боратории доктора Фаллады по аппарату министерской связи. Он хочет поговорить со своим ассистентом Греем. Фаллада стал подниматься. Вдруг лицо у него недоуменно исказилось, и он опять шлепнулся в кресло. Тут и Карлсен почувствовал томную вязкость, растекающуюся по телу, словно от наркоза. Он попытался отлепиться от кресла, но оно держало словно магнит. Конечности, когда капитан прикрыл глаза, казалось, слились с мебелью в единое целое, став неподъемно тяжелыми. Потыкав наманикюренным пальчиком кнопки в электронной записной книжке, девица набрала номер. Откликнулся молодой женский голос. - Пожалуйста, мистера Грея. Вызывает доктор Фаллада, - сказала секретарша; от Карлсена не укрылось, что голос у нее такой же, слегка механический. Джемисон и девица сосредоточили взгляды на Фалладе. Тот дернулся и застыл, на миг лицо у него мучительно исказилось. Под неотступным взором он поднялся и на негнущихся, протезных каких-то ногах двинулся через комнату. - Ганс, не делай этого! - окликнул Хезлтайн, но тот, не реагируя, подходил к телеэкрану. - Алло, Норман, - сказал он упавшим голосом. - Надо подослать Армстронга на Даунинг-стрит, десять. Прямо сейчас можно? - Да, сэр. Как насчет снотворного? Дать еще одну дозу? - Нет. Отправьте как есть. Надо, чтобы он пришел в себя. - С вами все в порядке, сэр? - с беспокойством спросил ассистент. Фаллада тускло улыбнулся. - Да, все отлично. Просто чуть устал, вот и все. Возьмите институтский "шершень". - Сделаем как надо, сэр. Девица потянулась и выключила аппарат. Фаллада тяжело покачнулся и невольно схватился за краешек стола. Лицо у него внезапно посерело. Хезлтайн с мучительным усилием повернул голову к Карлсену. - Что они с нами делают? - голос от напряжения звучал глухо. - Используют волевое давление. Не переживайте, их надолго не хватит. Это изматывает. - Хватит ровно настолько, насколько потребуется, - беспристрастно сказал Джемисон. Фаллада упал обратно в кресло; лицо его покрывали бисеринки пота. Карлсена ожег стыд за такую предельно унизительную сцену: бесстыжее употребление тела и голоса по чужой указке. - Ганс, не давай себе заснуть, - предупредил Карлсен. - Пока борешься, твое сопротивление не сломить. Меня уже тут пытались переломить прошлой ночью. Ничего не вышло. Джемисон посмотрел даже с некоторым любопытством. - Нам о вас предстоит многое узнать, Карлсен. Как, например, вы прознали о волевом давлении. - Он смерил взором Фалладу с Хезлтайном. - Но пусть он вас своим опытом не вводит в заблуждение. У него было время создать какое-то подобие защиты. У вас времени нет. Кроме того, поверьте, у вас совсем нет выбора. У нас к вам предложение, не терпящее отказа. Пауза. - Излагайте, - наконец выдавил Фаллада. - Нам нужно ваше содействие, - изрек голос. - И добиться его мы можем двумя способами. - Можем вас умертвить и завладеть вашими телами. Единственная альтернатива - это если вы пойдете навстречу и выполните наши требования. - Он имеет в виду - чтобы мы уступили им свои тела, - громко, чтобы все слышали, сказал Карлсен. - Уверяю вас, это даже не лишено приятности, - перекрыл его Джемисон. - Чтобы развеять ваши сомнения, - он повернулся к девице, - Враал, покажи комиссару. Секретарша прошла за кресло Хезлтайна и откинула ему голову назад, положив свою ладошку на лоб, а Другую она поместила ему под подбородок. Следя за лицом Хезлтайна, Карлсен уловил секундное сопротивление; оно рассеялось, затем вроде бы снова сплотилось, но вскоре сошло на нет. Глаза у Хезлтайна закрылись, он глубоко задышал; на щеки возвратился румянец. - Достаточно, Враал, - сказал Джемисои. Девица с неохотой убрала руки. Одна ладонь задержалась у Хезлтайна на плече. - Я сказал: хватит, - процедил сквозь зубы Джемисон. Та отняла руку. Хезлтайн вяло разлепил веки. В сторону Карлсена он смотрел затуманенным взором, наверняка его не различая. Девица повернулась лицом к Карлсену; губы ее были соблазнительно влажные. - Нет, капитану Карлсену показывать не надо, - сказал Джемисон. - Он уже ощутил. Ветер легонько шевелил оконный тюль. Джемисон, сидя с каменным лицом в кресле, не спускал пристальных глаз со своих гостей. Отдаленно доносился глухой уличный шум Уайтхолла. Карлсен всю свою энергию сплотил на борьбу с дремотой. Было видно, что Хезлтайн с Фалладой вот-вот заснут. Паники не было, была лишь приятная, эротическая истома. Время утратило смысл. Неспешным ручейком текли памятные образы: картины детства, маковые поля в "Волшебнике страны Оз", домик из "Ганзель и Гретель", сделанный из фруктового пирога. На душе - благостная расслабленность, ощущение, что все хорошо. Олоф попытался внушить себе, что они втроем находятся в опасности, но ум отказывался внимать. Золотистый туман блаженства разливался по всему существу, размывая сознание. Раздался звонок, и Карлсен понял, что задремал. - Должно быть, наш коллега, - сказал Джемисон и вышел. Через несколько минут он возвратился. Карлсен, напрягшись, кое-как повернулся в кресле. В кабинете стоял Армстронг - лицо землистое, больное. Двигался он медленно, неуверенной поступью. Джемисон подвел его к стулу. Взгляд Армстронга без интереса скользнул с Карлсена на Фалладу, на Хезлтайна. Дышал Армстронг тяжело, глаза были налиты кровью. - Посмотри на меня, - требовательно приказал Джемисон. Армстронг нехотя поднял глаза. Джемисон схватил его за волосы, отчего тот страдальчески сморщился, отвел ему голову и вгляделся в самые глаза. Армстронг надрывно закашлял, постанывая. Секунду никто из них не двигался. Затем лицо у Армстронга изменилось - словно окаменело, рот стал тверже. Когда открыл глаза, взгляд был уже ясным, пронизывающим. Он сердито стряхнул руку Джемисона у себя со лба. - Теперь лучше. Спасибо. Они вкачали в меня три дозы этой пакости. - Он с холодной яростью воззрился на Карлсена; волевой импульс стегнул капитана тугим жгутом. - Если ему быть убитым, это сделаю я. - Он уже обещан мне, - возразила девица. - Выбор за ним, - перебил их Джемисон. - Что ты предпочтешь? Чтобы тобой овладела она? Или умертвил он? Решай быстро. Карлсен опять попытался шевельнуться, но три их воли оковами пригвоздили его к креслу. Он ощутил беспомощность, почувствовал себя ребенком в руках взрослых. Слова выдавливались с трудом. - Убивать меня глупо. Тело мое вы могли бы использовать, но этим все равно не обмануть тех, кто меня знает. - Этого не требуется. Единственное, что нужно - это, чтобы вы выступили сегодня вечером по телевидению. Там вы выскажетесь в том духе, что "Странник" надо немедленно отбуксировать к Земле. Скажете, что медлить с этим глупо, когда инициативу могут перехватить другие страны. После этого я объявлю, что назначаю вас начальником экспедиции по доставке "Странника", и завтра же утром вы отбудете на лунную базу. Это все, что от вас требуется. - Карлсен не мигая смотрел в глаза Джемисону, перебарывая в душе усталость и растущее чувство поражения. - Я жду ответа: сейчас, - требовательно добавил тот. - Может, попробовать его уговорить? - спросила девица и, не дожидаясь ответа, села Карлсену на колени и откинула ему назад голову - все это без кокетства, словно санитарка на медосмотре. Почувствовав ее прохладные ладони у себя на коже, он осознал, что она забирает его энергию; ясно было, что под коричневым строгим костюмом на ней почти ничего нет. Удивительно, но несмотря на истощение, Карлсен ощутил, как в нем пробуждается стойкое желание. Прикрыв ему ладонями уши, девица наклонилась и Припала губами к его рту. Он вновь испытал томный восторг, желание сдаться, позволить ей овладеть своей волей. Почувствовав его расслабленность, она провела ему по шее нежной кожей оголившихся рук; губы у девицы стали влажными, влекущими. Карлсен наблюдал, как жизнь из него вытягивается к ней в тело; жизненные силы лились, словно кровь из отворенной вены. Вскинувшись напоследок, Карлсен попытался шевельнуться, но совокупная их воля вжала его в кресло. Одновременно с тем, как сила сопротивления убывала, чувство беспомощности переплавлялось в теплое ответное влечение. Отчасти, видимо, из-за легкого нажима ее бедер, которыми она ритмично надавливала ему на сокровенное место, умело имитируя половой акт. Он ощущал через костюм тепло ее увесистых грудей; хотелось потянуться и сорвать с нее досадно мешающую одежду. Желание сделалось жгучим, неистовым; осознавалось ее удивление тому, что он перестал быть пассивным. И тут Карлсен ощутил, что может встречно использовать свою волю; некая сила, пробившаяся вдруг из какой-то немыслимой глубины, заставила девицу прижаться еще теснее, буквально впившись в него губами. Не шевелясь, он мог держать ее, как птица, очевидно, держит червяка. Теперь уже он цедил из нее жизненную энергию, всем существом своим горя от сладостного утоления лютой жажды. - Что ты делаешь, Враал? - послышался голос Армстронга. - Не убивай его. Карлсен усилил хватку, самозабвенно отдаваясь наслаждению, с которым не могло сравниться никакое иное; от такого тесного контакта горела плоть. Увидев, что Джемисон хватает ее за плечи, он ослабил хватку, уступая ему девицу. Тот рванул с такой силой, что она, попятившись, ударилась о стол и рухнула на палас. Джемисон открыл было рот, но тут взгляд его упал на припухшие губы и опустевшие от изнурения глаза той, что звалась Враал. Реакция была мгновенной: он повернулся к Карлсену, и сила его воли хлестнула, как молния. Карлсена должно было пригвоздить к стулу, пробив сопротивление раз и навсегда, наподобие пули, пущенной в солнечное сплетение. Однако Карлсен оказался даже быстрее - он парировал чужую волю, увернувшись, как боксер от прямого удара; и прежде чем Джемисон опомнился, сам нанес ответный удар, угодив Джемисону по ребрам - да так, что того отбросило к стене. Уклон влево напомнил об Армстронге; Карлсен не успел сгруппироваться и получил неуклюжий, но сильный удар, вскользь пришедшийся по голове. Рассвирепев от боли, Карлсен переборщил с ответом. Вспыхнувшая ярость огрела Армстронга по плечу словно тяжелой дубиной, сломав кость. Тот отлетел через кабинет, наотмашь ударившись о стену головой. Не в силах подняться, он лишь грузно привстал на колени, глухо мыча и пялясь осоловелыми, мутными глазами. Джемисон, чуть покачнувшись, поднялся, неотрывно глядя на Карлсена, и стоял, придерживаясь за стол. Левый глаз у него заплыл, по щеке струйкой стекала кровь; в непроницаемом взоре, тем не менее, не читалось ни поражения, ни страха. - Черт бы побрал! Кто ты такой? Собираясь с мыслями, чтобы ответить, Карлсен вдруг ощутил, что это ни к чему. Вопрос задавался не ему. С губ сходили слова на чужом языке, содержание которого, кстати, было понятно. - Моя родина Картхис, - произнес он. Он сознавал, что это язык Ниотх-Коргхай. Джемисон полез в карман, вынул оттуда белоснежный носовой платок и промокнул с лица кровь. - Чего тебе от нас надо? - спросил он спокойным и ровным голосом. - Я думаю, ты об этом знаешь. - Говоря, Карлсен заметил, что владеющий девушкой вампир, потихоньку выползал из ее тела. Даже глядя в противоположную сторону, каким-то непостижимым чувством он ведал, что беглец крадется к окну. - Тебе не уйти, Враал, - сказал он. - Мы тысячу с лишним лет потратили, разыскивая тебя. Поэтому не надейся, что тебе это снова удастся. - Он схватил и втащил бесплотную беглянку обратно в комнату. Хезлтайн с Фалладой, вытаращив глаза, смотрели на прозрачный лазоревый силуэт, различимый теперь на фоне стены. Он переливчато подмигивал светом циркулирующей внутри, как клубы дыма энергии. Карлсен повернулся к Фалладе. - Прошу извинить, что говорю на нездешнем языке. У себя мы общаемся просто мыслью, но иногда все равно используем древний язык Ниотх-Коргхай. - Я не понимаю, - в замешательстве выговорил Фаллада. - Ты...? Олоф понял невысказанный вопрос. - Я - обитатель Картхис, планеты у звезды, именуемой Ригел. Я использую тело вашего друга Карлсена, который совершенно четко сознает происходящее. Можно сказать, я на время позаимствовал его тело. Он поглядел на Армстронга, медленно выправляющегося в сидячее положение, затем на Джемисона. - Идемте. Пора в путь. Фаллада с Хезлтайном, застыв от изумления, смотрели, как от Карлсена начала отделяться пурпурная дымка. Сияние у нее было более насыщенное, чем у другого пришельца, и, казалось, утыкано крохотными, похожими на искры, точками света. Карлсена вдруг охватила слабость, как от потери крови. - Подожди, пожалуйста, - попросил он. Свет багровел в середине кабинета настолько яркоо, что резало глаза. Тут перемежающиеся, размытые силуэты отделились и от Армстронга с Джемисоном. В сравнении с насыщенным, полыхающим багрянцем своего пленителя, они были едва различимы. Армстронг завалился набок, челюсть у него отвисла. Джемисон тяжело рухнул в кресло у себя за столом и посмотрел на девушку с растерянным непониманием, словно впервые видя. Вглядываясь в багряные переливы, колышащиеся на фоне стен, Карлсен ощутил в себе эмоции столь глубокие, каких никогда не испытывал прежде. Душу раздирал благоговейный ужас вперемежку с неимоверной жалостью. Впервые он в полной мере сознавал все одиночество и бесприютность, толкавшие этих бродяг рыскать по галактике в поисках жизненной энергии. Чувствовал их неизбывный ужас перед холодной пастью конечного небытия, готового поглотить их навсегда, вместе или порознь. Перед такой реальностью собственная жизнь внезапно показалась пустяком - с самого рождения ее полонили какие-то тусклые, невыразительные тени людей и вещей. Осознание всего этого придало храбрости, настоянной на гневе. Сделав шаг навстречу свечению, он крикнул: - Не убивай их! Отпусти. Собственный крик показался ему полным абсурдом - все равно, что доказывать что-нибудь безмолвной горе. Однако спустя секунду в ответ внятно донеслось: "Ты знаешь, чего ты просишь?". Слышно ничего не было, слова внедрялись прямо в мысль. "Чего такого уж дурного они, в конце концов, сделали? - запальчиво спросил он. - Им всего лишь хотелось жить. За что их наказывать?" Говоря это, он продвинулся еще на шаг, в место, озаренное свечением. И тут вновь ощутил мощный прилив энергии и способность прозревать умы окружающих. На этот раз голос у него доносился как обычно, изо рта. - О наказании не может быть и речи. Но чтобы восторжествовала справедливость - вам быть судьями. Наводнив тело Карлсена, безвестный вершитель нагнулся, поднял его руками девушку и аккуратно усадил ее на стул возле стола. Глаза у нее открылись, и она взглянула на Карлсена с удивлением и некоторой робостью. Наклонился над Армстронгом, схватив его за оба плеча - хлынувшая из пальцев целительная сила срастила перелом. Переступил к Джемисону, испуганно отшатнувшемуся от протянутой руки. Ладонь коснулась распухшей побелевшей скулы - на глазах у всех синяк и опухоль исчезли. Вершитель возвратился к креслу, где сидел Карлсен, и поочередно оглядел всех присутствующих. - Вы готовы вынести решение об участи этих существ, думавших вас уничтожить? Наступила тишина, и можно было прочесть, что в мыслях и на душе у каждого. У Армстронга и Джемисона пристыженность и страх переросли в ненависть, инстинктивное желание примкнуть к обвинителю. Девушка лишь пугливо наблюдала, не зная, как быть. Лишь Фаллада с Хезлтайном пытались сохранить беспристрастность. - Как же мы можем судить? - откровенно спросил Фаллада. - Тогда слушайте и решайте, - голос был терпелив и кроток. - Больше двухсот лет я нахожусь у вас на Земле, выжидая возвращения Уббо-Сатхла. Мои же собратья разыскивали их среди галактик вот уже тысячу с лишним лет. Осуществить это было сложнее, чем отыскать какую-то одну песчинку среди всех пустынь вашей планеты. Слова были не так значимы, как сопровождающие их образы. Вершитель проецировал свои мысли и чувства в умы людей так, что можно было усвоить подавляющую безмерность пространства и бесконечное сонмище миров. - И вот так-то, две с лишним тысячи лет назад, наши посланцы в системе Веги нашли остатки планеты В-76. Она распалась на осколки. Мы знали, что планету населяла раса высокоразвитых существ, йераспинов - вам бы они показались некими светящимися шарами. Существа эти были ленивы, безобидны и неагрессивны. Это и вызвало у нас недоумение: что за катастрофа могла разрушить их мир. Вначале подумалось, что это какой-нибудь природный катаклизм. И тут, изучая осколки, мы обнаружили следы ядерного взрыва. Появилось подозрение, что планета уничтожена с целью скрыть следы какого-нибудь чудовищного преступления - подобно тому, как человеческие преступники порой сжигают разграбленный дом. Дальнейший анализ убедил, что планета стала ареной массового убийства всех ее обитателей. - Глаза его холодно посмотрели на безмолвные силуэты у стены. Карлсену показалось, что те угасают. - Тогда и начался розыск. Мы одну за другой обследовали все близлежащие планетарные системы в поисках любого свидетельства, способного изобличить преступников. Такое свидетельство обнаружилось в вашей Солнечной системе, где точно так же была взорвана еще одна планета. - Где астероиды? - воскликнул Фаллада удивленно. - На нашем языке ее название - Йеллднис, голубая планета. Когда мы перед тем в последний раз навещали Солнечную систему, Йеллднис была средоточием великой древней цивилизации подобных нам существ - разумных моллюсков. А Марс населяла раса великанов-гуманоидов, тогда уже развивавших строительство городов. Теперь же Марс оказался безводной пустыней, а Йеллдиис раскололась на тысячи осколков. Вместе с тем ваша Земля, с ее недостаточно развитой средиземноморской цивилизацией, была нетронута. Почему так? Разве, может статься, преступники усматривали в ней своего рода временное пристанище? Вот тогда у нас появилось подозрение, что преступления совершают Канувшие - так мы нарекли ученых, исчезнувших на обратном пути к нашей галактике пятьдесят тысяч лет назад. Вначале в это не особенно верилось, поскольку Ниотх-Коргхай, как и люди, смертны. Но когда мы прибыли на Землю и изучили ее наследственную память, все сомнения развеялись. Преступления совершали существа, подобные нам - собратья по расе Ниотх, у которых пристрастие к покровительству более слабым расам переродилась в злокачественную тягу умерщвлять... От клубящихся около стены силуэтов, чувствовалось, исходит гневное презрение. Вершитель же продолжал ровным голосом: "Ваша мифология о злых духах и демонах полна атавистической памяти об Уббо-Сатхла, космических вампирах. А поскольку они пощадили вашу планету, было ясно, что они сюда когда-нибудь непременно вернутся. Мы, разумеется, продолжали поиск по галактикам в надежде пресечь дальнейшие преступления, но одна лишь ваша галактика сама по себе вмещает свыше ста миллиардов звезд. Так что наши усилия были тщетны - до сегодняшнего дня". Голос смолк. Карлсен снова ощутил волнами исходящие от пришельцев злобу и беспросветное отчаяние. Молчание длилось дольше обычного. - Ну так что? - спросил голос. - Кто-нибудь по-прежнему полагает, что их следует отпустить? - Глаза вершителя обратились к Джемисону. Тот густо зарделся и прокашлялся: - Конечно же, нет. Это было бы преступной глупостью. - Я бы хотел задать один вопрос, - подал голос Фаллада. Говорил он нервно, изучая глазами ковер на полу. - Вы сказали, милосердие у них переродилось в некий садизм. А нельзя сделать обратное перерождение? - Тоже мне, нашли, о чем говорить! - фыркнул Джемисон раздраженно. - Я хочу знать, - упрямо потребовал Фаллада, - безнадежно ли порочны эти существа. - Он укоризненно посмотрел на Джемисона из-под кустистых бровей. - У большинства людей все-таки теплится искра добра. - На этот вопрос могут ответить только они, - рассудил вершитель. - Что скажете? - обратился он к вампирам. - Они что, могут говорить? - удивился Фаллада. - Без тела им не обойтись. Но у них здесь целых шестеро. Карлсен внезапно ощутил тошнотворную слабость. Прошла секунда, и он понял, что вершитель вытеснился у него из тела и завис над головой. Капитан увидел, что один из клубящихся силуэтов плывет к нему, и весь напрягся, но тут в мозг влилось расслабляющее спокойствие. Карлсен расслабился, давая бесформенному сгустку слиться со своим телом. На миг накатила тошнота - словно кто-то вынудил проглотить какую-нибудь гадкую жидкость - и тут же сменилась дикарским ликованием. От грубой жизненности готовно напряглись все мышцы. Карлсен ощутил в себе вожака - того, что владел Джемисоном. Грянувший голос был сиплым от обостренного чувства. *** - Я скажу, хотя и знаю, что это ничего не изменит. Справедливость ни в ком здесь не воплощена. Но хотелось бы вспомнить один простой факт. Ниотх-Коргхай, как и люди, смертны. Мы, Уббо-Сатхла, достигли, в некотором роде, бессмертия. И по-вашему, это само по себе не заслуга - открыть секрет вечной жизни? Вы скажете: мы достигли этого тем, что губили чужие жизни. Верно. Но разве и это не закон природы? Все живые существа - убийцы. Люди не чувствуют угрызений совести, убивая себе на пищу бессловесных животных. Не гнушаются они даже плотью новорожденных ягнят. А коровы и овцы едят траву, тоже наделенную жизнью. Присутствующий здесь доктор Фаллада изучал вампиризм. Он скажет вам, что таков основной принцип природы. Если так, то в чем наша вина? - Вы отрицаете то, что убиваете для удовольствия? - спросил Фаллада. - Нет. - Пришелец говорил спокойно и рассудительно. - Но если приходится убивать для того, чтобы выжить, то почему бы нам не находить в этом удовольствие? Карлсена занимали не столько слова, сколько стоящая за ними сила. Она вторгалась в сознание подобно электрическому току, наводняя ищущим выхода восторгом. Люди и в самом деле порочны: эгоисты, нытики, лентяи, тупицы, плуты - раса недалеких, никчемных существ, немногим лучше кретинов. Если в природе выживает сильный, а слабый вымирает, то человек напрашивается на уничтожение. В понимании вампиров, он - естественная добыча. Хезлтайн кашлянул. - Но ведь, разумеется... жестокость происходит от слабости, а не от силы? - спросил нетвердо, без убежденности. - Тот, кто не испытал полного отчаяния, не вправе говорить, что есть слабость, а что - сила, - твердо заявил вампир. - Вы можете себе представить, что значит тысячу лет бороться, чтобы тебя не втянуло небытие? С той поры мы решили, что нет причины мириться со смертной участью, пока есть еще шанс выжить. И вы нас за это обрекаете на смерть? Обращался он к Хезлтайну и Фалладе, но ответил Джемисон. - Вы сами себя обрекли, - заявил он. Вы только что упомянули, что убийство - закон природы. Вы думали уничтожить нас. Так почему же нам, точно так же, не разделаться с вами? - Будь у вас сила, я бы именно этого от вас и ожидал, - ответил тот без малейшего сарказма. - Только Ниотх-Коргхай не верят, что убийство - закон природы. Они исповедуют более высокую этику. - Он отвел взор, избегая смотреть на лучезарный силуэт. - Вот почему я хочу знать, что вы думаете с нами делать. - Это решено будет на Картхисе, - передалось без слов. - Но мы не можем возвратиться на Картхис, если ты не дашь нам энергию преображения. - Она будет вам дана. - Когда? - Сейчас, если вы того хотите. Карлсен ощутил невероятный всплеск сбывающейся надежды и восторга, который утих через секунду, когда пришелец покинул тело. Карлсен попробовал было взглянуть на светящийся силуэт, но глазам сделалось нестерпимо больно. Он увидел, как болезненно исказилось лицо у Хезлтайна, и сам прикрылся руками. Все равно, свет разгорался словно изнутри, наполняя восхищением и ужасом. Чувствовалось, что энергия бьет ключом из загадочного вершителя в середине комнаты, а одновременно с тем из какого-то другого источника во Вселенной. Это само по себе снизошло как откровение. Присущие уму ограничения развеялись - внезапно открылось, что все человеческое знание поверхностно, убого, и не приближено толком к реальности. Реальность же ощущалась теперь напрямую, вызывая непомерный восторг. Страх чуть умерялся пониманием, что сам он, Карлсен, лишь зритель, а сила предназначена для пришельцев. Открыв глаза, Олоф поглядел на вампиров. Те поглощали энергию, жадно глотая, давясь, окатываясь ею. По мере того, как она протекала сквозь них, их формы вырисовывались все отчетливей; цвет густел, и очертания становились все четче, пока не уплотнились до осязаемости, наливаясь внутренней своей силой, словно клубящимся дымом. На глазах у людей они перестали лишь впитывать; теперь, наоборот, они излучали энергию, подобно вершителю в центре комнаты. Но это продолжалось лишь секунду; на свету проклюнулись темные пятна. Внезапно догадавшись о чем-то, Карлсен хотел предупредить, чтобы они не торопились и начали все заново. Однако, силуэты с потрясающей скоростью истаяли - словно три электрические лампочки перегорели одновременно. В кабинете стемнело, и нависла странная тишина. - Что случилось? - донесся неуверенный голос Фаллады. Карлсен удивился, что у того еще сохранился дар речи. - Стойте! Погодите, не уходите! - прокричал Джемисон. Карлсен поднял глаза и понял, почему создается впечатление гаснущего света. Ниотх-Коргхай зависли без движения на прежнем месте, как бы растворяясь, словно исчезая вдали. Карлсен ощутил вдруг щемящую тоску, словно навсегда утратил что-то. Это исчезала реальность, и он изо всех сил пытался мысленно ее удержать. Затем он понял, что такое невозможно: земные дела пришельцев окончены. На глазах у людей пятна съежились до размера булавочных головок, отрешенно застыли, подобно звездам на предрассветном небе, и растаяли. В комнате, казалось, тотчас стало холодно и бесприютно, как будто опустились вдруг зимние сумерки. Снова выткалась всегдашняя зыбкая завеса, именуемая обычным сознанием. Джемисон издал протяжный, утомленный вздох и коснулся кнопки на столе, окна автоматически открылись. Кабинет наполнил неясный гул Уайтхолла, повеяло летним теплом. Несколько минут все молчали. Хезлтайн, смежив веки, откинулся в кресле. По-совиному вытаращив немигающие глаза, сидел Фаллада, уперев подбородок в грудь. Девушка, сама не своя от усталости, раскинулась на угловом стуле с невысокой спинкой, часто дыша открытым ртом. В попытке перебороть наползающую усталость Карлсен закрыл глаза. И вдруг ощутил острое сексуальное возбуждение: перед внутренним взором мелькнул образ обнаженных бедер. Приоткрыв глаза, он перехватил взгляд Армстронга, с вожделением поглядывающего на девушку. Покосившись украдкой, Карлсен заметил, что та полулежит, разведя колени; юбчонка закаталась до бедер, приоткрыв трусики. Карлсен снова открыл глаза. Сомнения нет, он сейчас настроился в резонанс возбуждению Армстронга. Карлсен сместил внимание на девушку и понял, что она спит. Ум ухватывал тревожную сумятицу ее отрывистых видений. Переведя внимание на Джемисона, Карлсен тут же убедился, что тот не столько устал, сколько притворяется. Премьер обладал замечательной выносливостью и жестким, не поддающимся логике, упрямством человека, обожающего власть. Премьер-министр поглядывал сейчас на Карлсена и Фалладу, прикидывая, как бы их уговорить, чтобы помалкивали... Всех всполошил звонок. - Да?! - бросил Джемисон, едва не срываясь на истерический крик. Послышался голос секретаря: - К вам министр занятости, сэр. - О, Господи, сейчас? Еще не хватало! - Сделав усилие, премьер сдержался. - Мортон, извинитесь, придумайте что-нибудь. Скажите - что-нибудь неожиданно срочное... - Слушаю, сэр. Джемисон, встряхнувшись, встал и поочередно оглядел всех присутствующих. Прокашлявшись, сказал: - Не знаю как вам, а мне нужен глоток чего-нибудь. - Вид у него был как у человека, которого только что жестоко вытошнило. Карлсен с интересом замечал, что все это игра. Для Джемисона же это была обычная уловка, помогающая скрыть его мысли. - Мерриол, достаньте-ка из бара бренди. Чувствовалось разочарование Армстронга, когда та встала и оправила юбку. - Даже как-то по-особенному хочется, - нервно хохотнул Армстронг. Джемисон одобрительно кивнул. - Думаю, проявили вы себя замечательно, дружище. - Благодарю, господин премьер-министр, - благочестиво потупил голову надзиратель, Карлсен встретился взглядом с Фалладой. Оба понимали, что происходит. Положение такое, что никак не вмещается в рамки обычных служебных отношений - Джемисон и Армстронг, понимая, кто есть кто, приводили все в норму. Девушка поставила на стол штоф с бренди и поднос со стаканчиками. Джемисон разлил темную жидкость, не стесняясь легкой дрожи в руке. Поднес стаканчик к губам, осушил его и поставил, шумно переведя дух. Карлсен наравне со всеми поднял стаканчик с подноса, капнув на брюки. Вкус напитка показался грубым и незнакомым, похожим на бензин. До Карлсена дошло, что он, капитан Карлсен, все же не утратил до конца ощущения более глубокой реальности. Он как бы разделился на двух разных людей: один смотрел его глазами на окружающий мир, и другой тоже - только как бы из иного положения, чуть со стороны. И взаимооталкивание между этими двумя давало силы перебарывать дрему. Второй стаканчик Джемисон уже просто лениво потягивал. - Ну что ж, господа, - мужественным голосом сказал он, - мы все сейчас прошли через непостижимо тяжкое испытание. Слава Богу, наконец-то все позади. - Так что же случилось с вампирами? - спросил Хезлтайн. Карлсен зарегистрировал у Джемисона вспышку смятения. - Они ушли, - торопливо заверил премьер. - А до иного нам дела нет. - Ты знаешь, что произошло? - спросил Фаллада у Карлсена. - Пожалуй, да. - Какая разница? - воскликнул Армстронг, безоговорочно вторя премьер-министру. - Почему все они исчезли? - проигнорировал Фаллада. Карлсен пытался подыскать нужные слова. Понимать-то он понимал, только вот выразить было непросто. - В общем, можно назвать это самоубийством. Они забыли... - Забыли что? - живо встрял Джемисон. Любопытство в нем преодолело страх выпустить ситуацию из-под контроля. - Что мы все берем энергию из одного и того же источника. Получилось все равно, что воровать из кладовки яблоки, когда в твоем распоряжении весь сад. - Но что случилось с ними? - все еще не мог понять Фаллада. - Он полностью снабдил их энергией - энергией, необходимой, чтобы добраться к себе в звездную систему. Он говорил правду, пообещав, что они не будут наказаны. В их законе нет понятия о наказании. Но предупредил, что будет суд. Он предупреждал их о том, чего ожидать. Когда в них втекла энергия, они перестали быть вампирами. Они вновь стали богами - теми, кем и были первоначально. И теперь сами могли судить, правомерно ли это - быть вампиром. Суд над собой они свершили сами - и приговорили себя к небытию. - Вы хотите сказать, - уточнил Джемисон, - за ними оставлялось право жить и возвратиться к себе на планету? - Да. Решение всецело зависело от них самих. - Да они сумасшедшие какие-то... - оторопело пробормотал Джемисон. - Нет. Просто абсолютно честные, не способные на самообман. Став вампиром, они начали изощряться в искусстве самообмана. А затем посмотрели правде в глаза и поняли, что это за собой повлекло. Самообман - делать вид, что свобода есть необходимость. Карлсен сознавал, что эти слова сеют глубокое беспокойство в душе у Джемисона - сомнение в самом себе, граничащее с паникой. - По христианской морали, - произнес наставительно премьер, - думать так - большой грех. - Вы не поняли. Они могли сторговаться, что на самом деле вины их нет, или что за все потом воздается добрыми деяниями. Только на самообман у них уже не хватило дерзости. До них разом дошло, что они натворили. - Потому им осталось единственное - умереть? - заключил Фаллада. - Нет, на этом никто не настаивал. Это был их собственный выбор. Ты как-то сравнил тело убитого вампирами с напрочь изрезанной покрышкой. То же самое произошло и с ними. Вот почему они исчезли. - А как с остальными, - задал вопрос Хезлтайн, - с теми, что на "Страннике"? - Им будет предоставлен такой же выбор. - Но некоторые могут-таки выбрать жизнь? - вымученно, тоскующе спросил Джемисон. Глаза премьера, не отрываясь, смотрели на Карлсена, излучая - даже удивительно - скрытую мольбу. Неприязнь у Карлсена пропала, сменившись жалостью. - Откуда же я знаю, - ответил он. - Хотя, в общем-то, возможно. - У вас нет... способа выяснить? - Нет. Джемисон отвел глаза (чувствовалось, что с облегчением). Послышался бой часов Биг Бена. Все замолчали, считая про себя удары: полдень. Вместе с тем, как растаял последний звук, Джемисон поднялся. Судя по виду - с обновленной, бодрой решимостью государственного мужа. - Ну что ж, господа, если не возражаете... Я думаю, нам всем нужно отдохнуть и восстановить силы. - Увидев, что и Карлсен встает с кресла, он поспешно добавил, - но, прежде чем выйти из кабинета, я так понимаю, мы все условимся молчать? Во всяком случае, пока? - Н-ну, вроде как... - неуверенно произнес Фаллада. - Я прошу не ради себя или доктора Армстронга, или мисс Джонс. Это нечто, что касается в равной степени всех нас. - Чувствовалось, как вместе с голосом возвращается уверенность. - Если все это рассказать, - Джемисон внушительно склонил голову, опершись ладонями о стол, - кое-кто нам и поверит. Но уже заранее можно гарантировать: подавляющее большинство сочтет нас за сумасшедших. Нас запрут в ближайший же психдом. И, откровенно говоря, по нашей же вине. Ибо с какой стати людям верить в такую невероятную э-э... небылицу? - А с другой стороны, почему бы и не поверить? - цепко спросил Фаллада. - Ох, не поверят, дорогой мой доктор. И оппозиция первой начнет тыкать пальцем, что все мы спятили, или выдумали все из каких-нибудь нечистоплотных личных мотивов. И мне останется подать в отставку - не потому, что я как-то не так проявил себя в этом деле, за которое, кстати, не несу никакой ответственности, но потому лишь, что буду казниться: в щекотливом положении моя партия. Случись все это - и от комиссара тоже будут ждать отставки. Короче, мы навлечем на себя скандал, нас закидают грязью. Это не сулит всем нам ничего хорошего. Забавно было наблюдать за извивами мысли премьера. В начале этой тирады его заботило единственно то, чтобы все молчали о происшедшем; пара минут - и он уже проникся убеждением, что говорит совершенно беспристрастно. Криво усмехнувшись, Карлсен почувствовал, как жалость понемногу уходит. И сказал с наигранной озабоченностью: - А справедливо ли будет думать в первую очередь лишь о себе, держа все в секрете от человечества? Ведь люди, безусловно, имеют право обо всем знать. - Это все риторика, капитан. Как политик, я обязан быть прагматиком. Заявляю совершенно однозначно, что жизнь у нас превратится поистине в кошмар. Есть и моральный аспект. Я - премьер-министр этой страны и должен делать все для блага Великобритании. А это перерастет в скандал, который уронит нас в глазах всего мира. Да имеет ли кто-нибудь из нас право пойти на это! - Хезлтайн собирался что-то вставить, но Джемисон нетерпеливо вскинул руку. - Откровенно скажу: случившееся нынче утром оставило меня глубоко разочарованным. Могу сказать со всей искренностью, что до конца своих дней не перестану переживать о непоправимых последствиях, что могли бы... Как представлю сейчас опасность, благополучно отведенную, так сразу осознаю, что нахожусь у края, знаете ли, зияющей бездны. Мы вместе взглянули в лицо той опасности - и, милостью Божией, каким-то чудом вышли победителями. Я чувствую, что это сплотило нас всех. И смею добавить, что не успокоюсь, прежде чем не прослежу, чтобы каждому из вас максимально воздали за услуги. И вы, думаю, убедитесь, насколько благодарной может быть Родина. - Он вылил себе остаток бренди и улыбнулся Хезлтайну. - Могу я рассчитывать, что заручился вашим согласием, комиссар? - Как скажете, господин премьер-министр, - отвечал Хезлтайн. - Капитан Карлсен? - При таких-то перспективах - да как не согласиться! Джемисон испытующе вгляделся, заподозрив насмешку; чопорная торжественность Карлсена успокоила премьера. Он повернулся к Фалладе. - Доктор? - А моя книга? - встречно спросил тот. - Мне теперь что - ее под замок? - он с трудом сохранял спокойствие. - Книга? - растерялся Джемисон. - Да, "Анатомия и патология вампиризма"? - Да что вы, как можно! Такая чудесная идея! Эта книга, безусловно, важнейший вклад в науку. Я лично прослежу, чтобы она получила полную поддержку Медицинской Ассоциации Великобритании. Нет, что вы, доктор, книгу надо обязательно опубликовать. И у меня нет сомнения, что вас за нее ожидает высшая правительственная награда. - Ну уж это ни к чему, - вспыхнул Фаллада, вставая. Джемисон сделал вид, что не заметил его раздражения. - А как быть со "Странником"? - спросил Хезлтайн. - Ах да, со "Странником"... - Джемисон, нахмурившись, покачал головой. - Мне кажется: чем скорее мы о нем забудем, тем лучше. Фаллада вышел, хлопнув дверью. Когда Карлсен двинулся следом, Джемисон заговорщицки ему улыбнулся. - Переговорите с ним, капитан. Я вполне понимаю, что нервы у человека не железные. Но уверен, его можно убедить, чтобы посмотрел на происшедшее с нашей колокольни. - Сделаю все возможное, господин премьер-министр, - ответил Карлсен. Фалладу он догнал на крыльце. Тот обернулся с сердитым видом, но, увидев друга, смягчился. - Да брось ты, Ганс. Не хватало еще из-за этого расстраиваться. - Какое там, к черту, расстраиваться - меня просто трясет! Не человек, а динозавр какой-то. Откуда он знает, что моя книга ценна, когда сам в глаза ее не видел! - Видел он ее или нет, ценности в ней от этого не убавилось. Так что какая разница? Фаллада, подавив досаду, широко улыбнулся. - Не знаю, как у тебя получается так спокойно ко всему относиться. - Это нетрудно, - Карлсен положил руку ему на плечо. - У нас с тобой для размышления есть темы поважней. Выдержка из книги "Математики и монстры: Автобиография ученого". Зигфрид Бухбиндер; Лондон - Нью-Йорк, 2145 г. "Возможно, я был одним из первых, кто услышал от Карлсена его знаменитую фразу "реверс времени". Это случилось весной 2117 года, и вот каким образом. На втором году своих выездных лекций в Массачусетском технологическом институте профессор Фаллада стал частым посетителем нашего дома на Франклин-стрит. Отчасти это было из-за дружбы с моим отцом (он заведовал кафедрой психологии космических исследований), хотя, в основном, из-за того, что моя сестра Марсия и привлекательная жена Фаллады, Кирстен сделались неразлучными приятельницами. Сам Фаллада был на пятьдесят с лишним лет старше своей жены, но оба супруга, похоже, души не чаяли друг в друге. Как-то раз теплым апрельским вечером чету Фаллада пригласили к нам в дом на вечеринку... Около девяти Кирстен Фаллада позвонила и спросила у моей матери, нельзя ли им привести с собой гостя. Мать, естественно, ответила, что можно. Через полчаса они прибыли с человеком, в котором все мы узнали знаменитого капитана Карлсена. Как раз в то утро по центральной прессе прошла информация, что Карлсен отклонил сумму в два с лишним миллиона долларов, предложенную ему за книгу о космических вампирах. Почти два года он скрывался неизвестно где - в журнале "Вселенная" сообщалось, что он живет в буддийском монастыре, расположенном на Луне в районе Моря Спокойствия. И тут вдруг столь легендарная личность спокойно входит к нам во дворик и начинает советовать, как лучше жарить оленину на вертеле... Карлсен, даром что готовился уже разменять девятый десяток, был, как и прежде, двухметрового роста. С расстояния он казался не старше пятидесяти лет, лишь вблизи различались тонкие морщинки вокруг глаз и возле губ. Марсия, моя сестра, сказала, что не встречала более привлекательного мужчины. Надо отметить, что я в тот вечер слова выдавить не мог, все глазел на своего кумира. Как любому мальчишке-школьнику, мне, разумеется, грезилось стать астронавтом. Добавлю, что и вся семья наша волновалась больше обычного: это же все равно, что пригласить к обеду Марко Поло или полковника Лоуренса из аравийских пустынь. Пару часов беседа велась вокруг обычных тем, понемногу все расслабились. Мне даже дали к цыпленку кружку домашнего пива. Улучив момент, я подобрался к бочонку и наполнил ее по новой. Ближе к полуночи мать отправила меня спать; когда она повторила приказание в третий раз, я пошел вокруг стола прощаться с гостями. Наконец дошел и до Карлсена; встал перед ним, не сводя глаз и, собравшись с духом, брякнул: "Можно, я у вас что-то спрошу?". "Ну-ка, марш в кровать", - велела мама, но Карлсен вроде как непрочь был ответить. "А вы правда живете в монастыре на Луне?" - спросил я тогда. "Ну, хватит, Зигги, - вмешался отец. - Ты же слышал, что мама тебе сказала". Но Карлсен, похоже, не обиделся. Улыбнувшись, он ответил: "Да почему же. В общем-то, живу я в ламаистском монастыре, на Кокунгчаке". "А где это?" - спросил я (хотя отец укоризненно покачал головой). "В центральной части Тибета." Так вот оно что... Секрет, за который журналист пожертвовал бы не знаю чем, был запросто выдан двенадцатилетнему школьнику. Но мне и этого было мало. "А почему вы не приедете жить сюда, в Кембридж? К вам бы тут никто не лез". Карлсен ласково взъерошил мне волосы и сказал: "Ладно, подумаю". Затем повернулся к отцу: "Собираюсь обратно на Стораван, в Северную Швецию". Тут уж я преспокойно уселся и слушал, и никто больше не отсылал меня спать. Лед тронулся. Карлсен, похоже, ничего не имел против расспросов. Больше всех по этой части отличалась сестра, Марсия (в детстве ее звали "любопытной Варварой" из-за непомерной любознательности). Она спросила Карлсена, что он делал на Тибете; он сказал, что скрывался там от громкой славы после того, как в журнале "Вселенная" появилась история о вампирах. ("Убийцы со звезд: Правда об инциденте со "Странником" - Ричард Фостер/Дженнифер Гейерстам; 26 января 2112, позднее издано книгой с одноименным названием.) Отец тогда спросил, не вызвала ли попытка избежать громкой славы обратного эффекта. Карлсен ответил, что да, в самом деле так, но не сказал при этом всего. Когда вампиры были уничтожены (в 2076 г.), Карлсену требовалось время уединиться со своими мыслями. Фалладе время требовалось, чтобы проработать заново свою книгу. Выложи они все без утайки, им бы житья не стало от бесконечных набегов поклонников, репортеров и телесъемшиков. Этого - во что бы то ни стало - надо было избежать. В каком-то месте я включил свой переносной магнитофон, а сам потом заснул за отцовским креслом. В кровать отнес меня отец. Карлсена наутро уже не было. А магнитофон все так и работал под креслом. И у меня по-прежнему хранится запись той беседы. В основном сказанное обнаружилось позднее в книге Карлсена "Случай со "Странником". Хотя книга заканчивается тем, как был восстановлен и впоследствии посажен на Луну "Странник". Карлсен потом продолжил рассказ о жизни на Стораване и работе над гипотезой вампиризма с Эрнстом фон Гейерстамом. Этому положила конец смерть фон Гейерстама - в возрасте ста пяти лет он разбился, катаясь на горных лыжах. Карлсен был убежден, что фон Гейерстам, так или иначе, все равно бы умер. "Благотворный вампиризм" продлял ему жизнь, но лишь тем, что замедлял обычный процесс старения. Проблема, сказал Карлсен, в том, чтобы не просто его замедлить, но и "реверсировать" - направить вспять. Фалладе, видимо, такая мысль показалась непривычной, и он на это ответил: "Обратить время физически невозможно". "Время в абстрактном смысле - да, - ответил Карлсен. - Но не время жизни. В этой, нашей Вселенной, время - лишь еще одно название обмена веществ. В телах у нас этот процесс потихоньку ползет, как часовая стрелка на циферблате, сжигая постепенно запас жизни. А вот в минуту сосредоточения мы всякий раз замедляем этот процесс - потому-то философы и ученые живут иной раз дольше, чем другие люди. Благотворный вампиризм увеличивает продолжительность жизни, поскольку усугубляет силу сосредоточения. Космические вампиры обрели в некотором роде бессмертие тем, что тысячелетие жили одним лишь сосредоточенным усилием избежать гибели в черной дыре. Но они не уяснили сути своего открытия. Им думалось: для постоянного поддержания жизни требуется поглощать жизненную энергию. Это было ошибкой. Та энергия лишь подбадривала их, словно стакан горячительного." Тут вклинивается мой отец: "А если бы они уяснили-таки суть своего открытия, это бы дало им бессмертие?". "Нет. Потому что до них так и не дошло, что подлинная причина - в реверсировке времени. Мне надо было догадаться о том тогда, на Даунинг-стрит (сказано, очевидно, Фалладе). Вся та сила, текущая из Ниотх-Коргхай... (здесь слов не разобрать: кто-то подбрасывает в огонь дрова)." "Но почему тогда Ниотх-Коргхай смертны?" - спрашивает Фаллада. "Потому, что они придерживались линии развития, включающего конечное отрешение от тела. Таким образом, они делались подвластны лишь абсолютному времени. Из чего следует, что мы не так свободны в передвижении, но зато лучше можем управлять собой. Наше физическое время можно реверсировать, обращать вспять. Разумеется, не постоянно. Но на долю секунды - да: как можно на миг остановить течение или порывом ветра сдержать прибой..." Фаллада: "Ты хочешь сказать - это опровергает мою теорию вампиризма?". Карлсен: "Наоборот, это ее довершает". Мой отец: "Но есть ли какое-то свидетельство, что мы можем достичь реверсировки времени?". Карлсен: "Я уже ее достиг". Тут, казалось бы, впору накинуться с расспросами: когда да как. А мама вдруг просто спрашивает: "Кто будет кофе?". За нею подает голос сестра: "Давай, я разнесу...". Затем беседа возвращается к вампиризму и виктимологии - теме последней книги фон Гейерстама. На этом запись в капсуле обрывается. Это было моей единственной встречей с Карлсеном. После решения Всемирного суда взять его под защиту от средств массовой информации, он опять удалился на Стораван. Через пять лет в письме я напомнил ему о том вечере и спросил, нельзя ли мне, когда буду в Европе, позвонить и приехать к нему. Он ответил вежливо, но твердо, что исследования у него сейчас достигли кульминации, и он не может принимать посетителей. Еще раз я его увидел лишь однажды - в гробу. Буквально на следующий день после того, как стало известно о его смерти, я прибыл в Стокгольм и тут же нанял частный самолет, чтобы добраться до Сторавана. Виолетта, третья жена Карлсена, встретила меня любезно, но сказала, что оставить меня решительно не может. Однако пригласила отобедать в семейном кругу - оказывается, у Карлсена большущая семья - и затем провела меня в усыпальницу за часовней. Это была восьмиугольная комната, вдоль стен которой стояло несколько каменных гробниц, - очевидно, захоронения предков фон Гейерстама (Примечание редакции: Бухбиндер ошибается - надгробия принадлежали семейству де ла Гарди). Тела фон Гейерстама среди них не было - выполняя последнюю волю, его затопили в гранитном гробу посреди озера. В центре помещения находились обособленно четыре саркофага. Миссис Карлсен сказала, что один из них содержит пепел любовника королевы Кристины, графа Магнуса. По соседству с ним, на каменной платформе, стоял саркофаг Олофа Карлсена. Крышка была частично сдвинута, чтобы можно было видеть лицо. Для меня было полной неожиданностью, что внешне он не изменился в сравнении с тем, когда я видел его последний раз. Более того: он выглядел моложе. Я положил ему ладонь на загорелый лоб. Он был мертвенно холоден; вместе с тем рот казался твердо сжатым, словно Карлсен притворился, что спит. Он так походил на живого, что я преодолел неловкость и спросил миссис Карлсен, провел ли врач лямбда-тест. Та ответила, что да, причем наблюдалось полное прекращение обычного обмена веществ. Миссис Карлсен - католичка - опустилась на колени для молитвы. Я присоединился к ней из уважения, чувствуя неловкость и стыдливую неискренность. От каменных плит веяло холодом, и через несколько минут мне стало неуютно, как некогда в детстве, при посещении нашей местной церкви. Миссис Карлсен, казалось, так ушла в свои мысли, что я боялся шелохнуться. Одной рукой опершись о каменную платформу, я подался вперед, чтобы видеть лицо Карлсена. И вот тогда, пристально вглядевшись в его профиль, я ощутил странное спокойствие - словно какое-то дурманящее снадобье растеклось по телу. Одновременно мной овладела совершенно неуместная радость, от которой к горлу комом подкатили слезы. Объяснить я ничего не могу - просто описываю, как оно было. Мне показалось, что под этими сводами витает нечто сверхъестественное, некий дух добра. Умиротворение было таким глубоким, что время, казалось, прекратило свой бег. Всякое неудобство исчезло, хотя я стоял на коленях вот уже больше получаса. Когда миссис Карлсен запирала дверь часовни, я заметил: - Даже как-то не верится, что он умер. Она ничего не сказала, но, сдается, посмотрела на меня странно...