ы знал,
конечно, что меня  не  схватят  после этого  на месте.  Или,  что еще  более
вероятно, <i>до</i> этого. Во всяком случае, я рад, что в твоем плане  мне отведена
незначительная роль.
     Марк только пожал плечами:
     --   Видессиане  --  хитрый  народ.  А  я   собираюсь  привести  их   в
замешательство очевидным. Что может быть лучше?
     -- Особенно когда это очевидное -- неправда, -- сказал ветеран.
     Утро следующего дня обещало  страшную  жару, какая часто  выдавалась  в
этих краях. Вода, которой Скавр умыл лицо и руки<b>,</b> была теплой, точно в бане.
     Марк почти  не притронулся к  хлебцам, купленным на  завтрак  у хозяина
постоялого двора.  Зато  Гай  Филипп с удовольствием умял  обе порции.  Марк
знал:  если  бы  их  роли  переменились и  Марку  предстояло бы  остаться  в
относительной безопасности, в  то время как  Гаю  Филиппу  --  подвергнуться
смертельному  риску, старший  центурион  все  равно  не утратил  аппетита  и
невозмутимо позавтракал бы за двоих.
     Римляне  пережидали жару  в  тени  конюшни, вызывая любопытные  взгляды
конюхов и постояльцев, приходивших забрать лошадей.
     Едва стало чуть прохладнее, как Марк облачился в полный римский доспех:
медные поножи, пояс с медными бляхами, кольчугу, шлем с плюмажем из конского
волоса и, наконец, красный плащ трибуна. Он мгновенно вспотел.
     Гай Филипп в  простой легкой тунике уселся на серого коня. Наклонившись
в седле, старший центурион пожал руку Скавру:
     --  Я  буду наготове. Жду в  назначенном месте. Хотя  это не слишком-то
поможет, если твой план сорвется.  Пусть боги сегодня будут с  тобой, чертов
ты дурень.
     Неплохая  эпитафия,  подумал  Марк. <i>"Здесь  покоится чертов  дурень,  с
которым пребывают боги".</i>
     Гай Филипп медленно двинулся прочь от постоялого двора.
     Шагая  по  улице в  доспехе  под  палящим,  безжалостным  солнцем, Марк
чувствовал  себя  омаром,  которого варят  в  панцире. Пока он  добрался  до
центральной  улицы Амориона, за ним увязалась целая стайка  ребятишек.  Дети
давно привыкли к солдатам, но такого великолепия еще никогда не видели.
     Марк раздавал направо  и налево медные монеты. Он хотел привлечь к себе
как можно больше внимания.
     <b>--</b> А что, <b>--</b> спросил трибун, -- Земарк будет сегодня проповедовать?
     Некоторые мальчишки вздрогнули при одном только упоминании этого имени.
Другие глядели на трибуна пустыми,  ничего не  выражающими глазами.  Похоже,
Земарк правил в своем городе с помощью страха.
     Наконец один из мальчишек улыбнулся:
     -- Да, господин. Защитник каждый день разговаривает со своими людьми на
площади.
     -- Спасибо, малыш. -- Скавр дал ему еще одну монетку.
     -- Это тебе спасибо, господин. Ты собираешься послушать его? Я вижу, ты
приехал издалека! Может быть, ты проделал этот  путь только ради того, чтобы
увидеть  его?  Правда,  он  удивительный?  Ты  видел  когда-нибудь подобного
человека?
     -- Нет, сынок, не видел, -- честно сказал римлянин. -- Я  действительно
приехал издалека  для  того, чтобы  увидеть его.  Может  быть, я даже  сумею
поговорить с ним.
     Трупы васпуракан все еще лежали на площади. Боль исказила их лица, тела
застыли в мучительной агонии. Однако это зрелище ничуть  не повредило бойкой
торговле панегириса. Вокруг мертвецов кипела купля-продажа.
     Двое  купцов, торгующих коврами, установили лавки  друг  против друга и
принялись   нахваливать  свой  товар,  одновременно   высмеивая  конкурента.
Оружейник  нажимал ногой на педаль  отчаянно скрипевшего точильного  колеса,
налаживая  нож для толстого  покупателя.  Пышнотелая матрона вертелась перед
большим бронзовым зеркалом,  который  держал перед ней продавец косметики. С
явной  неохотой  дама  отложила  зеркало,  после   чего   торг  начался  уже
по-настоящему.
     Продавцы вина, орехов,  жареных куропаток,  эля, фруктового  сока, фиг,
булочек,  посыпанных  корицей, сотен других лакомств  --  все они  бродили в
толпе, выкликая свои товары.
     На  площади  выступали  силачи,  державшие  на  голове  большие  камни,
бродячие музыканты, акробаты. Один эквилибрист ходил  на  руках, а оловянную
кружку для подаяний привязал к  ноге. Здесь можно было увидеть дрессировщика
с говорящей вороной и  пляшущими собаками, кукольников  и  множество  других
людей,  которых всегда  в изобилии на ярмарках.  Этому шумному,  разгульному
празднеству, казалось, вовсе не было дела до аскетической проповеди Земарка.
     Бродили  здесь  и дамы  легкого поведения, привлеченные обилием богатых
купцов  и горожан. Марк заметил Гая Филиппа -- старший центурион беседовал с
высокой привлекательной  черноволосой  женщиной. У нее было  немного жесткое
лицо.  Возможно, она напомнила Гаю Филиппу Нерсе, подумал трибун. Женщина на
миг стянула  платье на левое  плечо, показывая  центуриону  свою грудь. Марк
засмеялся.
     Как и говорил  мальчишка, Земарк уже вышел  на площадь  и  сейчас стоял
окруженный  большой  толпой слушателей.  Слева  и  справа  от  жреца  стояли
телохранители. Пес Васпур сидел у ног своего хозяина.
     Земарк  поднялся  на   небольшое  возвышение,  нечто  вроде  переносной
кафедры.  Он что-то выкрикивал, взмахивая кулаками -- видимо,  желая придать
своим  речам  больше  убедительности.  Скавру не требовалось слышать  первую
часть его речи. И без того было ясно, о чем говорит фанатик.
     --  Они  -- порождение Скотоса! --  выкрикивал  Земарк. --  Их цель  --
загрязнить чистую веру Фоса  дьявольской ересью! Лишь после уничтожения этих
извергов  истинная вера  восторжествует  во веки веков!  Другая наша цель --
уничтожение  еретиков,   засевших   в   столице.  Увы!  Снисходительность  и
попустительство  властей  предержащих  привели  к   тому,  что  эта   зараза
расползается по Видессу. Подлые души еретиков будут вечно гнить подо льдом у
Скотоса!
     Аморионцы восторженно внимали своему духовному наставнику.
     --  Смерть еретикам!  -- раздавалось в толпе.  -- Да одолеет  лицемеров
проклятье  Земарка!  Да  здравствует  мудрость  Защитника  Истинной Веры! Да
здравствует Земарк, гроза васпуров!
     Запахнувшись в красный  плащ, Марк стал пробиваться к Земарку.  Высокая
фигура трибуна выглядела очень  впечатляюще.  Люди оборачивались, когда Марк
отталкивал их, с  явным желанием обругать нахала, однако тотчас же бормотали
слова извинения и расступались.
     Вскоре Скавр уже стоял  достаточно близко, чтобы  видеть,  как на горле
Земарка пульсируют  жилы. На  лбу у него  вздулась синяя вена. Распалившись,
жрец продолжал изрыгать проклятия на своих будущих жертв.
     --  Анафема на  тех, кто вышел из Васпуракана!  Анафема на самый корень
нечистого  учения!  -- вопил он.  -- Да провалятся  они  во тьму Скотоса, да
попадут в рабство к своему грязному повелителю, да насытится он их нечистыми
душами!
     В этот момент Марк шагнул в сторону жреца и как можно громче произнес:
     -- <i>Какая глупость!</i>
     Вокруг все стихло. Послышалось несколько изумленных восклицаний. Земарк
уже раскрыл было рот, готовый  разразиться новой громовой тирадой. Но вместо
анафемы еретикам  он  глупо  замолчал и  уставился  на трибуна.  Прошло  уже
несколько лет с тех пор,  когда кто-то в последний раз осмеливался возражать
ему. Наконец жрец махнул своим стражам:
     -- Убить этого святотатствующего негодяя!
     Солдаты шагнули вперед.
     -- А, посылаешь псов, чтобы они  выполнили за тебя твою работу, мясник!
-- ухмыльнулся  римлянин. --  А  сам ты слишком  глуп, чтобы перерезать  мне
глотку? Помнишь,  как  тебя  отделали,  когда  ты  выпендривался  в  доме  у
Багратони?  Да  ты  просто подлый  убийца,  жалкий трус, ничтожный  слабак и
фальшивый  святоша! Твой пес заклеймил твою  харю  шрамами  -- носи  же  это
клеймо, ты заслужил его!
     Несколько человек,  стоявших рядом со  Скавром,  отшатнулись  от  него,
словно боясь заразиться проказой.
     Пес  зарычал. Охранники  нацелили на святотатца копья.  Трибун  положил
ладонь на рукоять меча и, прищурившись, уставился на Земарка.
     Жрец,  уверенный в  своем могуществе, мановением руки  приказал  воинам
остановиться. Те повиновались.
     -- Что  ж,  несчастный безумец. Пусть будет так, как  ты  хочешь.  Сила
Фоса, заключенная во мне, поражает  всех неверных и еретиков! Желаешь, чтобы
я доказал это еще раз -- на тебе? Изволь!
     Глаза Земарка алчно засверкали. Он уже предвкушал  расправу.  Сейчас он
напоминал Скавру старого орла, готового броситься на бегущего внизу зайца.
     Внезапно  во взгляде жреца-фанатика  мелькнуло удивление. В этот миг на
изуродованном шрамами лице появилось человеческое выражение.
     --  Я  знаю тебя, -- резко бросил он. -- Ты  один из тех варваров,  что
предпочитают дружбу еретиков-васпуракан общению со светочами истинной веры.
     -- Разумеется, мне куда  больше  по душе  общество  васпуракан,  нежели
твое. Они -- настоящие мужчины, воины, а не  искалеченные ядовитые фанатики,
которым  уже  не под силу  ни  убить  мужчину в честном  бою,  ни  оттрахать
хорошенькую шлюху! -- с оскорбительным злорадством ответил Марк.
     Толпа изумленно ахнула. Земарк вздрогнул, будто ужаленный.
     --  Они  --  настоящие  мужчины?   --  Жрец  устремил  палец  на  трупы
васпуракан, пораженных насмерть  злым чародейством. -- Вот  они  лежат перед
тобой, застигнутые смертью! Справедливость Фоса покарала их.
     --  Вранье.  Любой злой колдун  может  сделать то  же  самое. И  ему не
обязательно  скрываться под голубым  плащом жреца. -- Трибун  усмехнулся. --
Справедливость Фоса? Какая чушь! Ты --  жалкая  пародия на жреца,  Земарк, и
только твоя невероятная жестокость  делает  тебя опасным.  Ну давай,  давай!
Демонстрируй силу и справедливость Фоса! Ты говоришь, в тебе живет священный
пламень  божества? Вперед, Земарк! Уничтожь меня! Порази меня насмерть силой
Фоса, если сумеешь!
     -- Просить меня об этом излишне, -- яростным шепотом проговорил Земарк.
-- Ты получишь по заслугам.
     Жрец  не сдвинулся с места, но, казалось,  стал выше ростом. Марк почти
ощущал,  как его враг собирает  в себе  энергию,  чтобы направить ее на свою
жертву.  Взор Земарка  пылал; глаза, казалось, исторгали два  пучка пламени.
Все тело  фанатика содрогалось. Энергия ненависти  почти зримо собиралась  в
мощное копье, которому предстояло поразить святотатца насмерть.
     Вот рука  Земарка метнулась к Скавру. Трибун  покачнулся от невидимого,
но  жестокого удара и  пожалел о том, что не взял с собой большого  римского
щита.   В  ушах  загудело,   зрение  помутилось,   голову  словно   наполнил
расплавленный свинец. Марк прикусил губу и  ощутил солоноватый привкус крови
на языке. Как в тумане, он слышал едкий смешок Земарка.
     Тем не менее  трибун удержался на ногах. Правой рукой Марк схватился за
меч, однако не вынул его из ножен. Не время.
     Фанатизм усилил  магию  Земарка; магической  атаки такой силы Марк  еще
никогда не встречал. Возможно, заклинания друидов по мощи могут сравняться с
чарами Земарка.
     --  И это все,  на что ты способен? --  язвительно осведомился  трибун,
выпрямляясь во весь рост.
     Ненависть на лице жреца была в этот миг просто ужасной. Собрав силы, он
вновь направил на трибуна магический луч. На этот раз зачарованный галльский
меч отразил  атаку с  легкостью. Скавр  даже глазом  не моргнул  -- стоял  и
уверенно улыбался.
     - Не думаю, чтобы Фос обращал на тебя слишком много внимания, -- сказал
Марк. -- Попробуй позвать его еще раз. Возможно, он занят чем-то важным и не
расслышал тебя.
     По толпе прокатился ропот.  Одних возмущала наглость  римлянина, других
удивляли неудачи Земарка.
     Жрец бросил в бой  еще  одно заклинание, но Марк  видел в глазах своего
противника  искру  сомнения  --  самого страшного врага  магии. Третья атака
оказалась  самой слабой. Трибун  ощутил легкое головокружение, но  без труда
скрыл это.
     -- Видите? -- крикнул  он  толпе.  --  Этот старый стервятник лжет, как
дышит!
     Марк, правда,  забыл упомянуть  о том,  что, не  будь у него галльского
меча, лежать бы ему мертвым рядом с несчастными васпураканами.
     -- Ты  продал  душу Скотосу!  Это Скотос закрывает  тебя  своим  черным
щитом!  -- взвизгнул  Земарк. Изуродованное  лицо жреца  лоснилось  от пота,
грудь тяжело вздымалась, словно он только что вышел из битвы.
     Эти слова  могли  натравить  на Скавра разъяренную толпу.  Однако  Марк
подготовился к такому заранее:
     -- Слышите, как лгун хватается за соломинку? Разве не  ты, Земарк, учил
нас,  что победа  Фоса неминуема? Неужто ты  вдруг  сделался  одним из  этих
еретиков, что утверждают, что Добро и Зло равно сильны и бессмертны?
     При  других обстоятельствах  выражение лица Земарка показалось бы Марку
просто смешным. Он, который повсюду выискивал ересь, уличался в ней сам!
     --  Убить его!  -- дико закричал Земарк. Из толпы кто-то бросил в жреца
кочан капусты, ловко угодив Земарку в голову и сбросив его на  землю. Далеко
не всем в Аморионе по душе пришлась жизнь под гнетом религиозной тирании.
     Однако  не все  аморионцы ненавидели Земарка. Были у жреца  и искренние
последователи. Человек, бросивший  в  жреца кочаном, вдруг застонал и рухнул
на мостовую -- кто-то пырнул его в  бок ножом.  Убийца  несколько раз  ткнул
свою жертву ножом и вдруг  сам рухнул ничком, когда женщина, стоявшая позади
него,  с  силой обрушила  ему  на  голову  глиняный  кувшин с  водой. Кувшин
разбился.
     -- Смерть Земарку! -- завопила она. -- Выкопать кости Земарка!
     Это был клич, звучавший в начале любого бунта. Сотня голосов подхватила
его.
     Однако не меньше нашлось и тех, кто кричал в ужасе:
     -- Святотатцы! Защитники еретиков!
     Земарк  кое-как  поднялся  на ноги. К нему бросились сразу двое: один с
кулаками, другой -- размахивая палкой. С громким рычанием  Васпур вцепился в
горло одного из нападающих.  Тот  вскинул руки,  пытаясь  защититься от пса;
зверь разорвал  ему  руку до  кости. Бунтовщик  бросился бежать,  прижимая к
груди искалеченную руку.
     Один  из  охранников  жреца ударил  копьем  второго нападающего. Тот  в
изумлении уставился  на копье, торчащее  из  его  живота,  потом скорчился и
повалился на землю.
     --  Убийца! Убийца!  -- завопила та  женщина,  что  разбила кувшин.  Ее
голос, громкий и хриплый, прокатился по всей площади.
     Толпа двинулась  вперед.  Прежде  чем охранник  успел выдернуть из тела
убитого свое копье, толпа уже набросилась на него.
     --  Выкопаем кости Земар... -- Голос  женщины внезапно прервался, когда
второй охранник  ударил  ее древком по  голове.  Спустя  мгновение булыжник,
вырванный из мостовой, разможил солдату голову.
     - Смерть всем, кто против Защитника! -- вскричал  какой-то юноша с дико
горящими глазами. У него хватило глупости ударить Марка кулаком. Увы, бедный
фанатик не  ведал,  что под  одеждой у  трибуна  был металлический  панцирь.
Трибун услышал, как  хрустнули костяшки пальцев.  Парень взвыл от боли. Марк
нанес ему удар в солнечное сплетение, и парень согнулся, будто в поклоне.
     Вооруженный, облаченный в доспех, хорошо обученный военному делу, Скавр
имел в этой  бушующей толпе  огромное  преимущество  над  прочими.  Он  стал
размахивать перед собой мечом, описывая в воздухе большие круги.  Его  целью
не  было  убийство;  Марк пытался отогнать от себя людей  и свободно уйти  с
площади. Вид  длинного сверкающего клинка  в  руках  умелого воина заставлял
даже  самого яростного фанатика  подумать дважды, прежде  чем  броситься  на
трибуна.
     Марк стал медленно пробираться сквозь толпу, направляясь к  тому месту,
где  ждал его Гай Филипп. Больше всего  его тревожили охранники  Земарка. Но
тем было не  до римлянина. Все, что  они могли  сделать,  -- это  сдерживать
толпу, готовую растерзать их господина.
     Проклятия и заклинания Земарка  теперь обрушивались на  толпу,  которая
так  долго и так слепо следовала за ним. Но во  время мятежа,  как и на поле
битвы, сильные эмоции, ярость и гнев, точно кислотой, разъедали любую  магию
и  делали ее бессильной.  Те, кто должен  был  пасть в  муках на  землю  под
испепеляющей силой заклинания, продолжали стоять живыми и невредимыми.
     Уверенность  покинула  жреца.  Он  повернулся  и  побежал. Голубой плащ
развевался за его плечами, пока жрец метался из стороны  в сторону,  пытаясь
вырваться  из  разъяренной  толпы. Град камней, комьев глины, гнилых  овощей
обрушился на  тирана. Несколько  камней попали  в цель. Земарк  покачнулся и
упал на колено.
     Еще  больше  камней досталось на  долю Васпура.  Собака  подпрыгнула  в
воздух так высоко, как позволяла цепь, которую Земарк все еще держал в руке.
Когда цепь натянулась, пес тяжело  рухнул на землю. Люди старались держаться
подальше  от  страшной  оскаленной  пасти.  Связываться со злобным чудовищем
никому не  хотелось. Поэтому ближайшей мишенью для пса  оказался его хозяин.
Грозно рыча, Васпур прыгнул на Земарка. Жрец отчаянно крикнул:
     -- Нет!..
     Но клыки зверя впились ему в горло. Воздух прорезал пронзительный крик,
который мгновенно оборвался.  Сторонники жреца в ужасе завопили,  однако все
заглушило радостное улюлюканье толпы.
     Смерть жреца ни на мгновение не остановила мятежа. К этому времени все,
кто  находился на  площади,  уже  успели  передраться между  собой.  В толпе
завязывались  все новые и  новые  схватки. Некоторые выискивали своих старых
врагов, чтобы теперь, пользуясь суматохой, отплатить им сторицей.
     Людей  вдруг  осенило:  теперь  можно  безнаказанно   грабить   купцов,
разложивших  на площади товары. Первый же лоток был  с грохотом опрокинут на
землю. Последователи  и  противники Земарка мгновенно  забыли  о религиозной
распре и дружно взялись за разбой.
     --  Фос -- и никакой пощады! --  завопил какой-то коренастый темнокожий
человек в кожаном фартуке мясника. Он бросился к лоткам, размахивая пудовыми
кулаками. Любопытно, подумал Марк, на чьей  же  он стороне? Похоже, мясник и
сам этого толком не знал.
     Кто-то  ударил  трибуна  по  голове.  Шлем смягчил  удар,  однако  Марк
покачнулся.  Инстинктивно трибун  нанес  нападавшему  ответный  удар  мечом.
Атакующий застонал  и рухнул на  землю. Бегущая толпа  тотчас затоптала его.
Марк так и не увидел его лица.
     Слышно было,  как  где-то поблизости ругается разочарованный грабитель.
Лучшие  кольца  в  ювелирной  лавке  оказались  уже  украдены.  Незадачливый
бунтовщик не успел до них добраться.
     --  Это  просто нечестно! -- вопил он,  не обращая внимания  на хозяина
лавки, лежавшего без сознания на земле. Тонкая струйка крови  стекала по лбу
купца.
     -- Не печалься! --  сказал  другой грабитель. -- Под  стенами города, в
палаточном лагере, наверняка найдется немало добра.
     -- Верно!  -- воскликнул мятежник. -- Эти жулики-торговцы --  еретики и
язычники, так что мы с полным правом можем обчистить их.
     Этот  грабитель  только  что  призывал проклятия на голову  Земарка, но
делал это только потому, что  его  шурин пал жертвой фанатика-жреца.  Теперь
времена изменились. Набрав в грудь побольше воздуха, грабитель закричал:
     -- Очистим карманы этих ублюдков,  которые каждый год приходят сюда нас
обжуливать!
     Радостные  крики  были ему  ответом.  Размахивая  горящими  факелами  и
самодельным оружием,  толпа  хлынула по улицам. Мысль  о предстоящем грабеже
разгорячила Аморион.
     Почти все дома были наглухо закрыты, ставни опущены, ворота заперты. Но
немало хозяев этих домов поддались общему безумию.
     Марк пробился наконец сквозь возбужденную толпу к  Гаю Филиппу. Ветеран
уже сидел на лошади, держа меч в руке, но еще не вдел ноги в стремена.
     Один  из мятежников  попытался  забрать  у  Гая  Филиппа  второго коня,
предназначенного  для  трибуна.  Гай  Филипп  не стал  марать меч о  жалкого
воришку, а  вместо  этого  просто пнул беднягу  ногой. Гвозди, которыми были
подбиты римские сапоги,  полоснули по  спине видессианина,  оставив кровавые
полосы. Грабитель взвыл, как отхлестанный пес, но когда он повернулся, чтобы
удрать, Гай Филипп добавил ему пинка пониже спины. Вор растянулся в пыли.
     Скавр сел в седло.
     Старший центурион обозленно зарычал:
     -- Что, обязательно было сразу начинать драку? Мог бы подождать хотя бы
часик.  У  меня не осталось времени даже  потискать ту красивую  шлюху.  Как
только начался  бунт, она  выбралась  из-под меня  и умчалась  чистить лотки
вместе  с остальными подонками. Полагаю,  она  решила, что  грабеж  -- более
веселое занятие.
     -- Нашел время тискать шлюх.
     Марк  снял  увенчанный плюмажем  шлем и  сбросил с  плеч  красный плащ.
Теперь ему требовалось, чтобы как можно меньше народу узнало в нем человека,
который разжег в Аморионе пламя мятежа.
     Однако переодевание не удалось.
     --  А,  порожденье  Скотоса!  --  закричал  какой-то  лысый  горожанин,
бросаясь на трибуна с кинжалом.
     Серый конь был хорошо обучен для сражения. Взвившись на дыбы, он ударил
атакующего  железными подковами.  Грабитель свалился замертво, нож выпал  из
ослабевших пальцев.
     --  Да!  Вот если бы эта полудохлая  улитка, на которой  я ползаю,  так
умела! -- завистливо сказал Гай Филипп.
     Одного примера оказалось вполне  достаточно,  чтобы трибуна  оставили в
покое. Грабители держались теперь от римлян на почтительном расстоянии.
     --  Ну, куда мы? --  спросил старший центурион. Ему пришлось кричать во
все горло, чтобы Марк его расслышал. -- Обратно, в Наколею?
     - Наверное, -- ответил трибун. Однако он все еще колебался. -- Хотел бы
я иметь какое-нибудь доказательство того, что Земарк на самом деле мертв.
     -- И что ты собираешься предпринять? Вернуться на площадь и забрать его
голову, чтобы эффектно швырнуть  ее  к  ногам Туризина? -- Скавр не ответил.
Гай Филипп изумленно повернулся к своему командиру и  взглянул  ему  прямо в
глаза. -- Клянусь богами! Ты действительно думаешь об этом!
     -- Да, -- мрачно отозвался Марк. -- Будь я проклят, если оставлю  Гавру
хоть одну лазейку, чтобы он мог надуть меня.
     --  Захочет  --  надует.  В  том и состоит работа Императора.  Если  ты
вернешься на площадь, тебя  ждет быстрая  и глупая смерть. -- Гай  Филипп на
мгновение призадумался. -- A теперь послушай умного человека. Я не собираюсь
спорить с  тобой,  как какой-нибудь глупый грек. Хотя, конечно, жаль,  что с
нами нет Горгида.
     -- Продолжай.
     -- Земарка  больше  нет. Как ты  думаешь,  долго ли  сможет теперь этот
город  отбиваться  от йездов?  Это  первый вопрос.  Второй:  что, по-твоему,
предпримут сейчас кочевники? Усядутся, воткнув палец себе в задницу,  станут
поглядывать на беззащитный Аморион да поплевывать? Сомнительно, Скавр, очень
сомнительно!  Даже  Туризин,  я думаю, скоро увидит  из  своей  столицы, что
вместо идиота в голубом плаще в Аморионе засядут йезды!
     -- Ты прав, -- признал Марк. -- Вряд ли  Гавр  поблагодарит нас за  то,
что мы отдали Аморион в лапы йездов.
     -- Тогда почему он не дал тебе никакого мало-мальски приличного отряда?
Ты мог бы освободить город  от Земарка  и  отбиться  от  йездов.  Но Туризин
отправляет тебя одного. Почему? Ты  знаешь ответ не хуже меня. -- Гай Филипп
провел  по  горлу тыльной  стороной  ладони.  --  Ты выполнил его поручение,
избавил мир от Земарка. Но ты не обязан отвечать за все, что случилось после
этого.
     -- Разумеется,  за этот  бунт  Туризин  повесит на меня всех  собак, --
согласился  Марк. -- Ладно,  диалектик,  ты  загнал меня в  угол.  Пора  нам
убираться отсюда, пока еще есть такая возможность.
     --  Наконец-то ты  говоришь  дело.  --  Лошадь  Гая  Филиппа недовольно
фыркнула, когда старший центурион ударил ее по тощим бокам. --  На этот раз,
паршивая тварь, тебе придется пошевелить задницей.
     Вскоре  они  уже  выбрались   из  толпы.  Злорадно  ухмыляясь,  старший
центурион махнул рукой в сторону мятежников:
     -- Пусть наслаждаются, пока у них есть время. Йезды налетят на них, как
мухи на падаль.
     При мысли об этом Скавр выругался:
     -- А  прилетят эти мушки с севера. Проклятье,  как раз откуда, куда  мы
направляемся.
     -- Чума! Об этом  я не подумал.  Нам еще  повезло, что  мы добрались до
города без особых приключений. --  Гай Филипп почесал покрытую шрамами щеку.
-- Эти треклятые кочевники сядут нам на хвост. Плохо дело.
     Римляне выехали в предместье. Дома становились все ниже,  пустыри между
домами  -- все обширнее. Как и большинство городов, расположенных в когда-то
безопасных западных  провинциях, Аморион  не имел крепостных стен.  Марк уже
видел  палатки и шатры -- купеческий городок, выросший за несколько дней для
того, чтобы после окончания панегириса исчезнуть без следа.
     Вид палаток натолкнул Марка на удачную мысль:
     --  Давай  примем предложение Тамаспа и наймемся  к  нему  охранниками.
Конечно,  и в его караване найдется  немало добра для грабителей, но  только
очень большая шайка посмеет напасть на него.
     --  Двойная шестерка! <i>---</i>  отозвался Гай Филипп. -- Отличный  выход  из
положения. -- Он потянулся, надув мускулы на руках. -- Может, надавать дюлей
этим шакалам? Я ничего не имел бы против.
     Как любой профессиональный солдат. Гай Филипп терпеть не  мог мародеров
и грабителей за неорганизованность и алчность.
     Палаточный городок  уже  гудел, как  растревоженный  улей. Первая волна
мятежников  уже докатилась  досюда,  чуть-чуть  опередив  римлян.  Аморионцы
перебегали  от лотка  к лотку, хватая все,  что попадется под  жадную  руку.
Покупателей  тоже охватила  эта безумная лихорадка.  Несколько окровавленных
тел -- по преимуществу местных жителей -- уже лежали в пыли.
     Но  не только грабеж вызвал шум и смятение в лагере. Караванщики быстро
сворачивали  шатры, убирали  лавки,  грузили  товар на лошадей  и верблюдов.
Некоторые  почти  закончили  сборы. Должно быть,  они начали паковаться  при
первых лучах солнца -- задолго до того, как выступление Скавра вызвало  бунт
в Аморионе.
     -- Где же он прячется, этот Тамасп? -- ворчал Гай Филипп.
     Римляне рассчитывали  найти его возле шафранового шатра, "светившегося"
даже в ночной темноте, но этот шатер уже свернули.
     -- Может,  он там? -- предположил Марк, показывая на  голубую палатку с
белыми полосами. -- По-моему, он стоял возле той палатки.
     --  Ты  прав,  -- отозвался  Гай  Филипп, заметив  шафрановую  ткань --
"светящийся" шатер был свернут и  привязан  к спине  лошади. Однако  хозяина
каравана нигде не  было видно, хотя купцы,  которые путешествовали  вместе с
Тамаспом, суетились вокруг, заканчивая сборы.
     Несмотря на  царивший  вокруг хаос, толпа  не тронула караван  Тамаспа.
Отряд хорошо вооруженных конников образовали периметр, который мог отпугнуть
даже  самых отъявленных  разбойников.  Некоторые  держали  наготове луки  со
стрелами, другие -- сабли и копья.
     В отряде, как это обычно и бывает, подобрались самые различные люди: от
светловолосых  халогаев  до видессиан, от макуранцев до  степных кочевников.
Сюда затесалось даже несколько йездов.  Все они имели шрамы, у нескольких не
хватало уха или пальца. Вероятно, две трети этого разношерстного сброда были
где-нибудь  объявлены  вне  закона.  Тем  не  менее пестрый  отряд  выглядел
достаточно воинственно.
     При приближении римлян наемники насторожились.
     --  Где Тамасп?  --  крикнул  Скавр  человеку, который, как  показалось
трибуну, был командиром.
     Это был видессианин -- невысокого роста, с оливковой кожей.  Его пальцы
сверкали золотыми кольцами, запястья --  тяжелыми браслетами.  Пояс  и ножны
были осыпаны драгоценными камнями, а массивный золотой обруч в виде дракона,
который висел у него на шее, мог вызвать искреннюю зависть любого галльского
вождя.  Однако, несмотря на обилие побрякушек, этот воин  выглядел опытным и
опасным бойцом.
     --  Тамасп занят, черт побери! -- буркнул он. --  Что у тебя за дело  к
нему?
     Гай Филипп внезапно заверещал тонким фальцетом:
     -- Какое дело? О, подлый негодяй! Он  соблазнил  меня,  бедную девушку!
Теперь мой папаша гонится за ним с топором в руках!
     Видессианин   отвесил   челюсть.  Несколько  стражников  зашлись  диким
хохотом.
     Перейдя на нормальный тон, старший центурион резко проговорил:
     -  Да кто ты такой, кусок  дерьма,  чтобы  не  пускать честных  людей к
Тамаспу?
     Видессианин побагровел.
     Марк быстро вмешался в разговор:
     -- Тамасп предлагал  нам  присоединиться  к  твоему  отряду,  вот  мы и
пришли.
     После  этих  слов  обстановка изменилась, как по волшебству.  Увешанный
побрякушками, как праздничное дерево, командир стражников сделался деловым и
серьезным. Его черные глаза быстро оглядели вновь  прибывших,  скользнули по
длинному шраму на правом локте трибуна, задели кольчугу.
     -- Странные у вас доспехи, -- пробормотал он и поглядел на Гая Филиппа.
-- Что ж, сгодитесь, -- вынес он приговор. -- Н'джал, беги за хозяином.
     -- Что тут происходит? -- прогудел низкий голос Тамаспа. -- Лучше бы ты
не беспокоил  меня по пустякам,  Камицез. Эти остолопы  всю дорогу суетятся.
Иной раз  я  думаю, что они даже не  знают,  куда им втыкать  ту штуку,  что
торчит у  них между ног, не говоря  уже о... -- Внезапно Тамасп замолчал. Он
увидел римлян. -- Ха! Закончили свои драгоценные делишки?
     Где-то  позади один из  бунтовщиков  завопил,  когда торговец захлопнул
лоток, прищемив ему пальцы.
     -- Можно сказать и так, -- отозвался трибун.
     Тамасп пожал могучими плечами:
     -- Чем меньше я буду задавать вопросов, тем меньше лжи услышу  в ответ.
Значит,  вы оба решили присоединиться ко мне? Что ж, вы были солдатами, дело
свое  знаете  -- даже и  не  возражайте  и ничего не объясняйте, я  не желаю
ничего знать. Это намного упрощает дело. Правила  вам  известны. Об оплате я
говорил.  Если  вы что-нибудь украдете --  изобьем до полусмерти. Попадетесь
второй раз -- изобьем и  выгоним голыми. Поднимете  на нас  оружие -- убьем,
если сумеем. Мы не любим грабителей и очень не любим предателей.
     -- Нам подходит, -- сказал Марк.
     --  Отлично.  --  Тамасп  нахмурился.  Его  пронзительные  глаза  почти
полностью скрылись  за  кустистыми бровями. -- Ну и как мне вас называть? --
Услышав  имена  римлян,  макуранец  хмыкнул. --  Никогда  прежде  такого  не
слыхивал. Ну да мне  дела  нет до  этого.  Ты, Маркос,  будешь  справа. Твой
командир -- Камицез. Твое  место, Гайос,  слева,  под командой Музафара.  --
Назвав  последнее  имя,  Тамасп  показал на своего соотечественника, рослого
худощавого  человека  с  черными, как  уголь, волосами,  седеющими у висков.
Точеное, аристократическое лицо Музафара немного портил сломанный нос.
     Заметив, как римляне переглянулись, Тамасп засмеялся. Его большой живот
заколыхался, точно скала во время землетрясения.
     --  Я  ведь еще не  знаю, кто  вы  такие,  ублюдки, --  заметил он.  --
Думаете, я оставлю вас вместе? А вдруг вы затеете  тут хрен знает  что? Чтоб
мне провалиться, если я дам вам такую возможность.
     Да,  Тамасп, конечно, не  видессианин, подумал Марк, но мыслит в том же
направлении.  Впрочем,  купца  не  следует  осуждать за  это. Подобные  меры
предосторожности не раз сохраняли ему жизнь и товар.
     Гай Филипп с невинным видом осведомился у караванщика:
     --  Из-за чего  тут поднялась вся  эта  суматоха?  Похоже,  ты собрался
уходить из города задолго до начала бунта. Да и многие купцы, как я погляжу,
-- тоже.
     Как бы  подтверждая эти слова,  еще несколько купцов выступили  в путь.
Погонщики щелкали кнутами в  воздухе, подгоняя мулов. Раздался крик боли  --
кнутом попало по грабителю.
     -- Да у меня росла бы задница на плечах вместо головы, если  бы я решил
остаться! -- ответил Тамасп. --  Утром сюда  примчался всадник на взмыленной
лошади. Большая армия движется вверх по течению Итоми. Полагаю, это йезды --
больше некому. Я не такой идиот, чтобы сидеть и ждать их появления.
     Разумеется,  йезды,  подумал трибун.  Кто же еще!  Весьма  сомнительно,
чтобы это оказались имперцы. В дни расправы над Скавром  Туризин едва только
начал мобилизацию войск. Вряд  ли армия Туризина  успела  добраться  даже до
Гарсавры.
     -- Хватит пустой болтовни, -- объявил Тамасп.-- Нужно как можно быстрее
уносить отсюда  ноги.  Несколько глупых купчишек, что явились сюда вместе со
мной,  решили  немного подождать. Думают продать  йездам  кое-что из оружия.
Дождутся,  что  милейшие покупатели порубят их на кусочки их  же собственным
товаром. Впрочем, это не мое  дело. Камицез, Музафар  -- вот  эти двое будут
вашей новой  головной болью.  Если  начнут досаждать  -- гоните их к  едрене
матери.  Мы  неплохо  обходились без  них,  обойдемся  и впоследствии. --  И
караванщик  пошел прочь,  крича на ходу: -- Почему эта сраная палатка до сих
пор не свернута? Быстрее, ленивые ублюдки!
     Камицез махнул  Марку, чтобы тот  шел за ним. Музафар  широко улыбнулся
Гаю Филиппу. Белоснежные зубы блеснули на смуглом лице.
     -- Скажи мне, -- мягко проговорил  он, обращаясь к старшему центуриону,
-- как ты кличешь своего скакуна?
     -- Эту старую развалину? Самым  худшим словом, какое только взбредет на
ум.
     -- О, да ты проницателен! Опасный  ты человек. Кстати, ты стоишь  лицом
на север. Если ты с нами, а мы идем на юг, то тебе лучше развернуться.
     ----------
     Меньше чем через час после поступления римлян на службу караван Тамаспа
тронулся в  путь.  Отряд  из сорока  воинов выглядел  довольно  внушительной
силой.  Однако даже такой многолюдный караван -- охранники  Тамаспа, конюхи,
слуги, торговцы,  личная  стража  других купцов -- казался  жалкой  горсткой
людей на длинной дороге.
     Разделенные на  тройки, люди Камицеза  следовали  вдоль одного длинного
ряда телег и всадников.  С  другой стороны  точно так же  несли стражу  люди
Музафара. Марк поискал взглядом Гая Филиппа, но так и не нашел. Единственным
напряженным  эпизодом стала  стычка  с бунтовщиками на  выезде  из Амориона.
Грабители кишели там, как блохи на собаке.
     Около  двух дюжин  человек  набросились  на Скавра и  его товарищей  --
халогая  Н'Джала  и степного  кочевника,  худого,  будто  выжженного солнцем
человека по  имени  Вахиг. Несколько грабителей  попыталось отвлечь на  себя
внимание охранников, в то время как остальные кинулись к вьючным мулам.
     Если  бы  разбойники  напали на  подобных  себе,  их  план  сработал бы
безупречно. Но  к несчастью для бандитов, они имели  дело с профессионалами.
Занеся над головой топор, Н'Джал с хирургической точностью отсек нападающему
ухо.  Мародер  бросился бежать,  дико завывая  и  пачкая одежду кровью. Марк
пронзил мечом  другого -- тот даже  не  успел  поднырнуть  под  брюхо лошади
Скавра,  как намеревался.  Вахиг  повернулся в  седле  и  молниеносно пустил
стрелу. Один из  негодяев упал, захлебываясь  кровью  и пытаясь выдернуть из
раны  стрелу.  После   этого  грабители  оставили  свою  затею,  признав  ее
бесполезной.
     Трое солдат усмехнулись друг другу. Н'Джал и Вахиг разговаривали  между
собой  на  ломаном  макуранском  языке.  Халогай  объяснил Марку,  что Вахиг
когда-то  во время  племенной междуусобицы  поддержал "не того" наследника и
вынужден был  спасаться бегством.  Н'Джал был  отправлен  в вечное  изгнание
потому, что не сумел найти достаточно денег для того, чтобы оплатить виру за
убийство человека. Скавр сообщил, что стал наемником, потому что  понадеялся
на  удачу.  Товарищи Марка  выслушали эту историю без  комментариев.  Трибун
понятия не имел, поверили ли они ему.
     Они  разбили  лагерь  у  реки  Итоми.  Летний  зной   уже  подступал  к
центральному плато. Река частично обмелела. Однако до конца Итоми никогда не
пересыхает.  На  опаленном   беспощадным  солнцем  центральном   плато  вода
драгоценнее рубинов.
     Каждая  тройка охранников  ночевала  в  своей  палатке.  Марку пришлось
забыть о своем желании поговорить с Гаем Филиппом наедине. С другой стороны,
они могли бы обменяться впечатлениями  и при посторонних: латынь  сделала бы
их  разговор  непонятным  для  чужих  ушей.  Но  когда Марк  решил  поискать
центуриона у походных костров, где готовился ужин, он узнал, что его товарищ
сейчас уже ушел в караул. Марк заподозрил, что это не было случайностью.
     Хитрый  караванщик  нанимал не  только самых лучших  охранников. Другие
слуги тоже были на высоте. Повар сумел каким-то волшебным образом состряпать
неплохое жаркое из копченого мяса,  крупы, лука и гороха. Да и запах вызывал
обильное   слюнотечение.   Марк   невольно   усмехнулся,   вспомнив,   какой
отвратительной баландой потчевали его тюремщики Туризина Гавра.
     Трибун уселся у костра, чтобы согреться и поужинать, но,  прежде чем он
успел  поднести ложку ко рту,  кто-то ударил его  в спину.  Миска полетела в
сторону.
     Марк  обернулся. Ударивший его солдат был видессианином -- широкоплечим
и рослым. В левом ухе он носил серьгу.
     -- Прошу прощения! -- ухмыльнулся он.
     --  Ax ты, неуклюжий... -- начал  было Марк, но  вдруг заметил, что  на
него выжидающе смотрит еще несколько человек. Марк понял все. Любой  новичок
проходит  проверку на прочность, прежде чем ветераны  примут его  в отряд на
равных.
     Видессианин  навис над  Марком всей своей внушительной фигурой  и  сжал
кулаки,  явно  провоцируя  римлянина.  Даже  не  поднявшись,  трибун  ударил
противника по колену  носком сапога. Видессианин рухнул на  землю. Скавр тут
же прыгнул на него.
     -- Без ножей!  -- закричал Камицез.  -- Только попробуй  схватиться  за
нож! Это будет последнее, что ты успеешь в жизни!
     Оба бойца катались в пыли, осыпая друг друга тумаками. Видессианин явно
метил попасть Марку между ног, но трибун успел извернуться, и удар  пришелся
по бедру. Марк схватил  противника за бороду и ткнул его в пыль лицом. Когда
видессианин попытался проделать со Скавром тот же маневр, то скользнул рукой
по гладко выбритому подбородку римлянина.
     -- Вот хитрец! -- крикнул  кто-то из наблюдавших  за  боем. -- Он сбрил
бороду!
     Из  глаз Марка  посыпались  искры  -- кулак видессианина угодил  ему  в
переносицу. По лицу потекла кровь. Теперь уже Марк разозлился не на шутку  и
изо всех  сил ударил  врага в  живот. Кулак Марка встретил крепкие  мускулы.
Бить видессианина по животу оказалось все равно что бить по пню. Однако один
удар удачно угодил в солнечное сплетение. Видессианин схватился  за грудь  и
принялся судорожно глотать ртом воздух.
     Марк поднялся  и осторожно  потрогал свой  разбитый  нос.  Кость  цела,
подумал он удовлетворенно. Тем не менее нос уже распухал.
     Собственный голос показался Марку чужим:
     -- Ну, все? Я могу поужинать или мне нужно побить кого-то?
     --  Ладно,  ты  нам  подходишь,  -- отозвался  Камицез.  Он  кивнул  на
противника трибуна -- тот как раз начал  приходить в себя. -- Бизий у нас не
самый слабосильный мальчуган.
     -- Я заметил, -- согласился трибун и снова потрогал свой нос.
     Он помог Бизию подняться. Надо сказать, Скавр не слишком сожалел о том,
что, катаясь по пыли во время схватки, Бизий здорово ободрал лицо. Но бывший
противник принял руку Скавра  без колебаний. Бой был честным. Если  уж на то
пошло, то испытание оказалось не более жестоким, чем горячее клеймо, которое
соединяет новобранца с римским легионом.
     -- Плати, командир! -- сказал один из стражников.
     Камицез, кисло поглядев на него, снял одно из колец и протянул солдату.
Марк нахмурился; ему совсем не понравилось, что новый командир ставил против
него да еще потерял деньги.
     -- Если ты хочешь вернуть  проигранное,--  шепнул Марк Камицезу,  -- то
поставь  на моего  друга Гая, когда наступит его черед. Он скоро вернется из
караула.
     -- Поставить  на  этого старого  деда? Да у  него вся  голова седая! --
ошеломленно уставился на Марка Камицез.
     --  Постарайся,  чтобы  Гай  никогда этого  не  услышал, -- посоветовал
трибун. -- Поставь на него, как я советую. Если ты проиграешь, я оплачу твой
проигрыш. Говорю это при свидетелях.
     -- Да ты просто с ума сошел! Ладно, согласен. Никогда не отказывайся от
даровых денег и бесплатной женщины -- так всегда говорил мой отец. К тому же
деньги, в отличие от женщины, не могут заразить тебя триппером.
     Н'Джал сказал Марку, когда они заступили на караул:
     -- Должно быть,  ты  богаче, чем выглядишь,  чужеземец. Камицез  играет
лучше, чем любой намдалени. Он знает, на что и когда ставить.
     Халогай сказал  что-то Вахигу. Тот в ответ закивал энергично  головой и
сделал движение рукой, точно бросал игральные кости.
     Вахта  прошла без  особых  приключений.  Только  жужжание  насекомых  и
далекое уханье совы нарушали ночную тишину. Созвездия Видесса, все еще чужие
для  трибуна, медленно перемещались по небу. Беседуя с Н'Джалом, Марк узнал,
что халогай соединяли звезды  в созвездия совершенно  иначе, нежели имперцы.
Вахиг, как выяснилось,  видел в небе третью  картину,  не похожую  на первые
две.
     Казалось, прошла  целая вечность,  прежде чем пришла смена. Но  солдаты
ничего не могли сказать Скавру о том, выдержал ли испытание Гай Филипп.
     --  Мы  заснули, едва поставили палатку. Нужно что-то поинтереснее, чем
драка, чтобы разбудить нас. Ох,  терпеть не могу поздние  смены,  --  сказал
один из солдат.
     Марк и сам зевал от усталости, так что спорить с солдатом не стал.
     Когда он вернулся в лагерь, костры уже догорели, в темноте мерцали лишь
красные угли. Несколько  человек сонно болтали  у догорающего  огня, попивая
вино и позевывая. Почти все уже легли спать.
     -- Узнаешь все  утром, -- утешил Марка Н'Джал, когда они  растянулись в
палатке. Трибун заснул, едва донеся голову до  подушки.  Ему пришлось дышать
ртом; распухший нос стал вдвое больше обычного.
     Вкусный   запах    свежих    пшеничных   лепешек   показался    намного
привлекательнее  после затхлого  воздуха  палатки. Марк утащил  одну прямо с
раскаленного камня, подцепив кинжалом,  и несколько раз подбросил в  воздух,
чтобы она остыла. Не обращая внимания на проклятия повара  в его адрес, Марк
уничтожил ее в одно мгновение. Она оказалась необычайно вкусной.
     Тычок  по ребрам  заставил Скавра  резко  повернуться.  Перед ним стоял
Камицез,   довольный,   как  лисица,  только   что   опустошившая  курятник.
Видессианин протянул Марку две серебряные монеты.
     -- Я заработал куда больше, -- сообщил он. <b>--</b> Это тебе за информацию.
     Марк  сунул  монеты в пояс. Он  огляделся, ища глазами  Гая Филиппа, но
подразделение Музафара находилось на другом краю лагеря.
     -- Ну и как он это проделал? -- спросил Марк Камицеза.
     -- Они выбрали здоровенного облома. Знаешь, эдакая гора мышц и ни капли
ума. Сплошные рефлексы и чуть-чуть  эмоций. Ну вот. Когда  этот человек-гора
пер на твоего друга,  точно медведь, даже слепой болван  догадался бы, что у
него на уме. Твой друг еще не успел сесть за ужин. Как его зовут? Гайос? Так
вот,  Гайос делал вид, будто ничего не замечает,  покуда лопух едва не засел
ему на шею. Тогда он резко развернулся,  оглушил его градом ударов и поволок
к  уборной.  Опустил  туда  сперва  ступнями,  потом  и  пониже.  Топить  не
собирался. Затем невозмутимо вернулся к костру и принялся за ужин.
     Происшествие  носило на себе  неповторимый  отпечаток  опыта, умения  и
специфического юмора, присущих старшему центуриону.
     -- Он что-нибудь сказал? -- спросил Марк Камицеза.
     --  А,  я  как  раз  подхожу к  этому  моменту.  -- Глаза  видессианина
заблестели.  -- Слопав несколько  ложек каши,  он  поднял голову и задумчиво
произнес, не обращаясь ни к кому в  отдельности: "Если  подобное повторится,
это может привести меня в плохое настроение".
     -- Да, на него похоже. Сомневаюсь, что повторение возможно.
     -- Я тоже.
     Украв  лепешку  точно  таким же  маневром, что и  Марк, Камицез побежал
вперед, чтобы помочь Тамаспу подготовить караван для подъема.
     Через полтора часа после  восхода солнца купцы  уже  выступили в  путь.
Очень  медленно  для  легиона,  но   совсем  недурно   для  пестрого  отряда
авантюристов и торговцев.
     Тамасп обходил  купцов, путешествовавших вместе с ним, и ругался на чем
свет стоит. Макуранец без устали подгонял "этих ленивых бездельников", чтобы
они не отставали.
     -- Да ты кто -- торговец или евнух, сидящий на своих отрезанных яйцах в
дырявом  портшезе?  --  орал  он  одному  из  купцов,  найдя   того  слишком
медлительным. -- Если ты поползешь как улитка, мы тебя  бросим. Увидишь, как
быстро ты побежишь, если йезды сядут тебе на хвост!
     Купцы не знали более страшной угрозы, чем быть брошенными караваном.
     Как и  прежде, путешественники шли на запад. Марк махнул рукой Тамаспу,
когда тот подошел к его тройке, не переставая немилосердно разносить в пух и
прах все, что ему не нравилось, -- а не нравилось макуранцу решительно все.
     -- Ну, что тебе нужно? --  осведомился  караванщик.  -- Камицез  сказал
мне, что  ты честно заработал место в отряде. Не думай, что обзаводясь носом
размером с мой, ты начнешь получать мои доходы.
     -- К счастью,  с таким носом я не родился, так что через пару  дней мой
носик снова станет изящным, -- парировал трибун.
     Довольный тем, что поймал  Тамаспа в хорошем настроении, Марк  спросил,
скоро  ли караван повернет на север, в сторону имперских портов на побережье
Видесского моря.
     Тамасп прочистил себе ухо пальцем, как бы желая убедиться в том, что не
ослышался. Затем караванщик откинул голову назад и захохотал так громко, что
слезы выступили у него на глазах.
     -- А кто хотя бы слово говорил  о севере? Ах ты, несчастный сукин  сын,
да разве  ты не  знаешь, куда я иду?  Сдались  мне  твои дурацкие  имперские
порты!  Я иду в Машиз! --  Тамасп  едва не задохнулся  от смеха. -- Надеюсь,
путешествие тебе понравится.


        Глава восьмая

     - Сдавайтесь! -- крикнул Ланкин Скилицез командиру йездов, стоящему  на
кирпичной стене.
     Йезд подбоченился и засмеялся:
     -- Хотел бы я поглядеть, как ты заставишь меня сдаться!
     Он плюнул в сторону видессианина, который перевел его слова Аригу.
     -- Вы только послушайте этого грязного мерзавца! -- Виридовикс погрозил
йезду кулаком. -- Спускайся, ты, негодяй с черным сердцем!
     -- Заставь  меня!  -- повторил командир, все еще смеясь, и махнул рукой
своим  лучникам. Те  натянули  двойные луки,  отведя тетиву до  уха.  Солнце
сверкнуло на тяжелых металлических наконечниках стрел. Горгиду казалось, что
каждая стрела нацелена именно на него.
     Йезд крикнул:
     --  Разговоры  закончены! Назад  -- или  я  прикажу стрелять!  А  потом
поступайте как хотите. Можете уйти, можете атаковать.
     Доказывая, что эти слова не были пустым звуком, один из лучников пустил
стрелу.  Она вонзилась  в  землю  у  самых копыт  лошади Арига.  Аршаум,  не
шевелясь,  глядел на йезда  в упор, словно желал  бросить ему вызов.  Однако
йезд  не  стал  стрелять в вождя аршаумов. Спустя минуту Ариг  кивнул людям,
пришедшим  вместе  с   ним  на  переговоры,  и  нарочито   медленно  отошел,
повернувшись к гарнизону спиной.
     Как только они вышли из тени,  падавшей  от высокой стены, безжалостное
солнце  вновь  обожгло  их.  На  голове  Виридовикса  красовалась  уродливая
соломенная шляпа -- таким  способом тот пытался спасти от палящих лучей свою
бледную кожу. Но, несмотря на все предосторожности, лицо кельта покраснело и
шелушилось. Пот, стекавший ручьями, казался  едким, как уксус. Доспехи жгли,
усиливая пытку, и никакая вода, казалось, не могла облегчить мучений кельта.
     Отойдя от  города  на достаточно  большое  расстояние, Ариг замысловато
выругался.  Он  не  хотел, чтобы  йезд увидел, что сумел довести аршаума  до
бешенства.
     Знамена  аршаумов  и  их  союзников  лениво  колыхались  в  раскаленном
воздухе.  Армия  представляла  собой   довольно   внушительное  зрелище.  Но
атаковать  город,  защищенный крепостными стенами  и большим гарнизоном,  не
имея осадных машин,  было слишком  большой роскошью.  Ариг не мог  позволить
себе таких потерь.
     --  Пусть духи ветров поразят этого  пса и  унесут  его  душу, чтобы ей
никогда  не найти  дороги  домой! --  взорвался  наконец  Ариг, ударив  себя
кулаком по  колену. -- Видеть  этого ублюдка, который, имея всего две  сотни
вшивых людишек, бросает мне наглый вызов, -- и не  иметь возможности утопить
его в крови!..
     -- Беда в том, что он хорошо  знает свое  положение, -- сказал Пикридий
Гуделин. -- У  нас нет осадных лестниц, чтобы вскарабкаться  на  стены  этой
разросшейся деревни, как бишь она называется...
     - Эрек, -- подсказал Скилицез.
     -- Вполне подходящее имечко  для  этой грязной дыры. В общем, лестниц у
нас  нет,  а  без  них  мы  ничего  не можем  поделать. На  этой раскаленной
сковородке, где по недоразумению живут люди, растут только финиковые пальмы,
для нас совершенно бесполезные. И вот мы застряли! Если  мы просидим у этого
городишки еще несколько  дней,  все гарнизоны  йездов  успеют объединиться и
раздавить нас общими силами.
     -- Ты, кажется, принял на себя командование моими  войсками? -- рявкнул
Ариг. Но он не мог отрицать правоты видессианского  бюрократа. --  Да, такая
проволочка обошлась бы нам слишком дорого.
     Приблизившись к  ожидавшим его  отрядам, Ариг махнул  рукой, указывая в
сторону юго-запада, и громко крикнул:
     -- Штурмовать не будем! Обойдем крепость!
     Он отдал приказ продолжать поход  сначала  на  языке аршаумов, а  потом
по-видессиански, чтобы Нарба Кайс мог перевести его слова на васпураканский.
     Ряды горцев колыхнулись. Нужно быть слепым  и глухим, чтобы не заметить
их  явного  недовольства.  Некоторые  не  ограничивались  ропотом.  Особенно
разъярились меши.
     Один из их военачальников подъехал к Аригу. Смуглое лицо горца искажала
ярость. Он начал  что-то  кричать на своем родном  языке,  которого никто не
понял.  Затем  меши  перевел  дыхание,   взял  себя  в  руки  и  перешел  на
васпураканский.  Гортанный  выговор  делал  его речь  почти невозможной  для
перевода. Нарба Кайс, хмурясь, пытался разобрать слова меши.  Наконец солдат
перевел Аригу:
     -- Он назвал тебя человеком слабого духа и дохлой воли.
     Меши рычал и  бесновался; судя по  всему, перевод  Кайса сильно смягчил
выражения, которыми горец осыпал кагана аршаумов.
     -- Он  говорит, что  пришел  сюда  воевать, а ты  отступаешь. Ты обещал
богатую  добычу, а он  получил лишь несколько бронзовых  побрякушек, которые
стали бы позором для  любого кузнеца. Он говорит, что обманут и возвращается
домой.
     --  Останови его,  --  сказал  Ариг  и  повторил  для  горца  аргументы
Гуделина. Затем добавил:  --  Мы сильны;  наша  армия  крепка, а впереди нас
ожидает  Машиз.  Машиз  был нашей  целью  с самого  начала похода.  Пусть он
останется с нами, чтобы помочь нам завоевать столицу Йезда.
     Выслушав Арига, меши нахмурился. Казалось, он сосредоточенно обдумывает
какую-то важную  дилемму.  Неожиданно  горец громко  выпустил газы. Его лицо
тотчас прояснилось.
     -- Красноречивый и однозначный ответ, -- заметил Гуделин.
     Торжествующе улыбаясь, горец поскакал к своему  отряду. Некоторое время
меши шумно переговаривались.  Затем  они одобрительно закричали, воинственно
взмахивая копьями и мечами. Сбруя лошадей  и тяжелые доспехи воинов гремели,
когда меши отделились от армии Арига и направились в сторону гор.
     Ариг невозмутимо  смотрел,  как  меши  удаляются,  постепенно становясь
маленькой темной точкой на фоне голубого неба.
     --  Любопытно,  кто будет следующим,--  проговорил  он.-- Эта крепость,
которую мы не стали штурмовать, -- не последняя.
     Уже добрая  треть эрзерумцев  отказалась  продолжать  поход и повернула
назад.
     Виридовикс шумно перевел дыхание.
     -- А начиналось так хорошо! -- сказал он.
     Едва  они перешли  Тубтуб, как  с ходу  взяли  три  города.  Пораженные
защитники этих крепостей не успели даже понять,  что в Стране Тысячи Городов
появился  враг. Было  так  легко врываться  в открытые  ворота, не  встречая
сопротивления  гарнизона.  Меши  жаловался   напрасно   --  в  этих  городах
нападавшие взяли  обильную добычу,  и  к седлам  в те  дни было  приторочено
немало тяжелых мешков.
     Но  такая удача  не могла  сопутствовать им долго.  Теперь  все  города
встречали захватчиков плотно закрытыми воротами, а на сторожевых башнях день
и ночь стояли дозорные. Летучие отряды йездов  тревожили аршаумов, нападая и
тут  же  скрываясь. Два разведчика  Арига  попали  в  засаду в одном  месте,
фуражир  -- в другом...  Йезды  тоже  теряли  в этих  стычках людей, но в их
распоряжении имелись резервы, которых у Арига не было.
     Ариг отдал  приказ барабанщику.  Тотчас  гулкий гром  большого барабана
разнесся  по  всей  армии. Армия начала строиться для  похода. В  ее  центре
двигалась  длинная колонна эрзерумцев  -- той их части, что еще оставалась с
Аригом. С  флангов тяжелую  кавалерию  горцев прикрывали  легкие  конники --
аршаумы.
     Горгид ехал  рядом  с  Ракио,  в  отряде эрзерумцев. Большинство воинов
Клятвенного  Братства  уже вернулись  в  долину  ирмидо.  Килеу  не  слишком
улыбалось бросать  кампанию на  середине, но ему не хотелось оставлять  свою
землю беззащитной. Слишком много эрзерумцев повернуло назад. И почти все они
весьма недружелюбно относились к ирмидо. Остаться и продолжать поход  решили
в основном "сироты" и дюжина пар.
     Горгиду было приятно узнать,  что Ракио остался из-за него. Ирмидо явно
не получал от этого похода большого удовольствия.
     --  Какая  страшная  местность!   --  заметил  он  и  указал  на  холм,
поднимавшийся посреди голой степи. -- Что это? Я видел уже несколько таких.
     Этот холм не был особенно высоким, но  посреди ровной, как  стол, степи
высился  настоящей  горой. Он  выглядел  здесь так  неожиданно,  что казался
чем-то неестественным.
     Грек   извлек   из  мешка  восковую  табличку  и   начал  расспрашивать
окружающих, не знает ли кто-нибудь, что это такое.
     Скилицеэ,  который в это время беседовал с Вартангом из  Гуниба, поднял
голову.
     -- Это мертвый город, -- пояснил Скилицез чуть снисходительно. -- Разве
ты не видел, как здесь строят? Они лепят дома из сырца. В этой местности нет
другого строительного материала. Фос свидетель, здесь нет камней.  Сырец  не
слишком  долговечная  вещь,  но  здешние  люди  ленивы,  ибо  это  вообще  в
человеческой природе.  Когда  дом  рушится, они начинают  строить заново  на
руинах.  Если   продолжать  так  довольно  долго,  то  постепенно  вырастает
небольшой холм. А когда город умирает, на его  месте остается такая гора.  Я
думал, это очевидно.
     Слегка покровительственный тон видессианина заставил грека нахмуриться.
Скилицез рассмеялся:
     -- Ну что, понравилось, когда  тебе читают  лекцию? Ничего, не все тебе
поучать других.
     У Горгида запылали уши. Он торопливо убрал табличку в мешок.
     Ракио не заметил смущения друга, он продолжал жаловаться:
     -- Эта  земля -- как лицо  прокаженного!  Там,  где  растет урожай,  --
богато. Но тут -- безобразные, бесплодные пустыни.
     В ответ Скилицез заметил:
     --  Язвы  пустынь  --  новые.  Благодари  йездов.  Для  того чтобы  эта
местность стала безобразной и бесплодной, йездам понадобилось всего лишь...
     --  ...разрушить местные водоемы и ирригационные  каналы,  --  заключил
Горгид.  Он  не собирался  дать Скилицезу возможность  вторично  уязвить его
самолюбие.  -- Не  будь  Тиба и  Тубтуба,  вся  эта земля превратилась  бы в
пустыню.  Здесь  что-либо растет  лишь там, куда  достигает  вода.  Йезды  -
кочевники. Им нет дела до  урожая. Их  стада могут  питаться сухой травой, а
если крестьяне вымрут от голода -- что ж, тем лучше.
     -- Именно это я и собирался сказать, -- сообщил Скилицез. И добавил: <b>--</b>
Но в два раза короче.
     -- О чем спор? -- вмешался Вартанг.  Когда Скилицез перевел ему беседу,
эрзерумец посоветовал Горгиду: --  Не обращай внимания  на этого человека. Я
знаю  его  совсем недолго,  но  уже понял: он пробует на  зуб каждое  слово,
прежде чем произнести его.
     --  Лучше  уж  так,  чем  выплескивать  реку  чепухи  всякий  раз,  как
открываешь рот, -- заметил Скилицез. -- И яркий пример тому -- наш дражайший
Гуделин.
     Скилицез не упускал ни одной возможности  ужалить  человека,  который в
Видессе был его политическим противником. Однако  Вартанг предпочитал  более
цветистый ораторский стиль:
     -- Смысл сказанного одинаково легко утопить и в  двух-трех словах, и  в
целом водопаде речи.
     Этот спор лениво тянулся до конца дня, а отряд все шел и шел через поля
и пустыню.  Поля вокруг стояли пустые. Ракио с  первого  взгляда понял,  что
означает встречающее их безмолвие.
     --  Они  спрятались, --  сказал  ирмидо.  -- Крестьяне всегда прячутся.
Через неделю вернутся. Будут опять копошиться в земле, как муравьи.
     -- Ты  прав, -- вздохнул грек. Ему вдруг стало грустно при мысли о том,
что местные жители приняли их за грабителей.
     ----------
     Крестьянин был низкорослым,  сгорбленным,  почти нагим.  Широко раскрыв
большие  глаза,  он указывал на один из искусственных холмов, что высился на
южном горизонте. Этот холм был выше, чем тот, который заметил несколько дней
назад Ракио.
     -- Йезды!
     Крестьянин быстро  растопырил пальцы  и снова сжал их,  показывая,  что
йездов очень много.
     Ариг нахмурился.
     -- Наши разведчики нынешним утром доносили, что впереди никого нет.  --
Вождь внимательно посмотрел на местного жителя, повторявшего  свои жесты. --
Как бы я хотел, чтобы ты говорил на языке, понятном одному из нас!
     Но крестьянин лопотал  на тягучем  наречии  Страны  Тысячи  Городов. Он
жалко улыбнулся Аригу  и еще раз изобразил, как всадники привязывают коней в
руинах мертвого города.
     -- Вчера? -- спросил Ариг. -- Это было вчера?
     Крестьянин пожал плечами. Он не понял вопроса.
     --  Ладно.  Посмотрим  еще  раз,  --  решил  Ариг.  Он  приказал  армии
остановиться и послал к холму отряд из двадцати всадников.
     Уже почти стемнело, когда разведчики вернулись.
     -- Там никого нет, --  сердито сказал их  командир Аригу. -- Ни следов,
ни конского навоза, ни походных костров, ни углей. <i>Ничего.</i>
     По  интонации говорившего крестьянин понял, о  чем шла  речь.  Он  упал
перед Аригом на  колени, дрожа  от страха.  И тем не  менее продолжал упрямо
показывать на юг
     -- Что он делает? -- спросил Горгид, соскакивая с лошади.
     -- Врет,  будто  вон на том холме нас  подстерегают в засаде  йезды, --
ответил аршаум. -- Из-за его брехни мы потеряли  несколько часов.  Я ему уши
отрежу!
     Ариг выразительным жестом  показал, что  именно он  собирается сделать,
чтобы крестьянин понял. Несчастный рухнул лицом в пыль, жалобно крича что-то
на своем языке.
     --  Послушай,  -- сказал Горгид Аригу,  --  зачем  ему  подвергать себя
смертельному риску  ради  того,  чтобы  солгать тебе?  Ему не за что  любить
йездов! Погляди, как "хорошо" ему живется под их ярмом! -- Выпирающие ребра,
казалось, грозили порвать смуглую кожу крестьянина. -- Может  быть, он хотел
оказать нам услугу?
     -- В  таком  случае  где же  эти проклятые йезды? --  осведомился Ариг,
подбоченясь. -- Или ты хочешь сказать, что мои разведчики -- слепые? В таком
случае можешь сразу перерезать себе горло!
     --  Слепые?  Вряд  ли... --  Грек  пристально посмотрел на  несчастного
крестьянина. Тот перестал стонать  и  безмолвно уставился на Горгида молящим
взглядом. Врач заметил легкое темное облачко начинающейся катаракты на левом
глазу крестьянина. И вдруг грека осенило:-- Не слепые,  нет!  <i>Ослепленные --</i>
возможно! Магия умеет скрывать людей лучше, чем кусты или руины.
     -- Такое возможно, -- признал Ариг. -- Надо было отнестись к этой крысе
более серьезно. --  С этими словами аршаум  пнул сапогом  лежащего у его ног
крестьянина. Застонав, тот закрыл  лицо руками  в ожидании скорой смерти. --
Послать, что ли, с разведчиками шамана, чтобы тот обнюхал весь холм?  Ладно,
может, ты и прав. Возьми Толаи и отряд лучников.
     --Я?-- недовольно переспросил грек.
     -- Ты, кто же еще. Это  ведь твоя идея. Давай иди в  мертвый  город или
убирайся к дьяволу. Иначе я буду думать,  что этот кусок грязи  -- лазутчик.
-- Он еще раз пнул несчастного крестьянина.
     Ариг на  диво ловко  умеет  добиваться от  людей  повиновения,  подумал
Горгнд. И отправился искать Толаи.
     Шамана он нашел за миской простокваши.
     -- Чары невидимости? Вполне возможно, -- сказал Толаи. -- Это не боевая
магия.  Тот, кто  накладывал  чары,  не  слишком старался. Она рухнет,  едва
солдаты выскочат из засады. -- Шаман  снял через  голову тунику, со  вздохом
развязал пояс на штанах. -- В такую жару маска -- настоящая пытка, а плащ из
толстой шкуры,  да еще с бахромой... Ладно, все одно лучше делать это ночью,
чем днем.
     "Возьми  отряд  лучников",  -- велел  Ариг.  Легче  распорядиться,  чем
сделать.  Хотел  бы  Горгид  знать,  как   заставить  аршаумов  повиноваться
чужеземцу.  Помогло, в конце концов,  присутствие Толаи. Грек кое-как убедил
командира сотни бойцов возглавить отряд разведчиков.
     --  Гоняться  за призраками?  --  кисло  переспросил  аршаум  по  имени
Каратон, крупный человек со сломанным  носом.  У  него  был слишком  высокий
голос. Этот голос разрушал образ  мрачного, сурового  воина, который Каратон
тщательно создавал и поддерживал.
     Аршаумы ворчали.  Кому  понравится торопливо проглотить ужин  и идти  в
темноту на  встречу  с неизвестным  врагом.  Кочевники с  недовольным  видом
седлали  коней.  Горгид справился  с этой задачей  последним,  и  Каратон  с
удовольствием выплеснул раздражение на неумеху-чужеземца.
     Еще не  окончательно стемнело, когда  они двинулись  в сторону высокого
холма, который некогда был городом. Ракио увидел их на полпути и нагнал.
     --  Почему ты  не сказал мне, что идешь в бой?  --  обиженно спросил он
Горгида.
     -- Прости, -- отозвался смущенный грек. Он даже не подумал о том, чтобы
позвать с собой Ракио. Ему постоянно  приходилось напоминать себе о том, что
друзья  не  разделяют его отвращения к войне.  Ракио рвался в бой не меньше,
чем Виридовикс.
     В таинственном лунном свете  мертвый город  выглядел жутковато. Наверху
еще виднелись  остатки  рухнувшей  стены.  Горгид  вдруг представил  себе те
далекие  времена,  когда эта стена была еще высокой  и прочной,  а по улицам
ходили мужчины в  длинных одеждах, с посохами в руках, женщины, закутанные в
покрывала, с гибким  станом  и легкой походкой...  Звучала  музыка, гомонили
веселые,  громкие  голоса... Но сейчас  здесь царила  мертвая  тишина.  Даже
ночные птицы молчали.
     Аршаумы быстро окружили  подножие  холма.  Каратон  действовал умело  и
привычно -- ему  не впервой было ходить  на  разведку.  Однако всем видом он
показывал, что сердце его не лежит к этому пустому делу.
     -- Вижу, здесь скрывается по меньшей мере  тысяча  воинов! -- Он махнул
рукой.
     -- Хватит жужжать и кусаться, овод! -- резко отозвался Горгид.
     Он уже не раз успел горько  пожалеть о том, что вообще бросил взгляд на
несчастного  крестьянина. Больше всего на свете  Горгид ненавидел  выглядеть
последним  дураком.  Злясь,  он даже не заметил,  как  Каратон потянулся  за
саблей.
     -- Прекратите, оба!  -- рявкнул  на них  Толаи.  --  Мне нужна тишина и
гармония, чтобы духи могли внять моим призывам.
     В  словах  шамана не  было  ни  грана  правды, однако  спорщики  тотчас
прекратили ругаться. Каратон даже присел от изумления
     --  Зачем тебе вызывать духов,  шаман?  Четырехлетний ребенок --  и тот
сказал бы, что это место мертво, как баранья шкура.
     -- В следующий раз возьму с собой четырехлетнего ребенка. Оставь меня в
покое,  -- ответил Толаи. Голос из-под  демонской  маски  звучал жутковато и
внушал  повиновение. Каратон коснулся  пальцем  лба в знак того,  что просит
прощения за необдуманные слова.
     Толаи  сунул  руку в мешок,  притороченный  к  седлу,  и вынул  плоский
молочно-белый полупрозрачный камень с жилкой посередине.
     -- Халцедон и  корунд,  -- пояснил шаман Горгиду. --  Жесткость корунда
позволяет видеть сквозь чистый  халцедон. Она разгоняет призраки, рассеивает
ложные видения.
     --  Дай!  --  нетерпеливо  сказал  Каратон.  Он  взял  камень   и  стал
внимательно смотреть на вершину холма. -- Ничего...
     Однако в голосе Каратона прозвучала нотка сомнения.
     Толаи  забрал у него  камень  и передал  Горгиду.  Грек заметил, что на
вершине  холма  что-то  шевельнулось...  дрогнули  какие-то  тени...  Но все
произошло так быстро, что Горгид не успел понять -- была то игра воображения
или что-то реальное.
     -- Не знаю, --  сказал он наконец. -- Я видел какое-то  движение, но...
--  Он  протянул  камень  Толаи.  -- Смотри сам.  В конце концов,  это  твоя
игрушка. Думаю, ты лучше всех сумеешь с ней справиться.
     Шаман снял демонскую маску и положил ее себе на колени. Примерно минуту
он  вглядывался  в  магический  камень.  Горгид почти физически  ощущал  его
напряжение. Грек никогда  не считал Толаи могущественным магом. Толаи всегда
был вторым после Оногона.  Когда Оногон умер, Толаи сделался главным шаманом
племени. Его магия всегда действовала сильно и уверенно, шаман работал умело
и ловко, но  Горгид всегда полагал, что Толаи -- не более чем второстепенный
колдун.  Скорее знахарь, изучающий  травы  и целебные коренья и практикующий
обычные у кочевников гадания о будущем.
     Так было до  сегодняшней ночи,  когда Горгид  впервые  увидел  Толаи  в
настоящем  деле. Внезапно грек  понял, что до сих  пор  не  имел возможности
по-настоящему оценить способности шамана аршаумов.
     Вот Толаи выкрикнул:
     -- Духи Ветров! Придите ко мне на помощь! Сокрушите паутину заклинаний,
что застилает мне глаза!
     Казалось,  ночь  задержала  свое  тихое дыхание.  А  затем  над  холмом
пронесся дикий вой, словно надвигался  ураган. Но ни дуновения не  коснулось
лица Горгида.
     Каратон изумленно вскрикнул, а его люди схватились за луки и сабли.
     Словно занавес был сдернут со сцены,  открывая кукольный театр! Иллюзия
пустоты развеялась. На холме горело с полдюжины походных костров, среди руин
лежали воины.
     В воздух  взлетели  стрелы.  Один  йезд  рухнул  лицом в огонь,  второй
вскрикнул -- стрела впилась ему в грудь...
     С  вершины  холма  послышался  яростный  вопль.   Двое  колдунов-йездов
увидели, что их чары развеяны.
     -- Быстрей, пока они не опомнились! -- крикнул Каратон.
     Крича  и  размахивая   саблями,  ашраумы  пришпорили  коней,  а  затем,
спешившись, стали карабкаться по крутым склонам холма. Горгид и Ракио бежали
вместе  с остальными.  Грек  хватался  за обломки стены и  за  кусты,  чтобы
удержаться  на  крутых  склонах. Бросив  взгляд наверх, он  увидел  в  свете
костров   смятенных   йездов.   Колдуны   пытались  восстановить  заклинание
невидимости. Но Толаи продолжал взывать к духам.
     Пламя  костров вспыхнуло еще ярче. Диким галопом пронеслась  по  склону
лошадь.  Отчаянный  смельчак-йезд увидел  единственный  путь  к  спасению  в
бегстве. Сделав невероятный прыжок, лошадь приземлилась на песок  у подножия
холма и помчалась прочь.
     -- Великолепный наездник! -- воскликнул Ракио.
     Глухой  удар и два крика -- человека и коня -- свидетельствовали о том,
что второй всадник повторил попытку первого и сломал себе шею.
     Еще несколько  йездов  вырвались из окружения. Но большинство оказалось
слишком ошеломлено  ночным  нападением. Они успели  лишь забросить  седло на
спину лошади  или схватиться  за  саблю,  когда  люди  Каратона ворвались  в
лагерь.
     Забравшись на вершину холма, грек побежал вперед и тут же споткнулся об
обломок черепицы. Стрела ударила  о  камень и отскочила, едва не  задев  его
голову.
     Ракио рывком поднял Горгида на ноги.
     -- Ты дурак, да? -- закричал он прямо в ухо Горгиду. -- Где твой меч?
     --  Ах  да,  конечно, --  отозвался  Горгид,  словно прилежный  ученик,
которому указали на ошибку.
     Внезапно из  темноты прямо на  него выскочил йезд, замахиваясь  саблей.
Грек отбил удар-другой,  еще немного -- и йезд выпустил бы своему противнику
кишки.  Затем йезд неожиданно атаковал сверху. Горгид не почувствовал  боли.
Теплая липкая струйка  потекла по шее. Грек понял, что сабля зацепила ухо. В
ответ Горгид быстро сделал выпад.  Враг отступил.  Горгид  подался  вперед и
резко выбросил руку с мечом. Кочевник не предполагал, что колющий удар может
убить человека на таком большом расстоянии. Гладий пронзил живот врага. Йезд
застонал и, скорчившись, рухнул на землю.
     Почти  все йезды  отступили  под прикрытие разрушенного  здания.  Руины
скрывали  человека  по  грудь.  Аршаумы, численностью  превосходившие йездов
почти вдвое,  осыпали  их градом  стрел  и  камней. С  яростью,  порожденной
отчаянием, йезды бросились в атаку.
     Каратон  гневно  завопил,  когда несколько  йездов пробились к  тропе и
покатились вниз по склону холма, пренебрегая опасностью переломать себе ноги
и  шею  и мечтая  лишь  об  одном:  вырваться из  рук аршаумов.  Однако лишь
немногим йездам повезло.  Большинство погибло в этой отчаянной атаке. Стрелы
и сабли аршаумов разили врагов без промаха.
     Один из  колдунов,  облаченный  в  такую же  бахромчатую одежду,  что и
Толаи,  неподвижно  лежал  в пыли.  Меч  выпал  из его  мертвой руки. Оружие
защитило его куда хуже, чем магия.
     Однако   второй  колдун  оказался   более   крепким   орешком.  Горгиду
почудилось, будто  он улавливает какое-то движение в одном из узких проходов
между руинами. Он крикнул на языке аршаумов:
     -- Друг?
     Ему  никто  не  ответил.  Держа меч  наготове,  грек  вошел  в  проход,
наполовину засыпанный битыми кирпичами и щебнем. Позади ярко вспыхнуло пламя
костра. В этом свете грек увидел, что проход заканчивается тупиком.
     Однако  в ловушку  угодил  не  рядовой  кочевник. Высвеченный  вспышкой
пламени, перед  Горгидом предстал  человек в  красном  плаще. На его  бритой
голове были оставлены две полоски волос. Внезапный холодок пробежал по спине
грека -- он узнал символы Скотоса. Впрочем, даже если бы все другие признаки
отсутствовали, ошибиться было невозможно: неизгладимая печать зла  лежала на
лице колдуна. Это  было  лицо  человека, который  познал и добро,  и  зло  и
сознательно  избрал  последнее. Глаза его сверкали  огнем, как у волка.  Рот
скалился в гримасе ненависти. Однако  грек был уверен, что  эта ненависть не
направлена лично на него; маска злобы сохранялась на лице колдуна, вероятно,
даже во время сна.
     Горгид метнулся  вперед.  Он увидел,  что его противник вооружен только
коротким кинжалом.
     -- Ты, йезд,  -- сказал  Горгид по-видессиански и  по-хаморски, -- я не
хочу убивать.
     Колдун смотрел  на  Горгида  с  жуткой  насмешкой.  Он  воздел  руки  и
шевельнул губами, беззвучно  произнося заклинание.  Горгид покачнулся, будто
его оглушили дубиной. Взор затуманился, ноги сделались ватными, меч выпал из
обессилевших пальцев. Воздух с хрипом  вырывался из горла. Грек споткнулся и
опустился на  колени,  тряся головой.  Он  пытался  прогнать головокружение,
сосредоточиться... однако ему с трудом удавалось даже дышать.
     Чары  были  рассчитаны на  то,  чтобы  убить его.  Возможно, привычка к
дисциплине духа и  искусство  целителя позволили Горгиду собрать волю и хотя
бы частично выдержать магическую атаку.
     В  руке  колдуна  блеснул  кинжал.  Йезд  наклонился   над  поверженным
Горгидом,  желая добить врага. Жестокая улыбка появилась на худом, обтянутом
кожей лице. Горгид успел услышать хруст и подумал, что кинжал вонзился в его
тело.  Однако  колдун  вдруг  покачнулся  и  приглушенно застонал  от  боли.
Заклинание  тотчас  же отпустило грека. Горгид бросился на врага.  Но кто-то
невидимый оказался быстрее. Послышался свист меча. Иезд покачнулся еще раз и
упал на битые кирпичи. Он дернулся раз-другой и застыл навеки.
     --  А, ты  дурак!  --  сказал  Ракио, вытирая окровавленный  меч о плащ
колдуна. Затем схватил грека за плечи и резко встряхнул. -- Ты правда такой?
Не шутка? Ты не  понимаешь  опасность?  Ты мог  умереть. Только потому,  что
решил -- без помощи, в одиночку. Так не лезут в пасть к волку.
     --  Я не  подумал  об  этом.  Ведь я  еще  новичок в военном  деле,  --
признался  Горгид.  Он обнял Ракио и коснулся его щеки.  --  Я  рад,  что ты
оказался  рядом. Благодаря тебе  мне  не пришлось  платить  за  свою  ошибку
слишком дорого.
     -- Сделай так же для меня,-- сказал ирмидо.-- Сумеешь?
     -- Надеюсь,  -- ответил Горгид, понимая,  что это не совсем тот  ответ,
которого ждал Ракио.
     Неподалеку они услышали крики аршаумов и бросились к ним на помощь.
     Меньше  половины  йездов  сумело  спастись  бегством.  Они  так  хорошо
спрятались в руинах, что аршаумы не сумели их найти. Остальные были убиты. В
живых оставили лишь  двоих, чтобы допросить. Люди Арига захватили три дюжины
лошадей. Аршаумы потеряли семерых убитыми и десять человек ранеными.
     -- Твои мысли были правильными, -- сказал  Каратон Горгиду. Этой фразой
исчерпывалась способность Каратона извиняться перед чужеземцами.
     Каратон лежал на животе,  пока грек скреплял  фибулами  резаную рану на
его  бедре. Рана была довольно глубокой,  но, к счастью, сухожилия  остались
целы. Там не было яда, и поэтому не требовалось искусство целителя.
     Кочевник  даже  глазом  не  моргнул,  пока  игла  протыкала кожу, и  не
вздрогнул,  когда  врач  облил рану дезинфицирующим составом из ярь-медянки,
смолы, дегтя, уксуса и жидкого масла.
     -- Лучше бы ты оставил этого колдуна в живых, -- как ни в чем не бывало
продолжал  говорить  Каратон.  Можно  подумать,  он сидел  у  костра  и  вел
неторопливую  беседу.  --  Он  мог бы поведать куда  больше, чем эти  дурни,
которых мы схватили.
     Высокомерный и вспыльчивый Каратон не слишком пришелся по душе Горгиду,
однако сейчас грек не мог не восхищаться его мужеством.
     Уже ночью  Горгид  бурно делился впечатлениями  с  Виридовиксом.  Кельт
отчаянно зевал, но Горгид был слишком возбужден, чтобы сразу заснуть.
     Крестьянин,  которому  Ариг  поначалу  хотел отрезать  уши, был  осыпан
золотом и с почетом препровожден  до  дома. А  Горгид  все обсуждал  события
минувшего вечера.
     --  Это дело обошлось бы куда  меньшей кровью, ребята, если бы вы взяли
меня  с  собой,  --  прервал наконец  излияния грека Виридовикс. Обычно он с
удовольствием  слушал  друга,  но  сейчас  его веки  наливались  свинцом  от
усталости.
     -- Не  сомневаюсь.  Ты просто раздавил бы холм в  лепешку своей тяжелой
задницей, -- ядовито отозвался Горгид. -- Я думал, ты уже изжил свои детские
кровожадные восторги.
     <i>--</i> Изжил,  -- согласился  кельт. -- А ты, как  я  погляжу,  продолжаешь
кичиться своим непревзойденным умом и считать окружающих дураками. Говоришь,
ты  сразу заподозрил на  холме магию? Так  почему же,  умник-разумник, ты не
взял с  собой меня  и мой меч? Магия друидов сразу разрушила бы чары, а твой
Толаи не тратил бы драгоценное время на вызывание духов!
     -- Чума! Как я не подумал об этом!
     Ничто не могло  так  вывести из  себя  Горгида, как  мысль  о  том, что
Виридовикс  оказался сообразительнее его. Упустить такой простой выход!..  А
Виридовикс сидел напротив  грека и расчесывал пальцами свои великолепные усы
с таким самодовольным видом, что Горгиду яростно захотелось его убить.
     -- Да не расстраивайся ты  так, -- усмехнулся кельт. -- В конце концов,
ты же победил всех врагов. А главное -- сам вернулся живым и невредимым.
     Виридовикс положил  на плечо  грека  свою широкую ладонь. Горгид  хотел
было  сердито  сбросить  ее, но  тут ему в  голову пришла куда более удачная
мысль.
     -- Ты прав,  Виридовикс. На этот раз я действительно сглупил, -- сказал
грек покаянно.
     На лице Виридовикса  появилось выражение такого  глубокого и искреннего
замешательства, что Горгид почувствовал себя вполне удовлетворенным.
     ----------
     Отряд  йездов  пробился сквозь  кавалерийский  заслон аршаумов и осыпал
стрелами эрзерумцев, после чего отступил  так быстро, что  тяжеловооруженные
горцы не  успели  броситься  в  погоню.  Более  легкие  и  подвижные аршаумы
преследовали йездов, промчавшись по полям, засеянным  ячменем. Горгид видел,
как один из всадников рухнул с седла, приминая колосья. Через несколько дней
местные крестьяне обнаружат этот труп и, вероятно, сочтут  его весьма жалкой
компенсацией за вытоптанные  поля. А следом за  уничтоженным  урожаем придет
голод...
     Когда  последний  из  нападавших  йездов был  убит  или  успел  бежать,
преследователи  вернулись  назад.  Несколько  аршаумов  захватили  вражеских
лошадей; другие хвастались новыми мечами, сапогами и поясами.
     Однако  эта  удача не порадовала  Виридовикса. Он тревожно  прищелкивал
языком, качал головой:
     --  Чем  больше  мы  углубляемся в Страну  Тысячи  Городов,  тем больше
наглеют эти  ублюдки-йезды. Последние два дня --  сплошной бой. И всякий раз
они стремятся прежде всего нанести удар по эрзерумцам.
     --  Кстати,  такая  тактика  приносит  им неплохие  плоды.  --  Мрачное
настроение заставило Пикридия Гуделина выразиться откровенно и прямо.
     Горцы действительно были сыты  по  горло этим походом.  Многие  заявили
Аригу, что с них  достаточно.  С аршаумами остались  всего  сотня  воинов из
разных кланов  да  отряд  Грашвила. Грашвил  не  считал  возможным  нарушить
клятву,  которую  дал  в  замке  Гуниб.  Для  него  оставаться  с  аршаумами
превратилось в дело чести. Но потери и дезертирство делали свое дело, и ряды
эрзерумцев таяли с каждым днем.
     -- А завтра будет еще  хуже, -- сказал Скилицез. -- Йезды теперь знают,
сколько  нас  и  как  мы действуем. Они знают, какие из их городов  мы можем
взять  штурмом, а  какие  для нас  недоступны. К их гарнизонам  каждый  день
подходят  свежие подкрепления, а  летучие отряды,  которые  грызут  нас  все
время, получают поддержку из городов.
     Вывод,  который  следовал  из  этих  рассуждений, вовсе  не  понравился
Виридовиксу:
     -  Стало  быть,  они  сожрут нас по  кусочкам. И очень скоро. У нас нет
резервов.
     <i>--</i> У нас были бы резервы, -- сказал Гуделин, -- если бы не несчастливое
стечение  обстоятельств.  По злой случайности  погиб Аргун,  а затем аршаумы
перегрызлись между собой -- и  вот мы лишились почти половины армии. Если бы
не эта неудача...
     --  Когда-то  я  служил  под  командой  Нефона  Комнина,  --  задумчиво
проговорил Скилицез. --  Знаешь, как он говаривал? Если  бы все  "если" были
засахаренными орешками,  в  мире  не осталось  бы  голодных. --  Его  взгляд
задержался на толстом животе Гуделина. -- Может, он имел в виду тебя?
     Возможно, Скилицезу  не стоило напоминать сейчас бюрократу об их давней
политической распре.
     -- Возможно, -- кратко отвечал  Гуделин. -- Не  сомневаюсь, что  сейчас
Комнин нашел в своей философии подлинное утешение.
     После  этой реплики повисла  мертвая тишина.  Слова чиновника ошеломили
всех.   Они  казались  почти  кощунственными:  Комнин   погиб  от  страшного
колдовства Авшара в  битве  при  Марагхе.  Гуделин понял, что зашел  слишком
далеко, и покраснел. Он торопливо сменил тему:
     -- Кто  знает,  может, нам лучше будет  обойтись вообще без эрзерумцев,
раз они при малейшей трудности бегут домой.
     В словах Гуделина была доля  правды, но после неудачного выпада в адрес
Нефона Комнина он не мог рассчитывать на поддержку своих товарищей.
     -- Это  несправедливо! --  сказал Горгид, раздраженный еще и  тем,  что
чиновник  оскорбляет  соотечественников Ракио.  -- С  самого  начала они  не
скрывали,  что воюют за себя, а не за нас. Кроме того, мы  видели, что йезды
относятся к ним с "особым вниманием".
     -- Просто йезды  хотят, чтобы горцы поскорее бросили нас. -- Гуделин не
собирался  сдаваться. --  Но когда эрзерумцы  отступают, они  бегут  к  себе
домой, а  нам остается лишь  расплачиваться за  их бегство.  Не  слишком  ли
горькой подчас оказывается эта расплата? Попробуй отрицать, если можешь!
     Никто не сумел возразить Гуделину. Однако вскоре слова Горгида получили
страшное подтверждение. На дороге йезды выставили колья, на которые насадили
тела  нескольких эрзерумцев,  взятых в  плен во время одного  из набегов.  У
йездов  было  достаточно  времени  для  пыток,  и  они  применили  всю  свою
дьявольскую изобретательность,  замучив  пленников до  смерти. Одному  горцу
облили маслом бороду и подожгли.
     Ариг, не проронив ни слова, похоронил погибших. Если йезды хотели таким
образом запугать аршаумов, то просчитались. Страшное зрелище лишь ожесточило
сердца кочевников Шаумкиила. В холодной ярости они окружили человек двадцать
разведчиков-йездов и погнали их прямо на ощетинившийся копьями отряд горцев.
Враги  погибли  до  единого.   Это  зрелище   доставило  эрзерумцам  мрачное
удовлетворение.
     Но на следующий день йезды  атаковали  снова. Окованные железом тяжелые
ворота  одного из самых больших городов  -- Дар-Шаракина -- распахнулись,  и
отряд  йездов   вырвался  из  него,  чтобы  наброситься  на  аршаумов.  Двое
разведчиков,   издалека  наблюдавших  за   армией  Арига,  присоединились  к
нападавшим.
     Ариг  решил основные силы  своей армии  бросить на Дар-Шаракин. Если бы
ему удалось ворваться в ворота, пока они открыты, он захватил бы город.
     Но  командир гарнизона понял это  тоже и  успел захлопнуть ворота перед
носом у аршаумов. Почти весь гарнизон оказался под стенами, однако город был
спасен. Аршаумы в замешательстве кружили вокруг Дар-Шаракина. Они оторвались
от горцев, и теперь эрзерумцы остались без прикрытия.
     Отряд Грашвила  остановил атаку  йездов  почти  мгновенно. Привыкшие  к
стычкам  с каморами на краю степи, ветераны крепости Гуниб ждали, пока йезды
не  приблизятся  на  достаточно малое  расстояние, чтобы нанести  им сильный
удар. Десятки легковооруженных конников-йездов были выбиты из седел длинными
копьями  эрзерумцев, остальные изо всех сил погнали  лошадей  назад,  спасая
свою жизнь.
     На правом крыле события развивались иначе. Здесь  остались разрозненные
группы горцев, которые не ушли  домой вместе со своими  отрядами.  У  них не
было  даже единого командира.  Каждая  маленькая  группа, объединенная узами
родства или  дружбы, воевала как ей вздумается. Не имея возможности провести
единую атаку, они вели бой, как кочевники, -- беспорядочно, часто отступая и
снова бросаясь вперед. Однако йезды владели этой тактикой куда лучше.
     --  Держись  рядом, -- сказал Ракио Горгиду,  когда  засвистели  первые
стрелы.
     Ирмидо опустил  копье и пришпорил коня.  Он  галопом помчался к  йезду,
который   снова   натягивал  лук.  Кочевнику  не  составило  большого  труда
ускользнуть от тяжелого, неповоротливого Ракио. Однако ухмылка на лице йезда
сменилась гримасой  злобы, когда он завидел скачущего позади горца  Горгида.
Грек  сидел на такой же  подвижной  степной  лошадке, что  и йезд. Едва враг
успел схватиться за саблю, как Горгид выбросил вперед руку с мечом. Йезд еле
избежал  мгновенной  смерти,  отпрянув   назад.  Но  еще  один  "сирота"  из
Клятвенного Братства пронзил йезда копьем.
     Все  оставшиеся  с  Аригом   ирмидо  --  около  пятнадцати  человек  --
действовали единым отрядом. Даже сейчас  другие эрзерумцы не желали иметь  с
ними ничего общего.
     Они  зарубили еще  нескольких  йездов; двое ирмидо были ранены  -- один
стрелой  в плечо, другой саблей по  ноге. Этому  повезло меньше остальных --
йезд  полоснул  саблей  по его  лошади.  Взбесившееся от боли животное диким
галопом понеслось прочь, к счастью --  в  сторону  отряда Грашвила.  Один из
солдат арьергарда выехал вперед и  схватил за узду беснующуюся лошадь, после
чего отвел раненого ирмидо под прикрытие своего отряда.
     -- Хорошо сделано! -- сказал Ракио. -- Эти парни из Гуниба -- неплохие.
Хорошо бьются. Другие горцы дали бы йездам захватить ирмидо в плен.
     Аршаумы уже  неслись от стен Дар-Шаракина  на  помощь своим  союзникам.
Йезды,  видя, что численное преимущество скоро будет  утрачено, сражались  с
удвоенным  мужеством,  чтобы успеть  нанести врагу как  можно  больше  урона
прежде, чем придется отступить.
     Основная тяжесть их  последней  бешеной атаки пришлась на отряд ирмидо.
Прочие эрзерумцы действительно не слишком торопились к ним на выручку.
     Горгид  отбивался сразу от  нескольких  йездов.  Стрелы, как  злые осы,
пролетали мимо. Грек  заметил,  что  его левая штанина  порвана  и  мокра от
крови. Мелькнула глупая мысль: чья это кровь -- чужая или его собственная?
     Сквозь шум  боя Горгид услышал  вдруг громкий боевой клич Виридовикса и
закричал  ему в ответ, размахивая шапкой. Дикий вопль кельта раздался снова,
на этот  раз  еще  ближе.  Затем  Горгиду показалось,  что он  слышит  голос
Скилицеза.  Что касается Гуделина,  то  чиновник  был куда более шумным до и
после боя, а во время сражения помалкивал.
     Ракио вскрикнул  и резко хлопнул руками  перед  лицом. Маленький сокол,
впившийся когтями в его запястье, пискнул и улетел к своему хозяину-йезду. В
этот момент еще один  йезд подъехал на коне  и ударил Ракио булавой за ухом.
Ирмидо упал с седла.
     Горгид пришпорил лошадь  и вырвался  вперед вместе с  двумя  воинами из
Клятвенного Братства. Те изо всех сил отбивались от наседающих врагов, чтобы
успеть  на  помощь  к  Ракио.  Но раненый  был  отделен от них  пятьюдесятью
метрами, и между ирмидо и Ракио находились йезды.
     Хотя  Горгид  успел  заколоть двоих  прежде, чем  они  сумели  хотя  бы
взмахнуть  саблей,  между  ним и  его другом оставалось  еще  слишком  много
врагов.  Горгиду  было бы не  одолеть их,  даже владей  он силой полубога  и
зачарованным мечом Виридовикса. И все же он пытался прорвался.
     С мукой  он увидел,  как  йезд  наклонился  с седла  и  сорвал с  Ракио
кольчугу.  Ирмидо  пошевелился, пытаясь подняться.  Йезд  схватился было  за
саблю, но увидел, что противник его слаб и беспомощен. Тогда йезд подозвал к
себе  второго. Вдвоем они быстро скрутили руки Ракио  и бросили его  поперек
седла.  Затем  пересели на свежих  коней и умчались  со  своим пленником  на
запад.
     Едва только  иезды завидели приближение аршаумов, как отступление стало
лавинообразным. Горгид помчался было за йездами, но погоня была почти тотчас
прервана: стрела разорвала горло его лошади. Животное задохнулось  от  крика
боли и  рухнуло на  колосья. Обученный приемам  падения с лошади, грек успел
высвободить ноги из стремян. У него захватило дух,  когда он ударился спиной
о  землю,  -- это было  истоптанное копытами пшеничное поле. К счастью, грек
отделался ушибами.
     Виридовикс видел  это. Спеша на помощь Горгиду, он так  жестоко  терзал
свою  лошадь шпорами,  что  она  попыталась  сбросить седока. Но  Виридовикс
только нагнулся, прижимаясь к  гриве. Минул уже год  с  тех  пор,  как кельт
появился  в степи, и этот год не прошел  для него даром: Виридовикс приобрел
большой опыт в обращении с лошадьми.
     --  Быстрее, старая кляча!  --  заревел он  громовым  голосом,  хлопнув
лошадь ладонью по крупу. Он увидел,  что она поджимает уши, и хлопнул ее еще
раз,  сильнее,  прежде чем она  успела  попятиться.  Лошадь  подчинилась. --
Скорее, скорее, ты, позор Эпоны! -- кричал кельт, слыша голос Горгида.
     Лошадка отчаянно бросилась вперед,  словно  могущество галльской богини
придало ей сил.  Кельт позвал Горгида по имени и выругался,  когда никто ему
не ответил.
     -- Я зарублю этого красавчика собственной рукой, если чертов грек из-за
него сломал себе шею или попал в  ловушку. Этот  костроправ --  сущий лопух,
когда  доходит  до боя, --  пропыхтел Виридовикс. На самом деле кельт дал бы
отхлестать себя плетьми, лишь бы Горгид не слышал этих слов.
     Виридовикс едва  разглядел всадника-йезда, бросившегося ему  наперерез.
Этот человек был для кельта лишь препятствием  на  пути, не более. Один удар
галльского  меча выбил саблю  из руки кочевника,  второй разрубил ему правое
плечо.  Не дав  себе  труда задержаться и добить  врага, Виридовикс помчался
дальше.
     Хотя Горгид носил ту  же одежду, что и  все кочевники, Виридовикс легко
узнал  его  даже  со спины  по прямому  римскому мечу и по опущенным плечам.
Самоуверенные аршаумы никогда не позволяли себе такой осанки.
     --  Не погиб  ли тот, о ком я  думаю, -- проворчал кельт. -- Позор мне,
что я плохо говорил об этом парне. Наверное, его тело уже стынет на земле.
     Но  когда кельт спрыгнул с коня и  начал  утешать Горгида,  как  только
умел, тот гневно заорал:
     -- Он не мертв, ты, болван! Все куда хуже -- он в плену!
     Обоим еще слишком памятны были искалеченные трупы пленников, насаженные
на колья.
     -- Стало быть, нам осталось всего  лишь отбить его у  йездов? -- сказал
кельт.
     --  Как?  -- требовательно  спросил  Горгид,  махнув  рукой  в  сторону
отступающих йездов. Как обычно, кочевники уходили, рассыпаясь по полю. -- Он
может быть сейчас где угодно. -- Сжав кулаки, грек повернулся к Виридовиксу.
Его лицо пылало. -- И что это за разговоры насчет  "нас"? Какое тебе дело до
моего любовника?
     Он бросил последнее слово с отчаянным вызовом, словно  желал произнести
его первым, прежде чем оно сорвется с губ Виридовикса.
     Несколько секунд Виридовикс молчал.
     -- Какое мне дело до Ракио? -- заговорил он наконец. -- Во-первых, я не
отдал бы йездам даже дохлой собаки. Если твой хитрый греческий умишко всегда
ищет объяснений  --  вот  тебе объяснение. Хочешь второе? Он -- <i>твой  друг</i> и
отважный  парень.  Он  заслуживает  лучшей  участи.  А  третье...  --  кельт
заговорил  совсем  тихо.  -- Не думаю, что  мне рассказали о тебе  неправду.
Кажется, ты собирался отправиться в Пардрайю один, чтобы вырвать меня из лап
Варатеша.
     -- Ты устыдил меня, -- сказал Горгид, опуская голову. Память о том, что
сказал ирмидо, когда спас ему жизнь, болезненно отзывалась в душе грека.
     --  Ну, коли  я пнул разок-другой такого лопуха,  как  ты,--  отозвался
Виридовикс,  -- и это дало нужный результат... Имей в  виду: лично  мне  это
доставило большое удовольствие.
     -- Убирайся к воронам! -- Горгид не сдержал смешка. -- Ты просто хитрая
лиса! Не сомневаюсь, у тебя уже готов план спасения Ракио.
     -- Вот тут ты ошибся. Нет у меня никакого плана. А что до лисы,  то это
-- к  тебе. Вот у кого в  голове уловок больше, чем  блох на собаке. Лично я
предпочитаю махать кулаками. Это  менее изнурительно, чем всякие терзания да
раздумья.
     -- Врешь, --  сказал  Горгид. Однако кельту  удалось вытащить  грека из
пучины отчаяния, и теперь острый ум Горгида работал четко, как и прежде.
     -- Нужно  увидеться с Аригом и  договориться  о  солдатах. И  не мешает
перемолвиться с  Толаи. Что может быть лучше магии, когда хочешь кого-нибудь
найти?
     ----------
     К удивлению и ярости Горгида, Ариг наотрез отказал ему в помощи:
     -- Какой из  меня  пастух, если потеряв  одну овцу, я отправлю в зубы к
волку еще двадцать? Я должен  думать о целой армии, а это куда важнее одного
попавшего в плен человека. Твой горец может считать себя счастливчиком, если
он уже мертв.
     И Ариг ушел, чтобы обсудить с командирами сотен, где  разбить лагерь на
эту ночь.
     В словах Арига заключалась  правда, что отнюдь не улучшило самочувствия
грека. Полный холодной  ярости, Горгид отправился  искать  Толаи.  Шамана он
нашел в шатре. Оказалось, Ариг успел опередить Горгида. Когда  грек попросил
шамана о помощи, тот лишь покачал головой:
     -- Мне ведено не помогать тебе в этом деле.
     -- И что с  того,  что ведено? --  легкомысленно  заявил Виридовикс. --
Никто на тебя не давит, никто тебя не принуждает. Ты шаман.
     Толаи поднял одну бровь.
     --  Это  особый случай. Я  отвечу головой, если нарушу приказ вождя. --
Но, увидев лицо Горгида, Толаи предостерегающе приподнял руку:  -- Спокойно,
спокойно. Возможно, кое-чем я тебе все-таки помогу. Есть какая-нибудь  вещь,
принадлежавшая твоему другу?
     Грек снял  с  руки серебряный браслет с  изображением Четырех  Пророков
Макурана.
     -- Тонкая работа,  -- заметил Толаи.  Он потянулся за спину и  вынул из
походного  мешка  шаманскую  маску.  -- Помогите  мне,  духи!  -- позвал  он
негромко. Его голос  звучал приглушенно и как  будто невесомо.  -- Идите  по
следу! Свяжите эту вещь и  ее хозяина! Покажите дорогу, и пусть она проляжет
в нашем мире столь же ясно, как ясна она  в  вашем! -- Он  наклонил  голову,
словно  прислушиваясь.  Затем,  раздраженно  тряхнув  маской, достал обшитый
бахромой барабанчик. -- Помогите мне! Помогите  мне! -- произнес он, на этот
раз более резко, и начал медленно отбивать затейливый ритм.
     Горгид  и  Виридовикс  испуганно  шарахнулись, когда неизвестно  откуда
раздался  сердитый  голос. Толаи пытался  заставить  духа подчиниться  своей
воле.  Голос протестующе гудел. Удары  барабана и заклинания  шамана привели
наконец духа к повиновению, и он затих.
     -- Теперь духи должны прочитать  ваши мысли  и увидеть  пленника, чтобы
знать, кого искать.
     Виридовикс и  Горгид ждали,  пока дух,  ушедший  на  поиски,  вернется.
Наблюдая  за застывшим лицом грека, Виридовикс знал, какие картины пробегают
перед его  глазами. Они были даже более ясными, потому что грек явно пытался
подавить  свои чувства. Виридовикс  в этот миг  думал о  своем. Ему нетрудно
было заменить лицо Ракио лицом Сейрем.
     Толаи  снова наклонил  голову и вдруг удовлетворенно хмыкнул, возвращая
браслет  Горгиду.  Грек машинально забрал вещь  и в недоумении  посмотрел на
шамана: над изображением  одного из Пророков вдруг появилось  слабое голубое
мерцание.
     Отвечая на безмолвный вопрос, шаман сказал:
     -- Браслет  будет  твоим  проводником. Если вы  уклонитесь  в  сторону,
голубой  огонек переместится.  Он -- острие стрелы,  указывающее  на  твоего
друга. Чем ближе вы будете к цели, тем ярче станет свет.
     Шаман  отмахнулся  от  горячей  благодарности.   Горгид  и   Виридовикс
поспешили прочь.  Солнце уже низко стояло над  горизонтом.  Армия готовилась
заночевать. Где-то далеко на западе йезды тоже разбивали шатры...
     Когда они выезжали из лагеря,  кто-то окликнул их. Видовикс  выругался.
Неужели Ариг все-таки решил задержать их? Он положил меч на колени.
     -- Если он попытается сделать это силой, я с  радостью брошу ему вызов,
клянусь Эпоной!
     Однако их догонял не аршаум. Это был один из ирмидо, спокойный, крепкий
воин по имени Минто.
     -- Я иду, -- сказал он на ломаном васпураканском.
     Виридовикс   и  Горгид  знали  несколько  слов  на  этом  языке,  чтобы
объясниться с Минто с горем пополам. Ирмидо вел с собой запасную лошадь.
     -- Для Ракио, -- пояснил он.
     Виридовикс с досадой хлопнул себя ладонью по лбу:
     -- Какие мы оба дураки! Если бы мы выручили парня из беды, ему пришлось
бы ехать за спиной у одного из нас. Лошадь быстро выбилась бы из сил.
     Горгид спешно припоминал все васпураканские слова, какие только знал.
     -- Большая опасность, -- сумел наконец сказать он. -- Почему идешь?
     Ирмидо посмотрел ему в глаза:
     -- Та же причина, как у тебя.
     Подобный ответ не вызвал у грека  большой  радости. Но оспаривать права
Минто на любовь он не смел.
     Виридовикс едва успел подавить улыбку, прежде чем грек повернулся в его
сторону.
     Горные  пики  Дилбата скрыли заходящее  солнце.  Страшная дневная  жара
улеглась, стало прохладнее. Ночь в  Стране Тысячи  Городов казалась чудесной
сказкой,  чего  никак нельзя сказать о дне, когда  лишь ленивое течение реки
смягчало раскаленное  пекло.  Темно-синее бархатное  небо,  усеянное  яркими
звездами, простерлось над головой.
     Однако   всадникам  было  не  до   красоты  здешней  ночи.  С  полей  и
оросительных каналов поднялись мириады комаров. Путешествие сделалось просто
невыносимым. Всадники только и делали, что,  ругаясь,  хлопали себя по лицу,
по  рукам,  по  шее. Неравная  схватка  с  кровососущими  насекомыми,  тучей
кружащими  над  людьми  и  животными,  напоминала  Горгиду   бой  Геракла  с
Лернейской Гидрой: на место каждого раздавленного  врага прилетало несколько
новых.  Лошади  хлестали хвостами, отгоняя маленьких  мучителей. Больше всех
досталось  Виридовиксу. Его  лицо,  бледное  в  лунном  свете,  почти  сразу
распухло от укусов.
     --  Скоро я стану пищей для собак, -- печально молвил кельт, размахивая
руками в тщетных попытках спастись.
     Левое  веко   Горгида  опухло.   Греку   пришлось  прищуриться,   чтобы
разглядеть, что голубое сияние на браслете сместилось.
     - Нам нужно  на  северо-запад, --  сказал  Горгид. Он  не испытывал  ни
малейшего  сомнения  в том, что огонек на браслете пылает намного ярче с тех
пор, как они выступили в путь.
     Все  трое пытались  решить,  что  будут  делать,  когда  найдут  Ракио.
Обсуждению мешало не только отсутствие общего языка;  они понятия  не имели,
как много врагов охраняют пленника. Виридовикс подвел итог:
     --  Главное  --   быстрота.  Чем  дольше  мы  провозимся,  тем   больше
вероятность, что мы увязнем в неравном бою и бесславно сложим буйные головы.
     Один лагерь йездов они  миновали незамеченными. Браслет по-прежнему вел
их прямо на северо-запад.
     Вскоре почти совсем рядом  с путниками промчался  конный  отряд йездов.
Врагов отделяли  какие-то сто метров. Однако  все обошлось; командир отряда,
должно быть, принял их за своих соотечественников.
     - Нет луны. Хорошо! -- прошептал Минто.
     - Куда уж лучше, черт побери, -- проворчал Горгид, когда йезды отъехали
на достаточно большое расстояние, чтобы не  расслышать. Грек спрятал браслет
в рукав, чтобы яркая голубая звездочка, сияющая в темноте, не выдала их.
     Трое  путников  обогнули  еще  один  холм,   выросший  на  месте   руин
разрушенного города. Впереди показались костры. В свете ночного пламени были
видны суетящиеся люди. Яркая вспышка на браслете едва не ослепила грека.
     -- Мы нашли его!
     Минто махнул рукой вперед, показывая на что-то. У ирмидо была небольшая
дальнозоркость.  Он увидел пленника раньше,  чем его  спутники.  Всем  троим
пришлось  подъехать куда ближе, прежде чем грек разглядел неподвижную фигуру
у костра.  Горгид судорожно втянул  ноздрями  воздух.  Ракио был привязан  к
столбу.
     -- Готовятся  повеселиться,  скоты! --  сказал  Виридовикс.  -- Ничего,
сейчас мы устроим этим тварям пляски вокруг праздничного шеста!
     Они  начали  обсуждать  план  действий  тихим  шепотом,  но  тотчас  же
замолчали, когда из темноты донесся окрик часового:
     -- Кто там?
     -- Эй, что расшумелся? -- зашипел Виридовикс на языке хаморов, стараясь
подражать  выговору  йездов. -- У нас донесение твоему  командиру  от самого
кагана!  Иди  сюда,  я  тебе передам  его, а  то  мне еще ехать и  ехать  по
стоянкам.
     Ничего  не  подозревающий  часовой  подъехал к Виридовиксу. Он был  уже
совсем рядом, когда вдруг воскликнул:
     -- Ты не...
     Его  голос  прервался.  Кельт  изо всех сил  швырнул  в голову часового
подобранный в руинах булыжник. Йезд безмолвно свесился с седла.
     Несколько секунд прошло  в напряженном  ожидании.  Однако  эта  встреча
осталась для йездов не замеченной. В лагере все было спокойно.
     Виридовикс  тем временем  продумал план действий. Он перешел на ломаный
васпураканский, помогая себе энергичными  и выразительными жестами. Себе  он
отвел самую активную роль. Горгид попытался было опротестовать это:
     - Не занимай мое место!
     - Ну уж нет, -- твердо ответил Виридовикс. -- У Минто хорошая кольчуга,
а у меня -- отличный меч. Кроме того, я... гм... неплохой боец. У нас меньше
шансов погибнуть в этой схватке и погубить Ракио. Так?
     --  Да, будь ты  неладен. -- Хотелось бы греку хотя бы сейчас забыть  о
холодной логике!
     --  Ты  тоже примешь  участие, обещаю,  --  добавил  Виридовикс,  желая
утешить друга.
     Все  трое медленно направились к лагерю, стараясь  двигаться как  можно
тише. Йезды продолжали  заниматься своими делами.  Один  подошел  <i>к</i> Ракио  и
небрежно отвесил  ему оглушительную пощечину.  Несколько других засмеялись и
хлопнули в ладоши. Горгид хорошо различал их голоса.
     До костров  оставалось метров пятьдесят, когда  один из врагов случайно
повернулся в их сторону. Глаза йезда распахнулись от изумления.
     --  Вперед! --  заорал  Виридовикс,  схватив за  узду  запасного  коня.
Пришпорив  лошадей,  все  трое  молнией  полетели  вперед  и  обрушились  на
ошеломленных врагов.
     На несколько секунд йездов охватила паника. Им почудилось, что  на них,
крича во все горло и размахивая оружием, надвигается из темноты целая армия.
Йезды бросились врассыпную.
     Настигая  врагов, Минто разил их копьем. Тяжелые  железные  подковы его
хорошо обученной лошади били по головам  и спинам разбегающихся людей. Один,
уворачиваясь от меча  Виридовикса,  оступился  и упал прямо в костер.  Когда
одежда на  кочевнике  загорелась,  он заметался из стороны  в  сторону, дико
завывая от боли.
     Горгид подлетел  к  коням,  привязанным позади  лагеря.  Виридовикс  не
ошибся -- несколько йездов поспешно карабкались на  лошадей. Грек зарубил их
одного  за другим, а  затем перерезал  уздечки. Испуганные лошади  храпели и
вставали на  дыбы. Грек добавил суматохи, кольнув нескольких лошадей острием
меча и хлопнув в ладоши.
     Наконец   враги  поняли,  как  немного  было  нападающих.  Крики  ужаса
превратились в гневные  вопли. Но  Минто, несмотря  на то  что он был  один,
устроил среди  растерянных йездов настоящую  бойню. От  ударов копыт  лошади
горца  ломались ребра  и раскалывались черепа. Один  из  йездов,  пронзенный
копьем, в агонии цепко ухватился за древко и выдернул его из  рук эрзерумца.
Тогда Минто выхватил саблю  и,  наклонившись с седла, ударил  бросившегося к
нему  йезда. Кочевник  отскочил  в сторону,  прижимая руки к  окровавленному
лицу: сабля горца отрубила ему нос.
     Воспользовавшись  неразберихой,  Виридовикс  бросился  прямо  к  Ракио.
Соскочив  с седла,  он подбежал  к столбу, к которому  был привязан пленник.
Йезды только начали свое зверское "развлечение". Пленник был измучен, покрыт
синяками и ссадинами. Один его глаз заплыл,  тоненькая струйка крови стекала
из уголка рта. Разорванная туника обнажала ирмидо  до пояса. Все  тело  было
испещрено  порезами  --  мучители пробовали остроту  своих  кинжалов. Однако
Ракио оставался в сознании и не просил о смерти.
     -- Прости, если испортил тебе вечер, --  сказал он, передвигая запястья
ближе к  Виридовиксу,  чтобы  тому было легче перерезать путы. Кельт  быстро
разрезал  сыромятные  ремни, стягивающие  пленнику запястья,  и  наклонился,
чтобы освободить его ноги. Едва Виридовикс нагнулся, как  в столб, прямо над
головой Ракио, вонзился меч. Приподнявшись, кельт молниеносно метнул кинжал,
попав  в горло  врага.  Тот  захлебнулся  кровью  и,  корчась, рухнул у  ног
пленника.
     Ракио качнулся  -- у  него  затекли  ноги. Виридовикс подхватил  его за
плечи,  чтобы   тот  не  упал.  Ирмидо  повернулся  и  неожиданно  поцеловал
Виридовикса прямо в губы.
     -- Я твой должник навеки, -- сказал он.
     Виридовикс залился огненным румянцем.
     -- Усидишь на лошади? -- сп