Колин Уилсон. Метаморфозы вампиров (Космические вампиры. Книга 2) Перевод Александра Шабрина OCR: Serjio Kilinger --------------------------------------------------------------- "Вампир... Я - вампир", - нелегкая эта догадка впервые забрезжила у доктора Ричарда Карлсена в полдень 22 июля 2145 года. В то каверзное утро он опаздывал к себе в офис: прошлый вечер пришлось провести в тюрьме Ливенуорта, штат Канзас (Карлсен занимал там должность советника-криминолога): допрашивал заключенного, только что сознавшегося в пятнадцати убийствах; во всех случаях жертвы - старшеклассницы. С живописаниями насилия Карлсен свыкся, но было в облике Карла Обенхейна что-то глубоко тревожащее, так что Карлсен той ночью не проспал и трех часов. В итоге сон сразил его на обратном поезде в Нью-Йорк. Хотя разве тут наверстаешь: от Канзаса езды всего сорок минут. Это в свою очередь обернулось выбивающим из колеи инцидентом, пока Карлсен на аэротакси добирался от терминала Нью-Джерси. Такси было обычное: пузырь геля - тонкая желатиновая оболочка, накачанная воздухом и скрепленная мощным силовым полем. Высоты Карлсен не боялся, поэтому не требовал, чтобы пузырь делали непрозрачным: удовольствием было, откинувшись сидеть в прозрачном шаре, провожая взглядом мерно скользящие внизу окрестности. В одиннадцать, как обычно, над городом косой завесой выстелился дождь: Нью-Йоркское Бюро Климатического Контроля исправно насылало его в это время по средам. Капли, тарабаня по оболочке пузыря, взбрызгивали радужными фонтанчиками, теряя поверхностное натяжение. От влажно- перламутрового мерцания у Карлсена отяжелели веки и он, расслабившись, приткнулся головой к стенке шара, на ощупь обычно прочной, как гибкая сталь, только сейчас почему-то слегка податливой - видимо, сказывается как-то эффект радуги. Секунда, и Карлсен встряхнулся от мягкого толчка, словно пузырь сшибся с комом ваты; оказывается, столкнулся с другим такси. Не успев отняться от стенки, Карлсен невольно вдавился в нее затылком, - условный сигнал к перемене направления, отчего шар отплыл вбок, все равно, что автомобиль на шоссе, перестроившийся не на ту полосу. Взглядом уловив в другом такси рассерженное багровое лицо, он виновато воздел руки: мол, извиняюсь. Тот шар был поменьше (а значит и подешевле), чем у Карлсена, и его уже относило прочь импульсом столкновения, словно ударом ракетки. И вдруг шар дрогнул, останавливаясь, после чего, на удивление быстро, стал набирать скорость в его сторону (было видно, как пассажир нажимает на противоположную стенку - сигнал сменить направление). Шар налетел пушечным ядром, грянув так, что сферическая поверхность его, Карлсена, шара прогнулась. В этот миг, буквально в нескольких дюймах, выявилось лицо скандалиста: круглое, глаза навыкате, губы коверкают беззвучные ругательства. Такая ярость никак не вязалась с масштабом самого происшествия; до Карлсена только сейчас дошло, что второе столкновение - намеренное. Еще хуже то, что неясно было - мужчина это или женщина; черный костюм выдавал в нем андрогена. Сила удара снова расшвыряла их в стороны. И опять то такси, изготовившись, стало набирать разгон. Удивление у Карлсена переросло в тревогу, когда он увидел, что андроген (он или она?) что-то нашаривает у себя в кармане. Спустя секунду рука вынырнула с миниатюрным бластером. Карлсен ошарашено понял: сумасшедший думает уничтожить силовое поле его такси, забыв, что и сам при этом не уцелеет, - поле рванет - и оба они, кувыркаясь купидонами, полетят вниз, в Гудзон. На миг Карлсена словно прошил электрический разряд: мозг вдруг обжало чем-то плотным, отчего время застопорилось, членясь кадр за кадром. В эту секунду глаза у них встретились, и Карлсен понял: до безумца дошло, что он сейчас на шаг от самоубийства. Бластер дрогнул. Тут время возобновило свой бег, и злополучный шар метнулся прочь. Карлсен облегченно вздохнул, когда он слился с дождем и канул окончательно. Все произошло настолько быстро, что Карлсен и испугаться не успел; нервы пробрало лишь сейчас, запоздало. Пролетая в аэротакси над Джерси Сити и Гудзоном, он понял, почему случившееся так на него подействовало. В глазах безумца мерцало то же выражение, что у Карла Обенхейна и, вероятно, то, что виделось перед смертью его жертвам: горечь и гнев, отсекающие любой человеческий контакт. Обенхейн убивал так, как мясник потрошит цыпленка - бездумно, абсолютно не признавая в нем себе подобного. Большинство преступников, с которыми Карлсену доводилось иметь дело, рады были казаться нормальными, всем своим видом подчеркивая, что и они люди. Обенхейн и этот мелькнувший сумасброд держались с враждебностью, чуждо. Минут через десять аэротакси коснулось терминала Пятой авеню и пузырь деликатно растворился, обдав, впрочем, Карлсена веером брызг. Словно оттаяв, воскресли вокруг звуки города, пробуждая как после дурного сна. В лицо повеяло теплым воздухом, чуть пахнущим свежеподстриженной травкой с газона; фонтан посередине взбрасывал свои тугие, хрустально-хрупкие ветви. Возле безудержно гомонили дети, пуская по водной чаше цветастые кораблики, и над всем стоял леденцовый аромат сондовых деревьев. Как обычно на этом пятачке, в памяти у Карлсена мелькнули воспоминания детства, невольно приобщая к нарядной толпе. Архитектор Тосиро Ямагути, преобразовавший Нью-Йорк в крупнейшую на планете зону с управляемым климатом, сказал как-то, что на творение его вдохновил Изумрудный Город. Приятно потоптаться по воплощенной мечте, будучи ее частью. С этой отрадной мыслью Карлсен вышел из здания аэровокзала на Пятую авеню (температура воздуха - строго двадцать градусов, ветерок и не вялый, и без шалости). Офис Карлсена находился на трехсотом этаже Франклин Билдинг - одного из реликтов Нью-Йорка, известного оригинальностью конструкции. Из прозрачной кабины старомодного лифта, взбегающей по зданию снаружи, открывался великолепный вид: с одной стороны через 42 улицу на Ист-Ривер, с другой - на Гудзон и замечательную Башню Климатического Контроля к северу от Центрального парка. В сравнении с внутренним лифтом, эта кабина поднималась неспешно, и Карлсен обычно любовался панорамой. Но вспомнилась сегодняшняя поездочка из Нью-Джерси, и стало как-то неуютно. Линда Мирелли, референт, подняла взгляд от экрана процессора. - Доброе утро, доктор. Сейчас только был специалист по МСС. Жалко, что вы с ним разминулись. - Кто, пардон? - Новое приложение к процессору поступило. И вот прислали человека показать, как им пользоваться. - А-а, вспомнил. "MCC" - мыслеслоговой синхронизатор - последняя новинка в компьютерной технике, реагирующая (вроде как) на мозговые ритмы. На душе посветлело: уж игрушки-то новые мы любим. - Вам-то он показал, как пользоваться? - Показывал, хотя... Не из тех я, похоже, у кого оно действует. - Он у вас к машине не подходит? - Почему, подходит. Мне дали поосваивать на несколько дней. Получаться не будет - уберут; счет выставлять не станут. - Мне-то покажете? - Попробуем. - Хорошо. - Карлсен с улыбкой предвкушения вошел к себе в кабинет. - Та- ак, ну и где? - Вон оно. Она кивнула на экран, хотя ничего приметного там не было. -... ? - Внутри экрана. - Ага, - Карлсен подтянул под себя кресло. - Ну и как мне его запускать? - Сначала настраиваетесь, с этими вот штучками на висках. Вот так. Она шелестнула страницей брошюры, где у девицы на лбу красовались муравьиные антеннки. Вынув из пакетика два электрода, Линда легким нажимом приладила их Карлсену ближе к вискам. Он спохватился, что надо бы вначале вытереть лоб - оказалось, ни к чему - пластиковые подушечки пристали уверенно, как к сухой коже (ну мастера: только и дивишься новым вывертам). Подавшись Карлсену через плечо, она вставила штекер в гнездо под экраном. Приятно давнула ухо ее маленькая крепкая грудь; верх ситцевого платья Линды состоял из мелкой сеточки, обнажая - по нынешней моде - бюст полностью. Повернуть бы сейчас голову и обхватить губами сосок... Впрочем это так, мимолетом - мелькнуло и пропало. - Ну и вот, держим "Control", а нажимаем при этом "Format" и "Q". Линда проворно пробежала пальчиками по клавишам, и, пока Карлсен следил за ее безупречно наманикюренными ноготками, экран замрел розовым. Спустя секунду на нем возникла волнистая белая линия. - Так, пока нормально. Это ваш мозговой ритм. Теперь надо расслабиться, пока линия не распрямится. - Думаю, получится. Если б вы еще перестали на меня налегать... Линда поспешно выпрямилась. - Ой! Все, я пошла. Она вышла из кабинета и закрыла за собой дверь. Не обиделась, нет - Карлсен знал, что симпатичен ей. Да и сам он за три месяца работы бок о бок успел как следует разглядеть и изящную ее фигурку, и стройные ноги. Но обыкновенная осторожность диктовала свое. Линда Мирелли не совсем в его вкусе, да и помолвлена, раз на то пошло. И главное, кстати: работа и жизнь - вещи разные. Здоровый сон с секретаршами чреват последствиями - логика проста. Карлсен, вглядевшись в экран, расслабился нехитрым упражнением из йоги: испустил долгий вздох облегчения. Дыхание смягчилось, появился соблазн закрыть глаза и откинуться головой на спинку кресла. Когда усталость сменилась приятной дремотностью, линия на экране постепенно сгладилась, лишь изредка помаргивая. Спросить, что дальше, он у Линды забыл. Придвинул к себе брошюру. "Когда линия не оказывает волнистости (видно, японцы переводили), нажать "Control" и "Index" и обратить внимание на цифру в углу экрана, выражающую частоту (Гц). " Выждав, пока линия снова распрямится, Карлсен заметил в углу экрана: "8.50007". "Закрыть глаза и жестко сконцентрироваться, при необходимости включить в игру мышцы лба. " Карлсен снова сосредоточился; цифра, зарябив в такт скорости, проворно доросла с 9 до 28.073. Дальнейшее усилие увенчалось тем, что значение, перемахнув на секунду за 30, устоялось затем на 28.06907. "Вычесть разницу между большим и меньшим значениями. Теперь, нажав "Control QR", поворачивать регулятор "А", пока внизу экрана не появится цифра. Нажать клавишу "Set". Теперь ваш экран готов к прямому мыслеконтролю. К эксперименту с простым текстом (рекомендуем алфавит) следует приступать осторожно. В случае головной боли или напряжения глаз возвратиться на альфа-ритмы и регулярное дыхание". Карлсен методично следовал инструкции; кончилось тем, что очистил экран и напечатал алфавит. В инструкциях умалчивалось почему-то о том, что делать дальше. Поискав минут пять, он раздраженно оттолкнул от себя брошюру. В животе глухо заурчало (в самом деле, не мешало бы поесть), но на часах, оказывается, было лишь без четверти двенадцать. Карлсен, хмуро вперившись в экран, сосредоточился на строчке с алфавитом. Убедившись, что ничего не происходит, переключился на "а". Опять безрезультатно; перешел на "z" - и здесь ничего. От всей этой возни Карлсену стало жарко; сняв пиджак, он набросил его на спинку кресла. Нет, с Линдой Мирелли они, по-видимому, пара: с МСС им обоим не по пути. Подавив соблазн отправиться в ресторан на крыше и взять себе коктейль, Карлсен опять возвратился к розовому экрану и намеренно расслабился. На это ушло несколько минут: мешала досада. Когда линия выровнялась и ум подернулся приятной дремотностью, Карлсен вернулся к алфавиту и стал всматриваться в "z". Релаксация была с ленцой, отчего цепкость в целом размывалась. Вместе с тем у него на глазах последняя буква неожиданно сместилась влево. Секунду спустя стало ясно, почему: "а" стерлась. Когда же внимание снова скользнуло к "z", буква продвинулась влево еще на шаг; исчезла "b". Минут пять ушло на то, чтобы овладеть трюком. Словами этого не передать. Понятно одно - здесь как-то задействовано одновременное напряжение и расслабление воли, вследствие чего тело на миг на- сыщается упругим импульсом тепла. Этот импульс, оказывается, усиливает способность удалять буквы, отчего лишь четче улавливается тепло. Одним стойким и продолжительным усилием он стер алфавит целиком. Когда исчезла "z", Карлсена охватило такое торжество, что захотелось крикнуть Линду. Сдержавшись, он написал: "Игривая лиса перескочила ленивого пса" и строчку удалил с такой легкостью, будто нажал клавишу "Delete". Хотя при этом опять приходилось начинать с последней буквы и строчка ползла влево, поскольку удаление начиналось с противоположного конца. Явно что-то не то, по-другому надо. - Вы уж извините... - раздался голос Линды Мирелли. От неожиданности Карлсен вздрогнул: он даже не слышал, как она открыла дверь, настолько поглощен был занятием. - Извините, что отвлекаю, только на экране у меня что-то такое творится... - Что именно? - Слова пропадают и пропадают. Карлсен следом за Линдой прошел в ее кабинет. Сев на стул, она указала на экран. Через ее плечо, он прочел: "Дорогая миссис Голдблатт будет с 23 сентября по 10 октября в отпуске, и д-р Карлсен был бы признателен..." - На самом деле надо: "Ставим Вас в известность, что Доктор будет с такого-то по такое в отпуске... " Карлсен сосредоточился на "н" - последнем в слове "признателен" - и цепко вгляделся, мгновенно чередуя сосредоточенность и расслабление. - Вот видите, опять пошло-поехало! - Прошу прощения, это я сделал, - признался Карлсен. - Вы? - Похоже, раскусил фокус: стираю теперь буквы. Только не пойму, почему срабатывает на вашем, процессоре. Не может же он улавливать мои волны из соседней комнаты? - Да нет, откуда. Человек сказал, у него мощность всего ничего. Карлсен качнул головой. - Тогда почему на вашу машину действует? Как-то, может, закольцевались... - Понятия не имею, как. - А ну давайте-ка ваш аппарат ко мне в кабинет. Процессор с кисейно- тонким экраном весил легче дамской сумочки. Линда, подхватив, внесла его к Карлсену, в кабинет и поставила рядом с его процессором. Карлсен снова напечатал: "Игривая лиса перескочила ленивого пса". Сосредоточился на последней букве, скомандовал стереться. Через несколько секунд предложения как не бывало, а вместе с ним и того, что на соседнем экране; уцелело лишь "Дорогая миссис Гол... ". - Ну вот, точно закольцованы! - рассмеялась Линда. - Вздор какой-то. Если только... - Что "только"? Поворачиваясь, он случайно скользнул лицом по сеточке ее платья. В этот миг смутная догадка подтвердилась. Внутреннее тепло передалось вдруг в область паха, вызвав острый трепет желания. Неизъяснимо чувствуя, что поступает совершенно приемлемо для них обоих (все равно что снять нитку у нее с рукава), Карлсен приник губами к ее соску. Она резко, прерывисто вдохнула, притиснув при этом его голову к своей груди. Карлсен языком ласкал сосок через полупрозрачную ткань. "Дурень, ну что ты творишь!" - укоризненно маячило в голове, однако тело не обращало внимания, действуя совершенно обособленно. То же самое, когда Линда Мирелли высвободила грудь и, прильнув к Карлсену, нежно раскрыла ему губы языком. Поза была на редкость неудобной. Карлсен, поднявшись, взял Линду на руки, мельком глянув ей через плечо, не видно ли их в окно. Опасение, безусловно, глупое: ближайшее здание отстояло на полквартала. Он был выше дюймов на девять, а то и больше, и ей приходилось стоять на цыпочках, чтобы дотянуться. Правой рукой она пригибала ему голову, в то время как левая скребла наманикюренными ноготками по ставшим тесными брюкам. Чувствуя, что Линда уже нащупывает замок ширинки, Карлсен, с трудом унимая желание, сдавленно произнес: - А как же... жених? Имени он не помнил. Но посмотрел ей в эту секунду в глаза и понял: слова бесполезны. Линда была будто в трансе: глаза закатились, зрачки и радужка едва видны из-под век. Когда она, упав на колени, потянула вниз замок ширинки, он хотел воспротивиться, но она настойчивым движением высвободила его набрякший член наружу и, поднявшись, опять обхватила Карлсена за шею, нежно, но прочно обжимая другой рукой его жезл. Несмотря на возбуждение, какая-то часть в нем невозмутимо взирала на происходящее словно со стороны, отмечая любопытное отсутствие всякой скованности, которая, учитывая обстоятельства, непременно свела бы уже желание на нет. Вместо этого тело сейчас вело себя совершенно обособленно, изнывая от нестерпимого, насквозь плотского желания, непристойного, как тяга к порнографии. Они, как лунатики, придвинулись к дивану. Линда была настолько возбуждена, что не отпускала губ даже когда они ложились, невольно стукнувшись при этом зубами. Чуть привстав над ее зовущим телом, Карлсен обеими руками поднял подол платья, стянул прикрывающие лобок миниатюрные трусики и, отстранив ее внезапно податливую руку, вошел глубоко и сразу. Она была так влажна, что само проникновение почти не ощутилось, но вместе с тем ощущение пробило такой искрой, что Линда резко втянула воздух, словно от боли. Когда их тела пришли в неторопливое, размашистое движение, удовольствие постепенно достигло такой интенсивности, что все усилия сводились теперь, в основном, к тому, чтобы продлить его, по возможности, сдерживая самый пик. Такая лихорадочная и отрешенная чувственность не бередила Карлсена, пожалуй, со времен эротических фантазий юности. Одновременно с этим та, отстраненная его часть, словно зависла над диваном, бесстрастно разглядывая поднятый подол со вкусом выбранного ситцевого платья и сиротливо лежащие голубенькие трусики. Всплыла и другая картина: как Линда только еще приходит устраиваться на работу - в эффектном сером костюме, каштановые волосы собраны в строгий хвост, лишь чулки намекают на скрытую сексуальность. Пикантность контраста чуть не привела на- слаждение к преждевременному концу, и Карлсен спешно погасил сбивающие с равновесия мысли. Вновь сосредоточившись спустя секунду на теле, Карлсен поймал себя на том, что удовольствие у него сдабривается непонятным оттенком агрессивности (что удивительно: любил он всегда нежно, вкрадчиво). А тут, непонятно откуда взявшись, Карлсена стало разбирать желание стиснуть ее, исхлестать, истязать плоть. Влажные губы показались вдруг ненавистными, так что нестерпимо захотелось оторваться от них и впиться зубами ей в шею, и кусать, кусать, пока не пойдет кровь. Вместо этого Карлсен прикусил Линде нижнюю губу и наддал так, что чуть не вытолкнул из-под себя. В самый пик неистовства он успел проникнуться ощущением, что распростертое внизу тело - жидкость, которую он жадно, всем своим существом впитывает, утоляя жажду, какой раньше у себя и не подозревал. Линда, вытеснив натужный стон, внезапно обмякла у него в руках. "Вот так, видно, и убийца кончает жертву", - мелькнуло в уме. Он ткнулся лицом в выбившуюся у нее из-под головы, мокрую от пота подушку. У самого череп - как гулкий подвал, где только что грохнули электрическую лампочку... Карлсен, встрепенувшись, бросил взгляд на стенные часы: почти час дня. Линда внизу лежала совершенно неподвижно. На секунду показалось, что она не дышит, и кольнул страх. Нет, дышит: грудь потихоньку поднимается и опадает. Карлсен облегченно вздохнул. Он встал с дивана, тщательно заправил рубашку, застегнулся, затянул брючный ремень. Надел пиджак и причесался массажной щеткой. На душе такое, что впору рукам дрожать; словно безумие какое налетело, для человека в здравом уме отвратительное. На диване в позе изнасилованной раскинулась Линда Мирелли: одна нога, согнутая в колене у спинки дивана, другая вытянута на пол. В обнаженных гениталиях - ни намека на сексуальность; лежит, будто на медосмотре. Карлсен, аккуратно подняв, вытянул ее левую ногу вдоль дивана, другую тоже выпрямил, сдвинув их вместе, затем натянул на Линду трусики и подол у платья - опустил так, чтобы прикрывало колени. Странно как-то: ни одно из этих движений ее не разбудило. Правда, теперь она больше походила на спящую, и это несколько успокаивало. Сев за стол, он вперился в экран процессора. Напечатанная строчка казалась давней-предавней, словно из иного периода жизни. Посмотрел еще раз на спящую, и сделалось вдруг ясно: "Я стал другим... С тем, что просыпался нынче утром, нечего и сравнивать". Произошло какое-то изменение, важное; к худу или к добру - в нем, Карлсене, проросла другая личность. Начать с того, в происшедшем он чувствовал коренное отличие от всего подобного, что выпадало на его долю прежде. Взять прошлый раз, когда проснулся в постели с мимолетной знакомой (пересеклись на фуршете): тогда Карлсен просто чувствовал глухую досаду на себя и стремление поскорее отделаться от гостьи. Желание, сведшее их вместе, казалось каким-то наваждением, которому (он, помнится, даже поклялся) впредь он не поддастся никогда. Он позаботился, чтобы девушка не догадалась о его чувствах: вместе позавтракали, и проблемы ее Карлсен выслушивал с таким видом, будто они его в самом деле интересуют. Выслушивал, а сам чувствовал, что это - эдакий штраф, который приходится платить за глупость. И, распрощавшись, наконец (девушку звали Саманта), он неожиданно проникся глубоким убеждением, что сексуальное желание в основе своей - иллюзия, и чем скорее его перерастаешь, тем скорее перерастаешь свою незрелость. Теперь же разочарования не чувствовалось. Наоборот, словно просвет мелькнул где-то в глубине, не успев, впрочем, утвердиться в памяти. Было и волнение, как будто в руках оказался ключ к неведомой загадке. С Линдой Мирелли это волнение связано не было. Не возникало повторного желания ее раздеть - опять сдержанную, нетронутую, с пикантно просвечивающими сквозь сеточку грудками. Более того, даже мысль об этом казалась странно кощунственной. Без настоящего влечения, желания отнять ее у Франклина (вот и имя вспомнилось) или хотя бы сделать своей любовницей - обладание Линдой было чистым потворством, все равно, что причмокивать какую-нибудь изысканную сладость. Но занимало сейчас не это. Интриговало то, что заполонившее их желание было взаимным и каким-то безличным. На неискушенность в любви Карлсену сетовать не приходилось, но подобное он испытывал впервые. Припоминая неизъяснимую, наводнившую тело светозарность за миг до того как они слились в поцелуе, он призрачно ощутил это свечение снова, как какое- нибудь дополнительное чувство. Именно это чувство повлекло его к ее женственности, к ее губам, словно для того, чтобы что-то из нее извлечь. Секс казался почти неуместным, чем-то банальным и приевшимся. Очаровывало же (и настораживало) то самое желание: брать. Линда, пошевелившись, оглядела комнату. Увидев Карлсена, улыбнулась - в улыбке угадывалась нере- шительность. - Как себя чувствуешь? - Спасибо, нормально. - Она взглянула на часы. - О, Господи, уже столько? - Есть хочешь? Спросил, потому что сам сейчас проглотил бы слона. - Хочу. - Садясь, Линда болезненно поморщилась. "Ну вот, дотискал-таки до синяков", - виновато подумал Карлсен. Она поднесла руку ко рту и опять чуть покривилась. Карлсен подошел, сел возле. Вблизи под глазами у нее виднелись синеватые круги - до этого их явно не было. - Как насчет пообедать? - Я... да. - Она взглянула как-то странно, искоса. - Что такое? - Не надо меня... на обед. Я обычно в кафетерий хожу, на десятый этаж. Намек был ясен: из-за того, что у них сейчас вышло, ей неловко было навязываться. Карлсену захотелось вдруг прикрыть, заступиться. - Нет, правда, я бы очень хотел. - Ну ладно, - в голосе по-прежнему слышалось сомнение. - Пойдем? - Сейчас, только нос напудрю. Линда, пройдя через свой кабинет, вышла в коридор. Карлсен проводил ее взглядом. Ее реакция под- тверждала то, что чувствовал он. От нее также не укрылось, что произошло нечто странное, причем она как будто чувствовала в этом свою вину и каялась. Когда возвратилась, нижняя губа была густо зашпаклевана помадой, хотя припухлость скрыть все равно не удалось. С платьем Линда носила еще ситцевый жакет. Карлсен осторожно, кончиком пальца по- тянулся к ее губе. Линда поморщилась, но не шелохнулась. - Извини, что поранил. - Ничего, пройдет. - Линда попыталась улыбнуться, хотя ясно было - побаливает. - Что Франклину скажешь? - Он уехал по делам, до выходных не вернется. Пока стояли, дожидаясь лифта, Карлсен спросил: - Ты как, нормально? - Да, а ты? Карлсен, обняв Линду, на секунду прижал ее к себе. Такая маленькая, беззащитная. - Сказать по правде, чувствую, что просто тебя изнасиловал: заволок в какие-нибудь кусты - и платье в клочья. А теперь подмащиваю, чтобы ты полицию не вызывала. - Полицию? - подняла на него глаза Линда. - Что ты! Она меня же, может, и арестует. Спросить, почему, Карлсен не успел: подошел лифт. Возможность продолжить разговор появилась только в ресторане. Заведение "Ле Бифтек" считалось дорогим и претенциозным, но, по крайней мере, здесь было не людно. Официант усадил их за угловой столик, выходящий на верхний сад. С этой высоты панорама просматривалась до самого Куинз. От коктейля Линда думала отказаться, но когда Карлсен воскликнул: "Да ну, я и то буду!" - все- таки решила. Он заказал два сухих мартини. - Ты знаешь, что произошло? - спросил он, когда официант удалился. - Да, наверно. - Ты уверена? - Н-ну... видимо, да. - У тебя такое поведение в порядке вещей? - улыбкой Карлсен как бы смягчил вопрос. Лицо у Линды зарделось. - Да ты что, в первый раз. - И почему же тогда так вышло? - Сама, видимо, допустила. Карлсен трогательно заметил, что его, совершенно равную, долю вины она во внимание не берет. - Думаю, дело не только в этом. Помнишь, я сказал, что, мол, две машины закольцевались? - Помню. - А потом не договорил: если только... - Да. Он почувствовал, что внимание у нее обострилось. - Я как раз собирался сказать: "Если только и умы у нас не состроились в резонанс". Ответить она не успела: принесли мартини. Прехолодный, и джина, пожалуй, многовато. Пока делал заказ, заметил, что на лицо Линды нашла задумчивость. Когда их снова оставили, она спросила: - Ты думаешь, действительно машины виноваты? - Возможно. - Тогда как? - Твоя машина начала удалять буквы точно как моя: с начала предложения. А вот мозговые волны у меня проникнуть к тебе в кабинет скорее всего не могли: мощности-то у них всего несколько тысячных вольта. Поэтому произошла, видимо, своего рода телепатия. Мой ум закольцевался с твоим, а твой уже удалял буквы. Линда, чуть насупясь, потягивала мартини. - Тогда получается, я могу читать твои мысли, а ты - мои. - Не обязательно. Телепатия, возможно, действует на подсознательном уровне. Иными словами, проще выразить, что человек чувствует, а не то, о чем думает. Именно это, похоже, и произошло, когда ты вошла и встала сзади. Лицо у Линды снова зарумянилось. - Ты хочешь сказать, что прочел мои мысли? - Нет, скорее ты мои. Вот смотри: в тот первый раз, когда ты зашла и остановилась сзади, у меня мысль мелькнула, шальная такая, обернуться и тебя поцеловать, но сил бы не хватило одолеть всякие там цивильные условности и общественные табу. Во второй раз этого ничего не было. Я будто засосал с дюжину вот этого вот, - он звякнул ногтем по стеклу бокала. - И я тоже, - она тускло улыбнулась уголками губ. Поднесли еду; оба задвигали приборами. На закуску Карлсен заказал порционных устриц и ел с небывалым аппетитом: понятно, бодрость и энергия требуют своего. Линда же почему-то едва шевелила вилкой. - Тебе устрицы разве не нравятся? - Нравятся обычно... Слушай, что-то я вдруг устала; вот так бы расстелилась здесь сейчас прямо на полу, и выключилась. Ты у ж доешь мое. - А знаешь, заканчивай-ка на сегодня дела. Пообедаешь как следует, и домой. - У тебя же работа для меня есть? - Потерпит. Я вообще думал выходной себе сегодня устроить. Собирался в Космический Музей. - Почему именно в Космический? Карлсен, успев уже покончить и с ее устрицами, подвинул осиротевшую тарелку обратно к Линде - для симметрии стола. - Ты никогда не слышала об Олофе Карлсене? Она задумчиво повела головой. - Да что-то нет. - Капитан Карлсен - ну же? - А-а, из открывателей. Родственник какой-нибудь? - Дед мой. - Не он первым на Марс высадился? - Нет, это ты про капитана Мэплсона. - Ax да, точно. Честно сказать, не помню, чем тот самый Карлсен прославился. - Теперь действительно мало кто помнит. А ведь на весь мир гремел в свое время, каких-то полвека назад. Международный Суд даже постановление вынес, о защите его покоя от средств массовой информации. - Ну и чем он таким прославился? - Попытай, отвечу, - Карлсен хохотнул. - В скандале каком-нибудь засветился? - Было и такое, хотя не при жизни уже: после смерти. - Или нет... - гадала она. - Что-то там с розыгрышем? - Точно. Розыгрыш со "Странником"! - Вот это помню! У отца книга была. - Читала? - Боюсь, что нет, -- виновато улыбнулась она. - Не ты одна, кстати. Мать ее в доме терпеть не могла: ее просто трясло от нее. - Почему же? Отрадно было замечать, что разговор вроде как повлиял на аппетит Линды: второе она ела не без удовольствия, и даже бокал вина приняла ("Култала Шардоннэ" из Северной Лапландии). Вино, что любопытно, с удивительной быстротой восстановило ее бодрость. - Дед в ней выставлялся эдаким мошенником. - А в чем вообще дело было? - Он наносил на карту пояс астероидов, и тут наткнулся на совершенно немыслимых размеров космический корабль; пресса окрестила его "Странником". А на нем - люди, в анабиозе. Их доставили на Землю, и такая шумиха поднялась! Целая бригада ученых пыталась их оживить. Все наивно полагали, что вот, мол, освоят они английский и опишут планету, с которой явились. И тут вдруг - тишина. Проходит несколько недель и появляется сообщение: пришельцы умерли. Были опубликованы фотографии останков, хотя из прессы доступа к ним так никто и не получил: просто сообщили о моментальном разложении. Ходил разговор, чтобы доставить со "Странника" остальных, но и это как-то поутихло. А там дед у меня отбыл в экспедицию на Марс, и все постепенно забылось. И вот проходит лет двадцать, и в журнале появляется статья "Убийцы со звезд: Правда об инциденте со "Странником"". Там говорится, что те трое со "Странника" были вампирами - не из тех, что кровь сосут, а вампиры психические, способные вселяться в человеческое тело и высасывать жизненную энергию. - Все, начинаю припоминать, - кивнула легонько Линда. - Говорилось, что те вампиры вырвались на свободу и овладели кое-кем из сильных мира сего, хотя и не указывалось, кем именно. Кончилось тем, что вампиров, наконец, вроде как уничтожили. Дальше авторы статьи выпустили книгу, ставшую бестселлером. И тут как раз мой дед, уединившийся к той поре на Тибете, написал собственную книгу - "Инцидент со ""Странником"", чтоб уж правду так правду. Что действительно те создания были вампирами и ускользнули, и совершили ряд убийств. Они в самом деле могли переселяться из тела в тело, так что изловить их было почти безнадежно. Подтвердил и то, что они завладели кое-кем из известных политиков, хотя и не называл конкретных имен. Наконец, по его словам, все трое покончили с собой. - Покончили? - непонимающе переспросила Линда. - Именно. - Абсурд какой-то. - За это критики и уцепились, особенно этот, Харрис, который после смерти деда выпустил "Розыгрыш со "Странником"". Дед у меня, по его словам, в силу возраста уже впал в маразм, а Олофу Карлсену, кстати, действительно тогда перевалило за восемьдесят, и что книга, мол, писана ради гонорара: аванс ему составил миллион долларов. - Твой дед разве нуждался в деньгах? - Вовсе нет, хотя детям оставил солидно. Отец у меня мог уже посвятить себя исследованиям. Оба приумолкли, пока официант возился, собирая тарелки. Карлсен заказал кофе. Бледность у Линды сошла, на щеки возвратился румянец; судя по всему, ей не терпелось восстановить нить разговора. Как только их оставили, она спросила: - Ты-то сам как считаешь: это все же был розыгрыш? - До этого дня толком не знал. - Почему именно до этого? - Ты что, уже забыла? - деликатно, с улыбкой намекнул Карлсен. - Н-не поняла, - Линда укоризненно повела на него глазами. - Одно место Харрис у себя в книге утюжит с особым ехидством: там, где дед у меня встречается с вампиром в женском обличий. Она его поцеловала, и, по его словам, была настолько притягательна, что ему хотелось дать ей высосать себя всего без остатка. - Лишить жизни, что ли? - Вот-вот. Но в этот момент кто-то там помешал, и женщина ушла. С той поры дед утверждает, что сделался своего рода вампиром. - Известно, - в глазах у Линды мелькнула улыбка. - Жертвы вампиров в вампиров как бы и превра- щаются. "Дракулы" я начиталась. - Верно. Вот тебе и причина, почему Харрис не воспринимает книгу всерьез. - А дед у тебя заявляет, что сам не прочь бы убивать людей? - Нет, что ты. Просто, что способен вбирать в себя человеческую жизненную энергию. - Думаешь, у него это получалось? - Уверен. То же самое и у меня с тобой нынче утром. Линда пытливо кольнула взглядом поверх кофейной чашки, не понимая толком, в шутку он или всерьез. - Ты же помнишь, какой опустошенной была, когда очнулась? - А ты разве нет? - Я - наоборот. Когда появился сегодня, еле ноги тащил. А теперь только взгляни на меня! - Да, но... - слова дались ей не сразу, - любовь на людей по-разному действует. - У тебя это в порядке вещей, отключаться на полчаса после того как отлюбишься? - Ну а что? Это ж зависит... - улыбка Линды не скрыла растерянности. - От того, как выкладываешься? - кивок в ответ. - Не в этом объяснение, одно тебе скажу. Карлсен, повернувшись, взмахом позвал официанта. - Послушай, - подала голос Линда. - Ты уж извини, пожалуйста, если что не так, но позволь задать один вопрос. - Давай. С вопросом пришлось повременить, пока официант обрабатывал счет и возвращал карточку. Лишь когда сомкнулись двери лифта, она сказала: - Не будь твой дед капитаном Карлсеном, ты все равно, так бы и верил в это? - Нет, конечно. Хотя не будь мой дед капитаном Карлсеном, этого всего бы и не случилось, - Потому ты на самом деле считаешь, что унаследовал это от него? - Не знаю, что и думать. Может, ты поможешь разобраться. - Это как? Карлсен отпер дверь офиса и придержал ее, пропуская Линду вперед. - Я покажу. Давай-ка зайдем. Глянув искоса с боязливым подозрением, Линда прошла следом в его кабинет. - Подойди-ка. Не бойся, ничего не будет, - успокоил он, видя, что она колеблется. - Просто встань вот сюда. Даже сидя на краю стола, ростом Карлсен был несколько выше Линды. - Так, ладно. Сейчас я тебя как бы поцелую. Причем, надо, чтобы ты не реагировала вообще никак. Представь, будто ты просто школьница, а я твой дедушка. Подавшись вперед, Карлсен прильнул к ней губами. Линда чуть поморщилась (губа все еще побаливала) и замерла, боясь дышать. - Ну вот, и ничего, так ведь? - Так, - она кивнула. Карлсен сфокусировал энергию, расслабился, и лучистым импульсом послал теплоту, сочащуюся через руки, грудь и живот. Затем, легонько стиснув ладони Линды, чуть потянул ее на себя. Удивительно: опустошенное им жизненное поле фактически восстановилось. Карлсен приложился губами - осмотрительно, чтобы не задеть ранки. Стоило их губам встретиться, как он почувствовал немо нарождающийся отклик. Мгновение, и Линда, резко вдохнув, томно приоткрыла губы. Он отстранился. - Стой, реагировать не надо. Линда попыталась напрячься, но едва их губы снова сблизились, всем телом прильнула к Карлсену. - Не могу... - Ты постоянно так реагируешь? - Карлсен чуть подался назад. - Сам видишь, - вкрадчиво улыбнулась она. - Нет, ты постарайся не реагировать. Смотри, я даже касаться не буду. И опять: как только губы сближаются, она теряет над собой контроль. - Так нече-естно, - с игривой капризностью пропела Линда. - Вот видишь, дело здесь не просто в психике. Это все равно что физическая сила, и если б мы так и продолжали касаться губами, я начал бы забирать из тебя энергию. - А кто против? - с юморком заметила она, сопроводив слова неотразимым взглядом. - Хорошо. Но только для наглядности. Хотя на самом деле прикосновения хотелось ничуть не меньше, чем ей - это Карлсен понял, едва их лица сблизились. Оба, словно мучились жгучей жаждой, утоляли которую лишь зовущие губы. В рот ему влажно скользнул ее язык; прильнув к Карлсену низом живота, Линда с плавной ритмичностью стала упруго на него надавливать. Он, как и она, чувствовал, что нелепо стоять здесь наглухо застегнутым, когда можно, подраздевшись, удобно лечь. Тем не менее, он не поддавался соблазну перебраться на диван. Вся энергия была направлена на собственное желание и импульс, высасывающий из Линды энергию. Опять пробрало нестерпимое желание оторваться от ее губ и впиться зубами в шею. Хуже то, что он сознавал: она с удовольствием это позволит. В теле томительным огнем разгоралось желание достичь оргазма, хотя оно не сопровождалось обычным желанием войти в женское тело. Поглощать хотелось именно женскую сущность, как какой-нибудь тягучий, прохладный, безмерно сладкий напиток... - Ну прошу тебя, - выдохнула Линда, на секунду отстранив губы. - Ладно. Он крепко припал к ее губам, наслаждаясь их податливостью. Желание маслянисто всколыхнулось, а с ним - тяга прижаться, почувствовать. Вместо этого он с усилием сдерживался, не допуская извержения. Получается, что и порцию бьющей через край энергии он впитывал понемногу. Когда она неизъяснимо утоляющим бальзамом хлынула из уст в уста, Линда судорожно, всем телом притиснулась. В эту же секунду Карлсена пронизало ощущение чудесной, резкой ясности, словно чувства впервые за все время сфокусировались. Когда судороги оргазма у Линды утихли, Карлсену пришлось ее поддержать, чтобы не покачивалась. Взгляд налился поволокой - она будто не знала толком, где находится. - Вот видишь, даже раздеваться не пришлось. - Он взял ее за руку. - Пойдем, приляжешь. Проводил до дивана, заставил улечься, подсунув род голову подушку. Линда закрыла глаза. - Как себя чувствуешь? Линда, вздохнув, с мечтательной задумчивостью улыбнулась. - Чудесно. Карлсен отвел прядь с ее повлажневшего лба. - Понимаешь, почему у тебя усталость? Это я забрал у тебя какое-то количество энергии. - Я не возражаю, - сказала она, сопроводив слова кивком. Взяв руку Карлсена обеими ладонями, Линда положила ее себе на бедра. - Какое ощущение было? - полюбопытствовал он. - Чуть страшновато. А так ничего, приятно. Карлсен посмотрел на настенные часы - всего три часа. Три часа уже как вампир. - Останься, вздремни. Мне идти пора. - Куда? - В Космический Музей. - А ты не устал разве? Он покачал головой. - В этом и суть вампиризма. Я забираю энергию у тебя. Ты устала, а у меня, наоборот, прилив бодрости. Расклад не совсем в твою пользу. - Почему же... - с нежной убежденностью возразила она. - Как "почему"? - Потому что чудесная такая... умиротворенность. Он поцеловал ее в лоб. - До встречи. Не дойдя еще до двери, почувствовал: уже уснула. Приятная прохлада стояла на Пятой авеню и в три часа пополудни. Стелящееся над городом призрачное облако четко удерживало температуру на отметке двадцати пяти градусов - во избежание монотонности, Бюро Контроля за экологией допускало незначительный подъем температуры во второй половине дня. Из ньюйоркцев многие так привыкли к этой приятно умеренной среде, что вообще перестали выезжать из города. Карлсену все виделось настолько ясным и чудесно свежим, будто на глаза надеты очки какой-то особо усиленной фокусировки. Причем ясность не такая как от психоделических наркотиков (грешил в студенческие годы), когда окружающий мир мнится настолько осязаемо реальным, что любая мелочь словно выпячивается в самые глаза. Теперешняя ясность исходила изнутри и казалась неким неотъемлемым свойством ума. Нью-Йорк, обычно такой скученный и лихорадочно кипящий, казался теперь исполненным волшебной энергетики. Более того, жизненность эта словно овевала Карлсена, клубясь над сутолочными тротуарами, причем тело готовно на нее отзывалось, будто шел он среди мелкой дождевой взвеси. Транспортный поток, бесшумно струящийся вдоль улицы (электродвигатели теперешних автомобилей почти бесшумны), представлялся раздольной рекой, стремящейся меж отвесных берегов. Отдельные геликары, и те привлекали внимание странной красотой, стрекозами вспархивая над транспортным потоком и садясь на свободные от впереди идущих машин прогалины. Геликар - новшество по большей части экзотичное, по карману пока только самым состоятельным. Прототип - геликар середины двадцать первого века - просуществовал недолго из-за главного недостатка: воздушная подушка взметала волну пыли. Открытие же в начале двадцать второго века стабильных электрических полей обусловило целую серию замечательных изобретений, в том числе поезд с дубль-звуковой скоростью (на нем Карлсен и добирался из Канзаса) и аэротакси-"пузырек", доставившее его из терминала в Нью-Джерси. Поначалу он считал, что душевная бодрость - просто результат взятой от Линды Мирелли энергии, действующей подобно легкому хмелящему напитку. Но вскоре обнаружилось, что она от места к месту варьируется, сильнее всего сказываясь там, где наиболее людно. Все это интриговало настолько, что вместо того, чтобы взять такси на Баттери, Карлсен на Мэдисон-сквер повернул налево и двинулся по Бродвею на юг. Пешеходов здесь было поменьше, и стала наконец читаться энергетика отдельных людей - у каждого своя. Некоторые ею просто лучились, да бодро так - в особенности школьники, густо сыплющие сейчас с уроков, и молоденькие девушки. Выявилось и то, что различные "жизненные поля" так или иначе, ассоциируются со слабо уловимыми, но вместе с тем вполне определенными запахами. Впервые он обратил на это внимание, проходя мимо гуляющей в обнимку молодой парочки, от которой исходил аромат, напоминающий чем-то розы. Минуя бизнесмена в светлом костюме, всем своим видом выказывающего напористость и триумф, он уловил нечто схожее с запахом хвои. А вот от старого пропойцы, застывшего с протянутой рукой (Карлсен, кстати, сунул ему доллар), попахивало, наоборот, чем-то неприятным, с металлической примесью, и жизненная аура была явно негативная, словно выискивающая из кого бы побольше выцедить. Впрочем, интереснее всего были встречные андрогены на Гринвич-Виллидж. С сороковых годов двадцать первого века, когда операция вошла в моду, андрогены (или просто "гермы", как их называли) стали расти числом, составляя на сегодня уже пять процентов населения Соединенных Штатов. Одежду они обычно носили черную, как шкура пантеры и ходить предпочитали босиком, даже зимой. Они твердили о своей ненависти к биологическому полу, с которым родились на свет, и предпочитали ему "асексуальность". Женщины нередко удаляли себе груди, мужчины - гениталии. Гермы-"мужчины" и гермы- "женщины" часто жили вместе, заявляя, что наслаждаются физическим контактом без полового возбуждения. Популярностью пользовались гермы-проститутки: их "странность" многих возбуждала. Так вот от андрогенов, когда Карлсен проходил мимо, цедился такой же металлический привкус, что и от пропойцы, мешаясь к тому же с любопытной агрессивностью, напоминающей чем-то магнитное отталкивание. Похоже, гермы как-то всегда млели от ощущения своей "несхожести" с остальным обществом, относясь ко всем и вся нарочито свысока. Это укрепляло в них чувство собственной ценности, причем они не испытывали ни малейшей тяги сделать что-либо в подтверждение этой самой ценности. Карлсену вдруг отчетливо подумалось, что андрогены по сути - те же пришельцы, сосущие из окружающих энергию с презрительно-независимым видом. Ну чем не вампиры? Такая мысль настораживала. Этика энергетического вампиризма? Это что-то новое. То, что у Линды Мирелли оказалось возможным взять с ее полного согласия, - некоторое количество энергии - блаженство, просто прелесть; фокус восприятия от этого как-то повысился. И тут Карлсену открылся один нелегкий секрет. Проходя мимо школьниц и молоденьких женщин, он теперь обостренно улавливал запах их жизненности, сладким хмелем слегка кружащий голову. Стоя позади двух старшеклассниц на перекрестке у светофора, он сдерживал безотчетное желание незаметно к ним прижаться и впитать сколько-нибудь жизненной силы, сочащейся у них через одежду - белье фактически ощущалось настолько четко, будто легкие платья были полностью прозрачны. В этот момент как раз и дошло: ощущеньице-то без малого то же самое, что у совратителя малолетних. И неважно, что похищать у девчонок энергию он не собирался; все равно реакция была как у сексуального маньяка. Карлсен испытал поистине облегче- ние, когда на той стороне улицы школьницы повернули в другом направлении. На Купер-Юнион он решил взять такси: сколько можно шлепать пешком. За рулем восседала маститая матрона средних лет с короткой стрижкой; обычно на таких Карлсен и внимания не обращал. Жизненное поле с заднего сиденья не ощущалось, блокируясь, похоже, кожаной спинкой переднего кресла. Так что пришлось чуть усилить настройку, наподобие того, как он делал со слоговым процессором. Секунду ощущение было такое, будто блуждаешь на ощупь в тумане. И тут с небывалой внезапностью он глубоко вник в ее тело, причем настолько явственно, что даже удивился, как она сама этого не замечает. Чувствовались ее увесистые груди, тяжелые бедра и, мреющая ровным, глухим огнем сексульность, составляющая, казалось, естественную часть ее жизненного поля. То, что она не в его вкусе, стало вдруг и не таким уж важным. В эти секунды он с радостью готов был притиснуть ее к себе и втягивать, втягивать тягучую, медлительную сексуальность, как пчела - нектар. Вскоре пришла пора рассчитываться. - Ой, да сколько ж вы мне даете! - запротестовала было матрона. - Ничего, возьмите. За такое удовольствие можно было дать и больше. Космический Музей располагался на верхнем этаже Всемирного Торгового Центра. Вначале здесь была просто популярная экспозиция для туристов, которая постепенно превратилась в один из самых известных научно- космических музеев мира. В стоимость билета (десять долларов) входил богато иллюстрированный каталог с электронными кинокартинками. Карлсен первым делом уткнулся в указатель и разыскал там "Карлсен, Капитан Олоф А". Ого, на деда значилось три ссылки, никак не меньше. Первая - на всю страницу - "Инцидент со "Странником"". На картинке - "Гермес" - корабль капитана Карлсена в поясе астероидов, и то, как капитан впервые выходит на гигантское космическое судно, названное "Странником". Реагируя на свет, картинка начала показывать, как отряд Карлсена высаживается на "Странник", находит в эдаком стеклянном склепе пришельцев и получает разрешение доставить кое-кого из них на Землю. Дальше текст пояснял, что все попытки оживить пришельцев закончились неудачей, и тела их, в конце концов, разложились. Во второй ссылке речь шла об экспедиции Карлсена на Марс и о кропотливых, тщательных изысканиях, давших в кои-то веки действительное представление о том, как Марс из планеты лесов и рек превратился в теперешнюю безводную пустыню. И опять электронная киноиллюстрация о высадке Карлсена в Море Сирен и еще одна, демонстрирующая ископаемые останки ранне-марсианских форм жизни. Третья ссылка - краткая: насчет того, что в одном популярном журнале вышла статья, где событию со "Странником" придавался сенсационный оттенок, а Карлсен - к тому времени старый и больной - очевидно подтвердил некоторые из тех спекуляций в странной книге под названием "Инцидент со "Странником"". В комментарии звучал прозрачный намек, что нечистоплотный издатель решил погреть руки на сенсации, не погнушавшись использовать для этой цели имя умирающего старика. Карлсена разобрала такая злость, что вот взял бы сейчас и швырнул эту писанину в ближайшую урну, не входя; ну да ладно - за билет все же уплачено, можно хотя бы погулять по экспозиции. И правильно, что решил: жалеть не пришлось. Последний раз что-либо подобное по размаху Карлсен видел лишь лет десять назад, на открытии антарктического Диснейленда, так что впечатление от технических новинок успело за это время сгладиться. На выставке в Диснейленде он надевал тогда очки виртуальной реальности и наушники к ним, и таким образом отправлялся на экскурсию по истории Южного полюса, начиная со времен его освоения выходцами из Атлантиды. Теперь надобность в очках и наушниках отпала. Стоило ступить в зал экспозиции, как датчики в куполе моментально начинали резонировать с его мозговыми ритмами. Поэтому теперь вокруг каждого экспоната мониторы навеивали невесомый "фасад" виртуальной реальности (это означает, что при определенном усилии за иллюзорными картинами можно было различить стены помещения). Вступительный раздел, охватывающий историю Земли, давал головокружительную панораму рождения Солнечной системы, остывания Земли и становления жизни. От эпохи динозавров просто мурашки шли по коже (помнится, на первых порах не обходилось и без дебатов насчет испугов у детей); тиранозавр смотрелся так реалистично, что, казалось, чувствуется его дыхание. А когда вздымающийся на сотню футов диплодок, свесив уродливую головенку, начал шумно обнюхивать, Карлсен, уж на что взрослый, и то опасливо застыл. Подавляла атмосфера болот юрского периода - никак не удавалось свыкнуться с мыслью, что вот бредешь по колено в воде, а ноги сухие. С пугающей достоверностью воссоздавалась картина гибели динозавров, когда в Землю врезалась гигантская комета, подняв температуру планеты. Этот раздел завершался "кодой" промышленной революции в Англии; одинаково замечательное воссоздание угольной шахты в графстве Дербишир, где рабочие с кирками и тачками вгрызаются в окаменелые останки первобытных лесов, берущих начало еще в каменноугольный период, когда гигантские деревья рушились в пучины болот. Изумляло и впечатляло чувство беспрестанной работы времени. Следующий зал назывался "Космический век", и охватывал период развития космической ракетной технологии, начиная с окончания Второй Мировой войны и до первой посадки на Плутон, где были засняты диковинные ледяные чертоги, созданные какой-то неизвестной цивилизацией пару миллионов лет назад. Здесь тоже безупречное сходство с оригиналом, хотя Карлсену из-за общего знакомства с предметом было здесь не так интересно, и он поспешил в третий зал - "Век космической среды обитания". Здесь рассказывалось о том, как посредством космической технологии стали осваиваться дальние миры; как строились, для этого специальные базы, похожие на планеты в миниатюре - с садами, реками, даже горами, - которые могли находиться в космосе до полувека. Остов межзвездного корабля "Арктур" диаметром в пять миль - вот где поистине шедевр технологии ВР. "Но пока, - вещал голос диктора, - шел процесс строительства этого гигантского судна, обычный разведочный корабль "Гермес" под командой Олофа Карлсена, проводя обычное исследование в поясе астероидов, обнаружил первое наглядное свидетельство внеземной жизни". Следующая сцена показывала "Гермес" внутри, в момент фактического обнаружения незнакомого объекта. Все в свое время было автоматически отснято бортовой видеоаппаратурой и теперь воспроизводилось как киноголограмма, где зритель находится посредине поста управления. Карлсен мог подойти к деду и рассмотреть его вблизи. Он много раз видел своего деда, только уже стариком. Теперь же он замечал у себя основательное с ним сходство, только Олоф Карлсен был пониже внука (у Ричарда рост составлял шесть футов шесть дюймов) и покряжистей. Черты лица не такие утонченные, как у Ричарда, но с той жестковатостью, от которой женщины, должно быть, млели. Глаза пронзительно-синие, ярко выраженный блондин. Следующие полчаса Карлсен мог по ходу действия изучать происшедшее со "Странником". По мере того как "Гермес" дрейфовал вдоль борта исполинского реликта, он тихо дивился самим размерам махины. То, что длина у "Странника" полсотни миль, а высота - двадцать пять, он знал всегда, но как-то никогда не задумывался представить себе все это воочию. От реальности ум попросту заходился. На сооружение, наверно, ушли века, и то, если работала скопом миллионная армия специалистов... Осмотр "Странника" также был заснят, но уже Антоном Дабровски, бортинжереном, в прошлом - теле- оператором. Фильм этот, также в цифровой записи (киноголограмма), действовал на восприятие не менее остро. Даром что ВР-процессор имитировал ощущение невесомости - невозможно было сдержать судорожное сокращение мышц в такт тому, как камера, гладко скользнув через бездну с неестественно ярко полыхающими звездами, углубилась в брешь, пастью зияющую в боку реликта. Карлсен будто сам очутился в некоем металлическом чертоге с тысячефутовыми колоннами- небоскребами, и запредельно возносящимися стенами из матового серебра, покрытыми необычными, напоминающими морской пейзаж, фресками. А там, где оканчивался пол чертога, тянулся металлический мостик в милю с лишним длиной, зависший, казалось, над бездной. Олоф Карлсен, также с камерой на груди, проплыл над этим мостиком по всей его длине и окунулся, в подобный сновидению, пейзаж кривых галерей и чудовищных лестничных пролетов (у внука возникла невольная ассоциация с гравюрами Пиранези - "Темницы"). - Видишь свет? - раздался голос Дональда Крэйджи, старшего помощника. - Вижу, - вглядываясь в темень, машинально откликнулся Ричард Карлсен, и тут только спохватился, что вопрос-то адресован его деду. Фонари были выключены, но где-то на глубине мили в три смутно угадывалось зеленоватое свечение. Они плавно тронулись сквозь размежевывающее пространство, через галереи, напоминающие творение какого-то безумного сюрреалиста, сквозь нескончаемые титанические колонны, которые, расступаясь, образовывали некое подобие античного храма. Наконец разведчики зависли над гигантской дырой, из которой, как из печи, ровно сочился зеленый свет. Оттолкнувшись вниз, в провал, они очутились под очередным циклопическим сводом. Теперь различалось, что свечение исходит от исполинской колонны, на этот раз прозрачной, которая и является источником света. Диаметр ее был футов двести, и по мере приближения в средней ее части стали различаться огромные темные тени со свисающими придатками, напоминающие отсеченные щупальца спрута. Посветив фонарем, Карлсен убедился, что цвета они телесного, и вообще по виду больше похожи на ползучие растения. Оба вздрогнули, заметив внутри колонны шевеление. Тут Крэйджи первым сообразил, что колонна полая. Стены, скрывающие непонятные растения, были всего с десяток футов толщиной. В колонну астронавты проникли сверху и направились вниз, через пол, на котором только что стояли, и дальше под свод, наполненный голубым светом. На этом уровне вдалеке чернела та гигантская зубастая брешь в носовой части корабля, с проглядывающими сквозь нее звездами. Теперь было ясно, что причина ее возникновения - скользящий удар какого-то громадного метеорита. Более непосредственный интерес вызывали квадратные сооружения в центральной части. Вблизи они оказывались прозрачными, из материала, напоминающего кристаллическое стекло. А внутри этих стекловидных тумб- склепов находились предметы, явно напоминающие мебель, и плоские ложа, на которых лежали существа. Явно гуманоиды. Ближе всех находился мужчина - лысый, с впалыми щеками. В соседней тумбе - светловолосая женщина, короткой стрижкой напоминающая самого Олофа Карлсена. В третьем "склепе" лежала темноволосая девушка, можно сказать, миловидная, если б лицо не было таким бледным и безучастным. Это как раз и были "убийцы со звезд". На этом фильм (Карлсен тихонько чертыхнулся) закончился. Голос диктора поведал, что прозрачные стены оказались из какого-то неизвестного металла, так что три из таких "склепов" вскрыли лазером, а обитателей их - темноволосую девушку и двоих мужчин, помоложе и постарше - доставили в "Гермесе" на Землю. К сожалению, все попытки вывести гуманоидов из анабиоза закончились неудачей, и состояние каталепсии у них сменилось постепенно разложением. Демонстрировались посмертные фотоснимки - совершенно, надо признать, убедительные, сходство с существами из фильма действительно полное. Голос продолжал рассказывать, как весной 2088 года, через двенадцать лет после обнаружения, "Странник" был доставлен на Восточную космическую станцию Луны и посажен во внутреннем бассейне Восточного Моря (триста с лишним миль в поперечнике). Команда ученых и технических специалистов приступила к изучению проекта, рассчитанного по меньшей мере лет на десять. И надо же: 28 июня 2088 года в непосредственной близости от реликта поверхность планеты протаранил гигантский метеорит диаметром, по оценкам, в четверть мили, причем со скоростью сорока километров в секунду. По лунным меркам - это буквально сверхзвуковая скорость, что означает: произошло немыслимой силы сжатие. Механическая энергия преобразовалась в тепловую, и от взрыва истаявшей породы образовался кратер, похоронивший "Странника". Глубинные раскопки спустя десятилетие показали, что реликт превратился в массу расплавленного металла. Дальше в этом разделе речь шла в основном о запуске в 2100 году "Арктура" к Альфе Центавра, а заканчивалось созданием "Дигитарии", которой лазерный двигатель позволял развивать скорость в три четверти света, что позволило ей нагнать "Арктур" еще на полпути к системе Центавра. О последнем так уже прожужжали уши в телепередачах, что Карлсен и дослушивать не стал - двинулся к выходу. Экспозиция была далеко не вся (еще целый зал по изучению планет, включая экспедицию деда на Марс), но вниманию требовалась уже передышка. Карлсен направился в кафетерий, где, не спеша, выпил холодного апельсинового сока и съел сэндвич с вегетарианской ветчиной (изо всех вегетарианских имитантов вкус самый настоящий). Затем прошел к билетной будке и спросил у служащего, как звать начальника экспозиции. - Профессор Гордон, сэр (да, точно, имя как раз на титульном листе каталога: профессор Александр Гордон). - Он вообще в здании? - У него офис наверху. Можно выйти на секретаря, надо только на том вон телеэкране набрать 006. Хорошенькая мулатка ответила, что профессора Гордона у себя нет, и осведомилась, кто спрашивает. - Доктор Карлсен. - Что за вопрос, вы мне не скажете? - Почему же. Насчет моего деда, капитана Олофа Карлсена - исследователя космоса. - Одну минуту, сэр. - Звук пропал. Девушка проворно работала с клавиатурой. Секунду спустя лицо озарилось улыбкой. - Профессор Гордон только что вернулся. Спуститесь сейчас, если желаете? - на телеэкране у нее была информация, с какого этажа делается звонок. Офис Гордона находился пролетом ниже. - Проходите прямо сейчас, - улыбнулась секретарша, стоило Карлсену появиться в приемной. Из-за стола угодливо вспорхнул лысенький человек с имбирными усами, на ходу протягивая руку. - Доктор Ричард Карлсен, автор "Рефлектологии"? - Да. (Вообще-то "Рефлективность", да уж ладно. ) - Вот сюрприз какой приятный! - в ладонь так и впился. - Да, на деда-то вы похожи. Вашу мать, кажется, звали Сельма? Или нет... Кристин?? Акцент у профессора был определенно шотландский. - Сельма. Вы, похоже, наслышаны о нашей семье. - И даже очень. У меня про нее и в книге есть - "Космические исследования в двадцать первом веке" - я ее сейчас пишу. Так что, очень приятно с вами познакомиться. Садитесь, прошу вас, - сам он вернулся к своему креслу. - Спасибо. Рад буду по мере сил пригодиться. - Гордон одобрительно расцвел. - Очень любезно. Так чем могу вам помочь? - Сейчас только прошелся по вашей экспозиции. Вас действительно можно поздравить: просто фантастика. Гордон всем своим видом пытался выказать равнодушие, а у самого глаза от удовольствия так и све- тились. - Я восхищен. Да, если можно такое про себя сказать, - это в своем роде лучшая в мире выставка. - Особое впечатление от самого размаха истории. - Благодарю, - Гордон скромно кашлянул. - Ну, не мне одному все лавры. Электроника - целиком ра- бота Бенедикта Грондэла. - Изобретателя? Я с ним немного знаком. - Он, кстати, обработал в цифре и старый тот фильм о "Страннике". Оригинал совсем пришел в негодность. - Реалистичность просто невероятная. И с дедом снова увиделся будто воочию. - Вы хорошо его знали? - Очень даже. Он умер, когда мне было пятнадцать лет. Только последние годы он жил на Тибете, в монастыре. - Ммм... - профессор взглядом блуждал по столу, но все равно чувствовалось - взволнован. - И вы когда-нибудь туда ездили? - Было раз. Место называлось Кокунгчак. - И он вам когда-нибудь говорил, почему предпочитает Тибет? - Да, чтобы не ходили по пятам. Гордон прочистил горло. - Хотелось бы задать вопрос, довольно деликатный. Вам дед не казался эда... э-э... старцем? - Нет. Я потому на самом деле к вам и пришел. В каталоге у вас намекается, что "Инцидент со "Странником"" был инспирирован нечистоплотным издателем. Так вот, вовсе нет - я видел саму рукопись. - И вы считаете, она была опубликована слово в слово? - Как раз нет. Гордон козырнул бровью. - Дед, по собственным его словам, написал всю правду без утайки. В печатном тексте - сотни изменений. - Но почему? - Потому что, как говорила у меня мать, дед обещал кое-кому, что их имена не прозвучат. Но правду он хотел изложить всю, без утайки, и решил тогда: пусть выбирают издатели. Следующий вопрос Карлсен знал уже заранее. - Оригинал рукописи все еще существует? - Он хранится у матери в банковском сейфе. - Вы его читали? - Нет. Гордон сухо протарабанил пальцами по столу. - Так что имя ведущего политика, про которого говорят, что он вампир, вам неизвестно? - Известно. Профессорские щеки зарделись. - Но это, разумеется, тайна? - Тайна-то оно тайна, но вам скажу: Эверард Джемисон. - Бо-оже ты мой, - выдохнул Гордон. - А вы никогда не слышали? - Что ж, разумеется, были слухи, всякие слухи... Но вы... уверены? - Абсолютно, - в наступившей тишине Карлсен улыбнулся. - Но вы же все равно не верите в историю с вампирами. Взгляд у Гордона растерянно заметался. - А вы? - он посмотрел Карлсену прямо в глаза. - Вчера на этот вопрос я бы ответил, что нет. - А теперь, после того как побывали на выставке? - А теперь, пожалуй, да. (Не будем развеивать чужое заблуждение. ) - И почему? - Потому, что слишком многое не стыкуется. Прежде всего, корабль пятьдесят миль в длину и двадцать пять в высоту крупнее многих астероидов. Если он был там с таких давних пор, почему с Земли его не заметили в телескоп? Гордон подался в кресле. - Да кто же его искал? Космос - это ж такая бездна! - Астрономы-любители астероиды проглядывают до дыр ежевечерне. Кто-нибудь все равно бы заметил. Если только он специально не уходил из поля зрения. - Смысл есть, - согласился Гордон. - Еще что? - Конец "Странника" в Восточном Море: как-то слишком уж гладко все пригнано. - Но ведь известно, что это был метеорит. У нас там наверху и обломки есть. Луна бомбардируется ими постоянно. - Вы сами же в каталоге написали: метеор такого размера ударяет лишь раз в полвека. Шанс получается один из миллиона. - Это так. Но какая здесь альтернатива? Что, у этих созданий силы, без малого, сверхъестественные? Наступила пауза. - Вы исходите из убеждения, что моим дедом бесцеремонно манипулировал издатель. Я знаю, что это не так. Он, когда писал свою книгу, был полностью здоров и вменяем. Да он и не из тех, кто пошел бы на фальсификацию или подлог. Кроме того, если бы история о вселяющихся в людей вампиров была у него действительно вымыслом, он бы уж, безусловно, поостерегся вовлекать в нее таких видных людей, как Эверард Джемисон, премьер-министр Великобритании. (Аргумент верный; не зря же Гордон сам чуть было не высказал догадку насчет именно Джемисона). - Но почему он не оставил это у себя в книге? Джемисона к той поре уже не было в живых. - Моя мать говорила, он обещал Джемисону лично, что никогда не придаст происшедшее огласке. Просочись только, что Джемисон был в руках у пришельцев, тут премьер-министру как политику и конец. Дед мой и после смерти Джемисона чувствовал себя связанным обещанием. Гордон хмыкнул, но без иронии. - Сходили к нам на выставку и уверовали в вампиров, так, что ли? - Н-ну... да. (А что, почти так и получается. ) - И все равно соглашаетесь, что спроси я вас вчера, вы бы, может, сказали и "нет"? - По той же причине, что и вы, - Карлсен сопроводил слова кивком. - Я ученый. Мне не хочется верить в вампиров. Это то же самое, что верить в привидения. - Можно спросить, а по какому вы профилю? - Я психиатр, специалист по криминологии. - А-а! - Гордон непонятно почему вдруг расцвел. - Вы знаете Джона Хорвата? - Нет. Имя, правда, знакомое... - Вам бы с ним повстречаться. Вот он в вампиров верует. - Да вы что? - Он книгу о них написал. - Он фольклорист? - Нет-нет, психолог. Вас с ним познакомить? - Н-ну, если... - Давайте-ка его наберем. Карлсен вдруг понял: профессору хочется как-нибудь поделикатнее свернуть беседу. Он молча наблюдал, как Гордон набирает номер по обычному телефону. - Добрый день, мне бы доктора Хорвата... Профессор Гордон... Привет, Джон, это Алекс Гордон. У меня сейчас в кабинете необыкновеннейший человек - доктор Карлсен, внук знаменитого капитана Карлсена... Вот-вот, космические вампиры. Он бы о вампирах хотел с тобой перемолвиться. Это возможно? Вы сейчас свободны? - вполголоса обратился он к Карлсену. - Свободен. - Да, он мог бы сейчас подойти. Я перешлю. Пока, Джон. - Профессор повесил трубку. - Думаю, Хорват для вас окажется очень интересен. - Где у него офис? - Буквально рядом, в Вулворт Билдинг, номер 8540. Сейчас я вам запишу. - Скажите мне вот что, профессор, - подал голос Карлсен, когда они вдвоем подошли к дверям кабинета. - Да, безусловно? - Пять минут назад у меня возникло чувство, что вы как-то начинаете убеждаться. Теперь же у меня впечатление обратное... - Нет, что вы, - поспешно возразил Гордон, - я бы этого не сказал. Вы мне ой сколько мыслей подкинули. Мне надо время, все это обдумать. Кстати, - лукаво прищурился он, протягивая для пожатия руку, - если послать вам список вопросов относительно вашего деда, можно надеяться на ответ? - Рад буду. - Благодарю вас, - профессор тепло пожал ему руку. - Обещаю, что тщательно поразмыслю над вашими словами. Карлсен не обманулся. Ощущения Гордона воспринимались так ясно, словно произносились вслух. За время разговора профессор постепенно проникся убеждением. Но тут возникла опасливая мысль, что если это изложить в печати, коллеги, чего доброго, поднимут на смех. В эту секунду Гордон решил для себя, что в вампиров все же не верит. "Что ж, за это едва ли можно винить", - подумал Карлсен, спускаясь по лестнице. Хорват оказался длинным и тощим. На носу-клюве - старомодные очочки без оправы. Манеры сухие, под стать комплекции, так что Карлсен сразу почувствовал, что разговор будет недолгим. Тем не менее, стул был предложен с безупречной учтивостью. - Доктор Гордон говорит, что вы хотите побеседовать со мной о вампиризме. Чем могу быть полезен? Понятно. Пока он шел к Вулворт Билдинг, Гордон успел еще раз набрать Хорвата и сообщить, что Карлсену нужно. Потому-то Хорват видит сейчас перед собой эдакого упертого фаната и зануду. - Доктор Гордон сказал, что вы - автор книги по вампиризму. - Верно. Называется "Вампиризм и другие сексуальные аномалии". О клинических больных с манией крови. Карлсен поднялся со стула. - В таком случае боюсь, что даром трачу ваше время, а доктор Гордон обоих нас мило разыгрывает. Хорват не ожидал такой реакции. - То есть, как? - ему не терпелось поскорее отделаться, но не так же сразу. - Меня интересовали отдельные утверждения моего деда насчет вампиров психики, никак не сексуальные извращения, - Карлсен как бы повернулся уходить. - Но ведь вы же криминолог - в порыве волнения Хорват невольно выдал, что второй телефонный звонок все же был. Теперь надо было как-то прикрыть Гордона. - Я консультирую в трех тюрьмах на Среднем Западе. Но это никак не относится к моему интересу насчет деда, - теперь Карлсену действительно хотелось уйти, на этой победной психологической ноте. - Тогда у нас есть что-то общее. Моя книга содержит новую теорию насчет сексуальных преступников. - А-а, ясно (хотя на самом деле все равно, но хлопать дверью тоже неловко). Да, мне много приходится общаться с сексуальными преступниками. - В книге развивается мысль, что это все связано с чувством обоняния, с запахом. - С запахом? - Карлсен действительно опешил. - Совершенно верно. Вам известно, что у животных сексуальность основана на запахе самки в период гона, в то время как у людей она базируется на зрении и воображении? Это эволюционное развитие. У человека обонятельная мембрана составляет четыре квадратных сантиметра. У собаки - сто пятьдесят сантиметров. Карлсен неожиданно проникся интересом. - А сексуальные преступники? - Я установил, - губы Хорвата тронула улыбка, - что у всех сексуальных преступников обонятельная мембрана несколько больше, в некоторых случаях крупнее нормальной в два раза. - Изумительно. - А ведь и вправду, вампиризм тоже имеет сходство с обонянием. Люди обладают психическими "запахами". Молоденькие девушки "пахнут" определенными цветами. Медлительная сексуальность той таксистки напоминала чем-то мед. Да и Хорват теперь, в спокойном состоянии, имел запах, напоминающий лекарственные травы. Карлсен снова опустился на, оставленный было, стул. - Но и это не все, - Хорват выдвинул ящик стола и достал книгу с красной обложкой; прежде чем он ее открыл, Карлсен успел ухватить взглядом логотип респектабельного научного издания. - Я также провел исследование по лямбда-ритмам, отвечающим за сексуальность. ("Лямбда-ритмы" - интересно было вспомнить полузабытый теперь термин, описывающий то, что Карлсен бы назвал "жизненным полем"). Хорват отыскал страницу с какими-то графиками и толкнул книгу по глади стола Карлсену. - Вот здесь вверху лямбда-ритмы собаки во время случки, - колебания шли через всю страницу. - Обратите внимание: ритм на редкость стабилен, но возрастает в амплитуде по мере приближения к оргазму. А вот здесь, - он приложил внизу палец, - ритмы мужчины во время секса. Как видите, рисунок очень напоминает предыдущий. Приближается оргазм - амплитуда возрастает, но становится неровной. У собаки то же самое, только мельче. - Оргазм на графике выделялся резким вертикальным зубцом. - А вот вам ритм сексуального преступника, проходящего по делу о растлении малолетних. Разница бросается в глаза сразу же. - Действительно: ритм мельче, и какой-то более организованный, марширует по странице вполне в ногу. - И тут, смотрите, вскидывается вдруг раза в два. И оргазм, когда подступает, просто катапультирует вверх. Хорват торжествующе улыбнулся. Куда девалась вся враждебность, сидит и гордится, что завоевал интерес коллеги. Карлсен зачарованно разглядывал кривые. - Вот здесь колебания явно пригашены. - Все верно, маньяк, в сравнении с нормальным мужчиной, способен растягивать процесс в три- четыре раза. Какой вывод напрашивается? - Что сексуальный преступник гораздо сильнее владеет своим половым возбуждением. - Точно! А почему? Потому что оно происходит в его собственной голове. Вы замечаете, что, несмотря на рост, возбуждение странным образом контролируется. Это наталкивает на мысль, что сексуальный преступник возбуждается посредством воображения, - Хорват взмахнул рукой как фокусник, выудивший из цилиндра кролика. - Он развил форму секса, происходящего в основном у него в уме, без особой отдачи от сексуального партнера. Результат - гораздо большие контроль и интенсивность. Карлсен поднял на коллегу восторженный взгляд. - Замечательно. - Да. Поэтому воображение, вместо того, чтобы лишь сопутствовать сексу, как у большинства людей, становится доминирующей силой, а сексуальному партнеру отводится роль придатка! Вот почему такие люди убивают без всякого сожаления. Партнер по сексу, получается - не человек, а так, нечто одноразовое, средство для мастурбации. - Ну, а вампиры? - Ах да, вампиры. По вампиризму я изучил двенадцать случаев - люди, одержимые желанием пить кровь и причинять боль. Изучение показало, что у вампиров необычайно большая обонятельная область сочетается с необычайно сильным воображением. Вот, - Хорват отыскал еще одну вставку с графиками, во многом схожую с показаниями детского растлителя. - Что-то не совсем понятно, - сосредоточенно нахмурился Карлсен. - Что именно? - Вампир - это откат к животному с крупной обонятельной областью. Тем не менее, и у них в сексе присутствует воображение, как будто все происходит в уме. Разве не противоречие? - Нет. Вы забываете. У сексуального преступника партнер - просто придаток воображения. Физический секс интенсивнее в два раза из-за обширной обонятельной зоны, но он используется, чтобы обострялось воображение. Иными словами, у вампира, так сказать, мастурбация достигла нового уровня интенсивности! - Уму непостижимо. Стыдно сказать, я с этим и не знаком. Об этом каждому криминологу надо знать. Хорват, тускло улыбнувшись, пожал плечами. - Моя работа не в моде. Потому, что сочетает психологию и физиологические измерения. Последователям Харрингтона нужно либо одно, либо другое. Один обозреватель так и спросил: "И к чему это все? Что это доказывает?" - воспоминание, видимо, возродило чувство горечи. - Как криминолог скажу: доказывает многое. - Спасибо. - Хорват разродился неожиданно чарующей улыбкой. - Этот экземпляр я вам дарю, - по- додвинув книгу к себе, он изукрасил угол титульного листа невнятными каракулями. - Очень любезно с вашей стороны, - смущенно проговорил Карлсен. - Я вышлю вам свою. Когда он брал книгу, зазвонил телефон. Хорват сдернул трубку, секунду- другую послушал, затем сказал: - Пара минут. Карлсен поднялся со стула. - Большое вам за все спасибо. - Пожалуйста. Надо будет, звоните, как прочтете книгу. Они обменялись визитками. У двери Карлсен спросил: - Вам никогда не попадались люди, считающие себя вампирами в плане психики? Хорват покачал головой. - Нет. Хотя встречалась женщина, считающая себя жертвой психического вампира. Случай занятнейший. - Что именно? - Карлсен чувствовал, что время на исходе. - О-о-о, она считает, что из нее сосет энергию один мужчина, а она ему не может противостоять. Хотя, безусловно - это у нее попытка оправдать свою тягу к супружеской неверности. - А есть возможность повидаться с этой больной? - сдерживая внезапное волнение, полюбопытствовал Карлсен. - Она где-нибудь в психиатрии? - Нет, что вы. Она дизайнер в ателье мод. Причем не больничная пациентка; просто брат у нее - мой коллега. Я могу с ним переговорить. Уверен, что он сам на вас выйдет. - Спасибо, доктор, - они сердечно пожали друг другу руки. - И кстати, - Хорват кивком указал на книгу, которую Карлсен прижимал локтем. - Если вам еще и удастся это просмотреть, будет вообще славно. - Обещаю, что приложу все старания. Легкий ветерок на Бродвее обдавал приятным теплом, со стороны Бэттери Парк веяло запахом недавно подстриженных газонов. Карлсен взглянул на часы - без четверти шесть; можно куда-нибудь зайти посидеть. Мелькнул соблазн наведаться в любимый бар в Алонквине, хотя нет, далековато. Проще на такси и домой, где с террасы открывается вид на озеро с яхтами. Этому решению Карлсен позднее оказался благодарен. Он как раз разместился на террасе с тарелочкой икры и бокалом холодного вина, когда зазвонил телефон. Ну что, снять трубку? - Алло, доктор Карлсен? - Да, слушаю. - Это Джон Хорват. - А-а, здрав... - У меня только что был разговор с братом Ханако, - перебил Хорват. - Ханако - та самая девушка, о которой я говорил. Нынче утром она попыталась покончить с собой. Я вас прошу, вы не могли бы к ней прибыть? Карлсен уже знаком был с особняками "Астория" на перекрестке Пятой авеню и 97 улицы. Полгода назад здесь, помнится, жил один состоятельный пациент, который потом впал вдруг в буйство и обезглавил собственную мать. Каждая квартира в этом здании стоит в десяток раз дороже, чем у самого Карлсена, хотя его квартиру дешевой тоже никак не назовешь. Под звонком висела именная табличка "Изаму Сузуки". Дверь открыла горничная-филиппинка, явно ожидавшая: посторонилась прежде, чем Карлсен успел раскрыть рот. - Подождите, пожалуйста, один момент, - попросила она, когда он протянул ей визитку. Прихожая здесь метила под неплохую приемную. На матово-серебристых стенах в стиле 2090-х красовались миниатюрные японские пейзажи, действительно похожие на живопись, если бы не легкое мерцание, выдающее в них электронные репродукции. Среди них особо выделялось озеро Камагучи с перевернутым отражением горы Фудзи. Еще на одной изображалось святилище Фудзиномия. Приблизившись, Карлсен уловил зыбкий аромат благовоний, и цветущих апельсиновых деревьев, испускаемый каким-то скрытым механизмом. Из всего этого напрашивался вывод, что владелец квартиры - высокооплачиваемый служащий. - Пожалуйста, входите сюда, доктор, - послышался голос горничной. На подушках неподвижно лежала девушка с бескровным, сероватым лицом. Очевидно, молодая - нет и двадцати пяти - с гладким овальным лицом, характерным для многих японских женщин. Руки у нее лежали поверх покрывала, оба запястья залеплены пластырем. - Меня звать доктор Карлсен, я приехал по просьбе доктора Хорвата. Она апатично кивнула. Карлсен придвинул к кровати стул. - Ваш муж знает об этом? Она медленно повела головой из стороны в сторону. Карлсен, подавшись вперед, тихонько взял ее за левое запястье. Отреагировала она странно: высвободившись рывком, с ужасом уставилась на Карлсена. Он ободряюще улыбнулся. - Ну что вы. Ужас в ее глазах мелькнул и исчез, но Карлсен, со своим отшлифованным опытом понимания человеческих эмоций, поймал себя на заведомо абсурдном подозрении, что девушка смутно догадывается о его секрете. Секунду спустя, всем видом взявшись излучать доверительность и отзывчивость - пресловутое "поведение с больным", - он понял, что не ошибся. Лишь задушевная улыбка погасила ее настороженность. Чтобы поддержать нить разговора, он спросил: - Вашего мужа поставить в известность? - Не надо. Он в отъезде по важным делам. Беспокоила ее явная истощенность. - Тогда, может, отвезти вас в больницу? - Я сейчас только оттуда, - ей удалось выдавить улыбку. Карлсен вспомнил: действительно, госпиталь "Гора Синай" всего в одном квартале. - Давайте-ка замерим пульс. Так как запястья у нее были сплошь залеплены пластырем, пульс пришлось нащупывать над сгибом левой руки. Он был очень замедленный, примерно пятьдесят в минуту, очевидно, пациентку накачали транквилизаторами, в том числе и новым наркотиком НДС, связывающим эмоциональные реакции. Однако контакт с жизненным полем женщины подсказывал, что истощена она не так сильно, как кажется. Сильная жизненная энергетика залегала буквально под поверхностью. А почувстовав это, Карлсен понял и то, что ему по силам ей помочь. Разговаривать было необязательно, прямой контакт между их жизненными полями был более действенным. Чувствуя кончиками пальцев тоненькое биение ее пульса, он тихо наслаждался прикосновением к ее теплой коже, одновременно передавая свое удовольствие ей. Через несколько секунд почувствовалось, что она расслабилась. Получалось то же самое, что ввести наркотик, только на этот раз тот, что противодействует транквилизатору, Карлсен убрал руку и сел обратно на стул. Интересно, что контакт установился так легко и гладко. Словно ум у нее, как и у Линды Мирелли, синхронизировал с его. - Хотите чая? - спросила вдруг она. Карлсен с улыбкой кивнул. - Зеленого? - Зеленого? А вам не противопоказано? - он знал, что это мощный стимулятор. - Безусловно, - отозвалась она с веселым спокойствием (значит, настроение поднялось). Тут он понял, что заблуждался насчет Ханако Сузуки. Истощенный вид привел Карлсена к мысли, что перед ним женщина с низкой витальностью или - что бывает со многими японками - вековые традиции жиз- ни в обществе, где верховодят мужчины, подточили в ней сколь-либо глубокое ощущение индивидуальности. Теперь до него дошло, что есть в этой женщине некая природная искра, делающая ее редкостно привлекательной в глазах мужчин. Легко понять, как ей удалось пленить крупного начальника. Они молча наблюдали, как девушка на коленях готовит чай, используя маленькую сбивалку для создания пенной поверхности. Карлсен съел пару- тройку конфет, затем принял чайную чашку, которую провернул на полтора оборота против часовой стрелки, одобрительно разглядывая при этом тонкую старинную работу, и медленно втянул губами ароматную вяжущую жидкость, напоминающую вкусом хлорофилловые таблетки. Горничная с легким поклоном вышла. Карлсен, дождавшись, когда закончит свой чай Ханако, произнес: - Прошу вас, расскажите мне о вампире. Овальные глаза спокойно его разглядывали. - Вы разбираетесь в вампирах? Он кивнул. - Мой брат говорит, вы внук того капитана Калрсена, - как многим японцам, проговорить это имя далось ей непросто. - Я изучала про капитана Калрсена. Он ожидал продолжения, но женщина, похоже, предпочитала молчать. - Как его звать? - спросил он наконец. - Карло Пасколи. - Итальянец? - Корсиканец. - Где вы его встретили? - В лифте Китсон Билдинг. - Когда? - Полтора месяца назад, восьмого июня. - От Карлсена не укрылась ее точность. - Месяц после того, как я вышла замуж. - Она опустила глаза, щеки зарумянились. Карлсен понимал ее неловкость. Легкий акцент, путаница в произношении "л" и "р" - все указывало на то, что воспитывалась она в Японии. Потому и происхождение и культура затрудняли разговор с незнакомым человеком (пусть даже ему можно доверять) о личных проблемах. - Вы любите своего мужа? - спросил Карлсен. - А... да. (Так и не поднимая глаз). - И когда повстречали того человека, все равно любили? - Конечно. - Тогда как все это произошло? Она медленно посмотрела ему в глаза. Понятно: решилась. Вот тот момент, который видишь так часто - когда пациент решает выложить все. - Я работаю на 392 этаже Манхаттан Билдинг, он - на 393. У него работа начинается с половины десятого, и у меня тоже. Так мы постепенно и стали видеть друг друга каждый день. Ханако сделала паузу: рассказывать оказалось труднее, чем она ожидала. - Он стоял возле вас? - Да. В то первое утро лифт был полон, и мы стояли вплотную. - Вы что-нибудь почувствовали? - Тогда еще нет. - Но и на то, что стоите впритирку, тоже не возражали? У нее чуть шевельнулись губы. Американка на ее месте пожала бы плечами, бросив что-нибудь вроде: "Что делать? Америка!". - Вы какое-то внимание на него обратили? Она покачала головой. - А он на вас? - То же самое. - Так когда вы впервые его заметили? - На третий день. - Такая точность в очередной раз указывала, что Ханако не раз восстанавливала для себя всю цепочку событий. - А на второй что было? - Он был там, но я его не заметила. - А на третий? - Мы в лифт вошли последними. Он опять стоял от меня очень близко. - Голос слегка дрогнул. - На этот раз я почувствовала что-то... очень приятное. - Как именно? - ответ был известен, но надо было принять неискушенный вид. - Такое... тепло. Тепло, растекается. И даже, когда лифт был уже почти пустой, он так и стоял чуть не вплотную. - Он что-нибудь говорил? - Нет. Через секунду я вышла... - Карлсен ждал. - Назавтра было еще сильнее. В лифте было не так людно, но он все равно стоял почти рядом. - Вы пытались подвинуться? - Нет. Стыдно было, из-за мужа, но мне хотелось, чтобы он стоял вплотную. Вы понимаете? - Да. - Это был конец пятницы. Вскоре мы в лифте остались одни. Он опять подошел и встал около меня. - Вы разговаривали? - Нет. - Смотрели друг на друга? - Нет. - Что вы чувствовали? Чуть помедлив в нерешительности; она сказала: - Чувствовала, будто я вообще без одежды. - Вы были сексуально возбуждены? Она посмотрела ему в глаза - близко, вплотную. - Да. - Чувствовалось, что исповедь действует на нее облегчающе. - И что произошло? - Я вышла из лифта и пошла не оглядываясь. - Когда что-то действительно произошло? - Через два дня, в понедельник. Я специально пришла раньше, но он меня уже дожидался. У меня было странное ощущение. Знала, что что-то должно произойти, и хотела этого. - Ханако как-то разом заговорила свободно, без скованности. - Как только мы оказались вдвоем, он подошел сзади и обнял. Затем повернул меня, и я дала себя поцеловать. - Он что-нибудь говорил? - Это было ни к чему. Он просто держал меня, и я не пыталась высвободиться. Я так была возбуждена, что хотела, чтобы это случилось. - Она взглянула Карлсену в глаза. - Я пошла за ним, не спрашивая, куда он меня ведет. Мы вышли из лифта, прошли по коридору. Он вынул из кармана ключ и открыл какой-то кабинет. Зашли, он закрылся и опять меня поцеловал. После этого, стал снимать с меня одежду. - Было ясно, что при разговоре она переживает то ощущение заново, вплоть до возбуждения. - Раздел полностью, сам разделся. Пронес меня на небольшой диван, уложил и стал целовать мне соски, нежно-пренежно. Затем раздвинул мне ноги и стал целовать там. Потом он оказался на мне и начал любить. - Вы этого хотели? - Да. И ему я хотела дать то же самое, что и он мне. Я готова была выполнить любую его прихоть, любую. Когда я почувствовала, что у него подступает оргазм, я сомкнула сзади него ноги, чтобы он не мог раньше времени выйти. Мне хотелось ощутить в себе его сперму. Ее возбужденность приводила Карлсена в замешательство. Даже без усиливающего чувствительность контакта с ее жизненным полем, чувствовалось, что влагалище у нее увлажнилось и не будь постороннего присутствия, она довела бы себя до оргазма кончиком пальца. Ценой усилия он сдерживал свое собственное желание. Ханако говорила тихо, почти монотонно. - Было какое-то безумие. Я хотела, чтобы он кусал, истязал меня, даже убил. - Карлсен невольно отметил ее повлажневшие губы. - Я чувствовала, что хочу отдаться ему вся целиком. Все это время она неотрывно смотрела Карлсену в глаза, так что слова звучали безошибочным приглашением. Хотя понятно было, что это не относится к нему лично. Просто видно, что она вновь близка к тому неистовству, в которое ввел ее тот внезапный любовник, и, попробуй он, Карлсен, этим воспользоваться, она не смогла бы устоять. Вместе с тем то, что казалось правильным в отношении Линды Мирелли, применительно к этой женщине выглядело предосудительным. Чтобы как-то облегчить напряжение, он спросил: - А потом вы заснули? В глазах Ханако мелькнуло удивление. - Откуда вы знаете? - Вы забываете, что дед у меня - Олоф Карлсен. - Ах да... Момент схлынул, а вместе с ним и ее секундный соблазн вновь впасть в сладкое безумство. Хотя желание довести рассказ до конца не ослабевало (то же самое, что у Карлсена - дослушать). - Что произошло, когда вы очнулись? - Меня он разбудил. Пытался одеть. ("Какое сходство", - Карлсен не мог сдержать улыбки). Я чувствовала странную усталость, а вместе с тем, счастлива была неимоверно. Я бы ему и еще раз позволила. Но он сказал, что мне надо на работу, иначе могут, чего доброго, позвонить домой. - Ханако улыбнулась. - Это были его первые слова. До этой поры мы не обменялись ни словом. - И вы что, оделись и пошли на работу? -Да. Я знала, что он прав. Он спустился в лифте к себе на этаж и тоже вышел. - Как он вам показался? - спросил Карлсен. Вопрос прозвучал невнятно, но она, похоже, поняла. - Он? Какой-то даже... напуганный, будто что-то такое натворил. - А вы? - А я, - Ханако легонько улыбнулась, - будто я в чем-то виновата. Вспомнились неожиданно слова Линды Мирелли: "Полиция? Она меня же, может, и арестует". - Это почему? - Я почувствовала, что сама ему себя предложила. Мне как-то открылось, каково, видно, чувствует себя проститутка. Но мне было все равно. Я снова хотела этого. Карлсен, поднявшись, подошел к окну. Далеко внизу в парке на площадке для игр резвилась детвора. - Как вы сами себе это объясняли? - Вначале я думала, что это просто какая-то взаимная страсть, вроде той, что в романах. Мы как бы суждены друг для друга. - А муж? - Считала, что это не его дело. Если он не может вызвать во мне такого чувства, то и вмешиваться не имеет права. - Но вы все равно любили его? - Да, безусловно. Я знала его два года. Знала, что он хороший, честный человек. Но чувствовала, что на самом деле принадлежу Карло. Пройдясь по комнате, Карлсен вернулся к стулу. - И вот до вас впервые доходят, что он вампир. Когда? - После того, как у нас это было в шестой раз. Я согласилась приехать к нему в субботу утром на квартиру: муж улетел по делам во Владивосток. Горничной сказала, что мне надо на работу. Мы занялись любовью, причем такого желания я не чувствовала еще никогда. Я умоляла его искусать, избить, убить меня. Он делал, как я просила - всю меня искусал, но только тело. Мне было все равно, увидит муж или нет, но Карло все осторожничал. Он тоже сильно возбудился, до сих пор я ощущала, что он себя сдерживает... "Бог ты мой, да эта статуэтка знает все!" -... Только на этот раз он распалился по-настоящему. Когда он кусал мне бедра, я вдруг ощутила, как он что-то из меня высасывает - в буквальном смысле. В животе как-то потеплело, будто у меня там ребенок. И вот когда он снова вошел, я стал кричать, заклинать, чтобы он взял все. И тогда Карло это сделал. Он припал мне к губам, и я будто сама потекла в него. Думала, что умру, но было все равно. Притиснулась к нему изо всех сил, чтобы взял меня глубже, глубже... Такой сладости я просто не вынесла, отключилась. Когда пришла в себя - часа два прошло - усталость была такая, какой в жизни никогда не было. Тут я и поняла, что это не просто любовные игры. Я спросила: "Что ты такое со мной сделал?". А он: "Не беспокойся, взял у тебя сколько-то жизненной силы, но вреда от этого никакого. У тебя ее еще немеряно". Я ему: "Как это вообще возможно, забирать эту силу?". А он мне: "Я же вампир". - Прямо так и сказал? - Да. Сказал так, будто речь о чем-то обыденном. Я тогда спросила, а что он сделает, если я расскажу, что он вампир, а он: "Не беспокойся, тебе все равно не поверят". - А вы поверили? - Сначала нет. Думала, какая-то шутка. И тут он изменил себе глаза. - Что сделал? - Заставил их измениться, просто чтоб меня убедить. Заглянул мне в глаза, а у самого там - туман такой, красный. Страшно. Потом сразу все прошло. - То есть у него глаза как-то исчезли в буквальном смысле? - Да нет же. Трудно объяснить. Проще было бы увидеть. - Вы точно уверены, что это не гипноз какой-нибудь? - Возможно. Хотя я так не думаю. - А он объяснил, как стал вампиром? - Сказал, что это врожденное. Что на Корсике вампиров множество. Что оттуда они и произошли, а не из Трансильвании. - Вы читали "Дракулу"? - А как же. Я после этого стала читать о вампирах все подряд. Целые вечера проводила в Нью- ЙоркскоЙ публичной библиотеке. И про деда вашего читала, и понимала, что ему никто не верит. Вы сами вампир? Прозвучало абсолютно естественно, словно вопрос был, любит ли он сушки. В тон прозвучал и ответ: - Да. - Я так и подумала. У меня было это ощущение, когда вы меня коснулись. Только вы не пытаетесь брать жизненную силу. - Да, действительно, - Карлсена только сейчас как-то проняло, что он был прав, сдержав соблазн. Перед ним же пациентка, а могло получиться вообще невесть что. - А когда это начало вас беспокоить? - Беспокоить, меня? - не поняла она. - Вы же сказали своему брату, значит, видно, беспокоило. - Нет, это брат все и выяснил. Когда я вернулась уже в следующую субботу, он меня дожидался. Кто-то видел, как мы с Карло ужинаем в Китайском квартале. На брате лица не было. Он из нас младший, и любит меня без памяти. Он еще и очень близкий друг моего мужа - я с мужем как раз через него и познакомилась. Брат не мог взять в толк, как я, замужняя женщина, завожу себе кого-то на стороне, когда семейный стаж еще всего ничего. Это так на него подействовало, что он пригрозил покончить с собой. Тут я поняла, что надо рассказать ему всю правду. - И он поверил? - Какое там, - Ханако слабо улыбнулась. - А что он подумал? - Что я сумасшедшая. Поэтому уговорил пообщаться меня со своим другом, доктором Хорватом. Доктор - человек милейший. Только Тетсур не сказал, что друг этот - врач-психиатр. - И вы поговорили с доктором Хорватом? - Поговорили. Только он тоже мне не поверил. Сказал, что у меня какая-то мания... слово какое-то произнес длинное, медицинское. То есть, что у меня неосознанная склонность к супружеской неверности. - И они позаботились, чтобы встреч у вас с Карло больше не было? - Да нет же. - Она досадливо улыбнулась, дивясь мужскому тугодумству. - Доктор Хорват сказал брату, что я должна пройти лечение у психиатра. Уже назначил на ту неделю прием у какого-то светила. Тем временем оба дали обещание мужу ничего не говорить. Карлсен кивнул на облепленные пластырем запястья. - И что произошло затем? - Я выяснила насчет Карло. Выяснила правду. - Сказала печально, но без жалости к себе. Карлсен облегченно почувствовал, что фаза суицидности миновала. Разговор об этом лишь снова ее укрепил. - Как это произошло? - Вчера после работы я поехала за покупками. Мужу хотела купить шелковый галстук и заехала в "Мэйсиз". Карлсен с улыбкой кивнул. Японцам почему-то нравится именно "Мэйсиз". Вот уж тридцать с лишним лет он является одной из основных в Нью-Йорке приманок для туристов. В духе характерной для 2090-х ностальгии, магазин был реконструирован в том же виде, в каком был двести лет назад: старомодные деревянные прилавки, сзади на полках - коробки с товарами. Идея обернулась невероятным успехом. И хотя с той поры ряд конкурентов по "ностальгии" обанкротился, "Мэйсиз" продолжал цвести, пользуясь поддержкой японских обитателей Нью-Йорка. - На первом этаже у них выставка, вы не видели? - Карлсен в неуверенности покачал головой. - Демонстрируют новый строительный материал... забыла название. - Диолитовое стекло? - Точно. Смотрится как стекло, дока не пропускаешь через него ток. Тогда оно все темнеет и темнеет, и наконец совсем перестает пропускать свет. Зимой оно пропускает все солнце, а летом ровно столько, сколько нужно. И вот нас пригласили внутрь показать, как оно работает - мы на Мэйне думаем ставить себе коттедж. И тут я вдруг увидела, как в магазин входит Карло. Он был еще с каким-то мужчиной и меня не заметил. А у меня, как только его увидела, буквально ноги подкосились. Мы с ним вот несколько часов как ласкались, но, если б он зашел сейчас на выставку и велел мне при всех раздеться, я бы сделала не задумываясь. - Она говорила ровно, обычным голосом, без малейшего эпатажа. - Я стояла, не спуская с него глаз - хотелось пулей выскочить, схватить его за руку. Только уже никак нельзя: специалист рассказывал про дом, и от группы оторваться как-то неприлично. Поэтому я просто стояла, ловила его взгляд. Он от стены стоял всего в нескольких футах, так что я чувствовала: вот-вот и увидит, как я таращусь во все глаза. Но, похоже, он очень занят был разговором и смотрел в другую сторону. Потом продавец потянулся к регулятору; стена начала темнеть. И едва это произошло... Я почувствовала что-то странное. Точно не передам... вот вы знаете, бывает так, что при простуде уши закладывает, будто пробками? А потом в прекрасный момент р-раз - все опять великолепно слышно? Примерно то же и со мной. В голове будто щелкнуло что-то. И вдруг я почувствовала, что в Карло больше не влюблена. - Прямо так! - ошарашенно переспросил Карлсен. - Именно так. Чем-то это было вызвано... - Электричеством? - Не исключено. Стоило стене потемнеть, как от, любви у меня ни следа. Просто исчезла, и все. Я смотрела на него и думала: "Да я с ума сошла. Какая посредственность, мой муж намного симпатичнее". А стоило вспомнить о муже, и такая бездна нахлынула отчаяния и вины, что я взмолилась: лишь бы он ни о чем не заподозрил. Что до Карло, то я боялась: хоть бы не обернулся в мою сторону. Он по одному виду уже бы понял, что абсолютно ничего для меня не значит. Я теперь и в толк взять не могла, как меня угораздило влюбиться. Он смотрелся теперь каким-то фальшивым, поверхностным. Стена стала абсолютно черной, и Карло я больше не видела. Но наружу выходить не решалась: вдруг увидит. Поэтому стояла и делала вид, будто бы слушаю. Вот человек опять повернул регулятор, и стены начали меняться. А через несколько минут, когда снова стало видно Карло, я уже ненавидела его за то, что он заставил меня изменить мужу. Но тут снова: человек сдвинул регулятор, и все переменилось. Карлсену только головой оставалось покачивать. - Что, опять любовь? - Опять. Только не совсем так. Фальшивым, поверхностным он больше не смотрелся. Но я же помнила, что было минуту назад, поэтому все смотрелось теперь как-то в ином свете. Я знала - это какой-то фокус, колдовство какое-то. Тело по-прежнему домогалось его, а уму было ясно - он не заслуживает, чтобы его любили. Я буквально выбежала из магазина, через другое крыло, и приехала сюда, домой. Села снаружи на балконе и пыталась осмыслить, что произошло. - Она блеснула глазами на Карлсена, губы выдавили горькую усмешку. - Хотя вы и представляете: мыслить-то было не о чем. Он же сам открыл правду, что