ину на помощь.
     Бюрократ плотнее сжал  зубы, когда еще один скользящий удар зацепил его
ногу.
     Горгид  пришпорил лошадь и галопом помчался  к  Гуделину. Хамор  бросил
беглый взгляд  в  сторону нового  врага. Завидев  бородатое лицо, он  принял
грека за одного из людей Варатеша и  решил, что тот скачет на подмогу, желая
добить врага. Хамор осознал свою ошибку как раз вовремя, чтобы успеть отбить
выпад Горгида.
     -- Да кто ты такой, кусок овечьего дерьма? -- заорал он в гневе, нанося
врачу удар по голове.
     Хамор  был  сильным  человеком.  Но  Горгид  привык  иметь  противником
Виридовикса  и потому  удержал удар.  Затем  он  снова сделал резкий  выпад,
вложив в этот колющий удар  всю силу своего тела.  Глаза хамора расширились,
когда  гладий проткнул  жесткую  кожу панциря и  вошел между  ребер. Раненый
успел нанести греку  рубящий удар саблей, но в этой атаке уже  не было мощи.
Алая  кровь  запузырилась у ноздрей  хамора.  Он вдохнул, и изо  рта у  него
хлынула  кровь.  Кривая  сабля  выпала  из  ослабевшей  руки.  Глаза  хамора
побелели, и он рухнул с коня.
     -- О,  ты очень храбро  бился! -- крикнул  Гуделин, размахивая саблей и
чуть не отрубив Горгиду ухо.
     Врач  уставился на свой окровавленный меч. Легионеры, похоже, оказались
правы. Ни для страха, ни для размышлений  времени попросту не остается. Тело
реагирует автоматически -- и вот уже враг лежит на земле мертвым.
     Горгида наконец вырвало.
     Кислый привкус еще  держался у  него  во  рту, когда  другой  кочевник,
пытаясь вырваться из окружения, вдруг с мрачной решимостью стал наступать на
грека. Глаза Горгида были полны слез, его мутило, но  тем не менее он  успел
поднять щит,  отражая натиск хамора. Щит треснул, и его пришлось отбросить в
сторону.
     Второй противник Горгида умел защищаться  от колющего удара  не больше,
чем первый, однако на этот раз Горгид бил не так точно. Кочевник покачнулся,
схватившись за кровавую рану на плече. Грека охватил  гнев, когда он  понял,
что противник его остался жив.
     Уличив себя в кровожадности, Горгид ужаснулся.
     Рукопашный бой шел  уже по всей  линии фронта. Колчаны опустели. Если у
аршаумов и имелось какое-то преимущество, то оно  оказалось  незначительным.
Бандиты Варатеша -- повелители степи -- бились с яростью обреченных, которым
было  нечего  терять.  Кланы,  которых  силой  вынудили  примкнуть  к  банде
Варатеша, держались менее мужественно.  Однако  вид громадной фигуры в белых
развевающихся одеждах, восседающей на крупном черном жеребце,  оставался для
них немой угрозой. Хаморы знали: бегство равнозначно страшной гибели  от рук
Авшара, и потому предпочитали биться насмерть.
     Виридовикс  зарубил еще  одного противника.  Наблюдая  за  тем, как тот
валится с  седла, кельт  чуть  было не  пропустил второго врага  -- тот  был
вооружен легким копьем.
     У  хамора  было  преимущество  над  кельтом:  копье  оказалось  длиннее
галльского меча. К счастью для Виридовикса, всадник находился слишком близко
и  не мог набрать скорости для атаки. Поэтому он просто ткнул копьем, целясь
в лицо  кельта.  Виридовикс пригнулся  и, подхватив копье  за древко, сильно
дернул.  Первый  удар  меча  перерубил  древко  пополам.  Кочевник  едва  не
перелетел  через голову лошади. Удерживая равновесие, хамор  широко взмахнул
руками. Виридовикс нанес ему удар. Хамор дико  вскрикнул и  рухнул на землю.
Половина его лица была снесена мечом.
     Батбайян прикрыл  изуродованный глаз меховой  шапкой, сдвинув ее влево.
Теперь он не отличался от любого другого хамора. Гибкий и стремительный, как
змея, Батбайян наносил удары саблей и исчезал  прежде, чем  жертва  успевала
понять, от  чьей руки гибнет.  Когда  трое аршаумов  напали на Батбайяна, не
узнав его, он  на мгновение приподнял шапку. Они тотчас же  отступили, узнав
страшный шрам.
     Ариг был весь забрызган чужой кровью.
     -- Мы тесним их! -- прокричал сын кагана на полном скаку.
     Левый  фланг Варатеша стал  подаваться  назад. Это отступление  не было
обманным маневром. То здесь, то там  хаморы выскакивали из боя и уносились к
северу,  спасая  свою  жизнь. Другие продолжали упрямо  сражаться. Но хаморы
больше  не  могли  сдерживать  более  крепкую   и  дисциплинированную  армию
аршаумов.
     Вдруг  один  из  аршаумов  рухнул навзничь  -- длинная стрела  с черным
оперением пронзила его насквозь. Почти сразу же упал еще один. Затем -- еще.
Две лошади наскочили на павшую. Поднялась суматоха.
     За линией отступающих хаморов  натягивал свой лук Авшар -- смертоносный
стрелок,  не знающий промаха.  Его колчан всегда был полон. Дальность полета
его  стрел  превосходила  даже  ту,  что показывали  кочевники,  а  точность
вызывала ужас.
     Командиры аршаумов гибли от  черных стрел один  за  другим. Наступление
захлебнулось.  Аршаумы  стали  медленно откатываться,  словно  убегающая  от
берега волна.
     -- Это и есть тот самый колдун? -- спросил Аргун. Ноги кагана  были еще
слабы, но  руки повиновались ему,  как и прежде.  Сидя в седле, Аргун сразил
мечом не меньше десятка хаморов.
     Вот еще один аршаум рухнул с седла.  Черная стрела впилась ему в живот.
Он забился в агонии и спустя несколько секунд затих.
     -- Да, это Авшар, -- проговорил Горгид. Со странным чувством, в котором
смешались ужас, ненависть  и трепет, почти  благоговение,  грек  смотрел  на
князя-колдуна,  самозваную  Немезиду Видесса.  Высокая, облаченная  в  белое
фигура, похоже,  даже  не замечала его. Одна  за другой срывались  с  тетивы
смертоносные стрелы.
     --  Кем  бы  он ни  был, этот колдун, из лука он  стреляет отлично,  --
сказал Аргун. Его непроницаемое лицо  окаменело. Еще один аршаум захлебнулся
кровавым кашлем. -- Он перебьет нас по одному, если будет продолжать пускать
свои стрелы. Против такого нам не продержаться.
     Что  касается  Виридовикса  и  Батбайяна,  то  никакого  трепета  в  их
ненависти к Авшару не чувствовалось.  Жажда мести пылала в  их душах чистым,
ярким  огнем.  Одним  слаженным  движением  они  пришпорили  коней,  готовые
изрубить всех хаморов, что встанут между ними и колдуном. Однако аршаумы  не
поддержали их атаки. Галл  и кочевник убили несколько врагов, но пробиться к
Авшару сквозь ряды хаморов так и не смогли. Силы оказались слишком неравны.
     Авшар узнал их и презрительно поклонился в седле, а  потом еще и махнул
им рукой. Затем он взял еще стрелу и двинулся в их сторону.
     ----------
     Варатеш тряхнул головой. Кровь стекала из раны на лбу и заливала глаза.
Он страшно устал. Дыхание  тяжело вырывалось из его груди.  Варатеш опирался
на седло. Лошадь его  также была ранена. Руки вождя дрожали; сабля,  которую
он сжимал, казалось, налилась свинцом.
     А этот Ирнэк  был сущим  дьяволом. Изрядно  потрепанный отряд аршаумов,
окруженный Варатешем на флангах, сумел перестроиться, выровнять боевую линию
и  ударить в  ответ -  с  такой силой, что  похолодела  кровь  даже бывалого
бандита.
     Один урок  Варатеш извлек из этого: отступлению аршаумов никогда нельзя
доверять, каким  бы  паническим  оно ни казалось. Ошибка стоила ему раны над
бровью; могла стоить и жизни.
     Это  случилось  около полудня. С того времени Ирнэк больше не отступал.
Его  конники  продолжали  давить  на  Варатеша,  выискивая  слабые  места  и
увеличивая  бреши  в  строю  хаморов.  Хаморы не обладали  той  дисциплиной,
которая  отличала  их  врагов,  и поэтому при  отступлении были уязвимы. Еще
несколько атак -- и их строй легко будет сломан.
     Варатеш подозвал  к себе гонца, ненавидя себя за это. Он  полагал,  что
сможет выиграть  битву без помощи Авшара; он мечтал освободиться  от  власти
колдуна. Но сейчас он  находился на грани поражения. А Варатеш уже вкусил от
сладкого  пирога  власти Великого Кагана. Он не собирался  опять становиться
изгоем -- а это  лучшее, на  что он  может  рассчитывать,  если  битва будет
проиграна.
     Горькие слова душили Варатеша, однако он сумел выдавить:
     -- Скачи к Авшару. Скажи, пусть начинает.
     ----------
     --  Убирайся, болван! -- зарычал Авшар. -- Если бы  я  всякий раз  ждал
разрешения от Варатеша, его дело было бы проиграно давным-давно. Пошел вон!
     Испуганный хамор резко  отвернул коня и ускакал.  Князь-колдун  забыл о
нем еще до того, как тот  скрылся из виду. Заклинания, над  которыми работал
Авшар,  требовали полной  сосредоточенности. Если  бы  этот глупый  кочевник
прервал его работу полчаса назад, даже  его жизни  не  хватило бы для  того,
чтобы возместить потери.
     Авшар вытащил из мешка, притороченного  к седлу, большую ядовитую змею.
Она бешено извивалась, норовя укусить мучителя,  но колдун крепко  держал ее
позади головы. Его  пальцы в  железной перчатке  стиснули  гибкое тело змеи.
Раздался сухой треск.  Авшар бросил  змею со  сломанным позвоночником -- она
была еще жива -- в небольшой костер. Пламя вспыхнуло ярче, пожирая добычу.
     Авшар  начал  читать  подготовительное заклинание,  произнося  нараспев
слова  на   старинном  диалекте  и  сопровождая  их   отточенными   главными
движениями.  Ошибка,  даже  совершенная  в самом  начале,  могла привести  к
катастрофе.
     Облака  закрыли солнце. Краем  чувств,  сейчас  обостренных до предела,
Авшар ощущал еще одну магическую силу. Крошечную по сравнению с той, которой
обладал он  сам. Она действовала где-то рядом. Когда магическая работа будет
закончена,  Авшар, пожалуй,  позволит себе такую роскошь,  как смех.  Кто-то
поблизости вызывает дождь. Надо же! Неужели враги думают, будто он настолько
лишен воображения,  чтобы повторить тот фокус со стенами огня? Тем хуже  для
них. Авшар даже в мыслях не имел ничего  подобного. На этот раз оружие будет
иным.
     Как храм,  возводимый  кирпич за кирпичом,  строилось здание  заклятий.
Колдун   хмыкнул,   довольный   сравнением.  Однако  он  не  позволил   себе
отвлекаться. Спешка могла повредить работе. Можно упустить что-нибудь важное
или  допустить ошибку.  Даже  такому  могущественному  колдуну,  как  Авшар,
нелегко  давалось  вызывание  демонов. Контроль над созданиями  ада требовал
максимального напряжения воли. Если власть  Авшара ослабнет хотя  бы на миг,
демоны разорвут его в клочья.
     Авшар мог перечислить на пальцах обеих рук все случаи, когда он вызывал
демонов ада, на  протяжении  долгих веков  с  того  дня, как впервые признал
господство  Скотоса  над  миром.  Ему  доводилось заключать демона-убийцу  в
кинжал -- демона,  который должен  был выпить до дна  проклятую душу Скавра.
Почему-то эта затея провалилась. А ведь несколько десятилетий назад подобные
же чары сработали точно,  как часы: демон уничтожил Вархана, последнего Царя
Царей Макурана, и открыл эту страну для йездов.
     Воспоминания  растворились, как дым, когда могучая сила вызвала демонов
из небытия. Создания ада забурлили в  костре, ударяясь о невидимую преграду,
созданную  Авшаром на их пути. Колдун жестоко укротил их, наслав на них муки
за  то, что они  осмелились  бунтовать.  Страшные вопли, полные  мучительной
боли, волной пробежали в мозгу колдуна.
     Решив, что демоны наказаны достаточно, Авшар начал медленно и осторожно
освобождать их из клетки. И вот демоны появлялись перед ним, один за другим.
Каждый из них был слаб и мал. Такими же маленькими и ничтожными были бы осы.
Но несколько  сотен ос, собравшихся вместе, представляли собой грозную силу.
Аршаумы рухнут, как деревья, подрубленные топором.
     Авшар удовлетворенно  потер бы руки, если  бы не держал в ладонях белый
порошок, который  сейчас  бросил  в  огонь.  Костер  вспыхнул ярким  голубым
пламенем. Ужасные голоса  завопили из огня, завывая и требуя. Авшар успокоил
их.
     -- Скоро, -- сказал он. -- Скоро.
     В вышине раздался отдаленный рокот грома. Полил дождь. Несколько капель
упало с небес здесь, несколько капель -- там. Пульсирующее холодное пламя не
погасло. Оно даже  не зашипело  под водой.  Огонь в костре  поддерживался не
топливом, но железной волей колдуна. Авшар  чувствовал, как  сила выходит из
его тела. Но и того, что у него еще оставалось, вполне достаточно.
     Он  поднял руки  над головой  и сделал сложный  жест, после чего  начал
ритмично,  словно  в  бреду, читать  заклинание. Первый  рой  демонов сейчас
вылетит и будет делать то, что им приказано.
     Среди языков  голубого  пламени стала  формироваться неясная тень.  Она
ворочалась из стороны в сторону,  как  слепая, пока не увидела колдуна. Тень
низко  поклонилась,  признав  в Авшаре своего повелителя. Авшар  наклонил  в
ответ голову, но тут же предупредил ледяным тоном:
     -- Помни, кто я. Твоим братьям тоже лучше не забывать этого.
     Демон сжался от злобы и страха.
     ----------
     Варатеш едва расслышал отдаленный гром. Он  сражался с упорным аршаумом
и наконец  убил его ударом сабли. Темные облака поползли по небу и  внезапно
закрыли  солнце. Варатеш  не  обратил  на это  внимания. Вероятно,  какой-то
побочный  эффект  магии Авшара.  Бандитский вожак  не собирался вдаваться  в
колдовские дела. Он даже думать об этом не хотел.
     На щеку попала  дождевая капля.  Снова прогремел  гром  -- на  этот раз
ближе и громче. Что-то упало  Варатешу на  шею.  Машинально  он  смахнул это
рукой. Ладонь стиснула  что-то маленькое, мягкое и живое  -- существо в руке
Варатеша задергалось.
     Варатеш  разжал пальцы.  Замирая  от страха,  на ладони  у него  сидела
зеленовато-коричневая древесная лягушка. Ее горло раздувалось и сокращалось.
     Варатеш вскрикнул и отбросил крошечное создание как можно дальше, после
чего несколько раз вытер руки о штаны из овчины.
     Лягушки  с  их  холодными липкими  телами и  тонкими голосами считались
обиталищами душ умерших.  Услышать кваканье  считалось плохой  приметой,  но
куда хуже -- коснуться лягушки. Для хамора лучше смерть, чем встреча с  этим
омерзительным созданием.
     Дрожа, Варатеш  попытался выбросить из головы  дурное предзнаменование.
Но  вот  еще один  лягушонок  свалился с  неба  и шлепнулся  на  гриву коня,
запутавшись в ней. Другой приземлился на колено Варатеша и скакнул в сторону
прежде, чем он успел раздавить его.
     Когда  четвертая лягушка  быстро проползла  по его лицу и  спрыгнула на
землю, Варатеш сплюнул и моргнул несколько раз. Его замутило.
     Другой  хамор, отмахиваясь,  как безумный, от настоящего ливня лягушек,
потерял контроль над своей лошадью и налетел на Варатеша.
     -- Осторожней! --  крикнул  вождь. Он  едва не упал с коня. Но кочевник
даже не  услышал  его. Все еще отбиваясь от  лягушек, он мчался, не разбирая
дороги и не помышляя о врагах. Ухмыляющийся аршаум быстро зарубил его.
     Только теперь -- увы, слишком поздно! -- Варатеш сообразил, что облака,
сгустившиеся  над  головой,  не  были  частью  магии  Авшара.  Падая  из туч
настоящими потоками, лягушки сеяли среди  хаморов  хаос и панику.  Некоторые
воины  бежали, крича от ужаса. Другие,  как тот несчастный, что столкнулся с
Варатешем,  были  слишком  ошеломлены   видом   лягушек,   чтобы  помнить  о
собственной   безопасности.  Что  ж,  примета   сбылась:   лягушки  принесли
несчастье. Охваченные ужасом  хаморы гибли один за другим -- их легко рубили
саблями и подстреливали из луков аршаумские воины.
     Тех, кто остался крепок и решился воевать, оказалось совсем немного.  И
уж явно недостаточно для того, чтобы сдержать атаку аршаумов, бросившихся на
смятенного врага.
     Ярость уничтожила  все страхи Варатеша. Он  отчаянно  ругался,  пытаясь
остановить испуганных, растерянных воинов.
     --  Стойте!  -- надрывался  вождь.  -- Остановитесь, вы,  грязные  псы,
вонючие шакалы, ублюдки!
     Но они не останавливались.  Ни призывы Варатеша, ни его сабля не смогли
сдержать панического бегства.  По двое, по трое, группами и целыми  отрядами
армия хаморов мчалась на север, к своим кланам, увлекая за собой и Варатеша.
     ----------
     Когда  лягушки  посыпались с  неба дождем,  а хаморы  стали  отступать,
Виридовикс радостно завопил.
     -- Ты только погляди на этих  милых ужасных лягушаток! -- усмехался он.
Несколько упали прямо на кельта. Виридовикс очень тепло отнесся  к маленьким
созданиям и любезно позволил им оставаться там, где они оказались. Здесь, на
коне, лягушечки находились в  безопасности, в то время как на земле их могли
бы раздавить эти огромные страшные лошади.
     Подъехав поближе к Горгиду, кельт хлопнул того по спине так сильно, что
грек резко повернулся и схватился за рукоять меча, думая, что его атакуют.
     -- Да  ты  просто гений с  твоими лягушками!  -- крикнул Виридовикс. --
Ублюдки бегут, как глупые курицы с отрубленными головами, которые не  знают,
падать им на месте или слепо прыгать по двору! Теперь-то уж им конец!
     --  Похоже,  -- отозвался  Горгид,  наблюдая за тем, как  двое  хаморов
столкнулись на  полном скаку. Он  снял лягушку  со  своей меховой шапки.  --
Толаи и его шаманы проделали неплохую работу, не находишь?
     -- И это все,  что ты можешь сказать? -- возмутился Вирндовикс. -- Если
на  этом заканчивается  твоя  жизнерадостность,  дружище,  то  ты  -- просто
хладный труп! Где веселье? Где хвастовство? Где были бы Толаи и его колдуны,
если бы не твоя хитрая выдумка?
     --  А,  убирайся  к воронам!  -- сказал Горгид.  Но улыбка  сама  собой
озарила  его лицо. Строй хаморов  был  смыт дождем лягушек, как  горсть соли
сильным ливнем. -- Бреке-ке-кекс! -- весело закричал грек. -- Коакс! Коакс!
     Виридовикс удостоил его странным взглядом:
     -- Это что? Это так разговаривают лягушки у вас в Греции? Дай мне любую
кельтскую жабку, она тебе быстренько квакнет -- и дело с концом.
     У Горгида не было времени  ответить какой-нибудь ядовитой  репликой.  К
ним  неслись трое хаморов. Это были три крепких воина, решивших пожертвовать
собой ради того, чтобы дать своим товарищам возможность спастись.
     Горгид узнал Родака,  сына  Папака.  Бывший  посол пришпорил  лошадь  и
помчался вперед, крича:
     -- Варатеш! Варатеш!
     Все, что успел сделать  Горгид,  -- это  ускользнуть от  вихревой атаки
Родака.  Сейчас  греку  было  не до колющего римского выпада  мечом  и  иных
премудростей фехтования.  Он  вскрикнул,  когда хаморская  сабля  прочертила
кровавую полосу на его руке. Затем голова  Родака вдруг соскочила  с  плеч и
покатилась по земле.
     Горгид  увидел  Батбайяна. Пока  труп  еще  содрогался  в  агонии,  сын
Таргитая  бросился наперерез к следующему  бандиту и отсек  ему кисть  левой
руки.  С  громким  воплем хамор зажал рану правой  рукой, пытаясь остановить
кровь. Он резко повернул коня и погнал назад, спасая свою жизнь.
     Батбайян галопом подлетел к Виридовиксу, чтобы помочь  тому разделаться
с третьим бандитом. Лягушки не страшили Батбайяна. Он пережил гибель  своего
клана, пытки, смерть семьи.
     Виридовикс зарубил  своего  противника  прежде, чем  Батбайян  оказался
рядом. Молодой хамор обернулся и посмотрел на  штандарты армии Варатеша. Они
колебались. Одни  бежали в одном направлении, другие  --  в противоположном,
третьи метались по полю, как будто знаменосцы были одержимы лихорадкой.
     -- Я знаю эти кланы, -- проговорил Батбайян.  -- Они не  могут все быть
негодяями. Клан Рыси, клан Четырех Рек, клан Пятнистых Лошадей, Сокола... --
Он пришпорил коня и поскакал к хаморам, крича: -- Сюда! Ко мне! Поднимайтесь
против Варатеша и его грязных бандитов! Мы -- Волки!  -- И он испустил дикий
вой, который был когда-то кличем его клана.
     Холодок пробежал по спине Виридовикса. Один  только Батбайян мог сейчас
вспомнить этот клич. Хотя -- нет... Остался еще один человек из клана Волка!
Разве они  с  Таргитаем  не смешали кровь,  как братья?  Виридовикс  откинул
голову назад и завыл, подхватив крик Батбайяна.
     -- Волки! Вы слышите меня? Волки!
     Он помчался вслед за Батбайяном. Даже в момент всеобщего замешательства
многие хаморы  обернулись на  эти  голоса.  Волна бегущих  в панике  хаморов
показалась с юга. Их преследовали аршаумы.
     -- Ирнэк! -- сказал Ариг. -- Он окружил их.
     --  Да, -- согласился  его отец. -- Если  мы нанесем  удар  сейчас,  мы
полностью окружим их.
     Аргун  вырвал  из  рук знаменосца  знамя  --  воздетый на  копье кафтан
Боргаза  --  и указал им на отступающих  в  беспорядке  хаморов. Новая волна
беглецов смешалась с отдельными отрядами, все еще пытавшимися сражаться.
     Следом  за   Батбайяном  и  Виридовиксом  аршаумы  клана  Серой  Лошади
устремились в атаку.
     ----------
     Когда с неба упала первая лягушка, Авшар подумал было, что это еще одна
шутка природы,  и раздавил ее сапогом.  Затем упало еще  несколько, потом --
целая пригоршня. В нескольких сотнях метров от него шум битвы стал меняться.
Князь-колдун  поднял голову,  насторожившись,  как  старый  волк,  почуявший
перемену  ветра. Едва лишь  он отвлекся, как  демон,  брошенный в колдовской
огонь, как в клетку, попытался вырваться на свободу. Авшар покачнулся.
     --  Хочешь испытать меня?  -- заревел он громовым голосом, обрушив свою
ярость на мятежного демона.
     Тот противился, но в огне не мог объединить все силы дьявольского  роя.
Его товарищи были отделены от него волей Авшара. Колдун отбил атаку демона и
стал хлестать его с яростью, удивившей даже его самого. Последним движением,
в  которое  он  вложил  всю  свою  ненависть,   князь-колдун  обрубил  нити,
соединяющие вожака  стаи демонов и его подчиненных. Ошеломленный, испуганный
и одинокий, демон стонал и выл.
     --  Ты заслужил худшего, подлый червяк! -- прошипел  Авшар. Заклинание,
которое соединило бы демона с остальным роем и заставило их выполнить приказ
Авшара, было готово, но времени читать его уже не осталось.
     Пока  Авшар сражался с демоном, битва подошла  к концу.  Хаморы мчались
прочь, слишком напуганные лягушками  и  аршаумами,  чтобы устрашиться еще  и
колдуна. И  сами аршаумы находились всего в сотне метров от Авшара. Они были
злы, сильны,  полны  ненависти,  они  мчались к  нему,  чтобы  отомстить  за
проклятые черные стрелы, убившие сегодня столько храбрых воинов.
     Авшар сжал кулаки. Гнев едва не задушил его. Его, князя-колдуна, побило
какое-то грошовое камлание жалкого шамана! Но он пережил за свою бесконечную
жизнь слишком многое, чтобы поддаться сейчас соблазнительной страсти гнева.
     Авшар вскочил  на своего  черного скакуна. Длинный  меч вышел из ножен.
Если нельзя пустить в ход магию, то остается холодная сталь.
     Хотя... Колдун поднял меч. Голубые огоньки дьявольского костра погасли.
Демон вышел на свободу. Авшар указал мечом на восток.
     -- Убей  вождя этого проклятого сброда,  и я позволю тебе соединиться с
твоими собратьями.
     Когти  демона   жадно  сжались.  Его  узкие  глаза   горели   ужасом  и
одиночеством.  Он поднялся в воздух  на тонких перепончатых,  как  у летучей
мыши, крыльях и закружил в поисках жертвы.
     Князь-колдун  уже  не смотрел  на него. Он мчался галопом на юг. Хаморы
были  теперь  всего лишь  негодным  орудием, о  котором следовало  забыть. У
Авшара в запасе имелись другие.
     Виридовикс не  обращал внимания  на  светящиеся  золотым  огнем символы
друидов на  галльском клинке. Золотистые искорки  пробегали по зачарованному
мечу с того момента, как Толаи и его шаманы начали свое колдовство.
     Кельт столь усердно выкрикивал  боевой  клич Волков, что в конце концов
охрип. Горло точно песком присыпало. Несколько раз он слышал ответные крики.
Затем  увидел  двух хаморов,  замахнувшихся  друг  на друга  топорами. Армия
Варатеша, скрепленная лишь страхом, при первом же поражении рассыпалась.
     Как будто одной мысли было достаточно, чтобы  притянуть Варатеша, точно
магнитом,  показался  бандитский  вожак.  Виридовикс  заметил  его  всего  в
двадцати метрах от себя.
     Варатеш встретился с ним глазами. Виридовикс поднял меч, вызывая его на
бой. Варатеш кивнул и повернул коня, ударив саблей плашмя по плечу одного из
своих воинов:
     -- Прочь с дороги! Это наш бой!
     Они настороженно  двигались друг другу навстречу -- каждый хорошо  знал
силу противника. Будь сражение  пешим, Виридовикс был бы уверен в  исходе. В
поединке на мечах  кельт был куда более  опытным бойцом, нежели кочевник. Но
хамор всю жизнь провел в седле, и это сводило на нет почти  все преимущества
кельта.
     Уверенный в своем искусстве наездника,  Варатеш первым нанес удар, целя
в  голову кельта. Виридовикс с  легкостью отбил его. Бандит  отсалютовал ему
саблей.
     --  Как жаль, что все должно закончиться вот так. Если бы духи  сделали
мир немного иначе, мы могли бы стать с тобой друзьями.
     -- Друзьями?! --  Виридовикс резко развернул лошадь и ответил ударом на
удар. Варатеш гибко пригнулся, уходя от меча.
     Воспоминания красным  туманом пронеслись перед глазами кельта,  едва не
ослепив  его:  вот  Варатеш  бьет  его  ногой  в  плечо;  вот мертвый лагерь
Таргитая, где  бандиты устроили настоящую бойню; вот тело убитой  девушки...
Память о Сейрем ударила Вирдовикса, как ножом. Вспомнил он  и об ослепленных
людях с кровавыми глазницами, ковыляющих за одноглазыми поводырями...
     -- Быть другом тебе, грязный убийца? Да Скотос Видесса плюет на тебя!
     Он снова ударил Варатеша мечом; гнев придал  Виридовиксу  сил.  Варатеш
отбивал  атаку за атакой.  Следующий выпад кельта оказался более удачным. Он
почувствовал, как сталь задела живую  плоть. Боль искривила губы хамора.  Но
казалось,  страдания  причиняет ему  не столько рана, сколько жестокие слова
Виридовикса.
     --  Я знаю, что ты обо  мне думаешь,  --  сказал он. Кельт  не  мог  не
поверить искренности этих слов, такая в них звучала сила  и убежденность. --
Эти жестокости, которые я совершал... Меня принудили силой! Я ненавидел себя
за каждое новое зверство. Но мне приходилось поступать так. Иначе -- смерть,
ведь меня несправедливо поставили вне закона!
     Варатеш  говорил отчаянно, едва не умоляюще -- словно пытался убедить и
Виридовикса, и  себя  в том,  что говорит  правду. На миг кельт ощутил нечто
вроде  сочувствия,  но  затем  глаза его вновь стали суровыми  и рука  опять
крепко сжала рукоять меча.
     -- Упав в кучу навоза, человек может выбраться и смыть  с себя грязь, а
может зарыться еще глубже. Подумай, какой <i>выбор</i> ты сделал!
     Вспышка  гнева, который  делал  Варатеша опасным  и для  врагов, и  для
друзей,  превратила  его  красивое  лицо  в  маску, еще  более ужасную,  чем
деревянный демон Толаи. Он обрушил на кельта град ударов сабли.
     Виридовикс крутился в седле, отбиваясь, как мог.  Он  почувствовал, что
сталь куснула его, но сейчас он даже не сумел понять, опасной ли была рана.
     Лошадь оказалась менее удачливой --  сабля Варатеша разрубила ей плечо.
Животное  заржало и попятилось. Виридовикс кувырнулся  через голову лошади и
тяжело плюхнулся  на землю. Когда Варатеш повернул коня, чтобы  покончить  с
кельтом, тот уже успел вскочить на ноги и схватить поводья, надеясь вскочить
в  седло. Но лошадь,  обезумев от  боли,  понеслась прочь, лягаясь  и крича.
Жуткая ухмылка Варатеша стала еще шире.
     Широко  расставив  ноги  и подняв меч,  Виридовикс  ожидал  приближения
бандита.  Сражение пешего с конным могло  иметь только один исход,  и кельту
это было хорошо известно.
     Но  когда Варатеш направил свою лошадь на Виридовикса,  к нему подлетел
всадник. Вожак  бандитов повернулся,  чтобы  встретить  неожиданного  врага,
однако  было  слишком  поздно. Кривая сабля Батбайяна с  силой обрушилась на
него.
     -- За моего отца! -- крикнул он.
     Из раны хлынула кровь.
     -- За мою мать!
     Варатеш покачнулся.
     С  ужасающей  силой  Батбайян  нанес  два  перекрестных  удара  по  лбу
умирающего врага.
     -- За Сейрем!
     Варатеш застонал от боли.
     -- За меня!
     Варатеш издал последний крик, захлебнувшись кровью. Сабля хлестнула  по
лицу, зацепив левый глаз.  Возмездие свершилось. Бандит  рухнул  на  землю и
остался недвижим.
     -- Забери его лошадь, -- сказал Батбайян Виридовиксу и двинулся вперед.
     Варатеш застонал и перекатился  на спину.  Виридовикс поднял меч, чтобы
прикончить умирающего, но  взгляд единственного  уцелевшего  глаза  Варатеша
остановил кельта. Губы бандита дрогнули.
     -- Несправед...ливо... --  с трудом выдохнул он.  -- Клянусь... Кодоман
первый... выхватил нож.
     Он издал звук, похожий на кашель, и застыл.
     Лошадь  заплясала  под  непривычной тяжестью тела  Виридовикса, но  тот
смирил ее.
     --  Как ты думаешь,  --  спросил Виридовикс  Батбайяна,  --  он говорил
правду?
     Батбайян нахмурился.
     -- Мне плевать.  Он получил по заслугам! -- На миг из-под суровой маски
искалеченного  воина вдруг выглянул  юный  сын  Таргитая,  почти мальчик. --
Прости! Я вмешался в твой поединок!
     -- Лично  я очень  рад, что  ты вмешался, -- ответил  Виридовикс вполне
искренне. Раны уже начали болеть. -- Хоть  он и был  негодяем,  но  воин был
отменный, этого у него не  отнимешь. Кроме того, -- добавил кельт тихо, -- у
тебя имелась важная причина убить его своей рукой.
     Гибель вожака  усилила  панику  хаморов.  Они  откатывались  на  север,
преследуемые лавиной аршаумов.
     Окруженный сыновьями, Аргун догнал Виридовикса и  Батбайяна, скачущих в
головном отряде преследователей.
     -- Ты знаешь, кого вы убили? -- спросил каган молодого хамора.
     -- Да, -- коротко ответил Батбайян.
     Лицо Аргуна озарилось улыбкой. Это была улыбка человека, которому война
все  еще приносит радость.  Улыбка полководца, который  видит  свою  близкую
победу.
     --  Неудивительно, что они дрогнули!  Отличная работа. Вы оба доблестно
сражались.
     Виридовикс  хмыкнул;   Батбайян  не  проронил   ни  слова.  Даже  Арига
покоробило при виде грубости двух друзей. Но  кельту  было безразлично  даже
это. Некоторые победы даются слишком дорогой ценой, чтобы радоваться им.
     Кто-то дернул Виридовикса за рукав. Оглянувшись, он увидел Горгида. Это
было все равно что встретить пришельца из другого мира.
     - А... Ты еще жив? -- спросил Виридовикс неопределенно.
     Улыбка грека была усталой.
     -- Боюсь,  в  этом нет моей заслуги. Всякий раз,  как у меня появлялась
возможность отправиться на тот свет, я принимал благое решение впредь сидеть
тихонько  над своей  рукописью и  описывать  битвы,  а  не принимать  в  них
участие. Так оно проще. -- Затем, снова став серьезным, врач вынул из мешка,
притороченного к седлу, длинную полосу чистой ткани. -- Дай-ка перевяжу твою
руку. А рана под панцирем подождет, пока  у меня появится время снять с тебя
доспех и осмотреть ее хорошенько.
     Только сейчас Виридовикс сообразил, что тупая боль в груди была вызвана
не утомлением. Он почувствовал, как теплая струйка крови стекает  по ребрам.
В панцире  из  жесткой кожи  обнаружилась дырочка.  Неглубокая рана,  просто
задета кожа, решил Виридовикс. Будь она посерьезнее, он бы уже задыхался.
     Кельт протянул Горгиду руку для  перевязки и  вдруг резко отдернул  ее.
Символы друидов  на  мече  загорелись тревожным желтым  огнем.  Но  дождь из
лягушек уже закончился, значит...
     --  Авшар!  --  вскрикнул  кельт,   озираясь   по  сторонам  в  поисках
князя-колдуна.
     Но опасность неожиданно обрушилась с неба и стремительно ринулась вниз,
как атакующий орел.
     Внезапно застонал  Аргун. Штандарт выпал из  его  рук. Черное  чудовище
размером с  ворону  сидело  у кагана на шее.  Оно  рвало  человека  когтями,
клевало острым как  нож  клювом.  Аргун отчаянно вцепился в  мерзкую  тварь,
пытаясь  отодрать  ее от  себя.  Все вокруг услышали,  как хрустнула  кость.
Крылья летучей мыши  накрыли тело  Аргуна,  как  тень  смерти. Сопротивление
человека слабело.
     Ариг и Дизабул закричали одновременно. Никто не  мог бы сказать, кто из
братьев первым опустил меч на спину демона. Но металлическая шкура и сильное
колдовство отразили  удары  стали. В узких  глазах, красных, точно заходящее
солнце, пылала ненависть. Демон ни на миг не ослабил смертельной хватки.
     Тогда Виридовикс обрушил на чудовище удар  своего меча. Символы друидов
вспыхнули молнией,  когда клинок врубился в дьявольскую плоть. Кельт прикрыл
глаза рукой, едва не ослепнув от вспышки.
     Демон пронзительно вскрикнул. Черная вонючая жидкость полилась из раны.
Несколько  капель упало на руку кельта,  сжимающую рукоять меча.  Виридовикс
отдернул кисть; кровь демона обжигала, как кислота.
     Все еще завывая, демон отпустил Аргуна и упал.  Его корчило в агонии. С
яростью, порожденной  ужасом  и  отвращением,  Виридовикс  разрубил чудовище
пополам.  Вой  прекратился,  но  каждая  половина   еще  долго  трепетала  и
содрогалась,  потрясая  неправдоподобной  живучестью.  Наконец плоть  демона
превратилась в серый пепел, который быстро сдуло ветром.
     --  С дороги,  будьте  вы  прокляты! -- закричал  Горгид, пробиваясь  к
кагану.
     Аргун неподвижно  сидел в  седле,  навалившись на  шею лошади. Горгид с
шумом втянул воздух, увидев широкую рану  на горле кагана. Кровь  еще текла.
Грек схватил Аргуна за руку, но пульса не нащупал.
     Охваченный паникой, Горгид начал входить в транс жреца-целителя. Но  он
не  мог  <i>ощутить</i> страшных ран Аргуна. Положив  на них  руки, Горгид послал в
тело  кагана  всю  заживляющую энергию,  какую  только мог  собрать. Тщетно.
Ответа не последовало.  В  теле не тлело  ни  единой  искорки жизни, которую
можно было бы раздуть. Горгиду была знакома эта страшная внутренняя пустота.
<i>Так</i> отвечало ему тело Квинта Глабрио...
     Очень медленно Горгид пришел  в  себя. Он старался  не  смотреть в лицо
Аригу и Дизабулу. Беспомощно развел руками, красными от крови их отца.
     -- Его больше нет, -- сказал им Горгид. Голос его дрогнул;  грек не мог
продолжать. В  последние  несколько месяцев Аргун относился к Горгиду  как к
собственному сыну.
     Дизабул и Ариг не  плакали -- это не  в обычаях аршаумов.  Вместо этого
они рассекли ножами кожу на щеках, чтобы оплакать отца кровью, а не слезами.
Затем, все еще держа  кинжалы в руках, уставились друг на  друга, охваченные
внезапным подозрением. Один  из  двоих  должен  стать каганом.  Но  Аргун не
назначил себе преемника.
     Когда штандарт выпал из рук Аргуна, преследование хаморов остановилось.
Аршаумы стали приближаться к кагану, желая узнать, что же произошло. Один за
другим они следовали примеру его сыновей в  знак своего горя. Ни секунды  не
колеблясь, Ланкин Скилицез  поступил  так же, как кочевники. Остальные члены
посольства оплакивали кагана по-своему, однако не менее горестно.
     --  Куда удрал колдун?  -- спросил  Ариг,  обращаясь  к  толпе  воинов,
растущей  вокруг  мертвого кагана. Он указал подбородком  в ту  сторону, где
расстилались клубы пыли  за бегущими в страхе  врагами.  -- Если  он  с этой
бандой, я буду преследовать его хоть до края земли.
     Несколько воинов Ирнэка переговорили со своим вождем. Тот выехал вперед
и поклонился братьям с точно рассчитанной беспристрастностью. Ариг и Дизабул
снова внимательно посмотрели друг на друга. Ирнэк улыбнулся. Он стравил  их,
пока они подавлены горем,  понял Горгид, чтобы ослабить клан Серой Лошади  и
усилить свой  клан Черных  Овец. Этот  хладнокровный  аршаум маневрировал  с
расчетливостью истинного видессианина.
     Но слова Ирнэка, однако, никак не могли быть частью этой интриги:
     --  Высокий  всадник в белом плаще пробился сквозь строй  моих воинов и
умчался на юг.
     Аршаумы закричали,  подтверждая  эти слова.  Сабля одного из  них  была
сломана, точно игрушечная,  -- аршаум столкнулся с Авшаром и почитал себя за
счастливчика, поскольку не лишился при этом головы.
     --  Проклятие  на  косматых! Пусть бегут!  -- сказал Ариг.  -- Возьмите
свежих лошадей и отправляйтесь за колдуном. Мне плевать, насколько быстр его
черный жеребец. У него нет запасных коней. Рано или  поздно  мы нагоним его.
-- При этой мысли он оскалился.
     Когда несколько всадников поспешили выполнить приказ, Дизабул подскочил
к своему брату:
     -- Кто ты такой, чтобы распоряжаться?
     Ирнэк  еле  заметно шевельнул  бровью,  но его  лицо  оставалось  таким
неподвижным, что трудно было что-либо заметить.
     -- А ты  кто такой, чтобы задавать мне подобные вопросы? -- Голос Арига
прозвучал опасно мягко.
     Аршаумы клана  Серой  Лошади  незаметно передвинулись. Одни выстроились
вокруг старшего брата, другие -- за спиной младшего.
     Горгид  не на шутку встревожился, увидев, сколько человек  поддерживает
Дизабула. Юный принц уже оправился от презрения, которое преследовало его --
сторонника Боргаза. Сейчас немалое число  соплеменников охотнее поддерживали
его,  нежели  Арига. По мнению  аршаумов, старший сын Аргуна  слишком  много
времени провел в Видессе, вдали от родных степей.
     Ирнэк спокойно сидел на лошади, прикидывая соотношение сил.
     --  Одну секундочку! -- Пикридий Гуделин прорвался к  Аригу и  Дизабулу
сквозь толпу.  Толстый посол был с  головы до  ног покрыт  грязью,  потом  и
кровью. Но голос его оставался по-прежнему звучным, и замашки  привыкшего  к
публичным  выступлениям оратора  не  оставили  видессианина.  -- Приказ  был
весьма толковым, независимо от того, от кого он исходил.
     Гуделин не был изощрен в  тонкостях  языка аршаумов, но говорил на  нем
теперь вполне бегло.
     --  Подумайте  -- кто больше  выиграет,  если мы,  победив, передеремся
между собой!  Только  Авшар! Победить его --  самая главная  цель. Остальное
отступает на задний план. Не так ли?
     -- Это правда, -- серьезно отозвался Ариг.
     Дизабул, все еще пылая от гнева, нехотя кивнул.
     Кочевники клана  Серой  Лошади  расслабились.  Губы Ирнэка были все еще
плотно сжаты, но  и он наклонил голову в знак уважения. Дипломатический опыт
Гуделина был оценен по достоинству.
     Но в этот миг в разговор вступил Батбайян.
     -- Нет,  это  <i>не  так!  --</i> Все удивленно повернулись к молодому хамору.
Батбайян  повторил: -- После смерти Варатеша --  пусть злые духи  вечно жуют
его паршивое тело -- после того  как мы изгнали отсюда Авшара, самое главное
-- излечить Пардрайю, уничтожить зло, чтобы в  нашей степи никогда больше не
взошли эти дьявольские семена. -- Он двинулся  в  ту сторону, куда отступали
хаморы. -- Вридриш! Ты со мной?
     Кельт  вздрогнул. Он не  ожидал этого вопроса. Открытая просьба,  почти
мольба в  голосе Батбайяна резанули его сердце ножом. Жизнь в клане Таргитая
не  была  похожа  на  ту,  что  он   вел  в   Галлии,   но  она  имела  свою
привлекательность для Виридовикса. Два года назад кельт готов  был  оставить
Видесс ради Намдалена. Но  сейчас... Кельт  заглянул в свою душу и обнаружил
там лишь легкое искушение. Он даже пожалел о том, что оно не оказалось более
сильным.
     Виридовикс печально покачал головой:
     -- Не могу,  дружище. Авшар -- главное зло.  Он корень всех бед  и  мой
враг. Не могу я сейчас отвернуться от него.
     Батбайян вздрогнул и как-то сразу осунулся, точно получил рану.
     -- Что ж, тогда я ухожу один. У меня есть свои обязанности. А у тебя --
свои... или ты решил, что они у тебя есть.
     Услышав  эти суровые  слова,  Виридовикс  сжался.  Тогда молодой  хамор
добавил очень тихо:
     -- В моем шатре всегда найдется место для тебя, друг.
     Он повернул лошадь.
     -- Подожди! -- крикнул ему Ирнэк.
     Батбайян задержался. Вождь Черных Овец сказал ему:
     --  Ты не  хотел бы пойти  туда с нами? Мои воины  -- за твоей  спиной!
Когда твои косма... -- Он  поперхнулся. -- Когда твои люди в таком смятении,
аршаумы легко сделали бы тебя повелителем Пардрайи.
     Горгид  подумал  о том, что Ирнэк  не  упускает  ни  единой возможности
усилить свою власть. Батбайян, должно быть, прочитал его мысли,  поскольку в
ответ лишь коротко рассмеялся:
     -- Если бы я согласился  на такое, аршаум, то  твои  воины ехали бы  <i>на</i>
моей спине, а  не  <i>за</i> ней!  Я  не поведу мой  народ  с кольцом  в  ноздрях и
колокольчиком на шее  к твоей юрте. Мы хорошо помним, как вы прогнали нас за
Шаум! Точишь зубы на Пардрайю? Не  выйдет.  Я стану победителем или умру, но
сам, без твоей помощи.
     -- Так ли? -- проговорил Ирнэк. Он все еще улыбался  но только уголками
губ. В его глазах появился стальной блеск. Воины Ирнэка зашевелились, словно
ожидая приказа броситься на Батбайяна.
     Батбайян потянулся за саблей.
     Ариг неожиданно вмешался:
     -- Клянусь духами ветров! Пусть делает что хочет! Он дорого оплатил это
право.
     На этот  раз Дизабул поддержал своего брата. В рядах клана Серой Лошади
послышалось  одобрительное  бормотание:  аршаумы  успели узнать Батбайяна  и
научились уважать его. Они словно бросали вызов Ирнэку.
     Но Ирнэк не решился ответить на этот вызов.  Он знал, что силы неравны,
-- клан  Черных Овец  проиграет. Поэтому Ирнэк лишь рассмеялся --  коротко и
почти искренне:
     --  Странное  настало  время! Аршаумы  опускаются  до споров  о  судьбе
косматого! --  Теперь Ирнэк не видел надобности быть вежливым по отношению к
Батбайяну. -- Уходи, коли тебе так хочется!
     Батбайян  махнул  Аригу,  затем  простился  с Виридовиксом  и  умчался.
Сумерки вскоре поглотили фигуру одинокого всадника.
     --  Мне   кажется,  когда-нибудь  он  станет  Королевским  Каганом,  --
прошептал Виридовикс, обращаясь к греку.
     -- Думаю, ты прав. Если только не погибнет раньше, -- отозвался Горгид.
Он вспомнил, как Толаи вопрошал духов о будущем. Палочка,  символизировавшая
хаморов, распалась на  несколько кусков; некоторые из  них запылали. Варатеш
убит, власть его рухнула. В Пардрайе начнется война. И Батбайян --  грек был
уверен в этом -- хорошо знал, какой большой опасности подвергается.
     ----------
     Когда сгустилась  темнота,  аршаумы  принялись  бродить  по  полю  боя,
подбирая  трофеи  и добивая раненых хаморов. Некоторые избавляли от  мучений
тех аршаумов, которые были ранены смертельно.
     Шаманы и Горгид делали все, чтобы  помочь тем, кто еще мог выжить. Грек
применил  видессианское  искусство  исцеления,  чтобы  спасти   двух  тяжело
раненных воинов. Результат оказался хорош,  но сам целитель едва не  потерял
сознание. Он  и без  того утомился  после долгого  дня  сражения;  усталость
охватила все тело.
     Трупы остались  непогребенными  --  добыча  для  стервятников,  гиен  и
шакалов. Похоронили только Аргуна и  еще несколько погибших вождей.  Аршаумы
клана Серой Лошади при свете костров выкопали большую могилу, чтобы положить
тело вождя и его коня.
     В соответствии с обычаем Толаи на самом  краю ямы  перерезал горло коню
Аргуна.  Обычно жертву приносил  сын вождя, но  ни Ариг, ни Дизабул не хотел
уступить эту честь другому.
     Горгид вернулся  в  лагерь, когда  ссора между  братьями разгорелась  с
новой  силой.  Грек  без  сил рухнул  на  землю  возле  костра,  где  сидели
видессиане, и начал  лениво жевать кусок копченого мяса.  Было уже далеко за
полночь. На небе появился серп полумесяца.
     Сыновья Аргуна продолжали осыпать друг друга проклятиями.
     -- Ты, испорченный, капризный  щенок!  Неужели ты думаешь, что заслужил
власть?
     -- Как красиво ты говоришь! А кто провел столько лет вдали от Шаумкиила
и вернулся, чтобы отобрать у меня...
     --  Они недолго будут переругиваться,  --  сказал Виридовикс с  мрачной
уверенностью. Подобные стычки он  наблюдал и  в  Галлии. <b>--</b> Еще пара горячих
слов -- и в спор вступят мечи.
     Грек опасался, что Виридовикс праз.
     -- Ты будешь сношать паршивых коз! -- шипел Дизабул.
     -- Не рискну, пока ты валяешься с ними в обнимку! -- кричал Ариг.
     -- Вот и еще одна беда, -- заметил Виридознкс при виде Ирнэка,  который
быстро шел мимо костров. -- Что ему нужно?
     -- Увеличить свою власть, -- ответил Горгид.
     Под пристальным взором  Ирнэка  сыновья Аргуна замолчали. Он был старше
их  и опытнее;  одно  его  присутствие  на чьей-либо стороне  само  по  себе
являлось оружием.
     -- Надеюсь, не помешал? -- спросил он.
     В ответ Дизабул удостоил его гневным взглядом, а Ариг нахмурился.
     --  Что  тебе  нужно? -- бросил  Ариг. Высокомерие старшего сына Аргуна
заставило вождя Черных Овец на мгновение замешкаться. Но, как  обычно, Ирнэк
быстро оправился от замешательства.
     --  Я хочу кое-что сообщить кагану клана Серой Лошади, -- сказал Ирнэк.
-- Как бы его сейчас ни  звали. -- Он не нашел  нужным сделать  паузу и дать
соперникам возможность вспыхнуть  снова. --  Поскольку  ваш...  э-э...  <i>друг</i>
Батбайян  однозначно  дал  понять,   что   мой   клан  не   будет   радостно
приветствоваться к востоку от Шаума, я  решил вернуться к нашим стадам. Мы и
без того слишком надолго уходили с наших пастбищ. Завтра мы выступаем.
     У обоих братьев вырвалось недовольное восклицание.
     -- Чего же стоят  тогда  все твои  красивые  обещания  помочь  нам?  --
взорвался  Дизабул. У  него  были  основания тревожиться -- Ирнэк командовал
доброй четвертью войск аршаумов.
     --  А чем  мы, по-твоему, занимались сегодня? -- возразил Ирнэк. В  его
словах была  доля справедливости. -- Я потерял убитыми  почти  сто  человек,
почти двести  ранены. Разве я тебе не помогал? Скажу  тебе,  это  более  чем
достаточно. В конце концов, это твоя война, не моя.
     Он повернулся и зашагал прочь, оставив Дизабула кипеть от негодования.
     --  Ты,  должно  быть,  крестьянин,  если  так  любишь  свою землю!  --
презрительно усмехнулся юный принц.
     Спина Ирнэка напряглась, однако он не замедлил шага.
     -- Хорошо сказано! -- Ариг хлопнул брата по плечу.
     Вражда с  Ирнэком, по крайней мере  на время, пригасила их  ссору. Ариг
крикнул вслед вождю  клана Черных  Овец: -- Ну что ж, мы пойдем в  поход без
тебя!
     Ирнэк, не оборачиваясь, пожал плечами.
     Горгид и Гуделин подняли головы одновременно. Глаза их встретились.
     -- Они не  замечают  опасности. Как нам исправить их ошибку? -- спросил
Горгид.
     -- <i>Нам?  --</i>  удивился  Гуделин. -- Для  Империи  будет лучше,  если  мы
оставим их в покое.
     Виридовикс и Ланкин  Скилицез смотрели на них так,  словно их  товарищи
вдруг заговорили на непонятном языке.
     -- Да, <i>нам!  --</i>  рассердился Горгид. -- Несправедливо  взвалить на  них
весь риск и допустить, чтобы их земли  были разорены. Кроме того...  они мне
просто нравятся.
     -- Ах, эти зеленые новички в дипломатии! -- вздохнул Гуделин. --  Какое
значение имеет справедливость?  Что в  том, что  кто-то тебе нравится или не
нравится?
     Несмотря на это заявление, Гуделин  высказал несколько дельных советов.
Виридовикс и Скилицез неожиданно начали понимать происходящее.
     Чиновник заключил:
     -- Ты сам хочешь втолкнуть мой совет в их упрямые головы? Или лучше это
сделать мне?
     -- Я  попробую, --  сказал Горгид, поднимаясь. Его колени хрустнули. Он
сделал  уже несколько шагов к  аршаумам  и  вдруг повернулся к  Гуделину: --
Скажи, Пикридий, если справедливость для тебя не имеет никакого значения, то
чем же ты в таком случае отличаешься от Авшара?
     Он не стал дожидаться ответа.
     Сыновья Аргуна устанавливали свои  легкие шатры из войлока,  когда грек
подошел к ним. Ариг кивнул  ему дружески, Дизабул -- резко.  Горгид так и не
понял,  был ли Дизабул благодарен ему за  спасение  Аргуна от боргазова яда.
Теперь ему уже никогда не узнать этого.
     По старой эллинской традиции Горгид облек совет в форму вопроса.
     --  Как  вы  думаете,  что  будет делать  Ирнэк  в Шаумкииле,  пока  мы
преследуем Авшара?
     -- Вернется к своим стадам, разумеется, -- ответил Дизабул. Он не сразу
сообразил, что вопрос отнюдь был не праздным.
     Ариг  понял это  гораздо быстрее.  В этот  момент он как раз забивал  в
землю  колышки  своего  шатра  тяжелой  рукояткой  кинжала.  Услышав  вопрос
Горгида, старший сын Аргуна с проклятием швырнул кинжал на землю.
     --  Ответ  один: все, что захочет,  -- отчеканил Ариг. --  Там не будет
никого, кто мог бы его остановить.
     -- Мы не можем позволить ему делать это, --  сказал Дизабул.  Едва речь
заходила об интересах клана Серой Лошади,  братья обретали полное  согласие.
Что толку становиться каганом разоренного клана?
     -- Неужели ты забыл, зачем мы  здесь и какой у нас счет к Йезду? Теперь
он  еще  увеличился.  -- Ариг  с  презрением посмотрел  на  младшего  брата.
Кочевники все  еще забрасывали могилу Аргуна землей.  Это происходило совсем
рядом.
     -- Нет... Но что мы можем сделать? -- беспокойно отозвался Дизабул.
     Ариг в задумчивости пожевал губами.
     -- Могу я дать вам один совет? -- спросил Горгид.
     И снова Ариг кивнул первым.
     -- Вы оба --  вожди  одного клана. Вам лучше действовать  сообща,  а не
друг против друга. Пусть один отправится в поход на Йезд, а второй возьмет с
собой часть армии и вернется в степи  Шаумкиила.  Этот отряд не  обязательно
должен быть таким же большим, как армия Ирнэка. Но ему лучше быть достаточно
сильным,  чтобы заставить  Черных  Овец подумать  дважды, прежде чем  начать
мутить воду.
     Грек  видел,  как  братья  взвешивают  различные  варианты.  Кто  бы ни
отправился  в погоню  за Авшаром, у него  в руках будет большая часть армии.
Зато другой  получит  возможность  укрепить  свои  позиции на  родной земле.
Гуделин продумал  все так, что  каждая из ролей  имела свои  привлекательные
стороны.
     Братья очнулись от раздумий одновременно.
     -- Я возвращаюсь, -- заявил Дизабул, в то время как Ариг сказал:
     -- Лично я собираюсь продолжать поход.
     Они  удивленно воззрились друг на  друга. Горгид изо всех сил сдерживал
улыбку. Видессианам были известны такие фокусы, какие Ирнэку и не снились.
     После этого спор  шел  лишь о том, сколько всадников пойдет  с Аригом и
сколько  их  отправится  в  Шаумкиил  с  Дизабулом. Не  все  кочевники,  что
поддерживали Дизабула, принадлежали к клану Серой Лошади;  некоторые были из
небольших кланов.  Они тоже беспокоились,  подозревая Ирнэка  в  вынашивании
подлых замыслов.
     -- Мне  очень не по  душе отдавать  Дизабулу столько бойцов, --  сказал
Ариг Горгиду, когда братья наконец договорились. -- Но выбора нет!
     Врач чувствовал себя пьяным от усталости.
     -- Выбора у тебя нет. Но не думаю, что количество  бойцов имеет большое
значение. Авшар превосходит силой нас всех вместе взятых.
     Ариг потер порезанную щеку и мрачно кивнул.


        Глава пятая

     Под  сильным  напором противника Неврат  отступала.  Едва успев  отбить
удар,  она снова шагнула назад. Следующий выпад  пришелся  выше. И снова она
отразила его  в последнее мгновение. Едкий пот стекал  по ее лицу. Неврат не
успевала даже смахнуть его с глаз.
     Противник  с  хитрой  усмешкой  подскочил  к  молодой  женщине.  Быстро
вспыхнула  сталь...  Вот!  В   обороне  соперника  появилась  брешь!  Неврат
уклонилась от  удара, приблизилась. Все  еще  улыбаясь, ее  противник  резко
отшатнулся.
     Неврат нахмурилась. Ее темные глаза глядели теперь опасно.
     -- Лед на  тебя,  Вазкен!  Ты  нарочно открылся, ведь  так? Не  вздумай
повторить этот фокус! Иначе я пущу тебе кровь по-настоящему.
     Вазкен театрально развел руками.
     -- Мне нелегко рубиться по-настоящему с красивой женщиной.
     -- Ты полагаешь, йезды будут столь же любезны? -- бросила Неврат.
     На счету  молодой васпураканки было  куда  больше боев и мелких стычек,
чем  у ее противника по тренировке. Иной раз разведка оказывалась куда более
опасным делом, чем сражение, когда плечом к плечу с тобой стоят товарищи. Но
говорить  об  этом вслух  Неврат не  стала. Она  не  хотела  обижать Вазкена
понапрасну. Однако тренироваться с  этим человеком Неврат  больше не хотела.
Ей нужно фехтовать в полную силу, иначе тренировка теряет всякий смысл.
     Заметив  своего  двоюродного брата Артаваста  верхом на  лошади. Неврат
вздохнула  с  облегчением.  Теперь  она могла спокойно  уйти  от  Вазкена  и
отпадала всякая необходимость посылать этого любезника "под лед".
     Неврат приветствовала Артаваста  ослепительной улыбкой.  Он  ответил не
сразу. Неврат вдруг с удивлением поняла, что ее брат чем-то испуган.
     Она отвела Артаваста в сторону от Вазкена. Одной из тех вещей,  которым
васпуракане   очень   быстро   научились   в  Видессе,   было   удовольствие
посплетничать. Артаваст  подождал, пока Вазкен отойдет достаточно далеко,  а
затем наклонился к уху Неврат и тихо сказал:
     --  Садись-ка на лошадь за мной.  Меня  прислал один человек. Он хочет,
чтобы я кое-куда тебя доставил. Срочно едем в город.
     --  Ты должен  меня  куда-то  доставить?  --  переспросила  Неврат,  не
двигаясь с места. -- Но к кому?
     -- К Алипии Гавре, -- ответил ее брат. -- Если ты не встретишься с ней,
у нас могут быть большие неприятности.
     Такой  ответ  заставил  Неврат  быстро  сесть  в  седло. Артаваст  едва
дождался, пока она устроится удобно, и пришпорил коня.
     -- Фос милосердный! -- воскликнула Неврат. -- Не могу же я в таком виде
встречаться  с  принцессой!  Посмотри  на  меня!  Вся  эта  полевая  кожаная
одежда...  Да я  больше похожа на йезда.  И воняю,  как один из  них.  Давай
остановимся у казармы, я хоть умоюсь и переоденусь.
     -- Нет, -- просто сказал Артаваст.-- Сейчас главное -- скорость.
     -- Ох, братец, лучше бы ты не ошибся.
     Артаваст поскакал по Срединной улице. Когда он свернул с нее и двинулся
в северную часть города. Неврат поинтересовалась:
     -- Ты хоть знаешь, куда мы едем?
     -- Туда, куда мне было ведено, -- ответил он.
     Неврат хотелось схватить  его за  плечо,  встряхнуть, вырвать ответ. Но
она  пересилила себя.  Ну, если  братец  вздумал над  ней  пошутить! В таком
случае, поклялась она  себе,  во  дворце  Туризина скоро появится  еще  один
евнух.
     Однако спустя недолгое время она взорвалась:
     -- Во имя Васпура Перворожденного! Неужели ты тащишь меня в Собор?
     Громада Собора вырастала прямо на глазах с того мгновения, как Артаваст
свернул  со  Срединной улицы.  Однако  до  сей поры Неврат  и  в  голову  не
приходило,   что   они  могут  направляться  именно   туда.   Васпураканское
религиозное учение настолько  сильно отклонялось от  ортодоксальной доктрины
Видесса,  что соотечественники Неврат никогда не возносили молитвы вместе  с
имперцами.
     Артаваст повернулся в седле и бросил на Неврат удивленный взгляд:
     -- Ты близка к истине. Но как ты догадалась?
     -- Не имеет значения. -- Как бы ей хотелось, чтобы ее догадка оказалась
ошибочной!
     Со  вздохом облегчения  Неврат  соскочила с  лошади.  Артаваст привязал
животное к  дереву  рядом  со зданием, расположенным  сбоку от  Собора.  Они
осторожно   приблизились   к  резиденции  Патриарха.  Неврат  взяла  дверной
молоточек и дважды постучала.
     Им открыл сам Патриарх. Неврат едва не потеряла дар речи, завидев его в
дверях.
     -- Входите, друзья мои, входите, -- просиял улыбкой Бальзамон.
     Эта улыбка была  похожа на солнечный свет.  "Ничего  удивительного,  --
подумала Неврат, -- что видессиане так любят своего Патриарха".
     -- Но где же твои слуги, господин? -- спросила она, пока  Бальзамон вел
их с Артавастом по коридору.
     --  У  меня только  один слуга,  --  отозвался  Бальзамон. -- А  сейчас
бедняга  Саборий допустил  одну  ошибку,  отправившись  разгуливать  с моими
сапогами. Ну, это <i>не совсем</i> ошибка... И все же он  оплошал  куда больше, чем
полагает.
     Патриарх засмеялся.
     Неврат не поняла, в чем соль шутки, однако тоже улыбнулась.
     Патриарх  привел обоих васпуракан в свой  захламленный кабинет. Молодая
женщина, ожидавшая там гостей, очистила небольшое пространство, чтобы  можно
было сесть.
     Гостья  Бальзамона была одета очень  просто. Из  украшений на ней  было
только ожерелье из  изумрудов  и  жемчужин.  Но  Неврат  потребовалось  лишь
мгновение, чтобы догадаться, кто она такая.
     -- Ваше высочество... -- начала было кланяться Неврат, но Алипия быстро
остановила ее.
     -- На это нет времени,  --  сказала она. -- Да и  в любом случае я хочу
просить тебя об одолжении -- не как принцесса, а как простой друг.
     -- Не беспокойся, дорогая, -- сказал ей Бальзамон. -- Саборию еще долго
шляться без моих сапог.
     -- Даже  Нейл не знает, как долго  продержится заклинание, -- возразила
Алипия и торопливо пояснила: --  Саборий,  шавка  моего  дяди,  поставленный
шпионить  за  Бальзамоном,  ушел с парой голубых  сапог Патриарха.  Их  надо
покрасить заново. Пока действует магия Нейпа, Саборий не заметит,  <i>как долго</i>
он бродит по  городу. Кроме того, надеюсь, никто не обратит  внимание на мое
отсутствие во дворце. Но мы не можем жонглировать двумя заклинаниями  вечно.
Поэтому лучше бы нам поторопиться.
     -- Тогда позволь сразу спросить: чего же ты от меня хочешь? -- спросила
Неврат. --  И  почему ты называешь себя  моим  другом?  Ведь  мы ни разу  не
встречались!
     Ошеломленный  Артаваст  разинул рот при виде такой смелости,  но Алипия
одобрительно кивнула:
     -- Вопрос честный. Мы с тобой прежде не встречались, это так. Но обе мы
принадлежим к числу добрых друзей Марка Амелия Скавра.
     На миг эти тихие слова повисли в воздухе.
     -- Это  так,  --  произнесла  Неврат.  Она  внимательно  посмотрела  на
принцессу и добавила: -- Однако мне  кажется, что ты  -- куда  более близкий
друг Скавра, нежели я.
     Несмотря  на  свою  роль   простого  посредника,  Артаваст  был   готов
провалиться сквозь землю. Неврат не обращала на своего  вспотевшего от ужаса
двоюродного брата  никакого внимания.  Молодая васпураканка  хотела увидеть,
как отреагирует на ее смелые слова Алипия.
     Однако первым заговорил Бальзамон:
     -- Мне  кажется, Скавр каким-то образом заражает своей ужасной прямотой
всех, кто с ним сталкивается.
     Если бы голос Патриарха звучал сердито, возможно, Неврат испугалась бы.
Но казалось, что Бальзамон лишь забавляется.
     -- Тихо,  тихо, -- проговорила Алипия. -- Да, мы с ним -- куда  больше,
чем обычные друзья. Именно поэтому мой дядя отправил его на верную гибель.
     Принцесса рассказала,  какое  поручение  Туризин дал  Марку, чтобы  тот
искупил вину.
     - Земарк! -- воскликнула Неврат.
     Молодая  женщина слишком хорошо знала, какой погром устроил  в Аморионе
жрец-фанатик, расправляясь с  беззащитными  васпураканами. Мысль о возможном
мщении горячей волной вскипала в душе Неврат.
     Но  она не  могла не согласиться с  Алипией: у Скавра, кажется, не было
шансов победить.
     Неврат почти сразу  оставила всякую мысль рассказать принцессе  о  том,
как Скавр пытался ухлестывать за ней. Подобная история могла  бы излечить от
легкой влюбленности. Но теперь Неврат была убеждена, что чувство Алипии куда
глубже и  сильнее.  О  Скавре и говорить  не приходится,  если  он  готов  в
одиночку  броситься  на  Земарка,  завоевывая право  быть  рядом  с  любимой
женщиной.
     -- В таком случае скажи мне, что я должна делать, -- проговорила Неврат
просто.
     Глаза Алипии загорелись от радости. Однако она не стала  терять времени
на слова благодарности.
     --  Чтобы  уничтожить Земарка, думаю, требуется  целая  армия.  Римляне
стоят  в  Гарсавре.  Если они узнают, что случилось с  их командиром... Твое
мнение -- как они поступят?
     Неврат не  колебалась  ни  секунды. Дать  возможность  Гагику Багратони
отомстить  подлому,  жестокому  убийце?  Дать   возможность  Муницию  спасти
любимого командира?
     -- Они немедленно выступят на Аморион -- и пусть Фос спасет любого, кто
вздумает встать у них на пути!
     -- На это я и надеюсь.
     Неврат изумленно смотрела на Алипию:
     -- И ты поступаешь так, несмотря на приказы Императора?
     --  Какие  еще приказы?  --  Принцесса  была воплощенная невинность. --
Бальзамон! Ты  как Патриарх и  духовный глава  Империи лучше меня осведомлен
обо  всем, что происходит  во  дворце. Разве  его  императорское  величество
когда-либо  приказывал  мне не передавать в Гарсавру ни слова о разжаловании
Марка?
     -- Что-то не  припомню  подобного  распоряжения,  -- ответил  Бальзамон
строго. Однако уголки его губ дрогнули.
     "Только потому, что Туризину никогда и в голову бы не  пришло, что ты в
состоянии  сделать это", -- подумала Неврат. Но  вслух она произнесла совсем
другое:
     -- Полагаю, Марку сильно повезло, если ты так любишь его.
     -- В таком случае его везение весьма своеобразно, --  отозвалась Алипия
с горечью. -- Ты едешь?
     - Разумеется. Правда, Сенпат разозлится...
     - Надеюсь, что нет. Я объясню ему...
     - ...Ведь ему придется остаться в городе, -- заключила Неврат.
     Принцесса закончила свою фразу одновременно с ней:
     --  ...что у  него  здесь  есть обязанности.  К  тому же, полагаю,  ему
нелегко будет выбраться из Видесса незамеченным.
     Обе женщины уставились друг на друга и засмеялись. Неврат подняла вверх
большой  палец -- знак одобрения. Этот жест васпуракане  переняли у  римлян.
Впрочем,  Неврат  ничуть  не удивилась, заметив, что  Алипия знает этот жест
тоже.
     Принцесса спросила:
     -- Как мне отблагодарить тебя за все, что ты делаешь?
     --  Разве  непонятно?  --  ответила  Неврат  недоумевающей  Алипии.  --
Пригласив меня на свадьбу, разумеется.
     Они снова засмеялись.
     -- Клянусь Фосом, я это сделаю, -- обещала Алипия.
     -- Все  это весьма трогательно, дети  мои, -- произнес Бальзамон, -- но
позвольте дряхлому старцу присоветовать вам кое-что. Заканчивайте вашу милую
девичью беседу. Иначе этот бедняга рухнет на пол от сердечного приступа.
     Патриарх вежливо кивнул  в стороку  Артаваста.  Васпураканин, казалось,
действительно был готов вот-вот упасть и скончаться.
     -- А главное,  нам  нужно  успеть расстаться,  прежде  чем  <i>мой дорогой
коллега</i> Саборий вернется, в конце концов, с моими голубыми сапогами.
     Обняв на прощание Неврат, Алипия вышла из  резиденции  Патриарха  через
черный ход.
     Неврат и ее двоюродный брат уселись на лошадь.
     -- Думаю,  если Саборий вас и  увидит,  -- сказал им Бальзамон,  --  то
ничего страшного не случится. Он просто решит, что я все-таки сошел  с ума и
теперь  встречаюсь  с  еретиками.  --  Патриарх  приподнял густую бровь.  --
Конечно, я могу дать ему куда более серьезную пищу для размышлений.
     Он потрепал Неврат по руке и вернулся в дом.
     Васпуракане двинулись в сторону  Срединной улицы. Совсем неподалеку  от
Собора  они встретили жреца с парой голубых сапог  в руках. Он шагал твердой
походкой, но на его суровом лице читалось легкое замешательство.
     -- Ну, что рот разинул? -- прошипела  Неврат на ухо  Артавасту. Ее брат
демонстративно  уставился  в противоположную  сторону. "Да, Артаваст явно не
создан для дворцовых интриг", -- подумала Неврат.
     Теперь  ее мысли были полностью поглощены той авантюрой, на которую она
согласилась.  От  Гарсавры  до Амориона путь неблизкий. Между этими городами
бродит множество банд  йездов,  наводящих ужас на местных жителей. Сумеют ли
легионеры пробиться? Да и успеют ли?
     --  Что ж, единственное, что мне осталось, -- это узнать все  самой, --
прошептала она и усмехнулась. Какое еще предзнаменование может быть лучше --
она начала рассуждать как Скавр.
     Слежку Неврат обнаружила почти сразу. Она ехала  верхом по плодородному
зеленому  побережью. На плоской равнине был хороший обзор. Неврат знала, что
всадник, идущий  по  ее следу, теперь  гораздо  ближе, чем утром, когда  она
впервые заметила его.
     Неврат  потянула  за  тетиву лука.  Если  Туризин  настолько глуп,  что
отправил в погоню только  одного человека -- что ж, шпиону придется пожалеть
об этом. Немногие имперцы могут сравняться с Неврат в опасной игре ловушек и
засад.
     С тревогой думала  Неврат  о  Бальзамоне, Алипии Гавре, о  своем  брате
Артавасте.  Что произошло?  Что  сорвалось в  их планах  -- там,  в  городе?
Возможно, Саборий что-то заподозрил, несмотря на хитрую  магию, состряпанную
Нейпом. Жрец из Академии  пытался  усыпить бдительность  нескольких  человек
одновременно.   Сложное   занятие,    сопоставимое   с   трюками   жонглера,
подбрасывающего в воздух десяток колец. Или -- что  куда хуже -- раскаленные
щипцы вытащили  правду из Артаваста? Двоюродный брат Неврат не имел высокого
звания, которое спасло бы его от пыток.
     Однако сейчас все эти догадки не имели  значения. Имело значение только
то,  что к Неврат приближается какой-то всадник.  Она бросила быстрый взгляд
через плечо. Да, он уже  совсем близко. У него неплохая лошадь, хотя вряд ли
это ему поможет.
     Неврат  спешилась.  Дождавшись, чтобы две телеги, запряженные мулами  и
нагруженные глиняными кувшинами, полными ягод, поравнялись с ней  на дороге,
присела и, скрываясь за телегами, юркнула в чей-то большой миндальный сад.
     Один из крестьян заметил:
     -- Эй, подружка! Старый Крат не любит, когда по его саду бродят чужие.
     -- Чтоб  ему провалиться под  лед! Неужели  он откажет мне  в  укромном
месте, где я могла бы справить нужду? -- отозвалась Неврат.
     Крестьяне  засмеялись и прошли мимо.  Неврат привязала лошадь к дереву,
незаметному с дороги, повесила ей  на морду торбу с овсом, чтобы животное не
выдало  засаду ржанием. Затем взяла свой лук и тихо опустилась рядом, хорошо
спрятавшись за густыми кустами.
     Какая-то  гусеница  проползла  по ноге.  Укусы, оставленные  зловредным
насекомым, страшно зудели. Неврат ждала. Наконец преследователь показался на
дороге. Неврат  вглядывалась в него сквозь  листву.  Как и она,  он  ехал на
крепкой, хотя и  не слишком  породистой  лошадке. Неврат  положила стрелу на
тетиву и вдруг замерла, нахмурившись.
     Ни один видессианин не надел бы такую шапку -- треуголку  со свисающими
сзади разноцветными лентами...
     Смеясь, Неврат отбросила лук и поднялась во весь рост.
     -- Сенпат! Что ты здесь делаешь?
     -- Радуюсь,  что  нашел тебя! --  ответил муж, придерживая лошадь. -- Я
боялся, что ты сойдешь с дороги, запутывая следы.
     -- Именно так  я  и  поступила.  -- Улыбка исчезла  с лица Неврат. -- Я
думала,  тебя подослал Туризин.  К  тому же  ты говорил,  будто  остаешься в
городе.
     Сенпат усмехнулся:
     --  Ворочаться  одному в  холодной постели  Фос  знает как долго? Такая
тяжесть мне не по силам.
     Неврат уперла кулаки в бедра. Ее глаза вспыхнули грозным огнем:
     -- Из-за  такой малости ты решил рисковать своей и моей жизнью? Ты что,
совсем рехнулся? Мое исчезновение должно было остаться  незамеченным! Ты шел
по моим следам. Кто может сказать, сколько имперцев выследили тебя?
     - Ни  одного. Мой командир  страшно огорчился,  когда я получил письмо.
Меня  умоляли  приехать, ибо  мой старший брат  скончался от  укуса  змеи. Я
попросил Артаваста написать это послание. Он  написал его на  васпураканском
языке. Капитан Петес, к сожалению, по-васпуракански не читает.
     -- У тебя <i>нет</i> старшего брата, -- заметила Неврат.
     -- <i>Теперь</i> уже нет. Бедный парень!  Зато  у Петеса  есть  письмо, где об
этом написано.  --  Сенпат  изогнул бровь.  -- Даже если  кто-нибудь  узнает
правду, будет поздно.
     -- Ладно, -- проворчала Неврат. Она не могла долго сердиться  на своего
мужа, особенно когда он столь упорно очаровывал ее. К тому же Сенпат прав --
имперцы вряд ли сумеют разобраться во всех его васпураканских хитростях.
     -- И все же это было слишком рискованно, -- повторила молодая женщина.
     Сенпат хлопнул себя ладонью по лбу:
     -- И это я слышу от дамы, которая  в одиночку проделала  путь от Клиата
до  Марагхи?  За  последние  годы  мне  стало  известно, что  одна  красотка
сражалась и с йездами, и с Земарком... Уж не о тебе ли речь?
     Неврат  надеялась,  что Сенпат  не  заметит ее смущения.  Но  он все же
заметил и ухмыльнулся:
     -- Я не собираюсь ограждать тебя от опасностей, дорогая. Но, по крайней
мере, позволь разделить их с тобой. Кроме того, Скавр и мой друг тоже.
     И снова Неврат задумалась над тем, что  бы сказал  Сенпат, знай он, что
римлянин  ухаживал за ней.  Вероятно, посмеялся  бы и сказал,  что  не смеет
спорить со вкусом Марка. Неврат решила даже не затрагивать этой темы.
     -- Идем,  я отвяжу лошадь. Я привязала ее в  орешнике, чтобы напасть на
тебя из засады.
     -- О, для меня это большая честь!
     Под ногами шуршали сухие листья.
     -- Как здесь тихо и красиво, -- заметил Сенпат.
     -- Местные жители говорили мне, что старый Крат, хозяин  этого сада, не
слишком жалует чужаков, когда те разгуливают по его владениям.
     -- Похоже,  ты не слишком обеспокоила  его, затевая  свою замечательную
засаду.  -- Сенпат положил руку на плечо жены. --  Как  ты  полагаешь,  этот
настырный дед сможет еще хотя бы некоторое время не совать сюда свой нос?
     Неврат прижалась к нему:
     -- Давай проверим.
     ----------
     -- Все  же не  стоило  тебе  убивать собаку  старого Крата,  -- сказала
своему мужу  Неврат  на  следующий  день.  К  этому времени  они  уже  почти
добрались до Гарсавры, но Сенпат продолжал ворчать:
     --  Ты права, дорогая. Следовало зарубить этого старого идиота, который
вылез так некстати на полянку, где мы с тобой миловались...
     -- Ничего, скоро мы все поправим.
     --  Верно. -- Сенпат вглядывался в город, раскинувшийся  перед ним.  --
Почему-то мне кажется, что Гарсавра как-то изменилась... Не находишь?
     -- Римляне, как обычно, занимались своим землеройным делом, -- ответила
Неврат.
     Земляная  насыпь  высотой  в  человеческий  рост,  укрепленная  дерном,
окружала Гарсавру по всему периметру. В течение нескольких столетий город не
имел крепостных  стен. Но времена  мира и спокойствия для западных провинций
Видесса миновали.
     Неврат видела двое ворот: одни обращены к северу, другие  -- к востоку.
Видимо, точно такие же ворота располагались к югу и западу.
     -  Они  превратили  Гарсавру  в  один  большой   легионный  лагерь!  --
воскликнула Неврат.
     -- А что  ты ожидала от  Гая Филиппа? Ничто на  свете не может быть ему
милее,  чем  старый  добрый  легионный  лагерь,  --  усмехнулся  Сенпат.  --
Интересно, заставил ли он своих  римлян  повалить половину городских зданий,
чтобы превратить улицы в идеальные прямые дороги?
     Неврат отрицательно покачала головой:
     --  Он не настолько расточителен. Погляди,  как  удачно они  включили в
оборонительную систему старый форт намдалени.
     Неврат находила старшего центуриона чересчур однообразным в суждениях и
достаточно твердолобым. Нельзя сказать, чтобы Гай Филипп ей нравился. Однако
она была рада видеть его своим союзником.
     Часовые  у  северных ворот  оказались  васпураканами из  отряда  Гагика
Багратони.  При виде  приближающихся  соотечественников  их  лица осветились
улыбками. Однако вопросы  последовали короткие и деловые. Римская дисциплина
сказывалась и здесь. Наконец солдаты  расступились, впуская Неврат и Сенпата
в Гарсавру.
     Секст  Муниций обитал там,  где раньше  жили Скавр  и Гай Филипп,  -- в
резиденции городского губернатора.  Муниций  --  красивый  рослый  парень  с
черными  волосами  и  отливающими   синевой   выбритыми  щеками   --   тепло
приветствовал васпуракан.  В  том,  как он держался, оставалась доля  легкой
неловкости. Когда васпуракане впервые оказались в легионе, Муниций был всего
лишь простым солдатом; сейчас он оказался намного выше их по званию.
     Узнав новости, Муниций тут же стал собранным, деловым и серьезным.
     -- А Гай Филипп с ним, вот как... -- пробормотал он, обращаясь больше к
самому  себе, а затем добавил что-то по-латыни. Заметив недоумение  на лицах
своих  собеседников,  Муниций  вернулся   к  действительности  и   заговорил
по-видессиански:  -- Простите. Я сказал,  что  это  на  него  очень  похоже.
Подождите здесь. Я пошлю за Багратони  и  Пакимером.  Правильнее будет, если
они получат новости из первых рук. Так они смогут дать мне хороший совет.
     Последняя фраза уничтожила остатки сомнений Неврат касательно того, кто
командует легионом в Гарсавре. Без колебаний  Муниций принял  на  свои плечи
бремя  ответственности. И это делало  молодого  легионера  очень  похожим на
Скавра.
     Первым явился  Пакимер.  Почему-то  это  обстоятельство  совершенно  не
удивило  Неврат. Казалось, никто и ничто не могло застать Пакимера врасплох.
Маленький  хатриш  чуял  любую  беду издалека  и  обладал  прекрасным  даром
останавливать ее загодя.
     Муниций нетерпеливо расхаживал взад-вперед в ожидании Багратони.
     Накхарар по очереди  обнял  Сенпата и Неврат.  Он  знал их  еще  с  той
счастливой  поры, когда все  они владели поместьями у себя на родине, прежде
чем вторжение йездов изгнало их из Васпуракана.
     -- Так, -- сказал наконец Гагик, повернувшись к Муницию, -- я очень рад
видеть этих разбойников, что  правда, то правда. Но не думаю, что ради этого
ты вытащил меня из палатки. --  Глубокий голос Багратони звучал уверенно; он
хорошо  подходил  к  внушительной  фигуре накхарара  и  его  суровому  лицу,
обрамленному густой бородой.
     -- Да, -- ровно отозвался Муниций.
     Неврат обменялась  с  мужем взглядом.  Немногие  выдерживали Багратони,
когда тот начинал давить на человека одним своим присутствием.
     Муниций добавил:
     -- Увидеть этих разбойников -- одно, выслушать -- совсем другое.
     Неврат  рассказала почти  все.  Сенпат иногда дополнял историю, а кроме
того, поведал о том, как сумел выбраться  из города. Последний эпизод вызвал
у Пакимера восхищенную усмешку. Неврат заметила, как ее муж расправил плечи:
похвала хитрого хатриша была похвалой выдающегося мастера интриги.
     Едва  рассказчики  замолчали, как  Багратони хватил кулаком  по столу и
заревел:
     -- Мои люди выступают немедленно! Фос, отдай мне Земарка, и я больше ни
о чем тебя не попрошу, ни в этой жизни, ни в вечной!
     Именно такой реакции и ожидала  от Гагика Багратони Неврат. Но  Муниций
удивил  молодую женщину.  Дождавшись, пока громовой голос Багратони утихнет,
командир легиона сказал васпураканину:
     -- Твои солдаты без моего разрешения никуда не пойдут, Гагик.
     Черная краска гнева залила лицо Багратони.
     --  Да кто ты  такой, чтобы указывать  мне? Я --  накхаpap,  повелитель
Васпуракана! Я распоряжаюсь моими воинами, как мне угодно!
     -- Ты сейчас не в Васпуракане, -- отозвался Муниций. --  Ты поступил на
службу к римлянам и стал командиром манипулы. Ты что, успел забыть об этом?
     Неврат  испугалась,  что  Багратони  сейчас  разорвет  римлянина голыми
руками.
     -- Я  вижу Земарка! Больше я не вижу ничего! -- отчеканил накхарар.  --
Как ты смеешь помешать мне убить его?
     -- Как? Да с помощью моих солдат, если ты вынудишь меня пойти на такое,
-- все  так  же  ровно  ответил  Муниций. -- Римлян в  Гарсавре больше,  чем
васпуракан.  Посмотри  мне  в  лицо,  Гагик. Неужели ты сомневаешься,  что я
сделаю это?  Попробуй  только не подчиниться приказам. Я  очень высоко  ценю
твой опыт и знания,  и  тебе это хорошо известно. Но  ты обязан повиноваться
старшему по званию. И клянусь богами -- я добьюсь повиновения!
     Багратони  внимательно  посмотрел  на   молодого   командира.  Молчание
растянулось на целую вечность.
     --  Да,  ты   умеешь   добиваться  повиновения,  --  задумчиво   молвил
васпураканин.  -- Хорошо. Ну, и каковы будут, в таком случае, <i>твои  приказы?
--</i> Он почти выплюнул последнее слово.
     -- То есть как  -- каковы? Идти на помощь Скавру, разумеется! -- тут же
сказал римлянин. Он вовсе не был так спокоен, как притворялся. Пот проступил
на его лице.
     --  Зачем же было тогда валять  дурака? Ведь мы с тобой хотим  одного и
того же! -- воскликнул Багратони.
     -- Я знаю, как ты  ненавидишь йездов и Земарка.  Не могу винить тебя за
это, Гагик. Но я хочу,  чтобы  ты  помнил: твой отряд  действует  в  составе
легиона. Ты не имеешь права бежать сломя голову, куда тебе вздумается.
     В разговор вступил Лаон Пакимер.
     -- Только  вот  любопытно: понравится ли Императору,  если  <i>ты</i>  начнешь
бродить  там,  где <i>тебе</i> вздумается, Муниций? Полагаю,  в таком случае  ты не
слишком будешь отличаться от Гагика?
     Неожиданно Муниций ухмыльнулся:
     -- Вероятно.  Но в  Гарсавре  римских солдат,  опять-таки, больше,  чем
имперских. Уж не знаю, что Туризин сможет тут поделать.
     -- Не слишком много! Разве что лопнет от злости. -- Пакимер усмехнулся,
скаля зубы.
     --  Если  ты  захватишь Аморион и отдашь его Туризину, возможно,  он не
станет сердиться, -- сказала Неврат Муницию.
     --  Она права. -- Пакимер  дерзко посмотрел  на Неврат. Молодая женщина
подозревала, что  одобрение  хатриша относится скорее к ее красоте, нежели к
ее  образу  мыслей. Однако  Пакимер  отнюдь  не  был  таким  дураком,  чтобы
приставать к чужой жене.
     -- Если  йезды разгромят  нас  по дороге,  нам будет  безразлично,  что
поделает об этом Туризин,  -- сказал Муниций. -- Но я рад, что мы хорошенько
дали по зубам Явлаку,  когда он устроил  налет прошлой зимой. Его  кланы  не
посмеют нас трогать.
     -- Оставь Явлака мне, -- сказал Пакимер. -- Я заплатил ему за нападение
на намдалени, когда  нам это потребовалось.  Полагаю, немного золота поможет
ему не заметить, как мы проходим через его земли.
     -- Это <i>земли Империи, --</i> поправил Муниций, нахмурившись.
     -- Сейчас  на этих землях находится Явлак, а Империей на них, прости, и
не пахнет. Неужели тебе так любо рисковать и с боями пробиваться по  кишащей
йездами территории? Ты потеряешь на этом Фос знает сколько времени.
     Муниций  прикусил  губу. Неврат поняла, что  Пакимер отыскал магическое
слово, которое могло соблазнить командира римлян. Муниций, конечно, не желал
иметь  каких-либо  контактов  с  йездами,  кроме  военных  столкновений.  Но
время...
     Муниций  забарабанил  пальцами  по  столу  и  снова  забормотал  что-то
по-латыни. Неврат уловила знакомое слово,  но всей фразы не поняла.  В конце
концов римлянин сказал:
     --  Нет.  Если  мы  будем  продвигаться  достаточно  быстро,  Явлак  не
осмелится тревожить нас.
     В отличие от Багратони, Пакимер по тону говорившего сразу почувствовал,
что решение окончательное.
     --  Что ж, ты командир, тебе  и  решать,  -- сказал  он,  махнув рукой.
Обычно этот небрежный жест изображал у хатриша салют  старшему по званию. --
В таком случае нет смысла  терять время на пустые разговоры, не так ли? Пора
в дорогу.
     Он поднялся и вышел. Багратони покинул комнату минутой позже.
     Муниций встал.
     -- Хатриш прав. Пора готовиться к выступлению.
     --  Можно мне  спросить  у тебя  кое-что? --  сказала  Неврат.  --  Мне
показалось, когда  ты говорил по-латыни,  что я слышу  имя  Марка... но я не
разобрала всей фразы.
     Римлянин слегка смутился:
     -- Мне следовало бы отучиться от дурной привычки разговаривать с  самим
собой.  Тебе что, интересно? Я  просто спрашивал, как  поступил бы  на  моем
месте Скавр.  Мне пора  идти. Неврат. Одной вещи он бы точно делать не стал.
Он не стал бы терять времени даром.
     ----------
     Сенпат Свиодо перебирал струны лютни, управляя  лошадью с помощью одних
коленей. Его песня и тихий  плеск Аранда -- вот и вся музыка, сопровождавшая
колонну  легионеров  на  марше. Римская  армия,  в отличие от видессианской,
обычно передвигалась молча.
     Неврат была  рада реке,  как  доброму другу. Центральное плато западных
территорий совсем не походило на цветущие зеленые долины побережья. Вдали от
воды палящее солнце выжигало землю, превращало верхний слой в сухую пыль.
     Пение оборвалось.  Назад  возвращались двое хатришей из  отряда конного
прикрытия, который  двигался впереди колонны. Между всадников  Пакимера ехал
какой-то незнакомый кочевник.
     -- Йезд, -- определил Сенпат.
     Йезд был облачен в обычную  для кочевников одежду из вываренной кожи. В
руках он держал круглый щит, выкрашенный белой  краской.  По сигналу Муниция
буккинаторы протрубили сигнал остановки.
     Йезд подъехал ближе и заговорил на ломаном видессианском:
     -- Что вас делать на земле великий Явлак?
     -- Мы идем по ней маршем. Кстати, она принадлежит не Явлаку, -- ответил
Муниций.
     Йезд пронзил его гневным взором. В поединке взглядов  этот кочевник и в
сравнение не шел  с Гагиком Багратони,  а Муниций  устоял даже перед суровым
накхараром. Поэтому испепеляющие взгляды пропали втуне.
     Муниций добавил:
     -- А если Явлак забыл об этом, то напомни ему, как он посещал Гарсавру.
     -- Он бросать ваши трупы в кучу, как поленья, -- пригрозил йезд.
     -- Пусть попробует.  Сперва  скажи ему вот что. Сейчас я  ничего против
него не имею. Но если мне придется повернуться к нему лицом, то единственный
кусок  земли, который  он получит, будет его могилой. А теперь убирайся. Мне
некогда тратить время на бесполезные разговоры.
     Муниций  кивнул буккинаторам,  и те  протрубили  сигнал  к  продолжению
марша. Армия двинулась вперед. Йезду пришлось отскочить в сторону, чтобы его
не втоптали в грязь. Зарычав от ярости, он поскакал прочь.
     -- Беда, -- сказала Неврат, глядя в спину удаляющегося кочевника.
     Сенпат отозвался:
     -- Возможно,  и нет. Явлак  отнюдь  не глуп. Он достаточно  поумнел, во
всяком  случае с  прошлой зимы.  Кроме того,  ему потребуется  время,  чтобы
собрать  людей. А  когда  эта  свора  будет  готова  броситься на  нас,  мы,
возможно, уже покинем пределы его территории.
     Тем  не менее Сенпат  спрятал свою драгоценную лютню в мешок  из мягкой
кожи и стал осматривать лук и колчаны со стрелами.
     Несмотря на дурные предчувствия, никакой беды  в тот день не случилось.
Возможно, одной из причин была чудовищная скорость, развиваемая легионерами.
Поскольку   путь  пролегал   вдоль  реки,  солдаты  несли  при   себе   лишь
неприкосновенные запасы; ни  тяжелых  телег,  ни бочек с водой, обременяющих
колонну  солдат, не было и в  помине. Отряд, можно сказать, <i>прыгнул</i> вверх по
течению  Аранда. В конце первого дня, когда легионеры начали  разбивать свой
обычный --  такой знакомый теперь  --  укрепленный  лагерь.  Неврат спросила
Муниция:
     -- Как вам  удается идти так  <i>быстро?</i> Я видела  конные  армии,  которые
передвигались куда медленнее.
     -- Мы учимся совершать марш-броски  с первого  же дня,  как  вступаем в
легион,  --  ответил Муниций. Несомненно, молодой командир  устал.  Его лицо
покраснело,  а голос звучал хрипло.  Но было  очевидно  также,  что  Муниций
способен и на большее. -- Мы называем себя "мулами", знаешь. Ведь мы берем в
поход полный  набор инструментов, припасов, кольев  для палисада и оружия. А
наши  васпуракане  и видессиане уже достаточно  долго прослужили  в легионе,
чтобы выдерживать такой темп.
     --  Если  бы я держала  пари, то  сказала  бы,  что  Явлак бросит своих
конников туда, где мы были сегодня около полудня.
     --  Надеюсь,  он  вообще  не  станет  атаковать.  А  если  да...  Будем
надеяться, что ты права.  -- Муниций  огляделся по  сторонам.  -- Да нет же,
идиот! --  заорал он на одного из хатришей. -- Купай своих проклятых лошадей
вниз по течению от лагеря!  Этот гребаный Аранд и  без того мутен  от глины!
Нечего добавлять туда грязи. Ведь нам придется пить из этой треклятой реки.
     Неврат  была единственной женщиной в  лагере. Это обстоятельство ничуть
не смущало ее. Она не беспокоилась бы даже и в том случае, если бы оказалась
здесь  без  Сенпата.  С  римлянами  она  делила  немало невзгод, опасностей,
походов и войн. В легионе  не нашлось бы человека, который смотрел бы на нее
иначе, как на свою сестру.
     На  следующий день  они встретили несколько йездов. При виде легионеров
кочевники  пустились  в бегство. Несколько  раз они оглядывались, словно  не
верили  своим  глазам. Солдаты Видесса  шагают по земле,  которую  йезды уже
считают своей! Но йездов было  пока недостаточно, чтобы завязать с римлянами
бой.
     В тот же  день,  чуть позже,  арьергард  хатришей  галопом подскакал  к
основному   отряду,   чтобы   предупредить  о   большой   орде   кочевников,
приближающихся сзади.
     Муниций отдал  Неврат римский салют, выбросив прямо  перед собой правую
руку, сжатую в кулак. Она махнула в ответ шапкой.
     Затрубили рога.
     -- Выставить каре! -- крикнул Муниций.
     Легионеры  выполнили  маневр   с  той  четкостью  и  быстротой,   какие
достигаются лишь бесконечными часами тренировок.
     -- Где ты хочешь поставить нас? -- спросил Муниция Лаон Пакимер.
     --  Впереди.  Надо  подавить   их  лучников.  --   Муниций  внимательно
осматривал  местность.  --  И поставь несколько отрядов вон  там, в ложбине.
Если нам помогут боги,  то йезды будут слишком заняты дракой с  нами,  чтобы
оглядываться  по  сторонам.  Пусть  твои  люди  выскочат  из засады в нужный
момент.
     Пакимер кивнул и закричал на языке хатришей. Когда он закончил отдавать
распоряжения, Сенпат спросил его:
     - Может, и мне пойти с тобой?
     --  Лучше  бы  твоя  красавица  жена  предложила   мне   пойти   с  ней
куда-нибудь... в  засаду, -- ответил Пакимер.  Неврат фыркнула.  После этого
хатриш ответил серьезно: -- Да, идем. Два хороших лука не помешают.
     -- Береги себя, госпожа, --  обратился к Неврат  один из всадников.  --
Если  ты  попадешь  в беду, нам всем придется выручать  тебя. О,  врагам  не
поздоровится -- за тебя мы костьми  ляжем! -- Он говорил полушутливым тоном,
каким часто разговаривали хатриши, но Неврат видела, что на самом деле он не
шутит.
     --  Спасибо,  -- отозвалась  она,  чувствуя одновременно  и  радость, и
легкое раздражение. -- Но с этим я как-нибудь справлюсь и сама.
     Хатриш помахал ей рукой.
     Йезды находились не слишком далеко от тех разведчиков, которые принесли
весть об их приближении.  Неврат уже видела лошадей в  клубах пыли,  слышала
громовой стук подков.
     -- Вы делали  это и раньше, ребята, -- обратился  к своим конникам Лаон
Пакимер,  спокойный, словно  они  разговаривали о  покупке  телеги  бобов  в
базарный  день. -- Прежде  чем начнете стрелять, выберите себе  цель.  Когда
дойдет до сабель, помогайте своим товарищам.
     Из пыли  вынырнул  штандарт клана Явлака  -- конский  череп на  длинном
колу.  Ближе...  Ближе...  Неврат натянула тетиву  до  самого  уха и пустила
стрелу.  Она не стала ждать и высматривать, попала ли в цель, и уже тянулась
за другой стрелой.
     Вот одна лошадь споткнулась, другая дико  закричала почти  человеческим
голосом, когда  в  нее попала стрела. Солдаты громко вопили,  желая напугать
врагов или страдая от ран. Холодок страха пробежал по коже Неврат, когда она
заметила, как по лицу ее мужа стекает струйка крови.
     -  По щеке задело, -- весело пояснил Сенпат.  -- Я  отращу  бороду чуть
погуще, чтобы закрыть шрам, если тебя это беспокоит.
     Сама  по себе маленькая ранка была пустяком,  но это напомнило Неврат о
том, как легко может  случиться  и худшее. И как мало может сделать человек,
чтобы избежать летящей в воздухе смерти!
     Обмен  стрелами  закончился  быстрее, чем это  обычно  бывает в степных
сражениях. Похоже,  Явлак  хотел  поскорее  уничтожить  врага.  Конные йезды
давили на хатришей; те отступали.
     Причина настойчивости  йездов была проста. Неврат услыхала,  как  Явлак
вопит:
     -- Была  грязь и снег --  вы побивать нас!  Один разок! Мы -- мстить за
все!
     На лице Сенпата показалась мрачная улыбка:
     -- Он это  что,  всерьез? Мне кажется, у него  кишка  тонка.  Неврат не
расслышала  этих  слов. Она  яростно  отбивалась  от  здоровенного  йезда  с
длинными,  как у  обезьяны,  руками. Ей  удавалось  держать  оборону, однако
достать противника саблей  оказалось почти невозможно.  Ухмыльнувшись,  враг
придвинулся ближе. Неврат увидела, что выражение его глаз стало иным. Ярость
исчезла; на  смену ей пришло вожделение  -- кочевник понял, что  сражается с
женщиной, и медленно облизал губы, как бы предвкушая наслаждение.
     Однако едва  Неврат  получила  возможность сразиться с  ним на  близком
расстоянии,  как  ее сабля вонзилась ему  в основание шеи.  Неврат так и  не
узнала, убила  ли она своего  противника или же только опасно  ранила его. В
битве  такое  случается  сплошь и рядом.  Она  едва успела  отбить атаку еще
одного кочевника -- и тут же забыла о первом.
     Давление на хатришей ослабло. Явлак бросил все свои силы на легионеров.
Не веря собственным глазам, Сенпат закричал:
     -- Да он идиот! Он что, думает, римляне тотчас же сломаются и побегут?
     --  Вероятно,  --  отозвалась  Неврат,  --  единственные  пехотинцы,  с
которыми  он сталкивался после Марагхи, были пастухи,  что топорами и луками
пытались защитить от него свои стада.
     Радостное  возбуждение охватило  Неврат при мысли о том  ударе, который
сейчас обрушится на вождя кочевников. И  поделом!  Ее  рука крепче обхватила
рукоять сабли.
     Сенпат был  совершенно  прав. У Явлака не хватало людей для того, чтобы
одолеть легионеров. Несмотря на явное преимущество римлян, Явлак упорно  пер
вперед. Громко  завывая и размахивая  саблями,  йезды мчались к ровной линии
римских щитов. Если бы им удалось пробить брешь в несокрушимых манипулах, то
численный перевес уже не имел бы значения.
     Загудели рога,  повторяя команду  Муниция.  Беспорядочные  вопли йездов
утонули  в  дружном крике римлян. Длинные  тяжелые римские копья опустились,
встречая несущуюся  на  них дикую толпу. Из  задних  рядов манипул  взлетели
дротики.
     Первые ряды атакующих  пришли в страшное  смятение.  Смертоносный  град
дротиков  остановил  их. Всадники  падали на  землю, раненые и убитые лошади
валились  под ноги  атакующим. Йезды не  могли прибегнуть  к обычной тактике
кочевников, столкнувшихся с превосходящими силами, -- то есть развернуться и
побежать, --  поскольку их  наступающие  товарищи продолжали  давить  на них
сзади.
     Несколько  минут  продолжалась  беспощадная  бойня.  Легионеры облепили
йездов,  как  муравьи.   Римляне   привыкли  сражаться   с  врагом,  намного
превосходящим их численностью, -- и действовали более чем успешно.  Когда же
у легионеров  появлялось хотя бы  небольшое преимущество в силах -- они были
просто ужасны.
     Дико  закричала лошадь с подрубленными  ногами. Прежде чем  она  упала,
двое солдат  набросились на  всадника -- по  одному с каждой стороны.  Он не
продержался и нескольких секунд.
     Еще один римлянин отбил  сабельный удар краем  своего большого тяжелого
щита  и опрокинул  йезда на землю.  Второй  легионер тотчас пронзил упавшего
мечом -- доспех из вываренной кожи не слишком хорошо защищал от стали.
     Правое крыло римлян прикрывала река Аранд; левое -- хатриши Пакимера. А
в ближнем бою даже конные не могли сравняться с  дисциплинированными, хорошо
обученными,  превосходно   вооруженными  ветеранами,   которыми   командовал
Муниций.
     Сожженные  поля,  вырезанное  население,  угнанный скот,  разграбленные
поселения Васпуракана --  все это вихрем  пронеслось в воспоминаниях Неврат.
Глядя на  резню, учиняемую над йездами, молодая женщина чувствовала жестокую
радость.
     Однако  пехотинцы  не  могут окончательно  уничтожить  всадников,  если
только те не вздумают биться до конца.  Йезды  начали отступать -- сперва по
одиночке, по двое, затем большими отрядами.
     В  этот момент засадный  отряд хатришей  вылетел  из  укрытия. Всадники
Пакимера  опустошали колчан за  колчаном. Отступление  Явлака превратилось в
паническое бегство.
     -- Скачи к Муницию!  --  прокричал Пакимер в ухо Неврат. Она вздрогнула
-- в суматохе боя она не расслышала его приближения. -- Узнай:  хочет ли он,
чтобы мы преследовали этих псов!
     Ответ римлянина пришел быстро:
     -- Отгоните  их на  такое  расстояние,  чтобы они не  сумели  повторить
атаку.  Я  хочу продолжить  путь. Из-за  этих беспорядков мы и  так потеряли
половину дня. К счастью, это  и все, что мы  потеряли... -- Из легионеров не
был  убит  никто,  и  лишь  несколько  солдат  получили  легкие ранения.  На
мгновение из-под суровой  маски  командира,  которую носил Муниций, выглянул
юноша: --  А ведь  мы неплохо поработали! Явлак получил  по заслугам. Нечего
переть, не разбирая дороги.
     Взгляд   Неврат  остановился  на  солдатах   Багратони,  которые  хмуро
осматривали йездов и беспощадно добивали раненых врагов.
     --  Ты хочешь, чтобы я  поблагодарила Гагика  за то, что  он не  сломал
строй  и  не  бросился сломя  голову  в атаку? Наверняка  он  пылал желанием
отомстить йездам, и все же удержался от порыва.
     -- Благодарить его за то, что  он выполнил приказ? -- Изумление Муниция
было вполне искренним. -- Клянусь богами, конечно же нет!
     Уже ночью, в палатке, когда  Неврат пересказала Сенпату свой разговор с
Муницием, молодой васпураканин заметил:
     -- А ведь Муниций прав.
     Они  лежали  рядом,  слишком  усталые  даже  для объятий,  но  чересчур
возбужденные  недавним боем, чтобы сразу заснуть. Неврат отбросила  со  щеки
прядь мокрых  волос. Смыть грязь и пот было  единственным удовольствием,  на
которое  у нее еще оставались силы после того, как легионеры разбили на ночь
лагерь.
     --  Но  как  он сумел  добиться  от  Багратони  полного  понимания?  --
продолжала Неврат. -- Ведь Гагик понял!  И это после всего, что он выстрадал
от йездов! Его ссора с Муницием в Гарсавре потеряла всякое значение. Римляне
никогда  не  поднимут  руку  на  солдат Гагика  --  особенно здесь,  посреди
территории, контролируемой кочевниками.
     --  Пожалуй,  -- согласился Сенпат. --  Иной раз  я  задумываюсь: а что
произошло бы, отдай Муниций подобный приказ. Хорошо, что нам не пришлось это
узнать. И все же ты права -- не страх перед легионерами удержал Багратони.
     - Тогда что же?
     - Тебе действительно интересно мое мнение? Думаю, за последние два года
Багратони, сам того не  заметив, превратился  из накхарара в...  Как они это
называют? Да, в центуриона. Римская дисциплина умеет пускать глубокие корни.
Я только рад, что нас с тобой она еще не зацепила.
     Неврат  задумалась  над  словами  мужа.  Представила себе Багратони  --
по-римски  гладко выбритым, в шлеме с поперечным  гребнем --  и улыбнулась в
темноте.  Однако Сенпат был отчасти  прав. Багратони орал  на Муниция, но  в
конце  концов повиновался  ему. Тот  Гагик, которого  Неврат  знала  прежде,
заставил бы Муниция выполнить свою угрозу. Он не спустил бы ни резкого тона,
ни оскорбления.
     Спустя некоторое время Неврат проговорила:
     -- Хорошо. Если  римляне не наложили на нас  свой отпечаток, то  что мы
делаем здесь, на берегу Аранда? Нам с тобой полагалось бы сидеть в столице и
смирненько выполнять распоряжения Автократора!
     Ответом ей был храп.
     Через несколько минут Неврат тоже крепко спала.
     ----------
     Явлаку приходилось сражаться с римлянами и прежде, но никаких уроков из
предыдущих   поражений   он  не  извлек.  Вожди   кочевников,  рыскавших  по
центральному плато, ничего не знали о легионерах. Йезды оказались достаточно
глупы,  чтобы  наброситься   на  сильное  подразделение  Муниция  маленькими
летучими  отрядами, которые они наспех наскребли  по всему плато.  Несколько
жестоких поражений научили их считаться с римлянами. Весть быстро пронеслась
от  клана к  клану.  Кочевники  стали уступать  легионерам  дорогу.  При  их
приближении йезды бежали и отгоняли свои стада.
     --  Впереди  еще  один брошенный  лагерь,  --  доложила, вернувшись  из
разведки. Неврат Муницию на вечернем совете. -- Судя по следам, оставлен дня
два назад.
     -- Какая  бессмыслица! -- отозвался римлянин. -- Если они не станут нас
трогать, мы не будем терять  время на их преследование. Я думал, они это уже
поняли.
     -- Ты что, скучаешь по йездам? -- пошутила Неврат.
     --  Ни  мгновения. --  И снова  она увидела, как из-за  личины сурового
командира выглянул забавляющийся юноша.  Впрочем, это длилось лишь миг. -- Я
не доверяю тому, чего не могу понять.
     --  Это  в обычае  кочевников, -- пояснил  Багратони. -- Когда подходит
сильный  клан, слабый отходит. Теперь они  станут  драться друг  с другом за
пастбища, переходить  с места на место, покрывая такие расстояния, какие нам
и за год не пройти.
     В голосе накхарара послышалось мрачное удовлетворение,
     Лаон Пакимер принял возмущенный вид.
     --  Ты что  же, хочешь сказать, что мои  великие предки были изгнаны  в
Хатриш из  степей? Ты что, предполагаешь, что на самом деле они не были теми
могучими героями, о которых поют в наших сказаниях?
     Багратони понял хатриша буквально:
     -- Возможно, и так.
     -- Означает ли  это,-- медленно проговорил Муниций,-- что мы собираемся
оттеснить йездов к Амориону?
     Неврат  и  Сенпат  обменялись  встревоженными  взглядами. Они  даже  не
подумали о такой возможности. Багратони сжал свои огромные кулаки.
     --  Будет лучше,  если  мы так  и поступим. Земарк и  йезды стоят  друг
друга. Чем больше они грызутся между собой, тем легче будет нам.
     --  В обычных обстоятельствах я согласился бы с тобой и поблагодарил за
совет, -- откликнулся  Муниций. <b>--</b> Но  если боги не  отступились  от нас, то
Скавр и  Гай Филипп сейчас уже в  Аморионе. В конце  концов, мы  ведь  хотим
спасти их, а не навлечь на них беду.
     После этого краткого диалога  повисло напряженное молчание, разрушенное
Лаоном  Пакимером  с его  даром  указывать  на очевидные и  в  то  же  время
ускользающие от внимания мелочи.
     -- В любом случае -- поворачивать назад уже слишком поздно. Не так ли?
     ----------
     На следующий день Неврат заметила  всадника, следующего за  легионерами
вдоль Аранда. Сенпат недоуменно хмыкнул, оглянувшись через плечо.
     -- Этот парень  совсем не похож на  кочевника. Посмотри, как он сидит в
седле.
     Пакимеру  тоже хватило беглого взгляда,  чтобы  согласиться с Сенпатом.
Йезды -- как,  впрочем, и  хатриши  --  использовали очень короткие  кожаные
стремена  и ездили,  сильно  согнув  колени.  У  незнакомого  всадника  была
совершенно иная посадка.
     --  Похоже,  один  из  <i>этих,  --</i> подытожил Сенпат. Если  незнакомец  --
видессианин,  то  он  мог  быть  только  из  Амориона.  Один  из  фанатичных
последователей Земарка. Сенпат просвистел несколько тактов из васпураканской
охотничьей песни и положил стрелу на тетиву лука. -- Прикрой-ка меня.
     Эта короткая реплика оборвала все попытки Неврат спорить с мужем.
     Она двинулась  за Сенпатом, держась на расстоянии полета стрелы. Сенпат
коротко  переговорил с  чужаком. Затем васпураканин махнул рукой,  показывая
жене, что все в порядке. Все еще держа лук наготове. Неврат подъехала ближе.
На лице Сенпата застыло удивленное выражение.
     -- Его зовут Арзакий Акрон. Это имперский курьер.
     От Акрона исходило чувство уверенности. Этот человек знал себе цену  --
себе,  своему  поручению, своему  положению  в  столице.  Впрочем, здесь  не
имелось людей, на которых это произвело бы надлежащее впечатление.
     Если  Арзакий Акрон и удивился, заметив  в патруле женщину, то никак не
показал своего удивления. Он кратко произнес:
     -- У меня донесение для вашего командира.
     -- Мы доставим тебя к нему, -- сказала Неврат.
     Истинный видессианин, Акрон любил поговорить и просто обожал, чтобы его
слушали. Он  поведал  патрульным  множество сплетен. Рассказал о том о  сем.
Однако,  в  отличие  от  большинства  своих  соотечественников, он  не  стал
рассказывать им ничего существенного. При этом ни  одна деталь не ускользала
от цепкого взора курьера, пока он ехал мимо рядов марширующих римлян.
     Муниций шел впереди колонны.
     -- Императорский  курьер!  Вишь ты! --  сказал он, когда Сенпат доложил
ему о прибытии незнакомца.
     Муниций отошел в сторону,  пропуская  мимо  себя колонну. Он глядел  на
курьера с откровенной неприязнью:
     -- Ладно, пусть выкладывает. Что там у него?
     Акрон  выглядел  раздраженным.  Он  привык  к  более  теплым  встречам.
Порывшись в мешке, подвешенном к луке седла, посланник Императора вынул лист
пергамента,  на  котором  красовалась  восковая  печать  со  знаком  солнца.
Произнеся краткую, но цветистую речь, Акрон передал письмо Муницию.
     Римлянин ошеломил курьера, вернув тому пергамент.
     --  Перескажи  основное  на  словах.  Не  слишком-то  хорошо   я  читаю
по-видессиански.
     -- Разумеется, ты можешь догадаться, что... -- начал было Акрон.
     Муниций резко оборвал его:
     -- Зачем я  буду  о чем-то там догадываться? Вот тут передо мной стоишь
ты. Ты все знаешь. Говори и убирайся.
     <i>- Что?!</i>
     На  этот  раз курьер  не  стал  скрывать  изумления.  С  представителем
Императора еще никто не осмеливался разговаривать подобным тоном. Ему стоило
больших усилий взять себя в руки и сломать печать на свитке.
     "Его Императорское Величество,  Туризин Гавр, Автократор  Видессиан, --
Сексту Муницию,  командиру имперских войск  в  Гарсавре, -- привет.  К моему
величайшему огорчению, я узнал, что ты забыл свой долг и..."
     -- Основное, -- сказал Муниций. -- У меня нет времени выслушивать чушь.
     Акрону потребовалось еще несколько  секунд, чтобы собраться  с мыслями.
Видессианам нелегко выражаться коротко и ясно. Наконец посланец произнес:
     --  Возвратись со  своим  отрядом в Гарсавру, и  Император в милосердии
своем забудет о твоем кратком дезертирстве.
     -- А, я так и думал. -- Муниций скрестил на груди руки. -- Нет.
     Акрон  ожидал  продолжения.  Поняв,   что  продолжения   не  последует,
видессианин закричал:
     -- Откуда такая неблагодарность? Разве Империя  не приняла вас, когда у
вас не было даже  крыши над головой?  Разве Видесс не накормил вас, когда вы
были голодны?
     Римлянин нахмурился.
     Ай  да  Туризин!  Неврат  и   прежде  весьма  высоко   ценила  ум   его
императорского  величества,  но  сейчас  была  просто  восхищена.  Аргумент,
которым  Гавр  вооружил  своего  курьера, взывал к самому  сильному  чувству
римского легионера -- к чувству долга.
     Поборов и это чувство, Муниций сказал:
     -- Для  нас так: сперва  Скавр, потом  Гавр! Дары Империи мы  давно уже
оплатили собственной кровью. А твой  повелитель отправил наших командиров на
верную гибель. Ну так где же его хваленое милосердие?
     Легионеры, проходившие в этот момент  мимо,  услышали  слова Муниция  и
тряхнули копьями,  сопроводив  этот жест гневным взглядом.  Следом  проходил
большой отряд васпуракан.
     Акрон крикнул Гагику Багратони:
     --  Неужели  ты оставишь  своего господина. Императора,  ради какого-то
чужака-наемника?
     Оказалось, что Багратони внимательно прислушивался к разговору.
     --  Почему  бы и нет?  Разве  Скавр не дал нам крышу над головой, когда
Земарк  отнял  у нас  дом?  Разве римляне  не  накормили нас,  когда мы были
голодны?
     Глубоко  посаженные  глаза  накхарара  сияли.  Лицо Акрона одеревенело.
Багратони сухо кивнул Муницию и вернулся в строй.
     Сенпат прошептал по-васпуракански:
     -- Одного Туризина явно маловато, чтобы удержать Багратони, коль  скоро
он решился броситься на йездов и Земарка.
     --  Но он сказал  не  это, -- отозвалась Неврат на том  же языке. -- Он
отвечал так, как это сделал бы любой римский центурион.
     --  Я передам ваши слова Его Императорскому Величеству, -- молвил Акрон
Муницию.
     -- Оставайся лучше с нами, -- попытался уговорить его римлянин. -- Тебе
и так  здорово  повезло,  что  ты добрался  до  нас. Шансов вернуться у тебя
маловато.
     Курьер пожал плечами:
     --  Возможно. Но у меня есть  обязанности.  Император должен  выслушать
вести.
     -- В таком случае --