как явилась надежда, что его род не угаснет вместе с ним. и каким чудным мужем он был, каким преданным, внимательным!.. Мы можем пожелать такого же всем женщинам, желающим быть не только любимыми, но и обожаемыми на земле! А если вспомнить, как несчастны были все, Сисси - в хижине Хард, Грип - в Ragged school, Боб - на большой дороге, даже Бирк, слонявшийся возле Трелингер-Кэстла, то станет понято, какое чувство благодарности испытывали все по отношению к Малышу. Не удивляйтесь, если мы упоминаем и Бирка среди всех этих лиц... Разве он не числился тоже в составе "и Кo"? Кет по крайней мере серьезно смотрела на него как на компаньона торгового дома Малыша. О других личностях, игравших когда-то роль в жизни Малыша, он н думать не хотел. Торппипп, наверное, продолжал обходить все графства, показывая уже вылинявших марионеток; О'Бодкинс, вероятно, окончательно одурел над сведением своих счетов, маркиз Пиборн с супругой застыл в своем чванстве, унаследованном и графом Эштоном, Скарлет по-прежнему управлял не без выгоды для себя Трелингер-Кэстлом, мисс Анна Уестон неизменно "умирала" на сцене... Никаких известии об этих людях не приходило, кроме лорда Пиборна, о котором было сообщено в "Times", что он, собравшись наконец произнести речь в парламенте, должен был отказаться от слова, так как язык не повиновался ему. Что же касается Каркера, то он все еще не был повешен, к великой досаде Грипа, хотя и приближался к этому, так как судился уже за участие в грабеже. Но обо всех этих личностях высокого и низкого происхождения беспокоиться нечего. Оставались Мак-Карти, о которых Малыш не переставал думать и возвращения которых ждал с таким нетерпением. О "Квинсленде" не приходило более известий. Если он запоздает на несколько недель, сколько тревоги придется пережить! В Атлантическом океане разыгралось уже несколько бурь, а ожидаемой телеграммы все не было... Наконец 5 апреля утром Боб вбежал в магазин сияющий, с телеграммой в руке. - Телеграмма из Кингстона! - повторял радостно он. - Телеграмма из Кингстона! Значит, Мак-Карти приехали, приехала приемная семья Малыша, единственная, которую он помнил! Он прибежал на крик Боба. Затем пришли Сисси, Грип, Кет, О'Бриен. Вот что гласила депеша: Кингстон, 5 апр. 9 ч. 25 м. Дублин. Малышу. Бедфорд-стрит. "Квинсленд" вошел сегодня в док. Семья Мак-Карти прибыла. Ждем распоряжений. Беннет". Малыша охватило сильное волнение. Сердце его на минуту замерло. Его облегчили обильные слезы, и он произнес сдержанно лишь, спрятав телеграмму в карман: - Хорошо! Более он не упоминал о семье Мак-Карти, что немало удивляло его друзей. Он занялся, по обыкновению, делами; по его распоряжению Бальфур передал ему чек в сто фунтов. Прошло четыре дня, последние перед Пасхой, которая приходилась в этом году на 10 апреля. В субботу Малыш, созвав своих служащих, объявил им: - Магазин будет закрыт до вторника. Это был отпуск, данный Бальфуру и двум приказчикам. Конечно, Боб, Грип и Сисси рассчитывали также воспользоваться отдыхом, когда Малыш вдруг спросил их, не желают ли они совершить с ним небольшое путешествие. - Путешествие? - вскричал Боб. - О да! Куда же мы поедем? - В графство Керри, которое я хочу снова повидать, - ответил Малыш. Сисси взглянула на него. - Ты хочешь, чтобы мы ехали с тобой? - спросила она. - Мне это было бы очень приятно. - И я поеду? - спросил Грип. - Конечно! - А Бирк? - осведомился Боб. - И Бирк тоже. Тогда пришли к следующему соглашению: магазин будет оставлен на попечение Кет, а они, заготовив все необходимое для трехдневного путешествия, сядут на четырехчасовой экспресс, приедут в Тралж к одиннадцати часам, переночуют там, а на другой день... на другой день... Впрочем, Малыш скажет, что предпринять на другой день. В четыре часа путешественники были уже на станции, Грип и Боб очень веселые, Сисси немного задумчивая, наблюдавшая за Малышом, который по-прежнему оставался непроницаемым. - Трали, - сказала молодая женщина, - это ведь около Керуанской фермы. Не хочет ли он поехать туда? Бирк мог бы ей, вероятно, ответить, но она не подумала его расспрашивать. Собака была помещена в отдельный вагон, причем Боб просил хорошенько присматривать за ней, дав кондуктору "на чай". Малыш со своими спутниками сел в вагон первого класса. Сто семьдесят миль, отделяющие Дублин от Трали, проехали за семь часов. Название одной станции, произнесенное кондуктором, произвело сильное впечатление на Малыша. Это был Лимерик, напомнивший ему драму "Терзания матери", в которой он так неудачно выступил, цепляясь за мисс Анну Уестон, изображавшую герцогиню Кендальскую. Однако воспоминания эти исчезли быстро, как сон. Малыш, знавший прекрасно Трали, повел своих друзей в хорошую гостиницу, где они прилично поужинали и выспались. На другое утро, в день Пасхи, Малыш встал с зарей. В то время как Сисси одевалась, Грип помогал ей, а Боб еще потягивался в постели, Малыш отправился бродить по селению. Он узнал трактир, в котором останавливался с Мартеном, рынок, где впервые пригляделся к торговле, аптеку, в которой истратил часть своей гинеи на лекарство бабушке, умершей, не дождавшись его. В семь часов у дверей гостиницы стоял экипаж. Трактирщик ручался и за лошадь и за кучера, получив за все плату: столько-то за экипаж, столько-то за лошадь, за кучера и "на чай", как это принято в Ирландии. Выехали в половине восьмого, после завтрака. Погода была хорошая - не очень жаркая, без сильного ветра. Первый день Пасхи без дождя, явление довольно редкое на Изумрудном острове! Весна была довольно ранняя в этом году. Поля обещали скоро зазеленеть, а деревья - покрыться почками. Трали находится милях в двенадцати от Сильтонского прихода. Сколько раз Малыше проезжал по этой дороге в тележке Мак-Карти! В последний раз он был здесь один, возвращаясь из Трали на ферму; и он притаился за кустами, когда проходили полицейские. Малыша снова охватили воспоминания. К тому же дорога не изменилась с того времени, как и вообще мало что изменяется в Ирландии, даже нищета. В десять часов подъехали к Сильтону. Зтюнили к обедне. И в церкви все было по-старому, как и в тот день, когда в ней происходили двойные крестины - Малыша и его крестницы. Он вошел в нее с Сисси, Грипом и Бобом, оставив Бирка у дверей. Никто не узнал его здесь, даже старый священник, крестивший его. Все недоумевали, что это была за семья, члены которой не имели между собой ни малейшего сходства. И в то время, как Малыш с опущенными глазами переживал в воспоминаниях былые дни счастья и горя, Сисси, Грип и Боб горячо молились за того, кому были обязаны своим благополучием. После завтрака в одном из лучших сильтонских трактиров экипаж направился к Керуанской ферме, отстоящей в трех милях. У Малыша все время навертывались слезы на глазах при виде этой дороги, по которой он так часто ходил с Мартиной, Китти и бабушкой, когда та была еще в состоянии сопровождать их. Какая грустная картина! Чувствовалось, что местность эта давно покинута. Везде развалины вместо домов. На некоторых из них были повешены дощечки с надписью, что такая-то ферма, хижина, поле отдавались внаем или продавались. Но кто решился бы их купить или нанять, когда в них царила лишь нищета! Наконец около половины второго при повороте дороги показалась Керуанская ферма, при виде которой Малыш не мог удержаться от рыданий. В каком печальном виде была она теперь! Забор сломан, ворота сорваны, двор зарос травой, а дом без крыши, без дверей, с провалами вместо окон! В продолжение пяти лет солнце, дождь, снег и ветер довершали разрушение. - Это Керуан, - повторял Малыш, не имевший сил войти на ферму. Боб, Грип и Сисси стояли молча позади него. Бирк, сильно взволнованный, бегал, обнюхивая землю, точно находя следы прежнего. Вдруг он остановился, вытянул морду и замахал радостно хвостом. Несколько человек подошли в это время к воротам, четверо мужчин, две женщины и девочка. Все они были бедно одеты и имели утомленный вид. Самый старший из них, отделившись от остальных, подошел к Грипу и спросил его: - Нам назначено здесь свидание... с вами, вероятно? - Со мной? - спросил Грип, глядя с удивлением на незнакомого ему человека. - Да. Когда мы приехали в Кингстон, нам была передана сумма в сто фунтов и сказано было, чтобы мы отправились в Трали... В эту минуту Бирк, радостно залаяв, бросился к старшей из женщин. - Это Бирк! - вскричала она, - наша собака! Я узнаю ее. - А меня вы разве не узнаете? - спросил, волнуясь, Малыш. - Это он, наш Малыш! Как описать происшедшую затем сцену! Мартен, Мюрдок, Пат, Сим - все бросились обнимать Малыша. Он целовал Мартена и Китти, затем, схватив на руки свою крестницу, прижал ее к сердцу и, показывая своим, вскричал: - Это Дженни, моя крестница! Когда прошли первые минуты радостной встречи, все сели на камни, валявшиеся на дворе, и Мак-Карти поведал печальную историю своих скитаний. После изгнания с фермы их повели в Лимерик, где Мюрдок был посажен в тюрьму на несколько месяцев. По истечении срока его заключения семья отправилась в Белфаст. Сев на корабль, она прибыла в Австралию, в Мельбурн, где Пат, оставив службу, присоединился к ним. Сколько им тогда пришлось пережить мучений, отыскивая работу, переходя с фермы на ферму, работая то вместе, то порознь, при самых невыгодных условиях. И наконец, после пяти лет тяжелого труда, они могли покинуть эту страну, оказавшуюся для них столь же суровой, как и родина. С каким глубоким сожалением Малыш всматривался в этих дорогих для него людей, постаревших, изнуренных от непосильного труда, на маленькую Дженни, такую бледную и слабую! Его сердце разрывалось. Сисси, плача вместе с обеими женщинами, старалась их утешить, говоря: - Ваши несчастья теперь кончились, благодаря вашему приемному сыну. - Благодаря ему? Но что же он может сделать, - спросили они с удивлением. Малыш от волнения не был в состоянии отвечать. - Зачем привел ты нас в эти места, напоминающие нам грустное прошлое? Скажи, Малыш, для чего заставляешь ты нас страдать при виде этой фермы? - Зачем? - спросил, едва владея собою, Малыш. - Отец мой, мать моя, мои братья, идите все за мною! Он повел их на середину двора, где росла небольшая елка. - Дженни, - сказал Малыш, обращаясь к девочке, - видишь это деревцо? Я посадил его в день твоего рождения. Ему восемь лет, как и тебе. Китти, которой это напомнило те дни, когда она была счастлива, зарыдала. - Дженни, дорогая моя, - продолжал Малыш, видишь этот нож? Это первый подарок, полученный мною от бабушки, которую ты едва знала. Возьми же его и рой землю около елки. Дженни, ничего не понимая, встала на колени и начала рыть в указанном месте. Вскоре нож ударился обо что-то твердое, оказавшееся глиняным горшком, который был вынут Дженни. Присутствующие смотрели молча на происходившее. В горшке оказались камешки. - Господин Мартен, - сказал Малыш, помните, как вы мне каждый вечер давали камешек, когда были довольны мною? - Да, дитя мое, и не было ни одного дня, чтобы ты не заслужил его. - Их столько же, сколько было дней, проведенных мною на ферме. Сосчитай же их, Дженни, если только ты умеешь считать. - О да! - ответила девочка, принявшаяся тотчас же считать их, откладывая кучки по сотням. - Тысяча пятьсот сорок, сказала она. - Совершенно верно, - ответил Малыш, - это составляет четыре года, прожитые мною в твоей семье, Дженни, ставшей и моей семьей! - А эти камешки, - сказал Мартен, единственная награда, полученная тобою от меня... Я надеялся обменять их когда-нибудь на шиллинги. - А для вас, отец мой, они теперь обратятся в золотые монеты! Ни Мартен, ни его семья не могли понять, что он хотел сказать этим. Откуда могло взяться у Малыша столько денег? - Я счастлив, дорогие мои, - продолжал между тем Малыш, - что могу отблагодарить вас за все, сделанное вами для меня! Эта земля продается. Вы купите ее, восстановите ферму, в деньгах у вас недостатка не будет. Вы будете у себя дома, на собственной земле. И Малыш рассказал им всю свою жизнь с той минуты, как он расстался с ними. Сумма, которую он отдавал в их распоряжение, составляла тысячу пятьсот сорок фонтов - целое состояние для бедных ирландцев! Семья Мак-Карти прожила три дня в Сильтонской деревне с Малышом, Бобом, Сисси и Грипом. После трогательного прощания последние вернулись в Дублин, где утром 13 апреля магазин Малыша раскрыл опять свои двери. Так протек этот 1887 год, который мог считаться счастливейшим в жизни этих людей. Малышу было в то время шестнадцать лет, и состояние его благодаря покупке груза "Дорис" составляло двадцать тысяч фунтов. Правда, часть этой суммы принадлежала его компаньонам - Грипу с женой и Бобу. Но разве все они не составляли одну семью? Что касается Мак-Карти, то, приобретя двести акров земли на выгодных условиях, они купили скот и устроили прекрасную ферму. Вместе с счастьем и довольством к ним вернулись силы и здоровье. Подумать только: ирландцы, простые арендаторы, сделались вдруг собственниками, работавшими лишь на себя! Малыш же не забывает и никогда не забудет, что он их приемыш, и, может быть, настанет день, когда еще более крепкие узы соединят его с этой семьей. Ведь Дженни уже десятый год, она обещает быть красивой девушкой, а что она ею крестница, то ведь это не мешает. Значит, почему бы и нет?.. Таково по крайней мере мнение Бирка. Конец второй, и последней части