Майкл Суэнвик. Дочь железного дракона

---------------------------------------------------------------
   OCR: ONLINE БИБЛИОТЕКА http://www.bestlibrary.ru ? http://www.bestlibrary.ru
---------------------------------------------------------------


     Т<i>ЭСС КИССИНДЖЕР И БОБУ  УОЛТЕРСУ, которые и не подозревали, что я украл
часть их историй</i>


        Глава 1

     В  ту  ночь,  когда  дети,  собравшись,  приговорили  к  смерти  своего
надзирателя, она и  решила, еще сама не  осознав этого, украсть  дракона  и.
улететь.
     Вся ее жизнь с  тех пор, как она себя помнила, прошла на заводе паровых
драконов. Каждое утро, едва забрезжит, ее и  других заводских  детей вели из
пятого, спального, корпуса в столовую и после наспех  проглоченного завтрака
разводили по цехам. Обычно ее посылали в шлифовальный  цех на протирку или в
двенадцатый  корпус,  где  черные  железные  туловища  проходили контроль  и
смазку,  прежде  чем отправиться в сборочный  цех.  В трубы,  извивающиеся в
железном брюхе, не смог бы пролезть взрослый, это  была ее  работа - ползать
по этим мрачным лабиринтам, чистя их  щеткой и потом  смазывая. Она работала
до  заката,  а  случалось и  дольше,  когда  дракона  требовалось  выпустить
особенно срочно.
     Она была украденным человеческим ребенком. Звали ее Джейн.
     Хуже всего был  литейный цех. Летом  там стояла удушающая  жара,  а  уж
когда шла плавка,  жаркая волна, бьющая от вагранки, сбивала с ног, как удар
кулака. Зимой же там было невыносимо холодно, в разбитые окна врывался снег,
а пол  покрывался  слоем инея. Там работали свинолюди, сильные,  мускулистые
твари, покрытые черной шерстью, со злобно поблескивающими красными глазками.
Они не владели речью. За долгие десятилетия, что их опалял волшебный огонь и
леденило железо, их мозги спеклись в золу. Джейн боялась их даже больше, чем
расплавленного  металла,  который   они   заливали   в  формы,  больше,  чем
безжалостных машин, которыми они управляли.
     В  тот  хмурый  вечер  она  вернулась  из  раскаленной  литейки  совсем
разбитая, не было сил даже  поесть. Плотно завернувшись в тонкое одеяло, она
провалилась в путаницу бессвязных сновидений. Она протирала какие-то детали,
и вдруг  стены цеха  пошли  вниз,  или это пол подскочил вверх,  как поршень
какого-то  гигантского  двигателя.  Она   кинулась  бежать,  спряталась  под
кровать,  заползла в  свой  тайник  за  дощатой  стенной обшивкой, где  она,
бывало, совсем маленькой пряталась от  приставаний Крутого. И только она его
вспомнила, как Крутой тут же и появился  и стал с  грубым смехом тыкать ей в
лицо трехногой жабой. Она снова  побежала, а он гнался за ней через лабиринт
подвалов, по лестнице, через котельную и механический цех.
     Потом сумятица  сменилась спокойными картинами.  Она играла в  каких-то
необъятных просторах, на широкой  зеленой лужайке. Это  был знакомый сон, он
часто ей снился. В этих зеленых местах было что-то  странно  родное. Это был
Дом.  Здесь о ней заботились и  кормили досыта, здесь она  ходила в чистых и
новых платьях, и никто  не требовал от нее работы в цеху по двенадцать часов
в день. У нее даже были игрушки.
     А потом, как всегда, сон  омрачился. Она прыгала через скакалку посреди
обширного, заросшего травой пространства и вдруг  почувствовала,  что кто-то
крадется рядом, кто-то чужой. Белые дома на краю  лужайки выглядели спокойно
и мирно,  но чувство, что недобрый взгляд следит за нею, усилилось. Какие-то
злые силы прятались  под землей, собирались группами за деревьями, заползали
под  камни. Джейн  уронила свою скакалку,  испуганно оглянулась и закричала.
Она звала кого-то, но теперь никак не могла вспомнить кого...
     Небо разорвалось.
     - Кончай дрыхнуть, -  нетерпеливо шептал Крутой. -  Мы собираемся нынче
ночью. Надо решать, как быть с Ходулей.
     Она  проснулась  с колотящимся сердцем.  Мысли ее путались,  она и рада
была  убежать  из  своего сна,  и  жалела о нем.  Глаза Крутого  светились в
темноте холодным лунным сиянием. Он навалился  на  койку,  вдавив  ей в  бок
костлявые  колени и  дыша  в лицо запахом ильмовой коры  и прелых листьев. -
Подвинься, ты меня в бок толкаешь.
     Он улыбнулся и щипнул ее за плечо.
     Она его отпихнула. И все-таки видеть Крутого было приятно.  Они дружили
давно, ссорились  и мирились, и Джейн знала, что  он хоть и развязен и груб,
но зато не злой.
     - А что надо решить про Ходулю?
     - Вот об этом и будем говорить, дурочка!
     - Я устала, - проворчала  она. - Я целый день работала, мне не до ваших
глупостей. Не хочешь говорить - не надо, я буду спать.
     Его лицо побелело, он сжал руку в кулак:
     -  Это  что, бунт?  Я тут  главный.  Будешь делать, что  я говорю.  Как
миленькая будешь слушаться, поняла?
     Джейн и Крутой какое-то время смотрели друг на друга  в упор. Он был из
шишиг, правда нечистокровный, его родичи еще каких-нибудь сто лет назад были
лесными дикарями,  которые  вылезали  из чащобы, только чтобы  подкрасться и
выхватить  табуретку из-под зада зазевавшейся коровницы или подпороть шов на
мешке с мукой,  чтобы он лопнул, когда его  взвалят на плечи.  Ума они  были
невеликого, но  прыткие  и  падкие на всякие  пакости, как  крысы. На заводе
Крутой  собирал металлолом,  и никто не сомневался,  что он здесь  выживет и
благополучно отработает положенные годы.
     Наконец Джейн опустила голову. Не стоит с ним связываться.
     Когда  она  подняла  взгляд. Крутого  рядом  уже не было, он отправился
будить  остальных. Завернувшись в одеяло, как в плащ, Джейн пошла за ним. Со
всех  сторон слышалось тихое шлепанье и шарканье ног и лап, быстрое дыхание.
Дети собирались в центре комнаты.
     Холстина достала краденый огарок свечи и воткнула  его  в  широкую щель
между покоробленными  досками  пола. Дети  встали  вокруг на коленях. Крутой
тихонько произнес какое-то слово, из кончика пальца у него выскочила искра и
подожгла фитиль.
     Пламя  свечи  подрагивало,  притягивая  взгляды  и отбрасывая на  стены
отсветы; их  буйная  пляска была  похожа на флатландскую  Вальпургиеву ночь.
Отраженные огоньки  прыгали в двадцати трех зрачках. Дети собрались все, все
двенадцать, -  если, конечно, мальчик-тень  тоже был  тут. Он обычно  таился
где-нибудь  рядом,  ускользая  от  большинства  световых лучей  и  полностью
поглощая  остальные, так  что  ни один  шальной  фотон  не  мог  выдать  его
присутствие.
     Торжественно и важно Крутой объявил:
     - Блюгг должен умереть.
     Он  вытащил  из кармана своей коротенькой куртки тряпичную  куклу.  Она
была сделана  кое-как, грубо сметана через край, с двумя большими пуговицами
вместо глаз. Проведенная углем прямая черта изображала рот. Но какая-то сила
в  ней была, и несколько  ребятишек поменьше закрыли в  страхе глаза, почуяв
идущую от куклы волну ненависти.
     - Это Зобатка сделала. У нее и ведьмина кровь была.
     Сидящая с ним рядом Зобатка кивнула с несчастным видом. Эта  кукла была
у нее самым драгоценным сокровищем,  и лишь только Богиня знала, как Крутому
удалось ее выманить. Он повертел куклу над  пламеНем. - Мы прочли молитвы  и
сбрызнули ее  ведьминой кровью. Теперь надо достать  Блюгговы ногти  или еще
что, зашить ей в пузо и спалить в печке.
     - Это же убийство! - возмутилась Джейн. Колючка хихикнула.
     - Я серьезно! Убивать нельзя. И вообще, что за глупости!
     Колючка,  как и Ходуля,  была из переменщиков и, как  все  переменщики,
умом  не блистала. Джейн давно усвоила, что  Колючку  только одним  способом
можно заставить молчать: говорить непосредственно с ней, уверенно и громко.
     - Что это  даст?  Даже если и выйдет, в чем я сомневаюсь, они  же этого
так  не  оставят. Будет следствие.  И  если даже  каким-то  чудом  ничего не
узнают, то просто поставят на его  место кого-нибудь  еще  хуже. К  чему его
убивать?
     Это должно было их убедить.  Но, к удивлению Джейн, они тихо, но упрямо
застрекотали, будто сверчки.
     - Он работать заставляет без передышки!
     - Дерется!
     - Ненавижу старого хорька!
     -  Убить, - слабо продребезжал мальчик-тень над самым ее  ухом. - Убить
вонючку! - Она повернулась, но его там не было.
     - Тихо! - Крутой бросил на Джейн презрительный взгляд. -  Убить  Блюгга
нам придется, другого выхода нет. Иди сюда, Ходуля!
     Ходуля, сидя, подъехал ближе. Ноги  у него были  длиннющие -  когда  он
сидел, колени торчали выше головы. Он  вытащил ногу из деревянного башмака и
сладко почесался за ухом.
     - Ну-ка, наклонись!
     Молодой  переменщик, тощий  и  костлявый,  послушно наклонился.  Крутой
одной  рукой пригнул ему  голову пониже, а другой  раздвинул  прямые тусклые
волосы.
     - Видите, перья пробиваются!
     Он вздернул Ходулину  голову  и потеребил его  за острый  и  длинный, в
локоть длиной, нос, чтобы показать, как тот ороговел.
     - А  пальцы на  ногах  у него  посмотрите! Не  пальцы уже, а  настоящие
когти.
     Дети, отпихивая друг друга, потянулись смотреть. Ходуля помаргивал,  но
терпел. Наконец Холстина фыркнула и сказала:
     - Ну и что?
     - А то! Возраст его подходит, не видишь? На  нос посмотри, на глаза! Да
он же еще до Новой Луны переменится! А тогда... - Он драматически замолчал.
     - Что  тогда? - Шелестящий,  как  ночной ветерок,  голос  мальчика-тени
теперь раздавался из-за плеча Колючки.
     - Тогда он летать сможет! - с торжеством в голосе воскликнул Крутой.  -
Перелетит через стену и все! Не вернется больше! Освободится.
     Свобода!  Джейн  задумалась. Сидя  на пятках,  она откинулась  назад  и
представила, как Ходуля неуклюже хлопает крыльями в осеннем зелено-бронзовом
небе.  Картина  эта ее  захватила.  Выше,  выше,  над  стеной,  над  колючей
проволокой!  И  вот корпуса  завода  и  сортировочная стремительно пропадают
внизу, а  он  взмывает все  выше  -  выше, чем дым  из труб,  -  все выше  в
раздвигающееся перед  ним небо, выше самой Дамы Луны! И  никогда, никогда не
вернется!
     Конечно,   такого   быть   не   могло.   Только   драконы   со   своими
полулюдьми-пилотами могли покинуть завод по воздуху. Остальных, как рабочих,
так и начальство, удерживали внутри высокие стены, а  у  ворот - стражники и
громадный  чугунный  Часохрон.  И  все же в  этот момент она ощутила в  себе
какое-то новое стремление. Она вдруг поняла, что если и  не свобода, то хотя
бы  мысль  о  свободе  возможна,  и  желание  освободиться  заявило  о  себе
непререкаемо  и  властно.  Что-то  в  ней  пробудилось,  в  глубинах  мозга,
встрепенулось и огляделось вокруг с угрюмым интересом.
     Мгновенное головокружение, тошнота - и вот она снова в удушающе тесном,
лишенном света  пространстве, в утробе  завода паровых драконов, в маленькой
спальне на третьем этаже  пятого корпуса,  зажатого между складом модельного
цеха и кучей песка под навесом, и между нею и небом лежат пыльные стропила и
толевая крыша.
     -  Ну,  улетит,  - угрюмо сказала Холстина.  Ее  хвост недовольно ходил
взад-вперед. -  Что ж, теперь мы, выходит, должны порадовать его на прощание
тем, что убьем Блюгга?
     Ей не полагалось так нагло разговаривать, и Крутой  стукнул  ее кулаком
по плечу:
     -  Дура прыщавая!  Клизма! Что ж  ты думаешь, Блюгг не заметил, что ли?
Ясно, он принесет Богине жертву, чтоб перемены не было!
     Никто на это ничего не ответил. Джейн неохотно спросила:
     - Что за жертву?
     Он сжал  в кулак между ног  одну руку, а  другой  изобразил серп, потом
сделал быстрое режущее движение серпом и уронил руку.
     - Дошло?
     Джейн  не  поняла, но  не  хотела  в этом  признаваться. Покраснев, она
протянула:
     - А-а-а!
     -  Ну вот, а  я подсмотрел  за Блюггом. Когда нет плавки, он  в полдень
идет к себе в  кабинет.  Оттуда  он  следит  за нами в  окно и стрижет  свои
грязные когтищи. У  него такой  нож  громадный!  Он  ногти свои срезает  под
корень - ив пепельницу. А когда все срежет, то заворачивает  в бумажку - и в
печь, чтобы никто, никак... Но я его отвлеку! Тогда Джейн войдет в кабинет и
стырит  пару обрезков. Только не больше!  - Он строго  посмотрел на Джейн. -
Заметит еще!
     - Я? - вскрикнула Джейн. - Почему я?
     - По  кочану. Против нас у него дверь защищена. А ты другой крови. Тебе
его обереги нипочем.
     - Спасибо за доверие, - произнесла Джейн. - Но я не буду. Нельзя этого,
я уже сказала почему.  - Несколько детишек поменьше угрожающе надвинулись на
нее. - Что хотите говорите, вы меня не заставите!  Пусть для вас  кто другой
старается.
     - Да не  упрямься ты! Подумай только, как мы будем тебе все благодарны!
-  Крутой  опустился  на  одно колено,  склонился  к ней  и  смешно задвигал
бровями. - Век твоим обожателем верным буду!
     - Ни за что!
     Ходуле трудно было следить за разговором.  Все переменщики были такие -
чем ближе к  зрелости, тем глупее. Насупив брови, он  повернулся к Крутому и
неуверенно проговорил:
     - Я что, не полечу?
     Крутой отвернулся и в сердцах плюнул на пол:
     - Нет, не полетишь! Если Джейн не передумает.
     Ходуля заплакал.
     Сначала он всхлипывал очень тихо, потом все громче и  наконец,  откинув
голову,  отчаянно  завыл. Дети навалились на него  в ужасе, зажали рот.  Его
рыдания стали глуше, потом прекратились совсем.
     Все затаили дыхание, слушая, не заскрипят  ли расшатанные ступеньки под
тяжелыми шагами  Блюгга, не дойдет ли до них его  всегдашний запах - спертый
дух злобы и с трудом удерживаемого гнева. Даже Крутой перепугался.
     Но все было тихо. Только киберпсы храпели на проходной, да беспрестанно
шуршали, ворочались и позвякивали цепями драконы на сортировочной,  а где-то
далеко-далеко чуть слышно названивали полуночные колокола в  честь какого-то
лесного празднества. Блюгг не проснулся.
     Дети успокоились.
     Какие они были несчастные, какие голодные, как они дрожали! Джейн стало
жалко  их  всех, и  себя в том  числе.  И тут  какая-то сила, неотличимая от
отчаяния, вошла в нее, наполнив решимостью, как  будто она, Джейн, была лишь
формой,  которую вдруг заполнил  раскаленный металл. Новая цель  зажгла  ее.
Джейн поняла,  что,  если она хочет когда-нибудь стать свободной,  надо быть
бесстрашной и сильной, а с детской мягкостью придется расстаться. И она дала
себе клятву, душой своей поклялась, что сделает ради освобождения все - все,
что потребуется, самое страшное, самое подлое, самое жестокое.
     - Ладно! - сказала она. - Сделаю!
     -  Хорошо. -  Даже  не  кивнув в знак  благодарности,  Крутой  начал  в
подробностях объяснять свой замысел, каждому давая задание. Кончив, он опять
пробормотал что-то неразборчивое и провел рукой над пламенем. Свеча погасла.
     Любой из них  мог бы  задуть пламя одним движением  губ.  Но  это  было
неинтересно.

     <b>***

     Черная литейка  была  вторым  по  площади цехом на всем  заводе.  Здесь
железо разливалось по формам неуязвимых туловищ и прочих, непроницаемых  для
магии частей тела великих  драконов. В бетонных  ямах держали зеленый песок,
мыльные  смеси  и  формовочную глину.  Под  потолком  медленно двигались  по
направляющим краны, и октябрьское солнце пронизывало косыми лучами  пляшущую
в воздухе пыль, неустанно вздымаемую громадными вентиляторами.
     В полдень  старая озерная водяница развезла на  тележке завтраки. Джейн
получила бутерброд в пластиковой упаковке и бумажный стаканчик  с тепловатым
грейпфрутовым соком.  Она стащила  рабочие рукавицы и  отправилась  со своей
едой  к уютной грязной нише в стене,  рядом с деревянным ящиком, заполненным
железными  деталями  -  наваленными  вперемешку  когтями,  чешуей, зубчатыми
колесиками.
     Джейн села поудобнее, поставила рядом стаканчик с соком и разгладила на
коленях  грубую посконную  юбку. Закрыв глаза, она представила себе облачные
чертоги  высоких  эльфов. Знатные  господа  и дамы  сидят за длинным столом,
белеют  на  мраморе  кружева  их  манжет,  и  возвышаются  длинные  свечи  в
серебряных  канделябрах. У дам такие красивые имена: фата Эльспета  или фата
Моргана,  нежные, сладкозвучные  голоса,  и  смех  их звенит  колокольчиком.
Обращаясь к ней, они называют ее "фата Джейн".  А это  эльфийский  принц. Он
протягивает ей чашу  с  изысканными  сластями, и  взор его обещает любовь  и
приключения...  Рабы-гномы сыплют  на пол вместо нарезанного  камыша  охапки
цветов. Она  откусила от бутерброда и стала жевать, медленно-медленно, чтобы
надольше хватило.
     А рядом, в оконной  арке, вытянул  шею ее собственный верховой орел. На
нем драгоценное седло с каменьями. Ему не терпится взлететь. У него свирепый
взгляд  и  клюв острый  как бритва. Никто, кроме нее, не осмелится  на  него
сесть, но с нею он такой ласковый и послушный! Зовут его...
     Кто-то наступил ей на ногу.
     - Ой! - Джейн вскочила, опрокинув стаканчик с соком, и увидела Крутого.
Он  прошел мимо, волоча на  спине  мешок с металлоломом.  Перерыв  на второй
завтрак проходил в две смены и для Крутого еще не начался.
     -  Не спать, тупица! Приготовилась!  - прошипел  он уголком рта. Потом,
чтобы сгладить грубость, улыбнулся и подмигнул. Вот только улыбка получилась
у него  какая-то  тусклая, неуверенная. Если бы Джейн знала его  похуже,  то
подумала бы, что Крутой боится.
     Он скрылся.
     Ее мечтательное  настроение  исчезло. Она  почти уже позабыла про дикий
замысел Крутого, а теперь  все вспомнилось снова. И сразу ей стало ясно, что
ничего из этого не получится. Ее поймают и накажут. Но идти на попятный было
нельзя никак, она ведь дала слово.
     Вдоль той стены  литейного цеха, что была дальше всего от вагранки, шли
одна  за  другой застекленные кабинки-кабинеты  цехового  начальства.  Джейн
сунула остатки бутерброда  в  карман  рабочего  передника  и выглянула из-за
ящика. Ей были хорошо видны Блюггова кабинка и сам Блюгг. Он сидел за столом
с сигарой в зубах и перелистывал журнал в глянцевой обложке.
     Блюгг был плотен, тяжел, низколоб и мордаст. Его тонкие редеющие волосы
висели как попало, за ними он не следил, но вот пара круто завитых  бараньих
рожек была  предметом  его гордости.  По особым случаям он  их  полировал  и
покрывал лаком, а в честь Нового года золотил кончики. После этого несколько
недель в их бороздках и неровностях поблескивали остатки позолоты.
     - Эй!
     Джейн  обернулась.   В   нише,  где  она  только   что  сидела,  маячил
мальчик-тень, размытая фигурка, с трудом различимая даже в  ярком полуденном
свете.
     - Крутой послал, - прошелестел он. - Буду стоять на атасе.
     Джейн не смогла разобрать выражение его лица, но голос его дрожал.
     Ей стало нехорошо. Она ужасно боялась.
     - Я не могу... - начала она и решилась договорить: - Я просто...
     Вдруг какой-то рев разорвал  тишину полдня. Все вокруг забегали,  роняя
на пол инструменты, толкаясь и суетясь, залезая на  ящики, чтобы разглядеть,
в чем  дело. Многие бежали к  вагранкам. Что-то случилось. Джейн смотрела на
суматоху, ничего не понимая.
     Внезапно все стало ясно.
     Крутой, заливаясь идиотским хохотом, мочился на ногу Молотобойца.
     Великан  яростно  вопил.  Это  был  песчаный  тролль,  самое  громадное
создание на заводе,  и  его-то  выбрал  Крутой  для  своих  шуточек. В  этом
проявилась типичная для  него трезвость расчета, ведь Песчаник был не только
больше,  но и неповоротливее всех остальных. И все  равно затея была безумно
опасная.
     Наконец  до  Песчаника  дошло,  что  можно  поднять  ногу  и  раздавить
крохотного обидчика. Пол сотрясся.
     Крутой, смеясь, отскочил в сторону.
     Разъяренный гигант, насупив  брови, мотал  башкой  и тупо  озирался  по
сторонам.  И тут его взгляд  уперся  в  трехтонную кувалду,  что  лежала  на
наковальне.  На  грубом   лице  появилось  подобие  мысли.  Огромная  лапища
потянулась к кувалде.
     - Давай! - Мальчик-тень нетерпеливо махнул в сторону Блюггова кабинета.
Там было пусто, дверь распахнута настежь, поблизости никого.
     Бах! Кувалда грохнула об пол, по тому месту, где только что был Крутой.
     Сжавшись,   сгорбившись,   Джейн   побежала   через  громадное   пустое
пространство,  отделяющее  ее  от  Блюгговой кабинки.  Ужасаясь  собственной
смелости, она каждое  мгновение ждала,  что ее схватят. Сзади снова  бухнула
кувалда. Пол так задрожал, что подошвам Джейн стало щекотно. И вот она уже в
кабинете. Вбежав в дверь,  она сразу  прыгнула  в сторону, чтобы укрыться за
перегородкой, и выпрямилась, оглядываясь.
     Бах! Кувалда рухнула в третий раз. Все бегали, вопили, визжали.
     В  тесном  кабинетике  было негде  повернуться. На полу грудой валялись
технические  справочники. Мусорная  корзина  была набита до краев. На стенах
висели  мятые, пожухлые,  захватанные грязными пальцами, устаревшие сто  лет
назад производственные схемы  и  графики. Висел плакат  с надписью, "Технику
безопасности  -  на  должную  высоту!".  На  нем   была  изображена  рука  с
укоризненно воздетым указательным пальцем. Палец был забинтован, концы бинта
аккуратно завязаны бантиком. Единственным ярким  пятном был календарь. Голые
русалки,  жирные,  как  стеллеровы   коровы,  нежились  на  скале.  Какое-то
остановившееся мгновение Джейн тупо смотрела на  розовую колышущуюся  плоть,
словно картинка  эта  была  окном  в чужой  и  враждебный  мир. Наконец  она
опомнилась, тряхнула головой, прогоняя наваждение, и подскочила к столу.
     Штампованная  металлическая  пепельница  стояла  на  самом виду.  В ней
дымилась  сигара с обслюнявленным концом.  Джейн осторожно  приподняла двумя
пальцами  вонючую  гадость.  "Скорее!"  -  подумала   она.  В  пепле  лежали
серповидные  пластинки, словно  бы из пожелтелой слоновой кости. Джейн взяла
две, положила на место сигару и повернулась, готовая убежать.
     Но тут взор  ее притянуло что-то зеленое. Она опустила глаза к мусорной
корзине. Из мусора торчала книга. Сама не понимая зачем, Джейн наклонилась и
раздвинула мятые бумажки. Сердце ее заколотилось.
     Гримуар!
     Это  был  толстый  томина  в  крапчато-зеленом  виниловом  переплете  с
эмблемой  компании и  выпуклой  золотой  надписью, которую Джейн прочесть не
могла. Страницы скреплялись тремя  хромовыми болтами, так что их можно  было
легко  вынимать  и  добавлять   новые.   Джейн   смотрела  и   смотрела  как
зачарованная. Наконец она опомнилась. Гримуары не  имели цены. Их было мало,
они все были пронумерованы  и зарегистрированы в главной конторе.  Немыслимо
представить  себе, что один из них мог попасть  сюда,  в кабинет  Блюгга,  и
совсем уже невозможно, чтобы он валялся в корзине для мусора!
     И все же... Потрогать-то его можно?
     Она осторожно прикоснулась к книге. Слабый ток, как от живого существа,
прошел по руке. Книга что-то  ей говорила, по-новому, как никто с ней прежде
не  разговаривал.  Да,  сомнений  не  оставалось,  гримуар   был  настоящий!
Подлинная   магия!  Заговоры!  Волшебное  пламя!  Месть   всем   врагам!  По
предписаниям  этой книги можно  стереть  с  лица земли  целые  города, стать
невидимой, можно  упиваться утонченной жестокостью, вызывать  мертвых, можно
весь ад поставить на колени!
     Долгое,  бесконечно  долгое  мгновение  она   прислушивалась  к  книге,
позволяя ее вкрадчивым  обещаниям  томительно обволакивать душу. Но бумажный
шепот делался все тише и тише и наконец затих.
     Джейн вынула гримуар из корзины.
     Книга была так велика, что ее трудно  было  держать одной  рукой. Джейн
быстро сунула украденные обрезки ногтей в рот, между десной и верхней губой,
и ухватила книгу в охапку.
     Кто-то  негромко, но резко свистнул. Обернувшись, она увидела в  дверях
мальчика-тень. Войти он не мог, не пускали обереги, подвешенные к притолоке.
Он отчаянно махал  ей  руками,  торопя наружу.  Выглянув, она  увидела,  что
Песчаника   уже  успокоили.  Один  из   свинолюдей  держал  Крутого.  Зеваки
расходились  по  своим  местам.  Кое-где  небольшие  группки  еще  обсуждали
происшествие, другие уже возвращались к работе.
     Джейн  выбежала из  кабинки,  сгибаясь под  тяжестью прижатой  к  груди
книги. Бросать добычу она не собиралась. Гримуар принадлежал ей!
     Мальчик-тень  стоял  на  ярком   солнечном  свету,  настолько  видимый,
насколько это было возможно.
     - Ты что так долго? - испуганно прошептал он. - Он же сейчас вернется.
     -  Вот, возьми. - Она сунула ему книгу. - Отнеси это в спальню, быстро,
и спрячь ко мне под одеяло. Мальчик-тень не пошевелился.
     - Да делай же, как я говорю! - воскликнула Джейн. - И не спрашивай ни о
чем, не до того! Чуть не плача, мальчик-тень пробормотал:
     - А как же мой завтрак?
     - Возьми мой! - Джейн вытащила из кармана фартука свой полураздавленный
бутерброд и шмякнула им о гримуар. - Ну, беги!
     Кажется, мальчик-тень сделал какой-то жест - пожал плечами? - перед тем
как исчезнуть.  Джейн  не  видела, как он поворачивается, как  уходит, - его
просто не стало, он растворился в тени.
     Она  поднесла  руку ко рту, чтобы  выплюнуть  Блюгговы  ногти,  и вдруг
заметила,  что  владелец  ногтей смотрит на нее своими  косыми глазами через
весь цех от противоположной стены. Все силы разом ее оставили. Она стояла на
самом виду, неподвижная и беспомощная.
     И  тут Крутой вырвался из  объятий  свиночеловека  и  что-то  прокричал
великану. Взревев от ярости, Песчаник схватил первое, что попалось под руку,
и метнул в ненавистную цель.
     Сверкнула молния.
     Перед  закрытыми  глазами  Джейн продолжала  пылать  струя раскаленного
добела  металла. Снова  поднялся  шум,  прорезаемый криками  ужаса и резкими
словами команд. И мучительно, отчаянно закричал Крутой.
     Пользуясь общим замешательством, Джейн скользнула с места. Через минуту
она уже была  у  своей скамьи и торопливо  натягивала  рукавицы. Может быть,
Блюгг  ее  вовсе  и  не заметил.  А  может, заметил, но тут же  забыл о ней,
отвлеченный случившимся.
     - Ну как, достала? - прошептала Жужелица. Джейн не сразу поняла,  о чем
она. Потом вспомнила, кивнула и выплюнула ногти на ладонь. Жужелица взяла их
и  передала  Коржику,  тот - Малому  Дику, а  дальше  Джейн не  видела.  Она
сыпанула на рукавицу абразивного порошка. Работа сулила безопасность.
     На  другом конце цеха смолкшего Крутого взвалили на тележку  и покатили
прочь.  Сновали домовые в  кожаных касках,  гася пожарчики, занявшиеся тут и
там от разлетевшихся искр. Вода с шипением испарялась. Пахло гарью.
     И рокотал громовыми перекатами смех Песчаника.

     <b>***

     Блюгг  налетел  на них  с почерневшим  от  ярости лицом. Он так  хватил
кулаком по скамье, что чашки с абразивом подскочили.
     - А ну,  встать! - заорал он.  - Встать, когда я.  с вами разговариваю!
Они вразнобой встали.
     -  Вы, мерзкие, дерьмовые, бесполезные... - Его так  распирала  злость,
что он не сразу собрался с мыслями.  - Кто надоумил Крутого это сделать? Вот
что я хочу знать. Кто? А?
     Он схватил Жужелицу  за ухо своей громадной ручищей и так потянул,  что
она с трудом удерживалась на цыпочках. - Говори! - потребовал он, вертя ухо.
Жужелица захныкала:
     - Я... Я думаю, сэр, это он сам... Он такой бешеный.
     - Ба! - Блюгг презрительно оттолкнул Жужелицу и повернулся к Джейн. Над
ней  нависло его  громадное лицо, круглое и  грозное, словно лунный  лик. Ее
окатило сладковатой гнилью его дыхания,  запахом пота -  не прозрачно-едким,
как у Крутого или у мальчика-тени, но тяжелой, кислой вонью взрослого самца.
Джейн видела его желтые,  стершиеся, почерневшие у корней  зубы. Между двумя
передними   торчал   застрявший   кусок  тухлятины,  притягивая   взгляд   с
гипнотической силой. Джейн не могла ни отвернуться, ни закрыть глаз.
     -  А ты... -  начал  он.  Но, не договорив,  мотнул,  как  бык, тяжелой
головой  и  обратился  ко всем:  - Небось  думаете, что можете подложить мне
свинью? Испортить карьеру?
     У них от страха язык отнялся.
     -  Ну  так  вот,  зарубите  себе  на носу. Я вам не  добрый идиот-дядя,
которому можно гадить на голову. Если будете портить мне жизнь, то я так вам
ее испорчу... Вы даже представить себе не можете, как испорчу!
     Он навис над ними, оглядывая  каждого. Потом  похлопал себя по  толстой
заднице.
     - Если будете валять дурака, начальство возьмет меня за это место, так?
Ну так если они возьмутся за меня здесь, я за вас тоже возьмусь здесь! - При
слове  "здесь" он  каждый раз вилял задом,  угрожающе оттопырив палец,  -  в
другое время это могло бы их насмешить, но сейчас им делалось только жутко.
     - Ну как, я понятно говорю?
     Они стояли перед ним и молча дрожали.
     - Я спрашиваю: вам понятно?
     - Да, сэр!
     Он долго смотрел на них  тяжелым  немигающим взглядом. От усилия стоять
неподвижно у Джейн задергался мускул на ноге. Она не сомневалась, что сейчас
он спросит, как она смела зайти в его кабинет. Волна отчаяния поднималась из
глубины ее  тела, такая мощная,  что Джейн знала: хлынув из глаз, эта  волна
затопит все вокруг, весь цех.
     - Вы, козявки паршивые! -  произнес наконец Блюгг. - Чего мне  хочется,
так это передушить  вас всех  голыми руками. Может, я  так  и  сделаю,  и не
думайте, что кто-нибудь по вас заплачет. Проку от вас никакого, только жрете
как свиньи да прохлаждаетесь целый день!
     Он прошел вдоль скамьи, заглядывая каждому в глаза. Когда дошла очередь
до Джейн, ей опять показалось, что сейчас  Блюгг спросит, что  она делала  в
кабинете, но он снова ничего не сказал.
     - Ладно,  - буркнул  он  наконец, -  строиться  по  росту и  марш через
восточный выход. Двойной... А где тень?
     -  Здесь, сэр, -  прошуршал  мальчик-тень. Джейн  вздрогнула  -  она не
заметила, что он стоял рядом.
     Блюгг, покачиваясь на каблуках, оглядывал скамью и упивался их страхом.
     - Двойной перерыв! -  рявкнул он. -  У  меня будет для вас спецзадание,
дрянь вы этакая! Шагом марш!
     Быстрым шагом,  чертыхаясь каждую минуту,  он  повел их через восточный
выход,  мимо  загрузочных  тупиков  и  кузнечных  мастерских.  Там  пришлось
обходить колонну автопогрузчиков, и они пошли через старый шлифовальный цех.
Когда-то  это  был просто  крытый  двор,  соединяющий  строгальный  отсек  с
механическим  цехом,  потом его  дооборудовали,  а  когда  шлифовальный  цех
получил новое здание, разделили на подсобные помещения.
     Блюгг все еще ничего не говорил Джейн, и в ней  зашевелилась  крохотная
надежда, что он забыл и все обойдется...
     - Эй,  ты!  -  Он сгреб ее  за  воротник,  едва не задушив,  и  быстрым
движением ноги распахнул боковую дверь. - Подождешь здесь! Если тебя тут  не
будет,  когда я приду... догадайся, что я  тогда с тобой сделаю! Он втолкнул
ее в комнату и захлопнул дверь. Шарканье торопливых детских шагов удалялось.
Наконец наступила полная тишина.


        Глава 2

     В  комнате  никого  не  было. Целую  стену занимало большое,  до самого
потолка,  окно.  Стекла  были   замазаны  беспорядочными  штрихами  серой  и
тускло-синей краски - считалось, что  это повышает производительность труда,
сводя к минимуму отвлекающие факторы. Окно  все же пропускало немного света,
по-зимнему  слабого,  не дающего  тени.  И  только  у  краев переплета,  где
остались незакрашенные места, свет сиял нестерпимо ярко.
     Под   окном   проходила   длинная   полка,  заставленная   лабораторным
оборудованием.  Мерцали  экраны  трех  осциллографов  с  медленно  ползущими
угловатыми  синусоидами.  Сброшенные  в  спешке  белые  халаты болтались  на
вешалках  или  просто  валялись на высоких  табуретах, как  будто работающие
здесь техномаги среднего звена разом снялись с места  и  выбежали по тревоге
на аварию.  На испытательном стенде в  дальнем углу Джейн увидела большое, с
нее ростом, глазное яблоко дракона последней модели. Клик!  Глаз качнулся  и
посмотрел на Джейн.
     Она испуганно вздрогнула. Потом попыталась представить, какое ей грозит
наказание, и не смогла. Одно ясно - ей будет плохо! Она медленно прошлась по
комнате,   звук  ее  шагов  отражался   эхом   от  потолка.   Драконий  глаз
поворачивался ей вслед.
     Неужели Крутой погиб?  Все  вышло  даже хуже, чем  она предчувствовала.
Она-то думала, что Крутой выйдет сухим из воды и расплачиваться придется ей.
Уж лучше бы так и случилось!
     Шло время,  Блюгга все не было. Лаборанты тоже не возвращались. Сначала
Джейн ждала их  со страхом,  понимая,  что ее спросят, почему она  здесь,  и
объяснениям могут  не поверить. Потом  ей стало так тоскливо от одиночества,
что  она  стала  мечтать  о  том, чтобы  хоть  кто-нибудь да  явился.  Тоска
сменилась отчаянием,  и  наконец пришло  угрюмое  безразличие. Ей стало  все
равно, вернется ли  сюда кто или нет. Она превратилась  в набор  ощущений, в
наблюдателя, равнодушно воспринимающего кучку металлических опилок на полке,
резиновый запах озона от вольтметров, блеск истертых  сидений на табуретках.
Без нее все это лишилось бы существования, потускнело, истаяло, обратилось в
ничто.
     Время шло. В  комнате мало-помалу  делалось  темнее  и  холоднее. Перед
самым   наступлением   темноты   кто-то   прошелся   по   коридору,   щелкая
выключателями, и на потолке замигали люминесцентные трубки.
     У Джейн тупо ныло в животе. Такая тоска охватила ее, что даже заплакать
не было сил. Живот разбаливался все сильнее.  В сотый  раз она мерила шагами
комнату, и  драконий  глаз  снова  и снова  поворачивался  ей вслед.  Она не
представляла  себе,  который час, но не сомневалась,  что время  ужина давно
миновало.
     Дверь распахнулась.
     Вошел  Блюгг. Он казался усталым и озабоченным. Серая  рабочая  рубашка
промокла под мышками, из закатанных рукавов торчали толстые волосатые  руки.
Драконий глаз, моргнув, остро на него глянул.
     - Что ты делала в моем кабинете?
     Как  ни странно, Блюгг, задавая  свой вопрос,  на Джейн  не смотрел. Он
хмуро глядел на покрытый резьбой кристалл на шнурке, который держал в руке.
     - Я только...
     Ее рука  невольно поднялась ко рту,  губы вытянулись.  Это  был тот  же
самый жест, на  котором  застиг ее у дверей  кабинета взгляд Блюгга. В ужасе
она отдернула руку и спрятала за спину.
     Блюгг  не  сводил  с нее  тяжелого немигающего  взора.  Потом  медленно
улыбнулся.
     - Плохая девочка! - сказал он. - Ты у меня в мусоре рылась.
     - Нет! - отчаянно  закричала Джейн. - Я ничего не взяла, честное слово,
я ничего не взяла!
     Блюгг спрятал кристалл в пластиковый футляр и  сунул в  карман рубашки.
Потом протянул руку и взял Джейн за подбородок.
     Его  улыбка   стала   туманной,   зловеще-мечтательной.   Он   медленно
поворачивал ее голову, разглядывая лицо.
     - М-м-м! - Его взгляд опустился к нагруднику рабочего передника  Джейн.
Ноздри  раздулись. - Рылась  в  корзине,  да? Апельсиновые зернышки,  крошки
хлеба? Почему бы и нет? Здоровый, молодой аппетит, что тут такого!
     Это было  еще  страшнее  угроз, в  которых  по  крайней мере  был  хоть
какой-то смысл. Джейн тупо смотрела на Блюгга, ничего не понимая.
     Он положил ей на плечи руки, медленно повертел ее туда-сюда.
     - Сколько ты уже  у меня работаешь? Немало лет, верно? Как время летит!
Совсем большая девочка  стала.  Пора уже тебя немножко продвинуть. Я как раз
собирался  писать  заявление,  что  мне  нужен  курьер.  Как   бы  это  тебе
понравилось, а?
     - Что, сэр?
     - Да ладно там, сэр да сэр! Дело-то простое. -  Он вдруг как-то странно
на нее посмотрел и повел носом. - Тьфу! Да у тебя кровь идет! Неряха!
     - Кровь? - ничего не понимая, повторила Джейн.
     Блюгг ткнул коротким толстым пальцем ей в ногу:
     - Вот!
     Джейн посмотрела туда. По  ноге  и вправду текла струйка крови.  Теперь
Джейн почувствовала ее след на бедре, горячий, щекотный...
     Все ее  искусственное самообладание улетучилось.  Внезапное, колдовское
появление раны на теле  дало  прорваться страху и всем дурным предчувствиям.
Джейн заплакала в голос.
     - Тьфу, пакость! - Блюгг состроил гримасу. - И почему мне так не везет?
- Он с  отвращением толкнул ее к  двери. - Иди, иди! Иди  в медпункт, сестра
скажет, что тебе делать.

     <b>***

     - Поздравляю! - сказала сестра. - Ты теперь взрослая.
     Сестра была старая и угрюмая.  У нее  были свиные глаза, крысиный нос и
ослиные уши. Она показала Джейн, как пользоваться прокладками.  Потом прочла
маленькую лекцию о личной гигиене, выдала  две  аспиринины и  велела  идти в
спальню.
     Крутой был уже там. Он лежал в койке с забинтованной головой и бредил.
     - Левого глаза он, считай, лишился,  - сказала Холстина. -  Если вообще
выживет. Сказали, если этой ночью не помрет, то, может, будет жить.
     Джейн робко прикоснулась к плечу Крутого.  Ей было страшно его трогать,
он был какой-то восковой и холодный.
     - Новое  поколение  выбирает  пепси, - пробормотал он.  - Неповторимый,
устойчивый вкус! Джейн отдернула руку как от огня.
     - За ним я ухаживаю, так что ты не  лезь! -  Холстина суетливо огладила
одеяло. В ее  голосе звенел вызов.  Она  уперла руки  в  бока, выпрямилась и
взглянула на Джейн, ожидая ответного вызова. И когда Джейн промолчала, нагло
ухмыльнулась: - А тебе спать пора. Что, нет?
     Джейн молча кивнула и пошла в свой  угол. Гримуар ждал ее. Мальчик-тень
сунул его под одеяло, как она  велела. Джейн разделась, стараясь не спешить,
и  шмыгнула  в  постель,  следя,  чтобы  никто  не увидел книгу. Она  обняла
гримуар, и словно слабый электрический ток пронзил ее тело. Странное, совсем
новое чувство овладело ею.
     Этой ночью детям долго не удавалось заснуть. Крутой  метался,  стонал и
бормотал  в  забытьи.  Им  было  и  жаль его,  и страшно.  Некоторые  малыши
перебрались  в  койки к своим  друзьям и  тесно  прижались к  ним. Даже дети
постарше  долго  вертелись,  вздыхая  и невольно  взглядывая  на  мечущегося
Крутого.
     Но наконец все  уснули. Не спала только Джейн. Стараясь не шуметь,  она
осторожно  выскользнула   из-под  одеяла  и  юркнула  под  кровать.  Отыскав
сломанную доску, она  пролезла  в  крохотный тайник между спальней  и стеной
сарая с песком. Там было темно и грязно, но не душно, потому что перегородки
не доходили до потолка. Ее пронзил холодный сквозняк, она  задрожала. Но все
же  было не  настолько холодно, чтобы  рисковать  возвращаться  за  платьем.
Нащупав гримуар, она потянула его за собой.
     Крутой застонал. Потом произнес ясным и звонким голосом:
     - Отборные овощи, куриное филе с сыром - и тефлоновая сковородка!
     У Джейн от неожиданности перехватило дыхание.
     -  Неизменно  превосходный результат!  Страшно  было  слушать,  как  он
разговаривает с  черной  пустотой  в  разгар ночи. Джейн  кое-как  приладила
сломанную доску на место и перестала его слышать.
     Усевшись  на пол,  она примостила  гримуар на  коленях и  раскрыла его.
Страницы  казались  в  темноте  темными  и  безжизненными,  но  буквы  слабо
серебрились и скользили  под пальцами. Джейн заметила, что если очень сильно
сосредоточиться,  то общий смысл, словно чуть слышный шепот, доходит до нее,
хотя  каждое  слово  в  отдельности  остается   непонятным.  Она  пролистала
сравнительную  таблицу  компрессионного  давления,  дальше  шли коэффициенты
допустимого  растяжения  для  цилиндров.  Джейн  помедлила  над  параметрами
калибровки кристаллов, потом стала листать дальше, надеясь, что пальцы верно
передадут ей, о чем говорят страницы. Наконец она нашла то, что искала.
     Это была глава об  управлении драконами. До этой  минуты она  и сама не
знала,  что  ищет. Только теперь,  лаская пальцами  схемы, где  таинственные
значки обозначали конденсаторы,  потенциометры, сопротивления  и заземления,
наклоняя голову, чтобы потереться щекой о страницу, впитывая запах  бумаги и
типографской краски, - только теперь она поняла, что  вся ее жизнь с раннего
детства имела одну только цель: украсть дракона.
     В  тайнике  было  тесно,  стены  давили на  плечи -  но  она  ничего не
замечала. Она  видела лишь одно:  черных быстрокрылых  драконов. То, что всю
жизнь было у  нее перед  глазами, незамечаемое,  стало  явным и главным. Она
слышала  ультразвуковой,  раздирающий небо рев  этих  тварей,  переполняемых
яростью и бензином,  чувствовала  их  сокрушающую гравитацию мощь,  огненное
дыхание. И  она видела себя на одном  из них, она  летела с ним  все дальше,
дальше...
     Но сначала  надо изучить гримуар. Она должна понять, как подчинить себе
дракона.
     Шли часы, а Джейн не могла оторваться от  книги. Она  ласкала глазами и
пальцами каждый знак, впивала, запоминала, усваивала. Только сигнал  побудки
заставил  ее поднять  голову.  Пора было идти  завтракать. Она  выползла  из
тайника и стала в строй, зевающая, чуть живая от усталости, счастливая.
     На следующую ночь первый раз в жизни дракон с ней заговорил.

     <b>***

     Через три дня Джейн, Колючку  и Холстину отвели в механический цех. Все
рабочие  места  там  оказались  заняты,  и,  полаявшись  некоторое  время  с
мастером,  Блюгг  сунул под мышку ящик  с  зубчатыми  колесиками и  повел их
наверх. Под потолком  цех опоясывала  галерея, разделенная на мелкие отсеки.
Там все было завалено, но наконец  Блюгг все-таки нашел для них место, между
деревянной лестницей и кирпичной трубой  промышленного  перегонного куба. Он
усадил их на шаткую скамью, велел стирать с колесиков смазку и ушел.
     Здесь окна тоже были закрашены,  но белой ли краской, серой или зеленой
- под  многолетним слоем  пыли было  уже невозможно  различить. Фрамуга была
навечно  открыта,  их  обдавало   холодом.  Правда,  под  лестницей  пыхтела
керосиновая буржуйка, но тепла от нее было мало.
     - Ну-ка, поменяемся местами, - потребовала Холстина, едва Блюгг ушел. -
Нам с Колючкой надо поближе к печке.
     Джейн хотела отказаться.  Но Холстина вечно жаловалась на холод.  Может
быть, она  и вправду  мерзла  больше  других. Колючка  противно заулыбалась.
Джейн  решила  не связываться и  уступить. Она  молча  встала  и  перешла на
дальний край скамьи.
     Колесики  были величиной с серебряные монетки,  но много тоньше. Мелкие
зубчики кололись и щекотались,  если взяться  за край. Прозрачная коричневая
смазка  застыла  и  оттиралась   с  трудом.  Они  работали  старательно,  не
отрываясь, зная, что Блюгг в любой момент может возникнуть с проверкой.
     Но часы шли, а Блюгг ни разу не появился. Про них, похоже, забыли.
     Джейн, работая, неподвижным взглядом глядела перед собой. Ее мысли были
заняты  гримуаром и драконьим  голосом, который то ли мерещился  ей,  то  ли
действительно  говорил с нею по ночам. Ей виделись черный глянец  драконьего
тела, его обтекаемые линии. Жестокое могущество, бездушная сила, беспощадная
скорость! И собственные руки на горле этой твари, руки, повелевающие грозной
машиной...
     Холстина шумно вздохнула.
     Наверху, там, где в открытое окно вливался тускло-серебристый солнечный
свет, затрепетали крылья. Холстина подняла глаза и вскрикнула:
     - Жабьи яйца!
     - Жабьи яйца? - недоумевающе повторила Колючка. - О чем это ты?
     - Там, под крышей. У них там гнезда.
     Холстина  влезла на  скамью,  поднялась на цыпочки  и  насколько смогла
вытянула  за окно руку. Ее хвост нетерпеливо подергивался. На скате крыши, с
внутренней стороны, виднелись какие-то темные нашлепки.
     - Тьфу ты, не достать!
     - Никаких  яиц сейчас  быть не может, -  заявила Джейн. <i>-</i> Кто же кладет
яйца осенью?
     - Жабы. Весной  они тоже кладут, но те вылупляются. А осенняя кладка  в
запас,  чтобы  им было  чем  полакомиться  в день  Новой  Луны.  -  Холстина
взглянула вниз, и  ее  широкий  рот растянулся загадочной  улыбкой. - Ну-ка,
Джейн, полезай сюда, достань мне яичек.
     - Я плохо лазаю. Попроси Жужелицу, или Малого Дика, или...
     - Да  их  же  здесь  нету!  -  Холстина  переглянулась  с  Колючкой,  и
переменщица внезапно вцепилась в Джейн, подняла и подбросила вверх. Холстина
подхватила девочку.  Обе они были очень сильные.  Со смехом, держа  Джейн за
ноги, они высунули ее в окно.
     Ящик перевернулся, зубчатые колесики раскатились по полу.
     - Вот улета-а-ет моя ра-адость! - запела Холстина.
     Джейн изо всех сил цеплялась за оконную раму. Ледяной ветер бил в лицо,
высекая слезы из глаз. Она видела двор  с гаревым покрытием, громаду шестого
корпуса, тяжелые тучи в небе. Внизу, чуть в  стороне, тянулась толевая крыша
какого-то сарая. Лететь до нее было самое малое метров десять.
     -  О святая Матерь! - выдохнула Джейн. Она отчаянно боролась,  чтобы не
выпасть.
     Но грубые, безжалостные руки оторвали ее пальцы  от оконного переплета.
Резкий  толчок  отправил  ее  в пустоту.  Джейн отчаянно  замахала руками  и
закрыла глаза, боясь, что ее стошнит. Она пыталась снова ухватиться за раму.
Вес  ее почти  целиком  приходился на край распахнутой фрамуги.  Только ноги
были внутри.
     - Не дергайся, а то бросим!
     Она ухватилась  за раму. Хлопья краски осыпались под ее пальцами. Джейн
изо  всех   сил   прижалась  к   стене   здания,   царапая  щеку  о  кирпич.
Гнилостно-сладкий  запах  белого жабьего  помета, облепившего раму  снаружи,
заполнял ноздри. Было ужасно холодно. Ее колотила дрожь.
     - Пожалуйста, Холстиночка, ну пусти, - лепетала Джейн. - Я все для тебя
сделаю, буду твоей лучшей подругой, только пусти...
     - Держи!
     Снизу протянулась рука с полиэтиленовым мешком.
     - Наполни это, и мы тебя спустим.
     У Джейн свалился с ноги башмак.  Она чувствовала, что Колючка стягивает
с  нее  носок.  Острый  коготь  проехал  по  подошве,  задержался  на  самом
чувствительном месте...
     -  Прекрати ее щекотать! Ляпнется еще, и прощай яйца. Эй,  ты, ну, бери
мешок!
     Джейн послушно взяла мешок. Глубоко вздохнув, она открыла глаза. Голова
плыла,  желудок  судорожно  сжимался, и она даже не  сразу  поняла,  на  что
смотрит.  У  нее  перед  глазами была  внутренняя сторона ската  крыши.  Там
лепилось не меньше двух десятков жабьих гнезд,  кособоких бугорчатых шариков
с входными отверстиями у самой поверхности крыши. Гнезда напоминали  неумело
слепленные глиняные горшочки.
     Жабы разлетелись, как только ее голова высунулась в окно. Теперь они, в
сильном возбуждении, порхали поблизости, сердито трепыхая  черными крыльями.
Это были  довольно противные твари, произошедшие  от смешения обычных жаб  с
галками. Подобно своим пернатым прародителям, они были вороваты. Приходилось
периодически уничтожать их гнезда на крышах, потому что жабы питали слабость
ко всему,  что блестит, и, в отличие от большинства  животных, совершенно не
боялись огня.  Они вызвали  не один пожар  из-за  того,  что  крали  горящие
сигареты и волокли к себе в гнезда. Опасные, словом, соседи.
     Вся дрожа, Джейн подняла руку. Она никак не могла достать до гнезда, но
понимала,  что Холстине этого не объяснишь. Глубоко  вздохнув и постаравшись
успокоиться,  она заставила себя подняться над  пустотой. Если  одной  рукой
ухватиться за откинутую  фрамугу,  а  другую вытянуть  изо всех  сил, можно,
пожалуй, достать... Рука протянулась к крыше.
     Гнездо изнутри было выстлано черным пухом, нежным и  гладким на  ощупь.
Джейн нашарила  в глубине гнезда кладку теплых липких яиц. Вытащив их, Джейн
выпрямилась,  вернувшись  к окну, раскрыла  мешок  и бросила туда яйца.  Они
комом упали на дно.
     Яйца в гнезде еще  оставались. Она  снова вытянулась  и стала подбирать
оставшиеся.  На  этот раз  ей досталось  только  полгорсти,  вместе с  двумя
клочками  алюминиевой фольги, осколком стекла и хромированным шурупом. Шуруп
она выронила.
     Второе гнездо. Она торопливо выскребла яйца и уже вытаскивала из гнезда
руку, когда порыв ледяного ветра продул ее насквозь, взметнув кверху платье.
У  нее  хватило  самообладания  не посмотреть  вниз,  но  голова  все  равно
закружилась.  От тоски и страха хотелось плакать, но  она боялась, что, если
начнет, не сможет остановиться.
     В гнезде, кроме яиц,  было еще несколько кусочков фольги и позеленевший
моток  медной  проволоки. Она укололась об  него и испуганно дернулась -  ей
показалось, что кто-то ее укусил.
     - Уже почти полмешка! - крикнула она. - Можно мне спуститься?
     - Мало!
     -  Но мне больше не достать.  Честное  слово!  В  окне  появилось  лицо
Холстины.  Ее  рука,  держащая  Джейн  за  щиколотку, ослабила на  мгновение
хватку,  и  Джейн  вскрикнула  в   ужасе.  Холстина   прищурилась,  оценивая
расстояние.
     - Вон до того еще отлично можешь дотянуться. - Она ткнула пальцем.
     У  Джейн  ныли пальцы.  Силы  оставляли  ее.  В  глазах  мутилось,  так
пристально вглядывалась она  в  край  крыши. Но когда  она закрыла  глаза, в
голове  все  поплыло,  и  пришлось их поскорее  открыть, чтобы  не  потерять
равновесия.
     Изо всех сил она потянулась рукой к гнезду. Нет, не достать!
     - Холстина... - начала она дрожащим голосом.
     - Яйца!
     Оставалось только  одно.  Джейн  еще дальше высунулась из окна, бедрами
опираясь  о край фрамуги. Она  так вытянулась, что слышала хруст собственных
суставов..
     Снова  ее  рука скользнула в  гнездо,  в  нежный и теплый пух.  Изогнув
ладонь, она вытащила яйца.
     Но жабы к этому времени осмелели. Издавая угрожающие каркающе-квакающие
звуки, они  начали наскакивать  на  нее. Одна метнулась ей  прямо в лицо  и,
когда Джейн, защищаясь,  подняла локоть,  ткнулась в плечо тяжелым скользким
комком. Джейн едва не стошнило.
     - Держите мне ноги, - прошептала  она, не  уверенная, что ее слышат, но
не имея сил говорить громче, и снова выпрямилась.
     Вот она уже у окна. Задыхаясь, она вцепилась в переплет.
     Довольно  долго  Джейн была  не в  силах пошевелиться.  Немного придя в
себя, она дрожащей рукой приоткрыла мешок и отправила  туда последнюю порцию
яиц. Блеснуло что-то красное. Она двумя пальцами выудила предмет из мешка.
     Это был рубин.
     Он  имел  форму  шестигранной  призмы   с  посеребренными  основаниями,
величиной  с  сустав   большого  пальца.  Промышленный  кристалл   -  такими
пользовались в  оккультных информационных системах  для хранения и обработки
данных. Этот  камешек,  величиной с карандашный огрызок, стоил, должно быть,
подороже самой Джейн.
     Нести его вниз  было нельзя.  В Холстине  разыграется жадность,  и  она
снова отправит Джейн за окно, на поиски. Джейн  вернула бы камень  в гнездо,
но  ни сил, ни смелости, чтобы тянуться снова, больше не оставалось. А брось
она  камень вниз,  там бы  его  наверняка  подобрали, и  Холстина  сразу  бы
догадалась, в чем дело.
     Край окна весь был облеплен белыми кучками жабьего помета. Джейн сунула
камень в одну из кучек и произнесла:
     - Спускайте меня, вот ваши яйца.

     <b>***

     Она еще  не  успела  сползти  с оконного проема и рухнуть  на скамью, а
Холстина уже вырвала у нее мешок.
     -  Умница Джейни,  Джейнушка,  - тянула  она  противным  голосом, жадно
запуская  руку  в мешок и вываливая Колючке в неторопливо протянутую  ладонь
пригоршню липкой желеобразной  массы. Себе в пасть она тоже  сунула  хорошую
порцию и, восторженно закатив глаза, позволила ей  провалиться внутрь. Потом
пихнула в рот еще.
     Зубчатые  колесики валялись повсюду. С усталым вздохом  Джейн поставила
на место перевернутую коробку и принялась их собирать.
     - Холстина! - не сразу проговорила она. - За что ты меня ненавидишь?
     Холстина криво улыбнулась с набитым ртом. Колючка широко разинула рот -
внутри было желто. Осколки скорлупы прилипли к ее губам.
     - Хочешь немножко? В конце концов, ты ж их достала.
     На глаза Джейн набежали слезы.
     - Я тебе ничего плохого не сделала. Почему ты такая злая?
     Колючка  снова  набила   рот.  Холстина  проглотила  последнее,   потом
вывернула мешок и стала его вылизывать.
     - Говорят, ты будешь у Блюгга курьером, - сказала она.
     - Выскочка! - прошипела Колючка. - Подлиза - вот ты кто!
     - Я не подлиза!
     - А ты хоть знаешь, что он с тобой будет делать? - Холстина сунула руку
Колючке  под юбку, и та, закатив глаза, изобразила  блаженство. - Будешь его
подстилкой.
     Джейн затрясла головой:
     - Как это? Я не понимаю!
     - Не понимаешь? Будет совать свой трулюлю в твою труляля.
     -  Что  ты  болтаешь? Это все  чушь какая-то!  Глаза  Холстины зажглись
темно-красным, как два граната.
     - Ты, святая невинность! Будто бы я не слышу, как ты по ночам вылезаешь
из койки и ползаешь за стенку! Ясно зачем  - чтобы прочистить пальчиком свою
мышью нору!
     - Это неправда!
     - Ах, извините! Конечно, наша человечья мамзель этим не занимается. Она
у нас такая важная, такая гордая! Вот  подожди,  Блюгг тебе  покажет,  что к
чему, тогда и воображай.
     Колючка принялась плясать вокруг  Джейн,  задирая  выше головы  юбку  и
вихляя тощим задом.
     - Мышка в норку, мышка в норку! - запела она.
     - Ты одно только запомни, чистюля! - Холстина сгребла Джейн за воротник
и  больно, рывком, поставила на ноги. - Командую здесь я. Курьер  ты там или
не курьер, ляжешь под него или нет, но меня ты будешь слушаться. Ясно тебе?
     - Да, Холстина, - беспомощно пробормотала Джейн.
     - Он и в рот захочет. Колючка глупо ухмыльнулась.

     <b>***

     Прошла целая неделя, пока  Крутой не начал понемногу приходить  в себя.
Часто его одолевала  слабость,  и он лежал неподвижно, с трудом дыша. Иногда
он плакал. Потом снова начинал бредить.
     - Пролетариям нечего терять,  кроме своих цепей,  - говорил он. -  Лаки
Страйк - настоящая Америка!
     Каждую  ночь, дождавшись,  когда  остальные  заснут,  Джейн  залезала в
тайник в стене  и приникала к гри-муару. Она зачитывалась, пока не впадала в
транс, смесь усталости  со счастливым забытьем,  и  тогда  в  глубине черепа
раздавался голос дракона. Дракон говорил ей,  что  они оба  пленники, что их
жребии  связаны, что они обретут свободу вместе,  когда  улетят  отсюда.  Он
описывал  бесконечные   горные  цепи,  ледяные   озера,  южные   архипелаги,
извивающиеся  как ящерицы,  и  орлиные гнезда, укрытые  высоко  в  горах под
осенними  звездами.  Она  жадно слушала  его речи, засиживаясь в  тайнике до
последнего момента,  с  риском  задремать  и пропустить  побудку и  утреннюю
перекличку.  Она не  знала,  настоящий  ли  дракон  говорит  с  ней  или  ей
мерещится, да и не хотела знать.
     Она плыла по течению и не могла ничего изменить. За ночь она умудрялась
совершенно  забыть  о  Крутом  и  вздрагивала каждый  раз, когда, вылезая из
тайника, упиралась взглядом в его распростертое на постели тело. Бессильный,
покрытый потом,  он  казался чужим,  как  насекомое,  застигнутое  посредине
метаморфозы. Пропитанные гноем бинты слабо  светились, будто  гнилушки, и от
него странно пахло.
     Тогда ее захлестывала вина. Она понимала, что ее место рядом с ним, что
она должна утирать ему  пот, менять повязки, делать все, чтобы облегчить его
страдания. Но он вызывал  у нее отвращение, как гнусные черти из столярки, о
которых говорили, что они людоеды и  пожиратели  испражнений. Она  не  могла
заставить себя подойти к нему.

     <b>***

     Однажды  вечером  дети, вернувшись в  спальню, обнаружили, что Крутой в
сознании и ждет их, полусидя в постели и опираясь о подушку. При виде  их он
сделал слабую гримасу, думая, наверное, что улыбается.
     - Как, уже и назад? А в  мое время мы работали  до упора. Ну и молодежь
нынче пошла. Дети робко столпились у двери.
     - Входите, входите, нечего там топтаться. Это же я, не узнаете?
     Они нехотя подошли поближе.
     - Ну как там у вас дела? Помер Блюгг? Никто не отвечал.
     Крутой забеспокоился:
     - Кукла сработала, нет? Холстина откашлялась.
     - Мы еще не пробовали, - пробормотала она.
     - Трусы!
     Кожа  у него на лице  светилась,  поблескивая,  как пластинки  ядовитых
поганок  из лесной чащи.  Бинты  задубели, их  уже несколько  дней никто  не
менял. Он полузакрыл глаза, потом распахнул снова.
     - Что же вы?
     - Холстина говорила... - начал Ходуля.
     - Что надо дождаться тебя, - поспешила добавите Джейн. Холстина бросила
на  нее быстрый взгляд, который яснее всяких слов говорил: не воображай, что
я тебе благодарна. Хвост ее дернулся. - Чтобы сделать как следует.
     -  Тогда  ладно!  -  Крутой не  почувствовал  лжи,  не  заметил  обмена
взглядами. - Это еще ничего.  -  Он кивнул Ходуле: - Видишь, старик?  Мы про
тебя не забыли!
     Ходуля кивнул в ответ, сразу повеселев.  Его охватил прилив счастья. Он
безгранично верил  Крутому,  верил,  что друг о нем позаботится. Перед лицом
этой  нерассуждающей веры  Джейн призналась себе, что сама она больше в план
Крутого не верит.  Они  всего-навсего дети. Простое, доступное им волшебство
не может  повредить  взрослому. Защита от  таких  посягательств, конечно же,
автоматически полагалась всем надсмотрщикам,  иначе они  умирали  бы  каждый
день.  Блюгг скорее  всего даже и не  заметит, что они на  него  покушаются.
Джейн вздрогнула от внезапного озноба.
     - Тащи-ка  сюда свечку, сейчас все и сделаем, - велел Крутой.  И, когда
Холстина не тронулась с места, прикрикнул: - А ну, шевелись, корова!
     Молодая  хульдра неохотно послушалась. Вставив  огарок в широкую щель в
полу, она  помедлила,  как бы ожидая, что  Крутой  зажжет  его  заклинанием.
Наконец, когда всем стало ясно, что Крутой для этого слишком слаб,  чиркнула
спичкой.
     На конце фитиля затрепетал огонек.
     - Где кукла? - спросил Крутой.
     Покраснев, Зобатка достала  куклу. Крутой провел пальцами по тряпичному
животу, нащупал торчащие острия ногтей Блюгга. Потом передал куклу Ходуле.
     - Давай ты, - распорядился он.
     Ходуля невольно оглянулся на Холстину.
     Она поджала губы, но кивнула.
     - Тихо! - скомандовал Крутой.
     Они   сидели   тихо.   Снаружи   доносились   шум   работающих   машин,
успокоительное  урчание,  постукивание.  Этажом  ниже  негромко  и  ритмично
поскрипывала качалка. Крутой насвистывал "Лесного царя", убыстряя и замедляя
темп в такт ее скрипу.
     - Давай! - прошептал наконец он.
     Ходуля сунул куклу в пламя свечи.
     Кукла была сшита из старых нейлоновых чулок и в огне сразу запузырилась
и   почернела.   Разнеслась   жуткая   вонь.   Потом  с  шипением   занялись
хлопчатобумажные  внутренности.  Ходуля со сдавленным криком  выронил куклу,
отшатнулся и сунул в рот обожженный палец.
     Когда  огонь лизнул куклин живот, у  Джейн онемело во рту.  Она с шумом
глотнула воздух.  Язык  распух и  горел, как  будто она лизнула крапиву.  Ну
конечно,  ведь на  ногтях должны были остаться капли  ее  слюны, и,  значит,
какая-то часть проклятия пришлась на ее долю.
     Может быть, они все-таки убьют Блюгга.
     Зобатка плакала. Но Крутой не обращал на нее внимания. Злобные  огоньки
плясали  в его  глазах. Он выпрямился  в  постели,  сжав кулаки и запрокинув
голову.
     - Ну же! - воскликнул  он. -  Давай подыхай, черт тебя  возьми, подыхай
скорее! - И он залился смехом.
     Жужелица  и Малый  Дик  торопливо затаптывали  огонь, чтобы не устроить
пожар.
     Тут раздались удары в пол, и снизу проревел голос Блюгга:
     - Вы что там затеяли, дряни? Вот я сейчас поднимусь с ремнем!
     Они затихли.
     Через  минуту на лестнице раздались шаги  и в такт им шуршание кожаного
ремня.
     Крутой  был  поражен.  Никто не  смотрел на него, все лица обратились к
Холстине. Она подняла руку и приказала:
     - Все под одеяла! Быстро!
     Они шмыгнули в койки,  вопреки надежде надеясь,  что  обойдется и их не
выпорют. Джейн бросилась  в постель, как и все, но  успела  заметить на лице
Колючки довольную усмешку.
     Крутой больше не был их командиром. Лидерство перешло к Холстине.


        Глава 3

     Дети считали, что во всем виновата Джейн.
     Когда они сожгли куклу,  Джейн слегла  с высокой температурой, у Ходули
на три дня отнялся язык,  у Зобатки высыпали красные пятна  на лице и руках.
(Вдобавок  она впала в глубокое уныние,  но этого  как  раз почти  никто  не
заметил, поскольку она и  всегда-то  была  угрюмая.) Одним словом,  в силе и
губительности  проклятия куклы  сомнений  быть  не  могло,  и,  если  оно не
подействовало на Блюгга, на то, стало быть, имелись причины.
     Холстина, поддерживаемая Колючкой, распустила  слух, что Джейн наложила
в штаны в Блюгговом кабинете и  не взяла ногтей. Ослабленная  болезнью Джейн
защищалась вяло. Мальчик-тень мог бы ее поддержать,  но  он растерялся и  не
знал, кому верить.
     Крутой, конечно, знал правду, он ведь тогда  нащупал  ногти в  куклином
брюхе. Но Крутой молчал. После испытанного в тот вечер подъема сил он впал в
прострацию и  лежал молча, с  пустыми  глазами.  У Джейн не осталось  больше
друзей.
     Новая должность, в которую ее возвел  Блюгг, еще больше  отделила ее от
остальных.  В  знак курьерского  достоинства ей пришлось напялить  оранжевое
одеяние  вроде  жилетки  с  капюшоном.  Жилетка состояла  из  двух полотнищ,
прикрывающих  спину  и  грудь и  стягивающихся на  поясе  черными резинками.
Носить это было неудобно, к тому же Джейн  казалось, что все только на нее и
смотрят.
     Работа была хоть и легкая, но непривычная. Обучение состояло в том, что
она молча  целыми днями ходила  по  пятам за  Блюггом.  "Здесь измерительная
лаборатория",  -  кратко  бросал  он,  или:  "Здесь  выдают абразив,  малыми
емкостями,  и  не  забудь  сохранить  желтый  корешок  квитанции".  Джейн  с
удивлением  увидела,  как  мало  по  сравнению с детьми  работает  Блюгг. По
большей  части  он просто таскался из  цеха в  цех и  везде вел бесконечные,
малопонятные для  нее разговоры, частично  по  делу, но  больше  сплетничал.
Иногда он играл в домино с одним невзрачным коротышкой  из отдела снабжения.
Они неподвижно склонялись над столом, бросая  друг  на  друга подозрительные
взгляды, и жульничали при каждой возможности.
     - Пойди  умойся! - сказал он  ей однажды  в  обеденный перерыв. -  Руки
вымой как следует, под ногтями отчисти. Надо, чтобы ты понравилась.
     - Кому? - спросила она.
     - Кому надо! Любопытная больно. Делай, что говорят, да помалкивай!
     Блюгг пошел с ней в туалет, проследил, чтобы  она хорошенько намылилась
коричневым санитарным мылом, и даже помог ей оттереть пятнышко грязи на ухе,
самолично на него поплевав. Они пробежали через двор под моросящим дождем. У
главных ворот была небольшая приемная. Блюгг постучал в дверь, и они вошли.
     Высокая, элегантная, вся в черном эльфа сидела  и курила, глядя в окно.
Когда они  вошли, она повернула к ним  напудренное  лицо  с впалыми щеками и
ровным сухим голосом спросила:
     - Это она?
     - Она самая, - ответил Блюгг. Эльфа встала.  Она была на полторы головы
выше  Блюгга.  Стуча высокими каблуками, она подошла к Джейн, двумя пальцами
приподняла  ей подбородок  и, критически  прищурясь, повертела  ее  лицо  из
стороны в сторону.
     - Она очень послушная девочка, - масленым голоском забормотал Блюгг.  -
Все  сделает,  что вы  скажете,  только  пальчиком шевельните, повторять  не
придется.
     Джейн неподвижно смотрела эльфе  в  глаза. Они  были холодные, как  две
серые  льдинки,  а кожу вокруг испещряли замысловатым узором  многочисленные
морщины. Эльфа на много лет, на много десятилетий была старше, чем  казалось
с другого конца комнаты. Джейн  вдруг ясно увидела под тонким налетом  плоти
оскал черепа.
     Что-то промелькнуло в лишенных блеска глазах.
     - Ты меня боишься?
     Джейн испуганно помотала головой.
     - А зря.
     Изо  рта  у нее  пахло леденцами и табаком.  В  ушах висели длинные, до
самых плеч, жемчужные  серьги, сделанные в виде извивающихся змей с плоскими
головами.  Холодные пальцы сжимали подбородок все  крепче. На глазах девочки
показались слезы.
     Наконец цепкие пальцы ее отпустили.
     - Я  подумаю,  - проговорила эльфа  и махнула рукой на  дверь. - Можете
идти.
     Блюгг, неизвестно почему, впал в радостное возбуждение.
     -  Ты хоть знаешь, кто это? -  Он почти  захлебывался  от счастья и, не
дожидаясь ответа, выпалил: - Она из Гринлифов! Из тех самых!
     Джейн  почти  сразу забыла  об этой  встрече. Это  был  всего лишь один
непонятный случай из множества столь же непонятных.

     <b>***

     Скоро Крутой  вернулся на работу. Черти из столярки сколотили  для него
тележку  с двумя рукоятками, и, пока он был слаб и  не мог  ходить, Джейн  и
Ходуля, взявшись с двух сторон, отвозили его в цех.
     Однажды вечером, когда они возвращались с работы  в спальный корпус, им
пришлось задержаться у проходной. Они стояли и ждали в  огромной черной тени
Часохрона, а  мимо  них  к  воротам ползла колонна  взрослых  рабочих  - кто
волочил ноги,  кто хромал,  кто  шел  вприпрыжку.  У  них как раз  кончилась
вечерняя  смена,  и  те, кто не  жил внутри заводских  стен, выстраивались в
очередь перед Часохроном, пробивали свою карточку, целовали камень Богини  -
и шли домой.
     Ходуля  с  тоской  смотрел на распахнутые  ворота.  Видны  были  только
парковочная  площадка  да часть пыльной асфальтированной дороги  до  первого
поворота, но он смотрел не отрываясь, словно перед ним раскинулась волшебная
даль Западных островов. Блюгг  подошел сзади и опустил тяжелую руку  ему  на
плечо.
     Ходуля поднял глаза к небу.
     Блюггов широкий рот изогнулся  в  подобии улыбки.  Он выдернул у Ходули
из-под затылка перышко и поднес к своим косым глазам.
     - Гм-м! -  Он  сунул  перышко  в  рот и с выражением гурмана  начал его
посасывать.
     -  А  не  пора ль тебе, голубчик, в лазарет? -  пророкотал он. - Джейн!
Напомнишь мне завтра утром, чтобы я его отвел к док...
     Неизвестно, понял ли Ходуля то, что услышал. Но что-то в нем сломалось.
Пронзительно и отчаянно вскрикнув, он бросил рукоятку тележки и побежал.
     Блюгг, чертыхнувшись, пустился было за  ним. Но он был тяжел и жирен  и
догнать длинноногого  и  прыткого беглеца не мог.  Рабочие только вытаращили
глаза на  промчавшегося мимо них Ходулю. По сравнению с ним все  их движения
казались замедленными, как у мух, увязших в  густой смоле. Джейн, беспомощно
ломая руки, в ужасе глядела ему вслед.
     -  Не надо.  Ходуля! -  закричал  изо  всех сил Крутой, приподнявшись в
тележке. Его лицо залила восковая бледность. - Вернись!
     Но  Ходуля  уже ничего не слышал.  Он бежал, вытянув руки в  стороны, а
рабочие, пораскрывав  рты, неподвижно  таращились  на него.  Вот он  миновал
Часохрон, выскочил в ворота...
     Ходуля был снаружи.
     Его руки,  пока он бежал,  наливались силой, поднимались  выше и  выше.
Тело  менялось,  шея  вытягивалась,  выгибалось  туловище,  тонкими,  словно
палочки, становились ноги.
     - Он стал старше, - прошептал, пораженный, кто-то из малышей.
     - Соображать надо! - прикрикнула на него Холстина. - Это же Часохрон!
     Часохрон  работал  исправно.  Каждый  новый  шаг, отдаляющий Ходулю  от
ворот,  делал  его  старше. Мелькали,  прибавляясь,  дни его жизни,  недели,
месяцы. Ходуля  мгновенно проскочил переходный возраст и  смену  окраски. Он
был уже взрослый.
     И вот он взлетел. Настало чудесное мгновение,  то самое, что вообразила
себе однажды Джейн. Энергично хлопая молодыми крыльями, заливаясь удивленным
смехом, Ходуля поднимался все выше.
     Он был  счастлив.  На  мгновение его скрыл заводской  забор.  Потом  он
показался над воротами. Ходуля летел на восток и быстро удалялся. А потом он
вдруг остановился в  воздухе  и накренился  в сторону.  Крылья его двигались
вяло,  медленно. Рыже-коричневое оперение поседело. Из  крыла выпало  перо и
стало опускаться, кружась. За ним другое. Перья падали и падали, словно снег
шел.
     Ходуля рухнул на землю.
     На  пути в спальный  корпус все  молчали. Даже Блюгг, хоть  и  кипел от
ярости, не находил слов и только бессильно тряс в воздухе кулаком. У Крутого
было каменное лицо.

     <b>***

     Подойдя к своей кровати, Джейн с удивлением обнаружила, что там ее ждет
Крутой, поджав ноги и привалясь  к стене.  На мгновение ее  ударило страхом,
будто электрическим током. Но, прежде чем она успела что-то сказать.  Крутой
судорожно вздрогнул и проговорил тусклым шепотом:
     - С тобой происходит что-то плохое... очень плохое...
     -  Ну-ка,  - сказала она с притворной заботой в  голосе, - пошли,  тебе
надо лечь.
     Она  взяла  его  за  руку  - Крутой был такой  легкий,  шел за ней  так
послушно! - и отвела  на место. Уложила, укрыла  одеялом. Прикасаться к нему
было вовсе не так противно, как она думала.
     -  Нет. Тебе нужно...  - Первый раз за все  время  он  открыл уцелевший
глаз. Там не было ни белка, ни  радужки,  один громадный  зрачок,  бездонная
черная яма, дыра, отверстая в запредельную пустоту. Джейн в страхе выпустила
его руку.
     -  Ходуля... не  один он  вырос. У  меня есть... немного ясновидения...
совсем немного...
     Он  снова  вздрогнул.  Какая-то  мучительная  сила  снизошла  на  него,
перекатывалась  под кожей, грозила расщепить  изнутри  кости. Его  худенькое
тельце дрожало под ее напором, как перенапрягшийся двигатель.
     Справившись со своим страхом, Джейн легла рядом с  ним, под его одеяло,
обняла, прижала к себе. Он был холодный как труп.
     - Ты была у меня во сне, - прохрипел он. - Я тебя видел.
     - Тихо, тихо, молчи!
     - Я потерял  лучшего друга, - сказал он. -  Не хочу потерять тебя. - Он
говорил все тише. Его  голова склонилась на сторону, потом на другую, словно
он  пытался поймать  ускользающую мысль. - Уже виден  свет  в конце туннеля.
Темпы инфляции снижаются. Принцип невмешательства во внутренние дела...
     - Тихо, тихо! - Она крепче прижалась к нему, делясь с ним теплом своего
тела. Странная сила покинула его, и Джейн больше не слушала, что он говорит.
Он лежал, хватая ртом  воздух, обессиленный, потный, бледный. Джейн тихонько
выбралась из-под одеяла и ушла к себе.

     <b>***

     В  этот день  Блюгг велел Джейн кончить работу пораньше и привел  ее  к
себе в комнату. Это была типичная тролличья берлога с черной дубовой мебелью
и обилием пошловатых  глиняных статуэток: крошка-эльф, ворующий яблоки, бык,
похищающий  Европу, и  прочее в том же  духе.  Блюгг поставил Джейн в центре
комнаты  и стал к  ней шумно  принюхиваться.  Поросячьи глазки  его  глядели
довольно.
     - Ладно хоть кровь не  идет! - Он указал на полуоткрытую дверь. - В той
комнате корыто. И мыло. Вымойся как следует.
     За дверью оказался тесный темный чулан с застарелыми запахами  нужника.
Но  там  стояло цинковое корыто с  горячей водой,  а  мыло,  лежащее на краю
корыта,  пахло сиренью. Джейн сбросила одежду  и, стиснув двумя руками мыло,
как рукоятку меча, полезла в воду.
     Мылась  она  неспешно,  думая  о  напалмовых  пушках,   о  баллонах   с
эльфо-пси-газом,  о  ракетах  с  лазерным  управлением  -  обо  всей системе
вооружения дракона. Теперь его голос совсем внятно, хотя и тихо, чуть щекоча
мозг, слышался ей и без гримуара.
     Медленно водя по  телу  душистым мыльным  бруском, чувствуя кожей ласку
теплой  воды, Джейн впала в полудрему. Голос дракона был почти реален. Схема
с переплетающимися проводами плыла у нее перед глазами, как мандала.
     Дракон,  кажется,  требовал,  чтобы  она  не  позволяла  Блюггу  к  ней
прикасаться.
     Джейн ничего  на это не  отвечала. Она знала - что бы  ей этот голос ни
говорил,  реален он или только проекция  ее собственных страхов - неважно, -
все  равно Блюгг сделает с ней все, что захочет. Он сильнее ее, и ничего тут
не поделаешь.
     Ее молчание рассердило дракона. Она словно увидела, как он, уменьшаясь,
скрывается   в  западной  стороне  неба,  а   она  остается  в  одиночестве,
по-прежнему  беспомощная,  пожизненная пленница.  Но  в  драконьем  гневе ей
чувствовался оттенок страха.
     Джейн  осторожно намылила холмик внизу живота -  совсем  недавно на нем
выросли  кудрявые волоски. Потом она выпустила  мыло из рук, и оно с плеском
выскочило на поверхность. Глядя на него, она наклонила  голову  -  один глаз
ушел под  воду, другой смотрел  поверху. Она представила себе, что  корыто -
это корабль,  галеон,  который  сейчас  уплывет  с нею  далеко-далеко.  Вода
зыбилась в такт дыханию. Все вокруг плыло перед глазами.
     Под  тяжелыми  шагами  заскрипел  пол.  Эти звуки воспринимались словно
аккорд - то ухо, что было над водой, слышало громкий,  пронзительный звук, а
для другого, которое скрывала вода, то же  самое звучало мягче и мелодичнее.
Блюггова туша нависла над ней. Она закрыла глаза. Его тень заслонила свет.
     - Все, хватит!
     Она открыла глаза и увидела кривую полуулыбку.
     - Ополоснись, вытрись и одевайся. Нас ждут в Замке.

     <b>***

     Замок  оказался  странноватым  кирпичным  сооружением,  располагающимся
почти в  самом  центре заводской территории.  Построенные позже него корпуса
завода нависли над  ним, лишив его всякой внушительности, но изящества, даже
в  сравнении с ними,  в нем  было столько же, сколько в поставленной на попа
коробке из-под печенья. Всю отделку давно  покрыл  слой заводской копоти,  а
потеки грязи на стенах казались следами пролившихся с крыши слез.
     Дверь  открыла  та самая худощавая эльфа.  Хмуро глянув  на  Джейн, она
впустила ее в дом.
     - Придете через два часа, - бросила она Блюггу и захлопнула дверь перед
самым его носом.
     Молча  повернувшись, она направилась  в глубину дома. Джейн  оставалось
только пойти за ней.
     Внутри дом оказался намного вместительнее, чем казалось  снаружи. Джейн
шла за хозяйкой по узкой и очень высокой галерее, слабо освещаемой люстрами,
которые свисали с  потолка,  как гигантские светящиеся медузы. Поднялись  по
лестнице,  прошли  анфиладу  комнат. Обстановка  была дорогая,  но  какая-то
обшарпанная.  Шелковая  обивка на  кушетках протерлась, кружевные  занавески
казались хрупкими  и  ломкими,  как старая  паутина. К штофным обоям  прочно
пристал застарелый запах  табачного  дыма и средства для полировки мебели  -
как память бесчисленных,  неотличимых  один от другого дней, протекших средь
этих стен.
     За одной из раскрытых  дверей Джейн увидела гостиную,  где  вся  мебель
уютно располагалась на потолке. Полки  с безделушками и  старинные  портреты
висели  на стенах  вверх ногами,  а  в окно был  виден падающий  снизу вверх
дождь. Эльфа нахмурилась.
     - Нам не сюда, - сказала она и решительно захлопнула дверь.
     Наконец  они  пришли в какую-то заброшенную  спальню. Ткань  старинного
балдахина посеклась  и у колец  начала рваться.  Стоящую  на ночном  столике
свечу покрывал.  густой  слой  серой  пыли.  Сама  свеча томно  согнулась  и
перекосилась.
     Эльфа  достала  с  полки  стенного  шкафа  большую  картонную  коробку.
Зашуршала оберточная бумага.
     - Вот, надень! - Эльфа достала из коробки розовое платье.
     Джейн  стала снимать, аккуратно складывая, свою рабочую  одежду.  Эльфа
поморщилась, увидев, какое на ней белье, и достала из ящика шелковый детский
гарнитур.
     - Это тоже надень, - приказала она. Платье было льняное, нежно-розовое,
с рукавами фонариком. На лифе до самой талии шли оборки, вышитые розочками и
зелеными листиками. По краю подола тоже были вышиты розочки.
     Эльфа хмуро курила и смотрела, как Джейн одевается. Она молчала, только
раз обронила: "Молодые не ценят молодости".
     Платье  застегивалось на спине  длинным рядом  жемчужных пуговок. Джейн
кое-как удалось  с ними справиться, но до последней пуговицы на шее  ей было
никак не достать.
     - О Цернунн! - вздохнула эльфа, быстро подошла и застегнула пуговицу. -
Можешь посмотреться в зеркало, - сказала она.
     Джейн заглянула в трюмо на когтистых орлиных лапах и увидела  там нечто
совсем неожиданное. Себя. Грудь ее была туго стянута, отчего бедра выглядели
слишком широкими,  - платье явно было рассчитано на  девочку гораздо младше,
чем Джейн. И все же платье не изменило ее, не убавило лет, но только усилило
и  подчеркнуло  все  то, что  делало  ее самой собою. Она протянула руку,  и
отражение  сделало  то  же,  стремясь  коснуться  ее.  Рука  замерла,  почти
уперевшись в стекло.
     - Извините, сударыня, - робко спросила Джейн, - что я должна делать?
     - Сейчас узнаешь. - Эльфа раскрыла дверь. - Сюда!
     Через пять минут они вошли в  кабинет. В высоком, с арочным перекрытием
камине пылали дрова.  Колонны поддерживали трехсводчатый потолок. Стены были
увешаны картинами и  фотографиями в  золоченых рамах  и  красивых рамках  из
перегородчатой эмали.  Висели также  оленьи рога и  другие охотничьи трофеи,
религиозные символы, полки с книгами, переплетенными в кожу осенних оттенков
-  от желтого  до темно-багрового. Мебели практически не было:  на устланном
коврами и ковриками полу стояли только шезлонг да кресло-качалка.
     В кресле на горе подушек сидел старый и важный эльф, но не качался. Был
он  невероятно древний, коричневый и шишковатый, как старый пень. Смотрел он
прямо перед собой.
     - Батюшка, это малютка Джейн. Она сегодня здесь поиграет.
     Старик на это едва заметно повел глазами.
     -  Вам  ведь  это  приятно? Вы  всегда  любили детей.  Джейн сделала бы
старику реверанс, да не умела.
     Но  этого  от нее, по-видимому, и не  ждали. Она неловко стояла посреди
комнаты. Эльфа вытащила из-за качалки деревянный ящик.
     Старик по-прежнему не шевелился. Только глаза его казались живыми, но и
они ничего не выражали.
     - Извините, пожалуйста,  сударыня, - решилась проговорить  Джейн,  - он
что, болен? Эльфа надменно ответила:
     -  Мой   отец  совершенно   здоров.  Его  имя  Болдуин  де  Болдуин  из
Болдуинов-Гринлифов. И веди себя перед ним  соответственно. Твое присутствие
должно  развлекать  его  по  вечерам.  Если подойдешь,  будешь бывать  здесь
регулярно. Если нет, то нет. Я понятно говорю?
     - Да, сударыня.
     - Можешь называть меня госпожа Гринлиф.
     - Да, госпожа Гринлиф. Деревянный ящик был полон игрушек.
     - Ну что же ты? - сказала госпожа Гринлиф. - Играй, деточка.
     Джейн  неуверенно  склонилась  над  ящиком  и   стала   перебирать  его
содержимое.  Игрушки были разнообразные и великолепные.  Там был,  например,
набор  счетных  палочек,  выложенных  слоновой  костью и  перламутром.  Была
крошечная,   но   действующая  карусель   -  она  бойко  вертелась,  сиденья
покачивались, на ободе красовались  все двенадцать знаков зодиака. Был набор
оловянных  солдатиков  всех родов  войск  вплоть до  лучников и саперов, две
полные  армии  и  во  главе  каждой по  чародею  в  тюрбане.  Был  волшебный
колокольчик - когда в  него звонили, он издавал такие нежные  звуки,  что от
красоты  захватывало   дух,  но,  когда  колокольчик   умолкал,  его  музыка
немедленно забывалась. Были марионетки, был мяч.
     Госпожа  Гринлиф  села  в шезлонг,  развернула  газету и  принялась  за
чтение. Некоторые места она прочитывала вслух, чтобы и отец мог послушать.
     Прошло часа два. Игрушки доставили Джейн меньше радости, чем можно было
бы ожидать.  Она все  время ощущала присутствие старика,  чувствовала спиной
его  неподвижный  взгляд. Этот  взгляд  вбирал  и  поглощал все,  ничего  не
выпуская  наружу. Старика окутывала какая-то зловещая аура, грозное  чувство
непредсказуемой  опасности.  Время от  времени  Джейн  отваживалась  бросить
взгляд в его сторону и  видела ноги в  полосатых брюках  и блестящие кончики
крыльев.  Поднять  глаза выше  она боялась.  Его присутствие  ощущалось  как
близость перегретого парового котла, который, того и гляди, взорвется.
     -  Вот  еще интересная  статья. Дредноуты класса  "Нептун" снимаются  с
производства, а верфи переоборудуют  для  ракетоносцев. У вас ведь, кажется,
есть акции ракетостроительной компании?
     Болдуин молча смотрел в одну точку.

     <b>***

     Было  уже совсем темно, когда  она, переодевшись  в собственную одежду,
собралась уходить. Со странным облегчением покидала она эту душную гостиную,
страшного хозяина  и  госпожу Гринлиф с  ее скучной газетой. Мрачный  Блюгг,
дрожа от холода, ждал на крыльце.
     - Можете  снова привести  ее через  два дня в то  же время,  -  сказала
хозяйка. И с формальной вежливостью добавила: - Примите нашу благодарность.
     Джейн  ждала,  что  Блюгг  закатит ей оплеуху,  а  потом всю  дорогу до
спального корпуса будет ныть, ворчать и пилить ее.  Но  оказалось, что слова
госпожи Гринлиф снова повергли его в эйфорию.
     - Благодарность! - повторял  он. - Вон как! Примите нашу благодарность.
Не каждый день слышишь такое!
     Они  сделали  крюк  через складской двор, потому  что Блюггу вздумалось
зайти в кузнечный цех.  Там в старой печи для обжига жил чертенок, с которым
Блюгг  любил  пропустить рюмочку. Чертенок был  тощий, плюгавый, с кошачьими
усами. Массивный, самоуверенный Блюгг был его кумиром.
     - Ну как, удачно? - спросил чертенок. - Выгорело дело?
     - Еще как! - похвастался Блюгг. - Примите, говорит, мою  благодарность,
представляешь? Мне говорит! Не кто-нибудь, а Гринлиф!
     Они чокнулись, и чертенок стал требовать подробностей.
     Цех был пуст и погружен в полумрак - только в топках  метались багровые
сполохи  да над  печью, жилищем  чертенка, висела  голая  пыльная  лампочка.
Предоставленная самой себе,  Джейн скользнула в тень, нашла  теплый уголок в
уютном углублении печи и присела на кучу золы. Приятно пахло коксовой гарью.
     Она  устала  и  рада  была,  что  никто  на  нее  не   смотрит.  Удобно
откинувшись,  она стала  думать о  драконе. Всю последнюю неделю она изучала
его  электрические  схемы  и  теперь  живо  представила себе  путаницу ярких
серебряных  линий  на  фоне  бархатно-черного   неба.  Она  могла   мысленно
поворачивать  картинку, видеть,  как  провода  сближаются,  перекрещиваются,
обвивают одну ось, потом другую.
     Через  некоторое  время  она  почувствовала  присутствие  дракона.  Как
всегда, он возвестил о себе приливом нервной энергии. Джейн хорошо знала эту
порывистую силу, прогоняющую сон, но не избавляющую от усталости.
     Дракон излучал  тепло. Он был доволен:  она осталась  нетронутой. Был в
его  радости какой-то нечистый  подтекст. Чем  лучше Джейн узнавала дракона,
тем больше понимала,  что он ничуть не лучше  и не  добрее Блюгга или любого
другого из заводских.
     Но у них была общая цель!
     - Он сам не захотел, - прошептала Джейн, не зная, услышит ее дракон или
нет. Из-за печи доносился пьяный хохот приятелей. Пискливое  мышье хихиканье
мешалось с басистыми тролличьими раскатами.
     - От меня ничего не зависело, - добавила она. Но дракон был доволен ею,
он  любил  Джейн. И  тут  ее охватила тревога,  ноги  сами понесли  девочку,
оставаться здесь,  в  темноте  за  печкой,  еще  хоть  одно  мгновение  было
невозможно.
     Легко  и неслышно она поднялась и  пошла. Настало время  встретиться  с
драконом лицом к лицу.


        Глава 4

     Джейн  выскользнула  из  кузницы. Воля  дракона  вела ее, как  кукловод
надетую на  руку куклу. Было холодно, чернела земля. С низкого неба медленно
опускались горькие хлопья снега, первого в этом году.
     Боясь,  что  ее  увидят, Джейн  юркнула в узкую  щель между  кузницей и
сборочным цехом. Дальше, за грудами котельного железа, была сортировочная.
     Там, за  стальным ограждением, ворочались, гремя цепями, драконы. Джейн
кралась мимо, сжавшись, стараясь сделаться как  можно  меньше и  незаметнее.
Она боялась  хищных машин, мучительно  чувствуя их  надменные, злые мысли. В
тени сарая с пропановыми баллонами она  вскарабкалась на забор и спрыгнула с
другой стороны.
     Совсем близко  от нее какой-то дракон коротко всхрапнул, и она отлетела
в сторону, как лист под порывом ветра.
     Драконы  не соизволили заметить крохотную  фигурку,  пробирающуюся мимо
них.  Для драконов, с  их злобной тягой к убийству  и разрушению,  она  была
слишком мелкой добычей.
     Под  ногами  у  нее  хрустела  зола.  Она  шмыгнула  мимо  царственных,
громадных машин в заброшенный угол двора.
     Там, между грудой пропитанных креозотом бревен и  кучей ломаных  ящиков
из-под  снарядов,  громоздился полуразрушенный  корпус  дракона,  наполовину
скрытый  зарослями сухой  прошлогодней  травы, кустами шиповника  и ежевики,
побегами  дикого винограда. Ржавчина проела дыры в его броне. На боку у него
были видны облупившиеся полустертые цифры номера: 7332.
     Джейн застыла на месте, дрожа  от тоски и страха. Не может быть, это не
ее дракон!
     -   Он   же  мертвый!  -  прошептала  она.  Но,  как  ни  больно   было
разочарование,  она знала, что  это он, что  он жив, полоумный  калека,  чья
жизнь еле теплится внутри ржавого тела. Он был жив, ему что-то мерещилось. А
она стала жертвой его безумия, его нелепой мечты о побеге.
     Ей  хотелось  повернуться  и  убежать - убежать далеко-далеко и никогда
больше сюда не возвращаться. Но чужая воля завладела  ею целиком, чужая воля
распоряжалась  телом.  Ноги  сами  поднесли  ее  к  останкам  дракона,  руки
протянулись к лестнице, поднимающейся по его боку. Она  стала подниматься, а
ступени дребезжали у нее под ногами.
     Она шагнула  внутрь кабины, где все было  выжжено,  разрушено, изъедено
ржавчиной. Дверь захлопнулась за ней. Было темно. Пахло гарью и бензином.  В
глубине  корпуса раздался гул. Слабая вибрация сотрясла пол, у нее задрожали
ноги. Воздух стал разогреваться.
     Медленно,   как  будто  невидимая  рука  сдвигает   рычажок   реостата,
высветилась приборная панель. Разлился мягкий зеленоватый свет.
     Кабина преобразилась.
     Исчезли  ржавчина и обугленный  пластик. Появились хромированная сталь,
оптическое   стекло,  засияли  гладкие,  как  черное   дерево,  поверхности.
Бесформенная обгоревшая груда в  центре кабины превратилась в кресло пилота,
мягкое и удобное, обтянутое вишневой кожей.
     Джейн  скользнула в  кресло. Оно подстроилось под ее вес, обняло бедра,
охватило  шею. На  приборной  панели  все  было расположено  точно  так, как
описывал гримуар.  Джейн провела  руками  по рукояткам управления.  С легким
щелчком включились  сервомеханизмы.  Она взялась  за резиновые  рукоятки  на
подлокотниках и повернула их на  четверть оборота.  Две  иглы  безболезненно
вонзились в ее запястья.
     На  голову ей опустился шлем с очками и наушниками.  Теперь она была  в
виртуальной   реальности  и  видела  глазами  дракона,  в  широком  волновом
диапазоне, далеко заходя в недоступные  человеческому  зрению инфракрасную и
ультрафиолетовую части спектра. Двор  виделся ей теперь сплетением оранжевых
и  серебристых  силовых  линий, кирпичный  корпус  цеха  казался аметистовой
скалой. Звезды над головой полыхали красным, оранжевым и зеленым.
     Очень  естественно,  без  всякого  испуга,  она   погрузилась  в  чужие
воспоминания.  Она  летела  над  Лионией  с грузом напалма.  Розовые  облака
теснились в небе над ослепительно изумрудными  джунглями. Она задрожала всем
телом,  ветер засвистел у крыла, когда она на сверхзвуковой скорости сделала
переворот  через  крыло,  чтобы  избежать  удара  противодраконьей  зенитной
ракеты.  Воздух пронизывали радиоволны, несущие  вопли ярости и торжества ее
собратьев  драконов и бесстрастные голоса пилотов,  диктующих координаты. На
горизонте  появилось скопище  черных точек -  на  нее  мчался истребительный
эскадрон противника. Охваченная ликованием, она повернулась навстречу врагу.
     Джейн  дрожала  от возбуждения,  чужие  чувства  переполняли ее.  Почти
плача, она спросила: I - Кто ты?
     Я <i>копье, жаждущее крови.</i>
     Вечная ночь  стояла  здесь,  и армии  сталкивались  в битве, и сознание
дракона поглощало  их всех,  холодное и безбрежное,  как  северный океан. Он
грезил войной, и Джейн тонула в его видениях.  Вот отряд  эльфийских воинов,
улыбающихся  отчаянно  и  блаженно,  потрясает   копьями  над  пирамидой  из
отрубленных голов. Вот шеренга полыхающих факелами троллей. Вот в оптическом
прицеле  ее пушек  видно, как  взлетает  на  воздух  прибрежный  город,  его
стройные башни обрушиваются горами  обломков. Крупные горячие слезы текли по
ее щекам.
     Теперь   она   парила  в  одиночестве  под   облаками,   сияющими  ярче
прожекторов. Воздух был холодный  как лед и разреженный, будто сон. Она, как
и  дракон,  жаждала  крови,  ее  притягивала  красота  жестокости,  жестокая
простота силы.
     -  Нет,  я  спрашиваю:  как  твое  имя?  Внезапно все его  воспоминания
оставили ее. Она сидела, потная и изнеможенная, в кресле пилота. Резкая боль
пронзила  запястья, это  из них вышли иглы. В очки своего  шлема она видела,
как в  дальнем  углу участка  дракон сжался,  грозно подняв когтистую  лапу.
Голос, холодный и резкий, как луч далекой звезды, сказал в наушники:
     - Можешь называть меня семь тысяч триста тридцать второй.
     Джейн чувствовала себя замаранной  драконьими  мыслями и рада была, что
освободилась от  них. И в  то же время  ее тянуло еще  раз погрузиться в эту
стихию, еще раз ощутить  пьянящее чувство свободы, не  ведающей  сомнений  и
колебаний. Она не отрывала глаз от дракона, и желание навсегда улететь с ним
снова охватило ее.
     - Так и будет, - пообещал 7332-й.
     - Правда? - Джейн вдруг остро ощутила, что это невозможно. - Ты снаружи
кажешься таким... ломаным, ржавым.
     - Это  спасительное притворство, моя маленькая избавительница.  Если бы
наши хозяева знали, что я исправен,  они бы докончили то, что начали,  когда
швырнули меня сюда. Я для них слишком опасен.
     Пальцы   Джейн   легонько   пробежались   по   панелям,  лаская   ручки
потенциометров, поглаживая  рукоятки управления, которые  она ночь за  ночью
изучала по гримуару.  И сейчас, когда она видела их не на схеме, а  наяву, у
нее голова пошла кругом от открывающихся возможностей.
     - Можем мы улететь прямо сейчас? - спросила она. Глухой рокот двигателя
отозвался дрожью в ее теле. 7332-й смеялся.
     - Гримуар у  тебя  есть,  начало  положено.  Еще три  ключа -  и  можем
отправляться в любой момент.
     - Три ключа?
     - Первый из них - это рубин с сердцем из хрома.
     -  Я  видела  такой!  -  воскликнула  Джейн в удивлении.  - Я... -  Она
внезапно замолчала, пораженная пришедшей мыслью. - Это ты сделал?
     -  Будь  внимательна  и осторожна.  Времени  у  нас  мало.  Этот  рубин
задействует  мою систему  лазерного  управления. Это  первый ключ. Второй  -
небольшой предмет, похожий на грецкий орех, но медный и холодный на ощупь.
     - Кажется, я видела... - неуверенно сказала Джейн.
     -  Он  лежит  в  коробке  с игрушками  в  кабинете  Болдуина.  -  Джейн
вздрогнула. -  Принесешь  его мне.  В  нем записана  часть моей памяти. Ну а
третий ключ у нас уже есть: это ты.
     - Я?
     - Ты, человечек!  Почему, как ты думаешь, тильвит-теги  вообще похитили
тебя? Чтобы ты гнула спину на заводе? Стоило ради этого трудиться! Нет, тебя
держат  здесь,  только  пока  ты не  вырастешь.  Тогда  тебя  используют  по
назначению. Ты знаешь, что драконы сделаны из холодного железа. У нас черное
стальное сердце. Мы генерируем магнитное  поле,  смертельное для эльфов и их
здешних  подручных.  Они  не  могут  сами  управлять  нами.  Нужен  пилот  с
человеческой кровью.
     - Значит... я буду пилотом? - Это было блестящее будущее, и на  секунду
Джейн, охваченная гордым честолюбием, напрочь забыла о планах побега.
     Дракон рассмеялся. Это был злой смех.
     -  Пилот-человек? Нет, это  невозможно!  Пилоты  должны  быть  достойны
доверия, преданы системе,  связаны  с  нею кровью и  воспитанием.  Управлять
драконами  позволяют только полукровкам. Так что ты  пилотом не будешь. Тебя
предназначили для деторождения.
     Она  не сразу  поняла,  о чем он. А когда поняла, ей показалось, что ее
ударили.  Она  нужна  им   как  породистая  свиноматка!  Рожать  им   детей,
детей-полуэльфов,  которых  будут  отбирать  у нее сразу  после  рождения  и
воспитывать как эльфийских воинов. Ледяной гнев охватил ее.
     - Скажи мне свое имя!
     - Я уже сказал.
     - Это всего лишь твой  серийный  номер. Мне нужно твое  настоящее  имя,
чтобы до конца разобраться в управлении.
     Существовали  сотни  моделей  драконов,  их  список занимал  в гримуаре
множество страниц. Серийный номер сам по себе ни о чем не говорил.
     - Я не смогу управлять тобой, не зная твоего имени.
     - Никаких имен!
     - Но мне нужно!
     В холодном пронзительном шепоте послышался гнев:
     -  Человечек,  ты  забываешься!  Я  велик, а  ты  ничтожна.  Твое  дело
освободить меня; за это я возьму тебя с собой. Помни свое место!
     - Я не  смогу поднять тебя в воздух, если не буду знать твоего имени, -
солгала Джейн. - Так написано в гримуаре.
     Свет погас.
     Джейн  оказалась  в  темноте.  Сервомеханизмы  с  жалобным  подвыванием
отключились. Дверь распахнулась.  Все великолепие исчезло. В холодном лунном
свете кабина  7332-го  снова  была  безжизненной  и  жалкой.  Джейн  стояла,
стряхивая с платья хлопья обгоревшего винила.
     - Я не передумаю! - с вызовом сказала она. - Ты без меня не обойдешься.
Так что, если тебе нужна свобода, ты скажешь мне свое имя.
     Она подождала. Ответа не было. Она ушла.

     <b>***

     Блюгг что-то задумал.
     Джейн о  его замыслах  не  имела понятия,  но бегала по его  поручениям
целыми  днями  -  из  цеха  в  цех,  из  мастерской  в  мастерскую,  даже  в
метафизической  лаборатории у него  находились дела.  То  он  посылал  ее  в
шлифовальный  цех застолбить  на  три дня  сверлильный станок, то  надо было
мчаться в рессорно-пружинную, где одноглазый старик без обоих ушей передавал
для Блюгга  послание в  запечатанном  конверте. (Этот  старик  был  изувечен
давным-давно,  подвергшись  стариннему  телесному  наказанию.  Тогда  же его
разжаловали из инженеров.)  Когда она явилась  на  химический  склад,  чтобы
узнать, сколько там имеется в наличии переступневой мази, на  которую еще не
поступило  заявок,  кладовщик  стащил  с носа очки в металлической оправе  и
подозрительно уставился на нее розовыми глазами:
     -  Интересно,  а зачем  это  Блюггу  понадобилось? Она  неловко  пожала
плечами:
     - Он мне не говорил.
     -   Выслуживается,  ясное  дело!  Слухи  ходят,  что  сам  Болдуин  его
поддерживает. Говорить-то говорят,  но толком никто ничего не  знает. Что уж
тут, порядка у нас никакого, любая деревенщина с тараканами в башке может...
- Он не  договорил. - Слушай, неужто правда, что у него есть ход к Болдуину?
Откуда? Ничтожество же полное...  А  если нету, разве  бы он смел...  Что он
все-таки затеял?
     - Я не знаю.
     - Ну что-то же ты должна знать!
     Кладовщик  был темнокожий  и невероятно тощий, лупоглазый,  с руками  и
ногами как  палочки. Он напоминал сделанных из  прутиков человечков, которых
носят на шестах, а потом поджигают  в ночь  Равноденствия. Наставив на Джейн
длинный палец, он сказал:
     - Подручные  всегда все знают. - Его рот разъехался в гримасе,  которую
сам  он,  надо  думать,  считал  располагающей  улыбкой.  -  Вечно  они  все
вынюхивают, как мышки, своими острыми носами.
     - Да нет...
     - Рассказывай! - Он  хлопнул рукой  по барьеру, за которым сидел. - Это
как-то связано с Гримпке, точно?  С безухим старым жуликом из секции А? - Он
наклонил  голову  и  посмотрел на нее  одним глазом. -  Ну так я и знал! Все
ясно, дело, значит,  в его знаменитой лапе! -  Он откинулся  назад и  хрипло
захохотал.  -  Ну  если твой Блюгг воображает,  что  начальство его  за  это
возлюбит,  то  передай  ему... Скажи  ему,  что...  -  Он повернул голову  и
посмотрел на ряды бочонков  и банок в  ячейках стальных стеллажей. -  Скажи,
что переступня  у  нас  только  полбочонка, а  если  ему  надо больше, пусть
принесет заявку из лаборатории. Уходя, Джейн слышала, как он посмеивается:
     - Надо же, Гримпке в ход пошел! Смех один!

     <b>***

     Когда наступила  ночь и  Джейн заползла в  свой тайник,  она  не  стала
усаживаться в гнездышке, которое  там себе устроила.  Оставив внизу гримуар,
она полезла вверх, упираясь в стенки, находя щербины и неровности, в которые
ставила ноги.  Это  оказалось на  удивление легко. Вскарабкавшись до  самого
верха,  она,  ориентируясь  по  ледяному  сквозняку,  нашла  люк,  служивший
когда-то ходом на крышу.
     Правда, выяснилось,  что  люк заклеен  толем  и  не открывается.  Но ей
нетрудно будет раздобыть нож.

     <b>***

     На следующий день, незадолго  до конца смены, Крутой  изложил  ей новый
план бегства. В это время года  выпуск снижался, работы было мало, но Блюгг,
не желая  отпускать  их  пораньше,  раздал  им  метлы и  банки,  с  чистящим
средством и велел подмести в модельном цехе.
     Все понимали, что это мартышкин труд. Пол, сколоченный сто лет назад из
громадных  дубовых  балок, настолько был истерт и истоптан, между древесными
волокнами  шли  такие  глубокие  борозды и  щели,  что  вымести оттуда  горы
набившейся грязи было немыслимо.
     Так что дети просто делали вид, что работают, а Блюгг  сидел в кабинете
мастера,  оставив  их  на  время в  покое.  Через застекленную  перегородку,
проходящую по всей  длине цеха, Джейн хорошо  было видно эту уютную кабинку,
скромную, чистенькую, с ковриком на полу. Так не похожа была эта кабинка  на
шумные и грязные места, где  приходилось работать ей. Гримпке  тоже был там.
Оба тролля склонились над столом, разглядывая графики.
     - Посмотри-ка сюда!
     Крутой  совал  ей под  нос  мусорное ведро,  полное  грязи  и  катышков
чистящей пасты.
     - Как ты думаешь, куда это пойдет? Джейн оттолкнула грязное ведро:
     - Обратно на пол, куда еще!
     -  Очень остроумно! Ты лучше  послушай. Мы собираем грязь в  эти ведра,
так? Потом  ее  вывалят на  помойку вместе  со  всеми  обрезками,  опилками,
пустыми коробками, канистрами  с  химическими  отходами.  В большие мусорные
ящики.  А  потом  придет грузовик  и заберет  все  из этих ящиков.  И  куда,
по-твоему, повезет?
     - На кухню?
     - Тупая ты  башка! Повезет  через восточные ворота! Дошло?  К Часохрону
даже близко не подойдет. Ясно тебе или нет? Мимо Часохрона не поедет!
     -  Проснись! Ты, значит, хочешь  спрятаться  в  грузовике с  мусором? А
мусородробилку ты там не заметил?  Знаешь, какие у нее зубья? С тебя ростом!
Гам, и нет тебя!
     - Ты это точно знаешь?
     - Проверять не собираюсь и тебе не советую. Крутой задумался:
     -  Ну ладно, предположим,  выйти можно только у Часохрона.  Как  вообще
выходят  с  завода? Пробивают  карточки.  Предположим,  мы  раздобудем  пару
карточек. Если владельцев как-то отвлечь, можно было бы...
     - Без меня. - Джейн энергично замахала метлой.
     - Джейн! - Крутой  бросился к ней  и, оглянувшись, схватил за локоть  и
затащил  ее за  стояк.  -  Джейн, почему  ты против меня?  Ладно, те все  на
стороне Холстины, но ведь тебя-то она ненавидит! Выбирай, за кого ты!
     - Ни за кого я быть не собираюсь. Детский сад все это!
     - Что мне сделать? - с горячностью спросил он. - Что мне сделать, чтобы
ты снова была на моей стороне?
     Он не  отстанет,  поняла  Джейн, не оставит ее  в  покое,  пока она  не
согласится участвовать в его детских затеях. Ну что  же, она  ведь поклялась
сделать все на свете, лишь бы отсюда выбраться. Почему бы ей не использовать
и Крутого?
     - Ладно, согласна. Только сделай для меня одну  вещь.  Ты бываешь  там,
куда  мне  нельзя. Стащи  для меня шестиугольную  гайку. Только девственную,
которой, ни разу не пользовались.
     Крутой остался самим собой. Он осклабился и сделал непристойный жест.
     - Меня уже тошнит  от  твоих шуточек!  Поможешь мне - хорошо,  нет - не
надо.  Но если ты для меня не  хочешь  сделать такой ерунды, то я  тоже ради
тебя рисковать не собираюсь.
     Крутой обиделся:
     - Что я тебе такого сделал? Разве я не был всегда твоим другом?
     Он закрыл глаза и приложил палец к носу.
     - А если я тебе помогу, ты мне точно поможешь? С моим планом?
     - Конечно, - сказала Джейн, - а как же.
     Он ушел, а она, продолжая устало махать метлой, продвигалась  понемногу
к дальнему темному углу  цеха. День был  такой длинный, а  ей еще предстояло
идти  играть  к  госпоже Гринлиф.  Она  очень надеялась, что  Блюгг, занятый
своими делами, не опоздает за ней сегодня, как опаздывал уже три дня подряд,
и ей не придется дожидаться его в прихожей Замка.
     Кто-то  схватил  Джейн за  руку. Холстина!  Она  поджидала  ее здесь, в
полумраке.
     - Ой! - У нее уже вся рука была в  синяках.  Но Холстина только сильнее
сжала ей руку:
     - Ты о чем это там шепталась с Крутым?
     - Ни о чем! - ответила Джейн.
     Холстина долго не сводила с нее холодных,  как свернувшиеся змеи, глаз.
Наконец она отпустила Джейн и отвернулась:
     - Смотри, если что узнаю!

     <b>***

     Неделя  летела за  неделей, давно  уже наступила зима. Блюгговы делишки
продвигались, к нему уже подходили пошептаться персоны начальственного вида,
в хороших костюмах. Он и сам приосанился,  стал тщательнее одеваться, цеплял
на рабочую рубашку галстук-шнурок, завел  привычку  через  день  мыться. А в
неиспользуемом отсеке сборочного цеха  - его законсервировали, когда начался
экономический  спад, - потихоньку монтировали опытный образец драконьей лапы
конструкции Гримпке.
     Во  время одного из  своих  походов в секцию А Джейн  подобрала с  пола
обрезок  зеленой  кожи, выброшенный из  отделочной мастерской.  Там  же  она
подтибрила  обрывок толстой нитки и изогнутую иглу. Ночью она, воруя время у
гримуара, смастерила Крутому повязку на глаз. Это оказалось  не  так просто,
как она думала, так что под конец она обозлилась и не рада была, что начала.
Но, когда она разбудила Крутого и сунула  ему подарок, он так растрогался  и
пришел в такой восторг, что ей стало стыдно.
     - Вот это да! Здорово!
     Он  сел в  кровати,  содрал с головы тряпицу, на одно ужасное мгновение
обнажив страшный шрам на месте, где раньше был  глаз. Потом наклонил голову,
надел повязку и снова стал  прежним Крутым. Только улыбка теперь у него была
кривая, словно  он, стараясь  шире растягивать  рот  с одной  стороны, хотел
уравновесить  асимметрию   верхней  части   лица.   На   повязку   опускался
залихватский чубчик, как у настоящего пирата.
     Он спрыгнул с койки:
     - Где тут у нас зеркало?
     Джейн  покачала   головой,  посмеиваясь  про  себя;   она  тоже  слегка
заразилась  его  весельем.  Зеркал  в  спальном  корпусе  не  полагалось  по
соображениям безопасности.
     Крутой сунул большие пальцы под мышки,  растопырил локти, как крылья, и
поджал, как цапля, одну ногу.
     - Ну, Холстина, теперь берегись! Джейн забеспокоилась:
     - Нет уж, ты, пожалуйста, с ней не связывайся, я тебя очень прошу!
     - Не я же первый начал.
     - Она теперь сильнее тебя.
     - Это из-за ребят, потому что они ей верят. А сама по себе она -  тьфу!
Вот убью Блюгга, и весь мой авторитет вернется.
     - Блюгга не убить.
     - А вот увидишь!
     - Даже слушать не хочу! Ладно, я пошла спать. И она ушла.
     Но  у  нее  было  нехорошее  предчувствие,  что  ее  безобидный подарок
послужит детонатором несчастья.

     <b>***

     Джейн  дежурила  поблизости  от  кабинки  Блюгга,  на  случай если  ему
понадобится. Внезапно примчался Крутой и, подмигнув, сунул ей в руку гайку.
     - Целка? - спросила она.
     - А ты как думаешь? Я что, по-твоему, способен железяку трахнуть?
     - Не груби!
     Быстрым   незаметным  движением  она  сунула   гайку  под  жилетку,  во
внутренний карман платья. У нее открылись незаурядные воровские способности,
нужные жесты получались  сами собой.  Она  сама удивлялась,  как ей нравится
воровать.  Было какое-то мрачное  упоение