Даже допуская, что в аптеке "Мориши" и найдется лекарство, которое поможет на время, не благоразумнее ли вернуться? Увлекаемые течением пироги через несколько дней могли быть в Сан-Фернандо. Жанна Кермор услышала, как сержант Мартьяль обсуждал этот вопрос с Жаком Хелло и, совершенно разбитая, слабым голосом сказала: - Нет... нет!.. Не будем возвращаться в Сан-Фернандо... Я поеду до миссии... Я буду продолжать путешествие до тех пор, пока не найду моего отца... В Санта-Жуану!.. В Санта-Жуану!.. Сказав это, она от напряжения потеряла сознание. Жак Хелло не знал, на что решиться: уступить настояниям сержанта Мартьяля - значило, пожалуй, вызвать у девушки роковой кризис, когда она убедится, что пирога спускается по реке. В общем, не лучше ли было, продолжив путешествие, добраться до Санта-Жуаны, где медицинская помощь так же обеспечена, как и в Сан-Фернандо? Жак Хелло обратился к Герману Патерну. - Неужели ты ничего не можешь сделать?! - воскликнул он полным отчаяния голосом. - Неужели ты не знаешь ни одного лекарства, которое могло бы прекратить лихорадку, от которой она умирает? Разве ты не видишь, что она тает с каждым днем? Герман Патерн не знал, что ему отвечать, не знал, что еще предпринять. Хиной, которой в достаточном количестве была снабжена аптечка, не поможешь, хотя она и давалась Жанне в сильных дозах. Когда сержант Мартьяль и Жак Хелло осаждали Патерна своими вопросами, обращались к нему со своими мольбами, он мог им ответить только: - К несчастью, хина на нее не действует... Может быть, надо прибегнуть к каким-нибудь травам... к какой-либо древесной коре... Они должны найтись на этой территории. Но кто укажет их нам и как их достать? Опрошенные по этому поводу, Вальдес и Паршаль подтвердили сказанное Германом Патерном. В Сан-Фернандо обыкновенно употребляют против лихорадки какое-то местное средство. Оно обладает специфическим свойством уничтожать эту лихорадку, от которой страдают в сухое время года как туземцы, так и иностранцы. - Чаще всего, - подтвердил Вальдес, - употребляют кору чинкоры и особенно колорадито. - Вы бы узнали эти растения? - спросил Жак Хелло. - Нет, - ответил Вальдес. - Мы только лодочники, находимся постоянно на реке. Нужно бы обратиться к жителям льяносов, но их что-то ни одного не видно на берегах! Герман Патерн знал, что действие колорадито очень благотворно в случаях лихорадки и что, без сомнения, больная поправилась бы, если бы могла принять настойку из этой коры. К сожалению, он, ботаник, не нашел еще этого растения в прибрежных саваннах. Тем не менее вследствие категорического желания Жанны Кермор ее спутники решили продолжать путешествие без замедления. Указанное средство, вероятно, можно было бы достать в Санта-Жуане. Но сколько времени надо было еще, чтобы пироги прошли те двести километров, которые оставались до миссии! На другой день, с рассветом, плавание продолжилось. Время стояло грозовое; вдали гремел гром. Ветер был благоприятный, и Вальдес и Паршаль не хотели упустить его. Эти мужественные и честные люди сочувствовали горю своих пассажиров. Они любили юношу и были огорчены тем, что его болезнь усиливалась. Только один из гребцов обнаруживал полное равнодушие: это был испанец Жиро. Он постоянно наблюдал за обоими берегами. Стараясь не возбуждать подозрений, он чаще всего сидел на носу "Галлинетты", тогда как его товарищи лежали у мачты. Один или два раза Вальдес обратил на это внимание, и, конечно, Жак Хелло нашел бы поведение испанца подозрительным, если бы он имел время наблюдать за ним. Но его мысли были направлены совсем в другую сторону; целыми часами он сидел у дверей каюты Жанны, смотря на девушку, которая старалась хоть улыбкой поблагодарить его за заботы о ней. В этот день она сказала ему; - Жак, я хочу попросить вас исполнить одну мою просьбу... - Говорите... говорите, Жанна! Я исполню все, что вы попросите. - Может быть, я не буду иметь сил продолжать наши поиски. Когда мы будем в миссии, мне придется остаться там... Так вот, если мы узнаем, что сделалось с моим отцом... вы не откажетесь... - ...сделать все, чтобы найти его?.. Да, Жанна... моя дорогая Жанна... да!.. Я отправлюсь, я брошусь по следам полковника Кермора... я найду его... и возвращу его дочери... - Спасибо, Жак, спасибо! - отвечала молодая девушка, голова которой вновь упала на подушку. Падамо вливает в Ориноко большое количество воды через устье, которое шире самого Ориноко. Это тоже один из тех притоков, который мог бы поспорить с Гуавьярем и Атабапо! Выше его течение было довольно быстрым, так как река протекает здесь между крутыми, поросшими густым лесом берегами. Пироги шли то под парусами, то на шестах. Выше Рио-Окамо ширина реки уменьшалась до 50 метров. К концу дня больной стало хуже вследствие очень сильного кризиса, и можно было ждать плохого конца, если Герману Патерну не удастся достать то средство, которое могло подействовать наверняка. Как описать горе, которое царило среди пассажиров пирог! Сержант Мартьяль был в таком отчаянии, что можно было опасаться за его рассудок. Гребцы "Галлинетты" следили за ним, боясь, что в припадке отчаяния он бросится в реку. Жак Хелло находился все время возле Жанны. Он давал ей небольшими глотками воду, чтобы утолить мучившую ее жажду, следил за каждым ее словом, мучился каждым ее вздохом. Неужели, думал он, ему не удастся спасти ту, которую он любил такой глубокой любовью, ради которой он готов был сто раз пожертвовать собственной жизнью?.. Ему пришла в голову мысль, что он должен был воспротивиться воле молодой девушки и отдать распоряжение вернуться в Сан-Фернандо. Выло бы безумием предположить, что при таких обстоятельствах можно будет добраться до истоков Ориноко. Но даже если и удастся добраться туда, все же оттуда невозможно добраться до миссии Санта-Жуана... Если последняя не соединяется с рекой каким-либо "рио", придется идти пешком, через бесконечные леса, при ужасной жаре... Однако, когда Жанна Кермор приходила в себя от забытья, когда лихорадка на время ослабевала, она спрашивала тревожным голосом: - Жак, мы движемся все в том же направлении, не правда ли? - Да, Жанна, да! - отвечал он. - Я все время думаю о моем отце!.. Я видела во сне, что мы его нашли! И он благодарил вас за все, что вы сделали для меня... и для него... Жак Хелло отворачивался, чтобы скрыть свое волнение. Да! Он волновался, этот энергичный человек, он готов был плакать от бессилия своего перед этой все усиливающейся болезнью, перед этой смертью, которая уже сторожила у изголовья любимой им девушки! Вечером пироги остановились у Педра-Мапайи, откуда они ушли рано утром на следующий день, пользуясь то ветром, то шестами. Так как вода была уже очень низкой, фальки рисковали несколько раз сесть на мель на песках. В продолжение этого утомительного дня пироги прошли то место, где горы Морас подходят впервые к берегу реки. После полудня с больной случился новый сильный кризис. Думали, что настал уже ее последний час. Отчаяние сержанта Мартьяля было так велико, что Герман Патерн должен был заставить его пересесть на шедшую в ста шагах сзади "Моришу", чтобы Жанна не слышала его криков. Хина не оказывала уже на больную никакого действия. - Герман! Герман! - сказал тогда Жак Хелло, который увлек своего товарища на нос "Галлинетты". - Жанна скоро умрет... - Не отчаивайся, Жак! - Я говорю тебе, что она умрет!.. Если ее не убьет этот кризис, она не выдержит следующего... Это было слишком очевидно, и Герман Патерн опустил голову. - И ничего нельзя сделать, ничего! - вздыхал он. Около трех часов пополудни прошел проливной дождь, который несколько освежил тяжелую грозовую атмосферу. Жаловаться на это не приходилось, так как благодаря дождю притоки левого и правого берега, весьма многочисленные в этой части реки, сильно поднимали уровень воды в Ориноко и тем облегчали движение пирог. В четыре часа за изгибом реки слева показалась за покрытыми лесом скалами довольно высокая гора Янама. Еще дальше открывалось устье узкого Рио-Мавака. Так как ветер совершенно упал, то Вальдес и Паршаль остановились на ночевку у маленького поселка, состоящего из нескольких хижин, в которых жило 5-6 семейств марикитаросов. Первым спрыгнул на берег Жак Хелло, крикнув рулевому "Мориши": - Идите со мной, Паршаль! Куда он шел?.. Он шел к кептэну поселка. Чего он хотел?.. Он хотел просить его спасти от смерти больную... Кептэн занимал довольно комфортабельную хижину, какими бывают вообще жилища марикитаросов. Это был индеец лет сорока, смышленый и услужливый. Он принял обоих посетителей с подчеркнутой любезностью. По настоянию Жака Хелло Паршаль тотчас же задал ему вопрос о колорадито. - Знал ли кептэн этот корень?.. Росло ли это растение в области Маваки?.. - Да, - ответил индеец, - мы часто употребляем его против лихорадок. - И он излечивает их?.. - Всегда. Эти переговоры происходили на туземном наречии, которого Жак Хелло не мог понять. Но когда Паршаль перевел ему ответы кептэна, то он воскликнул: - Пусть этот индеец раздобудет нам немного этой коры! Я заплачу ему столько, сколько он захочет! Все, что я имею! Кептэн достал из корзины несколько кусков древесной массы и передал их Паршалю. Минуту спустя Жак Хелло и рулевой были на "Галлинетте". - Герман... Герман!.. Колорадито!.. Колорадито!.. Это все, что мог сказать Жак Хелло. - Хорошо, Жак! - ответил Герман Патерн. - Нового приступа лихорадки не было. Время еще не ушло. Мы спасем ее, мой друг, мы спасем ее! В то время как Герман Патерн приготовлял микстуру, Жак Хелло успокаивал Жанну. Никогда лихорадка не могла устоять против колорадито! В этом отношении можно было поверить кептэну Маваки. Бедная больная, у которой после этого припадка, поднявшего ее температуру до 40o, расширились глаза, а щеки сделались восковыми, нашла в себе силы улыбнуться. - Я уже чувствую себя лучше, - сказала она, - хотя ничего еще не принимала. - Жанна, моя дорогая Жанна!.. - пробормотал Жак Хелло, становясь на колени. Несколько минут было достаточно Герману Патерну, чтобы приготовить микстуру из коры колорадито, и Жак Хелло поднес чашку с лекарством к губам молодой девушки. Выпив ее содержимое, она сказала: "Благодарю", и ее глаза опять закрылись. Теперь нужно было оставить ее одну. Поэтому Герман Патерн увел Жака, который не хотел уходить. Оба они уселись на носу пироги, молчаливые и сосредоточенные. Гребцы получили приказание отчаливать, чтобы на лодках не было слышно никакого шума. В случае, если бы Жанна заснула, ничто не должно было нарушать этого сна. Сержант Мартьяль был предупрежден. Он знал, что достали корень против лихорадки и что микстура из этого корня была дана Жанне. Поэтому, оставив "Моришу", он спрыгнул на берег и подбежал к "Галлинетте". Герман Патерн сделал ему знак остановиться. Бедняга повиновался и с заплаканным лицом прислонился к скале. По мнению Германа Патерна, если не случится нового припадка, значит, корень подействовал. Это должно было обнаружиться через два часа. Через два часа должны были узнать, есть ли надежда - может быть, даже уверенность - спасти молодую девушку. В каком невыразимом волнении находились все! Прислушивались к каждому вздоху Жанны... не зовет ли она кого?.. Нет! Она не произносила ни слова. Жак Хелло подошел к каюте. Жанна спала совершенно спокойно. - Она спасена!.. Спасена!.. - шептал он на ухо Герману Патерну. - Я надеюсь... я верю... Да! Хорошая вещь это колорадито! Только на верхнем Ориноко редко попадаются фармацевты! В ожидаемый срок припадок не повторился. Он не должен был больше повториться... После полудня, когда Жанна проснулась, она могла - на этот раз не без основания - пробормотать Жаку Хелло, протягивая ему руку: - Я чувствую себя лучше... Да!.. Я чувствую себя лучше! Затем, когда сержант Мартьяль, который получил позволение вернуться на "Галлинетту", подошел к ней, она сказала, улыбаясь и вытирая рукой слезы старою солдата: - Дело идет на поправку, дядюшка! За ней следили всю ночь... Ей были даны новые приемы целительного корня. Сон ее был спокоен, и на другой день, когда она проснулась, никто уже не сомневался в ее выздоровлении. Какую радость почувствовали пассажиры и экипажи обеих пирог. Нечего и говорить, что кептэн Маваки, несмотря на свой отказ, получил право выбирать из груза "Мориши" для своей семьи то, что ему нравилось. В общем, он оказался довольно скромным. Как плату за свое колорадито он получил несколько ножей, топорик, кусок материи, несколько зеркалец, бусы и с полдюжины сигар. В момент отплытия заметили, что Жиро не было на борту "Галлинетты". Очевидно было, что он отсутствовал с предыдущего вечера. На вопрос Жака Хелло, когда он вернулся, он ответил, что так как экипаж получил приказание высадиться на берег, то он спал в лесу. Пришлось удовольствоваться этим ответом, который не мог быть проверен и который к тому же был правдоподобным. В течение четырех следующих дней пироги с трудом поднимались вверх по течению Ориноко. За сутки они делали не больше десяти километров. Впрочем, об этом мало беспокоились. Жанна быстро поправлялась, силы к ней возвращались благодаря питательным средствам, которые приготовлял ей с чрезвычайной заботливостью Герман Патерн. Жак Хелло не покидал ее, и в конце концов сержант Мартьяль нашел это вполне естественным. - Так и должно быть! - повторял он себе. - Но, черт возьми, что скажет полковник!.. На другой же день выздоравливающая могла выйти между 12 и 2 часами дня из каюты. Накрытая легким одеялом, она лежала на мягкой травяной подстилке на корме пироги и вдыхала свежий и живительный воздух равнин. Ширина реки не превосходила 30 метров. Большей частью приходилось идти при помощи шестов или бечевы. Несколько раз встречались маленькие пороги, вода на которых была так низка и переправа через которые оказалась настолько затруднительной, что зашла речь о разгрузке пирог. К счастью, удалось избежать этой большой задержки. Вылезши из лодок, гребцы настолько облегчили пироги, что они и без разгрузки перешли через пороги. Таким путем прошли пороги Манавиче и Ямараквин у подножия горы Бокон, которая поднимается над рекой на 800 метров. Каждый вечер Жак Хелло и сержант Мартьяль отправлялись в прибрежные леса охотиться и приносили полные ягдташи дичи. В этих провинциях Венесуэлы вопрос о пропитании разрешался очень просто, особенно для любителей дичи, которая здесь превосходна, и рыбы, которая водилась в реке в изобилии. Здоровье Жанны теперь поправилось. Со времени приема колорадито она ни разу не почувствовала ни малейшего приступа лихорадки. Опасаться рецидива болезни, по-видимому, не было оснований; оставалось ждать, пока природа и молодость не справятся окончательно с последствиями недуга. Днем 25 октября справа показалась горная цепь, отмеченная на карте как горы Гуанайос. Двадцать шестого октября пироги с большим трудом и невероятными усилиями перевалили через порог Маркес. Несколько раз Жак Хелло, Вальдес и Паршаль имели случай предположить, что правый берег совсем не так пустынен, каким он казался. Довольно часто между деревьями по берегу мелькали человеческие фигуры. Если это были, как можно было предполагать, гуахарибосы, то опасаться было нечего, так как это племя безобидное. Время, когда люди Шаффаньона, в дни его путешествия, должны были ежечасно опасаться нападения этих туземцев, прошло. Жак Хелло и Мартьяль тщетно, однако, пытались подойти ближе к этим людям, которых, как им казалось, они видели у опушки леса. При приближении к ним охотников они немедленно скрывались. Само собой разумеется, что, если эти индейцы были не гуахарибосы, а квивасы, и притом квивасы из шайки Альфаниза, их присутствие на берегу грозило серьезной опасностью. Поэтому Паршаль и Вальдес внимательно следили за берегами и не позволяли больше гребцам спускаться на берег. Что касается Жиро, то в его поведении не замечалось ничего подозрительного, и он ни разу не выразил желания сойти на берег. Впрочем, через 7 или 8 переходов пироги все равно должны были остановиться вследствие мелководья Ориноко, которое превращается здесь в узенький ручей, вытекающий со склонов Паримы и превращающийся в большую водную артерию Южной Америки лишь после того, как получает воду от 300 притоков. Тогда надо было бы оставить пироги и идти до Санта-Жуаны пешком через дремучие леса правого берега. Правда, это была уже конечная цель, и можно было надеяться достигнуть ее в несколько переходов. В этот день, 27 октября, и в следующий плавание оказалось одним из самых трудных со дня отправления из Кайкары. Чтобы пройти порог Гуахарибосов, потребовались все усердие и вся ловкость рулевых. Порог этот - тот пункт, которого в 1760 году достиг Диаз Фуэнт, первый исследователь Ориноко. Это обстоятельство вызвало со стороны Германа Патерна следующее верное замечание: - Если индейцы этого племени неопасны, то нельзя сказать того же о порогах, носящих их имя... - Будет чудо, если мы пройдем их без аварий! - ответил Вальдес. Действительно, было почти чудом, что пироги выбрались из этих порогов лишь с легкими пробоинами, которые можно было заделать в пути. Представьте себе лестницу, ступенями которой являются водные резервуары, следующие одни за другими на расстоянии 10-12 километров. Это расположение напоминало отчасти расположение шлюзов на канале Гота в Швеции. Только канал этот, ведущий из Стокгольма в Гетеборг, снабжен шлюзами, которые облегчают движение судов. Здесь же шлюзов не было, и приходилось тащить пироги по каменистому, совершенно сухому дну. Все гребцы должны были принять участие в этой работе, таща бечеву, привязанную то к дереву, то к скале. Несомненно, если бы засуха наступила несколько раньше, пироги должны были бы окончательно остановиться на этих порогах. Это было до такой степени верно, что Шаффаньон действительно должен был в этом месте покинуть свою пирогу и окончить экспедицию к истокам Ориноко на маленькой лодочке. С раннего утра двинулись в путь снова. Ширина реки была уже не больше 15-20 метров. Пришлось перебираться еще через несколько порогов у подножия Сьерра-Гуахарибы - между прочим, порог Французов, - и не раз на мелководье надо было тащить пироги руками, так что они оставляли глубокие борозды на песке. Наконец, вечером Паршаль и Вальдес остановились на ночевку у правого берега. Напротив, на другом берегу, поднималась темная масса какого-то пика. Это был, очевидно, пик Монуар, названный так французским путешественником в честь генерального секретаря Географического общества. Вследствие всеобщей крайней усталости ожидать бдительности ночной охраны было трудно. И действительно, после ужина единственной мыслью каждого было поскорее отдохнуть. Пассажиры и гребцы заснули глубоким сном. Однако в течение ночи никакого нападения не произошло ни со стороны индейцев, ни со стороны квивасов Альфаниза. Проснувшись на рассвете, оба рулевых издали крик удивления. Вода спала за ночь на пятьдесят сантиметров. Пироги стояли на песке. Только желтоватые ручейки текли по руслу Ориноко. Итак, плавание было прервано на все время засухи! Когда экипажи собрались утром на носу пирог, оказалось, что одного гребца не хватает. Жиро исчез, и на этот раз он уже не должен был вернуться... ^TГлава седьмая - ЛАГЕРЬ У ПИКА МОНУАР^U Пик Монуар возвышается над саванной левого берега на 1500 метров. Горная цепь, опирающаяся на его огромную массу, продолжается к юго-востоку, теряясь на горизонте. Приблизительно в 80 километрах отсюда находится вершина Фердинанда Лессепса, названная так на карте Шаффаньона по имени строителя Суэцкого канала между Африкой и Азией. Здесь начинается горная область, образующая наибольший орографический рельеф Венесуэлы. Здесь закругляются громадные выпуклости. Здесь перекрещиваются капризные горные хребты. Здесь принимают они внушительный и грандиозный вид. Здесь раскинулась Сьерра-Парима, огибающая Ориноко. Здесь поднимается Красная гора, окутанная облаками, эта "мать ручьев", как говорят индейские предания, и гора Рорайма - гигантский верстовой столб, поставленный на границе трех государств. Если бы позволило состояние реки, Жак Хелло и его товарищи прошли бы на лодках до Сьерра-Паримы, от которой начинаются истоки Ориноко. К их большому сожалению, от этого способа передвижения пришлось отказаться. Можно было бы, конечно, продолжать путь на маленьких шлюпках пирог. Но эти шлюпки могли вместить лишь по два человека. Кроме того, как было обойтись без гребцов в этом путешествии и что делать с багажом? В это утро Жак Хелло, Герман Патерн, Жан, силы которого заметно восстанавливались, и сержант Мартьяль вместе с Вальдесом и Паршалем держали совет. На нем должно было быть принято решение, от которого зависело как дальнейшее путешествие, так и успех всей экспедиции. Итак, шесть человек расположились на опушке леса, на месте, которое было названо "лагерем у пика Монуар", хотя самый пик возвышался на другом берегу. Внизу расстилались пески, на которых стояли, у устья Рио-Торриды, пироги. Погода была хорошая, ветер дул свежий и постоянный. Влево, на противоположном берегу, освещенная лучами солнца, блестела вершина пика, а к востоку виднелись его лесистые склоны. Экипаж был занят около своих пирог приготовлением пищи. Ветер дул с севера, и, если бы даже можно было продолжать плавание, он оказался бы неблагоприятным. К тому же ни ниже по течению, ни по берегу, ни по опушке леса не показывалось ни одного индейца. Не видно было также никаких признаков жилья, хотя бы и покинутого. Между тем обыкновенно эти берега в сезон засухи посещаются туземцами. Впрочем, рассеянные по территории туземные племена нигде не останавливаются надолго. Само собой разумеется, что купцы Сан-Фернандо никогда не поднимаются так далеко по реке, где они рисковали бы встретить мелководье. Да и с какими городами, с какими поселками они могли бы вести здесь ввозную и вывозную торговлю? За Эсмеральдой, в настоящее время необитаемой, не встретишь по Ориноко ни одного поселка, который по числу жителей мог бы именоваться деревней. Поэтому выше устья Кассиквиара пироги поднимались редко. Первым заговорил Жак Хелло. - Вы никогда не поднимались выше этого места по Ориноко, Вальдес? - спросил он. - Никогда, - ответил рулевой "Галлинетты". - И вы, Паршаль? - И я, - ответил рулевой "Мориши". - Никто из ваших гребцов не знает реки выше пика Монуар? - Никто, - ответили Паршаль и Вальдес. - Никто... кроме разве Жиро, - заметил Герман Патерн, - но этот испанец изменил нам. Я подозреваю, что он не в первый раз прогуливается по этим местам, хотя он и утверждает противное... - Куда бы он мог уйти?.. - спросил сержант Мартьяль. - Туда, где его ждут, конечно... - ответил Жак Хелло. - Ждут?.. - Да, сержант! Признаюсь, с некоторого времени этот Жиро казался мне очень подозрительным... - И мне тоже, - прибавил Вальдес. - Когда после его отсутствия в течение целой ночи у Рио-Маваки я спросил его об этом, он уклонился от ответа... - Однако, - заметил Жак, - когда он отправился из Сан-Фернандо, у него было действительно намерение добраться до миссии Санта-Жуана... - И очень вероятно, что он даже знал отца Эсперанте, -прибавил Герман Патерн. - Это правда, - сказал сержант Мартьяль, - но это не объясняет, почему он исчез как раз тогда, когда мы находимся в нескольких переходах от миссии. В последние дни мысль, что возбужденные Жиро подозрения имеют основания, все больше укреплялась в сознании Жака Хелло. Если же он никому не говорил об этом, то лишь потому, что не хотел беспокоить своих товарищей. Поэтому его меньше всех удивило исчезновение испанца, но он придавал этому событию важное значение. Он задавал себе вопрос, не является ли Жиро одним из беглых каторжников Кайенны, ставших во главе квивасов, которыми командует этот Альфаниз, тоже испанец... Если же это так, то что делал Жиро в Сан-Фернандо, когда они встретили его там?.. Зачем находился он в этом городе?.. Теперь Жак Хелло с того времени, как его подозрения нашли себе подтверждение в исчезновении испанца, рассуждал так: Если Жиро не принадлежит к шайке Альфаниза, если у него нет дурных замыслов, если он действительно имел намерение добраться до миссии, то зачем он покинул своих спутников раньше конца путешествия? Зачем он исчез как раз тогда, когда все указывало, что он должен был остаться? Кто знает, может быть, узнав, что квивасы со своим атаманом бродят в прибрежных саваннах, он воспользовался ночью, чтобы присоединиться к ним?.. А если так, то теперь, когда пироги не могли больше двигаться, маленький отряд, вынужденный идти густыми лесами, чтобы добраться до Санта-Жуаны, подвергался бы опасности нападения, отразить которое, при его малочисленности, было бы трудно... Таковы были крайне серьезные опасения, которые тревожили Жака Хелло. Но об этих опасениях он ничего никому не говорил, за исключением Вальдеса, который разделял его подозрения насчет испанца. Поэтому, когда сержант Мартьяль по поводу необъяснимого исчезновения Жиро поставил этот вопрос, Жак Хелло повернул его в другую сторону, чисто практическую. - Оставим этого Жиро там, где он находится, - сказал он. - Может быть, он вернется, может быть, нет... Нам нужно заняться нашим настоящим положением и обсудить, как нам достичь нашей цели... Мы видим невозможность продолжать путешествие по Ориноко; это печально, я признаю это... - Но это затруднение, - заметил Жан, - все равно возникло бы через несколько дней. Допуская даже, что нам удалось бы добраться на пирогах до истоков, пришлось бы высадиться у подножия Сьерра-Паримы. Оттуда до миссии, которая не связана с рекой Ориноко судоходным притоком, как мы и раньше всегда предполагали, придется идти через саванну. - Мой дорогой Жан, - ответил Жак Хелло, - вы правы. Рано или поздно, завтра, если не сегодня, нам все равно пришлось бы покинуть пироги. Правда, сделав около сорока километров лишних к востоку - а плавание в дождливую погоду было бы легким, - мы сильно облегчили бы себе дальнейший путь, которого я боюсь... особенно для вас... - Ко мне силы вернулись вполне, - сказал Жан. - Я готов отправиться хоть сегодня... и отставать не буду... - Хорошо сказано! - воскликнул Герман Патерн. - Слушая вас, Жан, и мы делаемся легкими на подъем. Но надо рассчитать путь. Не можешь ли ты для этого сказать нам, Жак, на каком расстоянии мы находимся от истоков реки и от миссии Санта-Жуана? - Я снял эти расстояния с карты, - ответил Жак Хелло. - Что касается Паримы, то мы не должны находиться от нее больше чем в пятидесяти километрах. Но я не думаю, чтобы нам нужно было подниматься до истоков... - Почему?.. - спросил сержант Мартьяль. - Потому что, если, как нам сообщили в Сан-Фернандо и как подтвердил это Мануэль, миссия находится на Рио-Торриде, к северо-востоку от нашего лагеря, то лучше идти туда по прямому направлению, не удлиняя пути переходом через Сьерра-Париму... - В самом деле, - ответил Жан. - Я нахожу бесполезным утомлять себя этим обходом; гораздо предпочтительнее идти к Санта-Жуане прямым путем... - Как?.. - спросил сержант Мартьяль. - Как мы должны были бы сделать с самого начала и как мы сделали бы это, если бы дошли до Сьерра-Паримы. - Пешком? - Пешком, - ответил Жак Хелло. - В этих местах нет ни деревень, ни поселков, где бы можно было достать лошадей. - А наш багаж? -спросил Герман Патерн. - Его придется, значит, оставить на пирогах... - Я думаю, - ответил Жак Хелло, - особого неудобства от этого не произойдет. Зачем нам стеснять себя тяжестями? - Гм! - крякнул Герман Патерн, который думал больше о своих коллекциях, чем о своих рубашках и обуви. - К тому же, - заметил Жан, - кто знает, может быть, дальнейшие поиски заставят нас направиться дальше Санта-Жуаны... - В таком случае, - ответил Жак Хелло, - если мы не найдем в миссии всего, что нам нужно, мы пошлем за нашим багажом. Пироги будут ждать здесь нашего возвращения. Паршаль и Вальдес или по крайней мере один из них с гребцами останутся охранять их. Миссия не так далеко, чтобы верховой не мог проехать этого расстояния в двадцать четыре часа; к тому же сообщение с миссией нетрудное. - Значит, по вашему мнению, Хелло, - сказал Жан, - надо взять с собой только необходимое для путешествия, которое продолжится не больше трех или четырех дней? - С моей точки зрения, дорогой Жан, это единственное разумное решение. Я предложил бы вам немедленно отправиться в путь, если бы нам не нужно было организовать лагерь у устья Рио-Торриды. Не забудем, что мы должны найти здесь наши пироги, когда захотим спуститься по Ориноко, чтобы вернуться в Сан-Фернандо... - С полковником! - воскликнул сержант Мартьяль. - С отцом! - пробормотал Жан. Тень сомнения пробежала по лицу Жака Хелло. Он предчувствовал много трудностей и боялся многих препятствий на пути к цели. С другой стороны, получат ли они в Санта-Жуане точные указания, которые позволят с некоторой надеждой на успех отправиться по следам полковника Кермора? Во всяком случае, он не стал обескураживать своих спутников. Обстоятельства заставили его принять решение совершить эту экспедицию до конца, и он не мог бы отступить ни перед какой опасностью. Сделавшись начальником этой экспедиции, успех которой был, может быть, весьма сомнителен, он обязан был направить ее к цели и не мог ничем пренебрегать. Так как отправление было отложено до следующего дня, то путешественники занялись выбором вещей, которые им были нужны на три-четыре дня пути через леса Сьерры. По предложению Вальдеса он и два человека из его гребцов были назначены идти вместе с путешественниками до миссии. Парша ль и шестнадцать остальных гребцов должны были остаться в лагере и стеречь пироги. Кто знает, может быть, пройдет несколько месяцев, прежде чем Жак Хелло и его товарищи вернутся к ним! А тогда уже кончится жаркое время года и плавание сделается опять возможным. Было досадно только, что эта область верхнего Ориноко оказывалась совершенно пустынной. Какие громадные преимущества можно было бы извлечь из встречи с какими-нибудь индейцами! Последние могли бы дать полезные сведения о дороге в Санта-Жуану и о ее точном положении к северо-востоку от реки. Точно так же Жак Хелло мог бы получить указания относительно шайки квивасов Альфаниза, так как, если Жиро мог соединиться с ней, то она, значит, бродила в окрестностях. Кроме того, одного из таких туземцев можно было бы пригласить в качестве проводника через эти дремучие леса, в которых проложены лишь узенькие тропинки. В то время как Жак Хелло выражал Вальдесу свое желание встретить каких-либо индейцев, последний сказал, перебивая его: - Возможно, что на расстоянии одного-двух ружейных выстрелов от лагеря и есть какие-нибудь хижины гуахарибосов... - Вы имеете основания предполагать это? - Одно по крайней мере основание есть для этого. Проходя вдоль опушки леса, шагах в двухстах от берега, я нашел остатки костра. - Потухшего?.. - Да, но зола была еще теплая. - Если бы вы не ошиблись, Вальдес! Однако, если вблизи есть гуахарибосы, то почему они не выбежали навстречу пирогам? - Не выбежали? Поверьте, они скорее убежали бы. - А почему?.. Разве им не выгодно иметь дело с путешественниками, воспользоваться обменом? - Они слишком большие трусы. Первой их заботой было бы спрятаться в лесу, откуда они решатся выйти только тогда, когда убедятся, что им не грозит никакой опасности. - Но если даже они убежали, Вальдес, то их хижины не могли же обратиться в бегство. Может быть, мы найдем одну из них в лесу. - В этом легко убедиться, - ответил Вальдес, - осмотрев лес на двести-триста шагов от опушки... Индейцы обыкновенно не уходят далеко от реки. Если в окрестностях есть хижина или поселок, то мы заметим его, не пройдя и получаса. - В таком случае, Вальдес, пойдемте на розыски... Но так как они могут затянуться, то сначала позавтракаем, а затем уже пустимся в дорогу. Под наблюдением обоих рулевых лагерь был устроен очень скоро. Хотя запасов сушеного мяса, консервов, муки и маниока и было мало, но все-таки решили взять эту провизию в дорогу, чтобы не быть застигнутыми врасплох. Вальдес и два его гребца должны были взять с собой мешки. Предположено было присоединить и несколько индейцев, если бы они встретились в окрестности. Конечно, за несколько пиастров они охотно согласились бы быть носильщиками и проводниками. Во время завтрака Жак Хелло сообщил о принятом им совместно с Вальдесом решении: в районе одного километра поискать индейцев гуахарибосов, которые, может быть, посещали эти льяносы верхнего Ориноко. - Я охотно пошел бы с вами... - сказал Жан. - ...если бы я тебе позволил, племянник! - объявил сержант Мартьялъ. - Но я думаю, что ты должен поберечь свои ноги для путешествия... Отдохни еще этот день... по предписанию врача. Как ни хотелось Жаку Хелло доставить себе удовольствие сделать эту экскурсию в компании молодой девушки, он должен был признать, что сержант Мартьяль был прав. Дорога пешком до Санта-Жуаны предстояла такая утомительная, что Жанне Кермор лучше было отдохнуть сутки. - Дорогой Жан, - сказал он, - ваш дядюшка дает хороший совет... Этот день вернет вам все ваши силы, если вы останетесь в лагере... Довольно меня и Вальдеса. - А натуралиста не хотите взять? - спросил Герман Патерн. - Не нужно натуралиста, когда нужно отыскивать туземцев, - ответил Жак Хелло. - Оставайся здесь, Герман, и занимайся вволю своей гербаризацией на опушке прибрежного леса. - Я вам помогу, Патерн! - прибавил Жан. - Если только здесь есть редкие растения, то работы будет достаточно! Отправляясь на экскурсию, Жак Хелло попросил Паршаля поторопиться с приготовлениями к дороге. Что касается Вальдеса и его самого, то они надеялись вернуться раньше двух часов. Во всяком случае, они намерены были производить свои поиски на известном расстоянии. Итак, один - с карабином за плечами, другой - со своим топориком за поясом, разведчики оставили лагерь и, свернув к северо-востоку, исчезли за первыми деревьями леса. Было девять часов утра. Солнце заливало лес огненными лучами. К счастью, над землей раскинулись густые ветки. В области верхнего Ориноко горы не всегда покрыты лесом, как на среднем течении реки, но леса здесь отличаются богатством и разнообразием растительности, свойственной девственной почве. Этот лес Сьерра-Паримы казался пустынным, хотя по некоторым признакам, которые он заметил - смятой траве, поломанным веткам и свежим следам, - Вальдес сразу определил присутствие индейцев на правом берегу реки. По мере того как Жак Хелло углублялся в лес, в нем пробуждались инстинкты охотника. Сколько тут было морских свинок, ленивцев, пекари, белых обезьян, тапиров, которые подпускали к себе охотников на хороший ружейный выстрел! Но унести столько дичи они с Вальдесом не могли. Кроме того, из предосторожности лучше было не выдавать своего присутствия ружейными выстрелами. Мало ли кем они могли быть услышаны! Может быть, поблизости бродили квивасы... К тому же и гуахарибосы, если они спрятались из боязни, тоже не показались бы. Поэтому Жак Хелло и Вальдес шли молча. Они двигались по узкой тропинке, присутствие которой обнаруживал треск сухой травы. Куда вела эта тропинка?.. Не выходила ли она на какую-нибудь лужайку, в сторону Сьерры?.. В общем - это легко было предвидеть, - путешествие пешком должно было оказаться очень медленным и тяжелым; необходимо было считаться с задержками, с усталостью, с частыми остановками. Если бы пироги достигли истоков Ориноко, может быть, область Паримы представляла бы менее трудный путь к миссии Санта-Жуана... Таким мыслям предавался Жак Хелло. Его товарищ ничем не отвлекался от цели экскурсии и думал лишь о поселке или хижине, обитаемой каким-либо индейцем, от которого он надеялся добиться нужных услуг. После часовой ходьбы рулевой "Галлинетты" первым воскликнул: - Хижина! Жак Хелло и он остановились. В ста шагах от них виднелась хижина в форме гриба, жалкая на вид. Ее коническая крыша, полузакрытая пальмами, опускалась почти до земли. У основания крыши находилось маленькое неправильной формы отверстие, которое не было даже прикрыто дверью. Жак Хелло и Вальдес подошли к этой хижине и вошли в нее. Она была пуста. В то же мгновение в довольно близком расстоянии к северу раздался ружейный выстрел. ^TГлава восьмая - МОЛОДОЙ ИНДЕЕЦ^U - Выстрел! - воскликнул Жак Хелло. - Меньше чем в трехстах шагах, - ответил Вальдес. - Уж не сержант ли Мартьяль отправился на охоту после нашего ухода? - Не думаю... - Или это индеец, которому принадлежит хижина? - Посмотрим сначала, была ли она обитаема, - сказал рулевой "Галлинетты". Выйдя из хижины, когда раздался выстрел, оба они вошли теперь опять в нее. Внутри она была так же бедна, как и снаружи. Никакой мебели не было. В глубине ее, на земле, лежала подстилка из травы, на которой, видимо, недавно спали. У стены стояло несколько выстроенных в ряд тыкв, на потолке к шесту был подвешен кусок пекари, две или три дюжины орехов, похожих на миндаль, горсточка муравьев, которыми питаются индейцы; наконец, на плоском камне еще дымилась головня. - Владелец этой хижины, - заметил Вальдес, - должен был находиться здесь незадолго до нашего прихода. - Он не может быть далеко, - прибавил Жак Хелло. - Стрелял, вероятно, он. Вальдес отрицательно покачал головой. - Индейцы не имеют ни ружей, ни пистолетов, - сказал он. - Лук, стрелы, скарбакан - вот все, что у них есть. - Нужно, однако, узнать! - воскликнул Жак Хелло, который, вновь охваченный тревогой, спрашивал себя, не квивасы ли Альфаниза бродят по окрестностям. В этом случае какие огромные опасности угрожали путешественникам, которые расположились лагерем у пика Монуар! И каким нападениям они могли подвергнуться на пути в Санта-Жуану! Жак Хелло и Вальдес вышли из хижины, привели в готовность свое оружие и двинулись по направлению выстрела. Нигде кругом не видно было и следов культуры: посадок овощей, фруктовых деревьев и пастбищ для скота. Прислушиваясь и присматриваясь, Жак Хелло и Вальдес двигались вперед медленным шагом. Никакого шума, кроме крика спрятанных в зелени птиц или шороха диких животных, встряхивавших ветки кустов, не было слышно. Так они шли около двадцати минут, спрашивая себя, не лучше ли вернуться к хижине, а оттуда в лагерь. Вдруг им показалось, что они слышат недалеко стоны. Вальдес сделал знак нагнуться к земле, не для того, чтобы лучше слышать, а чтобы не быть замеченными раньше времени. За низким кустом тыквы открывалась ярко освещенная солнцем поляна. Раздвинув ветви, Вальдес мог осмотреть эту поляну на всем ее протяжении. Он удостоверился, что стоны раздавались именно с этой стороны. Притаившись около него, держа палец на курке своего карабина, смотрел сквозь ветки и Жак Хелло. - Тут... тут! - сказал наконец Вальдес. Так много предосторожностей было не нужно, по крайней мере в этот момент. На противоположном конце поляны видны были всего два человека. Один из них неподвижно лежал на земле, как будто спал или, вернее, точно он был мертв. Другой, стоя на коленях, поднимал его голову и испускал стоны, причина которых теперь была понятна. Можно было совсем безопасно приблизиться к этим индейцам. Долг заставлял подать им помощь. Это не были индейцы бравое, которые встречаются на территории верхнего Ориноко как кочевники и как оседлое население. Вальдес по типу признал, что эти люди принадлежали к расе банивасов, из которой происходил и он сам. Один - тот, который не подавал признаков жизни, - имел вид человека лет пятидесяти, другой был мальчик лет тринадцати. Жак Хелло и Вальдес обошли куст и показались в десяти шагах от них. Заметив иностранцев, молодой индеец немедленно поднялся. Мгновение он колебался. Затем, еще раз приподняв голову человека, лежащего у дерева, он убежал; дружеский жест, сделанный ему Вальдесом, не мог удержать его. Хелло и Вальдес подбежали к человеку, наклонились над ним, приподняли его, прислушались к его дыханию, пощупали сердце... Сердце не билось, и побледневшие губы индейца не издавали ни малейшего дыхания. Индеец был мертв не больше как с четверть часа, так как его тело было еще тепло и не закоченело. Под его одеждой, запачканной кровью, видна была на груди пулевая рана на высоте легких. Вальдес осмотрел землю и среди травы поднял патрон. Выстрел был сделан из револьвера калибра 6,5 миллиметров. - Это калибр револьверов, которые находятся на борту "Галлинетты", - заметил Жак Хелло. - Револьверы "Мориши" имеют калибр восемь миллиметров... Неужели... Его мысль остановилась на Жиро. - Надо бы постараться, - сказал он, - вернуть мальчика. Он один может нам объяснить, при каких обстоятельствах был убит этот индеец и кто его убийца... - Конечно! - отвечал Вальдес. - Но где его найти? - Страх заставил его убежать... - Не вернулся ли он в хижину? - Это маловероятно... Конечно, это было маловероятно. В действительности дело обстояло иначе. Молодой индеец отбежал всего шагов на сто, на левую сторону поляны, и, спрятавшись за дерево, наблюдал за обоими иностранцами. Поняв, что бояться их нечего, наоборот, увидев, что они стараются подать помощь индейцу, он сделал несколько шагов вперед, чтобы подойти к ним. Вальдес заметил его и встал, но мальчик, по-видимому, намеревался снова убежать. - Поговорите с ним, Вальдес! - сказал Жак Хелло. Рулевой "Галлинетты" произнес несколько слов по-индейски, зовя мальчика и прося его помочь им снести индейца в хижину. После некоторого колебания мальчик как будто решился. Ужас на его лице сменился горем, и из его груди вырвались стоны. Он вернулся медленными шагами и, подойдя к телу, весь в слезах, опустился около него на колени. Этот молодой индеец, крепкого телосложения, с кротким лицом, казался истощенным от лишений и бедствий. Да и как могло быть иначе в тех условиях, в которых он жил в глубине этого пустынного леса, в этой хижине, один с индейцем, который лежал теперь на земле? Он имел вид смышленого человека, и, услышав, что Жак говорит с Вальдесом по-испански, объяснил, что понимает этот язык. Его начали расспрашивать: - Как тебя зовут?.. - Гомо. - А кто этот индеец?.. - Мой отец. - Несчастный!.. - воскликнул Жак Хелло. - Его отец убит!.. И так как мальчик плакал, то он взял его за руку, привлек к себе и стал утешать и ласкать его. Гомо пришел в себя и перестал плакать. Верный инстинкт подсказывал ему, что в этих иностранцах он нашел друзей и защитников. Вальдес спросил его: - Кто убил твоего отца? - Какой-то человек... Он пришел ночью... Вошел в хижину... - В эту хижину? - спросил Вальдес, показывая рукой. - Да... другой в этих местах нет, - Откуда пришел этот человек?.. - Я не знаю. - Это был индеец? - Нет... испанец. - Испанец! - воскликнул Жак Хелло. - Да... И мы поняли его, когда он обратился к нам, - ответил Гомо. - Чего он хотел? - Он хотел знать, были ли квивасы в лесах Паримы... - Какие квивасы? - спросил Вальдес с не меньшей живостью, чем мог бы это сделать его спутник. - Квивасы Альфаниза, - отвечал Гомо. Тотчас же Жак Хелло спросил: - Их видали в этих краях? - Я не знаю, - ответил мальчик. - Ты не слыхал, чтобы они показывались на территории? - Нет. - Но... ты их встречал когда-нибудь?.. - Да... да!.. Из глаз молодого индейца, черты лица которого выразили ужас, снова потекли слезы. После целого ряда вопросов, заданных ему Вальдесом, он рассказал, что квивасы со своим атаманом напали на деревню Сан-Сальвадор, расположенную в северной части Сьерра-Паримы, где жила его семья, что они перебили всех жителей, что его мать была убита, а он с отцом, едва успев спастись, нашли себе убежище в этом лесу, где построили хижину и жили вот уже около десяти месяцев. Что касается присутствия квивасов в стране, то Гомо не мог дать по этому поводу никаких указаний. Ни отец, ни он не знали, появились ли они в окрестностях Ориноко. - Испанец, который пришел ночью в твою хижину, спрашивал вас об этом? - спросил Вальдес. - Да... и он пришел в страшный гнев, что мы не могли ничего ему ответить. - И он остался? - До утра. - А потом? - Он захотел, чтобы мой отец взялся проводить его до Сьерры. - Твой отец согласился? - Нет, отказался, так как этот человек не внушал ему доверия. - И этот человек... - ...ушел один утром, когда убедился, что мы не хотим вести его. - Значит, он вернулся? - Да... часа четыре спустя. - Четыре часа спустя? Почему? - Он заблудился в лесу и не мог определить местонахождения Сьерры. На этот раз он стал грозить нам револьвером... Он клялся, что убьет нас, если мы откажемся... - И твой отец должен был... - Ах... мой отец!.. Мой бедный отец! - ответил молодой индеец. - Испанец схватил его за руку... вытащил из хижины... заставил его идти перед собой... Я шел за ними... Мы шли так около часа. Мой отец, который не хотел быть проводником этого человека, кружил, не желая слишком удаляться... Я хорошо понимал его, так как знаю лес... но в конце концов испанец тоже понял его... Он пришел в бешенство... - стал оскорблять отца ругательствами... снова грозил ему... Мой отец, которого охватил гнев, бросился на испанца... Завязалась борьба, продолжавшаяся недолго... Мой отец был безоружен... Я не мог помочь ему... Раздался выстрел... и он упал, а испанец обратился в бегство... Я поднял отца... Из его груди текла кровь... Он не имел больше сил говорить... Он хотел вернуться в хижину... но смог доползти лишь сюда... и умер! Охваченный сыновней любовью, которая характеризует туземные племена верхнего Ориноко, мальчик бросился с плачем к телу отца. Пришлось успокаивать, утешать его и обещать, что его отец будет отомщен, что убийца будет найден, что он заплатит за свое преступление. При этих словах глаза Гомо сквозь слезы зажглись мстительным огнем Жак Хелло задал ему последний вопрос. - Ты видел этого человека? - спросил он. - Да видел... и никогда не забуду его... - Можешь ли ты нам сказать, как он был одет... его рост... волосы... черты лица... - Он был одет в куртку и панталоны лодочника. - Хорошо. - Волосы у него были очень черные... большая борода... тоже черная... - Это Жиро! - сказал Жак Хелло. - Это он! - подтвердил Вальдес. Тогда они оба предложили Гомо идти с ними. - Куда? - спросил он. - К реке, к устью Рио-Торриды, где остановились наши пироги. - Пироги?.. - переспросил он. - Разве твой отец и ты не знали, что пришли вчера две фальки? - Нет... но если бы нас не увел в лес испанец, мы заметили бы вас сегодня утром, на рыбной ловле... - Так вот, мое дитя, - сказал Жак Хелло, - повторяю тебе вопрос: хочешь идти с нами? - А вы обещаете мне, что мы будем искать человека, который убил моего отца?.. - Обещаю тебе, что твой отец будет отомщен! - Я иду за вами. - Пойдем!.. Все вместе пошли к Ориноко. Что касается убитого индейца, то решено было не оставлять его на растерзание хищникам. Он принадлежал к племени банивасов из деревни Сан-Сальвадор, население которой было перебито квивасами. Поэтому Жак Хелло предполагал вернуться в хижину после обеда с несколькими гребцами, чтобы похоронить убитого. Гомо провел их к реке кратчайшим путем, не возвращаясь к хижине, так что через полчаса они были уже в лагере. Жак Хелло и Вальдес условились ничего не говорить относительно Жиро. Лучше было умолчать о связи последнего с Альфанизом, что теперь было уже несомненным. Бесполезно было увеличивать беспокойство товарищей, и без того имевших много поводов для тревоги. Тем не менее тот факт, что испанец знал о родственной связи Жана с полковником Кермором, чрезвычайно осложнял положение. Альфаниз мог узнать об этом и, чтобы отомстить полковнику, захватить его сына. Правда, - это до известной степени успокаивало - квивасы не появлялись в окрестностях реки. Если бы было иначе, если бы они находились в пределах Сьерра-Паримы, индеец и его сын знали бы об этом. Жак Хелло решил сказать, что испанец после своего бегства поссорился с этим индейцем, который отказался быть его проводником до Санта-Жуаны, и результатом ссоры было убийство. Все это было внушено Гомо, и он, по-видимому, понял, чего от него хотели, так как глаза его блестели смышленостью. Как удивились сержант Мартьяль, Жан и Герман Патерн, когда Жак Хелло представил им, вернувшись в лагерь, Гомо и рассказал его историю, как это было условлено! Все встретили молодого индейца самым радушным образом. Когда Жан узнал, что мальчик теперь сирота, он привлек его к себе и осыпал ласками... Прибытие Гомо могло быть даже принято за хорошее предзнаменование, так как на вопрос Жана, не знает ли он миссии Санта-Жуана, он ответил:. - Я знаю ее и несколько раз бывал там с моим отцом. - Ты проводишь нас туда? - Да... да! Вы не такие, как этот злой человек, который хотел, чтобы мы были его проводниками... По знаку Вальдеса Гомо остерегся сказать лишнее. Что касается виновника убийства индейца, то ни Жак Хелло, ни Вальдес после сделанного мальчиком описания не могли сомневаться в том, кто он. А если бы такие сомнения и возникли, то они должны были исчезнуть после того, как обнаружилось, что из каюты "Галлинетты" пропал один револьвер. Это был револьвер сержанта Мартьяля. - Украден мой револьвер! - воскликнул он. - Украден этим разбойником, который убил из него несчастного индейца!.. Револьвер, который мне дал полковник!.. Гомо был глубоко тронут оказанным ему вниманием и заботами. После завтрака были окончены организация лагеря, в котором должны были остаться гребцы пирог, и приготовления к дальнейшему путешествию пассажиров. Разлука предстояла, может быть, долгая... Между тем Гомо узнал от Жана, какую цель преследовала экспедиция, направляясь в миссию Санта-Жуана. Его лицо тотчас же омрачилось. - Вы увидите вашего отца? - спросил он. - Да, мое дитя! - Вы увидите его, а я... я никогда уже не увижу моего... никогда! После полудня Жак Хелло, Герман Патерн и гребцы "Моригпи" покинули лагерь и направились к поляне. Гомо шел с ними. Жан тоже получил разрешение присоединиться к ним. Через полчаса достигли того места, где под пальмой лежало тело индейца. Гребцы, захватившие с собой лопаты, вырыли могилу, достаточно глубокую, чтобы ее не могли разрыть хищники. После того как Гомо, весь в слезах, в последний раз простился с телом отца, труп был опущен в могилу. После этого вернулись в лагерь. Жана ходьба особенно не утомила. Он ручался за себя. Во время путешествия силы не изменят ему. Он уверял в этом Жака Хелло и сержанта Мартьяля... - У меня есть надежда на хороший исход! - повторял он. Когда наступила ночь, пассажиры разместились в каютах пирог, а гребцы должны были стеречь лагерь. На "Галлинетте" было отведено место и для Гомо. Но бедный мальчик почти не спал: его тяжелые вздохи раздавались всю ночь. ^TГлава девятая - ЧЕРЕЗ СЬЕРРУ^U Жак Хелло и его спутники оставили лагерь пика Монуар в шесть часов утра, вверив его охрану Паршалю, которому можно было довериться вполне. Под командой Паршаля остались гребцы "Галлинетты" и "Мориши" - всего пятнадцать человек. Остальные два гребца, которым было поручено нести багаж, отправились вместе с путешественниками. В случае нападения индейцев или Альфаниза Паршаль, если бы он не мог защититься, должен был оставить лагерь и по возможности отступить к миссии Сайта- Жуана... Не могло быть сомнения - Жак Хелло был в этом уверен, - что миссия могла сопротивляться квивасам, которые бродили в этой части венесуэльской территории. После переговоров с Вальдесом Жак Хелло имел основания думать, что путешествие пройдет благополучно. Конечно, самой большой опасностью в пути через леса Сьерра-Паримы было бы встретить шайку Альфаниза. Но, судя по словам Гомо и по тому, что ответил его отец Жиро, эта шайка вблизи Сьерры не показывалась. Правда, испанец, направившись к северу, надеялся соединиться с Альфанизом, который был, может быть, его товарищем по каторге. Но если квиваеы и были недалеко, то и миссия была близко - всего в каких-нибудь 50 километрах. Таким образом, делая по 25 километров в сутки, пешеходы могли, вероятно, пройти это расстояние в два - два с половиной дня. Выйдя 30 октября с восходом солнца, путешественники могли достигнуть Санта-Жуаны после обеда 1 ноября, если только погода не создаст им препятствий. Итак, при небольшой удаче маленький отряд мог рассчитывать совершить это путешествие без каких-либо неприятных встреч. Отряд состоял из 8 человек. Жак Хелло и Вальдес шли впереди, Жан и Гомо - за ними, следуя по направлению, которое указывал молодой индеец. Сзади них шли Герман Патерн и сержант Мартьяль. А за ними - два гребца с "Галлинетты", несшие мешки, в которых находилось все самое необходимое для дороги: одеяла для ночевок, сушеное мясо и достаточное количество муки маниока; кроме того, у каждого было по фляжке с водкой. Конечно, в этих наполненных дичью лесах пропитание путешественникам могла бы обеспечить охота. Но на всякий случай лучше было не обнаруживать своего присутствия выстрелами. Если какой-нибудь пекари или морская свинка попались бы в руки без выстрелов, то, конечно, им были бы только рады. Таким образом, эхо Сьерры не должно было разнести ни одного звука выстрелов. Само собой разумеется, Жак Хелло, сержант Мартьяль и Вальдес были вооружены карабинами, имея при этом полные патронташи зарядов и по револьверу и ножу за поясом. Герман Патерн взял охотничье ружье и ящик для гербаризации, с которым он никогда не расставался. Погода благоприятствовала ходьбе. Ничто не угрожало дождем или грозой. Высокие облака умеряли солнечные лучи. Свежий ветер бежал по верхушкам деревьев, проникая под листву и срывая сухие листья. Почва поднималась к северо-востоку, и если саванна не обнаружила бы дальше резкого понижения, то не встретилось бы ни одного из тех болотистых мест, которые чаще всего встречаются на низинах льяносов. Недостатка воды в пути тоже не предполагалось. По словам Гомо, Рио-Торрида, начиная с самого устья у Ориноко, тянулась по направлению к Санта-Жуане. Это была бурная и несудоходная речка, загроможденная гранитными скалами, не проходимая ни для пирог, ни даже для маленьких лодочек. Она развертывалась по лесу капризными зигзагами. Путешественники шли по ее правому берегу. Под руководством молодого индейца отряд двинулся к северо-востоку, обогнув слева покинутую хижину, и начал пересекать территорию Сьерры. Идти по почве, заросшей кустарником и покрытой иногда толстым слоем сухих листьев и веток, которые чубаско ломают здесь сотнями, было не особенно легко. Впрочем, Жак Хелло, скорее, старался умерить скорость движения отряда, чтобы сберечь силы молодой девушки. Когда последняя делала ему по этому поводу замечание, он говорил: - Конечно, надо идти скоро, но еще важнее не задержаться вследствие усталости. - Я совершенно теперь поправился. Не бойтесь, что я явлюсь причиной задержки... - Я вас прошу... мой дорогой Жан, - отвечал он, - позволить мне принимать относительно вас те меры предосторожности, которые я считаю нужными... Переговорив с Гомо, я смог установить положение Санта-Жуаны и наметить нашу дорогу, от этапа к этапу, которые я тщательно вычислил. Если мы не встретим никого, на что я надеюсь, то нам не нужно будет увеличивать число этих этапов... Между тем, если окажется нужным, мы будем рады, что поберегли свои силы, особенно ваши. Я сожалею только о том, что нельзя было достать лошади: это избавило бы вас от путешествия пешком... - Благодарю вас, - ответила Жанна. - Это все, чем я могу вам ответить на то, что вы делаете для меня!.. Право, если подумать о всех этих трудностях, которых я не предвидела сначала, то невольно спрашиваешь себя: каким образом сержант и его племянник могли бы достичь своей цели, если бы им не встретились вы в пути?.. А между тем... вы ведь не должны были ехать дальше Сан-Фернандо... - Я должен был отправиться туда, куда отправлялась дочь Кермора. Вы должны теперь положиться на меня во всем, что касается этого путешествия до миссии. - Хорошо, Хелло! Какому же более надежному другу я могла бы довериться? - отвечала молодая девушка. К полудню отряд остановился для отдыха на берегу Рио-Торриды, которую невозможно было бы перейти вследствие ее бурного течения. Ширина реки не превосходила 15 метров. Над ее поверхностью летали утки и птицы павас. Молодой индеец убил несколько штук своими стрелами. Их приберегли к обеду и удовольствовались холодным мясом и маниоковым хлебом. После часового отдыха отряд снова пустился в дорогу. Хотя почва все поднималась, густота леса не уменьшалась. Попадались все те же деревья, та же чаща, те же кусты. Во всяком случае, идя по берегу Торриды, путешественники избегали многих препятствий, которые встретились бы им в глубине леса. Не могло быть сомнения, что при отсутствии осложнений к вечеру отряд пройдет предположенное на этот день Жаком Хелло расстояние. Лес был весь оживлен. Тысячи птиц порхали с ветки на ветку, оглашая воздух криками. В зелени деревьев кувыркались обезьяны, главным образом ревуны, которые ревут не днем, а задают свои оглушительные концерты вечером или утром. Среди многочисленных пернатых Герман Патерн с удовольствием заметил стаи птиц гуачарос, присутствие которых свидетельствовало о приближении к восточному берегу. Потревоженные в своем дневном покое - чаще всего они вылетают из расщелин скал лишь ночью, - они прятались на вершинах кустов патакас, ягоды которых, обладающие тем же свойством, что и кора колорадито, служат им пищей. Между прочим, Герман Патерн заметил также несколько гнезд, висевших на тонких лианах. Из них вылетали целые тучи трупиалов, чудесных певцов местного царства, напоминавших соловьев. Соблазн залезть рукой в одно из этих гнезд был слишком велик, чтобы Герман Патерн мог воздержаться. Но в тот момент, как он хотел это сделать, Гомо крикнул: - Берегитесь... берегитесь!.. Действительно, с полдюжины этих птиц бросились на отважного натуралиста, стараясь выклевать ему глаза. Вальдесу и молодому индейцу пришлось прибежать на помощь, чтобы избавить его от этого нападения. - Будь осторожен, - обратился к нему Жак Хелло, - не то вернешься в Европу кривым или слепым. Герман Патерн принял, конечно, этот совет к сведению. Он хорошо также делал, что не лазил по кустам, которые росли около реки. Слово "мириады" не преувеличивает количество змей, которые ползают здесь в траве. Они так же опасны, как кайманы в водах или по берегам Ориноко. Если последние летом прячутся в глубине сырых мест и спят там до дождливого времени года, то змеи не засыпают в толще сухих листьев, а держатся всегда настороже; путешественники заметили их несколько штук - между прочим, одного тригоноцефала, длиной до двух метров, которого Вальдес своевременно заметил и обратил в бегство. Что касается тигров, медведей и других хищников, то ни один из них не показывался в окрестностях. Но весьма возможно было, что с наступлением ночи следовало ожидать услышать их рычание, и было необходимо охранять лагерь. До сих пор Жак Хелло и его товарищи избегали всякой опасной встречи как с хищными животными, так и с недобрыми людьми, которые еще опаснее хищников. Правда, не сказав ничего товарищам о Жиро и Альфанизе, Жак Хелло и Вальдес решили быть все время настороже. Довольно часто рулевой "Галлинетты", шедший впереди отряда, уходил влево и осматривал окрестности, чтобы предупредить неожиданное нападение. Не заметив ничего подозрительного, хотя он и удалялся иногда на расстояние полукилометра, Вальдес занимал свое место около Жака Хелло, и одного взгляда было достаточно, чтобы они друг друга поняли. Путешественники держались сомкнутой группой, насколько это позволяла узкая тропинка, проложенная параллельно реке Торрида. Несколько раз пришлось, однако, углубляться в лес, чтобы обойти высокие скалы или глубокие впадины берега. Направление течения реки все время было на северо-восток, проходя вдоль склонов Сьерра-Паримы. Другая сторона берега поднималась лесистыми этажами, над которыми высились местами гигантские пальмы, а еще выше их виднелась вершина горы, северный хребет которой должен был находиться в связи с орографической системой Рораймы. Жан и Гомо шли рядом у самого берега, достаточно широкого для двух пешеходов. Они говорили о миссии Санта-Жуана. Молодой индеец давал очень подробные указания об этом учреждении и о самом отце Эсперанте. - Ты его хорошо знаешь? - спросил Жан. - Да... я его знаю... Я часто его видел... Мой отец и я находились в Санта-Жуане целый год... - Это было давно? - Нет... перед сезоном дождей прошлого года... Это случилось после несчастья, когда наша деревня, Сан-Сальвадор, была разграблена квивасами... Несколько индейцев и мы бежали в миссию... - И вас укрыл в Санта-Жуане отец Эсперанте? - Да. Он хотел нас оставить. Несколько человек и остались. - Почему же вы ушли? - Так хотел мой отец... Мы банивасы... Его желание было - вернуться на свою территорию... Он был лодочником на реке... Я уже знал... Я умел грести маленьким веслом... Все четыре года я греб с ним. То, что говорил мальчик, не могло удивить Жака Хелло и его товарищей. По рассказам французского путешественника, они знали характер банивасов, лучших лодочников Ориноко, честных и смышленых индейцев. Только в силу особых обстоятельств, - и потому, что мать Гомо принадлежала к восточному племени, отец мальчика поселился в деревне Сан-Сальвадор, за истоками реки. Принимая решение оставить Санта-Жуану, он подчинялся инстинкту, который тянул его вернуться в льяносы, лежащие между Сан-Фернандо и Кайкарой. Таким образом, он лишь временно поселился в своей хижине, поджидая случая, когда придет какая-нибудь пирога, на которую он мог наняться гребцом. Что бы сталось с его мальчиком после убийства этого индейца разбойником Жиро, если бы пироги не были вынуждены остановиться в лагере пика Монуар? Слушая молодого индейца, Жанна Кермор думала обо всем этом. Затем она вновь направляла разговор на миссию, главным образом на отца Эсперанте. Гомо охотно и откровенно отвечал на все ее вопросы. Он описывал испанского миссионера как человека высокого роста, сильного, несмотря на его шестьдесят лет, красивого, - очень красивого, повторял он, - с седой бородой, с блестящими глазами, - таким, каким обрисовали его Мануэль Ассомпсион и негодяй Жиро. И тогда, принимая свои мечты за действительность, Жанна видела себя уже в Санта-Жуане... Отец Эсперанте встречает ее с распростертыми объятиями... он сообщает ей, что сталось с полковником Кермором со времени его последнего пребывания в Сан-Фернандо, она узнает от него, куда скрылся ее отец, оставив Санта-Жуану... В шесть часов вечера, после второго дневного перехода, Жак Хелло дал сигнал к остановке. Индейцы занялись устройством ночевки. Место казалось благоприятным. Глубокая расщелина, прорезавшая берег, выходила воронкой к самой реке. Над расщелиной высокие деревья наклоняли ветви, точно полог. Внизу было нечто вроде ниши, в которой могла улечься молодая девушка. Подстилка из сухих листьев и травы могла служить ей постелью, и девушка могла отдохнуть на ней не хуже, чем в каюте "Галлиетты". Конечно, Жан протестовал против таких забот о нем. Но Жак Хелло ничего не хотел слышать и прибег к авторитету сержанта Мартьяля. Племяннику пришлось послушаться дядюшки... Герман Патерн и Вальдес приготовили ужин. Река изобиловала рыбой. Гомо убил несколько штук стрелами, по индейскому обычаю, и они были изжарены на вертеле, на маленьком костре, разложенном у скалы. Вместе с консервами и маниоковым хлебом, вынутым из мешков носильщиков, обед благодаря разыгравшемуся после пятичасовой ходьбы аппетиту показался вкуснее, чем... - ...Чем последний! - объявил Герман Патерн, для которого все обеды были хороши, лишь бы они утоляли голод. С наступлением ночи, как только Жан улегся в своей нише, все остальные тоже устроились на ночлег. Молодой индеец улегся у входа. Так как нельзя было оставить лагерь без стражи, то решено было, что стоять первые часы на карауле будут Вальдес и один из его гребцов, а вторую часть ночи - Жак Хелло с другим гребцом. В самом деле, как со стороны леса на берегу, так и со стороны реки и ее противоположного берега необходимо было остерегаться всего, что могло внушить подозрение. Хотя сержант Мартьяль и требовал, чтобы ему была предоставлена очередь стоять в карауле, он должен был согласиться отдыхать до утра. Решено было поставить его и Германа Патерна в следующую ночь. Жака Хелло и Вальдеса на две смены было достаточно. Поэтому старый солдат улегся у скалы, как можно ближе к молодой девушке. Рычание хищников, к которому присоединился рев обезьян, началось, как только наступила темнота, и должно было закончиться лишь с первыми проблесками восхода. Самым лучшим средством против этих животных было зажечь яркий костер и поддерживать огонь всю ночь сухим валежником. Все знали об этом, но согласились этого не делать. Этот костер, правда, отогнал бы хищных зверей, но, с другой стороны, он мог привлечь недобрых людей, может быть, квивасов, если они бродили по этой территории, - а от них-то больше всего и нужно было скрываться! Вскоре все, за исключением Вальдеса, расположившегося на крутизне берега, и гребца, который бодрствовал около него, погрузились в глубокий сон. Около полуночи их обоих сменили Жак Хелло и второй носильщик. Вальдес ничего подозрительного не заметил и не услышал. Впрочем, услышать что-нибудь среди шума речных волн, плескавшихся о скалы, было трудно. Жак Хелло посоветовал Вальдесу отдохнуть несколько часов, а сам поднялся на крутизну берега. Оттуда он мог наблюдать не только опушку леса, но также и левый берег Торриды. Была ли это его галлюцинация или нет, но около четырех часов утра, когда восточный горизонт начал белеть, его внимание было привлечено какими-то движениями на противоположном берегу, который был не так крут. Ему показалось, что какие-то тени передвигались между деревьями. Были ли это животные?.. Или это были люди?.. Он встал, подполз к обрыву, на расстоянии двух-трех метров от берега, и остановился, вглядываясь. Он не мог разобрать ничего определенного, но убедился, что на опушке противоположного берега происходило какое-то движение. Что ему оставалось делать? Поднять тревогу или же только разбудить Вальдеса, который спал в нескольких шагах? Он остановился на последнем решении и, тронув индейца за плечи, разбудил его. - Не двигайтесь, Вальдес, - сказал он шепотом, - и осмотрите противоположный берег реки. Вальдес, растянувшийся во всю длину, повернул голову в в этом направлении. В течение минуты об всматривался в густую чащу. - Я не ошибаюсь, - сказал он наконец, - там три или четыре человека бродят по берегу. - Что делать? - Не будем никого будить. В этом месте перейти реку невозможно, и если нет брода выше... - А с другой стороны? - спросил Жак Хелло, показывая на лес, который расстилался к северо-западу. - Я ничего не видел... ничего не вижу... - ответил Вальдес, который повернулся, не вставая. - Может быть, это только два-три индейца бравос. - Что им тут делать ночью, на этом берегу? Нет, для меня ясно: наш лагерь открыт. Вот смотрите, Вальдес, один из этих людей пытается спуститься к самой реке... - В самом деле... - пробормотал Вальдес, - и он не индеец! Это легко узнать по его походке... Первые отблески зари, охватив горизонт, осветили в этот момент и русло реки. Вальдес не мог ошибиться относительно человека, замеченного им на противоположном берегу. - Это квивасы Альфаниза, - сказал Жак Хелло. - Только они могут стремиться узнать, все ли гребцы сопровождают нас. - Было бы лучше, если бы они все были здесь! - ответил рулевой "Галлинетты". - Конечно, Вальдес, но если послать за помощью в лагерь... Нет, если мы замечены, то уже поздно посылать кого-либо из наших людей в лагерь... на нас нападут раньше, чем к нам подоспеет помощь. Вальдес быстро схватил за руку Жака Хелло, который тотчас же умолк. Приближающийся рассвет все большее освещал берега Торриды, тогда как расщелина, в глубине которой спали Жун, Гомо, сержант Мартьяль, Термаи Патертт и второй носильщик, была еще окутана глубокой тьмой. - Кажется, - сказал Вальдес, - кажется, я узнаю. Да!.. Зрение у меня хорошее, оно не может меня обмануть!.. Я узнаю этого человека!.. Это испанец!.. - Жиро? - Он самый! - Пусть не скажут, что он ушел от меня, этот негодяй! Жак Хелло схватил свой карабин, который стоял у скалы, и быстрым движением вскинул его к плечу... - Нет... нет!.. - сказал Вальдес. - Это означало бы только одним меньше, а их, может быть, там, под деревьями, сотни!.. К тому же им невозможно перебраться через реку. - Здесь нет, но выше... кто знает! Однако Жак Хелло подчинился мнению Вальдеса, тем более что рулевой "Галлинетты" был хорошим советником и обладал в удивительной степени хитростью и осторожностью - этими замечательными качествами банивасов. К тому же и Жиро, если это был он, стремясь рассмотреть лагерь ближе, рисковал быть замеченным сам. Поэтому он вернулся под деревья в тот самый момент, когда стоявший у берега Торриды лодочник двинулся вперед, точно что-то заметив. В течение четверти часа Жак Хелло и Вальдес оставались на том же месте без движения. Ни Жиро, ни кто-либо другой не показывались больше на противоположном берегу. Ничто не шевелилось у опушки леса, который стал выступать из мрака. Но с наступлением утра испанец, если допустить, что Вальдес не ошибся, мог заметить, что пассажиров сопровождают всего только два гребца, и убедиться в малочисленности отряда. Как же было продолжать путешествие при таких неблагоприятных условиях? Путешественники были открыты... за ними следили... Жиро настиг Жака Хелло и его спутников на дороге к миссии Санта-Жуана... Теперь он уже не потеряет их следов!.. Все это создавало крайне сложное положение, которое ухудшалось особенно тем, что испанец, очевидно, успел присоединиться к шайке квивасов, которые бродили по этой территории под начальством Альфаниза. ^TГлава десятая - БРОД ФРАСКАЭС^U В пять часов лагерь проснулся. Первым встал и пошел прогуливаться по берегу Жан; сержант Мартьяль, Герман Патерн и молодой индеец спали еще, накрывшись одеялами и надвинув шляпы на глаза. Гребец, стоявший на карауле у берега, подошел к Жаку Хелло и Вальдесу и сообщил им о том, что он видел на своей вахте. Он подтвердил сказанное Вальдесом. Он тоже узнал Жиро в человеке, бродившем по берегу Торриды. Прежде всего Жак Хелло внушил обоим, чтобы они никому ничего не говорили. Было бесполезно обнаруживать перед всеми опасность, которая создавалась этой встречей. Достаточно было того, что знали об этом они, которые и должны были принять меры, чтобы обезопасить товарищей. После тщательного обсуждения этого вопроса решено было, что маленький отряд будет продолжать свой путь к миссии Санта-Жуана. В самом деле, если Альфаниз занимал окрестности, если Жак Хелло и его товарищи должны были подвергнуться нападению, то это нападение оказалось бы возможным как при движении вперед, так и в случае возвращения назад. Правда, при возвращении на Ориноко путешественники прикрывались рекой Торрида, если только ее нельзя было перейти выше. В последнем случае ничто не могло помешать квивасам спуститься до лагеря Монуар, и, конечно, отбить их нападение, даже вместе с гребцами пирог, было бы невозможно. Идти к Санта-Жуане все же было несколько выгоднее. Во-первых, оставалась прикрытием Рио-Торрида, пока не окажется брода. Об этом решено было справиться у Гомо. Во-вторых, это значило приблизиться к цели и, может быть, достигнуть ее, а тогда бояться было бы уже нечего. Миссия Санта-Жуана насчитывала население в несколько сот гуахарибосов. Она представляла собой верное убежище от нападения Альфаниза. Таким образом, нужно было бы во что бы то ни стало как можно скорее добраться до миссии, по возможности до ближайшей ночи, делая двойные переходы. Двадцать пять - тридцать километров - неужели их нельзя было пройти в двадцать часов? Жак Хелло вернулся в лагерь, чтобы немедленно же приготовиться в путь. - Они еще спят, Хелло, - сказала молодая девушка, выходя к нему навстречу. - А вы встали первой, Жанна? - ответил Жак Хелло. - Я сейчас разбужу их, и мы отправимся в путь... - Вы не заметили ничего подозрительного? - Нет, ничего... ничего... Но надо отправляться... Я рассчитал, что если мы пойдем не останавливаясь, то мы можем прибыть в Санта-Жуану сегодня вечером или сегодня в ночь... - Ах, Хелло, как мне хочется скорее быть в миссии! - Где Гомо? - спросил Жак Хелло. - Там... в этом углу! Он так хорошо спит, бедный мальчик! - Мне нужно с ним поговорить... Мне нужно получить от него кое-какие указания... - Хотите, я поговорю с ним? - предложила Жанна Кермор. И прибавила: - Вы, кажется, озабочены сегодня, Хелло! Разве есть дурные вести? - Нет, уверяю вас, Жанна... нет! Молодая девушка хотела расспросить его, но, поняв, что это стеснило бы Жака, направилась к Гомо и осторожно разбудила его. Сержант Мартьяль потянулся, крепко зевнул несколько раз и немедленно встал. Разбудить Германа Патерна оказалось труднее. Завернувшись в одеяло и положив голову на свой гербарий вместо подушки, он спал, как соня, - животное (сонливая белка), которое пользуется репутацией первого сонливца из всего животного царства. В это время Вальдес закрывал мешки, вынув из них предварительно остатки вчерашнего ужина, которые предназначались на завтрак. Когда молодой индеец проснулся, он вместе с Жаном подошел к Жаку Хелло, сидевшему около скалы перед раскрытой картой. Это была карта территории между Сьерра-Паримой и горой Рорайма, с обозначенной на ней зигзагообразной рекой. Гомо умел читать и писать, и он мог дать довольно точные указания относительно этой местности. - Ты видел когда-нибудь карты, которые изображают части света с морями, материками, горами, реками? - спросил его Жак Хелло. - Да, нам показывали их в школе в Санта-Жу-ане, - ответил молодой индеец. - Так посмотри на эту карту и подумай... Это большая река, нарисованная здесь полукругом, - Ориноко, которое ты знаешь... - Которую я знаю и люблю!.. - Да, ты молодец!.. Настоящий индеец!.. И ты любишь свою красавицу реку!.. Обрати внимание на гору, расположенную в конце этой реки... Тут начинаются ее истоки... - Сьерра-Парима, я знаю... Вот пороги, через которые мы часто переваливали с отцом.. - Да... это порог Сальваху. - А потом есть пик... - Пик Лессепса... но смотри не ошибись... Мы на наших пирогах так далеко не поднимались. - Нет... не так далеко. - Зачем вы задаете все эти вопросы Гомо, Хелло?.. - спросила Жанна. - Я хочу знать точно о течении Торриды. Может быть, Гомо сможет дать мне нужные указания... Молодая девушка бросила на Жака Хелло вопросительный взгляд, который заставил его опустить голову. - Теперь, Гомо, - сказал он, - вот место, где мы оставили наши пироги... вот лес, где была хижина твоего отца... вот устье Торриды... - Тут... Тут... - ответил молодой индеец, указывая пальцем по карте. - Да, тут, Гомо! Будь же внимателен!.. Я провожу теперь направление реки в сторону Сэнта-Жуаны. Если я сделаю ошибку, останови меня, Жак Хелло стал двигать пальцем по карте проведя кривую на северо-восток, обогнув сначала, на протяжении пятидесяти километров, основание Сьерра-Паримы. В этом пункте он сделал карандашом крест и сказал: - Здесь должна находиться миссия? - Да... здесь... - И Рио-Торрида вытекает около нее? - Да... как это обозначено. - Но не вытекает ли она еще выше? - Конечно, выше, мы несколько раз поднимались там по реке. - Значит, Санта-Жуана находится на левом берегу? - На левом. - И, значит, нужно будет перейти реку, так как мы находимся на правом берегу? - Да... Это очень легко, - Как?.. - Есть... выше... проход по скалам... когда стоит низкая вода... брод, называемый бродом Фраскаэс. - Ты знаешь этот брод? - Да. Мы будем там до полудня. Ответы молодого индейца относительно этого брода были очень точны, так как он сам переходил его. Его утверждение должно было сильно обеспокоить Жака Хелло. Если брод Фраскаэс позволял маленькому отряду перейти на левый берег Торриды, то он позволял также и квивасам перебраться на правый берег. Таким образом, Жак Хелло и его спутники не были прикрыты рекой до самой миссии. Положение ухудшалось. Тем не менее оно не давало все же основания возвращаться назад, где возможность нападения оставалась та же. В Санта-Жуане положение маленького отряда было безопаснее... Необходимо было поэтому в 24 часа достигнуть миссии. - Ты говоришь, - в последний раз спросил Жак Хелло, - что мы можем дойти до брода Фраскаэс еще до полудня? - Да... если мы отправимся немедленно. Расстояние, отделявшее лагерь от брода, равнялось 12 километрам. И так как решено было ускорить шаг в надежде достигнуть цели к полуночи, то было очень важно перейти брод до первого привала. Дали сигнал к отправлению. Все было уже готово. Мешки находились за плечами гребцов, одеяла были скатаны за спинами путешественников, гербарий ботаника висел на ремне сбоку у Германа Патерна, оружие было приведено в готовность. - Вы думаете, Хелло, что можно дойти до Санта-Жуаны в десять часов? - спросил сержант Мартьяль. - Надеюсь, если вы не пожалеете своих ног; они успеют потом отдохнуть. - Я вас не задержу, Хелло! Но будет ли в силах он... Жан?.. - Ваш племянник, сержант Мартьяль? - воскликнул Герман Патерн. - Полноте!.. Он обгонит нас всех. Видно, что он прошел хорошую школу... Вы дали ему солдатские ноги, а шаг у него гимнастический! До сих пор Гомо, по-видимому, не знал, какая родственная связь - фиктивная связь - соединяла сына полковника Кермора с сержантом Мартьялем. Поэтому, посмотрев на последнего, он спросил: - Вы его дядюшка? - Немножко... мальчик! - Значит, брат его отца? - Да, его брат, именно поэтому Жан - мой племянник. Ты понимаешь? Мальчик наклонил голову в знак того, что он понял. Погода стояла пасмурная. Подгоняемые юго-восточным ветром тучи неслись низко, угрожая дождем. За их серым пологом исчезла вершина Сьерр а-Паримы, а к югу сквозь деревья едва виднелась вершина пика Монуар. Жак Хелло бросил беспокойный взгляд в ту сторону, откуда дул ветер. Если бы разразился столь обычный в южных саваннах ливень, движение прекратилось и было бы трудно достичь Санта-Жуаны в назначенный срок. Маленький отряд двинулся в путь по той же тропинке, между Рио-Торридой и опушкой непроходимого леса. Шли в таком же порядке, как и накануне. Вальдес и Жак Хелло шли впереди отряда. Оба они в последний раз оглядели противоположный берег. Он был безлюден. Безлюдной казалась и раскинувшаяся влево чаща леса. Ни одного живого существа, если не считать шумно порхающих птиц, пение которых перемешивалось с криками ревунов, встречавших восход солнца. Все были полны надежды дойти до миссии в ближайшую ночь. Этого можно было достичь лишь усиленной ходьбой с короткой остановкой на завтрак. Приходилось, таким образом, ускорить шаг, и никто не жаловался на это. Под облачным небом температура стояла умеренная. Это было счастливое обстоятельство, так как берег не был защищен ни одним деревом. Время от времени Жак Хелло, которого пожирало беспокойство, оборачивался и спрашивал: - Мы не слишком скоро для вас идем, мой дорогой Жан? - Нет, Хелло, нет, - отвечала ему девушка. - Не беспокойтесь ни обо мне, ни о моем друге Гомо, у которого ноги молодого оленя. - Жан, - сказал Гомо, - если бы нужно было, я мог бы сегодня же вечером быть в Санта-Жуане... - Какой же ты скороход! - воскликнул Герман Патерн, который не отличался быстротой шага и иногда отставал. Жак Хелло относился к нему без всякого снисхождения. Он звал его, понукал, окрикивал: - Послушай, Герман!.. Ты отстаешь!.. Патерн отвечал: - Нам всего осталось идти час! - Откуда ты знаешь? И так как Герман Патерн действительно не знал, то ему оставалось только повиноваться. На мгновение Жаку Хелло пришли в голову последние слова молодого индейца: "Сегодня вечером я мог бы быть в Санта-Жуане". Значит, через шесть-семь часов Гомо был бы уже в Санта-Жуане. Не следовало ли воспользоваться этим благоприятным обстоятельством? Жак Хелло сообщил Вальдесу ответ мальчика. - Да... через шесть или семь часов, - сказал он, - отец Эсперанте был бы предупрежден, что наш маленький отряд направляется в Санта-Жуану, и послал бы, конечно, нам подкрепление... Он сам бы пошел нам навстречу... - В самом деле, - ответил Вальдес. - Но отпустить мальчика - значило бы лишиться проводника, а мне кажется, что он нужен нам, так как знает местность... - Вы правы, Вальдес! Гомо нам необходим, в особенности для перехода брода Фраскаэс... - Мы будем там в полдень. А раз мы перейдем брод, тогда посмотрим... - Да, посмотрим, Вальдес!.. Может быть, опасность именно у этого брода... А может быть, Жаку Хелло и его товарищам угрожала и более близкая опасность? Разве Жиро, обнаружив расположенный на правом берегу Торриды лагерь, не мог подняться по левому берегу с шайкой Альфаниза? И так как квивасы имели преимущество в несколько часов, то не перешли ли они уже брод Фраскаэс? И не спускаются ли теперь по правому берегу, где они должны встретиться с маленьким отрядом? Это предположение было очень вероятным. Однако в девять часов Вальдес, отходивший на несколько сот шагов в сторону, сообщил, что путь свободен. Что касается другого берега, то ничто не указывало на присутствие на нем квивасов. Жаку Хелло пришла тогда в голову мысль сделать привал здесь, и он спросил Гомо: - На каком расстоянии от брода мы находимся? - В двух часах пути, - ответил молодой индеец, который умел определять расстояние лишь по времени. - Сделаем привал, - скомандовал Жак Хелло, - и позавтракаем поскорее остатками провизии... Бесполезно разводить огонь. В действительности это значило бы выдать свое присутствие, но этот аргумент Жак Хелло оставил при себе. - Надо торопиться, друзья мои... надо торопиться! - повторил он. - Привал всего на четверть часа! Молодая девушка отлично понимала, что Жак Хелло чем-то сильно обеспокоен, но чем именно - она не знала. Конечно, она слышала, что квивасы бродили по территории, знала, что Жиро исчез, он она не могла предположить, чтобы испанец поднялся по Ориноко на "Галлинетте" лишь с целью присоединиться к Альфанизу, как не могла думать, что между Жиро и этим беглым каторжником существовали давнишние отношения. Несколько раз она готова была крикнуть: "Что случилось, Хелло?" Но молчала, надеясь на ум Жака Хелло, на его храбрость, преданность и желание как можно скорее достичь цели. Завтрак был окончен очень скоро. Герман Патерн, который охотно продолжал бы его, примирился с неизбежным. В девять часов с четвертью, завязав и взвалив на плечи мешки, путешественники двинулись опять в дорогу. Жак Хелло и Вальдес не переставали следить за другим берегом, не оставляя без внимания и того берега, по которому они шли сами. Ничего подозрительного не замечалось, Быть может, квивасы ожидали отряд у брода Фраскаэс? Около часа пополудни Гомо указал в нескольких стах шагах изгиб реки, который, повернув к востоку, скрывался за группой голых скал. - Там, - сказал он, - Там!.. - ответил Жак Хелло, сделав знак товарищам остановиться. Подойдя настолько, чтобы видеть русло Рио-Торриды, он убедился, что дно реки усеяно камнями и песком, между которыми текли лишь струйки воды, легко переходимые вброд. - Хотите, я пойду осмотрю окрестности брода? - предложил Вальдес Жаку Хелло. - Идите, Вальдес, но из осторожности не переходите на другую сторону и возвращайтесь тотчас же, как только убедитесь, что путь свободен. Вальдес пошел и через несколько минут исчез из виду за поворотом Торриды. Жак Хелло, Жан, сержант Мартьяль, Гомо и носильщики поджидали его, остановившись тесной группой на берегу. Герман Патерн уселся на землю. Как ни владел собой Жак Хелло, он не мог скрыть своего беспокойства. Гомо спросил его: - Почему мы не идем вперед? - Да, почему? - прибавил Жан. - И почему Вальдес пошел на рекогносцировку? Жак Хелло ничего не ответил. Он отделился от группы и сделал несколько шагов к реке, желая осмотреть левый берег. Прошло пять минут, - минут, которые кажутся часами. Жанна подошла к Жаку Хелло. - Отчего Вальдес не возвращается? - спросила она, стараясь поймать его взгляд. - Он должен сейчас вернуться, - ответил Жак Хелло. Прошло еще пять минут, потом еще. Никто не произнес ни слова... Вальдес имел достаточно времени, чтобы дойти до брода и вернуться, а его все не было. Между тем никто не слыхал ни крика, ничего, что могло бы возбудить тревогу. Жак Хелло имел столько хладнокровия, что выждал еще пять минут. Очевидно, идти по броду было не более опасно, чем оставаться на месте или повернуть назад. Если маленький отряд должен был ожидать нападения, то оно случилось бы и тут, и там. - Идем! - сказал наконец Жак Хелло. Он пошел впереди, а его товарищи - за ним, не говоря ни слова. Они поднялись вдоль берега на протяжении трехсот шагов и достигли поворота Рио-Торриды. В этом месте нужно было сойти к броду. Молодой индеец шагах в пяти впереди подполз к первым скалам, которые омывало течение. Вдруг на левом берегу, к которому шли Жак Хелло и его товарищи, раздались громкие крики. Около сотни квивасов сбежались со всех сторон и бросились через брод, потрясая оружием и издавая воинственные крики... Жак Хелло не успел даже выстрелить. Да и что могли сделать ружья Германа Патерна и сержанта Мартьяля? Что могли сделать револьверы гребцов против сотни людей, которые занимали подступы к броду? Жак Хелло и его товарищи, тотчас же окруженные со всех сторон, поставлены были в необходимость сдаться. Как раз в этот момент среди группы воюющих квивасов появился Вальдес. - Вальдес! - воскликнул Жак Хелло. - Эти негодяи взяли меня в западню!.. - ответил рулевой "Галлинетты". - А с кем мы имеем дело? - спросил Герман Патерн. - С шайкой квивасов... - ответил Вальдес. - И с ее атаманом! - перебил чей-то угрожающий голос. На берегу стоял человек рядом с двумя другими, так же, как и он, неиндейцами. - Жиро! - воскликнул Жак Хелло. - Называйте меня моим настоящим именем: Альфаниз. - Альфаниз! - повторил сержант Мартьяль. И его взгляд, так же как и взгляд Жака Хелло, с ужасом обратился на дочь полковника Кермора. Жиро и был тем самым Альфанизом, который бежал из Кайенны с тремя другими каторжниками, его товарищами по заключению. Заместив начальника квивасов, Мету Саррапиа, убитого при встрече шайки с венесуэльской полицией, испанец уже больше года бродил по саванне. Пять месяцев назад - читатель не забыл этого - квивасы решили возвратиться на территорию, лежащую к западу от Ориноко, откуда они были выгнаны колумбийскими войсками. Но прежде чем покинуть горную область Рораймы, их новый атаман хотел обследовать восточное побережье реки. Для этого он отделился от своей шайки и спустился по льяносам до Сан-Фернандо на Атабапо, пройдя через Кариду, где индеец барэ действительно видел его. В Сан-Фернандо он ждал случая, чтобы вернуться к источникам Орино- ко, когда пироги "Галлинетта" и "Мориша" готовились к отплытию в миссию Санта-Жуана. Альфаниз, известный под именем Жиро, заявив, что желает добраться до миссии, предложил свои услуги рулевому "Галлинетты", который нанимал себе экипаж, и, как уже известно, был им - на несчастье тех, кто отправлялся к верховьям реки, - принят. Имея, таким образом, возможность вернуться к квивасам, Альфаниз вместе с тем мог наконец осуществить и свою месть по отношению к полковнику Кермору. Действительно, он узнал, что юноша, ехавший на "Галлинетте" с сержантом Мартьялем, отправился на поиски отца, который своими показаниями дал суду возможность осудить его на вечные каторжные работы в остроге Кайенны. Представлялся редкий, едва ли не единственный случай завладеть юношей, а может быть, и полковником, если в миссии Санта-Жуана обнаружились бы его следы, и, во всяком случае, отомстить отцу посредством сына. Остальное известно. Встретив одного из сообщников в ночь, проведенную им на берегу в Янаме, Альфаниз бежал с пирог, как только они прибыли к пику Монуар. Затем, убив индейца, который отказывался стать его проводником, он поднялся вверх по течению Торриды, перешел брод Фраскаэс и присоединился к шайке квивасов... Теперь, завладев Жаком Хелло и его товарищами, этот негодяй рассчитывал захватить и их пироги на Ориноко. Кроме того, в его руках был сын, вернее - дочь полковника Кермора. ^TГлава одиннадцатая - МИССИЯ САНТА-ЖУАНА^U За тринадцать лет до начала этой истории в области, через которую протекает Рио-Торрида, не было ни одной деревни, ни одного поселка, ни одной плантации. Редко-редко появлялись здесь только индейцы, когда необходимость заставляла их перегонять скот. На поверхности этой территории были лишь обширные льняносы, плодородные, но не обработанные, непроходимые леса, болотистые равнины, залитые зимой избытком вод соседних рек. Из животного царства здесь встречались лишь хищники да обезьяны и дичь, не говоря, конечно, о насекомых, особенно о комарах. В сущности говоря, это была пустыня, куда не отваживались проникать ни купцы, ни промышленники Венесуэльской Республики. Такова была эта отдаленная часть Венесуэлы, когда иностранец-миссионер вступил во владение ею. Разбросанные на этой территории индейцы принадлежали большей частью к племени гуахарибосов. Обыкновенно они бродили по льяносам, в глубине лесов, к северу от правого берега Ориноко. Они имели только подобие хижин для жилья и лишь кору в виде одежды. Их пища состояла из корней, пальмовых почек, муравьев и лесных вшей; они не знали даже употребления маниокового хлеба, являющегося главной пищей в Центральной Америке. Они, казалось, стояли на первой ступени человеческого развития. Рост у них был маленький, сложение слабое, живот раздутый, как у землеедов. И действительно, зимой они часто бывали вынуждены от голода есть землю. Волосы у них были красноватые и длинные, до плеч; лицо, на котором наблюдатель мог бы заметить признаки смышлености, хотя и оставшиеся в недоразвитом состоянии, имело цвет более белый, чем у других индейцев, как то: квивасов, пиароанцев, баресов, марикитаросов и банивасов. Все, одним словом, подтверждало, что это - одна из самых низких по культурному уровню расовых разновидностей. Однако эти туземцы считались до такой степени страшными, что даже их соплеменники едва осмеливались проникать на занятую ими территорию, и их считали настолько склонными к грабежам и убийствам, что купцы Сан-Фернандо не поднимались выше Окамо и Маваки. Так установилась та ужасная репутация, которая сохранялась еще пять-шесть лет назад, когда Шаффаньон, пренебрегши страхом гребцов, решился продолжать свою эскпедицию по Ориноко до истоков этой реки. Встретив их у пика Монуар, он убедился, что возводимые против этих несчастных и безобидных индейцев обвинения обоснованы очень плохо. Уже в то время некоторые из них, собранные испанским миссионером, образовали первую ячейку миссии Санта-Жуана. Отец Эсперанте задумал обратить гуахарибосов в христианство, а попутно и использовать их труд для устройства плантаций. С этой целью он и поселился в самой глубине этих саванн Сьерра-Паримы. Здесь он решил основать деревню, которая с течением времени должна была обратиться в городок. Когда отец Эсперанте прибыл в эту пустыню, с ним был только один товарищ, по имени Анжелос, послушник иностранных миссий, которому было двадцать лет. Оба они основали, расширили, организовали миссию Санта-Жуана и создали обширное хозяйство. Привлекли к труду индейцев, образовав из них сплоченное население, которое ко времени настоящего рассказа исчислялось в тысячу человек, включая сюда и жителей соседних льяносов. Место для будущего городка миссионер избрал в пятидесяти километрах к северо-востоку от истоков Ориноко и в таком же расстоянии от устья Торриды. Выбор этот был удачен. Почва здесь необыкновенно плодородная; на ней растут самые полезные растения, как деревья, так и кусты. Тут можно было встретить и так называемый маринас, кора которого образует род естественного войлока, и банановые деревья, и платаны, и кофейное дерево, каучуковое дерево, какао, поля сахарного тростника, плантации табака и т. п. При небольшой затрате труда эти поля, вспаханные и засеянные, могли дать в изобилии маниоку, сахарный тростник и маис, который дает ежегодно четыре жатвы по "сам-четыреста". Это удивительное плодородие, которое от хороших способов обработки могло еще больше увеличиться, происходило оттого, что почва здесь была совсем девственная. Ничто не истощало ее естественной мощи. По ее поверхности протекали, даже летом, многочисленные ручьи и, впадая в Рио-Торриду зимой, вливали через нее обильные потоки воды в Ориноко. Первые постройки миссии расположились на левом берегу реки, которая стекает со склонов Рораймы. Постройки эти были не простыми хижинами, а настоящими домами, не уступавшими лучшим постройкам банивасов или марикитаросов. Урбана, Кайкара, Сан-Фернандо на Атабапо могли бы позавидовать этим крепким и удобным жилищам. Деревня находилась вблизи горной цепи, отделившейся от Сьерра-Паримы, первые склоны которой были очень удобны для здорового и приятного местожительства. Испанский язык здесь стал мало-помалу вытеснять собой местное наречие гуахарибосов. Кроме того, здесь жило около 50 белых, венесуэльцев по происхождению, явившихся, чтобы обосноваться в миссии, и хорошо принятых ее начальником. Все, что нужно было для создания этого поселения, из года в год привозилось по Ориноко. Вполне понятно, что известность миссии распространилась сначала до Сан-Фернандо, потом до Боливара и Каракаса. Не следует, однако, думать, что миссия Санта-Жуана никогда не подвергалась тяжелым испытаниям. Она выросла ценой непрерывного изнурительного труда индейцев. И сколько опасностей было вначале! Приходилось защищать деревню от других племен, которых тянуло сюда на грабежи и убийства, явившиеся, впрочем, естественным ответом на вторжение европейцев в эти искони свободные земли. Население миссии должно было отражать нападения, которые грозили разрушить все дело в зародыше. Чтобы противостоять бродящим около Ориноко индейским племенам, были предприняты самые решительные меры. Миссионер проявил себя как человек решительного действия. Все взрослые гуахарибосы были зарегистрированы, дисциплинированы, обучены владеть оружием. Безопасность миссии была обеспечена постоянным отрядом-сотней отличных стрелков, снабженных современными ружьями, при достаточном количестве патронов. Они обладали верным индейским глазом, и никакое нападение на миссию не имело шансов на успех. Доказательством этого явилось нападение на миссию Альфаниза с его сообщниками и шайкой квивасов год назад. Хотя они и были в одинаковом числе, когда отец Эсперанте дрался с ними во главе своего вооруженного отряда, однако квивасы понесли крупные потери, тогда как со стороны гуахарибосов почти не было жертв. Именно вследствие этой неудачи квивасы решили покинуть местность и вернуться на территорию, расположенную к западу от Ориноко, тем более что миссия Санта-Жуана была организована не только для защиты, но и для нападений. Выше было сказано о растениях, которые так сильно способствовали процветанию миссии Санта-Жуана. Однако это не был единственный источник ее богатства. К полям примыкали громадные равнины; на них паслись стада коров и быков, пропитание которых было обеспечено травой саванн и растительностью леса. Скот составлял крупную отрасль торговли, как, впрочем, и во всех провинциях Венесуэльской республики. Затем гуахарибосы имели известное количество лошадей, которые когда-то водились здесь в изобилии. Часть этих лошадей служила для перевозки и разведок гуахарибосов, которые очень быстро сделались отличными наездниками. Это обстоятельство позволяло делать частые рекогносцировки в окрестностях миссии и нападать на "сомнительные" племена. Отец Эсперанте был действительно таким, каким его описали Мирабаль, молодой Гомо, а также лже-Жиро. Его лицо, осанка, его движения показывали в нем человека действия, необычайной силы воли начальника, привыкшего командовать. Он обладал железной энергией. Его строгие глаза смотрели прямо и решительно. Хотя ему и перевалило за 60, но его высокая фигура, широкие плечи, развитая грудь и крепкие члены свидетельствовали о большой физической силе и выносливости. Какова была жизнь этого миссионера прежде, чем он стал начальником миссии, - этого никто не знал. Относительно своего прошлого он хранил абсолютное молчание. Но по той грусти, которая иногда набегала на его лицо, можно было понять, что он носил в себе какую-то тайну... Нужно заметить, что отец Эсперанте имел достойного сподвижника в лице своего помощника. Брат Анжелос был предан ему и имел право на значительную часть доходов этого предприятия. Вместе с ними в охране порядка в поселк