прощай. -- Муниций отдал салют мужеству Акрона. --
Передай: я не враг ни тебе, ни Туризину. Акрон резко повернул коня и
поскакал на восток. Муниций ускорил шаги, догоняя колонну. Назад он не
оборачивался.
----------
Легионеры шли на северо-запад вдоль реки Итоми, притока Аранда. До
Амориона оставалось всего три дня пути. Возбуждение и нетерпеливое ожидание
охватило всех.
Неврат уже начала надеяться, что Земарк слишком занят теологическими
изысками, чтобы беспокоиться о таких мелочах, как патрули и разведка. Однако
она ошибалась.
К Муницию подскакал разведчик. В руках у него были шлем, сабля и лук --
трофеи короткой стычки.
-- Там два каких-то идиота насели на меня, -- доложил он Муницию. --
Одного я застрелил из лука и забрал этот хлам. Второй ублюдок удрал. Это
были имперцы, не йезды.
Римский командир вздохнул.
-- Лучше бы ты снял обоих. Но все равно -- молодец.
В ответ на похвалу разведчик ухмыльнулся.
-- Теперь наше появление уже не будет неожиданностью, -- заметил Лаон
Пакимер. -- На твоем месте, Секст, я ожидал бы атаки уже сегодня.
-- Даже Явлаку потребовалось время, чтобы собрать силы, -- возразил
Муниций.
-- Явлаку нужны были только кровь и добыча, -- сказал Багратони. --
Лично я согласен с Пакимером. Проклятый лживый пес Земарк вбил в головы
своих людей, что Фос заберет их прямо в рай, если они умрут по воле этого
сумасшедшего фанатика.
Муниций изумленно покачал головой.
И снова молодой командир напомнил Неврат Скавра. Для Марка все
религиозные распри были сущей бессмыслицей. Что касается самой Неврат, то
она выросла в Васпуракане и вполне разделяла веру своего народа. Ей никогда
и в голову не приходило отступиться от своих убеждений. Некоторые
васпуракане, находясь в Видессе, сменили веру, желая облегчить себе
восхождение по служебной лестнице. Для таких у их соотечественников
находилось лишь одно определение: предатели.
-- Не могу поверить, чтобы солдаты поддались такой глупости, --
повторил Муниций.
Пакимер и Багратони принялись спорить с ним, но переубедить римлянина
не смогли. Чем больше они кричали, тем крепче и упрямей он сжимал губы. Но
Неврат знала, что правда на стороне Пакимера и Багратони.
Интересно, а какими аргументами можно было бы убедить Марка?
Поймав взгляд Муниция, Неврат сказала:
-- Ну хорошо. Ты не разделяешь их веры и не понимаешь, что такое
религиозная рознь. Но не позволяй этому обстоятельству ослепить тебя. Если
ты чего-то не понимаешь, это еще не повод считать, будто данного явления не
существует вовсе. Вспомни, что случилось с Багратони и его людьми в
Аморионе!
Пакимер оказался достаточно умен для того, чтобы замолчать и дать
римлянину время подумать. Попутно он толкнул Багратони, чтобы тот перестал
спорить.
Наконец Муниций сказал:
-- Развернем манипулы боевым порядком, однако продолжим продвижение. В
таком случае мы сможем быстро занять позиции, если появится необходимость.
Отдавая приказания, Муниций отчаянно ругался -- он знал, что все эти
маневры неизбежно отнимут время.
Пакимер подмигнул Неврат и неожиданно проговорил на довольно чистом
васпураканском языке:
-- Ты нашла для него умные слова!
Неврат была ошеломлена. Она не подозревала, что Пакимер говорит на ее
родном языке.
-- Никому верить нельзя! -- усмехнулся Сенпат.
Вскоре произошло еще одно столкновение с всадниками Земарка.
-- Сколько их? -- крикнул Муниций, когда хатриш подлетел к нему
галопом, крича на скаку, что его преследуют.
-- У меня не было времени остановиться и пересчитать их, -- огрызнулся
разведчик. Гневный взор Муниция пропал втуне. У легкомысленных хатришей был
особый дар выводить римлян из себя.
-- Занять боевые порядки! -- приказал Муниций и кивнул Пакимеру. --
Похоже, ты был прав. Не могли бы твои ребята немного задержать их, чтобы мы
успели развернуться?
-- Но поторопись с этим, -- сказал Пакимер, махнув в сторону быстро
накатывающего с запада облака пыли.
Легионеры произвели маневр четко и слаженно, как на параде. Казалось,
эта четкость раздражала Пакимера не меньше, чем беззаботность хатришей
выводила из себя Муниция.
-- Вперед! Вперед! -- кричал Лаон Пакимер. -- Вы что, не знаете, какая
великая честь -- умереть за командира, который только что признался в том,
что был не прав?
Затем Пакимер, сидя в седле, отвесил церемонный поклон Сенпату и
Неврат. В это мгновение хатриш напоминал великого правителя.
-- Не угодно ли присоединиться к балу? Танцы вот-вот начнутся!
Вокруг пели стрелы. Аморионские ополченцы оказались ненамного более
организованными, чем йезды. И уж всяк уступали акритай -- хорошо обученным
видессианским всадникам. По сравнению с легионерами их было ничтожно мало.
Однако слова "отступление" эти фанатики не ведали.
-- Земарк! -- кричали они. -- Фос и Земарк!
Этот клич выводил из себя васпуракан. Они кричали в ответ, сопровождая
имя своего врага непристойными жестами и самыми грязными ругательствами.
Даже в строю легионеров солдаты Багратони выделялись густыми черными
бородами и кряжистым телосложением.
-- Васпуры!.. -- завыл командир аморионского отряда. Высоко подняв меч,
он указал на еретиков.
Лаон Пакимер -- холодный, опытный профессионал -- направил конников
вперед, чтобы они охватили врага полукольцом на флангах. Если люди Земарка
не отступят, им грозит полное окружение.
Ни Пакимер, ни любой другой командир, имеющий мышление
профессионального военного, не ожидали, что аморионцы бросятся прямо на
ощетинившуюся копьями линию легионеров. Эта атака оказалась совершенно
неожиданной и принесла атакующим больше удачи, чем могла бы при иных
обстоятельствах.
Неврат пустила стрелу в мчащегося на нее видессианина и, к своему
ужасу, промахнулась. Она низко пригнулась в седле, коснувшись гривы коня, и
услышала, как сабля просвистела над ее головой. Враг промчался мимо, во все
горло выкрикивая имя Земарка.
Конный заслон хатришей расступился, пропуская видессиан. Пришпорив
коней, атакующие бросились прямо на Багратони. Остальной части армии для них
не существовало. Все прочие были для фанатиков лишь преградой, стоящей между
ревнителями веры и еретиками.
Полоса длинных римских копий почти не замедлила атаки. Заржала
умирающая лошадь, падая на стоящих с копьями наперевес васпуракан. Открылась
брешь, и люди Земарка рванулись туда. Они рубили и кололи ненавистных
васпуракан, слепые от ярости.
Но солдаты Багратони отбивались от наседавших врагов не менее упорно.
Сражение не слишком долго оставалось локальным. Римские манипулы, стоявшие
слева и справа от отряда Багратони, обошли фанатиков с флангов. Позади них
кольцо замкнула кавалерия хатришей.
-- Вот пробка и заткнута! -- крикнул Сенпат и вызывающе обратился к
мчащемуся во весь опор аморионцу: -- Эй ты, ублюдок! Сюда! Я тоже принц
Васпуракана!
Фанатизм и отчаяние помогали противнику Сенпата уравновесить силы,
поскольку юный "принц" был куда опытнее в схватке на саблях. Однако
видессианин не заметил Неврат, которая натягивала лук в нескольких десятках
шагов. На этот раз прицел оказался точным. Видессианин замертво свалился с
седла.
-- Ты что, сомневалась во мне? -- спросил Сенпат.
-- Я тоже кое-чему научилась от римлян. Например, не рисковать без
нужды.
-- Ладно, не буду спорить о непролитой крови. Особенно если эта кровь
-- моя. -- Сенпат пришпорил лошадь. Неврат следовала за ним. Во время первой
атаки она сохранила свои стрелы и теперь использовала их с убийственной
точностью, поражая одну цель за другой.
Наконец фанатики сдались. Оставшиеся в живых люди Земарка попытались
пробиться из кольца. Это удалось лишь десятку, прочие погибли. Жестокий
кровавый бой длился не более нескольких минут.
Муниций, неуверенно ступая, приблизился к Гагику Багратони. На шлеме
римского командира красовалась вмятина, в глазах у него темнело. Но сознание
ни на секунду не изменяло Муницию.
-- Отлично сделано, Гагик! Я хотел бы поговорить с пленными, чтобы
знать, что ждет нас впереди.
Васпураканин широко развел руками.
-- Пленные? Какая жалость! Похоже, ни одного не осталось. -- Он смотрел
на Муннция с откровенным вызовом.
-- Ну и не надо. Скоро мы и так все узнаем, -- сказал Муниций. Он
огляделся, ища взглядом Пакимера. Как и следовало ожидать, хатриш оказался
неподалеку. -- Ты не мог бы отправить своих разведчиков немного подальше
вперед, Лаон? Будет очень плохо, если на нас неожиданно набросится большая
банда этих сумасшедших.
-- Я прослежу, чтобы такого не случилось. -- Голос хатриша прозвучал
серьезнее, чем обычно. Жестокая схватка с полурегулярной частью Земарка ему
не понравилась.
Трубы затрубили сигнал к выступлению. Армия двинулась вперед.
Сенпат закончил перевязывать небольшую ранку на шее своей лошади.
-- А ведь мы даже не знаем, добрался ли Скавр до Амориона, -- заметил
он.
-- Да, я тоже все время думаю об этом, -- отозвалась Неврат. -- И еще я
не перестаю думать о том, что может произойти, если он попадет в руки
фанатиков Земарка.
-- Он не васпураканин, -- напомнил ей муж.
-- Да. Он не васпураканин. Об этом я как-то забыла. Но даже если он
проберется в город -- на что ему надеяться? -- Неврат ударила каблуками
лошадь. -- Впрочем, как сказал Муниций: скоро мы и так все узнаем.
Часть вторая
На пути в Машиз
Глава шестая
Глухо ухнула катапульта. Круглый булыжник размером в две человеческие
головы просвистел в воздухе и зарылся в мягкую степную почву. Ветер тут же
сдул пыль, поднявшуюся при падении камня.
Виридовикс погрозил кулаком крепости, которая заграждала южный проход
через Эрзерум. Она была выстроена из темных массивных камней. Нелегко будет
одолеть такое укрепление. Как блохи на шкуре льва, на высоких стенах
суетились люди.
-- Выходите и сражайтесь, трусливые псы! -- крикнул кельт.
-- Это был предупредительный выстрел, -- пояснил Ланкин Скилицез. -- На
таком близком расстоянии они перестреляли бы нас, как щенков, если бы
захотели.
Пикридий Гуделин вздохнул:
-- Похоже, мы с макуранцами строили слишком хорошо... в те годы, когда
умели найти общий язык.
Несколько дней назад Горгид записал историю, рассказанную Гуделином в
лагере. Было время -- с той поры минули столетия, -- когда две великие
державы, Видесс и Макуран, пришли к согласию и решили не пускать степных
кочевников за Эрзерум. Северные проходы по горам видессиане контролировать
не могли, но Макуран выделил немалые средства на строительство укреплений.
Видесс же предоставил строительству опытных архитекторов. Из Империи также
поступали регулярные выплаты местным владыкам, чтобы те поддерживали
крепости в боеспособном состоянии и держали там свои гарнизоны.
Сейчас Макурана больше не существовало, а денежные поступления из
Империи прекратились -- Видесс в последние пятьдесят лет пережил немало
трудностей. Но гарнизоны Эрзерума еще сохранились. Старинные крепости
охраняли горцев не хуже, чем земли, лежащие за хребтом, на юге.
-- Отряд на переговоры! -- приказал Ариг.
Выкрашенный белой краской щит поднялся на копье. Пробиваться с боями по
одному из этих узких ущелий было бы обычным самоубийством. Других же дорог,
кроме теснин, здесь, в высоких горах под шапками вечных снегов, не имелось.
Сторожевые ворота открылись. Всадник с таким же знаком мира в руках
выехал навстречу армии аршаумов. Он сидел на крупной лошади.
Ариг быстро набрал группу для переговоров: он сам, Гуделин и Скилицез.
Первого он взял с собой из уважения к его дипломатическому таланту, второго
-- за знание хаморского языка, известного всем, кто живет на границе с
Пардрайей. Кроме того, с отрядом поехал Толаи и, по просьбе Гуделина, один
из солдат Агафия Псоя -- парень неплохо говорил по-васпуракански, а "принцы"
часто имели дело со своими северо-западными соседями.
- Можно мне пойти с вами? -- попросил Горгид.
- Всегда ищешь приключений? -- заметил Ариг с полупрезрительной
усмешкой.
Виридовикс даже не стал спрашивать разрешения. Просто поехал с
остальными, делая вид, будто не замечает нахмуренных бровей Арига.
Эрзерумец махнул им рукой, приказывая остановиться на безопасном
расстоянии. Он походил на васпураканина -- такой же коренастый, темнокожий,
с квадратным лицом и орлиным носом. Его курчавая борода была разделена на
два острых клина. Позолоченная кираса, бронзовый шлем, украшенный плюмажем,
шаровары из дорогого шелка -- все это свидетельствовало о том, что на
переговоры вышел один из командиров. Ему было около сорока лет.
Горец резко махнул рукой, как бы заранее отвечая на любую просьбу
категорическим отказом.
-- Назад! -- сказал он на языке степняков. -- Возвращайтесь! Если вы
пойдете дальше, мы вас разобьем. Это говорю вам я, Вартанг, второй вождь
Гуниба! Мы не глупые смерды, чтобы позволить кровожадным варварам пройти
через нашу землю. Возвращайтесь в степь и благодарите судьбу за то, что мы
не перебили вас всех до единого.
Ариг вспыхнул от гнева. Гуделин быстро сказал:
-- Он говорит больше, чем имеет в виду. В его речах заметен отпечаток
видессианского ораторского стиля, хотя и довольно слабый.
-- Видессианский ораторский стиль? Погоди-ка. У меня есть идея! --
Годы, проведенные в Видессе, не пропали для Арига даром, и сейчас аршаум
решил воспользоваться этим. Он заговорил по-видессиански, пытаясь выражаться
витиевато: -- Зачем столь суровы твои речи, друг? Мы не ищем ссор с тобой и
твоим народом. Мы преследуем Авшара, будь он проклят.
Вартанг поднял брови:
-- Мне знаком язык, на котором ты говоришь. Но я не говорю на нем.
Казалось, только сейчас он дал себе труд рассмотреть стоящих перед ним
людей. Горгид, Гуделин, Скилицез и солдат из Присты -- его звали Нарба Кайс
-- могли в своих мехах и коже сойти за хаморов, хотя и несколько
своеобразных. Но только не Ариг и Толаи. Что касается Виридовикса, то его
длинные густые усы, рыжие волосы, выбивающиеся из-под меховой шапки, и
бледная кожа, усыпанная веснушками, оказались для эрзерумца и вовсе в
диковину. В какой-то миг суровый военачальник дал волю удивлению.
-- Да кто вы такие? -- вырвалось у него.
Гуделин тронул за плечо Нарбу Кайса, который выехал вперед на несколько
шагов.
-- Убедись сперва, что он тебя понимает, -- проговорил чиновник.
Услышав из уст Нарбы васпураканскую речь, Вартанг снова удивился, хотя
на этот раз сумел скрыть свои чувства и ограничиться величественным кивком.
Горгид видел, как Гуделин на ходу составляет речь по всем правилам
пышной видессианской риторики.
-- Скажи ему, Кайс, что я и Скилицез -- посланники великого Автократора
Видессиан! Поведай, откуда явились сюда аршаумы. Скажи, что этот долгий,
многотрудный путь они прошли нашими союзниками в великой войне против
кровожадного Йезда. Чего мы просим у благородного военачальника? Лишь одного
-- безопасного прохода через Эрзерум, дабы атаковать там йездов, на их
собственной территории. Так. Теперь передай ему наши верительные грамоты,
если он их примет.
Чиновник протянул сопроводительное письмо, которое выдал ему Туризин,
-- немного потертое после долгого путешествия, но все еще сохранившее
великолепные росчерки золотых и красных чернил и оттиск печати с
изображением солнца на небесно-голубом воске. Скилицез тоже вынул из-за
пазухи свое письмо.
Держа по пергаменту в каждой руке, так что исключалось всякое
использование оружия, Нарба подал документы Вартангу. Тот сделал вид, что
изучает письма. Если горец не говорил по-видессиански, то уж читать на этом
языке он всяко не умел. Однако он не мог не узнать печатей Автократора
Видессиан. Немного нашлось бы в мире людей, которые не узнали бы их.
С суровым видом эрзерумец вернул верительные грамоты и заговорил снова
-- на этот раз на гортанном васпураканском языке. Нарба Кайс переводил:
-- Даже здесь, далеко на севере, говорит он, знают о Йезде и о том, что
оттуда никогда не придет добра. Они еще ни разу не позволяли армиям
кочевников проходить через их крепости, однако он передаст ваши слова
владыке Гуниба.
-- Передай, что мы благодарим его, -- сказал Ариг и поклонился, сидя в
седле.
Виридовикс наблюдал за своим другом с удивлением и восхищением. В
Видессе аршаум был игроком и гулякой; теперь он овладевал искусством быть
правителем.
Вартанг ответил Аригу столь же вежливо и отвернул коня, желая вернуться
в крепость.
Не успел Вартанг отъехать далеко, как к нему подскакал Толаи. Вартанг
стремительно схватился за оружие, но, бросив беглый взгляд на шамана,
остановился.
Коснувшись рукой плеча горца, шаман проговорил на ломаном хаморском,
которому научился у Батбайяна:
-- Нет -- воевать. Нет -- больно тебе! Только идти ворота -- это все.
Клятва!
Его неправильная, но искренняя речь, похоже, произвела на Вартанга куда
больший эффект, нежели верительные грамоты Туризина. Горгид увидел, как
покраснело толстое лицо самоуверенного чиновника, когда горец отсалютовал
Толаи, приложив кулаки ко лбу, а затем крепко сжал руки шамана. Сторожевые
ворота распахнулись, впуская Вартанга.
-- А теперь что? -- спросил Горгид.
-- Ждать, -- отозвался Ариг.
Горгид и видессиане нетерпеливо переминались с ноги на ногу, но Ариг,
невозмутимый, как всякий кочевник, казалось, был готов ждать хоть целый
день, если понадобится.
Через некоторое время ворота крепости Гуниб слегка приоткрылись.
-- Они доверяют нам. По крайней мере некоторые из них, -- сказал Ариг.
-- Теперь мы можем поговорить о деле.
В окружении солдат в чешуйчатых кольчугах, вооруженных копьями, из
крепости вышли Вартанг и второй, более пожилой военачальник, одетый и
вооруженный еще богаче. Во всей фигуре этого немолодого человека с суровыми
глазами воина на морщинистом лице чувствовалась большая сила.
Оглядев вновь прибывших с придирчивостью, сделавшей бы честь и Гаю
Филиппу, он произнес;
-- Меня называют Грашвил, повелитель Гуниба. Попробуйте убедить меня в
том, что я должен пропустить вас через крепость!
Голос прозвучал сухо; тяжелое лицо с чертами, будто высеченными из
камня, казалось непроницаемым. Послы еще раз сообщили ему то, что уже
рассказывали Вартангу, однако на этот раз передали куда больше подробностей
и деталей.
Несколько раз Грашвил прерывал рассказ вопросами. Его осведомленность о
делах Пардрайи была достаточно глубокой, но не всегда точной. Так, он знал о
взлете Варатеша на вершины власти и о магической помощи Авшара, однако
полагал, что Авшар происходил из народа хаморов.
Когда Ариг описал внешность князя-колдуна и добавил, что тот бежал на
юг, Грашвил ударил себя кулаком по колену:
-- Позавчера человек, похожий на того, кого ты описывал, проходил через
крепость. Он утверждал, что является купцом, что за ним гонятся степные
бандиты. Этот человек был без спутников; он явно не принадлежал ни к одному
из хаморских племен, поэтому у нас не возникло причин сомневаться в его
словах.
Внезапно весь отряд Арига взорвался криками. Авшар все-таки ускользнул
от них! Должно быть, у него наготове оказалась какая-то магия, если он сумел
гнать жеребца день и ночь без остановки! Выносливость черного коня
превосходила всякое воображение. Авшар уходил от аршаумов все дальше и
дальше, не ведая устали, чего не скажешь об отряде Арига. А сильная гроза
замела следы колдуна.
-- Чего ты ждешь? -- крикнул Виридовикс Грашвилу. -- Прикажи своим
людям пойти с нами! Схватим подлого пса! Неужто ты так и будешь сложа руки
сидеть в этой дыре посреди пустыни?
Кельт уже хотел спрыгнуть с лошади и вытрясти душу из глупого вождя,
который ничего не понимает.
Губы Грашвила дрогнули в улыбке, словно его забавляла несдержанность
чужеземца.
-- Возможно, я так и поступлю. -- Он повернулся к Аригу. -- Ты просишь
меня взвалить на плечи тяжкий груз ответственности. Какие гарантии ты можешь
мне дать? Почему я должен поверить, что твоя армия не станет грабить наши
богатые долины, едва ты окажешься за пределами крепости? Может, ты оставишь
в Гунибе заложников, чтобы обезопасить нас от твоего предательства?
-- Гарантии? -- тут же отозвался Ариг. -- Я готов дать клятву твоего
народа или любую другую, какая тебе подойдет. Поклоняешься ли ты Фосу, как
видессиане? Он, похоже, совсем неплохой бог -- для крестьян, конечно.
В устах аршаума эта была высшая похвала чужому божеству, хотя глубоко
верующего Скилицеза передернуло.
Грашвил отрицательно качнул головой. При этом движении вьющиеся
серебристые волосы взметнулись под золотым шлемом.
-- Имперские жрецы в голубых плащах болтают много и красиво -- чего не
отнимешь, того не отнимешь. Но мой народ предпочитает наших старых богов
неба, земли, камней и рек. Я и сам -- старый упрямый человек. Наши боги
забавляют меня. -- В его тоне звучала легкая насмешка над собой, но весь
горделивый облик вождя свидетельствовал о том, что он знает себе цену, и
люди недаром разделяют его мнения.
-- В таком случае -- отлично! -- сказал Ариг. Он заговорил деловито и
сурово, от дипломатической любезности и "видессианского ораторского стиля"
не осталось и следа. -- Оставить тебе заложников, говоришь? Я бы хотел в
таком случае ответных гарантий в том, что никто из моих людей не пострадает.
Если же хотя бы один из них погибнет из-за предательства, пусть дух
эрзерумца последует за ним в загробный мир, и будет ему там рабом.
-- Клянусь Тахандом, Повелителем Громов! Так и будет! -- Грашвил
внезапно принял какое-то трудное решение. -- Я оставлю в крепости лишь
небольшой гарнизон. Остальные мои воины и я сам -- мы отправляемся с вами.
Хаморы сейчас в большом смятении, так что дорога в этом году будет
безопасной. Кроме того, -- добавил Грашвил, бросив на Арига хитрый взгляд,
-- сторожевые псы помогут вернее сдержать все твои красивые обещания.
-- Не сомневаюсь, -- ответил Ариг столь прямо, что Горгид удивленно
воззрился на него. -- Но тебе придется не отставать от нас. Знаешь ли, мы
идем довольно скорым шагом.
Грашвил усмехнулся.
-- Ты хорошо знаешь степь. Поверь, что в горах я справлюсь получше
твоего. Мои люди будут следовать за твoими неотступно, как чертополох,
виснущий на хвостах ваших лошадей. -- Он тронул лошадь и приблизился к
Аригу. -- Договорились?
-- Договорились. Я хочу принести клятву.
-- Будет лучше, если мы принесем ее ночью.
Грашвил повернул голову, чтобы отдать распоряжение Вартангу, но тот уже
мчался по направлению к Гунибу, размахивая руками в знак того, что
переговоры закончились миром. Грашвил громко рассмеялся, глядя на Вартанга:
-- Моя дочь сделала неплохой выбор!
Остаток дня аршаумы и солдаты гарнизона провели у стен крепости,
внимательно наблюдая друг за другом. Ни один из кочевников не был приглашен
в саму крепость. Ариг был оскорблен этим. Гуделин пытался развеять дурное
настроение аршаума:
-- Он нарушил вековые обычаи, вообще согласившись иметь с нами дело.
Будь справедлив к нему!
Немолодой жрец с длинной густой бородой, спускавшейся ниже пояса,
явился, чтобы сообщить Толаи подробности обряда клятвы верности. Переводить
все это пришлось Скилицезу. Религиозный видессианин, вынужденный помогать
двум язычникам-шаманам, чувствовал себя явно не в своей тарелке.
Выслушав эрзерумца, Толаи задумчиво кивнул:
-- Сильный ритуал.
Когда стемнело, жрец -- его звали Тазмак -- запалил два ряда костров.
Пламя пылало справа и слева, создав узкий коридор длиной приблизительно в
десять метров.
-- Нам придется пройти сквозь огонь? -- заинтересовался Виридовикс. Он
уже слышал от Горгида о ритуале в стане аршаумов, но самого обряда не видел.
-- Нет, у них другой обычай, -- отозвался Гуделин.
Тазмак, облаченный в полосатый халат, подвел к кострам собаку. Толаи в
маске демона и бахромчатой одежде присоединился к жрецу. Оба шамана начали
произносить заклинания или молитвы -- каждый на своем языке. Обращаясь к
своим соотечественникам, Толаи сказал так:
-- Это животное будет служить символом нашего договора.
Ничто не заставило бы обычную собаку пройти между узких языков пламени,
рвущихся к небу, но сейчас, повинуясь магии Тазмака, она покорно шла среди
костров.
-- Как собака переборола страх перед огнем, так пусть дружба между нами
переборет все препоны,-- произнес Толаи.
Тазмак вторил Толаи на своем языке -- для эрзерумцев.
В конце пылающего коридора стоял рослый мускулистый горец, обнаженный
по пояс. Он опирался на большой топор, похожий на халогайский. Когда собака
появилась перед ним, горец взмахнул топором и перерубил животное пополам.
Сверкнула и погасла сталь. Эрзерумцы разразились громкими криками, радуясь
доброму знаку.
-- Пусть та же участь постигнет любого, кто предаст наш договор! --
выкрикнул Толаи, вызвав у аршаумов одобрительные возгласы.
Перекрывая гул голосов, Грашвил прокричал на хаморском языке:
-- Выступаем завтра!
Не все аршаумы знали на этом языке хотя бы слово, но смысл сказанного
был им понятен.
-- Жутковатый символизм, -- заметил Гуделин, указывая на принесенного в
жертву пса.
-- И это все, что ты можешь сказать? -- осведомился Горгид. -- Впрочем,
лучше и не пытаться выяснить, какая участь ожидает предателей. Слишком уж
хорошо помнится, что случилось с Боргазом.
-- О-ох, -- в ужасе простонал чиновник и нежно погладил себя по брюшку,
как бы желая удостовериться в том, что лезвие магического топора еще не
разрубило его.
----------
Воздух дрожал в жарком мареве. Внизу расстилалась долина -- еще одна на
пути большой армии. Виридовикс с подозрением вглядывался в открывшийся ему
пейзаж.
-- Любопытно! Что же ожидает нас здесь?
-- Что-то совершенно не похожее на все, что мы видели прежде, --
уверенно ответил Горгид.
При первом же появлении разведчиков-аршаумов пастухи стали перегонять
стада в горы, а крестьяне бросились к укрепленным замкам, принадлежащим
местной знати. Вооруженные всадники собрались в отряды, готовые, если
потребуется, дать отпор.
Виридовикс фыркнул, глядя на грека:
-- А, ты у нас теперь Великий Друид! Только твои предсказания совсем не
похожи на предсказания! Что тебе стоило сказать -- "здесь мы увидим то же,
что и везде"?
-- Я думал, здесь ты чувствуешь себя как дома, -- отозвался грек. --
Эта земля еще противоречивее твоего вертлявого нрава!
Ариг заметил:
-- Я ничего не понимаю. Кочуя, мы покрываем расстояния, в тысячу раз
большие, чем те, которые занимает эта дурацкая куча камней. Но все наши
кланы составляют один народ -- аршаумов.
Ариг выглядел усталым. К армии присоединилось несколько отрядов горцев.
Кагану досталась неблагодарная работа -- следить, чтобы эти вспыльчивые,
разноречивые, непонятные люди не вцепились друг другу в глотку. Горцы
разговаривали на пяти различных языках, исповедовали четыре религии, причем
каждая решительно отвергала остальные три и подчеркивала собственное
превосходство.
-- Как ты прав, дорогой Ариг! -- поддержал его Виридовикс. -- В моей
родной Галлии есть такое племя -- аллоброги, они обитают на юго-западном
направлении от моих лексовиев. Довольно паршивое стадо кельтов. Но все же
кельтов! А здесь один горец не понимает другого, если они сидят на разных
холмах на расстоянии чуть больше плевка.
-- Мы, видессиане, считаем, -- вмешался Ланкин Скилицез, -- что это
Скотос смешал языки Эрзерума, когда местные жители отказались от истинной
веры и не узрели величия Фоса.
-- Какой смысл топить себя в предрассудках и туманить голову
заблуждениями? -- разъярился Горгид. -- Для всего, и этого в том числе,
имеются вполне разумные объяснения! Можно назвать вполне естественные
причины... -- Увидев, что Скилицез готов взорваться, грек добавил: -- Ну
хорошо, ты говоришь, в Эрзеруме потрудился Скотос. И как вмешательство
Скотоса объясняет, например, то обстоятельство, что жители Меша -- такие же
ортодоксы, как и ты? Они понимают древний язык литургии Фоса, но ни слова не
говорят на современном видессианском. И даже Грашвил не разбирает их
диалекта.
Офицер в замешательстве подергал себя за бороду. Он явно не привык
спорить с фактами, когда речь заходила об ортодоксальной видессианской вере.
Наконец Скилицез сказал:
-- Ну хорошо, хорошо. Так что это за знаменитая "естественная причина",
с которой ты так носишься?
-- Во-первых, местность. -- Грек загнул один палец. -- Расстояния
ничего не значат. Шаумкиил и Галлия -- равнинные страны, там нет гор. Люди и
идеи передвигаются свободно, поэтому ничего удивительного, что разные
племена так сходны между собой. Эрзерум разрезан на узкие долины, отделенные
друг от друга почти непроходимыми горами. Каждая долина -- это отдельный
мир, это бастион, это крепость! Ни одно племя не может даже мечтать о том,
чтобы захватить власть над всей страной. Поэтому ни один язык, ни один
обычай не стал общим для всех.
Горгид сделал паузу, чтобы отхлебнуть вина. Вина Эрзерума не были
такими тонкими и выдержанными, как в столице, однако все же лучше, чем
кумыс.
По дну долины, вдоль журчащего речного потока, двигался кавалерийский
отряд, готовясь занять позиции на обоих берегах. Над головами всадников
развевались яркие флаги.
Горгид отложил бурдюк с вином -- он предпочитал добрый спор хорошей
выпивке.
-- Вторая причина такой пестроты... Ха! Очень просто. Эрзерум -- это
мусорная свалка истории. Каждое племя, побежденное Макураном, Видессом,
Васпураканом, Пардрайей, искало убежища здесь. И довольно многие осели в
горах. Это относится, например, к шоргали, бежавшим от хаморов, когда те --
один Фос знает сколько столетий назад -- вошли в Пардрайю. Только так им
удалось уцелеть.
-- Нет, вы только подумайте, какой он у нас умный? -- сияя, сказал
Виридовикс. -- Он сунул свой любопытный нос в грязную лужу и сделал ее
чистой, как утреннее небо. Лично я ни за что бы не догадался!
-- Чистой? -- фыркнул Скилицез. -- Мутной, ты хочешь сказать! Ну-ка
объясни мне, теоретик, почему меши ортодоксальны в вере? Ты растолковал нам,
как они оказались здесь. Но если следовать твоим предположениям, они должны
были воспринять веру от еретиков-васпуракан!
-- Интересный вопрос, -- признал грек. Поразмыслив немного, он медленно
произнес: -- Я бы сказал, они ортодоксальны именно по той же причине, почему
васпуракане не ортодоксальны.
- Ты опять говоришь парадоксами! -- вскричал Скилицез.
- А эти греки для того и созданы, чтобы ходить кругами, -- заявил
Виридовикс.
-- Да провалиться вам обоим к воронам, -- рассердился грек. -- Лучше
выслушайте до конца. Здесь нет никакого парадокса. Васпураканам по душе была
религия Видесса, но они боялись, чтобы влияние Империи не распространилось
на их маленькую страну -- через жрецов Фоса. Поэтому "принцы" так твердо
держатся своего учения. Они чтут Фоса и вместе с тем держатся от Империи на
расстоянии. Однако для меши Васпуракан был тем, чем для самого Васпуракана
был Видесс. Привлекательные идеи, одновременно с тем таящие угрозу потери
политической независимости. Поэтому меши остановились на ортодоксальной
ветви учения Фоса. А Видесс был слишком далеко, чтобы представлять угрозу.
Судя по гримасе, которую скорчил Скилицез, ему нелегко было переварить
все эти доводы. Однако Гуделин, до этого мгновения сохранявший полное
спокойствие, заявил:
- Мне нравится твоя мысль. Она многое объясняет. В частности, почему
хатриши и намдалени до сих пор привязаны к своим глупым ересям...
-- А ведь и верно! -- воскликнул Горгид. -- Об этом я почему-то не
подумал. Что ж, хорошая теория тем и хороша, что объясняет сразу много
фактов. -- Он призадумался, а потом махнул рукой, показывая на пестрые
отряды союзников аршаумов. -- Эрзерум сам по себе -- богатейшая кладовая
разнообразных случаев.
-- Красиво болтаешь, -- сказал Ариг. -- Лично я просто рад тому, что
горцы едины в ненависти к Йезду.
-- Ты совершенно прав, -- согласился Скилицез.
Йезды предавали огню и мечу не только Васпуракан и Видесс. Почти
столько же мародеров пробивалось на север, в эрзерумские долины. Поэтому
местные жители, обычно не жаловавшие чужаков, с радостью приветствовали
любых врагов Йезда. Это было единственным, что помогало Аригу командовать
столь пестрым сборищем. Месть общему врагу казалась слишком заманчивой,
чтобы размениваться на мелкие усобицы.
Аршаум подозвал к себе гонца:
-- Пусть подойдет... как его? Хамрез из Какули. Послушаем, что он
скажет об этих всадниках, которые уже готовы вспороть нам брюхо.
Отряды армии аршаумов все еще двигались вниз по течению. Сквозь
поднятую лошадьми пыль сверкали наконечники копий.
Племя Хамреза обитало всего в двух днях пути отсюда к северу. Вождь был
худощавым человеком мрачного вида с огромными, могучими ручищами. На нем
красовались бронзовый шлем с кольчужной сеткой, закрывающей лицо и шею, и
длинная, до колен, куртка из плотной кожи с нашитыми костяными пластинками.
Хамрез поклонялся Четырем Пророкам Макурана. Несколько строк из их Писания
были вытатуированы у него на лбу.
Ариг спросил Хамреза о местных воинах. Мрачное лицо вождя вытянулось,
он нахмурил лоб, и одна из строк татуировки почти исчезла в морщинах.
-- Они из Братства. Так они зовутся здесь. Не трусы, должен признать. Я
видел их в бою. А соседи их называют... -- Он произнес какое-то слово на
своем гортанном языке и присовокупил к нему грязный жест.
Ариг с ухмылкой повторил:
-- Ублажители злого духа. Я слыхивал подобное выражение. А что оно
означает?
-- Что означает, то и означает, -- ответил Хамрез. Он выглядел
оскорбленным. -- Я не говорю на их языке. Скоро сам все узнаешь, -- заключил
он таинственно и ускакал.
Ариг переглянулся со своими старейшинами. Те один за другим пожимали
плечами.
-- Можешь спросить еще кого-нибудь, -- предложил Гуделин.
-- Зачем терять время? Я скоро сам их увижу, -- ответил аршаум. И
повысив голос, окликнул солдата: -- Нарба, поедешь с нами! Чем дальше на юг,
тем чаще мы будем встречать людей, говорящих по-васпуракански.
Подняв на копье белый щит, всадники поскакали к реке. Горцы проводили
парламентеров насмешливыми свистками, шипеньем и улюлюканьем.
Виридовикс озадаченно подергал себя за рыжий ус:
-- Странно эти эрзерумцы относятся к ребятам из Братства! Можно
подумать, они -- отъявленные бандиты. Однако поглядеть на их выправку и
вооружение -- похоже, они стоят половины нашей армии.
Воины, ожидавшие на противоположном берегу небольшой горной речки, и
вправду выглядели дисциплинированными. Они сидели на хороших конях, их
доспехи -- шлемы с плюмажем, кольчуги, плотные кожаные куртки и бронзовые
поножи -- выглядели весьма внушительно. Вооружены они были копьями и луками.
Разведчики-аршаумы, не желая, чтобы из-за какой-нибудь оплошности
случайно был развязан военный конфликт с горцами, держались от реки на
почтительном расстоянии.
Несколько эрзерумцев из Братства наложили стрелы на тетивы и выехали
вперед, приблизившись к берегу реки.
Завидев отряд аршаумов, высланный на переговоры чернобородый гигант в
оранжевой куртке кивнул молодому воину в такой же оранжевой куртке,
стоявшему рядом, и тот поднес к губам костяной рог. Прозвучало несколько
звонких сигналов. Всадники замерли в ожидании.
Виридовикс внимательно оглядел их строй.
-- Смотрите-ка! Они тут все будто разбиты попарно, и каждая пара носит
свой цвет.
В правоте Виридовикса нетрудно было убедиться. Достаточно было бегло
оглядеть ряды воинов Братства, чтобы увидеть напарников, одетых в зеленое,
фиолетовое, красное, коричневое, синее.
-- Странно, -- молвил Гуделин. Чужие, не сходные с видессианскими,
обычаи всегда вызывали у него неприязнь. -- Любопытно. Что бы все это
значило?
Краска бросилась в лицо Горгида. Сперва его окатило волной жара, затем
по спине прошла ледяная дрожь. Внезапно он понял смысл слов Хамреза.
До этого времени жизнь грека протекала если и не слишком счастливо, то,
во всяком случае, без излишних осложнений. Если догадка верна, то скоро они
получат ее подтверждение.
Впрочем, у Горгида было не слишком много времени для раздумий. Тряхнув
головой, чернобородый великан в оранжевой куртке пришпорил лошадь и двинулся
к берегу. Река оказалась совсем неглубокой -- коню по брюхо. Не колеблясь ни
мгновения, его товарищ с рогом у пояса последовал за ним. Тревожные крики
пронеслись вдоль строя воинов, но великан успокоил их взмахом руки.
Рослый горец на крупной лошади буквально навис над щуплым Аригом. Но
аршаум, чувствуя за спиной сильную армию, выдержал пронзительный взгляд
эрзерумца с царственной надменностью. Наконец горец одобрительно хмыкнул и
проговорил что-то на своем языке. Ариг покачал головой.
-- Видесс? -- спросил аршаум.
-- Нет, -- ответил чернобородый; похоже, это было единственное
известное ему слово на языке Империи. Он попытался заговорить на
васпураканском. Нарба Кайс перевел:
-- Все как обычно: он хочет знать, кто мы такие и что, во имя Зла,
делаем здесь.
- В таком случае они, должно быть, поклоняются Четырем Пророкам? --
сказал Скилицез, узнав типичное выражение приверженцев этой веры.
-- Во имя Зла и есть! Тут он попал в точку. Во имя Авшара, если
выражаться точнее, -- сказал Виридовикс.
Ариг начал рассказывать. Когда он произнес "Йезд", оба воина злобно
заворчали. Младший потянулся за шипастой булавой, висящей у него на поясе.
Крепости, запиравшие ущелья и проходы в горах, -- Гуниб и другие -- не
допускали в Эрзерум кочевников. Единственные степняки, проникавшие сюда,
были бандами йездов с юга. Поначалу горцы решили, что Ариг из их числа, но,
узнав от Нарбы Кайса о своей ошибке, засмеялись.
-- Мы просим пропустить нас через горы и снабдить провиантом и фуражом,
-- сказал Ариг. -- В моем отряде есть теперь и эрзерумцы. Мы не грабим
местных жителей. Полные мешки добычи мы набьем южнее -- в Машизе!
Чернобородый резко обернулся, оглядел армию Арига, отметил в ее рядах
горцев.
-- Мне плевать на них! -- громко сказал он и тут же признал: -- Хотя
они служат доказательством правоты твоих слов.
Но Ариг видел, о чем тот думает: жадный блеск в глазах выдавал мечты о
добыче, которую горец хотел бы захватить в долине. Затем чернобородый взял
себя в руки, словно очнулся от сладкого сна.
-- Вы назвали себя. Теперь мой черед. Меня зовут Килеу, вождь
Клятвенного Братства ирмидо. А это Атрокло, мой... -- Он произнес какое-то
слово на своем языке.
Атрокло, судя по юному лицу и коротенькой курчавой бородке, было не
более двадцати лет. Услышав свое имя, он улыбнулся вождю. Горгид знал такие
улыбки. Он оставил их в своей маленькой провинциальной Элладе, когда поехал
искать счастья в Рим -- казалось, вечность назад. Нет, отныне жизнь его уже
не будет такой, как прежде.
Килеу засмеялся в бороду. У него было суровое, но открытое лицо --
хорошее лицо для вождя.
-- Так вы решили врезать йездам? Мне это нравится!
В разговор вмешался Атрокло. У него оказался звонкий, высокий голос. Он
что-то спросил вождя. Тот махнул рукой, как бы позволяя ему говорить.
Атрокло произнес на ломаном васпураканском:
-- Колдун -- ты говорил. Он прошел здесь. Я так думаю.
Все взгляды, как магнитом, притянулись к молодому воину. Атрокло слегка
покраснел, смущенный всеобщим вниманием. Впрочем, румянец был почти
незаметен на смуглой коже.
-- Четыре дня назад. В поле черный жеребец. Мертвый. Не знали, почему
мертвый. Хорошая лошадь когда-то -- я думаю. Использовали больше смерти...
до смерти! Никогда нет животное так изможденное! Как скелет с кожей. Одно
копыто без подковы -- стерто до крови. Я подумал: так жестоко замучить
лошадь в смерть! Я думаю теперь: отчаяние или магия. Никто не хочет даже
тронуть эту мертвую лошадь. Следующий день -- князь Аболо обнаружить: два
лучших коня исчезнуть. Кто был вор? Нет знания.
-- Авшар! -- воскликнули друзья Арига в один голос.
-- Четыре дня назад, -- горько проговорил вождь аршаумов. -- Мы
потеряли еще два дня. Авшар постоянно опережает нас. Эти эрзерумцы тяжкой
обузой висят у нас на шее и замедляют наше передвижение.
Килеу не сводил с аршаума пристального взгляда. Жесты очень много
говорили внимательному наблюдателю, даже если он не понимал языка. Кратко
переговорив с Атрокло, вождь ирмидо вновь вернулся к васпураканскому языку.
-- Я начинаю верить вам, -- сказал он, взглянув Аригу прямо в лицо. --
Мы тоже пострадали от шакалов Юга! Так случалось не один раз. Ответь мне на
один вопрос. Ты не откажешься принять к себе Клятвенное Братство? Полагаю,
наши прекрасные соседи, -- добавил вождь, и в его густом басе прозвучала
ирония, -- уж как-нибудь стерпят наше присутствие.
-- Почему бы и нет? Один эрзерумец задержит нас с тем же успехом, как и
тысяча. А воины у тебя в отряде, кажется, неплохие. Хамрез из Какули
говорил, будто вы отнюдь не робки в бою.
- Помимо иного прочего, -- добавил Атрокло и рассмеялся.
- Вот вам еще один довод, -- сказал Скилицез, обращаясь к Килеу, --
аршаумы превосходят вас численностью в три раза.
-- Что есть, то есть, -- признал Килеу, разводя руками. -- Выбора у
меня, похоже, нет. Вас не в три, а в десять раз больше, чем нас. Нам вряд ли
удалось бы задержать вас, не пропустив через наши земли. -- Его лицо
помрачнело. -- Что ж! Я прыгну на спину белого леопарда, схвачу его за уши и
стану молиться Четырем, чтобы добрые боги отвели беду от моего стада.
Атрокло снова затрубил в рог. Горгид видел, как на виске юноши
пульсирует жилка. На этот раз прозвучал совершенно другой сигнал --
вероятно, мирный. Клятвенное Братство перестроилось в походную колонну.
-- Если ты предашь нас, клянусь: тебе придется ответить за это! --
сказал Килеу Аригу. -- Передай это Хамрезу и его дружкам. Пусть их больше,
чем нас, -- я заставлю его заплатить.
-- Нет, -- отозвался Ариг, -- если они предадут тебя, то я сам спрошу с
них за это.
- Хорошо сказано, вождь! -- воскликнул Килеу, когда Нарба перевел ему
слова аршаума. -- Слушай. Нынче ночью я приглашаю тебя к себе на пир.
Приходи со своими друзьями. Пригласи от моего имени также эрзерумцев,
которые следуют за твоей армией. -- В голосе вождя послышались веселые
нотки. -- Скажи им: в моем замке будут развлечения на любой вкус, не только
на наш собственный.
-- Я приду на пир, но сяду не в замке, а за его стенами, -- ответил
Ариг.
Ему не нужны были предостерегающие взгляды Скилицеза, чтобы
насторожиться при виде невысокого, но очень прочного замка, на который
показывал ему вождь ирмидо.
Атрокло проговорил что-то гневным тоном, но Килеу оборвал его.
-- Не осуждаю тебя за осторожность, -- сказал Килеу Аригу. -- Лио --
доброе укрепление. Я мог бы отсиживаться здесь десять лет, задумай я
что-нибудь подлое. Что ж! Ты прав. Пусть пир развернется под стенами на
закате. Твои людям лучше разбить лагерь прямо здесь, у воды. Это создаст
должное расстояние между мной и тобой.
Килеу выдержал паузу, пристально наблюдая за Аригом. По реакции
кочевника горец пытался оценить искренность всех высказанных прежде слов. Но
Ариг сказал кратко:
-- Итак, прощай до заката.
Он отвернул лошадь, оставив Килеу размышлять над этим лаконичным
ответом.
Ариг передал приглашение ирмидо другим эрзерумцам. Хамрез, который
относился к Братству хоть и неприязненно, но с уважением, согласился
провести с ними ночь. Грашвил также ответил согласием, добавив, что не знает
об ирмидо ничего -- ни хорошего, ни дурного.
Другие вожди решительно сказали "нет"; на их лицах появилось выражение
ужаса и отвращения. Один из них, Эроми из племени редах, ушел сам и забрал с
собой сотню своих воинов, едва заслышал о том, что ирмидо решили
присоединиться к армии аршаумов.
-- Попутного ветра в спину, -- сказал Скилицез. -- Обойдемся и без них.
Мы приобретем больше, чем потеряем, если эти воры уберутся отсюда.
На стенах замка Лио все еще стояли воины, но надо рвом с водой
опустился подвесной мост. С внешней стороны рва уже устанавливали столы и
скамьи. Суетились воины и слуги. Внутри крепости дымились костры -- там
жарилось мясо. Свежий ветерок доносил запах готовящихся блюд.
Ноздри Виридовикса непроизвольно расширялись, улавливая заманчивые
ароматы, и кельт с довольной ухмылкой поглаживал себя по животу. Но приятные
ожидания не мешали ему внимательно рассматривать ирмидо, пока он вместе с
остальными гостями во главе с Аригом ехал мимо пшеничных полей. Кельт
остался весьма доволен увиденным.
-- Если бы они замышляли недоброе, -- сказал он, привязывая лошадь к
дереву, -- они не стали бы смешивать нас со своими людьми. Останься мы в
одном отряде, лучники со стен легко перестреляли бы нас. Это нетрудно
сделать даже при таком бледном свете. А сейчас, вздумай они осыпать нас
стрелами, им пришлось бы наделать дырок в головах своих вождей. Думаю, за
это их никто бы не поблагодарил.
-- Точно, -- заметил Горгид. Грек снял пылинку со своей расшитой
орнаментами туники, от души надеясь, что жирное пятно на штанах останется
незамеченным. В этот вечер Горгид облачился в видессианскую одежду; меньше
всего ему хотелось, чтобы ирмидо приняли его за степняка.
Килеу и Атрокло одновременно поднялись со скамьи и поклонились
приблизившимся аршаумам, показывая им, где они могут сесть.
Виридовикса засунули между толстым ирмидо, который был на несколько лет
старше кельта, и худощавым -- тот был чуть моложе его. Один немного говорил
на хаморском языке; другой не понимал ни слова. Со сдержанным любопытством
воины Братства поглядывали на необычного гостя. Однако, обнаружив, что тот
совершенно не понимает их языка, вернулись к своему основному занятию --
выпивке.
Виридовикс поднял оловянную кружку, чтобы служанка наполнила ее вином.
Когда девушка отошла, покачивая бедрами, Виридовикс невольно проводил ее
глазами.
После смерти Сейрем кельт дал себе клятву не прикасаться к женщинам до
конца своей жизни. Легко было соблюдать эту клятву, пока он находился в
армии аршаумов. Но время неуклонно залечивало душевные раны, а тело начало
выдвигать свои требования. И оказавшись в горах, он провел ночь в стогу с
девушкой из племени меши. Конечно, одна ночь со служанкой не могла послужить
заменой глубокому чувству, которое кельт испытывал к Сейрем.
На пиру за столом с мужчинами не сидело ни одной женщины. Не было видно
ни жен, ни сестер вождей. Видимо, эрзерумцы придерживались каких-то
макуранских обычаев. Привыкший к более свободным нравам степняков,
Виридовикс скучал. Одним только своим присутствием женщины оживляли любое
пиршество.
От Горгида также не укрылось отсутствие женщин, но грек сделал свои
выводы. Слева и справа от него сидели ирмидо; один сосед Горгида носил
черную куртку, прошитую серебром, другой -- одежду фиолетового и желтого
цвета. Ни один из соседей грека не говорил ни по-видессиански, ни на языке
аршаумов. Горгид вздохнул. Похоже, ему предстоял долгий скучный вечер.
Служанка, подававшая блюда Горгиду, послала ему приглашающую улыбку. В
ответ он сделал каменное лицо. Девушка отвернулась с недовольным видом.
Неожиданно один из ирмидо, сидевший напротив Горгида, заговорил на
видессианском языке:
-- Можно мне говорить с тобой, для тренировки? Я был тогда юноша --
служил два года в Империи, наемный солдат. Потом мой брат умер здесь. Я
получил его земли. Меня звать Ракио.
-- Рад познакомиться, -- искренне ответил Горгид и назвал свое имя.
Ракио было около тридцати лет. Он не отличался особенной красотой, и
все же в его лице чувствовалось своеобразное обаяние. Когда он улыбался,
становилась заметной щербинка в переднем зубе. Он довольно коротко стриг
бороду, у него был крупный нос и густые, выдающиеся вперед брови. Славный
парень, подумал Горгид.
Однако, когда на столе появилась еда, грек на время совершенно забыл о
своем собеседнике. Год в степи не прошел для него даром. Он давно привык к
баранине и козлятине -- они были весьма недурны, особенно с луком и диким
чесноком. Даже мясо, поджаренное наспех на костре из кизяка, Горгид находил
теперь вполне вкусным.
Но горошек, шпинат, спаржа, над которой поднимался парок, были
роскошью, а от нее он уже почти отвык. После плоских жестких лепешек --
настоящий мягкий хлеб, еще теплый, только что вынутый из печи! Это привело
Горгида в состояние, близкое к экстазу. Он слегка распустил пояс.
-- Просто великолепно!
Ракио смотрел на него с улыбкой.
-- Однажды я ел с хаморами, -- сказал ирмидо. -- В Империи. Мне
понимать, что ты чувствовать.
Грек плеснул каплю вина на землю -- в честь богов, и высоко поднял
кружку.
-- За хорошую еду! -- воскликнул он и осушил ее до дна.
Смеясь, Ракио последовал его примеру. Точно так же поступил и Гуделин,
сидевший неподалеку. Слух у толстого бюрократа был таким же обостренным, как
и вкус.
Между столами бродил певец, аккомпанирующий себе на лютне. Неподалеку
от певца подбрасывал в воздух дюжину острых ножей ловкий жонглер. Ножи
сверкали, летая с невероятной быстротой. Кто-то бросил жонглеру монету. Он
подхватил ее на лету, не уронив ни одного ножа.
Две девушки с факелами в руках танцевали между воткнутыми остриями
вверх кинжалами.
Когда служанка, разносившая вино, проходила мимо Виридовикса, тот
улучил момент и обхватил ее за талию. Девушка улыбнулась и провела пальцем
по огненным усам кельта. Уже не в первый раз их цвет завораживал женщин,
привыкших видеть только черные бороды и темные кудри. Виридовикс легонько
куснул служанку за кончик пальца. Та засмеялась, прижавшись к нему теснее.
Килеу прогудел что-то, обращаясь к Виридовиксу. Несколько человек
одобрительно загалдели. Нарба Кайс перевел кельту:
-- Они просят тебя не забирать служанку, пока она не разольет гостям
все вино, что осталось у нее в кувшине.
-- Справедливое требование. -- Виридовикс хлопнул девушку пониже спины.
-- Давай побыстрее, милая.
Не зная по-видессиански ни слова, она тем не менее легко поняла его.
К этому времени Ариг уже растворился в ночи, прихватив с собой
грудастую служанку. Исчезли и Грашвил, и Вартанг -- каждый со своей
случайной подругой.
Килеу оглядывался по сторонам с довольным видом. Он не скрывал радости
по поводу того, что гостям пришлись по душе и пир, и развлечения и что между
хозяевами и приглашенными установились добрые отношения.
Но ни один ирмидо так и не встал из-за стола.
Девушка-прислужница повертелась возле Горгида и снова ушла ни с чем.
Недоумевая, Ракио поднял брови:
-- Она тебе не понравилась? Может быть -- более полную? Более худую?
Может, найти помоложе? Ты -- наш гость. Мы не хотим -- нынче ночью ты один в
холодной постели. -- Озабоченность Ракио выглядела вполне искренней.
-- Прими мою благодарность, -- отозвался грек, -- но сегодня я не хочу
женщины.
Ракио насмешливо пожал плечами, как бы желая сказать: уж не сошел ли ты
с ума, друг?
Горгид опустил глаза, уставившись на свои руки. Он знал, чего хочет, но
понятия не имел о том, как подступиться к делу. К тому же он боялся
ошибиться и тем самым нанести хозяевам смертельное оскорбление. И вместе с
тем порой он был уверен...
Горгид решил на время отложить трудный разговор. Служанка подала блюдо
с засахаренными фруктами.
Но вот и с десертом покончено. Избегать щекотливой темы больше нельзя.
Горгид почувствовал, как отчаянно колотится сердце. Похолодевшими губами он
выговорил -- как можно легче и непринужденнее:
-- Прекрасный вечер. И так много красивых пар мужчин за столом...
Ракио уловил ударение на слове "пары". Он шевельнул бровями, будто
желая предостеречь гостя от необдуманных слов:
-- Чужеземцы считают нас грязными выродками за то, что у нас все не
так, как у других людей... Как вы это называете? Шиворот-навыворот.
Ракио глядел на Горгида с подозрением. Много лет неприязнь,
брезгливость, ужас отгораживали ирмидо от всех остальных племен и народов.
Вспомнив мудрое рассуждение Платона, Горгид постарался передать его как
можно точнее:
-- "Влюбленный, совершив нечто преступное или позорное, предпочтет быть
уличенным кем угодно -- пусть даже родным отцом, -- но только не предметом
своей страсти. Влюбленные никогда не покажут друг перед другом слабости или
трусости. В бою они способны на чудеса храбрости. Армия любовников, какой бы
она ни была малочисленной, может завоевать весь мир".
Вот и все. Слова произнесены. Грека охватило мрачное упорное отчаяние.
Сейчас он поймет, что ошибся. Сейчас Ракио презрительно усмехнется и...
Но ирмидо изумленно раскрыл рот. После секунды ошеломленного молчания
он что-то быстро проговорил на своем языке. Оба соседа Горгида -- и тот, что
в черном с серебром, и разноцветный -- стали пожимать ему руки, хлопать по
спине, предлагать лучшие куски мяса, поднимать кубки с вином в его честь.
Облегчение разлилось по душе Горгида, омывая его сладким дождем. Он
разнял медвежьи объятия соседа и тут же подскочил от неожиданности, когда
кто-то хлопнул его между лопаток.
С широкой ухмылкой за спиной Горгида стоял Виридовикс.
-- Похоже, к тебе они отнеслись более дружески, чем ко мне, хотя ты не
слишком-то оценил их вина. Мне кажется, ты почти не пил.
Горгид кивнул на девушку. Та держала кельта за руку и явно была
недовольна задержкой.
-- Каждому свое, Виридовикс.
-- Ты прав! Например, эта голубка -- мне. Не так ли, моя милая пташка?
Она пожала плечами, не поняв вопроса. Виридовикс пощекотал ее шею.
Девушка засмеялась.
Виридовикс отвел ее подальше от столов, отыскав уютное местечко на
полянке с шелковистой травой. Разложив плащ, Виридовикс похлопал по нему
ладонью. Мягкая трава и запах цветов превращали это ложе в изысканную
постель.
Девушку звали Фамар. Судя по всему, ей не терпелось заняться любовью.
Они торопливо сорвали друг с друга одежду. Виридовикс с удовольствием ощущал
под ладонями теплую, мягкую кожу Фамар. Когда кельт уложил ее на плащ и
приподнялся над ней, девушка вдруг покачала головой, словно не соглашаясь.
Некоторое время она пыталась что-то втолковать ему, и наконец Виридовикс
сдался.
-- Давай сделаем так, как ты хочешь, -- пробормотал он. -- В конце
концов, я никогда не отказываюсь попробовать что-нибудь новенькое.
Девушка повернулась, прижавшись к нему спиной, словно желая сесть к
нему на колени. Капелька пота стекла по ее бедру.
-- Довольно необычная позиция... -- начал было кельт. И вдруг его
осенило.
Внезапно все, что он видел до этого в земле ирмидо, стало ему более чем
понятным. Будто сложились в единую картину разрозненные кусочки мозаики.
Виридовикс громко захохотал. Фамар обернулась. В ее взгляде смешались
удивление и недовольство.
-- Я не над тобой, девочка. -- Кельт нежно погладил ее по колену, все
еще усмехаясь. -- Теперь я понимаю, почему ты предпочитаешь такой способ. А
Горгид, этот бедный дурень!.. Бедный! Несчастный кот, упавший в котел со
сметаной. -- Он рассуждал, словно Фамар могла его понять, но вскоре
разговоры показались ему лишними. -- Ладно. Так на чем мы с тобой
остановились?..
В это время Горгид рассказывал ирмидо о том, как очутился в Империи, и
об обычаях его -- теперь навеки потерянной -- родины. Ирмидо забросали грека
вопросами. Разумеется, самое жгучее любопытство вызывала у них одна тема. На
протяжении многих веков соседние племена презирали ирмидо за их
нетрадиционное сексуальное предпочтение. Тем удивительнее показалось им то
обстоятельство, что нечто подобное имеется и в других странах и мирах.
Грек рассказал им об объединявшихся в пары воинах Спарты, о свободных
обычаях Афин, о Священной Дружине Фив. Сто пятьдесят пар любовников погибли
до единого человека, защищая родные Фивы от Филиппа Македонского.
Этот трагический эпизод потряс многочисленных слушателей грека. У
многих на глазах выступили слезы.
-- А когда закончилась битва? -- спросил Ракио (он переводил рассказ
Горгида для остальных). -- Что, этот царь надругался над телами павших?
-- Нет, -- ответил Горгид. -- Ни один из них не был убит ударом в
спину, все триста человек встретили смерть лицом к лицу. И когда Филипп
увидел это, он сказал: "Позор тем, кто скажет хотя бы одно дурное слово о
столь отважных воинах".
Когда Ракио закончил переводить, из груди собравшихся вырвался дружный
вздох. Наступила тишина. Все склонили головы, отдавая молчаливую дань
почтения людям, павшим почти три столетия назад.
Горгид был по-настоящему тронут. Но спустя короткое время неистощимое
любопытство взяло верх над остальными чувствами:
-- Могу я узнать, с каких времен существует ваше Клятвенное Братство?
Ракио задумался.
-- Думаю, оно существует всегда. Со времен Фраотриша, первого среди
благословенных Четырех. Вот когда.
Горгид знал: это все равно что сказать "вечно". Он еле слышно вздохнул.
В конце концов, в жизни имелись вещи поважнее его любимой истории.
- Мне показалось сначала, что воины вашего Братства разбиты на пары. Но
ты -- один, если я не ошибаюсь.
- Посмотри туда. Видишь -- трое: Падауро, Ристи и Ипейро. Их трое, не
пара. Есть еще тройка, в эту ночь они на юге, в дозоре. Довольно много
таких, как я. Нас называют "сиротами". У меня нет друга навсегда. Пока нет.
Я теперь старший сын в семье, поэтому вошел в Братство, когда стал взрослый.
Собственная ненаблюдательность рассердила грека. Он должен был
догадаться обо всем и сам, когда увидел Ракио одного.
Желая скрыть смущение, Горгид отпил большой глоток вина и только после
этого задал следующий вопрос:
-- А почему ты "сирота"? Ты... м-м-м... ну, не хочешь следовать всем
обычаям Клятвенного Братства?
Ракио нахмурил лоб, не сразу поняв, о чем спрашивает Горгид. Затем на
всякий случай ирмидо уточнил:
-- Ты спрашиваешь -- нравятся ли мне женщины? -- Он улыбнулся и перевел
этот разговор остальным собравшимся. Ирмидо засмеялись; кто-то бросил в
Ракио коркой хлеба. -- Просто я не спешу, -- пояснил Ракио Горгиду.
-- Я так и понял, -- сухо ответил Горгид, перейдя к своей обычной
сдержанной манере разговора.
Брови Ракио дрогнули. На этот раз на его лице был написан откровенный
вопрос. Горгид наклонил голову и вдруг вспомнил, что этот жест, обычный в
Греции, здесь никому ничего не говорит. Тогда он просто кивнул.
Факелы, зажженные вокруг пиршественных столов, постепенно затухали.
Горгид и Ракио ушли рука об руку.
----------
Воронка -- так эрзерумцы называли этот перевал. Далеко на юго-западе в
лучах полуденного солнца сверкала, как моток серебряной проволоки, река
Мауш. Вдоль реки тянулась полоса яркой зеленой растительности, но дальше
начинались серо-коричневые степи плоскогорья. Там заправляли йезды.
Завидев наконец степь, аршаумы разразились радостными воплями. Но
Виридовикс ничуть не пожалел о том, что эта отрадная, с точки зрения
кочевников, картина исчезла из виду, когда армия начала спускаться по южному
склону.
-- Эта пустыня еще хуже той, что мы видели на Видессианском плато, --
сказал кельт. -- Там я, честно говоря, не думал, что бывает еще хуже.
-- Да, это безводная пустыня, -- согласился Гуделин. -- Но там, где
удается провести воду, эта почва приносит обильные урожаи. Ты и сам сможешь
убедиться в этом, когда наш путь пройдет по междуречью Тиба и Тубтуба. Там
снимают три урожая в год.
-- В жизни не поверю, -- заупрямился кельт. Прохладная лесистая Галлия
была плодородна. Виридовикс не мог представить себе, чтобы выжженная солнцем
местность, даже если ее орошать, также способна приносить хороший урожай.
Однако Скилицез поддержал своего соотечественника:
-- Можешь не верить, но это чистая правда. Междуречье Тиба и Тубтуба
называют еще Страной Тысячи Городов, потому что эта земля действительно
может прокормить тысячу городов. Вернее, могла -- с тех пор, как йезды
захватили ее, здесь настали не лучшие времена.
Виридовикс недоверчиво хмыкнул и сменил тему:
-- А где находится Машиз?
-- Моя бы воля, он находился бы на луне, -- грустно ответил Гуделин, --
но, к сожалению, это не так. Тем хуже для нас! Этот проклятый город
располагается в предгорьях Дилбата, к западу от истоков Тубтуба.
Когда армия разбила лагерь на ночь, кельт нарисовал в пыли
схематическую карту местности. Он растолковал значение своих каракулей
Горгиду, а тот несколькими быстрыми точными штрихами скопировал их на
восковую табличку.
-- Любопытно. -- Грек закрыл таблички и сообщил: -- Я ухожу в лагерь к
ирмидо. У них очень интересные рассказы. Думаю, запишу несколько историй.
-- Интересные рассказы? -- Виридовикс еле сдерживал смех. Сейчас Горгид
был почти прозрачен -- кельт легко читал его мысли. Под тем же предлогом
грек уходил в лагерь ирмидо три вечера подряд. Дважды он возвращался после
полуночи, а в третий раз провел всю ночь у Клятвенного Братства.
-- Да, -- невозмутимо отозвался Горгид. -- Например, описание первого
похода йездов в Эрзерум просто поразительно... Чему ты ухмыляешься?
-- Кто ухмыляется? Я? -- Кельт распахнул зеленые глаза. На его лице
появилось выражение полной невинности. Наконец он сдался и фыркнул: -- Ну
конечно, тебя тянет к ирмидо неуемная жажда знаний. Именно поэтому ты теперь
ночами спишь как убитый, а днем с твоего лица не сходит глупая, блаженная
улыбка.
-- Какая еще глупая, блаженная... -- Грек вздрогнул. -- Слушай, если ты
все знаешь и без меня, то зачем спрашивать?
-- Прости, -- быстро сказал Виридовикс. Ему не понравилось тревожное
выражение, появившееся на лице Горгида. Грек всегда сжимался, когда
заговаривали о том, что в римской армии каралось смертью. -- Просто я хотел
сказать: странно видеть такого старого кислого сухаря, как ты, прыгающим от
радости, точно малое дитя.
-- Убирайся ты к воронам.
По привычке грек внимательно поглядел на Виридовикса, словно ожидая
увидеть на его лице выражение убийственного презрения. Но ничего подобного
не было и в помине. В конце концов, о предпочтениях своего друга Виридовикс
узнал не вчера.
Кельт хлопнул Горгида по спине так, что тот пригнулся.
-- Ты целый год провел с женщинами, -- начал любопытный кельт. -- Не
мог бы ты поделиться со мной впечатлениями? Ну, как тебе теперь мужчины?
-- Проживи ты целый год с парнями -- как бы ты нашел девку?
Кельт присвистнул:
-- Об этом я не подумал. Будь я проклят, если бы не женился на ней, не
сходя с места.
-- Ну, это мне не грозит, -- сказал Горгид, и оба рассмеялись.
Но в шутке Виридовикса было слишком много правды. Ракио никогда не смог
бы занять в душе Горгида то место, которое занимал Квинт Глабрио. Конечно,
Ракио -- как большинство ирмидо -- был отважен в бою и обладал хорошим
чувством юмора. Но он был безнадежно провинциален. Несмотря на то что
некоторое время он провел в Империи, мысли ирмидо никогда не простирались за
пределы его родной долины. А для Горгида весь мир казался недостаточно
великим. Чужой язык и незнакомые обычаи Ракио были самым незначительным из
всего, что разделяло его и грека. Кроме того, ирмидо презирал верность в
любви.
-- Постоянство -- это для женщин, -- сказал он как-то Горгиду. -- А
мужчина должен получать удовольствие.
Что ж, по крайней мере, грек мог радоваться удовольствиям. И пусть
радость длится столько, сколько ей отпущено. На сегодня довольно и этого.
----------
Армия аршаумов и их союзников передвигалась очень быстро. Ариг
собирался перейти реку Мауш и войти в Йезд прежде, чем враги успеют
подготовиться к обороне.
Но он не принял в расчет Авшара. Князь-колдун далеко опередил своих
преследователей и успел предупредить йездов. Плавучие мосты, соединяющие
берега Мауша, были оттянуты. Конные отряды йездов патрулировали южный берег
Мауша. Хорошо обученные воины, куда более дисциплинированные, чем кочевники
(судя по их облику, в их жилах текла макуранская кровь), охраняли брод. У
них имелась катапульта.
Пренебрегая советами эрзерумцев, Ариг попытался с ходу форсировать
реку, но катапульты йездов быстро отбросили аршаумов назад. Камни,
выпущенные из метательных снарядов, летели значительно дальше, чем стрелы.
Кроме того, йезды заряжали катапульты не только камнями. Горшки с горючей
смесью взрывались среди аршаумов, разбрызгивая жидкое пламя. Люди и животные
дико кричали от боли; вскоре в рядах аршаумов началась паника, и они бежали
от берега на безопасное расстояние.
Ариг, не колеблясь, взял вину за эту неудачу на себя.
-- Мне следовало прислушаться к советам. Горцы знают о метательных
машинах куда больше, чем я. -- Вождь почесал шрамы на щеке -- они уже зажили
и стали розовыми. -- С этого часа я буду делать то, что мы, аршаумы, умеем
лучше всего. А йезды пусть сами догадываются, что у меня на уме.
-- Вот слова истинно мудрого военачальника, -- сказал Ланкин Скилицез.
Глаза аршаума вспыхнули от удовольствия.
Ариг вскоре доказал, что похвала Скилицеза -- не пустые слова.
Кочевники были необычайно мобильны. Пользуясь этим, под прикрытием ночи Ариг
отправил сотню аршаумов к самому широкому месту Мауша. Те бесшумно переплыли
реку. К хвостам лошадей были привязаны кожаные мешки с оружием и легкими
доспехами.
Перебравшись на другой берег, они оседлали лошадей. За аршаумами
последовали их товарищи.
По несчастливому стечению обстоятельств один из йездов заметил первых
всадников, когда те выходили на берег. Он громко закричал, поднимая тревогу,
и исчез в темноте.
Йезды и сами были кочевниками. Они быстро реагировали на любые
изменения обстановки, особенно когда доходило до военных действий. Через
несколько минут в темноте уже начался жестокий бой.
Аршаумы яростно сопротивлялись. Йезды, в свою очередь, упорно пытались
оттеснить их к реке прежде, чем основная часть армии сумеет перебраться на
другой берег.
Раздевшись до пояса, Виридовикс плюхнулся в Мауш, разбрызгивая воду. Он
переправлялся в первых рядах. Кто-то из аршаумов насмешливо засвистел ему
вслед.
-- Много ли толку от твоего меча, если ты не видишь, куда бить? --
крикнули ему в спину.
-- Не меньше, чем от твоего лука! -- огрызнулся кельт. -- Или у твоих
стрел выросли глаза, которыми они видят в темноте?
Почувствовав под ногами дно, Виридовикс вскочил и первым делом быстро
вооружился. Совсем недавно он радостно кинулся бы в бой. Но это время ушло
навсегда. Йезды были препятствием, стоящим между ним и Авшаром. Поэтому их
требовалось убрать. И ничего больше.
Виридовикс слышал, как перекликаются впереди враги, и пришпорил коня.
Речь йездов, как ни странно, была ему понятна. Она мало отличалась от
хаморской.
Внезапно из темноты перед Виридовиксом возник всадник. Он находился на
расстоянии шагов пяти.
-- Эй, ты слышишь меня? -- окликнул его кельт на языке хаморов,
которому обучился в шатре Таргитая.
-- Ты кто? -- спросил всадник, подъезжая ближе.
-- Только не твой друг! -- ответил Виридовикс и ударил его мечом. Йезд
со стоном упал.
Сзади кто-то пустил стрелу. Она свистнула мимо уха Видовикса. Тот
выругался.
-- Эй, осторожнее там, вы, туловища с соломенной головой! -- заревел
он, на этот раз на языке аршаумов.
Крик привлек внимание еще одного йезда. Сабля противника скользнула по
левой руке Виридовикса и оставила царапину на его колене. Затем человек
двадцать аршаумов, мокрые, выбрались из Мауша. Увидев впереди такое большое
число врагов, йезд отступил. Его товарищи один за другим начали отходить от
берега.
Отряд, оказавшийся неподалеку от места высадки Арига, был достаточно
велик, чтобы удержать первую волну аршаумов, но на берегу перед йездами
появлялось все больше и больше врагов. Едва очутившись на земле, аршаумы
тотчас же бросались в бой, выручая своих товарищей.
Как всякие кочевники, йезды не привыкли стоять в неподвижном строю,
отражая атаки превосходящих сил противника. Йезды рассеялись, оставив берег
на милость врага.
Было слишком темно, чтобы пользоваться сигнальными флагами. Загудел
боевой барабан. Вестовые Арига разнесли приказ:
-- Всем -- на запад, к броду!
Осторожно двигаясь в темноте по незнакомой местности, аршаумы
направились в сторону брода.
Эрзерумцы пока оставались на северном берегу реки. Тяжелые доспехи и
вооружение горцев не позволяли им переплыть реку с такой легкостью, с какой
сделали это кочевники.
Виридовикс надеялся захватить часовых у брода врасплох, но просчитался.
Высокие костры озаряли лагерь. Там было светло, как днем. Йезды стояли у
катапульт. Длинные дротики, камни и горшки с горючей смесью, сложенные
пирамидами, ждали у метательных орудий. Длинный строй конников с копьями
готов был встретить врага. Это были не набранные где попало добровольцы;
Аригу предстояло схватиться с испытанными ветеранами -- макуранскими
воинами, воюющими за своих новых повелителей.
Ариг весело оскалил белоснежные зубы:
-- Дело простое и легкое -- их всего несколько сотен. Мы раздавим их
прежде, чем они получат подкрепления.
Аршаум начал уверенно разворачивать своих солдат. В это время от рядов
макуранцев отделилась одинокая фигура всадника. Его силуэт, гордый и
величественный, отчетливо вырисовывался на фоне костров. Сердце Виридовикса
болезненно сжалось -- он был почти уверен, что человек этот окажется
Авшаром. Но тут всадник повернул голову, и кельт увидел его суровый профиль.
Это не Авшар, подумал Виридовикс разочарованно. Князь-колдун скрывал лицо
под покрывалом.
Всадник подъехал ближе, держа копье наготове. Он что-то выкрикнул,
сперва на своем языке, которого Виридовикс не понимал, затем на
васпураканском и, наконец, на языке йездов. Кельт разобрал:
-- Эй вы, собаки! Есть ли здесь кто-нибудь, кто осмелится принять мой
вызов? Меня зовут Гаснап по прозванию Кормитель Воронья! На таких поединках
я бросил в пыль четырнадцать воинов! Кто хочет стать пятнадцатым?
Он гарцевал на коне перед строем аршаумов, уверенный в своей
непобедимости, снова и снова повторяя дерзкий вызов. Аршаумы
переговаривались, переводя его речи тем, кто не понимал. Но пока что ни один
не рвался ответить Ганаспу. Макуранец крепко сидел на своей крупной, сильной
лошади. Закованный в металл с головы до ног, Кормитель Воронья походил на
железную башню.
Наконец Ганасп презрительно засмеялся и развернулся к своему отряду.
Тогда Виридовикс, гикнув, ударил коня сапогами.
- Назад, ты! -- услышал он окрик Скилицеза. -- С мечом против копья?
Но кельт даже не оглянулся. В Галлии его бой с легионом Скавра был
почти выигран, и все же Виридовикс принял вызов командира римлян. Не сделай
он этого, все они до сих пор оставались бы на родине... Но что толку
сожалеть о былом? Виридовикс не колебался тогда, не станет колебаться и
сейчас. Вождь стоит сотни обычных солдат, а победа над ним иной раз
оказывается дороже выигранной битвы.
Гаснап отсалютовал кельту копьем, опустил острие и быстро поскакал
вперед. Земля гудела под копытами его коня. С каждым мгновением Гаснап
становился все больше и больше. Его копье было направлено прямо в грудь
Виридовикса. В последний миг кельт сделал ложный выпад, но Гаснап уверенно
отразил его. Слишком уверенно! Наконечник копья скользнул по плечу кельта,
почти не оцарапав, однако лошади с разбегу грянулись друг о друга. Оба
воина, выбитые из седел, тяжко рухнули на землю.
Виридовикс кое-как поднялся на ноги, но сделал это быстрее, чем Гаснап,
-- движения макуранца замедляли доспехи. Копье оказалось придавлено упавшей
лошадью. Гаснап потянулся за тем оружием, что носил на поясе, -- кельт так и
не узнал, что это было -- меч, булава, кинжал?..
Разъяренной пантерой Виридовикс метнулся к врагу. Гаснап едва успел
встать на колено, когда меч кельта обрушился на него. Макуранец беззвучно
упал в пыль. Следуя обычаю своего народа, Виридовикс наклонился, взмахнул
мечом и схватил за волосы отрубленную голову. С головы стекала кровь. Кельт
поднял ее повыше, чтобы все могли видеть.
У костров наступила мертвая тишина.
Степная лошадка Виридовикса ловко поднялась на ноги. Могучий конь
Гаснапа жалобно ржал. Кельт подумал, что у него, вероятно, сломана нога.
Учуяв запах крови, лошадь кельта отшатнулась, когда тот приблизился к
ней со своим трофеем.
-- У меня нет ворот, куда можно было бы прибить эту голову, -- с
сожалением молвил Виридовикс. Лошадь нервно переступила копытами, однако
позволила всаднику вскочить в седло.
Виридовикс отсалютовал мечом аршаумам. Те взорвались радостными
криками.
-- Чего вы ждете?! -- крикнул кельт.
Кочевники помчались на врага. Йезды не стали дожидаться, пока первые
стрелы полетят в них из темноты, и отошли, бросив шатры, катапульты и
охраняемый ими брод.
Когда забрезжил рассвет, Ариг уже стоял на берегу Мауша и махал рукой
эрзерумцам в знак того, что те могут переправляться. Отряд за отрядом
входили в воду. Глубина была невелика, но все же лошади погружались по пояс.
Горгид пересекал реку вместе с Клятвенным Братством. В доспехах из
толстой кожи, вооруженный одним только гладием, грек чувствовал себя не при
деле в отряде ирмидо, носивших тяжелые доспехи и большие копья. Но Платон
оказался прав: грек сделал все, что мог, лишь бы любовник не заподозрил,
будто он струсил.
На рассвете иезды пытались атаковать. Лучники уже обменивались стрелами
-- обычное начало боя у кочевников. Однако ночью они столкнулись только с
аршаумами. Появление эрзерумцев оказалось для них полной неожиданностью.
Отряд легковооруженных кочевников расступился, и крупные лошади горцев
вынесли прямо на йездов рослых, тяжеловооруженных всадников. Те безжалостно
обрушились на врага.
Горгид скакал вместе с ирмидо: на несколько мгновений в рядах йездов
началась паника. Клятвенное Братство выбивало врагов копьями, сшибало их
более легких лошадей своими скакунами. Некоторые ирмидо погибли в этом бою.
Один из них рухнул с рассеченной головой; его лицо превратилось в сплошную
кровавую маску. Второй зарубил кочевника, убившего его друга; по лицу ирмидо
текли слезы.
Однако наступление эрзерумцев не встретило большого сопротивления. Они
прошли сквозь йездов, как нож сквозь масло.
Грашвил прокричал что-то по-васпуракански, обращаясь к Килеу. На
позолоченном шлеме повелителя Гуниба красовалась большая вмятина, однако,
похоже, это обстоятельство не приводило того в уныние. Килеу, усмехаясь,
ответил Грашвилу грязным жестом.
-- Что он сказал? -- спросил Горгид у Ракио, который перевязывал ранку
на левом локте.
-- Сказал Грашвил: в одном вы ублюдки, в другом -- герои. Хорошо
бьетесь!
Для Ракио война была столь же естественна, как дыхание. Пришпорив коня,
он бросился в погоню за йездами. Степная лошадка Горгида недовольно
фыркнула, когда он ударил ее по бокам, но подчинилась.
Неожиданно для всех враг обратился в бегство. Йезды и не думали
остановиться и оказать противнику упорное сопротивление. Каждый спешил
спасти свою жизнь. Аршаумы и горцы весело перекрикивались, пока не охрипли.
Путь на Машиз был свободен.
Глава седьмая
Гай Филипп хлопнул ладонью по гриве костлявой лошадки, на которой ехал.
Назойливый овод улетел.
-- Я еще удивляюсь, -- фыркнул ветеран, -- что этот кусок падали в
состоянии привлекать мух! Вперед, несчастная кляча! Сперва доберись до
Амориона, а там можешь и подыхать!
Лошадка обиженно покосилась на него и с медленного шага перешла в
неторопливую трусцу. Тощие бока клячонки вздымались, словно и такое
небольшое усилие оказалось для нее изнурительным.
-- Да, это старый солдат, -- усмехнулся Марк. -- Скажи спасибо, что нам
не удалось достать лошадь получше этой. Иначе йезды перед ней бы не устояли.
-- Надеюсь, эта падаль их не соблазнит! -- подбоченясь произнес Гай
Филипп, словно испытывая некую извращенную гордость за своего престарелого
скакуна. -- Помнишь того ублюдка, что глазел на нас два дня назад? Он так
хохотал, что чуть не рухнул с лошади!
-- Тем лучше для нас, -- отозвался трибун. -- Вероятно, то был
разведчик, скакавший впереди целого отряда.
При мысли об этом хорошее настроение как рукой сняло. Дорога из порта
Наколея в глубь страны оказалась значительно хуже, чем рассчитывал трибун.
Правда, сам порт все еще находился в руках видессиан, однако пригороды
Наколеи уже кишели йездами. Кочевники беспощадно грабили крестьян. Села за
Наколеей стояли опустошенные. Наколея давно бы вымерла от голода, если бы
имперское правительство не доставляло туда припасы морем.
Почти все города и села вдоль пыльного тракта, ведущего от моря на юг,
были безлюдны. Опустели даже те небольшие городки, которые еще сохранили
крепкие стены. Постоянные налеты йездов сделали невозможным мирный труд на
полях. Чтобы не умереть от голода, население бежало.
Марк сокрушенно покачал головой. Ничего удивительного, что здесь
развивалось еретическое учение о равенстве сил Фоса и Скотоса. В подобное
так легко поверить сейчас, когда дьявольские порождения Зла вышли на волю.
На дороге показалось человек двадцать всадников. Кони быстро несли их
на север. Заметив римлян, командир отряда поднял руку. С такого расстояния
он уже понял, что перед ним не йезды, однако счел необходимым переговорить с
путниками.
Видессиане, вооруженные луками и короткими мечами, не носили доспехов,
за исключением шлемов. Их кони представляли собой весьма пеструю коллекцию--
от кавалерийских лошадей до мохноногих крестьянских коньков. Скавру уже
доводилось видеть на дороге подобных вояк -- это были люди Земарка.
Их командир -- высокий, худощавый человек лет тридцати -- очертил
вокруг сердца знак Солнца. Марк и Гай Филипп ответили тем же жестом; было
слишком опасно не сделать этого.
-- Да пребудет с вами Фос, -- проговорил командир видессианского
отряда. На его суровом, покрытом шрамами лице горели пронзительные глаза.
-- И с вами, -- отозвался трибун.
Видессианин коротко кивнул.
-- Итак, чужеземцы, позвольте спросить: что вы делаете во владениях
Защитника Правоверных?
Титул, присвоенный Земарком, уже достигал слуха римлян. Поэтому,
услышав о "правоверных", трибун и глазом не моргнул.
-- Мы направляемся в Аморион на панегирис святого Моисея, -- ответил
Марк. -- Возможно, наймемся охранниками в караван к какому-нибудь купцу,
каких немало будет сейчас в городе.
Командир видессиан внимательно рассматривал Марка.
-- У тебя светлые волосы и странный акцент, -- сказал он наконец. -- Ты
не видессианин. Однако и на васпураканина ты не похож. Может быть, ты один
из этих еретиков-намдалени?
Случалось, Марк благословлял свои светлые волосы. Хотя они выдавали в
нем чужеземца, зато полностью исключали присутствие в его жилах
васпураканской крови. Принцев Васпуракана фанатики Земарка убивали на месте.
Вместо ответа Скавр произнес слова ортодоксальной молитвы Фосу.
Намдалени обычно добавляли: "...И на это мы поставим свои души" -- последняя
формула выводила из себя видессианских теологов. Гай Филипп старательно
повторил за Скавром, правда, спотыкаясь на каждом слове, но без ошибок.
Всадники сняли руки с оружия.
-- Да, они -- правоверные, в этом нет сомнений, -- проговорил командир.
-- Знайте, никто не причинит вам зла, покуда вы с благоговением в сердце
произносите слова истинной веры. Однако вскоре вы заметите, что многие из
почтения к нашему повелителю Земарку добавляют, окончив молитву: "Да будет
благословен Защитник Истинной Веры!" Это, разумеется, дело личных убеждений
и сердечной веры каждого. Но в Аморионе вас примут куда лучше, если вы
разделите с нами это благословение.
-- Да будет благословен Защитник Истинной Веры, -- повторил Скавр и
снова начертил знак круга.
Земарк, судя по всему, обладал вполне земной слабостью ж
самовосхвалению, пусть даже облаченной в ханжескую оболочку.
-- Благодарим за совет, -- добавил Марк.
-- Не стоит благодарности, -- отозвался видессианин. -- Вы, чужеземцы,
пришли к истинной вере по доброй воле, в чистоте сердца своего и ясности
ума. Одно это уже делает вас достойными нашего уважения. Желаю вам удачи в
Аморионе! Мы патрулируем эту дорогу, чтобы не дать войти в город йездам и
бандитам.
-- И грязным васпураканам, -- добавил один из солдат. -- Вонючие
выродки все еще рыщут вокруг, несмотря на наши усилия выкорчевать этот
сорняк.
-- Все не так уж и плохо, -- проговорил другой солдат. -- Охотиться на
васпуракан интереснее, чем на хорьков. В прошлую зиму я поймал троих. --
Видессианин говорил совершенно спокойно, словно речь шла об обычной ловле
дикого зверя.
Если до этого мгновения Скавра и покусывала совесть за то, что он
лицемерно читал молитвы Фосу, то теперь всякие угрызения совершенно оставили
его.
Командир видессианского отряда коснулся ладонью шлема, кивнул римлянам
и повел своих солдат дальше на север.
Гай Филипп, который на протяжении всего разговора молчал, вдруг
окликнул его. Видессианин остановился.
Тогда старший центурион спросил:
-- Несколько лет назад мне случалось бывать в этих краях. В городе
Аптос у меня остались добрые друзья. Что там сейчас происходит? Кто занял
Аптос -- йезды или Земарк?
-- Этот город находится полностью под нашей властью,-- ответил
видессианин.
-- Рад слышать, -- сказал Гай Филипп.
Марк подозревал, что Гай Филипп тревожится преимущественно о Нерсе
Форкайне, вдове одного из местных владетелей. Ее муж Форк погиб в битве при
Марагхе. Нерсе оказалась единственной женщиной, заслужившей любовь и
уважение старшего центуриона. Впрочем, Гай Филипп сделал все, чтобы Нерсе не
догадалась о его восхищении. Страх перед любовью оказался слишком тяжелым
испытанием для этого мужественного человека.
----------
Аморион казался небольшим даже по сравнению с Гарсаврой. Пыльный
городок в самом середине плато. Жизнь ему дала река Итоми, приток Аранда.
Марк явился сюда во второй раз, и снова Аморион кишел людьми: некогда --
армией Маврикия Гавра, выступившей отсюда на запад, навстречу поражению и
гибели, а сегодня -- толпами торговцев, собравшихся на панегирис.
Уже сгущались сумерки, когда римляне достигли города и двинулись по
дороге между рядами торговых палаток, разбитых за городскими стенами.
Туризин оказался прав. В огромной толпе, в сутолоке ничего не стоило
затеряться еще двум безвестным чужеземцам.
Кругом уже кипела торговля. Макуранский купец с удлиненным лицом и
влажными глазами смеялся с деланным изумлением в ответ на предложение
видессианина купить у него фисташки по заниженной цене. С полдюжины
кочевников в цветных тюрбанах -- худощавые, крепко сложенные мужчины, все
как на подбор с огромными носами (похоже, родственники) -- распаковывали
пряности и благовония. Возле их палаток были привязаны верблюды. Конь Марка
попятился, почуяв непривычный запах.
Поблиэости какой-то жрец торговался с толстым крестьянином из-за мула.
Крестьянин, несомненно, принадлежал к числу правоверных, однако не
усматривал в том повода снизать цену ни на медяк -- даже для жреца.
Марк заметил купца-намдалени, который привел в Аморион вьючную лошадь с
притороченными к седлу тюками. Намдалени привез глиняные лампы и
светильники. Торговля у него шла довольно бойко.
Потерпев неудачу с мулом (услышав цену, предложенную жрецом, крестьянин
рассмеялся святому отцу в лицо), жрец отошел к намдалени и тоже купил себе
светильник.
-- Что-то не вижу, чтобы он обрушил на этого еретика громы, молнии и
прочие анафемы, -- заметил Гай Филипп.
-- Мне кажется, для Земарка "еретиками" являются только васпуракане, --
ответил Скавр. -- Во всяком случае, он рассматривает эти слова как синонимы.
Наш дорогой "защитник правоверных" и его милые последователи довели себя до
такого праведного гнева, что на прочих уклонистов у них просто уже сил не
остается.
В толпе, где были и владельцы караванов, и торговцы, и охранники,
берегущие купцов и их товар, и зеваки, и перекупщики, и простые покупатели,
смешались представители самых различных народов и вероисповеданий -- от
ортодоксальных послeдoвaтeлeй Фоса до сектантов, от еретиков до людей, чья
вера вообще ничего общего не имела с религией Доброго Бога Видесса. Однако
никого из них аморионские жрецы не трогали.
Имелось лишь одно исключение. В толпе не было ни одного васпураканина,
хотя земли "принцев" располагались недалеко отсюда -- к северо-западу от
Амориона. В свое время многие васпуракане осели в этом городе, спасаясь от
набегов йездов. Но после погромов, учиненных Земарком...
От этих мыслей римлян отвлекла громкая, сочная брань. Хозяин одного из
караванов -- широкоплечий рослый мужчина с толстым животом, выбритой
головой, крупным носом и густыми усищами, которым мог бы позавидовать сам
Виридовикс, -- распекал погонщика мулов за то, что животные отвязались.
Толстяк изрыгал проклятия сразу на нескольких языках. Его бас рокотал, как
камнепад.
Не сговариваясь. Гай Филипп и Марк остановились и стали с восхищением
слушать. Усатый торговец краем глаза заметил их, прервал словоизвержение и
заорал напоследок:
-- Чтоб это больше не повторялось, ты, сын козлиной блевотины!
Что и говорить, выглядел торговец чрезвычайно эффектно: вишневая
рубашка, распахнутая на груди, просторные ярко-голубые шаровары,
заправленные в сверкающие черные сапоги. В правом ухе горело золотое кольцо,
в левом -- серебряное. Подбоченясь, он заговорил с римлянами; когда он
ухмыльнулся, блеснули три золотых зуба.
-- Что-нибудь случилось, ребята?
-- Да нет, просто мы пытались запомнить все то, что ты тут говорил, --
отозвался Гай Филипп, усмехаясь в ответ.
-- Ха! Я не сказал ему и половины того, что он заслуживает. -- В груди
купца зарокотал смех. На этот раз он поглядел на римлян куда более
внимательно. -- А вы, ребята, воины, как я погляжу, -- проговорил он
уверенно. Купец и сам был не дурак помахать мечом, который носил на поясе.
-- Знаете, я нанял бы еще несколько охранников. Правда, кляча у тебя, седой,
того и гляди отбросит копыта, ну да ладно.
-- С чего ты решил, что я захочу с утра до вечера слушать, как ты
бранишься? -- возразил Гай Филипп.
-- Ладно тебе. Плата -- золотой в месяц, кормежка от пуза и за
хозяйский счет -- то есть за мой, и доля в прибыли после того, как я все
распродам. Ну что, согласны?
-- Мы вернемся к тебе через денек-другой, -- ответил Марк. -- Сперва
нам нужно закончить в городе одно дельце.
-- Что ж, можете облить меня мочой с ног до головы, если я стану вас
дожидаться. Однако будете свободны и сумеете меня отыскать -- договоримся!
Скорее всего, я буду торговать на этом же месте. Торговля стала никудышной.
Йезды подгадили, да и вся эта дурацкая возня из-за васпупуркан -- тоже. Если
сразу не найдете, спросите Тамаспа.
Макуранское имя объясняло многое: и гортанный акцент торговца, и его
равнодушие к судьбе васпуракан. Тамаспа тревожило лишь то, что все это
мешало торговле.
В этот момент кто-то громко позвал макуранца. Тот крикнул: "Иду!" и на
прощание сказал римлянам:
-- До встречи!
Гай Филипп тронул лошадь.
-- Вперед, ты, улитка-переросток. Знаешь, -- обратился старший
центурион к Марку, -- а я бы не отказался пойти на службу к этому носатому
ублюдку.
-- Да уж. Вот с кем не соскучишься, -- согласился Скавр.
Оба засмеялись.
Близилась ночь. В любое другое время года с наступлением сумерек
Аморион бы опустел. В темноте слышались бы торопливые шаги случайных
прохожих да бег слуг, несущих на плечах носилки с возвращающимся домой
хозяином.
Однако в течение всего панегириса главная торговая улица по ночам ярко
освещалась горящими факелами, чтобы облегчить торговцам охрану своих
товаров. При свете огней по городу двигались религиозные процессии,
сопровождаемые хором, -- город праздновал дни святого Моисея.
-- Не желаешь ли засахаренных фиг? -- обратился к трибуну уличный
разносчик. Поднос с товаром висел у него на груди. Когда Марк купил
несколько фиг, разносчик добавил: -- Да благословят тебя Фос, святой Моисей
и Защитник! Становись сюда. Шествие скоро начнется. Отсюда тебе хорошо
видно.
Опять этот "Защитник", чума на его голову! Трибун нахмурился. Похоже,
Земарк крепко держит Аморион в руках. Нелегко будет сломать его духовную
власть. Хуже всего было то, что у Марка не имелось ни малейшего понятия о
том, как это сделать.
Практичный Гай Филипп оторвал трибуна от тягостных раздумий.
-- Идем, надо найти место для ночлега.
-- Лучше постоялого двора Соанития вам не найти, -- убежденно заметил
продавец фиг. -- Меня зовут Лейкод. Упомяните там мое имя, с вас возьмут
дешевле.
Марк без труда перевел эти речи на простой и ясный язык: Лейкод желает,
чтобы Соанитий узнал, кто направил к нему постояльцев. Наверняка получит
вознаграждение. Однако другого постоялого двора у Марка на примете не
водилось, поэтому трибун попросил Лейкода объяснить, как пройти к этому
самому Соанитию.
К величайшему удивлению Марка, они довольно быстро отыскали постоялый
двор.
-- О, у меня имеются недурные апартаменты! -- воскликнул Соанитий.
"Апартаменты" представляли собой угол в конюшне и клок чистой соломы.
Стоили они как хорошая комната в приличной гостинице. Однако Скавр заплатил
без споров. Скорее всего, почти весь год заведение Соанития пустовало, зато
во время панегириса харчевник с лихвой возмещал убытки. Сейчас гостиница
была переполнена народом.
Устроив лошадей и сунув нехитрые пожитки под солому, Гай Филипп спросил
трибуна:
-- Не хочешь взглянуть на их дурацкое шествие?
-- Почему бы и нет? По крайней мере, поглядим для начала, с чем именно
нам предстоит иметь дело, -- отозвался трибун.
- Если только нас не прихлопнут раньше, -- мрачно заметил Гай Филипп,
но со вздохом последовал за трибуном.
Они выбрались на улицу и вскоре заблудились, но шум и яркий свет
факелов не позволил им потеряться в Аморионе. Сегодня любой мог без труда
выйти на главную торговую магистраль.
Вскоре римляне опять столкнулись с продавцом засахаренных фиг. Лоточник
деловито пробивался в густой толпе. Его поднос почти опустел.
Заметив римлян, он виновато развел руками:
-- Ну вот, теперь я потерял свое отличное место, откуда можно было
смотреть на процессию.
-- Спасибо. Ты уже сделал для нас одно доброе дело, -- ответил Марк.
Втроем они кое-как протолкались вперед. Многие поглядывали на наглецов
мрачновато, но Скавр был на полголовы выше любого в толпе, да и Гай Филипп
не выглядел человеком, с которым стоило связываться.
Они попали в первые ряды как раз вовремя. При виде отряда
телохранителей Земарка толпа разразилась радостными криками. На взгляд
Марка, воины фанатика выглядели недисциплинированными, недостаточно
обученными и слишком пестро вооруженными. Им удавалось отбивать атаки
йездов, опираясь больше на "священную ярость", чем на воинскую выучку, но на
параде они явно не блистали.
Не слишком впечатлили трибуна и хоры, распевающие гимны Фосу и Земарку.
Даже немузыкальное ухо Скавра страдало от махрового дилетантизма певцов.
Кроме того, большинство песнопений исполнялось на архаическом языке
видессианской литургии, которого Скавр почти не понимал.
-- Разве они не великолепны! -- восторженно воскликнул Лейкод. --
Смотри, вон там, в третьем ряду, -- мой двоюродный брат Стасий. Он сапожник.
-- Уличный разносчик замахал руками и закричал: -- Эй, Стасий!
Марк искренне сказал:
-- Я никогда еще не слышал ничего подобного.
-- Я тоже, -- поддержал его Гай Филипп. И добавил: -- Зато не раз
слышал кое-что куда получше. -- Последнюю фразу он произнес по-латыни.
Новый гимн исполнялся в сопровождении аккомпанемента дудок, рожков и
барабанов. Этот шум был просто ужасен.
Хор сменился небольшим конным отрядом юношей -- сыновей богатейших
граждан Амориона. Гривы гарцующих коней были тщательно расчесаны, украшены
разноцветными лентами, золотыми и серебряными нитями.
В толпе поднялся оглушительный крик -- следом за отрядом протащили с
десяток полуобнаженных людей, закованных в цепи. Пленники шли, спотыкаясь,
подгоняемые уколами копий.
-- Проклятые Фосом васпуры! -- завизжал Лейкод. -- Это из-за ваших
грехов и вашей подлой ереси Фос допустил йездам напасть на нас!
Из толпы в пленников швыряли комьями глины, кусками навоза, гнильем.
Трясясь от ненависти, Лейкод запустил в них последними фигами.
Переступив с ноги на ногу, Гай Филипп грязно выругался по-латыни. У
несчастных не было ни единого шанса на спасение. Любое неосторожное движение
-- и озверевшая толпа растерзает васпуракан на части.
Вопли ярости сменились приветственными кликами:
-- Земарк! Земарк! Его святейшество! Защитник! Истинная Вера!
Сейчас в толпе не нашлось бы ни одного человека, который посмел бы не
выкрикивать эти слова во все горло.
Впереди жреца шли зонтоносцы. Разноцветные зонтики символизировали в
Видессе власть -- точно так же, как в Риме -- связки прутьев и топорики
ликторов.
Сосчитав шелковые зонты, Марк присвистнул. Четырнадцать! Даже Туризину
Гавру полагалось только двенадцать.
Земарк шествовал по улице спокойно и прямо, сохраняя на лице
равнодушное выражение. Ни клики приветствий, ни великолепная процессия
зонтоносцев, казалось, не могли задеть его возвышенную душу. Мрачное
изможденное лицо жреца покрывали шрамы. Он заметно прихрамывал.
И хромота, и шрамы достались Земарку от огромного пса, бежавшего рядом
с ним на длинной цепи. Собаку звали Васпуром -- по имени легендарного
прародителя васпуракан. В свое время Гагик Багратони преподнес
насмешнику-жрецу хороший урок -- и пса, и его фанатичного хозяина накхарар
засунул в один мешок. Марк, бывший в тот день гостем Багратони, убедил того
выпустить жреца на волю. Тогда Скавр опасался, что мученическая смерть
превратит Земарка в "святого" и вызовет гонения на васпуракан. Но живой
Земарк оказался куда опаснее мертвого... Сейчас трибун готов был грызть себе
локти, вспоминая, как уговаривал Багратони оставить фанатика в живых.
Проходя вместе с Земарком мимо римлян, пес Васпур вдруг приостановился
и зарычал. Шерсть на загривке животного поднялась дыбом. Трибун похолодел.
Прошло уже почти три года... Неужели пес вспомнил? Неужели он не забыл их
запаха? Васпур видел римлян лишь несколько минут... А Земарк? Узнает ли
Земарк римлян, если увидит их снова? Скавр внезапно пожалел о своем высоком
росте и соломенных волосах. Хотел бы он сейчас не так выделяться в толпе...
Но пес прошел мимо. Следом за собакой ушел и Земарк.
Трибун вздохнул с облегчением. Земарк и прежде был очень опасен. Но
сейчас трибун ощущал заключенное в нем сверхъестественное могущество. Будь
Марк собакой, у него, как у Васпура, сейчас вздыбилась бы шерсть на
загривке. Вряд ли одна только светская власть придавала изуродованному лицу
жреца такое страшное выражение. Что-то темное, дьявольское, нечеловеческое
кипело в душе Земарка. И эта тьма питалась ненавистью, как живительным
соком.
С криками: "Фос да благословит Земарка!" толпа смыкалась позади жреца и
следовала за ним по направлению к центральной площади Амориона. Бушующее
людское море повлекло за собой Скавра и Гая Филиппа. Повсюду толкались
локтями, пробиваясь вперед.
Пленников-васпуракан копьями выгнали на середину площади. Отвязав их от
общей цепи, каждого приковали к столбам, вбитым в землю. Некоторые пленники
пытались вырваться, дергали руками, но большинство стояли неподвижно.
Закончив свою работу, стражники поспешно отошли в сторону, как бы боясь
замараться.
Земарк, хромая, подошел к васпураканам. Пес рычал, ощеривая блестящие
клыки.
-- Боги милостивые, неужели он собирается травить их собакой? --
пробормотал Гай Филипп. -- Что же они такого совершили?
Однако по команде хозяина пес уселся рядом и замолчал. В этот миг лицо
Земарка утратило человеческое выражение. Жрец сам превратился в плотоядного
зверя. Вытянув длинный палец в сторону васпуракан, Земарк словно собрал всю
свою злую волю в узкий пучок. Толпа затихла. Дрожь пробежала по телу жреца.
Скавр почти воочию видел, как чудовищная сила, клубившаяся в душе Земарка,
вдруг протянула к пленникам сфокусированный луч. Марк понял, на что похож
этот отвратительный обряд. Он напоминал работу жреца-целителя. Однако Земарк
вызвал в себе эту мощь вовсе не ради того, чтобы спасти человеческую
жизнь...
- Да будет проклята вовеки и стерта с лица земли подлая раса
васпуракан! -- прокричал он. Пронзительный голос обжигал, как кислота. --
Лживые! Подлые! Безумные! Вы умножили зло в тысячу раз! Вы злобные упрямцы!
Вы уродливые рассадники грязной ереси! Да будьте вы прокляты, прокляты,
прокляты!
Каждый выкрик Земарк сопровождал яростным взмахом руки. Толпа
кровожадно выла. Прикованные к столбам люди извивались и корчились, словно
их хлестали бичами. Двое или трое закричали от боли, но их крик потонул в
реве толпы.
-- Да будут прокляты порождения Скотоса! -- провизжал Земарк.
Пленники обвисли на цепях, кусая губы в нестерпимой муке.
-- Да будет проклят каждый их обряд и каждая молитва! Да будут прокляты
их слова, полные ненависти к Фосу! Да будут прокляты их ядовитые языки,
изрыгающие лишь святотатство!
По густым бородам васпуракан текла кровь.
-- Да будут прокляты эти дикие псы! Да будут прокляты эти отродья змей
и скорпионов! Я проклинаю вас всех и посылаю вас на смерть!
Собрав все свои силы, он еще раз ткнул в сторону пленных острым
пальцем. Глаза умирающих наполнились ужасом и стали вылезать из орбит.
Васпуракане бились, как выброшенные на сушу рыбы, а затем, один за другим,
замирали.
Лишь тогда торжествующий Земарк подошел к ним и, глядя на трупы
горящими глазами, стал пинать их ногами.
Возбужденная религиозным фанатизмом толпа радостно завопила:
-- Да хранит Фос Защитника Правоверных! Да постигнет злая участь всех
еретиков! Да побеждает Истинная Вера всегда и во всем!
Одна женщина выкрикнула приветствие, обращаемое обычно к Императору:
-- Ты победитель еси, Земарк!
Жрец никак не показал, что воздаваемые ему шумные почести как-то
тронули его. Прихрамывая, он в сопровождении пса направился к своей
резиденции. На миг фанатик-жрец обратился к толпе, устремив на нее суровый
неподвижный взгляд.
-- Смотрите! -- крикнул он резко. -- Да не погрязнет никто из вас в
ереси! Следите, чтобы она не заразила ваших друзей и соседей!
В ответ на свирепое предостережение толпа вновь разразилась
приветственными воплями, словно Земарк только что благословил собравшихся.
Толпа расходилась, довольная увиденным.
Когда римляне возвращались в свое жалкое жилище, Гай Филипп обратился к
Марку:
-- Ты уверен, что хочешь вступить с ним в схватку?
-- Откровенно говоря, нет.
Сила колдовства Земарка потрясла даже трибуна. Несколько шагов он
прошел в полном молчании. Наконец Марк сказал:
-- Однако выбора у меня нет. По-твоему, мне следует убить его из-за
угла?
-- Я бы так и поступил, -- тут же ответил Гай Филипп. -- Если б