я из дерева, кирпича и обожженной глины, подобные тем, что он встречал в Имбросе, немало здесь было и великолепных дворцов и вилл, построенных из гранита, облицованного разноцветным мрамором. Многие из них утопали в зелени парков и садов, оживляющих бледный камень. Повсюду высились золотые купола храмов Фоса Остроносые транспортные корабли, перевозящие зерно, гордые галеры и торговые суда из всех известных видессианам стран стояли в порту. Повсюду суетились и спешили шумные толпы людей. Издалека они казались муравьями, которым дела нет до приближающихся римлян. Это действовало отрезвляюще. Разве могла горстка пришельцев что-либо изменить в таком огромном городе? Подобные мысли посетили многих, а кое-кто даже высказал их вслух Тогда Квинт Глабрио заметил: - Видессиане не наняли бы нас, если бы не нуждались в этом. Трибун был благодарен ему за это. Зимискес провел римлян через двое больших ворот в город. Он объяснил: - Почетный караул будет эскортировать вас в Видессос через Серебряные Ворота. Марк понятия не имел, почему ворота назывались Серебряными. Их могучие порталы и острые шипы были сделаны из железного дерева, обитого бронзой; по длинным царапинам и сколам можно было предположить, что они выдержали немало битв. Над каждыми из ворот висели парадные изображения Фоса. - Грудь вперед, сплотить ряды, ленивые бродяги! - рявкнул на легионеров Гай Филипп, хотя они и так шли ровным строем. - Это больной город, и я не хочу, чтобы нас приняли за праздношатающихся бездельников! Как и обещал Зимискес, почетная стража ждала их у дверей - всадники на горячих конях. Во главе отряда стоял улыбающийся Нефон Комнос, который спрыгнул с коня, чтобы пожать руку Скаурусу. - Я рад нашей встрече, - сказал он. - До казармы всего полчаса ходьбы. Я надеюсь, что ты не станешь возражать, если я попрошу вас пройти к ней строем. Это зрелище даст людям возможность немного привыкнуть к вашему виду. - Отлично, - согласился Марк. Он ожидал чего-то подобного. Видессиане любили пышные церемонии и проводили их с большой помпой. Все их внимание было сосредоточено на солдатах. Три небольших отряда почетной охраны, похоже, были больше заняты наблюдением друг за другом, чем за римлянами. Отряд под командой Комноса был эскадроном акритаи - видессиан, внешне напоминающих Зимискеса и Мазалона. Они не могли удержаться от любопытства и время от времени поглядывали на римлян. Слева от легионеров находилась банда (другого слова Марк не мог найти, увидев это весьма иррегулярное воинское соединение) кочевников из пардрайских степей. Смуглые, коренастые, с курчавыми бородами, они сидели на низкорослых степных лошадках, их нагрудные панцири были сделаны из кожи, а шапки - из лисьего меха. За спиной висели кривые двойные луки и колчаны со стрелами. - Пехотинцы, - презрительно сказал один из них, произнося это слово с жестким акцентом. Он сплюнул, демонстрируя свое пренебрежение к римлянам. Марк смотрел на него в упор, пока кочевник не покраснел и не отвел глаза. Трибун долго пытался угадать, откуда происходили воины третьего отряда. Это были высокие, сильные люди в прочных латах, на конях самых крупных, каких только доводилось видеть Марку, вооруженные тяжелыми копьями и прямыми рубящими мечами. В их облике было что-то от халога, но они не выглядели (как там выразился Виридовикс?) мрачными ребятами, как те наемники с севера. Кроме того, волосы почти у половины из них были темными. Это были, кстати, первые люди, брившие бороду, которых увидел здесь Скаурус. Единственная страна, откуда они могли прийти, - решил он, - было княжество Намдален. Их повелители халога смешали свою кровь с кровью бывших подданных Видессоса, от которых они многому научились. Во главе отряда стоял суровый воин лет примерно тридцати. Его черные глаза и загорелое лицо в обрамлении мягких пшеничного цвета волос производили странное впечатление. Воин склонился в высоком седле, приветствуя римлян: - Похоже, ты привел хороших солдат, - сказал он трибуну, сжав его руку, по обычаю халога, двумя ладонями. - Меня зовут Хемонд из Метепонта, я родом из Княжества. Таким образом, догадка Марка подтвердилась. Хемонд продолжал: - Когда вы обживетесь на новом месте, найдите меня, хорошо? Посидим за кувшином вина, потолкуем о доме. Я слышал, что твоя родина - странное место, расположенное очень далеко отсюда. - С удовольствием, - сказал Марк. Намдалени показался ему славным парнем, а его любопытство - достаточно естественным и потому дружелюбным. Этой зимой в Видессосе о римлянах ходили всякие слухи. - Пошли, пошли, пора в путь, - сказал Комнос. - Хемонд, твои люди будут в авангарде, каморы пусть займут арьергард, а мы поедем на флангах. - Слушаюсь, - ответил Хемонд, лениво отсалютовав видессианину. Неожиданная поспешность Комноса озадачила Марка: только минуту назад он никуда не спешил. Может быть, он не хотел, чтобы римляне сближались с намдалени? Опять политические тонкости, подумал трибун, решив быть осторожным до тех пор, пока не уяснит все правила игры. Видессианин, обладавший громовым голосом, повел процессию от стен города к казарме. Каждую минуту он возглашал: - Дорогу храбрым римлянам, героическим защитникам Империи! Улица, по которой они шли, опустела в мгновение ока, но с той же быстротой прохожие снова заполняли ее, с любопытством глазея на необычных солдат. Толпы зевак пришли полюбоваться парадом, нарушившим монотонность будничного дня. Широко раскрытые глаза, приветственные взмахи рук, - все это было необычно для легионеров. Они прошли через две большие площади, через рынок, где торговцы и покупатели почти не обратили на них внимания, они шли мимо памятников, колонн и статуй, воздвигнутых в честь императоров и давних побед Видессоса. Единственная неприятность произошла в самом конце шествия. Возбужденный монах в грязной засаленной рясе выскочил на дорогу перед римлянами. Легион сразу остановился, и монах завизжал, сверкая безумными глазами: - Бойтесь гнева Фоса, чужеземные нечестивцы! Горе нам, дающим приют еретикам в самом сердце Города Фоса! В толпе прошел глухой ропот, сначала недоуменный, потом гневный. Краем глаза Марк увидел человека, хватающегося за камень. Ропот стал громче, теперь он был явно угрожающими Намереваясь остановить мятеж до того, как он начался, трибун пробился локтями сквозь строй намдалени, чтобы увидеть монаха. Словно узрев демона, щуплый человечек в ужасе отшатнулся и начертил символ солнца на груди. Из толпы кто-то выкрикнул: - Еретик! Показав, что у него нет оружия, Скаурус низко поклонился монаху, который тут же подозрительно уставился на него. Затем он начертил напротив сердца знак Фоса и ответил: - Да будет с тобой благословение Фоса! Изумление, появившееся на лице монаха, было почти смешным. Он бросился к римлянину и обнял его. Вот этого Марк с удовольствием бы избежал. Тяжелый запах изо рта, ряса, провонявшая тухлой рыбой, - Марк усилием воли заставил себя стерпеть, в тоске думая, что монах хочет его поцеловать, но тот, пробормотав несколько молитв, исчез в толпе, которая теперь горячо приветствовала римлян. Не сдержав облегченного вздоха, Марк вернулся к солдатам. - Быстрое решение, чужеземец, - сказал Хемонд, подъехав к нему. - Мы могли попасть в большую заваруху. - Это уж точно, - с чувством ответил трибун. - Дорогу храбрым римлянам! - крикнул глашатай, и шествие двинулось дальше. - Я и не знал, что ты решил поклоняться Фосу, - сказал Зимискес. - О _с_е_б_е_ я ничего не говорил, - возразил Марк. Зимискес был неприятно удивлен. Они прошли через последнюю площадь, большую, чем две предыдущие, через громадный амфитеатр овальной формы и оказались в квартале, застроенном красивыми зданиями, вокруг которых были разбиты аккуратные зеленые газоны с подстриженной травой и ухоженными кустами. - Еще несколько минут, и я покажу тебе казарму, - сказал Комнос. - Здесь? - переспросил пораженный Марк. - Но это слишком роскошно для нас. Теперь была очередь видессианина удивляться. - А где же должен жить отряд императорской гвардии, как не во дворце Императора? На самом деле дворец Императора Видессоса был большим, широко разбросанным комплексом строений. Римляне поселились недалеко от императорской резиденции в четырех кирпичных бараках, построенных возле аллеи цитрусовых деревьев и кустов, покрытых пахучими цветами. - Я видел и похуже, - усмехнувшись, сказал Гай Филипп, снимая перевязь с мечом и укладывая ее на свой чистый, набитый свежей соломой тюфяк. Трибуну тоже было в новинку такое великолепие. Казарма была высокой, просторной, с хорошей циркуляцией воздуха. Рядом находились бани, а кухни здесь были лучше, чем многие харчевни. Правда, тут негде было уединиться, и это делало казарму менее уютной, чем, например, гостиница. Но если не считать этого, она была более чем роскошной. - Здесь солдатам легко будет сорваться с привязи, - заметил Марк. - За этим я послежу, - сурово заявил Гай Филипп. Скаурус покачал головой и с любопытством подумал о том, хороша ли дисциплина у других императорских гвардейцев. Ответ на этот вопрос он частично получил через несколько минут, услышав торжественный рев трубы. Римляне все еще раскладывали свои пожитки. В дверях появился толстый церемониймейстер и громко произнес: - Его Светлость Севастос Варданес Сфранцез! Его Высочество Севастократор Туризин Гаврас! Ниц пред Его Императорским Величеством, повелителем видессиан Мавкрикиосом Гаврасом! Снова затрубили трубы. Перекрывая их, Гай Филипп рявкнул: - Бросайте свои дела, вы! Римляне, привыкшие к внезапным проверкам, вытянулись в струну. Сопровождаемые дюжиной халога, владыки Империи вошли в казарму, чтобы увидеть своих новых солдат. Марк бросил быстрый взгляд на стражу и остался весьма доволен увиденным. Хотя у императорских стражников сверкали начищенные кирасы, а топоры были украшены золотом и резьбой, это были настоящие воины. Глаза халога, холодные, как лед их северной родины, обводили казарму в поисках ненужных вещей или беспорядка. Осмотр принес им удовлетворение, и командир отдал приказ следовать дальше. Как только почетные гости вошли в помещение, Зимискес опустился на колено, а затем и распростерся на полу, приветствуя своего повелителя. Марк, а за ним и его люди замерли, не двигаясь с места. Им и в голову не пришло бы сделать что-либо подобное. Если видессиане предпочитают простираться ниц перед своим Императором, то это их право. Римляне - республиканцы вот уже четыре с половиной столетия. Капитан халога яростно уставился на Марка Но у трибуна не было времени вступать с ним в поединок взглядов, так как его внимание было сосредоточено на троице почетных гостей. Первым (похоже, так это было заведено) вошел Варданес Сфранцез. Его титул "Севастос" соответствовал "премьер-министру". Это был очень крупный и тучный человек, одетый в элегантное, осыпанное самоцветами платье. Его круглое, красное лицо было опушено коротко подстриженной бородкой. Когда он увидел, что римляне стоят на ногах, он очень удивился, а удивившись, не стал, подобно большинству людей, широко раскрывать глаза, но наоборот - прищурился. Он повернулся, чтобы сказать что-то Императору, но его оттеснил в сторону младший брат Маврикиоса, Севастократор Туризин Гаврас. Туризину было около тридцати пяти лет, шелка и бархат сковывали его движения. Куда свободнее он, очевидно, чувствовал бы себя в кольчуге. Волосы и борода его были аккуратно подстрижены, а меч, в ножнах из простой кожи, был настоящим боевым оружием, а не церемониальным украшением. Невозмутимо стоящие римляне вызвали у него не изумление, а гнев. Он заорал: - Во имя Фоса, что эти вонючие ублюдки себе позволяют?! Одновременно с ним заговорил и более сдержанный Сфранцез: - Ваше Величество, эти чужеземцы нарушают протокол церемонии... Оба они резко замолчали в замешательстве. Скаурусу показалось, что эти двое спорили друг с другом годами и никогда не приходили к согласию. И тут он впервые услышал голос Императора. - Если вы оба уберетесь с дороги, я смогу увидеть этих чудовищ своими глазами. С этим любезным замечанием на устах Автократор видессиан подошел посмотреть на новых солдат. С первого взгляда было видно, что это брат Туризина: у обоих Гаврасов были одинаково тяжелые, с крупными чертами лица и одного цвета волосы. Но Маврикиос Гаврас был, как показалось Марку, лет на пятнадцать старше своего брата. Морщины избороздили его широкий лоб и легли вокруг большого рта, усталые глаза говорили о хронической бессоннице. Присмотревшись внимательней, Марк понял, что большая разница в возрасте между братьями была лишь иллюзией. Тяжелая императорская диадема венчала лоб Маврикиоса, но еще тяжелее было бремя власти, бремя верховного правителя огромной империи, и под грузом этой ответственности Император состарился раньше времени. Должно быть, когда-то и он был горячим и упрямым, как Туризин, но ему пришлось постоянно держать себя в узде: неожиданные порывы могут дорого обойтись. При приближении императора Зимискес поднялся и встал позади Скауруса, чтобы переводить его ответы. Но вопрос Маврикиоса был обращен прямо к Марку, и тот понял. - Почему ты не склонился предо мной? Если бы этот вопрос задал Сфранцез, Марк мог бы уйти от прямого ответа. Но инстинктивно он почувствовал, что перед ним стоял человек, которому нужно говорить правду. И он ответил: - Не в наших обычаях простираться пред человеком, кто бы он ни был. Острые глаза Автократора прошлись по лицам римлян, словно желая проверить искренность Скауруса. Но его пристальный взор словно разбился о защитный вал он увидел замкнутые крестьянские лица молодых легионеров, физиономию Виридовикса, стоявшего в полной боевой амуниции и возвышающегося над остальными, как башня. Наконец он повернулся к Севастосу и Севастократору, которые ждали его решения, и спокойно произнес: - Вот это настоящие воины. Туризину Гаврасу, похоже, другого объяснении не требовалось. Он сразу же позволил себе расслабиться, и так же поступили его охранники-халога. Повелитель не осуждает варварские обычаи чужеземцев - что ж, такова его воля. Сфранцез же не мог допустить существования того, что считал неправильным, как и не мог забыть тех случаев, когда он сам был неправ Если Варданес допускал ошибки, он предпочитал хоронить всякую память о них... равно как и свидетелей этих досадных промахов. Однако Севастос сделал вид, будто ничего не случилось. Он дружелюбно кивнул Марку и сказал: - Завтра, перед закатом в Палате Девятнадцати Диванов будет дан обед в честь вашего прибытия. Удобно ли тебе и твоим офицерам присоединиться к нам в это время? - Конечно, - кивнул Марк. Севастос улыбнулся так сладко, что трибуну показалось, будто легионеров приглашают на обед в качестве десерта. Роскошное здание, построенное из зеленого с прожилками мрамора неподалеку от апартаментов императорской семьи, - вот чем оказалась в действительности Палата Девятнадцати Диванов. Там не было ни одного дивана, однако название по традиции сохранялось вот уже много веков. Чаще всего здесь происходили различные церемонии и торжественные обеды. Когда Скаурус и небольшая группа его офицеров - Гай Филипп, Квинт Глабрио, Горгидас и Адиатун, капитан пращников, в сопровождении Зимискеса вошли в двойные двери Палаты, сделанные из полированной бронзы, слуга поклонился им и громогласно объявил: - Дамы и господа! _Р_и_н_л_я_н_е_! Гости в Палате вежливо зааплодировали. Скаурус подавил острое желание дать по шее этому дурню-слуге и решил, что никому не позволит впредь называть себя и своих солдат "ринлянами". По видессианскому обычаю, прежде чем приступать к настоящему обеду, полагалось слегка закусить, выпить немного вина и поболтать. Из чаши со снегом Марк взял бокал охлажденного вина, а с серебряного подноса, поданного ему почтительно-унылым слугой, - маленькую соленую рыбку и начал обходить толпу гостей. Вскоре трибун заметил, что присутствующие разбились на четыре группы, причем некоторые из них (иногда нарочито) тщательно избегали друг друга. В углу повара и слуги, великолепные в своих светлых халатах и цветных туниках, лакомились закусками и обсуждали кулинарные проблемы. Они бросали недовольные взгляды на офицеров, которые стояли в центре зала с таким видом, будто только что с боем заняли эту цитадель. Все они были из разных стран, но пристрастие к военному искусству объединяло их. Голоса офицеров звучали громко и оживленно, заглушая тихие переговоры чиновников, которые, в свою очередь, с презрением поглядывали на вояк. Впрочем, офицеры отвечали им тем же. - Чума бы их взяла, эти чернильные души, - услышал Марк голос молодого видессианина, беседовавшего с халога. Его собеседник держал в руках кружку пива размером едва ли не с голову и, изрядно захмелевший, согласно кивал. Большая часть римлян тут же присоединилась к группе военных. Гай Филипп и Нефон Комнос обсуждали учения. Глабрио, оживленно жестикулируя, объяснял нескольким видессианам, намдалени и халога римскую пехотную тактику. Адиатун пытался втолковать одетому в меха и кожу камору, что праща лучше, чем лук. Кочевник, который, как говорится, родился с луком в руках, решил в конце концов, что его собеседник спятил. Чиновники, похожие на надутых индюков, составляли одну группу гостей, орлы-военные - другую, а третьей были послы и дипломаты. Среди них - вытянувшийся, словно по стойке "смирно", камор с густой бородой, одетый в куртку из волчьей шерсти и кожаные штаны, - обычный наряд у степняков. Марк увидел новых, еще не встречавшихся ему людей: худощавых, темнокожих, с плоскими лицами, длинными усами и тонкими жесткими бородами - их, как объяснили трибуну, называли "аршарум". Марк познакомился с кочевниками из юго-западных степей и из еще более удаленных земель, расположенных за морем Моряков. Были несколько необычно одетых посланников с гор Эрзерум, что пролегали к северо-западу от границ Видессоса. Он увидел несколько знатных халога и одного человека, которого трибун принял бы за видессианина, если бы не его одежда уроженца севера и то особенно мрачное выражение лица, которое Скаурус так часто замечал у халога. Гигант, облаченный в свободное одеяние степняков, был так плотно закутан в покрывало, что черты его лица было трудно разглядеть. Он потягивал вино через соломинку и передвигался от группы к группе в полном молчании. Ему с опаской уступали дорогу и провожали взглядом. Марк понял, что этот человек был эмиссаром Машиза, столицы западного каганата Казд - смертельного врага Видессоса. Горгидаса с его неистощимым любопытством неудержимо влекло к послам и дипломатам. Он ввязался в долгую беседу с маленьким щуплым человечком, который был похож на видессианина, но в действительности прибыл из Катриша. Похоже, все наши нашли себе занятие, подумал Марк. Услышав слева взрыв хохота и обернувшись, он увидел Виридовикса, который моментально оказался в центре внимания четвертой группы гостей - женщин. В своей шапке из рыжих лисьих хвостов, спускающихся на его могучие плечи, он выглядел очень эффектно. Высокий галл только что закончил один из своих не очень-то правдивых военных рассказов, причем именно неправдоподобие еще больше притягивало к нему восхищенных слушателей. Справа и слева к нему прильнули красивые девицы, еще три или четыре вились вокруг. Виридовикс поймал взгляд Скауруса и ответил ему довольной ухмылкой, живо напомнив трибуну разомлевшего дикого кота. Марк улыбнулся, но желания последовать примеру кельта у него в этот раз не было. Другие группы гостей также не привлекали его. Чиновники смотрели на солдат с неприязнью. Скаурус не был профессиональным военным до такой степени, чтобы с искренним интересом обсуждать достоинства мечей и луков. Он также не мог (как, например, Горгидас) беседовать о далеких странах: он был достаточно равнодушен и к самому Видессосу. Бросив тут и там по вежливой реплике, он оказался один, и торжественный банкет осточертел ему еще до того, как успел по-настоящему начаться. Чувствуя себя пятым колесом в телеге, Марк решил выпить еще один бокальчик вина И только он потянулся за кувшином, как чей-то мягкий голос спросил его: - Музыканты сегодня неплохо играют, не правда ли? - Хмм? - Он повернулся так резко, что вино плеснуло на пол. - Да, госпожа моя, действительно. Очень приятная музыка. На самом деле у Марка не было никакого музыкального слуха, а тихая мелодия, звучащая в зале, почти не достигала его ушей, но надо же было как-то поддержать разговор. Женщина была такой же высокой, как и большинство мужчин в этом зале. Ее прямые черные волосы слегка вились, ниспадая на плечи, и уложены они были гораздо проще, чем у большинства здешних дам, предпочитающих замысловатые завитки. Ей это шло. Глаза у женщины были небесно-голубого цвета, и платье под цвет глаз, с белыми кружевами и короткими рукавами, подбитыми мехом, мягко облегало ее фигуру. Прекрасная женщина, подумал Марк. - Вы, римляне, - несмотря на досадную ошибку слуги у входа, она произнесла это слово правильно, - вы, римляне, кажется, прибыли издалека. Скажи мне, похожа ли музыка твоей родины на ту, которую играют здесь? "Лучше бы она выбрала другую тему для разговора!" - мелькнуло у него в голове. Подумав немного, трибун ответил: - Не очень, госпожа моя... - О, прошу прощения, - сказала она, улыбаясь. - Меня зовут Хелвис. Твое имя Марк, не так ли? - Да. Ты из Намдалена, верно? Догадка оказалась правильной. Черты ее лица не были по-видессиански точеными, да и имен таких здесь не встречалось. Она кивнула и снова улыбнулась. "Какой чувственный рот!.." - отметил Марк. - Вы уже успели познакомиться с нашими ммлями, - сказала она, а затем, как и опасался трибун, вернулась к прежней теме. - Чем же отличается ваша музыка от нашей? Скаурус невольно скорчил гримасу. О римской музыке он знал совсем немного, а о местной - еще меньше. Хуже всего было то, что его запас видессианских слов, вполне приемлемый для бесед о казарме, имел большие бреши по части таких вещей, как музыка Наконец он сказал: - Ну, мы играем так. И изобразил флейту. Хелвис назвала этот инструмент по-своему. - У нас тоже есть нечто подобное. А еще? - Мы дергаем за струны вместо того, чтобы водить по ним вон той штукой. - Это смычок, - подсказала Хелвис. - И еще я никогда не видел ничего похожего на ту высокую коробку, по которой стучат пальцами музыканты. Она удивленно подняла брови. - У вас нет клавикордов? Как странно! - Он всего два дня в городе, дорогая, а ты уже мучаешь его разговорами о клавикордах? Офицер дворцовой охраны обнял Хелвис с фамильярностью, говорившей о том, что они знали друг друга не один год. - Меня никто не мучил, - начал было Скаурус, но Хемонд (это был он) только фыркнул: - Не надо, дружище, я же все понимаю! Ей только дай поговорить о музыке, и это будет длиться вечно. Пойдем, любимая, - сказал он Хелвис, - ты должна попробовать жареных креветок. Невероятно вкусно. И он заранее облизнулся. Марк допил вино одним большим глотком. Разговор его не порадовал. Впрочем, если Хелвис и Хемонд женаты, то ему нечего и думать об этом... И все же... Она показалась такой дружелюбной и ненавязчивой, такой открытой... И она была так прекрасна. Многие намдалени выбривают волосы на затылке от уха до уха, чтобы шлем легче сидел на голове. На редкость безобразный обычай, - решил трибун и почему-то почувствовал себя немного лучше. Через несколько минут пришли Сфранцез и Туризин. Вероятно, их прибытие было сигналом. Слуги тут же подбежали к столам, убрали вино и закуски, а вместо них расставили длинные обеденные столы и высокие прямые позолоченные стулья для гостей. Они работали с ловкостью, говорившей о большой практике, отшлифовавшей все их движения, и только закончили устанавливать первый длинный стол, как лакей провозгласил: - Его Высочество Севастократор Туризин Гаврас и высокорожденная госпожа Комитта Рангаве! Ее Высочество Принцесса Алипия Гавра! - Затем, как и полагалось по этикету - Его Императорское Величество Автократор Маврикиос Гаврас! Марк ожидал, что сейчас весь зал повалится на пол, и уже приготовился вызвать у окружающих шок своим поведением. Но так как этот банкет был церемонией скорее светской, чем официальной, мужчины только поклонились, а дамы сделали реверанс. Дама Туризина Гавраса была красавица с кожей оливкового цвета и блестящими черными глазами - вполне под стать горячему Севастократору. Она безусловно затмевала Принцессу Алипию, единственную дочь Маврикиоса от его давно умершей жены. Ее высокое происхождение было, вероятно, причиной тому, что Алипия все еще не была замужем: или она считалась слишком ценной политической картой для того, чтобы разыграть ее только один раз. Принцесса была красива, но ничем не походила на ослепительных дам Видессоса. Ее внимание, казалось, было направлено куда-то в глубину, в себя, и она шла по залу, не замечая людей, кишевших вокруг нее. Она, но не ее отец. - Вы все тут торчали и набивали себе животы, в то время как я был занят делами, - загудел он. - А ведь я тоже голоден! Скаурус думал, что римлян посадят вместе с прочими наемниками, но слуга-евнух повел его за другой стол. - Это торжество устроено в вашу честь, и было бы только правильно посадить вас рядом с Императором. Так как познания Марка по части видессианского этикета были весьма скудными, он предпочел бы уклониться от этой чести, но непоколебимый слуга добился своего и мягко, но настойчиво провел его к столу. Так что вместо того, чтобы оказаться среди солдат, Марк увидел вокруг себя компанию благородных дворян и послов, аккредитованных при дворе Видессоса. Стулья с прямыми спинками оказались неудобными, как он и догадывался. Марк огляделся по сторонам. Он сидел между маленьким тщедушным человечком, с которым разговаривал Горгидас, и высоким худым мужчиной, который казался видессианином в одежде халога. Он представился как Катаколон Кекамнеос. Решив, что это видессианское имя, трибун спросил: - Вы из Видессоса, не правда ли? - Нет, это не так, - ответил Кекамнеос, произнося слова со старинным акцентом. - Я посол Его Величества Короля Сиреолиса из Агдера. Кстати говоря, по рождению он выше, чем большинство дворян в этом жалком городе. Человек из Агдера надменно посмотрел вокруг, как бы проверяя, осмелится ли кто-нибудь возражать ему. Посол говорил с редкой для этого города прямотой, но как большинство северян, он был немногословен и после каждой фразы погружался в мрачное молчание. Второй сосед Марка толкнул его в бок. - Вы, наверное, подумали, что старик Катаколон проглотил трость? - прошептал он, улыбаясь. - А, вы не знаете, кто я такой? Мое имя - Тасо Ванес, я посланник кагана Вологеса из Катриша и обладаю дипломатической неприкосновенностью. Кроме того, Кекамнеос уже много лет называет меня сумасшедшим, не так ли, старый плут? - Ты этого заслуживаешь, - проворчал Кекамнеос, но на его жестком лице мелькнула усмешка. Видимо, он привык прощать Ванесу многое. Болтун-посланник снова повернулся к Скаурусу. - Я видел, как вы восхищались моей бородой несколько минут назад. Вообще-то это не было правдой, и Марк думал совсем о другом, глядя на неровную бородку посла. - Да, я... - начал он. - Ужасно, не правда ли? Мой повелитель Вологес думает, что из-за нее я буду выглядеть как настоящий камор, а не как видессианин из простонародья. Можно подумать, что мне это угрожает. - Он ткнул пальцем в эмиссару каганата Татагуш. - Эй, Гавтруз, мясная бочка, ты еще не напился? - Нет еще, - ответил Гавтруз, который был похож на бородатый валун. - Но пьян я буду, можешь не сомневаться. - Экая свинья, - сказал Тасо. - Но приятная свинья и хороший товарищ. Он может говорить на чистейшем видессианском, если захочет, но это случается не так часто. Слегка растерявшийся от болтовни катриша Марк обрадовался, когда внесли подносы с едой. Чаще других подавали блюда из рыбы, что не удивило его: море было у самого города и в изобилии снабжало горожан своими дарами. Марк увидел знакомого с детства жареного тунца, акульи плавники, омаров под лимонным соусом, а также большое блюдо с крабами, креветками и раками. И, конечно же, устрицы. Виридовкис, сидящий недалеко от Марка, взял одну из устриц с блюда с колотым льдом и, подозрительно взглянув на нее, проглотил. Похоже, результат не принес ему удовлетворения. Он покосился на девушку, сидевшую рядом с ним, и сказал Марку: - Если уж приходится есть вот такое, то лучше употреблять _э_т_о_ в теплом виде. Марк поперхнулся. Он подумал, что кельт мог бы изменить своей обычной бестактности, хотя бы ради Принцессы Алипии, которая сидела напротив. Между тем она спросила: - Что ваш друг думает об этих устрицах? Марк вдруг понял, что Виридовикс говорил по-латыни. "Ну что, дурень, - сказал он сам себе, - а ты-то думал, что музыка - плохая тема для разговора. Как ты собираешься объяснить Принцессе _э_т_о_?" Ему пришлось увильнуть от прямого ответа. - Он сказал, что предпочитает устриц теплыми, Ваше Высочество. - Странно. Почему такое невинное замечание так ошеломило тебя? - произнесла она и, к его облегчению, оставила трибуна в покое. Седовласый слуга осторожно тронул Марка за плечо. Поставив перед ним небольшое фарфоровое блюдо, он прошептал: - Сельдь в винном соусе, мой господин. От Его Высочества Севастоса. Его Высочество сказал, что это восхитительно. Слишком хорошо помня встречу с Севастосом, Марк взглянул на Варданеса Сфранцеза. Тот поднял руку в дружеском приветствии. Трибун понял, что обязан попробовать рыбку, но он не мог забыть, как хищно оскалился министр на смотру в казарме. Римлянин вздохнул и взял кусочек. Рыбка была очень вкусной. Алипия заметила его колебания. - Каждый, кто наблюдал бы за вами сейчас, мог бы решить, что это ваша последняя трапеза, - проговорила она. Черт бы побрал эту женщину! Она видит все, - подумал он покраснев. Неужели он никогда не сможет поговорить с ней, не прибегая к вранью? - Ваше Высочество, я не мог отказаться от угощения, предложенного Сфранцезом, но боюсь, что селедка и мой желудок не слишком подходят друг другу. Поэтому я и замялся. Вскоре трибун обнаружил, что солгал лишь наполовину. Острая рыба действительно жгла его внутренности. Между тем слова Марка так развеселили Алипию, что, не удержавшись, она прыснула, и, если бы римлянин увидел, как в этот момент взглянул на него Сфранцез, он бы снова пожалел о селедке. То, что офицеру наемников опасно смешить Принцессу, даже не приходило ему в голову. Севастократор Туризин остался пировать, но Император и его дочь, прибывшие на банкет с опозданием, ушли рано. После их ухода все оживились. Двое кочевников из степи, оттесненные на дальний угол стола, не нашли ничего лучшего, как затеять драку. Один из них, с лисьим лицом и напомаженными усами издал громкий боевой клич и разбил свою кружку о голову противника. Соседи быстро разняли их, прежде чем они успели схватиться за ножи. - Какое падение нравов! - сказал Тасо Ванес. - Неужели они не могли оставить свои кровавые распри дома? По Палате Девятнадцати Диванов понеслись обрывки пьяных песен. Виридовикс протяжно затянул длинную галльскую песню, и стеклянные бокалы на столах задрожали. - Если уж медведь наступил тебе на ухо, то старайся по крайней мере вести себя так, чтобы никто об этом не догадывался! - рявкнул Гай Филипп. Кельт сделал вид, что не слышит. Несколько каморов пели на своем родном языке. Гавтруз из Татагуша окинул их пьяным взором и счел уместным присоединиться. - Какое неуважение, - снова повторил Тасо, который понимал язык степняков. - На празднества нельзя приглашать каморов, потому что они не могут удержаться от пьянства и начинают призывать всяческих демонов. Между прочим, у многих из них в сердце скрывается Скотос. Служить Добру им слишком скучно. От вина голова римлянина стала тяжелой, он уже не помнил, сколько раз наполнял свой серебряный бокал вином из кувшина. Катаколон Кекамнеос уже ушел. Марк не слишком опечалился этому. Северянин с его неподвижным вытянутым лицом мог испортить любое торжество. Виридовикс тоже куда-то исчез, но не один. Скаурус не мог припомнить, ушел ли кельт с той болтливой девушкой, что не отходила от него весь вечер, или с какой-нибудь другой. Мимолетно позавидовав ему, римлянин сделал еще один большой глоток вина. Его собственные приключения с женщинами в этот вечер были неудачны, с какой стороны ни посмотри. Он медленно поднялся, чтобы наполнить свой бокал в последний раз перед тем как вернуться в казарму. По крайней мере, ему не придется стучать зубами от холода во время десятиминутной прогулки поздней темной ночью. Ванес тоже поднялся. - Позволь мне проводить тебя, - сказал он. - Мне хотелось бы побольше узнать о твоем королевстве - _К_и_з_а_р_, так? Марк с трудом мог припомнить, о чем он говорил, но Ванес был хорошей компанией Вдвоем они добрались до конца стола. На мозаичном полу было разлито что-то жирное. Марк поскользнулся и широко раскинул руки, чтобы удержать равновесие. Он устоял на ногах, но вино из его бокала плеснуло на белую одежду посла Казда. - Прошу прощения, мой господин - начал он и остановился в замешательства - Прошу прощения еще раз, к сожалению, я не знаю вашего имени. - Ах, вот как? - Ярость, сдержанная и оттого еще более жуткая, заклокотала в голосе казда. Он медленно поднялся и навис над римлянином, как башня. Глаза его были прикрыты покрывалом, но Скаурус знал, что за ним наблюдает пламенный взор. - Так ты не знаешь? Тогда ты можешь называть меня Авшахин. Тасо Ванес нервно кашлянул. - Мой господин Авшар шутит, называя себя именем короля. Он понимает, конечно все, что мой друг не хотел его оскорбить. Возможно, его кубок слишком часто бывал полон до краев. Авшар перевел свой невидимый, но огненный взгляд на катриша. - Маленький человечек, тебя это не касается. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы я... - Его голос был все еще мягким, но в нем уже появилась сталь, звенящая, как ручей под тонким льдом. Ванес, посерев от страха, отступил и покачал головой. - Прекрасно. Казд нанес Марку жестокий удар в лицо, от которого римлянин упал на пол с разбитыми губами. - Собака! Свинья! Ползучий червяк! Разве мало того, что я должен находиться в городе моих врагов? Вдобавок я должен подвергаться оскорблениям рабов Видессоса! Выбирай оружие, которым я убью тебя, шакал-наемник, эта будет твоей последней привилегией! Все в зале внезапно замерло. Глаза всех присутствующих остановились на римлянине, который сразу понял, что именно имел в виду Авшар. Странное дело, он был благодарен Авшару за то, что тот ударил его. Этот удар и ярость, вспыхнувшая вслед за тем, уничтожили весь хмель в его голове. Не без удивления он услышал свой твердый голос: - Я запачкал твою одежду случайно, и ты прекрасно знаешь это. Но если ты настаиваешь, я и мой меч к твоим услугам. Авшар откинул голову и холодно расхохотался: - Пусть будет так. Ты сам назвал оружие, которое принесет тебе гибель. Мебод! - позвал он, и вечно испуганный слуга-казд появился перед ник - Принеси-ка мое оружие и доспехи из моих апартаментов. - Он насмешливо поклонился Марку. - Видессиане не придут в восторг, узнав, что их жалкого наемника убил именно я. Увы и ах, ваш любимый Император не присутствует при этом. Тасо Ванес дергал Скауруса за руку. - Ты что, рехнулся? Это самый опытный и безжалостный рубака из всех, кого я встречал, победитель в бесчисленных поединках и вдобавок ко всему - колдун. Проси у него сейчас же прощения, или через минуту он перережет тебе горло! - Я дважды просил у него прощения, но сегодня у него нет настроения прощать. И кроме того, - Марк подумал о своем магическом мече, - я знаю кое-что, чего не знает он. Гай Филипп был настолько пьян, что не мог твердо держаться на ногах, но оценить опытность противника он был в состоянии. - Этот сын грязи размером с башню скорее всего постарается достать тебя сверху. Тебе трудно будет обороняться. Постарайся ударить его в грудь. Марк кивнул. Он и сам подумал об этом. - Пошли кого-нибудь за моим щитом, хорошо? - Адиатун уже побежал за ним. - Прекрасно. Пока все ждали бойцов, которые надевали на себя доспехи и вооружались, с десяток высших офицеров расчищали пространство, отодвигая столы и стулья. Многие уже делали ставки. По отдельным выкрикам Марк понял, что его считают обреченным. И поэтому ему особенно приятно было слышать чистое контральто Хелвис: - Три золотых за римлянина! Гавтруз из Татагуша принял ее пари. Севастократор Туризин Гаврас подозвал Варданеса Сфранцеза: - Кто тебе нравится больше, чернильная твоя душа? На лице Севастоса отразилась неприязнь ко всем троим: Гаврасу, Авшару и Скаурусу. Он поскреб свой тщательно выбритый подбородок. - Хоть это и печально, но я думаю, что казд победит. - Ты рискнешь на сто золотых? - спросил Туризин. Сфранцез снова поколебался, потом кивнул. - Договорились! - воскликнул Туризин. Марку было приятно, что Севастократор поставил на него, но он понимал, что брат Императора точно так же поставил бы на Авшара, если бы Сфранцез выбрал Марка. Когда слуга посла вернулся с доспехами и оружием своего господина, у присутствующих вырвался крик. Марк удивился, увидев, что Авшар предпочитает длинный прямой меч кривым саблям - излюбленному оружию жителей запада. Щит его был круглым, усеянным острыми железными шипами. На поле цвета засохшей крови красовался герб Казда - черная пантера в прыжке. Через несколько минут вернулся Адиатун со скутумом трибуна. - Заруби его, пусть сожрут его вороны, - сказал он и хлопнул Скауруса по плечу. Римлянин уже собирался вынуть меч из ножен, когда вдруг вспомнил что-то еще. Он спросил Тасо Ванеса: - Разве Авшар хочет, чтобы я запачкал свою кирасу? Ванес отрицательно потряс головой. - Все знают, что он носит под одеждой кольчугу. Ты же слышал, что он - вражеский посол. В последнюю секунду перед началом боя Марк думал только об одном: любопытно, много ли выпил Авшар. А потом не осталось времени и для этих мыслей. Было только кольцо внимательных глаз и в середине этого круга - он с каздом. Когда Авшар бросился вперед, трибун забыл и о зрителях. Для человека столь высокого роста посол был дьявольски быстр и ловок. Марк отразил его первый удар щитом и чуть не поскользнулся, так силен был удар. Молясь только о том, чтобы не сломать руку, державшую щит, он ответил ударом прямо в невидимое лицо Авшара. Казд отскочил назад и затем снова напал, ударив сбоку. Казалось, у Авшара было столько же рук, сколько у паука, и каждая держала по мечу. В течение нескольких секунд Марк получил две царапины (одну на правой руке, другую, к счастью, неглубокую, на груди). Щит его был измят и начал ломаться. Авшар наносил тяжелые удары с методичностью кузнеца, стучащего по наковальне. Подавив отчаяние, Марк перешел в атаку. Авшар принял удар на щит. Щит не треснул, как надеялся римлянин, но от неожиданности Авшар отступил на два шага. Он одобрительно махнул мечом. - У тебя неплохое оружие, мошенник, но найдутся защитные чары и от такого меча. И все же теперь он дрался более осторожно. Как только тяжелая битва выветрила остатки хмеля из головы Скауруса, римлянин стал чувствовать себя уверенней. Он бросился в атаку, его клинок сверкал то высоко, то низко, а Авшар медленно и неохотно, но отступал. И вдруг молчавший до той поры казд стал тихо, нараспев произносить странные слова. Он напевал на непонятном языке, резком, суровом, ледяном, и это было хуже, чем его мертвенный смех. Огонь факелов стал тускнеть и почти померк в паутине темноты, которая разливалась перед глазами Марка. Но по всей длине меча римлянина на символах друидов появились горящие огоньки, и их золотое сияние разбило чары. Скаурус едва успел отразить удар, направленный в лицо. Все это заняло не больше нескольких секунд. Он услышал женский голос и решил, что кричит Хелвис: - Без чародейства! - Вот еще! Для такого червя этого и не нужно! - зарычал Авшар, но бормотать заклинания перестал. Теперь пришел черед трибуна. Один из его ударов раскрошил щит Авшара. Одежда посла Казда покрылась красными пятнами, на этот раз не от вина. Взвыв от дикой ярости, Авшар снова атаковал, желая подавить противника своей силой. Выстоять против него было равноценно тому, что выдержать ураган бешеной стали, но в своем гневе Авшар стал неосторожен, и Марк тут же воспользовался этим. Он сделал ложный выпад в лицо Авшара, а затем так же быстро направил удар в живот врага. Казд поспешно опустил меч, чтобы отбить этот удар, не догадавшись, что и он, в свою очередь, был отвлекающим маневром. Меч римлянина, как молния, скользнул к виску врага. Хотя слабый отражающий выпад не остановил меча Марка, Скаурус слегка повернул кисть руки. Поэтому его клинок, вместо того чтобы ударить Авшара острием, попал ему по виску плашмя. Казд покачнулся, как подрубленное дерево, затем упал на спину и выронил меч. Скаурус шагнул было к поврежденному врагу, но передумал и покачал головой. - Убивать побежденного противника - работа для мясника, - сказал он. - Это он поссорился со мной, а не я с ним. Марк медленно вложил меч в ножны. Он почти не слышал тех возбужденных поздравлений, что сыпались на него со всех сторон. Гай Филипп, как всегда, был верен своей практичности. - Этот негодяй - последний подонок, - сказал он об Авшаре, который стоял у стены, опираясь на плечо своего слуги, - ты должен был прикончить его, когда у тебя была такая возможность. Хелвис горячо сжала руку Марка (это было даже лучше, чем слова) и быстро поцеловала его, а Хемонд хлопнул его по спине и громко прокричал в ухо победителю свои пьяные поздравления. Тасо Ванес, который был рад увидеть Авшара побежденным, подошел к Скаурусу, чтобы предупредить его о последствиях такой победы. - Я полагаю, - проворчал маленький человечек из Катриша, - что ты уже решил, будто можешь в одиночку завоевать Машиз и что все девушки Видессоса упадут после этого в твои объятия - Мысли Марка на мгновение обратились к Хелвис, но Ванес продолжал: - Не обольщайся! Несколько лет назад Авшар возглавлял банду каздов, которая бесчинствовала вдоль западных границ Видессоса, и один князь по имени Марзофлос здорово потрепал его отряд. На следующий год, весной, гигантская змея, каких никогда не видали в тех краях, одним глотком сожрала Марзофлоса. - Какая чушь, - нервно сказал Марк. - Возможно и так, но у казда длинные руки. В общем, будь осторожен. Умный всегда расслышит хороший совет. И он быстро удалился, как бы опровергая любую мысль о том, что между этим чужестранцем, дерзко схватившимся с Авшаром, и ним может быть что-то общее. 4 Когда Адиатун прибежал за щитом Марка, он, должно быть, разбудил в казарме всех легионеров. Ярко пылали факелы, никто не спал - все сидели и переговаривались. Вернувшись, Марк обнаружил их в полном вооружении, готовыми в случае гибели командира отомстить за него. - Вы не слишком-то доверяете опытности своего трибуна, - сказал он, пытаясь скрыть радость. Легионеры громко крикнули "ура!" и начали расспрашивать о подробностях поединка. Он рассказал все, как мог, попутно снимая с себя доспехи. Глаза его слипались от усталости, и в конце концов он не смог уже говорить. Гай Филипп подошел к легионерам. - На сегодня хватит. Остальное вы услышите утром. Рано утром! - грозно добавил он. - Последние дни у вас не было нарядов. Понятно: мы здесь устраивались... Но не надейтесь, что это войдет в правило. Как и предвидел центурион, речь его прерывалась вздохами слушателей, но он сумел избавить Скауруса от дальнейших расспросов. Факелы погасли один за другим. Трибун забрался под толстое шерстяное одеяло и был так счастлив возможности заснуть, как никогда прежде. Казалось, прошло всего несколько минут с того момента, как он лег в постель, а розовый свет восхода уже струился в окна. Все еще сонными глазами он увидел Виридовикса, который гневно нависал над ним. - Черт бы тебя побрал, бесчувственный негодяй, не имеющий сердца! - воскликнул галл. Марк приподнялся, опираясь на локоть. - Тебе-то я чем не угодил? - хрипло спросил он. - Чем не угодил? Ты что, совсем свихнулся? Самый лучший поединок с той поры, как мы очутились здесь, и я не был при этом событии! Почему ты не послал за мной, чтобы я смог увидеть бой своими глазами? Почему мне пришлось довольствоваться пересказами? Марк осторожно сел на кровати. Хотя особых планов на это утро у него не было, в них явно не входило успокаивать разъяренного галла. - Прежде всего, - напомнил он, - я не имел ни малейшего понятия о том, где ты находился. Ведь ты ушел с обеда раньше, еще до того как я столкнулся с Авшаром. И, кроме того, если мне не изменяет память, ты ушел не один. - А, пустяки!.. Холодная и неуклюжая девка. Хотя грудь у нее была чудесная.. Должно быть, он о служанке, решил Марк. - Но не в этом дело, совсем не в этом, - продолжал кельт. - Девку найти можно всегда, а вот хороший поединок - редкость. Марк понял, что кельт говорит абсолютно серьезно, и в замешательстве покачал головой Он просто не мог понять отношения галла к войне. Некоторые римляне жаждали крови, это правда, но для большинства из них (включая Марка) война была просто необходимостью, с которой нужно было покончить и как можно скорее. - Ты очень странный человек, Виридовикс, - сказал он наконец. Виридовикс хмыкнул. - Если бы ты посмотрел на себя моими глазами, ты тоже нашел бы себя весьма нелепым. Как-то за несколько лет до вашего прихода один грек проходил через наши земли (кстати, вам, римлянам, эта земля не принадлежит). Он тоже решил забрать ее у нас. Я думаю, что он был ненормальный, этот грек. У него были странные часы со всякими шестеренками и ремнями и еще черт знает с чем, и он все время что-то в них ковырял, чтобы они работали исправно. Иногда ты становишься немного похож на него - только ты пытаешься ковыряться в людях. Если ты их не понимаешь, то почему думаешь, что неправы они, а не ты? Марк поразмыслил с минуту и решил, что, возможно, в словах кельта была доля правды. - А что случилось с греком? - Я надеялся, что ты спросить об этом, - с легкой насмешкой сказал кельт. - Он сидел под старым сухим деревом, играя, как обычно, со своими гщчшми часами, когда сухая ветка, на которую он не обратил внимания, свалилась на его дурную голову и сплющила нашего завоевателя так, что его тело можно было просунуть между двумя досками. Вот бедняга... Подумай, такая участь может когда-нибудь постигнуть и тебя. Скаурус сердито фыркнул. - А, чтоб тебя чума взяла! Если ты собираешься рассказывать поучительные басни, то оденься в синий плащ, как жрец Фоса. Кровожадного кельта я еще могу кое-как выдержать, но пусть боги спасут меня от кельта, читающего мораль. События минувшей ночи дали трибуну основание полагать, что он заслужил небольшой отдых от утренних тренировок. Он попросил Гая Филиппа взять эту обязанность на себя. Город, который увидали римляне в первый день, возбудил его любопытство, и Марку захотелось рассмотреть его получше. Видессос был больше, интереснее и оживленнее, чем Рим. Он хотел почувствовать вкус этой жизни, ему недоставало беглого взгляда, который он бросил на столицу во время их марша. Выйдя из тихого изысканного императорского квартала, Марк пошел в сторону бурлящего Форума Паламас - площади, которая носила имя Императора Видессоса, правившего Империей около девятисот лет назад. В центре площади стоял высокий обелиск из красного гранита, от которого расходились дороги во все уголки Империи. У подножия колонны на колья были насажены две головы, почти лишенные мяса и кожи, выклеванные птицами и высушенные временем. Надписи под ними извещали прохожих о преступлениях, совершенных когда-то обладателями этих голов. Познаний в видессианском языке Марка было недостаточно, чтобы бегло читать, но после нескольких попыток он понял, что то были головы двух восставших генералов, которые решили обратиться за помощью к Казду. Ну что ж, - подумал он, - они вполне заслужили того места, которое в конце концов заняли. Прохожие не обращали никакого внимания на эти жуткие трофеи. Они и раньше видели головы на кольях и знали, что эти - не последние. Зато на Скауруса прохожие глядели во все глаза. Он думал, что сможет подобно тысячам других чужестранцев затеряться в толпе, но новости, с невероятной быстротой распространяющиеся в любом большом городе, сразу выделили его - победителя Авшара. Люди толпились вокруг, чтобы пожать ему руку, похлопать по плечу, просто коснуться и отойти в изумлении. По их реакции он начал понимать, как велик был страх перед Каздом. От восторженных зрителей не было отбоя. Торговцы и разносчики наперебой предлагали ему свои товары: жареных дроздов с маковыми зернами, рыбу, поджаренный соленый миндаль, бронзовую статуэтку, амулеты и талисманы от несварения желудка, поноса и дурного глаза, приглашали отведать вино и пиво из любой части Империи и запредельных стран, купить заранее составленные любовные стихи (к сожалению, адресованные мужчине). Никто не хотел слушать его возражений, и никто не хотел брать даже медной монеты в уплату. - Для меня большая честь обслужить римлянина, - произнес булочник с достоинством. Это был крупный мужчина с грубым лицом и густыми усами. Он улыбнулся и подал трибуну большую, сладкую, только что выпеченную булочку, приправленную корицей и ромом. Пытаясь спастись от этой невероятной популярности, Марк скрылся с Форума Паламас, свернув в боковые улицы. В таком лабиринте было нетрудно заблудиться, что с ним и произошло. Долгие блуждания наугад привели его в квартал, застроенный маленькими домами (когда-то великолепными, а сейчас заброшенными, с облупленной штукатуркой), лавками, товары в которых были подозрительно дешевы или столь же странно дороги. Парни в ярких штанах и широких туниках (такую одежду носили члены уличных шаек) бродили вокруг по двое, по трое. Это было гнилое дно Видессоса, которое Марк отнюдь не стремился изучать. Он уже собирался поскорее убраться отсюда, поскольку не чувствовал себя в безопасности, не имея за спиной по меньшей мере манипулы. И вдруг почувствовал, как чьи-то липкие пальцы шарят по его поясу в поисках кошелька. Так как он ожидал чего-то в этом роде, ему было очень просто быстро развернуться и схватить неловкого вора за руку так сильно, что тот не смог вырваться. Марк думал, что поймал одного из мальчишек-карманников, наводнивших этот район города. Но пленник оказался его ровесником, одетым в изношенную одежду. Он не пошевелился. На лице вора было написано глубокое отчаяние. - Ладно, проклятый наемник, ты меня поймал. Все равно хуже, чем есть, ты не сделаешь. Я в любом случае подохну от голода через несколько дней, - сказал он. Он и вправду был очень худым. Рубашка и штаны висели на нем, как на вешалке, а кожа резко обтягивала скулы. Но плечи его были широкими и руки достаточно крепкими, а его жесткая речь, его манеры - все это свидетельствовало о том, что он больше привык идти за плугом, чем тянуть кошельки из карманов. Это прирожденный солдат, - подумал Марк, уже видевший подобное выражение на лицах бойцов, потерпевших поражение под натиском превосходящих сил врага. - Если бы ты попросил у меня денег, я дал бы тебе с радостью, - сказал он, освобождая руку пленника. - Не хочу подачек ни от кого, и меньше всего - от грязного наемника, - резко ответил человек. - Из-за вашего брата я и оказался на самом дне жизни. Молю Фоса, чтобы не быть вам обязанным чем-то еще. - Он заколебался. - Разве ты не собираешься сдать меня эпарху? Правосудие городского губернатора было быстрым, действенным и суровым. Попадись Скаурусу один из уличных бродяг, он бы сразу отвел его к эпарху. Но что делал в трущобах Видессоса этот крестьянин? Что довело его до мелкого воровства? И почему он обвинял в своих несчастиях наемных солдат? Он походил на профессионального вора не больше, чем Марк - на плотника. Трибун принял решение. - Я собираюсь заплатить за обед и кувшин вина для тебя. Подожди... (он увидел, что тот уже поднимает руку в знак протеста). В обмен на это ты ответишь на мои вопросы. И прежде всего - почему ты так не любишь наемников. Договорились? Тощий оборванный человек почесал худую шею. - Моя гордость говорит "нет", а желудок почему-то говорит "да". Я не слишком часто слушал его в последнее время. Ты очень странный человек. Знаешь, я никогда не видел таких доспехов, как у тебя. И говоришь ты смешно. Ты первый наемный солдат, который, вместо того чтобы ударить меня, решил накормить голодного человека. Меня зовут Фостис Апокавкос, и я очень благодарен тебе за доброту. Скаурус тоже назвал себя. Таверна, куда привел его Фостис, была просто грязной дырой. Хозяин жарил куски мяса неизвестного происхождения на прогорклом масле и подавал его на большой лепешке из ячменя с маковыми зернами. Лучше было даже не думать, какого качества было вино, преподнесенное хозяином. То, что Апокавкос не мог позволить себе даже _т_а_к_о_й_ еды, показывало, насколько он обнищал. Добрых полчаса его рот был слишком занят для досужих бесед. Наконец Фостис остановился, громко рыгнул и погладил живот. - Я так привык быть голодным, что забыл, как это здорово - чувствовать себя сытым. Так ты хочешь услышать мою историю? - И даже больше, чем раньше. Я никогда не видел человека, который бы так много ел. Фостис хмыкнул. - Если желудок совсем пуст, то потребуется немало еды, чтобы его наполнить. - Он глотнул из кружки немного вина. - Гадость, правда? Я был слишком голоден, чтобы распробовать его раньше. А знаешь, я выращивал лозу получше, чем эта... Вот с этого и начну. Я жил в провинции Рабан, недалеко от границы с Каздом. Ты знаешь эти места? - Не очень, - ответил Марк. - Я новичок в Видессосе. - Так я и думал. Ну что ж, это на другой стороне Бычьего Брода, с месяц пути отсюда. Ферма принадлежала нашей семье так долго, что я уже не помню, сколько поколений сменилось. Мы были не просто крестьяне, мы были частью местного ополчения. Нам вменялось в обязанность посылать солдат в случае войны и держать наготове лошадь и оружие, чтобы встретить бой в любую минуту. За это нас освободили от налогов. Нам даже иногда платили - когда государство было в состоянии позволить себе такое. Так, во всяком случае, объяснял мне мой дедушка. Даже не верится, что это правда, верно? Май дед родился в тот год, когда семья Манкафас купила всю землю в деревне, включая и нашу. Так что мы стали служить не государству, а Манкафасам, и это было не так уж плохо - ведь они не давали сборщикам податей сесть нам на шею. Марк подумал, что так обстояли дела и в Риме, когда уходящие в отставку ветераны получали земли не от Сената, а от своих командиров. Все это было так похоже на римские беспорядки, что он вполне мог догадаться, что скажет Апокавкос дальше. - Конечно, сборщики были не слишком счастливы утратой налогов, да и Манкафасы не радовались тому, что им приходится платить бешеные деньги за ту землю, которой они владели. Пять лет назад Фостис Манкафас (меня назвали его именем) поднял восстание. Его поддержали многие знатные семьи в округе. Это было за год до того, как Маврикиос Гаврас стал Императором. Но власти собрали большие силы и нас смяли, - сказал Апокавкос тихо. Трибун отметил про себя, что крестьянин встал на сторону своего хозяина без колебаний. А еще Марк понял, что правящий Император удержал свой трон благодаря восстанию. Фостис продолжал: - Сборщики налогов растащили по кускам земли Манкафасов и сказали, что все будет так, как в прежние времена, как во времена моего прадеда. Ха! Держи карман шире! Они уже не могли доверять ополчению, ведь мы воевали на стороне знати. И тогда к нам явились чиновники и потребовали все подати с того времени, как прапрадед Фостиса купил наш участок земли. Я держался сколько мог, но после того, как кровопийцы закончили свою работу, у меня не осталось под ногами и клочка земли. Я знал, что больше мне нечего здесь делать. Через год я покинул село. Не слишком преуспел я и здесь, как видишь. Воровать я не умею, лгать тоже. Все, что я могу, - это воевать и ходить за плугом. Так что мне ничего не оставалось, как только умирать от голода, что и случилось бы, если бы я не встретил тебя. Скаурус выслушал историю Апокавкоса, не перебивая. Но когда тот замолчал, римлянин подумал, что его рассказ породил больше вопросов, чем ответов. - Земли твоего хозяина были на границе с Каздом? - Очень близко от них. - И он восстал против Императора. Получил ли он поддержку от Казда? - От этих навозных червей? Нет, мы воевали и с ним, и с крысами-чиновниками одновременно. Это была одна из причин, по которой нас разбили. Марк моргнул: похоже, их стратегия была не из лучших. Но что-то еще беспокоило его. - Ты и твои товарищи - вы были частью местного ополчения? - Все было так, как я тебе сказал. - И когда вы восстали, ополчение было распущено? - Ты что, не слушал, о чем я тут говорил? - Но... но ведь вы в это время сражались и с Каздом, - сказал трибун. - Как же могли распустить солдат в такое опасное время? Кто занял их место? Апокавкос подозрительно взглянул на него. - Кому, как не тебе это знать. Догадка молнией блеснула в мозгу Скауруса, и многое стало ему ясно. Неудивительно, что Империи угрожала опасность! Ее правители, увидев, как жадная до власти знать использует воинов из местных жителей против чиновничьего засилия, решили, что свои солдаты слишком непокорны, чтобы доверять им. У Империи были внешние враги, а кроме того, возникли беспорядки внутри страны. И тогда приближенные Императора наняли солдат, чтобы те воевали за них. Лечение, которое трибун считал более опасным, чем саму болезнь. Наемники хорошо делают свое дело, пока им регулярно платят и пока их офицеры желают именно денег, а не власти. Если же один из этих столпов рухнет... Наемники заменили строптивых местных солдат, но кто удержит в узде самих наемников? Марк в недоумении покачал головой. - Ну и неразбериха! И римляне в самой ее середине, - подумал он с тревогой. - Ты самый странный из всех наемников, которых я когда-либо видел, - заметил Апокавкос. - Любой из них сделает все ради своей выгоды, но, судя по твоим словам, ты хочешь знать, как принести пользу Империи. Должен признаться, что не понимаю этого. Марк подумал с минуту и решил, что Апокавкос прав. - Я солдат, это правда, но не по призванию. Я никогда не собирался делать военную карьеру. Мои люди и я - мы прибыли сюда издалека - дальше, чем мы (если уж на то пошло) можем себе представить. Видессос взял нас к себе на службу, и Империя теперь - наш дом. Если она рухнет, мы погибнем вместе с ней. Апокавкос кивнул. - Я понял почти все, что ты сказал, и мне это нравится. Но что ты имеешь в виду, когда говоришь, что прибыл "очень издалека"? Я не совсем представляю себе, где это может быть... И снова, вероятно, уже в двадцатый раз, трибун рассказал, как римляне (и вспыльчивый галл) очутились в Видессосе. Когда он закончил, Апокавкос уставился на него. - Ты, кажется, говоришь правду. Никто не сумел бы придумать такую историю только для того, чтобы ему поверили. Во имя Фоса, тысячи людей могли бы рассказать историю моей жизни или нечто похожее на нее, но я не слыхал никогда ничего похожего на твой рассказ. - Он машинально очертил знак Солнца напротив своего сердца. - Вполне верю, - Скаурус пожал плечами. - Но мне еще предстоит решить, что делать с тобой. Трибуну начинал нравиться этот человек. Даже если бы одной его смелости не хватило, Апокавкос сделал бы все, что от него зависело. И в этом, - одобрительно усмехнулся Марк, - он был похож на большинство его легионеров. Последняя мысль подсказала ему решение. Он удовлетворенно прищелкнул пальцами. Те несколько секунд, которые ушли на раздумья, были нелегкими для Апокавкоса. Он все еще не знал, надеяться ли ему на лучшее или приготовиться к худшему. - Прости, - сказал Скаурус, увидев лицо видессианина. - Я вовсе не собирался заставить тебя нервничать. Скажи мне, хотел бы ты стать легионером? - Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. - Это как раз то, чего хочу я, - чтобы ты стал одним из нас. Я приведу тебя в нашу казарму, ты получишь одежду, оружие, место рядом с солдатами. Ты воевал и прежде, и такая жизнь не будет слишком тяжела для тебя. Кроме того, ты не очень-то преуспел в столице, так что тебе нечего терять, верно? - Не буду врать: хуже, чем сейчас, мне еще не было, - признался Апокавкос. Но трудная жизнь в столице уже научила его цинизму и горечи, и следующий вопрос был продиктован подозрительностью: - А что ты получишь с этого? Скаурус усмехнулся. - Во-первых, хорошего солдата. Не забывай, ведь я наемник. Но это, конечно, не все. Тебе не повезло, и это не твоя вина. Мне кажется, что, если я поправлю дело, это будет только справедливо. Изо всех сил - а их было немало - бывший крестьянин сжал руку Марка. - Считай меня своим солдатом, - сказал он, и глаза его засияли от радости. - Все, что я хотел, - так это иметь равный со всеми шанс, но я и его никогда не имел. До этой минуты. И кто бы мог подумать, что даст мне его именно чужеземец? После того как римлянин оплатил счет (безумно дорогой, если задуматься над качеством поданной еды и питья), он попросил Апокавкоса вывести его из этого квартала-лабиринта. Они прошли несколько улиц, и вдруг Апокавкос сказал: - Теперь твоя очередь показывать дорогу. Эта крысиная нора была единственным районом города, который я хорошо изучил. У меня не было денег, чтобы увидеть все остальное. Расспрашивая прохожих, они дошли до Форума Паламас. Здесь Марка снова стали осаждать любопытствующие, раздражая его своей назойливостью. От изумления Апокавкос широко раскрыл рот, когда узнал, что его спутник сражался с Авшаром на мечах. - Я пару раз видел этого гадючьего сына в битве, когда он командовал армией кагана Вулгхаша, разгромившей нас. Он один стоит половины армии, он скользкий, как угорь, и страшно хитрый. Он разнес наш отряд в клочья. Барки, площади и здания, составлявшие дворцовый комплекс, поразили его еще больше. - Теперь я знаю, чего мне ожидать в будущем, - заметил он. - Оно выглядит совсем светлым, даже если это смерть. Клянусь лучами Фоса! И я буду жить прямо возле дворца? Ты можешь себе это представить? Невероятно! Марк был уверен, что Апокавкос больше разговаривает сам с собой, чем с ним. Добравшись до римской казармы, они увидели возле нее Зимискеса и Виридовикса, занятых игрой, напоминающей шашки. Многие легионеры (в том числе и галл) очень полюбили эту военную игру видессиан. В отличие от тех игр, которые они знали в Риме, эта требовала не удачи, а лишь ума и опыта. - Я рад, что ты пришел, - сказал Марку Виридовикс, смахивая фигуры с доски. - Теперь я могу сказать нашему другу: "я в конце концов побил бы тебя", - и никто не сможет назвать меня лжецом. Но трибун видел, как мало продвинулись фигуры Виридовикса и как много их осталось у Зимискеса. Видессианин, конечно же, держал партию в своих руках, и все трое хорошо знали это (нет, четверо - если приподнятые в удивлении брови Апокавкоса что-нибудь означали). Зимискес хотел что-то сказать, но Виридовикс перебил его: - Где ты нашел это пугало? - спросил он, указывая пальцем на Апокавкоса. - Длинная история. - Римлянин повернулся к Зимискесу. - Нэйлос, я рад, что вижу тебя. Я хочу, чтобы ты взял под свою команду этого парня. - Он назвал его имя и познакомил с остальными. - Корми его сытно, дай ему одежду, оружие и место в казарме. Он будет нашим первым почетным римлянином. Он... Что случилось? Ты выглядишь так, словно сейчас загоришься. - Скаурус, я сделаю все, что ты говоришь, а детали ты объяснишь мне позднее. Утром от Императора каждый час приходили посыльные. Думаю, что это имеет отношение ко вчерашнему. - Так-так, - буркнул Марк. Это несколько меняло дело. Для города он был героем дня, но Императору могла не понравиться схватка с послом соседней державы. - Интересно, в какую историю я вляпался из-за вчерашнего? Фостис, отправляйся с Зимискесом. Мне нужно побриться (он все еще отказывался отпускать бороду), помыться и переодеться. Следующий гонец от Императора прибыл, когда Марк соскабливал последние клочки щетины под подбородком. С плохо скрываемым нетерпением он ждал, пока Марк примет ванну, наденет чистый плащ. - Давно пора, - проворчал гонец, когда Марк вышел из комнаты, хотя оба они знали, как быстро трибун привел себя в порядок. Посланец провел его мимо Палаты Девятнадцати Диванов, мимо Большого Тронного Зала с громадными дверями, украшенными чеканной бронзой, мимо двухэтажного здания казарм (возле него прогуливались намдалени, но Хемонда Марк среди них не увидел) и через сад, где росли вишневые деревья и розовые лепестки устилали землю. Наконец они вступили в спрятанное в глубине сада здание - личные покои императорской семьи, как понял Марк. Он немного успокоился. Если бы Маврикиос хотел наказать его серьезно, он сделал бы это открыто, и честь Казда была бы таким образом спасена. Двое ленивых часовых (оба, несомненно, видессиане) сидели на ступеньках лестницы, ведущей в личные покои повелителя. Они сняли свои шлемы и наслаждались теплыми лучами солнца: имперцы любили позагорать. Часовые, видимо, хорошо знали гонца, сопровождавшего Марка, потому что даже для видимости не спросили его, кто и зачем идет к Императору. Сразу же за порогом Марка встретил мажордом в кафтане малинового цвета с золотым орнаментом в виде летящих журавлей. Он вопросительно взглянул на римлянина. - Да, именно этот, - сказал посыльный. - Потребовалось немало времени, чтобы найти его, верно? И не дожидаясь ответа он ушел, чтобы сообщить Автократору о прибытии трибуна. - Прошу следовать за мной, - сказал мажордом. Его голос был скорее контральто, чем тенор, а щеки - гладкими, словно у женщины. Как и многие слуги при дворе Видессоса, это был евнух. Марк подумал, что в восточных царствах его собственного мира евнухов ценили по той же причине, что и здесь, - они не могли стать владыками царства, потому что у них не могло быть детей. И тем не менее им не очень доверяли из-за их постоянного близкого контакта с особами, приближенными к Императору. Разумеется, и у этого правила могли быть исключения. Длинный коридор освещался солнечным светом, льющимся через решетки в потолке, сделанные из алебастра. Когда облака набегали на солнце, мягкие лучи бледнели. Это напоминало игру солнечных бликов на воде. Во дворце было много интересного. Множество сокровищ, собранных в Империи и течение тысячелетий, были выставлены в залах, услаждая взор императоров - и только императоров. Коридор заполняли мраморные и бронзовые статуи, великолепные изделия из фарфора и керамики, безукоризненно раскрашенные тонкой кистью, бюстами и портретами прежних владык, предметами культа из золота, инкрустированного самоцветами. Был здесь, например, взвившийся на дыбы конь, сделанный из громадного изумруда. Многих диковинных вещей Марк не успел увидеть, потому что гордость не позволяла ему глазеть по сторонам, словно пастуху, попавшему в большой город на праздник. Даже пол был покрыт причудливой мозаикой на охотничьи и сельские темы. В центре этого великолепия ржавый измятый шлем на небольшом пьедестале показался Скаурусу явно не на месте. - Почему он здесь? - спросил трибун. - Это шлем короля Риштаспа из Макурана (сегодня мы называем эту страну Казд), снятый с его головы Императором Ласкарисом, когда был взят штурмом Машиз... семьсот... дай подумать... да, семьсот тридцать девять лет назад. Он был отчаянным воином, этот Ласкарис. Вот его портрет над шлемом. Портрет изображал мужчину средних лет с острой бородой и жестким лицом. На нем была металлическая кольчуга с позолотой, императорская диадема и пурпурные сапоги, которые мог носить только Автократор. Но походил он скорее на старшего центуриона, чем на повелителя видессиан. Левая его рука покоилась на рукояти меча, а правой он держал копье. На копье реял голубой флаг, а на щите был начертан солнечный знак Фоса. Мажордом продолжал: - Ласкарис силой обратил в истинную веру весь Макуран, но так как впоследствии Видессос не смог удержать его в составе Империи, они снова ударились в язычество. Марк внимательно выслушал это, и история ему совсем не понравилась. Религиозная война была чем-то, о чем он раньше никогда не думал. Если люди Макурана были так те преданы своей вере, как видессиане - Фосу, то кровавые схватки между ними могли продолжаться бесконечно. Евнух провел его в маленькую круглую комнату. Здесь были только диван, стол, несколько стульев и изображение Фоса на стене. Бумаги на столе были отодвинуты на край, чтобы освободить место для простого глиняного кувшина с вином и тарелки с печеньем. На диване сидели Император Маврикиос Гаврас, его дочь Алипия и толстый человек, которого Марк видел на обеде в Палате Девятнадцати Диванов, но не успел узнать, кто он такой. - Позволь твой меч, - начал мажордом, но Маврикиос перебил его: - О, ты можешь идти, Мизизиос. Он пришел сюда не для того, чтобы убить меня, по крайней мере, пока. Ведь он меня почти не знает. И не стой, как истукан, ожидая, что он упадет предо мной на пол. Это, кажется, против его религии или еще какая-то глупость в том же роде... Иди, ты свободен. Слегка шокированный, Мизизиос исчез. Как только он ушел, Император махнул рукой недоумевающему Скаурусу, приглашая его подойти. - Когда мы одни, а я в хорошем настроении - можешь забыть о церемониях. Сегодня же я в духе, - сказал Гаврас. Да, это был брат Туризина. Огонь был укрощен, но никогда не потухал окончательно. - Можешь сказать ему, кто я такой, - произнес пожилой незнакомец. У него было очень некрасивое лицо, белая с подпалинами борода спускалась до пояса. Он был похож одновременно и на ученого, и на целителя, но одежда сразу выдавала в нем жреца: на груди его сиял вышитый золотом и украшенный драгоценными камнями символ Солнца, обведенный голубым кругом. - Хорошо, - согласился Император, ничуть не задетый фамильярным тоном незнакомца. Было видно, что эти двое знали и любили друг друга уже многие годы. - Чужеземец, этот мешок жира зовется Бальзамоном. Когда я сел на трон, я узнал, что он - Патриарх Видессоса, и был достаточно глуп, чтобы оставить его на этом месте. - Отец!.. - перебила его Алипия, но в голосе ее не было гнева. Поклонившись, Марк изучающе посмотрел в лицо Патриарха, думая найти в нем черты той фанатичности, которую он видел в Апсимаре. Но ее не было. Он заметил только мудрость и присутствие чувства юмора. Несмотря на годы, карие глаза священника были все еще ясными и куда более твердыми, чем у большинства более молодых людей. - Благословляю тебя, мой неверующий друг, - сказал он чистым тенором, дружески, без намека на превосходство. - Садись, я не опасен, это я могу тебе обещать. Совершенно растерявшись, Марк сел в кресло. - Тогда к делу, - произнес Гаврас и укоризненно ткнул в римлянина пальцем. - За нападение на посла каганата Казд и нанесение ему большого оскорбления ты лишаешься недельного жалованья. Свидетелями этого приговора пусть станут моя дочь Алипия и Патриарх Бальзамон. Трибун кивнул. Лицо его было неподвижно: он ожидал чего-нибудь в этом роде. Палец Императора опустился, и на его лице появилась улыбка. - Ну, а теперь я хочу сказать тебе вот что: молодец! Вчера мой брат ворвался сюда, разбудил меня и показал мне каждый удар, каждую подробность боя. Вулгхаш намеренно отправил сюда Авшара - это было рассчитанное оскорбление, и я не очень опечален, что шутка вышла ему боком. - Он вдруг стал серьезен. - Казд - это болезнь, а не нация, и я хочу стереть ее с лица земли. Видессос и то, что когда-то было Макураном, всегда воевали между собой. Они - чтобы установить контроль над морями, а мы - чтобы заполучить их богатые речные долины, караванные пути, их знаменитые рудники, а также для того, чтобы быть ближе к нашим союзникам, отличным солдатам из Васпуракана. В течение столетий удача, я бы сказал, делилась поровну. Слушая Императора, Скаурус грыз печенье. Печенье было очень вкусное, с орешками и изюмом, и недурно шло под вино со специями. Трибун постарался забыть прокисшую дрянь, которую пил перед этим в трущобах города. - Однако сорок лет назад, - продолжал Император, - казды из степей Шаумкиила сожгли Машиз и завоевали весь Макуран от васпураканских границ до Империи. Они кровожадны, они любят убывать. Они забирают все, что могут унести их кони, а что им не по зубам - разрушают. Эти кочевники предают огню поля и деревни. Наши крестьяне гибнут или бегут, а от них Империя получает основную часть налогов. Наши западные города голодают, потому что некому их кормить. - Но хуже всего то, что казды поклоняются Скотосу, - вставил Бальзамон. Марк на это ничего не ответил, и Патриарх поднял брови, усмехаясь. - Ты, вероятно, подумал, что от меня и не дождешься иных слов? Что я буду обращать тебя в свою веру? Ты, должно быть, уже видел немало жрецов, не слишком-то мягких с неверующими? Марк пожал плечами, не желая высказываться откровенно. Он подозревал, что Патриарх играет с ним в какую-то игру, и было неприятно сознавать, что Бальзамон в этой игре намного искуснее. В ответ на ничего не значащий жест трибуна Патриарх рассмеялся. У него был хороший, заразительный, добрый смех. - Маврикиос, да он придворный, а не солдат! - Смеющиеся глаза жреца снова обратились к римлянину. - Боюсь, что я не совсем обычный священнослужитель. Было время, когда макуране воздавали почести своим Четырем Пророкам, чьи имена я уже позабыл. Думаю, что их вера была ложной и глупой, но не считаю, что они были прокляты и что мы не могли иметь с ними дела. Теперь же казды поклоняются своему злому божеству, расчленяя пленников и принося их в жертву демонам, пожирающим тела убитых. Вот это дьявольское отродье, которое должно быть уничтожено. Если что-то и убедило Марка в правоте слов Бальзамона, то это глубокое сожаление, звучавшее в его голосе... и воспоминание о леденящем смехе Авшара, о его жутком бормотании, когда князь-колдун произносил заклинание. - И я их уничтожу, - вмешался Маврикиос Гаврас. Он возбужденно постучал кулаком по колену. - В первые два года моего правления я только удерживал их в прежних границах. В прошлом году по ряду причин, - тут Император так помрачнел, что Марк не осмелился спросить о деталях, - я не мог выступить в поход. Мы много на этом потеряли. Но в этом году, с благословения Фоса, я сумею набрать достаточно солдат, чтобы раздавить Казд раз и навсегда. В твоем появлении здесь, мой гордый друг из другого мира, я вижу доброе предзнаменование. Он остановился, ожидая ответа римлянина. Скаурус вспомнил свою первую встречу с Императором и снова подумал, что лучше сказать ему правду. - Я думаю, - осторожно начал он, - что правильнее всего было бы восстановить ополчение, которое вы когда-то имели, чем тратить деньги на иностранных солдат. Император замер. Челюсть у него отвисла. Мельком глянув на Бальзамона, Марк с удовольствием отметил, что сумел ошеломить даже Патриарха. А Принцесса Алипия, спокойно слушавшая мужчин и за время их разговора не проронившая ни слова, взглянула на трибуна с одобрением. Наконец Патриарх пришел в себя. - Будь счастлив, Гаврас, что он на твоей стороне. Он видит вещи яснее, чем многие из твоего окружения. Маврикиос все еще качал головой в удивлении. И заговорил он не с Марком, а с Бальзамоном. - Кто он? Сколько дней он пробыл здесь? Два? Три? У меня есть придворные, которые провели во дворце больше лет, чем он прожил на свете, но они не видят так далеко... Скажи мне... Марк Аврелий Скаурус... - Император знал его полное имя - трибуна это порадовало, но не удивило. - ...каким образом ты узнал о наших бедах так быстро? Марк рассказал, как встретил Фостиса Апокавкоса. Он не назвал его по имени и не сказал, что отправил его к римлянам. Когда он закончил, Император пришел в ярость: - Чтоб Фос изжарил всех чиновников! До того как я стал Императором, эти проклятые бюрократы правили Империей почти пятьдесят лет, и провинциальная знать, несмотря на все старания, не могла помешать им. У них были деньги для найма солдат, они удерживали в своих руках столицу, и этого оказалось достаточно для императоров-марионеток, которых чиновники сажали на трон. Чтобы уничтожить соперников в борьбе за власть, они превратили солдат местного ополчения в крепостных и обложили их непосильными налогами. С тех пор ополченцы воевать не могли. Чтоб чума их всех взяла - всех, от Вардакеса Сфранцеза до самой низкой чернильной душонки! - Это все не так просто, отец, и ты это очень хорошо знаешь, - заметила Алипия. - Около ста лет назад крестьяне были по-настоящему свободны и не связаны знатью. Когда магнаты начали скупать крестьянскую землю и делать крестьян зависимыми от нас, это стоило Империи слишком многого. Разве Император, каким бы простаком он ни был, хочет, чтобы частные армии выступали против него? Разве он хочет, чтобы его налоги перекачивались в карманы людей, которые сами мечтают о троне? Маврикиос глянул на нее, и в его взгляде странно смешались любовь и раздражение. - Моя дочь хорошо знает историю, - сказал он Марку, как бы извиняясь. Римлянин не думал, что трезво оценить эту ситуацию мог только историк. Слова Алипии попадали в самую точку. Она была, безусловно, очень умна, хотя и говорила немного. Трибун был благодарен за любые сведения, которые он мог получить. Видессос, новый для него мир, был клубком, где различные партии боролись друг с другом, завязанные в узел интриг, в тысячу раз более запутанный, чем в Риме. Принцесса повернулась к отцу, и Скаурус увидел ее чудесный профиль. Лицо принцессы было мягче, чем у Маврикиоса, а гордый взгляд она унаследовала от своей матери. Это была необыкновенная девушка. На повелителей смотреть не возбраняется, но как насчет их дочерей? "Ну что ж, - сказал он сам себе, - за мысли еще никого не убивали, и это очень хорошо, потому что иначе в мире осталось бы совсем немного людей". - Ты можешь говорить, что хочешь, - сказал Император Алипии, - о всех этих делах вековой давности. Но десять лет тому назад, когда Стробилос Сфранцез сел своим толстым седалищем на трон.. - Обычно ты произносишь "задница". Ты говоришь это всем, кроме меня, а напрасно. Я слыхала это слово и раньше. - И боюсь, что от меня, - вздохнул Гаврас. - Я стараюсь следить за своей речью, но после стольких лет солдатской жизни... Слишком много времени я провел в сражениях. Марк пропустил этот небольшой диалог мимо ушей. До того, как Маврикиос силой захватил трон, Империей правил _С_ф_р_а_н_ц_е_з_? Тогда почему же, во имя Юпитера (или даже во имя Фоса!), _В_а_р_д_а_н_е_с С_ф_р_а_н_ц_е_з_ занимает сейчас должность главного министра?.. - О чем это я? - нахмурился Гаврас. - Ах да, об этом кретине Стробилосе. Это был еще больший дурак, чем его драгоценный племянничек. Стробилос одним мановением руки превратил пятьдесят тысяч крестьян на границе с Васпураканом в крепостных. Он содрал с них все мыслимые и немыслимые налоги. Так что же удивительного в том, что теперь они наши враги? Знаешь, Алипия, когда глядишь на землю с большой высоты, то слишком многое невозможно разглядеть. "Дьявольщина, - думал Скаурус, - как бы поделикатнее задать не очень деликатный вопрос?" Любопытство снедало его. Он ерзал на стуле, мучительно обдумывая свои слова, и даже не заметил, что Бальзамон внимательно наблюдает за ним. Патриарх пришел на помощь Марку. - Ваше Величество, вы не смогли бы пояснить, почему Сфранцез все еще служит вам? Я чувствую, наш бедняга гость скоро взорвется от любопытства. - А, Скаурус!.. Кое-чего ты все-таки не знаешь. Это хорошо. Бальзамон, расскажи ему сам - ты же влип в наши интриги по самые брови. Бальзамон принял вид оскорбленной невинности. - Я?! Да я всего лишь намекнул кому следовало, что Стробилос, возможно, не самый идеальный правитель в такое смутное время. - Это означает, римлянин, что наш друг-священник пробил такую брешь в рядах бюрократов, что даже такой толстяк, как наш Бальзамон, смог бы пролезть в нее. А это много значит. Половина чиновников поддержала меня, но и от нас потребовались кое-какие уступки. Пришлось сделать молодого Сфранцеза Севастосом. Наверное, дело стоило того, но теперь Варданес и сам хочет носить пурпурные сапоги. - А еще он хочет меня, - сказала Алипия. - Но это чувство не нашло взаимности. - Знаю, милая, знаю. Конечно, согласившись на ваш брак, я мог бы решить целую кучу проблем, но не в моих правилах заставлять тебя. Его жена умерла как нельзя кстати. Бедная Ефросин! Не успели ее оплакать, как Варданес прискакал, до отказа набитый высокими фразами о необходимости "сцементировать два великих рода". Я не доверяю ему. Марк решил, что тоже с удовольствием "сцементировал" бы Сфранцеза - замуровал его в крепостной стене, и еще одна вещь пришла ему на ум. Маврикиос, похоже, был человеком, который предпочитал слушать и говорить правду. Трибун чувствовал, что может задать ему щекотливый вопрос. - Могу ли я спросить, что случилось со Стробилосом Сфранцезом? - Ты хочешь знать, не разрезал ли я его на куски, как он того заслуживал? Нет, это тоже было частью договора, который составил Бальзамон. Бывший Император прожил остаток своей никчемной жизни в монастыре к северу от Имброса и умер два года назад. Надо отдать ему должное, Варданес поклялся, что не будет служить мне, если я убью его дядю, а он был нужен мне, черт бы побрал такого помощничка. Но хватит об этом. Я забыл свои обязанности хозяина. Возьми еще печенья. И Император Видессоса, как любой другой гостеприимный хозяин, протянул блюдо римлянину. - С удовольствием, - сказал Скаурус, взяв печенье. - Оно восхитительно. - Благодарю за комплимент, - произнесла Алипия. Марк удивленно вскинул брови, а она продолжала слегка обиженная: - Меня воспитывали не во дворце, и слуг у меня не было. Я неплохая хозяйка... И кроме того, - она улыбнулась своему отцу, нельзя же всю жизнь только и делать, что читать исторические книги. - Ваше Высочество, я похвалил это печенье раньше, чем узнал, кто его приготовил, - заметил Марк. - Но теперь оно нравится мне куда больше... Он тут же пожалел о сказанном. Во всем, что касалось его дочери, Маврикиос был страшно подозрителен. Алипия опустила глаза. Даже если последняя реплика разозлила Императора, он не подал вида. - Да, Бальзамон, он и вправду прирожденный царедворец, - хмыкнул Гаврас. Уходя из комнаты, Марк подумал, что солдат, не владеющий искусством дипломатии, недолго продержится в Видессосе. 5 По длинной лестнице Мизизиос провел римлянина к выходу из императорских покоев и куда-то исчез. Гонец, который привел трибуна во дворец, тоже пропал. Видессиане, видимо, уделяли больше внимания входу, чем выходу. У дверей стояли те же часовые, и их беспечность снова покоробила Марка. На этот раз они просто спали перед самой дверью, их пояса с мечами были отстегнуты, а копья лежали позади шлемов. Это разгильдяйство вывело трибуна из себя. В кои-то веки в Видессосе появился Император, которого стоило защищать, а эти разини решили хорошенько выспаться на посту. Такого римлянин стерпеть не мог. - Встать! - рявкнул он и поддал ногой их шлемы. Часовые вздрогнули и подскочили, лихорадочно отыскивая оружие. Марк зло засмеялся. Он осыпал ошеломленных бездельников всеми известными ему местными ругательствами и жалел, что с ним нет Гая Филиппа, который обладал даром жалить, как ядовитая змея. - Если бы вы были моими подчиненными, вас бы здорово отхлестали, и не только словами, смею заверить, - заключил он. За время этой тирады видессиане от замешательства перешли к раздражению. Старший из них, кряжистый ветеран, исполосованный шрамами, пробурчал, обращаясь к своему напарнику: - Что этот грубый варвар тут строит из себя? - И с этими словами он ударил Марка по скуле. Через секунду солдат уже лежал на земле. Марк прижал его ногой, готовый еще раз проучить в случае необходимости. Он потер скулу и посмотрел на другого часового - не вздумает ли тот сделать движение в его сторону. К счастью для часового, тот оставался недвижим. Успокоившись на этот счет, Марк рывком поднял своего противника на ноги. Часовой тряхнул головой, пытаясь прийти в себя. Синяк уже затягивал его подбитый глаз. - Когда придет смена? - рявкнул Скаурус. - Через час, господин, - ответил молодой, более трусливый стражник. Он отвечал спокойно - как отвечал бы тигру, которому вздумалось спросить у него "который час". - Так, отлично. Доложишь смене о том, что здесь произошло И дай им знать, что их тоже будут проверять. Молите вашего Фоса, чтобы никто больше не заснул на часах! Он повернулся к солдатам спиной и зашагал в сторону казармы, не дав им времени ответить или возмутиться. На самом деле он не собирался устраивать никаких проверок. Просто эта угроза заставит их быть настороже. Проходя мимо здания, где располагались наемники из княжества Намдален, Марк вдруг услышал, как кто-то окликнул его. В окне второго этажа он увидел Хелвис. Молодая женщина что-то держала в руках. Римлянин был слишком далеко, чтобы разглядеть, что это такое, но солнце неожиданно вышло из-за туч, и в окне сверкнуло золото - вероятно, это была какая-то безделушка, которую она купила на выигранные вчера деньги. Хелвис улыбнулась и помахала ему рукой. Он с улыбкой махнул ей в ответ, на миг забыв и свою злость, и бестолковых часовых. Она была приветливой девушкой и вовсе не забыла об их первой встрече. Хемонд был тоже славным парнем, он сразу, еще у Серебряных Ворот, понравился Марку. Но тут римлянин вспомнил, что обе видессианки, которые пришлись ему по душе в чужой стране, - и Хелвис, и дочь Маврикиоса, - так же недоступны для него, как родной Рим, и улыбка сбежала с его лица. Впрочем, стоит ли отчаиваться: ведь он жил в городе не больше недели. И тут Марк снова увидел высокую фигуру в белом покрывале. Это был Авшар. Рука трибуна непроизвольно легла на рукоять меча. Авшар был погружен в беседу с кривоногим толстяком, одетым в меха и кожу и похожим на кочевников Пардрайи. Трибуну показалось, что он видел этого человека прежде. Но когда и где? Может быть, на вчерашнем банкете?.. Он был так занят мыслями об Авшаре, что шел, не глядя по сторонам, и сразу же поплатился за свою невнимательность, чуть было не сбив с ног встречного. - Прошу прощения! - извинился Марк, оторвав наконец взгляд от Авшара, чтобы посмотреть, кого он толкнул. Жертвой его рассеянности оказался невысокий полный человек, одетый в голубой плащ жрецов Фоса. В возрасте священника было трудно судить, но в бороде его пока не сверкало серебро, а лицо не портила ни одна морщина. - Ничего, ничего, - сказал жрец. - Это моя вина. Я не заметил того, кто погружен в свои мысли. - Очень любезно с вашей стороны, но отнюдь не извиняет мою неуклюжесть. - Не беспокойтесь об этом. Скажите мне, не вы ли капитан нового отряда наемников? Марк сказал, что это так. - Так я вас давно ищу. - Жрец прищурился. - Хотя и не ожидал столь внезапной встречи. - У вас есть определенное превосходство предо мной, - заметил Марк. - Вы знаете мое имя... - Хм... Ах да, конечно!.. Меня зовут Нейпос. Не могу сказать, что мой интерес к вам совершенно бескорыстен. Я ведь состою в Палате магии Видессианской Академии. Скаурус кивнул. В стране, где магия и колдовство имели такое большое значение, что могло быть логичнее, чем включить их в число предметов для изучения в Академии наряду с математикой и философией? Все прекрасно знали о том, каким именно образом римляне прибыли в Видессос, и маги Империи, должно быть, сгорали от любопытства, мечтал увидеть пришельцев. Возможно, Нейпос сможет вполне разумно объяснить ему, что же произошло на самом деле. Марк взглянул на солнечные часы. - Время для моих людей собираться к ужину. Не согласитесь ли вы разделить нашу трапезу? После ужина вы сможете вполне удовлетворить свое любопытство. - Ничто другое не обрадовало бы меня больше, - сияя, ответил Нейпос. - Покажите мне дорогу, а я постараюсь идти с вами в ногу. Хотя это будет на так просто!.. Однако, несмотря на свою полноту, жрец быстро следовал за римлянином. Его сандалии так и мелькали. По пути он начал разговор. Нейпоса переполняли вопросы, его интересовали не только религиозные и магические учения Галлии и Рима, но и политика, социальная структура, быт этих стран. Римлянин был поражен глубиной его интересов. - Мне кажется, - сказал он, - что у вас религия играет куда большую роль, чем у нас. - Я тоже пришел к такому выводу, - согласился жрец. - В Видессосе и вина без божьего имени не выпьешь. Каждый торговец на рынке заявит тебе, что Фос в конце концов победит, но зайди в ювелирную лавку, и ювелир из Катриша опровергнет их, говоря, что борьба Добра со Злом - вечна. В этом городе каждый считает себя теологом. - Он покачал головой в шутливом негодовании. У римских казарм их встретили часовые, стоящие в полной готовности, внимательные и бдительные, Марк был бы удивлен, если бы застал что-либо иное. Для легионеров гнев Гая Филиппа был куда страшнее приближающегося врага. К лентяям старший центурион был беспощаден. Большинство легионеров уже подкрепилось своим обычным густым супом, приготовленным из перловки, вареного мяса, гороха, лука, моркови и различных приправ. Эта еда была лучше, чем та, к которой они привыкли в Риме, но вместе с тем казалась им знакомой. Нейпос взял ложку и миску с супом и поблагодарил легионеров. Марк представил жрецу Гая Филиппа, Виридовикса, Горгидаса, Квинта Глабрио, Адиатуна, разведчика Юлия Блезуса и еще нескольких. Они нашли тихий угол, где спокойно поужинали. Сколько раз уже, подумал трибун, он рассказывал свою историю видессианам? Но в отличие от других, Нейпос отнюдь не был пассивным слушателем. Его вопросы были вежливыми, но копал он глубоко и самым внимательным образом пытался сложить в единое целое кусочки головоломки, над которой Марк вот уже столько дней безуспешно ломал голову. Он цеплялся за малейшие, самые незначительные детали. Почему Гай Филипп и Адиатун запомнили Виридовикса и Скауруса стоящими со скрещенными мечами в центре купола света, в то время как сами трибун и галл ничего об этом не помнят? Почему Горгидасу было трудно дышать, в то время как никто другой не испытывал удушья? И почему Юний Блезус дрожал от холода, а Адиатуну было жарко? Какое-то время Гай Филипп покорно отвечал Нейпосу, но вскоре терпение центуриона лопнуло. - Какое значение имеет для тебя тот прискорбный факт, что Публий Флакк испортил воздух во время нашего пребывания в куполе света? - Скорее всего, никакого, - ответил Нейпос, улыбаясь. - А это правда? Под общий хохот центурион сказал: - Спроси у него сам. - Единственная возможность понять, что случилось в прошлом, - серьезно произнес Нейпос, - это узнать о нем как можно больше. Часто люди не имеют ни малейшего представления о том, как много событий они могут запомнить, или о том, что большинство их знаний неверны. Только терпеливое исследование и сопоставление рассказов многих очевидцев может приблизить нас к истине. - Ты говоришь скорее как историк, чем как жрец, - сказал Горгидас. Нейпос пожал плечами. Врач удивил его не меньше, чем сам Нейпос удивил врача. - Я говорю так, как считаю нужным, и ничего более. Есть жрецы, настолько погруженные в величие и божественность Фоса, что полностью сосредоточены на боге, отвергают все земные устремления и вообще мир, воображая, что это - зло, которым Скотос соблазняет легкомысленных. Ты это имел в виду? - Не совсем. Жрец и врач смотрели на мир с таких различных точек зрения, что им почти невозможно было найти общее. Их могла объединить только ненасытная жажда знаний. - Я считаю, что мир и все сущее в мире отражают божественность Фоса и потому достойны изучения. Исследуя мир, люди могут приблизиться к пониманию целей Фоса. На это у Горгидаса вообще не нашлось ответа. По его мнению, мир заслуживал изучения без всяких условий и оговорок, а конечная цель такого изучения вообще неизвестна. Но он понимал, что Нейпос - честный и добрый человек. - Много есть чудес на свете; человек же - всех чудесней, - пробормотал он и уселся со стаканом вина, успокоенный, как обычно, цитатой из Софокла. - Много ли нового ты узнал, маг? - спросил молчавший до сих пор Квинт Глабрио. - Меньше, чем мне хотелось бы. Все, что я могу сказать, - вас забросили сюда два меча. Мечи Виридовикса и Скауруса. Это абсолютно точно. Если же существует более серьезная причина, то ее я еще не нашел. - Теперь я вижу, что ты необычный жрец! - воскликнул Горгидас. - В моем мире жрецы не очень-то любят сознаваться в своем незнании. - Какой гордыней, должно быть, обладают ваши жрецы! Что может быть хуже этой претензии на всезнание! Такой человек ставит себя на одну доску с богом! - Нейпос покачал головой. - Благодарение Фосу, я не настолько наивен. Мне еще так много предстоит узнать! Кстати, друзья мои, хотелось бы взглянуть на те мечи, которым мы обязаны вашему появлению здесь. Марк и Виридовикс обменялись быстрыми взглядами. Ни один из них не прикасался к оружию другого со дня прибытия в Видессос. Но повода отказать в такой простой просьбе не было. Оба начали медленно вытаскивать мечи из ножен. - Остановись, - сказал Марк, делая Виридовиксу знак. - Не хватало еще, чтобы они снова соприкоснулись! - Ты прав, - согласился галл, вложив свой меч в ножны. - Одного раза вполне хватило. Нейпос взял меч римлянина и поднес его к глиняному светильнику. - Пока что все очень обыкновенно, - неуверенно пробормотал он. - Я не чувствую никакой потусторонней энергии. Ничто не пытается выбросить меня в неизвестность... Впрочем, на это я не жалуюсь. Кроме того, что на клинке выбиты странные иероглифы, это не более, чем обычный меч, немного более грубый, чем другие. Что означают эти знаки? Заклинания? - Не имею ни малейшего представления, - ответил Скаурус. - Это кельтский меч, сделанный мастерами народа Виридовикса. Я добыл его как трофей и взял себе, потому что он лучше и длиннее, чем большинство римских мечей. - А, понимаю. Скажи, Виридовикс, ты не мог бы прочитать надписи на клинке и сказать мне, что они означают? Галл в замешательстве подергал свой рыжий ус. - Боюсь, что не смогу. Мой народ не очень грамотен, в отличие от римлян и, как я понимаю, видессиан. Только друиды - ты назвал бы их жрецами - знают эти символы, а я никогда не был жрецом и, по правде говоря, не очень сожалею об этом. На моем мече такие же знаки. Посмотри, если хочешь убедиться. Но когда он стал вытаскивать меч из ножен, руны на нем загорелись золотым пламенем. На мече Марка они тоже засветились. - Назад! - крикнул Марк в испуге. Он выхватил свой меч из рук Нейпоса и сутул его в ножны. В течение нескольких секунд он чувствовал, что меч как бы сопротивляется ему, но еще миг - и он успокоился. В комнате воцарилось напряженное молчание. Холодный пот выступил на лбу Нейпоса. Он сказал, обращаясь к Горгидасу: - В подобных вещах я действительно профан, но, говоря словами вашего друга, - не жалею об этом. Он засмеялся, но голос его дрожал, и смех гулко разнесся по казарме. Вскоре Нейпос нашел предлог для того, чтобы поскорее уйти, и удалился, едва попрощавшись. - Вот это я называю ставить силки на кролика и найти в них медведя, - сказал Гай Филипп, но и его голос казался каким-то чужим. Почти все римляне и Марк в том числе легли спать рано. Трибун устроился поудобнее и медленно погрузился в сон. Жесткое шерстяное одеяло раздражало его, но перед тем как заснуть он подумал о том, что такой ночлег - все же лучше, чем ничего. Трибун проснулся рано - его разбудили голоса людей, препиравшихся друг с другом перед входом в казарму. Он накинул плащ, взял перевязь с мечом и, протирая сонные глаза, вышел узнать, что случилось. - Мне очень жаль, господин, - говорил римский часовой, - но вы не сможете увидеть командира, пока он не проснется. Он и его напарник скрестили копья, не позволяя незваному гостю войти. - Чтоб вас изжарил Фос, я же говорю, что это срочное дело! - взорвался Нефон Комнос. - Неужели я должен... Ох, вот и ты, Скаурус. Мне нужно срочно поговорить с тобой, а твои твердолобые часовые меня не пускают. - Они выполняют приказ. Гней, Манлий, все в порядке. - Он повернулся к Комносу. - Если ты хотел меня видеть, то я здесь. Давай поговорим по дороге, пусть мои люди выспятся. Все еще сердито ворча, Комнос согласился. Камни мостовой были прохладными, и идти но ним босиком было сущее удовольствие, Марк вдохнул свежий утренний воздух - такой приятный после душной казармы. Приветствуя первые утренние лучи, запел жаворонок, сверкая золотым и красным оперением. Скаурус невольно улыбнулся, услышав эту песенку. Он не спешил завязать разговор, и медленно шел, любуясь мрамором дворцов, отражавшим солнечные лучи, замечая тонкую паутину на листьях... Если Комнос хочет поговорить с ним, то пусть первый и начинает. Так он и сделал, прерывая молчание. - Скаурус, во имя Фоса, кто дал тебе право колотить моих людей? Римлянин остановился, не веря своим ушам. - Ты имеешь в виду вчерашних часовых у императорского дворца? - А кого еще? - сердито буркнул Комнос. - Мы в Видессосе, знаешь ли, не очень любим, когда наемники дерутся с местными солдатами. Не для того я привел тебя сюда. Когда я увидел твоих легионеров в Имбросе, вы сразу мне понравились. Подтянутые, дисциплинированные, совсем не похожие на толпу варваров. - Так тебе не нравится, что наемник поколотил видессианского солдата? Комнос нетерпеливо кивнул. - Хорошо, а как тебе понравится, что твои прекрасные видессианские солдаты спят