погрузили провизию, лагерное оборудование, переносную кухню и всякую посуду, а также ружья и боевые припасы, тщательно отобранные в богатом арсенале Гранитного Дворца. Но следовало помнить, что пираты, быть может, бродят по лесу и что в такой густой чаще нетрудно подстрелить человека. Поэтому маленький отряд должен был идти сомкнутым строем, ни в коем случае не разлучаясь. Колонисты решили также, что никто не останется в Гранитном Дворце. Даже Топ с Юпом должны были принять участие в экспедиции. Неприступная крепость не нуждалась в защитниках. 14 февраля, в канун похода, было воскресенье. Этот день был посвящен отдыху. Харберт совсем поправился, но был еще слаб, и ему решили предоставить место в повозке. На следующий день Сайрес Смит принял все необходимые меры, чтобы защитить Гранитный Дворец от нападения. Лестницы, когда-то служившие, для подъема, были принесены в Трубы, и их глубоко закопали в песок. Они должны были еще пригодиться после возвращения колонистов, так как механизм подъемника был разобран, и аппарат не мог больше действовать. Пенкроф остался последним в Гранитном Дворце, чтобы выполнить эту работу. Он спустился оттуда по канату, нижний конец которого был укреплен на земле. После этого канат сдернули, и между берегом и верхней площадкой прервалось всякое сообщение. Погода стояла великолепная. - Тепленький будет денек! - весело сказал журналист. - Ничего, доктор Спилет,- ответил Пенкроф,- мы пойдем под деревьями и даже не заметим солнца. - В дорогу! - сказал инженер. Повозка ждала на берегу, перед Трубами. Журналист потребовал, чтобы Харберт ехал в ней, по крайней мере, первые часы пути, и юноша принужден был подчиниться предписаниям своего врача. Наб повел онагг, Сайрес Смит, Пенкроф и журналист пошли впереди. Топ весело прыгал возле них. Харберт предложил Юпу место в своем экипаже, и Юп, не церемонясь, уселся рядом с ним. Минута отъезда наступила, и маленький отряд тронулся в путь. Повозка сначала обогнула устье реки, проехала с милю вверх по левому берегу и переправилась через мост, от которого начиналась дорога в гавань Воздушного Шара. Исследователи свернули вправо от этой дороги и углубились в лес, покрывающий область Дальнего Запада. Первые две мили деревья были редки, и повозка свободно двигалась вперед. Время от времени приходилось разрубать лианы и продираться сквозь густой кустарник, но ни одно серьезное препятствие не мешало движению колонистов. Под тенью густых деревьев царил прохладный полумрак. Гималайские кедры, ели, казуарины, банксии, драцены, камедные деревья и другие, уже известные колонистам растительные породы тянулись на необозримом пространстве. Птичье население острова было представлено во всей своей полноте: тут встречались тетерева, якамары, фазаны и все представители болтливого семейства какаду, попугаев и попугайчиков. Агути, кенгуру, дикие свиньи носились по траве. Все напоминало колонистам их первые экскурсии после прибытия на остров. - Однако я замечаю, - сказал Сайрес Смит, - что четвероногие и птицы сейчас более пугливы, чем прежде. В этих лесах недавно побывали пираты, и мы, несомненно, обнаружим их следы. И действительно, то тут, то там встречались признаки прохождения людей: кое-где на деревьях были обломаны ветки, может быть, с целью поставить вехи по дороге; изредка виднелись следы на глинистой почве и остатки потухшего костра. Но ничего не указывало на постоянное жилье. Инженер посоветовал своим товарищам не охотиться. Ружейные выстрелы могли привлечь внимание пиратов, которые, может быть, бродят в лесу. К тому же охотникам неминуемо пришлось бы удалиться на некоторое расстояние от повозки, а участникам отряда было строго запрещено идти врозь. Во второй половине дня, приблизительно в шести милях от Гранитного Дворца, продвигаться вперед стало довольно трудно. В некоторых местах, чтобы пройти сквозь чащу, приходилось рубить деревья и прокладывать дорогу. Прежде чем идти вперед, Сайрес Смит не забывал посылать в заросли Топа и Юпа, которые добросовестно выполняли поручение. Если собака и обезьяна возвращались, не проявляя тревоги, значит ничто не угрожало исследователям со стороны пиратов или хищников - этих двух представителей животного царства, дикие инстинкты которых позволяли поставить их на один уровень. Вечером, в первый день похода, колонисты расположились на привал примерно в девяти милях от Гранитного Дворца, на берегу маленького притока реки Благодарности, о существовании которого они не знали. Этот приток, очевидно, являлся частью той оросительной системы, которой остров был обязан своим удивительным плодородием. Исследователи плотно поужинали, так как аппетит у них сильно разыгрался, и приняли меры к тому, чтобы спокойно провести ночь. Если бы инженер предполагал иметь дело с обыкновенными хищниками вроде ягуаров, он просто развел бы вокруг лагеря костры, и это явилось бы достаточной защитой. Но пиратов огонь мог скорее привлечь, нежели устрашить, и поэтому глубокий мрак был в данном случае предпочтительнее. Охрана лагеря была организована очень тщательно. Сторожить должны были одновременно двое участников экспедиции; часовые, сменялись каждые два часа. Харберт, несмотря на его протесты, не был допущен к несению сторожевой службы. Пенкроф и Гедеон Спилет, а на смену им инженер и Наб по очереди стояли на страже возле лагеря. Впрочем, ночь продолжалась всего несколько часов. Темно было не столько потому, что скрылось солнце, сколько вследствие густоты ветвей. Ничто не нарушало тишины, кроме рева ягуаров и хохота обезьян, который особенно действовал на нервы дядюшки Юпа. Ночь прошла без особых событий. Утром 16 февраля движение вперед возобновилось. Оно было не слишком затруднительно, но медленно. В этот день удалось пройти всего шесть миль, так как каждую минуту приходилось браться за топор, чтобы проклад