ма Крабба, только что окончившего свою вторую трапезу, направился на вокзал. Поезд вышел в назначенное время и после разветвления пути в городе Колумбус переехал восточную границу, образованную течением реки Огайо. В Филадельфию или, иначе, в Город братской любви, столицу Пенсильвании, Том Крабб прибыл около десяти часов вечера 31 мая и вместе с тренером провел первую ночь в строжайшем инкогнито. На другой день с утра Джон Мильнер решил пойти посмотреть, "откуда дует ветер", с благоприятной ли стороны, и успел ли он донести имя знаменитого боксера до берегов Делавэра? По обыкновению, Джон Мильнер оставил Тома Крабба в гостинице, приняв все надлежащие меры, касающиеся его первых двух завтраков. На этот раз, так же как и в Цинциннати, он не записал ни своего имени, ни имени Тома Крабба в книге путешественников. Прежде всего ему хотелось прогуляться по городу. Так как результат последнего тиража был известен уже накануне, то он узнает, интересовались ли жители Филадельфии приездом Тома Крабба. Когда вопрос идет о беглом осмотре города третьего или четвертого разряда, небольшого по площади, то это может быть сделано в течение нескольких часов, но иначе обстоит дело, когда один какой-нибудь город как бы соединил в себе несколько городов, как, например, в данном случае. Филадельфия находится в непосредственном соседстве с городами Менэйнак, Германстаун, Кемден и Глостер и насчитывает в общей сложности не менее двухсот тысяч домов и миллион сто тысяч населения. В направлении от северо-востока к юго-западу, вдоль течения Делавэра, Филадельфия раскинулась на протяжении шести лье, и занимаемая ею площадь почти равна площади Лондона. Это объясняется тем, что в большинстве случаев жители Филадельфии живут каждый в своем собственном доме, и колоссальные постройки с сотнями жильцов, как в Чикаго или Нью-Йорке, там редки. Это город особняков по преимуществу. Действительно, метрополия эта громадна; в ней масса воздуха, и некоторые ее улицы шириной в сто футов. Дома ее, построенные из кирпича и мрамора, красуются в тени густых деревьев, сохранившихся еще от отдаленнейшей эпохи. Ее сады отличаются роскошью и изяществом, как и скверы и парки, причем ее Ферма-унт-Парк - самый обширный из парков всех Соединенных Штатов. Он занимает площадь в тысячу двести гектаров, которую окаймляет река Шнилькил, и его овраги сохранили еще свою прежнюю дикую красоту. Во всяком случае, в этот первый день Джон Мильнер мог осмотреть только ту часть города, которая расположена на правом берегу Делавэра, откуда он поднялся в западный квартал, следуя по течению Шнилькила, притока реки Делавэр, который течет с северо-запада на юго-восток. Вот почему в этот день Джон Мильнер не попал в городской центр, откуда расходятся радиусами все главные городские артерии и где помещается городская ратуша, громадное здание из белого мрамора, постройка которого стоила немало миллионов. В конце концов, Джон Мильнер приехал в Филадельфию не для того, чтобы ее осматривать. От него не ждали, как от Макса Реаля или от Гарри Кембэла, картин или статей. Его миссия заключалась в том, чтобы сопровождать Тома Крабба туда, куда направил его последний тираж. Но он хотел одновременно сделать из этого путешествия рекламу Тому Краббу на тот случай, если бы тому не удалось выиграть шестьдесят миллионов долларов и пришлось продолжать заниматься своей профессией. Любителей этого вида спорта нашлось бы немало в Филадельфии, где насчитывались целые сотни тысяч рабочих в металлургических предприятиях и на механических и химических заводах, в городе, где было более гнести тысяч всевозможных фабрик, не говоря уж о большом числе портовых рабочих, которые занимаются отправкой нефти, угля, зерна. Торговый оборот Филадельфии уступает только торговому обороту Нью-Йорка. Да, Тома Крабба должны были очень ценить в этом мире, где физические качества доминируют над интеллектуальными. А в других классах, так называемых высших, разве мало встречается джентльменов, которые умеют ценить удар кулаком по физиономии и раздробление челюстей, произведенные по всем правилам этого "искусства"? В чем Джон Мильнер убедился не без искреннего удовольствия, так это в том, что рынок на Маркет-стрит, который считается самым колоссальным из рынков всех пяти частей света, не был занят никаким областным конкурсом скота. А потому его компаньон не мог встретить здесь соперника, которого должен был бы опасаться, как это было на отвратительном рынке СпрингГров, в городе Цинциннати, и синий флаг не склонится перед величием какогонибудь феномена свиньи. К тому же Джон Мильнер с самого начала чувствовал себя здесь вполне успокоенным. Газеты Филадельфии с большим шумом объявили об ожидавшемся приезде в штат Пенсильвания второго партнера матча Гиппербона, где-то между 31 мая и 14 июня. В этом приняла участие агентура держателей пари. Биржевые маклеры разжигали страсти игроков в пользу Тома Крабба, утверждая, что он одерживал всегда верх над своими конкурентами и что ему достаточно двух счастливых ударов, чтобы добиться цели... и прочее и прочее. И когда на следующий день Том Крабб в обществе своего тренера совершал прогулку по наиболее посещаемым улицам города, какое он почувствовал бы удовлетворение, если бы умел читать! Повсюду на стенах домов были наклеены гигантские афиши, напоминавшие, правда, те, которые, наклеивались в Цинциннати в ожидании прибытия туда феноменальной свиньи, по на этот раз уже с именем второго партнера, написанным большими буквами, в целый фут высотой, и сопровождаемым бесчисленными восклицательными знаками, как бы исполнявшими роль какой-то почетной стражи (не говоря уж о брошюрках, раздаваемых населению маклерами различных агентств). ТОМ КРАББ! ТОМ КРАББ!! ТОМ КРАББ!!!  ЗНАМЕНИТЫЙ ТОМ КРАББ, ЧЕМПИОН НОВОГО СВЕТА!!! ГЛАВНЫЙ ЛЮБИМЕЦ МАТЧА ГИППЕРБОНА!!! ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ПОБЕДИЛ ФИТСИМОНСА И КОРБЭТА! ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ПОБИВАЕТ РЕАЛЯ, КЭМБЭЛА, ТИТБЮРИ, ЛИССИ ВЭГ, ГОДЖА УРРИКАНА И X. К. 2. ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ИДЕТ ВПЕРЕДИ ВСЕХ!! ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ВСЕГО ТОЛЬКО В ШЕСТНАДЦАТИ КЛЕТКАХ ОТ ЦЕЛИ!! ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ВОЗНЕСЕТ СИНИЙ ФЛАГ НА ВЫСОТУ ИЛЛИНОЙСА!!! ТОМ КРАББ В НАШЕМ ГОРОДЕ!!! УРА! УРА!!! УРА ТОМУ КРАББУ!!! Само собой разумеется, что другие агентства, у которых не Том Крабб был фаворитом, выпускали, в свою очередь, другие афиши, также перегруженные восклицательными знаками и восхвалявшие заслуги Макса Реаля и Гарри Кембэла. Увы, остальные партнеры - Лисси Вэг, коммодор и Герман Титбюри - считались как бы вне конкурса. Поэтому вполне понятно горделивое чувство, испытываемое Джоном Мильнером, когда он "прогуливал" своего прославленного компаньона по улицам Филадельфии, по площадям, скверам, по Фермаунт-Парку и по рынку Маркет-стрит! Какое возмездие за неудачи, имевшие место в Цинциннати!.. Какой залог конечного успеха! А между тем 7-го числа, в разгар этой безумной радости, у Джона Мильнера болезненно сжалось сердце. Это было вызвано совершенно неожиданным инцидентом, сыгравшим роль укола булавки, грозящего выпустить газ из воздушного шара, уже готового подняться ввысь! Другая афиша, такая же колоссальная, была повешена соперником Крабба, не состоявшим в числе его конкурентов по матчу Гиппербона. КАВЭНЭФ ПРОТИВ КРАББА!  Кто был этот Кавэнэф? Он был хорошо известен в Филадельфии. Боксер, пользующийся громкой славой, который тремя месяцами раньше был побежден Томом Краббом и до сих пор не мог еще ему отомстить, несмотря на все самые настойчивые вызовы. И вот теперь во время пребывания Тома Крабба в Филадельфии на афише, после имени Кавэнэфа, появились слова: ВЫЗОВ ЧЕМПИОНУ! ВЫЗОВ!! ВЫЗОВ!!! Конечно, у Тома Крабба было более существенное занятие, чем отвечать на подобную провокацию: спокойно ждать, пользуясь приятным far niente {безделье.}, срока ближайшего тиража. Но Кавэнэф или, вернее, те, которые толкали его на борьбу с чемпионом Нового Света, смотрели на это дело иначе. И кто знает? Не было ли это выходкой какой-нибудь враждебной агентуры, которая желала задержать в дороге наиболее преуспевавшего из всех партнеров? Джон Мильнер должен был удовольствоваться пожатием плеч. Сочувствующие Тому Краббу тоже советовали ему оставить эти вызовы без ответа. Но, с одной стороны, Джон Мильнер знал безусловное превосходство своего компаньона над Кавэнэфом в деле бокса, а с другой - ему приходила в голову такая мысль: если в конце концов Том Крабб не выиграет партии, если его не обогатят миллионы Гиппербона и он будет вынужден выступать как боксер на публичных состязаниях, то не повредит ли его репутации этот отказ принять вызов, предложенный ему при таких исключительных обстоятельствах? В общем, дело кончилось тем, что после нескольких новых, еще более вызывающих афиш, целью которых было запятнать честь чемпиона Нового Света, на следующий день на стенах Филадельфии можно было прочесть в афишах следующее: ОТВЕТ НА ВЫЗОВ! КРАББ ПРОТИВ КАВЭНЭФА!! Можно себе представить, какой это произвело эффект! Как! Том Крабб принимал вызов! Том Крабб, который шел во главе "семерки", готов был рискнуть своим положением, согласившись на эту борьбу!.. Разве он забыл, какой партии он был участником, забыл, какое количество людей держало за него пари? Да, да, он дал свое согласие!.. "К тому же, - говорил себе не без основания Джон Мильнер, - раздробленная челюсть или выбитый глаз не помешали бы Тому Краббу продолжать путешествие и оставаться на лучшем счету в матче Гиппербона". Да, вызов нужно было принять, и лучше раньше, чем позже. Между тем произошло следующее: так как бои подобного рода запрещены даже в Америке, местная полиция запретила предполагаемую встречу двух героев под угрозой заключения их в тюрьму и штрафа. Правда, быть задержанным в этой западной исправительной колонии, где заключенных заставляют учиться на каком-нибудь инструменте и играть потом на нем целыми днями (какой получался ужасающий концерт, в котором преобладали унылые звуки гармоники, легко представить!), еще не составляло чересчур строгого наказания, но самая эта задержка, невозможность выехать в назначенный срок... Они поплатились бы запозданием, что едва не случилось с Германом Титбюри в штате Мэн. Но, быть может, оставалась еще какая-нибудь возможность принять вызов, не боясь вмешательства в дело шерифа? Действительно, разве нельзя было встретиться в каком-нибудь укромном месте, не говоря никому, где именно и в какое время, наконец, разрешить этот вопрос вне стен Филадельфии? Так и было сделано. Одни только секунданты двух боксеров и несколько любителей, пользующихся особым почетом, оказались в курсе предпринятых мер. Таким образом, все должно было произойти среди профессионалов, и по их возвращении в город местным властям незачем будет заниматься этой историей. Нужно сознаться, что особой осторожности проявлено не было. Но что поделать, когда задето самолюбие! По окончании предварительных переговоров (новых афиш с вызовом больше не появлялось) разнесся слух, что встреча отложена до окончания матча, и можно было думать, что никакого поединка не произойдет. А между тем 9-го числа около восьми часов утра в маленьком городке Эрондале, лежавшем в тридцати милях от Филадельфии, несколько джентльменов собрались в одном из городских залов, тайно нанятом для этой церемонии. Фотографы и кинооператоры присутствовали тут же, чтобы сохранить для потомства все фазы этой захватывающей борьбы. Среди присутствующих находились Том Крабб в полной форме борца, готовый дать работу своим громадным рукам, уже тянувшимся к противнику, и Кавэнэф, не такой высокий, как Крабб, но такой же широкий в плечах, обладавший совершенно исключительной силой. Словом, это были два борца, способные дойти до двадцати или тридцати раундов, то есть схваток. У первого ассистентом был Джон Мильнер, у второго - его собственный тренер. Их окружали любители и профессионалы, жадные до зрелища состязания этих двух машин силой в четыре кулака. Но едва только руки борцов приняли требуемое положение, как в зале появился шериф этого города Винсент Брюк в сопровождении Гуго Хюнтера, священника приходской церкви методистов. Он торговал большим количеством Библий, являвшихся одновременно антисептическим и антискептическим средством. Предупрежденные одним из жителей города, оба они прибежали на поле сражения, для того чтобы не допустить этом антиморальной и унизительной встречи, причем один действовал во имя пенсильванских законов, другой - во имя законов божеских. Никто, конечно, не удивится, узнав, что они без особого энтузиазма были приняты обоими чемпионами и зрителями, большими лакомками до этого вида спорта и к тому же успевшими уже заключить несколько пари на значительные суммы. Шериф и священник хотели говорить - их не пожелали слушать. Они хотели разнять борющихся - им оказали сопротивление. Что, в сущности, могли они сделать вдвоем против таких двух мускулистых и коренастых борцов, достаточно сильных, по-видимому, для того, чтобы одной рукой заставить их отлететь по крайней мере на двадцать футов от места поединка? Без сомнения, за них говорил "священный" характер их миссии. Один из них был представителем власти земной, другой - небесной, но не хватало содействия полиции, которая обычно приходила им на помощь. И в тот самый момент, когда Том Крабб и Кавэнэф становились в позу, один - нападающего, другой - защищающегося: - Остановитесь! - закричал Винсент Брюк. - А иначе - берегитесь! - крикнул, в свою очередь, досточтимый Гуго Хюнтер. Но это не помогло, и несколько кулачных ударов были пущены в дело впустую благодаря удачным маневрам обоих боровшихся. И вот тогда произошла сцепа, вызвавшая сначала изумление, а затем восхищение всех присутствующих в зале. Оба - и шериф и священник - не отличались ни высоким ростом, ни крепким телосложением, оба были среднего роста, оба худощавые. Но они обладали исключительной гибкостью, ловкостью и быстротой. В один момент Винсент Брюк и Гуго Хюнтер ринулись на боксеров. Джон Мильнер пытался преградить дорогу священнику, но получил от него такую пощечину, что свалился и едва не потерял сознание, а секунду спустя Кавэнэф получил сильнейший удар кулаком в левый глаз от шерифа, в то время как священник наносил такой же удар по правому главу Тома Крабба. Оба профессионала готовы были убить нападающих, но те, избегая атак и делая прыжки и скачки с ловкостью настоящих обезьян, не попали ни под один из направленных на них ударов. И начиная с этого момента (что не должно никого удивлять, так как это происходило среди группы знатоков), уже не боксерам, а Винсенту Брюку и Гуго Хюнтеру восхищенные зрители стали аплодировать и кричать громкое "ура". В конце концов методист оказался методичным в своей манере действовать по всем правилам искусства и, сделав Тома Крабба кривым на один глаз, едва не выбил у него и второй. Вскоре появилось несколько полицейских, и лучшее, что можно было сделать, это очистить зал, что и было сделано. Так закончилась эта незабываемая борьба, к чести шерифа и священника, действовавших во имя закона и во имя религии. Что касается Джона Мильнера, то он привез Тома Крабба со вздутой щекой и с подбитым глазом обратно в Филадельфию, где оба они заперлись в своей комнате и, преисполненные стыда, стали ждать прибытия на их имя очередной телеграммы. ^TГлава девятая - ДВЕСТИ ДОЛЛАРОВ В ДЕНЬ^U Талисман супругам Титбюри?.. Разумеется, в нем чувствовалась большая надобность, и если бы таким талисманом явился только кусочек веревки, на которой повесили этого разбойника Билла Аррола, и тот оказался бы желанным. Но, как это и заявил судья в Грэйт-Солт-Лейк-Сити, чтобы его повесить, надо было сначала его поймать, а это, по-видимому, не так-то скоро делалось. Разумеется, талисман, обеспечивающий Герману Титбюри выигрыш партии, не был бы приобретен чересчур дорогой ценой, если бы за него было уплачено три тысячи долларов, украденных у господина Титбюри в гостинице "Чип-Отель", но пока что мистер Титбюри был без гроша, а потому, разозленный и разочарованный ироническими ответами шерифа, он ушел из полицейского управления и вернулся к ожидавшей его миссис Титбюри. - Ну что же, Герман, - обратилась она к нему, - этот жулик, этот мерзавец Инглис?.. - Его имя - не Инглис, - ответил Титбюри, в изнеможении опускаясь на стул, - его зовут Билл Аррол. - Он арестован? - Будет. - Когда? - Когда его смогут поймать... - А наши деньги? Наши три тысячи?.. - Я не дал бы за них и полдоллара! Госпожа Титбюри, в свою очередь, упала на стул: все погибло! Но так как у этой сильной женщины реакция наступала очень быстро, то она скоро встала, и когда ее муж в полном отчаянии спросил: - Что же делать? - Ждать, - ответила она. - Ждать?.. Но чего?.. Чтобы этот бандит Аррол... - Нет, Герман... ждать телеграммы от нотариуса Торнброка, которая не запоздает, конечно. Потом мы сообразим... - Но как же с деньгами? - У нас есть время их выписать, даже если бы нас отослали на окраину Соединенных Штатов. - Что меня вовсе не удивило бы, принимая во внимание преследующие нас неудачи! - Следуй за мной, - решительным тоном заявила госпожа Титбюри, и они, выйдя из гостиницы, направились в телеграфную контору. Понятно, что весь город был в курсе несчастья, постигшего чету Титбюри. Правда, Грэйт-Солт-Лейк-Си-ти, по-видимому, не чувствовал к ним большей симпатии, чем маленький город Кале, откуда они так недавно приехали. Они не сумели вызвать к себе не только симпатии, но даже доверия. Кто захотел бы держать пари за людей, на которых сыпалось столько неприятностей?.. За неудачников, которые после двух тиражей были еще только в четвертой клетке? За людей, которых так опередили конкуренты и которых держатели пари игнорировали даже при ставке пятьдесят против одного? И если несколько человек еще находилось в конторе почтового управления, когда туда явилась эта чета, то это были одни только любопытные или, вернее, злые шутники, рассчитывавшие посмеяться над новой неудачей несчастного Гермажа Тмтбюри. Но такие насмешки не трогали им его самого, ни тем более миссис Титбюри. Им было совершенно безразлично, как будут они котироваться в агентствах, тем более что неизвестно, не смогут ли они наверстать потерянное одним великолепным ударом. Действительно, изучая карту, миссис Титбюри рассчитала, что если бы игральные кости выбросили, например, десять очков, число, которое нужно было бы удвоить в четырнадцатой клетке, занятой штатом Иллинойс, то это новое число очков одним скачком перенесло бы их в двадцать четвертую клетку, штат Мичиган, смежный со штатом Иллинойс. А это вернуло бы их обратно в Чикаго. Это был бы, без сомнения, самый удачный удар игральных костей, какой только можно пожелать. Совершится ли он только? В девять часов сорок семь минут, с автоматической точностью, телеграмма была вынута из аппарата. На этот раз число выброшенных очков было катастрофическим. Как читатель, вероятно, помнит, Макс Реаль, находившийся 2 июня в Чикаго, в доме своей матери, был извещен об этом результате метания костей, а в следующие дни последовательно узнавал об отъезде Гарри Кембэла в Северную Дакоту, Лисси Вэг - в Миссури и коммодора Уррикана - в Висконсин. Не говоря о том, что этот удар игральных костей был крайне несчастлив для Германа Титбюри, он в то же время носил какой-то исключительно странный характер, и надо было быть объектом какого-то дьявольского невезения, чтобы такой удар мог совершиться. Судите сами. Игральные кости выбросили пять очков, составленных из двух и трех; это число переносило игрока из четвертой клетки в девятую. Но так как девятая клетка находилась в штате Иллинойс, то надо было это число дублировать, а так как полученная новая клетка тоже находилась в штате Иллинойс, то нужно было это число не удвоить, а утроить, что составляло пятнадцать очков, которые вели в девятнадцатую клетку, штат Луизиана, город Новый Орлеан, помеченный на карте Вильяма Гиппербона "гостиницей". Действительно, более несчастного удара костей нельзя себе представить! Мистер и миссис Титбюри возвращались в отель походкой людей, получивших сильный удар по голове, сопровождаемые насмешками присутствовавших в почтовом бюро. Но голова миссис Титбюри была более крепкой, чем ее мужа, а потому эта особа не оставалась прикованной к месту, как он. - В Луизиану! В Новый Орлеан! - повторял мистер Титбюри и в отчаянии рвал на себе волосы. - О, как могли мы быть так глупы, что решились метаться по всей территории Союза... - И мы будем еще продолжать метаться, - объявила миссис Титбюри, скрестив на груди руки. - Как... Ты думаешь... - Думаю ехать в Луизиану. - Но ведь это по меньшей мере тысяча триста миль! - Мы их сделаем. - Но нам придется платить штраф в тысячу долларов! - Мы его уплатим. - Но нам не придется участвовать в двух метаниях игральных костей! - Мы в них не будем участвовать. - Но ведь нам придется пробыть в этом городе около сорока дней, а жизнь в нем, кажется, безумно дорога... - Все равно, мы там будем. - Но у нас уже нет больше денег... - Мы их выпишем. - Но я не хочу... - А я, я хочу! Как видите, у Кэт Титбюри на все "но" был готов ответ. Наверное, в ней жила старая картежница, которая теперь громко проявляла себя. А мираж миллионов долларов ее привлекал, ошеломлял, гипнотизировал. Герман Титбюри не пытался больше протестовать. Для него это было бы хуже. В конце концов, последствия неудачного метания костей таковы, какими и должны были быть: длинное и дорогое путешествие, переезд с севера на восток и с юга на запад через всю конфедерацию, дороговизна жизни в роскошном, разорительном городе Новый Орлеан и необходимость продолжительного в нем пребывания, так как правила матча требовали выждать там два тиража до получения разрешения снова продолжать партию. Все это было именно то, чего он ждал. - Возможно, - сказала миссис Титбюри, - что случай пошлет туда одного из наших партнеров, и тогда мы займем его место. - Но какого партнера, - воскликнул мистер Титбюри, - раз все они впереди нас? - А почему они не могут быть вынуждены вернуться назад, не выбросив ровнехонько столько очков, сколько им требуется, чтобы кончить партию!.. И тогда им придется начинать все сызнова, как этому отвратительному Уррикану. Конечно, это могло бы случиться, но чикагская чета имела на это мало шансов. - И, в довершение всего, - прибавил мистер Тит-бюри, - мы не имеем права выбрать себе гостиницу по своему желанию. Он был совершенно прав, так как после слов: "девятнадцатая клетка, Луизиана, Новый Орлеан", в злосчастной телеграмме стояло: "Эксельсиор-Отель". Спорить было не о чем. Какова бы ни была эта гостиница - первого разряда или последнего, все равно именно на нее указывал властный покойник. - Значит, мы отправимся в "Эксельсиор-Отель", вот и все! - сказала миссис Титбюри. Такова была эта женщина, настолько же решительная, насколько и скупая. Как она должна была страдать, думая о денежных потерях, которые уже совершились: о трехстах долларах штрафа, о трех тысячах долларов, которые у них украли, о всех понесенных до этого дня расходах и о тех, которые ждут их в ближайшие дни, в близком будущем... Но ожидаемое наследство слепило ей глаза. Само собой разумеется, что времени, чтобы добраться до назначенного ему пункта, у третьего партнера было более чем достаточно - сорок пять дней. Было 2 июня, а Зеленому флагу надлежало появиться в Новом Орлеане только 15 июля. Тем не менее, как заметила миссис Титбюри, кто-нибудь из "семи" мог быть послан туда в один прекрасный день. Значит, необходимо было находиться в то время в девятнадцатой клетке, чтобы поменяться местами с этим партнером. Поэтому лучше было не терять времени на посещение Грэйт-Солт-Лейк-Сити. Было решено, что Титбюри отправятся в путь, как только получат деньги, вытребованные телеграммой из Чикагского национального банка, где у мистера Титбюри был открыт текущий счет. Эта операция отняла только два дня, и утром 4 июня мистер Титбюри мог взять в банке в Грэйт-Солт-Лейк-Сити переведенные на его имя пять тысяч долларов, которые, увы, больше уже не могли приносить ему дохода. Пятого июня мистер и миссис Титбюри покинули Грэйт-Солт-Лейк-Сити при всеобщем равнодушии местного населения и, к своему несчастью, не получив обещанного кончика веревки, который, возможно, принес бы им удачу и успех, так как это значило бы, что Билл Аррол в это время уже пойман и повешен. Один из поездов Центральной Тихоокеанской железной дороги, которой очень часто пользовались партнеры матча Гиппербона, помчал их через штат Вайоминг к городу Шайенна и оттуда через штат Небраска в город Омаха. Там из экономии - так как пароходный тариф был менее высок, чем железнодорожный, - путешественники доплыли по реке Миссури до города Канзас, как это сделал Макс Реаль во время своего первого путешествия; потом из Канзаса они доехали до города Сент-Луис, где Лисси Вэг и Джовита Фолей должны были провести несколько дней после своего пребывания в "тюрьме". Попасть в воды реки Миссисипи, покинув для этого реку Миссури, которая является ее главным притоком, можно путем простого перехода с одного судна на другое. Пароходы на этих реках очень многочисленны, и кто согласен удовольствоваться последним классом, тому путешествие может обойтись очень дешево, а приобретая дешевую провизию на остановках, можно еще уменьшить расходы. Так и поступали мистер и миссис Титбюри, урезывая себя насколько возможно, в ожидании тех счетов, которые им предстояло получить в конце их, быть может, долгого пребывания в гостинице "Эксельсиор-Отель". Таким образом, пароход "Блэк-Уорриор" принял в число своих пассажиров чету Титбюри, которую он должен был доставить в важнейший город Луизианы. Для этого надо было только все время следовать по течению этого "Отца вод", между штатами Иллинойс, Миссури, Арканзас, Теннесси, Миссисипи и Луизиана, для которых великая река служит более естественной границей, чем градусы широты и долготы, определяющие остальные их геодезические границы. Многочисленные названия ее, замененные в конце концов одним - Миссисипи, вызывают к себе чисто географический интерес, от которого супруги Титбюри были очень далеки; это их так же мало интересовало, как размеры площади ее бассейна, хотя он заключает в себе три миллиона двести одиннадцать тысяч квадратных километров. Им важно было только, чтобы эта река наиболее дешево доставила их туда, куда они направлялись. Этот переезд не представлял никаких трудностей. Так называемая промышленная Миссисипи, еще увеличенная многочисленными притоками - Миннесота, Сэдар, Терки, Айова, Сент-Круа, Чиппева и Висконсин, - начинается на склоне горы Сент-Луис, выше шумных водопадов Сент-Антуан. Как раз в Сент-Луисе перекинуты через реку два моста, служащие средством сообщения между ее правым и левым берегами. Следуя вдоль речной границы штата Иллинойс, пароход "Блэк-Уорриор" проплывает мимо высоких меловых скал высотой в шестьдесят туазов, причем по одну сторону тянутся отроги горных вершин Озарк, по другую - последние холмы, покрывающие территорию этого штата. Начиная с города Кейро характер местности совершенно меняется. Это громадная равнина, орошаемая водами одного из притоков Миссисипи, называемого Огайо. Но, несмотря на наличие этих вод, а также рек Арканзаса и Ривьер-Руж (Красной реки), разлив Миссисипи в Новом Орлеане не так интенсивен, как в Сент-Луисе, то есть там, где река впадает в Мексиканский залив. Это потому, что избыток ее вод уплывает через каналы, находящиеся поблизости от ионийских берегов. Вот почему водой здесь почти залита Сенк-Коунтри, или "Затонувшая страна", представляющая собой обширный район к западу от реки, изрытый лагунами, покрытый болотами, полный медленно текущих или стоячих вод, почва которого точно осела во время землетрясения 1812 года. "Блэк-Уорриор", искусно и осторожно управляемый, скользил среди многочисленных островов, не отличающихся устойчивостью. Некоторые из них изменяют свой облик или уносятся течением во время половодья на новые места, а другие образуются из наносных песков, остановленных на своем пути какими-нибудь преградами. Вот почему навигация по Миссисипи представляет большие трудности, с которыми, однако, хорошо справляются искусные лоцманы штата Луизиана. Следуя этой дорогой, чета Титбюри проехала через Мемфис, этот важный город штата Теннесси, куда любопытные ездили посмотреть на Тома Крабба во время его кратковременного там пребывания. Потом они миновали Хелижу, расположенный на одном из холмов пока еще небольшой городок, в будущем обещающий превратиться в значительный город, так как он служжт местом стоянки многочисленных пароходов. Затем, миновав устье реки Арканзас, путешественники попали в край стоячих вод и болот с подвижной, зыбкой почвой, поглотившей когда-то "деревню Наполеона". В Виксберге, одном из редких промышленных городов штата Миссисипи, пароход не останавливался, потому что река в результате сильнейшего разлива отклонилась от этого города на несколько миль ближе к югу. Запущенные в этом месте берега, все более и более низкие, переходя в равнину, покрытую наносными песками, представляют собой только невысокие песчаные холмы и откосы, изрытые течением реки. Наконец, в трехстах милях от моря, "Блэк-Уорриор" миновал устье реки Ривьер-Руж в том пункте, где Соприкасаются оба штата, около форта Адама, и проник на территорию штата Луизиана. Там бурно и стремительно клокотали водопады. Но благодаря тому, что уровень воды достигал в это время своей средней высоты, "Блэк-Уорриор" мог продолжать путь, не рискуя сесть на мель. После Нечес до самого Нового Орлеана значительных городов не встречается, если не считать Батон-Руж, который, в сущности, представляет собой большое местечко с населением в десять с половиной тысяч. Но в нем сосредоточены законодательные учреждения штата Луизиана, в котором, как и во многих других штатах Союза, столица штата не является его главным городом. Город Батон-Руж находится к тому же в очень здоровой и приятной местности, чего нельзя не учитывать в тех районах, которые опустошает эпидемия желтой лихорадки. И наконец, после города Дональдсонвилла не встречается уже ничего, кроме ряда вилл и коттеджей, раскинутых по обоим берегам великой американской реки, вплоть до Нового Орлеана. Штат Луизиана, проданный Первой империей американцам за двадцать миллионов франков {В 1803 году Франция продала Луизиану Соединенным Штатам Америки за 20 миллионов франков.}, занимает только тридцатое место среди штатов федеральной республики. Но население его, черное в большинстве, превышает миллион сто тысяч человек. Пришлось защищаться от разливов Миссисипи солиднейшими насыпями в нижнем ее течении, где производство сахара так значительно, что считается первым по выпуску. На северо-западе, где местность орошается рекой Ривьер-Руж и ее притоками, более высокие места не страдают от наводнения и поддаются всем начинаниям агрикультуры. Штат Луизиана производит также железо, уголь, охру, гипс; в нем встречаются и поля сахарного тростника, и многочисленные плантации апельсиновых и лимонных деревьев, а в его не тронутых еще обширных дремучих лесах живут медведи, пантеры, дикие кошки, а многочисленные речки служат обиталищем аллигаторов. Наконец, 9 июня вечером Новый Орлеан принял в свои стены чету Титбюри, совершившую путешествие, продолжавшееся пять дней, начиная с их отъезда из Грэйт-Солт-Лейк-Сити. За это время, 4, 6 и 8 июня, производились тиражи, в которых были заинтересованы Гарри Кембэл, Лисси Вэг и Годж Уррикаи, но все они были бессильны улучшить положение Германа Титбюри, так как ни один из партнеров не был прислан занять его место в "гостинице" девятнадцатой клетки. О, если бы он не был вынужден явиться в этот разорительный город и провести в нем целых шесть недель, то игральные кости уже, может быть, через семь дней обрадовали бы его более благоприятным числом очков и он мог бы оказаться в одном ряду с кем-нибудь из его более преуспевающих партнеров! Выйдя из вокзала, мистер и миссис Титбюри увидели великолепный экипаж, ожидавший, по-видимому, кого-то из пассажиров "Блэк-Уорриора". Что касается их самих, то им предстояло пешком отправиться в "Эксельсиор-Отель", вручив свой багаж одному из носильщиков. Каково же было их изумление, смешанное с беспокойством, когда к ним подошел чернокожий лакей и спросил: - Мистер и миссис Титбюри, если не ошибаюсь? - Они самые, - ответил мистер Титбюри. Итак, газеты, очевидно, уже объявили об их отъезде из штата Юта, об их приезде в Омаху, об их речном путешествии на пароходе "Блэк-Уорриор" и об их предстоящем прибытии в Новый Орлеан. А они между тем совсем не рассчитывали, что их будут здесь ждать. Неужели же так и нельзя избежать всех неприятностей и расходов, связанных с известностью? - А что вам от нас нужно? - спросил мистер Титбюри недовольным тоном. - Этот экипаж к вашим услугам. - Мы не заказывали никакого экипажа... - В "Эксельсиор-Отель" иначе не приезжают, - ответил с поклоном лакей. - Хорошее начало! - прошептал мистер Титбюри и тяжело вздохнул. Ну что ж, раз более простым способом являться в этот отель не полагалось, то ничего не оставалось, как сесть в это великолепное ландо {Ландо - четырехместная карета с открывающимся верхом. Омнибус - многоместная конная карета с платными местами для пассажиров.}. Чета в него уселась, в то время как омнибус2 "нагружался" их чемоданом и саквояжем. Приехав на Каналь-стрит, экипаж остановился перед великолепным зданием, дворцом в полном смысле слова, со сверкающей надписью над подъездом: "Эксельсиор-Отель", вестибюль которого был залит яркими огнями. Выездной лакей соскочил с козел и поспешно открыл дверцы ландо. Супруги Титбюри, еще очень усталые и ошеломленные, не отдали себе сразу полного отчета в том приеме, который им был оказан персоналом отеля. Величественный мажордом во фраке повел их в отведенное им помещение. Ослепленные, растерянные, они не заметили никаких подробностей окружавшего их великолепия и решили отложить до следующего дня размышления, на которые их наводила эта необыкновенная обстановка. Утром, после ночи, проведенной в тишине комфортабельной комнаты, отгороженной двойными рамами от уличного шума, они проснулись при мягком свете электрического ночника. Светящийся циферблат дорогих стенных часов показывал восемь. У изголовья кровати, в которой оба так хорошо отдохнули, они увидели ряд электрических кнопок, которые ждали, чтобы их коснулись пальцы: тогда в комнату явится горничная или лакей. Другие кнопки заказывали ванну, утренний завтрак, газету и - в чем всегда нуждались путешественники, спешившие встать, - дневной свет. Эту именно кнопку и нажал крючковатый палец миссис Титбюри. В ту же минуту плотные шторы окон механически поднялись, наружные ставни опустились, и снопы солнечных лучей ворвались в комнату. Мистер и миссис Титбюри молча взглянули друг на друга. Они не осмелились произнести ни единого слова, боясь, как бы оно не обошлось им в несколько пиастров. Роскошь обстановки этой комнаты была исключительная, безумная; все здесь было самое дорогое - мебель, портьеры, ковры, шелковые, штофные очень дорогие обои. Встав с постели, чета прошла в соседний будуар, где царил необыкновенный комфорт: умывальники с кранами холодной, горячей и теплой воды, пульверизаторы, готовые наполнить воздух своими нежно пахнущими брызгами, мыло всех цветов и запахов, губки исключительной мягкости, белоснежные полотенца. Одевшись, супруги Титбюри направились в смежные комнаты. Им была предоставлена целая квартира: столовая, в которой стол сверкал серебром; гостиная, обставленная с неслыханной роскошью: драгоценная люстра, картины больших мастеров, художественная бронза, портьеры, тисненные золотом; дальше кабинет хозяйки, в котором стояло пианино с лежавшими на нем нотами, стол с модными романами и альбомами фотографий штата Луизиана, а рядом - кабинет хозяина, где красовались целые груды новейших журналов, газет, наиболее распространенных в Союзе, шкатулка с письменными принадлежностями и даже маленькая пишущая машинка, готовая прийти в движение под пальцами путешественников. - Но ведь это точно пещера Али-Бабы! - вскричала миссис Титбюри, совершенно потрясенная тем, что видела. - И нужно полагать, что сорок разбойников здесь тоже где-нибудь поблизости, - прибавил мистер Титбюри, а вернее, даже целая сотня! В эту минуту взгляд его упал на висевшую на стене карточку в золоченой рамке с расписанием часов завтраков, обедов и ужинов для тех, кто предпочел бы требовать еду в свои комнаты. Комнаты, предназначенные для третьего партнера, были помечены номером первым, и под этим номером стояло: "...предоставляемые партнерам матча Гиппербона управления "Эксельсиор-Отеля". - Позвони, Герман, - могла только произнести миссис Титбюри. Кнопка была нажата, и джентльмен во фраке и белом галстуке появился в дверях гостиной.. В изысканных выражениях он передал супругам приветствие от управления "Эксельсиор-Отеля" и его директора, польщенных тем, что их гостем являлся один из симпатичнейших участников великой национальной игры. Так как мистер Титбюри располагал свободным временем и решил провести его в штате Луизиана, в Новом Орлеане, в обществе своей почтенной супруги, то будут приняты все меры, чтобы окружить их всевозможным комфортом и разнообразить их развлечения. Что касается режима отеля, то, если они ничего не имеют против того, чтобы следовать ему, утренний чай - в восемь часов, первый завтрак - в одиннадцать, ленч - в четыре, обед - в семь, вечерний чай - в десять часов. Кухня английская, американская или французская - по желанию; вина лучших заморских погребов. Ежедневно в распоряжение известного чикагского богача предоставлялся экипаж; элегантная яхта была всегда под парами, готовая для всяких экскурсий по реке Миссисипи вплоть до ее устья или для прогулок по озерам Борнье и Пое-Шартрен, Им ежедневно предоставлялась ложа в опере, где в это время гастролировала французская труппа, пользовавшаяся громкой известностью. - Сколько? - резко спросила миссис Титбюри. - Сто долларов. - В месяц? - В день. - И с каждого человека, не правда ли? - прибавила миссис Титбюри голосом, в котором звучали ирония и злоба. Да, сударыня. Эти цены, исключительно приемлемые, были установлены, как только мы узнали, что третий партнер и миссис Титбюри собираются провести некоторое время в "Эксельсиор-Отеле". Вот куда привела эту чету их несчастливая звезда! И ни в какое другое место они отправиться не могли. Миссис Титбюри не имела даже возможности перебраться в более скромную гостиницу... Это был отель, назначенный волей Уильяма Дж. Гиппербона, причем особенно этому удивляться нечего: ведь покойный был одним из главных его акционеров. Да, двести долларов в день, шесть тысяч долларов за тридцать дней, если бы супруги пробыли месяц в этой пещере Али-Бабы! Волей-неволей приходилось подчиниться. Покинуть "Эксельсиор-Отель" значило бы быть исключенным из партии, правила которой не допускали никаких возражений. Это значило отказаться от всякой надежды получить в наследство миллионы покойного. И тем не менее, едва только мажордом вышел из комнаты: Едем! - вскричал мистер Титбюри. - Берем наш чемодан и возвращаемся в Чикаго!.. Я не останусь здесь ни одной минуты, зная, что каждый час стоит восемь долларов! - Останешься, - сказала властная матрона. Город Круассан {Круассан (фр. 1е croissant)- серп лупы, полумесяц, форму которого Новый Орлеан имел при основании.}, как называют еще Новый Орлеан, был основан в 1717 году на самом изгибе великой реки, которая служит его южной границей. Остальные города, Батон-Руж, Дональдсонвилл и Шривпорт, насчитывают не более одиннадцати-двенадцати тысяч жителей. Находясь на расстоянии пятисот семидесяти четырех лье от Нью-Йорка и сорока пяти от устья Миссисипи, этот город обслуживается девятью железнодорожными путями, и тысяча пятьсот пароходов делают рейсы по его водной территории. Перейдя 18 апреля 1862 года на сторону южан, он вынес шестидневную осаду войск адмирала Фаррагута и был взят генералом Батлером {Имеется в виду эпизод, когда в 1862 году, во время Гражданской войны в США, выдающийся американский флотоводец адмирал Давид Глазго Фаррагут (1801 -1870), находясь во флотилии северян, проник в устье реки Миссисипи, добился капитуляции фортов, разбил флотилию конфедератов-южан и содействовал генералу Батлеру во взятии их столицы - Нового Орлеана 1 мая 1862 года.}. В этом громадном городе с населением в двести сорок две тысячи душ, населением различного расового происхождения, в котором черные пользуются всеми политическими правами, но все же неравноправны в социальном отношении; в этой среде, где смешаны французы, испанцы, англичане и англоамериканцы; в городе, в котором тридцать два сенатора и девяносто семь депутатов, представленном в Конгрессе четырьмя членами; в городе, служащем местопребыванием католического епископа, и это среди баптистов, методистов и представителей епископальной церкви", {Отмечается характерная для США крайняя пестрота религиозных верований и убеждений, создающая видимость осуществления в полной мере свободы совести и вероисповедания.} - в самом, так сказать, сердце штата Луизиана намеревались провести целый месяц супруги Титбюри, таким невероятным способом вырванные из своего чикагского дома. Но так как преследовавшая их злая судьба требовала этого, то лучше уж было все повидать и попользоваться всем, что только можно было получить за такую дорогую цену. Так по крайней мере рассуждала госпожа Титбюри. Вот почему за ними ежедневно приезжал великолепный экипаж, в котором они повсюду катались. Часто их сопровождали насмешливые "ура" уличной толпы, так как все знали их как отвратительных скряг, не пользовавшихся ничьими симпатиями ни в Грэйг-Солт-Лейк-Сити, ни в Кале, ни в Чикаго. Но что из того? Они этого не замечали. Ничто не могло им помешать, несмотря на столько разочарований, смотреть на себя как на главных любимцев матча Гиппербона. Так они катались из одного предместья в другое, по всем самым элегантным кварталам города, где красовались восхитительные виллы и коттеджи, окруженные густой зеленью апельсиновых деревьев и магнолий, находившихся в это время в полном цвету. Так они прогуливались по насыпям шириной в пятьдесят туазов, которые защищают город от наводнений, по набережным, вдоль которых расположены были в четыре ряда пароходы, буксирные, парусные, и каботажные суда, ежегодно перевозящие до миллиона семисот тысяч кип хлопка. Это никого не должно удивлять, так как торговый оборот Нового Орлеана выражается в цифре двести миллионов долларов в год. Они побывали также и в окрестностях Нового Орлеана: Эльджирер, Гретна и Мак-Даругвилл, переехав предварительно на левый берег реки, где находятся все главные мастерские, фабрики и склады. В своем роскошном экипаже они катались по всем наиболее элегантным улицам города, застроенным кирпичными и каменными домами, заменившими деревянные, уничтоженные многочисленными пожарами. Чаще всего чета Титбюри появлялась на улицах Ройяль и Сан-Луи, крестообразно перерезающих французский квартал. И какие там очаровательные дома с зелеными ставнями и просторными двориками, с журчащими водами бассейнов и какое множество редких цветов! Они посетили также и Капитолий, находящийся на углу Ройяль и Сан-Луи, древнее здание, превращенное во время войны Северных штатов с Южными в законодательное учреждение, с палатами сенаторов и депутатов. Но к отелю "Сан-Шарль", одному из самых важных в городе, они отнеслись с презрением, вполне объяснимым у тех, кто проживает в несравненном "Эксельсиор-Отеле". Они посетили также красивые здания - университет, собор в готическом стиле, здание таможни, Ротонду с ее громадным залом. Там читатель находит замечательную коллекцию книг, праздный путешественник - целый ряд художественных крытых галерей, а биржевик - очень оживленную биржу, на которой маклеры различных агентов с азартом выкрикивают изменчивый курс ставок матча Гиппербона. На своей элегантной паровой яхте они совершили прогулки по тихим водам озера Пон-Шартрен и по реке Миссисипи. Любители лирических оперных произведений видали их в опере, в предоставленной им ложе, где они тщетно старались уловить своими углами, неспособными воспринимать никаких музыкальных звуков, гармонию оркестровой партии. Так они проводили дни, точно в каком-то сне, но какое пробуждение ожидало их при возвращении к действительности! Между прочим, с ними произошло странное явление. Да, эти скряги вошли во вкус своего нового существования: их ошеломили все эти ненормальные условия жизни, они опьянели в физическом смысле этого слова, сидя за роскошно сервированным столом, на котором они не хотели оставлять ни единой крошки от подаваемых им блюд, с риском нажить себе болезни и расширение желудка в приближавшиеся годы старости. Они считали необходимым использовать полностью те двести долларов, которые тратили каждый день в "Эксельсиор-Отеле". А между тем время шло, хотя супруги Титбюри отдавали себе в этом только очень неясный отчет. Их пребывание в отеле не грозило быть прерванным, а в Чикаго должно было произойти четырнадцать метаний костей, прежде чем они могли получить право пуститься в дорогу. Каждые сорок восемь часов результаты этих тиражей громогласно сообщались в Ротонде, подобно тому как это происходило в Аудиториуме. Как известно, тираж 8 июня отослал коммодора Годжа Уррикана в штат Висконсин, а тиражом 10 июня таинственный X. К. 2 был послан в штат Миннесота. Ни один не был отправлен в штат Луизиана ни тиражом 12 июня, который производился для Макса Реаля, ни тиражом 14 июня, для Тома Крабба; 16-го числа, в день, назначенный для Германа Титбюри еще до того, как неудача отправила его в девятнадцатую клетку, никакого тиража не состоялось, а 18 июня нотариус Торнброк выбросил игральные кости на стол в зале Аудиториума для четвертого партнера, Гарри Кембэла. Так неужели же супруги Титбюри были обречены вести этот новый образ жизни, настолько же приятный, насколько разрушительный для здоровья и разорительный для кармана, в течение всех шести недель, которые они обязались провести в штате Луизиана? И разве не могла закончиться партия еще до того, как они снова приняли бы в ней участие? Разве один из партнеров не успел бы добраться за это время до шестьдесят третьей клетки? Будущее держало это в секрете. А тем временем дни шли за днями, и в случае окончания матча мистеру и миссис Титбюри ничего другого не оставалось бы, как возвратиться в Иллинойс, оплатив предварительно колоссальный счет "Эксельсиор-Отеля". Во что же, в общем, обошлось им это безумное желание фигурировать среди "семерки" матча Гиппербона? ^TГлава десятая - ДАЛЬНЕЙШИЕ СТРАНСТВОВАНИЯ ГАРРИ КЕМБЭЛА^U Если супруги Титбюри и коммодор Уррикан имели основание жаловаться на преследующие их неудачи, то и главный репортер газеты "Трибюн" до некоторой степени тоже имел право огорчаться и жаловаться: при первом метании костей выброшенное число очков отослало его к Ниагарскому водопаду, штат Нью-Йорк, где он должен был уплатить штраф, а оттуда отправиться в Санта-Фе, столицу Нью-Мексико. И вот теперь - при новом метании костей - ему предстояло отправиться сначала в штат Небраска, а оттуда в штат Вашингтон, находящийся на западной окраине территории Союза. Действительно, в городе Чарлстоне, штат Южная Каролина, где ему был оказан такой горячий прием, Гарри Кембэл получил 4 июня телеграмму, сообщавшую ему, что удвоенное число очков, выпавших на его долю (десять, составленные из шести и четырех), препровождало его из двадцать второй клетки в сорок вторую. Эта последняя, соответствующая штату Небраска, была выбрана покойным Гиппербоном для "лабиринта" благородной игры в "гусек". И особенно неприятно было то, что попавший туда партнер должен был уплатить двойной штраф, а затем вернуться обратно в тридцатую клетку, занятую штатом Вашингтон, хотя этот путь из Южной Каролины в Вашингтон проходил через штат Небраска. Вполне понятно, что его сторонники, во множестве собравшиеся в почтовом отделении, узнав об этом, были поражены, и был момент, когда репортер едва не лишился завоеванного им положения любимца матча, которое ему приписывали, - надо сознаться, несколько легкомысленно, - во многих агентствах. Но Гарри Кембэл, настолько же ловкий, насколько и решительный, сумел успокоить тех, кто был заинтересован в его удаче. - Э, друзья мои, - вскричал он, - не приходите в отчаяние!.. Вы ведь знаете, что длинное путешествие меня не пугает... Из Чарлстона в Небраску и из Небраски в Вашингтон - это можно сделать в два прыжка, а у меня впереди целых две недели, с 4 до 18 июня, чтобы отмахать эти четыре тысячи миль!.. Железные дороги будут все время к моим услугам. А что касается штрафа, который мне надо уплатить, то это дело кассира газеты "Трибюн", и тем хуже, если он выполнит его с недовольной гримасой!.. Неприятно не то, что надо из Небраски отправляться в Вашингтон, а то, что из сорок второй клетки придется возвращаться в тридцатую. Но отодвинуться на какие-то двенадцать клеток - об этом, в сущности, тоже не стоит говорить, и я, конечно, быстро нагоню то, что случай у меня отнял! - Как же не чувствовать абсолютного доверия к человеку, который так в себе уверен! Как не рискнуть поставить на него значительные суммы! Как скупиться на рукоплескания, которые он вполне заслуживал!.. И такими рукоплесканиями он был в это утро щедро награжден, подобно тому как это было накануне на знаменитом банкете в городе Астлей, где фигурировал чудовищный пирог, весивший восемь тысяч фунтов и напитавший тысячу пятьсот семьдесят пять туземцев, населявших этот большой город. Но Гарри Кембэл ошибался, полагая, что можно отправиться из Чарлстона в Олимпию, столицу Вашингтона, указанную в депеше, всячески комбинируя поезда федеральной железнодорожной сети. Нет, требовалось неуклонно держаться той строгой последовательности в передвижениях, которую должен был ему указать Бруман Бикгорн, секретарь редакции газеты "Трибюн". Половину же этого пути, до штата Небраска, можно было совершить очень быстро теми железнодорожными путями, которые соединялись с Центральной Тихоокеанской железной дорогой. Как бы то ни было, времени терять было нельзя, имея в виду всегда возможное запоздание, так же как нельзя было позволять себе никаких остановок в дороге. Нет, самым разумным было выехать из Чарлстона в этот же вечер, что и было сделано зеленым флагом при громких криках "ура" его восторженных сторонников. Они явились к отходу поезда, стремительно унесшегося Вперед через равнины Южной Каролины. Эту первую часть маршрута проделали уже многие из семи партнеров, когда они проезжали через эту территорию. Гарри Кембэл пересек штат Теннеси и 5-го числа вечером прибыл в Сент-Луис, штат Миссури, где "Джовиту Фолей и Лиси Вэг ожидала "тюрьма". Боясь потерять слишком много времени, если воспользоваться пароходом, поднимающимся по реке вплоть до Омахи, он продолжал двигаться по железной дороге и так скомбинировал поезда, чтобы самым быстрым темпом попасть в Канзас-Сити, важнейший центр штата Небраска, Иуда он и прибыл вечером 6 июня. Эту ночь ему надо было провести в городе Омаха, которому Макс Реаль во время своего первого путешествия посвятил только несколько часов. Здесь и застала его телеграмма, посланная вслед секретарем редакции газеты "Трибюн". В ней день за днем были указаны все этапы его пути, комбинированные таким образом, чтобы он мог явиться в Олимпию, штат Вашингтон, в полдень 18 июня. Вот как заканчивалась эта телеграмма: "Просят Гарри Кембэла всячески экономить время, которого у него немного, и не забывать, что в редакции газеты хранятся очень большие суммы, вложенные теми, кто держит пари за зеленый флаг". Ничего другого не оставалось, как строго придерживаться данных указаний. Репортер мог быть уверен, что, поступая так, он явится в назначенный день, чтобы получить известие о четвертом тираже. Нужно было надеяться, что путешествие пройдет без малейшей задержки, так как даже полудневного запоздания было бы достаточно, чтобы погубить результаты всего его путешествия. Но будьте спокойны: Гарри Кембэл решил неуклонно следовать всем указаниям. Если ночь он провел в Омахе, то только потому, что следующий поезд уходил только на другой день. Он достал билет и вечером приехал в Жюлесбург-Джанкшен, расположенный близ границы Колорадо, неподалеку от Саут-Плат-Ривер. На этот раз, покидая Чарлстон, журналист имел осторожность не объявлять о том, куда он едет, для того чтобы избежать всяких приемов и их неприятных последствий. Но в Жюлесбурге ему не удалось сохранить свое инкогнито, так как заказанная там карета ожидала уже его прибытия. Нужно, однако, сказать, что сторонники Гарри, прибежавшие встретить его на вокзал, сами понимали, что его ни под каким видом нельзя задерживать, что у него каждый час на счету и что эта поездка в Мовэз-Терр, штат Небраска, совершается в очень неблагоприятных для него условиях. Поэтому, встретив на перроне вокзала главного репортера газеты "Грибюн", они сами посоветовали ему немедленно отправиться в дальнейший путь, причем двенадцать таких англоамериканцев решили даже его сопровождать. Это было только желательно при переезде по таким местам, где все еще по временам встречаются как двуногие, так и четвероногие хищники. - Как вам угодно, господа, - сказал Гарри Кембэл, пожимая руки, которые к нему протягивались, - только при условии, если вы сможете поместиться в почтовой карете. - Места в ней нам уже оставлены... и если немножко потесниться... - ответил один из этих восторженных субъектов. Штат Небраска по размерам своей площади занимает пятнадцатое место в Союзе. Плат - или Небраска-Ривер - пересекает его с запада на восток и впадает в реку Миссури в городе Плат-Сити. Штат Небраска, более земледельческий, чем промышленный, находится в периоде своего расцвета. Его население продолжает увеличиваться. Столицей его является город Линкольн, порт которого, Небраска-Сити, лежит на самом берегу Миссури, на расстоянии пятидесяти миль от Плат-Сити. Гарри Кембэл мог только пожалеть, что обстоятельства заставили его совершить переезд из города Шаста в Розенбург (по территории Калифорнии и Орегона) не верхом, а в почтовой карете. Здесь, на территории Грэйт-Банда, штат Небраска (впервые исследованной в 1857 году Уорреном, а позже, в 1865 году, Колем), нет недостатка в равнинах и лугах, и вы бы посмотрели, каким аллюром помчалась карета, когда ее перевезли на пароме через Плат-Ривер и она, миновав Форт Гратон, покатила по совершенно ровным, гладким дорогам! Этот экипаж представлял собой трансконтинентальный дилижанс компании Уэллс и Фарго, обслуживавшей в прежние времена федеральную территорию, и напоминал собой нечто вроде рыдвана, окрашенного в ярко-красный цвет, висевшего на длинных и узких кожаных ремнях. В нем было только одно отделение на девять человек, по трое на скамейках- передней, средней и задней, причем каждая из них была снабжена ремнями, для того чтобы поддерживать "смелых" путешественников. Само собой разумеется, что четвертый партнер и восемь его почитателей разместились внутри экипажа, с тем чтобы по очереди уступать свои места остальным четверым спутникам, из которых двое поместились на задних наружных сиденьях и двое - рядом с кучером, который во весь дух погонял шестерку очень сильных, рослых лошадей. Что касается дорог, то существовали только колеи следы проезжавших по этим местам фургонов. Да разве они нужны в этих нескончаемых равнинах, где, чтобы провести железную дорогу, достаточно было только положить и укрепить шпалы! Время от времени встречались речки вблизи небольших озер Раймонд и Коол, речки Бурдмен и Ниобрара-Ривер, которые переезжали вброд, а также поселки, где ждали их свежие почтовые лошади. Вечером 8 июня, после переезда, длившегося сорок часов, причем погода очень благоприятствовала, карета доехала до округа Мовэз-Терр. Там совершенно отсутствовали деревни и дома - одни только луга, где распряженные лошади могли пастись в полное свое удовольствие. Что касается Гарри Кембэла и его компаньонов, то о них беспокоиться было нечего, так как ящики с провиантом, помещавшимся в карете, были наполнены превосходными консервами и произносимые тосты не страдали от недостатка виски и джина. После мочи, проведенной среди кущи зеленых деревьев, карста была оставлена на попечение возницы, и путешественники спустились, чтобы погулять по этой дикой долине. О, как прав был Уильям Гиппербон, избрав этот район штата Небраска для "лабиринта" - своей сорок второй клетки! У последних отрогов цепи Скалистых гор, поблизости от Блэк-Хилла, покрытых, точно щетиной, хвойными лесами, замечается резкое понижение почвы. На площади шириной в тридцать шесть миль и длиной в восемьдесят пять, которая тянется до самой территории штата Дакота, со всех сторон виднеются горные цирки {Горные цирки естественные чашеобразные выемки на склонах гор.} с их бесчисленными пирамидами, остриями и зубцами. Это царство Bad LandsЬ (Негодные земли) представляет настоящий лабиринт, притом один из наиболее запутанных, который на протяжении многих тысяч квадратных миль через всевозможные пласты почвы - глинистые, песчаные и железистыеустремляет ввысь колонны и башни своих призматических скал. Там и сям вы точно видите крепости, бастионы, замки, резко вырисовывающиеся своим красно-кирпичным цветом на белой поверхности почвы. Про эту часть Северной Америки справедливо говорят, что она образует как бы особый мир. Возможно, что в доисторические времена по ней двигались необозримые стада слонов, мамонтов, гигантских мастодонтов, кости которых продолжают находить и теперь еще, причем некоторые из них хорошо сохранились благодаря процессу окаменения, а другие превратились в пыль. Кажется вполне допустимой гипотезой то, что вся эта площадь с пониженным уровнем почвы была наполнена когда-то водами, спускавшимися со Скалистых гор и Блэк-Хилла, водами, с тех пор давно уже впитавшимися в расщелины почвы: высота этого района значительно превышает уровень моря. И вот постепенно этот опустошенный резервуар превратился в "костехранилище", в котором количество ископаемых останков превосходит всякое воображение. - Что касается представителей современной фауны, очень малочисленной на территории, где животные с трудом могли находить себе пропитание, то нужно указать на бизонов, на длинношерстных быков, длиннорогих овец и на множество грациозных антилоп, но хорошим охотникам здесь не место. Гарри Кембэлу и его компаньонам не представилось случая сделать хоть один ружейный выстрел, и если они захватили с собой кое-какое оружие, то для того, чтобы защититься от шаек дакотов и сиу, которые встречаются до сих пор в районе, или же для того, чтобы отражать атаки койотов {Койоты - луговые волки, или волки прерий, хищные животные семейства собак. Встречаются в западной части Северной Америки и в Южной Америке.}, этих волков прерий, вой которых был слышен в предыдущую ночь. Вопрос о том, углубляться ли далеко по извилинам Мовэз-Терр, не стоял: достаточно было, чтобы четвертый партнер появился собственной персоной у входа в этот лабиринт и его присутствие было зарегистрировано каким-нибудь достоверным актом. Он не дал себе даже труда хорошенько закопать этот документ, как это сделал коммодор Уррикан, прежде чем он покинул Долину Смерти. Документ был составлен Гарри Кембэлом, и на нем стояло двенадцать подписей его спутников. Этого было достаточно, конечно, чтобы подтвердить его присутствие в этой части штата Небраска. Еще раз закусили в тени деревьев, и произнесенные тосты были так же многочисленны, как и шумны. - За здоровье главного репортера "Трибюн"! За любимца матча!.. За наследника шестидесяти миллионов Уильяма Гиппербона!.. Гарри Кембэл имел все основания быть довольным. Его сторонники его не оставят. Они забыли, они хотели забыть, что переехать из штата Небраска в Вашингтон значило сделать несколько шагов назад если не на карте Соединенных Штатов, то по крайней мере на карте покойного Гиппербона. Действительно, если Кембэл вернется в тридцатую клетку, то впереди него окажутся и Макс Реаль, сорок четвертая клетка, и X. К. 2., сорок шестая, и Том Крабб, сорок седьмая. В три часа пополудни Гарри Кембэл со своими спутниками отправился дальше. Все они после грога с виски чувствовали себя очень оживленными и поспешили занять свои прежние места внутри кареты и снаружи, а на следующий день около десяти часов утра они были уже в Жюлесбург-Джанкшене. Через час прибывал поезд Центральной Тихоокеанской железной дороги. Он должен был сделать на этой станции десятиминутную остановку. Опоздай они на эти десять минут, и Гарри Кембэл не попал бы на поезд. Конечно, это не грозило бы ему исключением из партии, так как по этому пути проходит ежедневно по два поезда, но все же он не мог терять ни одного часа. Читателю известно, через какие штаты проходит эта железнодорожная линия, направляясь на запад, так как и Макс Реаль отправляясь в Шайенн, и Герман Титбюри, отправляясь в Грэйт-Солт-Лейк-Сити, и коммодор Уррикан - в Долину Смерти, все ехали той же дорогой. Репортеру "Трибюн" нужно было проехать штаты Вайоминг, Юта, Невада и часть Калифорнии, чтобы попасть в столицу ее. Именно там он и покинул вагон в ночь с 11 на 12 июня и явился в город свежим и бодрым, в прекрасном настроении и, как всегда, всем довольный. Его ждал самый радушный прием. Целая толпа сторонников явилась его встретить, но никто не пытался его удерживать: все знали, что поезд в Сакраменто уходил в час пополудни. Среди лиц, из интереса или симпатии пришедших встретить Гарри Кембэла, впереди всех стоял корреспондент газеты "Трибюн" Уилл Уолтер. - Меня известили, что вы должны приехать сюда сегодня, - сказал он, - и я искренне вас поздравляю с прибытием без малейшего запоздания. - Действительно, дорогой товарищ, - ответил Гарри Кембэл, - ни единого запоздания на протяжении всего пути между Чарлстоном и Сакраменто, и я надеюсь, что так же будет и между Сакраменто и Олимпией. - Нет никакого основания этого бояться, - подтвердил Уилл Уолтер. - Конечно, очень обидно, что сообщение на короткое время прервалось, но этот поезд довезет вас до станции Шаста, где вы найдете готовых лошадей. Проводник, хорошо знакомый с местностью, укажет самый короткий путь в Розенбург, откуда вы последуете по Южной Тихоокеанской линии в Олимпию. - Мне не остается ничего другого, как благодарить вас за вашу любезность, коллега... - Совершенно не за что, это я вас должен благодарить, потому что я на вас сделал ставку... - А какую именно? - живо спросил журналист. - Один против пяти. - Итак, дорогой собрат, позвольте мне пять раз пожать вашу руку в знак искренней благодарности... - Десять, если хотите. Теперь - счастливого пути... Паровоз дал свисток, поезд тронулся и исчез на повороте дороги по направлению к Мерисвиллу. Но, к большому огорчению репортера, оказалось, что этот поезд не был курьерским. Он останавливался на каждой станции - и в Ивенге и в Уэдленде. Правда, дорога все время шла в гору, так как этот район Верхней Калифорнии лежал на значительной высоте над уровнем моря. Поезд остановился в Мерисвилле, городе, который, подобно городам Оровилл и Плэсервилл, теперь заброшен, после того как искатели золота опустошили все его "карманы" и золото ищут теперь в копях, находящихся на территории Севера и Аляски. Из этих городов только Мерисвилл еще пытается этому сопротивляться, и именно потому, что его положение при слиянии рек Юба и Физер обеспечивает его судоходство, играющее такую важную роль в торговле всего района. Дальше на этом же пути приходилось еще считаться с остановками в Грайдли, Нельсоне, Чико и Техаме, где постепенные, но все более и более ощутим подъемы по склонам гор требуют от паровоза самых больших усилий, в ущерб его быстроходности. Словом, только на следующий день, 13 июня, в восемь часов утра поезд остановился в городе Шаста, на той самой станции, начиная с которой железнодорожное сообщение было временно прервано. Прежде чем снова сесть в поезд, который шел в Розенбург, Гарри Кембелу нужно было сделать сотню лье в северном направлении с проводником и лошадьми, заказанными для него корреспондентом "Трибюн". Теперь ему оставалось только пять дней, чтобы добраться до Олимпии, из которых четыре должны были быть использованы для путешествия верхом со скоростью двадцати пяти лье в двадцать четыре часа. Ничего невозможного в этом, конечно, не было, но все это грозило очень утомить как лошадей, так и седоков. Три лошади ожидали перед подъездом станции, из которых одна была предназначена Гарри Кембэлу, а две другие - проводнику и молоденькому конюху, который его сопровождал. Излишне говорить, что репортер владел в совершенстве искусством верховой езды, так же как и всеми другими видами спорта. Проводник, по имени Фред Вильмот, был здоровым, сильным человеком лет сорока. - Вы готовы? - спросил его Гарри Кембэл. - Готов. - И мы приедем? - Да, если вы хороший ездок. На почтовых это потребовало бы вдвое больше времени. - Я за себя отвечаю. - В таком случае - едем. Лошади понеслись крупной рысью. О еде нечего было беспокоиться, так как маленьких городков и местечек по этой дороге немало. Погода обещала, по-видимому, оставаться хорошей, слегка прохладной, причем эта прохлада усиливалась по мере подъема в гору. Среди дня предполагалась двухчасовая остановка, и часть ночи должна была тоже пойти на отдых. Дорога шла все время вдоль правого берега реки Сакраменто, и после небольшой остановки на одной из ферм Фред Вильмот предложил провести ночь в Бетере, в местности, изобилующей минеральными источниками, которых так много в Америке. После семичасового сна в маленькой гостинице путешественники на рассвете продолжали свой путь, решив сделать остановку для завтрака в Юреке. В ста милях от него в восточном направлении находится гора Шаста, кратер которой открывается на высоте двенадцати тысяч футов между двух вершин этой горы. Прочно покоящаяся на своем основании, пересеченном несколькими зелеными оврагами, эта гора считается одной из самых красивых в Соединенных Штатах, с ее розоватыми потоками лавы, усеянными мелкими льдинами, "точно бриллиантами", как выразился один из восторженных путешественников. Но Гарри Кембэлу пришлось отложить свои восхищения до следующего путешествия. Очень обширный штат - этот штат Орегон, девятый в Соединенных Штатах. Не отличаясь большой населенностью, он обладает обширными пастбищами, а Главный его доход получается от ловли и продажи лососей, очень многочисленных в его водах. Помимо этого исключительное плодородие почвы в западной части штата дает возможность особенно интенсивно заниматься земледелием. В течение этого дня глаза Гарри Кембэла отдыхали, cозерцая редкие по красоте местности. Но более подробно тиакомиться с ними он, к большому своему сожалению, не мог. В нем турист стушевывался перед участником матча. Вечером, преодолев трудный горный проход Пайлот-Рок, путники и их лошади, порядком утомленные, остановились отдохнуть в маленьком городке Джексоне, который не надо путать с другими городами того же названия, находящимися в Соединенных Штатах. Всего там четыре Джексона: один -в штате Мичиган, другой - в Миссисипи, третий - в Теннесси и четвертый - в Огайо, и два Джексонвилла: один - в Иллинойсе, друтой - во Флориде, в нескольких тысячах миль от Калифорнии. На следующий день, 16 июня, по окончании пути, который лошади проделали без особой усталости (второй этап длился почти до полуночи), проводник указал на видневшиеся вдали огни Розебурга. Так закончилось это путешествие верхом, без единой неприятной случайности, совершившееся с регулярностью экспресса. Щедро одарив долларами и горячей благодарностью Фреда Вильмота, Гарри Кембэл на заре следующего дня "впрыгнул" - по выражению самого корреспондента "Трибюн" - в первый поезд, отправлявшийся в Олимпию. Этот поезд обслуживает главные города и городки богатой долины Вилламет: Винчестер, Юджин-Сити, Гаррисберг, Олбани, Сэйлем, столицу штата, представляющую собой восхитительную корзину цветов и зелени; Канб, Орегон-Сити, самый промышленный город из всех благодаря мощным водопадам, которые питают его бумажные фабрики и сахарные заводы; Портленд, с населением в семьдесят пять тысяч душ, город, стоящий во главе торговли этого штата, портом которого служит Колумбия, исключительно деятельный морской порт. Наконец, переехав реку, которая отделяет штат Орегон от Вашингтона, поезд остановился на ее правом берегу, выше впадения ее в реку Вилламет, в городе Ванкувер. Это было 18 июня в восемь часов утра. В распоряжении Гарри Кембэла оставалось не более шести часов, но он находился теперь всего в ста двадцати милях от Олимпии. И если бы ему не надо было торопиться, с каким удовольствием он осмотрел бы во всех подробностях после штата Орегон, откуда только что уехал, и штат Вашингтон, где до сих пор еще ни разу не был! В этом штате около трехсот пятидесяти тысяч жителей, и он находится в периоде полного расцвета. К федеральной территории он был присоединен в 1859 году и занимает в Союзе теперь восемнадцатое место. Столицей его является город Олимпия, куда могут приставать суда, плывущие по реке Пюджет-Соунд, но город Сиэтл превосходит его обширностью своей торговли, а город Такома - своими торговыми сношениями с Японией и Китаем, обещая в этом отношении многое. Гарри Кембэл в восемь часов десять минут утра выехал из города Ванкувер, надеясь этим закончить последний этап своего путешествия. Никакого препятствия, никакого запаздывания более не предвиделось: впереди всего только девять станций, и поезд должен прибыть около одиннадцати часов утра в город Олимпия. Семь из этих станций - Холбрук, Уоррен, Калама, Стокпорт, Сопена, Чилис, Сентралия - поезд миновал вполне благополучно и, продолжая довольно быстро мчаться по этому району, орошаемому многочисленными притоками реки Колумбия, в одиннадцать часов три минуты остановился в маленьком городке Тенино, находящемся всего в сорока милях, или пятнадцати лье, от столицы. Там пассажиров ждало неожиданное известие, неприятное для путешественников и трагическое для Гарри Кембэла, несчастная случайность, которой заботливый Бикгорн, сотрудник "Трибюн", предвидеть не мог: поезд дальше Тенино не шел! В десяти милях от этой станции за час перед тем обрушился мост, и железнодорожное сообщение было прекращено на всем пути. Для Гарри Кембэла это было смертельным ударом, оправиться от которого он не сможет. - Проклятое невезение, - вскричал он, выскакивая из вагона, - ты меня губишь в момент, когда я уже у пристани! Но нет! Возможно, что он сумеет выпутаться из этого. Трое молодых людей, ехавших в этом поезде, вышли из вагона и подошли к нему. - Мистер Кембэл, - обратился к нему один из них, - скажите, ездите вы на велосипеде? - Да. - В таком случае - идемте! Никаких лишних слов! Сразу приступили к делу, как это и подобает практичным гражданам Соединенных Штатов. Из багажного вагона выгрузили и поставили на перрон трехместный велосипед. - Мистер Кембэл, - сказал тот же молодой человек, - один из нас уступит вам свое место посредине, другой поместится сзади, а я - спереди, и, может быть, нам удастся приехать к двенадцати часам в Олимпию. - Ваши имена, господа? - Билл Стэнтон и Роберт Флок. - А ваше? - обратился Кембэл к тому, кто уступал ему свое место. - Джон Берри. - Итак, господа Стэнтон, Флок и Берри, примите мою благодарность - и в путь! И да защитит нас святой Сайкл, патрон велосипедистов! Пятнадцать лье меньше чем в час!.. Такой рекорд не был еще достигнут ни одним профессионалом. - Я, право, не знаю, господа, - сказал Гарри Кембэл, подходя к велосипеду, - чем я смогу отблагодарить... - Тем, что выиграете партию, - ответил Билл Стэнтон. - Мы держим за вас пари, - прибавил Роберт Флок. Трехместный велосипед оказался машиной, вышедшей из нью-йоркских мастерских Кэмден и Кo. Он был снабжен передачей в двадцать семь футов два дюйма и отличился в международном состязании на велодроме в Чикаго. Знаменитые велосипедисты Билл Стэнтон и Роберт Флок, уроженцы Вашингтона, были мастерами велосипедного искусства, рекордсменами, способными извлечь из этого спорта максимум того, что он может дать. Гарри Кембэл, поместившись на среднем седле, мог бы предоставить своим спутникам везти себя, но он предпочитал присоединить к их усилиям силу своих собственных мускулов и работал ногами вовсю. Билл Стэнтон сидел впереди, Роберт Флок - сзади, Гарри Кембэл - между ними двумя. Несколько услужливых лиц, державших машину на дороге, дали ей сильный толчок, и она понеслась вперед, сопровождаемая громкими криками "ура". Отъезд этот был великолепен! Быстроходный экипаж летел вперед, как "подмазанный гром" (чисто американское выражение), по дороге, заботливо поддерживаемой (настоящая трасса велодрома, но без виражей), совершенно плоской в этой части Вашингтона, прилегающей к побережью. Три велосипедиста ехали молча, в полуоткрытые их губы была вставлена трубочка из гусиного пера, для того чтобы воздух не слишком резко проникал в их легкие и в то же время облегчал дыхание через нос. Таким-то образом они без всяких колебаний отдались этой головокружительной езде. Колеса велосипеда вертелись со скоростью динамо-машины, приводимой в движение мощным двигателем. И в данном случае таким двигателем были три молодых человека, ноги которых, превращенные в рычаги, толкали аппарат изо всей силы. Велосипед увлекал за собой целое облако пыли, а когда переезжал вброд какую-нибудь речку, то вздымал столбы воды, падавшей дугообразно вниз. Сигнальный звонок, слышный далеко, обеспечивал свободный проезд, и прохожие спешили отбежать в сторону, чтобы дать дорогу этой "машине-молнии". Наконец, после первой четверти часа, как об этом заявил Вилл Стэитон, который считал сотые секунды, первые пять лье были пройдены, и было бы достаточно сохранить эту среднюю скорость, чтобы доехать до цели за несколько минут до полудня. Казалось, что больше никакого препятствия на своем пути они встретить уже не могли, когда вдруг вскоре после одиннадцати часов, в то время как велосипед пересекал обширную равнину, они услышали зловещий вой. Роберт Флок вскрикнул так громко, что выронил изо рта свою трубочку: - Койоты! Да, койоты! Штук двадцать этих отвратительнейших волков прерий! Очевидно, обезумев от голода, эти свирепые животные мчались по дороге с быстротой, превосходящей быстроту велосипеда, и вскоре его настигли. - Есть у вас револьвер? - спросил Билл Стэнтон, ни на секунду не замедляя хода велосипеда. - Да, - ответил Гарри Кембэл. - Будьте тогда готовы в них выстрелить, и ты тоже, Флок, достань свой... Что касается меня, то я не изменю направления. Будем продолжать двигаться изо всех сил, и, может быть, сумеем перегнать эту банду. Перегнать ее? Вскоре всем стало ясно, что это невозможно. Койоты подскакивали, следуя за велосипедом, готовые накинуться на репортера и его спутников, которые, несомненно, погибли бы, если бы были сброшены с велосипеда. Два выстрела раздались одновременно, и два волка, смертельно раненные, упали и с воем стали кататься по дороге. Остальные, доведенные до полнейшего неистовства, кинулись на машину, которой удалось избегнуть толчка только благодаря быстрому повороту, едва не сбросившему Гарри Кембэла с седла. - Нажимайте на педали! Нажимайте! - закричал Билл Стэнтон. Икры велосипедистов напряглись, и зубья передачи так звякнули, что можно было опасаться за их целость. Прошло еще четверть часа, и еще пять лье были пройдены, но более чем когда-либо необходимо было отогнать койотов, которые прыгали на колеса и царапали когтями стальные спицы. Снова раздались револьверные выстрелы, продолжавшиеся вплоть до последнего патрона. Хищников стало меньше почти наполовину, но позади оставалось еще около десятка волков. В эту минуту Гарри Кембэл, сняв руки с руля, сумел вновь зарядить свой револьвер, и шесть выстрелов обратили последних койотов в бегство. До двенадцати часов оставалось только десять минут, и в двух приблизительно лье показались первые дома города Олимпия. Велосипед пролетел эти два лье с быстротой экспресса, влетел в город и, игнорируя все правила городской езды, рискуя раздавить кого-нибудь из пяти тысяч жителей Олимпии, остановился перед дверьми почтовой конторы в тот самый момент, когда часы начали бить двенадцать. Гарри Кембэл соскочил на землю. Совершенно обессиленный, с трудом переводя дыхание, он растолкал толпу любопытных, ожидавших прибытия четвертого партнера, и бросился в помещение конторы в тот момент, когда стенные часы ударили в десятый раз. - Телеграмма для Гарри Кембэла! - крикнул телеграфный чиновник. - Здесь! - крикнул главный репортер газеты "Три-бюн" и, потеряв сознание, упал на скамейку. Покровительствуемый святым Сайклом, он успел явиться вовремя благодаря преданности и энергии своих друзей. Что касается господ Билла Стэнтона и Роберта Флока, то, сделав пятнадцать лье в сорок шесть минут и тридцать три секунды, они побили рекорд скорости во всех пяти частях света. ^TГлава одиннадцатая - "ТЮРЬМА" ШТАТА МИССУРИ^U Лисеи Вэг получила роковую телеграмму 6 июня в "Мамонт-Отеле", где уже в течение шести дней осматривала пещеры Кентукки. Эта телеграмма извещала ее о том, что выброшенное число очков, семь, составленное из четырех и трех и дублированное, отсылало ее в пятьдесят вторую клетку, штат Миссури. Это путешествие не грозило быть ни утомительным, ни долгим. Эти штаты смежные. От Мамонтовых пещер до Сент-Луиса - около двухсот пятидесяти миль, от восьми до десяти часов езды по железной дороге, не больше. Но какое разочарование, какая неудача! - Несчастье! Несчастье... вскричала Джовита Фо-лей. Лучше было бы, если бы нас отослали, как коммодора Уррикана, на окраину Флориды или, как Гарри Кембэла, в самую глубь Вашшггтона!.. Нам тогда не надо было бы прерывать своего участия в этой отвратительной партии! Да... отвратительной... вот самое подходящее слово, моя бедная Джовита, ответила Лисси Вэг. Тогда почему же ты захотела в ней участвовать? Молодая особа была в полном отчаянии и ничего не ответила. Да и что она могла ответить? Если бы даже она и решила продолжать партию и поехала бы в Миссури ждать, что какой-нибудь партнер при новом метании костей несчастном для него, но счастливом для нее явится туда сменить Лисси Вэг и занять ее место, она все равно могла бы это сделать только при условии, если бы уплатила тройной штраф три тысячи долларов. А разве они у нее были? Нет! А могла ли она их откуда-нибудь достать? Это абсолютно исключено. Действительно, только те из держателей пари, которые поставили крупные суммы на Лисси Вэг, смогли бы еще, может быть, предложить ей эти деньги, но и то в том случае, если бы шансы желтого флага не были так серьезно скомпрометированы. Когда Годж Уррикан попал в Долину Смерти, он отделался тем, что начал партию сызнова. Равным образом Герман Титбюри в назначенный день уйдет из "Эксельсиор-Отеля", штат Луизиана, и будет продолжать матч. Ни тот, ни другой не были исключены из партии на неопределенное время, Тогда как бедная Лисси Вэг... - Несчастье! Несчастье! повторила Джовита Фолей, произнося одно лишь это слово. - Ну что же? Что мы теперь предпримем? - спросила ее подруга. - Подождем, моя милочка. Подождем... Но чего? - Не знаю!.. Во всяком случае, у нас еще целых пятнадцать дней впереди, чтобы вовремя попасть в "тюрьму". - Но не для того, чтобы уплатить штраф, Джовита, и это-то именно меня больше всего и смущает. - Да, Лисси... да... Во всяком случае, подождем. - Здесь? - Нет, разумеется! Это "нет", вырвавшееся из самой глубины души Джовиты Фолей, было ответом на перемену, которая замечалась за последнее время в отношении обитателей "Мамонт-Отеля" к пятой партнерше. Действительно, Лисси Вэг чувствовала себя всеми покинутой с того дня, когда было произведено это последнее, такое неудачное для нее метание костей. Вчера еще общая любимица, она уже не была ею на следующий день. Держатели пари, любители всяких "бумов", поставившие на нее значительные суммы, охотно осыпали бы ее проклятиями. Несчастной грозила "тюрьма", а партия, без сомнения, окончится раньше, чем ее оттуда освободят! Вот почему, едва только об этом стало известно, все от нее отвернулись. Джовита Фолей это прекрасно видела, возмущаясь проявлением такой "гуманности". Большинство туристов покинули отель в тот же день, вслед за ними уехал и губернатор штата Иллинойс. По всей вероятности, Джон Гамильтон сожалел в эту минуту о внимании, которое он оказывал обеим подругам. А из этого следовало, что как "полковнику Вэг", так и "подполковнику Фолей" предстояло с этих пор играть только очень жалкую роль среди иллинойсской полиции. В тот же день после полудня они распростились с "Мамонт-Отелем" и сели в поезд, который шел в Луисвилл, с тем чтобы там дожидаться... чего? - Милая моя Джовита, - сказала Лисси Вэг в ту минуту, когда они выходили из вагона, - знаешь ли ты, что нам надо было бы сделать?.. - Нет, Лисси, моя голова больше уже не работает, я совсем сбита с толку!.. - По-моему, нам нужно было бы продолжать это путешествие вплоть до самого Чикаго, спокойно вернуться к себе и приступить к нашим прежним обязанностям в магазинах Маршалла Филда... Скажи, разве это не было бы благоразумнее? - Это было бы очень благоразумно, моя дорогая, очень! Но... я ничего не могу с собой поделать. Я предпочла бы оглохнуть, чем слышать этот голос благоразумия! - Но это же безумие! - Пускай. Я сошла с ума еще в тот день, когда началась эта партия, и такой я желаю оставаться до конца... - Полно, полно!.. Для нас эта партия уже окончена, Джовита, безусловно окончена! - Ничего не известно, и я отдала бы десять лет своей жизни, чтобы постареть на один месяц! - Она так щедро и часто их раздавала, эти "десять лет своей жизни", что, в общем, если бы их сосчитать, они составили бы целых сто тридцать лет, пожертвованных зря. Но неужели же Джовита Фолей все еще хранила в душе какую-то надежду? Как бы то ни было, ей удалось убедить Лисси Вэг, имевшую слабость ее послушаться, не бросать партии. Подруги провели, таким образом, несколько дней в Луисвилле. Ведь у них было еще много времени (от 6-го числа до 20-го), для того чтобы доехать до Миссури. Подруги остановились в одном из скромных отелей Луисвилла и переживали там свое горе; во всяком случае, это можно было сказать о Джовите Фолей; ее подруга, никогда не верившая в свой окончательный успех, отнеслась к постигшей их неудаче гораздо спокойнее. Так прошли 7, 8 и 9 июня. Положение нисколько не изменилось, и в конце концов Лисси удалось убедить Джовиту Фолей в необходимости вернуться в Чикаго. К тому же все газеты, даже "Чикаго Геральд", которая обыкновенно поддерживала пятую партнершу, теперь не желали больше ее знать. Читая их, Джовита Фолей приходила в бешенство и спешила их разорвать дрожащими руками. Лисси Вэг потеряла всякое значение в агентствах, где ставки на нее упали до нуля. Утром 8 июня подруги узнали, что коммодор Уррикан получил девять очков, из шести и трех, что переносило его сразу в Висконсин, в двадцать шестую клетку. - Вот он и вознагражден! - воскликнула несчастная Джовита Фолей. - А когда 10-го числа телеграф оповестил всех о том, что "Человек в маске" десятью очками был послан в штат Миннесота, в пятьдесят первую клетку, то она вскричала: - Теперь нельзя уже сомневаться, что именно он наследует миллионы этого Гиппербона! Мы видим, что покойный чудак сильно упал в глазах молодой девушки с тех пор, как игральные кости решили заключить ее дорогую Лисси Вэг в "тюрьму". В конце концов было решено, что в этот самый вечер подруги сядут в поезд железной дороги и отправятся в Чикаго. Хотя газеты Луисвилла не преминули, конечно, сообщить, в каком отеле остановилась Лисси Вэг и Джовита Фолей, излишне говорить, что ни один репортер не явился к ним с визитом, и если это доставило одной из них удовольствие, то другая была очень рассержена. - Точно нас больше и на свете уж нет! - говорила она. Но в книге судеб было написано, что они еще не вернутся так скоро в Чикаго. Совершенно непредвиденное обстоятельство позволило им надеяться возвратить хоть некоторую долю потерянного шанса на успех, приняв снова участие в матче; из-за невозможности уплатить требуемый с них штраф им пришлось бы совсем его оставить. Около трех часов пополудни местный почтальон вошел в отель и поднялся в комнату, занятую двумя подругами. Как только дверь ему открыли: - Мисс Лисси Вэг? - спросил он. - Это я, - ответила молодая девушка. - У меня есть для вас заказное письмо, и если вы вот здесь сейчас распишетесь... - Дайте, - ответила за Лисси Вэг Джовита Фолей, сердце которой билось так, что она задыхалась. Когда все было оформлено, почтальон ушел. - Что такое в этом письме? - спросила Лисси Вэг. - Деньги, Лисси! - Но кто же может нам их послать? - Кто? - повторила Джовита Фолей. Она быстро распечатала конверт и вытащила из него письмо, в котором находилась сложенная бумажка. В письме было только несколько строчек: "Прилагаю чек на три тысячи долларов, которые уплатит банк Луисвилла и которые Лисси Вэг соблаговолит принять, для того чтобы оплатить свой штраф по просьбе Гемфри Уэлдона", Радость Джовиты Фолей проявилась, подобно сверкающей и шумной фейерверочной ракете. Она прыгала, смеялась до слез и, раздувая свою юбку, вертелась по комнате, не переставая повторять: - Чек, чек на три тысячи долларов!! Это тот почтенный господин, который приходил нас навестить во время твоей болезни, мистер Уэлдон! - Но, - заметила Лисси Вэг, - я, право, не знаю... могу ли я принять... - Можешь ли? Ты должна! Разве ты не видишь, что этот мистер Уэлдон держит за тебя пари и поставил на тебя значительные суммы!.. Он это нам говорил и поэтому хочет, конечно, чтобы ты могла продолжать партию! Нет, знаешь, несмотря на его почтенный возраст, я вышла бы за него замуж, если бы только он захотел!.. Ну, идем же скорей получать деньги по этому чеку. Они отправились в банк, и деньги им тотчас же были выплачены. Что же касается того, чтобы поблагодарить этого почтенного господина Уэлдона, то это было неисполнимо, так как адреса его никто не знал. В этот же день вечером Лисси Вэг и Джовита Фолей покинули Луисвилл, никому ничего не сказав про письмо, полученное так кстати, и на следующий день, 11-го числа, прибыли в Сент-Луис. Конечно, по зрелому размышлению, положение Лисси Вэг в матче Гиппербона все еще было скомпрометированным, так как она не могла принять участия в тираже до тех пор, пока кто-нибудь из партнеров не явится в пятьдесят вторую клетку, чтобы ее сменить. Но, конечно, когда-нибудь это должно было случиться, по словам такой самонадеянной, чересчур самонадеянной Джовиты Фолей, и, во всяком случае, Лисси Вэг не будет теперь исключена из партии из-за неуплаты штрафа. Таким образом, молодые девушки очутились в штате Миссури, о котором никто из "семерых" без ужаса не мог думать. И все должны согласиться, что ни один человек из более чем двухсполовиной миллионного населения Миссури не мог быть польщен тем, что Уильям Гиппербон позволил себе сделать из этого штата "тюрьму" для своей благородной игры Американских Соединенных Штатов. Правда, не говоря о цветных, огромное большинство в нем составляют немцы, а все знают, чего стоит патриотическое самолюбие тевтона! Штат Миссури - один из самых важных штатов Американской республики, по размерам своей площади занимающей семнадцатое место, пятое - по численности своего населения и первое--по производству цинка. Линии широты и долготы образуют его южную и западную границы, а на севере и на востоке его границами служат реки Миссури и Миссисипи. Их воды сливаются в том пункте, где находится маленький городок Колумбия. Легко себе представить, в какой мере эти водные пути благоприятствуют торговле города Сент-Луис, откуда вывозятся и зерно, и мука, а также конопля, культура которой здесь очень развита, не менее чем скотоводство и свиноводство. Нет здесь недостатка и в металлах и в цинковых и свинцовых рудах. В штате Вашингтон высятся Железные горы - - Айрон-Маунтин, Железная гора и Пайлот-Кайрол, колоссальные громады, высотой в триста футов, которые американцы захотят, быть может, в один прекрасный день превратить в два электромагнита огромной мощности. Штат Миссури представлял собой раньше только округ Луизианы, но в 1821 году он получил автономию и вошел в Союз, город же Сент-Луис был построен французами в 1764 году. В этом штате можно назвать не меньше одиннадцати городов, славящихся своей торговлей и индустрией, причем в трех из них население превышает сто тысяч жителей. Один из них - Канзас, лежащий против Канзас-Сити, штат Канзас. Его, как читатель помнит, посетил Макс Реаль в начале своего путешествия, когда он спускался на пароходе по Миссури из Омахи в этот двойной город. Кроме этих городов есть еще несколько других, как, например, Джефферсон-Сити, столица штата, который заслуживает того, чтобы его посещали туристы. Он расположен очень живописно на террасе, с которой открывается вид на всю долину реки Миссури. Но первое место, без сомнения, принадлежит городу Сент-Луису, занимающему площадь в десять миль на правом берегу Великой реки. Этот город назывался когда-то Маунт-Сити, потому что его окружает целый ряд невысоких гор белого цвета. Он занимает площадь на - четверть больше той, которую занимает Париж, и к нему примыкают соседние города Ист-Сент-Луис, Бруклин, Кахокия и Прерри-дю-Порт, хотя они и находятся на территории штата Иллинойс. Таков был город, выбранный покойным членом "Клуба Чудаков", чтобы служить "тюрьмой" участникам матча, причем само собой разумеется, что роль "тюрьмы" выполнял весь город целиком. Речь, конечно, шла не о том, чтобы быть заключенным в четырех стенах какой-нибудь тюремной камеры. Нет! Лисси Вэг, разумеется, не предстояло быть наказанной, подобно какому-нибудь злоумышленнику: ни она, ни Джовита Фолей не будут лишены свободы. Они смогут в свое удовольствие бродить по этому великолепному городу, где насчитывают восемнадцать общественных парков (один из них занимает площадь в пятьсот пятьдесят гектаров). Подруги могли выбрать гостиницу по своему вкусу, и они взяли себе комнату в "Линкольн-Отеле", где и водворились 11 июня после полудня. - Итак, мы наконец попали в эту ужасную "тюрьму", - воскликнула Джовита Фолей, - и я должна сознаться, что Сент-Луис производит на меня самое приятное впечатление. - Никакая тюрьма не может быть приятна, Джовита, раз ты не имеешь права уехать оттуда, когда тебе захочется... - Будь спокойна, мы отсюда уедем, дорогая моя! К Джовите Фолей вернулись присущие ей веселость и уверенность в успехе, вернулись в тот самый день, когда они получили три тысячи долларов, посланных этим очаровательным мистером Гемфри Уэлдоном и в тот же день переправленных ими в Чикаго нотариусу Торнброку. Но эту ее уверенность в успехе, по-видимому, не разделяли ни держатели пари, ни маклеры различных агентств. Действительно, хоть газеты Сент-Луиса оповестили о пребывании пятой партнерши в "Линкольн-Отеле", туда не явился еще ни один интервьюер. Чего можно было ждать от Лисси Вэг, которая имела несчастье попасть в клетку штата Миссури? А между тем могло случиться, что их затворничество кончится раньше, чем предполагали. На следующий день, 12 июня, должен был произойти новый тираж, а затем ряд следующих, через каждые два дня. - И кто знает?.. Кто знает?.. Кто знает?.. - то и дело повторяла Джовита Фолей. Подруги употребили свободные послеобеденные часы на осмотр некоторых кварталов города, перерезанного оврагом на две неравные части. Роскошные магазины главных улиц привлекали их взор не только драгоценными и изящными золотыми вещами и великолепными материями, но и мехами исключительной красоты. И удивительно ли, когда все эти дорогие вещи в избытке доставляются опоссумами {Опоссум - животное семейства сумчатых крыс, похожее на белку. Водится в лесах юго-восточной части Северной Америки и в Южной Америке.}, лисицами, оленями, ланями и дикими кошками, которыми усиленно торгуют местные индейцы? И разве там еще не встречаются тысячами и бизоны, и буйволы, кочующие по обширным прериям, окаймляющим реки, эти животные, на которых постоянно охотятся целые стаи волков? Во всяком случае, первый день в Сент-Луисе не был прожит подругами бесплодно. Легко понять, какое нетерпение должна была испытывать на следующее утро Джовита Фолей, проснувшаяся на рассвете: ведь в этот день в восемь часов утра нотариус Торнброк должен был приступить к очередному тиражу. Вот почему, оставив Лисси Вэг спокойно спать, она вышла из отеля и поспешила получить интересовавшие ее сведения. Два часа... Да! Она не возвращалась домой целых два часа, и каково было пробуждение пятой партнерши, которая привскочила от неожиданности, когда дверь ее комнаты шумно распахнулась и с громким криком ворвалась Джовита Фолей! - Освобождение!.. Дорогая моя, ты освобождена! - Что ты говоришь? Восемь очков, из пяти и трех... и он... - Он? - И так как он был в сорок четвертой клетке, то сейчас он отослан в пятьдесят вторую. - Да кто?.. Кто этот он? - А так как пятьдесят вторая клетка - "тюрьма", то он явится нас сменить... - Но кто же?.. Кто он? - Макс Реаль, дорогая... Макс Реаль! - О, бедный молодой человек! - воскликнула Лисси Вэг. - Я предпочла бы лучше остаться... - Еще что! - вскричала торжествующая Джовита Фолей, которая от этого замечания подруги подпрыгнула, как пиренейская серна. А между тем это известие было точным. Последнее метание костей возвращало свободу Лисси Вэг. В Сент-Луисе ее сменит Макс Реаль, а она, в свою очередь, займет его место в Ричмонде, штат Вирджиния, находящемся в семистах пятидесяти милях от Сент-Луиса, - путешествие от двадцати пяти до тридцати часов. К тому же, для того чтобы туда попасть, она располагала большим временем - от 12 до 20 июня, - чем это требовалось, что не помешало, однако, ее нетерпеливой подруге, неспособной сдержать свою радость, воскликнуть: - Едем же! - Нет, Джовита, нет, - спокойно, но решительно ответила Лисси Вэг. - Нет? Но почему? - Я нахожу, что гораздо удобнее подождать мистера Макса Реаля здесь... Мы должны так поступить из участия к неудаче этого молодого человека. Джовите Фолей принялось с этим согласиться, но при условии, что будущий заключенный переступит порог своей "тюрьмы" не позже чем через три дня. Но Макс Реаль уже на следующий день появился на вокзале Сент-Луиса. Без сомнения, существовала какая-то таинственная связь, род внушения, что ли, между первым и пятым партнерами. Если эта последняя не желала уезжать до приезда молодого человека, то он, в свою очередь, хотел приехать туда раньше, чем она оттуда уехала бы. Бедная миссис Реаль! В каком состоянии должна была находиться эта любящая мать при мысли, что ее сын был так неудачно остановлен на своем пути к полному успеху! Само собой разумеется, что Макс Реаль знал уже из газет, что Лисси Вэг остановилась в "Линкольн-Отеле". Он поспешил туда и был принят подругами, в то время как Томми остался ждать в гостинице возвращения своего хозяина. Лисси Вэг, более взволнованная, чем она это показывала, встретила молодого художника словами: - О, мистер Реаль, как мы вас жалеем! - И от всего сердца, - прибавила Джовита Фолей, которая совершенно его не жалела и не могла заставить свои глаза с грустью смотреть на молодого художника. - Да нет... мисс Вэг... - ответил Макс Реаль, с трудом переводя дыхание после чересчур быстрой ходьбы. - Нет! Меня совершенно нечего жалеть, или, во всяком случае, я себя несчастным не чувствую, раз на мою долю выпало счастье вас освободить. - И в этом вы вполне правы! - объявила Джовита Фолей, не удержавшись от этого ответа, настолько же искреннего, насколько и неприятного. - Не сердитесь на Джовиту, - прервала ее Лисси Вэг, - она не подумала о том, что говорит, мистер Реаль, а что касается меня, то поверьте, что я искренне огорчена. - Разумеется, разумеется... - подтвердила Джовита Фолей. - Впрочем, не приходите в отчаяние, мистер Реаль!.. Сейчас повезло нам, но то же самое может быть с вами!.. Разумеется, было бы гораздо приятнее, если бы другие, а не вы были присланы в эту "тюрьму", например Том Крабб, или коммодор Уррикан, или Герман Титбюри!.. Мы приняли бы их с гораздо большим удовольствием, чем вас... то есть, я хочу сказать... я что-то запуталась... Во всяком случае, кто-нибудь из них приедет, может быть, сюда, и вас освободит. - Возможно, мисс Фолей, - ответил Макс Реаль, - но очень-то на это рассчитывать нельзя. Что касается меня, то верьте, что я смотрю на эту временную помеху с философским спокойствием... Что же касается партии, то ведь я ни одной минуты не думал, что я ее выиграю. - Так же, как и я, мистер Реаль, - поспешила сказать Лисси Вэг. - Да нет же, нет! - прервала ее Джовита Фолей. - Во всяком случае, я верю в ее успех. - И я тоже до сих пор еще на это надеюсь, мисс Вэг, - прибавил молодой человек. - А я хочу надеяться, что выиграете вы, мистер Реаль, - ответила молодая девушка. - Однако... однако... - сказала Джовита Фол