распустить  большой  парус,  уже  взятый  на  гитовы  [снасти  для
подтягивания  парусов  к  мачтам  или  реям],  поставить   кливер   [косой
треугольный парус; ставится перед фок-мачтой], парус на корме  и  выйти  в
море.
   На этой яхте, под названием "Бербера", насчитывалось  человек  двадцать
матросов - гораздо больше, чем  требовалось  для  обслуживания  маленького
судна водоизмещением в пятьдесят тонн. Жюэлю это бросилось в глаза, но  он
ни с кем не поделился своим наблюдением. Впрочем,  вскоре  он  сделал  еще
одно открытие: из двадцати человек экипажа по  крайней  мере  половина  не
были моряками. Действительно,  это  были  полицейские  агенты  из  Сохора,
севшие на судно по приказанию Селика.
   Ни один здравомыслящий человек, взвесив обстановку, не дал бы теперь  и
десяти пистолей за сто миллионов наследника Камильк-паши... если, конечно,
они вообще находились на острове.
   Пассажиры вскочили на борт "Берберы"  с  ловкостью  моряков,  привыкших
проделывать подобные упражнения.  Ради  истины  стоит  заметить,  что  под
тяжестью Трегомена легкое суденышко дало чувствительный крен на  бак-борт.
Погрузить нотариуса, у которого уже останавливалось сердце, было бы  делом
нелегким, если бы Назим не сгреб его в охапку и не швырнул на палубу.  Так
как боковая качка  не  замедлила  оказать  на  Бен-Омара  свое  тлетворное
действие,  он  поспешил  забиться  в  кормовой  отсек,  откуда  немедленно
послышались  протяжные  жалобные  стоны.  Что  касается  инструментов,  то
переноска их была  обставлена  тысячью  предосторожностей.  Хронометр  нес
Жильдас Трегомен - в носовом платке, крепко держа  платок  за  все  четыре
конца.
   Хозяин судна, старый араб с суровым  лицом,  приказал  выбрать  якорную
цепь, поднять паруса и, по указанию Жюэля, переданному через Селика,  взял
курс на северо-восток.
   Итак, судно направилось к острову. При западном ветре добраться до него
можно  было  за  двадцать  четыре  часа.  Но  строптивая  природа   всегда
что-нибудь да придумает во вред людям. Если ветер был благоприятный,  зато
небо сплошь обложило тучами. А нужно было не только  держаться  восточного
направления,  но  и  прибыть  в  строго  назначенное  место.   Для   этого
требовалось сделать двойное наблюдение долготы и широты,  первое  -  до  и
после полудня, второе -  в  тот  момент,  когда  солнце  будет  переходить
меридиан. Пока  небесное  светило  не  сочтет  нужным  осчастливить  своим
появлением, Жюэль не сможет определить высоту. А  в  этот  день  капризное
светило упорно решило не показываться.
   Вот почему Антифер, расхаживая взад и вперед  по  палубе  "Берберы",  с
лихорадочным беспокойством глядел больше на небо, чем на море.  Не  остров
высматривал он сейчас в туманной дали, а солнце!
   Трегомен, усевшись у гакаборта, огорченно покачивал  головой.  На  лице
Жюэля  -  он  стоял  тут  же,  на  корме,  -  сквозило  выражение  досады.
Задержка... опять задержка... Неужели этому путешествию не будет конца?  И
он переносился мыслью за сотни, сотни лье, в Сен-Мало, в маленький дом,  к
своей дорогой Эногат, терпеливо ожидавшей письма, которое никак  не  могло
дойти до нее.
   - А если оно так и не покажется, это самое солнце? - спросил Трегомен.
   - Тогда я не смогу произвести наблюдения, - ответил Жюэль.
   - Но, когда нет солнца, разве нельзя сделать расчеты  по  луне  или  по
звездам?
   - Разумеется, можно, но сейчас ведь новолуние, а что касается звезд, то
я боюсь, что и ночью будет так же облачно, как днем. Да и наблюдения  сами
по себе очень сложные, и их трудно вести  на  борту  такого  неустойчивого
судна, как эта яхта.
   И в самом деле, ветер свежел. На западе клубились густые  тучи,  словно
извергнутые гигантским кратером.
   Трегомену было очень  скучно.  Он  держал  на  коленях  доверенный  его
заботам ящик с хронометром, а Жюэль с  секстантом  в  руке  тщетно  ожидал
случая пустить его в дело.
   Внезапно тишину нарушили ужасные проклятия и бессвязные выкрики дядюшки
Антифера.  Он  грозил  кулаком  солнцу,  которое,  как  сообщает   библия,
послушалось  когда-то  Иисуса  Навина  [в  одном  из  библейских  сказаний
легендарный вождь израильтян Иисус Навин просит бога  остановить  движение
солнца, чтобы не дать вражескому войску уйти от преследования под покровом
ночной тьмы], а сейчас не хотело выполнить  куда  более  скромное  желание
нашего малуинца.
   Оно словно смеялось над ним, посылая  время  от  времени  свои  лучи  в
разрывы между тучами. Разрывы эти  быстро  затягивались,  словно  какой-то
злой дух там, в вышине, мгновенно зашивал прорехи одним взмахом  иглы.  Не
было  никакой  возможности  уловить  момент   появления   светила,   чтобы
определить высоту. Несколько раз Жюэль пытался это  сделать,  но  все  его
попытки были безуспешны.
   Так как употребление этих морских инструментов арабам почти неизвестно,
они не понимали,  чего  добивается  молодой  капитан.  Даже  Селик,  более
образованный, чем другие, не отдавал себе отчета, какое громадное значение
имеет для  Жюэля  наблюдение  за  солнцем.  Однако  всем  было  ясно,  что
путешественники чем-то очень раздосадованы. Глядя же на малуинца,  который
бегал взад и вперед по палубе, бранился,  посылал  проклятия,  бесновался,
словом, вел себя, как одержимый, арабы думали, не  имеют  ли  они  дело  с
сумасшедшим. Нет, конечно, он еще не был таким, но и не так уж  далек  был
от сумасшествия, чего больше всего опасались Жюэль и Трегомен.
   Антифер послал их обоих  ко  всем  чертям,  когда  они  пригласили  его
разделить с ними завтрак. Утолив голод  куском  хлеба,  он  растянулся  на
палубе у грот-мачты и запретил обращаться к нему с разговорами.
   Погода не изменилась и после полудня. Небо все еще было покрыто густыми
облаками. Море, довольно неспокойное, "предчувствовало что-то", как  любят
говорить моряки. И действительно, оно предчувствовало бурю,  один  из  тех
опустошительных юго-западных шквалов, которые часто проносятся над  водами
Оманского залива. Иногда эти ужасающие хамсины  [южный  ветер,  горячий  и
сухой, дующий над Египтом в  течение  пятидесяти  дней  во  время  разлива
Нила], налетающие из пустыни на Египет,  внезапно  отклоняются  от  своего
пути и, уже ослабевшие, задевают  аравийское  побережье  и  разбиваются  о
волны Индийского океана.
   "Берберу" страшно качало. Благодаря парусам с  очень  малыми  рифами  и
плоскому обводу корпуса  она  не  могла  лечь  в  дрейф,  иначе  говоря  -
противостоять хлещущим через борт громадным волнам, грозившим ей  гибелью.
Оставалось только одно средство - бежать на северо-восток. Жюэль это понял
так же хорошо, как сумел бы понять и Антифер,  если  бы  он  был  способен
обратить внимание на маневры, которые очень  осторожно  и  ловко  выполнял
управлявший судном араб. Вообще экипаж проявлял хладнокровие  и  мужество,
присущие истым морякам.
   Этим храбрым людям не впервые приходилось бороться с бурей  в  Оманском
заливе. Но если часть экипажа довольно легко переносила ужасный шторм,  то
остальные матросы, растянувшись на палубе, очень страдали  от  качки.  Без
сомнения, этим людям никогда раньше не  приходилось  плавать.  Вот  тут-то
Жюэля и осенило: ну конечно, это переодетые полицейские агенты... и Селик,
быть может... Действительно, дело оборачивалось очень плохо для наследника
Камильк-паши!
   Саук тоже был взбешен из-за дурной  погоды.  Если  буря  продлится  еще
несколько дней  и  нельзя  будет  сделать  наблюдения,  то  как  же  тогда
определить положение острова? Видя, что оставаться  на  палубе  совершенно
бесполезно,  он  решил  укрыться  в   кормовом   отсеке,   где   Бен-Омара
перекатывало с борта на борт, как сорвавшуюся с креплений бочку.
   Жюэль и Трегомен попытались было уговорить Антифера спуститься вниз, но
он наотрез отказался. Тогда они решили оставить его у мачты под прикрытием
просмоленного брезента с загнутыми краями, а сами растянулись на скамейках
в кубрике [жилое помещение для судовой команды].
   - Нашей экспедиции,  кажется,  угрожает  плохой  конец,  -  пробормотал
Жильдас Трегомен.
   - И я этого опасаюсь, - ответил Жюэль.
   - Не надо терять надежды, мой мальчик. Погода может улучшиться, и тогда
ты определишь высоту...
   - Будем надеяться, господин Трегомен!
   Но он так и не сказал, что его тревожило вовсе не  состояние  атмосферы
(солнце в конце концов покажется даже и над водами Оманского  залива...  И
остров найдется, если только  таковой  существует!..),  а  присутствие  на
борту "Берберы" этих подозрительных личностей.
   Ночь, очень темная и туманная, грозила маленькому  суденышку  серьезной
опасностью. Опасность эта вызывалась не легкостью  яхты  (благодаря  своей
легкости она ускользала от грозных валов, подымаясь  на  гребни  волн),  а
страшными порывами шквального ветра, от которого она десятки раз уже могла
перевернуться, если бы не опытность старого моряка-хозяина.
   После полуночи пошел затяжной дождь, и  ветер  стал  ослабевать.  Может
быть, это предвещало перемену  погоды?  Нет,  с  наступлением  утра  буря,
правда, утихла и тучи уже  не  сулили  грозы,  но  небо  по-прежнему  было
облачным и атмосфера туманной. После ночного ливня из низких  туч  зарядил
мелкий и частый дождь - водяная пыль  не  успевала  сгуститься  в  крупные
капли.
   Жюэль поднялся  на  палубу  и  досадливо  поморщился:  при  таком  небе
невозможны никакие наблюдения. Где сейчас находится судно после того,  как
оно изменило курс? Как далеко  и  в  каком  направлении  угнала  его  буря
минувшей ночью? Несмотря на свое хорошее знание Оманского  залива,  хозяин
яхты не мог ответить на эти вопросы. В поле зрения не  было  ни  малейшего
клочка земли. Не остался ли остров позади? Это было вполне  вероятно,  так
как под напором западного  ветра  "Бербера"  могла  уклониться  к  востоку
больше, чем следовало. Впрочем, трудно что-либо утверждать, пока не  будут
сделаны наблюдения.
   Пьер-Серван-Мало вылез из-под брезента и стал на  носу  яхты.  И  снова
бешеные вопли, яростные жесты вырвались у  него  при  виде  горизонта.  Но
своему племяннику он не сказал ни слова и неподвижно замер на месте.
   Жюэль не осмеливался прервать упорное молчание своего  дяди,  зато  ему
пришлось выдержать натиск Селика, засыпавшего его вопросами, на которые он
отвечал весьма уклончиво.
   Переводчик, подойдя к нему, проговорил:
   - Какая досада - и этот день начался неудачно!
   - Очень неудачно.
   - И вам опять не удастся воспользоваться  вашими  инструментами,  чтобы
посмотреть на солнце?
   - Боюсь, что так.
   - Что же вы будете делать?
   - Ждать.
   - Напоминаю вам, что судно запаслось провиантом только на три  дня,  и,
если погода не улучшится, мы должны будем вернуться в Сохор.
   - Вероятно.
   - В  таком  случае,  вы  откажетесь  от  вашего  намерения  исследовать
Оманский залив?
   - Возможно... или, по  крайней  мере,  отложим  экспедицию  до  лучшего
времени года.
   - Вы будете ждать в Сохоре?
   - В Сохоре или в Маскате, безразлично.
   Молодой капитан был очень сдержан с Селиком, который внушал ему  теперь
особенно сильное недоверие. Поэтому переводчику так и  не  удалось  ничего
выпытать.
   Трегомен появился на палубе почти одновременно с Сауком. На лице одного
выразилось разочарование, другой не мог удержаться от гневного  жеста  при
виде тумана, затянувшего весь горизонт  уже  в  двух-трех  кабельтовых  от
"Берберы".
   - Плохо наше дело? - спросил  Жильдас  Трегомен,  пожав  руку  молодому
капитану.
   - Плохо! - ответил Жюэль.
   - А наш друг?
   - Там... впереди...
   - Только бы он не расшиб себе голову о борт... - прошептал Трегомен.
   Он все время боялся, как бы малуинец в припадке отчаяния не покончил  с
собой.
   Все утро прошло в ожидании. Секстант лежал на дне ящичка и был  так  же
бесполезен, как ожерелье, спрятанное в  шкатулке  для  драгоценностей.  Ни
один солнечный луч не пробивался сквозь  непроницаемую  завесу  тумана.  В
полдень Жильдас Трегомен для очистки совести вынес на палубу хронометр, но
он не мог служить для определения долготы вследствие разницы времени между
Парижем и той точкой Оманского залива, где находилась "Бербера". Погода не
улучшилась и после полудня. Местонахождение судна  по-прежнему  оставалось
неясным.
   Именно об этом и говорил Селику старый араб, предупредив его, что, если
погода на следующий день не переменится, он вынужден  будет  повернуть  на
запад, чтобы добраться до ближайшей земли. Где они встретят ее? На  широте
Сохора, Маската или дальше к северу, у входа в  Ормузский  пролив,  или  к
югу, у берегов Индийского океана, на широте мыса Рас-эль-Хад?
   Селик счел своим долгом сообщить Жюэлю о намерениях хозяина "Берберы".
   - Пусть будет так, - ответил молодой капитан.
   Вплоть до ночи не произошло ничего нового.  Даже  в  ту  минуту,  когда
солнце садилось, оно не послало ни одного луча и не  попыталось  пробиться
сквозь густой туман. Между тем дождь почти перестал и был  незаметен,  как
тончайшие  брызги  волн.  Не  предвещало  ли  это  изменений  и  состоянии
атмосферы? Да и ветер успокоился; только изредка чувствовались его  легкие
дуновения.
   Трегомен, смочив руку в  воде  и  подняв  над  головой,  ощутил  слабый
ветерок с востока.
   "Ах! Если бы я  был  на  "Прекрасной  Амелии",  -  думал  он,  -  среди
великолепных берегов Ранса, я бы знал, что делать!"
   Но уже много времени прошло с тех пор,  как  "Прекрасная  Амелия"  была
продана на дрова, и "Бербера" плыла не среди великолепных берегов Ранса...
   И Жюэль, со своей стороны, сделал такое же наблюдение,  как  и  Жильдас
Трегомен. Кроме того, ему показалось,  что  в  тот  момент,  когда  солнце
скрывалось за линией  горизонта,  оно  выглянуло  в  прореху  туч,  словно
любопытный, подсматривающий в дверную щелочку.
   Несомненно, и Пьер-Серван-Мало перехватил этот мимолетный  луч,  потому
что глаза его сверкнули в ответ лучом ярости.
   Наступил вечер. Так как провизии осталось едва на сутки, все  поужинали
очень скромно. Необходимо было добраться до земли на  следующий  же  день,
если только "Бербера" не удалилась слишком далеко от берега.
   Ночь прошла спокойно. Волнение быстро улеглось, как это часто бывает  в
узких заливах. Ветер, дувший с востока, мало-помалу  заставил  перейти  на
правый галс; хозяин,  не  зная  положения  судна,  выполнил  совет  Жюэля,
переданный через Селика, и яхта легла в дрейф в ожидании дня.
   К трем часам утра небо полностью очистилось  от  густого  тумана,  и  в
предрассветной  мгле  засверкали  последние  созвездия.   Все   предвещало
возможность удачного наблюдения.
   В самом деле, с наступлением зари солнечный диск появился на  горизонте
во всем своем великолепии. Увеличенный от преломления  света,  пунцовый  в
низких слоях воздуха, он рассеивал ослепительные лучи по всей  поверхности
залива.
   Жильдас Трегомен приветствовал солнце, вежливо сняв свою лощеную [в XIX
веке было модно лощить шляпы и цилиндры, то есть покрывать их  для  блеска
особым лаком или воском] шляпу.  Ни  один  парс,  ни  один  гебр  [парс  -
последователь  парсизма,  религии  древних  персов,  основателем   которой
считается мифический пророк Зороастра (Заратустра); парсы поклоняются огню
и солнцу; парсизм имеет своих сторонников в Иране и Индии; парсы,  живущие
в Иране, называются гебрами] не встретил  бы  дневное  светило  с  большим
благоговением.
   Легко себе представить, какой  переворот  произошел  в  умах.  С  каким
нетерпением пассажиры и моряки ждали момента наблюдения! Арабы знают,  что
европейцы умеют точно определить  местоположение  корабля  даже  вдали  от
берегов. Естественно, их очень интересовало, находилась ли "Бербера" еще в
заливе или была отброшена к мысу Рас-эль-Хад.
   Между тем солнце поднималось все выше. На изумительно  чистом  небе  не
было ни облачка, и молодой  капитан  решил,  что  теперь-то  он  определит
широту.
   Перед самым полуднем Жюэль начал свои приготовления.
   Антифер стоял подле него, стиснув зубы, со сверкающим взором, не говоря
ни слова. Жильдас Трегомен,  покачивая  своей  большой  головой,  держался
справа, Саук - немного позади, Селик - по левую сторону. Все приготовились
следить за предстоящей операцией в малейших ее деталях.
   Жюэль, упершись ногами в палубу и взяв секстант в левую руку, уверенным
движением направил трубу на горизонт.
   Судно слегка покачивалось на едва заметных волнах.
   Высота была определена.
   - Готово, - сказал Жюэль.
   Затем, сверившись с показаниями на дугообразной шкале, он  спустился  в
каюту, чтобы сделать вычисления.
   Через двадцать  минут  он  поднялся  на  палубу  и  сообщил  результаты
наблюдения.
   "Бербера" находилась под 25<sup>o</sup>2' северной широты.
   Следовательно, судно находилось в  трех  минутах  к  северу  от  широты
острова.
   Для довершения операции оставалось измерить часовой угол. Нет,  никогда
еще время не тянулось так медленно для дядюшки Антифера, Жюэля,  Трегомена
и Саука! Им казалось, что желанный момент никогда не наступит!
   Но он наступил, между тем как "Бербера"  в  соответствии  с  указаниями
Жюэля подалась немного к югу.
   В половине третьего молодой моряк сделал несколько определений высот, а
Трегомен отмечал время по хронометру.  Произведя  необходимые  вычисления,
Жюэль нашел долготу:  54<sup>o</sup>58'.  Следовательно,  судно  находилось  на  одну
минуту к востоку от разыскиваемого острова.
   В ту же минуту раздался крик. Один  из  арабов  указывал  на  чернеющую
вдали бесформенную возвышенность, приблизительно в двух милях к западу.
   - Мой остров! - закричал дядюшка Антифер.
   Да, это мог быть только его остров, так как никакой другой земли вокруг
не было видно.
   И тут малуинец стал бегать взад и  вперед,  жестикулировать,  метаться,
словно в  припадке  виттовой  пляски  [пляска  святого  Витта,  -  нервное
заболевание,   выражающееся   в   судорожных   подергиваниях   головы    и
конечностей]. Жильдасу Трегомену  ничего  не  оставалось,  как  попытаться
успокоить его в своих могучих объятиях.
   Судно сейчас  же  повернуло  к  замеченным  скалам.  Благодаря  легкому
восточному ветерку, надувавшему паруса, достаточно было и получаса,  чтобы
добраться до острова. И действительно, ровно через  тридцать  минут  судно
достигло цели. Принимая во внимание отрезок  пути,  пройденный  с  момента
наблюдения,   Жюэль   убедился,   что   положение   острова   в   точности
соответствовало координатам, указанным  Камильк-пашой:  он  лежал  на  той
самой широте, которую завещал Томас Антифер своему сыну - 24<sup>o</sup>59' к  северу
от экватора, - и на той самой долготе, привезенной в Сен-Мало  Бен-Омаром,
- 54<sup>o</sup>57' к востоку от парижского меридиана.
   И во все стороны горизонта, насколько хватал глаз,  расстилался  только
безграничный простор Оманского залива.



        ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
   <b>в которой неопровержимо доказывается, что Камильк-паша,</b>
   <b>скитаясь по морям, действительно побывал в водах Оманского залива</b>

   Итак, он существовал, этот остров, который дядюшка Антифер оценивал  по
крайней мере в сто миллионов! Нет! Он не уступил бы и полфранка, если  бы,
скажем,  братья  Ротшильды  [богатейшие  банкиры  во  Франции,  Англии   и
Германии] захотели немедленно откупить его "в том виде, в каком он  есть",
выражаясь юридическим языком.
   По внешнему виду это был голый  массив,  унылый,  бесплодный,  лишенный
растительности, попросту - нагромождение скал овальной формы, от  двух  до
двух с  половиной  тысяч  метров  в  окружности.  Берега  были  причудливо
изрезаны острыми выступами и неглубокими бухточками. В одной  из  них,  на
западной стороне, "Бербера"  нашла  убежище  и  укрылась  от  ветра.  Вода
оказалась там настолько прозрачной, что на глубине  двадцати  футов  можно
было  разглядеть  песчаное  дно,  поросшее   водорослями.   Наконец   яхту
ошвартовали. Лишь слабый прибой заставлял ее слегка покачиваться  с  борта
на борт.
   Но и этого было вполне достаточно и даже  слишком,  чтобы  нотариус  ни
одной лишней минуты не захотел оставаться на борту "Берберы".  Дотащившись
кое-как до трапа, он вскарабкался на палубу и хотел уже ступить на сходни,
как был остановлен дядюшкой Антифером, схватившим его за плечо.
   - Ни шагу дальше, господин Бен-Омар!.. - закричал он грозно.  -  Первым
сойду я, понятно?
   И нотариус, понятно это ему было или  нет,  должен  был  выждать,  пока
упрямый малуинец не примет во владение  свой  остров,  что  он  и  сделал,
первым отпечатав на песке тяжелый след от своих морских сапог.
   Только тогда Бен-Омар смог присоединиться к нему, и какой  он  испустил
глубокий вздох облегчения, снова почувствовав под  ногами  твердую  почву!
Высадились и остальные - Трегомен, Жюэль и Саук.
   А Селик тем временем испытующе оглядывал остров и никак не мог взять  в
толк, что собираются здесь делать эти иностранцы... К чему  такое  длинное
путешествие, такие расходы, такие трудности?.. Нанести на карту эти скалы,
определить их положение в море - кто поверил бы такому  объяснению!..  Все
выглядело настолько нелепо, что походило на затею  каких-то  безумцев!  Но
если у дядюшки Антифера и проявлялись некоторые  признаки  помешательства,
то этого никак нельзя было сказать о Жюэле  и  Трегомене:  они-то  уж,  во
всяком случае,  были  в  полном  уме!..  И  тем  не  менее  они  принимали
деятельное участие в этих загадочных исследованиях! Да к тому же еще и два
египтянина замешались каким-то образом в эту авантюру...
   Поведение иностранцев  еще  больше  усилило  подозрения  Селика,  и  он
приготовился высадиться на остров и  следовать  за  ними  по  пятам...  Но
Пьер-Серван-Мало жестом показал Жюэлю, что это нежелательно, и тот  сказал
Селику:
   - Вам незачем сопровождать  нас.  Переводчик  здесь  не  понадобится...
Бен-Омар говорит по-французски, как прирожденный француз...
   - Хорошо, - вынужден был ответить Селик.
   Как ни разбирала досада полицейского агента,  он  не  захотел  затевать
спор по этому поводу. Он нанялся в услужение к дядюшке Антиферу  и  должен
был до поры до времени исполнять все  его  приказания.  Вот  почему  Селик
уступил, сохранив за собой право вмешаться в дело вместе со своими людьми,
если, вернувшись из разведки, иностранцы  принесут  какие-нибудь  вещи  на
борт "Берберы".
   Было около четырех часов дня - еще не поздно, чтобы успеть  вырыть  три
бочонка, если они находились в указанном  месте,  а  в  этом  малуинец  не
сомневался.
   Условились, что "Бербера" будет ждать в бухте. С помощью Селика  хозяин
яхты предупредил Жюэля, что простоит  на  якоре  только  до  шести  часов.
Запасы  провизии  почти  иссякли.  Необходимо   воспользоваться   попутным
восточным ветром, чтобы к рассвету вернуться в Сохор. Дядюшка  Антифер  не
возразил ни  слова.  Ему  хватит  времени  для  благополучного  завершения
операции.
   Да и что его могло задержать? Ведь не понадобится  обходить  весь  этот
остров и прорывать метр за метром. В письме было ясно  указано,  что  клад
находится на южной оконечности, у подножия скалы, которую легко распознать
по начертанной на ней монограмме - двойному "К". С помощью кирки  нетрудно
будет вырыть три бочонка, и дядюшка Антифер без всяких затруднений  сможет
докатить их до судна. Понятно, он предпочел бы действовать без  свидетелей
за исключением Бен-Омара, присутствие которого  предписано  завещанием,  и
его клерка Назима. Поскольку экипаж "Берберы" вряд ли будет интересоваться
содержимым этих  бочонков,  трудности  возникнут  только  при  возвращении
караваном в Маскат. Но об этом еще будет время позаботиться...
   Дядюшка Антифер, Жильдас Трегомен и Жюэль, с одной стороны, Бен-Омар  и
Назим - с другой, начали подниматься по склонам  острова,  средняя  высота
которого над уровнем моря не превышала ста пятидесяти футов.
   Синьги [черная утка] стаями разлетались  при  их  приближении,  выражая
пронзительными криками свое негодование против вторжения этих  незнакомцев
в обжитое ими место. Кто знает, быть  может,  после  короткого  пребывания
Камильк-паши человеческая нога больше не ступала на эту землю.
   Малуинец нес на плече кирку, не пожелав никому  ее  доверить.  Трегомен
вооружился заступом, Жюэль вел всех по компасу, держа его перед глазами.
   Нотариусу стоило больших усилий не давать Сауку вырываться вперед. Ноги
у Бен-Омара все еще дрожали, хотя под ним уже и  не  качалась  палуба.  Но
читатель не удивится, если мы скажем, что он вполне овладел  собой,  обрел
свой прежний ум, забыл о тяготах путешествия и даже не думал о предстоящих
испытаниях на обратном пути. Ведь именно на этом острове находился тайник,
представлявший для Бен-Омара величайший соблазн,  и,  конечно,  думал  он,
если Сауку удастся захватить сокровища, он не откажется выдать  завещанный
процент, хотя бы для того, чтобы купить его молчание.
   Почва была довольно каменистой. Идти было нелегко. Чтобы  добраться  до
центральной   части   острова,   приходилось   огибать    труднопроходимые
возвышенности. Достигнув  самой  высокой  точки,  путешественники  увидели
"Берберу" с развевающимся по ветру флагом.
   Отсюда открывались очертания всего  острова.  Кое-где  торчали  высокие
скалы, и среди них была одна с  погребенными  у  ее  подножия  миллионами!
Ошибки быть не могло - завещание ясно указывало, что  она  расположена  на
конце южного склона.
   С помощью компаса Жюэль вскоре отыскал это место.
   Острый мыс, похожий на длинный язык, был окаймлен белой пеной прибоя.
   И снова молодой капитан  подумал  с  болью  в  сердце,  что  богатство,
зарытое под этими скалами, воздвигнет непреодолимую преграду между  ним  и
его невестой! Никогда ему не  удастся  сломить  упрямство  дяди!..  И  его
охватило желание, дикое желание, которое  он  с  трудом  подавил,  повести
своих спутников по ложному следу...
   Что касается Трегомена, то его раздирали два  противоположных  чувства:
боязнь, что Жюэль и Эногат не смогут пожениться, и опасение, что его  друг
Антифер сойдет с ума, если не получит наследства Камильк-паши. И в  ярости
он с такой силой ударил заступом по гранитной  почве,  что  вокруг  так  и
брызнули осколки.
   - Эй, ты там... лодочник, какая муха тебя укусила? - закричал Антифер.
   - Никакая... никакая! - ответил Жильдас Трегомен.
   - Сделай милость, побереги такие удары для настоящего дела!
   - Поберегу, старина.
   Маленькая группа, следуя вдоль южного  склона,  вскоре  приблизилась  к
мысу, от которого ее отделяло теперь не более шестисот шагов.
   Впереди держались дядюшка Антифер, Бен-Омар и Саук. Они  ускорили  шаг,
словно притягиваемые к  скале  золотым  магнитом,  который  властвует  над
людьми.  Они  задыхались.  Казалось,  они  чувствовали   запах   сокровищ,
втягивали его в себя, дышали им; казалось, они были  пропитаны  атмосферой
миллионов и упали бы, задохнувшись, если бы это наваждение исчезло!
   Через десять минут путешественники  достигли  мыса,  заостренный  конец
которого терялся в море. Именно здесь  надо  было  искать  скалу,  которую
Камильк-паша пометил двойным "К".
   И тут немыслимое возбуждение дядюшки Антифера  достигло  такой  крайней
степени, что он потерял сознание. Если бы Жильдас  Трегомен  не  подхватил
его на руки, он упал бы как подкошенный.  Только  судорожные  подергивания
показывали, что он еще жив.
   - Дядя... дядя! - закричал Жюэль.
   - Мой друг!.. - простонал Трегомен.
   Гримаса, появившаяся на  лице  Саука,  никого  не  могла  бы  ввести  в
заблуждение. Она говорила ясно:
   "Чтоб он сдох, этот христианский пес!  Я  стал  бы  тогда  единственным
наследником Камильк-паши!"
   Надо отдать справедливость,  физиономия  Бен-Омара  говорила  совсем  о
другом: "Если этот человек умрет -  а  он  единственный,  кто  знает,  где
зарыты сокровища, - пропал тогда мой миллион".
   Происшествие, однако, обошлось  без  печальных  последствий.  Благодаря
мощным растираниям, на которые Трегомен не пожалел  сил,  дядюшка  Антифер
быстро пришел в себя и поднял выпавшую из рук кирку. После этого  начались
поиски в южной части острова.
   Вскоре обозначилась  узкая  полоса,  приподнятая  настолько,  что  даже
бурное море при юго-западном ветре не могло бы ее затопить. Лучшего  места
нельзя было и найти для сохранения клада! Отыскать скалу,  конечно,  будет
нетрудно, если только шквальные ветры, господствующие в  Оманском  заливе,
не стерли за истекшие десятилетия монограмму.
   Хорошо же! Если понадобится, Пьер-Серван-Мало перероет все  вокруг!  Он
взорвет скалы одну за другой, хотя бы для этого  пришлось  провести  здесь
недели или месяцы! Он пошлет судно за съестными припасами в Сохор!..  Нет!
Он не уйдет с острова, пока не  вырвет  у  него  свои  сокровища,  которые
принадлежат только ему, только законному наследнику, и никому больше!
   Точно так  же  рассуждал  и  Саук,  и  душевное  состояние  обоих  было
одинаково, что, конечно, не делает большой чести человеческому роду.
   Итак,  все  принялись  за  работу:   разрывали   путаницу   водорослей,
заглядывали в расщелины, заросшие скользким мхом. Дядюшка Антифер ощупывал
киркой  отвалившиеся  от  скал  камни.  Трегомен  разгребал  их  заступом.
Бен-Омар ползал среди валунов на четвереньках, как краб. Жюэль и Саук тоже
были заняты делом. Никто не произносил ни слова.  Работа  производилась  в
полном молчании. На похоронах не было бы большей тишины.
   И правда, разве не кладбищем был этот островок,  затерянный  в  глубине
залива, и разве не могилу искали эти гробокопатели -  могилу,  из  которой
они хотели выкопать миллионы египетского паши?..
   После  получасовых  поисков  ничего  не  было  найдено.  Но  никто   не
отчаивался и не сомневался, что находится именно на острове Камильк-паши и
что бочонки зарыты где-то здесь, на южной оконечности.
   Солнце обжигало их своими губительными лучами. Пот  градом  катился  по
лицам. Но эти люди не  чувствовали  усталости.  Они  работали  с  усердием
муравьев, строящих муравейник, - все, даже Трегомен, которым вдруг овладел
демон  алчности.  Только  у  одного  Жюэля  иногда  появлялась  на   губах
презрительная усмешка.
   И вдруг раздался крик радости,  вернее,  это  был  рев  хищного  зверя.
Испустил его дядюшка  Антифер.  В  одной  руке  он  держал  шляпу,  другой
указывал на скалу, прямую, как надгробный памятник.
   - Там... там... - повторял он.
   И, если бы он распростерся ниц перед этим памятником, как  какой-нибудь
транстеверинец [жители Транстевере, части Рима,  расположенной  на  правом
берегу Тибра] перед статуей мадонны, ни один из его спутников  не  выразил
бы удивления. Скорее, они присоединились бы к нему в общем порыве.
   Жюэль и  Трегомен,  Саук  и  Бен-Омар  подбежали  к  дядюшке  Антиферу,
преклонившему колени... Они тоже опустились на колени рядом с ним.
   Что же было на этой скале?..
   Там было то, что они могли увидеть  своими  глазами  и  ощупать  своими
руками... Та самая знаменитая монограмма Камильк-паши - двойное "К", грани
которого, наполовину стершиеся, все же были ясно различимы.
   - Там... там... - продолжал повторять дядюшка Антифер.
   И показывал на место у основания скалы, где нужно было рыть, место, где
сокровища, помещенные тридцать два года назад, спали в каменном сундуке.
   Тотчас кирка ударила о скалу так, что посыпались  искры.  Потом  заступ
Жильдаса Трегомен а отбросил в сторону осколки.  Отверстие  расширялось  и
углублялось. Присутствующие с трудом переводили дух; их сердца бились  так
сильно, что, казалось, могли  разорваться  в  ожидании  последнего  удара,
который заставит недра земли исторгнуть из себя стомиллионный источник...
   Рыли и рыли, а бочонков все не было видно. Но это лишь доказывало,  что
Камильк-паша счел нужным зарыть их  очень  глубоко.  В  конце  концов,  он
поступил правильно: если и придется потратить  немного  больше  времени  и
усилий, чтобы извлечь их на поверхность, не все ли равно?
   Внезапно послышался звон металла. Ясно было, что кирка задела  какой-то
металлический предмет.
   Дядюшка Антифер наклонился над ямой, его голова  исчезла  в  ней,  руки
жадно шарили под землей...
   Затем он поднялся с налившимися кровью глазами...
   В руках у него был металлический ящик, не больше кубического  дециметра
в объеме.
   Все глядели на эту находку с явным разочарованием. И Жильдас  Трегомен,
несомненно, выразил общую мысль, воскликнув:
   - Пусть меня возьмут черти, если тут сто миллионов!..
   - Замолчи! - прорычал дядюшка Антифер. И  снова  начал  рыться  в  яме,
выбрасывая оттуда последние осколки гранита.
   Бесполезный труд... Там ничего не было - ничего, кроме железного ящика,
на крышке которого было выгравировано двойное "К" египтянина!
   Неужели дядюшка Антифер  и  его  спутники  перенесли  напрасно  столько
лишений? Неужели они  проделали  такой  далекий  путь  лишь  затем,  чтобы
натолкнуться на шутку мистификатора?
   По правде говоря, Жюэль готов был улыбнуться, если бы его  не  ужаснуло
лицо   дяди,   -   его   безумные   глаза,   сведенный   судорогой    рот,
нечленораздельные звуки, вырывавшиеся из горла...
   Впоследствии Жильдас Трегомен рассказывал, что в ту  минуту  он  больше
всего опасался, что его друг скончается на месте.
   Но внезапно дядюшка Антифер поднялся, схватил свою кирку, размахнулся и
в неистовом бешенстве страшным ударом разбил ящик... Оттуда выпала бумага.
   Это был пожелтевший от времени кусок пергамента,  на  котором  довольно
легко было разобрать несколько строк, написанных по-французски.
   Дядюшка Антифер схватил эту бумагу. Упустив из виду,  что  его  слушают
Бен-Омар и Саук, что он им выдаст, быть может, тайну, которую ему выгодней
хранить про себя, он начал читать дрожащим голосом первые строчки бумаги:
   - "Этот  документ  содержит  долготу  второго  острова,  которую  Томас
Антифер или в случае его смерти его прямой  наследник  должен  довести  до
сведения банкира Замбуко, живущего в..."
   Дядюшка Антифер остановился и ударом кулака заткнул свой  неосторожный,
болтливый рот.
   Саук достаточно хорошо владел собой, чтобы ничем не выдать  охватившего
его чувства разочарования. Еще несколько слов - и ему  стала  бы  известна
долгота этого второго острова, широта которого должна  была  находиться  у
упомянутого Замбуко, и, кроме того, он узнал бы, в какой стране живет этот
банкир.
   Нотариус, не менее Саука обманутый в своих надеждах, застыл на месте  с
открытым ртом и высунутым языком, как умирающая от жажды собака, у которой
вытащили из-под носа миску с водой.
   И все же вслед за тем, как чтение письма было прервано ударом кулака, о
чем говорилось выше, Бен-Омар, имевший право знать намерения Камильк-паши,
выпрямился и спросил:
   - Ну так вот... этот банкир Замбуко... где он живет?
   - У себя! - ответил дядюшка Антифер.
   И, сложив  бумагу,  он  спрятал  ее  в  карман,  предоставив  Бен-Омару
воздевать в отчаянии руки к небесам.
   Итак,  сокровищ  не  оказалось  на  этом  острове  в  Оманском  заливе!
Единственным результатом путешествия  было  предложение  дядюшке  Антиферу
вступить в переговоры с новым лицом, банкиром Замбуко!
   Может быть, этот человек был вторым наследником Камильк-паши,  которого
он хотел вознаградить за оказанные некогда услуги?.. Может быть,  малуинцу
придется разделить с ним сокровища, которые, как он думал,  были  завещаны
ему одному? Все это вполне возможно. Отсюда  логический  вывод:  в  карман
дядюшки Антифера вместо ста миллионов попадет только пятьдесят!..
   Жюэль понурил голову, думая о том, что  и  эта  сумма  слишком  велика,
чтобы дядя позволил ему обвенчаться с любимой Эногат.
   А Жильдас Трегомен только улыбался, как бы  желая  сказать:  "Пятьдесят
миллионов тоже хороший подарок, когда они очутятся в ваших руках".
   Надо сказать, что Жюэль совершенно точно угадал мысли дядюшки Антифера,
который, обдумав положение вещей, принял такое решение:
   "Ну что ж... разница только в  том,  что  Эногат  выйдет  замуж  не  за
принца, а за герцога и Жюэль женится не на принцессе, а на герцогине!.."




        ЧАСТЬ ВТОРАЯ


        ГЛАВА ПЕРВАЯ,
   <b>содержащая письмо Жюэля к Эногат с рассказом</b>
   <b>о приключениях, героем которых был дядюшка Антифер</b>

   Как уныло выглядел дом на улице От-Салль  в  Сен-Мало,  каким  вымершим
казался он с тех пор, как его покинул дядюшка  Антифер!  В  какой  тревоге
проходили дни и ночи у обеих  женщин  -  у  матери  и  дочери!  Опустевшая
комната Жюэля делала пустым все жилище; по крайней  мере,  такое  ощущение
было у Эногат. К тому же не было дядюшки и Трегомен не приходил в гости!
   Наступило 29 апреля. Два месяца, уже два месяца прошло с того дня,  как
"Стирсмен" ушел  в  море,  увозя  трех  малуинцев,  отправившихся  в  свой
авантюрный поход - на завоевание сокровищ. Как проходило  их  путешествие?
Где они теперь? Удалось ли им достигнуть цели?
   - Мама... мама, они не вернутся! - твердила молодая девушка.
   - Надейся, дитя мое...  верь...  они  вернутся!  -  неизменно  отвечала
старая бретонка. - Конечно, лучше было бы им не уезжать...
   - Да, - говорила шепотом Эногат, - особенно в то время, когда я  должна
была стать женой Жюэля!
   Заметим кстати, что отъезд дядюшки Антифера произвел в городе  огромное
впечатление. Все привыкли видеть его разгуливающим с трубкой  в  зубах  по
улицам, вдоль набережной Силлон, по крепостному валу. А за ним -  Жильдаса
Трегомена, всегда в помятом сюртуке, всегда с  выгнутыми  колесом  ногами,
все  с  тем  же  орлиным  носом  и  с  тем   же   самым   добрым,   милым,
невозмутимо-спокойным лицом!
   И Жюэль, молодой капитан дальнего плавания, которым  так  гордился  его
родной город, любивший его  не  меньше,  чем  любила  Эногат,  или,  лучше
сказать, как мать любит своего сына, - он тоже уехал  незадолго  до  того,
как  его  должны  были  назначить  помощником   капитана   на   прекрасное
трехмачтовое судно торгового дома "Байиф и К<sup>o</sup>".
   Где теперь они были, все трое? Никто  об  этом  не  имел  ни  малейшего
понятия. Известно лишь было,  что  "Стирсмен"  доставил  их  в  Порт-Саид.
Только Эногат и Нанон знали, что путешественники должны были спуститься по
Красному морю и дойти почти до северных границ Индийского океана.  Дядюшка
Антифер  поступил  вполне  благоразумно,  не  выдав  никому  своей  тайны,
поскольку он не хотел, чтобы Бен-Омар выведал хоть что-нибудь относительно
расположения знаменитого острова.
   Тем не менее, если никто не знал маршрута, то зато всем  были  известны
планы дядюшки Антифера, слишком хвастливого, слишком  болтливого,  слишком
общительного, чтобы умолчать об этом. И в Сен-Мало, и в Сен-Серване,  и  в
Динаре - всюду повторяли  историю  Камильк-паши,  рассказывали  о  письме,
полученном  Томасом  Антифером,  о  прибытии  обещанного  в  этом   письме
вестника, об установлении долготы и широты острова и  о  баснословных  ста
миллионах - ста миллиардах, как утверждали наиболее осведомленные. С каким
нетерпением поэтому весь город ожидал  новостей  о  розысках  сокровищ,  о
возвращении капитана  каботажного  плавания,  внезапно  превратившегося  в
набоба, обладателя несметного количества алмазов и драгоценных камней!
   Эногат и не думала об этом. Только бы они вернулись, ее жених, ее  дядя
и ее друг, - пусть даже с пустыми  карманами!  Она  будет  счастлива,  она
возблагодарит бога, и ее глубокая печаль сменится безграничной радостью!
   Разумеется, молодая девушка получала вести от Жюэля. В  первом  письме,
из Суэца, он подробно рассказывал, как протекало их путешествие,  писал  о
душевном состоянии дяди, о его возрастающей раздражительности,  о  приеме,
оказанном  дядюшкой  Бен-Омару  и  его  клерку,  аккуратно  явившимся   на
назначенное свидание.
   Во  втором  письме,  из  Маската,  описывались  перипетии  плавания  по
Индийскому океану до столицы имамата, говорилось, до какой крайней степени
возбуждения, близкого к помешательству, дошел  дядюшка  Антифер,  а  также
сообщалось о предстоящей поездке в Сохор.
   Легко себе представить, с какой жадностью  Эногат  проглатывала  письма
Жюэля, который не ограничивался рассказами  о  путешествии  и  о  душевном
состоянии  дяди,  но  изливал  молодой   девушке   свою   печаль   жениха,
разлученного с невестой накануне  свадьбы;  но,  несмотря  на  то  что  их
разделяло такое громадное расстояние, он  надеялся  вскоре  увидеть  ее  и
вырвать согласие у дяди даже в том случае, если тот вернется  миллионером!
Эногат и Нанон читали и перечитывали эти письма, на которые они  не  могли
даже ответить, так как были лишены и такого утешения. Поэтому они  строили
различные предположения, рождавшиеся у них под  влиянием  этих  рассказов,
отсчитывали по пальцам дни, которые путешественники, по их мнению,  должны
были еще провести в далеких морях, зачеркивали число за числом в настенном
календаре и, наконец, получив последнее письмо, загорелись  надеждой,  что
скоро начнется вторая половина путешествия - возвращение домой.
   Третье письмо пришло 29 апреля, два месяца спустя после отъезда  Жюэля.
Сердце Эногат забилось от радости, когда она увидела на конверте  штемпель
Тунисского регентства [с  1574  года  Тунис  был  вассальным  государством
Оттоманской империи, и тунисский  бей  (наследственный  правитель  страны)
подчинялся турецкому султану; отсюда название страны - регентство Тунис; с
1881 года Тунис - протекторат Франции; в 1956 году был подписан протокол о
предоставлении Тунису национальной независимости]. Значит, путешественники
покинули Маскат... они уже в  европейских  водах...  они  возвращаются  во
Францию... Сколько им понадобится времени, чтобы доехать  до  Марселя?  Не
более трех дней! А оттуда экспрессом до Сен-Мало? Не более двадцати  шести
часов!
   Мать с дочерью сидели в одной из комнат нижнего  этажа,  заперев  дверь
после ухода  почтальона.  Никто  им  теперь  не  помешает  отдаться  своим
чувствам.
   Вытерев мокрые от слез глаза, Эногат вскрыла конверт, вынула  письмо  и
стала его читать громко и внятно, отчеканивая каждую фразу:

   "ТУНИССКОЕ РЕГЕНТСТВО. ЛА-ГУЛЕТТ
   22 апреля 1862 года
   Моя дорогая Эногат!
   Шлю поцелуй - прежде всего твоей матери, затем тебе. Но как далеко  еще
мы  находимся  друг  от  друга,  и  когда  же  кончится  это   бесконечное
путешествие?!
   Я писал тебе уже два раза, и ты, наверное,  получила  мои  письма.  Это
письмо - третье, наиболее важное, так как ты узнаешь из него, что  дело  с
наследством изменилось самым неожиданным образом, к величайшему  огорчению
моего дяди..."

   Эногат захлопала в ладоши и радостно воскликнула:
   - Мама, они ничего не нашли,  и  мне  не  придется  выходить  замуж  за
принца!..
   - Продолжай, девочка, - сказала Нанон. Эногат стала читать дальше:

   "...и вот с большой грустью должен  сообщить  тебе,  что  мы  вынуждены
продолжать наши поиски далеко... очень далеко..."

   Письмо задрожало в руках Эногат.
   - Продолжать поиски... очень далеко! - прошептала она. -  Теперь-то  уж
они, мама, не вернутся... они не вернутся!..
   - Мужайся, моя девочка, читай дальше, - ответила Нанон.
   Эногат с полными слез глазами снова стала читать. В общих чертах  Жюэль
рассказывал о том, что произошло на острове в Оманском заливе, как  вместо
сокровищ в указанном месте обнаружили только документ и в  этом  документе
сообщалась новая долгота. Далее Жюэль писал:

   "Вообрази,  моя  дорогая  Эногат,  отчаяние  дяди,  гнев,  который  его
охватил, а также мое разочарование - не потому, что мы не нашли  сокровищ,
а потому, что наш отъезд в Сен-Мало, мое возвращение к тебе откладывается!
Я думал, что мое сердце разорвется..."

   Эногат сама с трудом удерживала биение  сердца  и  потому  легко  могла
понять страдания Жюэля.
   - Бедный Жюэль! - прошептала девушка.
   - И ты, моя бедняжка! - сказала мать. - Продолжай, дочь моя!
   Сдавленным от волнения голосом Эногат продолжала:

   "Камильк-паша велел сообщить об этой новой  проклятой  долготе  некоему
Замбуко, банкиру из Туниса, которому, в  свою  очередь,  известна  широта,
вторая широта. Очевидно, сокровища зарыты на другом острове.  По-видимому,
наш паша чувствовал себя в неоплатном долгу перед этим человеком,  который
когда-то, так же как и наш дедушка Антифер,  оказал  ему  большую  услугу.
Поэтому паше пришлось разделить свои сокровища между  двумя  наследниками,
что, конечно, уменьшает наполовину долю каждого. Отсюда невероятный гнев -
чей, ты сама знаешь! Всего лишь пятьдесят миллионов вместо ста!.. О, я  бы
предпочел, чтобы этот великодушный египтянин оставил только сто  тысяч,  и
тогда дядюшка, унаследовав сравнительно скромное  состояние,  перестал  бы
чинить препятствия нашему браку!"

   И Эногат произнесла:
   - Разве нужны деньги, когда любят друг друга!
   - Нет, они даже мешают! - убежденно ответила Нанон.  -  Продолжай,  моя
дорогая!
   Эногат повиновалась.

   "...Когда наш дядя начал читать этот документ, он  был  так  ошеломлен,
что чуть было не произнес вслух цифры новой долготы и адрес того, с кем он
должен снестись, чтобы установить положение острова. К счастью, он вовремя
удержался.
   Наш друг Трегомен, с которым мы  часто  говорим  о  тебе,  моя  дорогая
Эногат, скорчил ужасную гримасу, узнав, что речь идет  о  поисках  второго
острова.
   "Скажи, мой мальчик, - сказал он мне, - он смеется над  нами,  что  ли,
этот паши-пашон-паша? Не собирается ли он отправить нас на край света?"
   А вдруг и в самом деле это будет где-нибудь на краю света? Вот чего  мы
не знаем даже и сейчас, когда я пишу тебе это письмо.
   Дело в том, что дядя не доверяет Бен-Омару и потому  держит  в  секрете
содержащиеся в документе сведения.  С  тех  пор  как  этот  плут  нотариус
пытался вытянуть из него в Сен-Мало его тайну, дядюшка подозревает его  во
всяких кознях. Возможно, что он не ошибается, и, говоря откровенно,  клерк
Назим кажется мне не  менее  подозрительным,  чем  его  шеф.  Ни  мне,  ни
Трегомену не нравится этот Назим с  его  свирепой  физиономией  и  мрачным
взглядом!
   Уверяю тебя, что наш нотариус господин Каллош с улицы Бея ни за что  бы
не взял такого к себе в контору. Я убежден, что, если бы Бен-Омар и  Назим
знали адрес этого Замбуко, они постарались бы нас опередить... Но  дядюшка
не проронил словечка об этом даже нам. Бен-Омар и  Назим  не  подозревают,
что мы направляемся в Тунис. И вот теперь, покидая Маскат,  мы  спрашиваем
себя, куда еще заведет нас фантазия паши".

   Эногат немного помолчала.
   - Не нравятся мне все эти интриги, - заметила Нанон.
   Затем Жюэль последовательно описывал все, что происходило  на  обратном
пути, - отъезд с острова и явное разочарование переводчика Селика при виде
иностранцев, вернувшихся с пустыми руками (теперь ему  пришлось  поверить,
что это была  простая  прогулка),  мучительное  возвращение  с  караваном,
прибытие в Маскат и двухдневное ожидание пакетбота из Бомбея.

   "Я не писал тебе больше из Маската, - прибавлял  Жюэль,  -  потому  что
надеялся узнать и сообщить тебе что-нибудь новое. Но  нового  пока  ничего
нет, и я знаю только одно: мы возвращаемся в Суэц, а оттуда  отправимся  в
Тунис".

   Эногат прервала чтение и взглянула  на  мать,  которая,  неодобрительно
покачав головой, прошептала:
   - Только бы они не поехали на  край  света!  От  неверных  всего  можно
ожидать!
   Эта славная женщина говорила о восточных народах примерно так  же,  как
было принято во времена крестовых походов. Более того, набожной  бретонке,
при ее щепетильной честности, миллионы, получаемые из  такого  ненадежного
источника, казались "дурными".  Попробовала  бы  она  об  этом  заявить  в
присутствии дядюшки Антифера!
   Далее Жюэль описывал путешествие  из  Маската  в  Суэц,  переход  через
Индийский океан и Красное море, невероятные мучения Бен-Омара  от  морской
болезни. - Так ему и надо! - сказала Нанон. И, наконец, мрачное настроение
Пьера-Сервана-Мало, из которого  за  все  время  путешествия  нельзя  было
вытянуть ни слова!

   "Я не знаю, дорогая  Эногат,  что  случится  с  нашим  дядей,  если  он
разочаруется в своих ожиданиях, - скорее всего, он сойдет с ума. И кто  бы
мог  ожидать  подобных  крайностей  от  такого  благоразумного  и   такого
скромного в своих вкусах человека!  Перспектива  стать  миллионером?..  На
кого после этого надеяться?.. Кто устоит от соблазна?.. Но мы с тобой,  уж
во всяком случае, устоим, потому что для нас вся жизнь - в нашей любви!
   Из Суэца мы поехали в Порт-Саид,  где  должны  были  ждать  отправления
торгового судна в Тунис. Там-то и  живет  банкир  Замбуко,  которому  дядя
должен вручить этот дьявольский документ.
   Но, когда долгота, известная дяде, и  широта,  находящаяся  у  Замбуко,
позволят определить местонахождение нового острова, - где его нам придется
искать? Вот в чем вопрос, и вопрос немаловажный, так как от  него  зависит
наше возвращение во Францию... мое возвращение к тебе..."

   Эногат уронила письмо, Нанон подняла его. Девушка так ясно  представила
себе, что ее близкие уедут за тысячи лье, в чужие страны, подвергнутся там
страшным опасностям и, быть может, никогда не вернутся... Невольно  у  нее
вырвался крик отчаяния.
   - О дядя... дядя, какое горе вы приносите тем, кто вас так любит!
   - Не будем осуждать его, дочь моя, - сказала Нанон, - и да сохранит его
бог!
   Прошло несколько минут в молчании, - обе женщины молились  об  одном  и
том же.
   Затем Эногат опять стала читать письмо:

   "16 апреля мы покинули Порт-Саид. До Туниса нам не нужно было  заходить
в гавань. Первые дни мы не теряли из виду египетского побережья, и,  когда
Бен-Омар увидел порт Александрию, он бросил  на  него  такой  взгляд!..  Я
думал, он сбежит с судна, не побоясь даже потерять свой процент... Но  тут
появился клерк, и они начали о чем-то оживленно говорить на  своем  языке,
и, хотя мы не  поняли  ни  слова,  ясно  было,  что  он  заставил  патрона
образумиться. Однако, как мне показалось,  обращался  он  с  ним  довольно
грубо. Вообще чувствуется, что Бен-Омар  боится  Назима,  и  я  прихожу  к
заключению, что этот египтянин совсем не то лицо, за кого он себя  выдает.
Уж очень сильно смахивает он на разбойника! Но кто бы он ни был,  я  решил
за ним наблюдать.
   Пройдя Александрию, мы взяли курс на мыс Бон,  оставив  на  юге  заливы
Триполи и Габес. Наконец на горизонте показались тунисские  горы  довольно
дикого вида, с несколькими покинутыми фортами на  вершинах  и  двумя-тремя
марабутами [маленькая мечеть],  утопающими  в  зелени.  Затем  вечером  21
апреля мы добрались до Тунисского рейда, и на следующий день наш  пакетбот
бросил якорь у мола Ла-Гулетт.
   Моя дорогая Эногат, хотя в Тунисе я чувствую себя ближе к тебе, чем  на
острове в Оманском заливе, но все же как ты от меня далеко! И  кто  знает,
не будем ли мы еще дальше друг от друга?..  По  правде  говоря,  одинаково
грустно находиться друг от друга в пяти лье или  в  пяти  тысячах!  Но  не
отчаивайся и помни: каков бы ни был исход этого путешествия, оно долго  не
продлится.
   Я пишу тебе это письмо в каюте, чтобы сдать его на почту, как только мы
высадимся в Ла-Гулетте. Ты получишь его через несколько дней. Конечно, оно
не разъяснит тебе самого главного  -  в  каких  странах  суждено  нам  еще
побывать. Но дядя и сам этого не знает и узнает не раньше, чем  обменяется
сведениями с банкиром, которого наше появление в Тунисе должно,  наверное,
сильно взволновать. Когда на голову Замбуко  свалится  половина  огромного
наследства, он, разумеется, не откажется от своей доли и  присоединится  к
нам, чтобы принять участие в  дальнейших  розысках.  Вероятно,  он  станет
таким же одержимым, как наш дядюшка...
   Во всяком случае, как только я узнаю координаты второго острова -  а  я
непременно их узнаю, так как должен  буду  определить  его  географическое
положение на карте, - я не замедлю тебе об этом  сообщить.  Возможно,  что
четвертое письмо очень быстро последует за третьим.
   Как и все предыдущие, оно принесет  твоей  маме  и  тебе,  моя  дорогая
Эногат, сердечный привет от нашего друга Трегомена, от меня  и  от  нашего
дядюшки, хотя, сказать по правде, можно подумать, глядя на  него,  что  он
забыл все на свете - и Сен-Мало, и  свой  родной  старый  дом,  и  любимых
людей, живущих в этом доме.
   Что же касается меня, моя дорогая невеста, - я  посылаю  тебе  всю  мою
любовь! Ведь и ты ответила бы тем же, если бы могла мне написать.
   Твой до гроба верный и нежно любящий
   Жюэль Антифер".



        ГЛАВА ВТОРАЯ,
   <b>в которой читателю предоставляется возможность</b>
   <b>познакомиться с сонаследником дядюшки Антифера</b>

   Когда вы прибываете  на  Тунисский  рейд,  вы  еще  не  в  Тунисе.  Вам
предстоит еще сесть в туземную лодку и переправиться на берег в Ла-Гулетт.
   В сущности, эту гавань  нельзя  даже  и  назвать  гаванью,  потому  что
корабли не только большого, но и  среднего  тоннажа  не  могут  подойти  к
набережной, где пришвартовываются только мелкие каботажные суда и  рыбачьи
баркасы. Парусные корабли и пакетботы бросают якорь  в  открытом  море;  и
если горы прикрывают их от восточного ветра, то они совершенно  беззащитны
перед ужасными штормами и шквалами, налетающими с  запада  или  с  севера.
Давно уже пора создать настоящий порт, чтобы в него могли  заходить  любые
суда, даже военные, либо  расширив  порт  Бизерты  на  северном  побережье
регентства, либо, наконец, прорыв десятикилометровый канал, прорубив косу,
отделяющую озеро Баира от моря.
   Следует добавить, что, добравшись до Ла-Гулетта, дядюшка Антифер и  его
спутники все еще не попали в Тунис. Им нужно было еще  пересесть  в  вагон
поезда маленькой железнодорожной ветки Рубаттино, построенной  итальянской
компанией.  Эта  дорога,  огибая  озеро   Баира,   проходит   у   подножия
Карфагенского  холма,  на  котором  высится  французская  часовня  святого
Людовика [имеется в виду  французский  король  Людовик  IX,  предпринявший
крестовый поход против Туниса и умерший в 1270  году  у  стен  осажденного
города; христианская церковь создала  Людовику  IX  ореол  мученичества  и
причислила к лику святых].
   Когда  наши  путешественники  миновали  набережную,  они  очутились  на
единственной широкой улице  Ла-Гулетта.  Вилла  губернатора,  католическая
церковь, кафе, частные дома - все  это  вместе  взятое  напоминало  уголок
современного  европейского  города.  Чтобы  обнаружить   первые   признаки
восточного колорита, следует отправиться на побережье к дворцу бея, где он
проводит иногда сезон морских купаний.
   Но Пьер-Серван-Мало меньше всего интересовался восточным колоритом  или
легендами о Регуле, Сципионе, Цезаре, Катоне,  Марии  и  Ганнибале  [здесь
перечислены знаменитые полководцы и государственные деятели, имена которых
связаны с историей древнего Рима и Карфагена, находившегося на  территории
Туниса]. Знал ли он вообще имена этих  великих  людей?  Если  и  знал,  то
только  понаслышке,  как  и  добряк  Трегомен,  самолюбие  которого   было
полностью удовлетворено славой его  родного  города.  Один  Жюэль  мог  бы
предаться историческим воспоминаниям, если бы не был так погружен в заботы
сегодняшнего дня. О нем можно  было  сказать  то,  что  говорят  обычно  в
Леванте о рассеянном человеке: "Он ищет своего  сына,  которого  несет  на
плечах". Жюэль же "искал" свою невесту и грустил, что  уедет  от  нее  еще
дальше.
   Пройдя с легкими чемоданами в руках через весь город, дядюшка  Антифер,
Жильдас Трегомен и Жюэль (они рассчитывали  обзавестись  в  Тунисе  новыми
вещами) прибыли на вокзал и стали ожидать первого поезда, Бен-Омар и Назим
следовали за ними на известном расстоянии. Дядюшка Антифер, конечно, и  не
подумал сказать им, где живет банкир Замбуко, с  которым  всех  их  теперь
соединял каприз Камильк-паши. Естественно, это создавало новые  трудности,
если не для нотариуса, которому и при разделе  наследства  полагается  его
законный процент, то, по крайней мере,  для  Саука.  Сейчас  ему  придется
вести борьбу уже не с одним, а с двумя наследниками.  А  каков  еще  будет
этот новый наследник?.. После получасового ожидания  наши  путешественники
заняли места в поезде. По дороге в течение  нескольких  минут  они  видели
очертания Карфагенского холма и монастырь "Белых отцов",  известный  своим
археологическим  музеем.  Через  сорок  минут  поезд  прибыл  в  Тунис,  и
малуинцы, пройдя аллею Морского Флота, остановились в гостинице  "Франция"
- в центре европейского квартала. В их распоряжение были предоставлены три
комнаты с очень высокими потолками, почти без мебели;  кровати  помещались
за кисейными пологами от москитов. В  комфортабельном  большом  ресторане,
который находился в нижнем  этаже,  в  любое  время  можно  было  получить
завтрак и обед. Словом, гостиница "Франция" в Тунисе почти  не  отличалась
от хорошего отеля в Париже или в другом большом городе. Впрочем, для наших
путешественников это не имело значения, так как они  не  собирались  здесь
задерживаться.
   Дядюшка Антифер даже не захотел подняться по широкой  лестнице  в  свою
комнату.
   - Мы встретимся потом здесь, - сказал он своим спутникам.
   - Иди, иди, старина,  -  ответил  Жильдас  Трегомен.  -  Иди  прямо  на
абордаж!
   То, что ему нужно было идти "прямо на абордаж", признаться,  беспокоило
дядюшку Антифера. В его намерения, конечно, не входило  хитрить  со  своим
сонаследником, как хитрил с ним самим Бен-Омар.  Честный  и,  несмотря  на
свои причуды, очень прямой человек, малуинец решил действовать без  всяких
уловок. Он пойдет к банкиру и скажет ему:
   "Вот что я вам принес... А ну-ка, посмотрим, что вы  можете  предложить
мне взамен?" А теперь в путь!
   Впрочем, судя по документу, найденному на островке, упомянутый  Замбуко
должен был получить предупреждение о том,  что  некий  француз,  по  имени
Антифер, в один прекрасный день явится к  нему  с  долготой,  без  которой
невозможно определить местоположение того  самого  острова,  где  хранятся
сокровища. Следовательно, банкира не удивит это посещение.
   Дядюшка Антифер боялся только одного: а вдруг  случится  так,  что  его
сонаследник не говорит по-французски? Если  бы  Замбуко  понимал  хотя  бы
по-английски,  можно  было  бы  выйти  из  положения  с  помощью  молодого
капитана. Ну, а если банкир не знает ни  того,  ни  другого  языка?  Тогда
поневоле будешь зависеть от переводчика. И тогда тайну ста миллионов будет
знать третий...
   Не сообщив своим спутникам, куда он  идет,  дядюшка  Антифер  вышел  из
гостиницы и подозвал проводника. Оба скрылись за углом, повернув на улицу,
примыкавшую к площади Морского Флота.
   - Ну, если мы ему не нужны... - сказал  Жильдас  Трегомен  после  ухода
дядюшки.
   - ...то пойдем гулять и начнем с того, что сдадим мое письмо на  почту,
- докончил Жюэль.
   Зайдя сначала в почтовое бюро рядом  с  гостиницей,  Жюэль  и  Трегомен
направились затем к Баб-эль-Бахару - Воротам Моря,  и  обошли  с  наружной
стороны зубчатую ограду, опоясывающую Белый Тунис. Ограда эта  тянется  на
два добрых французских лье.
   Отойдя от гостиницы  шагов  на  сто,  дядюшка  Антифер  спросил  своего
гида-переводчика:
   - Вы знаете банкира Замбуко?
   - Его здесь все знают.
   - А где он живет?
   - В нижнем городе, в Мальтийском квартале.
   - Проводите меня туда!
   - К вашим услугам, ваше сиятельство.
   В этих восточных странах "ваше сиятельство" произносят  так  же  часто,
как во Франции - "мсье" [monsieur - по-французски "господин"].
   И дядюшка Антифер направился к нижнему городу. Поверьте, он не  обратил
ни малейшего внимания на достопримечательности,  встречающиеся  на  каждом
шагу, - будь то многочисленные  мечети  с  красивыми  высокими  минаретами
[высокая башня при мечети, с которой муэдзин (священнослужитель)  созывает
мусульман на молитву], древние руины римского или  сарацинского  [то  есть
арабского;  в  эпоху  раннего  средневековья  европейцы  называли   арабов
сарацинами] происхождения, живописная площадь под тенью  пальм  и  фиговых
деревьев или узкие улицы с домами, как бы глядящими в  глаза  друг  другу,
улицы поднимающиеся, улицы спускающиеся, окаймленные по  сторонам  темными
лавками, где нагромождены всевозможные товары: съестные припасы,  материи,
безделушки, смотря по тому,  какой  квартал  -  французский,  итальянский,
еврейский или мальтийский - обслуживают торговцы... Нет!  Пьер-Серван-Мало
думал только о визите к Замбуко, о приеме, какой  он  у  него  встретит...
Хорошо! Больше никаких  сомнений!..  Если  кому-либо  приносишь  пятьдесят
миллионов, можно быть уверенным, что будешь встречен очень радушно...
   Минут через тридцать они дошли до мальтийского квартала. Это  не  самая
чистая часть Туниса, города с полуторастатысячным населением, и  вообще-то
не блещущего чистотой, особенно в своей старой части. Впрочем, в  ту  пору
Тунис еще не находился под протекторатом Франции, и  французский  флаг  не
развевался на его цитадели.
   В конце улицы,  или,  вернее,  маленькой  улочки,  этого  коммерческого
квартала, проводник остановился перед одним  из  самых  неказистых  домов.
Построенный  по  образцу  всех  тунисских  жилищ,  он  представлял   собой
квадратную глыбу с террасой, без наружных окон и, как принято  в  арабских
странах, с внутренним двориком - патио, - куда выходят окна всех комнат.
   Увидев этот дом, дядюшка Антифер сделал заключение,  что  его  владелец
вряд ли купается в золоте, и подумал, что это может только  способствовать
успеху дела.
   - Банкир Замбуко живет действительно здесь?.. - спросил он проводника.
   - Именно здесь, ваше сиятельство.
   - Это банк?
   - Да.
   - Может быть, у этого банкира есть другие дома?
   - Нет, ваше сиятельство.
   - И что же, он слывет богатым?
   - Он миллионер!
   - Черт возьми! - произнес дядюшка Антифер.
   - Но так же скуп, как и богат! - добавил проводник.
   - Сто чертей! - воскликнул дядюшка Антифер. С этими словами он отпустил
проводника, величавшего его "вашим сиятельством".
   Само  собой  разумеется,  что  Саук,  стараясь  остаться  незамеченным,
следовал за дядюшкой Антифером. Итак, адрес Замбуко он узнал. Но сможет ли
он, встретившись с банкиром, повернуть дело в свою пользу? Представится ли
ему случай сговориться с Замбуко таким образом, чтобы совершенно вытеснить
дядюшку Антифера? Если между двумя сонаследниками  Камильк-паши  возникнут
разногласия, можно ли будет на этом сыграть? Действительно, как не повезло
ему, когда дядюшка Антифер вдруг  спохватился  и  не  произнес  на  первом
островке после имени Замбуко цифры новой  долготы!  Если  бы  Сауку  стали
известны эти цифры, он успел бы первым прибыть в Тунис, привлек бы на свою
сторону банкира, пообещав ему значительную премию... А может быть, ему  бы
даже удалось вырвать у него тайну, не развязывая кошелька... И тут  же  он
вспомнил, что в документе был упомянут именно Антифер, и  никто  другой!..
Тем хуже для него! Саук свои планы менять не станет, он доведет их так или
иначе до конца. Как только мальтиец и малуинец  овладеют  наследством,  он
ограбит обоих.
   Пьер-Серван-Мало вошел в дом банкира, а Саук остался ждать на улице.
   Налево за  поворотом  находилась  пристройка,  служившая  конторой.  Во
внутреннем дворике не было ни  души.  Все  казалось  вымершим,  как  будто
именно сегодня утром банк закрылся из-за прекращения платежей.
   Но знайте - банкир Замбуко никогда не был банкротом.
   Представьте себе этого тунисского  банкира:  человек  лет  шестидесяти,
среднего роста, худощавый, нервный, сутулый, с быстрыми холодными глазами,
с бегающим взглядом, с безбородым, оголенным  лицом,  пергаментным  цветом
кожи, седыми, свалянными, как  войлок,  волосами,  напоминающими  ермолку,
наклеенную на череп, с  морщинистыми  руками,  заканчивающимися  длинными,
кривыми пальцами. У него сохранились все зубы, - зубы,  привыкшие  кусать,
что легко было заметить, когда он разжимал свои тонкие губы.
   Как ни мало был наблюдателен дядюшка Антифер, все же  он  почувствовал,
что личность этого Замбуко малосимпатична и отношения с таким субъектом не
могут доставить никакого удовольствия.
   В  сущности,  банкир   этот   был   просто   ростовщиком   мальтийского
происхождения, ссужавшим деньги под залог,  -  одним  из  тех  мальтийцев,
которых в Тунисе насчитывалось от пяти до шести тысяч.
   Говорили,   что   Замбуко   нажил    громадное    состояние    довольно
подозрительными банковскими операциями, такими,  от  которых  прилипает  к
пальцам золото. Он действительно был очень богат и кичился  этим.  Но,  по
его мнению, человек никогда не может быть настолько богат, чтобы не желать
еще  больше  разбогатеть.  Его   справедливо   считали   мультимиллионером
[обладатель многомиллионного состояния], несмотря на убогую обстановку,  в
которой он жил, и невзрачный вид его дома, введший в  заблуждение  дядюшку
Антифера. Но это только доказывало страшную скупость Замбуко во всем,  что
касалось  житейских  потребностей.  Неужели  у  него   не   было   никаких
потребностей? Если и были, то очень ограниченные,  и  он  не  позволял  им
разрастаться, подчиняя все свои желания инстинкту накопления. Нагромождать
один мешок с деньгами на другой, захватывать  деньги,  извлекать  отовсюду
золото, прибирать к рукам все, что представляет какую-нибудь ценность,  не
гнушаясь никакими махинациями и темными делишками, - этому он посвятил всю
свою жизнь. В результате - несколько миллионов, запрятанных в сундуках,  и
ни малейшего желания пустить капитал в оборот.
   Было бы, конечно, странно и даже противоестественно, если  бы  подобный
человек  не  остался  на  всю  жизнь  холостяком.  Не   сама   ли   судьба
предназначила людям такого типа удел безбрачия? У Замбуко и мысли  никогда
не возникало о женитьбе - "к счастью для его  жены",  как  острили  обычно
шутники мальтийского квартала.
   У него не было ни  родных,  ни  двоюродных  братьев  и  вообще  никаких
родственников, кроме единственной сестры. В его лице воплощался  весь  род
Замбуко. Он жил одиноко в своем доме, вернее, в  своей  конторе,  или  еще
лучше - в своем денежном сундуке, имея для услуг  только  старую  туниску,
жалованье и еда которой обходились ему недорого. Все, что попадало  в  эту
пещеру, уже не  выходило  обратно.  Теперь  понятно,  с  каким  соперником
предстояло встретиться дядюшке Антиферу, и позволительно спросить,  какого
же  рода  услугу  могла  эта  малосимпатичная  личность  когда-то  оказать
Камильк-паше, заслужив его признательность.
   И тем не менее услуга была оказана. Мы легко можем в нескольких  словах
объяснить все читателю.
   Двадцатисемилетний Замбуко, сирота  без  отца  и  матери  -  зачем  ему
родители, о которых он все равно бы не заботился? - жил в  Александрии.  С
удивительной  проницательностью  и  неутомимой  настойчивостью  он  изучал
различные виды маклерства. Он научился получать мзду и прикарманивать куши
от покупающего и продающего; сначала он был посредником,  затем  торговцем
и,  наконец,  менялой  [человек,  обменивающий  с  определенной   прибылью
иностранную  валюту  на  местные  деньги  и   занимающийся   всевозможными
финансовыми спекуляциями] и ростовщиком, то есть занялся самым  прибыльным
ремеслом из всех, какие находятся в распоряжении человеческого ума.
   В 1829 году (мы не забыли этого) Камильк-паша, очень встревоженный тем,
что его  двоюродный  брат  Мурад  и  подстрекаемый  Мурадом  властолюбивый
Мухаммед-Али алчут его богатств, решил переправить свои  деньги  в  Сирию,
где, как он полагал, они будут в большей безопасности, чем в любом  городе
Египта.
   Для такой большой операции ему необходимы были  умелые  агенты.  Но  он
хотел  иметь  дело  только  с  иностранцами,   внушавшими   ему   доверие.
Поддерживая богатого египтянина в ущерб вице-королю, они рисковали многим,
самое меньшее - свободой. В числе агентов был также молодой Замбуко.  Если
он  и  вкладывал  в  дело  много  настойчивости,  то  его  усердие   щедро
оплачивалось; он много раз  ездил  в  Алеппо;  наконец,  он  принял  самое
деятельное участие в реализации состояния  своего  клиента  и  перенесении
сокровищ в надежное место.
   Такие операции не проходят без трудностей и опасностей;  после  отъезда
Камильк-паши некоторые из агентов, которым он давал поручения, и среди них
Замбуко, заподозренные полицией Мухаммеда-Али, были  заключены  в  тюрьму.
Правда, за недостатком улик их решили выпустить. Но  все  же  они  понесли
наказание за свою преданность.
   И вот, подобно тому как и отец дядюшки  Антифера  в  1799  году  оказал
неоценимую услугу  Камильк-паше,  подобрав  его  полумертвого  на  яффских
скалах, точно так же и Замбуко  тридцать  лет  спустя  приобрел  право  на
признательность богатого египтянина.
   И Камильк-паша не мог этого забыть.
   Теперь понятно, почему в 1842 году Томас Антифер в  Сен-Мало  и  банкир
Замбуко в Тунисе получили письма, извещавшие их, что настанет день,  когда
они смогут Получить свою часть из стомиллионного наследства, обращенного в
сокровища и хранящегося на острове, широта которого дана обоим, а  долгота
будет сообщена и тому и другому в свое время.
   Мы уже говорили о том, какое впечатление произвело это письмо на Томаса
Антифера, а впоследствии и на его сына;  нетрудно  догадаться,  как  могло
подействовать подобное сообщение на такого человека, как  банкир  Замбуко.
Само собой разумеется, он не проронил никому ни слова об этом  письме.  Он
запер цифры широты в один из ящиков сейфа с тройным секретным замком, и  с
тех пор не проходило в его жизни и минуты,  чтобы  он  не  ждал  появления
Антифера, о котором говорилось в письме Камильк-паши. Тщетно  он  старался
узнать о дальнейшей судьбе египтянина. Никто не знал ни о  его  аресте  на
борту шхуны-брига в 1834 году, ни о том, что его перевезли в  Каир,  ни  о
его восемнадцатилетнем заключении в крепости, ни, наконец, о  его  смерти,
последовавшей в 1852 году.
   Итак, шел 1862 год. Двадцать  лет  прошло  после  получения  письма,  а
малуинец все не появлялся, и долгожданная долгота не могла  присоединиться
к широте. Положение острова оставалось неизвестным...  Однако  Замбуко  не
терял уверенности. То, что обещание Камильк-паши  рано  или  поздно  будет
исполнено,  в  этом  он  нисколько  не  сомневался.  В  его  представлении
вышеупомянутый Антифер должен был появиться на горизонте мальтийской улицы
столь  же  неизбежно,  как  появляется  в  небесах  комета,  предсказанная
обсерваториями Старого и Нового Света. Единственно, о чем  он  сожалел  (и
это вполне естественно для  такого  человека),  -  что  придется  поделить
сокровища с другим наследником. Поэтому мысленно он не раз посылал его  ко
всем  чертям.  Однако  изменить  что-нибудь  в  распоряжениях,   сделанных
благодарным египтянином, было невозможно. И все  же  дележ  ста  миллионов
казался ему чудовищным!.. Вот почему уже много лет он думал и передумывал,
перебирал тысячи комбинаций, которые сводились  к  одному:  как  устроить,
чтобы все наследство попало целиком в его руки... Удастся ли это?..  Можно
сказать одно: он очень хорошо подготовился к встрече с Антифером,  кем  бы
ни был этот человек, который должен принести ему обещанную долготу.
   Излишне добавлять, что банкир Замбуко, очень мало сведущий в  вопросах,
связанных с навигацией, долго не мог  понять,  каким  образом  посредством
долготы  и  широты,  то  есть  на  пересечении  двух  воображаемых  линий,
определяют географическое положение какой-нибудь точки на земном шаре. Но,
если это ему так и не удалось уяснить, то зато он очень хорошо понял,  что
объединение сонаследников неизбежно и что он ничего не сможет сделать  без
Антифера, так же как Антифер ничего не сможет сделать без него.



        ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
   <b>в которой дядюшка Антифер получает до такой степени странное</b>
   <b>предложение, что вместо ответа обращается в бегство</b>

   - Можно видеть банкира Замбуко?
   - Да, если вы пришли по делу.
   - По делу.
   - Ваше имя?
   - Скажите - иностранец, этого достаточно.
   Приведенный разговор происходил  между  дядюшкой  Антифером  и  старым,
неприветливым туземцем, говорившим на ломаном  французском  языке.  Старик
сидел за  столом  в  глубине  узкой  комнаты,  разделенной  на  две  части
проволочной перегородкой с задвижным окошком.
   Малуинец не счел нужным  назвать  себя,  ему  хотелось  увидеть,  какое
впечатление произведет на банкира его имя, когда он скажет ему в упор:
   "Я Антифер, сын Томаса Антифера из Сен-Мало!.."
   Через минуту его ввели  в  кабинет  -  комнату  без  обоев,  выбеленную
известкой, с черным от копоти потолком, всю меблировку которой  составляли
массивный несгораемый шкаф в одном углу, высокая конторка - в другом, стол
да еще два табурета.
   За столом сидел банкир. Оба наследника Камильк-паши встретились лицом к
лицу.
   Замбуко, поправив большим и  средним  пальцами  круглые  широкие  очки,
сидевшие на его носу, похожем на клюв попугая, слегка приподнял голову  и,
не вставая, спросил:
   - С кем имею честь говорить?
   Он говорил по-французски с акцентом, свойственным  уроженцам  Лангедока
или Прованса.
   - С капитаном каботажного плавания  Антифером,  -  ответил  малуинец  в
полной уверенности, что, услышав эти пять слов, Замбуко вскрикнет, вскочит
с кресла и радостно произнесет:
   "Вы!.. Наконец-то!.."
   Банкир не вскочил с кресла. Не вырвалось и крика из  его  сжатого  рта.
Ожидаемых слов тоже не последовало. Но  внимательный  наблюдатель  заметил
бы, что за  стеклами  очков  словно  блеснула  молния,  которую  мгновенно
погасили опустившиеся веки.
   - Я вам говорю, что я капитан Антифер...
   - Я слышал.
   - Антифер Пьер-Серван-Мало, сын Томаса Антифера из  Сен-Мало...  Иль  и
Вилен... Бретань... Франция...
   - У вас  аккредитив  [денежный  документ,  содержащий  распоряжение  об
уплате определенной суммы какому-либо лицу кредитным учреждением  (банком,
сберкассой)] на мой банк? - спросил банкир, причем в голосе  его  не  было
заметно никакого волнения.
   - Аккредитив... да! - произнес дядюшка  Антифер,  совершенно  сбитый  с
толку этим холодным приемом. - Да, аккредитив на сто миллионов!..
   - Дайте сюда!.. - просто сказал Замбуко, будто речь  шла  о  нескольких
пиастрах [мелкая монета в странах Ближнего Востока].
   Одним ударом малуинец  был  выбит  из  седла.  Как!  Этот  флегматичный
банкир, который двадцать лет назад был предупрежден, что получит сказочное
богатство, что в один прекрасный  день  к  нему  явится  некий  Антифер  и
поднесет, так сказать, на блюдечке его долю... и он даже бровью не  повел,
увидев посланца Камильк-паши, не удивился, не обрадовался?.. Уж не ввел ли
всех в заблуждение документ, найденный  на  первом  острове?  Может  быть,
следовало  обратиться  к  кому-то  другому,  а  не  к   этому   тунисскому
мальтийцу?.. Может быть, банкир Замбуко и понятия  не  имеет  ни  о  какой
широте, без которой невозможно найти второй остров?..
   Дрожь пробежала по телу сонаследника, так жестоко  обманутого  в  своих
надеждах. Ноги у него подкашивались, сердце  бешено  колотилось;  он  едва
успел опуститься на табурет.
   Банкир даже не пошевелился, чтобы оказать ему  помощь.  Он  разглядывал
пришельца сквозь очки - уголки губ у  него  приподнялись,  зубы  чуть-чуть
оскалились. Казалось, если бы он  не  должен  был  владеть  собой,  то  не
удержался бы от восклицания: "Однако этот матрос слабоват!", что могло  бы
означать: "Ну, с этим нетрудно будет справиться!"
   Между тем дядюшка Антифер мало-помалу собрался с силами.  Вытерев  лицо
платком и перекатывая свой чубук со стороны на сторону, он встал.
   - Вы действительно банкир Замбуко?.. - спросил он,  ударив  кулаком  по
столу.
   - Да... в Тунисе только я один ношу эту фамилию.
   - И вы не ждали меня?..
   - Нет.
   - Вас не предупреждали о моем приезде?
   - О вашем приезде? Каким же образом?
   - Письмом некоего паши...
   - Паши?.. - переспросил банкир.  -  Письмо  паши?..  Да  я  их  получаю
сотнями...
   - Камильк-паши... из Каира?..
   - Не помню.
   Эту игру Замбуко вел с той  целью,  чтобы  дядюшка  Антифер  высказался
начистоту и показал свой товар, то есть  долготу  острова,  не  дожидаясь,
пока банкир покажет ему письмо с цифрами широты.
   Однако, когда был упомянут Камильк-паша, он сделал вид, что слышит  это
имя не впервые. Казалось, он напрягает свою память...
   - Подождите... - сказал он, поправляя очки. - Камильк-паша из Каира?..
   - Ну да, ну да... - подхватил  дядюшка  Антифер.  -  Этакий  египетский
Ротшильд... у него было огромное состояние в золоте, алмазах,  драгоценных
камнях...
   - Припоминаю... в самом деле...
   - Он должен был вас предупредить,  что  в  свое  время  половина  этого
состояния перейдет к вам.
   - Вы правы, господин Антифер, у меня где-то должно быть это письмо...
   - Как - где-то! Вы не знаете, где оно?
   - О! У меня ничего не пропадает. Я его найду.
   Услышав этот ответ, дядюшка Антифер принял угрожающую  позу,  и  пальцы
его сжались  в  кулаки...  Было  совершенно  ясно,  что,  если  письмо  не
найдется, он свернет банкиру шею. Конечно,  Антиферу  было  нелегко  взять
себя в руки.
   - Ну, знаете, господин Замбуко, - начал он снова после некоторой паузы,
- ваше  спокойствие  поразительно!  Вы  говорите  об  этом  деле  с  таким
равнодушием...
   - Пф-ф! - произнес банкир.
   - Как... как "пф-ф"!.. Ведь речь идет о ста миллионах франков!..
   На губах Замбуко показалась презрительная усмешка.  Положительно  этому
человеку миллионы были нужны не более, чем лимонная или апельсинная корка.
   "Ах, негодяй!.. У него и без того, наверное, сто миллионов в  кармане!"
- подумал дядюшка Антифер.
   Но в эту минуту банкир перевел разговор на другие рельсы. Ему  хотелось
выяснить некоторые подробности: прежде всего, с какой целью явился к  нему
этот малуинец?
   - Послушайте, неужели вы серьезно верите в эту историю с сокровищами? -
спросил он, протирая очки кончиком платка,  причем  в  его  тоне  сквозило
сомнение.
   - Верю ли я? Так же, как в святую троицу!
   И дядюшка Антифер произнес эти слова с  такой  убежденностью,  с  такой
верой, на которую способен только истинный бретонец.
   Затем он рассказал обо всем, что произошло; при каких обстоятельствах в
1799 году его отец спас жизнь паши; как в 1842  году  в  Сен-Мало  прибыло
таинственное письмо,  извещавшее  о  сокровищах,  зарытых  на  неизвестном
острове; как он, Антифер, узнал  эту  тайну  от  умирающего  отца;  как  в
течение двадцати лет  он  ждал  посланца,  который  должен  был  дополнить
гидрографическую формулу, необходимую для определения  положения  острова;
как нотариус из Александрии Бен-Омар, душеприказчик  Камильк-паши,  привез
ему  завещание,  содержащее  желаемую  долготу;  как  эта   долгота   дала
возможность определить на карте координаты острова в  Оманском  заливе  на
широте Маската; как Антифер в сопровождении своего племянника Жюэля, друга
Трегомена и Бен-Омара с клерком Назимом совершили путешествие из  Сен-Мало
в Маскат, как найден был островок в водах залива,  неподалеку  от  Сохора;
как,  наконец,  в  определенном  месте,  отмеченном  двойным   "К",   была
обнаружена вместо сокровищ  железная  шкатулка  с  документом,  содержащим
указание долготы второго острова, долготы, которую  он,  капитан  Антифер,
должен сообщить банкиру Замбуко из Туниса, владеющему широтой, нужной  для
определения географического положения этого нового острова...
   При  всем  старании  казаться  равнодушным,  банкир  выслушал   рассказ
Антифера с величайшим вниманием. Легкое дрожание его  длинных  крючковатых
пальцев выдавало сильное волнение. Когда малуинец, с которого пот  катился
градом, закончил свое сообщение, Замбуко процедил сквозь зубы:
   - Да, в самом деле... существование сокровищ, по-видимому,  не  внушает
сомнений... Но зачем понадобилось Камильк-паше поступать таким образом?
   Действительно, это было неясно.
   - Зачем понадобилось?.. - повторил дядюшка Антифер. - Думаю, что...  Но
прежде  всего,  господин  Замбуко,  приходилось  ли  вам  когда-либо,  при
каких-либо обстоятельствах быть причастным  к  жизни  Камильк-паши?..  Ну,
скажем, оказать ему какую-нибудь услугу?..
   - Разумеется... и даже очень большую.
   - Когда и по какому поводу?
   - Когда он, живя в Каире, решил реализовать свое состояние. В это время
и я жил в Каире...
   -  Так...  Это  понятно...  Он  хотел,  чтобы  при  вскрытии   сокровищ
встретились те два человека, которых он хотел отблагодарить... вы... и  я,
поскольку мой отец умер...
   - А почему вы полагаете, что не может быть еще и других?  -  задал  ему
провокационный вопрос банкир.
   - Не говорите мне этого! - вскричал дядюшка Антифер  и  с  такой  силой
хватил кулаком по столу, что тот зашатался. - Довольно!.. Довольно и того,
что нас двое!..
   - Вы правы, - подтвердил Замбуко. - Но  объясните,  пожалуйста,  почему
вас сопровождает во время поисков этот нотариус из Александрии?
   -  По  одной  из  статей  завещания  ему  полагается  вознаграждение  с
непременным условием, что он будет присутствовать при разделе наследства -
после того как сокровища выкопают из земли.
   - Какое же вознаграждение?
   - Один процент.
   - Один на сто!.. Ах, мошенник!
   - Мошенник! Именно мошенник! - воскликнул дядюшка Антифер. - И поверьте
- я ему это уже сказал!
   На  этой  оценке  Бен-Омара  оба  сонаследника  полностью  сошлись   во
взглядах, и каким бы равнодушным ни  прикидывался  Замбуко,  он  не  сумел
сдержать крик сердца.
   - Теперь, - сказал малуинец, - вы в курсе дела, и,  я  думаю,  разумнее
всего будет, если мы не будем прибегать ни к каким уловкам.
   На лице банкира ничего не отразилось.
   - У меня есть цифры новой долготы, обнаруженной на острове номер  один,
- продолжал дядюшка Антифер, - а вам известна широта острова номер два.
   - Да, - неохотно признался Замбуко.
   - Так  почему  же,  когда  я  пришел  к  вам  и  назвал  свое  имя,  вы
притворились, будто ничего не знаете об этой истории?
   - Очень просто: не могу же я откровенничать  с  первым  встречным...  А
вдруг вы бы оказались самозванцем - извините  меня,  господин  Антифер!  Я
хотел сперва убедиться... Но раз у вас есть документ, который предписывает
вам вступить со мной в переговоры...
   - Да, есть.
   - Покажите.
   - Погодите, господин Замбуко! Даром ничего не дают!.. У вас есть письмо
Камильк-паши?
   - Есть.
   - Очень хорошо. Письмо - за документ... Обмен  должен  быть  честным  и
взаимным.
   - Согласен! - ответил банкир.
   И, направившись к несгораемому шкафу, он начал отпирать  его  секретные
замки, но так медленно, что дядюшка Антифер еле сдерживал свою ярость.
   Чем объяснить такое поведение банкира? Не надеялся  ли  он  выманить  у
малуинца хитростью его секрет,  как  это  попытался  уже  однажды  сделать
Бен-Омар?
   Нет, никоим  образом!  Такая  вещь  невозможна,  когда  имеешь  дело  с
человеком, твердо решившим  продать  свой  товар  за  наличные  деньги.  У
банкира был свой план, который он давно уже лелеял и тщательно обдумал  со
всех сторон. В случае удачи миллионы  Камильк-паши  остались  бы  в  семье
Замбуко, иначе говоря - в руках у самого  банкира.  Для  выполнения  этого
плана требовалось только одно условие: чтобы сонаследник оказался  вдовцом
или холостяком.
   И вот, когда уже оставалось открыть последний замок, банкир обернулся и
спросил слегка дрожащим голосом:
   - Вы женаты?
   - Нет, господин Замбуко, не женат, с чем и поздравляю себя каждое  утро
и каждый вечер.
   Последняя часть ответа заставила банкира нахмуриться, но тем  не  менее
он вновь принялся за прерванное дело.
   Разве у Замбуко была семья? Да, и в Тунисе никто об этом не подозревал.
Правда, семья  его,  как  мы  уже  говорили,  состояла  из  одной  сестры.
Мадемуазель Талисма Замбуко жила в Мальте на ту скромную  пенсию,  которую
посылал ей брат. Только вот что необходимо добавить -  она  там  жила  уже
сорок семь лет, без малого полвека! Ей  никогда  не  представлялся  случай
выйти замуж,  во-первых,  потому,  что  она  оставляла  многого  желать  в
отношении красоты, ума, характера и состояния, и, во-вторых,  потому,  что
брат не позаботился найти ей мужа, а  женихи,  по-видимому,  и  не  думали
появляться сами.
   И все же Замбуко твердо рассчитывал:  когда-нибудь  его  сестра  выйдет
замуж. За кого, о  боже?..  Ну,  хотя  бы  за  этого  Антифера,  появление
которого он ждал уже двадцать лет и который в том случае, если он вдов или
холост, осуществит желание старой девы выйти замуж. Если  брак  состоится,
миллионы останутся в  семье,  и  мадемуазель  Талисма  Замбуко  ничего  не
потеряет,  прождав  столько  времени.  Само  собой  разумеется,  раз   она
находится в полной зависимости от брата, она выйдет с закрытыми глазами за
любого человека, по его выбору.
   Но согласится ли  малуинец  закрыть  свои  глаза  и  жениться  на  этой
мальтийской древности? Банкир не сомневался в этом, так  как  считал  себя
хозяином  положения:  он  предложит  сонаследнику  те   условия,   которые
устраивают  его,  Замбуко.  К  тому  же  моряки  и  не  имеют  права  быть
разборчивыми, - так, по крайней мере, думал банкир.
   Ах! Несчастный Пьер-Серван-Мало, на какую  галеру  ты  попал!..  [здесь
автор перефразирует знаменитое восклицание Жеронта, героя комедии  Мольера
"Проделки Скапена": "Какой черт его занес на эту галеру?", то есть: "Зачем
он ввязался в это дело?"] Ты предпочел бы прогуляться по  Рансу  на  борту
"Прекрасной Амелии", на габаре твоего друга Трегомена, в те времена, когда
она существовала!
   Теперь становится понятным, почему банкир вел такую игру.  Нельзя  было
придумать ничего проще и вместе с тем ничего остроумнее. Он отдаст  широту
только в обмен на жизнь дядюшки Антифера, мы хотим  сказать  -  на  жизнь,
скованную нерасторжимыми цепями брака с мадемуазель Талисмой Замбуко.
   И, вместо того чтобы сделать последний поворот ключом и  вынуть  письмо
Камильк-паши из несгораемого шкафа, банкир внезапно передумал и снова  сел
за стол.
   Глаза дядюшки Антифера метали двойные молнии - такие явления  бывают  в
метеорологии, когда воздушное пространство перенасыщено электричеством.
   - Чего вы ждете? - спросил он.
   - Я размышляю об одной вещи, - ответил банкир.
   - О какой, позвольте спросить?
   - Как по-вашему, в этом деле наши права абсолютно равны?
   - Конечно, равны!
   - Я... я этого не думаю.
   - Почему?
   - Потому что услугу паше оказал ваш отец, а не вы,  тогда  как  я...  я
оказал лично...
   Дядюшка Антифер прервал его, и удар грома, возвещенный двойной молнией,
разразился наконец.
   - Ах так! Вы что же, господин Замбуко, думаете издеваться над капитаном
каботажного плавания? Разве права моего отца не  являются  моими  правами,
если я -  его  единственный  наследник?..  Я  вас  спрашиваю:  вы  желаете
подчиниться воле завещателя? Да или нет?
   - Я поступаю так, как мне угодно! - сухо и ясно ответил банкир.
   Дядюшка Антифер отшвырнул ногой табуретку и, чтобы  не  наброситься  на
банкира, ухватился за стол.
   - Вы прекрасно знаете, что ничего не можете сделать без меня! -  заявил
мальтиец.
   - Так же, как и вы без меня! - быстро нанес ответный удар малуинец.
   Атмосфера накалилась.  Один  из  противников  покраснел  от  ярости,  а
другой, правда, был бледнее, чем обычно, но  по-прежнему  сохранял  полное
самообладание.
   - Дадите вы мне наконец вашу  широту?  -  закричал  дядюшка  Антифер  в
порыве негодования.
   - Сначала дайте мне вашу долготу, - ответил банкир.
   - Никогда!
   - Хорошо, пусть будет так.
   - Вот мой документ, - прорычал Антифер, вынимая из кармана бумажник.
   - Держите его при себе... мне он не нужен!
   - Вам он не нужен? Вы забываете, что речь идет о ста миллионах...
   - В самом деле, о ста миллионах...
   - ...которые будут потеряны, если мы не узнаем, на  каком  острове  они
зарыты!..
   - Пф-ф! - произнес банкир.
   И он так пренебрежительно скривил  рот,  что  его  собеседник,  уже  не
владевший собой, пригнулся, чтобы броситься и  вцепиться  ему  в  горло...
этому негодяю, осмелившемуся отказаться от ста миллионов без всякой пользы
для кого бы то ни было!
   Никогда еще,  быть  может,  за  всю  свою  долгую  карьеру  ростовщика,
задушившего морально столько бедных людей, Замбуко не  был  так  близок  к
тому, чтобы быть задушенным физически. И  он,  без  сомнения,  это  понял,
потому что, сразу же смягчившись, сказал:
   - Я думаю, мы найдем способ сговориться. Дядюшка Антифер спрятал руки в
карманы, чтобы не поддаться соблазну пустить в ход кулаки.
   - Господин Антифер, - вновь заговорил банкир, - я богат, а вкусы у меня
простые, и ни пятьдесят миллионов, ни даже сто  не  изменят  моего  образа
жизни. Но у меня есть одна страсть - страсть собирать мешки с  золотом,  и
должен  вам  сказать,  что  сокровища  Камильк-паши  очень   украсят   мои
сундуки... И потому, как только я узнал  о  существовании  этих  сокровищ,
меня преследует одна мысль - овладеть ими целиком.
   - А это вы видели, господин Замбуко?..
   - Погодите!
   - А моя часть?
   - Ваша часть?.. Нельзя ли сделать так, чтобы вы ее получили и в  то  же
время она осталась бы в моей семье?
   - Тогда она не будет больше в моей...
   - Хотите - соглашайтесь, не хотите - не надо.
   - Ну, хватит церемоний, господин Замбуко, довольно вилять,  объяснитесь
начистоту!
   - У меня есть сестра, мадемуазель Талисма...
   - Поздравляю!
   - Она живет на острове Мальта.
   - Тем лучше для нее, если климат ей подходит.
   - Ей сорок семь лет, и она прекрасно выглядит для своего возраста.
   - В этом нет ничего удивительного, если она похожа на вас!
   - Итак, поскольку вы человек холостой... хотите  вы  жениться  на  моей
сестре?
   - Жениться на вашей сестре? - закричал  Пьер-Серван-Мало,  и  его  лицо
покрылось багровыми пятнами.
   - Да, жениться, - сказал банкир тоном,  не  допускающим  возражений.  -
Благодаря этому браку ваши пятьдесят  миллионов  с  одной  стороны  и  мои
пятьдесят миллионов - с другой останутся в моей семье.
   - Господин Замбуко, - ответил дядюшка Антифер, перекатывая  свой  чубук
со стороны на сторону с такой силой, как  прибой  перекатывает  гальку  на
песчаном берегу, - господин Замбуко...
   - Господин Антифер...
   - Это серьезно... ваше предложение?..
   - Серьезнее быть не может, и, если вы отказываетесь  жениться  на  моей
сестре, клянусь вам, между нами все кончено, и вы  можете  отправляться  к
себе во Францию.
   Послышалось глухое рычание. Дядюшка Антифер задыхался. Он сорвал с себя
галстук, схватил шляпу, открыл дверь кабинета и опрометью  бросился  через
двор на улицу. Он производил впечатление сумасшедшего -  так  быстры,  так
порывисты были его движения.
   Карауливший его Саук пустился  вслед  за  ним.  Даже  он  встревожился,
увидев дядюшку Антифера в таком необычайном волнении.
   Добежав до гостиницы, малуинец влетел в вестибюль. Увидев своего  друга
и племянника, он закричал:
   - Ах мерзавец!.. Знаете, чего он хочет?
   - Убить тебя? - спросил Жильдас Трегомен.
   - Нет, хуже! Он хочет, чтобы я женился на его сестре!



        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
   <b>в которой яростный поединок между Западом и Востоком</b>
   <b>заканчивается победой Востока</b>

   Можно сказать с полной уверенностью,  что  ни  Жильдасу  Трегомену,  ни
Жюэлю, казалось бы уже привыкшим за последнее время  к  самым  невероятным
жизненным осложнениям, никогда бы в голову не пришло, что они столкнутся с
подобным фактом!
   Дядюшку Антифера, этого закоренелого холостяка, прижали к стене! И  как
прижали! И  к  какой  стене!..  К  стене  брака,  которую  он  должен  был
перескочить, чтобы не лишиться своей доли неслыханного наследства!
   Жюэль попросил дядю рассказать подробно о том, что произошло. И дядюшка
рассказал, сопровождая свои слова залпами таких  отборных  проклятий,  что
они  взрывались  подобно  снарядам,  к  несчастью  только  безвредным  для
Замбуко, защищенного стенами своего дома в мальтийском квартале.
   Попробуйте  только  представить  себе   этого   старого   холостяка   в
несвойственной ему роли: дожить до сорока шести лет, чтобы получить в жены
сорокасемилетнюю деву и превратиться  в  восточного  человека,  в  этакого
Антифера-пашу!
   Жильдас  Трегомен  и   Жюэль,   растерянные   и   ошеломленные,   молча
переглядывались; одна и та же мысль пришла им в голову.
   "Пропали миллионы!" - подумал Жильдас Трегомен.
   "Теперь я могу жениться на моей дорогой Эногат!" - подумал Жюэль.
   В самом деле, разве можно было допустить, что  дядюшка  Антифер  пойдет
навстречу требованиям Замбуко и согласится стать его шурином! Нет!  Он  ни
за что не  подчинится  выдумке  банкира,  даже  если  речь  будет  идти  о
миллиарде!..
   Между тем малуинец шагал взад и вперед по  гостиной  из  угла  в  угол.
Потом он остановился, сел, вскочил, подошел к Жюэлю и Трегомену,  заглянул
им в лицо, но, не выдержав, тут же отвел взгляд.
   На  него  жалко  было  смотреть,  и  если  Жильдас  Трегомен  и  прежде
утверждал, что его друг близок к помешательству, то  сейчас,  пожалуй,  он
был недалек от истины. Поэтому Жюэль и Трегомен, по  молчаливому  уговору,
решили ни  в  чем  не  противоречить  дядюшке  Антиферу.  Пройдет  немного
времени, он соберется с мыслями и сам сможет  здраво  оценить  создавшееся
положение.
   И вот он наконец  снова  заговорил,  но  как!  Прерывисто,  разрубая  с
какой-то яростью каждую фразу:
   - Сто миллионов... потерянных из-за упрямства  этого  негодяя...  Разве
его  не  следует  гильотинировать?  Повесить!..  Расстрелять!..  Проткнуть
кинжалом!.. Отравить!.. Посадить на кол!! Он отказывается  дать  мне  свою
широту, если я не женюсь... Жениться на этой мальтийской уродине,  которую
не взяла бы ни  одна  сенегальская  обезьяна!..  Как,  по-вашему,  я  могу
жениться на этой мадемуазель Талисме?!
   Конечно, нет! Его  друзья  никак  не  могли  этого  вообразить!..  Одно
предположение, что такую невестку и тетку можно ввести  в  лоно  уважаемой
семьи Антифера, казалось просто чудовищным!
   - Ну, говори же, лодочник!
   - Что, старина?
   - Разве кто-нибудь имеет право оставить в глубине  ямы  сто  миллионов,
когда нужно сделать только один шаг, чтобы их взять?
   - Я не могу сразу ответить на этот вопрос! -  уклончиво  сказал  добряк
Трегомен.
   - А! Не можешь!  -  закричал  дядюшка  Антифер,  метнув  шляпу  в  угол
гостиной. - Хорошо. Тогда, может быть, ты ответишь на другой вопрос?
   - На какой?
   -  Если,  допустим,  какой-нибудь  дурак  нагрузит   судно...   скажем,
габару... ту же "Прекрасную Амелию"...
   Жильдас Трегомен понял, что  "Прекрасной  Амелии"  предстоит  тягостная
минута.
   - ...Если он нагрузит это старое корыто ста миллионами золота и объявит
при этом всенародно, что прорубит  в  трюме  дыру  и  потопит  миллионы  в
открытом море... как ты думаешь, правительство разрешит ему это сделать?..
Ну! Говори же!..
   - Не думаю, старина.
   - А это чудовище, этот Замбуко вбил себе в голову именно это! Ему стоит
лишь слово сказать - и его миллионы и мои миллионы  будут  найдены!  А  он
уперся и молчит!
   - В жизни я еще не видел более мерзкого мошенника! - воскликнул Жильдас
Трегомен, стараясь придать своему голосу выражение гнева.
   - А ты, Жюэль?
   - Что, дядя?..
   - Если мы заявим об этом властям?
   - Конечно, это крайнее средство...
   - Да... потому что власти могут  сделать  то,  что  запрещено  частному
лицу... Власти могут подвергнуть его пытке... терзать его  грудь  калеными
клещами... жечь ему ноги на медленном огне... и для него не будет  другого
выхода, как только покориться.
   - Мысль неплохая, дядюшка.
   - Превосходная мысль, Жюэль, и,  чтобы  взять  верх  над  этим  гнусным
торгашом,  я  готов  пожертвовать  моей  долей  сокровищ  и  отдать  ее  в
общественное пользование...
   - Ах! Вот это было бы прекрасно, благородно, великодушно! -  воскликнул
Жильдас Трегомен.  -  Вот  это  было  бы  достойно  француза,  малуинца...
настоящего Антифера.
   Несомненно,  дядюшка,  высказывая  это  предположение,  зашел   слишком
далеко, гораздо дальше, чем хотел, потому что  он  бросил  такой  страшный
взгляд на Жильдаса Трегомена, что достойный  человек  сразу  же  прекратил
свои восторженные излияния.
   - Сто миллионов!.. Сто миллионов! - повторял дядюшка Антифер. -  Я  его
убью, этого проклятого Замбуко...
   - Дядя!
   - Друг мой!
   Действительно, можно было опасаться, что малуинец в состоянии  крайнего
возбуждения решится на такое страшное дело, за которое, впрочем, ему и  не
пришлось бы отвечать, так как преступление было бы  совершено  в  припадке
психического расстройства.
   Жильдас Трегомен и Жюэль попытались  его  успокоить,  но  он  резко  их
оттолкнул, обвиняя в том, что они в сговоре с его врагами, что  они  -  на
стороне банкира и отказываются помочь ему раздавить Замбуко, как таракана,
заползшего в камбуз! [кухня на судне]
   - Оставьте меня!.. Оставьте! - закричал он, топая ногами.
   Подобрав с полу свою шляпу, он выбежал из гостиной, с треском захлопнув
дверь.
   Жюэль и Трегомен,  вообразив,  что  дядюшка  Антифер  помчался  убивать
Замбуко, решили броситься вслед за ним, дабы предотвратить  несчастье.  Но
тут же они облегченно вздохнули, увидев, что он поднялся к себе в номер  и
запер дверь двойным поворотом ключа.
   - Лучшее, что он мог сделать!  -  заключил  Жильдас  Трегомен,  покачав
головой.
   - Да... бедный дядя! - вздохнул Жюэль.
   Ясно, что после  такой  сцены  они  потеряли  всякий  аппетит  и  поели
кое-как.
   Кончив обед, друзья пошли  подышать  свежим  воздухом  к  берегу  озера
Баира. Выходя из отеля, они столкнулись с Бен-Омаром и Назимом. Следует ли
сообщить нотариусу о случившемся?  Ну  конечно,  да.  И  тот  не  замедлил
высказать свое мнение, когда  узнал  об  условиях,  предложенных  банкиром
дядюшке Антиферу:
   - Он  обязан  жениться  на  мадемуазель  Замбуко!  Он  не  имеет  права
отказываться! Он не имеет права! Нет!
   Такого же мнения держался и Саук, который, не задумываясь,  женился  бы
на ком угодно, если бы получил подобное приданое.
   Жильдас  Трегомен  и  Жюэль  повернулись  к  ним  спиной   и,   глубоко
задумавшись, пошли дальше по улице Морского Флота.
   Был чудесный вечер. Легкий морской  ветерок,  принося  прохладу,  манил
людей на прогулку.
   Молодой капитан и Жильдас Трегомен направились к городской стене, вышли
за ворота к порту и очутились на  берегу  озера.  Заняв  столик  в  первом
попавшемся  кафе,  они  заказали  бутылку  вина  и  занялись  на   свободе
обсуждением последних событий.  Им  казалось,  что  в  данную  минуту  все
складывается  просто.  Дядюшка  Антифер  никогда  не  согласится  уступить
требованию банкира Замбуко. Следовательно, он откажется от поисков второго
острова. Значит, они покинут Тунис  с  ближайшим  пакетботом.  И  -  какое
счастье! - они быстро вернутся во Францию!
   Конечно,  это  единственно  возможный  выход  из  положения.  Только  к
лучшему, если они вернутся в Сен-Мало без колоссальных  денег,  завещанных
Камильк-пашой. Да и зачем этот паша придумал столько ухищрений!..
   К девяти часам Жильдас Трегомен и  Жюэль  вернулись  в  гостиницу.  Они
поднялись в свои комнаты,  задержавшись  на  минуту  перед  дверью  номера
дядюшки Антифера. Он не только не спал, но даже не  прилег.  Быстро  шагая
взад и вперед по  комнате,  он  разговаривал  сам  с  собой,  беспрестанно
повторяя задыхающимся голосом:
   - Миллионы... миллионы... миллионы!..
   Жильдас Трегомен постучал себя по лбу, давая этим понять,  что  Антифер
окончательно  свихнулся.  Затем,  пожелав  друг  другу  доброй  ночи,  они
расстались в большой тревоге.
   На следующий день Жильдас Трегомен и Жюэль поднялись  очень  рано.  Они
должны были увидеться с дядюшкой Антифером, в последний раз обсудить с ним
положение, создавшееся в результате отказа Замбуко,  и  заставить  дядюшку
незамедлительно принять окончательное решение.  И  какое  еще  могло  быть
решение, кроме одного: сложить чемоданы и  -  чем  быстрее,  тем  лучше  -
уехать из Туниса? По справкам,  наведенным  молодым  капитаном,  пакетбот,
стоявший в Ла-Гулетте, должен был в тот же вечер  отправиться  в  Марсель.
Чего бы не дал Жюэль за то, чтобы его дядя был уже на борту  пакетбота,  в
своей каюте, в доброй сотне миль от африканского побережья!..
   Жильдас Трегомен и Жюэль прошли по коридору и постучали в дверь комнаты
дядюшки Антифера.
   Никакого ответа.
   Жюэль постучал сильнее.
   Опять молчание.
   Неужели дядюшка все еще спал, спал крепчайшим сном моряка, на  которого
не действует  даже  грохот  двадцатичетырехдюймовой  пушки?  Или...  может
быть... в минуту отчаяния,  в  припадке  нервной  горячки  он  покончил  с
собой?..
   Жюэль сбежал с лестницы, перепрыгивая сразу через четыре  ступеньки,  и
спустя несколько секунд был у швейцара, между тем  как  Жильдас  Трегомен,
чувствуя, что у него подгибаются колени, держался за перила.
   - Где господин Антифер?
   - Он вышел на рассвете, - ответил швейцар на вопрос молодого капитана.
   - И не сказал, куда ушел?
   - Не сказал.
   - Неужели он опять побежал к этому негодяю Замбуко? - воскликнул Жюэль,
увлекая за собой Жильдаса Трегомена на площадь Морского Флота.
   - Но, если он там... значит, он  согласился...  -  пробормотал  Жильдас
Трегомен.
   - Это невозможно! - вскричал Жюэль.
   - Нет, это возможно!  Ты  только  подумай,  Жюэль:  он  возвращается  в
Сен-Мало, в свой дом на улице  От-Салль,  а  рядом  с  ним  -  мадемуазель
Талисма Замбуко? Привезти нашей маленькой Эногат такую мальтийскую  тетку?
Он же сам назвал ее обезьяной!
   В страшной тревоге они сидели за столиком в  кафе,  которое  находилось
напротив гостиницы "Франция". Отсюда  легко  было  подстеречь  возвращение
дядюшки Антифера.
   Говорят,  утро  вечера  мудренее,  но,  как  видно,   это   не   всегда
оправдывается. Мы знаем только одно: на  рассвете  наш  малуинец  пошел  в
сторону мальтийского квартала и за несколько минут, будто за ним по  пятам
гналась свора спущенных с цепи собак, достиг дома банкира.
   Замбуко взял себе за правило вставать и ложиться с солнцем. И банкир  и
лучезарное светило вместе совершали  свой  дневной  путь.  Поэтому,  когда
дядюшка Антифер вошел к банкиру,  тот  уже  сидел  за  письменным  столом,
словно оберегая несгораемый шкаф, находившийся за его спиной.
   -  Здравствуйте,  -  сказал  Замбуко,  поправляя  очки,   чтобы   лучше
рассмотреть лицо посетителя.
   - Это было ваше последнее слово? - немедленно приступил к делу  дядюшка
Антифер.
   - Последнее.
   - И, если я не  женюсь  на  вашей  сестре,  вы  не  дадите  мне  письма
Камильк-паши?
   - Не дам.
   - Тогда я женюсь!
   - Я это знал!  Женщина,  которая  приносит  вам  в  приданое  пятьдесят
миллионов!.. Сын Ротшильда был бы счастлив стать супругом Талисмы...
   - Хорошо... Значит, и я буду счастлив,  -  ответил  дядюшка  Антифер  с
кислой гримасой, которую даже и не пытался скрыть.
   - В таком случае, пойдемте, шурин, - предложил Замбуко.
   И он вышел из-за стола, как бы  намереваясь  подняться  по  лестнице  в
верхний этаж.
   - Она здесь?! - в ужасе закричал дядюшка Антифер.
   И лицо его приняло такое  выражение,  какое  бывает  у  осужденного  на
смерть в ту самую минуту, когда тюремный сторож будит его со словами: "Ну,
идите же... мужайтесь!.. Да, это произойдет сегодня".
   - Умерьте ваш пыл! Потерпите, влюбленный  юноша!  -  сказал  банкир.  -
Разве вы забыли, что Талисма на Мальте?..
   -  Так  куда  же  мы  идем?  -  произнес