- О чем?
     -- О поединке.
     -- Разрази меня гром, Джек, но я вообще ни о чем не договорился.
     -- Это плохо, сэр.
     --  Конечно, плохо. В ответ на все мои слова он только бахвалился,  что
проткнет меня шпагой.
     -- Проткнет вас шпагой?
     --   Да!   Это  что-то  среднее  между  абордажной   саблей  и  длинной
зубочисткой. Потом он  сказал, что хочет пригласить на наш поединок доктора.
Подлец  боится, что если  он  проделает  мне  в корпусе дыру, то я сорвусь с
якорей, и его обвинят в моей смерти.
     Джек присвистнул и спросил:
     -- Что будем делать, сэр?
     -- Я не знаю, что тут делать. Но помни, боцман, никому ни слова.
     -- Так точно, адмирал.
     -- Я еще помусолю эту тему в своем уме и что-нибудь придумаю.  Конечно,
сэр Френсис  может проткнуть меня шпагой, но я должен быть уверен, что он не
убьет потом и Чарльза.
     -- Да, сэр. Мы  должны  ему помешать. Вампфигер не  может  быть честным
противником. Я  никогда не видел их раньше,  но мне  сдается,  что  нам надо
успокоить   этого  парня.  Лучше  всего  уложить  его  в  маленький  ящик  и
прокоптить, как следует, серой.
     --  И я того же мнения,  Джек. Нам  надо что-то  предпринять -- и очень
быстро. Черт! Там же  Чарльз! Что мне сказать мальчишке о его дуэли с Варни?
Висеть мне на рее, боцман, но я не знаю, что ему ответить.


     -+-


        Глава 24.
     <i>Объяснение с дядей -- Письмо - Беседа с Флорой - Мрачное предчувствие.</i>

     Как  только адмирал  вошел в ворота, к нему навстречу едва ли не  бегом
направился Чарльз Голланд. У юноши был  встревоженный  вид. Ему не терпелось
узнать, каким образом сэр Френсис отреагировал на его вызов.
     -- Дядя, скажите мне сразу, он будет сражаться со  мной или нет? Детали
мы обсудим позже, но сейчас скажите, он согласился встретится со мной?
     -- Это непростой  вопрос,-- произнес  адмирал, стараясь не  смотреть на
племянника.--Видишь ли, я не могу дать тебе определенный ответ.
     -- Не можете, сэр?
     -- Не  могу. Он странный тип.  Эй, Джек? Он не показался  тебе странным
типом?
     -- Так точно, сэр.
     -- Ты слышал, Чарльз? У Джека тоже сложилось мнение, что твой противник
- странный человек.
     --  Дядя, зачем вы смеетесь над моим  нетерпением? Вы виделись  с сэром
Варни?
     -- Виделся.
     -- И что он сказал?
     -- Говоря  по правде,  мой мальчик, я бы не советовал тебе сражаться  с
ним.
     -- Дядя, вы не похожи  на себя? Неужели вы советуете мне забыть о своей
чести - особенно после того, как я отправил человеку вызов?
     Старик повернулся к боцману и развел руками.
     -- Проклятье, Джек. Я не знаю, как выбраться из этой ситуации.
     Взглянув на Чарльза, он добавил:
     -- Сэр  Френсис  желает  сражаться  на шпагах. Он практиковался с  этим
оружием больше  века. Как же ты надеешься его победить? Своим обаянием,  что
ли?
     -- Если  бы кто-то сказал мне, что адмирала Белла  можно  напугать, что
его можно заставить отговаривать  меня  от  дуэли, я бы посчитал такие слова
грязной ложью.
     -- Это я-то напуган?
     --  Почему же  вы тогда  советуете  мне не встречаться с  Варни -- даже
после того, как я послал ему вызов?
     --  Джек,   я   больше   этого  не  вынесу,   --  пожаловался  адмирал,
поворачиваясь  к Принглу.--Такие  интриги не для меня. Если проблема сложнее
якоря  и не прямее  мачты,  то  я  пасс. Может, рассказать  ему  о  том, что
случилось?
     -- Действительно, сэр. Это будет лучше всего.
     -- Ты уверен, Джек?
     --  Конечно. Тем более, сэр, что вы все равно не прислушаетесь к  моему
мнению, если оно не будет похоже на ваше.
     -- Придержи язык, неотесанная деревенщина! Послушай-ка, Чарльз. У  меня
тут появился план.
     Молодой человек  застонал. Он знал, какие чудные планы умел придумывать
его дядя.
     --  Посмотри  на  меня,--  продолжал адмирал.--Я  старый шлюп,  который
больше никому  не нужен. Да и на что я теперь гожусь, скажи  мне на милость?
Нет, нет! Молчи и слушай! Короче, я старик, а ты молод и энергичен, и у тебя
впереди  долгая  жизнь.  Зачем тебе  бросать ее под ноги какому-то чертовому
вампиру?
     --  Кажется,  я  начинаю  понимать   вас,  дядя,--  с  упреком  ответил
Чарльз.--Так  вот,  почему  вы с такой видимой готовностью согласились  быть
моим секундантом.
     -- Я решил сразиться с ним вместо тебя.
     -- Как вы могли так поступить со мной?
     -- Не болтай ерунду, мальчишка! Ты вся моя семья. Да, я решил сразиться
с ним. А что тут странного? Какая мне разница, убьет ли он меня сейчас или я
через пару лет окочурюсь естественным образом?  Давай  не будем спорить ради
спора. Короче, я предложил ему стреляться на пистолетах.
     -- И каков результат?-- спросил Чарльз, с отчаянием взглянув на дядю.
     --  Результат?! Черт бы  меня побрал! Я  тоже ждал какого-то  итога. Но
мерзавец  не  захотел  сражаться  как  христианин.  Он  сказал,  что  охотно
соглашается на дуэли, если ему бросают вызов - причем, делает это регулярно.
     -- Ах, так?
     --   Сам   он  никогда  и  никого  не  вызывает.  Этот  гнусный  привык
пользоваться тем, что он, как сторона,  принимающая  вызов,  имеет право  на
выбор оружия.
     -- Он  действительно  имеет такое  право,  но в  наши  дни  джентльмены
применяют для подобных целей пистолеты.
     -- А ему плевать на этот аргумент. Он сражается только на шпагах.
     -- Наверное, сэр Френсис мастерски владеет ими.
     -- Да, он назвал себя лучшим фехтовальщиком в Европе.
     -- Не сомневаюсь  в этом. Однако  я не могу укорять  человека  за выбор
оружия, в котором он особенно силен - и когда ему дается такое право.
     -- Да, но если этот  тип - вампир, то у него имелось достаточно времени
на  подготовку к поединкам.  И  пусть он даже фехтует в  два раза хуже,  чем
говорит, у парня все равно отличные шансы на победу в любой дуэли.
     -- Поэтому вы решили отговорить меня?
     -- Ты правильно  понял. Я стал  удивительно благоразумным  человеком  и
решил сразиться с ним сам. Так что ты теперь уже ничего не исправишь.
     -- Какое благоразумное решение.
     -- А я о том и говорю.
     -- Ну, хватит, дядя! Довольно! Я вызову  сэра  Френсиса на дуэль и буду
сражаться с ним так, как он того пожелает. К тому же, смею доложить вам, что
я тоже неплохой фехтовальщик и, возможно,  в поединке на шпагах ни  в чем не
уступлю сэру Варни.
     -- Ах, так?
     -- Уверяю  вас, дядя.  Будучи на континенте, я  брал уроки  фехтования,
поскольку это умение очень популярно в Германии и Италии.
     -- Хм! Но ты все-таки подумай! Этому выродку не меньше полутора века!
     -- Меня его возраст не волнует.
     -- Зато он волнует меня.
     -- Дядя, я уже сказал  вам, что буду сражаться  с сэром Варни во что бы
то ни  стало.  Раз  вы  не  сумели  уладить этот вопрос и  организовать  наш
поединок,  от  которого  я не  могу  отступиться без  потери чести,  то  мне
придется найти себе другого секунданта.
     -- Дай мне пару  часов на  размышления,--  попросил адмирал.--Не говори
пока об этом  никому и дай мне  немного времени. Обещаю,  Чарльз, что ты  не
пожалеешь. И твоя честь не пострадает по моей вине.
     --  Я  подожду назначенный вами срок. Но запомните,  дядя, что, начиная
подобные дела, их лучше заканчивать как можно быстрее.
     -- Я это знаю, мальчик. Знаю.
     Адмирал удалился,  и  Чарльз,  раздраженный нежданной отсрочкой,  решил
прогуляться  по  парковым аллеям.  Едва  он  сделал несколько шагов, как его
нагнал мальчишка, нанятый этим утром для того, чтобы стоять у ворот. Мальчик
вручил ему письмо.
     -- Это для вас, сэр. Мне дал его посыльный.
     --  Для  меня?--  спросил  Чарльз и  с  удивлением взглянул  в  сторону
ворот.--Как странно! Я тут никого не знаю. Этот человек ждет ответа?
     -- Нет. Он уже ушел.
     Послание  действительно  было  адресовано  Чарльзу, поэтому  он  вскрыл
конверт. Взгляд на нижнюю часть страницы подсказал ему, что письмо пришло от
его  врага, сэра  Френсиса Варни.  Голланд  быстро  пробежал  глазами текст,
который гласил о следующем:
     "Сэр. Ваш  дядя, коим он  представился, принес мне  вызов  от  вас - во
всяком случае я  так его понял.  Страдая каким-то помутнением  рассудка,  он
вообразил, что  я согласен выставлять себя живой  мишенью и что  любой, кому
того захочется, может стрелять в меня, словно в лося на поляне.
     Из-за  этой эксцентричной точки зрения ваш  дядя-адмирал  предложил мне
сразиться  с ним  первым,  чтобы вы,  при его неудачной попытке убить  меня,
потом тоже могли испробовать на мне свою меткость.
     Вряд ли  нужно говорить,  что я  против  таких семейных  соглашений. Вы
посчитали себя  обиженным и вызвали  меня  на дуэль.  Следовательно, если  я
вынужден сражаться  с кем-нибудь  из вас, то это  должны быть  вы,  а не ваш
маразматический родственник.
     Поймите меня, сэр, я не обвиняю вас за причуды старика. Он без сомнения
бросил   мне  вызов  с  одним  лишь  похвальным  желанием  уберечь   вас  от
неприятностей. Однако,  если вы по-прежнему желаете встретиться со  мной, то
сделайте  это  сегодня  вечером в  центре парка, который окружает  дом ваших
друзей. Там  имеется  дуб,  растущий  около пруда. Наверняка, вы знаете  это
место. Если  хотите, давайте встретимся там в двенадцать часов ночи, и я дам
вам любое удовлетворение, которое вы пожелаете.
     Приходите  туда один, или  вы не  увидите меня. Только от  вас зависит,
будет ли наша встреча враждебной или дружеской. Вам не нужно  отправлять мне
ответ. Если вы придете на указанное мной место --хорошо. Если не придете, то
я, уж извините меня за это, буду считать, что вы испугались нашей встречи.
     Френсис Варни."
     Чарльз дважды  прочитал  письмо,  затем  положил его в  карман  и  тихо
прошептал:
     -- Я встречусь  с ним. Пусть Варни  знает, что я  не боюсь  его. Во имя
чести, любви и добродетели я  встречусь с ним и выбью из него секрет, кто он
такой на  самом  деле.  Ради  девушки,  которая милее мне всего на  свете, я
встречусь с сэром Френсисом, будь он адским существом или обычным человеком.
     Конечно, было бы благоразумнее,  если бы Чарльз рассказал о предстоящей
встрече своим друзьям - братьям Баннервортам. Но Голланд этого не сделал. Он
не  хотел, чтобы его отвага  подвергалась сомнению. А ведь в случае, если бы
кто-то  из  близких ему людей явился тайком на полуночную  встречу, повторив
ошибку  его  дяди,  сэр  Варни  мог бы  получить  неблагоприятное  мнение  о
храбрости Чарльза. Нам следует понять, что для  юноши не было ничего обиднее
и страшнее на свете, чем обвинение в трусости.
     -- Пусть он знает, что я не боюсь его,-- прошептал молодой человек.--Мы
встретимся с ним  один на один в его любимое время! Мы встретимся в полночь,
когда сверхъестественные силы  вампира  обретут максимальную  мощь  --  если
только он посмеет воспользоваться ими.
     Чарльз решил взять  на встречу  оружие. Он  с большой  заботой  зарядил
пистолеты, чтобы  не беспокоиться о них в тот  момент,  когда настанет время
отправляться в указанное вампиром место.
     Этот  участок  парка  был  хорошо  знаком  ему.  Да  и  любой  человек,
погостивший  в особняке Баннервортов хотя бы  день,  обязательно заметил  бы
дуб, одиноко стоявший посреди зеленого газона. Рядом с ним находился пруд, в
котором водилась рыба, а  чуть дальше начиналась густая поросль, достигавшая
той  поляны, где недавно  раненый вампир отлеживался  на  болотной кочке под
лучами полной луны.
     Дуб  был  виден  из  нескольких окон  особняка. Если бы ночь  оказалась
светлой, любой из обитателей дома мог бы выглянуть в окно и стать свидетелем
поединка между Чарльзом и Варни Вампиром. Но такая маловероятная случайность
ничего не значила  для  Чарльза. Да  и сэр  Френсис, похоже, не  брал  ее  в
расчет. Их встреча  была определена самой судьбой.  Голланд  даже чувствовал
какое-то удовлетворение  от того,  что все устроилось  и что он  мог  теперь
объясниться  с  таинственным  существом, которое  разрушило  его  счастливые
планы.
     -- Сегодня  ночью он  раскроет себя,--  прошептал  Чарльз Голланд.--Ему
придется  показать мне,  кто  он  в действительности, а я любыми  средствами
положу  конец тому  бесстыдному  преследованию,  от  которого  страдает  моя
невеста.
     Эта мысль настолько приободрила Чарльза,  что когда он вновь увиделся с
Флорой, она  была удивлена  его спокойствием  и легкостью манер, хотя  часом
раньше юноша казался ей взволнованным и хмурым.
     --   Мой  милый  Чарльз,--  спросила   она,--  что  так  улучшило  ваше
настроение?
     -- Ничего, дорогая Флора. Просто я выбросил из головы все мрачные мысли
и убедил себя в том, что наше будущее будет воистину счастливым.
     -- Ах, если бы и я могла так думать.
     -- А вы  попробуйте. Вспомните,  сколько радостных моментов было у нас.
Пусть судьба не так добра к нам, но  пока мы верны друг другу, за каждое зло
нас будет ожидать вознаграждение.
     -- Действительно, Чарльз. И лучшей наградой будет наша любовь.
     --  Ничто, кроме  смерти,  и никакие обстоятельства не смогут разлучить
нас друг с другом.
     -- Вы  правы, мой милый. Я всем своим любящим  сердцем восхищаюсь вашим
благородством, поскольку вы  остались верны  мне  даже  тогда, когда  тысячи
причин  оправдали бы  вас  в разрыве  наших отношений. Хотя  мне по-прежнему
кажется, что вам надо было уйти.
     -- Любовь  проверяется  в бедах  и страданиях,--  ответил Голланд.--Это
пробный камень, который показывает нам, является ли данный  металл настоящим
золотом или он просто имитирует его поверхностный блеск.
     -- Ваша любовь -- стопроцентное золото.
     -- Иначе я не был бы достоин даже взгляда ваших прекрасных глаз.
     -- Я верю, что, покинув этот дом, мы снова обретем свое счастье. У меня
сложилось  впечатление, что  визиты вампира как-то  связаны с нашим  родовым
поместьем.
     -- Вы так считаете?
     -- Да, я в этом убеждена.
     --  Возможно,  вы правы, Флора. Вам  уже  известно, что ваш брат  решил
покинуть особняк?
     -- Да, я слышала об этом.
     --  Лишь из уважения ко мне и по моей личной просьбе Генри отложил свое
окончательное решение на несколько дней.
     -- Еще одна задержка!
     -- Только не думайте, что эти дни будут потрачены зря.
     -- Ну что вы, Чарльз?! Я так не думаю.
     -- Поверьте мне, за  этот короткий  срок я  постараюсь в корне изменить
сложившуюся ситуацию.
     -- Только не подвергайте себя опасности.
     --  Конечно, дорогая Флора. Я слишком  хорошо  знаю цену жизни, которая
благословлена вашей любовью. И я не буду подвергать ее ненужному риску.
     -- Ненужному риску? Значит, будет и нужный? Почему вы не расскажите мне
о своих планах на эти три дня? Ответьте, Чарльз, ваш замысел опасен?
     -- Флора, простите меня, но я не хочу раскрывать свой секрет.
     -- Я  вас, конечно же,  прощу, но  ваши  слова пробудили  во мне  сотни
мрачных предчувствий.
     -- Почему?
     -- Вы не скрывали бы ничего, если бы не боялись, что ваши планы вызовут
у меня тревогу.
     -- Флора, забудьте о тревогах и страхах. Неужели вы думаете, что я стал
бы искать опасность ради опасности?
     -- Я этого не говорила, но...
     -- Прошу вас, успокойтесь.
     --   Однако  ваше  чрезмерное   чувство  чести  может  побудить  вас  к
неоправданному риску.
     -- Да, у  меня есть чувство чести, но оно не такое  глупое, как кажется
некоторым людям. Тем не менее,  если моя честь велит мне сделать  некий шаг,
который все находят ошибочным  или преждевременным, я все равно  поступлю по
своему.
     -- Вы  правы,  Чарльз.  Наверное,  вы  правы. Но  я умоляю вас,  будьте
осторожны  и  не  откладывайте  вновь наш отъезд  из  дома.  Надеюсь,  срок,
назначенный  вами,  действительно  необходим  для  действий   исключительной
важности.
     Юноша  пообещал Флоре  не забывать  о своей безопасности, а  затем, как
можно было ожидать,  беседа  перешла на более душевные темы, и разговор двух
влюбленных сердец затянулся на еще один счастливый час.
     Молодые  люди  вспоминали  о  своей  первой   встрече.   Каждое  слово,
произнесенное  ими,  вызывало всплеск эмоций и  радости.  Они говорили  друг
другу  о  первых искрах привязанности - о  той восхитительной любви, которая
вспыхнула между ними. Чарльз и Флора верили,  что время и  обстоятельства не
смогут изменить или разрушить их чувств! О, Господи! Какая наивность!
     А  старый  адмирал  уже  удивлялся, почему юный Голланд, проявив  такое
нетерпение,  не  требовал  теперь  результата его размышлений.  Он забыл, на
каких быстрых крыльях летит время при встрече  двух влюбленных людей. И часы
действительно  казались  Чарльзу минутами,  пока он сидел, сжимая  в ладонях
руку Флору, и очарованно смотрел на ее прекрасное лицо.
     Однако бой часов напомнил ему о  разговоре с дядей. Он неохотно встал и
произнес:
     -- Милая Флора, этой ночью я буду  нести  дежурство, так что  ничего не
бойтесь и не опасайтесь за свою жизнь.
     -- С таким защитником я буду в полной безопасности.
     -- Сейчас мне  нужно встретиться с дядей, поэтому я  вынужден  покинуть
вас.
     Флора с улыбкой  попыталась высвободить руку  из его пальцев, но Чарльз
прижал ее ладонь к своей  груди. В  порыве  нежности и  страсти он поцеловал
девушку  в  щеку --  впервые  за  все  их  знакомство  -- и она,  покраснев,
оттолкнула его.  Юноша бросил  на  нее  долгий  и  томный  взгляд, но  Флора
смущенно  вышла  из  комнаты,  и  когда  дверь  за  ней  закрылась,  Чарльзу
показалось, что облако закрыло солнце, затмив собой чудесное сияние.
     Он  вдруг ощутил  на  сердце странную тяжесть,  доселе незнакомую  ему.
Словно  тень  какого-то  незримого  зла  накрыла  его  душу.  Словно  судьба
уготовила Чарльзу какое-то бедствие, способное довести человека до безумия и
безысходной тоски.
     --  Что это?-- воскликнул он.--Что  так  гнетет  меня? Неужели я больше
никогда не увижу мою прекрасную Флору?
     Эти неосознанные слова выдали его наихудшие опасения.
     --  Минутная  слабость,--  добавил  он.--Я должен  одолеть ее.  Обычная
нервозность, которую лучше не замечать.  Не  надо  изводить себя такой игрой
воображения. Мужайся, Чарльз! Мужайся! Тебе хватает реального  зла,  так что
не стоит  добавлять  к  нему  нелепые  фантазии.  Мужайся,  Чарльз  Голланд!
Мужайся!

     -+-


        Глава 25.
     <i>Просьба Чарльза -- Рассказ адмирала.</i>

     Чарльз вышел  из  дома  и  увидел  дядю, который шагал взад и вперед по
одной из парковых  аллей. Его руки были скрещены  за спиной. Судя по нервной
походке, адмирал  находился в беспокойном состоянии ума. Заметив племянника,
он ускорил  шаг, и на его лице появилось  такое смущение, что  Чарльзу стало
неловко наблюдать за ним.
     -- Дядя, я полагаю, вы что-то придумали?
     -- Даже не знаю, что сказать.
     --  Почему? У  вас  было  достаточно  времени, чтобы  рассмотреть  этот
вопрос. Я специально затягивал нашу встречу, чтобы дать вам подумать.
     --  Да, ты не спешил - уж это точно. Но мои мозги работают  медленно. И
ты  должен  учесть,  что  я  имею  плохую  привычку  через  некоторое  время
возвращаться туда, откуда начинал свою нить рассуждений.
     -- То есть, вы хотите сказать, что не пришли к определенному решению?
     -- Только к одному.
     -- К какому именно?
     --  Кое в чем  ты  прав, мой мальчик. Отправив вызов вампиру, ты должен
сразиться с ним.
     -- Я надеялся, что вы поймете это с самого начала.
     -- С какой такой стати?
     -- Потому что все предельно ясно. Ваши  сомнения и тревоги продиктованы
тем, что  вы хотели  уклониться от дуэли и найти причину  для отказа. Теперь
же,  не  отыскав  ее, вы пришли  к единственно  верному решению и,  полагаю,
больше не будете мешать мне в моих устремлениях.
     -- Я не мешал твоим планам,  Чарльз. Хотя, на мой взгляд, тебе не стоит
сражаться с вампиром.
     -- Даже не думайте об этом!  То, что сэр Варни -- вампир, не служит нам
достойным  извинением. Тем более, что сам он отрицает данный факт.  И потом,
если  он действительно несправедливо заподозрен нами, то вы должны признать,
что мы оскорбили его чувства.
     -- Оскорбили чувства? Ерунда! Если он и не вампир, то уж точно какая-то
странная  рыба. Поверь мне, Чарльз,  это тип выглядит жутко даже для меня, а
ведь я не первый год скитаюсь по морям и континентам.
     -- Значит, он вам не понравился?
     -- Ужасно не понравился. Я тут повертел в уме нашу ситуацию  и вспомнил
несколько забавных случаев. А ты ведь знаешь, что в море много тайн и чудес.
Мы,  моряки,  видим  там  за сутки больше, чем вы, сухопутные парни, за  год
своего никчемного существования.
     -- Неужели вы встречали вампиров и раньше?
     -- Это спорный вопрос. До приезда в дом Баннервортов я ничего не знал о
вампирах. Возможно, они попадались мне сотнями, а я не догадывался об этом.
     --  Дядя, давайте  не будем  вспоминать о  дуэли до  завтрашнего  утра.
Пообещайте мне, что  не  предпримете каких-либо  действий  в отношении  сэра
Варни.
     -- До завтрашнего утра?
     -- Да, дядя, если вы не против.
     -- Еще совсем недавно ты просто сгорал от нетерпения.
     -- Верно. Однако теперь у меня появилась причина подождать до утра.
     --  Появилась  причина? Тогда  как  скажешь,  мальчик.  Пусть будет  по
твоему.
     -- Вы  очень  добры,  дядя.  Позвольте мне попросить  вас еще об  одном
одолжении.
     -- Проси.
     --  Вы знаете, что Генри Баннерворт получает  лишь  малую часть со всех
доходов от владений. Из-за расточительства отца он попал в долговое бремя.
     -- Я слышал об этом.
     --  В данный момент он нуждается в деньгах, а у  меня их немного. Вы не
могли  бы одолжить мне пятьдесят фунтов стерлингов? Я верну их вам сразу же,
как вступлю во владение наследством.
     -- Конечно, я ссужу тебя. Конечно.
     --  Я хочу  предложить ему эти деньги в качестве платы за наше  жилье и
стол. Надеюсь,  он  примет их  и поймет, что  они  даются от чистого сердца.
Кроме того,  после  обручения  с  Флорой на меня  здесь смотрят как на члена
семьи.
     --  Все  верно,  мальчик. Вот  вексель на пятьдесят  фунтов стерлингов.
Возьми его и делай с ним, что хочешь. А если тебе понадобится большая сумма,
то подходи -- не стесняйся.
     -- Я знал, что могу злоупотребить вашей добротой.
     -- Злоупотребить! Какое же это злоупотребление?
     --  Наверное, я выбрал плохое слово. Я просто не знаю, как выразить вам
свою благодарность за щедрую помощь. А дуэль мы  отложим до завтра,  если вы
не против.
     -- Как скажешь, Чарльз.  Хотя мне не  очень хочется встречаться  с этим
мерзавцем.
     -- Мы можем послать ему письмо.
     -- Прекрасно.  Так и сделаем. Между прочим, он  напомнил  мне об  одной
истории, которая случилась в ту пору, когда я был молодым офицером.
     -- И что это за история, дядя?
     -- Твой  Варни  немного похож на парня, который фигурировал в том деле.
Хотя, конечно, мой человек был более таинственным, чем ваш вампир.
     -- Не может быть!
     --  Поверь мне, может. Когда  в море происходит что-то странное, то это
затмевает по чудесам любое событие,  которое  случается  на суше  -  уж я-то
знаю.
     -- Вам  это только кажется, потому  что вы всю жизнь  провели в морях и
океанах.
     -- Нет, мне не  кажется, маленький пират! Да и какое чудо на суше может
равняться с тем, что мы порою видим в море? От этих зрелищ у вас, сухопутных
мозгляков, волосы встали бы дыбом и никогда бы больше не улеглись на место.
     -- Да что такого странного можно увидеть в океане?
     -- А  вот,  представь себе,  можно! Однажды  в  южных  морях  мы шли на
небольшом фрегате,  и дозорный на топ  мачте  прокричал, что  видит  впереди
корабль. Мы направились  к  нему,  но  не  проплыли и  мили, как знаешь, что
произошло?
     -- Откуда же мне знать?
     -- Это оказался не корабль, а голова огромной рыбы.
     -- Рыбы?
     --  Да. Ее голова  была больше,  чем наше судно.  Возможно, эта  рыбина
решила подышать свежим воздухом и высунула морду из воды.
     -- А как же паруса?
     -- Какие паруса?
     -- Наверное,  ваш дозорный на топ  мачте был неопытным моряком, если не
заметил, что у так называемого корабля отсутствовали паруса.
     -- Такая мысль могла прийти в голову  только сухопутному человеку. Ты в
это ничего не смыслишь, Чарльз. А я скажу тебе, где были паруса.
     -- Да, мне хотелось бы знать.
     --  Фонтаны  брызг,  которые  рыба  поднимала  своими плавниками,  были
настолько обильными и белыми, что выглядели, как паруса.
     -- Ах, вот как!?
     -- Ты  можешь ахать сколько угодно, но мы ее видели! Понял? Вся команда
видела! И мы плыли рядом с этой рыбой,  пока не надоели ей своими  криками и
вытаращенными  глазами.   Она  внезапно  нырнула  в  воду  и  создала  такой
водоворот, что  наше  судно  дрогнуло  и дало  крен  на  нос,  будто  хотело
последовать за ней на морское дно.
     -- И что это была за тварь?
     -- А я откуда знаю?
     -- То есть, вы ее больше не видели?
     -- Никогда.  Хотя другие моряки время от времени встречали ее в том  же
океане. Но  никто не подплывал к ней так близко, как мы - то ли они боялись,
то ли рыба не подпускала.
     -- Да, это необычный случай.
     -- Обычный или  необычный, но он сущая мелочь в сравнении  с тем, что я
мог бы рассказать  тебе  о своих приключениях. Мне доводилось  видеть  такие
чудеса, что если бы я стал их описывать, ты принял  бы меня за фантазера или
сумасшедшего.
     -- Ну что вы, дядя. Я бы никогда так не подумал.
     -- Ты хочешь сказать, что поверил бы мне?
     -- Конечно.
     -- Хм! Тогда я расскажу тебе о случае, о котором никому не говорил.
     -- Не говорили? По какой причине?
     --  Потому что меня  посчитали бы лжецом, и мне пришлось бы сражаться с
моими слушателями на дуэли. Но тебе я расскажу обо всем:
     Нам предстояло долгое плавание.  Судно было хорошим, капитан и  офицеры
подобрались  прекрасные -  одним  словом,  все,  что  надо для  приятного  и
веселого круиза, на который мы имели большие перспективы.
     О команде я вообще  не говорю. Это  были опытные моряки, с младенчества
воспитанные на флоте -- не то, что на французских  судах, где матросы служат
какой-то срок, а потом  снова становятся  сухопутными  увальнями. Нет,  наши
парни любили море, как  лежебока  свою  постель или как хороший  слуга  свою
хозяйку.
     И  коли речь зашла об  этом,  их любовь была более постоянной и чистой,
потому что  возрастала с годами и заставляла людей уважать свою команду. Они
стояли  друг  за друга  до  последнего мгновения жизни -  пока были способны
ругаться и жевать табак.
     Мы перевозили на Цейлон обычный груз,  а на обратном  пути должны  были
доставить  индийские специи.  Судно только что сошло  со стапелей - отличное
новое судно. Оно сидело в воде, как утка, и бриз нес его по волнам без качки
и  рывков  в  отличие  от старых  лоханок,  на которых  мне время от времени
доводилось плавать.
     Короче, у нас  был хороший  груз,  увесистый цепкий  якорь и прекрасное
настроение. Мы спустились  по реке, обогнули Северный Мыс и  вышли  в Канал.
Ветер дул ровно и сильно.  Он как будто специально был создан для нас, о чем
я и сказал своему приятелю.
     -- Ну, как тебе, Джек?-- спросил я у него.
     Мой коллега-офицер  взглянул на  небеса, потом на парус  и, наконец, на
воду, после чего с тяжелым вздохом ответил:
     -- Не важно, друг.
     --  Но  что тебя  беспокоит? Ты выглядишь  таким  печальным,  словно мы
находимся на  пиру дикарей, которые решают, кого из  нас съесть первым.  Ты,
что, нездоров?
     -- Да  я-то  здоров, хвала небесам,--  ответил он.-- Но мне не нравится
этот бриз.
     -- Тебе  не  нравится  бриз?-- с  удивлением воскликнул я.--Почему  же,
приятель?  Это лучший  ветер,  который когда-либо дул в паруса. Ты, что,  по
шторму соскучился?
     -- Нет, шторма мне не надо. Я его боюсь.
     --  С  такими кораблем и командой мы справимся с любой непогодой, а  не
то, что с этим ветерком.
     -- Возможно, справимся. Надеюсь на это. Вернее,  так и думаю,-- ответил
он.
     -- Тогда почему ты такой унылый, черт тебя возьми?
     -- Я ничего не могу с  собой поделать. У  меня  такое чувство, что  над
нами навис какой-то рок. Какое-то дурное знамение.
     -- Знамение  действительно есть, но  не дурное. Над  нами знамя Англии,
которое реет на крыльях веселого бриза.
     -- Ну да, конечно,-- ответил Джек и ушел на ют,  поскольку он находился
на дежурстве и должен был выполнять свои служебные обязанности.
     Я подумал,  что его опечалили  мысли о  семье, и  постарался  забыть об
этом. И действительно - через день-другой он снова стал разговорчивым парнем
и ничем не отличался от других офицеров судна. Как бы там  ни было, я больше
не замечал у него меланхолии.
     В Бискайском заливе мы попали в шторм, но вышли из него, не потеряв  ни
одного рангоута. Короче, проскочили его с  легкостью и без  неприятностей. И
тогда я снова спросил приятеля:
     -- Ну, а теперь, Джек, что ты скажешь о нашем судне?
     -- Оно как утка на воде -- скользит вверх и вниз по волнам, а не падает
и не подскакивает, будто обод на камнях.
     -- Да, это самое  быстрое  и изящное судно, на  котором мне  доводилось
служить. Я готов поклясться, что его первое плавание пройдет без осложнений.
     -- Надеюсь, что так оно и получится,-- ответил мой приятель.
     Мы были  в море уже  больше  трех недель. Океан  казался  гладким,  как
лужайка перед домом. Бриз по-прежнему оставался легким  до умеренного, и  мы
величественно  неслись по синим водам от одного  побережья  к  другому, хотя
вокруг нас были только морские просторы.
     --  У меня  никогда еще  не  было такого спокойного  плавания,-- сказал
однажды капитан.--На таком корабле и умереть не жалко.
     И тут начались неприятности. Как я уже говорил, мы  были в  море больше
трех  недель, и  вот  одним  солнечным утром,  когда рассветные  лучи  омыли
паруса,  на палубе  вдруг  появился странный человек. Он забрался на бочки с
водой, которые мы закрепили у  мачты, поскольку  трюм  был доверху  заполнен
грузом.  Конечно,  весь   экипаж  сбежался  посмотреть  на  невесть   откуда
взявшегося пассажира.
     Эх, черт меня дери! Я никогда не видел, чтобы парни так таращили глаза.
Да я и сам от них  не отличался. Мы  смотрели на  него минут пять и не могли
сказать ни слова. А незнакомец спокойно взглянул на нас и затем уставился на
небо, словно ожидал получить оттуда двухпенсовую открытку от Святого Михаила
или любовное послание от Девы Марии.
     -- Как  он  сюда  попал?--  тихо  спросил  один  из  офицеров  у своего
товарища.
     -- Откуда я знаю?-- ответил тот.--Может, упал с облака.  Видишь, как он
смотрит на небо. Наверное, ищет дорогу назад.
     А чужак все это время сидел с вызывающим спокойствием. Он как бы  видел
нас, но не желал  замечать. Это был высокий худощавый мужчина - таких обычно
называют долговязыми  -  но в  нем  чувствовалась  сила.  В глаза  бросались
широкая грудь,  длинные мускулистые руки,  крючковатый  нос и черные орлиные
глаза. Его вьющиеся волосы поседели от  возраста и, казалось,  были окрашены
белым на кончиках, хотя он выглядел крепким и активным человеком.
     Тем  не менее в нем было что-то отталкивающее - какая-то черта, которую
я  не  могу определить или  описать.  В диких и странных глазах  пылал огонь
решимости, и весь его вид казался мне зловещим и неприятным до крайности.
     -- Итак,-- сказал я, когда мы насмотрелись на него,--откуда вы взялись,
приятель?
     Он  перевел взгляд  на  меня,  потом опять на  небо  -  все  в  той  же
выжидательной манере.
     -- Давайте, объясняйтесь. Я что-то не вижу у вас крыльев Питера Уилкина
или летающего ковра из арабских сказок. А коли так, то как вы к нам попали?
     Он мрачно уставился на меня  и сделал какое-то резкое движение, которое
подбросило его вверх на несколько дюймов. Когда  его  зад ударился о бочку с
водой,  раздался  громкий  чмокающий звук. Возможно, он  хотел сказать,  что
отныне не сдвинется с места.
     -- Мне придется доложить о  вас капитану,-- сказал я.--Хотя он  вряд ли
поверит моим словам, пока не увидит вашу фигуру своими глазами.
     С этими словами  я направился в кормовую  каюту, где завтракал капитан.
Выслушав  мой  рассказ о  странном незнакомце,  он с недоверием посмотрел на
меня и сказал:
     -- Вы говорите, что на борту появился человек, которого мы здесь раньше
не видели?
     -- Так точно,  капитан. Никто его не видел, но сейчас он сидит на бочке
с водой и колотит по ней пятками, как по барабану.
     -- Черт!
     -- Вот именно, сэр. Он здорово  похож на  черта. И главное, этот тип не
отвечает на наши вопросы.
     -- Сейчас мы узнаем, кто он такой! Если я не заставлю его говорить, то,
значит, парню за какие-то  грехи отрезали язык. Но  откуда он взялся? Не мог
же он упасть с луны.
     --  Не  знаю, капитан,--  ответил я.--По мне,  он выглядит, как дьявол,
хотя нехорошо отзываться так плохо о незнакомых людях.
     --  Ладно,  возвращайтесь  на  палубу,-- велел  мне  капитан.--Я сейчас
приду.
     Он встал из-за стола и начал застегивать китель.
     Когда я поднялся на палубу, то увидел, что незнакомец по-прежнему сидит
на бочке. А поскольку слух о нем разошелся по кораблю, вокруг него собралась
вся  команда - разве что за  исключением  рулевого, который остался на своем
посту. Тут  появился капитан, и толпа  немного  расступилась, пропуская  его
вперед. Какое-то время  он молчал,  осматривая  чужака,  а  тот  безразлично
поглядывал на него в ответ, словно капитан был часами на его цепочке.
     -- Итак, уважаемый, как вы сюда попали?-- спросил капитан.
     -- Я  часть вашего  груза,--  ответил незнакомец,  одарив  нас  злобным
взглядом.
     -- Часть  груза, черт бы  вас побрал?--  вскричал капитан  с  внезапной
яростью,  поскольку,  видимо,  подумал, что  чужак  смеется  над ним.--Вы не
значитесь в моих фрахтовых накладных.
     -- Я контрабандный  груз,-- ответил незнакомец.--Но вы  не бойтесь. Мой
дядя - великий хан Татарии.
     Пару минут  капитан сверлил его своим взглядом. Так мог смотреть только
он, и клянусь, любой из смертных усох бы от этого до  размеров блохи. Однако
странный незнакомец все так же  колотил  по  бочке пятками  и  поглядывал на
небо. Нас это начинало раздражать.
     -- Я не  могу  считать вас  частью  груза,--  в  конце  концов произнес
капитан.
     -- О, нет,-- ответил незнакомец.--Я контрабанда. Обычная контрабанда.
     -- Как вы оказались на борту?
     При этом вопросе  незнакомец  вновь  посмотрел на небо  и будто забыл о
нашем присутствии.
     -- Довольно!--  взревел капитан.--Не надо играть со мной в  молчанку  и
вести себя, будто вы --  мамаша Шиптон на  березовой метле. Как вы оказались
на борту моего корабля?
     -- Я поднялся на него,-- ответил незнакомец.
     -- Поднялись на борт? Где вы прятались?
     -- Внизу.
     -- А почему вы не остались там?
     --  Мне захотелось на  свежий  воздух.  Понимаете,  у  меня  деликатные
проблемы  со   здоровьем.  Я   не   могу  оставаться  долго  в  ограниченном
пространстве.
     --  Нактоуз* мне  в глотку!-- сказал капитан,  а это было  его  любимое
ругательство, когда он чувствовал тревогу.--Нактоуз мне в глотку! Что же это
вы за тип такой деликатный, я  вас спрашиваю?  Короче, слушайте меня! Отныне
оставайтесь на этом самом  месте, иначе ваша деликатность нарвется на мою. У
него деликатные проблемы! Вы только подумайте!
     (* От переводчика: Нактоуз (мор.) - ящик для судового компаса)
     -- Хорошо,-- спокойно ответил незнакомец.--Я останусь здесь
     Его признание о деликатных  проблемах  со здоровьем получилось довольно
комичным, и не будь мы так удивлены и напуганы, то, наверное, катались бы по
палубе от хохота.
     -- Как же вы жили, пока сидели в трюме?-- спросил капитан.
     -- Очень посредственно.
     -- Но как? Что вы ели и пили?
     -- Уверяю вас, ничего. Чтобы избавиться от голода, мне приходилось...
     -- Ну, ну?
     -- Сосать свои пальцы, как  это делает полярный медведь во время зимней
спячки.
     С  этими  словами он  сунул  в  рот  два  больших пальца -  а это  были
необычные  пальцы,  поскольку  каждый   из  них  едва  бы  вместился  в  рот
нормального человека.
     --  Вот,-- с глубоким вздохом  произнес  чужак, вынимая  их и показывая
нам.--Когда-то это были пальцы! А теперь от них почти ничего не осталось.
     -- Нактоуз мне  в глотку!-- прошептал капитан, а затем  добавил громким
голосом:
     --  Тоскливо  вам жилось. Но зачем вы взошли на  борт  моего корабля? И
куда вы направляетесь?
     --  Я хотел совершить бесплатный круиз - решил немного поплавать туда и
обратно.
     -- А мы-то тут при чем?-- спросил капитан.
     -- Вы мне теперь как братья,-- объяснил незнакомец и, спрыгнув с бочки,
словно кенгуру, протянул капитану свою лапу для рукопожатия.
     -- Нет,-- ответил тот.--Я этого не буду делать.
     -- Не будете?-- сердито вскричал незнакомец.
     -- Мне контрабандный груз не нужен. Я честный капитан торгового судна и
ничего не скрываю от своей  команды. У меня на борту нет капеллана,  который
мог бы помолиться о спасении вашей души и восстановлении  здоровья, имеющего
столь деликатные проблемы.
     -- И что вы намерены...?
     Этот  странный тип  так  и не закончил фразу. Он  жутко сморщил рот и с
силой выдохнул  воздух,  произведя  свистящее шипение. Нас удивил не трюк  с
дыханием, а явно различимый дым, который  вдруг вырвался из его рта. Причем,
это видел не только я, но и остальные члены команды.
     --  Послушайте,  капитан,-- произнес  незнакомец,  запрыгнув на бочку с
водой.
     -- Говорите.
     -- Я думаю, будет  лучше, если вы дадите  мне немного мяса и  галет,  а
затем напоите  королевским  кофе. Только королевским,  слышите!  Хотя  я  не
откажусь и от бренди, потому что это лучший напиток в мире.
     Я  никогда  не забуду  возмущенный  взгляд  капитана. Однако  он  пожал
плечами и сказал:
     -- Даже не знаю, что делать с вами. Не выбрасывать же вас за борт.
     Пассажиру дали мясо, галеты и кофе. Он проглотил все это в один миг,  с
большим удовольствием выпил кофе, а затем сказал:
     -- Вы, капитан, великолепный кок. Примите мои комплименты.
     Наш капитан посчитал  его слова оскорблением. Он страшно разозлился, но
ничего  не ответил. Просто  странно, какое ужасное впечатление  произвел  на
команду этот жуткий незнакомец - он не походил на  обычных и смертных людей.
Никто не смел ему перечить. Наш капитан  слыл дерзким и смелым человеком, но
интуиция подсказала ему не связываться с этим неприятным пассажиром, и с той
поры он старался не замечать его и не упоминать о нем в разговорах.
     Время от  времени  они  иногда перекидывались  парой  фраз,  однако это
нельзя  было  назвать общением.  Чужак жил на палубе  и спал на  бочках.  Он
больше  не желал  спускаться  вниз, так как,  по его словам,  провел в трюме
слишком много времени. В принципе,  он не создавал особых проблем, но ночная
вахта охотно обошлась бы без его присутствия - особенно, на пике ночи, когда
весь океан становится  местом  печали и  одиночества, а до ближайшего берега
тысячи миль.
     В этот тихий и полуночный час, когда ни один звук не нарушает безмолвия
водных  просторов  --  если не  считать свиста ветра в  снастях и  случайных
всплесков волн у борта  корабля -- мысли моряков уносятся в далекие дали:  к
родным местам, друзьям  и  любимым  женщинам,  которые  остались  за  чертой
горизонта.
     Что окружает  моряка? Впереди долгий  путь, вокруг  безбрежный океан, а
под  ним  --  бездонные глубины. Такая неопределенность навевает особый  тип
мыслей, и неудивительно, что многие из нас  становятся суеверными людьми.  В
такие  мгновения  пространство  и  время  теряют  свой   смысл,  а   чувства
обостряются до страшной интенсивности.
     Но именно в эти минуты незнакомец вставал на бочку и,  поглядывая то на
небо,  то  на океан, начинал  насвистывать  ужасные и  дикие  мелодии. Плоть
матросов  свивалась  в узлы и стонала  от  тоски при этих  кошмарных звуках.
Ветер аккомпанировал ему жутким воем. Мачты скрипели, звенел такелаж.
     А надо  сказать, что с  тех  пор, как появился этот странный  пассажир,
ветер начал свежеть. Мы были  мокрыми  от брызг, поднимаемых  носом корабля,
который  с невиданной скоростью резал воду, словно плавник акулы. Нас пугала
быстрота  движения.  Ни офицеры, ни  команда  не  понимали  ее причин.  И мы
подозрительно смотрели на незнакомца, все чаще желая утопить его, потому что
свежий ветер постепенно  превращался в настоящий  шторм,  и судно летело  на
гребне огромной волны, будто сам дьявол нес нас к конечной точке маршрута. А
возможно так оно и было.
     Шторм перерос в ураган.  Мы свернули паруса, но судно,  оседлав цунами,
по-прежнему неслось вперед, как будто его выстрелили из пушки. Чужак все так
же  сидел на  бочке  и по ночам  насвистывал  свои  степные мотивы.  Матросы
скрипели зубами и уже не могли выносить его свист, поскольку над их головами
ревел ураган, а этот странный человек стремился вызвать нечто большее. И чем
сильнее становился ветер, тем громче он свистел.
     Шторм  ярился дождем  и молниями. Нас  несло на волне  размером с гору.
Морская пена взлетала выше  корабля и падала на нас. Матросы привязывались к
мачтам, чтобы их не смыло с палубы. А незнакомец  продолжал лежать на бочках
с водой. Он колотил  по ним пятками,  свистел и вел себя как безумный. Но ни
одна струя воды не задевала его,  хотя мы все надеялись, что чужака смоет  в
море,  и каждый из нас ожидал  увидеть  парня в какой-нибудь  сотне ярдов от
кормы корабля.
     Наш капитан даже сказал:
     -- Нактоуз мне в глотку! Этот кусок  дерьма как будто привязан к мачте,
и его ничем не смоешь с палубы.
     У  всех  было  сильное  желание  избавиться   от  чужака,  и   матросы,
пошептавшись между собой, подошли к капитану с такими словами:
     -- Мы пришли, чтобы спросить  ваше  мнение об этом  странном  человеке,
который так таинственно появился на нашем корабле.
     -- Мне нечего ответить вам, парни. Этот жуткий тип  не поддается  моему
пониманию.
     -- Мы тоже так считаем, капитан. А раз он не наш, то ему тут не место.
     -- Что вы имеете в виду?
     -- Он не из нашего племени.
     -- Этот тощий жук определенно  не моряк,-- ответил  капитан.--  Но и на
сухопутного увальня он тоже не похож. Во всяком случае, я таких людей еще не
видел.
     -- И мы таких тоже не встречали.
     -- С другой  стороны, он  как рыба в соленой воде,  и я должен сказать,
что не смог бы так долго лежать на этих бочках.
     -- Да и никто не смог бы, капитан.
     --  Значит, никто не считает его  своей ровней?  Никто из вас  не хочет
отдать ему свою постель и поменяться с ним местами?
     Члены  команды с  удивлением  переглянулись.  Они  не понимали, к  чему
клонит  капитан.  Идея о том, что кто-то захочет  занять место незнакомца на
бочках с водой,  была действительно нелепой, и в любое другое  время матросы
бы сочли ее хорошей шуткой и хохотали до упаду.
     После минутной паузы один из них сказал:
     -- Нам не жаль  своих постелей, сэр. Но в такую погоду никто не выживет
на палубе. Любого из нас смыло бы за борт уже тысячу раз.
     -- Это точно,-- согласился капитан.
     -- Значит, сэр, он нам не по зубам?
     -- Похоже на то, ребята. Но что я могу поделать?
     -- Мы считаем, что он главная  причина  этой кутерьмы на небесах. Своим
свистом  он вызвал ураган.  И  если  чужак останется на  корабле,  то мы все
утонем.
     -- Простите,  парни,  но  я так  не думаю. Если этот тип на  самом деле
обладает сверхъестественной силой,  то он не  даст затонуть  кораблю, потому
что и сам тогда погибнет.
     -- А нам кажется, что лучше бросить его за борт.
     -- Вы шутите?
     -- Нет, капитан. Вы должны согласиться,  что  он -- причина всех  наших
бед. Мы решили избавиться от него на всякий случай.
     --  Я  не  стал бы  бросать  его за борт. Во-первых,  мне  вряд ли  это
удастся. А во-вторых, я не уверен, что потом нам станет лучше.
     -- Успокойтесь, сэр. Мы не просим вас бросать его в море.
     -- А что же вы хотите?
     -- Мы сами швырнем его за борт и спасем наши жизни.
     --  Я  не  даю  вам своего  согласия.  К тому же, он  не  сделал ничего
предосудительного.
     -- Но  он все время свистит. Вот послушайте! В такой  ураган свистеть -
ужасная примета! А что нам еще делать, сэр? Ведь он -- не человек.
     И тогда все прислушались к свисту  незнакомца. Это, как  и прежде, были
дикие и  неземные  звуки, но  теперь  их  каденции  стали сильнее, а в тонах
появилась сверхъестественная чистота.
     -- Вот!-- произнес другой матрос.--Он снова колотит пятками по бочке.
     --  Нактоуз  мне  в глотку!-- вскричал  капитан.--Его  удары похожи  на
раскаты грома. Идемте, парни. Я поговорю с этим типом.
     -- А если он не успокоится, то, возможно, мы...
     -- Не задавайте мне вопросов. Лично я не верю, что даже дюжина  крепких
парней сможет сдвинуть его с места.
     -- Я бы тоже не пытался,-- согласил один из офицеров.
     Тем  не  менее, вся команда  направилась к бочкам  с водой,  на которых
лежал странный  незнакомец.  Он  в тот  миг  насвистывал дикий  мотив  и, не
обращая  на  нас никакого  внимания,  продолжал выстукивать пятками какой-то
адский ритм.
     -- Эй!-- окликнул его один матрос.
     -- Эй, ты, нечистая сила!-- крикнул другой.
     Однако  чужак не желал смотреть на нас, и  тогда наш силач -  большой и
похожий на  Геракла ирландец --  схватил этого  странного человека  за ногу,
чтобы заставить его встать, или, как  мы надеялись, швырнуть в кипящее море.
Однако едва он коснулся лодыжки незнакомца, как тот прижал ногу к бочке. Эту
ногу  невозможно было сдвинуть с  места,  словно кто-то  прибил ее гвоздями.
Закончив  дьявольский  пассаж, чужак приподнялся  и посмотрел на несчастного
парня.
     -- Ну? Что ты хочешь?-- спросил он.
     -- Отпустите мою руку,-- взмолился матрос.
     -- Так и быть,-- ответил странный пассажир, приподнимая ногу.
     Ирландец поднес  к лицу  раздавленную кисть, и мы увидели, что  вся его
рука в крови.  А  незнакомец схватил матроса за ремень и без усилий  швырнул
его  на бочки рядом с собой.  Мы ничего не  могли поделать. Всем стало ясно,
что нам не удастся  избавиться от чужака, а вот  он без труда мог  отправить
нас в морскую пучину.
     -- Что вам тут надо?-- рявкнул этот тип, посмотрев в нашу сторону.
     Мы переглянулись, и я, набравшись храбрости, сказал:
     -- Нам бы хотелось, чтобы вы перестали свистеть.
     -- Перестал свистеть?-- ответил он.--А чем вам не нравится мой свист?
     -- Он вызывает ветер.
     --  Ха-ха-ха,--  засмеялся незнакомец.--  Но ведь  я и  свищу для того,
чтобы вызывать ветер.
     -- Нам не нужна такая буря.
     -- Фу ты, ну ты! Вы  сами не знаете, что  хорошо для  вас, а что плохо.
Это прекрасный бриз. Он и свежий, и не слишком сильный.
     -- Это не бриз, а ураган!
     -- Какая чепуха!
     -- Но так оно и есть.
     -- Тогда  смотрите,-- произнес  чужак.--  Сейчас  я  докажу, что все вы
ошибаетесь.
     Он снял свою странную шапку и спросил:
     -- Вы видите мои волосы? Смотрите внимательно.
     Этот малый встал на бочку, выпрямился  во весь рост и быстрым движением
рук заставил копну волос подняться дыбом.
     -- Нактоуз мне в глотку!--  сказал капитан.--Я никогда не видел  ничего
подобного.
     --  Вот,-- триумфально заявил незнакомец.--Не говорите мне больше,  что
здесь дует ветер. Ни один седой волос не шевельнулся на моей  голове. А ведь
будь тут ураган, о котором вы говорите, мои волосы растрепались бы по ветру.
     -- Нактоуз мне в  глотку,-- повторил капитан и повернулся, чтобы уйти в
свою каюту.--Судя по виду,  он не старше меня,  но этот  тип нам уж точно не
ровня.
     -- Ну как? Довольны?-- спросил чужак.
     А  что мы могли  ответить? Все тихо разошлись по  местам и каютам.  Нам
приходилось терпеть его присутствие - кусать свои губы, но терпеть.
     Едва  мы  отошли  от  него, как  незнакомец  надел  треугольную  шапку,
отпустил  ирландца  на свободу и  снова лег на бочки  с водой. Он вновь стал
высвистывать  лютые   мотивы  и   отбивать  ногами  сумасшедший  ритм.   Так
продолжалось целых  три недели -- и днем, и ночью, с одним лишь перерывом на
обед, когда он требовал  себе галеты, солонину и кофе, причем, в количестве,
которого хватило бы трем крепким едокам.
     И вот однажды ночью он перестал свистеть  и начал петь. Черт бы  побрал
его  дьявольский голос и  песни!  Гог и Магог, которых я  видел в лондонской
ратуше, были невинными детьми  в сравнении с ним, настолько этот тип казался
нам ужасным.
     А ветер вдруг утих до свежего бриза. Чужак  горланил песни  трое суток.
На  четвертый утро он замолк, и когда ему  принесли обычную порцию  кофе, то
оказалось, что наш странный пассажир исчез. Матросы осмотрели  весь корабль,
но незнакомец словно  испарился. Вскоре после этого мы бросили якорь в порту
назначения, закончив плавание на месяц раньше срока. Наше судно превратилось
в дырявую лохань -- оно протекало и было деформировано. Что же касается нас,
то мы  были рады счастливому  концу,  и когда  другие люди задавали вопросы,
почему вдруг новейший корабль  превратился  в заезженную рухлядь, наши парни
молчали, как могли, памятуя слова капитана. А он нам тогда сказал:
     -- Нактоуз  мне в глотку! Молчите,  парни!  И пусть никто  не узнает  о
нашем контрабандном грузе.


     -+-


        Глава 26.
     <i>Вид парка в лунном свете - Три письма - Беседа двух мужчин.</i>

     Зная  характер  дяди,  Чарльз   понимал,  что  старик   обидится,  если
истинность  его рассказа будет  подвергнута сомнению. И  хотя тот обещал  не
сердится на  племянника  за скептическую оценку,  последний не стал говорить
ему о том, что  считает его историю слишком  уж невероятной и странной - чем
очень обрадовал старого адмирала.
     Однако  день перевалил  за половину, и Чарльз начал думать о  встрече с
вампиром.  Он  несколько раз  перечитал  письмо  сэра Френсиса, но так и  не
понял, подразумевало ли оно дуэль  в назначенный срок  и в  указанном месте,
или Варни предложил эту встречу, как  предварительный шаг  к поединку. Юноше
хотелось верить, что сэр Френсис даст ему какие-то объяснения, но, исходя из
логики событий, он собирался идти на рандеву при оружии, так как предполагал
возможность обмана.
     Поскольку до полуночи  в особняке не происходило ничего интересного, мы
пропустим этот  промежуток  времени  и перенесем читателей в тот  миг, когда
стрелки на часах показали четверть двенадцатого. Чарльз как раз  намеревался
покинуть дом, чтобы отправиться к одинокому  дубу  на встречу с таинственным
сэром  Френсисом  Варни.  Юный  Голланд  сунул  в  карманы куртки заряженные
пистолеты, дабы в минуту опасности они оказались под рукой. Затем он накинул
походный плащ, который  привез с  собой в особняк Баннервортов,  и подошел к
окну.
     Луна уже сияла,  хотя и как-то тускло. На небе было  много облаков, они
рассеивали свет, и лишь отдельные лучи ночного светила  проникали сквозь эту
белесую пелену. Чарльз не  мог разглядеть из окна того  места, где он должен
был  встретиться  с  Варни. Его  комната  находилась  не  так высоко,  чтобы
позволить ему  смотреть поверх деревьев. Но из нескольких окон второго этажа
пруд и дуб были хорошо видны. И так уж  случилось, что адмирала разместили в
спальной, которая располагалась  над  комнатой  его племянника. А  поскольку
старик был занят мыслями об утренней дуэли между Чарльзом и Варни, он не мог
заснуть. Покрутившись полчаса в постели и осознав, что с  каждым  мгновением
его  ум  становится   все  более  озабоченным,   прославленный  моряк  решил
прибегнуть к средству, которое порою помогало ему в сходных ситуациях.
     Он оделся  и  собрался  походить час-другой по  комнате, а  затем опять
вернуться в постель. Но так как у него не оказалось спичек или огнива, чтобы
зажечь  свечу,  адмирал   подошел  к  окну,  отодвинул  тяжелую  портьеру  и
залюбовался парком, освещенным призрачным сиянием луны.
     Перед  ним   открывалась  широкая   панорама.  Взгляд   возносился  над
верхушками  деревьев  и упивался видами,  которые могли бы  восхитить любого
человека. И хотя старый моряк никогда бы  не  признал, что перспектива может
быть  красивой,  если  в ней  на половину нет  воды,  он все-таки не устоял,
открыл окно  и  выглянул наружу, с восторгом осматривая луга и деревья,  чьи
размытые  контуры  в  дрожащем  лунном  свете  поражали своим  изяществом  и
благолепием.
     А  в  это  время  Чарльз  Голланд, желая  избежать  ненужных  встреч  и
расспросов о  его  ночной  прогулке,  решил  покинуть комнату  через балкон,
который, как мы помним, был словно приспособлен для подобной цели.
     Прежде чем уйти, он бросил взгляд на панель с картиной и сказал:
     --  Ради тебя, моя  милая Флора.  Ради тебя я  иду на встречу с ужасным
оригиналом этого портрета.
     Он открыл створку эркера и  вышел  на  балкон. Для молодого  и сильного
юноши  спуск  со  второго этажа  не представлял  особой  трудности,  и через
несколько мгновений он  был уже  на  парковой  аллее. Между прочим,  если бы
Чарльз посмотрел  наверх, то увидел бы седую голову дяди, который в этот миг
выглядывал  из  окна. Его прыжок с балкона наделал достаточно шума и привлек
внимание адмирала, но тот узнал племянника и не  стал  поднимать тревогу. Он
ни  минуты  не сомневался,  что это Чарльз,  так как увидел  его на открытой
лужайке при свете луны.
     Мысль  о  крике  отпала  сама собой.  Не зная, что  побудило племянника
покинуть комнату, адмирал решил не окликать его, иначе это могло бы помешать
Чарльзу в выполнении его намерений.
     -- Наверное,  он что-то услышал  или увидел,-- прошептал старик.--И ему
захотелось  прояснить  ситуацию. Мне  нужно помочь  пареньку.  Ведь  здесь я
абсолютно бесполезен.
     Он отметил  про  себя,  что Чарльз  спешит  и шагает в точно  выбранном
направлении.  Когда его фигура  скрылась  среди деревьев у большой цветочной
клумбы, адмирал пожал плечами и озадаченно сказал:
     -- Куда же он собрался? Мальчишка полностью одет. На нем был даже плащ.
     После некоторых размышлений старик пришел  к мнению, что Чарльз услышал
какой-то подозрительный шум, поднялся с  постели, оделся и отправился в парк
на  разведку. Как только эта идея оформилась в его уме, адмирал спустился на
первый  этаж, где в  одной из  комнат должен  был  нести ночную вахту  Генри
Баннерворт. Юноша действительно  находился там. Увидев почтенного гостя,  он
немного удивился, поскольку до полуночи оставалось лишь насколько минут.
     -- Я пришел сказать вам, что Чарльз по  какой-то причине покинул дом,--
произнес адмирал.
     -- Покинул дом?
     -- Да, я видел, как он шел через лужайку к парковой стене.
     -- Вы в этом уверены?
     -- Абсолютно. Я разглядел черты его лица при лунном свете.
     --  Возможно, он услышал какой-то шум и решил определить  его источник,
чтобы в случае опасности поднять тревогу?
     -- Мне тоже так кажется.
     --  Тогда  я  сейчас же  пойду  за ним  следом,  если  вы покажете  мне
направление его маршрута.
     -- Без проблем. А на тот маловероятный случай,  если я  ошибся, давайте
сначала зайдем к нему в спальную и убедимся в отсутствии Чарльза.
     -- Хорошая мысль. Это положит конец всем нашим сомнениям.
     Они направились в комнату Голланда, и старый моряк  оказался  прав. Его
племянника там не было, а открытую створку эркера покачивал ветер.
     -- Как видите, я не ошибся,-- сказал адмирал.
     -- Я вижу,-- ответил Генри.--Но что это такое?
     -- Где?
     -- На туалетном столике.  Здесь три  письма,  и,  похоже их  специально
разложили  так,  чтобы  они  привлекали  внимание  любого,  кто войдет в эту
комнату.
     -- Действительно!
     -- Давайте-ка посмотрим.
     Генри поднес свечу и, взглянув на конверты, с удивлением воскликнул:
     -- О, Господи! Что бы это значило?
     -- А что такое?
     -- Эти письма адресованы нам. Разве вы не видите?
     -- Кому именно?
     -- Одно для вас. Адмиралу Беллу...
     -- Проклятие!
     -- Другое мне, а третье - Флоре. Еще одна загадка!
     Адмирал ошеломленно посмотрел на конверт, который передал ему Генри.
     -- Поставьте свечу на стол,-- попросил он юношу.-- И  давайте прочитаем
письма.
     Генри так и сделал. Они одновременно вскрыли адресованные  им послания.
На несколько мгновений в комнате воцарилась гробовая тишина, а затем старик,
покачнувшись, сел в кресло и тоскливо произнес:
     -- Должно быть, я сплю. Скажите, мне все это снится?
     -- Но почему?-- в тон ему воскликнул Генри и бросил письмо на стол.
     -- Проклятье! Что вы узнали?-- сердито вскричал адмирал.
     -- Лучше сами прочитайте. А о чем говорится в вашем послании?
     -- Вот, смотрите. Нет, я поражен!
     Мужчины обменялись письмами и с тем  же бездыханным вниманием прочитали
их от начала до  конца. Затем они молча посмотрели  друг на друга, не  зная,
как выразить свое недоумение.
     Чтобы не томить  читателей, мы ниже  приводим содержание этих посланий.
Так письмо, адресованное адмиралу, гласило о следующем:
     "Мой милый дядя.
     Прошу  вас проявить благоразумие и не показывать другим  эту записку. Я
решил  покинуть особняк  Баннервортов. Флора  уже не та девушка,  которую  я
знал. После  известного нам  случая она изменилась и более не может обвинять
меня  в  непостоянстве. Я по-прежнему люблю  ее  прежний образ, но не  желаю
жениться на женщине, которую навещал вампир.
     Я  провел здесь достаточно  времени и убедился в том,  что ее встреча с
вампиром  не была  иллюзией. Теперь я полностью уверен в этом факте и  знаю,
что после своей смерти она превратится в такую же страшную и Богом проклятую
тварь.
     Дядя,  я отбываю  на континент  и  свяжусь с  вами из  первого крупного
города. Надеюсь,  к  тому времени вы  тоже покинете особняк  Баннервортов. Я
советую вам сделать это как можно быстрее.
     С заверением искренней любви, ваш племянник Чарльз Голланд."
     Письмо, адресованное Генри, содержало следующий текст:
     "Уважаемый сэр.
     Если  вы  спокойно  и  бесстрастно  обдумаете болезненные  и  печальные
обстоятельства, в которых оказалась ваша  семья, то не будете винить меня за
поспешный  отъезд,  ибо  сами  настаивали  на том, чтобы в  такой  пикантной
ситуации я действовал с благоразумием и дальновидностью.
     Поначалу  я думал, что  визиты вампира к вашей сестре были  иллюзией ее
напуганного  рассудка. И если бы мы  нашли  им  какое-то  удовлетворительное
объяснение,  то я бы с  гордостью исполнил все  мои обязательства перед этой
юной леди. Однако доказательства убедили нас в обратном. Вы, как и я, уже не
сомневаетесь, что Флору навещал мужчина -- будь он вампиром или нет.
     При таких  обстоятельствах я не  могу  брать ее в  жены.  Возможно,  вы
будете  обвинять меня в промедлении и говорить,  что  я мог бы отказаться от
помолвки  в первый  день пребывания в вашем  доме, когда  мне давалась такая
возможность.  Но я тогда  еще не  верил в существование  вампира. Теперь же,
зная, что это  болезненный  факт, я с горечью прошу  вас  забыть  о  брачном
союзе, который мне хотелось заключить с вашим семейством во имя самых добрых
и честных намерений.
     Я  постараюсь как можно быстрее отплыть на континент. Будет лучше, если
мы  с  вами  никогда  не встретимся.  Ваша  романтическая  натура  наверняка
призвала бы меня к ответственности за боль и огорчения несчастной Флоры,  но
в подобной ситуации я не могу считать себя виновным в ваших бедах.
     Примите мои  заверения в  уважении к  вам  и  к прекрасной  Флоре.  Ваш
бывший, но искренний друг Чарльз Голланд."
     Вот какими были письма, заставившие адмирала Белла  и Генри Баннерворта
без  слов посмотреть друг на друга.  Эти  признания,  написанные  на бумаге,
оказались настолько  неожиданными,  что заставили обоих мужчин  усомниться в
адекватности  их чувств. Однако  письма лежали на столе -- эти свидетельства
позорного поступка. А Чарльз Голланд исчез - исчез неведомо куда.
     Первым пришел в себя адмирал. Он затопал ногами и сердито закричал:
     --  Ах, негодяй!  Хладнокровный змееныш!  Я  знать его теперь не желаю!
Этот мошенник мне больше не племянник! В моем роду никто не поступил бы так,
даже спасая себя от тысячи смертей!
     --  Кому  же  тогда  доверять?--  возмущенно спросил  его  Генри.--Кому
доверять, если друг и товарищ,  которому  мы  отдали свои сердца, предал нас
подобным образом? Какое потрясение! Нет худшей боли, чем обида на неверность
тех, кого мы так любили всей душою.
     --  Нет,  но какой подлец!-- не унимался адмирал.--Черт бы его  побрал!
Пусть он подохнет на навозной  куче! Я выброшу его  из сердца. Нет, лучше  я
найду его и раздавлю, как паука! Я сверну мошеннику шею! А что касается мисс
Флоры,  благослови  ее  Господь,  то  я  сам  женюсь  на  ней  и  сделаю  ее
адмиральской  женой. Да, да, я сам женюсь на ней, хотя считаюсь  дядей этого
пирата!
     -- Успокойтесь, сэр,-- сказал Генри.--Вас никто не обвиняет.
     --  И зря! Потому  что я действительно его дядя! И был настолько  глуп,
что любил этого трусливого бездельника!.
     Старик опустился в кресло, и его голос задрожал от эмоций:
     -- Мой юный друг, я должен вам сказать, что с радостью бы умер до того,
как все это случилось. Позор за его поступок хуже смерти. Я просто сгораю от
стыда и горя.
     Слезы  брызнули из  глаз адмирала, и  Генри при виде скорбящего  старца
немного успокоился, хотя гнев в его груди кипел как лава вулкана.
     -- Адмирал Белл,-- сказал он,-- вы не в ответе за своего племянника. Мы
не можем винить вас за бессердечность другого человека. Однако позвольте мне
попросить вас об одной услуге.
     -- Какой? Что я могу для вас сделать?
     -- Не говорите никому об этих письмах.
     -- Да я и не смогу. Ведь вы прогоните меня из дома.
     -- О, небеса! За что?
     -- За  то, что я  дядя  Чарльза!  За  то, что я старый  дурень, который
всегда любил его и восхвалял!
     -- Но  это ошибка  благородной души, уважаемый сэр, и она не может  вас
дискредитировать. Я тоже считал Чарльза Голланда идеальным другом.
     -- Ах, если бы я знал о его планах!
     --  Ну что вы, сэр! Такая двуличность  - явление редкое. Ее  невозможно
было предсказать.
     -- Подождите, подождите! А он отдал вам пятьдесят фунтов стерлингов?
     -- Что?
     -- Он передал вам деньги?
     -- Пятьдесят фунтов стерлингов? Нет, мне он ничего не отдавал. А почему
вы задали такой вопрос?
     -- Потому что сегодня Чарльз  занял у меня эту сумму  якобы с той целю,
чтобы ссудить ее вам.
     -- Я никогда не слышал об этом.
     -- Какой он негодяй!
     --  Мне кажется, что  эта сумма  понадобилась ему  для  путешествия  на
континент.
     -- Ах,  черт! Та же самая мысль пришла  и в мою дурную голову. Я только
что подумал: "Эй, приятель!  Твой племянник оказался настоящим  жуликом." Но
кто бы мог предположить? Чарльз Голланд -- лжец и мерзавец.
     -- Факт остается фактом, адмирал. Он  исчез, и  лучше не воспоминайте о
нем в моем доме. Забудьте о Чарльзе,  как это  постараюсь сделать я, и о чем
мы с братом будем умолять нашу несчастную сестру.
     -- Бедная девушка. Что мы ей скажем?
     --  А  что тут  говорить?  Мы  отдадим ей письма, и  пусть  Флора  сама
убедится в ничтожестве того, кого любила.
     -- Да, так  будет лучше всего. Девичья гордость поможет ей справиться с
горем.
     -- Я тоже надеюсь на это. Она из рода гордых и благородных людей, и мне
верится, что Флора не унизит себя  слезами о таком двуличном человеке, каким
показал себя Чарльз Голланд.
     -- Нет, разрази  меня гром! Я найду его и  вызову  на дуэль! Он  должен
ответить перед нами за свой позорный поступок.
     -- Зачем? Не надо!
     -- Как не надо? Надо!
     -- Лично я не буду стреляться с ним.
     -- Не будете?
     --  Конечно, нет. Он низко пал в моих глазах, а  я не желаю сражаться в
благородном поединке с тем,  кого считаю лживым  и бесчестным человеком. Для
Чарльза у меня осталось лишь безмолвное презрение.
     -- У меня тоже останется к нему  презрение, но только после того, как я
сверну  ему  шею...  Или он  свернет  мою! Мерзавец! Мистер  Баннерворт, мне
стыдно находиться в вашем доме.
     -- А вот здесь вы ошибаетесь, сэр. Как джентльмен  и бравый офицер, как
человек чистейшей и незапятнанной чести, вы своим присутствием придаете  нам
силу и дух.
     Адмирал пожал руку юноше и печально сказал:
     -- Давайте вернемся  к этому вопросу  завтра утром. Сейчас  во  мне нет
былой рассудительности.  Я слишком разгневан и огорчен. Но завтра утром, мой
юный друг, мы  примем окончательное  решение.  Благослови вас Бог. Спокойной
ночи.

     -+-


        Глава 27.
     <i>Разговор с Маршделом - Сцена в столовой - Мнение Флоры о трех письмах -
Восторг адмирала.</i>

     Мы  просто  не  можем  описать  те  чувства,  которые  испытывал  Генри
Баннерворт,  узнав о предательстве и бесчестии друга, каким он наивно считал
Чарльза  Голланда. Однако так  уж получается, что благородных и образованных
людей больше  ранит не жуткий и  злобный  поступок чужака, а  бессердечность
близкого им человека, к которому они питали полное доверие. Подумать только!
Еще каких-то несколько часов  назад Генри мог бы поставить на кон свою жизнь
за честь Чарльза Голланда - настолько он твердо верил в искренность его слов
и обещаний.
     Теперь же, смущенный  до предела,  юноша  почти  не сознавал, куда идет
или,  вернее,  убегает.  Закрывшись  в  спальной,  он  честно и  с  усердием
попытался найти извинение  для проступка  Чарльза, но  ему  это  не удалось.
Действия  Голланда с  любой точки зрения представлялись  воплощением  самого
бессердечного  эгоизма, который Генри когда-либо  встречал  в своей жизни. А
тон писем, написанных Чарльзом, еще больше отягощал моральное прегрешение, в
котором он был виновен. Ах, лучше бы Голланд вообще  не извинялся и не писал
своих лицемерных посланий.
     Более  хладнокровного  и бесчестного  поступка нельзя  было  придумать.
Выходило так,  что Чарльз сомневался в  реальности  вампира и в  его ужасных
визитах к  Флоре  Баннерворт.  Он  без зазрения совести принимал  доверие  и
уважение людей, восхвалявших его чувство  чести,  чтобы  затем предать  их и
трусливо  скрыться; тогда  как истинная привязанность, которая не зависит ни
от каких перемен, должна была держать его у ног любимой девушки.
     Подобно какому-то хвастуну,  который бахвалится геройством, но  бежит в
минуту  опасности,  если  его просят  показать  свою так  долго  воспеваемую
доблесть, Чарльз Голланд оставил  прекрасную девушку -- причем,  в то время,
когда  она, к своему несчастью,  еще более,  чем прежде,  полагалась на  его
любовь и верность.
     Генри  знал,  что брат сменил  его  на  ночном  дежурстве,  но  вопреки
усталости  и изнеможению он не мог  заснуть, как ни старался. Юноша напрасно
говорил себе: "Я  должен забыть  об  этом недостойном человеке. Я уже сказал
адмиралу   Беллу,  что  презрение  станет  единственным  чувством,   которое
сохранится во мне к его племяннику." Однако он вновь возвращался в мыслях  к
предательству Чарльза, и сон бежал от его печальных, покрасневших глаз.
     Когда наступило утро, Генри поднялся с постели в таком  же утомленном и
возбужденном  состоянии ума. Прежде  всего он обсудил  ситуацию с  братом, и
Джордж посоветовал ему рассказать о письмах мистеру  Маршделу, поскольку тот
разбирался в житейских делах  гораздо лучше,  чем любой из  них.  К тому же,
друг семьи мог  спокойно и  рассудительно  оценить обстоятельства, по поводу
которых братья не имели, да и не могли иметь, объективного мнения.
     --  Хорошо, пусть  будет так,-- согласился Генри.--В конце  концов,  мы
можем положиться на благоразумие мистера Маршдела.
     Они тут же направились к нему, и когда Генри постучал в дверь спальной,
Маршдел торопливо вышел на порог и встревожено спросил, что случилось.
     -- Волноваться не  о чем,-- ответил Генри.--Мы  пришли  к вам для того,
чтобы рассказать о событии, которое  произошло  этой  ночью.  Я  думаю,  оно
вызовет у вас удивление.
     -- Надеюсь, ничего серьезного?
     -- Событие весьма досадное. Тем  не менее, в каком-то отношении мы даже
можем поздравить  себя. Впрочем, лучше прочитайте эти два письма и выскажите
нам свое беспристрастное мнение.
     Генри  передал Маршделу  послания,  адресованные  ему  и адмиралу.  Тот
прочитал их с заметным вниманием, но не выразил ни удивления, ни сожаления.
     --  Итак,  мистер Маршдел,--  спросил Генри,-- что вы  думаете  о таком
новом и неожиданном повороте в наших делах?
     -- Друзья, я  не знаю, что вам сказать - смущенно ответил  Маршдел.--Не
сомневаюсь, что эти письма и бегство Чарльза Голланда ввели вас в изумление.
     -- А разве вы не удивились?
     -- Я удивлен, но  не так сильно, как вы. Фактически, я никогда не питал
к  Голланду  дружеских  чувств, и  он знал об  этом.  Не плохо  разбираясь в
человеческой натуре, я часто с  глубоким сожалением отмечаю те  слабые черты
характера, которые скрываются от глаз других  людей.  Должен признаться, что
Чарльз Голланд всегда вызывал у меня неприязнь. И он понимал, что я вижу его
насквозь.  Вот  почему он  питал  ко  мне такую ненависть, которая,  если вы
помните, не раз проявлялась в ссорах и моментах враждебности.
     -- Маршдел! Вы удивляете меня!
     -- Я знал, что вы так скажете. Но разве вы  забыли, что однажды,  после
ссоры с ним, я даже хотел уехать из вашего дома?
     -- Да, вы едва не уехали.
     -- В тот миг меня  остановила только трезвость мысли. Обдумав ситуацию,
я подавил  свой гнев, который  бы  лет  двадцать назад увлек  меня  в пучину
безрассудных действий.
     --  Но  почему  вы не рассказали нам  о  ваших подозрениях? Мы могли бы
как-то подготовиться к подобному событию.
     -- Прошу  вас, войдите  в мое  положение и  спросите себя,  что  бы  вы
сделали на моем месте. Подозрение -- это странный вид чувств. Люди относятся
к  нему с  опаской  не только, когда принимают  его  от  других, но и  когда
выражают  подозрения сами. К  тому  же,  любое  суждение о каком-то человеке
всегда может оказаться ошибочным.
     -- Верно.
     --  Такая  возможность  заставляет  нас  молчать,  однако,   заподозрив
человека, мы начинаем присматриваться к нему. Например, мне не понравились в
характере Голланда  его краткие и неосознанные  вспышки самомнения. Я понял,
что  ваш друг не  такой  уж благородный человек, каким он  пытался предстать
перед вами.
     -- И это предчувствие появилось у вас с самого начала?
     -- Да.
     -- Как странно!
     -- Согласен  с вами. Однако моя интуиция не подвела меня, и, похоже, он
испугался разоблачения. Да вы сами вспомните, как Голланд осторожно вел себя
со мной. Но его трусливая маскировка не могла обмануть мою проницательность.
     -- И как я ничего не замечал?!-- воскликнул Генри.
     --  Вы должны  понять,  что самую  смертельную  и  глубокую ненависть у
притворщика  вызывает  человек,  заподозривший  его  в  обмане,--  продолжал
Маршдел.--Лжецу претит,  что  кто-то  видит  тайные  мотивы  его бесчестного
сердца.
     -- Я не  могу  винить вас за  то,  что вы не  поделились с  нами вашими
сомнениями,-- печально  промолвил Генри.--Хотя я глубоко  сожалею, что вы не
сделали этого.
     -- Мой юный друг,-- ответил  Маршдел,--  поверьте  мне, я долго думал о
такой возможности, но, не имея доказательств, решил промолчать.
     -- Ах, так?
     -- И потом, если бы я познакомил вас с моим мнением, то вы оказались бы
в неловком положении. Вам пришлось бы  или лицемерить с  Чарльзом Голландом,
храня наши сомнения в секрете, или открыто сказать ему, что он подозревается
во лжи.
     -- Да, Маршдел, я должен признать, что вы поступили разумно. Что же нам
делать?
     -- А разве надо что-то делать?
     -- Я хочу, чтобы Флора узнала об  абсолютной  бессердечности ее жениха.
Надеюсь,  девичья гордость поможет ей забыть о человеке, который так жестоко
ее предал.
     -- Ну что же? Это вполне уместное решение.
     -- Вы так считаете?
     -- Конечно.
     -- Вот  еще  одно письмо от  Голланда.  Оно  адресовано  моей  сестре и
поэтому осталось нераскрытым. Адмирал считает, что Флоре незачем читать его,
поскольку текст оскорбит ее чувства. Однако я убежден в обратном и настаиваю
на предъявлении ей еще одного доказательства измены. Пусть она увидит, каким
был  тот, кто клялся ей в верности и  бескорыстной любви!  Мне кажется,  так
будет лучше для Флоры.
     -- Генри, вы не могли придумать более разумного плана действий.
     -- Я рад, что вы согласны со мной.
     -- Любой трезвомыслящий человек поступил бы точно так же.  И я надеюсь,
адмирал, поразмышляв над этим вопросом, придет к такому же мнению.
     -- Тогда мы так и поступим. Возможно, Флора поначалу расстроится, но ее
потрясение будет  иметь  и  лечебный эффект.  Узнав о худшем, она перестанет
цепляться за ложные надежды. Увы! Рука  судьбы опять прижала нас к земле. О,
Господи! Чем заслужили мы такие беды? И что может быть хуже, чем эта боль?
     --  Вы зря клянете свою судьбу,--  сказал Маршдел.--На мой  взгляд, она
избавила вас от величайшего зла - от ложного друга.
     -- Да, это верно.
     --  Ступайте  к Флоре. Убедите  ее  в любви  тех, кто не имеет в  своих
сердцах ни лжи, ни лицемерия. Любому злу найдется утешение. Так пусть же она
знает, что рядом с ней остаются люди, которые защитят ее в минуты опасности.
     Произнося эти слова, мистер Маршдел едва не пылал  от переполнявших его
эмоций. Возможно, он не знал, как выразить свои чувства, и глубоко переживал
за семейство Баннервортов,  с которым был связан незыблемой дружбой. Склонив
голову, он  попытался скрыть румянец,  появившийся на  его симпатичном  лице
вопреки  огромному  самообладанию. А  затем, когда  благородное  негодование
этого  мужественного  человека  на  краткий  миг  прорвалось наружу,  мистер
Маршдел горестно воскликнул:
     -- Какой подлец! Он даже хуже, чем подлец! Уловками  и обманом он зажег
огонь  любви в сердце юной и прекрасной девушки, а потом оставил ее в беде и
обрек  на сожаления в том, что  она дала ему приют в  своем душе. Бесчестный
негодяй!
     --  Успокойтесь, мистер  Маршдел,--  сказал  ему Джордж.--Я никогда  не
видел вас таким взволнованным.
     --  Извините  меня,-- ответил рассерженный мужчина.--Прошу  прощения. Я
обычный  человек  и  действительно очень расстроился.  Иногда  мне просто не
удается сдерживать чувства.
     -- Это гнев благородного человека.
     --О,  как я  был  глуп,  когда  хотел,  но  не  рассказал вам  о  своих
подозрениях. Меня никогда не подводит интуиция, однако в редких случаях, как
в этот раз, я, к сожалению, не следую ее велениям.
     -- Мистер Маршдел, мы  хотим побеседовать  с  Флорой.  Не  могли бы  вы
пройти  с  нами  в столовую? Возможно, вы поможете  нам  утешить  несчастную
девушку после того, как она прочитает письмо.
     -- Хорошо, идемте.  Но умоляю вас, сохраняйте спокойствие. И  как можно
меньше касайтесь этой болезненной темы -- так будет лучше всего.
     -- Вы правы.
     Маршдел торопливо накинул куртку, и трое мужчин направились в столовую,
где бедной Флоре предстояло узнать о позорном бегстве ее жениха. Девушка уже
сидела за  столом. В последние дни она и Чарльз встречались здесь задолго до
того,  как  приходили  остальные  домочадцы,  однако  этим  утром,  увы,  ее
возлюбленный запаздывал к столу.
     Взглянув на лица братьев, она поняла, что случилась  какая-то беда.  Ее
щеки побледнели, и Маршдел, заметив это, обратился к ней с горячей речью:
     --  Успокойтесь,  Флора.  Мы пришли сообщить  вам  о поступке,  который
вызвал у нас  возмущение! Я верю, что он не породит у вас иных чувств, кроме
благородного презрения.
     -- Брат, что все это значит?-- спросила  Флора, вырвав руку из  ладоней
Маршдела.
     --  Прежде  чем  приступать  к  разговору,  я  хочу  дождаться адмирала
Белла,-- ответил Генри.--Это дело касается его не меньше, чем нас.
     -- Я уже здесь,-- произнес адмирал, входя в столовую.--Я здесь, так что
можете открывать огонь и не жалеть врага.
     -- А Чарльз?-- спросила Флора.--Где мой Чарльз?
     -- Черт бы его побрал!-- вскричал  старик, непривыкший сдерживать  свои
чувства.
     --  Прошу  вас,  тише,  сэр,--  взмолился Генри.--И не  злоупотребляйте
бранью.  Флора,  вот три конверта.  Как видишь, письмо,  адресованное  тебе,
осталось нераскрытым. Однако мы хотим, чтобы ты прочитала все три послания и
высказала нам свое суждение.
     Побледнев, как  мраморная  статуя, Флора приняла  письма  из рук брата,
затем  положила два вскрытых конверта на стол и нервно  распечатала  третий,
который был адресован ей. Генри с инстинктивной деликатностью отозвал мужчин
к  окну, чтобы сестра не стеснялась  их взглядов.  Но пока она читала текст,
доказывавший ложь и притворство ее жениха, в столовую вошла мать семейства.
     -- Ах, деточка моя,-- вскричала миссис Баннерворт,-- ты вся дрожишь!
     -- Подождите, матушка,-- ответила Флора.--Я хочу дочитать до конца.
     Девушка  дважды ознакомилась с каждым  письмом, и когда  последний лист
выпал из ее пальцев, она воскликнула:
     -- О, Господи! Что же  может сравниться  с этим несчастьем? Ах, Чарльз!
Мой милый Чарльз!
     --  Флора!-- гневно крикнул Генри, обернувшись к ней.--Достойно ли тебя
такое поведение?
     -- О, небеса! Помогите мне вынести это!
     --  Не  позорь  фамилию, которую  ты  носишь!  Пусть  девичья  гордость
поддержит тебя!
     -- Я умоляю вас, мисс Баннерворт,-- добавил Маршдел.-- Лучше дайте волю
своему возмущению. Это вам поможет.
     --  Чарльз!  Мой  милый Чарльз!-- продолжала звать девушка,  в отчаянии
заламывая руки.
     -- Флора!-- со  злостью оборвал ее  Генри.--Твое поведение  невыносимо!
Оно приводит меня в бешенство!
     -- Брат! О чем ты говоришь? Ты, что, сошел с ума?
     -- А ты?
     -- О, Господи! Да я была бы рада лишиться в этот миг рассудка.
     --  Ты  прочитала его  гнусные  письма!  И  однако с безумной нежностью
продолжаешь звать того, кто их написал?
     -- Да,--  рыдая, ответила девушка.--С безумной нежностью.  Какое точное
сравнение.  Я  всегда  буду  с безумной нежностью  произносить его  имя! Ах,
Чарльз! Мой милый Чарльз!
     -- Ушам своим не верю,-- проворчал Маршдел.
     -- Это неистовство горя,-- пояснил ему  Джордж.--Хотя я тоже не  ожидал
такой реакции. Сестра, прошу тебя, одумайся!
     --  Одуматься? Ты прав.  Поток  тревожных  мыслей сбил меня с  толку,--
ответила  Флора.-- Откуда пришли эти  письма?  Где  вы  нашли эти  постыдные
фальшивки?
     -- Фальшивки?-- переспросил ее Генри и отступил назад, словно это слово
хлестнуло его звонкой пощечиной.
     --  Да,  фальшивки!--  подтвердила  Флора.--Но  что  стало с  Чарльзом?
Неужели он  убит  каким-то тайным  врагом,  который послал  вам  эти грязные
подделки? О, Чарльз! Я не могу поверить, что ты потерян для меня навсегда!
     -- Великий Боже!-- вскричал Генри.--Как я мог так ошибиться?
     -- Мне кажется, вы сходите с ума!-- заметил мистер Маршдел.
     --  Подождите,--  рявкнул адмирал.--Позвольте  мне  поговорить  с  мисс
Баннерворт.
     Он живо растолкал собравшихся мужчин по сторонам и приблизился к Флоре.
Взяв в руки ее тонкую ладонь, адмирал обратился к ней ласковым голосом:
     -- Посмотрите  на меня,  моя дорогая.  Я старый  человек. Я  достаточно
стар, чтобы быть вашим дедушкой, поэтому  вы можете спокойно смотреть  мне в
глаза. Мое милое дитя, я хочу задать вам один вопрос.
     Флора приподняла голову и взглянула на обветренное лицо адмирала. Какой
разительный контраст создавали эти два человека! Юная прекрасная девушка,  с
небольшими,  почти  детскими руками,  абсолютно  скрытыми в  ладонях старого
моряка, и  грозный  адмирал, чьи жесткие  морщины  разительно  отличались от
белой и гладкой кожи Флоры.
     -- Скажите,-- произнес старик,-- вы прочитали эти... письма?
     -- Да, прочитала, сэр.
     -- И что вы о них думаете?
     -- Они написаны  не  Чарльзом.  Ваш племянник  не  имеет к ним никакого
отношения.
     Казалось, что по телу адмирала прокатилась  дрожь. Он  попытался что-то
сказать, но ни слова не сорвалось с его уст. Старик лишь яростно затряс руки
девушки, пока  не  понял,  что делает ей больно. И  тогда,  прежде чем Флора
догадалась о его намерении, он поцеловал ее в щеку и воскликнул:
     -- Благослови вас Господь! Вы самое чудесное создание на белом свете. А
я самый круглый идиот. Конечно, эти письма не от Чарльза. Он не мог написать
такую дрянь,  и мне ужасно  стыдно, что я поверил этим  позорным фальшивкам.
Прожил такую жизнь, а попался, как мальчишка!
     --  Ах,  сэр,--  ответила Флора, которую,  похоже,  не  смутил  поцелуй
старика,-- неужели вы могли поверить, что  эти послания пришли от него? Нет,
их писал  какой-то  хитрый и злой  зверь о двух ногах. Но где же Чарльз? Нам
надо найти  его, если  он  жив.  А  если моего  возлюбленного убили те,  кто
подметными  письмами  пытался  лишить  его  чести  --  которая,  видит  Бог,
неотъемлема от  благородного сердца  Чарльза -- то во имя святого правосудия
найдите их, сэр. Я умоляю вас, найдите!
     --  Не беспокойтесь!  Я  найду  и  Чарльза, и этих  мерзавцев!  Он  мой
племянник. А  вы лучшая девушка  на свете, благослови вас Господь. Он  любит
вас  по-прежнему,  Флора.  И если  мой  мальчик еще не в могиле - несчастное
дитя!-- то он скажет вам, что в глаза не видел этих позорных писем.
     -- Значит, вы будете искать его?-- спросила Флора, и слезы  хлынули  по
ее бледным щекам.--Я  в этом  деле  могу полагаться только на  вас.  Вы один
поверили в  его невиновность. И пусть теперь  все люди  в  мире говорят, что
Чарльз способен на измену, мы так не будем думать и ответим им: "Нет!"
     -- Да пусть я сдохну, если мы так не поступим!
     Все это время  Генри сидел за столом, закрыв лицо руками. Скорее всего,
он находился в каком-то оцепенении.  Однако  адмирал  привел  его в  чувство
дружеским тычком под ребра.
     -- Ну, что вы теперь скажете, приятель?-- возбужденно спросил старик.--
Будь я проклят, если ситуация не изменилась.
     --  Бог   свидетель,  я  не  знаю,   что  и  думать,--   ответил   юный
Баннерворт.--Мое  сердце подсказывает,  что  вы  с Флорой  правы,  и  Чарльз
Голланд не писал этих писем.
     -- Я  знал,  что  вы  так скажите,  мой  мальчик! Потому  что иначе  вы
поступить не могли. Но теперь, когда мы снова  на  хвосте у правды,  давайте
выясним, каким путем ушел наш враг. Нам следует отправиться за ним в погоню.
     -- Мистер  Маршдел, а что же вы молчите?-- спросил Джордж у  притихшего
джентльмена.
     --  Молю вас извинить  меня,-- последовал ответ.--Я не хотел бы  сейчас
высказываться по данному поводу.
     -- Почему?-- взревел адмирал.--Что вы этим хотите сказать?
     -- Только то, что я сказал!
     -- Черт!  У  нас  на  флоте тоже был парень, который никогда не выражал
своего мнения. Зато, когда случалась неприятность, этот тип  всегда говорил,
что именно так он и думал.
     -- Я не служил на флоте, сэр,-- холодным тоном ответил Маршдел.
     -- А кто тут говорит, что вы служили?
     Пожав плечами, Маршдел отвернулся.
     -- Впрочем, меня не волнует чье-либо мнение,-- добавил адмирал.--Я знаю
теперь, что прав, и безмерно благодарен  Флоре за ее добрые  чувства к моему
племяннику. Ради него она  готова выступить против целого мира. Если бы я не
был  стариком,  то  отправился бы  на  любую  широту  под солнцем,  лишь  бы
встретить еще одну такую девушку.
     -- Не  тратьте время на комплименты,-- сказала Флора.--Чарльз  исчез, и
нам  надо  искать  его  без  промедлений.  Я  умоляю  вас,   найдите   моего
возлюбленного, где бы он ни  был. Не  дайте ему поверить, что мы бросили его
на произвол судьбы.
     -- Конечно!-- вскричал адмирал.--Успокойтесь,  моя  милая леди. Если он
еще выше  земли, то  мы отыщем его - уж можете поверить! Ступайте  за  мной,
мастер Генри. Мы с вами должны обсудить наш план действий.
     Генри  и  Джордж последовали  за  адмиралом, в  то время  как Маршдел с
печальным  видом  сел  за  стол  напротив Флоры.  Он  понимал,  что  девушка
вступилась  за  честь  Чарльза Голланда  по  зову  любви, а  не  по  доводам
рассудка. И поэтому,  оставшись наедине с двумя женщинами, он проникновенным
тоном заговорил о событиях последних дней и попытался склонить наивную Флору
к своей собственной разумной точке зрения.


     -+-


        Глава 28.
     <i>Оправдания  мистер  Маршдела  -  Ссора  --   Поиски  в  парке  -  Место
смертельной схватки - Таинственный документ.</i>

     Нам кажется  вполне  естественным, что влюбленная Флора была  настроена
против  всех, кто  считал Чарльза Голланда  способным  на  ложь. Вот почему,
когда мистер Маршдел обратился  к  ней,  она  и виду  не подала,  что  хочет
слушать  его объяснения. Однако искренняя и непринужденная манера, в которой
он  говорил,  не  могла не  повлиять  на  нее,  и  девушка, в  конце концов,
прислушалась  к  его  словам, время  от  времени отвечая Маршделу  короткими
фразами.
     --  Флора,--  сказал он,--  я  умоляю вас,  здесь, в присутствии  вашей
матушки,  терпеливо  выслушать меня.  Вы вообразили  меня  своим  недругом и
только потому, что  я, в отличие от адмирала, не стал так бойко поддерживать
ваше мнение о поддельности писем.
     -- Чарльз их не писал,-- ответила девушка.
     -- Вы так считаете?
     -- Это больше, чем мнение. Они написаны другим человеком.
     -- Конечно, при  желании я мог бы без труда  оспорить  ваше  убеждение.
Однако, видят небеса, я не жажду заниматься этим. Мне лишь хочется объяснить
вам, что вы зря обвиняете  меня  в посягательстве на честь Чарльза Голланда.
Наоборот,  я,  возможно,  больше  всех  доволен  тем, что  подозрения в  его
неблаговидности отпали.
     -- Большое вам спасибо,--  ответила Флора.--  Но если  бы его  честь не
подвергалась сомнению, мне не пришлось бы ее отстаивать.
     -- Хорошо. Значит, вы верите, что эти письма - фальшивки?
     -- Да.
     -- И что исчезновение Чарльза Голланда было кем-то спровоцировано?
     -- Конечно.
     -- Тогда я буду искать его и днем,  и  ночью, пока  не найду  живым или
мертвым. Вы можете положиться на меня. И клянусь, что любые ваши предложения
относительно поисков  мистера  Голланда  будут  приняты мной безоговорочно и
полностью.
     -- Спасибо вам за доброту.
     -- Моя  дорогая,--  добавила  миссис Баннерворт,-- ты можешь довериться
мистеру Маршделу.
     --  Матушка,  я доверюсь  любому,  кто посчитает Чарльза непричастным к
этим письмам.  Взять к примеру  адмирала. Он сразу предложил мне помощь -- и
рукой и сердцем.
     -- Мистер Маршдел делает то же самое.
     -- Я рада это слышать.
     --  Однако  вы  сомневаетесь  в  моей  искренности, Флора,--  удрученно
заметил  Маршдел.--Это очень печально.  Я не буду больше  докучать вам,  но,
уходя, заверяю  вас, что ни на  миг не успокоюсь до тех пор, пока не проясню
ситуацию.
     С этими словами мистер Маршдел поклонился и вышел из  комнаты. Несмотря
на внешнее  спокойствие,  он был явно раздосадован  тем, что его благородное
поведение  оказалось  неверно  истолкованным.  Отыскав  адмирала  и  братьев
Баннервортов,  он  выразил им свое  желание  участвовать в поисках Голланда,
дабы раскрыть очередную тайну, омрачающую жизнь почтенного семейства.
     -- Конечно,  если Флора так уверена, то мы должны сделать паузу, прежде
чем скажем  хотя бы  слово в  осуждение  мистера  Голланда,-- заметил он.--И
пусть небеса не позволят, чтобы это случилось.
     -- Они не позволят,-- ответил адмирал.
     -- Бог свидетель, я не хотел бы новых подозрений...
     -- А мне все равно. Я больше не собираюсь ни с кем советоваться.
     -- Сэр, если ваши слова подразумевают угрозу...
     -- Угрозу?
     -- Да. Я должен сказать, что они прозвучали довольно зловеще.
     -- Ну что вы, уважаемый?  Вам  это  показалось. Конечно, каждый человек
имеет право выражать свое мнение, но, знаете, после последних событий я могу
вызвать на дуэль любого, кто будет приписывать эти письма моему племяннику.
     -- Ах, даже так?
     -- Да, так.
     -- Тогда вы довольно оригинально разрешаете людям выражать свое мнение.
     -- И вовсе не оригинально!
     -- Какие бы огорчения вы ни выставляли, адмирал, я не побоюсь разойтись
с вашим авторитетным мнением, если сочту это необходимым.
     -- То есть, вы будете оспаривать мои суждения?
     -- Да, буду.
     -- Ладно. Что будет дальше, вам известно.
     -- Если вы намекаете на дуэль, то я откажусь от нее.
     -- Откажитесь?
     -- Конечно.
     -- На каком основании?
     -- На том основании, что вы сумасшедший старик!
     -- Перестаньте!--вмешался Генри.--Я  прошу  вас  ради меня и  Флоры  не
затевать такие ссоры в моем доме.
     --  Мне  они  тоже  не  нужны,--  ответил  Маршдел.--У меня  достаточно
терпения, но предупреждаю вас -- я вам не палка и не камень.
     -- Черт бы вас  побрал!-- вскричал адмирал.--Лично для меня  вы и то, и
другое.
     --  Мистер  Генри  Баннерворт,--  сказал Маршдел,--  мне, вашему гостю,
нанесли оскорбление. Если бы не мое обещание участвовать в поисках Голланда,
я бы тут же покинул ваш дом!
     -- Не огорчайтесь, сэр,-- ответил адмирал.-- Если я не найду Чарльза за
два-три дня, то сам уеду отсюда.
     --  Джентльмены,--  поднявшись с кресла, сказал Генри  Баннерворт,--  я
собираюсь осмотреть территорию парка и  прилегающие  луга. Если вы пожелаете
присоединиться ко  мне, то я буду счастлив  вашей  компании.  Однако если вы
захотите остаться здесь, чтобы  продолжать ваши ссоры,  прошу вас делать это
без меня.
     Его слова возымели действие и остановили спор. Адмирал, Джордж и мистер
Маршдел отправились  вместе с Генри в парк. Они  начали осмотр под  балконом
Чарльза,  откуда, как сказал адмирал, тот спрыгнул  на аллею. Никаких особых
следов они не обнаружили. Старый моряк указал направление, в котором Голланд
пересекал поляну. Больше адмирал его не  видел, поскольку он, как мы помним,
отправился в комнату, где Генри нес ночное дежурство.
     Следуя в указанном направлении, мужчины приблизились к парковой  стене,
которая  в этом месте  была настолько  низкой, что любой  человек мог бы без
труда перебраться через нее.
     -- Мне кажется, он перелез здесь через стену,-- сказал адмирал.
     -- Смотрите! Оборванный плющ,-- заметил Генри.
     -- Давайте отметим  это  место  и подойдем к нему с  другой  стороны,--
предложил им Джордж.
     Все  согласились  с  его  планом,  хотя  юноши  с  легкостью  могли  бы
перебраться через  стену, а не обходить ее  вокруг. Однако адмиралу, при его
солидном весе, было бы трудно совершить такой маневр. Обходной путь не занял
много  времени, и  поскольку  они  отметили  место,  положив  на верх  стены
несколько сорванных цветов, найти его не составляло проблем.
     Приблизившись  к  отмеченному месту,  четверо  мужчин были  ввергнуты в
панику от того,  что  они увидели.  Трава на несколько  ярдов  от стены была
вытоптана и смешана с грязью. Следы на земле вели во всех направлениях, и их
вид говорил о том, что здесь недавно происходила какая-то отчаянная схватка.
Даже самый отчаянный скептик не стал бы сомневаться в этом.
     Генри  первый  прервал молчание,  с которым они  созерцали  вытоптанную
землю.
     -- Мой вывод таков -- на бедного Чарльза напали,-- сказал он с глубоким
вздохом.
     -- Храни его  Господь!-- произнес  мистер  Маршдел.--Прошу прощения  за
свои сомнения. Теперь я убежден в обратном.
     Старый адмирал ошеломленно осмотрелся вокруг и закричал:
     --  Они могли его убить! Какие-то  изверги  в  образе  людей напали  на
Чарльза, и только небесам известно, что случилось!
     -- Да, убийство вполне возможно,-- ответил Генри.--Но давайте пойдем по
следам. Ах, Флора! Какая ужасная новость ожидает ее.
     --  В мой  ум закралось страшное подозрение,-- немного напугано  сказал
Джордж.--Что если он повстречался с вампиром?
     -- Это тоже возможно,-- с содроганьем ответил Маршдел.--Но вашу догадку
необходимо подтвердить, и я знаю, что можно сделать.
     -- Что?
     -- Надо выяснить, не выходил ли сэр Френсис из дома этой ночью.
     -- Действительно. А как мы это узнаем?
     --  Если внезапно  задать  такой  вопрос одному  из его  слуг,  то  мы,
возможно, получим правдивый ответ.
     -- Конечно.
     --  Во  всяком случае, мы можем рассчитывать на  это. А теперь, друзья,
поскольку вы  считаете меня не особенно ревностным  в делах чести,  я обещаю
вам,  что, если Варни выходил  из дома этой  ночью,  мы встретимся с ним  на
дуэли -- рука к руке.
     -- Лучше оставьте это дело молодым,-- ответил Генри.
     -- Почему?
     -- Мне более пристало быть его противником.
     -- Нет, Генри. Мое участие в дуэли предпочтительнее.
     -- В каком смысле?
     --  Не  забывайте,  что  я  в  этом  мире  одиночка  --  без  связей  и
обязанностей. Если мне  суждено потерять свою жизнь,  то это будет  касаться
только меня и  моей смерти. А у вас  есть мать и сестра, которые нуждаются в
опеке.
     -- Эй!-- вскричал адмирал.--Что это?
     -- Где?-- отозвался каждый.
     Все пригнулись вперед, и адмирал, наклонившись, поднял предмет, который
почти полностью был  втоптан  в землю и траву. В его руке оказался небольшой
обрывок бумаги. Из-под грязи проступали буквы, но текст не читался.
     --  Если записку  аккуратно  почистить, то ее можно будет  прочитать,--
сказал Генри.
     -- Мы  так и сделаем,-- ответил  Джордж.--Поскольку следы расходятся во
всех направлениях, идти по ним бессмысленно.
     -- Тогда вернемся в дом и очистим от грязи этот листок,-- предложил его
брат.
     -- Мне кажется, мы упустили важный момент,-- сказал Маршдел.
     -- И что мы упустили?
     -- Скажите, кто знает почерк  мистера Голланда настолько  хорошо, чтобы
судить о поддельности писем?
     --  У  меня есть  несколько посланий,  которые  он  написал  нам,  пока
находился на континенте,-- ответил Генри.-- И я  думаю, у Флора тоже имеются
письма Чарльза.
     -- Тогда их надо сравнить с предполагаемыми фальшивками.
     -- Я  прекрасно знаком с его  почерком,-- произнес адмирал.--Эти письма
подделаны  с  огромным  мастерством  и  могут  ввести  в  заблуждение любого
человека.
     -- То есть вы хотите сказать, что против Чарльза осуществлялся какой-то
изощренный и ужасный план? -- спросил Генри.
     -- Возможно, так оно и есть,-- ответил Маршдел.--  Что вы скажете, если
мы  обратимся за помощью к властям и предложим награду за любую информацию о
мистере Голланде?
     -- По идее, каждая тайна можно рано или поздно разгадать.
     Мужчины вернулись в  особняк. Генри осторожно очистил от грязи обрывок,
найденный среди травы, после чего они с трудом разобрали такие слова.
     --  ...все  получилось  как  нельзя  хорошо.  В  следующее   полнолуние
приходите  в условленное место, и мы доведем наше дело до конца. Подпись, на
мой  взгляд, выглядит  идеально.  Сумма  денег, о  которых  я  вам  говорил,
настолько  велика, что  вы  даже не можете себе  представить.  Это состояние
должно стать нашим, и давайте условимся так...
     Далее  записка  была оборвана, оставляя еще  одну тайну, которая  имела
какую-то смутную  связь с событиями, происходившими в особняке Баннервортов.
Очевидно, обрывок письма  выпал из кармана одного  из похитителей Чарльза, и
скорее всего это произошло во время ужасной схватки. Но  кто был причастен к
похищению  Голланда?   Человек,  написавший  записку,   или  тот,  кому  она
предназначалась?
     Все  эти вопросы пока оставались без ответов. После  нескольких догадок
мужчины  решили, что  неважно, откуда появился обрывок письма. Тем не менее,
его сохранили  на тот  случай, если в дальнейшем  он  станет  звеном в  цепи
доказательств.
     -- Мы снова в полном неведении,-- заметил Генри.
     -- Да,  это  трудный  случай,--  согласился  адмирал.--Как  бы  нам  ни
хотелось что-то предпринять, мы застряли в этой ситуации, как флот, попавший
в штиль.
     --  Пока  у нас  нет оснований  связывать  сэра  Френсиса с  похищением
Чарльза Голланда,-- сказал Маршдел.
     -- Определенно, нет,-- ответил Генри.
     --  Однако я надеюсь, вы не забыли мое предложение. Нам следует узнать,
не выходил ли он из дома ночью.
     -- Но как это сделать?
     -- Нагло.
     -- В каком смысле нагло?
     -- Давайте пойдем в его особняк и спросим у  первого попавшегося слуги,
где был сэр Френсис около полуночи.
     --   Я   могу  сходить   один,--  вызвался   Джордж.--В  таких  случаях
действительно лучше не церемониться.
     Он схватил  шляпу и, не ожидая слов одобрения или осуждения, выбежал из
комнаты.
     -- Если  окажется,  что Варни  никак  не  связан  с похищением,  то  мы
полностью потеряем след.
     -- Это верно,-- согласился Маршдел.
     -- В таком  случае,  адмирал, мы будем  полагаться на  вашу  интуицию и
сделаем все, что вы нам скажете.
     --  Пока я хочу предложить сто  фунтов стерлингов  любому, кто даст мне
какую-нибудь информацию о Чарльзе.
     -- Сто фунтов - это слишком много,-- отозвался Маршдел.
     --  Нисколько, и  я буду настаивать на  своем. А  если сумма становится
предметом спора, то я готов увеличить ее  до двух сотен. Возможно, бандитам,
похитившим Чарльза, заплатили  гораздо меньше,  и они,  польстившись на  мои
деньги, разоблачат своего хозяина.
     -- Ну что же? Возможно, вы правы,-- ответил Маршдел.
     -- Я знаю, что прав!
     Такое непомерное самомнение вызвало у Маршдел улыбку. Тем не менее, он,
как и Генри, промолчал и с нетерпением начал ожидать возвращения Джорджа.  А
поскольку расстояние  между поместьями  было  небольшим,  младший Баннерворт
выполнил миссию быстро и объявился раньше, чем его ожидали. Войдя в комнату,
он не стал ожидать вопросов и тут же сообщил:
     -- Мы в тупике. Я абсолютно убежден,  что вчера  сэр Френсис никуда  не
выходил после восьми часов вечера.
     -- Проклятье,-- проворчал адмирал.--Надо отдать  должное этому дьяволу.
Но он точно связан с этим делом.
     -- Определенно связан.
     -- Джордж, у кого ты получил такую информацию?-- уныло полюбопытствовал
Генри.
     -- Прежде  всего, от слуги,  которого  я  встретил  неподалеку от  дома
Варни, а затем от другого -- уже у ворот особняка.
     -- Значит, ошибки быть не может?
     -- Конечно, нет. Слуги отвечали мне мгновенно и искренне, так  что я не
сомневаюсь в их словах.
     Дверь открылась, и в комнату вошла  Флора.  В  сравнении с тем, как она
выглядела несколько  недель назад, несчастная девушка казалась жалкой тенью.
Нет, она по-прежнему  была  прекрасной, но целиком и полностью подходила под
описание той жертвы разбитого сердца, которая во цвете лет сошла в могилу от
душевных мук. И как сказал поэт:
     "Непомерно прекраснее, чем смерть,
     Она выглядела такой же печальной."
     Бледность  Флоры  навевала  сравнение  с  мрамором.  Сжав  ладони,  она
смотрела на мужчин и пыталась отыскать в  выражении их лиц хотя бы  малейшую
надежду или утешение. Ее можно было принять за изящную статую отчаяния.
     -- Вы нашли его?-- спросила она.--Вы узнали, где Чарльз?
     -- Флора, успокойся,-- взмолился Генри, приближаясь к ней.
     -- Скажи мне, где он? Вы же отправлялись на поиски.
     -- Мы не нашли его.
     -- Тогда я сама пойду искать Чарльза. Никто не приложит к этому столько
усилий и веры, сколько я. Лишь чистая любовь может помочь в таких поисках.
     -- Поверь мне, милая Флора, нами сделано  все, что было возможно за это
времени. И мы принимаем дальнейшие  меры.  Клянусь, сестра, мы ни на  миг не
успокоимся.
     -- Они  хотели убить его! И убьют!-- скорбно  сказала девушка.--О, Боже
мой! Они убьют его. Я еще не сошла с  ума, но все идет к тому, что скоро мой
разум  действительно угаснет. Чарльз пытался защитить меня от вампира, и это
обрекло его на гибель. Проклятый вампир!
     -- Флора, возьми себя в руки!
     -- Чарльза убьют за любовь ко мне. Я знаю это. Знаю!  Вампир преследует
меня.  Мне  уготовлены страдания.  А те, кого я люблю, найдут свою смерть по
моей вине. О, молю  вас,  оставьте меня  на  погибель! Если  кто-то  в семье
Баннервортов должен понести божью кару за злодейства наших предков, то пусть
этой жертвой буду я и только я!
     --  Сестра, успокойся,--  крикнул Генри.--Я  не ожидал такого  от тебя!
Подобные слова  не достойны христианки, и ты сама об  этом  знаешь. Вспомни,
как милостив  был  к  тебе  Бог. А  ты  говоришь  о  каре.  Лучше  замолчи и
успокойся.
     -- Успокоится?! Мне?
     -- Да.  Прояви свой интеллект,  которым мы прежде восхищались. Конечно,
когда беды приходят одна за одной, человеку свойственно воображать,  что вся
это нарочно подстроено. Мы обвиняем Провидение  за то, что  Оно не  помогает
нам  своими  чудесами. В минуты  бед люди забывают,  что, будучи обитателями
Земли и членами  огромной  социальной  системы, они  время от времени должны
подвергаться инцидентам, которые мешают эффективной работе общества.
     --  Ах,  брат!--  с упреком воскликнула девушка.--Ты  просто никогда не
любил.
     -- И что?
     -- А  то, что  ты не можешь  чувствовать,  как твоя  жизнь  зависит  от
дыхания другого человека. Ты спокойно рассуждаешь на эти темы, потому что не
знаешь того накала эмоций, с которым невозможно справиться.
     --  Флора,  ты  ко  мне  несправедлива.  Я  только  хотел сказать,  что
Провидение не обрекает тебя на несчастья. Никаких извращений природы на твой
счет не происходит.
     --  Значит, ты считаешь, что преследования  вампира  --  да  и само его
существование -- не является извращением природы?
     -- Он имел в виду другое,-- вмешался мистер Маршдел.
     --   Страдающая  жертва  не  может   разделять   с   вами  бесстрастные
рассуждения. Мне кажется, что я самая несчастная девушка в мире.
     -- Все  беды пройдут, сестра, и звезда твоего счастья снова взойдет над
горизонтом.
     -- Ах, если бы я могла надеяться на что-то подобное.
     -- Надежда - привилегия несчастных. Почему же ты лишаешь себя даже этой
малости?
     -- Потому что мое сердце кричит от отчаяния.
     -- Не говорите  так,  мисс Баннерворт,--  вмешался адмирал.--Если бы вы
поплавали в морях с мое, то никогда бы не впадали в безнадежное отчаяние.
     -- А вас когда-нибудь спасало Провидение?-- спросил Маршдел.
     -- Да, и,  смею сказать, не единожды. Однажды у мыса Ашант мы  попали в
ужасный шторм. Матросы срезали грот-мачту, но нам все  равно грозила гибель.
И  только  благодаря  Провидению мы  дотянули  на полузатопленном  судне  до
ближайшего порта.
     Маршдел повернулся к Флоре и взглянул на ее печальное лицо.
     -- Вот видите. Надежда всегда остается. И она у вас есть!
     -- О чем вы говорите?
     -- Покинув эти места, вы снова найдете покой, которого лишились здесь.
     -- О, нет!
     -- Подождите. Я думал, вы хотели уехать отсюда. Насколько мне помнится,
это было ваше твердое убеждение.
     -- Оно таким было, но обстоятельства изменились.
     -- Разве?
     --  Чарльз Голланд  исчез  рядом с домом,  и  я останусь  здесь,  чтобы
разыскать его.
     --  Действительно,  он был похищен  где-то  рядом,--  согласился мистер
Маршдел.--Но это еще не говорит о том, что его не увезут в другое место.
     -- В другое место? Куда же?
     -- Ах, если бы я знал ответ на ваш вопрос!
     -- Мне  надо найти