сться к добыче, живут кайманы. Некоторые из этих громадных животных подплывали на несколько шагов к "Галлинетте". Эти гиганты из семейства крокодилов достигают длины 6 метров и в большом количестве водятся в притоках Ориноко. Кайманы равнинных рек достигают сравнительно небольшой длины. На предложенный ему юношей вопрос рулевой Вальдес ответил: - Эти животные не все опасны. Среди них есть такие, например бавасы, которые не нападают даже на купающихся. Что же касается кайманов, которые попробовали человеческого мяса, то они бросились бы в самые лодки, чтобы вас съесть. - Пусть только явятся! - воскликнул Мартьяль. - Нет... пусть уж лучше не являются! - ответил Жан, показывая рукой на одно из этих чудовищ, громадные челюсти которого закрывались и открывались с большим шумом. Впрочем, не одни только крокодилы наполняют воду Ориноко и его притоков. Здесь встречаются также карибы-рыбы, обладающие такой силой, что они одним ударом ломают самые крепкие рыболовные крючки. Следует также остерегаться скатов и электрических угрей. Снабженные довольно сложным аппаратом, они убивают других рыб электрическим разрядом, который небезопасен и для человека. В течение этого дня лодки проходили мимо нескольких островов, около которых течение было настолько быстро, что раз или два пришлось употребить бечеву, привязывая ее к крепким древесным корням. Когда лодки проходили мимо острова Вэриха де-Моно, покрытого густым лесом, с "Марипара" раздалось несколько выстрелов и в реку упало с полдюжины уток. Это Мигуэль и его друзья показывали свои охотничьи способности. Через несколько минут после этого шлюпка с "Марипара" подплыла к "Галлинетте". - Вот вам, чтобы разнообразить ваш стол!.. - сказал Мигуэль, предлагая пару уток. Жан Кермор поблагодарил Мигуэля; сержант Мартьяль только пробурчал что-то вроде благодарности. Расспросив юношу, хорошо ли он провел эти два дня путешествия, и получив утвердительный ответ, Мигуэль пожелал доброго вечера племяннику и дядюшке, после чего шлюпка возвратилась к пироге. Как только наступила ночь, обе фальки пристали к острову Пахараль, так как правый берег реки был загроможден скалами. Поужинали с большим аппетитом. Утки, приготовленные сержантом Мартьялем, который, как бывший полковой кашевар, умел готовить, имели вкусное и ароматное мясо, гораздо более приятное, чем у европейских уток. В десять часов легли спать, по крайней мере юноша растянулся на циновке в отведенной для него части каюты, и дядя, верный своим привычкам, старательно завесил его сеткой от комаров. Эта предосторожность была необходима. Каких только насекомых здесь не бывает! Шаффаньон, если верить сержанту Мартьялю, не впал в преувеличение, когда сказал, что "насекомые, может быть, самое большое препятствие при путешествии по Ориноко". Мириады ядовитых жал кусают здесь путешественника, не давая ему никакой пощады. Эти укусы дают воспаление, болезненность которого чувствуется через две недели и вызывает иногда сильную лихорадку. С каким старанием поэтому дядюшка приспособил защитную сетку около постели племянника! Затем какие клубы дыма выпустил он из своей трубки, чтобы прогнать хоть на время ужасных насекомых! И какими энергичными ударами он раздавил тех из них, которые старались пролезть в плохо закрытые щели. - Мартьяль, ты себе отобьешь руки, - повторял несколько раз Жан. - К чему так стараться?.. Мне решительно ничего не мешает спать... - Нет, - отвечал солдат, - я не хочу, чтобы хоть одно из этих мерзких насекомых жужжало у твоих ушей. И он продолжал неистовствовать все время, пока слышал жужжание. Затем, когда заметил, что Жан уже заснул, пошел лечь сам. Хотя он и издевался над укусами, считая себя слишком толстокожим для насекомых, однако они кусали его не меньше, чем всякого другого, и он чесался так, что, казалось, дрожала вся лодка. На другое утро пироги отвалили от берега и пошли под парусами. Ветер был хотя и неровный, но благоприятный. Низкие густые облака покрывали небо. Шел сильный дождь, и пассажиры должны были прятаться в каютах. С самого начала пришлось бороться с сильным течением, так как фарватер реки был сжат цепью маленьких островков. Пришлось даже приблизиться к левому берегу, где течение было слабее. Этот берег представлял собой болотистую поверхность, усеянную каналами, озерцами, болотами. В таком виде он тянется от устья Апурито до устья Ароки, на протяжении 200 километров. В этой местности водятся дикие утки. Они носились над равниной, виднеясь черными точками на фоне неба. - Если их здесь столько же, сколько комаров, то это великолепно. Они не так неприятны, не говоря уж о том, что их можно есть! - воскликнул сержант Мартьяль. Он не мог бы придумать более удачного сравнения. Не подтверждает ли это сравнение факт, рассказанный Элизе Реклю со слов Карла Закса, что кавалерийский полк, вынужденный стоять лагерем около одного из болот в этой местности, в течение двух недель питался исключительно дикими утками, причем количество этих птиц в окрестностях нисколько не уменьшалось? Охотники с "Галлинетты" и "Марипара" - еще меньше, чем полк, о котором только что шла речь, - могли, конечно, уменьшить количество птицы в этой местности. Они удовольствовались тем, что убили их несколько дюжин, а шлюпки подобрали их с поверхности реки. Жан сделал несколько удачных выстрелов, к крайнему удовольствию Мартьяля. Сержант, не желая оставаться ни в чем в долгу у Мигуэля и его товарищей, тотчас же послал им часть дичи. В продолжение этого дня рулевым пришлось проявить большую ловкость, чтобы избежать скал, натолкнуться на которые значило бы потерять лодку среди поднявшейся от дождей реки. Помимо скал приходилось лавировать между унесенными течением стволами деревьев. Эти деревья были смыты с острова Замура, который уже несколько лет постепенно размывался водой. Пассажиры пирог могли убедиться, что этот остров близок к полному разрушению. К ночи фальки остановились у острова Казимирито. Здесь путешественники нашли приют от внезапно разразившейся бури, которая бушевала с редкой силой. Несколько покинутых хижин, обыкновенно служащих убежищем для охотников за черепахами, дали пассажирам более надежный приют, чем их каюты. Впрочем, сошли на берег только пассажиры "Марипара". Что касается пассажиров "Галлинетты", то, несмотря на приглашение, они остались в лодке. К тому же, может быть, высаживаться на острове Казимирито было не совсем осторожно из-за множества обезьян, пум и ягуаров. К счастью, буря заставила этих хищников попрятаться в логовища и лагерь не подвергся их нападению. Впрочем, во время затишья бури слышались иногда рев хищников и дикие крики местных обезьян, вполне заслуженно получивших имя ревунов. На следующий день небо прояснилось. За ночь тучи опустились. Крупный дождь, образующийся в верхних слоях атмосферы, сменился мелким а частым, который, впрочем, тоже прошел к рассвету. Временами проглядывало солнце, и установившийся северо-восточный ветер позволил лодкам идти быстро. Расширившееся русло Ориноко представляло зрелище, которое не могло не обратить на себя внимания Жана и Мартьяля как уроженцев Нанта. Сержант сказал: - Посмотри, племянник, где мы находимся сегодня... Юноша, выйдя из каюты, поместился на носу лодки, парус которой надувался за его спиной. Прозрачный воздух позволял видеть далекие горизонты льяносов. Тогда Мартьяль прибавил: - Уж не вернулись ли мы в нашу Бретань? - Я понимаю тебя, - ответил Жан. - Здесь Ориноко похоже на Луару... - Да, Жан, на нашу Луару, выше и ниже Нанта!.. Видишь там эти желтые пески?.. Если бы среди них плавало с полдюжины шаланд с большими парусами, мне казалось бы, что мы сейчас прибудем в Сан-Флоран или Мов. - Ты прав, дорогой Мартьяль, сходство поразительно. Впрочем, эти длинные равнины, которые тянутся по обоим берегам, напоминают мне скорее берега нижней Луары около Пеллерена или Пенбефа. - Это правда, племянник, и я готов ждать, когда покажется пароход из Сен-Назера, - пироскаф, как говорят там, - греческое слово, которое я никогда не мог понять! - Если мы и увидим этот пироскаф, - ответил юноша, - мы все же не сядем на него, дядюшка... пусть он идет своей дорогой... Нант для нас теперь там, где мой отец. Не правда ли?.. - Да, там, где полковник. Когда мы разыщем его, когда он узнает, что он не один на свете... он опять спустится по течению этой реки в лодке... потом на "Боливаре"... потом он сядет с нами на пароход, идущий в Сен-Назер, - уж на этот раз для того, чтобы действительно вернуться во Францию. - Как бы я желал этою! - пробормотал Жан. Когда он произносил эти слова, его взгляд был направлен к деревьям, отдаленные силуэты которых вырисовывались на юго-востоке. Затем, вспомнив, по-видимому, замечание, которое справедливо сделал Мартьяль относительно сходства Луары и Ориноко в этой части последнего, он сказал: - Есть кое-что, что можно видеть здесь, на этих реках, в известное время года и чего нет ни на верхней, ни на нижней Луаре. - Что такое?.. - Это черепахи. Каждый год, около середины марта, они кладут здесь свои яйца и зарывают их в песок. - А, здесь есть черепахи? - Тысячи! Даже та речка, которую ты можешь видеть на правом берегу, прежде чем называться рекой Шаффаньона, называлась рекой черепах. - Если она так называлась, то, вероятно, заслужила это имя... Но до сих пор я не вижу.,. - Немножко терпения, дядюшка Мартьяль! Хотя время кладки яиц уже прошло, ты все же увидишь черепах в таком количестве, что просто не поверишь... - Но если кладка яиц кончилась, мы не сможем полакомиться яйцами, которые, как мне говорили, очень вкусны... - Великолепны! А их мясо, пожалуй, еще вкуснее. Я надеюсь, что наш рулевой Вальдес ухитрится поймать их несколько штук для супа... - Суп из черепах!.. - воскликнул сержант. - Да. На этот раз он не будет сделан, как во Франции, из телячьей головки... - Не стоило бы и ехать сюда, так далеко, - возразил сержант, - чтобы поесть простого рагу! Юноша не ошибался, говоря, что лодки приближались к местности, куда присутствие черепах привлекает окрестных индейцев. Теперь туземцы появлялись здесь только в период рыбной ловли, но раньше они занимали эти места постоянно. Тапаритосы, панаресы, ярусосы, гуагюсы, мапойосы жестоко враждовали между собой из-за черепах. Когда-то жили здесь также и отомакосы, в настоящее время рассеявшиеся в направлении к западу. По рассказам Гумбольдта, эти индейцы, которые воображали, что происходят от "каменных предков", были отличными игроками в мяч, более ловкими, чем даже переселившиеся в Венесуэлу европейские баски. Их считали также "землеедами", которые в случае недостатка рыбы питались глиняными шариками. Впрочем, эта привычка не совсем исчезла среди них и сейчас. Этот порок - трудно было бы назвать его иначе - развивается в них с детства. Землееды, или геофаги, поедают землю, как китайцы курят опиум: это их непреодолимая потребность. Шаффаньон встретил несколько человек этих несчастных, которые доходили до того, что слизывали глину с крыш. После полудня фальки плыли с большими затруднениями, и их экипаж чрезвычайно утомился. Благодаря пескам фарватер реки здесь очень суживался и течение было очень быстрое. С юга, где небо было покрыто грозовыми тучами, доносилось отдаленное громыхание. Против ветра шла сильная гроза. Скоро наступил штиль, только изредка прерывавшийся легким дуновением ветра. При таких условиях благоразумие требовало отыскать убежище, так как никогда нельзя заранее знать, чем кончится гроза в Ориноко. К несчастью, эта часть реки не представляла ни одного удобного пункта для стоянки. С обеих сторон тянулись бесконечные льяносы, огромные безлесные равнины, на которых ураган смел бы все, не встречая препятствий. Мигуэль, желая знать, что намерен предпринять рулевой Мартос, спросил его, не думает ли он встать до завтра на якорь на самой реке. - Это было бы опасно, - ответил Мартос. - Наш якорь не выдержал бы. Нас выбросит на пески и разобьет... - Что же в таком случае предпринять? - Постараемся достигнуть какого-нибудь ближайшего поселка, а если это окажется невозможным, спустимся к острову Казимирито, у которого провели прошлую ночь. - Какой же это поселок? - Буэна-Виста на левом берегу. Необходимость этого маневра была настолько очевидна, что, не переговорив даже с рулевым "Марипара", Вальдес уже направил свою лодку к упомянутому поселку. Паруса висели. Чтобы их не рванул случайный ветер, гребцы убрали их на дно лодок. Впрочем, можно было надеяться, что гроза не разразится раньше как через один-два часа. Облака на юге стояли неподвижно. - Скверная погода, - сказал Мартьяль, обращаясь к рулевому "Галлинетты". - Да, скверная погода! Постараемся ее предупредить. Обе лодки находились в это время на расстоянии не больше пятидесяти шагов одна от другой. При помощи шестов едва удавалось преодолевать силу течения. Впрочем, другого способа передвижения не было. Оставалось поэтому приблизиться к левому берегу, вдоль которого можно было подняться при помощи бечевы. На это пришлось употребить целый час. Сколько раз лодкам грозила опасность быть унесенными течением на камни! Наконец благодаря ловкости рулевых, усилиям гребцов, которым помогали, с одной стороны, Мигуэль, Фелипе и Варинас, а с другой - сержант Мартьяль и Жан, лодкам удалось пристать к левому берегу раньше, чем они были снесены течением. Тут взялись за бечеву. Хотя тянуть было тяжело, но по крайней мере не было риска, что лодки унесет течением. По предложению Вальдеса лодки были связаны одна с другой, и оба экипажа стали на бечеву. Таким образом прошли острова Сейба, Курурупаро и Эстериллеро, а затем и остров Пассо-Редондо, лежащий ближе к правому берегу. Временами гроза приближалась. Весь южный горизонт сверкал частыми молниями. Не переставая, гремел гром. К счастью, около восьми часов вечера, когда буря разразилась над путешественниками градом и ветром, обе лодки уже находились в надежном убежище, у деревни Буэна-Виста. ^TГлава седьмая - МЕЖДУ БУЭНА-ВИСТОЙ И УРБАНОЙ^U В течение ночи гроза натворила много бед. Ее разрушительное действие сказалось на протяжении 15 километров, до самого устья Ароки. В этом легко было убедиться на другое утро, 26 августа, при виде всякого рода обломков, которыми были усеяны желтоватые воды обыкновенно прозрачной реки. Если бы буря застала лодки в открытом месте, от них остались бы лишь бесформенные остовы, а экипаж и пассажиры погибли, и подать им помощь было бы немыслимо. К счастью, Буэна-Висту "чубаско" миновал; центр урагана сосредоточился западнее. Буэна-Виста занимает наиболее высокую часть острова, оканчивающегося в сухую погоду обильными песками, которые в дождливую пору покрываются водой. Это позволило "Галлинетте" и "Марипару" добраться до самого поселка. Поселка? В сущности, это была всего только кучка хижин, способных приютить до 150-200 индейцев; последние прибывают сюда для сбора черепашьих яиц, из которых добывают особого рода масло, пользующееся хорошим спросом на венесуэльских рынках. Таким образом, в августе поселок почти необитаем, так как время кладки черепахами яиц кончается в половине мая. В Буэна-Висте находилось всего человек шесть индейцев, живущих охотой и рыбной ловлей, и, конечно, не у них могли бы лодки запастись провизией, если бы это было нужно. Впрочем, запасов путешественников было достаточно до Урбаны, где нетрудно было их пополнить. Главное заключалось в том, чтобы спасти лодки от ужасной бури. К тому же, по совету гребцов, пассажиры высадились на берег, где одно из индейских семейств, занимавшее довольно чистую хижину, предложило им свое гостеприимство. Эти индейцы принадлежали к племени яруросов, которые когда-то считались первыми в крае. Семья состояла из мужа - сильного мужчины, его еще молодой жены, небольшой, но хорошо сложенной женщины, одетой в длинную индейскую рубаху, и двенадцатилетней дочери. К подаркам европейцев они отнеслись неравнодушно. Им дали: для отца - сигар, для жены и дочери - маленькое зеркальце и ожерелье из бус. Эти вещи считаются среди венесуэльских туземцев чрезвычайно ценными. Из мебели в хижине были только гамаки, подвешенные к потолку, и три или четыре корзины, в которые индейцы складывают одежду и наиболее ценные инструменты. Как ни был настроен против этого сержант Мартьялъ, пассажиры "Марипара" и он должны были разделить это гостеприимство сообща, так как ни он, ни его племянник не нашли бы ничего подобного в других хижинах. Мигуэль выказал себя по отношению к обоим французам даже более внимательным, чем его товарищи. Жан Кермор хотя и вел себя несколько сдержанно вследствие грозных взглядов своего дядюшки, все же ближе познакомился со своими товарищами по путешествию. Очень быстро завладела им и маленькая индеанка, которой понравилось ласковое обращение с ней Жана. Пока снаружи ревела буря, путешественники проводили время в разговорах. Разговоры эти прерывались оглушительным громом. Ни индеанка, ни ее ребенок не обнаруживали ни малейшего страха даже тогда, когда блеск молнии и удары грома раздавались одновременно, что свидетельствовало о близости электрического разряда. Несколько раз вблизи хижины, как потом путешественники могли убедиться, молния разбивала соседние деревья. Очевидно, индейцы настолько привыкли к этим, обычным на Ориноко, грозам, что не испытывали от них того подавленного настроения, которое в европейских странах овладевает даже животными. Этого нельзя было сказать о Жане. Правда, он не испытывал страха, но, во всяком случае, ему трудно было освободиться от того нервного беспокойства, которое овладевает иногда самыми решительными натурами. До полуночи продолжалась беседа гостей индейца, и если бы сержант Мартьяль понимал так же хорошо по-испански, как его племянник, он принял бы в ней самое живое участие. Эта беседа, начатая Мигуэлем, Фелипе и Варинасом, сосредоточилась на вопросе о причине, привлекающей в марте индейцев в эту часть реки. Конечно, черепахи посещают и другие места Ориноко, но нигде их не бывает так много, как на песках между речкой Кабулларе и деревней Урбана. По словам индейца, хорошо осведомленного о нравах этих животных, ловкого охотника и рыболова, - и то, и другое слово одинаково подходят к этой охоте, - тут в феврале начинают собираться черепахи, причем количество их надо исчислять по меньшей мере в сотнях тысяч! Само собой разумеется, что этот индеец, незнакомый с классификациями натуралистов, не мог сказать, к какой породе принадлежат черепахи, водящиеся в таком невероятном количестве по берегам Ориноко. Он довольствовался тем, что охотился за ними вместе с гуахибосами, отомакосами и другими индейцами, к которым присоединяются также метисы соседних льяносов, собирал их яйца, и совсем простым способом - таким же простым, как и добывание масла из оливы, - добывал из этих яиц масло. Обыкновенно это делается так: на берег вытаскивается лодка, поперек нее ставятся корзины с яйцами, затем яйца эти разбивают палкой, причем содержимое их, смешанное с водой, стекает на дно лодки. Через час после этого масло поднимается на поверхность; его нагревают, чтобы испарилась вода. Оно становится тогда светлым, и вся операция закончена. - Кажется, - сказал Жан, ссылавшийся на мнение своего любимого путеводителя, - масло это превосходно? - Да, превосходно, -подтвердил Фелипе. - И эти животные, имеющие около метра в окружности, весят не меньше двадцати четырех килограммов, - добавил Мигу эль. - Еще один маленький вопрос... - сказал Жан Кермор, обращаясь к Мигуэлю. - Ты слишком много говоришь, племянник, - пробормотал Мартьяль, теребя свой ус. - Сержант, - спросил Мигуэль, улыбаясь, - почему вы мешаете вашему племяннику учиться? - Потому что... потому что ему незачем знать больше своего дядюшки! - Хорошо, - возразил юноша, - но я все-таки задам свой вопрос: эти животные опасны? - Они могут оказаться опасными благодаря своей численности. Очутиться на их пути, когда они движутся сотнями тысяч... - Сотнями тысяч?.. - Да... Обыкновенно сбор яиц достигает пятидесяти миллионов штук. Принимая же во внимание, что среднее количество яиц одной черепахи достигает сотни, затем, что множество их раздавливается самими черепахами, и, в-третьих, что их остается достаточно, чтобы продолжать род черепах, я считаю среднее число черепах, посещающих пески Монтако в этой части Ориноко, в миллион штук. Подсчет Мигуэля не был преувеличен. Действительно, эти животные собираются мириадами, как выразился Реклю, и эта живая лавина, точно наводнение, опрокинула бы на своем пути всякое препятствие. Правда, люди уничтожают их в слишком большом количестве, и, может быть, когда-нибудь черепахи исчезнут совершенно. По крайней мере некоторые места улова, к крайнему сожалению индейцев, - между прочим, и пески Карибена, расположенные несколько ниже устья Меты, - уже покинуты черепахами. Индеец рассказал любопытные подробности о поведении черепах в период кладки яиц. Они ползают тогда по пескам, вырывают ямы, около метра глубиной, и складывают туда яйца. Это продолжается около двадцати дней, начиная с половины марта. Затем они тщательно закидывают вырытые ямы песком, под которым яйца очень быстро созревают. Помимо добывания масла туземцы бьют черепах и на мясо, которое очень ценится. Поймать их в воде, однако, почти немыслимо. Их ловят на песке, когда они держатся здесь разъединенно, при помощи палок переворачивая на спину. Это положение - самое отчаянное для черепах, так как перевернуться опять на лапы без посторонней помощи они не в состоянии. - Есть и люди такие, - заметил Варинас. - Если, к несчастью, они падают навзничь, то уже не могут больше встать. Этим верным замечанием довольно неожиданно закончилась беседа об оринокских черепахах. Тогда Мигуэль, обратившись к индейцу, спросил его: - Скажите, не видали ли вы при проезде через Буэна-Висту двух французских путешественников, которые поднимались вверх по течению реки четыре-пять недель назад? Вопрос этот очень интересовал Жана, так как дело шло о его соотечественниках. Поэтому он с некоторым волнением стал ждать ответа индейца. - Два европейца? - спросил индеец. - Да... два француза. - Пять недель назад? Да... я их видел, - ответил индеец, - их лодка останавливалась на сутки как раз там же, где теперь стоят ваши. - Они были в добром здравии? - спросил юноша. - Да... это были люди крепкого сложения, и они находились в отличном расположении духа. Один из них такой охотник, каким хотел бы быть я, и у него такое ружье, какое хотелось бы иметь мне. Он убил множество пум и ягуаров... Ах! Хорошо стрелять из ружья, которое шлет пулю в голову муравьеда или дикой кошки на расстоянии пятисот шагов! Глаза индейца, когда он говорил это, разгорелись. Он был тоже ловким стрелком и страстным охотником. Но что мог он сделать со своим посредственным ружьем, луком и стрелами, когда приходилось конкурировать с образцовым ружьем, которым, очевидно, обладал француз? - А его товарищ? - спросил Мигуэль. - Его товарищ? - ответил индеец. - О, он искатель растений... В это время индеанка произнесла несколько слов на туземном наречии, которого не могли понять путешественники, и вслед за этим ее муж сказал: - Да... да... я дал ему стебель одного редкого растения... и он был так доволен, что захотел сделать при помощи какой-то машины наше изображение на маленьком зеркале... - Вероятно, фотографию, - сказал Фелипе. - Не покажете ли вы его нам? - спросил Мигуэль. Девочка оставила свое место около Жана, открыла один из ящиков, стоявших на полу, вынула оттуда "изображение" и подала его юноше. Это действительно была фотография. Индеец был снят в своей любимой позе: в шляпе и плаще; направо от него стояла жена в длинной рубахе, с ожерельями на руках и ногах, налево - девочка, гримасничающая, точно счастливая обезьянка. - Вы не знаете, что сталось с этими французами? - спросил Мигуэль индейца. - Я знаю, что они переплыли реку, чтобы отправиться в Урбану. Оттуда, оставив лодки, они взяли направление через льяносы к востоку. - Они были одни? - Нет, с ними был проводник и несколько человек индейцев из племени мапойосов. - И со времени их отъезда вы о них ничего не слышали? - Нет. Что в самом деле сталось с обоими путешественниками, Жаком Хелло и Германом Патерном? Не было ли основания опасаться, что они погибли в этой экспедиции, к востоку от Ориноко?.. Не предали ли их индейцы?.. Не угрожала ли им в данный момент какая-либо опасность в этих малоизвестных краях?.. Жан знал, что Шаффаньон больше всего пережил опасностей от своей собственной охраны. Когда он исследовал Кору, то спас свою жизнь лишь тем, что убил проводника, который хотел его предать. При мысли, что оба его соотечественника могли погибнуть, как и многие другие исследователи этой части Южной Америки, юноша почувствовал сильное волнение... Вскоре после полуночи буря начала стихать. Небо прояснилось. - Будет хороший день, - заметил индеец, когда его гости покидали хижину. Действительно, лучше всего было вернуться к лодкам, так как ночь обещала быть тихой и сухой. В каютах на циновках было, конечно, гораздо удобнее спать, чем на земляном полу индейской хижины. На другой день с восходом солнца пассажиры были уже готовы покинуть Буэна-Висту. Солнце поднималось на довольно чистом небе; кроме того, подул северо-восточный ветер, так что можно было поставить паруса. Впрочем, путь до Урбаны, где предполагалось остановиться на сутки, был короткий. При благоприятных обстоятельствах можно было добраться до нее после полудня. Мигуэль и его два друга, сержант Мартьяль и Жан Кермор распрощались с индейцем и его семьей. Затем, поставив паруса, "Галлинетта" и "Маринар" двинулись по узкому фарватеру между песками. Стоило наступить, однако, разливу, и река залила бы все эти пески, раскинувшись в ширину на несколько километров. Сержант Мартьяль и юноша расположились в своей лодке перед каютой, чтобы подышать свежим воздухом. Парус защищал их от солнца, которое жгло, несмотря на ранний час. Сержант Мартьяль под впечатлением вчерашнего разговора, из которого он усвоил только часть, начал беседу такими словами: - Скажи, пожалуйста, Жан, ты веришь всем этим россказням индейца? - О чем? - Да об этих тысячах черепах, которые разгуливают в окрестностях. - Почему же нет?.. - Мне кажется уж очень необычайным! Ну, легионы крыс - это возможно... их видели... Но легионы этих животных, величиной по метру!.. - Их видели тоже. - Кто же видел? - Прежде всего индеец. - Ну, это его сказки! - Затем путешественники, которые поднимались по течению Ориноко, также говорят об этом. - О! Это в книгах, - ответил сержант Мартьяль, очень недоверчиво относившийся к печатному слову. - Ты не прав, дядюшка! Это очень правдоподобно и, прибавлю, даже вполне достоверно. - Хорошо... хорошо!.. Во всяком случае, если это и правда, то я не думаю, чтобы, как говорил Мигуэль, было очень опасно встретить так много черепах на своем пути! - Однако... если они загородят тебе дорогу... - Что ж такое... можно идти по их спинам, черт возьми! - А опасность быть раздавленным, если оступишься... - Ничего!.. Я все же хотел бы это видеть, чтобы поверить... - Мы приехали слишком поздно, - ответил Жан. - Месяца четыре назад ты мог бы убедиться в этом собственными глазами. - Нет, Жан, нет!.. Все эти рассказы выдуманы путешественниками, чтобы соблазнить честных людей, предпочитающих сидеть дома... - Есть и честные путешественники, дядюшка! - Если существует здесь столько черепах, то как же мы не видим ни одной?.. Посмотри на эти пески... Где же покрывающие их черепахи?.. Подожди, я не требователен... я не хочу их сотнями тысяч, этих черепах, я хочу всего только пятьдесят... десяток - одним словом, столько, чтобы сделать вкусный суп, в который я мог бы с удовольствием обмакнуть хлеб... - Ты дашь мне половину тарелки этого супа, не правда ли, дядюшка? Между тем обе лодки дружно продолжали подниматься вверх по течению, подгоняемые попутным ветром. Пока они шли левым берегом, ветер оставался благоприятным и прибегать к шестам не пришлось. Так продолжалось путешествие до устья Ароки, важного притока Ориноко, в которое он вливает воды, рожденные на самом склоне Анд и не смешанные ни с какими другими, так как в его узком бассейне нет ни одного притока. Около одиннадцати часов утра пришлось перевалить на другую сторону реки, так как Урбана лежит на правом берегу. Здесь начались довольно большие затруднения, несколько замедлившие путь. Фарватер поворачивал среди песков крутыми изгибами. Иногда благодаря этому вместо попутного ветер оказывался встречным. Приходилось убирать паруса, идти при помощи шестов, и так как течение здесь было очень быстрое, то, чтобы справиться с ним, пришлось взяться за работу всем поголовно. Было два часа пополудни, когда "Галликетта" и "Марипар", одна за другой, достигли острова, носящего то же имя, что и городок Урбана. Панорама этого острова была иной, чем у прибрежных льяносов; он оказался лесистым и носил на себе даже следы агрокультуры. В этой части реки такое можно видеть редко, так как индейцы занимаются исключительно охотой, рыбной ловлей и собиранием черепашьих яиц, что, вопреки мнению сержанта Мартьяля, занимает громадное число рук. Так как гребцы были очень утомлены, проработав под палящим полуденным солнцем несколько часов, то рулевые сочли необходимым сделать часовую остановку, чтобы поесть, а затем и отдохнуть. До Урбаны можно было успеть добраться к вечеру. Действительно, стоило обогнуть остров, и деревня тотчас же открывалась перед глазами. Это последний поселок на среднем Ориноко перед Карибеном, расположенным в 200 километрах выше, у устья Меты. Фальки пристали к берегу, и пассажиры сошли на землю, где и расположились в тени развесистых деревьев. Вопреки желанию сержанта Мартьяля, между пассажирами обеих лодок начали устанавливаться более или менее близкие отношения, что было, конечно, вполне естественно в подобном путешествии. Держаться обособленно было бы противно здравому смыслу. Мигуэль не скрывал своей симпатии к молодому Кермору, и последний, в силу простой любезности, не мог быть вполне равнодушен к оказываемому ему вниманию. Сержанту Мартьялю приходилось волей-неволей примириться с тем, чему он не мог помешать. Но, проявляя некоторую склонность к снисходительности, он внутренне бранил себя за свою слабость и глупость. На острове, который отчасти был возделан людьми, дичи, по-видимому, не было. Лишь несколько уток летали над поверхностью реки. Поэтому охотники и не предпринимали никакой охоты, тем более что в Урбане они могли достать все нужное для пополнения провизии лодок. Эта остановка прошла в разговорах. Гребцы разлеглись под сенью деревьев и отдыхали. Около трех часов Вальдес дал сигнал к отъезду, и лодки тотчас отвалили. Сначала пришлось подниматься на шестах до верхней оконечности острова. Оттуда оставалось только пересечь наискось реку. Эта последняя часть перехода прошла без всяких приключений, и обе лодки еще засветло пристали к деревне Урбана. ^TГлава восьмая - ПЫЛЬНОЕ ОБЛАКО НА ГОРИЗОНТЕ^U Урбану можно назвать столицей среднего Ориноко. Это самый важный пункт между Кайкарой и Сан-Фернандо на Атабапо. Один из этих двух городов расположен на повороте реки, где Ориноко меняет свое направление с востока на запад на южное; другой - на том повороте реки, где она меняет южное направление на восточное. Само собой разумеется, что это гидрографическое расположение отвечает действительности в том случае, если взгляд Мигуэля основательнее взглядов Фелипе и Варинаса. Так, впрочем, оно обозначено и на существующих картах Ориноко. Во всяком случае, только 600 километров отделяли географов от слияния трех рек, где этот вопрос должен был разрешиться. На правом берегу реки возвышается небо а холм Зерро, носящий то же название, что и городок, расположенный у его подошвы. Во время нашего рассказа число жителей Урбаны достигало 350-400 человек, ютившихся в сотне домов, все это были по преимуществу мулаты, смесь индейцев с испанцами. Это малокультурный народ; только немногие из них занимаются скотоводством. За исключением сбора черепашьих яиц, которым жители занимаются в короткий сезон, всю остальную часть года они посвящают исключительно охоте или рыбной ловле. Впрочем, живут здесь довольно сносно, и раскинутые между банановыми деревьями на берегу постройки производят впечатление редкого в этих краях достатка. Митуэль, Фелипе и Варинас, сержант Мартьяль и Жан Кермор рассчитывали остаться в Урбане только на одну ночь. С пяти часов вечера, когда они прибыли, им было достаточно времени для того, чтобы возобновить запасы мяса и овощей, так как городок был в состоянии удовлетворить все их нужды. Лучше всего, конечно, было обратиться к гражданскому губернатору города, который поспешил предложить к услугам пассажиров свое жилище. Это был мулат лет пятидесяти. Власть его как гражданского губернатора простирается над льяносами всего округа, и ему подчиняется речная полиция. Он жил здесь со своей женой и полудюжиной детей, от шести до восемнадцати лет, цветущими и крепко сложенными мальчиками и девочками. Когда он узнал, что Мигуэль и его два товарища были видными гражданами Боливара, он отнесся к ним еще более любезно и пригласил провести вечер в своем доме. Приглашение было сделано и пассажирам "Галлинетты". Жак Кермор был тем более рад, что это давало ему возможность осведомиться о судьбе его двух соотечественников, о которых он не переставал беспокоиться. Рулевые Вальдес и Мартос прежде всего позаботились о том, чтобы снабдить лодки всей необходимой провизией: сахаром, мясом и в особенности мукой, добываемой из смолотого между двумя камнями растения маниоки, обычно употребляемой, вернее даже, исключительно употребляемой в пределах среднего Ориноко. Обе лодки остановились в маленькой бухте, которая служила местным портом; здесь стояло несколько мелких лодок и рыбачьих пирог. Тут же находилась и третья фалька, под охраной туземца. Это была лодка французских путешественников Жака Хелло и Гермапа Патерна. Гребцы ожидали их возвращения в Урбану уже шесть недель и, не получая никаких вестей, очень беспокоились об их судьбе. Пообедав на своих лодках, пассажиры отправились в губернаторский дом. Вся семья последнего находилась в приемной, очень просто меблированной: стояли стол и стулья, обитые оленьей кожей, а стены были украшены охотничьими принадлежностями. На вечер были приглашены несколько граждан Урбаны и, между прочим, один из окрестных жителей. Последний не был совсем незнаком Жану благодаря тому, что он описан в книге Шаффаньона, который встретил у него во время своего путешествия весьма радушный прием. Вот что он говорит: "Маршаль, венесуэлец, немолодых уже лет, поселился лет пятнадцать назад в Тигре; расположенной несколько выше Урбаны. Этот Маршаль - очень неглупый человек. Он занимается скотоводством, построил изгородь, в которой находится около ста животных. За ними ухаживают несколько индейцев с их семьями. Вокруг этой изгороди раскинуты поля маниоки, маиса и сахарного тростника, окаймленные великолепными банановыми деревьями и вполне достаточные для пропитания этого маленького счастливого и мирного уголка с его обитателями". Маршаль, приехавший в Урбану по каким-то своим делам, как раз застал прибытие лодок. Он приплыл в город на небольшой лодочке с двумя гребцами и, остановившись у своего друга-губернатора, оказался таким образом естественным гостем среди других приглашенных на этот вечер. Маршаль нашел большое удовольствие для себя в беседе с Жаном Кермором на местном языке. Он напомнил ему, что лет пять назад его соотечественник жил у него некоторое время - к сожалению, весьма короткое. - Но он очень нетерпеливо стремился скорее продолжать свое путешествие, - прибавил Маршаль. - Это был отважный исследователь. Пренебрегая опасностями, он поднялся по реке вплоть до ее истоков, рискуя при этом жизнью. Когда Маршаль и губернатор узнали, какую цель преследовали Мигуэль, Фелипе и Варинас, то, как показалось Жану, они посмотрели друг на друга с некоторым недоумением. Для них вопрос об Ориноко был разрешен давно, и притом в пользу мнения Мигуэля. Хотя Маршаль и имел вполне определенное мнение относительно Атабапо и Гуавьяре, тем не менее он не переставал поощрять всех трех членов Географического общества к продолжению изысканий до слияния трех рек. - Для науки это будет только полезно, - сказал он. - Кто знает, может быть, вы привезете из вашей экспедиции какое-нибудь важное научное открытие!.. - Мы надеемся на это, - ответил Мигуэль, - так как нам предстоит посетить почти совершенно неизвестные местности, если - придется пробираться за Сан-Фернандо. - Проберемся! - подтвердил Фелипе. - Пойдем так далеко, как это будет нужно, - прибавил Варинас. Сержант Мартьяль понял лишь часть этого разговора, который ему переводил урывками племянник. Его очень удивляло, что люди с нормальным рассудком могли интересоваться вопросом, "из какой дыры вытекает та или другая река". - Впрочем, - пробормотал он, - если бы все люди были мудрецами, то не строили бы такого количества сумасшедших домов! Между тем разговор перешел на двух французов, возвращения которых тщетно ожидали в Урбане. Приехав в город, они были приняты губернатором. Маршаль тоже знал их, так как после отъезда из Урбаны они останавливались на день в его доме в Тигре. - А со времени их отъезда вы ничего не слышали о них? - спросил Мигуэль. - Решительно ничего, - ответил губернатор. - Мы не раз опрашивали жителей льяносов, возвращавшихся с востока, но они утверждают, что не встречали их. - Разве у них не было намерения подняться по течению Ориноко? - спросил Жан. - Да, мое дорогое дитя, - ответил Маршаль, - и они рассчитывали при этом останавливаться по пути в прибрежных деревнях. Как они сказали мне, они путешествуют несколько наугад. Один из них, Герман Патерн, с таким рвением занимается гербаризацией, что готов был рискнуть жизнью для того, чтобы открыть новое растение. Другой, Жак Хелло, образцовый охотник, питал страсть к географии, к определению местностей, к изысканиям источников. А такая страсть уводит далеко... очень далеко, иногда... слишком далеко, может быть... А когда надо возвращаться... - Будем надеяться, - сказал Варинас, - что с этими двумя французами никакой беды не случилось! - Надо надеяться, - ответил губернатор, - хотя их отсутствие продолжается уже слишком долго! - Вы наверно знаете, что они должны были вернуться в Урбану? - спросил Фелипе. - В этом отношении не может быть никаких сомнений, так как их лодки ожидают здесь со всеми коллекциями и принадлежностями. - Когда они отправились отсюда, - спросил Жан, - у них был проводник?.. охрана? - Да... несколько мапойосов, которых я раздобыл для них, - ответил губернатор. - Вы надеетесь на этих людей? - спросил Мигуэль. - Насколько вообще можно надеяться на местных индейцев. - А известно ли, - спросил Жан, - какую часть территории они намерены были исследовать? - Насколько я знаком с целью их путешествия, - ответил Маршаль, - они должны были направиться в Сьерра-Матапею, к востоку от Ориноко, - область очень мало известную и посещаемую только яруросами и мапойосами. Ваши оба соотечественника и начальник охраны были на лошадях, остальные индейцы, в числе пяти человек, сопровождали их пешком, неся мешки. - Местность к востоку от Ориноко подвержена наводнениям? - спросил Жан Кермор. - Нет, - ответил Мигуэль, - поверхность ее льяносов гораздо выше уровня моря. - Это действительно так, господин Мигуэль, - прибавил губернатор, - но там бывают землетрясения, как вам известно, очень частые в Венесуэле. - Во всякое время? - спросил юноша. - Нет, - заметил Маршаль, - в известные периоды; еще недавно, с месяц назад, мы ощущали довольно сильные колебания почвы, распространявшиеся до моего дома в Тигре. Действительно, известно, что венесуэльская почва часто подвергается вулканическим колебаниям, хотя в ее горах нет кратеров. Гумбольдт назвал даже эту страну "страной наиболее частых землетрясений". Это название было к тому же подтверждено разрушением в XVI веке города Куманы, который вторично был разрушен 150 лет спустя, причем окрестности его дрожали в течение пятнадцати месяцев подряд. Затем, разве не была подвержена сильным землетрясениям территория Анд, Мезида? Не были ли также погребены под развалинами Каракаса 12 000 жителей? Эти катастрофы, стоившие тысячи жертв, всегда возможны в испано-американских провинциях. И теперь тоже, с некоторого времени, в восточных областях Ориноко ощущались колебания почвы. Когда относительно двух французов все было выяснено, Маршаль приступил к расспросам сержанта Мартьяля и его племянника. - Мы знаем теперь, - сказал он, - почему предприняли это путешествие по Ориноко Мигуэль, Варинас и Фелипе. Ваше путешествие, вероятно, имеет иную цель... Сержант Мартьяль хотел сделать жест отрицания, но по знаку Жана должен был воздержаться от своего презрения к географическим вопросам, интересным, с ето точки зрения, разве лишь для фабрикантов. Юноша рассказал тогда свою историю, передал те мотивы, которые заставили его покинуть Францию, и намекнул, с какими чувствами он поднимался вверх по течению Ориноко в надежде получить какие-либо сведения в Сан-Фернандо, откуда отправлено было последнее письмо полковника Кермора, его отца. Старый Маршаль не мог скрыть волнения, которое ему причинил этот ответ. Он взял Жана за руки, обнял его и поцеловал в лоб, что, может быть, заставило сержанта несколько поворчать. После этого он пожелал юноше полного успеха в достижении намеченной цели. - Но вы, господин Маршаль, или вы, господин губернатор, ничего не слышали о полковнике Керморе? - спросил юноша. Последовал отрицательный ответ. - Может быть, - сказал губернатор, - полковник Кермор и не останавливался в Урбане?.. Однако это было бы странно, так как редко случается, чтобы лодки не заходили сюда пополнить свою провизию... Это было в тысяча восемьсот семьдесят девятом году, говорите вы? - Да, сударь, - ответил Жан. - Вы тогда уже были здесь, в этом городке? - Без сомнения, и я никогда не слыхал, чтобы полковник Кермор проезжал здесь. Казалось, полковник нарочно скрывался под каким-то псевдонимом со времени своего отъезда. - Но это ничего не значит, мое дорогое дитя! Не может быть, чтобы ваш отец не оставил следов своего пребывания в Сан-Фернандо. Там вы получите те сведения, которые обеспечат успех ваших поисков. Беседа продолжалась до десяти часов вечера. Затем гости губернатора, попрощавшись с его приветливой семьей, вернулись на лодки, которые должны были отплыть на другой день с восходом солнца. Жан растянулся на своей циновке в каюте; за ним, окончив свою обычную охоту на комаров, улегся на койку и сержант Мартьяль. Оба заснули, но их сон продолжался недолго. Около двух часов их разбудил непрерывный и всеусиливающийся шум. Это было точно отдаленное громыхание грома, но с последним смешивать его все-таки было нельзя. В то же время, поддавшись какому-то странному колебанию, воды реки всколыхнулись, и "Галлинетта" закачалась. Сержант Мартьяль и юноша поднялись, вышли из каюты и встали около мачты. Рулевой Вальдес и его гребцы, стоя на носу фальки, всматривались в горизонт. - Что случилось, Вальдес? - спросил Жан. - Право, не знаю... - Приближается гроза, что ли? - Нет... небо чисто... ветер дует с востока... он слабый... - Откуда же это смятение? - Право, не знаю... не знаю... - ответил Вальдес. В самом деле, это было необъяснимо, если не предположить, что где-нибудь вверху или ниже по течению образовался внезапный разлив реки. От капризното Ориноко можно было ожидать всего. На борту "Марипара" пассажиры и экипаж были в таком же изумлении. Мигуэль и его два друга, выйдя из каюты, тщетно старались объяснить причину этого странного явления. Обмен мнениями между обеими лодками не привел ни к какому правдоподобному объяснению. К тому же движение воды, которое ощущалось лодками, не миновало и берега. Поэтому почти в то же самое время жители Урбаны, покинув свои дома, высыпали на берег. Маршаль и губернатор поспешили к толпе, которую начала уже охватывать паника. Было 4 часа 30 минут утра, и скоро должен был наступить рассвет. Пассажиры обеих лодок вышли на берег и обратились с расспросами к губернатору. - Что такое происходит? - спросил Мигуэль. - Вероятно, в Сьерра-Матапее землетрясение, - ответил губернатор, - и сотрясение ощущается даже под водой. Мигуэль присоединился к этому мнению. Не могло быть сомнений, что местность подвержена была сейсмическим колебаниям, очень частым на территории льяносов. - Но есть еще что-то... - заметил Мигуэль. - Вы слышите, с востока доносится точно какое-то жужжание? Действительно, прислушавшись, можно было различить точно отдаленный храп, определить происхождение которого, однако, было невозможно. - Подождем, - сказал Маршаль. - Я не думаю, чтобы Урбане грозила какая-либо опасность. - Это и мое мнение, - заявил губернатор, - поэтому можно спокойно вернуться в дома. Предположение об отсутствии опасности было довольно вероятно, тем не менее только немногие жители последовали этому совету. К тому же начиналось утро, и, может быть, зрение могло дать объяснение тому явлению, которого не могло определить ухо. В течение трех часов шум в отдалении все нарастал самым странным образом. Казалось, что его производило что-то скользящее или ползущее по земле. Тяжелый и ритмичный, этот звук передавался на противоположный берег реки. Что колебание почвы можно было приписать землетрясению, центр которого находился в Сьерра-Матапее, - в этом ничего не было невероятного. Городок не в первый раз испытывал подобные явления. Что же касается надвигающегося грохота, похожего на шум приближающейся огромной армии, то никто еще не подозревал его настоящей причины. Губернатор и Маршаль, сопровождаемые пассажирами обеих лодок, направились к одному из ближайших холмов, чтобы осмотреть окрестность на большем расстоянии. Солнце поднималось на совершенно чистом небе, точно наполненный светящимся газом огромный воздушный шар, гонимый ветром к берегам Ориноко. На горизонте не было ни одного облачка, ни малейшего указания, что день может стать грозовым. Поднявшись на 30 метров, наблюдатели бросили взгляд к востоку. Перед ними открывалась бесконечность обширной зеленеющей равнины, "безмолвного травяного моря", как живописно определяет ее Элизе Реклю. Правда, это море было не совсем спокойно. Должно быть, оно действительно колебалось в самой глубине, потому что в расстоянии 4-5 километров над льяносами поднимались облака песчаной пыли. - Это, - сказал, вглядываясь в даль, Маршаль, - пыль, поднимающаяся с почвы. - Однако ее поднимает не ветер... - заметил Мигуэль. - Действительно, ветер чуть заметен, - отвечал Маршаль. - Неужели же это от сотрясения почвы?.. Нет... это объяснение не подходит... - И потом, - прибавил губернатор, - этот шум... точно от тяжелой поступи... - Что же это, наконец, такое?! - воскликнул Фелипе. В этот момент, точно в ответ на вопрос Фелипе, раздался выстрел, который повторило эхо в холмах Урбаны и за которым последовали еще выстрелы. - Ружейные выстрелы!.. - воскликнул сержант Мартьяль. - Это ружейные выстрелы, или я ничего не понимаю! - Должно быть, на равнине есть охотники, - заметил Жан. - Охотники, мое дорогое дитя?.. - ответил Марша ль. - Они не подняли бы такой массы пыли... Или их целый легион. Тем не менее трудно было предположить, чтобы услышанные выстрелы были произведены не револьверами или карабинами. Даже на желтом фоне пыльного облака можно было заметить легкий белый дымок. К тому же раздались новые выстрелы, и, как отдаленны они ни были, легкий ветер отчетливо донес их до города. - По-моему, - сказал Мигуэль, - мы должны отправиться в эту сторону и разузнать, в чем дело... - И помочь людям, которые, может быть, нуждаются в помощи, - прибавил Варинас. - Кто знает, - сказал Жан. - Может быть, это мои соотечественники. - Значит, им приходится иметь дело с целой армией: только тысячи людей могут поднять такое количество пыли!.. Вы правы, Мигуэль, спустимся на равнину... - Хорошо вооруженные, - прибавил Мигуэль. Эта мера была необходима, если предчувствие Жана Кермора не обманывало его, если действительно это были оба француза, которые защищались от нападения местных индейцев. В несколько минут каждый из присутствующих успел сбегать - кто к себе домой, кто к лодкам. Губернатор и несколько горожан, трое географов, сержант Мартьяль и его племянник, с револьверами у пояса, с карабинами за плечами, направились к равнине, обходя холмы Урбаны. К ним присоединился также и Маршаль, который с нетерпением ждал объяснения непонятного явления. Маленький отряд двинулся скорым шагом, а так как облако пыли шло ему навстречу, то разделявшее их расстояние в 3-4 километра можно было пройти в самое короткое время. К тому же даже на этом расстоянии можно было бы различить человеческие фигуры, если бы не мешали тустые облака пыли. Впрочем, можно было разглядеть огонь выстрелов, которые раздавались по временам все более и более явственно для уха. Тяжелый и ритмичный шум становился отчетливее по мере того, как приближалась еще не видная для глаз, низкая, ползущая масса. Пройдя еще один километр, Мигуэль, который шел во главе отряда рядом с губернатором, держа наготове ружье, вдруг остановился, и из груди его вырвался крик удивления. Этому крику вторил сержант Мартьяль. А! Старый солдат не верил нашествию тысяч черепах, которые в период кладки яиц наводняют пески Ориноко между устьем Ароки и песчаными мелями Карибена... Так вот, это были именно они! - Черепахи... это черепахи! - воскликнул Мигуэль, и он не ошибся. Да!.. Это были черепахи... Сотни тысяч, может быть, больше. И все они двигались к правому берегу реки. Но почему? Это было совершенно ненормальное явление, выходившее из рамок привычек этих животных, так как время кладки яиц давно прошло... Маршаль ответил на этот вопрос, который пришел всем в голову. - Я думаю, что эти животные испугались землетрясения... Вероятно, выгнанные из вод Тортуги и Суапура, которые вышли из берегов, они приползли искать себе убежища в Ориноко, а может быть, и дальше. Их толкнул на это инстинкт самосохранения. Объяснение было очень простое и единственно возможное. Получив объяснение этого нашествия черепах, нужно было уяснить себе причину выстрелов. Кому необходимо было защищаться от этих черепах? И потом, что могли сделать пули против их непроницаемых панцирей?.. Скоро оказалось возможным объяснить себе и это. Черепахи продвигались компактной массой, тесно прижавшись друг к другу. Казалось, что двигается огромная поверхность из панцирей, покрывшая собой пространство в несколько квадратных километров. На этой движущейся поверхности метались из стороны в сторону различные животные которые, чтобы спастись и не быть раздавленными, должны были взобраться на нее. В одном месте, застигнутые врасплох этим нашествием, бегали и прыгали обезьяны-ревуны, которые, выражаясь словами сержанта Мартьяля, находили эту поверхность глупой. В другом месте можно было заметить несколько пар хищников - завсегдатаев венесуэльских провинций - ягуаров, пум, таких же страшных для человека и здесь, как если бы они бегали в лесу или по равнине. От этих-то хищников и защищались два человека с помощью ружей и револьверов. Уже несколько трупов валялось на спинах черепах. Волнообразные движения этих животных не могли не стеснять людей, с трудом удерживавшихся на них в равновесии, тогда как четвероногие и обезьяны чувствовали себя гораздо лучше. Кто были эти два человека? Ни Маршаль, ни губернатор не могли их узнать за дальностью расстояния. Во всяком случае, по их костюмам можно было видеть, что это не были ни яруросы, ни мапойосы, ни какие-либо другие индейцы, посещающие территорию среднего Ориноко. Не были ли уж это в самом деле те два француза, которые отправились в восточные равнины и возвращения которых тщетно ожидали? Суждено ли было Жану Кермору - ему пришла эта мысль в голову - увидеть соотечественников?.. Маршаль, Мигуэль, Фелипе, Варинас, губернатор и те из жителей, которые отправились с ним, замедлили шаги... Следовало ли двигаться дальше?.. Конечно, нет... Остановленные первой шеренгой черепах, они должны были бы вернуться назад, не имея возможности соединиться с теми двумя людьми, которых осаждали со всех сторон хищники. Жан настаивал, чтобы все тотчас же двинулись к ним на помощь, нисколько не сомневаясь, что эти люди были - французский путешественник и его товарищ, натуралист... - Это невозможно, - сказал Маршаль, - и бесполезно... Мы только подвергли бы себя бесполезному риску, не оказав им никакой помощи... Лучше дать возможность черепахам достигнуть реки... Там их масса рассеется сама собой... - Конечно, - сказал губернатор, - но нам грозит серьезная опасность! - Какая?.. - Если эти десятки тысяч черепах встретят на своем пути Урбану, если они не изменят направления своего пути, достигнув реки... наши дома пропали!.. К несчастью, ничем нельзя было отвратить этой катастрофы. Обойдя холмы, медленно движущаяся, но ни перед чем не останавливающаяся лавина приближалась к Урбане, от которой ее отделяло не больше 200 метров. Все было бы раздавлено, опрокинуто, уничтожено внутри города... "Трава не растет там, где прошли враги", - говорит старинная поговорка... Точно так же можно было бы сказать и теперь. Не осталось бы ни одного дома, ни одной хижины, ни одного деревца, ни одного кустика там, где прошла бы эта масса черепах... - Огня... огня! - воскликнул Маршаль. Огонь-это было единственное препятствие, которое можно было противопоставить такому нашествию. При мысли об опасности, которая им угрожала, жители городка, женщины и дети, охваченные паникой, кричали от ужаса... Мысль Маршаля мигом была понята, и пассажиры лодок, их экипаж - все принялись за работу. Перед городом расстилалась широкая равнина, покрытая густой травой, которая благодаря двум жарким дням совершенно высохла и среди которой поднимались фруктовые деревья, покрытые уже плодами. Нужно было пожертвовать этими плантациями. В десяти или двенадцати местах, в расстоянии ста шагов от Урбаны, была подожжена трава. Пламя сразу охватило сушь, точно вырываясь из-под земли. Густой дым смешался с облаками пыли, которую ветер относил к реке. Тем не менее масса черепах все продвигалась вперед; конечно, она продвигалась бы до тех пор, пока первые ряды черепах не дошли до огня, который тогда потухнет... Таким образом, несчастье не было бы предупреждено и от Урбаны, раздавленной и разрушенной, остались бы только развалины... Случилось, однако, иначе: средство, предложенное Маршалем, должно было подействовать... Прежде всего сержант Мартьяль, Мигуэль, его друзья и те из жителей, которые были вооружены, встретили хищников огнем из ружей, так как оба человека, находившиеся на массе черепах, защищались от хищных животных, по-видимому, уже последними снарядами. Встреченные перекрестным огнем, несколько хищников упали под пулями, другие, испуганные пламенем, обратились в бегство, повернув к востоку, вслед за обезьянами, которые бежали впереди других животных, наполняя воздух ревом. В этот момент можно было заметить, что оба человека бросились к линии огня, чтобы добраться до нее раньше черепах, которые двигались к ней довольно медленно... Минуту спустя Жак Хелло и Герман Патерн - это были они - находились в безопасности около Маршаля. А масса черепах, свернув в сторону от огня, который пылал на протяжении километра, спустилась к реке и исчезла в водах Ориноко. ^TГлава девятая - ТРИ ПИРОГИ ПЛЫВУТ ВМЕСТЕ^U Вследствие этого неожиданного нашествия, которое грозило совершенно уничтожить Урбану, отправление пирог задержалось на сутки. Так как оба француза намеревались продолжать обследование Ориноко до Сан-Фернандо на Атабапо, то не лучше ли было ехать вместе с ними? А в этом случае, чтобы дать им время отдохнуть и приготовиться к дальнейшему пути, не лучше ли было отложить отъезд до следующего дня?.. Конечно, так и решили Мигуэль, Фелипе и Варинас. После этого всякий удивился бы, если бы дядюшка с племянником оказались иного мнения. К тому же Жак Хелло и Герман Патерн, имея собственную пирогу, не были никому помехой, и, что бы ни думал сержант Мартьяль, для трех лодок идти вместе было безопаснее. - Не забудь, что это соотечественники, - сказал ему Жан Кермор. - Немного молоды они! - пробормотал сержант Мартьяль, покачав головой. Так как всем интересно было узнать их историю, то французы поспешили рассказать ее. Жак Хелло, 26 лет, был родом из Бреста. После нескольких удачно исполненных поручений ему предложено было министром народного просвещения обследовать территорию Ориноко. Он прибыл к устьям этой реки шесть недель назад. Этот молодом человек считался замечательным исследователем, в котором храбрость сочеталась с благоразумием и поведение которого дало уже много доказательств его выносливости и энергии. Его черные волосы, блестящие глаза, цвет лица, которому горячая кровь придавала много живости, рост выше среднего, крепкое телосложение и естественное изящество всей фигуры невольно располагали к нему. Его серьезное и в то же время веселое лицо вызывало к себе симпатию с первого раза. Он нравился, не ища того сам, просто, естественно, без всякой позы, нисколько не заботясь о том, чтобы на него обращали внимание. Его товарищ, Герман Патерн, 28 лет, посланный вместе с ним министром, был тоже бретонец. Происходил он из зажиточной семьи города Ренн. Его отец был советником суда. Его мать и обе его сестры были еще живы, тогда как Жак Хелло, единственный сын, потерял своих родителей, от которых получил наследство, достаточное для удовлетворения его потребностей. Герман Патерн, не менее решительный, чем его давнишний товарищ по школе, но совсем иной по своему характеру, ехал или шел туда, куда его вез или вел Жак Хелло, никогда ему ни в чем не переча. Он был страстным натуралистом, интересуясь особенно областью ботаники, а также любителем-фотографом. Он готов был заниматься фотографией под пулеметом и не двинулся бы с места под выстрелами, как и его объектив. Он не был красив, но не был и уродлив; да и возможно ли быть уродливым, имея умное лицо и обладая при этом неистощимым запасом добродушия! Будучи ниже ростом, чем его товарищ, он обладал железным здоровьем и сложением, которое могло выдержать какие угодно испытания. Неутомимый ходок, не знающий устали, он обладал одним из тех желудков, которые переваривают булыжники, и никогда не жаловался, если обед плох или запоздает. Узнав, какое поручение дано Жаку Хелло, он предложил себя в качестве его помощника. Какого другого, лучшего, более полезного и более надежного товарища мог найти Жак Хелло, знавший его долгие годы? Что касается их путешествия, то оно могло продолжаться, сколько бы ни понадобилось. Никаких сроков для него установлено не было. Оно должно было совершаться не только по течению Ориноко, но и по малоисследованным его притокам, едва нанесенным на карту, - главным образом по среднему течению до Сан-Фернандо, где был намечен крайний пункт путешествия. Остается сказать, при каких условиях, изучив Ориноко от многочисленных рукавов его устья до Боливара и от Боливара до Урбаны, оба друга захотели обследовать восточный берег реки. Оставив свою пирогу и багаж в Урбане, один из них взял с собой инструменты для наблюдений и превосходный карабин системы Гаммерлесса, другой вооружился ящиком натуралиста и ружьем. Кроме того, каждый взял с собой по паре револьверов в кожаных кобурах. Оставив Урбану, Жак Хелло и Герман Патерн направились к горам Сьерра-Матапея, до тех пор мало исследованным. Их сопровождала охрана из мапойосов, несших разный материал, необходимый для лагерной жизни. Когда они очутились у цели своей экспедиции, их отделяло от берегов Ориноко 300 километров. Изучив течение Суапура, в южном направлении, и течение Тортуги, или реки Шаффаньона, в северном направлении, сняв план местности и собрав нужные растения, они решили возвращаться. Вот тут-то и случились с ними неожиданные события. Прежде всего, молодых людей атаковал отряд индейцев, которые бродят в глубине страны. Когда они, не без опасности для себя, отразили это нападение, им пришлось отступить со своей охраной к подножию Сьерра-Матапея, где проводник и его люди предательски покинули их. Оставшись на расстоянии 20 лье от Урбаны без провизии, которая оказалась украденной, имея только инструменты и оружие, они решили идти к этому городу, питаясь дичью. Ночи они проводили под деревьями: один спал, другой был настороже. Таким-то образом 48 часов назад их застала врасплох на. отдыхе, после землетрясения, масса черепах. Отступить они не могли, потому что отступление им было отрезано хищниками, которых теснили черепахи. Тогда они не задумались взобраться на эту массу, которая двигалась по правому берегу Ориноко, что было и благоразумно, и по пути. До сих пор их примеру последовали только обезьяны, но за несколько лье до реки в этот самый день еще ряд испуганных животных последовал за обезьянами. Тогда положение стало очень опасным. Приходилось защищаться против хищников: пум и ягуаров. Несколько штук их было убито, пока масса черепах продолжала продвигаться к Ориноко. Однако Жак Хелло и Герман Патерн расстреливали уже последние свои патроны, когда заметили вдали первые дома Урбаны за линией огня, который защищал город. Дальнейшее уже известно. Так кончилась экспедиция этих двух французов. И так как оба они были живы и здоровы, а город избежал опасности быть раздавленным этой движущейся массой-лавиной, то все оказалось к лучшему. Так окончил свой рассказ Жак Хелло. Что касается дальнейшего путешествия, то он намерен был продолжать его по-прежнему. Герман Патерн и он должны были продолжить исследование реки до Сан-Фернандо на Атабапо. - До Сан-Фернандо? - спросил Мартьяль, сдвигая брови. - Но не дальше, - ответил Жак Хелло. - А! Вероятно, в устах сержанта Мартьяля это "а" должно было означать скорее удовольствие, чем неудовольствие. Очевидно, нареченый дядюшка Жана Кермора становился все более и более антиобщественным человеком. Жан вынужден был в свою очередь рассказать свою историю, и нет ничего удивительного, что Жак Хелло проникся живым участием к этому юноше 17 лет, который не отступал перед опасностями подобного путешествия. Его товарищ и он сам не знали лично полковника Кермора, но в Бретани они слышали о его исчезновении. И вот теперь они встретили этого полуребенка, отправившегося на поиски отца, Герман Патерн, который сохранил некоторые воспоминания о семье Кермора, старался припомнить все, что он знал... - Жан, - сказал Жак Хелло, когда тот окончил свой рассказ, - мы счастливы, что встретились с вами. И так как мы все равно намерены были ехать в Сан-Фернандо, то отправимся вместе. Там, я надеюсь, вы получите новые данные, касающиеся полковника Кермора, и если мы сможем быть вам полезными, рассчитывайте на нас. Молодой человек поблагодарил своих соотечественников, сержант же Мартьяль пробормотал про себя: "С одной стороны три географа, а с другой стороны эти два француза!.. Тысяча громов!.. Это слишком много... слишком уж их много, этих людей, желающих оказать нам услуги!.. Внимание!.. Надо быть настороже!" В этот день к полудню приготовления к путешествию были окончены, поскольку они относились к третьей лодке, так как обе другие были уже готовы с утра. Третья лодка называлась "Мориша". Ее рулевым был банивас, по имени Паршаль, а гребцами девять индейцев. Возобновив провизию, Жак Хелло жалел лишь о лагерных принадлежностях, которые были украдены у него во время экспедиции к Сьерра-Матапею. Что касается Германа Патерна, спасшего свой ящик натуралиста, то ему жаловаться было не на что. На другой день, 28 августа, с восходом солнца пассажиры всех трех лодок распростились с губернатором, Маршалем и жителями, которые оказали им такой радушный прием. Лодки отчалили одна за другой. Поднимавшийся ветер благоприятствовал плаванию, и, так как он свежел, можно было рассчитывать на благоприятное путешествие. После прощального привета Урбане подняли паруса и поплыли вверх вдоль правого берега, где течение слабее. Начиная от Урбаны Ориноко течет почти по прямой линии, с севера на юг, до Сан-Фернандо. Оба этих города занимают углы двух главных поворотов реки и лежат почти на одном и том же меридиане. Таким образом, при благоприятном ветре путешествие оказалось бы недлинным. Все три фальки шли вместе с одинаковой скоростью, то гуськом, как шаланды на Луаре, когда этого требовала узость фарватера, то вытянувшись в одну линию, фронтом, когда фарватер был достаточно широк. Нельзя сказать, чтобы русло Ориноко было узко между берегами, но выше Урбаны река загромождена обширными песками. В то время пески, нанесенные разливами, образовывали множество островов, центральная часть которых представляла собой зеленеющие холмы. Поэтому необходимо было лавировать между ними. Когда лодки сближались до нескольких метров, пассажиры разговаривали друг с другом. Жан не мог не отвечать на обращенные к нему вопросы, так как разговор касался главным образом поисков полковника Кермора и шансов их успеха. Жак Хелло не переставал подбадривать юношу. Время от времени Герман Патерн, поставив свой фотографический аппарат на носу "Мориши", делал снимки с тех пейзажей, которые того стоили. Разговоры не ограничивались обменом мыслями между "Галлинеттой" и "Моришей". Оба француза интересовались также географической экспедицией Мигуэля, Фелипе и Варинаса. Часто можно было услышать, как они с воодушевлением спорили, когда сделанные на пути наблюдения давали почву для каких-нибудь выводов. Французы сразу ухватили различие характеров трех ученых. Как и следовало ожидать, более всего доверия и симпатии внушал им Мигуэль. В общем, этот маленький мирок уживался как нельзя лучше; Жак Хелло извинял даже сержанту Мартьялю его ворчливость старого солдата. Между прочим, ему пришла в голову мысль, которая, по-видимому, не приходила в голову Мигуэлю и его друзьям, и он сообщил ее Герману Патерну: - Ты не находишь странным, что этот ворчун - дядюшка молодого Кермора? - Почему же странно, если полковник и он - зятья?.. - Конечно, но в таком случае, признайся, они шли по службе далеко не ровно... Один полковник, а другой так и остался сержантом... - Что же такого, Жак? Это бывает... Вероятно, будет и в будущем много раз... - Ну, пусть будет по-твоему, Герман... В конце концов, если им пристало быть дядюшкой и племянником, то это их дело. Действительно, Жак Хелло имел некоторые основания находить это странным. Он считал, что родство их только фиктивное, придуманное для облегчения путешествия. В течение утра маленькая флотилия прошла мимо устья Капанапаро, затем мимо устья Индабаро, который является рукавом первого. Нечего и говорить, что главные охотники пирог - с одной стороны Мигуэль, с другой - Жак Хелло - охотно стреляли дичь, которая попадала под выстрелы. Утки и вяхири, приготовленные под разными соусами, вносили приятное разнообразие в пищу путешественников, состоявшую из сушеного мяса и консервов. Любопытную картину представлял левый берег с его остроконечными скалами, первыми отрогами холмов Барагуана, у подошвы которого река все еще достигает ширины 1800 метров. Дальше она сужается к устью Мины, и течение, которое становится здесь гораздо более быстрым, могло грозить задержкой для лодок. К счастью, ветер был довольно свежий, так что мачты, сделанные из простых древесных стволов, частью только очищенных от коры, гнулись под парусами. Впрочем, никаких поломок не произошло, и около трех часов пополудни лодки были перед домом в Тигре, имением Маршаля. Если бы гостеприимный старик был дома, то, конечно, волей или неволей - без сомнения, "волей" - пришлось бы здесь остановиться, по крайней мере на один день. Маршаль никогда не позволил бы Жаку Хелло и Герману Патерну миновать его жилище, не говоря уж о том, что они обещали ему быть у него при возвращении. Начиная с этого пункта плавание сделалось более трудным; оно было бы еще труднее, если бы ветер не сохранил своего направления и достаточной силы, которая позволяла фалькам преодолевать силу течения. В одном месте ширина Ориноко уменьшается здесь до 1200 метров и его русло загромождает множество рифов. Все эти препятствия были побеждены благодаря искусству гребцов. К половине шестого вечера фальки, пройдя мимо реки Карино, остановились на ночевку у устья Рио-Синаруко. На небольшом расстоянии отсюда лежал остров Макьюпайн, покрытый густым лесом, заросли которого почти непроходимы. Этот лес состоит отчасти из пальм "льянера", листья которых достигают длины от четырех до пяти метров. Из этих листьев делаются крыши индейских хижин на время рыбной ловли. На острове находилось несколько семейств мапойосов, с которыми Мигуэль и Жак Хелло вступили в разговоры. Сначала при виде иностранцев женщины, по местному обычаю, убежали и вернулись одетые в длинные рубашки. До этого же на них ничего не было надето, кроме пояса, как у мужчин; их единственным прикрытием были длинные распущенные волосы. Эти индейцы заслуживают быть отмеченными среди других племен Центральной Венесуэлы как крепкие, высокие, мускулистые и здоровые люди. С их помощью охотникам удалось проникнуть через густой лес, который покрывает устье Синаруко. Двумя выстрелами были убиты два пекари огромного роста. Множество выстрелов было тщетно выпущено в группы капуцинов - обезьян, достойных, конечно, этого монашеского наименования. - К этим четвероруким очень трудно подойти близко, - сказал Мигуэль. - Что касается меня, то, сколько я ни тратил пороха и свинца, мне никогда не удавалось убить хоть одного из них. - А жаль, потому что эти звери, хорошо изжаренные, представляют собой великолепное кушанье. Таково было и мнение Шаффаньона, как объявил об этом Жан. - Выпотрошенная обезьяна, изжаренная на медленном огне, - это первоклассное кушанье. В этот вечер пришлось удовольствоваться пекари, которые были разделены между тремя лодками. Конечно, сержанту Мартьялю невозможно было отказаться от предложенной ему Жаком Хелло части пекари. Это внимание было оценено Жаном, который поблагодарил охотника, сказав: - Если наш соотечественник хвалит жареную обезьяну, он с не меньшей похвалой отзывается и о достоинствах пекари; в одном месте он даже говорит, что ничего лучшего не ел за все время своего путешествия. - И он прав, - ответил Жак Хелло. - Но за недостатком обезьян... - ...приходится есть дроздов! - вставил свое слово сержант Мартьяль, думая, вероятно, что его ответ может сойти за благодарность. В самом деле, пекари были превосходны, и сержант Мартьяль должен был с этим согласиться. Однако он объявил все же Жану, что в дальнейшем намерен есть только тех пекари, которых убьет сам. - Однако, дядюшка, трудно отказать... Хеллc очень любезен... возьми!.. Пусть только попадется мне на хороший выстрел пекари, я застрелю его так же хорошо, как и этот Хеллс! Юноша протянул сержанту руку с улыбкой, от которой не мог удержаться. - К счастью, - пробормотал сержант, - все эти любезности окончатся в Сан-Фернандо, и я думаю, что это не будет слишком рано. На следующее утро лодки отплыли еще тогда, когда пассажиры спали в своих каютах. Ветер, казалось, установился северный, и рулевые Вальдес, Мартов и Паршаль, пускаясь в дорогу так рано, надеялись в тот же вечер прибыть в Карибен, лежащий на 40 километров выше Меты. День прошел без всяких приключений. Вода в реке была довольно высока, и лодки без особого труда перевалили узкие проходы между рифами, особенно капризные у верхней оконечности острова Паргуацы, названного так по имени реки, впадающей в Ориноко с правой стороны. Правый берег реки представлял собой совершенно иную картину. Это уже не были бесконечные равнины, тянущиеся до горизонта, на котором вырисовывались горы. Колебания почвы, весьма чувствительные и близкие к поверхности, образовали отдельные вершины и холмы странной формы. Это орографическое строение дальше к востоку переходило в настоящую горную цепь. Береговые горы странно контрастировали с льяносами левого берега. После полудня, когда правый берег опять стал пологим, лодки должны были подняться к левому берегу, чтобы пройти узкий фарватер Карибена, единственный судоходный в этом месте реки. К востоку расстилались обширные пески, черепашьи "поля", когда-то столь богатые черепахами и не уступавшие пескам Урбаны. Беспорядочная их эксплуатация, ничем не регулируемая, предоставленная неблагоразумной жадности предпринимателей, должна была привести в конце концов к полнейшему исчезновению черепах в этих местах. Уже и теперь количество черепах здесь страшно уменьшилось. Благодаря этому Карибен, удачно расположенный вблизи устья Меты, одного из больших притоков Ориноко, потерял все свое прежнее значение. Вместо того чтобы сделаться городом, он превратился в жалкую деревушку, а кончит тем, что обратится в простой поселок, каких много на среднем течении Ориноко. Проходя мимо гранитных берегов одного из островов, который носит название Тигровый камень, пассажиры могли наблюдать в этих скалах, знаменитых в Венесуэле, любопытное явление. Они услышали целую гамму отчетливых звуков, которые сливались в довольно явственную гармонию. Так как лодки шли все это время вместе, то можно было услышать, как стоявший на носу "Галлинетты" сержант Мартьяль закричал: - Вот штука! Кто же этот капельмейстер, который исполняет такую серенаду?.. Никакой серенады не было, хотя эта местность по своим обычаям мало чем отличается от испанских провинций - Кастилии или Андалузии. Но путешественники могли думать, что они в Фивах, у подножия статуи Мемнона. Мигуэль поспешил дать объяснение этого акустического явления. - При восходе солнца, - сказал он, - эта музыка была бы еще более явственной, и вот почему: эти скалы содержат в большом количестве пластинки слюды; под лучами солнца разреженный воздух выходит из расщелин этих скал и заставляет вибрировать эти пластинки. - Солнце - недурной музыкант! - заметил Жак Хелло. - Ну, это не может сравниться... - начал было сержант Мартьяль. - Конечно, нет, - поспешил заметить Герман Патерн, - но все же на фоне пейзажа такой естественный орган вещь хорошая... - Слишком много народу его слушает! - проворчал Мартьяль. ^TГлава десятая - У УСТЬЯ МЕТЫ^U Перевалив на левую сторону реки, лодки благополучно миновали проход Карибена, и выгружать для этого багаж не пришлось. Около шести часов вечера они, одна за другой, пристали к набережной маленького порта. В прежние годы путешественники нашли бы в этом месте городок, населенный энергичным торговым народом и находящийся на пути к процветанию. В настоящее же время город этот по причинам, уже объясненным выше, совершенно захирел. Карибен насчитывал всего пять индейских хижин - одной меньше против того времени, когда здесь высаживался с генералом Ублионом Шаффаньон. Просить гостеприимства у нескольких яруросов, которые жили в этих хижинах, не стоило. Точно так же фальки не могли пополнить здесь и своих запасов. Впрочем, последнее было сделано в Урбане, поэтому лодки могли свободно дойти без возобновления запасов до Атура. Кроме того, охотники не оставили бы пассажиров без дичи. На другой день, 31 августа, лодки отчалили еще до восхода солнца. При постоянном северном ветре плавание обещало быть удачным, так как приходилось идти почти на юг, по тому общему направлению, которое имеет Ориноко от Урбаны до Сен-Фернандо. Карибен находится на середине этого расстояния. Однако, хотя ветер и дул с севера, но порывами, и рассчитывать на паруса не приходилось, так как, надуваясь на две-три минуты, они затем повисали вдоль мачт. Пришлось прибегнуть к шестам, так как в этом месте течение, усиленное Метой, было очень быстрым. Ориноко здесь не было пустынно. По реке то поднимались вверх по течению, то спускались индейские лодки. Ни одна из них, впрочем, не подошла к фалькам. Эти туземные лодки принадлежали квивасам, которые охотно посещают реку у ее главного притока. Около одиннадцати часов ветер упал совершенно. Вальдес и оба других рулевых велели убрать паруса. Пришлось опять двигаться при помощи шестов, выбирая спокойные заводи у берегов. Лодки, таким образом, не много прошли в этот день - дождливый и пасмурный - вверх по течению и в пять часов пополудни остановились у устья Меты, за мысом, у ее правого берега, где не было течения. С приближением ночи небо прояснилось. Дождь перестал. В воздухе стало тихо. Сквозь просветы среди облаков заходящее солнце освещало лучами воды Меты, которые, казалось, сливались с Ориноко в одном блестящем потоке. Фальки стали борт о борт. "Галлинетта" - между двумя другими. Образовалось таким образом нечто вроде одного общего дома с тремя комнатами. При таких условиях, после стольких неприятных часов, проведенных под шум непогоды, которая заставила всех сидеть по своим каютам, - почему было не подышать вместе вечерним воздухом, почему не поужинать сообща, почему не завести общей дружеской беседы за одним столом?.. Как ни был нелюдим сержант Мартьяль, ему трудно было бы протестовать против этого. Все четыре француза и трое венесуэльцев собрались поэтому вместе. Завязалась общая беседа, начатая Жаком Хелло по географическому вопросу, который не мог не вызвать споров. Может быть, и не без хитрого умысла он начал: - Вот мы теперь находимся у устья Меты... - Да, - поддержал его Мигуэль. - Это ведь приток Ориноко?.. - Да, и притом один из наиболее важных, так как он вливает ежесекундно в реку четыре тысячи пятьсот кубических метров воды. - Он течет с вершин Кордильер Колумбийской республики?.. - Вот именно, - ответил Мигуэль, который не совсем понимал, куда клонятся вопросы Жака Хелло. - ...и на своем протяжении он принимает множество притоков? - Очень много, - ответил Мигуэль. - Из них самые значительные - Упия и Хумадея; при соединении этих рек он и получает свое имя. Затем он имеет еще приток Казанаре, именем которого назван большой участок льяносов. - Мой дорогой Жан, - сказал Жак Хелло, - если вы мне позволите называть вас так... Юноша слегка покраснел, а сержант Мартьяль даже привстал, точно поднятый пружиной. - Что с вами, сержант? - спросил Мигуэль. - Ничего! - ответил старый солдат, усаживаясь вновь. Жак Хелло продолжал: - Мой дорогой Жан, я думаю, что мы никогда не найдем более удобного случая поговорить о Мете, которая сейчас течет перед нашими глазами. - Ты можешь прибавить, - заметил Герман Патерн, обращаясь к Мигуэлю и его двум коллегам, - что мы никогда не будем иметь лучших профессоров для нашего обучения. - Вы очень любезны, - заметил Варннас, - но мы совсем не знаем Мету так хорошо, как вы могли бы думать... Вот если бы дело шло о Гуавьяре. - ...или об Атабапо! - вставил Фелипе. - Мы скоро будем на их берегах, - сказал Жак Хелло. - Тем не менее, уверенный, что Мигуэль - знаток гидрографии Меты, я поясню свои вопросы, спросив его, не достигает ли этот приток Ориноко временами большой ширины... - Да, его ширина достигает двух тысяч метров, - ответил Мигуэль. - А глубина?.. - Обыкновенно после постановки бакенов суда, сидящие на два метра, поднимаются вверх по его течению до притока Упии во время сезона дождей и на треть этого расстояния в период засухи. - Отсюда следует, - заключил Жак Хелло, - что Мета - один из естественных путей сообщения между Атлантическим океаном и Колумбией... - Это неоспоримо, - ответил Мигуэль. - Несколько географов справедливо утверждали, что Мета - самый короткий путь от Боготы в Париж. - В таком случае почему бы Мете, вместо того чтобы быть простым притоком Ориноко, не быть самой Ориноко и почему бы Фелипе и Варинасу не отказаться в ее пользу от своих недостаточно оправдывающихся предположений относительно Гуавьяре и Атабапо? Вот куда, оказывается, вел этот француз! Легко себе представить, что не успел он кончить своей фразы, как оба защитника Атабапо и Гуавьяре замахали на него руками. Тотчас начался спор, и аргументы, точно стрелы, посыпались на дерзкого, который поднял этот вопрос, касающийся течения Ориноко. Он сделал это, однако, не потому, что имел свое особое мнение, так как ему казалось, что правда на стороне Мигуэля и большинства географов, а потому, что ему нравилось слушать, как спорили соперники. Действительно, его аргументы стоили доказательств Варинаса и Фелипе, если не больше их, потому что в гидрографическом отношении река Мета, несомненно, важнее Атабапо и Гуавьяре. Впрочем, ни тот, ни другой ученый не хотели уступать, и спор затянулся бы до глубокой ночи, если бы Жан Кермор не направил разговор в другую сторону, задав Мигуэлю вопрос, очень важный в другом отношении. По указанию путеводителя Жана берега Меты посещаются опасными индейцами. Поэтому он спросил Мигуэля, не знает ли он чего-нибудь по этому поводу. - Это для нас гораздо важнее, - отметил Мигуэль, который с удовольствием готов был переменить тему разговора. В самом деле, его коллеги "закусили удила"; до чего только они должны были дойти, оказавшись у слияния трех рек!.. - Дело, очевидно, идет о квивасах, - сказал он, - этом племени, жестокость которого хорошо известна путешественникам, которые ездили до Сан-Фернандо. Говорят даже, что шайка этих индейцев перешла реку Ориноко и занимается грабежами и убийствами на восточной территории. - Разве начальник этой шайки не умер?.. - спросил Жак Хелло, который кое-что слышал об этом. - Да, он умер, - ответил ему Мигуэль. - Умер года два назад. - И кто это был? - Негр, по имени Саррапиа, которого шайка избрала своим предводителем, а теперь заменила каким-то беглым каторжником... - А те квивасы, которые остались на берегах Ориноко?.. - спросил Жан. - Они не менее опасны, - сказал Мигуэль. - Большинство лодок, которые мы встретили от Карибена, принадлежат им, и с нашей стороны было бы благоразумно держаться настороже, пока мы не минуем этой территории, где индейцы еще довольно многочисленны. Такое предположение находило себе подтверждение в недавнем факте нападения на нескольких купцов из Сан-Фернандо. Президент Венесуэлы и конгресс, как говорили, предполагали организовать экспедицию, которая должна была истребить этих партизан Ориноко. Выгнанные из Колумбии, квивасы должны были бы покинуть и Венесуэлу. Если бы не удалось истребить их окончательно, то местом их нападений сделалась бы Бразилия. До этой же экспедиции квивасы были очень опасны для путешественников, в особенности с тех пор, как во главе их стал беглый из Кайенны. Таким образом, пассажиры трех пирог должны были соблюдать в этой части своего пути величайшую осторожность. - Правда, нас довольно много, считая наших гребцов, на которых можно положиться, - сказал Жак Хелло, - и у нас достаточно оружия и боевых припасов... Мой дорогой Жан, вы можете спать эту ночь в своей каюте спокойно... Мы будем стеречь вас... - Это, кажется, мое дело! - сухо заметил сержант Мартьяль. - Это касается нас всех, сержант! - ответил Жак Хелло. - Самое главное -чтобы ваш племянник, в его возрасте, не был лишен сна... - Благодарю вас, Хелло, - ответил юноша, улыбаясь, - но лучше, если мы будем сторожить по очереди... - У каждого свои обязанности! - прибавил сержант Мартьяль. Он мысленно обещал себе, что если Жан будет спать, когда настанет его очередь, то он не станет будить юношу, а вместо него сам будет сторожить лагерь. Приняв решение нести поочередно дозор, пассажиры поручили первые часы стражи, от 8 до 11 часов, обоим французам. Мигуэль и его товарищи должны были стать на часы от 11 до 2 часов утра. А с 2 часов утра до рассвета очередь должна была перейти к Жану Кермору и сержанту Мартьялю. Пассажиры "Галлинетты" и "Марипара" легли спать, так же, как и экипажи лодок, утомленные трудной работой предшествовавшего дня. Жак Хелло и Герман Патерн стали на часы на корме пироги. Отсюда они могли наблюдать реку и к верховью и к низу, вплоть до самого устья Меты. Со стороны берега опасаться было нечего, так как он в этом месте граничил с непроходимыми болотами. Оба друга, сидя рядом, вели беседу. Один из них курил сигару, другой - свою трубку, которой он был верен не меньше, чем сержант Мартьяль своей. На безоблачном небе сияли звезды. Почти совсем затихший ветер еле-еле чувствовался. Южный Крест сиял на несколько градусов выше горизонта, в его южной части. Благодаря тишине малейший шум - прорезанная лодкой вода, плеск весел - был бы слышен издали. Чтобы предупредить чье-либо подозрительное приближение, достаточно было следить за крутым берегом. Туда и смотрели молодые люди, не переставая в то же время разговаривать. Без сомнения, Жан Кермор внушал большую симпатию Жаку Хелло. Последний с удивлением останавливался перед этим юношей, который в такие ранние годы пустился в полное опасностей путешествие. Восторгаясь благородной и самоотверженной целью его поисков, он вместе с тем со страхом думал о тех опасностях, которым подвергала юношу его цель: идти... куда?.. - он не знал этого... По этому поводу он уже не раз говорил о семье полковника Кермора с Германом Патерном, и последний старался припомнить все, что знал о ней лет пятнадцать назад. - Видишь ли, Герман, - говорил ему в этот вечер Жак Хелло, - я не могу никак допустить, чтобы этот ребенок - потому что он только ребенок, - мог так отправиться в верховья Ориноко!.. И под чьим руководством?.. Этого старого храбреца. Согласен, что у него великолепное сердце, но все же он далеко не является тем проводником, какой нужен будет его племяннику, если обстоятельства сделаются серьезными... - Действительно ли он его дядя? - прервал Герман Патерн. - Это мне кажется сомнительным... - Дядя или не дядя Жану Кермору сержант Мартьяль, это было бы не важно, если бы этот солдат не был стариком и имел бы привычку к опасным экспедициям!.. Я часто себя спрашиваю: как мог он согласиться?.. - Согласиться... Ты прав, Жак! - повторил за ним Герман Патерн, сбрасывая пепел со своей трубки. - Да, согласиться, так как не подлежит сомнению, что идея этого путешествия принадлежит мальчику... Это он увлек своего дядюшку... - Нет... решительно этот ворчун не дядя ему. Мне помнится даже, что, когда полковник Кермор уехал из Нанта, у него не было семьи. - Куда же он уехал?.. - Этого никто не мог узнать. - Однако то, что сообщил нам его сын о его последнем письме из Сан-Фернандо, наводит на размышления. Правда, надо сознаться, что, если они поехали на основании только таких довольно скудных данных... - Они надеются получить более полные сведения в Сан-Фернандо, Жак, где, без сомнения, был полковник Кермор лет тринадцать-четырнадцать назад... - Вот это-то меня и беспокоит, Герман! Если юноша получит в Сан-Фернандо новые данные, кто знает, не захочет ли он идти дальше... гораздо дальше... в Колумбию, через территории, лежащие на Атабапо и Гуавьяре, или же к истокам Ориноко!.. А ведь такая попытка привела бы его почти неминуемо к гибели... В этот момент Герман Патерн, прервав своего товарища, сказал вполголоса: - Ты ничего не слышишь, Жак?.. Тот поднялся, прополз на нос пироги, прислушался и оглядел поверхность реки от противоположного берега до устья Меты. - Я ничего не вижу, - сказал он Герману Патерну, который последовал за ним. - Впрочем... Да... - прибавил он, внимательно прислушавшись, - на воде слышится какой-то шум... - Не благоразумнее ли будет разбудить наш экипаж?.. - Подожди... Это не звук приближающейся лодки... Может быть, это воды Меты и Ориноко шумят, сшибаясь при слиянии. - Смотри... смотри... там! - сказал Герман Патерн. И он указывал на большие черные точки, которые двигались на расстоянии сотни шагов выше лодок. Жак Хелло взял свой карабин, лежавший у каюты, и наклонился через борт. - Это не лодка, - сказал он. - И однако... Он хотел уже приложиться, но Герман Патерн остановил его жестом. - Не стреляй... не стреляй! - повторил он. - Это не квивасы, подстерегающие добычу!.. Это животные, выплывшие на поверхность реки подышать воздухом... - Животные? - Да... трое или четверо этих обычных обитателей Ориноко... Герман Патери не ошибся. Это действительно были морские коровы и морские свиньи, которые часто встречаются в реках Венесуэлы. Эти безобидные твари медленно приближались к пирогам; но, по-видимому испугавшись, почти тотчас исчезли. Оба молодых человека вернулись на корму, и на минуту прерванный разговор продолжался в том же духе после того, как Герман Патерн вновь набил табаком и зажег свою трубку. - Ты говорил недавно, - сказал Жак Хелло, - что, если твои воспоминания тебя не обманывают, полковник Кермор не имел семьи? - Я даже могу, пожалуй, утверждать это, Жак!.. Постой... вот какую подробность я вспоминаю: у полковника Кермора был процесс с родственниками его жены, процесс, который полковник выиграл в реннском суде после того, как он его проиграл в нантском суде первой инстанции... Да... да... я вспоминаю все это... Пять или шесть лет спустя госпожа Кермор, которая была креолкой с острова Мартиника, погибла во время кораблекрушения при возвращении в колонию из Франции... погибла вместе со своей единственной дочерью... Это было ужасным ударом для полковника... После продолжительной болезни, убитый горем, без семьи - так как он потерял самое для него драгоценное в жизни: жену и ребенка, - он подал в отставку... Через некоторое время распространился слух, что он покинул Францию. Кажется, никто так и не знал, в какие страны он отправился, пока не пришло это его последнее письмо из Сан-Фернандо к одному из его друзей... Да... это именно так, и я удивляюсь, что память мне изменила в этом. Если мы расспросим по этому поводу сержанта Мартьяля и молодого Кермора, я уверен, они подтвердят все, мною сказанное. - Не будем их расспрашивать, - ответил Жак Хелло. - Это их частное дело, и было бы неделикатностью с нашей стороны вмешиваться в него. - Пусть так, Жак, но ты видишь, я был прав, предполагая, что сержант Мартьяль не мог быть дядей Жана Кермора, так как полковник Кермор после потери жены и дочери не имел никого из близких родственников... Жак Хелло, скрестив руки и наклонив голову, размышлял над тем, что сообщил ему его товарищ. Не ошибался ли последний?.. Нет! Он жил в Ренне, когда там шел процесс полковника Кермора, и факты эти были подтверждены на суде... Тогда ему пришла в голову естественная мысль, которая пришла бы и всякому другому: - Если сержант Мартьяль не родственник, то тем более не может быть сыном полковника Кермора Жан, так как у полковника никогда не было других детей, кроме единственной дочери, а она погибла еще маленькой... - Это очевидно, - заявил Герман Патерн, - невозможно, чтобы этот мальчик был сыном полковника... - А между тем... он называет себя его сыном, - заметил Жак Хелло. Очевидно, тут было что-то темное, даже таинственное. Можно было предположить, чтобы этот юноша оказался жертвой ошибки, - ошибки, которая могла бы заставить его предпринять такое опасное путешествие? Конечно, нет! Сержант Мартьяль и его предполагаемый племянник должны были, поскольку это касалось вопроса о связи, соединяющей Жана с полковником Кермором, опираться на какой-нибудь факт, прямо противоположный тому, что сообщил Герман Патерн. В итоге интерес, который возбудил в Жаке Хелло юноша, только усилился вследствие этой таинственности. Оба друга продолжали свою беседу все на ту же тему до того времени, когда около одиннадцати часов Мигуэль и Фелипе, оставив спать свирепого чемпиона Гуавьяре, вышли сменить их на часах. - Вы ничего не видели подозрительного? - спросил Мигуэль, стоя на корме "Марипара". - Решительно ничего, - ответил Жак Хелло. - И берега, и сама река спокойны... Очень возможно, что и ваша смена пройдет так же спокойно, как наша. - В таком случае спокойной ночи! - ответил Фелипе, пожимая им через борт руки. Мигуэль и его товарищ беседовали в течение тех часов, в которые им была доверена стража, но эта беседа не имела никакого отношения к той, которую вели между собой Жак Хелло и Герман Патерн. Конечно, Фелипе должен был воспользоваться отсутствием Варинаса, чтобы напасть на него всей силой своих аргументов, и, вероятно, Мигуэль слушал его со своей обычной вежливостью. Во всяком случае, ничего не случилось особенного в их дежурство, и в два часа ночи они вернулись в каюту "Марипара", в то самое время, когда сержант Мартьяль вышел сменить их. Сержант Мартьяль уселся на корме пироги, положив около себя карабин, и задумался. Никогда еще он не испытывал такого беспокойства - не за себя, а за этого дорогого ему ребенка, который спал под плетенкой. Сержант припоминал все подробности предпринятого Жаном путешествия, на которое он должен был согласиться, отъезд из Европы, переезд через Атлантический океан, различные приключения со времени отъезда из Боливара... Куда заведет их случай? До каких пор будут продолжаться их поиски? Какие сведения получат они в Сан-Фернандо? В каком городке отдаленной территории оканчивает полковник Кермор свои дни, такие счастливые когда-то и так быстро разбитые этой ужасной катастрофой?.. Каким только опасностям не будет подвергнуто в поисках полковника единственное существо, которое осталось у него на свете?.. И потом, все шло до сих пор совсем не так, как того хотел сержант Мартьяль... Он хотел совершить это путешествие так, чтобы не встретить в пути ни одного иностранца. А между тем "Марипар" и "Галлинетта" плыли вместе. Ее пассажиры сблизились с его племянником. Да и могло ли быть иначе между людьми, которые путешествуют в одних и тех же условиях?.. Во-вторых, - и это, может быть, было самым важным в его глазах по причинам, ему одному известным, - несчастный случай заставил их встретить этих двух французов... Как мог он помешать возникновению близких отношений между соотечественниками, тем более что цель которую преследовал Жан, усиливала интерес к нему и вызывала предложение услуг, от которых невозможно было отказаться... В довершение всего это были бретонцы, из той же Бретани, что и Жан с сержантом. Поистине, случайность удивительно нескромна и слишком охотно вмешивается в дела, которые ее совсем не касаются!.. В это время на восточной стороне тишина нарушилась каким-то легким, ритмичным шумом, который мало-помалу стал усиливаться. Погруженный в свои мысли, сержант Мартьяль не слышал этого, правда слабого, шума. Он не заметил также четырех небольших лодок, которые спускались по течению Меты вдоль правого берега. На лодках сидели около 20 квивасов, и они находились от пирог на расстоянии не больше 200 метров. Если бы пассажиры были застигнуты во время сна, то их зарезали бы раньше, чем они успели подумать о самозащите, так как сержант Мартьяль, занятый своими мыслями, ничего не видел и ничего не слышал... Когда лодки индейцев и фальки находились друг от друга на расстоянии 60 шагов, раздался ружейный выстрел. И почти тотчас же на ближайшей из индейских лодок поднялся крик. Этот выстрел сделал Жак Хелло. Вслед за ним раздался второй выстрел, сделанный Германом Патерном. Было около пяти часов утра. Молодые люди только что проснулись, когда до их слуха донесся шум приближающихся лодок. Скользнув на корму "Мориши", они поняли, что нападение индейцев неизбежно, и выстрелили в них. Тревога, произведенная этими выстрелами, в тот же миг подняла на ноги и пассажиров, и гребцов. Мигуэль, Варинас и Фелипе с ружьями в руках выскочили из каюты "Марипара". Жан бросился к Мартьялю, который, в свою очередь, только что выстрелил по направлению лодок и восклицал с отчаянием: - Несчастье!.. Несчастье!.. Я позволил застать себя врасплох! Квивасы ответили выстрелами из луков, и около 20 стрел перелетело через лодки. Некоторые из них вонзились в крышу кают, но никого не задели. Мигуэль и его товарищи дали второй залп, и пули, лучше направленные, чем стрелы, произвели среди квивасов смятение. - Войдите в каюту, Жан, войдите в каюту! - кричал Жак Хелло, находя бесполезным, чтобы юноша подвергал себя опасности во время этой атаки. Новая туча стрел полетела в пироги, и одна из них ранила сержанта Мартьяля в плечо. - Так и надо!.. Так и надо! - воскликнул он. - Я... солдат... во время караула!.. Я получил только то, чего заслужил! Третий залп карабинов и револьверов был направлен на лодки индейцев, которые в это время несло вниз по течению мимо пирог. Квивасы были лишены возможности захватить врасплох экипаж и пассажиров, и им оставалось только бежать. Многие из них были убиты, другие получили тяжкие ранения. Потерпев неудачу, лодки индейцев исчезли, спустившись по течению Ориноко. ^TГлава одиннадцатая - СТОЯНКА У ДЕРЕВНИ АТУР^U В этот день, 1 сентября, сейчас же после шести часов утра фальки покинули опасные места. - Я получил то, что заслужил! - воскликнул снова сержант Мартьяль, вытаскивая вонзавшуюся в его плечо стрелу. Угрызения совести, которые он испытывал за свою оплошность во время вахты, были сильнее, чем боль от раны. Впрочем, эта оплошность не стоила жизни человека, который позволил застать себя