ий  на  голубом
знамени Туризина Гавра:
     -- Соберите  своих людей в кулак.  Цель вам хорошо  видна. Мы  разобьем
лучшие их силы. -- Авшар высоко поднял меч. -- Я сам возглавлю атаку!
     Легкая улыбка тронула тонкое хмурое лицо Норгаза.
     -- Я буду оберегать тебя в бою, -- сказал он.
     --И я,-- повторил за ним Кайкаис. Грубые повязка  покрывали раны на его
плече и бедре. Макуранская  знать питала  давнюю,  традиционную  ненависть к
Империи. Их соперничество с Видессом было старше, чем месть Авшара.
     ----------
     Халогаи недовольно загудели, когда макуранские всадники, с которыми они
сражались  весь день, внезапно отступили.  Северяне  были  слишком  опытными
бойцами,  чтобы  сгоряча  броситься в  погоню.  Пехоту,  которая  преследует
кавалерию, легко отсечь от основных сил и уничтожить.
     Гвардейцы Туризина,  отдыхая,  оперлись на  свои  топоры. Теперь  у них
выдалась  свободная минутка прихлопнуть десяток мух,  глотнуть из фляги вино
или  воду, перевязать раны, немного остыть в ожидании, пока бой разгорится с
новой силой.
     Марк стоял рядом с халогаями, тяжело дыша и  мечтая об одном:  сбросить
наконец  кольчугу. Как это  часто  случалось  в  горячке боя, трибун  только
сейчас, когда выдалась пауза, заметил несколько небольших ран -- на щеке, на
правом локте и на правом бедре. И только теперь, когда он их  заметил,  раны
начали болеть. Марк почувствовал, что насквозь пропах потом.
     Виридовикс оценивающе посмотрел на врагов.
     -- Плохо наше  дело.  Они  еще далеки от  отступления,  -- вздохнул он,
вытирая пот  с лица.  Палящее солнце  и усталость  сделали физиономию кельта
такой же багровой, как у Зеприна Красного. Виридовикс плюнул себе на ладонь,
еще раз потер лицо и коснулся рукояти меча. -- Скорей бы уж!..
     Макуранцы выстроились  клином,  направив  острие  прямо  в сердце армии
Туризина.  Их  было  больше,  чем ожидал Скавр.  Увидев, что большое знамя с
двойными  молниями  передвинусь  в  самое  острие  клина,  Марк  пробормотал
проклятие. Штандарт Императора также двинулся вперед, и  Гавр  --  вместе  с
ним. Этот поединок должен был возглавить он сам.
     -- Последний бросок костяшек в игре, -- заметил Марк, не обращаясь ни к
кому в отдельности.
     Запела высоким гнусавым голосом труба.  Макуранцы начали  выкликать имя
Авшара. Резко опустились  вниз копья -- у кого они еще оставались. Остальные
сверкнули саблями.
     Халогаи  и  легионеры замерли в  ожидании атаки. Далеко справа от  себя
Скавр различал голос Гая Филиппа. Ветеран все еще в строю, как и прежде.
     Затем  макуранская труба  пропела тонко и  печально, и всадники Авшара,
сотрясая землю, понеслись к центру видессианской армии.
     Во рту у Скавра пересохло.  Он  и прежде видел  кавалерийские атаки,  и
всякий раз они оказывались  тяжелым испытанием. Стремена  -- вот что в корне
меняло дело. Здесь, в новом для легионеров  мире,  лошадь была  смертоносным
оружием.
     Храбрый и упрямый, как бульдог, Лаон  Пакимер пытался остановить натиск
макуранской кавалерии, поведя в контратаку  своих легковооруженных хатришей.
Но  йезды наседали на конников Пакимера, не  позволяя им оторваться. Пакимер
вынужден был  стремительно отступить, чтобы его  отряд не оказался полностью
окруженным.
     Совсем  иначе  выглядела  контратака намдалени.  Их  командир,  крупный
бородатый  мужчина  по  имени Ховса (Скавр  почти  не знал  его), отнюдь  не
намеревался стоять в неподвижности.  Скорость была таким же опасным оружием,
как  копья.  Латники-намдалени  прошли  сквозь  ряды  йездов  и врезались  в
макуранский клин справа, почти у самого "острия".
     Шум столкновения загремел, как землетрясение в лавке кузнеца. Намдалени
глубоко врубились в  ряды  своих врагов.  Островитяне выбивали макуранцев из
седел, опрокидывали их  лошадей и  рассекали поверженных противников ударами
длинных мечей.
     Провк Марзофл без колебаний  бросил  своих уцелевших  солдат  вслед  за
латниками Княжества. Он ненавидел и  презирал островитян, он  не доверял им.
Но это не мешало Марзофлу  хорошо оценивать боевую обстановку. Островитяне и
имперцы,  действуя  совместно, опрокинули  клин  макуранцев  и оттеснили его
влево.
     Макуранцы  --  великолепные  воины!  --  ответили  на  атаку  намдалени
яростным  сопротивлением. Численное  преимущество оставалось  на их стороне.
Кроме того, тяжелая кавалерия Гавра была теперь связана боем, в то время как
основные  силы  армии  Авшара обрушились  на  центр  видессианских  сил, где
соединялись отряды легионеров и халогаев.
     Первые  несколько  рядов  пехоты  повалились,  пронзенные  копьями  или
поверженные  копытами.  Марк едва  спасся. От сильного толчка он  завертелся
волчком;  железное  копыто  вдавилось в землю в  нескольких  дюймах  от  его
головы,  горсть  песка попала ему в  глаза.  Вслепую, ничего  не видя  перед
собой,  Марк сделал выпад наугад. Заржала раненая лошадь. Меч вошел  в  тело
животного,  и  раненый конь чуть  не вырвал  его  из  пальцев Марка. Всадник
тревожно закричал, а потом застонал  от боли, когда упавшая лошадь придавила
его своей тяжестью.
     Поднявшись, трибун принялся  наносить  удары  во  все  стороны.  Вокруг
металось немало лошадей с пустыми седлами. Латники пытались  встать на ноги.
Легионер  опрокинул  макуранца  ударом копья.  Последним  усилием  умирающий
халогай подрубил  колени  макуранской лошади, и когда она  рухнула на землю,
римский солдат пронзил шею врага.
     Битва  кипела  на  пространстве  двадцати шагов, но  казалось,  что она
растянулась по фронту на много километров.
     Макуранец  задел Марка шпорой.  Он  вскрикнул  и  ударил  врага в  лицо
рукоятью меча, поскольку тот находился слишком близко, чтобы сделать  выпад.
Камень,  возможно отброшенный  копытом, рикошетом  отскочил  от шлема.  Марк
покачнулся  и чуть было снова не упал на землю, но в этот миг чьи-то крепкие
руки  выхватили его  из  кольца  врагов  и  втянули  в закрытое  щитами каре
имперцев.
     Хотя  римлян  и халогаев немного потеснили,  они  отнюдь  не  поддались
панике.  Ветераны знали:  случись такое, их ждет  неминуемая  гибель. Мечи и
копья   выскакивали,   как   змеиное   жало,    в   щели   между    тяжелыми
полуцилиндрическими щитами  и разили  врагов с четкостью, отточенной долгими
тренировками.
     Халогаи больше не пели. Они продолжали  разить йездов  своими страшными
боевыми топорами и длинными прямыми мечами, прикрываясь круглыми деревянными
щитами.  Там, где  схватка становилась особенно жестокой, халогаи  неизбежно
смешивались   с   римлянами.   Любой   солдат,  отбивающийся  от  наседающих
макуранцев, помогал своим товарищам по  оружию и не глядел,  светловолос тот
или смуглолиц.
     Римляне  и  халогаи  притупили  острие макуранского клина,  но,  как  и
намдалени, не  смогли  полностью остановить его. Князь-колдун поражал одного
солдата  за  другим.  Вид страшных  глаз, горящих на  иссохшем лице, холодил
кровь даже самых отважных и делал их легкой добычей.
     Но  даже  если  бы  Авшар  не сеял вокруг  панику,  он в  любом  случае
оставался бы  смертельно опасным противником. Его могучий  жеребец  разбивал
щиты и ломал кости  своими железными подковами. Длинный тяжелый меч  колдуна
поднимался и опускался, точно указка школьного учителя.
     Расстояние  между  кровавым   знаменем  Скотоса  и  имперским   Солнцем
сократилось. Медленно, но верно князь-колдун продвигал своих солдат вперед.
     --  Сначала твой брат, Гавр, потом -- твой жрец, сейчас  -- ты, а после
-- и весь Видесс! -- крикнул он.
     Император вызывающе поднял копье  и  бросил своего скакуна к Авшару, но
крупный конь Туризина не смог пробиться сквозь плотную стену  схватившихся в
битве пехотинцев.
     Гавр  был не единственным, кто рвался  к князю-колдуну.  Марк  отчаянно
продвигался  вперед;  один  шаг  здесь,  два  шага --  там. То  и  дело  ему
приходилось останавливаться, чтобы сразиться с очередным противником.
     Снова и снова выкрикивал Скавр имя Авшара,  но голос его терялся в шуме
битвы.
     Виридовикс находился где-то неподалеку, хотя атака и  разделила  их.  У
кельта был собственный боевой клич.
     -- Сейрем! -- кричал он. -- За Сейрем!
     Двое  макуранцев,  потерявших лошадей,  бросились  на  Виридовикса.  Он
отпарировал  мечом  один  сабельный  удар  и отбил  щитом  другой.  Один  из
макуранцев метнулся влево,  желая  напасть со стороны.  Виридовикс  тревожно
дернул головой: пока он будет сражаться с одним врагом, другой прикончит его
сзади.
     Внезапно  один  из противников  кельта со стоном рухнул на  землю,  как
подрубленное дерево. Виридовикс воспользовался удачным  моментом и подскочил
ко второму.  Кельт оказался  сильнее и быстрее.  Он отбил выпад  макуранца и
нанес удар, которым почти снес врагу голову.
     Мгновенно извернувшись, Виридовикс убедился, что второй  макуранец  уже
не  сможет  напасть на  него. Враг был мертв,  а  легионер, заколовший  его,
сражался с новым врагом. Ему тоже приходилось туго, поскольку у него не было
щита. Виридовикс бросился на помощь римлянину. Вместе они отогнали всадника,
и тот отступил к своему отряду.
     --  Спасибо, дружище,--  проговорил  Виридовикс.--  Этот  пес подскочил
очень не вовремя.
     -- Не  стоит благодарности, -- ответил его спаситель, худощавый человек
примерно одного с ним возраста; его борода  была  пронизана сединой. -- Даже
Геракл не смог бы сражаться с двумя одновременно, как говорит пословица.
     -- Так  это ты,  сумасшедший грек! Что  ты здесь делаешь? Возвращайся к
своим раненым! Ты должен заботиться о них!
     -- Кто-то другой позаботился бы  о твоем трупе, если бы я торчал сейчас
в тылу, -- огрызнулся Горгид, упрямо покачав головой.
     Не найдя  достойного ответа, Виридовикс  наклонился  и снял  с мертвого
макуранца щит, покрытый толстой  жесткой кожей, -- не слишком хорошая защита
для  пехотинца, но все же лучше,  чем ничего. У грека нашлось  еще мгновение
поблагодарить, прежде чем схватка закипела снова.
     Передвигаясь боком,  как  краб, Марк  уже  находился  совсем  близко от
Авшара. Ему  оставалось  не  более тридцати шагов  до  цели. В суматохе  боя
князь-колдун даже  не заметил, что римлянин рядом. Чары Вулгхаша по-прежнему
защищали меч Скавра, делая магическое оружие "невидимым" для колдуна.
     Бой  становился  все более  яростным. Копейщики -- острие  макуранского
клина -- были самыми отборными бойцами армии Авшара; одолеть каждого  из них
было нелегким делом.
     Но  в  этот момент  несколько лошадей  неожиданно рухнуло на  землю. На
левом  фланге  Авшара тревожно  закричали  макуранцы.  Марк  услышал громкий
голос, похожий на рев дикого быка, покрывающий  все крики. Одержимый яростью
берсерка, нанося  один смертельный удар за другим, Зеприн Красный пробивался
к Авшару, оставляя за собой трупы людей и лошадей.
     Теперь   только  один  всадник  стоял  между  разъяренным   халогасм  и
князем-колдуном.  Это  был  знатный  макуранец  в  посеребренном  панцире  и
позолоченном шлеме.  Он обрушил сабельный удар  на  Зеприна. Марк видел, что
удар достиг цели, но халогай  даже не обратил на это  внимания. Его страшный
топор сверкнул  в воздухе,  описав стремительную дугу. Макуранец,  оцепенев,
уставился  на  свою руку -- она была  отсечена  у запястья.  Следующий  удар
обрушился на кирасу, вмяв ее в грудь.
     --  Кайкаис! -- закричали макуранцы, увидев,  что  их командир  мертвым
падает с коня.
     Зеприну все это было безразлично. Издав еще  один дикий вопль  и высоко
подняв  над  головой  окровавленный топор, он  бросился  на Авшара.  Слишком
поздно  поворачиваться  и  встречать удар халогайского  топора мечом. Однако
Автар недаром был самым могущественным колдуном этого мира. Ни на секунду не
ослабив других  чар, он мгновенно бросил против обезумевшего Зеприна сложное
заклинание.  Это  было  заклинание  огня,  которое  поразило  видессианского
всадника в самом начале битвы. Огненные языки сорвались с пальцев колдуна.
     Но халогай покачнулся, однако он не упал на землю, охваченный пламенем.
Берсеркова ярость и снедающая  его ненависть  защитили Зеприна  даже от чар.
Великан-халогай быстро  пришел  в  себя и  снова поднял топор. Теперь  Авшар
встретил удар топора мечом. Но он сумел лишь слегка отклонить его в сторону.
Вместо  того чтобы  разрубить череп  Авшара, топор  ударил  жеребца  по шее.
Колени животного подогнулись, и оно рухнуло на землю.
     Имперцы издали громкий радостный крик.
     --  Авшар  упал! -- прокричал прямо в ухо Скавру легионер с рассеченной
щекой.
     Трибун тоже хрипло закричал. Но вопль застрял у него в  горле, когда он
увидел, что князь-колдун успел высвободиться из  стремян и вскочить на  ноги
прежде, чем Зеприн добил его.
     Халогай метнулся к  своему врагу. Марк попытался  было пробиться к ним,
но  противники сошлись  в поединке прежде, чем  он смог это  сделать. Первый
удар Зеприна пришелся на воздух -- Авшар уклонился. С удесятеренной от жажды
мести  силой халогай нанес второй  удар. Его топор  просвистел  над головой.
Авшар отпарировал  удар, но меч  едва не  вылетел  у  него  из  рук.  Колдун
засмеялся.
     -- Когда  хочешь  убить человека, дурак,-- произнес  он насмешливо,  --
делай это вот так! Так! И вот так!
     Каждый удар Авшара попадал в цель быстрее, чем мог уловить человеческий
глаз. Кровь потекла из многочисленных ран халогая.  Любая из них убила бы на
месте  обычного воина --  особенно последняя,  которая пришлась  у основания
шеи. Но в своем безумии  халогай, казалось, не чувствовал этого. Он попросту
не знал о том, что умирает, и продолжал биться.
     Зеприн  снова  нанес удар.  На этот раз  Авшар  взвыл  -- топор смахнул
мизинец его правой руки так чисто, как это сделали бы на плахе. Князь-колдун
сжал руку в кулак, чтобы остановить кровь. После этого  он  уже бился молча,
не размениваясь на насмешки.  На каждый удар Зеприна колдун отвечал тремя, и
почти все они попадали в цель.
     И вдруг Зеприн в замешательстве остановился. Кровь запузырилась у  него
на губах и  хлынула изо рта и  носа.  Грозные глаза северянина затуманились,
топор  выпал  из  внезапно ослабевших пальцев.  Халогай  закачался и мертвым
рухнул на сухую землю, зазвеневшую под тяжестью его тела и доспехов.
     -- Есть ли еще  кто-нибудь? -- крикнул Авшар, наступив сапогом на горло
Зеприна, чтобы подчеркнуть свое торжество.
     Князь-колдун стремительно зашагал вперед, уверенный в том, что никто из
имперцев не посмеет больше бросить ему вызов. Затем он резко остановился. На
его лице вспыхнули одновременно изумление и ярость.
     -- Ты?!! -- прошипел он.
     -- Я. -- Неуверенный,  испуганный, Скавр сумел выдавить из  себя только
одно это  слово. Он был так утомлен,  что  едва удерживал  щит. В отличие от
того далекого  дня в Палате Девятнадцати лож,  сейчас у Авшара не было щита.
Но на сей раз трибуну было наплевать на правила честного поединка. Он поднял
галльский меч.
     -- Стоять! -- проговорил он. И с ужасом подумал, что сейчас Авшар убьет
его на месте.
     Но  князь-колдун на  шаг  отступил.  Трибун  немного  пришел  в себя  и
собрался с  духом. Конечно, сообразил  Скавр,  он  удивлен. Авшар  никак  не
ожидал увидеть Скавра -- ведь он не чуял присутствия заколдованного меча.
     Марк поискал глазами Виридовикса, но нигде не увидел его.
     Авшар колебался лишь несколько мгновений. Но наступая на римлянина,  он
двигался куда более настороженно, чем в схватке с Зеприном.
     Однажды князю-колдуну уже доводилось скрестить меч с Марком, и он знал,
что римлянин был опаснее разъяренного берсерка.  Кроме того, Авшар испытывал
немалый пиетет перед галльским мечом.
     Первое же столкновение клинков показало  Скавру, что дела его плохи. Он
явно  переоценил свои  силы.  Марк  был близок к истощению, в то  время  как
Авшар, казалось, черпает энергию из какого-то неиссякаемого источника.
     Трибун принимал на щит  один  удар за  другим.  Тяжелый  клинок  Авшара
врубался в бронзу и стал уже проникать в деревянную основу щита.
     Князь-колдун с легкостью отбивал все атаки Марка. Противники  сражались
в одиночестве.  Ни один из макуранцев  не пришел  на помощь  Авшару. Будь на
месте князя-колдуна обыкновенный командир, Марк продержался бы недолго.
     Однако это преимущество  имело и оборотную  сторону. Имперцы страшились
князя-колдуна не  меньше, чем его собственные солдаты. Ни  один из видессиан
не нашел в себе мужества присоединиться к римлянину.
     Как  бы  в  укор себе,  макуранцы и  видесспане бились теперь  вокруг с
удесятеренной яростью.
     Горгиду  Марк  казался  Аяксом, сражающимся против  Гектора.  Силы были
слишком неравны. Несмотря на замешательство, Марк был  слишком упрям и горд,
чтобы, покуда жив, уступить врагу хотя бы пядь земли. Покуда жив...
     Грек подтолкнул Виридовикса в спину.
     -- Во имя богов, скорее! Скавр не может удерживать его вечно.
     -- Эй, осторожнее,  болван! -- вскрикнул Виридовикс,  извернувшись, как
змея, чтобы уйти  от  нападения  макуранца. -- Ты  что,  хочешь,  чтобы меня
угробили ни за что?
     Резкий  ответный  выпад кельта поразил врага в правое  плечо. Макуранец
уронил саблю и  бросился бежать.  Один из халогаев разрубил бегущего топором
почти пополам.
     -- Скорее! -- настойчиво повторял Горгид. Он пронзил  мечом  копейщика,
который навис над ним, и кольнул гладием его  лошадь. Железные подковы могли
быть  такими же  опасными, как длинные макуранские копья. В последнюю минуту
греку все же удалось увернуться.
     Марк еще  держался, сам дивясь  этому. Авшар играл с  ним, как  кошка с
мышью, дразня и  мучая. Он все откладывал  последний удар, который прикончил
бы  Скавра.  Время  от  времени князь-колдун наносил  Марку  легкую  рану  и
улыбался своей страшной улыбкой.
     -- Давай вырывайся! Спаси себя, если можешь! -- торжествующе шипел он.
     Авшар наслаждался победой над трибуном почти так же как  если бы  перед
ним стоял  сам Гавр.  Колдун вовсе  не спешил расстаться  с  таким  приятным
развлечением.
     На  плаще Авшара  тоже была кровь  -- и  у мыши есть зубы.  Но все раны
Авшара были  незначительными, в то время  как  тело  Марка кровоточило уже в
десятке мест. Прошла, казалось, целая вечность.
     Наконец князь-колдун воскликнул:
     -- Ну что ж, пора покончить с этим фарсом!
     Он прыгнул  на Скавра.  Его закованное в  доспех плечо ударило  по краю
щита римлянина и опрокинуло  его. Действуя как на учениях, Марк удержал  щит
между собой и противником.
     Меч Авшара  со страшной  силой обрушился на  него. Трибун почувствовал,
как деревянные планки  щита треснули.  Следующий удар (Марк хорошо знал это)
будет последним. Марк ожидал, что через  мгновение холодная сталь вонзится в
его живую плоть...
     И вдруг услышал гневный крик  князя-колдуна. Авшар повернулся, встречая
нового  противника. В тот же миг символы друидов на  мече трибуна засверкали
так ослепительно, что Марк на мгновение прикрыл глаза.
     Рядом стоял Виридовикс. Второй галльский меч сверкал так же ярко, как и
первый.
     Кельт оглушительно заорал:
     -- Ну, иди, иди сюда, ты, подлый убийца, негодяй! Сразись по-честному с
настоящим воином!
     Он обрушил на Авшара град ударов, оттеснив колдуна от Скавра.
     -- Подожди! -- крикнул трибун, поднимаясь на  колено, а затем и вставая
на ноги.  Но  Виридовикс  не желал ждать.  Наконец-то Авшар стоял перед ним!
Ярость  пожирала  Виридовикса живьем, как и Зеприна.  Все  планы,  тщательно
продуманные  им  вместе  с  Марком,  были  сметены  этим  вихрем  ненависти.
Виридовикс хотел ранить  колдуна,  изувечить его, убить... Будь Авшар сейчас
безоружен, кельт задушил бы его голыми руками.
     Одной из тех бесценных вещей, которым  Гай  Филипп научил Скавра,  было
умение не поддаваться  горячим порывам и не забывать о логике даже  во время
боя. Скавр бросился к Виридовиксу.
     И с каждым шагом  галльские мечи вспыхивали все ярче и ярче! Заклинания
друидов, пылающие на клинке, казалось, придавали Виридовиксу все новые силы.
Он наносил  князю-колдуну удар  за ударом,  охваченный  неожиданной вспышкой
силы.
     Но Авшар,  непоколебимый, как скала, больше не отступал. Его физическая
мощь и мастерское владение мечом, отточенное  за восемь столетий, уравнивали
его с кельтом. Кроме того, заклинания, направленные  против имперской армии,
не ослабевали, и рои мух по-прежнему терзали видессиан и их лошадей.
     Обезумев  от укусов  насекомых,  серый  жеребец  Туризина  Гавра  начал
брыкаться. Конь больше не желал идти  вперед, невзирая на  проклятия  своего
хозяина и его шпоры.
     Воины Авшара, опомнившись,  двинулись  к  нему на помощь. Один  из  них
ударил  Марка  по  ногам.  Римлянин  был   для  него  препятствием,  которое
необходимо смести  с дороги.  Трибун  отбил выпад  и нанес такой  же удар по
врагу.  Клинок  вошел  в  бедро макуранца чуть ниже кольчуги. От боли солдат
широко раскрыл рот, хватая воздух, как рыба. Схватившись  за ногу, он грузно
осел на землю. Марк пробежал мимо.
     Страшные глаза Авшара остановились на трибуне.
     -- Ну что ж, иди сюда,  дружок, -- промолвил он, едва повернув к  Марку
свое мертвое лицо. -- Даже вы оба не сможете одолеть меня.
     Марк на  мгновение остановился. Жестокий смех князя-колдуна подхлестнул
его, как бич. Меч трибуна  метнулся вперед. Авшар приготовился отбить выпад,
но Скавр целился не в него.
     Галльский клинок трибуна осторожно коснулся меча Виридовикса. Казалась,
сама материя мира в этот миг уплотнилась. Удары сердца, дико колотившегося в
груди трибуна, заглушали даже рокот барабанов йездов. Ни разу с тех пор, как
галльские мечи забросили римлян  в Видесс, Марк не  осмеливался  прикасаться
своим мечом ко второму зачарованному клинку.
     Зеленые, как море, глаза  Виридовикса  расширились. Когда они  с Марком
договаривались  уничтожить  Авшара,  кельт  согласился  с  решением  трибуна
соединить клинки. Но сомнение глодало Виридовикса. Кто может знать, в  какую
диковинную землю забросит их на этот раз магия друидов?
     Та же самая  мысль жгла огнем и трибуна.  Но если ему удастся, погибая,
захватить с собой в ад Авшара, все остальное уже безразлично.
     Больше всего тревожило Марка  лишь  одно:  сумеют  ли  защитить  Видесс
заклинания, созданные друидами ради  Галлии? И  все-таки  он  знал:  Империя
стала его настоящей родиной.
     Мгновения, когда Скавр и Виридовикс колебались между смертельным ужасом
и  отчаянной  надеждой,  растянулись  на   целую  вечность.  Авшар  все  еще
извивался,  пытаясь броситься на своих врагов. И вдруг мощный поток золотого
пламени  сорвался  с  соединенных  галльских  мечей.  Чувствуя высвобождение
огромной магической энергии,  словно спущенной с цепи, князь-колдун отскочил
в сторону  и отбросил меч,  чтобы освободить  обе руки для чародейства. Губы
Авшара беззвучно  шевелились.  Он читал  заклинания, пытаясь  обороняться от
магии кельтских друидов.
     Скавр  ожидал, что  сноп пламени создаст купол света, как это случилось
четыре года назад на лесной поляне в Галлии. Этот купол накроет Авшара, цвет
его армии и, скорее всего, трибуна с Виридовиксом.
     Но  в  Галлии заклинаниям  друидов не  противодействовала никакая  иная
магия. Здесь же сил, созданных двумя  мечами, едва достало,  чтобы  охватить
кольцом  самого  страшного врага  Империи. Одного-единственного.  Колдовское
пламя пленило Авшара... и остановилось.
     Князь-колдун взвыл, как волк,  угодивший  в  западню.  Он  не собирался
сдаваться. Против галльских клинков Авшар бросал одно  мощнейшее  заклинание
за другим. Он  все  еще  не терял надежды  вырваться  на  свободу.  Огненный
барьер, окружавший  Авшара,  дрожал  и колыхался,  как парус под меняющимися
порывами ветра. Два или три раза случалось  так, что золотой купол  таял. Но
когда Авшар попытался перешагнуть  границы магического круга,  то обнаружил,
что заперт в поле силы, как в клетке.
     Солдаты обеих армий не сдерживали воплей ужаса. Многие закрыли ладонями
глаза,  защищаясь от  ослепительного  света. Страх  перед неведомым  охватил
всех...
     ...кроме  Горгида.  Хотелось бы греку иметь  сейчас под рукой  восковую
табличку! Но на поле боя  подобных предметов не  водилось, и любознательному
историку  оставалось  лишь  внимательно  наблюдать  за  тем,  как  дрожащий,
мерцающий   свет   медленно  стягивается   вокруг  Авшара.  Когда  отчаянные
заклинания князя-колдуна сделали купол  прозрачным, греку показалось,  будто
Авшар окружен бешеным вихрем капель.
     Затем свет  вокруг колдуна вдруг вспыхнул нестерпимо  ярким пламенем  и
мгновенно погас. Вглядываясь в зеленовато-фиолетовое  мерцание, грек увидел,
что вспышка поглотила и унесла с собой Авшара.
     -- Интересно, куда же он подевался, -- пробормотал Горгид себе под нос.
Вот еще один вопрос, на который он никогда не сможет получить ответа!
     Горгид  находился  в десятке метров  от купола; Скавр же видел и слышал
куда больше,  чем врач. Впоследствии Марк никогда  не рассказывал о том, что
видел. Внутри купола не было никаких капель дождя; там сыпал снег, завивался
жуткой   пургой,  и  рев  ее  был  так  страшен,  что  мог  оледенить  любое
человеческое сердце.  Сапоги князя-колдуна скользили по плотному искрящемуся
льду. Почему-то Марк был уверен, что эта ледяная толща простирается на сотни
километров. Наконец Авшар взвыл --  испуганно и отчаянно.  Он наконец понял,
где находится.
     В тот миг, когда кольцо света вспыхнуло и  погасло,  Скавру показалось,
что он  различает второй голос -- глухой,  протяжный, ненасытный, <i>тот,</i>  кому
принадлежал этот голос,  медленно говорил... Трибун был благодарен судьбе за
то, что  не  понимал  произносимых  слов.  Он  только  пожелал князю-колдуну
счастья с темным повелителем, которого тот себе избрал.


        Глава тринадцатая

     На  поле  битвы  установилась  мертвая  тишина. Потрясенные  увиденным,
солдаты замерли, опустив  оружие.  Казалось,  сама битва стала  в  этот  миг
чем-то несущественным.
     Скавр  и  Виридовикс  уставились  друг на  друга, ошеломленные  могучей
силой, вызванной  ими из небытия.  Не сразу  пришло к ним осознание  победы.
Чудовищный вихрь магии не смел их с лица земли вместе с Авшаром!
     И вдруг одна из  мух, вызванных  чарами князя-колдуна, укусила  Марка в
затылок.  Теперь,  когда  магия  Авшара  не  повелевала  больше  насекомыми,
галльский  меч  не  защищал  от  них  своего  владельца.  Неожиданная  боль,
автоматический  хлопок  по  шее -- это  незначительное происшествие внезапно
заставило Марка окончательно поверить в реальность своей невероятной победы.
     Макуранцы тоже замахали  руками,  отгоняя  назойливых мух.  Один из них
встретился с  трибуном глазами. Это  был худощавый остроносый воин, сидевший
на  лошади с врожденной уверенностью знатного  человека. Он улыбнулся Марку,
точно давнему другу:
     --  Нам  давно  следовало  избавиться   от  этого  шелудивого  пса,  --
проговорил  он. Легкий  гортанный акцент немного  смягчал  его видессианскую
речь.
     За спиной Марка затрубили трубы. Он услышал крик Туризина Гавра:
     -- Бейте  их сейчас!  Бейте! Они растеряны! Они дрожат! Сдох  проклятый
колдун, который делал за них всю грязную работу!
     Рука трибуна  крепче сжала рукоять меча.  Да, Туризин  прав.  Еще один,
последний удар по ошеломленному противнику...
     Улыбка макуранца  стала  шире и  неприятней.  По спине  Марка  пробежал
холодок предчувствия.
     -- Теперь наш черед взять сражение в свои руки, -- сказал макуранец. --
Пусть исход боя решат не колдуны, а воины!
     Он отдал  команду  латникам-копейщикам. Те радостно закричали в  ответ,
хлопая  в ладоши и  стуча мечами  о щиты. Их  крик  становился все громче  и
громче:
     -- Норгаз! Норгаз! Норгаз!
     -- Новая битва, -- пробормотал Виридовикс.
     --  Идемте с нами, --  позвал  их макуранский  князь. --  Вы  оба -- не
имперцы по крови. Эй, лучше служить победителям, чем побежденным!
     Гордость  и   жгучее  властолюбие  пылали  в  Норгазе  пожаром.  Ничего
удивительного,  что  этот знатный макуранец принял сторону Авшара. Норгаз не
склонился бы ни перед кем, кто был бы слабее его самого.
     Трибун отрицательно покачал головой, Виридовикс  ответил  презрительным
фырканьем.
     -- Жаль, -- кратко молвил Норгаз. -- Тогда я убью вас, если смогу.
     Он  пришпорил   свою   лошадь.  Норгаз  находился  на  слишком  близком
расстоянии, чтобы  набрать  скорость  для  страшной, стремительной атаки. Но
длинное  тяжелое копье было нацелено на трибуна. Оно пронзило бы Марка, если
бы тот  не  успел в  последний миг  отскочить в сторону.  Виридовикс рубанул
макуранца мечом с другого бока, но Норгаз ловко отразил удар щитом.
     Все больше  макуранцев  приближалось к Норгазу.  Битва возобновилась  с
прежней силой.
     -- Прочь  с дороги! --  нетерпеливо кричал  Туризин Гавр, пробиваясь на
своем жеребце сквозь ряды халогаев. Император чуть было не наехал лошадью на
Горгида -- грек недостаточно быстро посторонился.
     И в  этот миг Туризин столкнулся лицом к лицу с Норгазом.  Позолоченные
доспехи Императора и серебряные латы макуранца были в  царапинах  и вмятинах
после жестокого боя.
     -- Я  предпочел бы Авшара, но на худой конец сгодишься и ты,  -- сказал
ему Туризин.
     Оба мастерски владели искусством верховой  езды и сперва испытали  друг
друга  в  бою  на  копьях.  Туризин атаковал первым,  уклонившись  от  удара
вражеского копья и бросив своего серого  жеребца на Норгаза. Вырвав из ножен
саблю, Туризин молниеносным ударом обрушил ее на противника.
     Норгаз выронил копье и принял удар сабли на защищенный кольчугой рукав.
Его рот под навощенными усами  исказился от боли. Спустя мгновение макуранец
уже  выхватил  саблю  из  ножен  и  успел  увернуться от  следующего  выпада
Туризина.
     Марк уловил только несколько мгновений их схватки, поскольку сам в этот
момент отчаянно отбивался от врагов. Он не видел короткого сражения, которое
произошло, когда  еще  один  макуранец бросился на  Гавра  со спины. Один из
императорских гвардейцев-халогаев разбил ударом топора его копье, после чего
двумя страшными ударами сбил врага с лошади.
     Миг спустя один из макуранцев Норгаза убил северянина, однако вмешаться
в поединок между своим командиром и Туризином не посмел.
     Удар  Туризиновой  сабли пришелся по запястью Норгаза, и рука макуранца
онемела. Макуранец понял,  что  теперь  подвергается  смертельной опасности.
Имперцы громко  завопили  от  радости,  а макуранцы застонали,  когда  сабля
выпала из его руки. Следующий удар Императора должен был стать смертельным.
     Норгаз пригнулся, но недостаточно низко. Удар рассек ему щеку до зубов,
и он  покачнулся в  седле. Макуранские копейщики бросились ему на  помощь  и
оттащили  его назад,  в свои ряды, прежде чем Гавр успел добить поверженного
противника.
     --  Они   вот-вот  сломаются!   --  крикнул  Туризин,   взмахнув  своей
окровавленной саблей. Он бросил пехотинцев в очередную атаку.
     Но  макуранцы, однако, оказались крепки,  как  железо. Уже пятьдесят их
поколений  воевали с  Видессом. Им не требовался командир, чтобы  продолжать
сражаться.
     Марк  прислушался,  чтобы  узнать,  что  происходит на  другом  фланге,
напротив  потрепанного видессианского центра. Ему совсем  не понравилось то,
что он услышал. Йезды, несомненно, одолевали левое крыло. Даже до  того, как
Марзофл  со  своими  бойцами вырвался из боевой линии, левый фланг оставался
самым  уязвимым  местом в имперской  армии. У видессиан не  было  достаточно
хаморов  и  хатришей,  чтобы защитить солдат  Туризина от  лучников. Судя по
крикам, левое крыло видессиан было уже изрядно смято. Если оно сломается или
если степняки  отрежут его от  холмов, прикрывающих тыл имперской  армии, то
йезды легко  смогут зайти Туризину  в спину и нанести удар сзади.  При одной
мысли об этом холодок  пробежал у  Скавра между лопаток. Именно  так  в свое
время Марагха превратилась в катастрофу.
     Трибун огляделся по  сторонам в поисках  Виридовикса. Если бы  вместе с
Авшаром  исчезли  все макуранцы,  тогда  судьба  битвы  наверняка  могла  бы
переломиться... Но Виридовикса нигде не  было видно. Густая цепь макуранских
конников и рослых халогаев разделила его и Марка. Римлянин побежал было в ту
сторону, где, как он думал, находился Виридовикс. Но в сутолоке боя двигался
он так же тяжело и медленно, как в тот момент, когда пробивался к Авшару.
     Какой-то  всадник  сильно  хлопнул  его по плечу.  Трибун извернулся  и
выбросил  вперед  руку  с  мечом,  думая,  что  его  атакуют.  Туризин  Гавр
стремительно  отбил удар. На  лице Императора застыло  все  то  же  жесткое,
напряженное ожидание.
     -- Они перемалывают нас на  левом крыле, и я ничего не могу поделать --
все наши резервы уже использованы. -- Гавр сжал рукоять сабли с такой силой,
что костяшки его пальцев побелели. -- Фос!  Я надеялся, что  они  рассеются,
как дым, после гибели проклятого  колдуна. Кстати, если я хорошо  тебя знаю,
-- ведь ты задумывал это все уже давно, а?
     Марк изобразил скромное пожатие плеч:
     --  Получилось лучше, чем  я ожидал. Честно сказать, я здорово  боялся,
что провалюсь в ад следом за ним.
     К  Туризину  пробился  гонец  на  усталой,  взмыленной  лошади,  тяжело
поводящей боками. Он подъехал прежде, чем Император успел ответить Марку.
     Трибун  и  халогаи  вместе отбили  нападение  еще  одного  макуранского
всадника. Марк  сумел ранить лошадь макуранца, но воин отскочил в  сторону и
спасся.
     Когда римлянин снова повернулся  к Императору,  у того  сделалось такое
бледное и неподвижное лицо, словно оно было высечено из мрамора.
     -- Плохие  известия?  -- спросил  трибун. Ему пришлось громко  кричать,
чтобы его услышали сквозь  вопли и лязг оружия; пыхтение, проклятия,  боевые
выкрики, стук копыт  и  дикое  ржание  лошадей,  стоны  и  крики  раненььх и
умирающих людей и животных -- все это сливалось в один бесконечный  страшный
шум битвы.
     -- Пожалуй,  можно  сказать и  так, -- отозвался  Гавр мертвым,  пустым
голосом. --  Наблюдатели на  холмах заметили клубы пыли, приближающиеся  вон
оттуда.  Они движутся в  нашем направлении. Это не  наши  солдаты.  --  Гавр
бросил  взгляд на солнце, которое уже  ушло далеко  на запад. -- Мы могли бы
продержаться до наступления темноты, и это спасло бы нас. Но сейчас...
     Он не договорил. Марк легко  закончил фразу за Туризина. Если макуранцы
и йезды вызвали на помощь свежие подкрепления --  все пропало.  Туризину  не
выстоять против их объединенной атаки.  Он даже не сможет отступить в полном
порядке, не подвергаясь опасности оголить фланги.
     --  Так  пусть заработают право  убить  нас дорогой  ценой,  --  сказал
трибун.
     -- А что еще нам остается делать? -- В глазах Императора горело мрачное
мужество. -- Все это,  все жертвы -- все впустую, -- проговорил он, борясь с
отчаянием.  Император  произнес  эти  слова  так  тихо, что  Скавр  едва  их
расслышал. --  Йезды  поглотят наши западные провинции...  Гражданская война
вспыхнет  с  новой силой...  Даже после того, как  ты разделался с  Авшаром,
римлянин, -- даже после этого проклятый колдун, похоже, в конце концов вышел
победителем. -- И почти неслышно он добавил: -- И пусть Фос спасет Алипию  и
мое дитя, если никто другой не сможет этого сделать...
     Он говорил, подумал  Марк, как Цинциннат или какой-то другой из  героев
легендарного  прошлого ранней Римской  республики. Все  они думали сперва об
интересах своего отечества и только потом -- о безопасности  своей семьи. Но
гражданская доблесть не спасла  от гибели древних героев,  и трибун понимал,
что нечто подобное может случиться и сейчас.
     Жестокая  схватка  была  хорошим  лекарством  от горьких  мыслей.  Марк
бросился в бой. Он заметил наконец Виридовикса и горько рассмеялся -- кельт,
похоже,  тоже разыскивал  его.  Марк  начал  пробиваться к  Виридовиксу,  но
неожиданно всадник преградил ему путь.
     -- Эй, мы удержимся? -- спросил всадник по-гречески.
     К удивлению Марка он машинально ответил тоже на греческом языке:
     -- По-моему, нет.
     Горгид шумно,  протяжно  вздохнул. Он был встрепан, шлем криво сидел на
голове, пот,  пыль  и кровь запачкали  бороду; щеки  ввалились от усталости.
Щит, который дал ему Виридовикс, был изрублен. Грек мотнул головой, указывая
влево, и перешел на латынь:
     -- Все решается там, не так ли?
     Шум, доносившийся до них с  этого участка  битвы, нес  недобрые  вести.
Иезды все сильнее  теснили имперцев. Степняки чувствовали приближение победы
и дико улюлюкали, точно уже победили.
     Но у Скавра был на это только один ответ:
     -- Все куда хуже.
     Марк  был на целую  голову выше  Горгида и  мог видеть сражение намного
лучше. Трибун  знал, какой ужас несет с собой приближающееся облако  пыли. И
объяснил Горгиду, что оно означает.
     Слишком усталый  для  того,  чтобы  ругаться,  Горгид  только  печально
взглянул на римлянина, и его плечи осели под тяжестью нового груза.
     --  Что ж,  тогда  во  всем  случившемся не было  большого  смысла,  --
проговорил он. Мысль об этом была для него очень тоскливой.
     Как врач и историк, Горгид постоянно искал причинно-следственные связи.
Он  стремился  изучать  природу  вещей, он желал осознать  смысл всего,  что
происходит вокруг. События последних нескольких  лет теперь сошлись воедино,
сложившись, как  кусочки мозаики, и создав картину страшной гибели Авшара --
неожиданную для всех.
     А сейчас сравнительно небольшой отряд с  запада исключительно благодаря
несвоевременному  появлению  сотрет  в  пыль такое  важное  событие.  Чистая
случайность -- но она принесет Авшару пусть посмертную, но победу.
     Крики ужаса и  отчаяния сказали греку о том, что  имперцы тоже заметили
приближение свежих сил противника.
     -- Держитесь до  последнего! -- Голос Туризина  Гавра  был сорван, но в
нем не слышалось  обреченности, которой Император не  счел  нужным  скрывать
перед Скавром. -- Бегство  не поможет! Вас зарубят со спины! Хотите спастись
-- бейтесь до последнего!
     Это  был толковый совет, который младший офицер дал бы  своим солдатам.
Простые слова Туризина смогли убедить людей лучше самой цветистой риторики.
     Марк  уже различал сквозь клубы  пыли знамена  йездов.  При виде  этого
зрелища  Марку  уже не  стало хуже  -- ведь  он заранее знал, чьи это бойцы.
Сверкнули наконечники  опускающихся копий -- свежий  отряд  перешел в галоп.
Макуранцы, тупо  подумал  трибун.  Они  пробьют ряды  имперской  пехоты, как
каменная осыпь, разрушающая деревянную изгородь.
     Шум столкновения  был подобен  концу света. Люди против  людей,  лошади
против лошадей;  звон оружия и треск ломающихся копий,  вопли ужаса  и боли,
стоны умирающих, крики бьющихся в агонии лошадей...
     Но... кричали в отчаянии не имперцы, а их враги! Атака вновь прибывшего
отряда  обрушилась  на  незащищенный   тыл  армии  Авшара.  Марк  замер  как
вкопанный. Он был совершенно ошеломлен случившимся.
     Затем новый боевой  клич  эхом пронесся  по полю, достиг  ушей Марка, и
трибун тоже завопил от радости, как одержимый:
     -- Вулгхаш! Вулгхаш! Вулгхаш!
     С сумасшедшей улыбкой Горгид прокричал:
     --  Все  сходится! Все сходится! -- Грек  обнял Скавра проплясал три па
безумного  танца.  Трибун  почти  машинально  отогнал  вражеского пехотинца,
который бросился было на ополоумевшего от радости грека.
     Но если  для Горгида  логическая  цепь  была  завершена, то для  людей,
которые следовали за Авшаром,  ее финальный  вывод был гибелью. Хаос волнами
пробежал  по  рядам  йездов  и макуранцев, когда  они услышали  имя  кагана.
Некоторые  сами подхватили его как боевой клич. Но  нашлись  и другие -- кто
сохранил  верность Авшару до конца. Возможно,  они всего лишь  боялись мести
Вулгхаша. Эти  люди атаковали солдат, которые всего лишь за секунду до этого
были их товарищами.
     Началась сумятица. Братоубийство раздирало йездов и  макуранцев. Теперь
они не могли даже надеяться одолеть имперцев, какими бы усталыми те ни были.
Если сейчас нанести им удар...
     Туризин  Гавр  решил   воспользоваться   смятением,   царящим  в  рядах
противника, и тут же атаковать его. Трубы и дудки видессиан повторили приказ
Императора:
     -- Вперед! На этот раз они сломаются!
     И  они в  конце концов действительно сломались.  Как это обычно  делают
кочевники, йезды рассыпались в разные стороны, растекаясь по  равнине, точно
капли  ртути.  Видессиане  не  стали преследовать бегущего врага;  имперские
солдаты и так еле держались на ногах.
     Туризин же  слишком хорошо знал, как легко отступающие  кочевники могут
вернуться и вновь осыпать  стрелами своих врагов. Поэтому  Гавр вместо того,
чтобы преследовать  бегущего врага, бросил  все свои силы против  макуранцев
Норгаза.  Тяжеловооруженные  копейщики  не  могли отступать  так быстро, как
йезды. Им оставалось только сражаться до последнего или сдаться в плен.
     На  милость  Туризина, впрочем,  сдались  лишь  немногие. Большинство с
отчаянной  отвагой отбивали  натиск  за натиском. Но воины, выкликавшие  имя
Вулгхаша, сражались с отчаянной яростью.
     Сам каган возглавлял  атаку.  Вулгхаш был старше,  чем  большинство его
солдат, но все еще оставался могучим воином, и если уступал кому-либо из них
в  силе, то возмещал этот  недостаток опытом.  Гнев  вел  Вулгхаша, когда он
прорубил страшную просеку в рядах воинов, которых считал предателями.
     Норгаз встретил Вулгхаша в центре  своего отряда. Голова макуранца была
забинтована, но мысли оставались ясными и рука по-прежнему  была  сильной  и
уверенной. Однако  теперь  ничто  не  могло  его  спасти. Вулгхаш обрушил на
изменника град ударов  тяжелой  булавы. Он  разбил на куски щит макуранца  и
выбил  обломки из его  руки.  Еще один  сильный  удар  --  и голова  Норгаза
треснула, как глиняный горшок.
     Но лишь  когда Норгаз мертвым свалился  на землю,  его солдаты  наконец
признали, что  игра  проиграна. Один за другим  макуранские офицеры  снимали
гордые, украшенные плюмажами шлемы, сдаваясь Вулгхашу.
     Осталась всего лишь сотня человек, решивших сражаться до конца.
     Макуранцы  сдавались охотнее имперцам, нежели  Вулгхашу.  Принимая шлем
признавшего свое поражение знатного  макуранца, надменного даже в  унижении,
Марк  подумал,  что он тоже, наверное,  скорее сдался  бы противнику, нежели
бывшему повелителю, от которого отрекся.
     Трибун, однако, не замечал,  чтобы с  солдатами, складывающими оружие к
ногам Вулгхаша,  обращались  жестоко. Казалось, у  кагана  просто не нашлось
пока времени  казнить их или миловать. Он  шел сквозь унылые  ряды  пленных,
бросая острые взгляды направо и налево.
     Вулгхаш  был так  поглощен своими  поисками, что достиг  видессианского
строя, даже  не заметив  этого.  Только столкнувшись  с чужими  пехотинцами,
каган удивленно поднял  голову.  Халогаи  и легионеры  не  обращали на  него
особого внимания, за исключением одного солдата, который спросил  йезда,  не
хочет ли тот сдаться. Вулгхаш гневно покачал головой.
     Скавр прокричал ему слова приветствия,  но голос трибуна звучал хрипло,
горло пересохло. Вулгхаш повернулся на крик, раздув широкие ноздри.
     <b>--</b> Ты! -- воскликнул  каган.  --  Ты  появляешься  в  самых странных  и
неожиданных местах.
     -- И да простит меня сиятельный каган -- ты тоже. -- Марк потянулся  за
фляжкой. К его огорчению, она оказалась совсем пустой.
     Владыка Иезда хмыкнул:
     -- Мне было совсем нетрудно поднять людей  против Авшара. Я шел за  ним
по  пятам. Он оставляет страшные следы!  Нам пришлось  бегать,  как голодным
собакам, чтобы наскрести жалкие крохи, оставшиеся от армии... <i>моей</i> армии! --
Вулгхаш оскалился. -- И ради чего? -- проговорил он горько. -- Он разбит, но
много ли в том проку? Он снова ускользнул от меня! Скоро он вернется к своим
подлым делам и вновь начнет сосать кровь из моего народа точно пиявка.
     -- <i>Это</i> вряд ли. -- Стараясь быть кратким, Марк в  двух словах рассказал
Вулгхашу  о   гибели   князя-колдуна.  Ему  пришлось   употребить  все  свое
красноречие, чтобы убедить кагана в том, что Авшар не просто исчез, применив
свою дьявольскую  магию. Когда Вулгхаш наконец поверил Скавру, он соскочил с
коня и обнял трибуна. Руки кагана были крепкими и мускулистыми, как у борца.
     Битва уже  практически  закончилась.  Лишь  изредка  можно  было видеть
небольшие группки сражающихся, но их становилось все  меньше и меньше. Почти
все воины Норгаза уже сдались в плен или были убиты.
     Скавр огляделся,  поискав  глазами своих друзей. Он  заметил  стоявшего
неподалеку  Виридовикса.  Даже покрытый  пылью  с  головы до  ног, кельт был
заметен издалека из-за своих огненно-рыжих кудрей. Виридовикс как раз снимал
с пленника украшенную золотой насечкой саблю и нож. В ответ на хриплый оклик
трибуна он махнул рукой.
     -- Где ты  пропадал? --  осведомился Виридовикс, подтолкнув макуранца в
ряды  пленников. --  А я-то  думал, что  нам  опять  предстоит  поединок  на
друидских мечах. Клянусь, ты драпал бы от меня, как заяц!
     В  зеленых глазах Виридовикса прыгал  веселый огонек. При виде Вулгхаша
кельт удивленно вытаращился:
     -- А это еще что за тип с каменной рожей?
     --  Нам  довелось  встречаться,  --  холодно  произнес   каган,  смерив
Виридовикса уничтожающим взглядом. -- Я помню твой длинный язык.
     Кельт  вспыхнул  и  схватился  за  трофейную  саблю.  Несколько  солдат
Вулгхаша  зарычали, один  из них направил на  Виридовикса копье.  Вулгхаш не
сдвинулся с места, но напрягся, готовый к любой неожиданности.
     Марк быстро сказал:
     -- Оставь его в  покое.  -- И  растолковал  беспечному Виридовиксу, кто
такой Вулгхаш и как завязалось знакомство кагана Йезда с римлянами. Вулгхашу
же Марк рассказал о том, какую роль сыграл Виридовикс в гибели Авшара.
     -- Мы сражались с одним и тем же  противником -- не следует  нам сейчас
грызться друг с другом.
     -- Хорошо, -- в один  голос согласились оба,  хотя и  неохотно. А затем
обменялись улыбками. Вулгхаш протянул руку. Виридовикс сунул за пояс саблю и
пожал  ладонь  кагана.  Это было не  столько дружеским рукопожатием, сколько
испытанием силы.
     --  Очень  трогательно, -- сухо  произнес  Туризин.  Он сидел на  спине
своего серого жеребца с совершенно невозмутимым  видом. Муха пролетела перед
самым его лицом. Гавр косо взглянул на нее  и отмахнулся. -- О, наши жрецы с
радостью благословят превращение побежденного врага в друга.
     Императора невозможно было не узнать. Заходящее солнце ярко сверкало на
его кирасе и  золотом обруче на голове.  Вулгхаш  жадно облизал губы. За его
спиной стояло много воинов...
     -- Мне достаточно  бросить только  одно слово, -- пробормотал  он, -- и
побежденным врагом будешь ты...
     Брови Императора опустились, как штормовые облака.
     -- Кто этот наглый  ублюдок? -- осведомился Туризин у Скавра, сам  того
не зная, повторив слова Виридовикса.
     Трибун ответил не сразу. Вместо этого он сердито сказал:
     -- <i>Даст</i> ли кто-нибудь мне наконец глоток воды?
     Туризин моргнул. Виридовикс поспешно протянул трибуну флягу. В ней было
вино, а не вода. Марк осушил ее одним глотком.
     -- Спасибо, -- выдохнул Скавр, почувствовав себя намного  легче. Теперь
он снова был в состоянии разговаривать. Туризин едва сдерживал гнев. -- Ваше
Величество! Перед нами -- благородный Вулгхаш, каган Йезда!
     Туризин  резко выпрямился  в седле.  Халогаи позади Императора внезапно
насторожились,  прекратив устало хлопать  друг  друга  по спине, обмениваясь
замечаниями по поводу битвы.
     Скавр легко читал  сейчас мысли  Императора; Гавр думад о том же, о чем
думал Вулгхаш  за минуту до этого... Та  же мысль мелькнула в голове трибуна
там, в тронном зале Машиза... один быстрый удар, сейчас...
     --  Ты  не  выиграл  бы  свою битву, если бы не он,  --  быстро  сказал
Туризину Марк.
     -- Ну и что? -- отозвался Туризин... но приказа своей гвардии не отдал.
     Вулгхаш знал, о чем думает Гавр,  не хуже, чем римлянин.  Телохранители
Вулгхаша  были преданы  ему,  как  халогаи  --  Туризину.  Они следовали  за
каганом, когда тот  был изгнанником  в собственной стране, они прошли за ним
сотни километров...
     Вулгхаш приподнял булаву, однако  это не было сигналом к атаке -- всего
лишь предупреждением.
     --  Один  только шаг -- и тебе не  слишком долго ликовать под небесами.
Даже если ты одолеешь меня -- смерть будет уделом твоим!
     -- Оставь архаизмы Авшару, -- фыркнул Туризин (каган говорил  на старом
видессианском   диалекте).   Император   все   еще  оценивающе   глядел   на
телохранителей кагана, словно прикидывая и взвешивая свои шансы.
     --  Авшара  больше  нет,  --  вмешался  Марк.  --  Теперь некому  вечно
сталкивать Йезд и Видесс. Сможете  ли вы оба найти  возможность жить друг  с
другом в мире?
     Вулгхаш  и  Гавр  посмотрели на трибуна с  удивлением  --  эта мысль ни
одному из них не приходила в голову. Опасный, напряженный момент прошел.
     Туризин усмехнулся:
     -- От  этого белобрысого ублюдка можно услышать порой  очень  необычные
идеи, -- заметил Гавр Вулгхашу. -- Возможно, в этом что-то есть.
     --  Возможно, -- согласился Вулгхаш и  повернулся  спиной к Императору,
чтобы сменить лошадь.  Вскочив в седло, он  продолжал: -- Мы станем  на ночь
лагерем здесь. Если к утру нас не атакуют, мы не начнем новой войны.
     --  Договорились.  --  Туризин  заговорил  тоном  человека,  принявшего
внезапное решение. -- А утром  я  пошлю кого-нибудь  с щитом парламентера --
договориться  об условиях перемирия. Если мы не добьемся в этом успеха... --
Он оборвал фразу.
     И снова трибун легко  прочитал его  мысли. Для  Вулгхаша  это также  не
составило труда. Он кисло усмехнулся.
     -- Ты попытаешься вырвать мне кишки, -- заключил каган.
     Туризин  засмеялся. По крайней мере, сейчас  перед  ним  стоял человек,
который понимал его. Каган указал рукой на Скавра:
     -- Я  хочу, чтобы утром ко  мне явился для переговоров он  --  и больше
никто...  А, нет! Пусть с  ним  придет и  его друг  --  тот  суровый плотный
старик. Если этот скользкий пройдоха начнет лгать, я увижу это по глазам его
друга. Похоже, старик лгать не обучен -- в отличие от Скавра!
     История, сочиненная трибуном  в Машизе, оказывается, не забыта. Похоже,
Вулгхаш злопамятен.
     -- Но почему ты выбрал для переговоров  именно этих  двоих? --  спросил
Император,  отнюдь не  обрадованный  требованием  кагана. --  У меня имеются
настоящие, опытные дипломаты...
     -- ...которые всосали скуку с  молоком  своей матери, которая тоже была
бюрократом, --  прервал  его Вулгхаш. -- У меня нет времени слушать болтовню
твоих  придворных чиновников. Кроме того, эти двое спасли меня. Это они дали
мне возможность свободно уйти из военного лагеря своих друзей -- а между тем
они  отлично  знали,  кто я такой.  Я доверяю  им...  гм...  до определенной
степени. Во всяком случае, я знаю, что они меня не предадут. -- Он метнул на
Туризина острый взгляд. -- А ты что, считаешь иначе?
     Это был откровенный вызов, и Туризин сдался:
     -- Пусть  будет так, как ты хочешь. -- И не желая быть  несправедливым,
добавил: --  В  конце  концов,  они  честно послужили  Видессу, как  и  этот
чужеземец. --  Гавр  кивнул  в  сторону Виридовикса.  --  То,  что он  помог
избавить наш мир от Авшара, перевешивает все его тайные делишки... о которых
я <i>подозреваю.</i>
     Кельт  держался  на  удивление  тихо с того  мгновения,  как  Император
приблизился к Вулгхашу и его свите. Похоже, Виридовикс не хотел привлекать к
себе лишнего внимания. Теперь же он наконец окончательно убедился в том, что
Туризин  не держит  на  него  зла. Виридовикс засветился  своей  неотразимой
улыбкой и с облегчением сказал:
     -- Благодарю за доброту, государь. Ты -- истинный воин!
     --  Возможно. Кроме  того, я истинный,  еле  живой от  усталости  мешок
дерьма!
     Туризин повернулся к Скавру:
     --  Утром -- ко мне.  Получишь  инструкции. А сейчас лично  я собираюсь
спать. Вы -- как хотите...
     -- Слушаюсь, -- сказал трибун, отдав честь.
     Император кивнул,  и Марк с  Виридовиксом ушли. По  пути они  подобрали
Горгида,  умирающего  от усталости  --  и после  битвы,  и после  применения
целительного искусства.  Подождав, пока грек  закончит  лечить последнего из
раненых  халогаев, друзья помогли ему добраться до лагеря легионеров. Горгид
спотыкался  от   страшного   переутомления   и  бормотал   бессвязные  слова
благодарности.
     -- Слушай,  Скавр, что бы вы делали, если бы Гай Филипп в конце  концов
погиб? -- спросил Виридовикс. -- Это навек нарушило бы все твои планы?
     -- Фос, конечно  же!  -- ответил  Марк и  сам удивился,  поймав себя на
клятве именем видессианского Доброго  Бога. Но  трибун действительно  не мог
представить  себе  Гая  Филиппа убитым  в  битве. Ветеран  казался  вечным и
несокрушимым. Но ведь  он  --  человек,  и человек смертный... Сердце  Марка
подпрыгнуло от радости, когда он услышал знакомый хриплый голос:
     --  В  четкую  линию,  вы, ленивые олухи! Вы что,  думаете, что это вам
какой-нибудь сраный пикник?  Подумаешь -- битва закончилась!  Стоять  прямо!
Боги уже блюют, видя ваш корявый строй!
     Горгид слегка оживился.
     -- Некоторые вещи не меняются никогда, -- сказал он.
     Сумерки уже сгущались.  Римлянин,  грек и кельт чуть было не опрокинули
Гая Филиппа, когда он наконец узнал их. Высвободившись, он  тут же  закричал
солдатам:
     -- А теперь -- приветствуем нашего трибуна! Он побил эту суку Авшара!
     Громкие крики вырвались из сотен легионерских глоток.
     -- Мне это нравится! -- возмутился Виридовикс. -- А я что, ни при чем?
     Марк положил руку ему на плечо:
     -- Мы оба знаем правду.
     Как оказалось, Гай Филипп  был того  же мнения.  Он подошел к кельту и,
слегка смущаясь, проговорил:
     -- Надеюсь, ты понимаешь, это -- для наших солдат. Все бы рухнуло, если
бы ты не поддержал план Скавра своим мечом.
     -- Слыхал я эти сказки, -- отозвался кельт. Виридовикс пытался говорить
ворчливым  тоном. Но ему стало  немного легче, когда он услышал извинение из
уст старшего  центуриона  --  редкий, кстати, случай.  Обычно Гай  Филипп не
считал нужным извиняться за свои поступки.
     Казалось, легионеры оставляли лагерь не  нынешним  утром,  а  несколько
недель назад.  Легионеры понесли большие потери, огромные бреши  зияли  в их
рядах. Скавр оплакивал  каждое римское лицо, которого он  никогда уже больше
не увидит.
     Пинарий  --  легионер, который остановил  Марка и его друзей  в лагере,
когда те вернулись в Аморион, -- был мертв, как и его брат, лежавший рядом с
ним... И много-много других.
     Секст Муниций ковылял, опираясь на палку;  его правая нога была  крепко
перевязана, лицо побледнело. Марк  видел за свою жизнь  больше  ранений, чем
ему хотелось бы помнить. Трибун  не был уверен,  что молодой римлянин сможет
когда-нибудь ходить, не  хромая. Возможно, Горгид сумеет исцелить его  своим
искусством.
     И все же Муницию повезло  куда больше, чем многим другим. Тяжелее всего
пришлось  васпураканам. Они пострадали сильнее, чем римляне, поскольку  были
менее искусны в пехотной тактике боя.
     Скавр почувствовал укол боли, когда проходил мимо лежавшего на носилках
Фостия  Апокавка; левая  рука  видессианина  была  забинтована,  он был  без
сознания. Горгид склонился над ним.
     -- Несколько дней хорошего ухода, и он встанет на ноги, -- сказал врач,
и Марк облегченно вздохнул: Апокавк стал его хорошим другом и почти таким же
римлянином, как он сам и его италийцы.
     Даже суровые черты старшего центуриона смягчились, когда он взглянул на
Апокавка.
     -- Этот парень дрался сегодня, как лев,  -- сказал он. -- Центурион его
манипулы был убит,  и он  фактически взял на себя команду. Кстати, неплохо с
этим справлялся. Думаю, -- добавил Гай Филипп, -- это  звание можно будет за
ним и оставить. Он его заслужил, и из него выйдет хороший офицер.
     Гагик  Багратони хромал  -- его  рана  была похожа  на ту, что  получил
Муниций. Два "принца" несли на носилках Месропа Анхогхина. К счастью, он был
без сознания --  липкое красное пятно расплывалось на повязках, которыми был
обмотан его живот.
     Багратони мрачно кивнул Скавру.
     --  Мы  разбили  их,  --  сказал  он;   это  были  единственные  слова,
сорвавшиеся с губ накхарара.  Победа досталась слишком дорогой ценой,  чтобы
плясать от радости.
     Проходя мимо Луция  Ворена и  Тита Пулиона,  Марк  улыбнулся  -- друзья
пылко спорили о  том, кто сегодня лучше дрался. Голова  Ворена была обмотана
повязкой  -- последствие  скользнувшей  по виску стрелы, но в  остальном оба
друга были целы и невредимы.
     Легионеры  возвращались в  лагерь.  Лаон Пакимер  привел остаток своего
отряда к римскому палисаду.
     -- Можно нам стать с вами? -- спросил он  Марка. Затем  Пакимер перевел
взгляд  со своих солдат  на  римлян  и  грустно  покачал  головой: --  Здесь
достаточно места для всех нас.
     -- Увы, это правда, -- отозвался Марк. -- Конечно, идите к нам.
     Он приказал,  чтобы крепкий римский отряд проследил  за пленниками,  и,
спотыкаясь, пробрался в палатку. Трибун начал снимать с себя доспехи, но так
устал, что заснул, оставив на себе пояс с мечом и поножи.
     ----------
     Увидев  Гая  Филиппа  с  белым  щитом  парламентера на копье,  Пикридий
Гуделин иронически приподнял бровь:
     -- Сначала Скавр отнимает у меня мои обязанности, а теперь еще и ты?
     Ветеран хмыкнул:
     -- Да забери их себе, коли хочешь. Вот уж кем я никогда не был, так это
дипломатом. Была бы охота летать с оливковой веткой в клювике...
     -- Вини свое честное, открытое лицо, -- усмехнулся Гуделин.
     Физиономия бюрократа  приняла  изначальный  холеный  вид.  Он  подстриг
волосы,  подровнял бороду и  сменил  аршаумскую одежду на зеленый  шелковый,
украшенный серебряным позументом халат  с короткими рукавами.  Однако теперь
Гуделин не без важности носил на  поясе саблю и время  от времени  горделиво
косился на рану от стрелы, попавшей в левую руку.
     Гуделин  был чиновником до мозга костей, что правда, то правда, но весь
вчерашний день он провел в гуще сражения и бился наравне со всеми.
     -- Давайте закончим это дело,  --  сказал Марк,  подняв парламентерский
щит.  Голова  его  еще  гудела  от   многочисленных  наставлений   Туризина.
Настойчивее всего Император требовал добиться договоренности о перемирии  --
и как можно скорее.
     Несколько халогаев и  видессиан  отсалютовали трибуну, когда он выходил
из имперского лагеря.  Они  знали, <i>что</i>  он  сделал  для  всех.  Однако Провк
Марзофл по-прежнему оставался самим собой и потому повернулся к нему спиной.
     Марк вздохнул:
     -- Я знаю,  плохо желать  гибели  тому, кто сражается на твоей стороне,
но...
     -- Почему? -- спросил Гай Филипп.  -- Этот хлыщ  --  враг похуже целого
клана йездов.
     Стервятники  и  воронье,   хлопая   крыльями,  поднимались  в   воздух,
недовольно каркая, пока римляне  шли  по  полю битвы. Волки,  дикие собаки и
лисицы разбегались с  их  пути. Мухи роились над грудами трупов. Многие тела
уже стали раздуваться под палящим солнцем.
     Часовые-макуранцы,  явно ожидавшие Скавра и Гая Филиппа, проводили их к
Вулгхашу.  По  пути  к шатру кагана  они  провели  римлян  по  всему лагерю,
разбитому еще в большем беспорядке, чем тот, который они  покинули незадолго
до этого.
     Трибун резко  задержал дыхание, когда  они приблизились наконец к шатру
кагана. Перед ним стоял длинный ряд копий с насаженными на  них головами. Их
насчитывалось около шестидесяти.  На  некоторых  еще оставались позолоченные
или серебряные шлемы высших офицеров.
     -- Что-то не вижу среди них Табари, -- сказал Марк.
     -- А-а,  ты  тоже искал его? Что ж, будем надеяться, что у него хватило
ума и везения оставаться в Машизе.
     Одна голова,  казалось,  пыталась  все  еще что-то  сказать.  Скавр  со
страхом подумал, что, возможно, мысли  человека бродили в голове еще две-три
секунды после того, как шею перерубил топор палача.
     Гай Филипп, однако, думал совершенно об ином:
     -- Интересно бы узнать, почему нам не показали пленных. Кажется, теперь
я  знаю почему.  Укоротив  на голову  наиболее  опасных солдат  и  офицеров,
Вулгхаш загнал всех прочих в свою армию, чтобы пополнить ее ряды.
     Марк с  силой ударил  себя кулаком по  бедру, раздраженный, что  сам не
смог прийти к такому очевидному выводу. Это полностью совпадало со всем тем,
что он знал  о Вулгхаше и его жестоком, прямолинейном характере.  Следуя той
же цепочке логических умозаключений, трибун сказал:
     -- Тогда он, вероятно, попытается  также взять под свою власть разбитые
отряды йездов.
     Едва  он  успел  произнести эти  слова, как около  двадцати  кочевников
подъехали к  римлянам на  лошадях. Они  яростно зарычали, узнав вооружение и
доспехи легионеров.
     Марк тоже нахмурился:
     -- Полагаю, этих людей нам показали тоже не случайно.
     -- А это -- как раз то, чего опасается Гавр.
     Проводники  парламентеров  исчезли  в шатре  Вулгхуша,  а затем, улучив
момент, снова появились снаружи и поманили римлян войти. Один из  макуранцев
отогнул войлок в сторону, чтобы гости могли пройти в шатер.
     Там  не  было  и  следа  царской  роскоши.  Внутреннее  убранство шатра
состояло из странной  смеси макуранской вычурности и  неприхотливой простоты
йездов. Скорее всего,  каган поспешно собрал  то,  что  оказалось у него под
рукой,  предположил   Марк.  Единственное  исключение   составляло   большое
количество  приспособлений  для  магии  --  книги заклинаний,  разнообразная
коллекция  ножей,  рукоятки которых были  обтянуты чьей-то  кожей, и  другие
странные вещи; все это было небрежно свалено в углу палатки.
     Вулгхаш заметил взгляд трибуна.
     -- Бесполезные приготовления, как выяснилось, -- заметил он.
     -- Вроде того  представления, которое  ты показал нам возле  шатра?  --
вежливо осведомился Марк.
     Но каган оставался невозмутимым.
     -- Вы увидели именно то, что я намеревался вам показать. Я не настолько
слаб, как думает Гавр, и с каждым часом становлюсь все сильнее.
     -- Несомненно, -- кивнул Гай Филипп.  Они со  Скавром решили, что лучше
всего  будет,  если  ультиматум  Туризина  произнесет старший центурион.  --
Именно поэтому Император дает тебе три дня, чтобы ты  начал отходить в Йезд.
После  истечения трехдневного срока  перемирие считается законченным, и Гавр
атакует тебя без предупреждения.
     Прямота  и  резкость  старшего  центуриона  заставили  Вулгхаша  гневно
раздуть ноздри.
     --  Он  так  говорит? Он осмелился? --  закричал каган. -- Если  у него
такое  представление о  "переговорах", то  пусть приходит сюда сегодня же! Я
поболтаю с ним  на  единственном  языке,  который он  понимает. -- Каган  до
половины вынул из ножен саблю.
     --  Ты проиграешь, --  сказал Марк.  --  Мы выстояли (правда, с трудом,
должен признать) против всей армии Авшара, а  у тебя осталось  лишь ее ядро.
Мы опрокинем тебя. Почему бы тебе не уйти домой? Это --  не  твоя земля. Она
никогда тебе  не принадлежала.  Теперь у  тебя  снова есть трон. Йезд  снова
принадлежит тебе. Что еще тебе нужно?
     Каган выглядел таким  мрачным, что Марк опасался: он не сумеет сдержать
ярости. Беда в том, что Вулгхаш так же одержим стремлением завоевать Видесс,
как сам Авшар. Вулгхаша, вероятно, сжигает ярость. Вместо того чтобы одолеть
князя-колдуна, он сумел спасти видессианскую армию.
     Но Вулгхаш был правителем Йезда  в течение многих лет. Он хорошо  знал,
что  такое <i>реальное положение  дел.</i> Туризин не хвастался, когда говорил, что
может устроить его армии настоящую резню, если захочет.
     В течение целой минуты Вулгхаш только тяжело дышал, не  желая говорить.
Но в конце концов выпалил:
     -- Есть ли у Гавра еще... м-м... какие-нибудь... <i>просьбы ко</i> мне?
     И снова ему ответил Гай Филипп:
     -- Только  одна. Так как кочевники много  лет пробирались в  Видесс без
его  дозволения,  он  говорит тебе: прикажи  им  вернуться  в Йезд  и впредь
оставаться там.
     Скавр ждал, что Вулгхаш  снова взорвется гневом. Но  вместо этого каган
откинул голову назад и громко рассмеялся прямо римлянам в лицо.
     -- С  тем же успехом он мог  бы приказать  мне посадить ветер в мешок и
удержать его  в небе. Кочевники в Видессе не  подчиняются ни мне,  ни любому
другому. Они идут туда, куда им вздумается. Я не могу заставить их поступать
так или иначе.
     Трибун  знал, что именно  таким и будет ответ кагана. На это у Марка не
было заготовлено подходящего возражения. Вулгхаш продолжал:
     -- Да я и не стал бы им ничего приказывать, даже если бы смог заставить
их повиноваться. Хотя по крови  мы из одного  народа, мне  мало до них дела.
Мне они нужны лишь как воины -- и то нечасто. Ты сам видел, кто поддерживает
меня.  Макуранцы! Цивилизованные  люди! Кочевники порождают усобицы и  войны
везде, где появляются. Они грабят, убивают мирных  жителей, уничтожают поля,
наносят  ущерб торговле, опустошают города и мою казну. Когда  некоторые  из
клановых  вождей откочевали в  Империю,  я  с радостью помог им  и послал им
вслед еще больше  кочевников. И  пес с  ними, скажу  я вам. Если бы они ушли
все, это облегчило бы мое правление.
     Марку  внезапно  подумалось  о  том,   как  римляне  завоевали  Грецию.
Захватчики   переняли   от  эллинов  их   высокое  искусство,   великолепную
литературу,  обычаи,  философию.  В  этом   отношении  Вулгхаш  был  подобен
римлянам. Его собственный народ,  йезды, принадлежал к варварским  племенам,
но сам каган  быстро перенимал более высокую  культуру  древней  макуранской
цивилизации с фанатизмом новообращенного.
     У Вулгхаша  имелась еще одна причина неприязненно относиться к  народу,
из  которого  он вышел.  Его  пальцы  сжались  в  кулак.  Гневно  расхаживая
взад-вперед  по  циновкам,  в ночное  время  служившим  ему  постелью, каган
проговорил:
     --  Йезды предпочли видеть  своим  господином  Авшара,  а  не меня. Они
следовали за ним, как бараны! Они боготворили его!
     Мысль об этом все еще жжет кагана, подумал Скавр.
     --  Дело не только в магии.  Авшар  и  йезды не уступят  друг  другу  в
кровожадности. Поскольку вы служите  Гавру, то передайте ему: пусть делает с
кочевниками  на своей земле  что пожелает.  Мне они не нужны! -- После  этой
вспышки стало ясно, что больше дискутировать особенно не о чем.
     -- Мы доставим твои  слова  Его  Величеству Императору,  -- обещал Марк
официальным тоном. -- И доложим ему о твоей решительности в этом вопросе.
     --  Если  поглядеть  на  вещи твоими  глазами,  то  и  винить-то  тебя,
оказывается, не в чем, -- добавил Гай Филипп.
     Вулгхаш хлопнул его по плечу в знак благодарности.
     -- Я сказал Гавру прямо в лицо, что ты -- честный человек.
     -- Это меня не остановит, если через три дня потребуется тебя зарубить,
-- твердо сказал ветеран.  -- Как и твои макуранцы, я хорошо знаю, на чьей я
стороне.
     - Пусть будет так, -- кивнул каган.
     ----------
     - Он отказался  приказать  кочевникам  покинуть Видесс? --  переспросил
Туризин.
     -- Да, -- ответил Скавр. -- Он делает вид, что знать  их не  знает. Мне
кажется,  он ненавидит  их  даже больше,  чем  ты. И  по справедливости,  --
добавил Марк.
     При этих словах Император возвел глаза к небу.
     Марк продолжал:
     -- Я не вижу, что он может с  ними сделать. Явлак и другие вожди кланов
подчиняются  только  сами себе  и живут по  своим законом.  Приказы Вулгхаша
нужны  им  не больше  чем  твои. Я  думаю, у него  действительно нет  власти
заставить их подчиниться,
     --  Знаю,  -- спокойно произнес Гавр. Если он и  был  разгневан отказом
Вулгхаша выполнить  его требование, то  хорошо  скрывал свои  чувства.  Но в
действительности он был очень доволен, точно хитрая  лисица, которой удалась
какая-то уловка. --  Мне нужно было, чтобы он своими устами  отрекся от этих
людей.
     Марк  легонько дернул себя за ухо,  не совсем понимая, что имеет в виду
Император. Гай Филипп еле заметно пожал плечами.
     -- Да так, пустяки, --  сказал Туризин. --  Зайди ко мне завтра  утром,
прежде чем отправишься к кагану и вновь начнешь с ним торговаться. Мне нужно
переговорить еще кое с кем.
     Похоже, Туризин в хорошем настроении, подумал Марк. Римлянин поклонился
и вышел. Туризин уже кричал своему слуге:
     -- Гликий! Живо сюда, черт бы тебя побрал! Приведи Марзофла и Арига. --
Небольшая пауза.  -- Нет, ленивый олух, понятия не имею, где они. Немедленно
найди их, иначе тебе придется искать другую работу.
     ----------
     Часовой-макуранец плюнул под  ноги Скавру,  когда  трибун и  Гай Филипп
подошли  к лагерю Вулгхаша. Трибун  подумал, что сейчас на них нападут. Марк
уже собирался бросить большой белый щит парламентера и потянуться за мечом.
     --  Я  этого  ожидал, -- сказал Гай  Филипп. Он  также  встал в  боевую
позицию. Скавр кивнул.
     Но  часовой,  разрядив свою  злость, надменно повернулся к ним спиной и
пошел вперед,  показывая римлянам дорогу к  шатру  кагана.  На  сей  раз они
направились  прямо  к  шатру. Солдаты  Вулгхаша  потрясали  кулаками,  когда
римляне проходили мимо. Кто-то бросил в них кусок навоза, который ударился в
поднятый щит Гая Филиппа, запачкав белую краску.
     Вулгхаш   стоял   у   входа   в   палатку,   разговаривая   со   своими
телохранителями. Один из  них  указал пальцем на римлян.  Каган издал глухой
горловой  звук,  дернул подбородком, указывая  на заляпанный навозом щит Гая
Филиппа.
     -- Подходящий символ для нарушенного мира! -- прорычал он.
     -- Насколько известно Туризину, мир  еще  сохраняется, -- ответил Марк.
-- Или на тебя совершено нападение?
     --  По крайней  мере,  избавь меня  от протестов невинного ягненка,  --
фыркнул Вулгхаш. -- Скорее я поверю в то, что  шлюха осталась девственницей!
Тебе известно так же хорошо, как мне, что сделал  Гавр в эту ночь. Он послал
своих  видессианских  головорезов  и этих  отчаянных  дикарей  из  Шаумкиила
избивать йездов -- тех, что остались в разбросанных лагерях. Несколько сотен
погибли, никак не меньше.
     -- Я повторяю свой вопрос: атаковали ли тебя и твоих воинов здесь?
     Монотонный  голос  Скавра  заставил  кагана  резко  поднять   голову  и
взглянуть на него повнимательней.
     -- Нет. -- Голос Вулгхаша внезапно стал очень настороженным.
     --  Тогда  я  повторю еще раз, что  мир между  тобой  и Императором  не
нарушен. Ты же сам сказал нам вчера, что йезды тебе совершенно не нужны, что
они тебе не подчиняются и  что тебе наплевать на них. В таком случае Туризин
имеет полное право  поступать с ними так, как ему заблагорассудится.  Или ты
все же отвечаешь за них... в тех редких случаях, когда тебе выгодно?
     Вулгхаш побагровел.
     -- Я  говорил,  -- сказал он, отчеканивая каждое слово,  <b>---</b>  о йездах,
которые <i>уже</i> находятся в Видессе.
     -- Так дело  не  пойдет, --  вмешался  Гай  Филипп. -- Именно ты  вчера
жаловался,  что эти псы лизали сапоги Авшара вместо того, чтобы лизать твои.
А сегодня ты желаешь заполучить их  назад. Хорошо.  Я так понимаю, йезды  не
были частью нашего  договора. Что касается  вот этого, -- он бегло покосился
на щит парламентера, -- то твой солдат бросил в него куском навоза.
     Марк перебил Гая Филиппа:
     --  Туризин  мог  атаковать ночью вместо  йездов тебя,  но он  этого не
сделал. Он не собирается уничтожать твою армию и тебя...
     -- ...потому что это будет ему слишком дорого стоить!
     --  Вполне  возможно.  Но  тебе  это будет стоить  куда дороже. Туризин
сейчас  сильнее. И  так как он сильнее, он собирается прогнать тебя  отсюда.
Предупреждаю, он  более  чем серьезен. Если послезавтра он не увидит, как ты
покидаешь земли Видесса, он бросит на  тебя  все, что  у него осталось,  всю
свою армию. Кроме того, к нам идут свежие войска из Гарсавры.
     Последнее было  чистейшим блефом, но Туризин подготовил для него почву,
прошлой ночью соорудив и запалив сотни костров.
     Вулгхаш  прикусил  губу,  внимательно  глядя  на Гая  Филиппа. Но  лицо
старшего  центуриона  оставалось  невозмутимым.  Да,  каган  слегка  ошибся,
оценивая  непогрешимую  честность старого  римлянина.  В обычной  жизни  Гай
Филипп  действительно  всегда  говорил то,  что  думал,  но  даже  табун  из
пятидесяти лошадей не смог бы вытоптать из него военную хитрость.
     Трибун сказал:
     --  Я  искренне  хотел бы,  чтобы  мы были друзьями. И как друг, должен
сказать: сейчас тебе лучше всего уйти. Тебе не одолеть здесь Туризина. Кроме
того, ты должен восстановить свою власть в Йезде.
     -- Не думаю, что мы когда-нибудь станем друзьями. От нашего желания тут
ничего не зависит,  -- твердо проговорил  каган.  -- А,  будь  все проклято!
Боюсь, ты  прав. Однако я  еще  не покончил  свои счеты  с Видессом. Защищай
Видесс, если хочешь, но Империя стара, потрепана и обессилена. Один  хороший
толчок и...
     -- Я уже слыхивал такие речи от намдалени, но мы пережили их.
     Скавр  снова вспомнил  об  авантюристе Драксе, о  горячем,  вспыльчивом
Сотэрике.  Мысль  о  брате  Хелвис принесла  и  горькую  память  о  ней. Она
презирала Марка за то, что он включал в понятие <i>"мы"</i> Империю и видессиан. Но
Скавр был уверен в правильности своего выбора.
     Однако Вулгхаш был не из тех, кто сдается без боя.
     -- Империя падет -- если не на моем веку, то в правление моего сына.
     -- Кобин! Как он? -- спросил Марк, вспомнив его имя -- каган упоминал о
своем сыне во дворце, в Машизе.
     -- Жив и в полном здравии, как я слышал, -- ворчливо отозвался Вулгхаш.
Но  глаза его сузились, и левая бровь  едва заметно поднялась. Трибун понял,
что задел чувствительную  струнку  в душе кагана, и знал -- это ему  в плюс.
Улыбка Вулгхаша была мрачноватой.
     -- Наемные убийцы, которых подослал Авшар, плохо проделали свою работу.
Он нашел не самых  лучших головорезов. Вероятно,  Авшар считал, что Кобин не
стоит большого беспокойства.
     - Я рад, что он просчитался.
     -- Я тоже, -- заметил каган. <b>--</b> Мой сын -- славный парень.
     -- Все это очень мило, но из болтовни  не вырастет ячмень,  -- вмешался
Гай Филипп,  возвращая  собеседников к  основной теме  разговора. -- Так как
насчет отступления?
     Вулгхаш хмыкнул. Прямота ветерана пришлась ему  по душе, и  он  ответил
сразу же:
     -- Будь у меня  выбор,  я бы  сразился  с  Туризином.  Но  сейчас право
выбирать принадлежит не мне. Поэтому... я отступлю. -- Он сплюнул, точно эти
слова отдавали во рту горечью.
     Скавр не мог сдержать тихий вздох облегчения.
     --  Император поклялся, что не станет досаждать  тебе рейдами, если  ты
отступишь без боя.
     -- Очень мило  с его стороны,  --  пробормотал Вулгхаш.  Неожиданно  он
посмотрел на римлян так, будто видит их впервые и удивляется: это,  мол, кто
еще такие? -- Вы  добились своего?  -- неприветливо и отчужденно осведомился
каган. -- В таком случае убирайтесь.
     По пути в имперский лагерь Гай Филипп мрачно сказал:
     --  Не знаю, как тебе, но мне  осточертело слушать, как  он говорит мне
"убирайся".  Пусть кто-нибудь  еще  попробует меня послать -- быстро узнает,
что такое бегать далеко и надолго.
     -- Тебе никогда не стать дипломатом, -- сказал Марк.
     -- Чему я очень рад.
     Тем же  вечером,  выслушав  подробный  доклад  римлян  о  переговорах с
Вулгхашем, Пикридий Гуделин не согласился с мнением трибуна.
     -- Вы добились определенных успехов. Думаю, вам есть, чем гордиться, --
сказал он Марку. --  Для  новичков и  дилетантов в дипломатии вы  справились
почти  блестяще.  Туризин,  конечно,  недоволен.  Наш  воинственный  владыка
лишился превосходной  возможности  устроить  Вулгхашу  бойню.  Блистательный
наследник Царя Царей  недоволен тоже,  ибо вынужден отступить  и вернуться в
Йезд. И в конце  концов, что такое дипломатия... -- Гуделин выдержал  паузу,
дабы  завершить  парадоксальный  афоризм с  большим  эффектом:  -- ...как не
искусство оставлять всех неудовлетворенными?
     ----------
     Вулгхаш  угрюмо  отступил  на  запад.  Гавр  послал  ему  вслед   отряд
видессианских  конников, желая убедиться в том,  что йезды  и  в  самом деле
отступают. Император действовал так, как в  свое время Шенута, когда аршаумы
проходили по его территории.
     Через несколько дней, когда наконец  стало  ясно, что каган не лукавит.
Гай Филипп  ошеломил Марка, попросив у него разрешения отлучиться  ненадолго
из легиона. Сколько Марк  знал старшего центуриона, это  была первая просьба
такого рода.
     -- Ну  конечно, о  чем  разговор,  -- тут  же сказал ему Марк. -- Ты не
будешь возражать, если я спрошу у тебя о причине отлучки?
     Ветеран, обычно такой  прямолинейный, на этот раз  выглядел растерянно.
Он явно не собирался ничего выкладывать.
     --   Да  я  тут  подумываю  одолжить  лошадку   у  хатришей  и  немного
прогуляться. Посмотрю достопримечательности, так сказать.
     -- <i>Достопримечательности? --</i> Марк ошарашенно уставился на своего друга.
Скавр  не  мог бы представить  себе  человека,  менее подходящего  для  роли
праздного и любопытного зеваки,  чем Гай Филипп. --  Но что интересного,  во
имя всех богов, можно увидеть в этой голой степи?
     --  Ну...  например,  места, где  мы уже  побывали раньше, -- уклончиво
ответил старший  центурион.  Он  переминался  с ноги на ногу, как  маленький
мальчик, которому приспичило в  туалет. --  Я мог бы  побывать, к примеру, в
Аптосе...
     --  Да  что ты потерял  в  этой дыре... --  начал  было Марк  и тут  же
прикусил язык.  Известное дело  --  что. А вдова Форкия? Если  Гай Филипп  в
конце концов решился ухаживать за Нерсе Форкайной, это его личное дело.
     Трибун сказал ему только одно:
     -- Береги себя. По дорогам еще бродит немало йездов.
     --  Беглецов я не боюсь, но по этим  землям прошла армия Авшара --  вот
что меня беспокоит.
     Ветеран выступил в путь через два часа, неловко сидя в седле одолженной
у Пакимера лошади, однако стараясь выглядеть уверенно -- как во всем, что он
делал.
     --  Поехал за  своей милой, а? --  заметил Виридовикс, наблюдая за тем,
как римлянин едет мимо могильщиков, занятых своим грустным делом.
     -- Да. Хотя я сомневаюсь, чтобы он признался в этом даже себе самому.
     Вместо  того  чтобы  посмеяться  над  центурионом,  Виридовикс   тяжело
вздохнул:
     -- Надеюсь, он найдет ее живой и невредимой и привезет сюда. Даже такой
старый чурбан заслужил немного счастья.
     Горгид проговорил по-гречески, и Марк перевел его слова Виридовиксу:
     -- "Никого не зови счастливым прежде его смерти".
     Грек добавил не без яда:
     --  То,  что  предмет   чьего-то  обожания  находится  рядом,  еще   не
гарантирует счастья, смею тебя заверить.
     Трибун и кельт сделали вид, что не расслышали. После битвы Ракио заехал
в лагерь легионеров лишь на несколько минут -- забрать  свои пожитки, оружие
и доспехи.  Ирмидо ушел  со своим новым  другом-намдалени, не сказав Горгиду
даже слова на прощание.
     -- А, нечего тут стоять с унылым видом и жалеть  меня, -- резко  бросил
Горпц. -- Я ведь с самого начала знал, что он пустой человек.  Впрочем, надо
отдать  ему  должное,  он  другим  и  не прикидывался. "Верность  -- это для
женщин..." Моя гордость не пострадала, чего не скажешь о сердце, но это-то я
как  раз переживу. Лучше  уж так, чем  терзаться долгой печалью  по  верной,
невозвратно погибшей любви...
     На  несколько мгновений  все  трое  погрузились  в  свои  думы.  Горгид
вспоминал Квинта Глабрио, Виридовикс -- свою Сейрем, а Марк думал о Хелвис.
     Именно мысль о том, что он может потерять вторую любовь так же страшно,
как потерял  первую,  сдержала первый порыв Марка -- побежать к  Туризину  и
потребовать, чтобы тот выполнил условие их сделки. Раны, полученные в битве,
уже  заживали.  Но  когда Скавр случайно коснулся другой  раны  --  той, что
нанесла ему  Хелвис, -- душа заныла так, словно все случилось только  вчера.
Марк понял, что смертельно боится пережить новую утрату.
     И что теперь делать? Зарыться куда-нибудь поглубже в песок, под камень?
Закрыться  раковиной, как улитка?  Так и  просидеть,  съежившись, из  одного
только опасения вымокнуть под новым дождем?
     Ответ  на  этот вопрос пришел  из глубины  его  души -- тихий, но очень
твердый.
     <i>Нет.</i>
     ----------
     Телохранители-халогаи, стоявшие  у  шатра  Императора,  уже  привыкли к
тому,  что  трибун  то и дело  испрашивает аудиенции  у  их  повелителя. Они
отсалютовали Марку, ударив сжатыми кулаками по  груди.  Один из них нырнул в
шатер, чтобы узнать, как долго придется ждать Скавру.
     -- Скоро ты увидишь Его Величество, -- обещал он, появляясь снова.
     Но в действительности прошло почти полчаса. Марк поболтал за  это время
с  халогаями,  рассказал им пару-другую  историй,  выслушал в  ответ  еще  с
десяток... Напряженное ожидание стянуло желудок, как скверный обед.
     Гликий высунул голову из шатра и огляделся, моргая от яркого солнечного
света. Увидев наконец римлянина, он произнес:
     -- Автократор желает видеть тебя сейчас.
     Скавр двинулся вперед на ватных ногах. Туризин  поднял голову. Он сидел
над грудой пергаментов  -- ненавистная для Гавра работа. Теперь, когда враги
Видесса  были усмирены (по  крайней мере, на время), Туризину пришлось снова
вернуться к административным и финансовым делам.
     Император сдвинул  стопку  документов на край стола и вздохнул с  явным
облегчением.
     -- Ну, что тебе нужно? -- спросил он ровным тоном.
     -- Вероятно... -- начал было Марк и ужаснулся сам себе.
     Первое же  слово прозвучало  нервным  кашлем,  сухим  и коротким.  Марк
собрался с духом и попытался снова начать разговор:
     -- Вероятно, будет лучше, если мы поговорим, как говорится, <i>под розой.</i>
     Гавр  нахмурился.  Трибун покраснел,  сообразив,  что буквально перевел
незнакомое видессианину латинское выражение. Он разъяснил смысл этих слов.
     --  <i>Под  розой,</i>  говоришь? Мне  зто,  пожалуй,  нравится,  --  произнес
Император.  Он  отослал Гликия  и  снова  повернулся к Скавру; на  этот  раз
выражение  его лица  было  выжидательным.  --  Итак?  --  быстро  сказал он,
скрестив руки на груди.
     Даже в  простой льняной  тунике  и широких  шерстяных  штанах Император
излучал  властность.  Он  сидел  на  троне  Видесса  уже три года и  многому
научился за это время. Марк ощущал его силу, хотя на республиканца-римлянина
она давила и вполовину не так тяжко, как на любого видессианина.
     Скавр   глубоко   вздохнул  и   вдруг,   словно  желая   одолеть   свою
неуверенность, сломя голову бросился вперед:
     -- Мы договаривались в Видессе о том, что после  уничтожения Земарка ты
будешь считать  меня женихом  своей  племянницы -- если, конечно, Алипия  не
против.
     --  Разве  у нас  был  такой договор?  -- лениво  переспросил  Туризин,
скрестив пальцы и щурясь. --  Насколько я помню, при этом разговоре  не было
никаких свидетелей.
     -- Ты хорошо знаешь, что сделка была заключена! -- выкрикнул трибун. Он
был сбит  с толку и почти не владел собой. Вот уж чего он не ожидал от Гавра
-- так  это того, что тот  вздумает отказаться от  собственных слов.  -- Фос
слышал твои слова, если их не слышал никто другой.
     -- Ты не многого добьешься у меня, упоминая имя Доброго Бога. Я отлично
знаю, что  ты язычник, -- усмехнулся Туризин и  добавил  задумчиво: --  Если
быть  справедливым, то следует  признать: ты  никогда и не  пользовался этой
уловкой. Или  ты  сейчас скажешь  мне,  упрямец, что  все-таки решил принять
истинную веру Фоса?
     Непримиримые  разногласия между различными ответвлениями веры  Фоса, не
говоря уж о многочисленных сектах, все еще представлялись Марку безумием. Он
не имел ни малейшего понятия  о том, как выбрать истинную веру (если таковая
вообще  существовала) из  клубка  этой грызущейся  стаи. Но  он  не  мог  не
признать: полностью игнорировать веру Видесса больше нельзя.
     --  Возможно, и так, -- сказал в  конце  концов Марк. Это был  наиболее
честный ответ, какой он мог сейчас дать Туризину.
     --  Хм. Насколько  я  знаю,  любой  на  твоем месте сейчас  принялся бы
размахивать иконами и распевать церковные гимны.
     Трибун пожал плечами.
     --  Хм,  --  повторил  Император и  подергал  себя  за бороду. -- Ты не
стараешься облегчить мне задачу? -- Он коротко  рассмеялся. -- Интересно,  в
который  раз  я говорю  тебе  это,  римлянин? -- Туризин  усмехнулся и хитро
прищурился, как будто они с Марком были заговорщиками.
     Скавр   снова  пожал   плечами.   Император   погружался   в   странное
угрожающе-игривое настроение, которое Марк так часто у него видел.
     Трибун знал, что сейчас любой  ответ  будет  неправильным. Он  отчаянно
искал доводы, чтобы доказать: его  женитьба на Алипии не несет в себе угрозы
императорской власти.  Но  нужные  слова не  приходили  на ум.  Поэтому Марк
просто стоял, не шевелясь и не произнося ни слова.
     Гавр  с силой  ударил кулаком  по  столу.  Бумаги  подскочили.  Один из
пергаментов упал на пол. Туризин наклонился, подбирая документ, и проговорил
из-под стола приглушенным голосом:
     -- Ладно, хрен с тобой. Иди спроси мою племянницу, хочет ли  она  выйти
за тебя замуж.
     Как раз в этот миг Марк сломался. Он торопливо и глупо забормотал:
     --  Ты должен знать, что, как чужеземец, я никогда не буду представлять
угрозу  твоему трону,  поскольку видессиане никогда не  примут...  --  Скавр
почти закончил  фразу, прежде чем осознал только что сказанное Туризином. --
<i>Спросить... ее</i>... <i>о чем? --</i> прошептал Марк.
     Хотя Автократор и  не давал  ему позволения  сесть,  трибун обессиленно
опустился на стул. Ему было все равно, он мог бы сесть и на пол. Ноги больше
не держали его.
     Положив свиток на стол, Туризин рявкнул:
     --  Я  ведь  только  что сказал,  не  так ли?  После  Земарка!..  После
Авшара... <i>Авшара!!!</i> После заключенного благодаря тебе  перемирия с Иездом!..
Как я могу отказать тебе? Кроме того... -- Туризин снова  стал серьезным. --
Ты ведь немного меня знаешь. Я всегда держу свое слово.
     Трибун слабо закричал:
     --  Так  ты притворялся?  Ты  нарочно  меня  мучил?  Все  это время  ты
собирался сказать мне "да"?
     Хитрая усмешка появилась на лице Туризина:
     -- Ну а если это и так?
     -- Ах ты, ублюдок!..
     -- Это  кто тут  ублюдок?! Ты, косоглазая ошибка повитухи?! -- заорал в
ответ Туризин.
     Оба  расхохотались;  Марк в  основном  от  облегчения.  Император нашел
глиняный  кувшин вина  и  встряхнул его, чтобы  узнать,  много  ли осталось.
Туризин снял пробку, хлебнул и передал кувшин Скавру.
     Пока трибун жадно глотал вино, Туризин лукаво спросил:
     -- Признайся, ты  ведь умер бы  на месте,  если бы я сразу сказал  тебе
правду?
     Марк  попытался  было  что-то  ответить,  но  поперхнулся   и  отчаянно
закашлялся, расплескивая и разбрызгивая вино во все стороны. Туризин от души
хлопнул его по спине.
     -- Спасибо, -- просипел трибун. Он встал и горячо пожал руку  Туризина,
которая была такой же крепкой и  мозолистой, как и его  собственная. -- Умер
на месте, говоришь?  -- переспросил он.  --  Да уж,  это  был первый случай,
когда ты не пожалел бы и фальшивого медяка за мое здоровье.
     -- В таком  случае, вот тебе на здоровье правда, -- сказал Гавр, ничуть
не смущенный  тем,  что  его  поймали на  коварстве. --  <i>По правде</i> говоря, я
наслаждался каждым мгновением нашего разговора. Ну как, лучше тебе от такого
признания?
     Марк отпил еще глоток вина, на этот раз удачно.
     -- Ничто,  --  сказал он, --  не может  заставить меня чувствовать себя
лучше.
     ----------
     Видессианская  армия  сворачивала  лагерь,  готовясь  к  возвращению  в
столицу, а Гай Филипп еще не появлялся.
     -- Спокойно отправляйся  себе  в Видесс, -- сказал Ариг  Скавру. -- Мои
парни отыщут его, не беспокойся.
     --  Я сам  его  найду! Можешь  поставить на  нас,  --  проговорил  Лаон
Пакимер. Отряд хатришей  уже выстроился позади своего  командира. --  Старый
упрямец  выйдет  на нас, даже  если мы будем стараться  изо всех  сил его не
найти.
     Хатриш ни за что не признался бы прямо, что старший центурион  был  ему
дорог.
     Марк седлал своего  коня и подтягивал  подпругу. Это занятие  полностью
поглощало трибуна,  поэтому  дружеский  раздор  между аршаумами  и  хаморами
прошел почти мимо его  сознания. Наконец Скавр прыгнул в седло и взглянул на
Арига и Пакимера.
     -- Пора в путь, -- просто сказал он.
     Они  поскакали по полю битвы. Разлагающиеся трупы коней и павших йездов
больше не источали зловония --  стервятники  успели обглодать их  до костей.
Тут и там были видны свежие холмики -- свидетельства братских могил погибших
в битве имперских солдат. Сломанное оружие, разбитые щиты, доспехи и уздечки
валялись  по  всему  полю.  Они  начинали  покрываться  ржавчиной.  Все, что
представляло хоть какую-то ценность, было уже растащено.
     Позади  поискового  отряда  кто-то  громко крикнул. Скавр  обернулся  и
увидел, что к ним галопом скачет Виридовикс.
     --  Почему  ты не  сказал мне,  что  отправляешься  на  поиски  старого
пердуна?  --  возмутился  кельт,  нагнав трибуна.  Озорство  искрилось в его
глазах.  -- Как  забавно!  Гай  Филипп влюбился! Вот  мы и  увидим волка  на
капустной грядке.
     -- Может, и так. Но лично я бы поостерегся дразнить его, -- посоветовал
Марк.
     Там, где  располагались  лагеря Авшара  и Вулгхаша, остались явственные
следы -- отпечатки сапог  и подков, кострища, места, где  стояли шатры. Едва
поравнявшись  с  брошенными бивуаками,  разведчик  хатришей вдруг  гикнул  и
указал рукой.
     Марк  начал  пристально вглядываться  вперед,  но  глаза  его  были  не
настолько зоркими, чтобы заметить всадника, которого разглядел разведчик.
     Этот всадник  спешился и  соскочил на землю.  Поисковый  отряд поспешил
вперед, однако человек как сквозь землю провалился.
     Только услышав, как аршаумы и хатриши наперебой выкликают его имя,  Гай
Филипп осторожно  вышел  из  укрытия.  Узнав Скавра,  Виридовикса, Пакимера,
старший центурион наконец опустил гладий.
     -- Что это вы тут  все  переполошились? -- зарычал он.  --  Там, где  я
родился  и  вырос,  не  принято посылать  целую армию,  даже чтобы  изловить
братоубийцу.
     -- Я  же не знал,  что  ты  братоубийца, -- невозмутимо  отозвался Лаон
Пакимер, вызвав гневный взор центуриона. -- Тебе придется заплатить  за  эту
лошадь, если с ней что-нибудь случится, -- добавил хатриш; трое его солдат и
двое аршаумов ловили коня Гая Филиппа.
     Марк остановил поток  грязных ругательств,  хлынувший  из  уст старшего
центуриона, и объяснил ему, почему они отправились на его поиски.
     -- Это, конечно, очень мило с вашей стороны. Да только рано или  поздно
я бы все равно появился здесь.
     -- Недурно  хвастаешь, --  заметил  Ариг, чем вызвал у центуриона новую
вспышку злости.
     Скавр, однако, не думал,  чтобы тот хвастался впустую. Если  кто-нибудь
вообще  мог отправиться путешествовать в такое время в одиночку по  западным
территориям, так это Гай Филипп.
     Исчерпав проклятия в адрес своих незваных спасителей, старший центурион
уселся  на лошадь  и  отправился  в имперский лагерь. По  дороге он тихонько
ворчал об "идиотах, которым, похоже, нечем заняться".
     Прерывая ворчание своего старшего офицера, Марк спросил:
     -- Ну что, сумел добраться до Аптоса?
     -- Я ведь говорил тебе, что <i>собираюсь в Аптос!
     --</i> Ну, так и что там -- в Аптосе?
     --  От  города   осталось  совсем  немного,  --   ответил  Гай  Филипп,
нахмурившись.  --  Авшар  прошелся  по  этим  местам  и  разрушил  город  до
основания.  По  правде  сказать,  там камня  на  камне не  осталось.  Однако
крепость устояла,  и Нерсе сумела спасти горожан, которые нашли там убежище.
Многие успели уйти из города и укрыться на холмах... Если у этих людей будет
мирная передышка, думаю, они отстроят свой Аптос заново.
     --  Нерсе,  говоришь?  Вот мы  и  подобрались  к  самому  главному!  --
воскликнул Виридовикс.
     Гай    Филипп   напрягся,   на    его   окаменевшем   лице   проступила
подозрительность.  Марку  хотелось  дать  кельту  пинка.   Вместо  этого  он
беспомощно ждал, что сейчас Виридовикс выдаст какую-нибудь ядовитую шуточку.
Нерсе!  Единственная  тема,  где  Гай  Филипп  был  уязвим.  Но  Виридовикс,
переживший боль утраты любимой, не собирался ранить  центуриона. Он только и
спросил:
     -- Теперь тебе, наверное, понадобятся свидетели на свадьбе, как Скавру?
     Даже  этот простой, дружеский вопрос угодил  в больное  место души  Гая
Филиппа.
     -- Нет, -- глухо отозвался старший центурион и повернулся к Марку: -- А
тебе, говоришь,  нужны  свидетели? В  конце концов  добился своего! Надеюсь,
позовешь меня на свадьбу.
     -- Я смертельно обижусь, если не придешь.
     Улыбка Гая Филиппа  была настолько искусственной, что трибун  решился и
мягко спросил:
     -- Она что -- отказала тебе?
     -- <i>Отказала? --</i>  Ветеран с удивлением воззрился на Марка. -- Да нет же.
Я же ей ничего не сказал.
     Для Виридовикса это было уж слишком.
     -- Ты ей не сказал?! -- взвыл  он,  хлопнув себя ладонью  по лбу. -- Ты
что,  с ума сошел?  Ты  мчался  туда  два  сумасшедших  дня,  чуть  было  не
угробился... --  Кельт выдержал  паузу,  но мрачное выражение, застывшее  на
лице  Гая Филиппа, не подтверждало и не опровергало  его предположений. -- И
все ради того, чтобы выпить кружку-другую вина в ее доме и поинтересоваться,
как  она  поживает?  Какая  потеря, парень, какая  потеря!  Будь я на  твоем
месте...
     -- Заткнись, -- проговорил старший центурион. В его голосе звучал такой
ледяной  гнев, что болтливый кельт действительно замолчал.  -- Будь на  моем
месте ты, то, уж конечно,  задурил бы ей голову  и непрерывно занимался бы с
ней любовью, пока не уехал. Что ж, у меня не настолько длинный язык. А что я
могу ей предложить? Она --  знатного рода, у нее есть земля и  поместье. А я
кто такой? Наемник! Все мое имущество -- меч, кольчуга да щит. -- Гай Филипп
бросил взгляд на Пакимера. --  Мне пришлось просить  Лаона, чтобы он одолжил
мне лошадь.
     Виридовикс молча указал рукой на Скавра.  Гай Филипп  стал красным, как
кирпич, но упрямо повторил:
     -- Он -- это он, а я -- это я.
     Только  угроза  в   глазах  Гая  Филиппа  остановила   Виридовикса   от
продолжения речи.
     Самое печальное во  всем этом, подумал  Марк,  заключается  в том,  что
ветеран прав. Гай Филипп  настолько  врос  корнями в свои  привычки, что  не
знал, как изменить их, даже если бы и захотел.
     -- Ты добрался  туда и вернулся обратно живым -- это самое главное.  --
Марк кивнул Аригу. -- Нам пора возвращаться.
     -- Тебе потребовалось довольно много времени, чтобы сообразить это,  --
фыркнул аршаум.
     Как  и Пакимер, Ариг ожидал окончания этого сентиментального разговора,
скучая и  раздражаясь, поскольку римляне и Виридовикс  все еще  предпочитали
говорить между собой по-латыни.
     Некоторое  время все ехали  молча. Они были уже у самого лагеря,  когда
Гай Филипп произнес:
     -- А  знаешь,  рыжая образина, ты мне еще можешь  понадобиться  в  этом
деле. Возможно, когда-нибудь я снова заеду в Аптос и уж тогда поговорю с ней
серьезно.
     --  Конечно, -- утешительно сказал Виридовикс,  но  Марк  уловил в  его
голосе грустные нотки.
     Гаю Филиппу легко было строить планы насчет Аптоса, когда он двигался в
противоположном направлении.  Приступать к  осуществлению этих  замыслов  --
дело совершенно иное.
     Туризин Гавр не  знал о  поисковом  отряде. В лагере  оставался  теперь
только  маленький  арьергард  -- гарнизон,  призванный защищать брешь  между
холмами от налетов летучих отрядов  йездов. Но основные силы имперской армии
успели отойти совсем недалеко. Скавр видел отряды солдат сквозь облако пыли,
вздымаемое их ногами.
     --  Догоним их! --  крикнул  Пакимер,  пришпорив  коня.  -- Первый, кто
окажется  у  телег с  провиантом,  получит  от каждого из нас  по серебряной
монете!
     Он  быстро  ушел  вперед, но аршаум опередил его прежде, чем  тот успел
договорить.
     Несясь галопом среди смеющихся, кричащих во все горло людей, Марк знал,
что проиграет. Но ему это было безразлично. Впереди  лежал Аморион, а дальше
-- Видесс. Он возвращался домой.
     <b>Эпилог</b>
     ВОЗВРАЩЕНИЕ

     Прошлой ночью лил дождь. Вода все еще капала с тяжелых листьев, стекала
потоками по  дренажным трубам,  но гроза уже  миновала,  и наутро в  столице
снова весело светило солнце. День обещал быть чистым и ясным  -- хотя стояла
уже осень.
     -- Давно пора, --  проговорил Марк, с облегчением глядя на яркое солнце
и чистые,  резкие тени. -- Если бы нам снова пришлось все отложить, думаю, я
взбесился бы.
     Тасо Ван с размаху хлопнул его по плечу.
     -- Ну, ничего, ничего, -- успокаивающе произнес он. -- Люди имеют право
на  зрелище.  Кому  доставит удовольствие свадебная процессия, если, глазея,
вымокнешь до нитки.
     Жрец Нейп покачал пальцем под носом у дипломата-хатриша:
     -- Тасо, друг мой! У тебя довольно циничный взгляд на вещи. -- Неип изо
всех сил пытался  говорить укоризненно, но его пухлое  лицо,  казалось, было
создано для веселья, и жрец не смог удержаться от улыбки.
     -- Циничный взгляд  на  вещи? У меня? Отнюдь!  Реалистичный -- не более
того. -- Ван принял вид человека, достоинство которого глубоко  уязвлено. --
Ежели хочешь увидеть цинизм, то погляди хотя бы на этого прожженного циника.
--  Маленький хатриш указал  на  Скавра. -- Интересно,  почему  он выбрал  в
свидетели тебя? Не для того  ли, чтоб заполучить в свою причудливую компанию
хотя бы одного видессианина?
     -- Чума на тебя, Тасо, --  возмутился Марк, задетый. -- Я  выбрал Нейпа
потому, что он -- мой  друг. Кроме того, вот там стоят Гуделин и Леймокер. И
Скилицез тоже будет здесь, если сможет прийти. Они тоже имперцы!
     В  последней  битве  Скилицез  получил  несколько ран,  но больше всего
страдал от перелома  колена --  убитая лошадь рухнула прямо на  него прежде,
чем  он  успел соскочить с нее. Он  едва ковылял,  да  и то опираясь на  две
трости.
     И  все же  в лукавых  насмешках Вана  крылось зерно истины.  Почти  все
собравшиеся сегодня в маленькой комнатке Большой Тронной палаты видессианами
не  являлись. Пестрая одежда  придавала компании Скавра  довольно любопытный
вид.
     Гай Филипп явился в полной боевой форме -- от подбитых гвоздями римских
солдатских  сапог  до  украшенного  жестким  конским  волосом центурионского
шлема. Красный офицерский плащ  ниспадал с его плеч. Марку оставалось только
завидовать,   припоминая   все  те  ругательства,  которыми  ветеран  осыпал
какого-то  незадачливого  дворецкого,  когда  тот попытался  было  уговорить
римлянина надеть церемониальную видессианскую одежду.
     Виридовикс облачился  в горящую на  солнце  кирасу. На нем  красовались
широкие видессианские штаны -- неплохая замена более плотным брюкам, которые
предпочитали  кельты.  Никакого  головного  убора  он не  носил, открывая на
обозрение копну длинных, пышных рыжих волос. Виридовикс намывал их  лимонной
водой, пока они не встопорщились, как львиная грива.
     -- Пусть девочкам будет на что полюбоваться, -- не без гордости пояснил
он Горгиду.
     В честь торжества грек облачился в традиционную одежду своего народа --
хитон  из белоснежной шерсти до  колен. Скавр  серьезно подозревал, что этот
нехитрый наряд когда-то был одеялом.
     -- В таком тряпье ты и дня в  степи не протянешь,  - сказал греку Ариг.
-- У тебя все отмерзнет в первой же сильной  метели, и ты запоешь сопрано не
хуже любого евнуха.
     Вождь аршаумов облачился в кожаные  штаны,  рубаху из  тонкой  замши  и
куртку из волчьей шкуры.  На ногах у него  были сапоги  из сыромятной  кожи.
Марк радовался присутствию Арига на свадебной церемонии куда больше, чем сам
вождь.  Ариг рвался  отплыть  в Присту, чтобы как можно  скорее  вернуться в
Шаумкиил,  но  шторма  оборвали  эти  планы.  Навигация по  Видесскому  морю
прекратилась до весны.
     Сенпат  Свиодо перешучивался  с  Багратони  на  своем  языке.  Накхарар
откинул голову  назад и громко, раскатисто  захохотал. Его шапка, сплетенная
из прутьев -- традиционный  головной убор васпуракан, --  свалилась  на пол.
Гагик наклонился, чтобы поднять ее. Это было не  слишком разумно --  рана на
ноге накхарара еще не вполне зажила.
     Красавец  Сенпат,  как  всегда, нахлобучил  свою  треуголку с  цветными
лентами.
     Нейп,   разумеется,   был    одет    в   голубой   плащ   видессианских
священнослужителей. Лаон  Пакимер выбрал для себя на  этот раз видессианскую
одежду, но вряд ли такую, которая привела бы в  восторг дворцовых евнухов --
строгих   блюстителей  протокола.   По  причинам,  известным  только  одному
Пакимеру, он облачился в одеяния члена уличной шайки: тесные брюки ужасного,
кричащего зеленого  цвета  и льняную рубашку попугайной расцветки с рукавами
необъятных размеров, связанных тесемкой у запястьев.
     Только Гуделин и Тасо Ван оделись соответственно  церемонии. Их  халаты
доходили им почти до пят. Однако внешность Вана несколько портила необъятная
бородища.
     И, наконец,  Леймокер. Суровое обветренное лицо и  белые  волосы делали
его заметной фигурой. В городе адмирала хорошо знали.
     Слуга-евнух заглянул в комнату:
     --  Прошу занять места, господа, если вас это не  затруднит.  Церемония
начинается.
     Марк отправился на свое место  в  первом ряду и чуть не споткнулся. Его
церемониальный халат  был  ничуть не легче доспехов  Гая Филиппа и к тому же
был намного менее  удобным. Бархат вишневого цвета весь топорщился золотым и
серебряным шитьем, которое делало одежды  просто неподъемными.  Не облегчали
жизнь Скавра и  жемчуг  с драгоценными камнями, в  изобилии красовавшиеся на
груди,  воротнике и по рукавам.  А широкий золотой пояс, усыпанный рубинами,
сапфирами, аметистами, инкрустированный искусной эмалью,  весил куда больше,
чем солдатский пояс с мечом, ножнами и кинжалом.
     При виде  столь вопиющей  неловкости жениха  евнух  возмущенно фыркнул.
Затем он  огляделся, желая убедиться,  что  вся разношерстая компания заняла
надлежащие места. Повернувшись к церемониальному свадебному кортежу  спиной,
он произнес:
     --  Сюда, пожалуйста.  Вы не раз репетировали  это, так что все  должно
получиться как по маслу, -- добавил он ободряюще.
     Ни один  видессианский  придворный, пока  он в  здравом  уме, ни  одной
мелочи не доверил бы слепому случаю.  Под руководством евнухов трибун изучал
план процессии тщательнее римских строевых упражнений.
     Плотный, расшитый золотом бархат халата противно шуршал и  поскрипывал,
когда Марк медленно двинулся за евнухом.  Но едва только процессия вышла  из
здания,  Марк  порадовался  тяжести  своего  одеяния.  Их встретил  холодный
осенний ветер.
     За  спиной  плотно  упакованного  в  халат  жениха отчетливо  слышалось
клацанье зубов. Ариг не выдержал -- усмехнулся. Горгид злобно прошипел:
     -- Ну, ну, забавляйся. Надеюсь, в Соборе тебя хватит сердечный приступ.
     При