мнями. В добрых два человеческих роста глубиной, пожалуй что. Я обвел взглядом тщедушного чумазого человечка, опять увидел ясные серые глаза, ореховый посох у ног. - Так ты можешь находить воду под землей? С помощью ореховой палки? - Ею всего проще. Но бывает, я и без нее чую. - А металл? Ты золото тут отыскал тем же способом? - Один только раз. Зато большой кусок. Вроде обломок какой-то фигуры, наподобие собаки. Хозяин у меня отнял. Теперь, если еще сыщу, ни за что ему не скажу. А так все одна медь, медные монетки. Я их там, наверху, нахожу, в разрушенных домах. - Понятно. - Я задумался о том, что ко времени моего прошлого посещения святилище уже не менее столетия стояло заброшенное, но, когда его строили, наверно, рядом бил источник. - Если ты покажешь мне то место, где есть вода под камнями, получишь немного серебра. Он не тронулся с места. Взгляд его стал подозрительным. - Значит, там и лежит это сокровище, что ты ищешь? - Надеюсь, - с улыбкой ответил я ему. - Но тебе там нечем поживиться, дитя. Ведь, чтобы сдвинуть камни, понадобятся люди с ломами, а они ничего не уделят тебе от своей находки, тогда как я, если ты покажешь мне место, обещаю тебе награду. Он еще немного посидел на камне, болтая босыми ступнями, и о чем-то сосредоточенно думал. Потом засунул руку в складки кожаной юбочки, составлявшей его единственную одежду, извлек на свет и протянул мне на грязной ладони маленькую серебряную монету. - Я уже получил награду, господин. Тут были другие, которые тоже знали про это сокровище. Откуда мне было догадаться, что оно твое? Я показал им, где копать, и они отодвинули камни и забрали ларец. Молчание. Здесь, с подветренной стороны горы, погода была тихая. Залитый солнцем мир закрутился, как волчок, стремительно удаляясь; потом перестал вращаться и вернулся на прежнее место. Я присел на каменную глыбу. - Господин! - Мальчик спрыгнул на землю и прошлепал босыми ногами ко мне. Остановился, немного не дойдя и глядя с опаской, готовый чуть что броситься бегом прочь. - Господин! Если я что не так сделал... - Ты не виноват. Как ты мог знать? Нет, нет, не убегай, расскажи мне, как было дело. Я не причиню тебе зла. Разве я могу? Кто были те люди и давно ли они забрали ларец? Он еще раз с опаской на меня покосился, но, как видно, решился мне поверить. И стал оживленно рассказывать: - Да всего два дня, как они здесь были. Двое мужчин, не знаю, кто такие, но только они рабы. Сопровождали госпожу. - Госпожу? При виде моего лица он попятился на полшага, но дальше отступать не стал. - Ага. Госпожа. Приезжала сюда два дня назад. Волшебница, я думаю. Так прямо и пошла к месту, будто собака к миске с кашей. Совсем почти верно на землю указала и говорит. "Здесь копайте". Те двое давай отваливать камни. А я наверху, вон там, сидел. Вижу, они надрываются, да не туда их повело. Ну, я спустился. Сказал ей, как вот тебе, что могу находить, что скрыто под землей. Она мне: "Прекрасно. Тут где-то кусок металла зарыт. Только я план потеряла. Но точно знаю, где-то здесь. Меня прислал владелец. Если укажешь нам точно, где копать, будет тебе за это серебряная монетка". Я тогда им и показал. Ничего себе, кусок металла! Да моя орешина прямо из рук вырвалась, словно собака кость выхватила. Тут небось золота лежало навалом? - Да уж лежало, - ответил я. - И ты видел, как они выкопали ларец? - Ну да. Я ведь ждал монетку. - Ах, верно. Каков же он был? - Большой такой ящик. - Он обозначил, разведя руки, размеры ларца. - По виду тяжелый. Открывать они его не открывали. Она велела поставить его, а потом вот так наложила на крышку ладони. Говорю тебе, она волшебница. Стоит так, задрала голову и смотрит аж на Снежную гору, вроде бы с духами беседует. Там на вершине один обитает, знаешь? Рассказывают, он когда-то смастерил меч. Этот меч теперь у короля. Его добыл для короля Мерлин, отнял у властелина гор. Слыхал? - Да, - ответил я. - А что потом? - А потом они его унесли. - Куда, ты не видел? - Отчего же, видел. Вниз, к городу. - Он стал ковырять босыми пальцами рыхлую землю, и взгляд его сделался задумчив. - Она сказала, ее прислал владелец. Это была неправда? Таким нежным голосом говорила. А у рабов на одежде - значки с короной. Я подумал, наверно, королева. - И не ошибся. - Я расправил плечи. - Не гляди так, мальчик. Ты ничем не провинился. Наоборот, ты сделал больше, чем многие мужчины на твоем месте: сказал правду. Ты мог промолчать и заработать еще одну серебряную монетку, показал бы мне место и ушел бы своей дорогой. Поэтому я вознагражу тебя, как обещал. Держи. - Но это серебро, господин. И просто так, ни за что? - Совсем нет. Ты сообщил мне весть, которая, быть может, стоит половины королевства, а то и больше. Королевский выкуп, вот как это называется. - Я поднялся на ноги. - Не старайся понять мои слова, дитя. Оставайся здесь с миром, смотри за овцами и найди свое счастье, и боги да пребудут с тобою. - И с тобою, господин, - отозвался он, вытаращив глаза. - Посмотрим, - сказал я, - быть может, они и не оставили меня. Теперь только надо, чтобы они послали мне судно, держащее путь на юг, на котором я мог бы отплыть обратно. И я пошел вниз, а он стоял и изумленно смотрел мне вслед, сжимая в грязном кулаке серебряную монетку. На следующий день в гавань вошел корабль, плывший на юг, и с вечерним отливом пустился в дальнейший путь. Я был на этом корабле и пролежал внизу, беспомощный и страдающий, все пять суток, пока он не доставил меня в Севернский залив. 5 Ветры дули сильные, хотя и переменчивые. Но к тому времени, когда мы достигли Севернского залива, установилась хорошая погода, и мы, не заходя в Маридунум, двинулись к эстуарию Северна. В Сегонтиуме, наведя справки, я узнал, что корабль Моргаузы "Орк" держит путь к Инис Витрину с заходом по крайней мере в два промежуточных порта. А так как, по счастью, мое судно было более быстроходным, им едва ли удастся меня намного опередить. Я, конечно, мог посулить моему шкиперу денег, чтобы он тоже зашел на остров, но там меня сразу же узнали бы и подняли шум, а шума мне желательно было избежать. Если б я только знал, встретив Моргаузу, что в ее руки попали священные предметы из храма Митры и что она по-прежнему обладает в какой-то мере магической силой (в этом, я полагал, можно было довериться мальчику), я бы рискнул отплыть вместе с нею на "Орке", хотя это путешествие могло стоить мне жизни. Когда Артур ожидается обратно, я не знал, но, если я до самого его прибытия буду прятаться, Моргауза встретится с ним раньше меня. Вся надежда моя была на то, чтобы как-то связаться с Вивианой. Я, правда, понимал, чем это может мне грозить. Воскресение из мертвых редко проходит с успехом, как знать, а вдруг и она тоже захочет помешать моей встрече с Артуром, опасаясь, как бы я не занял прежнего места в государстве и в его сердце. Но моя сила перешла к ней. А Грааль принадлежит будущему, и будущее - за ней. Я не мог не предупредить ее, что у нее появилась соперница. Похищение сокровищ Максена грозило бедой, и закрывать на это глаза не приходилось. Но вот, к моей великой радости, наше судно зашло в эстуарий Северна и стало подыматься меж сужающихся берегов вверх по течению. Наконец мы причалили к маленькой пристани при впадении речки Фром. Оттуда вела прямая хорошая дорога до города Акве Сулис, что в пределах Летней страны. На этот раз я оплатил проезд одним из драгоценных камней, сорванных с гробового покрова, и мне еще хватило на то, чтобы купить добрую лошадь, наполнить едой переметные мешки и сменить одежду. Не медля более, я поехал в город. Я полагал, что в этих краях люди едва ли признают во мне знаменитого волшебника Мерлина. За время заточения я сильно отощал, волосы мои все поседели, отросла длинная косматая борода. Но на всякий случай я все-таки решил объезжать хутора и селения стороной и останавливаться в придорожных корчмах. Ночевать под открытым небом я не мог, погода день ото дня становилась все хуже, и путешествие, как и следовало ожидать, давалось мне тяжело. К вечеру первого же дня я совсем обессилел и был рад завернуть в чистенькую корчму, миль пять или шесть не доезжая города Акве Сулис. Прежде чем спросить еды, я поинтересовался, что слышно нового, и узнал, что Артур вернулся в Камелот. На мои вопросы о Вивиане мне тоже отвечали с готовностью, но не столь определенно. "Мерлинова любовь" - так они ее величали. И еще "Королевская волшебница". После чего следовал какой-нибудь захватывающий рассказ; а вот где она теперь находится, никто толком не знал. Один утверждал, что в Камелоте при короле; другой возражал, что она уже месяц как покинула дворец; что-то там такое произошло в Регеде, какая-то история с королевой Морганой и державным мечом короля. Так, стало быть, с Вивианой мне не встретиться; зато Артур дома. Даже если корабль Моргаузы уже пристал к острову, она вполне могла промедлить, а не сразу явиться к королю. И, если я поспешу, я еще, может быть, успею повидать его прежде нее. Я торопясь поел, расплатился, велел слугам седлать моего коня и снова отправился в путь. Правда, сам я устал, но с утра мы проехали всего каких-то десять миль, и конь мой был свеж. Я не гнал его - я знал, что он может скакать хоть до утра. Светила луна, дорога была в исправности, и мы ехали быстро. Добрались до Акве Сулис еще до полуночи. Городские ворота были уже заперты, и я направил коня в объезд под стеной. Два раза меня окликали - стражник у ворот осведомился, что мне здесь надо, и отряд воинов Мельваса хотел меня задержать. Но я показывал фибулу с драконом, коротко говорил: " Дело короля!" - и всякий раз королевский знак или мой уверенный голос оказывали свое действие, и меня пропускали. Через милю или две дорога раздваивалась, и я поехал по той, которая вела на юго-восток. Солнце вкатилось красным кругом на льдистое пустое небо. Передо мной, на мили вперед, тянулась дорога, пересекая холодную холмистую равнину, на которой там и сям белеют, словно кость, известковые обнажения и скрюченные редкие деревья все изогнулись к северо-востоку, послушные штормам. Мой конь то брел шагом, то переходил на тряскую рысь. А я ехал словно во сне, сам не чуя в своей усталости, как ныли мои затекшие члены. Поравнявшись с колодой, где поят лошадей, я из жалости к обеим измученным тварям натянул удила, кинул коню охапку сена из сетки, подвешенной к седлу, а сам, усевшись на край колоды, поел сухих ягод с черным хлебом и медом. День светлел, искрилась изморозь на траве. Было холодно, я разбил корку льда, сковавшую воду в колоде, умыл лицо и руки. Это освежило меня. Я почувствовал, что весь дрожу. Если мы с конем хотим остаться в живых, надо двигаться дальше. Я снова взнуздал его и подвел к колоде, чтобы, забравшись на ее край, сесть в седло. Но тут он вскинул голову, навострил уши; чуть погодя и я услышал стук копыт: кто-то быстрым галопом скакал по дороге - верно, выехал из города, как только отперли ворота. Вскоре я завидел его вдали: молодой всадник гнал во весь опор рослого сизо-чалого скакуна. В ста шагах я разглядел на нем знаки королевского гонца и, спустившись с колоды на землю, вышел на дорогу с поднятой рукой. Он бы не остановился, но дорога в этом месте сужается, зажатая с одной стороны выступом скалы, а с другой - крутым обрывом, да еще поильная колода торчит на повороте. И я, развернув коня, окончательно перегородил ему путь. Всадник натянул удила и, придерживая нетерпеливого скакуна, крикнул: - Ну, что тебе? Если ты ищешь попутчика, приятель, то разве не видишь: я тебе не компания! - Вижу. Ты - гонец короля. Куда скачешь? - В Камелот. - Он был молод, рыжеволос, румян и горяч, как положено рыжим, и открыто гордился своей должностью. Но ответил он мне вполне любезно. - Король возвратился домой, и я должен поспеть туда к завтрашнему утру. А что у тебя случилось, старик, лошадь захромала? Коли так, тебе лучше всего обратиться... - Нет. Я управлюсь, спасибо. Ради такой малости я бы тебя не стал останавливать. Но я хочу, чтобы ты передал от меня кое-что королю. Он выпучил глаза, а потом расхохотался, и его дыхание вырвалось в ледяной воздух белым облаком. - Королю, он говорит! Прошу прощения, добрый господин, но у королевского гонца есть дела поважнее, ему недосуг передавать королю всякие басни от встречных и поперечных. Если ты с прошением, то поезжай назад в Каэрлеон. Король прибудет туда к Рождеству. Ты как раз поспеешь, ежели поторопишься... - Он уже готов был дать шпоры чалому. - Так что сделай милость, освободи дорогу, дай мне проехать. Я не сдвинулся с места. И тихо проговорил: - Ты бы все-таки выслушал меня. Он сердито повернулся и выхватил хлыст. Я подумал, что сейчас он меня переедет. Но он встретился со мною взглядом и так и не произнес того, что было у него на языке. А чалый в предчувствии хлыста рванулся было вперед, но, осаженный, сердито фыркнул, выпуская из ноздрей, словно дракон, белые клубы пара. Всадник кашлянул, вопросительно смерил меня взглядом и снова посмотрел мне в глаза. Я видел, что его недоумение все возрастает. Стараясь не уронить себя и в то же время уступая, он сказал: - Хорошо, господин, я могу тебя выслушать. И я, конечно, согласен захватить, что тебе надо, если только ноша будет не слишком тяжела. Но нам не положено делать работу простых посильных, и я обязав поспеть к месту в срок. - Знаю. Я не стал бы тебя беспокоить, но у меня важное известие для короля, а как ты сам сказал, ты до него доберешься много раньше меня. Сообщи ему вот что: ты обогнал в пути старца, который передал тебе знак; он сказал, что направляется в Камелот повидаться с королем, но едет небыстро, и если король захочет поскорей его увидеть, то должен выехать навстречу. Покажешь, какой дорогой я еду, да непременно скажи, что я заплатил тебе из денег для перевозчика. Теперь повтори, пожалуйста. Эти люди приучены запоминать, что им поручено, слово в слово. Нередко их посылают с вестью те, кто не умеет писать. И он, не размышляя, стал повторять за мной: - Я обогнал в пути старца, который передал мне знак; он сказал, что направляется в Камелот, чтобы повидаться с королем. Но едет небыстро, и если король захочет поскорей его увидеть, то должен... Но послушай, что же это за поручение? Не в своем ты уме, что ли? Ты словно поручаешь мне прислать к тебе короля. Ни много ни мало! Я улыбнулся. - Пусть так. Если тебе очень не по сердцу такое поручение, я, пожалуй, мог бы выразиться и поосторожнее. Но в любом случае позаботься о том, чтобы передать его королю с глазу на глаз. - Еще бы не с глазу на глаз! Послушай, господин, я не ведаю, кто ты такой, наверно, ты важная птица, хотя и не скажешь по виду, но, клянусь богом путников, если ты хочешь послать меня за королем, надо, чтобы знак у тебя был убедительный, да и плата тоже? - Об этом не беспокойся. - Я завернул мою фибулу в виде дракона куском холста и запрятал в коробок. Теперь я передал ее ему вместе со второй золотой монетой, которой были придавлены мои веки в гробнице. При виде золота он выпучил глаза, потом подбросил на ладони коробок. И спросил с сомнением в голосе: - А тут что? - Всего лишь знак, о котором была речь. И повторю еще раз: дело срочное и очень важно, чтобы ты передал королю этот знак, когда останешься с ним один на один. Ладно еще, если при Бедуире, но никого другого при этом быть не должно. Ты меня повял? - Да, но... - Он молниеносным движением кисти и колена отвернул от меня своего чалого, и не успел я протянуть руку, как он уже вскрыл коробок. На ладонь ему выпала моя застежка с драгоценным королевским драконом на золотом поле. - Вот это? Но это же королевский знак! - Да. - Кто ты? - резко спросил он. - Кузен короля. Так что не опасайся передавать королю мое поручение. - У короля нет кузенов, кроме Хоэля Бретонского. Но и Хоэлю не полагается королевский дракон. Один только... - Он вдруг обезголосел, и краска отлила от его щек. - Король догадается, кто я, - сказал я. - Не думай, что я осуждаю тебя за недоверие и за то, что ты вскрыл коробок. Ты верно служишь королю, я скажу ему это. - Ты - Мерлин! - сдавленным шепотом произнес он, облизнув пересохшие губы. - Правда твоя. Теперь ты понимаешь, почему при твоем разговоре с королем никто не должен присутствовать? Король тоже будет потрясен. Не бойся меня. - Но... Но Мерлин умер и похоронен. - Он был бел как мел. Поводья выпали у него из ослабевших пальцев, и чалый, воспользовавшись свободой, сразу опустил голову и начал щипать траву. Я поспешно сказал: - Не урони застежку. Поверь, приятель, я не призрак. Не всякая могила ведет на тот свет. Я хотел такими словами его ободрить, но он только сильнее побледнел, если это еще было возможно. - Милорд. Мы же думали... Ведь все знали... - Считалось, что я умер? Да, я знаю. - Я говорил буднично, деловито. - Но на самом деле я только погрузился в болезненный сон, подобный смерти. А потом очнулся. Только и всего. Теперь я выздоровел и снова поступил на службу к королю... но тайно. Никто не должен этого знать, прежде чем узнает король и побеседует со мной. И я ни перед кем бы не открылся, только перед тобой - личным гонцом короля. Теперь ты понял? Этими словами, как я и рассчитывал, мне удалось вернуть ему уверенность в себе. Румянец снова заиграл у него на щеках, расправились плечи. - Понял, милорд. Король будет очень рад, милорд. Когда ты умер... ну, то есть, когда ты... когда это с тобой случилось, он на три дня заперся ото всех людей и никого не допускал к себе, даже принца Бедуира. Так мне рассказывали. Он разговорился и снова изъяснялся в полный голос, охваченный радостным предвкушением того, как он доставит королю столь добрую весть. Золоту он радовался меньше всего. Поведав мне всю скорбную повесть о том, как почившего Мерлина "оплакивало все королевство, вот ей же богу, господин мой!", он снова натянул удала, чалый оторвался от заиндевелой травы и замотал головой. - Ну, тогда я поехал? - весело и возбужденно сказал мой румяный собеседник. - Когда ты рассчитываешь быть в Камелоте? - Завтра к полудню, если ничего не помешает и будут хорошие подставы. А вернее, что к исходу дня. Но, может, ты приладишь моему коню пару крыльев, если уж на то пошло? Я засмеялся. - Для этого мне надо сначала получше оправиться от болезни. Но вот еще что, прежде чем ты уедешь... Король должен получить еще одно известие. Ты не везешь ли ему из Акве Сулис весть о прибытии королевы Оркнейской? Я слышал, что она держит путь морем на Инис Витрин, надо думать, что к королевскому двору. - Да, это правда. Она уже приехала, то есть высадилась на берег. И теперь направляется в Камелот. Кое-кто говорил, что она не послушает призыва... - А что, разве Верховный король посылал за ней? - Да, господин. Это все знают, я не нарушаю тайны. По правде сказать, я даже побился об заклад и выиграл. Со мной спорили, что она все равно не приедет, даже с охранной грамотой на мальчиков. А я говорил, что приедет. Когда во втором замке Лота сидит Тидваль, человек Артура, куда ж ей деваться, где искать прибежища, если Верховный король пожелает выкурить ее вон? - И вправду, где? - рассеянно, даже растерянно повторил я. Этого я не предвидел и не знал, как объяснить. - Прости, что я задерживаю тебя, но я так давно не слышал никаких новостей. Ты не можешь ли мне объяснить, из-за чего королю вызывать ее к себе, да еще, как я вижу, под угрозой? Он открыл было рот, потом опять закрыл, но наконец все-таки, решив, как видно, что поделиться сведениями с кузеном и недавним первым советником короля не будет преступлением, кивнул и ответил: - Из-за мальчиков, как я понимаю, милорд. В особенности из-за одного, старшего среди пятерых. Королеве было приказано доставить их в Камелот. Старшего среди пятерых. Значит, Вивиана преуспела там, где я потерпел неудачу, - разыскала Мордреда. Вот по какому "делу короля" она отправилась на север! Я поблагодарил гонца и отступил со своею лошадью, освободив ему дорогу. - А теперь в путь, Беллерофонт, скачи во всю прыть и смотри берегись драконов. - Драконов с меня довольно. - Он подобрал поводья и поднял приветственно руку. - Но только меня зовут не так, как ты сейчас сказал. - Как же тебя зовут? - Персей, - ответил он и удивленно поднял брови, когда я рассмеялся. Но потом он и сам рассмеялся вслед за мной, взмахнул хлыстом и пустил чалого в галоп. 6 Можно было больше не торопиться. Даже если Моргауза все-таки доберется до Артура раньше, чем гонец, я все равно уже не мог тут ничего поделать. Меня по-прежнему беспокоило сознание, что она присвоила себе священные предметы, однако главная забота с моих плеч свалилась. Моргауза не застанет Артура врасплох, она явилась сюда по его вызову, и с нею заложники - ее сыновья. А может быть, я смогу поговорить с ним прежде, чем он распорядится судьбой Моргаузы и Мордреда. Я не сомневался, что Артур, лишь только увидит мой знак и выслушает послание, поспешит мне навстречу. Кстати мне попался королевский гонец - я и в расцвете сил не потягался бы скоростью с этими лихими всадниками. И Вивиану теперь тоже разыскивать было не к спеху. Этому я в глубине души тоже радовался. Человеку страшно бывает испытывать судьбу и убеждаться в иных бесспорных истинах. Если бы я мог скрыть от нее, что я жив, я бы, наверное, так и сделал. Мне хотелось хранить в памяти ее слова любви, ее горе о моей кончине, зачем мне наблюдать при ясном свете дня, как она отшатнется от меня живого. Дальше я ехал не спеша и к исходу тихого холодного дня добрался до придорожной корчмы, где и остановился. Других постояльцев там не оказалось, чему я от души обрадовался. Удостоверившись, что лошадь мою завели в стойло и засыпали ей корму, я съел добрый ужин, приготовленный женой хозяина, и, рано улегшись в постель, без сновидений проспал ночь. Весь следующий день я не выходил из корчмы, радуясь возможности отдохнуть. Заглядывали подкрепиться два или три мимоезжих путника, скотогон со своим стадом, крестьянин с женой, возвращающиеся с ярмарки, гонец, скачущий на северо-запад. Но вечером я опять оказался единственным постояльцем и мог в одиночестве свободно греться у очага. После ужина хозяин с женой ушли спать, а я остался один в небольшой комнате под закопченными стропилами. Мое соломенное ложе придвинули для тепла к самому очагу, рядом сложили поленья, чтобы я мог поддерживать огонь. Но я в ту ночь даже не пытался заснуть. Когда корчма погрузилась в безмолвие, я придвинул к огню скамейку, подложив дров. Сбоку над огнем кипела вода в чугуне, оставленная доброй хозяйкой, я развел кипятком вино, не допитое за ужином, и принялся отхлебывать понемногу, прислушиваясь к голосам ночи: шуршали, обгорая, дрова, трещало пламя, в тростниковой кровле копошились крысы, из морозной ночной дали доносился крик совы, вылетевшей на охоту. Немного погодя я отставил вино и закрыл глаза. Не знаю, сколько я так просидел и какие точно молитвы воссылал богу, но только на лбу у меня выступил пот и ночные звуки, завихрившись, отодвинулись, затерялись в бескрайней, щемящей тишине. Но вот наконец сквозь опущенные веки заполыхал свет, за светом - тьма, за тьмой - снова свет. * * * Много времени прошло с тех пор, как я последний раз видел большой пиршественный зал в Камелоте. Теперь его обильно освещали восковые свечи - а за окнами стояла осенняя тьма. Пестрели при огнях яркие наряды женщин, искрились драгоценные доспехи мужчин. Только что кончился ужин. Во главе стола, установленного на возвышении, в кресле с золотой спинкой сидела прекрасная Гвиневера. По левую руку от нее - Бедуир. Вид у них, мне показалось, был уже не такой несчастный, как прежде. Оба весело улыбались. Место короля по правую руку от королевы пустовало. Но в тот самый миг, как сердце мое похолодело, оттого что я не увидел того, кого так хотел видеть, он мне показался. Я увидел, как он идет через зал к дверям, останавливаясь по пути, чтобы перекинуться словом с гостями, идет спокойный, улыбается, шутит, раз или два в ответ ему раздается смех. Он идет, предшествуемый пажом, - значит, поступило какое-то важное известие, и король, призванный делами, ушел из-за стола. Вот он у парадного входа, сказал что-то стражникам и, отослав пажа, ступил за порог. У крыльца его дожидались два солдата из привратной охраны. Между ними стоял человек. Он был мне как будто знаком - я узнал в нем дворецкого Моргаузы. Человек сделал было шаг навстречу, но тут же растерянно остановился - как видно, он не ожидал увидеть Артура собственной персоной. Потом, победив растерянность, он опустился на одно колено и обратился к Артуру с приветствием, странно, на северный лад, выговаривая слова. Но король прервал его: - Где они? - У ворот, милорд. Госпожа твоя сестра послала меня испросить у тебя аудиенцию прямо теперь же, в пиршественном зале. - Я повелел ей явиться завтра в Круглый зал. Разве она не получила моего повеления? - Получила, милорд. Но она прибыла издалека и утомлена путешествием, а также обеспокоена, поскольку не ведает причины твоего вызова. Ни она, ни дети не смогут отдыхать, покуда не узнают твою волю. Она привезла их сейчас - всех пятерых - с собой и молит, если будет на то твоя милость, чтобы ты и королева приняли их... - Хорошо, я приму их, но не во дворце. А в караульне. Ступай и предупреди, чтобы ждала меня там. - Но, милорд... Однако возражения дворецкого разбились о твердое молчание короля. Он с достоинством поднялся с колена, поклонился Артуру и в сопровождении двух стражников ушел во мрак. Немного помедлив, Артур последовал за ними. Ночь была безветренна и суха, подстриженные деревца на террасах стояли пушистыми от инея и осыпались, когда их задевала королевская мантия. Артур шагал медленно, глядя себе под ноги и сумрачно хмуря брови, чего он не позволял себе на людях во дворце. Теперь вокруг, кроме охраны, никого не было. Начальник охраны приветствовал его, задал вопрос. Артур в ответ покачал головой. И пошел дальше один, не сопровождаемый никем, через просторный дворцовый сад мимо часовни, вниз по ступеням замолкшего фонтана. Миновал еще одни ворота, кивнул страже и вышел на дорогу, ведущую к юго-западным воротам крепости. А я, сидя у очага в отдаленной корчме, страдая от боли в глазах, ибо видение, словно гвоздями, пронзало мне веки, пытался, как мог внятно, предостеречь его: - Артур, Артур, вот твой рок, семя которого ты сам заронил в ту ночь в Лугуваллиуме. Эта женщина приняла твое семя, чтобы породить тебе врага. Уничтожь же их. Уничтожь их прямо сейчас. Они - твой рок. В ее руках священные магические предметы, и я боюсь за тебя. Уничтожь их, не откладывая. Сейчас они в твоих руках. И он вдруг остановился на полпути. Вскинул голову, будто что-то услышал в ночи. От висящего на шесте фонаря на лицо ему упал луч света. Оно было неузнаваемо: мрачное, твердое, холодное. Лицо творящего суд и несущего кару. Постояв так несколько мгновений, он рванулся с места, словно почуявший шпоры конь, и решительно зашагал к главным воротам крепости. Они его ждали, все шестеро. Прибранные, в богатых одеяниях, на свежих лошадях под богатыми попонами. В свете факелов, мерцали золотые кисти, пестрели алые и зеленые украшения на сбруе. Моргауза была в белом одеянии с широкой полосой из серебра и мелкого жемчуга по подолу, а поверх спускалась длинная алая мантия, подбитая белым мехом. Четверо младших сыновей держались сзади вместе с двумя слугами, но Мордред сидел подле матери на стройной вороной лошади, побрякивая серебряной уздечкой, и любопытством озирался вокруг . Он не знает, подумал я, она ему не сказала. Черные бархатные брови вразлет, неподвижно поджатые губы, губы Морганы, твердо хранящие тайну. А глаза - Артуровы и мои. Моргауза сидела в седле прямо и неподвижно. Капюшон откинут на плечи, факел освещает лицо, застывшее, бледное, но зеленые глаза, полуприкрытые длинными ресницами, лихорадочно поблескивают, мелкие кошачьи зубки покусывают нижнюю губу. Было ясно, что под маской равнодушия она скрывает смятение и страх. Пренебрегши распоряжением Артурa, она, несмотря на поздний час, явилась со своей свитой в Камелот, когда все находились в парадной зале, - должно быть, рассчитывала произвести впечатление, представ пред ступенями трона со всем своим монаршим выводком, и, может быть даже, при всем честном народе, в присутствии королевы, в собрании вельмож с супругами объявить Мордреда сыном Артура. Как тогда поступит король? Лорды и особенно их супруги, уж конечно, примут сторону вдовствующей королевы с невинными детьми. Но ее не пропустили дальше ворот, король вопреки придворным правилам вышел к ней навстречу один, и единственными свидетелями их разговора будут солдаты охраны. Артур приблизился и вошел в круг света, падающего от факела. Не доходя нескольких шагов, он распорядился: - Пусть подойдут. Мордред слез с лошади, помог сойти матери. Слуги взяли лошадей под уздцы и отошли. Держа двоих сыновей за руки, сопровождаемая тремя остальными, Моргауза приблизилась к королю. Это была их первая встреча после ночи в Лугуваллиуме, когда она послала за ним служанку и та привела его к ее ложу. Тогда он был юным принцем, пылким, радостным, опьяневшим от первого боя, а она - хитрой и опытной женщиной двадцати лет, уловившей мальчика в двойные тенета магии и ласки. Теперь, несмотря на годы и пятерых сыновей, она еще не утратила окончательно той красоты, что привлекала к ней взоры мужчин и сводила их с ума. Но перед ней стоял уже не желторотый простодушный мальчик, а мужчина в расцвете силы, обладающий королевским даром безошибочно судить и властью осуществлять свои решения; и при всем том в его облике было нечто грозное, разрушительное, как бы пригашенное пламя, готовое при легком дуновении вспыхнуть и все сокрушить на своем пути. Остановившись перед ним, Моргауза, вместо глубокого реверанса, которого можно было ожидать от просительницы, взывающей к милости и снисхождению, опустилась на колени и, протянув правую руку, заставила и Мордреда преклонить колени рядом с матерью. Гавейн, по другую сторону от Моргаузы, остался стоять, как и остальные мальчики, с недоумением переводя взор с матери на короля и обратно. Их она не потянула за собой на мерзлую землю; они были заведомо дети Лота, широкие в кости, румяные лицом, с нежной кожей и рыжими волосами матери. В чем бы ни был виноват перед королем Лот, Артур не взыщет его вины с детей. А вот старший, подменыш, с узким лицом и черными глазами, которые передавались в королевском роде, начиная от Максена... этот оказался на коленях, но, высоко вскинув голову, стрелял взглядом, казалось, одновременно во все стороны. Моргауза заговорила - высокий нежный ее голос ничуть не изменился. Что она говорила, я разобрать не мог. Артур стоял как каменный. Похоже, что он не слышал ни единого слова. На нее он почти не смотрел, глаза его были неотступно устремлены на сына. Она заговорила настойчивее, я уловил слова "брат" и "сын". Артур стал прислушиваться, все так же с каменным лицом. Я чувствовал, как слова летят в него, подобно копьям. Вот Артур сделал шаг вперед, протянул руку. Она вложила в нее свою ладонь, и он за руку поднял ее с земли. Я заметил облегчение на лицах мальчиков и сопровождавших ее людей. Руки слуг не выпустили мечей, они нарочито не прикасались к оружию, но общее настроение было такое, будто опасный миг миновал. Двое старших мальчиков, Гавейн и Мордред, переглянулись за спиной матери, и я увидел, что Мордред улыбается. Теперь они ждали, чтобы король наградил их мать поцелуем мира и дружбы. Но этого не произошло. Он поднял ее, сказал что-то и отошел с нею в сторону. Мордред повел вслед за ними головой, точно охотничий пес. Король сказал, обращаясь к мальчикам: - Добро вам пожаловать ко двору. А теперь отойдите к караульне и подождите там. Они подчинились. Мордред, отходя, еще раз оглянулся на мать. И я опять увидел на ее лице страх под маской равнодушия. Она, должно быть, сделала какое-то распоряжение, потому что со стороны караульни к ним подошел дворецкий, держа в руках ларец, привезенный из Сегонтиума. Магические атрибуты могущества - невероятно, но она, оказывается, предназначала их для короля, надеялась сокровищами Максена купить себе милость Артура?.. Дворецкий опустился на колени у ног короля. Откинул крышку ларца. Свет упал на его содержимое. Я видел все, видел так ясно, словно стоял рядом с Артуром. Серебро, изделия из серебра - кубки, браслеты, гривна из серебряных пластин, украшенных плавными прихотливыми узорами, какими ювелиры севера заклинают магические силы. Но священных предметов, завещанных Максеном, там не было: ни чаши-Грааля, изукрашенной изумрудами, ни копейного наконечника, ни выложенного сапфирами и аметистами блюда. Артур едва взглянул на драгоценный дар. Дворецкий, пятясь, удалился, а король обернулся к Моргаузе, оставив открытый ларец на мерзлой земле. И как он пренебрег ее даром, точно так же он словно пропустил мимо ушей все, что она ему раньше наговорила. Теперь его голос зазвучал для меня вполне внятно: - Тебе, наверно, не ясны причины, по которым я призвал тебя. Но ты поступила разумно, что не ослушалась. Главная причина - твои сыновья, об этом ты, я думаю, догадалась, Однако за них тебе нет нужды опасаться. Я обещал, что ни одному не будет причинен вред, и свое слово не нарушу. Но тебе я охранной грамоты не давал. Так что тебе лучше бы повиниться и молить о милости. Но какой милости можешь ожидать ты, убившая Мерлина? Ведь это ты дала ему яду и этим привела его в конце концов к смерти. Этого она не ожидала. Она в голос ахнула, вскинула белые ладони, поднесла к горлу. Но совладала с собой, опустила руки. И спросила: - Кто сказал тебе эту ложь? - Это не ложь. Умирая, он сам обвинил тебя. - Он всегда был мне врагом! - И кто возьмется утверждать, что он был не прав? Ты знаешь свои преступления. Или ты их отрицаешь? - Разумеется, отрицаю! Он всю жизнь меня ненавидел. И тебе известно, почему. Он не желал ни с кем делить свою власть над тобой. Мы согрешили - ты и я, но согрешили в неведении... - Тебе, как женщине умной, об этом лучше бы не поминать, - сухо и холодно произнес он. - Ты не хуже меня знаешь, какой грех содеян и почему. Так что об этом, если ты рассчитываешь на милость и снисхождение, лучше не заговаривай. Она покорно понурилась, сплела украдкой пальцы. И проговорила ровным, тихим голосом: - Ты прав, господин мой. Мне не следовало этого говорить. Впредь я не буду донимать тебя воспоминаниями. Я исполнила твою волю и привезла тебе твоего сына. И полагаюсь на твою совесть и на твое сердце - поступи с ним по справедливости. Уж он-то ни в чем не повинен, этого ты не станешь отрицать Он ничего не ответил. Она приступила снова, почти по-старому, поводя блестящими глазами: - Что же до меня самой, признаю, что повинна в неразумии. Обращаюсь к тебе, Артур, как сестра, которая... - У меня две сестры, - прервал он ее жестко. - Недавно и другая сестра сделала попытку предать меня. Так что не говори мне о сестрах. Она вскинула голову. От заискивающей кротости не осталось и следа - теперь с ним опять говорила королева: - В таком случае, я могу обращаться к тебе лишь как мать твоего сына. - Ты находишься здесь только как убийца человека, который был мне больше чем отец. Помимо этого, ты для меня - никто. По этой причине я тебя и призвал и за это буду тебя судить. - Но он искал моей погибели. И хотел, чтобы ты убил родного сына. - Это ложь, - произнес король. - Он не дал мне убить вас обоих. Я вижу, ты поражена. Когда я узнал о рождении этого ребенка, моей первой мыслью было послать кого-нибудь, чтобы убил его. Но, как помнишь, тогда меня опередил Лот... И именно Мерлин заступился тогда передо мной за младенца, поскольку он - мой родной сын. - Неожиданно голос его дрогнул. - Но теперь его с нами нет, Моргауза. Теперь он за тебя не заступится. Ты думаешь, почему я отказался принять тебя во дворце, в присутствии королевы и рыцарей? Ты ведь именно этого хотела, верно? Ты, с твоим сладким голосом и умильным видом, в окружении четырех румяных сыновей Лота и этого, старшего, черноглазого, поражающего фамильным сходством... - Он не сделал тебе ничего плохого! - Верно, не сделал. Теперь слушай, что я тебе скажу. Твоих четырех сыновей, рожденных от Лота, я у тебя отниму, они будут жить и воспитываться в Камелоте. Я не могу оставить их на воспитание тебе, чтобы выросли предатели и ненавистники своего короля. Что же до Мордреда, то он-то передо мной ничем не провинился, но я перед ним виноват жестоко, и ты - тоже. Я не желаю прибавлять к моей прежней вине новую. Меня предостерегли против него, но человек должен поступать по справедливости, даже и во вред себе. Да и кто может верно разгадать знамения богов? Мордреда ты тоже оставишь у меня. - Чтобы ты убил его, как только я уеду? - Даже если бы и так, разве ты можешь не подчиниться? - Ты сильно изменился, мой брат, - ядовито прошипела она. Губы его, впервые за весь разговор, тронуло подобие улыбки. - Говори что хочешь. Не знаю, послужит ли это тебе утешением, но могу тебя уверить: его я не убью. А вот тебя, Моргауза, за то, что ты убила Мерлина, лучшего из мужей в этом королевстве... Но тут его прервали. Со стороны караульного помещения послышался стук копыт, оклик охраны, задыхающийся голос произнес ответное слово, и ворота со скрипом и грохотом отворились. Всадник на взмыленном коне подскакал и остановился возле короля. Конь опустил голову, весь дрожа мелкой дрожью. Гонец соскользнул на землю, тоже с трудом устоял на ногах, потом устало преклонил колено и приветствовал короля. Его появление было не ко времени. Артур резко оглянулся, сердито сведя брови. - Ну что там? - ровным голосом спросил он. Он понимал, что ни один гонец не посмел бы потревожить его сейчас без веской на то причины. - Постой, постой. Я тебя, кажется, знаю. Тебя ведь зовут Персей, верно? Что же за вести мог ты доставить из Глевума, ради которых стоило загнать доброго коня и помешать королевской беседе? - Милорд! - Гонец замялся и покосился на Моргаузу. - Господин! Мои вести очень важные и срочные, но я могу передать их тебе только с глазу на глаз. Прошу меня простить. - Последние слова он обратил отчасти к Моргаузе, которая стояла неподвижно, точно статуя, подняв ладони к горлу. Должно быть, обрывки забытой магии, протянувшиеся за ней, словно полосы тумана, приоткрыли тайну доставленного известия. Король помолчал, глядя на гонца, затем кивнул и дал распоряжение. Двое стражников выступили вперед, стали по обе стороны от Моргаузы, а король, сделав гонцу знак следовать за собой, зашагал вместе с ним по дороге. У дворцового крыльца он остановился и обратился к гонцу; - Ну? Я жду. Персей протянул ему завернутый коробок, который получил от меня. - Я обогнал в пути старца, и он дал мне вот этот знак. Он сказал, что направляется в Камелот повидаться с королем, но едет не быстро, так что, если король захочет поскорей его увидеть, то должен выехать ему навстречу. Он едет сюда по прямой дороге, что ведет через холмы от Акве Сулис до Камелота. И еще он сказал... - Он дал тебе вот этот знак? Фибула лежала у короля на ладони. Блестел и переливался красками драгоценный дракон. Артур оторвал от него взгляд и поднял к гонцу побледневшее лицо. - Да, господин. - И продолжал торопливо: - И еще велел сказать тебе, что заплатил мне из денег для перевозчика. Он показал королю на ладони золотую монету. Король в задумчивости взял в руки монету, взглянул на нее и отдал гонцу. В другой руке он держал, поворачивая в свете факела из стороны в сторону, знак королевского дракона. - Тебе известно, что это?.. - А как же, господин. Королевский дракон. Я как увидел его, спросил у того человека, по какому праву у него этот знак. Но потом я признал его. Милорд, это правда... Король стоял без кровинки в лице. Гонец облизнул губы. И договорил до конца: - Он остановил меня вчера у тринадцатой мили, прямо у дорожного столба. Вид у него был не слишком здоровый, милорд. Если ты отправишься ему навстречу, он навряд ли уедет дальше следующей корчмы, что стоит чуть отступя от дороги с левой стороны. Примета ее - куст остролиста. - Куст остролиста, - ровным голосом, будто во сне, повторил Артур. И вдруг встрепенулся, кровь прилила к его лицу. Он подбросил высоко в воздух и поймал застежку с драконом, громко расхохотался и воскликнул: - Ну как же я не догадался? Как мог не догадаться? Уж это по крайней мере неоспоримая правда! - Да, да, он сам мне сказал, что он не призрак, - поспешил подтвердить Персей. - И что не всякая могила ведет на тот свет. - Пусть бы и призрак. Его призрак. - Король резко обернулся и что-то крикнул. К нему со всех ног бросились слуги. Он раздавал распоряжения: - Моего скакуна! Мой плащ и меч! Даю вам пять минут. - И протянув руку гонцу: - Ты останешься в Камелоте до моего возвращения. Ты сегодня отличился, Персей. Я этого не забуду. Теперь иди и отдыхай... А, вот и Ульфин. Скажи Бедуиру, чтобы взял с собой двадцать рыцарей и скакал следом за мной. Этот человек объяснит им, куда ехать. А вы накормите его и позаботьтесь о его коне, он останется тут до моего возвращения. - А дама? - спросил кто-то. - Какая дама? - Было очевидно, что король забыл и думать о Моргаузе. Он ответил, дернув плечами: - Задержите ее до того времени, когда у меня будет досуг потолковать с ней. Только смотрите, никто не должен иметь к ней доступа, никто, понятно? Двое конюхов, повисая на поводьях, подвели королю скакуна. Кто-то бегом принес меч и плащ. Ворота с грохотом распахнулись. Артур был уже в седле. Серый скакун визгливо заржал, высоко вскинув под факелом передние копыта, рванулся вперед, почуяв шпоры, и вылетел за ворота со скоростью брошенного копья. Он понесся под гору по ночной крутой петляющей дороге, как по плоской равнине при ясном свете дня. Вот так же когда-то мальчик Артур скакал сломя голову через Дикий лес на встречу с тем, кто ждал его и теперь. А Моргауза стояла между двумя стражниками, и девственно-белое ее одеяние пятнала грязь, летевшая из-под копыт проносящихся всадников. С ними от нее уехали ее сыновья, все пятеро, вместе с Мордредом, скрылись в направлении королевского дворца, ни разу даже не оглянувшись назад. И впервые за все годы, что я ее знал, я увидел в ней просто испуганную женщину, осеняющую себя охранительным знаком против могущественного волшебства. 7 На следующее утро хозяин корчмы и его жена, встревоженные и перепуганные, нашли меня лежащим ничком у остывшего очага. Я был в беспамятстве. Они перенесли меня в постель, обложили разогретыми камнями, навалили сверху груду одеял и развели в очаге огонь. Когда я, наконец, очнулся, они принялись ухаживать за мной, как за родным отцом. Но я чувствовал себя неплохо - за миг ясновидения всегда приходилось расплачиваться: сначала болью откровения, а затем долгим сном полного бессилия. Прикинув мысленно время и расстояние, я сообразил, что могу спокойно отдыхать весь день, но наутро, отринув возражения хозяев, я велел оседлать мою лошадь. Их я успокоил, сказав, что проеду совсем недалеко - всего какую-нибудь милю-другую по дороге, там я должен встретиться с другом. И окончательно развеял их страхи, когда распорядился, чтобы для меня и моего друга был приготовлен обед. - Ибо мой друг, - сказал я, - любит хорошо поесть, а твоя стряпня, добрая хозяюшка, не уступает стряпне королевских поваров в Камелоте. Тут корчмарка приосанилась, заулыбалась и принялась толковать о каплунах, и я, оставив ей денег на продукты, уехал. Морозы отпустили, потеплело. Солнечные лучи, падая с высоты, слегка грели землю. День стоял погожий, мягкий, но все напоминало о приближении зимы: голые деревья на склонах холмов, шумливые стайки дроздов, расклевывающих алые ягоды рябины, спелые орехи, выглядывающие из жухлой листвы. Тусклым золотом желтели хрупкие папоротники, на кустах дрока доцветали последние цветки. Лошадь моя, отдохнув, бодро бежала по дороге легкой рысью. Навстречу нам никто не попадался. Но вот дорога, перевалив через гребень мелового холма, пошла под уклон по краю оврага. Внизу подо мной колыхались вершины деревьев, расцвеченные огненными красками осени - буки, дубы, каштаны, золотистые шапки берез, здесь и там перемежающиеся дымчатыми пирамидами сосен и глянцевой зеленью остролистов. Сквозь листву я различал блеск бегущей воды. Спускаясь к реке, как объяснял мне корчмарь, дорога раздваивается: одна ведет прямо через реку по мелкому, мощенному камнем броду, другая сворачивает направо, в лес. Это малоезжая тропа, она срезает большой угол и несколькими милями восточное снова выходит на главную, булыжную дорогу. Здесь, у развилки, я задумал остановиться и ждать. На целую милю пути не было никакого жилья, наша встреча у брода будет укрыта от посторонних взоров надежнее, чем за стенами опочивальни. Ехать дальше ему навстречу я не решался. Уж если Артур пускался в путь, то мчался всегда во весь опор, шпоря коня и срезая углы. Знал ли он о существовании лесной тропы, неизвестно, но, проехав дальше по одной или другой дороге, я рисковал с ним разминуться. А здесь поджидать его было очень удобно. Тепло сияло солнце, прогретый воздух был свеж и напоен ароматами хвои. В колючем кустарнике бранились меж собой две драчливые сойки. Потом вдруг они снялись с веток и, сверкнув голубым опереньем крыл, перелетели через дорогу. Из леса на юго-восточном склоне отчетливо доносился прилежный стук дятла. Рядом, перекатываясь по камням, уложенным под водой еще в римские времена, приветливо журчала река. Я расседлал коня, привязал за поводья к орешине и оставил пастись под деревьями. У берега на солнечном припеке лежала упавшая сосна. Я сел на нагретый ствол, опустил рядом наземь седло и стал ждать. Я не ошибся в своих расчетах. Не прошло и часа, как я услышал стук копыт по булыжникам. Так, значит, он не свернул на лесную тропу, а едет по главной дороге. И, судя по звуку, едет не спеша, щадит коня. Притом едет не один, за ним по пятам следует, должно быть, Бедуир, получивший разрешение сопровождать короля. Я вышел на середину дороги. Из лесу выехали на рысях три всадника и стали спускаться под гору к броду с той стороны. Все трое были мне незнакомы; более того, они принадлежали к числу людей, теперь редко встречающихся на дорогах. В прежние годы дороги, особенно в пустынных местах на севере и западе, грозили опасностью для одиноких путников, но Амброзий, а за ним Артур очистили главные проезжие тракты от бродячего бездомного люда. Очистили, да, как видно, не совсем. Эти трое служили когда-то солдатами, на них и теперь были кожаные армейские панцири, а у двоих на головах даже блестели вмятинами старые металлические шлемы. Младший и самый франтоватый ехал, засунув за ухо гроздь красных ягод. Но были они, все трое, небриты, нечесаны и вооружены ножами и тесаками. А у старшего, обросшего косматой, бурой с проседью бородой, позади седла болталась внушительная колючая палица. Лошади под всеми троими были неказистой, приземистой местной породы - вороная, буланая и соловая, - неухоженные и заляпанные грязью, но сытые и выносливые. И не нужен был прорицатель, чтобы понять, насколько встреча с ними чревата опасностью. У самой воды они натянули поводья и, остановившись, принялись меня разглядывать. А я, не сходя с места, глядел на них. За поясом у меня торчал нож, но меч мой лежал у сосны рядом с седлом. Да и лошадь была расседлана и привязана, так что о бое с ними не могло быть и речи. Сказать правду, я и теперь не испытывал особой тревоги: не далеко ушли времена, когда ни один, даже самый отъявленный, разбойник на большой дороге не осмелился бы пальцем тронуть Мерлина; и прежняя уверенность в себе еще не совсем покинула меня. Они многозначительно переглянулись. Итак, опасность. Главарь, тот, что с косматой сивой бородой и на вороной лошади, шагом съехал прямо в реку, так что вода завихрилась вокруг копыт, и проговорил с ухмылкой, обращаясь к товарищам: - Смотрите-ка, какой храбрец загораживает нам брод! А может, ты - Гермес, бог путников, и явился пожелать нам счастливого пути? Вот уж не подумал бы, что он такой из себя! - И раскатился хохотом, который подхватили остальные. Я отошел к обочине дороги. - Боюсь, что не могу похвастаться талантами Гермеса, джентльмены. И дорогу вам преграждать я не намеревался. Просто, услышав, как вы скачете, я принял вас за передовой отряд большой кавалькады, которая очень скоро должна здесь проехать. Вы не видели солдат на дороге? Они опять переглянулись. Младший, с красной гроздью за ухом и на соловой лошади, с плеском переехал через реку и выкарабкался на дорогу вблизи меня. - Нет, нам никто не попадался, - ответил он. - Да и что за кавалькаду ты здесь поджидаешь? Может, отряд самого Верховного короля? - И подмигнул товарищам. - Да. Верховный король с минуты на минуту должен тут проехать, - спокойно подтвердил я. - А он любит, чтобы на дорогах соблюдался порядок. Так что езжайте-ка вы подобру-поздорову, куда ехали, джентльмены, и меня не задерживайте. Они уже все трое были на этом берегу и окружили меня Вид у всех довольный, даже, пожалуй, добродушный. Сивобородый проговорил: - А как же, ясное дело, мы тебя не задержим, верно, Рыжий? Ты поедешь дальше свободный, как ветер, господин добрый, налегке поедешь. - Легче перышка, - со смехом подхватил Рыжий, тот, что был на буланой лошадке. И передернул на животе ремень, так что рукоять ножа оказалась под рукой. А младший уже направился к сосне, где лежало мое седло с переметными мешками. Я хотел было заспорить, но главарь подогнал свою лошадь вплотную ко мне, бросил поводья и вдруг, изогнувшись, ухватился за ворот моего балахона. Собрав ткань в кулак, так что я едва не задохнулся, он потянул меня вверх и почти оторвал от земли. Он был чудовищно силен. - Так кого же это ты тут поджидаешь, а? Отряд, говоришь? Это правда или ложь, чтобы на нас страху нагнать? С другого бока меня теснил лошадью второй разбойник, тот, которого звали Рыжий. Убежать от них не было никакой возможности. А третий спешился и, не отвязывая от моего седла переметных мешков, принялся перерезать ремни кинжалом, даже не оглядываясь на своих товарищей. Рыжий тоже вытащил нож. - Да ложь это, ясное дело, - грубо проговорил он. - На дороге никаких войск не было. И неоткуда им взяться. Да и не поехали бы они, Эрек, по лесной дороге, сам знаешь. Эрек свободной рукой отстегнул сзади от седла палицу. - Так, стало быть, ложь. Что же это ты, старик, а? Не позорься, а лучше скажи нам, кто ты такой и куда держишь путь. И что это за войско, о котором ты толкуешь, откуда оно должно идти? - Скажу, если ты отпустишь мне горло, - с трудом выговорил я. - Да вели, чтобы ваш товарищ не трогал мои вещи. - Ишь раскукарекался, старый петух! - нагло рассмеялся он, однако руку разжал. - Ну, валяй. Только правду, самому же лучше будет. Так откуда же ты едешь и где же солдаты? И кто ты таков, куда держишь путь? Я стал поправлять на себе одежду. Руки у меня дрожали, но я сумел совладать со своим голосом и ответил спокойно: - Вам лучше бы не задерживать меня, а позаботиться о собственном спасении. Ибо я - Мерлинус Амброизус, иначе Мерлин, королевский прорицатель и кузен, и еду в Камелот. Я отправил вперед весть о своем прибытии, и отряд рыцарей скачет сейчас по этой дороге мне навстречу. Они, верно, не намного от вас отстали. Но если вы поторопитесь и повернете на запад... Меня прервал громкий хохот. Эрек покатился со смеху. - Слыхал, Рыжий? А ты, Балин? Перед вами Мерлин, собственной персоной, и изволит ехать в Камелот! - А что, может быть, - весело подхватил Рыжий. - Поглядеть на него, так истинный скелет. Видно, вылез из могилы, право слово. - И прямиком обратно в могилу! Эрек в новом приступе злобы опять вцепился в мой ворот. Но тут послышался возглас Балина: - Эгей! Взгляните-ка, что я нашел! Оба разбойника оглянулись. - Что там? - Сокровище! Хватит нам на целый месяц на пропитание и теплый ночлег, да еще останется! - радостно прокричал Балин. Он швырнул на землю мешки и поднял руку: на ладони у него сверкнули два драгоценных камня. Эрек изумленно охнул: - Ну и ну! Кто бы ты ни был, но, видать, удача наконец-то нам улыбнулась. Загляни во второй мешок, Балин. Давай, Рыжий, пошарим, нет ли у него чего-нибудь ценного при себе. - Попробуйте только прикоснуться ко мне, король вам за это... - начал было я, но не договорил, словно мне зажали рот рукой. Я стоял стиснутый боками двух лошадей и смотрел вверх на бородатое лицо того, кто держал меня за ворот. В вышине над его головой синело ясное небо. И вдруг по небу, отливая бронзой, низко пролетел угольно-черный ворон. Пролетела Гермесова птица, вестница смерти, ни разу не каркнув, безмолвно взмахивая крыльями на ветру. И я понял, как мне следует поступить. До сих пор я, как всякий бы на моем месте, безотчетно старался протянуть время и отдалить свою гибель. Но если мне это удастся и разбойники промедлят, с минуты на минуту появится Артур - один на усталой лошади, занятый мыслями о предстоящей встрече со мной. И попадет, не подозревая опасности, прямо к ним в лапы, один против троих в этом пустынном, безлюдном месте. В бою я не смогу оказать ему помощи. Однако сослужить ему еще одну службу в моей власти. Я задолжал богу свою смерть и могу подарить Артуру еще одну жизнь. Пусть разбойники поскорее делают свое дело и уезжают отсюда. Артур, обнаружив мой свежий труп, конечно, бросится за ними в погоню. Но тогда он уже будет предупрежден и за ним поедут его рыцари. И я, не договорив, замолчал. Балин принялся рыться во втором мешке. Эрек снова схватил меня и потянул к себе, а Рыжий, заехав сзади, сорвал с меня пояс с кошельком, в подкладку которого были зашиты остатки золота. Надо мной уже взвилась шишковатая палица... Если я стану защищаться, они еще скорее разделаются со мной, подумал я и потянулся за ножом. Но Рыжий сзади поймал мое запястье, и нож полетел на землю. В железном пожатии захрустели мои кости. Потная ухмыляющаяся рожа появилась у меня из-за плеча. - Ну и Мерлин, нечего сказать. Да такой могучий волшебник, уж конечно, мог бы хоть проделать фокус-другой. Что же ты, спаси тебя, наведи на нас чары, порази нас внезапной смертью. Лошади рванулись в разные стороны. В тишине что-то сверкнуло, подобно молнии. Палица отлетела прочь и стукнулась оземь. Рука Эрека у меня на вороте разжалась, и от неожиданности я ткнулся грудью в бок его лошади. На бородатом лице надо мною появилось изумленное выражение, глаза вытаращились. Но отсеченная страшным ударом от плеч голова, извергая поток крови, покатилась по лошадиной шее и упала на землю. Тело медленно, почти грациозно, наклонилось к лошадиной холке, фонтан алой, дымящейся крови залил плечо лошади и окропил меня. Я, уцепившись за сбрую, с трудом устоял на ногах. Перепуганная лошадь пронзительно заржала, взвилась на дыбы, взбрыкнула в воздухе копытами и, вырвавшись, понеслась прочь. Обезглавленное тело качнулось на скаку из стороны в сторону и наконец вывалилось из седла, изливая кровь на дорогу. Меня отбросило на траву. Ладони мои коснулись холодной влажной земли. Сердце отчаянно колотилось, надвинулась было грозная чернота, но отступила. Земля у меня под ладонями гудела и содрогалась от ударов конских копыт. Я поднял голову. Он бился против двоих один. Как я и думал, он прискакал без охраны на своем могучем сером коне, далеко опередив Бедуира и остальных рыцарей, но ни в нем самом, ни в скакуне не заметно было признаков усталости. Удивительно, как это трое убийц не обратились в бегство при его появлении. Он был легко вооружен - без щита, лишь в кожаном панцире с нашитыми металлическими пластинами, на левой руке намотан плотный плащ, голова обнажена. Уронив поводья на шею коню, он направлял его только голосом и коленями. Могучий конь вздымался на дыбы и бил передними копытами во все стороны, служа в бою хозяину словно бы третьей рукой. А кругом коня и всадника, как ослепительный непробиваемый щит, подобный молнии, блистал, взвиваясь и разя, великий меч, который принадлежал как Артуру, так и мне, - Калибурн, меч королей Британии. Балин успел вспрыгнуть на лошадь и носился вокруг, взывая к товарищу о подмоге. За спиной у Артура развевалась полоса кожи, вырубленная из панциря коварным ударом сзади - наверное, в тот миг, когда он убивал косматобородого, - но больше тот ни другой разбойник, как ни старались, ни разу не смогли проникнуть внутрь кольца, описываемого смертоносным мечом и разящими копытами боевого коня. - Посторонись! - только приказал мне король. Лошади кружились и налетали. Я стал с усилием подниматься на ноги. На это ушло немало времени. Пальцы, измазанные кровью, скользили, тело сотрясала дрожь. Удержаться на ногах я не смог, но отполз к упавшей сосне и сел. Воздух дрожал и звенел ударов, а я сидел, беспомощный, дрожащий, старый, покуда мальчик мой сражался, защищая мою и своя жизнь, и не мог помочь ему даже простой кулачной силой. У ног моих что-то блеснуло. Нож, который Рыжий выбил у меня из руки. Я потянулся, подобрал его. Еще не в силах стоять, я сидя размахнулся как мог и швырнул нож в спину Рыжему. Швырнул и промахнулся. Но при этом лезвие ножа сверкнуло над глазом буланой лошади, она испугалась, шарахнулась, и удар ее всадника пришелся мимо цели. С лязгом и звон ударил Калибурн по мечу разбойника, и вылетел меч у того из руки. А потом Артур наехал на его своим могучим конем и пронзил его прямо в сердце. На минуту королевский меч застрял в груди врага, мертвое тело всей тяжестью повисло на руке у Артура. Но серый конь был обучен и на этот случай: Балин попробовал было заехать с тыла, но наткнулся на оскаленные зубы и подкованные копыта. Один удар копытом раскроил плечо соловой лошади Балина. Она заржала и рванулась прочь, не слушаясь ни поводьев, ни шпор. Но Балин, храбрый негодяй, все же силой заставил ее повернуть обратно, как раз когда Артур, выдернув меч из груди Рыжего, обернулся к нему с оружием в руках. Наверное, в свой последний миг Балин узнал короля. Но у него уже не было времени говорить, тем менее - просить пощады. Последовала еще одна короткая яростная стычка, и Балин, получив острием Калибурна в горло, упал на затоптанную, окровавленную траву. Он дернулся раз, хватил ртом воздух и захлебнулся собственной кровью. Его лошадь, получив свободу, не обратилась в бегство, а просто стояла, свесив голову и подрагивая коленями; по плечу у нее бежала кровь. Обе другие лошади ускакали. Артур соскочил с седла, отер меч о тело Балина, развернул плащ с левой руки и подошел ко мне, ведя серого в поводу. Он опустил ладонь на мое окровавленное плечо. - Столько крови. Тут есть и твоя? - Нет. А как ты? - Ни царапины, - бодро ответил он. Он дышал только чуть чаще обычного. - Хотя не такие уж они были овечки. Обученные воины, как я заметил, когда мог выбрать минуту для созерцания... Посиди тут немного, я принесу воды. Он бросил мне поводья серого, отцепил с луки седла рог в серебряной оправе и легкими шагами пошел к реке. Вдруг я услышал, как он обо что-то споткнулся, легкие шаги замерли, раздался удивленный возглас. Я повернул голову - он разглядывал изорванные остатки одного из моих переметных мешков: там среди лоскутов кожи и рассыпанной провизии виднелся обрывок бархата, густо шитого золотом, а рядом в траве сверкал вырванный Балином драгоценный самоцвет. Артур порывисто обернулся. Лицо его побледнело. - Клянусь Светом! Так это ты! - Кто же еще? Я думал, ты меня узнал. - Мерлин! - Вот теперь у него пресеклось дыхание. Он вернулся к сосне и встал надо мною. - Я думал... я ведь даже не успел осмотреться... вижу, трое негодяев убивают старика, а он безоружен и беден... как мне показалось по виду его коня и одежды... - И он упал подле меня на колени. - Мерлин, Мерлин... Верховный король всей Британии опустил голову мне в колени и молчал. Но вот он выпрямился и посмотрел мне в лицо. - Гонец передал мне твой знак и твои слова, - сказал он. - Но я не вполне ему поверил. Сначала, когда он рассказал о тебе и показал дракона, все показалось мне убедительным... Я ведь никогда думал, что ты можешь умереть как обыкновенный смертный... Но пока ехал сюда, один, ни с кем не поговоришь, только размышляй, ну... я как-то разуверился. Не знаю, что я себе представлял: наверно, подъеду и встану один-одинешенек перед заложенным входом в пещеру, где мы тебя заживо пoxoронили. - Я почувствовал, как он содрогнулся. - Мерлин, но что же на самом деле произошло? Когда мы сочли тебя мертвым и замуровали в пещере, то был твой давний недуг, принявший обличье смерти, теперь мне это ясно. Но потом, когда ты очнулся, один, под бременем своих погребальных покровов? Видит бог, от этого одного можно было опять помереть. Как же ты поступил? Каким образом выжил, запертый в недрах полого холма? Каким образом выбрался наружу? И когда? Ты ведь знал, как мне тебя не хватает, где же ты пропадал так долго? - Не так уж и долго. Когда я выбрался на волю, ты был за морем. Мне сказали, что ты отправился в Бретань. Тогда я решил не объявляться и жил у Стилико, моего старого слуги, который теперь держит мельницу близ Маридунума. У него я ждал твоего возвращения. Я расскажу тебе все подробно, только ты сначала все-таки принеси мне воды, как собирался. - Какой же я глупец, я обо всем позабыл! - Он вскочил, сбежал к реке, наполнил серебряный рог и, встав передо мной на одно колено, поднял его к моим губам. Но я покачал головой и взял рог у него из рук. - Спасибо, но я уже вполне оправился. Это все пустяки. Я ведь не пострадал нисколько. И стыжусь, что не смог оказать тебе помощи. - Все, что мне было надо, ты сделал. - Не много же тебе было надо, - засмеялся я. - Я даже пожалел этих трех негодяев: думали, им досталась легкая добыча, и только навлекли на себя ярость самого Артура. Я, правда, их предупреждал, да они не поверили, и кто их за это упрекнет? - То есть они знали, кто ты? И все-таки осмелились на тебя напасть? - Так ведь они же мне не поверили, говорю тебе. И были правы. Мерлин, как всем известно, умер, а все мое могущество теперь заключено в твоем имени. Но они и в это не поверили. "Старик, безоружный и бедный", - повторил я с улыбкой его слова. - Ты вон и сам меня не узнал. Разве я так уж изменился? Он внимательно оглядел меня. - Борода отросла и... ну да, ты же стал совсем седой. Но мне довольно было раз заглянуть тебе в глаза... - Он принял у меня рог и встал на ноги. - О да, это ты и есть. Во всем, что важно, ты ничуть не изменился. Старик? Но нам всем суждено стареть. Старость - это всего лишь итог прожитой жизни. Ты жив и снова со мной. Чего мне теперь бояться? Он выплеснул остаток воды из рога и приторочил его к седлу. - Надо, наверно, прибрать здесь немного, - проговорил он, озираясь. - А ты в самом деле чувствуешь себя здоровым? Сможешь позаботиться о моем коне? По-моему, его надо напоить. Я свел могучего скакуна к реке, а заодно напоил и соловую лошадку, которая паслась поблизости и спокойно подпустила меня к себе. Напоив, я спутал обоих и, достав из своих сумок целебную мазь, натер ею разодранное плечо раненой лошади. Бедняга скосила глаз, передернула кожей, но даже не попятилась, как видно, ей больше не было больно. Кровь еще сочилась, но совсем слабо, и лошадь наступала на ногу, не хромая. Я распустил на обеих подпруги и оставил их пастись, а сам стал подбирать с земли и распихивать по мешкам свои разбросанные пожитки. Артур "прибирал" по-своему: он просто оттащил за пятки тела троих убитых и припрятал в кустах на лесной опушке. Потом поднял за бороду отсеченную голову и с размаху запустил туда же. При этом он весело насвистывал потихоньку, и я узнал мелодию солдатской походной песни, в которой воспевалась, чтобы не сказать - превозносилась, мужская сил славного полководца. Наконец Артур огляделся и сказал: - Ну вот. А кровь смоет ближайшим дождем. Даже если бы у меня была с собой кирка или лопата, будь я проклят, если я стал бы тратить время и закапывать эту падаль. Пусть их воронье расклюет. А вот лошадей их мы можем присвоить - вон они пасутся, выше по склону. Только сначала мне надо смыть кровь, иначе они меня близко не подпустят. А ты свой плащ лучше брось прямо здесь, он никогда не отстирается. На вот, возьми мой. Нет, нет, я настаиваю. Это приказ. Бери. Он сбросил плащ на лежащую сосну и, спустившись к реке, умылся. Потом сел в седло и поскакал вверх по склону горы, сгоняя отбившихся лошадей, а я тем временем отстегнул на плече мой теплый плащ, уже задубевший от крови, тщательно вымылся, подобрал королевский пурпурный плащ Артура и, встряхнув его, накинул себе на плечи. Свой же скатал плотнее и забросил в кусты, где лежали мертвые тела. Вернулся рысью Артур, ведя в поводу разбойничьих лошадей. - А теперь показывай дорогу в корчму, что за кустом остролиста. 8 Хозяйский мальчишка уже высматривал нас на дороге. Должно быть, его послала жена корчмаря, чтобы предупредить ее, когда пора будет готовить трапезу "не хуже, чем при дворе короля". Заметив нас, двух всадников и пять лошадей, он сначала выпучил глаза, а потом вприпрыжку бросился в корчму. Мы были в ста шагах от ворот, когда хозяин выбежал нам навстречу. Он почти сразу же узнал Артура - сначала обратил внимание на могучего скакуна, потом перевел долгий взгляд на всадника, и вот он уже стоит коленопреклоненный прямо на дороге. - Встань, приятель, - весело сказал король - Я слышал о твоем доме добрые отзывы и горю нетерпением испытать твое гостеприимство. Там внизу, у брода, сейчас произошла небольшая стычка - не бог весть что, пустяк, но в самый раз, чтобы нагулять аппетит. Впрочем, с этим придется немного повременить, сначала позаботьтесь о моем друге, и, если твоя хозяйка возьмется почистить его одежду, а кто-нибудь из слуг обиходит лошадей, вот тогда мы рады будем приступить к трапезе. Хозяин залепетал, что дом его беден и не приспособлен для приема важных гостей, но Артур прервал его: - Что до этого, друг, то я воин и знавал времена, когда любая крыша над головой была для меня несказанной роскошью. Насколько я слышал, твоя корчма - преуютное заведение. Может быть, войдем наконец? Нам не терпится отведать твоего вина и вкусить тепла от твоего очага... Вскоре нам было щедро предоставлено и то и другое. Корчмарь быстро опомнился и приноровился к королевскому присутствию, отложив все прочие попечения, лишь бы только услужить гостям. Прибежал мальчик и увел наших лошадей, хозяин собственноручно навалил поленьев в очаг и поставил рядом кувшин вина, а потом сам помог мне снять окровавленные, испачканные одежды, принес горячей воды и достал у меня из мешка свежую перемену. По велению Артура он запер корчму от мимоезжих посетителей и удалился на кухню, где, должно быть, занялся тем, что нагонял страху на добрую хозяюшку. Я переоделся, а Артур вымылся и, повесив свой плащ сушиться над огнем, налил мне вина и уселся против меня у очага. Несмотря на проделанный долгий путь, да еще завершившийся боем, вид у него был вполне свежий, будто только что с постели. Глаза по-мальчишески сверкали, на щеках играл румянец. Радость встречи со мной и возбуждение перенесенной опасности, казалось, вернули ему юность. Когда наконец хозяин с хозяюшкой внесли блюда и принялись суетиться, прислуживая за столом и разрезая каплунов, он отнесся к ним так приветливо и просто, что к исходу трапезы добрая женщина совсем забыла, какая важная персона ее гость, и весело смеялась его шуткам, да и сама не ударила перед ним в грязь лицом. Кончилось тем, что хозяин потянул ее за полу , и она бегом бросилась вон, все еще заливаясь хохотом. И вот мы остались наедине. Осенний день клонился к вечеру. Приближалось время, когда зажигают огонь. Мы снова уселись по обе стороны от очага. Оба мы устали и хотели спать, но ни он, ни я не могли отправиться на покой, не обменявшись сведениями, о которых нельзя было говорить в присутствии посторонних; а ведь король, по его собственному признанию, провел в седле целый день, лишь на два-три часа останавливаясь, чтобы поспать и дать передышку коню. - Я полагал, - объяснил мне король, - что, если верить вести и знаку, доставленным гонцом, - значит, тебе ничего не угрожает и ты меня ждешь. Со мной ехали Бедуир и рыцари, но они задержались на отдых, я им велел отстать от меня на несколько часов. - Это могло дорого тебе обойтись. - Ты об этих отбросах? Да если бы они не напали на тебя безоружного, притом внезапно, ты бы и сам мог с ними разделаться. Да, было время, подумалось мне, когда я даже без ножа мог бы разделаться с ними. Но если Артур и подразумевал именно это, больше он ничего не прибавил. Я сказал: - Ты прав, они были недостойны твоего меча. А кстати сказать, что это я такое слышал, будто бы Калибурн похищен? Что-то про сестру твою Моргану? Он покачал головой. - Это дело прошлое, с ним успеется. Сейчас самое главное - я хочу узнать, что было с тобой. Расскажи мне. Расскажи все, со всеми подробностями, не упуская ничего. И я рассказал ему, как было дело. А день угасал. Небо за узкими оконцами корчмы сделалось сначала густо-синим, потом черным. В комнате стояла тишина, только потрескивали горящие поленья. Из угла вылез кот и свернулся калачиком перед огнем, громко мурлыча. Странно звучал в этой обстановке мой рассказ - рассказ о смерти и пышных похоронах, о страхе и одиночестве, об отчаянной борьбе за то, чтобы выжить, об убийстве, которого удалось избегнуть, и о наконец-то осуществленном спасении. Артур слушал, словно в прежние времена, внимательно, самозабвенно, подчас хмурясь, но все равно упиваясь моим рассказом в тепле и уюте маленькой придорожной корчмы. Эта картина так и сохранилась у меня в памяти: тихая комната, Артур сидит и слушает, а отсветы пламени играют у него на щеке, зажигая искры в темных, ниспадающих на плечи волосах и в черных внимательных глазах. Но все-таки в тот раз он слушал не так, как прежде, - он прикидывал, сопоставлял, судил; и был готов к действию. Я кончил, и он встрепенулся. - Этого бродягу, грабителя могил... его можно будет найти, раз он таскается по всем тавернам Маридунума и выпрашивает выпивку под рассказы о своем приключении... Интересно, кто был человек, первым услыхавший твое пение? И мельника Стилико, его ты, наверно, захочешь вознаградить сам? - Да. Но если ты когда-нибудь выберешь время, хорошо бы ты заглянул к нему, когда будешь в Каэрлеоне. Мэй умрет от ужаса и восторга, но Стилико примет твое посещение как должное, он же недаром занимал высокий пост слуги при Великом Маге, ну а потом до конца своих дней будет хвастать и похваляться. - Хорошо, непременно, - ответил Артур. - Я когда скакал сюда, подумал, что нам лучше будет сейчас поехать в Каэрлеон. Ты, наверно, еще не настолько оправился, чтобы теперь же явиться ко двору. - Ни теперь и ни впоследствии. Ни в Камелот и не в Яблоневый сад. Все это я оставил навсегда. - Я не прибавил "Вивиане": ее имя в нашем разговоре не упоминалось. Мы так старательно избегали его произносить, что, казалось, его отзвуки дрожат в каждой фразе. Я продолжал: - Не сомневаюсь, что ты захочешь оспорить мое решение, но я намерен возвратиться в Брин Мирддин. И буду очень рад побыть с тобой в Каэрлеоне, пока мое жилище приведут в полный порядок. Он и в самом деле попытался меня разубедить, мы стали спорить, но в конце концов он уступил мне - на том (вполне разумном) условии, чтобы я не жил там один и имел в своем распоряжении слуг. - Если тебе так уж необходимо твое драгоценное одиночество, ты его получишь. Я выстрою под скалой дом для слуг, тебе он будет не виден. Но слуги у тебя должны быть непременно. - "Это - приказ"? - с улыбкой повторил я его любимое выражение. - Именно... Но это все еще успеется. Рождество я проведу в Каэрлеоне, и ты будешь там со мной. Надеюсь, ты согласен повременить с возвращением в Брин Мирддин до исхода зимы? - Согласен. - Прекрасно. Теперь вернемся к твоему рассказу. Одно место в нем не согласуется с последующими событиями. То, что было в Сегонтиуме. - Он с улыбкой заглянул мне в глаза. - Так вот, значит, где ты разыскал Калибурн? Ну да, верно. Я помню, давным-давно, еще в Диком лесу, ты рассказывал мне, что там еще остались сокровища. Грааль, ты говорил, я запомнил твои слова. Но дар, который привезла мне Моргауза, вовсе не был сокровищем Максена. Там были серебряные изделия - кубки, фибулы, витые гривны, какие мастерят на севере. Красивые, даже очень, но совсем не похожи на то, что ты описывал. - Верно. Я их видел мельком, когда мне открылось видение. Это не сокровище Максена. Но пастушок сказал, что сокровище Максена забрали, и я ему верю. - А сам наверняка не знаешь? - Откуда мне знать, если я лишился магической силы? - Но у тебя же были видения. Ты наблюдал мою встречу с Моргаузой и мальчиками в Камелоте. И видел серебряные изделия, которые она мне преподнесла. Ты знал, что гонец до меня добрался и что я еду тебе навстречу. Я покачал головой. - Какая же это магия? Ведь магию в действии мы с тобой много раз наблюдали. А это обыкновенное ясновидение - дар, который не покинет меня, я полагаю, до самого смертного часа. В любом селении найдется бабка, которая в какой-то степени им обладает. Магическая сила - это нечто гораздо большее, это знание будущего и власть. У меня этой силы больше нет. И я об этом не сожалею. Ты, надеюсь, тоже? - спросил я не вполне уверенно. - Я слышал, что Вивиана стала новой Владычицей озера, главной жрицей святилища на острове; что ее называют Королевской Волшебницей и что она сослужила тебе немалую службу? - Это правда, - ответил Артур, отворачиваясь к очагу, чтобы подтолкнуть в огонь откатившееся полено. - Она выручила меня при похищении Калибурна. Я промолчал. Но он ничего к этому не прибавил. Наконец я не выдержал и спросил: - Кажется, она все еще на севере? Как она поживает? - Превосходно. - Полено разгорелось. Он подпер подбородок кулаком и уставился в огонь. - Стало быть, так. Если сокровище Максена было у Моргаузы, когда она садилась на корабль, значит, оно сейчас спрятано где-то на острове. Мои стражи следили за тем, чтобы после Сегонтиума она в пути нигде не высаживалась. А здесь она остановилась у Мельваса, так что разыскать сокровище, я полагаю, можно. До моего возвращения Моргауза содержится под стражей, если она и откажется отвечать, то уж дети-то не будут хранить молчание. Младшие - совсем еще невинные младенцы, им невдомек, что говорить правду опасно. А от детского взгляда ничто не укроется, они, уж конечно, знают, куда их мать девала сокровище. - Насколько я понял, ты намерен оставить их при себе? - Ты видел? Да. Ты, верно, видел также, что твой гонец как раз успел в последнюю минуту спасти жизнь Моргаузы. Я припомнил, с каким усилием уснувшей воли пытался установить с ним связь, опасаясь, что Моргауза употребит против него силу похищенного Грааля. - Ты что же, собирался убить ее? - Разумеется. За то, что она убила тебя. - Без доказательств? - Чтобы казнить ведьму, не нужны доказательства. Я поглядел на него с недоумением и повторил слова, которые были произнесены при открытии Круглого зала: "Ни один человек не понесет урона незаслуженно и наказания без суда и неопровержимого доказательства вины". Артур улыбнулся: - Ты прав. На самом деле у меня были доказательства. Твои собственные слова, что она пыталась тебя убить. - Я слышал. И думал, что ты хочешь ее запугать. Потому что ничего такого я не говорил. - Верно. Не говорил. А почему? Почему ты утаил от меня, что это ее яд привел тебя на порог смерти в Диком лесу, а потом обрек на болезнь, которая тоже подобна смерти? - Ты сам ответил на свой вопрос. Ты убил бы ее тогда же, найдя меня в Диком лесу. А она была матерью сына-младенца и тяжела вторым, и я знал, что наступит день, когда они явятся к тебе и вырастут твоими верными слугами. Вот поэтому я ничего и не сказал. Кто же сказал тебе? - Вивиана. - Вот как. А каким образом она узнала? С помощью чар? - Нет. Из твоих слов. Из того, что ты говорил в бреду. Все, все вызнала она у меня. Все до последнего секрета. Я только пробормотал: - Ах, ну да... И она же отыскала для тебя Мордреда? Или Моргауза больше его не прятала, когда не стало ни Лота, ни меня? - Да нет. Она держала его местонахождение в тайне. Он у нее жил где-то на Оркнейских островах, как я понимаю. Но Вивиана здесь ни при чем. Весть о нем дошла до меня по чистой случайности. Я получил письмо. Мастер-ювелир из Йорка, он и прежде выполнял заказы Моргаузы, и вот заехал в те края со своими изделиями, надеялся продать их ей. Эти люди, как ты знаешь, проникают в самые отдаленные уголки королевства и все видят своими глазами. - Неужели Бельтан? Артур удивленно поднял голову. - Тебе он знаком? - Ну да. Но он подслеповат. В путешествиях его сопровождает слуга ... - Kacco, - докончил Артур и, видя мое недоумение, подтвердил: - Я же сказал тебе, что получил письмо. - Письмо от Кассо? - От Кассо. Он, оказывается, был в Дунпелдире, когда... а-а, понятно, там ты с ними и познакомился. Значит, тебе известно, где они находились в ночь избиения младенцев. Кассо многое видел и слышал из того, что тогда происходило: люди не склонны таиться в присутствии рабов, а он оказался понятливее, чем они могли подозревать. Его хозяин не хотел верить, что Моргауза причастна к такому ужасному преступлению, и они без опаски отправились на Оркнеи, чтобы снова попытать удачи. А там Кассо, не такой простодушный и доверчивый, смотрел во все глаза и слушал во все уши, покуда в конце концов не выведал, где находится ребенок, исчезнувший в ночь убийств. И сразу же отправил мне письмо. Оно прибыло как раз в тот день, когда я узнал от Вивианы, что виновница твоей смерти - Моргауза. И тогда я послал за ней, наказав, чтобы она не преминула захватить с собой Мордреда. Почему у тебя такой растерянный вид? - По двум причинам. Во-первых, как мог раб - Кассо был рабом в каменоломне, когда я впервые его встретил, - отправить письмо прямо Верховному королю? - Я забыл тебе сказать; когда-то он уже сослужил мне ценную службу. Помнишь, я собрался в поход на север против Агвизеля и все не мог придумать, как бы мне разделаться с этим подлым шакалом и не навлечь на себя месть Тидваля и Уриена? Так вот, об этом, должно быть, говорили в народе, и вскоре я получил известие от этого же самого раба. Он свидетельствовал о злодействах, которые наблюдал, находясь на службе у Агвизеля. Агвизель совершил насилие над юным пажом, одним из младших сыновей Тидваля, и затем убил его. Кассо объяснил, где найти зарытое тело. И оно было найдено, а заодно и другое тело. Мальчик принял смерть именно так, как о том свидетельствовал Кассо. - А потом Агвизель, - сухо добавил я, - вырезал языки у рабов, которые при этом присутствовали. - Значит, он - немой? Наверное, именно поэтому люди не стеснялись разговаривать в его присутствии. Дорогую же цену заплатил Агвизель за то, что не дал себе труда узнать, владеет ли его раб грамотой. - Он и не владел. Когда я знал его в Дунпелдире, он был нем и совершенно беспомощен. Это я в награду за одну услугу, - а вернее, просто так, по наитию свыше, - позаботился о том, чтобы его научили грамоте. Артур с улыбкой приветственно поднял ко мне свой кубок. - И это я назвал "чистой случайностью"? Следовало мне помнить, с кем я разговариваю. Разумеется, после того дела с Агвизелем я наградил Кассо и назначил ему, куда посылать сведения в дальнейшем. И раза два от него поступали кое-какие известия. Но это важное письмо он прислал прямо мне. Мы еще потолковали немного о прошлом, но затем я возвратился к делам насущным: - Как же ты предполагаешь обойтись с Моргаузой? - Это я решу по возвращении и с твоей помощью. Пока же - пошлю распоряжение, чтобы ее содержали под охраной в обители монахинь в Эймсбери. А мальчики будут находиться при мне, я велю к Рождеству доставить их в Каэрлеон на празднества. С сыновьями Лота трудностей не будет, они еще достаточно юны, чтобы радоваться прелестям придворной жизни, и достаточно взрослы, чтобы обходиться без материнской опеки. Что же до Мордреда, то он сам изберет свою судьбу - ему будут предоставлены те же возможности, что и братьям. Я промолчал. В тишине вдруг громко замурлыкал кот у очага, потом смолк, широко зевнул и снова погрузился в сон. - А что же ты хочешь, - продолжал Артур. - Он теперь под моим покровительством, и если раньше мне, пожалуй, еще и можно было убить его, то уж теперь жизнь его в безопасности. Впрочем, у меня не было времени основательно все обдумать, мы еще успеем с тобой обсудить, как с ним обойтись. Но мое мнение, что, коль скоро ребенок избежал гибели при бойне, учиненной Лотом, пусть лучше живет у меня и растет под моим присмотром, а не где-то в темном углу на краю королевства, что чревато, быть может, грозной опасностью. Ты согласен? - Да. Согласен. - Вот видишь. Если я приближу его к себе и признаю его наследственное право, о чем он, наверное, и мечтать не смел... - Да, едва ли ему это могло прийти в голову. Я думаю, мать не открыла ему, кто он. - Вот как? В таком случае, я сам ему открою. Так даже лучше. Он поймет, что я делаю это по своей воле, а не по необходимости. Мерлин, все может обернуться к лучшему! Мы с тобой оба знаем, каково это - жить безотчим сиротой, а потом вдруг, в один прекрасный день узнать, что в твоих жилах течет кровь Амброзия. Да и как я могу еще раз взять на себя грех и опять пожелать смерти собственному сыну? И один-то раз такую мысль нельзя было допустить. Видит бог, я дорого за нее поплатился. - Он отвернулся и снова вперил взгляд в пламя. В углу его рта пролегла горестная складка. Помолчав, он вздернул плечо. - Ты спрашивал про Калибурн. Дело было так: моя сестра Моргана завела любовника, это был один из моих рыцарей по имени Акколон, доблестный боец и достойный муж, однако из таких, кто не в силах отказать женщине. Когда король Урбген приезжал сюда со своей королевой, ей приглянулся Акколон, и скоро уже он, точно жалкий пес, пресмыкался у ее ног. Собираясь сюда, она заказала одному кузнецу у себя в королевстве выковать ей меч, по виду во всем подобный Калибурну, а в Камелоте заставила Акколона произвести подмену. Должно быть, она рассчитывала, что в мирные времена обман будет обнаружен не сразу и она успеет снова убраться к себе на север. Не знаю, какими милостями вознаградила она Акколона, знаю только, что, когда она и Урбген пустились в обратный путь, Акколон испросил дозволения и отправился вместе с ними. - Но для чего она подменила меч? Он бросил на меня быстрый изумленный взгляд, ведь я нечасто задавал такие вопросы. - Причина все та же, - ответил он. - Стремление к власти. Забрала в голову посадить своего мужа на верховный британский трон и самой стать Верховной королевой. А уж что там она посулила Акколону, мне не известно. Знаю только, что пришлось ему поплатиться головой. По справедливости надо было и ей заплатить ту же цену, но у меня не было прямых доказательств, и к тому же она - супруга Урбгена. Что она моя сестра, это бы ее не спасло, но Урбгену о ее предательстве ничего не было известно, а я не могу допустить, чтобы он очутился в стане моих врагов. - На что же она рассчитывала? - Тебя уже не было. Должно быть, она заранее узнала от Моргаузы о твоем тяжелом недуге и готовилась к мигу своего торжества. Она полагала, что люди пойдут за всяким, кто подымет меч Калибурн, вот и вознамерилась вложить его в руку короля Регеда... Перед тем, конечно, надо было убить меня. Акколон приложил к этому старания - затеял со мной ссору, и мы вышли на поединок. А меч у меня был подмененный, сталь хрупкая, как стекло, я лишь только взмахнул им в воздухе, как сразу понял, что дело нечисто, но было уже поздно. Мы скрестили мечи; и мой сразу же обломился по самую рукоять. - И что же? - Бедуир и другие кричали: "Измена!" - но мне и так было ясно, что без измены здесь не обошлось, довольно было взглянуть Акколону в лицо. Его-то меч был цел, а мой сломан, но рыцарь Акколон испытывал страх. Я швырнул обломанную рукоять ему в лицо и убил его ударом кинжала. По-моему, он не сопротивлялся. Может быть, он все-таки был честный человек. Хотелось бы верить, что так. - Ну а настоящий меч? Как ты его нашел? - С помощью Вивианы. Это она открыла мне, как было дело. Помнишь, в Яблоневом саду она когда-то предостерегла меня против Морганы и говорила о мече? - Да. Но я думал, она имела в виду Моргаузу. - Я тоже. Однако она не ошиблась. Все время, пока Моргана была при дворе, Вивиана не отходила от нее ни на шаг. Я еще диву давался: почему? Ведь видно было с одного взгляда, что они не питают друг к дружке нежных чувств. - Артур сокрушенно усмехнулся. - Признаюсь, я думал, это женская ревность... Гвиневеру она тоже как будто бы недолюбливает. Но относительно Морганы она оказалась права. Ведьма Моргауза развратила сестру еще в детстве. Как удалось Вивиане вернуть Калибурн, я не знаю. Она прислала его из Регеда под охраной вооруженного отряда. Самое же ее я с тех пор не видел. Я хотел было еще кое о чем у него спросить, но он вдруг поднял голову и прислушался. - А вот, если не ошибаюсь, и Бедуир приехал. Нам недолго пришлось потолковать с тобой с глазу на глаз, Мерлин, во для этого еще будет время, клянусь всеблагим господом, мы еще с тобой наговоримся! - Он вскочил и, протянув руки, помог мне подняться. - А пока поговорили, и довольно. У тебя усталый вид. Может быть, ты удалишься на покой, а мне предоставишь самому встретить Бедуира с рыцарями и поведать им обо всем, что произошло? Ручаюсь, это будет шумное сборище. Мои рыцаря выльют в корчме все, что ни найдется у доброго хозяина в погребах, и на это у них уйдет вся ночь... Но я остался с ним, и мы вместе встретим рыцарей, а потом вместе с ними пили. И за всю ту долгую праздничную ночь никто ни разу не помянул имени Вивианы. А сам я больше не спрашивал. 9 Весь следующий день мы провели за отдыхом в корчме. Нескольких человек отрядили к броду зарыть мертвых, а оттуда в Камелот с королевскими распоряжениями. Другой отряд отправился в Каэрлеон предупредить о предстоящем прибытии короля. А потом, пока я отдыхал, молодежь отправилась на охоту. Добычи, которую они привезли после целого дня молодецких забав, хватило нам на добрый обед, пажи и оруженосцы, сопровождавшие рыцарей, помогали хозяину с хозяйкой стряпать и подавать на стол. Кто где спал в ту ночь, не могу сказать; вернее всего, коней пустили в ночное, а в конюшнях набилось людей еще больше, чем в самой корчме. Утром же, к искреннему сожалению хозяев, королевская кавалькада устремилась в Каэрлеон. Даже после строительства Камелота Каэрлеон остался западной твердыней Артура. Ясным ветреным днем мы въехали в город . Над крышами бились и развевались флаги с королевским драконом, улицы, ведущие к воротам замка, заполнил народ. Я, по собственному моему настоянию, скакал не рядом, с королем, а в хвосте кавалькады, закутанный в плащ с капюшоном, надвинутым на лицо. Артур в конце концов смирился с моим решением не возвращаться ко двору - нельзя, раз отрекшись, брать слово назад, я же отрекся от своего места при короле. О Вивиане между нами больше речи не было, хотя Артуру, конечно, хотелось знать (а равно и многим другим, кто избегал в разговоре упоминать ее имя), всю ли мою силу она у меня переняла. Уж кто-кто, а она должна была бы "видеть", где бы она сейчас ни находилась, что я снова вернулся к жизни и встретился с королем; да если уж на то пошло, она должна бы знать и о том, что меня хоронят заживо... Но вопросов мне не задавали, да я бы и не дал на них правдивых ответов. В Каэрлеоне мне отвели место в королевских палатах рядом с покоями Артура. Два юных пажа, поглядывая на меня с любопытством, проводили меня по коридорам, сквозь толпы слуг. Здесь многие меня знали и все слышали о моих необыкновенных приключениях - кто спешил поскорее пройти мимо, делая знак, предохраняющий от чар, но были и такие, что обращались ко мне с приветствиями и предлагали услуги. Наконец мы добрались до места. В богатых покоях дожидался дворецкий, который разложил передо мной дорогие одежды, присланные мне на выбор королем, и украшения из королевских сундуков. Я разочаровал его, выбрав не золотую и серебряную парчу, не переливчатый шелк, не синий, алый или зеленый бархат, а простой теплый балахон из темно-вишневого сукна с золоченым кожаным поясом и такие же сандалии. Вежливо пробормотав: "Я велю принести огня и горячей воды, господин", он удалился. К моему удивлению, пажам он тоже сделал знак удалиться, и я остался один. Давно уже наступило время зажигать огни. Я сел у окна, за которым медленно угасало небо, из багрового становясь лиловым, и стал дожидаться, когда вернутся пажи со светильниками. Когда дверь отворилась, я не оглянулся. В комнате затрепетал свет внесенного факела, небо за окном сразу потемнело, выступили слабые, молодые звезды. Паж у меня за спиной, неслышно ступая, зажигая лампу за лампой, покуда комнату не залил яркий, ясный свет. Я устал с дороги, чувства мои после испытанных переживаний дремали. Но надо было стряхнуть оцепенение и заставить себя приготовиться к предстоящему пиршеству. Мальчик вышел, чтобы вставить факел обратно в железную скобу на стене коридора. Дверь он не закрыл. Я встал. - Спасибо, - сказал я ему. - А теперь, если не почтешь за труд ... И не договорил. Это был не паж, а Вивиана. Она быстро проскользнула обратно в комнату и встала спиной к двери, глядя прямо на меня. На ней было длинное серое платье, вышитое серебром, серебро поблескивало и в волосах, распущенных по плечам. А лицо бледное, и глаза глубокие и темные, и, пока я разглядывал ее, они вдруг через край наполнились слезами. В следующее мгновение она уже была подле меня и обвила руками мою шею, смеясь, и плача, и целуя меня, и бессвязно бормоча какие-то слова, не имеющие иного смысла, кроме того только, что я жив, а она все это время оплакивала меня как мертвого. - Это все чары, - твердила она изумленно и испуганно. - Чары, которые много сильнее тех, что подвластны мне. А ты говорил, что передал мне свою магическую силу. Как я могла поверить ? Ах, Мерлин, Мерлин.. Что бы ни произошло, какие бы причины ни увели ее от меня, какие бы обманы ни ослепили - все это теперь не имело значения. Я крепко прижал ее к себе, голова ее склонилась мне на грудь, моя щека касается ее волос, и я слышу, как она твердит, будто дитя: - Это ты. Это в самом деле ты! Вернулся! О, это все магия. Ты по-прежнему величайший волшебник мира. - Нет, это всего лишь болезнь, Вивиана. Она всех вас ввела в заблуждение. Это не магия. Магию я передал тебе. Она подняла голову. Лицо ее выражало скорбь. - Да! Но как это было! Слава богу, что твоя память не сохранила этого. Ты велел мне запоминать все, что ты рассказываешь, чтобы я усвоила все подробности твоей жизни и стала Мерлином, когда ты умрешь. А сам ускользал от меня, погружаясь в сон... Я должна была тебе повиноваться, ведь правда же? Вытянуть у тебя остатки твоей магии, даже если с ними отнимала у тебя последние жизненные силы. И я пустила в ход все известные мне средства: ласку, настояния, угрозы. Поила тебя подкрепляющими снадобьями и приводила в чувство, чтобы ты мог отвечать на все новые и новые расспросы. А ведь будь это не ты, а кто-то другой, следовало бы не тревожить твой сон, чтобы ты мог уйти с миром. Но ты был Мерлин, а не кто-то другой, и поэтому ты возвращался из забытья к своим страданиям и отвечал мне, отдавая все, чем владел. Так я с каждой минутой отнимала у тебя силы, когда, как я теперь вижу, могла бы спасти тебя. - Она положила ладони мне на грудь и подняла на меня серые глаза, полные слез. - Ответь мне на один вопрос. Только поклянись богом, что скажешь правду. - Что же это? - Ты запомнил, как я теребила тебя и мучила и довела до смерти, подобно пауку, высасывающему жизнь из медоносной пчелы? Я прикрыл ее ладони своими, поглядел прямо в ее прекрасные глаза и солгал: - Дорогое мое дитя, я не сохранил в памяти от того времени ничего, кроме любовных речей; я лишь помню, как бог мирно забрал меня к себе. Могу поклясться в этом, если хочешь. Лицо ее осветилось облегчением. Но все-таки она сокрушенно покачала головой. - Подумать только, вся магия и все знания, полученные от тебя, не помогли мне понять, что тебя похоронили заживо, и не смогли привести меня обратно, чтобы вызволить тебя из гробницы. Мерлин, ведь я должна была это знать, должна была знать! Мне снились сны, но они были сбивчивы и смутны. Один раз я приезжала в Брин Мирддин, ты знал об этом? Подошла к пещере, вход тогда еще был заложен, я звала, звала, но изнутри не доносилось ни звука... - Ну, будет, будет ... - Она вся дрожала. Я крепче прижал ее к себе и, склонив голову, поцеловал в макушку. - Это все прошло. Я здесь. Когда ты приезжала, я еще, наверное, не очнулся. Вивиана, то, что случилось, случилось по воле бога. Если была бы его воля, чтобы ты вызволила меня из гробницы, тебе был бы от него знак. Но он вернул меня к жизни только в свой срок, однако заметь, он уберег меня и не дал ни в землю закопать живьем, ни предать огню. Так что прими его волю, как принимаю я, и возблагодарим его. Ее опять передернула дрожь. - А Верховный король этого хотел. Он хотел сложить для тебя погребальный костер выше императорского, так он сказал, чтобы возвестить о твоей смерти жителям отдаленнейших углов королевства. Он был вне себя от горя, Мерлин. И не желал ничего слышать. Но я сказала ему, что мне было видение и что ты сам так хотел - чтобы тело твое положили внутри полого холма и оставили покоиться с миром, покуда оно не смешается с землей, которую ты любил. - Она смахнула ладонью слезу со щеки. - Это была правда. Я и в самом деле видела такой сон, какие только не снились мне сны. Но все-таки я не оправдала твоих надежд. А кто был тот человек, который выполнил то, что должна была сделать я, и вызволил тебя из заточения? И как это произошло? - Подойдем к очагу, и я все тебе расскажу. У тебя холодные пальцы. Сядь со мной, у нас еще есть немного времени, прежде чем пора будет выйти в зал. - Король подождет нас. Он ведь знает, что я здесь. Это он прислал меня к тебе. - Вот как? Но с этим можно было повременить. В углу комнаты перед низким ложем, застланным шкурами и одеялами, рдела раскаленная жаровня. Мы сели бок о бок, греясь в ее тепле, и в ответ на нетерпеливые расспросы Вивианы я опять, в который уж раз, рассказал о моих приключениях. К тому времени, когда я кончил, она заметно повеселела, на щеках проступил румянец. Я обнял ее одной рукой, а она прикорнула у меня под боком, перебирая мои пальцы. Волшебник ли, простой ли смертный, но я твердо знал, что ее радость при виде меня так же истинна, как и тепло раскаленной жаровни. Время вернулось вспять - но не совсем: простой ли смертный или волшебник, я чувствовал, что еще остались неразрешенные тайны. А она, моя голубка, слушала, и восклицала, и сжимала мою руку, а когда я смолк, стала рассказывать о себе: - Я говорила тебе, что видела сон. Он лишил меня покоя. И я даже стала сомневаться, действительно ли ты был мертв, когда мы похоронили тебя в пещере. Но казалось, тут и думать нечего: ты так долго лежал недвижный и, по всему судя, бездыханный, и все врачи признали, что ты умер. Вот и положили тебя в пещере. А потом другой сон снова привел меня к твоей гробнице, но там все оставалось как было. А потом были еще сны и видения, и они вытеснили, затмили этот... Рассказывая, она отодвинулась от меня, хотя по-прежнему не выпускала мою руку. Откинувшись ни подушки, она смотрела неотрывно на рдеющие угли в жаровне. - Ну а Моргана? - напомнил я ей. - И похищение меча? Она метнула на меня быстрый взгляд. - Разве король не рассказал тебе об этом? Ну да, конечно, ты знаешь, как был выкраден меч. Мне пришлось покинуть Камелот и последовать за Морганой, чтобы возвратить его королю. Но и тогда бог не оставил меня. Пока я находилась в Регеде, туда прибыл с юга один рыцарь. Он странствовал и явился к королеве. И в замке Урбгена поздно вечером он поведал нам свою странную повесть. Его звали Багдемагус, ов родич Морганы и Артура. Ты его знаешь? - Да. Позапрошлым летом у него заболел сын, и я его врачевал. Удалось спасти ему жизнь, но воспаление глаз осталось. Она кивнула. - И ты дал ему мазь, чтобы мазал, если будут болеть глаза. Ты сказал, что мазь настояна на траве, которая у тебя есть в Брин Мирддине. - Верно. Дикий шалфей, я привез его из Италии и храню запас у себя в пещере. А он что же, намеревался раздобыть эту траву? - Ну да, он понял тебя так, что будто бы она растет в Брин Мирддине, может быть, ты выращиваешь ее на грядках, как в Яблоневом саду. Конечно, ему было известно, что там в пещере покоится твое тело. Он не признался перед нами, что боялся, но, уж конечно, его одолевал страх. И вот, он рассказывал, въехал он на гребень холма и вдруг слышит пение словно бы из недр земли. Но тут его конь шарахнулся и понес, и больше он туда вернуться не осмелился. Он никому об этом не рассказал, стыдясь своего бегства, не хотел, чтобы над ним смеялись; но потом, незадолго до отъезда, он слышал в Маридунуме рассказ о каком-то человеке, который якобы говорил с твоим призраком... Ты догадываешься, кто это такой: тот самый грабитель могил. Оба эти странных рассказа да еще мои сновидения совпали и ясно свидетельствовали об одном: что ты жив и находишься у себя в пещере. Я выехала бы из Лугуваллиума в ту же ночь, но случилось одно происшествие, которое меня задержало. Она искоса взглянула на меня, словно ожидала, что я кивну, зная, о чем идет речь. Но я только спросил: - Какое? То же недоумение, что прежде выказал Артур, пробежало тенью по ее липу. Но она прикусила губу и объяснила: - Прибыла Моргауза с мальчиками. Со всеми пятью. Я, как ты догадываешься, оказалась не очень-то ко двору, но Урбген был сама любезность, а Моргана боялась, что ей придется отвечать за похищение меча, и цеплялась за меня изо всех сил. Наверно, наде