знать об особенностях пациента является жизненно важной, ибо очень часто пациенты не в состоянии дать о себе необходимую информацию сами, мы разработали четырехбуквенную классификационную систему. Короче говоря, это выглядит следующим образом. Первая буква обозначает уровень физиологического развития. Вторая указывает на количество и расположение конечностей и органов чувств. Две последние - описывают метаболизм и необходимую для существа комбинацию гравитации с давлением. Обычно мы напоминаем некоторым из наших студентов, что первая буква в классификации не позволяет им испытывать по отношению к другим ни чувства превосходства, ни чувства ущербности, так как уровень физиологического развития не имеет никакого отношения к уровню интеллекта. Существа с буквами... - Извините, доктор, - прервал пилот. - Мы стыкуемся через пять минут, а вы говорили, что хотели подготовить посетителей к переходу с корабля. Конвей кивнул. - Я помогу вам, доктор, - предложил Эдвардс. Пока они влезали в легкие скафандры, предназначенные для среды, где газ или жидкость были ядовитыми, но находились под давлением, близким к норме, их корабль вошел в огромную пещеру кубической формы - док номер 23. Они почувствовали, как захваты опустили судно в универсальный ложемент, а потом слегка покачнулись при включении решеток искусственного тяготения. Внешний люк дока с лязгом закрылся, и послышался шум водопадов, низвергающихся на металл. Не успел Конвей защелкнуть шлем, как ожил радиоприемник: - Доктор, говорит Харрисон. Начальник принимающей команды сообщает, что полностью заполнить док водой займет некоторое время - столько, сколько потребуется для полного обеззараживания остальных пяти входов. Это большой док, и давление воды на другие люки будет слишком велико, если... - Заполнять док целиком не потребуется, - ответил Конвей. - Как только уровень воды достигнет грузового люка, драме ВЛХГ будет чувствовать себя нормально. - Начальник говорит, что будет за вас молиться. Они вошли в корабельный трюм и осторожно обогнули автономное устройство по поддержанию жизни, которое вращало похожего на гигантский бублик первого драмба. Затем они отщелкнули удерживающие устройство фиксаторы. - Саррешан, мы прибыли, - сообщил Конвей. - Через несколько минут ты можешь сказать этой штуковине "до свидания" на несколько дней. Как там наш приятель? Это был сугубо риторический вопрос, ибо второй драме молчал, а возможно, и не мог говорить. Зато он мог реагировать, и не только на слова. Словно большая прозрачная медуза - в воде он был абсолютно невидим, если бы не мерцающая кожа и несколько туманных внутренних органов, - драме волнообразными движениями приблизился к ним. На мгновение, словно плотный прозрачный кокон, он свернулся вокруг Конвея, а затем перенес свое внимание на Эдвардса. - Доктор, мы готовы принять вас, как только скажете, - донеслось из динамика. - Этот вход гораздо лучше, чем тот, через который ты прибыл в первый раз, - сообщил Саррешану Конвей, в то время как Эдвардс помогал ему передвигать устройство. - По крайней мере на этот раз мы знаем, что делаем. - Не нужно извиняться, друг Конвей, - ответил Саррешан через транслятор. - Для существа со столь высокими моральными и интеллектуальными качествами, как у меня, терпимость к умственным недостаткам более низких созданий и, конечно, в том числе умение прощать ошибки, допущенные с их стороны по отношению ко мне, является лишь малой толикой моего великодушия. Конвей и не подозревал, что он перед кем-то извиняется, - но для существа, которому понятие скромности абсолютно чуждо, его слова прозвучали именно так. Он решил дипломатически промолчать. * * * Команда по приемке дока номер 23 прибыла, чтобы помочь им доставить вращающегося Саррешана в заполненные водой палаты для АУГЛов. Начальник команды, чей черный комбинезон с красными и желтыми повязками на руках и ногах делал его похожим на современного придворного шута, подплыл к Конвею и прижал свой шлем к его шлему. - Извините, доктор, - голос был несколько искажен, но звучал достаточно отчетливо, - у нас тут неожиданное ЧП, и я не хочу занимать частоту приемника в скафандре. Я котел бы, чтобы вы как можно скорее направились в палату. Саррешан уже проходил через наши руки, так что о нем можете не беспокоиться. Только позаботьтесь о втором пассажире, где он там есть... Что за чертовы штучки?! Тем временем второй пассажир свернулся вокруг его головы и плеч, сковав руки, и буквально "обнюхал", словно собака с дюжиной невидимых голов. - Может быть, он в вас влюбился, - предположил Конвей, - Минутку, не обращайте на него внимания, и он отстанет. - Обычно существа находят меня действительно неотразимым, - сухо произнес начальник команды. - Хотел бы, чтобы то же самое можно было сказать о женщинах моего вида. Конвей заплыл за спину существа, крепко ухватился за прозрачную мантию обеими руками и стал тянуть в сторону до тех пор, пока передняя часть медузы не повернулась в сторону входа в палату. По ее телу неторопливо пробежала крупная зыбь, и существо, словно мерцающий летающий ковер, волнообразными движениями направилось к коридору, ведущему в палаты АУГЛов. Похожий на чертово колесо Саррешан менее грациозно последовал за ним. - Вы упомянули о ЧП? - Да, доктор, - подтвердил начальник команды теперь уже по радио. - Но в ближайшие десять минут ничего не предвидится, и я могу пользоваться радио, если это будет недолго. Мне сообщили, что во время операции худларианина в результате мышечной судороги и непроизвольного движения переднего щупальца пациента получил травму келгианин ДБЛФ. Высокое давление осложняет положение. Мало того, что гадость, которой дышат худлариане, тоже находится под высоким давлением, она еще и очень токсична для метаболизма келгиан. Но особенный переполох вызывает кровотечение. Вы же знаете келгиан. - Да, конечно, - подтвердил Конвей. Даже маленький порез или укол составляли для келгианина серьезную угрозу. Это были гигантские мохнатые гусеницы, и только их мозг, расположенный в верхней конической части тела, был защищен каким-то подобием костной структуры. Тело состояло из набора кольцеобразных звеньев, состоящих из мышц, которые служили им для передвижения и защищали, впрочем, весьма условно, внутренние органы. Сложность заключалась в том, что из-за необходимости снабдить эти огромные кольца достаточным количеством крови частота пульса и давление у келгиан были по земным меркам чрезвычайно высоки. - Они не смогли остановить кровотечение, - продолжал начальник команды, - поэтому его переводят из худларианской операционной, которая находится двумя уровнями выше, в келгианскую, которая расположена прямо под нами, а через водные секции они проходят ради экономии времени... Извините, доктор, сейчас они будут здесь. Сразу же после этого произошло следующее. С непереводимым довольным бульканьем Саррешан высвободился из своего устройства и величественно покатился по полу, лавируя между пациентами и медсестрами, среди которых можно было встретить любые виды - от крабоподобных существ с Мелфа до сорокафутовых крокодилов со щупальцами с Чалдерскола, планеты, покрытой водой. Тем временем второй драме, освободившись от Конвея, отплыл в сторону. В этот момент высоко наверху, на противоположной стороне, открылся люк, и в помещение внесли раненого келгианина. Его сопровождало столько медиков, что помощь Конвея была явно лишней. Среди сопровождающих находились и пятеро землян, которых выделяли такие же, как и у Конвея, скафандры, два келгианина и один илленсанин, сквозь прозрачный скафандр которого была видна клубящаяся желтизна хлорной атмосферы. Лицо в одном из земных шлемов было знакомо Конвею - оно принадлежало его другу, доктору Маннону, который специализировался в области худларианской хирургии. Все роились вокруг пострадавшего, словно стая неуклюжих рыбин, подталкивая и подтягивая существо к другой стороне палаты. Рой явно увеличился, когда к нему начали подплывать люди из приемной команды, оценивающие ситуацию. Медуза с Драмбо тоже переместилась поближе к пострадавшему. Сначала Конвей подумал, что ей всего лишь любопытно и она хочет понять, что происходит, но потом сообразил, что мерцающий коврик перекатывается в сторону раненого с вполне определенными намерениями. - Остановите его! - закричал Конвей. Все слышали его, он видел, как они вздрогнули, когда его голос оглушительно прогрохотал в их скафандрах. Но они не знали, а времени на объяснения не было, кого, что и даже как останавливать. Преодолевая сопротивление воды, Конвей неистово рванулся к келгианину, пытаясь опередить драмба. Но большой пропитанный кровью участок шерсти на боку келгианина притягивал существо, словно магнит, причем, обратно пропорционально квадрату расстояния. Конвей не успел даже предостерегающе крикнуть, как драме мягко коснулся раненого и прилепился к нему. Прозвучал тихий взрыв булькающих пузырей, когда зонды драмба прошли через оболочку вокруг келгианина, где поддерживались соответствующие условия. Затем они минули уже поврежденный в худларианской операционной скафандр и нырнули в густой серебристый мех. В считанные секунды прозрачное тело медузы стало наливаться краснотой - существо отсасывало кровь из пострадавшего. - Быстро! - выкрикнул Конвей. - Доставьте обоих в сектор с воздушной атмосферой! Он мог бы и поберечь голосовые связки, так как вокруг все тоже что-то кричали и невозможно было что-либо разобрать. Прямое звуковое общение тоже было невозможным - все, что он мог услышать, так это гудок аварийной сирены и гомон множества голосов. И тут все голоса перекрыл мощный чалдерский рев. - Животное! Животное! - донесся из наушников перевод. Осушающие элементы в скафандре Конвея после энергичного плавания работали с перегрузкой, он вспотел, но после этих слов пот из горячего стал холодным. Конечно же, не все обитатели Госпиталя были вегетарианцами. Их диетические нужды требовали огромного количества мяса, которое доставлялось на кораблях как с внеземных, так и с земных ферм. Но мясо неизменно прибывало либо в замороженном, либо в консервированном виде, и делалось это по очень простой причине. Целью было избежать случаи, когда более крупные плотоядные существа, сталкиваясь с более мелкими, принимали бы их за свою любимую пищу. Правило Госпиталя гласило, что любое живое существо, которое здесь находилось, независимо от размеров и формы, является разумным. Исключения были очень редки и касались домашних животных - безобидных, конечно, - принадлежащих персоналу или важным посетителям. Если не обладающее разумом существо попадало сюда случайно, очень быстро принимались меры, чтобы не пострадали более мелкие формы жизни. Ни у приемной команды, ни у медицинского персонала, ни у сопровождающего раненого оружия не было, но очень скоро по сигналу тревоги сюда прибудут вооруженные люди из Корпуса мониторов. Ну, а пока положение решил спасти один из пациентов с Чалдерскола, наделенный множеством щупалец, покрытый панцирем, имеющий футов тридцать в длину: он приближался, чтобы убрать прилипшего драмба одним, максимум двумя движениями огромных челюстей. - Эдвардс! Маннон! Помогите мне отогнать его! - постарался как можно громче крикнуть Конвей. Однако вокруг по-прежнему раздавалось слишком много звуков, чтобы его услышали. Он обеими руками схватился за мантию драмба и с диким видом огляделся вокруг. Начальник приемной команды подплыл одновременно с ним и уже успел просунуть ногу между раненым келгианином и прилипшим СРЖХ, пытаясь оторвать их друг от друга руками. Конвей развернулся, подтянул колени к подбородку и ступнями отбросил начальника в сторону. Извиниться можно будет позже. Чалдер был уже опасно близок. Подплыл Эдвардс, увидел, чем был занят Конвей, и присоединился к нему. Вдвоем они стали пинать гигантский нос чалдера, пытаясь отогнать его. Причинить вред этой громадине они не могли, но верили, что она не нападет на двух разумных существ, чтобы съесть явное животное, которое напало на третье разумное существо. Однако ситуация была достаточно запутанной, и могла произойти ошибка. Во всяком случае не исключалась вероятность того, что Эдвардс и Конвей поплатятся ампутацией ног до самого торса. Неожиданно пара больших и сильных рук ухватила Конвея за ступню, и его друг Маннон подтянулся вверх, пока их шлемы не соприкоснулись. - Конвей, какого черта вы тут... - Нет времени объяснять, - прервал его Конвей. - Просто заберите их обоих в палату с воздушной смесью. Не позволяйте кому-либо причинять СРЖХ вред, он не делает ничего дурного. Маннон посмотрел на существо, покрывающее келгианина, словно огромный пузырь кроваво-красного цвета. Можно было действительно видеть, как кровь покалеченной медсестры вливается и распространяется по всему огромному, похожему на слизняка, телу драмба, которое, казалось, вот-вот лопнет. - Может быть, вы меня и одурачите, - сказал Маннон и оттолкнулся от него. Одной рукой он ухватился за здоровенный клык чалдера и развернулся так, что большой, размером с футбольный мяч, глаз существа уставился прямо на него. Другой рукой он стал делать размашистые боковые жесты. Как бы смутившись, чалдер уплыл, а уже через несколько секунд они находились в шлюзовой камере, ведущей в секцию, наполненную воздухом. Вода сошла и открылся люк, за которым посередине предшлюзовой камеры стояли два монитора с оружием наизготовку. Один из них обнимал огромное ружье со сменными магазинами, патроны в которых могли моментально усыпить более десятка самых разных существ, подходящих под категорию "теплокровные, дышащие кислородом". Другой держал крохотное, выглядевшее совсем безобидным устройство, способное вышибить дух из самца слона или его любого внеземного эквивалента. - Стойте! - воскликнул Конвей. Оскальзываясь и спотыкаясь на мокром полу, он добрался до драмба и встал впереди него. - Это очень важный посетитель. Дайте нам несколько минут. Поверьте, все будет в порядке. Мониторы не опустили оружие, да и по выражению их лиц нельзя было сказать, что ему поверили. - Вам лучше объясниться, - тихо, но с разъяренным видом произнес начальник приемной команды. - Да, - согласился Конвей. - Я, э-э, надеюсь, у вас ничего не пострадало, когда я вас там пнул ногами? - Только чувство собственного достоинства, но я по-прежнему... - Говорит О'Мара, - прогремел динамик на стене. Эдвардс стоял ближе всех к нему. Он включил и настроил видеокамеру, как было приказано, после чего доложил: - Ситуация довольно-таки сложная, майор... - И не мудрено, если к этому какое-то касательство имеет Конвей, язвительно отозвался О'Мара. - Что он там делает, молится о спасении? Конвей стоял на коленях возле пострадавшего. Насколько он мог судить по тому, что увидел, драме прикрепился так плотно, что воды и в защитную оболочку, и в поврежденный скафандр попало очень мало - келгианин дышал нормально, никаких признаков присутствия жидкости в легких не было. Драме снова посветлел. Ярко-красный цвет как бы растворился, и существо снова приобрело прозрачное мерцание лишь с легким розоватым оттенком, Конвей наблюдал, как оно отлепилось от келгианина и, словно большой наполненный водой баллон, откатилось к стене. - ...полный доклад об этой форме жизни три дня назад, - говорил Эдвардс. - Я понимаю, что три дня - небольшой срок для распространения материалов внутри организации таких размеров, но ничего подобного не случилось бы, если бы драме не встретился с серьезно пострадавшим существом, которое... - При всем моем уважении к вам, майор, - неторопливо произнес О'Мара, и голос его свидетельствовал об обратном, - больница - это такое место, где любой из нас в любой момент может ожидать встречи с тяжелой болезнью или травмой. Прекратите извинения и скажите мне, что произошло?! - Этот драме, - вставил начальник команды, - напал на раненого келгианина. - И? - спросил О'Мара. - Моментально его вылечил, - чопорно сказал Эдвардс. Случаи, когда О'Мара не находил слов, были не так часты. Конвей отошел в сторону, чтобы позволить келгианину встать на свои многочисленные ноги. - Драме СРЖХ на своей планете ближе всех подходит под понятие "доктор", - сказал он. - Эта форма жизни - что-то вроде лекаря. Лечение он производит путем отсасывания крови у пациента с последующим ее очищением от инфекции и токсичных веществ. После этого кровь возвращается в тело пациента. Драме также может лечить простые физические повреждения. Его реакция на тяжелую болезнь или травму чисто инстинктивная. Когда неожиданно появился раненый келгианин, он просто хотел ему помочь. Раненый страдал от отравления токсичными веществами в худларианской операционной, к тому же у него было заражение раны. Что касается драмба, то для него это был очень простой случай. - Однако не вся взятая кровь возвращается обратно, - продолжал Конвей. - Нам так и не удалось установить, то ли это невозможно физиологически, то ли существо оставляет себе несколько унций в качестве платы за оказанные услуги. Келгианин издал низкий вибрирующий трубный звук. - Уверен, он очень отзывчивый, - донеслось из трансляторов. Затем в сопровождении мониторов ДБЛФ покинул помещение. Начальник приемной команды недоумевающе посмотрел на драмба и махнул своим людям, чтобы расходились по местам. Молчание начинало затягиваться. Наконец О'Мара произнес: - Когда вы устроите ваших посетителей и если этому не препятствуют физиологические причины, я предлагаю встретиться, чтобы все это обсудить. В моем кабинете через три часа. Его голос был угрожающе мягким. Конвей подумал, что для встречи с главным психологом было бы совсем не лишним заручиться моральной и медицинской поддержкой. * * * Конвей попросил присутствовать на встрече своего друга эмпата Приликлу, а также офицеров Корпуса мониторов полковника Скемптона и майора Эдвардса, а также доктора Маннона, обоих драмбов, главного диагноста отделения патологии Торннастора и двух медиков с Худлара и Мелфа, практиковавших в Госпитале. Прошло несколько минут, прежде чем вся компания вошла в просторную приемную О'Мары, где обычно находились только адъютант майора и более двух десятков самых разных сидений, приспособленных для внеземлян, с которыми О'Мара имел профессиональные контакты. Главный психолог расположился за столом своего помощника и с едва скрываемым нетерпением ждал, когда кто-то усядется, кто-то уляжется или иным образом устроится на соответствующем месте. Когда все затихли, О'Мара спокойно сказал: - После душещипательной истории, сопровождавшей ваше прибытие, я ознакомился с последними докладами с Митбола, а знать обо всем, значит прощать все, за исключением, конечно, вашего присутствия здесь, Конвей. Вы не должны были вернуться с... - Драмбо, сэр, - вставил Конвей. - Теперь мы используем местное название планеты. - Мы предпочитаем это название, - присоединился к нему переведенный транслятором голос Саррешана. - Митбол не совсем точное название для планеты, покрытой относительно тонким слоем животной жизни, мира, который мы считаем самым прекрасным в Галактике, даже несмотря на то, что возможности побывать на других мирах у нас пока не было. Кроме того, ваш транслятор говорит мне, что в слове Митбол не достает точности, почитания, уважения. Продолжение использования вашего названия для нашей непревзойденной планеты не рассердит меня - я слишком глубоко понимаю, что вашему виду столь часто присуща мелкость мышления; я обладаю слишком большой терпимостью к умственным недостаткам, чтобы испытывать гнев или даже раздражение... - Вы очень добры, - перебил О'Мара. - И это тоже присутствует во мне, - согласился Саррешан. - Причина, по которой я вернулся досрочно, - поспешно заговорил Конвей, - это необходимость помощи. У меня не ладилось с решением проблемы Драмбо, и это меня беспокоило. - Беспокойство, - сказал О'Мара, - исключительно бесполезное занятие, если только вы, конечно, не делаете это громко и прилюдно. А-а, теперь я понимаю, зачем вы притащили с собой полгоспиталя. Конвей кивнул и продолжил: - Драмбо отчаянно нуждается в медицинской помощи, но проблема не похожа ни на одну из тех, с которыми мы уже сталкивались на земных и внеземных планетах и колониях. Раньше все просто сводилось к исследованию и изоляции болезни. Мы доставляли сами или советовали, куда надо доставить, лекарства для наибольшего эффекта, а затем передавали управление медициной в руки местных врачей. С Драмбо все обстоит иначе. Здесь не нужно ставить диагноз и лечить множество существ. Тут пациентов совсем немного, но они чрезвычайно велики. Причиной болезней стало то, что за последние несколько лет соотечественники Саррешана узнали, как высвободить энергию атома. Вначале, конечно, в виде взрыва и с огромным количеством радиоактивных загрязнений. Они все очень... - Конвей заколебался, пытаясь подыскать наиболее дипломатическую замену словам "беспечны", "преступно глупы", "самоубийцы", но ничего не придумал и продолжил: - ...очень гордятся приобретенной способностью убивать большие биологические формации, приспосабливая лежащие вблизи отмели для все возрастающего населения колесников. Но живущие внутри или под этой формацией, а возможно, и управляющие ею существа являются еще одной разумной расой, чья "земля" в буквальном смысле слова умирает вокруг них. Этот народ создал инструмент, который проник на борт "Декарта", и, судя по этому приспособлению, они, конечно, очень высокоразвиты. Но мы по-прежнему ничего о них не знаем. Когда стало ясно, что колесники не являются создателями инструмента, перед нами встал вопрос, где их можно найти с наибольшей вероятностью. Мы решили, что это те районы, где их страна подвергается нападению. Именно там я рассчитывал найти еще и врачей, и я действительно разыскал в этих местах нашего прозрачного приятеля. Он спас мне жизнь довольно своеобразным способом, и я убежден, что СРЖХ является эквивалентом врача на Драмбо. Но похоже, к сожалению, что он не способен каким-либо образом с нами общаться. Каждый может видеть внутренности существа, не прибегая к помощи рентгеновского аппарата. У него нет видимых скоплений нервных узлов и чего-то, что хотя бы отдаленно напоминало мозг. Мы страшно нуждаемся в помощи его соотечественников, - серьезно добавил Конвей. - Вот почему мы доставили его сюда - в надежде, что специалисты по общению с внеземлянами, возможно, преуспеют там, где корабельные эксперты и я ничего не добились. Конвей бросил быстрый взгляд на О'Мару, который задумчиво разглядывал слизнеобразного драмба. Тот, в свою очередь, поднял на ложноножке свой глаз к потолку, так чтобы видеть хрупкую насекомоподобную фигурку Приликлы. Ну, а у Приликлы хватало глаз, чтобы видеть всех вокруг одновременно. - Не странно ли, - неожиданно произнес полковник Скемптон, - что у одного у ваших драмбов нет сердца, а у другого, оказывается, нет мозга? - К безмозглым врачам я уже привык, - сухо заметил О'Мара. - Я общаюсь с ними, в целом, успешно, почти каждый день. Но это не единственная ваша проблема, доктор? Конвей покачал головой. - Я уже говорил, что нам придется лечить небольшое число очень больших пациентов. Даже при содействии медиков с Драмба мне понадобится помощь в как можно более точном картографировании - я имею в виду фоторазведку - областей поражения и взятии проб в приповерхностных районах. Рентгеноскопия при таких размерах невозможна. От полномасштабных буровых операций, чтобы получить образцы ткани с большой глубины, толку тоже будет мало, так как бур в данном случае будет сравним с короткой и исключительно тонкой иглой. Поэтому придется исследовать больные и поврежденные районы лично, используя бронированные наземные машины, а где это будет возможно, руки и ноги, заключенные в тяжелые скафандры. Вход в поврежденные районы будет осуществляться через естественные отверстия в теле, но все дело пойдет быстрее, если нам помогут существа с медицинским образованием, которым для защиты не нужны броневики и скафандры. Я думаю о существах с Чалдерскола, Худлара и Мелфа. Я хотел бы услышать от отделения патологии, - продолжил он, глядя на Торннастора, - предложения по лечению хирургическим, а не медикаментозным путем. Все признаки указывают на то, что проблема возникла в основном из-за радиоактивного заражения, и хотя я понимаю - сегодня мы можем излечивать даже самые запущенные случаи, но может так случиться, наши методы не годятся для пациентов таких размеров, не говоря уже о том, что медикаменты, необходимые только для одного больного, могут составить количество, выпускаемое несколькими планетами за многие годы. Отсюда необходимость в хирургическом вмешательстве. Полковник Скемптон прочистил горло: - Теперь я начинаю осознавать размах ваших проблем, доктор. С моей стороны потребуется обеспечить ваших медиков транспортом и необходимыми припасами. Кроме того, я выделю инженерный батальон для установки и обслуживания спецоборудования... - Для начала, - заметил Конвей. - Естественно, - с подчеркнутой холодностью отозвался полковник, - мы продолжим оказание содействия в каких бы то ни было... - Вы меня не так поняли, сэр, - прервал его Конвей. - В настоящее время я и сам не могу точно сказать, какая помощь нам будет необходима, но, по моим прикидкам, понадобится целая флотилия, вооруженная дальнобойными лазерами, глубинными торпедами, тактическим ядерным оружием - конечно чистым - и другими не менее страшными вещами, которые вы сможете предложить, лишь бы они были узконаправленными и попадали точно в цель. - Видите ли, полковник, - заключил Конвей, - хирургия в таких масштабах означает, что операция будет скорее военной, нежели медицинской. Обернувшись к О'Маре, он добавил: - Это лишь некоторые из причин, вынудившие меня вернуться раньше положенного срока. Остальные менее насущны и... - Могут, черт возьми, отлично подождать, пока мы не разберемся с этими, - твердо закончил О'Мара. Совещание вскоре завершилось, так как ни Саррешан, ни Конвей не могли пока сообщить о Драмбо что-либо, чего еще не содержалось бы в докладах Корпуса мониторов. О'Мара исчез в своем кабинете вместе с драмбианским лекарем, Торннастор и Скемптон вернулись к себе, а Эдвардс, Маннон, Приликла и Конвей, проследив, как устроится Саррешан в цистерне для АУГЛов, отправились подкрепиться в кафетерий для дышащих кислородом теплокровных. Врачи с Худлара и Мелфа пошли вместе с ними, чтобы побольше узнать о Драмбо и посмотреть, как принимают пищу другие. Они работали в Госпитале совсем недавно, были преисполнены первоначального энтузиазма и каждую свободную минуту использовали для наблюдений и общения с инопланетянами. Эти чувства были знакомы Конвею. Он по-прежнему нередко испытывал их, но сегодня был уже достаточно опытен, чтобы не только радоваться юношескому энтузиазму, но и использовать его для дела... * * * - Чалдеры крепкие и подвижные существа, у них достанет сил самим справиться с местными хищниками, - рассуждал Конвей, пока они усаживались за стол, предназначенный для тралтан, вида ФГЛИ, - все столы для землян были заняты келгианами - и набирали заказы. - Вы, мелфиане, очень быстро передвигаетесь по морскому дну, а панцирное покрытие на ваших ногах является естественной защитой от ядовитых растений и колючек. Однако худлариане, хотя и медлительны, но вред им может причинить только бронебойный снаряд, а учитывая, что вода, покрывающая планету, прямо-таки кишит растительной и животной жизнью, которая жаждет прилепиться к какой-нибудь ровной поверхности, они смело могут выбросить аппараты по изготовлению пищи и перейти на подножный корм. - Похоже на рай, - заметил худларианин, однако транслятор не позволил определить, сказано это было с сарказмом или нет. - Но ведь вам понадобится огромное количество врачей всех трех видов - это слишком много, чтобы Госпиталь смог обеспечить, даже если весь персонал вызовется в добровольцы. - Нам понадобятся сотни врачей, - ответил Конвей, - а Драмбо вовсе не рай, даже для худлариан. В то же время, я думаю, должны найтись врачи молодые, по-прежнему неугомонные, недавно практикующие люди, - жаждущие приобрести опыт работы на других планетах... - Я не Приликла, - рассмеялся Маннон, - но даже я чувствую, что вы занимаетесь обращением уже обращенных. Конвей, вы что, очень любите остывшие бифштексы? В течение нескольких минут они сосредоточенно ели, стараясь, чтобы легкий ветерок от крыльев Приликлы - маленький эмпат предпочитал есть, зависнув над столом: по его утверждению, это улучшало пищеварение - не успел остудить все блюда за исключением мороженого. - На совещании, - неожиданно начал Эдвардс, - вы упомянули о других, менее насущных проблемах. Насколько я понимаю, набор таких толстокожих существ, как Гарот, - одна из них. Об остальных я просто не решаюсь спрашивать... - Во время широкомасштабного медицинского обследования, - объяснил Конвей, - нам понадобятся консультации прямо на местах. Это означает присутствие врачей, медсестер, опытных лаборантов, способных тут же производить анализы образцов как можно большего количества видов. Я собираюсь поговорить с Торннастором, чтобы он отпустил с нами кое-кого из патологов... Неожиданно Приликла дернулся в сторону и чуть было не угодил своей карандашеподобной ногой в десерт Маннона. На лету он слегка подрагивал - явный признак того, что за столом кто-то излучал сильные и сложные эмоции. - Опять же, я не Приликла, - сказал Маннон, - но, судя по поведению нашего друга эмпата, осмелюсь предположить, что вы ищете - и пытаетесь это оправдать - более тесного контакта с отделением патологии, в особенности с патологом по имени Мэрчисон. Не так ли, доктор? - Полагаю, мои эмоции - это мои эмоции, - ответил Конвей. - Я не произнес ни слова, - поспешно стал оправдываться Приликла, все еще с трудом удерживаясь над столом. - Кто такой Мэрчисон? - поинтересовался Эдвардс. - О, это женская особь земного типа, классификация ДБДГ, - послышался из транслятора голос Гарота. - Очень опытная сестра, она может ассистировать при операциях над более чем тридцатью различными видами существ. Я нахожу ее весьма привлекательной и вежливой настолько, что способен не замечать - для меня это физически отталкивающе - куски мяса, покрывающие большую часть ее мышц. - И вы собираетесь взять ее с собой на Драмбо, Конвей? У Корпуса мониторов и его офицеров весьма старомодные понятия о смешанных командах, даже в случае дальних разведывательных полетов. - Даже, если у него будет хоть полшанса, - с серьезным видом заявил Маннон. - Конвей, вам надо бы жениться на девушке. - Он уже женился. - О-о! - В некотором роде, майор, тут весьма примечательное заведение, - рассмеявшись, сказал Маннон, - полное странных и своеобразных обычаев. Возьмем, к примеру, секс. Для большинства работающих здесь существ это либо непрекращающийся, непроизвольный общественный процесс, необходимый почти так же, как воздух, либо это физиологическое землетрясение, которое длится, скажем, три дня в году. Эти существа приходят в замешательство от ритуалов и сложностей, связанных с выбором пары и совокуплением у нашей расы, хотя, по общему признанию, в сравнении с сексуальной жизнью некоторых из них наша выглядит так же просто, как перекрестное опыление. Но вот к чему я клоню, - продолжал Маннон. - Большинство из наших инопланетян просто не понимают, почему наши женщины должны терять свою личность, отдавать самое ценное, что у них есть, - свое имя. Для многих из них это попахивает рабством или по крайней мере какой-то второсортностью, а для многих выглядит просто глупостью. Они не понимают, почему земные женщины - врачи, медсестры, лаборантки - должны менять свою личность, брать имя, принадлежащее другой личности, по чисто эмоциональным причинам. Впрочем, регистрационный компьютер тоже этого не понимает. Поэтому они сохраняют свои профессиональные имена, подобно актрисам и представительницам схожих профессий, и все время используют только их, чтобы не смущать инопланетян, которые... - Он уже понял, к чему вы клоните, - сухо заметил Конвей. - Но иногда мне хочется, чтобы вы объяснили мне разницу между женщиной непрофессионалом и профессионалкой. - Конечно, в неофициальной обстановке они ведут себя по-другому, - не обращая внимания на Конвея, продолжал Маннон. - Некоторые из них даже позволяют себе называть друг друга по имени. - Нам необходима команда патологов. - Теперь уже Конвей игнорировал Маннона. - Но еще больше нам нужна помощь от местных медиков. Соотечественники Саррешана из-за своих физиологических особенностей могут оказать нам лишь психологическую поддержку, а это значит, что все зависит от того, установим ли мы сотрудничество с местными лекарями. И вот тут в игру вступает Приликла. Вы следили за эмоциональным излучением драмба во время совещания. Есть там что-нибудь? - Боюсь, что нет, друг Конвей, - ответил эмпат. - На протяжении всего совещания он был в сознании и воспринимал окружающее, но не реагировал на то, что говорилось и делалось в форме сосредоточенного мышления. Он излучал только чувства благополучия, пресыщенности и самоудовлетворения. - Да, с келгианином он потрудился на славу, - согласился Эдвардс, - так что пинта-другая крови, которую он отсосал... Приликла вежливо подождал, пока прервавший его майор замолчит, и продолжил: - Наблюдался очень короткий вполне различимый всплеск интереса, когда участники совещания входили в комнату, но это не было любопытством, скорее это усиленное восприятие окружающего, необходимое для беглого ознакомления с прибывшими. - Отмечаются ли какие-либо признаки того, как на него подействовал перелет? - спросил Конвей. - Ослабление физических или умственных способностей, что-нибудь в этом духе? - В его мыслях сквозило только удовлетворение, - ответил Приликла, - так что я бы сказал - нет. Они говорили о драмбианском лекаре до тек пор, пока не настало время покинуть столовую. В конце разговора Конвей сказал: - О'Мара будет рад вашей помощи, Приликла, когда станет пропускать нашего друга-кровопийцу через все круги психологического тестирования, поэтому я буду весьма признателен вам, если вы проследите за эмоциональным излучением пациента до тех пор, пока не будет установлен контакт. Возможно, прежде чем связаться со мной, О'Мара захочет подождать, пока не будет запрограммирован транслятор после полного контакта. Но мне хотелось бы иметь любую полезную информацию, как только вы ее получите... * * * Три дня спустя, когда Конвей с Эдвардсом знакомились с первой партией добровольцев - несколько весьма тщательно отобранных инопланетян, которые, как он надеялся, в дальнейшем привлекут своим энтузиазмом еще большее количество новобранцев и обучат их, - громкоговоритель стал спокойно настаивать, чтобы доктор Конвей связался с майором О'Марой. Настойчивость усиливалась двойным сигналом, обычно предшествовавшим самым неотложным сообщениям. Он махнул рукой и подошел к связному устройству дока. - Рад, что успел вас поймать, - сказал главный психолог, прежде чем Конвей успел представиться. - Не говорите - слушайте. Приликла и я ничего не добились с вашим медиком. Какие-то эмоции он излучает, но нам даже не удалось узнать, чему он отдает предпочтение. Мы знаем, что он способен видеть и чувствовать - продолжал О'Мара, но вовсе не уверены, что он может видеть и слышать, а если может, то как он это делает. Приликла считает, что драме обладает зачатками эмпатии, но до тех пор, пока нам не удастся немного нарушить его покой, доказать это невозможно. Конвей, я не хочу признать, что потерпел поражение, но вы подкинули нам задачу, которая может иметь очень простое решение... - Вы пытались что-нибудь сделать с помощью управляемого мыслью инструмента? - Это было первой, второй и двадцать восьмой нашей попыткой, невесело ответил О'Мара. - Приликла различил очень небольшой рост интереса, состоящий, как он говорит, в узнавании знакомого предмета. Но драме не делал никаких попыток управлять игрушкой. Я уже говорил, что вы задали нам задачу. Может быть, самым простым решением будет, если вы доставите нам еще одного его собрата. Главный психолог не любил вдаваться в лишние объяснения почти так же, как не любят передвигаться тяжелые на подъем люди, поэтому Конвей на мгновение задумался, прежде чем сказать: - Итак, вы хотели бы, чтобы я привез с Драмбо еще одного медика, а вы смогли бы понаблюдать и послушать, как они будут общаться при встрече, а потом воспроизвести способ с помощью транслятора... - Да, доктор, и побыстрее, - ответил О'Мара, - прежде, чем вашему главному психологу понадобится психиатр. Конец связи. У Конвея не было возможности отыскать, украсть или как-то еще заполучить другого медузообразного СРЖХ немедленно по возвращении на Драмбо. С ним была группа инопланетян, для которых требовались самые разные гравитационные и атмосферные условия, не говоря уже о пище. В то время как все три вида существ могли без особого труда существовать в драмбианском океане, на борту "Декарта" пришлось создавать помещения с приближенными к их родным планетам условиями. Кроме того, он обязан был дать им некоторое представление о масштабах медицинских проблем, в решении которых они должны принять участие, а это означало многочисленные полеты на вертолетах. Позднее он продемонстрировал им все, с чем сталкивался раньше сам. В том числе он показал им участок побережья, где впервые столкнулся с медузой СРЖХ и где ему предстояло добыть еще одну, как только позволят время и обстоятельства. Но на этот раз у него будет много преисполненных желания опытных помощников. Каждый день он получал послания от О'Мары, отличающиеся лишь степенью нетерпения, читаемой между строк. С драмбианским лекарем у них с Приликлой так ничего и не вышло, и они пришли к заключению, что существо использует один из экзотических видеотактильных языков, который в принципе невозможно воспроизвести без детального словаря. * * * Первая экспедиция на побережье была чем-то вроде репетиции - по крайней мере начиналась именно так. Вели ее Камсаюг и Саррешан, которые, покачиваясь, катились по неровному морскому дну, напоминая два больших живых бублика. С флангов их прикрывали крабообразные мелфиане, они с легкостью бежали вдвое быстрее, чем катились драмбы. Над ними величественно плыл тридцатифутовый чалдер, готовый подвергнуть в ужас местных хищников с помощью зубов, когтей и чего-то вроде большой костяной булавы на хвосте, хотя, по мнению Конвея, одного взгляда любого из четырех телескопических глаз существа хватило бы, чтобы привести в трепет всякого, кто имел мало-мальское желание остаться в живых. Конвей, Эдвардс и Гарот передвигались в одном из принадлежащих Корпусу мониторов наземных крейсеров. Эта машина была способна перемещаться не только по любой мыслимой и немыслимой местности, но могла плавать по воде и под водой, ездить по дну и даже на какое-то время подниматься в воздух. Они замыкали экспедицию, держась на таком расстоянии, чтобы никого не потерять из виду. Наземный крейсер направился к мертвой части побережья - большой полосе огромного "ковра", убитого колесниками, чтобы расширить защищенный район проживания. Соотечественники Саррешана осуществили это, сбросив несколько "грязных" ядерных бомб в десяти милях от берега. Затем они дождались, пока прибрежные обитатели перестали убивать, есть и пить, а хищники потеряли интерес к падали. Радиоактивные осадки не коснулись колесников, так как преобладающие ветры дули в сторону материка. Но Конвей намеренно выбрал точку в нескольких милях от этой части побережья, где жизнь по-прежнему проявляла значительную активность. При определенной удаче их исследования могли превратиться в нечто большее, чем просто препарация трупа. С уходом хищников расцвела морская растительность. На Драмбо грань между растительной и животной жизнью, как правило, была смазанной, а животные всеядными. Они прошли вдоль берега почти милю, когда им встретился первый рот. Он был сжат не до конца, но щели оказалось недостаточно, чтобы проникнуть в него. Однако времени даром они не потеряли, так как по пути Камсаюг и Саррешан показали им множество опасных растений, которых даже покрытым естественной броней инопланетянам стоило по возможности избегать. Практика внеземной медицины значительно упрощалась тем, что болезни и инфекции у одного вида существ не передавались другому. Но это не означало, что яды и другие токсичные вещества, вырабатываемые инопланетными растениями и животными, не могут убить, тем более, что на морском дне Драмбо растительность была особенно "злобной". Некоторые виды были покрыты отравленными шипами, а один из них оказался чем-то вроде растений-осьминогов. Первый рот, куда можно было проникнуть, походил на огромную пещеру. Когда они последовали за колесниками внутрь образования, прожекторы машины высветили мертвенно-бледные извивающиеся и покачивающиеся растения; травянистый ковер исчезал за пределами видимости. Саррешан и Камсаюг выписывали неуверенные восьмерки на густо заросшем дне и извинялись за то, что не смогут отправиться дальше, не рискуя при этом увязнуть и остановиться. - Мы понимаем, - сказал им Конвей, - и спасибо вам. По мере продвижения вглубь огромного рта растительность редела, стали видны большие участки "плоти" животного. Она выглядела шероховатой и волокнистой и больше походила на растительный, нежели на животный материал, даже при том, что существо погибло несколько лет назад. Неожиданно свод стал понижаться, и передние прожекторы высветили первое серьезное препятствие - сплетение длинных, похожих на бивни зубов, которые были расположены так часто, что напоминали окаменелый лес. Один из мелфиан доложил первым: - Доктор Конвей, - начал он, - не могу утверждать с абсолютной уверенностью, пока мои образцы не проверят патологи, но все указывает на то, что зубы состоят скорее из растительного, а не костного вещества животного происхождения. Они густо покрывают верхнюю и нижнюю части рта и простираются за пределы видимости. Корни их растут поперек, так что при постоянном давлении зубы могут свободно наклоняться вперед или назад. В нормальном положении они направлены под острым углом в сторону входного отверстия и, скорее всего, просто убивают крупных хищников, а не пережевывают их. Исходя из положения и состояния нескольких лежащих здесь трупов, я бы сказал, что пищеварительная система существа чрезвычайно проста. Вода с живыми организмами всех размеров засасывается в желудок или преджелудок. Мелкие животные проскальзывают между зубами, а большие на эти зубы накалываются. Затем внутреннее течение и вес убитых животных отклоняют зубы внутрь, и трупы освобождаются. Полагаю, что небольшие животные для существа не опасны, а вот крупные хищники могут причинить желудку серьезные повреждения, до того, как их нейтрализует пищеварительная система, поэтому они должны быть убиты заранее. Конвей направил луч прожектора туда, где находился мелфианин, и увидел, как тот помахал одной из конечностей. - Звучит резонно, доктор, - произнес Конвей. - Меня не удивит, если пищеварительные процессы существа действительно протекают очень медленно. На самом деле мне становится все любопытней - является ли существо в большей степени растением, нежели животным. Организм таких размеров из обычной плоти, крови, костей и мышц вообще представляется мне слишком тяжелым, чтобы передвигаться. Однако существо передвигается и делает все, что ему необходимо, правда, чрезвычайно медленно... - Конвей прервал свою речь и максимально сузил луч прожектора. - Вам лучше находиться на борту, чтобы мы смогли прожечь проход в этих зубах. - В этом нет необходимости, доктор, - возразил мелфианин. - Зубы сгнили и стали слабыми и хрупкими. Вы можете через них просто проехать, а мы пройдем за вами. Эдвардс опустил крейсер на дно и двинул его вперед со скоростью, удобной для мелфиан. Сотни длинных бесцветных зубов цеплялись за машину и медленно опрокидывались в мутной воде. Неожиданно этот частокол кончился, и они оказались на чистом месте. - Если зубы являются специализированной формой растительной жизни, - задумчиво произнес Конвей, - то они занимают слишком четко ограниченный район, а это предполагает, что кто-то отвечает за их посадку. Эдвардс, соглашаясь, что-то пробормотал и взглядом проследил за всеми участниками экспедиции, пока они не вышли из проделанного машиной прохода. - Туннель опять расширяется и уходит вглубь, - вскоре сообщил он. - И я вижу еще одну предположительно специализированную форму растительной жизни. Крупная, не правда ли? А вот еще такая же. Да они разбросаны здесь повсеместно. - Это слишком далеко, - сказал Конвей. - Не стоит терять из вида путь наружу. Эдвардс отрицательно покачал головой. - Мне видны точно такие же отверстия по обе стороны от нас. Если это желудок, а место выглядит достаточно обширным, отсюда должно быть несколько выходов. Неожиданно Конвей разозлился. - Мы знаем, что только в этой мертвой секции существуют сотни этих самых ртов, о количестве желудков можно лишь гадать. Если только наши радары не врут - это огромные, ровные, пустые пещеры, простирающиеся на мили окрест. А мы не коснулись проблемы даже вскользь! Эдвардс добродушно хмыкнул и указал вперед: - Они похожи на сталактиты, размякшие в средней части. Мне хотелось бы взглянуть на них поближе. Даже худларианин вышел наружу, чтобы осмотреть огромные, резко очерченные колонны, которые поддерживали свод. Им удалось, используя переносные анализаторы, установить, что колонны состоят из мышечной ткани существа и не являются новым видом растений, как они предполагали ранее, хотя и покрыты чем-то вроде переросших водорослей. Неподалеку от этик колонн располагались почти трехфутового диаметра пузыри, которые, казалось, вот-вот лопнут. Мелфианин, бравший образцы мышечной ткани, случайно задел один из них, и тот буквально взорвался, а за ним детонировали еще пузырей двадцать, расположенные поблизости. Из них выплеснулась густая жидкость молочного цвета, которая быстро растеклась и растворилась в окружающей воде. Мелфианин издал непереводимый звук и отскочил в сторону. - Что случилось? - резко спросил Конвей. - Жидкость ядовита? - Нет, доктор. Большой процент содержания кислот, но не такой уж опасный. Если бы вы были вододышащим, то сказали бы, что она дурно пахнет. Но посмотрите, как она действует на мышцы! Огромную мышечную колонну, прочно вросшую и в дно, и свод, охватила дрожь, ее острые грани постепенно разглаживались. - Да, - серьезно проговорил Конвей, - это подтверждает нашу теорию о том, каким образом существо переваривает пищу. Ну, а теперь, полагаю, пора возвращаться на "Декарт" - этот район может оказаться не таким безжизненным, как мы думали. Специализированные растения, исполнявшие роль зубов, служили фильтром и убивали живность, засасываемую в желудок существа. Другие растения-симбиоты, обитающие на мышечных колоннах, выделяли секреты, которые заставляли мускулы напрягаться, расширять объем желудка и засасывать большое количество воды с пищей. Предположительно, секреты служили и для растворения пищи, способствовали ее усвоению через стенки желудка или с помощью других специализированных растений. Медики взяли достаточно много образцов для Торннастора, чтобы тот мог детально описать механизм пищеварения гиганта. Когда из-за всосавшейся пищи концентрация пищеварительных секретов снижалась, уменьшалось и их действие на мышцы, отчего колонны частично сокращались, а непереваренные продукты выталкивались наружу. Теперь пузыри начали растягивать остальные колонны. Само по себе это не означало, что существо еще живо, просто мертвые мышцы могли по-прежнему реагировать на соответствующие раздражители. Тем не менее свод пещеры поднимался все выше, и в нее снова устремилась вода. - Согласен, доктор, - произнес Эдвардс, - давайте отсюда выбираться. Но можно попробовать выйти через другое ротовое отверстие - вдруг по пути мы узнаем что-нибудь новенькое? - Ладно, - согласился Конвей, с беспокойством ощущая, что этого делать не стоит. Уж если тут могут сокращаться мертвые мышцы, то на какие еще формы непроизвольной активности способно гигантское животное? - Вы поезжайте, но грузовой и пассажирский люки оставьте открытыми - я пойду снаружи вместе с инопланетянами. Спустя несколько минут Конвей, ухватившись за удобный выступ на броне крейсера, вместе с машиной направился вслед за инопланетянами в другой туннель. Он надеялся, что они движутся к ротовому отверстию, а не куда-то вглубь существа. Эдвардс доложил, что туннель загибается в сторону живого участка побережья. Но прежде чем Конвей успел отдать приказ об остановке и возвращении обратно старой дорогой, почувствовав через скафандр явное понижение температуры, их движение было прервано. - Майор Эдвардс, пожалуйста, остановите крейсер, - попросил один из мелфиан. - Доктор Конвей, сюда, вниз. Думаю, что нашел мертвого... коллегу. Это был драме СРЖХ, уже не прозрачный, а молочного цвета, со сморщенным телом, вдоль которого тянулась резаная рана. Безжизненное тело, болтаясь возле дна, билось о стены. - Торннастор будет благодарен, дружище, - с энтузиазмом объявил Конвей, - да и О'Мара с Приликлой тоже. Давайте погрузим его на борт вместе с другими образцами. Ах да, я не вододышащий, но он не очень... - Нет, - ответил мелфианин на непроизнесенный вопрос. - Я сказал бы, что он слишком недавно умер, чтобы неприятно пахнуть. Чалдер величественно вернулся назад, его щупальца подхватили труп СРЖХ и перенесли его в охлажденное помещение для образцов. После этого он вернулся на свое место, а через несколько секунд в их наушниках прозвучало одно-единственное слово, переведенное транслятором: - Компания. Эдвардс направил все прожекторы вперед, высветив сцепившийся в драке бродячий зверинец, который заполнил почти всю горловину туннеля. Конвей опознал два вида крупных морских хищников, вероятно, сумевших пробиться через частокол зубов, несколько хищников поменьше, с десяток СРЖХ и двух-трех большеголовых рыбин со щупальцами, которых он раньше никогда не видел. Сначала было невозможно различить, кто с кем дерется, да и вообще волнует ли этот вопрос участников схватки. Эдвардс опустил крейсер на дно. - Назад, внутрь! Быстрее! Добираясь полубегом полувплавь к машине, Конвей едва ли не до слез завидовал подвижности мелфиан под водой. Он обогнал худларианина, на панцире которого сомкнулись челюсти большого хищника. Прямо над ним СРЖХ свернулся вокруг одной из незнакомых Конвею рыбин. Драмбианский лекарь уже наливался краснотой, приступив к врачеванию единственным известным ему методом. Раздался гулкий вибрирующий звук - еще один хищник попробовал на вкус крейсер и расколол два из четырех прожекторов. - В грузовой отсек! - прокричал Эдвардс охрипшим от волнения голосом. - На прогулку до пассажирских люков нет времени! - Отстань, дурачок, - уговаривал худларианин хищника, устроившегося на его спине. - Я несъедобный. - Конвей, сзади! Два крупных хищника приближались к нему вдоль дна, а сбоку к ним мчался чалдер. Неожиданно между передним хищником и Конвеем возник драме СРЖХ. Он лишь вскользь коснулся чудовища, но хищника тут же охватили такие страшные конвульсии, что из-под кожи вылезли белые кости. "Значит, ты можешь не только лечить, но и убивать", - с благодарностью подумал Конвей, стараясь увернуться от второй бестии. Но тут подоспел чалдер. Взмахом хвоста с костяной булавой он освободил спину худларианина; одновременно он открыл огромную пасть, и ужасные челюсти сомкнулись на шее второго хищника. - Спасибо, доктор, - поблагодарил Конвей. - Ваша техника ампутации несколько грубовата, но весьма эффективна. - Слишком часто приходится жертвовать аккуратностью ради скорости... - ответил чалдер. - Хватит болтать, забирайтесь внутрь! - закричал на них Эдвардс. - Подождите! Нам нужен еще один местный медик для О'Мары... - начал Конвей. Драмбианский врач плавал в нескольких ярдах от них, как ярко-красный фонарь, он плотно свернулся вокруг своего пациента. Конвей указал в его сторону и попросил чалдера: - Затолкните его внутрь, доктор. Только поласковей - он умеет еще и убивать. Когда через несколько минут входной люк с грохотом закрылся, в грузовом отсеке находились два мелфианина, худларианин и чалдер, а также драме СРЖХ со своим пациентом и Конвей. Машина периодически вздрагивала, когда особенно крупные хищники бились о ее броню. В грузовом отсеке было так тесно, что пошевелись только чалдер, и вся компания, разве кроме покрытого панцирем худларианина, превратились бы в кашу. Казалось, прошло несколько лет, прежде чем в гермошлеме Конвея раздался голос Эдвардса: - Доктор, у нас течь в паре мест, но не очень сильная. Во всяком случае вододышащих это не должно волновать. Автоматические кинокамеры хорошо поработали, отсняв, как местные врачи оказывают помощь существам, обитающим внутри гиганта. О'Мара будет очень доволен. О, впереди показались зубы. Скоро мы выберемся из этой... * * * Тремя неделями позже, уже в Госпитале, Конвей вспоминал этот разговор. Живые и мертвые экземпляры, а также фильмы были соответственно исследованы, если можно, препарированы и просмотрены столько раз, что медузообразные драмбы волнообразными движениями проходили через все его сны. Но О'Мару это не удовлетворило. Больше того, он был очень недоволен, и прежде всего собой, что боком выходило для окружающих. - Мы обследовали лекарей с Драмбо и поодиночке и вместе, рассказывал Приликла, тщетно пытаясь смягчить напряженную атмосферу в кабинете. - Никаких свидетельств того, что они общаются устно, визуально, телепатически, с помощью запахов или еще каким-либо известным нам способом, нет. Характер их эмоционального излучения заставляет меня подозревать, что они вообще не общаются в общепринятом смысле этого слова. Они просто осознают присутствие существ и предметов вокруг себя и с помощью глаз и эмпатических органов, подобных тем, которыми обладает моя раса, способны отличить друзей от врагов. Вспомните, они без колебаний атаковали хищников Драмбо и не обращали внимания на визуально гораздо более страшного доктора с Чалдерскола, который испытывал к ним дружеские чувства. До сих пор мы сумели обнаружить только то, - продолжал Приликла, что у них чрезвычайно развиты эмпатические способности, но они никак не связаны с разумом. То же самое относится и ко второму драмбу, которого вы привезли, за исключением того, что он... - ...гораздо более толковый, - мрачно закончил О'Мара. - Почти такой же толковый, как недоразвитая собака. Я не боюсь признать, что некоторое время приписывал наши неудачи нехватке собственного профессионального опыта. Но сегодня стало ясно, что с вашей подачи мы просто теряли напрасно время, предлагая сложные тесты драмбианскому животному. - Но ведь этот СРЖХ спас меня, - вставил Конвей. - Очень специфичное, но неразумное животное, - твердо сказал О'Мара. - Оно защищает и врачует друзей и убивает врагов, но оно об этом не думает. Что же касается нового приведенного вами экземпляра, то когда мы показали ему управляемый мыслью инструмент, он стал излучать узнавание и осторожность - чувства, сходные с теми, которые мы испытываем, стоя рядом с оголенными проводами, - но, по словам Приликлы, он не только не пытался управлять устройством, но даже не думал о нем. - Так что извините, Конвей, - закончил майор, - но мы по-прежнему будем искать существ, создавших инструменты, и местных разумных медиков для оказания помощи в решении вашей проблемы. Конвей долгое время молчал, уставившись на двух СРЖХ, находившихся на полу кабинета О'Мары. Одно как-то не вязалось с другим. Существо, спасшее ему жизнь, сделало это бездумно, не испытывая никаких чувств. СРЖХ был просто специалистом, таким же, как и другие специализированные животные и растения, обитающие внутри огромных существ и выполняющие работу, для которой они предназначены. Химические реакции внутри гигантов происходили так медленно - да иначе и не могло быть, так как даже кровью ему служила вода с легкими примесями, - что специальные растительные и животные симбиоты осуществляли внутреннюю секрецию, необходимую для мышечной активности, поддержания эндокринного баланса, снабжения пищей и уборки отходов с больших участков плоти. В то время как другие симбиоты управляли дыхательным процессом гиганта и обеспечивали его чем-то вроде зрения на поверхности. - У друга Конвея есть мысль, - сообщил Приликла. - Действительно, - согласился Конвей, - но я хотел бы ее проверить, доставив сюда мертвого СРЖХ. Торннастор пока не делал с ним ничего существенного, а если что-то случится, мы легко можем достать другого. Мне хотелось бы показать живым СРЖХ или мертвого собрата. Приликла говорит, что у них вообще не бывает сильных эмоций, - добавил Конвей. - Они размножаются делением, так что сексуальные чувства у них тоже отсутствуют. Но вид мертвой особи их собственного вида должен вызвать какую-то реакцию. О'Мара не сводил немигающего взгляда с Конвея. - Судя по тому, как дрожит Приликла, и по самодовольному выражению вашего лица, вы считаете, что у вас уже есть ответ. Но что должно произойти? Эти двое излечат и воскресят мертвого? Ладно, не обращайте на меня внимания, я подожду и дам вам возможность разыграть этот медицинский спектакль... Когда привезли мертвого СРЖХ, Конвей быстро спустил его на пол кабинета и махнул рукой, чтобы О'Мара и Приликла отошли в сторону. Два живых СРЖХ целеустремленно направились к трупу. Они коснулись тела, сомкнулись над ним и в течение десяти минут что-то с ним делали. Когда они закончили и разошлись, на полу ничего не оставалось. - Никаких заметных изменений в эмоциональном излучении, никаких признаков горя или печали, - сообщил Приликла. Он весь дрожал, но причиной этого, возможно, были его собственные переживания. - Вы, кажется, не удивлены, Конвей? - с осуждающим видом спросил О'Мара. - Нет, сэр, - улыбнулся Конвей. - Я по-прежнему разочарован, что не вступил в контакт с местными врачами, но эти зверушки их лучшие помощники. Они убивают врагов своих гигантских хозяев, лечат и защищают их друзей и исполняют роль санитаров. Вам это ничего не напоминает? Конечно же, они не врачи, они всего лишь добрые, славные лейкоциты. Но их должны быть миллионы, и все они - на нашей стороне... - Рад, что вы удовлетворены, доктор, - произнес главный психолог, подчеркнуто посмотрев на часы. - Но я вовсе не удовлетворен, - возразил Конвей. - Мне по-прежнему необходим опытный старший патолог, который смог бы управиться со всем больничным оборудованием. Мне надо поддерживать связь с... - По возможности самую тесную связь, - неожиданно усмехнулся О'Мара. - Я вполне понимаю, доктор, и я безотлагательно поговорю с Торннастором, как только вы закроете дверь... Глава 5 БОЛЬШАЯ ОПЕРАЦИЯ На таинственной и прекрасной планете было только тридцать семь нуждающихся в лечении пациентов. Они сильно отличались по размерам и степени запущенности болезни. Естественно, что лечение следовало начинать с того, кто чувствовал себя хуже всех, хотя он и был самым крупным из них - настолько крупным, что на суборбитальной скорости шесть с лишним тысяч миль в час уходило больше девяти минут, чтобы добраться от одного его бока до другого. - Это большая проблема, - серьезно сказал Конвей, - и даже с высоты она не выглядит меньше. Не становится она меньше и из-за недостатка квалифицированной помощи. Голос патолога Мэрчисон, которая находилась вместе с Конвеем в крохотном наблюдательном блистере [куполообразный выступ из прозрачного материала в корпусе летательных аппаратов] разведкорабля, звучал холодно: - Я изучала все материалы по Драмбо задолго до прибытия сюда и вот уже в течение двух месяцев моего пребывания на планете, - как бы защищаясь ответила она, - но я согласна, что, только увидев существо целиком собственными глазами, действительно начинаешь осознавать его масштабы. Что же касается недостатка помощи, вы должны понимать, доктор, мы не можем лишить Госпиталь всего персонала и оборудования, даже если ваш пациент достигает размеров субконтинента, - существуют тысячи более мелких и гораздо легче излечимых пациентов не менее нуждающихся в ней. А если ты имеешь в виду меня, именно мое пребывание на этой планете, - добавила она сердито, - то я прилетела сразу же, как только мой шеф решил, что я действительно тебе нужна в качестве патолога. - В течение шести месяцев я твердил Торннастору, что мне здесь нужен лучший патолог, - мягко сказал Конвей. Мэрчисон была прекрасна в гневе, но еще лучше она выглядела в хорошем настроении. - Я думал, что в Госпитале все знают, зачем ты мне нужна на самом деле, и это одна из причин, почему ты находишься в этом тесном блистере, разглядывая ландшафт, который мы оба видели на пленке не один раз, и споришь в то время, когда можно получить удовольствие от внеслужебных отношений... - Говорит пилот, - раздался из динамика дребезжащий голос. - Мы сейчас идем по нисходящей траектории и теряем высоту, приземлимся в пяти милях от терминатора. Реакцию светочувствительных растений на восход стоит посмотреть. - Спасибо, - поблагодарил Конвей и обратился к Мэрчисон: - Вообще-то я не собирался все время глазеть в окно. - Зато я собиралась, - ответила она, уперев сжатый кулак в его челюсть. - На тебя я могу насмотреться в любое время. Неожиданно она указала вниз рукой и воскликнула: - Смотри, кто-то рисует на твоем пациенте желтые треугольники! Конвей рассмеялся. - Я забыл, что ты пока не в курсе наших проблем по контакту. Большинство приповерхностных растений сверхчувствительны, и некоторые считают, что они служат существу чем-то вроде глаз. Мы направляем с орбиты яркий луч на темные или сумеречные районы и, быстро перемещая его на поверхности, рисуем геометрические и другие фигуры. Что-то вроде видеографики на дисплее. Правда, ответной реакции до сих пор мы не замечали. Вероятно, существо не может ответить, даже если бы и захотело, так как глаза - это сенсорный орган, а не передатчик. В конце концов, мы тоже не умеем разговаривать глазами. - Говори от первого лица, - поправила она. - Серьезно, - продолжал Конвей, - я начинаю задумываться, а что, если гигантское создание само по себе высокоразумно?.. Вскоре после этого они опустились на поверхность и осторожно ступили на пружинистую "землю". С каждым шагом они приминали по несколько глазных растений. От мысли, что у пациента были миллионы таких "глаз", не становилось легче, и они переживали, что невольно причиняют ему вред. Когда они отошли от корабля ярдов на пятьдесят, она спросила: - Если эти растения действительно являются глазами, а это естественное предположение, поскольку они чувствительны к свету, то почему их так много в районах, где опасность угрожает очень редко? Периферийное зрение для слежения за околоротовыми районами было бы гораздо более полезным. Конвей кивнул. Они осторожно опустились на землю между растениями, их длинные тени наполнились желтизной плотно свернувшихся листьев. Он отметил, что их следы, протянувшиеся от входного люка корабля, тоже ярко-желтого цвета, и провел руками над растениями, частично их затеняя. Листья, находившиеся в полутени или хотя бы чуть-чуть поврежденные, реагировали точно так же, как и полностью лишенные света. Они туго сворачивались, демонстрируя свою обратную ярко-желтую сторону. - Корни очень тонкие и уходят в бесконечность, - сказал Конвей, бережно разгребая мнимую землю пальцами, чтобы показать белесые корешки, которые, прежде чем исчезнуть из виду, сужались до толщины струны. - Даже при помощи шахтного оборудования и во время исследований с землеройками нам так и не удалось отыскать их конец. Ты узнала что-нибудь новое от тех, кто работает внутри? Он присыпал обнаженный корень, продолжая слегка прижимать ладони к рыхлой почве. - Не слишком много, - ответила она, наблюдая за Конвеем. - Точно так же, как свет и темнота заставляют листья сворачиваться и разворачиваться, внутри этих растений под воздействием освещения возникают электрохимические изменения в их жизненных соках. В них содержится так много минеральных солей, что они являются очень хорошим проводником. Возникающие в результате этих изменений электрические импульсы очень быстро проходят от растения до окончания корня. Эр, милый, что ты там делаешь, щупаешь его пульс? Конвей молча покачал головой, и она продолжила: - Глазные растения равномерно распределены по всей поверхности пациента, включая те районы, где находятся густые заросли растений, обновляющих воздух и уничтожающих отходы, так что раздражение, полученное в любом месте наружного покрова поверхности, очень быстро - а практически мгновенно - передается в центральную нервную систему через богатый минералами сок. Но что меня беспокоит, так это возможные причины, по которым существо вырастило себе глаз в несколько сот миль в поперечнике. - Закрой глаза, - улыбаясь сказал Конвей. - Я буду до тебя дотрагиваться, а ты постарайся как можно точнее описать, в каком месте я это делаю. - Ты слишком долго находился в компании мужчин и инопланетян... начала было она, но осеклась, и лицо ее приняло задумчивый вид. Конвей начал с того, что легко прикоснулся к ее лицу, затем дотронулся тремя пальцами до верхней части плеча и продолжил в том же духе. - Левая щека, примерно в дюйме от уголка рта, - комментировала она. Теперь ты положил руку на мое плечо. Кажется, ты нарисовал Х на бицепсе левой руки. А теперь ты прикоснулся пальцем, двумя... может быть, тремя к моей шее... там, где как раз кончаются волосы... Слушай, а тебе это нравится? Мне - да! Конвей рассмеялся. - Мне бы это понравилось, если бы только не мысль, что за нами наблюдает лейтенант Харрисон, и фонарь пилотской кабины уже запотел от его учащенного горячего дыхания. Ну, а если серьезно, то ты видишь, к чему я клоню, - глазные растения не имеют никакого отношения к зрению существа. Это аналог нервных окончаний, реагирующих на давление, боль или температуру. Она открыла глаза и кивнула. - Хорошая теория, но ты почему-то ей не рад. - Не рад, - грустно согласился Конвей, - и именно поэтому я хотел бы, чтобы ты не оставила от нее камня на камне. Понимаешь, весь успех этой операции зависит от того, сумеем ли мы вступить в контакт с теми, кто производит управляемый мыслью инструмент. До сих пор я предполагал, что эти существа будут сравнимы с нами по размерам, даже если их физиологическая классификация окажется совершенно чужой, и что у них обычный набор чувств - зрение, слух, вкус, обоняние и осязание. Я рассчитывал, что до них можно добраться по любому из туннелей. Но сегодня все свидетельствует в пользу существования единственной разумной формы жизни - гигантских образований, которые, насколько мы знаем, от природы глухи, немы и слепы. Проблема общения, даже ее простейшие аспекты, заключаются в том... Он прервал свою речь, сосредоточив все внимание на все еще прижатой к поверхности ладони, затем скомандовал: - Бегом к кораблю! Теперь по пути обратно их уже меньше заботили растения, на которые они наступали. Когда за их спинами захлопнулся люк, из динамика пророкотал голос Харрисона: - Мы ждем гостей? - Да, но до их прихода есть еще несколько минут, - задыхаясь, ответил Конвей. - Сколько понадобится времени, чтобы отсюда улететь, и можем ли мы посмотреть на прибытие инструментов через что-то большее, чем вентиляционное отверстие? - Для аварийного подъема требуется две минуты, - доложил пилот, - а если вы перейдете в кабину управления, то сможете использовать сканеры для обследования наружных повреждений. - Доктор, но чем вы там занимались? - снова заговорил Харрисон, когда они забрались в пилотскую кабину. - Я хочу сказать, что, исходя из собственного опыта, передняя часть бицепса никогда не считалась эрогенной зоной. Конвей не ответил, и пилот вопросительно посмотрел на Мэрчисон. - Он проводил эксперимент, - спокойно объяснила она, - доказывающий, что я не могу видеть с помощью нервных окончаний в верхней части моей руки. А когда нас прервали, он как раз доказывал, что на задней стороне моей шеи нету глаз. - Задай глупый вопрос и... - начал Харрисон. - Вот они, - прервал его Конвей. "Они" были тремя металлическими дисками, которые, казалось, мигали, то исчезая, то появляясь на том участке земли, куда падала длинная утренняя тень разведкорабля. Харрисон увеличил изображение на экранах сканеров, которые показали, что объекты вовсе не исчезают и не появляются, а ритмично превращаются то в крохотные металлические капли нескольких дюймов в поперечнике, то в циркулярные пилы, способные резать почву. Считанные секунды диски полежали на боку среди затененных глазных растений, а затем неожиданно превратились в неглубокие опрокинутые чаши. Изменение формы произошло настолько быстро, что они подскочили на несколько ярдов вверх и приземлились футах в двадцати от первоначального места. Процесс повторялся каждые несколько секунд, при этом один диск быстро запрыгал к дальнему концу тени, второй двигался зигзагообразно, определяя ее ширину, а третий направился прямиком к кораблю. - Никогда раньше не видел, чтобы они вели себя подобным образом, сказал лейтенант. - Мы вызвали у существа не сильный, но продолжительный зуд, - сказал Конвей, - и они пришли почесать это место. Мы можем остаться еще на несколько минут? Харрисон кивнул, но предупредил: - Только не забудьте, что после того, как вы передумаете, мы будем оставаться неподвижными еще две минуты. Третий диск продолжал приближаться к кораблю пятиярдовыми прыжками. Конвей никогда раньше не видел, чтобы инструменты демонстрировали такую мобильность и координацию, хотя и знал, что они способны принять любую форму, задуманную оператором, сложность и скорость изменения которой зависели исключительно от скорости и четкости мысли управляющего мозга. - Доктор, тут вот лейтенант Харрисон кое-что подметил, - неожиданно сообщила Мэрчисон. - В ранних докладах говорится, что инструменты обычно подкапывали приземлившиеся корабли предположительно для того, чтобы так сказать, на досуге их можно было бы осмотреть поближе. В те времена они пытались подкопать тень объекта, используя для определения его размеров и местоположения глазные растения. Теперь же, используя вашу собственную аналогию, они, похоже, научились отличать место, где зудит, от предмета, который этот зуд вызывает. По корпусу корабля раскатился громкий металлический звон, сигнализирующий о прибытии первого инструмента. Тут же два остальных развернулись и последовали за первым. Один за другим они высоко подпрыгнули в воздух - даже выше пилотской кабины - и обрушились на корабль. Сканеры показали, как они ударились, растеклись, словно тонкие металлические блины вокруг выступов корпуса, и, какое-то время повисев так, упали вниз. Через мгновение все трое стали биться и цепляться за корабль с разных сторон. Но вскоре прекратили липнуть к кораблю - теперь перед самым ударом у них вырастала острая игла, которая оставляла на обшивке глубокие блестящие царапины. - Должно быть, они слепые, - возбужденно заявил Конвей. - Видимо, для существа инструменты служат дополнением к чувству осязания, используемым для уточнения информации, полученной от растений. Они чувствуют размер, форму и состав предмета. - Прежде чем они обнаружили, что внутри корабля имеются мягкие предметы в нашем лице, - твердым тоном сказал Харрисон, - предлагаю осуществить тактическое отступление, то есть убраться отсюда к чертовой матери. Конвей согласно кивнул. Пока Харрисон наигрывал беззвучные мелодии на клавишах панели управления, он объяснил, что инструменты подчиняются человеческому разуму на расстоянии до двадцати футов, дальше ими начинали управлять их хозяева. Он сказал Мэрчисон, чтобы как только диски окажутся в пределах этой досягаемости, она думала о тупых предметах - о чем угодно, что не имеет колющих и режущих частей... - Нет, подожди! - воскликнул он, когда его осенила более удачная мысль. - Думай о широком и плоском, о чем-то вроде летающего крыла с вертикальным выступом для стабилизации и управления. Удерживай форму так, чтобы, планируя, они падали как можно дальше от корабля. Если повезет, им потребуется три или четыре прыжка, чтобы вернуться обратно. Их первая попытка не увенчалась успехом, хотя предмет, который в конце концов ударил по обшивке, был слишком тупым и бесформенным, чтобы причинить серьезный вред кораблю. Но они изо всех сил сконцентрировались на следующем и придали ему вид треугольника толщиной в долю дюйма с широким плавником посередине. Мэрчисон удерживала общую форму, в то время как Конвей придумал вертикальные и горизонтальные стабилизаторы. Плод их фантазии исполнил "горку" прямо перед иллюминатором прямого обзора, отвернул от корабля и стал ровно планировать. После пересечения границы влияния людей, слегка подныривая и рыская, он продолжил оказавшийся достаточно долгим полет, а затем, скосив небольшой участок растений, коснулся земли. - Доктор, я готова вас расцеловать... - начала было Мэрчисон. - Доктор, - сухо прервал ее Харрисон, - я знаю, что вы любите поиграть с девушками и авиамоделями, но через двадцать секунд старт. Ремни! - Он не менял форму до самого конца, - сказал Конвей, почему-то начиная беспокоиться. - Может быть, он у нас учился, вероятно - даже экспериментировал? Он замолчал. Инструмент расплавился, превратился в опрокинутую чашку и подпрыгнул высоко в воздух. Начав падать вниз, он принял дельтовидную форму, по пути набирая скорость. Затем в нескольких футах от поверхности он выровнялся и понесся прямо к ним. Передние края его крыльев стали острыми, как бритва. Два его сотоварища тоже приняли форму дельтапланов и со свистом рассекали воздух с другой стороны корабля. - Ремни! Они попадали в противоперегрузочные кресла как раз в тот момент, когда три планирующих устройства ударили по обшивке. Случайно или намеренно они срубили две наружные видеокамеры. Та, что еще работала, показала глубокий трехфутовый надрез в тонкой обшивке с торчащим из него дельтапланом. Инструмент стал изменять форму, расширяя и продлевая пробоину. Возможно, оно было и к лучшему, что они не видели, чем заняты двое других. Сквозь дыру в обшивке Конвей мог видеть ярко окрашенные трубопроводы и обрывки кабелей. Последний экран погас, и стартовая перегрузка глубоко вдавила его в кресло. - Доктор, проверьте кормовой отсек на предмет безбилетников, - хрипло попросил Харрисон, когда начальное ускорение стало уменьшаться. - Если кого-нибудь найдете, придумайте для них безопасную форму - что-нибудь такое, что не будет грызть электропроводку. Быстрее! Конвей не мог оценить всю степень причиненных повреждений, он только видел, что на панели мигает необычно много красных лампочек. Напряженные пальцы пилота мягко касались клавиш, кнопок и тумблеров, и казалось, что хриплый голос принадлежит совершенно другому человеку. - Кормовая видеокамера, - ободряюще сообщил Конвей, - показывает, что все три устройства гонятся за нашей тенью. На какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая лишь нестройным свистом воздуха в пробитой обшивке и неубранных опорах сканеров. Поверхность под ними, покачиваясь, убегала назад, и движение корабля вызвало у Конвея чувство, что они двигаются скорее сквозь воду, а не летят по воздуху. Их задачей было удержаться на высоте при очень небольшой скорости, потому что при быстром полете поврежденные части обшивки могли отвалиться, перегреться от атмосферного трения или создать такое сопротивление, что корабль вообще бы не сдвинулся с места. Для судна с классификацией "сверхзвуковой глайдер для полетов в атмосфере" их теперешняя маленькая скорость была чем-то неимоверным. Должно быть, Харрисон держался за небо собственными когтями. Конвей попытался забыть о проблемах лейтенанта, рассуждая вслух о своих собственных. - Думаю, это окончательно подтверждает, что гигантские формации являются разумными пользователями инструментов, - сказал он. - Высокий уровень подвижности и приспосабливаемости, продемонстрированный устройствами, позволяет сделать вполне очевидные выводы. Должно быть, ими управляет рассеянное и не очень сильное биополе, поддерживаемое и передаваемое корневой системой. Оно простирается лишь на очень небольшое расстояние от поверхности и такое слабое, что излучение мозга среднего землянина, или инопланетянина, на определенном расстоянии сильнее его. Если бы хозяева инструментов были сравнимы с нами по размерам и умственным способностям, - продолжал он, стараясь не смотреть в сторону накренившегося внизу ландшафта, - то для того, чтобы осуществить контроль над инструментами, им пришлось бы двигаться под поверхностью с той же скоростью, с какой устройства летели над ней. Однако, чтобы с такой скоростью рыть туннели, необходимы герметичные самодвижущиеся бронированные средства передвижения. Но это не объясняет, почему они игнорируют все наши попытки установить широкий контакт с помощью дистанционно управляемых устройств и только и делают, что разбирают устройства связи на составные части... - Если мысленное влияние рассредоточено по всему телу, - перебила Мэрчисон, - то значит ли это, что и мозг существа тоже рассредоточен? А если мозг у него локализован, то где он находится? - Мне больше по душе идея центральной нервной системы, - ответил Конвей, - которая расположена в безопасном, естественно защищенном месте вероятно, ближе к нижней части существа, там, где достаточно минеральных веществ, а возможно, и в естественной скальной выемке под поверхностью планеты. Глазные растения и подобные им внутренние корневые системы, проанализированные вами, с приближением к поверхности становятся все сложнее и разветвленнее, а это означает, что сеть, чувствительная к давлению, дополняется электропроводящими растениями, которые вызывают мышечные сокращения, и другими видами растительности, назначение которых нам по-прежнему неясно. Конечно же, его нервная система в большей степени основана на растениях, но высокое содержание минеральных веществ в корнях означает, что с помощью электрохимических реакций, возникающих в любом нервном окончании, все импульсы будут переданы очень быстро, поэтому мозг у него скорее всего один, а вот расположен он может быть где угодно. Она покачала головой. - Думаю, существу размером с субконтинент, у которого нет скелета или костной структуры, формирующей защитные органы, и чье тело по сравнению с занимаемой им площадью напоминает тонкий коврик, необходим более чем один мозг - по крайней мере должен быть один центральный мозг и несколько вспомогательных. Но что меня действительно волнует, так это то, как мы будем действовать, если мозг в опасной близости к операционному полю. - Мы не можем сделать только одно, - мрачно ответил Конвей, - это отложить операцию. Твои доклады говорят об этом яснее ясного. С момента прибытия на Драмбо Мэрчисон не теряла времени даром, и теперь на основе анализов тысяч образцов, взятых буровыми устройствами, землеройками и медиками-исследователями из всех районов со всех уровней необъятного тела, представляла себе точную, если не абсолютно детальную, картину физического состояния пациента на сегодняшний день. Они уже знали, что гигантское существо по своему метаболизму было ближе к растениям, нежели к животным. Но именно растения, составляющие нервную систему пациента, с их разветвленной корневой сетью больше всего пострадали от радиоактивных осадков, позволив поверхностному заражению проникнуть глубоко в тело. Это убило множество видов флоры и вызвало смерть тысяч обитавших внутри тела животных, чьим назначением было контролировать рост различных типов специализированных растений. Внутри существа жили два различных вида животных, и они очень серьезно относились к своим обязанностям. Большеголовые рыбы-фермеры отвечали за возделывание и защиту полезной растительности и уничтожали все ее другие виды - для такого большого существа, как "ковер", равновесие процессов метаболизма было удивительно хрупким. Второй вид, который был чем-то вроде лейкоцитов, помогал рыбам-фермерам контролировать фауну, а также лечил и охранял самих рыб. Кроме того, у второго вида была дурная привычка поедать (или, говоря другими словами, поглощать) умерших особей как себе подобных, так и рыб. Поэтому небольшое количество радиоактивных веществ, выделенное корнями поверхностных растений, могло вызвать смерть огромного числа "лейкоцитов" в соответствующей прогрессии. Таким образом, омертвевшие районы, распространившиеся далеко за пределы непосредственно зараженных мест, являлись результатом неконтролируемого распространения злокачественной флоры. Процесс, аналогичный разложению, был необратим. Безотлагательное хирургическое отсечение пораженных районов было единственным решением. Но доклады в некотором отношении звучали обнадеживающе. В ряде районов уже было осуществлено хирургическое вмешательство в меньших масштабах, чтобы проверить возможное экологическое влияние на морскую среду большой массы разложившихся растительно-животных веществ и расположенных поблизости живых гигантов, а также разработать методы дезактивации больших объемов плоти. Было получено подтверждение, что пациент, хотя и медленно, но поправится. Они обнаружили, что, если надрез превратить в ров стофутовой ширины, бесконтрольный рост растений из пораженной части тела не будет распространяться в здоровую, правда, для полной уверенности рекомендовалось патрулирование линии отсечения. Проблемы разложения как таковой вообще не существовало. Взрывной характер распространения флоры продолжался до тех пор, пока не исчерпывались все ресурсы, после чего растения умирали. После этого останки превращались в отличный формовочный материал, который становился идеальным местом для создания самообеспечивающейся базы, если бы в последующие годы здесь понадобились бы медики-наблюдатели. В случае попадания останков в море они просто разрушались, опускались на дно и становились пищей для колесников. Конечно, некоторые районы нельзя было лечить хирургическими методами по той же причине, по которой шекспировский Шейлок хотел получить фунт человеческого мяса в виде сердца - районы являлись жизненно важными органами. Это были относительно небольшие участки, расположенные далеко от краев "ковра"; их состояние напоминало острый рак кожи, но ограниченная хирургия и неимоверные дозы лекарств уже начинали давать положительные результаты. - Но я по-прежнему не понимаю, почему он так враждебно к нам относится, - нервно сказала Мэрчисон, когда корабль сильно занесло и он значительно потерял высоту. - В конце концов, они не настолько нас хорошо знают, чтобы ненавидеть до такой степени. Корабль пролетал над омертвевшим районом, где глазные растения были бледными и безжизненными и не реагировали на их тень. Конвей в который раз задумался, способна ли огромная формация испытывать боль или она просто теряла чувствительность, когда часть ее отмирала. Для всех жизненных форм, которые до сих пор попадались Конвею - а в Госпитале он порою встречался с самыми загадочными существами - выживание вызывало положительные эмоции, в то время как смерть сопровождалась болью - именно так эволюция не позволяла расе просто лечь и вымереть, если наступали трудные времена. Поэтому, когда колесники взорвали свои ядерные устройства, огромная формация почти наверняка испытала боль, острейшую боль на сотнях квадратных миль своего тела. Боль более чем достаточную, чтобы безумно возненавидеть. При мысли об этой огромной непередаваемой боли Конвей внутренне сжался. Некоторые вещи становились теперь вполне объяснимыми. - Ты права, - согласился он. - Они почти ничего о нас не знают, но ненавидят наши тени. В частности, данный экземпляр ненавидит потому, что незадолго до того, как его тело было иссушено и облучено, по нему пробежали тени атомных бомбардировщиков, которые мало отличаются от теней наших летательных аппаратов. - Приземлимся минуты через четыре, - неожиданно сообщил Харрисон. - Боюсь, что это будет на побережье - в нашей лохани слишком много дыр, чтобы она осталась на плаву. Мы в поле зрения "Декарта", и они высылают вертолет. Глядя на лицо пилота, Конвей едва сдержал улыбку. Оно напоминало маску недогримировавшегося клоуна. От отчаянного напряжения брови лейтенанта нелепо изогнулись, а нижняя губа, которую он без устали жевал с момента старта, превратилась в пунцовую дугу и придавала лицу ухмыляющееся выражение. - Инструменты здесь действовать не могут, и кроме небольшого радиоактивного фона никаких опасностей в этом районе нет. Можете спокойно приземляться. - Ваша уверенность в моих профессиональных способностях просто трогает, - сказал пилот. Их неровный полет перешел в едва контролируемое движение кормой вперед. Земная поверхность накренилась и ринулась им навстречу. Харрисон замедлил падение, включив на полную мощность аварийные двигатели. Послышался раздирающий слух металлический скрежет, и все остальные лампочки на панели загорелись красным светом. - Харрисон, вы разваливаетесь на куски... - начал радист с "Декарта", и тут они приземлились. Еще несколько дней после этого наблюдатели спорили, было ли это приземлением или они просто врезались в поверхность. Амортизационные опоры выгнулись, отвалившаяся корма еще больше смягчила удар, остальное приняли на себя противоперегрузочные кресла, даже несмотря на то, что корабль опрокинулся, упал на бок и в нескольких футах от них сквозь щель в обшивке замелькал дневной свет. Спасательный вертолет был уже почти над ними. - Всем выйти, - приказал Харрисон. - Защитный экран реактора поврежден. Глядя на мертвую, лишенную красок поверхность вокруг, Конвей снова подумал о пациенте. - Чуть больше или чуть меньше радиации в данном случае не делает большой разницы, - сердито заметил он. - Для вашего пациента, да, - настойчиво произнес лейтенант. - Возможно, это эгоистично, но я подумал о своем будущем потомстве. Пожалуйста, выходите первыми. Во время короткого перелета на корабль-матку Конвей молча смотрел в иллюминатор и тщетно пытался отделаться от чувства страха и неполноценности. Его страхи были реакцией на то, что вполне могло оказаться фатальным кораблекрушением, и следствием мыслей о еще более опасном путешествии, предстоящем ему через несколько дней. И любой врач ощутил бы себя ничтожным на фоне пациента, которого нельзя охватить даже взглядом. Он чувствовал себя одиноким микробом, пытающимся вылечить существо, в чьем теле он находился. Его вдруг охватила жуткая тоска по обычным отношениям между пациентами и врачами, царившим в Госпитале, хотя лишь немногих из больных и коллег Конвея можно было считать обычными. Он подумал, что не лучше ли было бы послать генерала в медицинский колледж, чем давать врачу власть над целым субфлотом сектора. Только шесть тяжелых кораблей Корпуса мониторов опустились на Драмбо. Их посадочные опоры надежно закрепились за неровности дна в нескольких милях от одного из мертвых участков побережья. Остальные стройными рядами звездочек заполняли утренний и вечерний небосвод. Бригады медиков формировались внутри и снаружи кораблей, которые словно гигантские серые улья торчали из похожего на густой суп моря. Конвей, как и все земляне, жил на борту, в то время как инопланетяне (ипы) были прямо-таки счастливы, проводя время на морском дне и обходясь без обычных удобств. Он созвал последнее, как полагал, предоперационное совещание в грузовом отсеке "Декарта". Отсек был наполнен предварительно отфильтрованной от животных и растений морской водой, так что луч видеопроектора беспрепятственно достигал экрана на противоположной переборке. Согласно протоколу открывать совещание должен был кто-то из присутствующих драмбов. Наблюдая за их оратором, Саррешаном, который словно большой дряблый бублик кружился в пустом центре палубы, Конвей лишний раз подивился, каким образом столь уязвимые существа не только выжили, но и создали весьма сложную, технически высокоразвитую цивилизацию. Хотя, вполне возможно, подобные мысли приходили в голову и разумному динозавру при виде доисторического человека. После Саррешана выступил Гарот, старший терапевт с Худлара, отвечавший за медикаментозное лечение пациента. Основной заботой Гарота были разработка и организация искусственного питания в тех районах, где надрезы рассекут горловые туннели между прибрежными ртами и расположенными на материке преджелудками. В отличие от Саррешана он говорил мало, предоставив видеопроектору дорассказать за него остальное. Большой экран заполнило изображение вспомогательной ротовой шахты, расположенной двумя милями ближе к центру от предполагаемой линии сечения. Каждые несколько минут рядом с шахтой опускался вертолет или небольшой вспомогательный корабль, они выгружали свежеубитых на побережье животных и улетали, в то время как мониторы с помощью погрузчиков и наземных машин запихивали пищу сквозь "губы" существа. Возможно, количество и качество этой еды было ниже, чем той, что засасывалась естественным образом, но, когда во время основной операции горло плотно закроют, это будет единственный способ обеспечить питанием большие районы тела пациента. При операции такого масштаба асептические процедуры были исключены, поэтому насосное оборудование перекачивало воду прямо из моря по пластиковым трубам большого диаметра. Вода лилась равномерным потоком - за исключением тех случаев, когда инструменты вспарывали трубы, - в пищевую шахту. Это обеспечивало формацию необходимой рабочей жидкостью, кроме того, смачивались стенки туннеля, так что время от времени туда можно было запускать лейкоциты, которые боролись с опасными формами жизни, попадавшими сюда вместе с пищей. Конечно же, им показали испытания, проведенные на питающей установке несколькими днями раньше, но вдоль предполагаемой линии отсечения протянулось уже более пятидесяти подобных устройств в такой же степени готовности. Неожиданно рядом с насосной станцией мелькнуло смутное серебристое пятно, и тут же один из мониторов проскакал на одной ноге несколько ярдов и упал на землю. Его одетая в сапог вторая нога осталась лежать там, где он до этого стоял, а инструмент, теперь уже не серебристый, прорезал себе путь под забрызганную кровью поверхность. - Инструменты стали нападать все чаще, их атаки усиливаются, сообщил Гарот. - Ваша идея, доктор, очистить районы вокруг установок от всех глазных растений, так чтобы инструменты действовали вслепую, а прежде чем найти цель, должны были бы изрядно попрыгать, работала очень недолго. Они придумали новую хитрость. Теперь они скользят в нескольких дюймах под поверхностью, вслепую, конечно; затем высовывают наружу острие или режущее лезвие и, помахав им туда-сюда, вновь исчезают под поверхностью. Когда мы их не видим, мысленный контроль невозможен, а выделение охранника с металлоискателем для каждого работающего пока что тоже дало немного, просто у инструментов появилось больше шансов в кого-нибудь угодить. А совсем недавно обнаружились признаки, указывающие на то, что инструменты объединяются в пяти-, шести-, а в одном случае даже десятизвенные структуры. Монитор, который об этом сообщил, умер через несколько секунд, так и не окончив свой доклад. Однако позднее состояние его корабля подтвердило эти факты. Конвей мрачно кивнул и сказал: - Спасибо, доктор. Но боюсь, что теперь вам придется противостоять еще и атакам с воздуха. По пути сюда мы показали пациенту, как работает дельтаплан. Он слишком быстро все понял... Далее Конвей рассказал о произошедшем инциденте, добавил информацию о последних находках в области патологии и поведал об их с Мэрчисон рассуждениях и теориях относительно природы пациента. В результате совещание очень быстро превратилось в дискуссию, перешедшую в отдельные ожесточенные споры, и Конвей был вынужден применить свою власть, чтобы вернуть земных и инопланетных врачей к насущным вопросам. Начальники медицинских команд с Мелфа и Чалдерскола докладывали практически дуэтом. Как и Гарот, они были связаны с нехирургическими методами лечения. Гипотетический сторонний наблюдатель, не зная действительной сути стоящих перед ними медицинских проблем, мог быть легко введен в заблуждение, услышав об обширных горнопроходческих работах, сельскохозяйственных посадках на больших площадях, а также массовом киднэппинге. Оба были глубоко убеждены, и Конвей с ними согласился, что лечение рака кожи путем ампутации пораженных областей было бы неправильным. Количество радиоактивных веществ, перенесенных с осадками в центральные районы, было относительно небольшим, и вызванные ими последствия распространялись вглубь тела исключительно медленно. Но если ничего не предпринять, даже такое положение дел неминуемо вело к печальному исходу. А поскольку больные участки были слишком многочисленны и часто располагались в неоперабельных районах, врачи с помощью наземной техники срезали зараженную кожу и складывали ее в кипы для дальнейшей дезактивации. Последующее лечение заключалось в том, чтобы помочь пациенту в самолечении. Неожиданно на экране появилась секция приповерхностного туннеля, расположенного под одним из радиоактивных районов. В туннеле находились десятки разнообразных существ. В большинстве своем это были рыбы-фермеры с похожими на обрубки руками вокруг больших голов. Остальные, словно огромные слизни, дрейфовали или волнообразно перемещались в сторону наблюдателя. Для живой части формации они выглядели не очень-то здоровыми. Движения рыб-фермеров, в чьи обязанности входило выращивание и уход за внутренней флорой, были замедленными, и они постоянно натыкались друг на друга, а прозрачные обычно лейкоциты обрели молочный цвет, что обычно происходило незадолго до их смерти. Показания счетчиков, регистрирующих радиацию, не оставляли сомнений в причине их болезни. - Эти существа были вскоре отловлены и переправлены в лазареты на большие корабли или в Госпиталь, - пояснил чалдер. - И рыбы и слизняки поддаются тем же методам дезактивации и восстановления, что и представители моей расы, получившие лишнюю дозу облучения. Затем их вернули обратно - исполнять свои полезные функции. - Эти существа, - вмешался мелфианин, - снова поглощают радиацию из ближайшего зараженного растения или рыбы и опять становятся больными. О'Мара обвинял Конвея в том, что тот выжимает из Госпиталя все соки, однако все поступавшие с Драмбо больные, кого можно было вылечить, вылечивались, а медики из Корпуса мониторов едва ли выглядели замученными, если только не были чем-то озабочены. Сами по себе ни Госпиталь, ни огромные корабли не обладали достаточными средствами, чтобы восстановить в формациях экологическое равновесие. Чтобы действительно дать существу возможность бороться со своими болячками, ему требовалась массовая пересадка лейкоцитов из здоровых особей. Когда Конвей впервые высказал идею пересадки, его волновало, не отторгнет ли пациент по сути дела чужие антитела. Но этого не произошло, и единственной оставшейся проблемой явились отлов и доставка лейкоцитов. И вскоре на смену первым отдельным и тщательно подготовленным случаям киднэппинга пришли непрекращающиеся массовые похищения. На экране появился эпизод, в котором специально обученные коммандос извлекали лейкоциты из небольшой раздражающе здоровой формации, расположенной на другой стороне планеты. Входной шахтой пользовались уже несколько недель. Из-за передвижений существа она кое-где сместилась, но все еще оставалась вполне пригодной для их целей. Мониторы спрыгивали с вертолетов и исчезали в наклонной шахте. На бегу они иногда пригибались, чтобы не удариться о подъемные механизмы, которые позднее поднимут их улов наверх. Люди были одеты в легкие скафандры и имели с собой только сети. Лейкоциты были их друзьями, и было очень важно, чтобы они об этом не забывали. Лейкоциты обладали очень развитыми эмпатическими способностями, что позволяло им отличать друзей своего хозяина от его врагов простым сканированием эмоционального излучения, исходившего от других существ. При условии, что во время работы похитители излучали теплые, дружеские эмоции, они были в полной безопасности. Но отлов, подъем на поверхность и загрузка массивных инертных слизней в грузовые вертолеты были сложной, а порой выматывающей работой. Взмокшим от напряжения, часто несдержанным людям не просто было постоянно излучать положительные эмоции для своих подопечных. Бывали случаи, когда монитор давал волю гневу или раздражению, возможно, даже на собственный инструмент, и из-за таких недоразумений многие из них погибали. Причем они редко погибали в одиночку. В конце эпизода Конвей увидел, как за считанные минуты было покончено со всей командой вертолета. Человек просто неспособен хорошо думать о существе, которое только что убило его друга по команде - впрыснув яд, который вызывал такие мышечные судороги, что у жертвы оказывались переломанными почти все кости, - даже если от этого зависела его собственная жизнь. Ни защиты, ни противоядия не существовало. Тяжелые скафандры были достаточно прочными, чтобы лейкоцит мог проколоть оболочку, но они ограничивали подвижность и не давали возможности работать, а сами существа убивали так же быстро, наверняка и бездумно, как и лечили. - Подведем итоги, - предложил чалдер, погасив экран. - В настоящее время работы по пересадке и искусственному кормлению идут хорошо, но если число различных происшествий будет продолжать расти с той же скоростью, уровень снабжения упадет до опасно низкой черты. Таким образом