безумию, страху, которые теперь разрывали на части мир, бывший когда-то самым мирным и счастливым из миров. День и ночь на него изливались мучения двадцати миллиардов душ. И он с радостью принимал их, и стремился воспринять и постичь все, что исходило от Маджипура, и с готовностью искал возможности ослабить эту боль. Но напряжение утомляло его. Слишком многое на него нахлынуло; он не мог все постичь и свести воедино, и часто оно затопляло и ошеломляло его; но возможности уклониться не было, поскольку он являлся Владыкой и не мог отказаться от возложенной на него миссии. Все послеобеденное время он в одиночестве простоял на палубе, глядя прямо перед собой, и никто, даже Карабелла, не посмел приблизиться к нему, настолько глухая стена отрешенности окружала его. Когда же она все-таки подошла к нему, робко и неуверенно, он улыбнулся, обнял ее, но не сказал ни слова, поскольку находился сейчас в мире, где не было нужды в словах, где он был спокоен, где изъязвленные участки его души могли исцелиться. Он знал, что она не станет докучать ему. После долгого молчания она посмотрела на запад и ахнула от изумления, но больше ничем не нарушила тишины. Заговорил он, причем его голос звучал словно издалека: - Что ты там увидела, любимая? - Какой-то силуэт. Кажется, дракона. Он промолчал. - Неужели это возможно, Валентин? Ведь нам говорили, что в здешних водах в это время года не должно быть никаких драконов. Но что же тогда я вижу? - Ты видишь дракона. - Но ведь говорили, что их не будет. Однако сомневаться не приходится. Что-то темное. Что-то огромное. И плывет в одном с нами направлении. Валентин, откуда здесь драконы? - Драконы есть везде, Карабелла. - Может быть, мне чудится? А что если это лишь тень на воде - какое-нибудь скопление водорослей... Он покачал головой. - Ты видишь дракона. Дракона-короля, одного из самых крупных. - Ты говоришь, даже не посмотрев, Валентин. - Да. Но дракон там. - Ты его ощущаешь? - Да, ощущаю. Присутствие громадного дракона. Силу его мысли. Могучий разум. Я ощутил его еще до того, как ты подала голос. - Ты сейчас так много ощущаешь. - Слишком много. Он продолжал смотреть на север. Огромная душа дракона лежала тяжким грузом на его душе. Его чувствительность за эти месяцы постоянного напряжения значительно возросла; теперь он мог посылать мысленные сигналы почти без усилия и едва сдерживался, чтоб не делать этого. Во сне или наяву он странствовал в недрах души мира. Расстояние уже не являлось для него препятствием. Он ощущал все, даже суровые, горькие мысли оборотней, даже медленные пульсирующие излучения, исходившие от драконов. Карабелла спросила: - Что ему нужно? Он хочет напасть на нас, Валентин? - Сомневаюсь. - Но ты не уверен? - Я ни в чем не уверен, Карабелла. Он послал мысленный сигнал громадному зверю в море, стремясь соприкоснуться с его разумом. На мгновение образовалось что-то наподобие контакта - ощущение открытости, взаимопроникновения. А потом это ощущение исчезло, будто его смахнули могучей дланью, но не презрительно, не высокомерно, а так, будто дракон говорил: "Не сейчас, не здесь, еще не время". - У тебя такой странный вид, - сказала она. - Так будет дракон нападать? - Нет. Нет. - Ты кажешься испуганным. - Нет, я не испуган, нет. Я просто стараюсь понять. Но я не чувствую угрозы. Только настороженность... бдительность... этот могучий разум наблюдает за нами... - И, наверное, сообщает о нас метаморфам? - Возможно. - Если драконы и метаморфы заключили против нас союз... - Так считает Делиамбр, основываясь на показаниях какого-то метаморфа, которого больше уже не допросить. Мне кажется, что все гораздо сложнее. Думаю, что пройдет еще немало времени, прежде чем мы поймем, что связывает Изменяющих Форму и драконов. Но повторяю, опасности я не чувствую. Она помолчала, глядя на него. - Ты и вправду можешь читать мысли дракона? - Нет. Нет. Я чувствую мысли дракона, их присутствие. Прочитать я ничего не могу. Дракон - загадка для меня, Карабелла. Чем сильнее я стремлюсь добраться до него, тем легче он отталкивает меня. - Он поворачивает. Он начинает удаляться. - Да. Я чувствую, что он закрывает от меня свой разум... удаляет меня... отстраняется... - Чего он хотел, Валентин? Что он узнал? - Хотел бы я знать. Коронал крепко вцепился в поручень. Он обессилел, его трясло. Карабелла на мгновение положила ладонь на его руку, сжала ее, убрала ладонь, и они снова погрузились в молчание. Он не понимал. Он понимал так мало, но догадывался, как важно понять. Он был уверен, что именно через него могут быть решены проблемы мира и восстановлено единство. Он, только он может свести в гармонии противоборствующие силы. Но как? Как? Когда много лет назад смерть брата неожиданно сделала его Короналом, он безропотно взвалил на себя эту ношу, отдавая себя всего делу, хотя иногда королевские обязанности казались ему колесницей, которая беспощадно влачит его за собой. Но, по крайней мере, он получил подготовку, которую должен иметь король. А теперь, как ему начинало казаться, Маджипур требует от него, чтобы он стал богом, к чему он вовсе не готовился. Он все еще ощущал присутствие дракона где-то неподалеку, но не мог установить настоящий контакт и вскоре отказался от всяких попыток. Он простоял до сумерек, устремив взгляд на север, будто ожидал увидеть Остров в виде маяка, сияющего в темноте. Но до Острова оставалось еще несколько дней плавания. Сейчас они проходили широту огромного полуострова Стоензар. Морской путь от Толигая до Острова пролегал через Внутреннее Море почти до Алханроеля - практически до оконечности Стоензара, - а потом огибал Родамаунтский Архипелаг и выходил к Нуминору. Такой маршрут позволял в полной мере использовать господствующие южные ветры и сильное родамаунтское течение: дорога от Сувраеля до Острова занимала гораздо меньше времени, чем путь в обратном направлении. В тот вечер он много говорил о драконе. Зимой здешние воды обычно кишели ими, поскольку драконы, пережившие сезон осеннего промысла, как правило проходили мимо побережья Стоензара, когда возвращались на восток, в Великое Море. Но сейчас не зима, и, как имел возможность заметить заодно с остальными Валентин, в этом году драконы избрали необычный маршрут, устремившись на север, мимо западного берега Острова, к некоему таинственному месту встречи в полярных водах. Но сегодня драконов, кажется, можно встретить в любой точке моря, а кто знает почему? Только не я, подумал Валентин. Точно не я. Он тихо сидел среди друзей, разговаривал немного, собираясь с духом и восстанавливая силы. Ночью, лежа рядом с Карабеллой, он не спал и прислушивался к голосам Маджипура. Он слышал голодный плач в Кинторе и испуганное хныканье в Пидруиде; до него доносились злые выкрики стражей порядка, носящихся по мощеным улицам Велатиса, и лающие речи уличных ораторов в Алайсоре. Он слышал свое имя, повторяемое пятьдесят миллионов раз. Он слышал, как метаморфы в своих насыщенных влагой джунглях смакуют победу, в достижении которой уверены, и слышал, как драконы на дне морском зовут друг друга трубными, мрачными голосами. Чувствовал он и прохладное прикосновение материнской ладони к своему лбу, слышал слова Леди: "Скоро ты будешь со мной, Валентин, и я дам тебе покой". А потом ему явился Король Снов и объявил: "Сегодня ночью я обойду весь мир в поисках ваших врагов, мой друг Коронал, и, если мне удастся поставить их на колени, я это сделаю". Эти слова дали ему некоторую передышку, пока не раздались снова крики страха и боли, пение морских драконов, шепот метаморфов; и так ночь перешла в утро, и он поднялся еще более утомленным, чем накануне вечером. Но как только корабли миновали оконечность Стоензара и вошли в воды, разделяющие Алханроель и Остров, недомогание Валентина стало рассеиваться. Поток исполненных муки сигналов со всех концов света не прекращался, но здесь преобладала власть Леди, которая усиливалась с каждым днем, и Валентин ощущал постоянное ее присутствие в своей душе, и она поддерживала его, вела, успокаивала. Столкнувшись на Сувраеле с пессимизмом Короля Снов, Валентин красноречиво отстаивал свою убежденность в том, что мир можно восстановить. "Никакой надежды", - сказал ему Минакс Барьязид, на что Валентин ответил: "Надежда есть, нужно только протянуть руку и увидеть ее. Я вижу путь". А Барьязид возразил: "Нет никакого пути, и все потеряно", на что Валентин сказал: "Следуйте за мной, и я укажу путь". И, с конце концов, ему удалось вывести Минакса из состояния безысходности и добиться его не слишком охотной поддержки. Проблеск надежды, появившийся у Валентина на Сувраеле, чуть не пропал во время плавания на север, но сейчас, кажется, надежда возвращалась. Теперь до Острова оставалось всего ничего. С каждым днем он все выше и выше поднимался над горизонтом и каждое утро, когда лучи восходящего солнца освещали с восточной стороны его меловые уступы, являл собой восхитительное зрелище: нежно-розовый при первом свете, затем - ослепительно алый, после чего непостижимым образом совершался переход к золотистому, и, наконец, когда солнце стояло уже высоко в небе. Остров становился совершенно белым, и эта потрясающая белизна разносилась над водой, подобная звукам гигантских цимбал, всепроникающей, жизнеутверждающей мелодии. В порту Нуминора Леди ожидала Коронала в доме, известном под названием Семь Стен. Вновь жрица Талинот Эсулд проводила Валентина в Изумрудный Зал; вновь он увидел мать, стоящую между двумя танигалами. Она улыбалась, раскрыв объятия ему навстречу. Но увидел он и происшедшие с ней удивительные и пугающие перемены, а ведь еще года не прошло с тех пор, как они встречались в этом зале. Теперь ее черные волосы перемежались седыми прядями; теплота ее взгляда исчезла, уступив место холодной мрачности; время наложило отпечаток даже на ее царственную осанку, - покатые плечи, опущенная голова. Когда-то она казалась ему богиней, а теперь мнилась небожительницей, постепенно превращающейся в пожилую, вполне смертную женщину. Они обнялись. Она стала такой легкой, что, казалось, ее может унести прочь любой случайный ветерок. Они пригубили прохладного золотистого вина, и он поведал ей о своих странствиях по Пьюрифайну, о поездке на Сувраель, о встрече с Доминином Барьязидом и о том удовольствии, которое ему доставил вид бывшего врага, обретшего здравый рассудок и вновь лояльного. - А что Король Снов? - спросила она. - Сердечно ли он тебя встретил? - В высшей степени. Между нами сразу возникли теплые отношения, что меня немало удивило. - Барьязиды редко бывают приветливы, что вызвано, я полагаю, самими условиями жизни в той стране и их ужасными обязанностями. Но они не какие-нибудь чудовища, как принято считать. Минакс - человек неистовый, и я это чувствую, когда сталкиваются наши души, что бывает нечасто, но в то же время сильный и благородный. - Будущее он видит в мрачном свете, но поклялся оказывать полную поддержку всему, что мы должны сделать. В данный момент он заполняет мир самыми мощными посланиями в надежде обуздать безумие. - Да, мне известно о том, - сказала Леди. - В течение последних недель я ощущаю его мощь, исходящую с Сувраеля. Он предпринял могучее усилие, какого не совершал никогда раньше. Я делаю то же сама, но спокойнее. Но этого недостаточно. Весь мир обезумел, Валентин. Звезда наших врагов восходит, а наша - закатывается; миром теперь правят голод и страх, а не Понтифекс и Коронал. Ты сам это знаешь. Ты чувствуешь, как безумие наваливается на тебя, охватывает тебя, грозит смести все. - Тогда нас ждет поражение, матушка? Ты ли говоришь со мной, источник надежды, ты ли, несущая успокоение? Что-то вроде прежней стальной непреклонности мелькнуло в ее глазах. - Я ни словом не упомянула о поражении. Я сказала лишь то, что Король Снов и Леди Острова сами не в состоянии сдержать поток сумасшествия. - Есть еще и третья сила, матушка. Или ты считаешь меня неспособным вести войну? - Ты способен достичь всего, чего угодно, Валентин. Но здесь недостаточно даже трех Владык. Ущербное правительство не может управиться с обрушившимся на нас кризисом. - Ущербное? - Оно стоит на трех ногах, а должно быть на четырех. Старому Тиверасу пора уснуть. - Матушка... - Сколько ты еще намерен уклоняться от своих обязанностей? - Я ни от чего не уклоняюсь, матушка! Но чего удастся достичь, если я заточу себя в Лабиринте? - Неужели ты считаешь, что Понтифекс бесполезен? Странные взгляды у тебя на наше государство, если ты действительно так думаешь. - Я понимаю неоценимую роль Понтифекса. - Тем не менее, в течение всего правления ты предпочитаешь обходиться без него. - Разве моя вина в том, что Тиверас был уже дряхлым стариком, когда я взошел на престол? Что я должен был делать? Отправиться в Лабиринт сразу же после избрания Короналом? У меня нет Понтифекса, потому что его не было с самого начала. И время было неподходящим, чтобы занимать место Тивераса. Меня отвлекали иные, насущные заботы, как, кстати, и до сих пор. - Ты задолжал Маджипуру Понтифекса, Валентин. - Нет. Еще не время. - Сколько ты будешь это повторять? - Я должен оставаться на виду. Я хочу каким-то образом связаться с Данипьюр и заключить с ней союз против Фараатаа, нашего общего врага, который уничтожит весь мир под предлогом возвращения его своему народу. А если я окажусь в Лабиринте, то как смогу... - Ты снова собираешься в Пьюрифайн? - Чтобы еще раз потерпеть неудачу? Но я все равно считаю, что необходимо вступить в переговоры с метаморфами. Данипьюр должна понять, что я не похож на королей прошлого, что я признаю новые реальности, считаю невозможным далее подавлять часть души Маджипура, принадлежащую метаморфам, что мы должны это признать, допустить их в свой круг и принять их. - И ты считаешь, что, не будучи Короналом, не сумеешь осуществить задуманное? - Я убежден в том, матушка. - Тогда проверь заново свои убеждения, - сказала Леди неумолимым голосом. - Если они и впрямь убеждения, а не мания, за которой скрывается отвращение к Лабиринту. - Я ненавижу Лабиринт и не скрываю своей ненависти, но не откажусь войти туда, когда придет время, хоть и без особой радости. Однако я утверждаю, что время еще не наступило. Возможно, мое переселение произойдет скоро, но не сейчас. - Тогда пусть оно не замедлит совершиться. Позволь, наконец, Тиверасу уснуть. И пусть он уснет поскорее, Валентин. 5 Пускай повод для торжества небольшой, думал Фараатаа, но приглашение на встречу с Данипьюр вызывает радость. Столько лет скитаться в джунглях злосчастным изгоем, а до того столь долго подвергаться насмешкам, - что ж, теперь сама Данипьюр с соблюдением всех дипломатических церемоний приглашает его на аудиенцию в Дом Услуг в Иллиривойне. Поначалу его подмывало отклонить приглашение и высокомерно предложить ей явиться к нему в Новый Велалисер. В конце концов, она была всего лишь выборным вождем племени, а ее титул не существовал до изгнания; он же провозглашен значительной частью народа Грядущим Принцем и Королем Сущим, ежедневно общается с водяными королями и пользуется гораздо большей преданностью сторонников, чем Данипьюр. Но потом он передумал, решив, что произведет гораздо большее впечатление, войдя в Иллиривойн во главе тысяч соплеменников и показав Данипьюр с ее прихлебателями, какой властью он обладает! Пусть будет так, подумал он и согласился прийти в Иллиривойн. Столица, размещенная на новом месте, все еще имела неуютный, незаконченный вид. Обычно для нее выбирали открытое место в лесу, неподалеку от какой-нибудь сравнительно полноводной реки. Но улицами по-прежнему служили еле заметные тропинки, плетеные хижины почти не имели украшений, их крыши выглядели сделанными наспех, а площадь перед Домом Услуг была расчищена не до конца, и повсюду змеились и переплетались лианы. Лишь сам Дом Услуг напоминал прежний Иллиривойн. Согласно обычаю здание перенесли со старого места и вновь установили в центре города, где оно господствовало над всем своим окружением. Трехэтажное здание, украшенное сверкающими колоннами из банникопа, с обшитым полированными досками из красного дерева фасадом, возвышалось, как дворец, среди грубых хижин пьюриваров Иллиривойна. Но когда мы переплывем через море и восстановим Велалисер, подумал Фараатаа, то построим настоящий дворец из мрамора и сланца, который станет новым чудом света, и мы украсим его всякими прекрасными вещицами, которые заберем в качестве добычи из Замка Лорда Валентина. И тогда Данипьюр склонится передо мной! Но сейчас он собирался неукоснительно соблюдать протокол. Он предстал перед Домом Услуг и произвел пять Видоизменений Покорности: Ветер, Песок, Клинок, Поток и Пламя. В состоянии Пятого Видоизменения он оставался до появления Данипьюр. На какое-то мгновение она показалась напуганной теми силами, которые сопровождали его в столицу: толпа заполняла всю площадь и выплескивалась за пределы города. Но она быстро оправилась от замешательства и приветствовала его тремя Видоизменениями Приятия: Звезда, Луна, Комета. При последнем изменении фараатаа вернулся к своему обличью и прошел за ней в здание. Никогда еще не входил он в Дом Услуг. Данипьюр держалась холодно, отстранение и сдержанно. Фараатаа ощутил мгновенный прилив благоговения - ведь она все-таки носила свое звание на протяжении всей его жизни, - но быстро взял себя в руки. Он знал, что ее высокомерие и высочайшее самообладание служили лишь оружием защиты. Она предложила ему блюдо из калимботов и гумбы, а также подала бледное лавандовое вино, на которое он посмотрел с неудовольствием, потому что вино не относилось к числу напитков, употребляемых пьюриварами древности. Он не стал пить и даже не поднял бокал, что не осталось незамеченным. Покончив с формальностями, Данипьюр заговорила без обиняков: - Неизменных я люблю не больше вашего, Фараатаа. Но то, к чему вы стремитесь, недостижимо. - И к чему же я тогда стремлюсь? - Избавить от них мир. - Вы считаете это недостижимым? - поинтересовался он, придав голосу оттенок заинтересованности. - Почему же? - Их двадцать миллиардов. Куда они денутся? - Неужели во вселенной больше нет миров? Они пришли оттуда: пусть возвращаются. Она прикоснулась ко лбу кончиками пальцев. Этот жест означал насмешку и презрение, вызванные его словами. Он сделал над собой усилие, чтобы не показать своего раздражения. - Когда они пришли сюда, - сказала Данипьюр, - их было немного. Теперь же их множество, а сообщение Маджипура с другими мирами сейчас не слишком оживлено. Вы представляете, сколько времени потребуется, чтобы переправить с планеты двадцать миллиардов жителей? Если каждый час будет отправляться по кораблю с десятью тысячами на борту, я думаю, нам все равно не удастся полностью от них избавиться, поскольку они будут плодиться быстрее, чем корабли - загружаться. - Пускай тогда остаются здесь, а мы будем продолжать войну против них. И они станут убивать друг друга из-за еды, а через некоторое время пищи не останется, и они будут умирать голодной смертью, а города их станут мертвыми. И мы навсегда избавимся от них. Кончики пальцев снова прикоснулись ко лбу. - Двадцать миллиардов покойников? Ах, Фараатаа, будьте благоразумны! Вы отдаете себе отчет, что это значит? В одной Ни-мойе людей больше, чем во всем Пьюрифайне, - а сколько вообще городов на планете, кроме Ни-мойи? Подумайте, какой смрад будет исходить от этих тел! Подумайте о болезнях, которые возникнут из-за разложения такого количества трупов! - Если они вымрут от голода, трупы будут сухими, как опавшие листья. Разлагаться будет нечему. - Вы рассуждаете слишком легкомысленно, Фараатаа. - Неужели? Что ж, пусть легкомысленно. С присущим мне легкомыслием я разгромил угнетателей, под пятой которых мы корчились четырнадцать тысячелетий. Так же легкомысленно я вверг их в хаос. Легкомысленно я... - Фараатаа! - Я очень многого добился, Данипьюр, за счет своего легкомыслия. Причем не только безо всякой поддержки с вашей стороны, а, напротив, при вашем в большинстве случаев прямом противодействии. А теперь... - Выслушайте меня, фараатаа! Да, вы выпустили на свободу могучие силы и нанесли неизменным такой удар, который я, признаться, не считала возможным. Но теперь пришло время остановиться и подумать о дальнейших последствиях содеянного вами. - Я подумал, - ответил он. - Мы отвоюем наш мир. - Возможно. Но какой ценой? Вы наслали болезни на их земли, - а как вы думаете, так ли уж просто будет остановить эти болезни? Вы расплодили чудовищных, ужасных животных и выпустили их на волю. Вдобавок, вы хотите, чтобы мир задохнулся от миллиардов гниющих тел. Так скажите, Фараатаа, вы спасаете наш мир или уничтожаете его? - Болезни исчезнут, когда погибнут растения, которые их питают, для нас большей частью бесполезные. Новых животных немного, а мир большой, и ученые заверили меня в том, что они неспособны размножаться самостоятельно; так что мы избавимся от них, когда они сделают свое дело. А что касается гниющих тел, то по этому поводу я не разделяю ваших страхов. Стервятники наедятся так, как никогда не ели, из гор оставшихся костей мы возведем храмы. Победа за нами, Данипьюр. Мир отвоеван. - Вы слишком самоуверенны. Они еще не начали наносить ответных ударов, но если они начнут, Фараатаа, что будет, если они начнут? Прошу вас вспомнить, Фараатаа, что сделал с нами Лорд Стиамот. - Для завоевания Лорду Стиамоту потребовалось тридцать лет. - Да, - согласилась Данипьюр, - но его войска были немногочисленны. А теперь неизменные значительно превосходят нас числом. - А мы научились насылать на них болезни и чудовищ, чего не умели во времена Лорда Стиамота. Их многочисленность сыграет с ними злую шутку, когда у них закончатся запасы пищи. Как они смогут сражаться против нас хотя бы тридцать дней, не говоря уж о тридцати годах, если голод уже раздирает на части их цивилизацию? - Голодные воины могут сражаться гораздо ожесточенней, чем сытые. Фараатаа расхохотался. - Воины? Какие воины? Это же нелепость, Данипьюр. Люди изнежены! - При Лорде Стиамоте... - Лорд Стиамот жил восемь тысяч лет назад. С тех пор жизнь для них была чересчур легка, и они стали расой дураков и трусов. А самый большой дурак среди них - их Лорд Валентин с его святой простотой и благочестивым отвращением к насилию. Чего их бояться с таким королем, у которого кишка тонка для убийства? - Согласна: его нам нечего бояться. Но мы можем его использовать, Фараатаа. Именно это я и собираюсь сделать. - Каким образом? - Как вы знаете, он мечтает договориться с нами. - Мне известно, - сказал Фараатаа, - что он появлялся в Пьюрифайне с дурацкой надеждой вступить с вами в переговоры, но вы проявили мудрость и избежали встречи. - Да, он пришел добиваться дружбы, а я не стала с ним встречаться. Верно. Мне было нужно побольше узнать о ваших намерениях, прежде чем вступать с ним в любые переговоры. - Теперь мои намерения вам известны. - Да, известны. И я прошу вас перестать распространять эти болезни и оказать мне поддержку, когда я встречусь с Короналом. Ваши действия срывают мои планы. - Какие именно? - Лорд Валентин отличается от других Короналов. Как вы говорите, он - сама святая простота: мягкий человек, у которого не хватает духу на убийство. Отвращение к войне делает его сговорчивым и податливым. Я собираюсь добиться от него таких уступок, которых нам не предоставлял ни один из предшествующих Короналов. Право вновь поселиться на Алханроеле, получить обратно во владение священный город Велалисер, место в правительстве - короче говоря, полное политическое равноправие в пределах Маджипура. - Проще все уничтожить, а потом выбирать место на свое усмотрение, не спрашивая ничьего разрешения. - Но вы же должны понять, что это невозможно, что нельзя ни изгнать, ни уничтожить двадцать миллиардов живых существ. Единственное, что мы можем - установить с ними мир. И именно в Валентине заключается наш шанс на установление мира, Фараатаа. - Мир! Какое гнусное, лживое слово! Мир! Ну уж нет, Данипьюр, мне не нужен мир. Меня интересует не мир, а победа. А победа будет за нами. - Ваша вожделенная победа обречет нас на гибель, - резко ответила Данипьюр. - Я так не считаю. И я думаю, что ваши переговоры с Короналом ни к чему не приведут. Если он дарует нам те уступки, о которых вы собираетесь просить, собственные принцы и герцоги свергнут его и заменят более жестоким человеком, и что тогда будет с нами? Нет, Данипьюр. Я должен продолжать войну, пока в нашем мире не останется ни одного неизменного. Любой другой путь означает продолжение нашего порабощения. - Я запрещаю. - Запрещаете? - Я - Данипьюр! - Да, вы - это вы. Ну и что? Я - Король Сущий, о котором говорилось в прорицаниях. Как вы можете запрещать мне что-либо? Неизменные передо мной трепещут. Я их уничтожу, Данипьюр. А если вы будете мне мешать, я уничтожу и вас. - Он поднялся и, взмахнув рукой, отпихнул в сторону бокал с нетронутым вином, расплескав по столу его содержимое. У двери он остановился и оглянулся, ненадолго приняв форму, известную под названием Река, выражавшую неуважение и презрение. Затем он возвратился в свое прежнее обличье. - Война будет продолжаться, - сказал он. - Пока я позволяю вам оставаться на вашем посту, но предупреждаю: оставьте предательские попытки связаться с противником. А что касается святого Лорда Валентина, то его жизнь принадлежит мне. В день освящения Велалисера его кровь омоет Столы Богов. Берегись, Данипьюр, иначе я использую твою кровь для тех же целей. 6 - Коронал Лорд Валентин со своей матерью Леди во Внутреннем Храме, - сказала жрица Талинот Эсулд. - Он просит вас, принц Хиссуне, провести ночь в королевской резиденции в Нуминоре и отправиться к нему с утра. - Как будет угодно Короналу. Хиссуне смотрел мимо жрицы на огромную белую стену Первой Скалы, нависавшую над Нуминором. Она была ослепительно яркой, до боли в глазах, светилась почти как солнце. Когда несколько дней назад во время плавания с Алханроеля они впервые увидели Остров, он прикрывал глаза рукой от нестерпимого белого сияния, ему хотелось вообще отвернуться, а стоявшая рядом с ним Эльсинома так и сделала, воскликнув: "Что там такое яркое? Мы не ослепнем?" Но теперь, при ближайшем рассмотрении, белый камень уже не пугал: исходивший от него свет выглядел чистым, успокаивающим и напоминал скорее лунное, а не солнечное сияние. С моря дул прохладный, ласковый ветерок, тот самый ветер, который так стремительно - но не настолько быстро, чтобы утихомирить растущее в Хиссуне с каждым днем нетерпение, - нес их корабль от Алайсора до Острова. Нетерпение еще подгоняло его, когда он ступил на берег Острова. Но сейчас он уже понимал, что нужно проявить выдержку и приспособиться к неспешному ритму жизни Острова и его безмятежной госпожи, иначе ему никогда не удастся сделать то, ради чего он здесь появился. И правда, он ощутил, что начинает проникаться этой неторопливостью, когда в сопровождении жриц проходил по небольшому портовому городку к королевской резиденции Семь Стен. Он подумал, что магии Острова невозможно противиться: такое это спокойное, безбурное, мирное место, которое каждой своей чертой свидетельствует о присутствии Леди. Сейчас бедствия, потрясавшие Маджипур, представлялись Хиссуне пустой выдумкой. Однако ночью Хиссуне обнаружил, что заснуть здесь не так-то просто. Он лежал в великолепных покоях, убранных восхитительными темными тканями старинной работы. Здесь, насколько он знал, до него отдыхали великие Лорды Конфалум, Престимион и сам Стиамот; и ему казалось, что все эти древние короли бродят поблизости, переговариваясь шепотом между собой, а их слова - насмешка над ним: выскочка, щеголь, павлин. Нет, говорил он сердито самому себе, то всего лишь шелест волн внизу. Но сон не приходил, и чем сильнее он хотел заснуть, тем меньше ему это удавалось. Он встал, принялся расхаживать по комнатам, вышел во двор, решив поднять кого-нибудь из слуг, чтобы ему принеси вина, но никого не нашел и через некоторое время вернулся в спальню и опять закрыл глаза. На этот раз ему показалось, что Леди слегка, мимолетно, коснулась его души: нет, то было не послание, а лишь прикосновение, легкое, как дуновение, пахнувшее на его душу, нежное "Хиссуне, Хиссуне, Хиссуне", после чего он успокоился, задремал и погрузился в глубокий сон безо всяких сновидений. Утром за ним с Эльсиномой пришла жрица, худощавая и статная Талинот Эсулд, которая проводила их до подножия огромного белого утеса, где их ожидали флотеры, чтобы доставить на верхние ярусы Острова. От подъема по вертикальной стене Первой Скалы захватывало дух: все выше и выше, как во сне. Хиссуне боялся открывать глаза, пока флотер не остановился на посадочной площадке. Здесь он оглянулся на сверкающую на солнце морскую ширь, простирающуюся до далекого Алханроеля. Внизу вонзался в море двойной волнолом Нуминора. Флотер доставил их через густо поросшее плато к подножию Второй Скалы, поднимавшейся вверх так отвесно, что казалось, будто он занимает все небо. На ночь они остановились я домике, расположенном на Террасе Зеркал, где из-под земли вырастали массивные валуны черного полированного камня, напоминающие таинственных древних идолов. Поутру их ожидал еще один подъем на самый верхний, самый заветный утес, на высоту нескольких тысяч фугой над уровнем моря, где находилось убежище Леди. Воздух на вершине Третьей Скалы был удивительно прозрачен, и предметы, расположенные в нескольких милях, выглядели отчетливо, как под увеличительным стеклом. Высоко в небе лениво описывали круги неизвестные Хиссуне птицы с округлыми красными телами и громадными черными крыльями. Хиссуне и Эльсинома вновь проследовали к центру плоской вершины Острова, преодолевая террасу за террасой. Наконец они остановились там, где среди поразительно безмятежных садов в видимом беспорядке были разбросаны строения из белого камня. - Это - Терраса Поклонения, - сказала Талинот Эсулда. - Вход во Внутренний Храм. Ночь они провели в тихом, уединенном домике, уютном и непритязательном, при котором имелись мерцающий водоем и тенистый садик, окруженный древней изгородью из переплетенной лозы. На рассвете слуги принесли им охлажденные фрукты и жареную рыбу, и они поели. Появилась Талинот Эсулд. С ней пришла еще одна жрица, рослая седовласая женщина с проницательным взглядом. Она приветствовала их по-разному: Хиссуне - жестом, подобающим при обращении к принцу Горы, но как-то небрежно, почти пренебрежительно, а, повернувшись к Эльсиноме, она взяла обе ее руки в свои ладони и довольно долго не выпускала, тепло и одновременно пристально глядя ей в глаза, а потом произнесла: - Добро пожаловать на Третью Скалу. Меня зовут Лоривайд. Леди и ее сын ожидают вас. Утро выдалось прохладным и туманным, солнечные лучи должны были вот-вот пробиться через низкую облачность. Они миновали сад, где на каждом листочке мерцали капельки росы. Впереди шла Лоривайд, а замыкала их маленькую колонну Талинот Эсулд. Затем они прошли по мостику из белого камня, настолько хрупкому на вид, что казалось, он может рухнуть даже от самых легких шагов, и оказались в широком поле, на другой стороне которого располагался Внутренний Храм. Хиссуне еще не приходилось видеть более привлекательного здания. Оно было выстроено из того же полупрозрачного белого камня, что и мост. В самом центре его находилась невысокая ротонда с плоской кровлей, от которой, подобно лучам звезды, разбегались восемь длинных, тонких, равноудаленных крыльев. Никаких украшений; все чисто, строго, просто и безупречно. Внутри ротонды, в просторном восьмиугольном помещении с восьмигранным бассейном посередине, их ожидали Лорд Валентин и его мать, Леди. Хиссуне в замешательстве остановился у порога. Он переводил взгляд то на Леди, то на Валентина, не зная, кому из Владык следует сначала оказать знаки внимания. Он решил отдать предпочтение Леди. Но в какой форме это должно выражаться? Нет, конечно, он помнил знак Леди, но нужно ли делать знак непосредственно ей, как знак звездного огня Короналу, или то будет непозволительной бестактностью? Хиссуне терялся в догадках. Его обучение не предусматривало встречи с Леди. Тем не менее, он повернулся к ней. Она выглядела гораздо старше, чем он ожидал. Щеки, лоб и уголки глаз покрывала сетка глубоких морщин, в волосах сверкали седые пряди. Но улыбка, излучавшая тепло и силу, подобно полуденному солнцу, красноречиво свидетельствовала об энергии и бодрости, еще не покинувших ее; Хиссуне почувствовал, как от этой улыбки куда-то улетучиваются все его сомнения и страхи. Он собрался преклонить перед ней колени, но она, по-видимому, поняла его намерения, прежде чем он успел пошевелиться, и отрицательно качнула головой, а потом протянула ему руку. Хиссуне каким-то образом осознал, чего от него ждут, и на мгновение слегка прикоснулся кончиками пальцев к ее пальцам, получив от Леди поразительный, приводящий в трепет, заряд бодрости, от которого мог бы пошатнуться, если бы не держал себя в руках. И он почувствовал, как вместе с этим внезапным приливом энергии к нему стремительно возвращаются уверенность, сила и самообладание. Теперь он повернулся к Короналу. - Мой лорд, - прошептал он. Хиссуне поразили и встревожили перемены в облике Лорда Валентина, происшедшие с того раза, когда он в последний раз видел Коронала в Лабиринте, в самом начале злосчастной великой процессии. Тогда Лорд Валентин был подавлен страшной усталостью, но даже при том черты его излучали внутренний свет, какую-то неукротимую жизнерадостность, которой не могло скрыть никакое утомление. Но сейчас все было иначе. От жестокого сувраельского солнца его кожа потемнела, а волосы выгорели, что придавало ему странно свирепый, почти варварский вид. Глаза ввалились и сделались почти не видны, а лицо высохло, покрылось морщинами, и в его выражении не осталось и следа душевности, составлявшей наиболее яркую черту характера Коронала. Он мнился совершенным незнакомцем: угрюмым, напряженным, отчужденным. Хиссуне сложил было пальцы в знаке звездного огня, но Валентин нетерпеливо отмахнулся, схватил Хиссуне за руку и на мгновение крепко сжал ее, что ничуть не убавило беспокойства принца. Никто не здоровается с Короналами за руку. Подобно соприкосновению с Леди, рукопожатие тоже заставило Хиссуне почувствовать, как в него вливается энергия, но в отличие от предыдущего раза сейчас он ощутил смущение, замешательство, смятение. Когда Коронал отпустил его руку, Хиссуне шагнул назад и указал на Эльсиному, которая камнем застыла у порога при виде двух Владык Маджипура в одной комнате. Охрипшим голосом Хиссуне представил: - Мой лорд... сударыня... прошу любить и жаловать... моя матушка, леди Эльсинома... - Достойная мать у столь достойного сына, - промолвила Леди. Это были первые ее слова, и ее голос показался Хиссуне самым красивым из слышанных им до сих пор - богатым, спокойным, мелодичным. - Подойдите ко мне, Эльсинома. Очнувшись от полного оцепенения, Эльсинома пошла по гладкому мраморному полу, а Леди двинулась ей навстречу, и они встретились у восьмиугольного бассейна в центре комнаты. Здесь Леди заключила Эльсиному в свои объятия и крепко прижала к себе; а когда женщины отступили друг от друга, Хиссуне увидел, что его мать сейчас похожа на человека, долго блуждавшего в потемках и вырвавшегося, наконец, к солнечному свету. Глаза ее сияли, лицо покрывал румянец, и в ней не осталось ни тени робости или благоговейного трепета. Теперь она повернулась в сторону Лорда Валентина и начала делать знак звездного огня, но он остановил ее, как и Хиссуне, перехватил руку и сказал: - Нет необходимости, сударыня. - Мой лорд, это мой долг! - твердо возразила она. - Нет, уже нет. - Коронал улыбнулся в первый раз за все утро. - Все эти жесты и поклоны - для публики. Здесь они не нужны. Хиссуне же он сказал: - Я бы, пожалуй, тебя не признал, если бы не был уверен, что именно ты появишься здесь сегодня. Мы так долго не виделись, что стали совсем чужими, или это мне кажется? - Прошло несколько лет, мой лорд, надо сказать, непростых, - ответил Хиссуне. - Время всегда несет с собой перемены, а такие годы меняют очень многое. - Да, так и есть. - Подавшись вперед, Валентин так пристально всмотрелся в Хиссуне, что тот несколько смешался. После продолжительной паузы Коронал заговорил снова: - Когда-то я думал, что хорошо тебя знаю. Но Хиссуне, которого я знал еще мальчиком, под маской озорника скрывал робость. А тот, которого я вижу перед собой, стал мужчиной - даже принцем, - и робость в нем осталась, но самую малость, а озорство, я думаю, переросло в нечто более глубокое - может быть, лукавство. Или даже - в государственный ум, если верить получаемым мной сообщениям, а я склонен считать, что они не лгут. Кажется, я все-таки вижу того мальчика где-то внутри тебя. Но разглядеть его далеко не просто. - И мне нелегко увидеть в вас, мой лорд, того человека, который однажды нанял меня провожатым по Лабиринту. - Что, я так сильно изменился, Хиссуне? - Да, мой лорд, мне страшно за вас. - Бойся за Маджипур, если тебе так нужно за что-нибудь бояться. Не трать на меня своих страхов. - Я боюсь за Маджипур, сильно боюсь. Но как вы можете просить меня не бояться за вас? Ведь вы - мой благодетель, мой лорд. Я всем вам обязан. А когда я вижу вас в таком унынии, таким мрачным... - Времена мрачные, Хиссуне. Состояние мира отразилось на моем лице. Но, возможно, впереди всех нас ожидает весна. Скажи мне: что нового на Замковой Горе? Я знаю, что лорды и принцы вынашивают там грандиозные планы. - Вы правы, мой лорд. - Тогда рассказывай! - Вы понимаете, мой лорд, что все эти прожекты должны быть одобрены вами, что Регентский Совет не осмелится предпринять... - Разумеется. Расскажи, что предлагает Совет. Хиссуне глубоко вздохнул и начал: - Во-первых, одной армией мы хотели бы закрыть все границы Пьюрифайна и окружить его, чтобы не допускать дальнейшего распространения метаморфами болезней и других напастей. - Окружить Пьюрифайн, ты сказал, или вторгнуться туда? - спросил Лорд Валентин. - В основном, окружить, мой лорд. - В основном? - Как только мы установим контроль над границами, планируется войти в провинцию для поисков мятежника Фараатаа и его сообщников. - Ага. Захватить Фараатаа и его сторонников! А что с ними будет; когда их схватят, в чем я сильно сомневаюсь, памятуя свой собственный опыт блужданий по джунглям? - Они будут осуждены. - И ничего больше? И казни зачинщиков не будет? - Мы не дикари, мой лорд! - Да-да, конечно. И целью вторжения будет исключительно захват Фараатаа? - Ничего больше, мой лорд. - И никаких попыток свергнуть Данипьюр? Никакой кампании по полному истреблению метаморфов? - Такого даже не предполагалось! - Понятно. - В голосе Валентина звучали странные, почти насмешливые нотки; Хиссуне еще ни разу не слышал, чтобы он так разговаривал. - А какие еще намерения у Совета? - Армия умиротворения займет Пилиплок - без кровопролития, если то будет возможно - и возьмет под контроль другие города и провинции, которые, возможно, откололись от правительства. Кроме того, необходимо обезвредить различные незаконные формирования, которые расплодили во многих местах лже-Короналы, и, если представится возможность, привлечь их на службу государству. Наконец военная оккупация тех провинций, которые откажутся участвовать в недавно утвержденной программе распределения запасов продовольствия среди пораженных зон. - Весьма всеобъемлющие планы, - сказал Валентин все тем же необычным голосом. - А кто возглавит эти армии? - Совет предложил разделить командование между лордом Диввисом, лордом Тунигорном и мной, - ответил Хиссуне. - А я? - А вы будете осуществлять верховное командование над всеми войсками, мой лорд. - Да-да, конечно. - Взгляд Валентина стал отсутствующим, возникла продолжительная пауза, в течение которой он, казалось, взвешивает все сказанное Хиссуне. В жесткой и сдержанной манере Коронала задавать вопросы было что-то настораживающее: создавалось впечатление, что Лорд Валентин знал не хуже Хиссуне, к чему ведет разговор, и Хиссуне поймал себя на том, что боится продолжения беседы. Глаза Коронала загорелись странным блеском, и он снова обратил свой взгляд на Хиссуне. - Это все, принц Хиссуне? - Еще одно, мой лорд. - Что именно? - Командующим армии, предназначенной для занятия Пилиплока и других мятежных городов, должен быть Коронал. - Коронал, как вы только что сказали, будет верховным главнокомандующим. - Нет, мой лорд. Верховным главнокомандующим должен быть Понтифекс. Наступившая тишина казалась нескончаемой. Лорд Валентин стоял почти без движения: его можно было принять за статую, если бы не подрагивание ресниц и подергивание щеки. Хиссуне напряженно ждал, не смея заговорить. Уже сейчас, когда все было сказано, он поражался тому отчаянному безрассудству, с каким осмелился предъявить Короналу ультиматум. Но что сделано, то сделано. Слова обратно уже не взять. Если Лорд Валентин в гневе лишит его всех званий и отправит обратно в Лабиринт попрошайничать на улицах, пусть будет так: что сделано, того не воротишь. Коронал засмеялся. Этот смех возник где-то глубоко и, как гейзер, поднимался через грудь к губам: громоподобный, раскатистый смех, подходящий больше великанше Лизамон Хултин или Залзану Каволу, а никак не учтивому Лорду Валентину. Коронал смеялся и смеялся, и Хиссуне даже начал побаиваться, уж не лишился ли он рассудка, когда смех утих резко и внезапно, и ничто не напоминало о необузданном веселье Валентина, кроме странной, неопределенной улыбки. - Отлично задумано! - воскликнул он. - Ах, до чего отлично задумано, Хиссуне! - Мой лорд? - Скажи-ка мне, кто должен стать новым Короналом? - Мой лорд, вы должны понять, что это лишь предложения... ради улучшения работы правительства во время кризиса... - Да, конечно. Но спрашиваю еще раз: кого предлагается выдвинуть на мое место ради улучшения работы правительства? - Мой лорд, выбор преемника всегда остается за бывшим Короналом. - Да, конечно. Но кандидаты в Короналы - их разве не предложили высокие советники и принцы? Наиболее вероятным преемником был Элидат, но вы знаете, я думаю, что Элидат погиб. Итак, Хиссуне, кто же тогда? - Обсуждалось несколько имен, - тихо сказал Хиссуне. Он отводил глаза от лорда Валентина. - Но если вам неприятно слушать, мой лорд... - Итак, несколько имен. Кто именно? - Во-первых, лорд Стасилейн. Но он тут же заявил, что не желает быть Короналом. Во-вторых, лорд Диввис... - Диввис ни в коем случае не должен стать Короналом! - резко перебил его лорд Валентин, мельком взглянув на Леди. - Он обладает всеми недостатками моего брата Вориакса, но не имеет ни одного из его достоинств, кроме, пожалуй, доблести и определенной напористости. Но этого недостаточно. - Было названо еще одно имя, мой лорд. - Твое? - Да, мой лорд, - сдавленным шепотом подтвердил Хиссуне. - Мое. Лорд Валентин улыбнулся. - И ты бы не отказался? - Нет, мой лорд, если бы мне предложили, не отказался бы. Коронал буравил Хиссуне взглядом, но тот не дрогнул. - Ну что ж, тогда не остается никаких сложностей, верно? Моя матушка выступила заодно с Регентским Советом. Старик Тиверас наверняка не станет возражать. - Валентин... - сказала Леди, нахмурившись. - Не волнуйся, матушка, все хорошо. Я понимаю, чему быть, того не миновать. Я больше не имею права колебаться, верно? Поэтому я смиряюсь со своей судьбой. Мы сообщим Хорнкасту, что следует, наконец, позволить Тиверасу пройти по Мосту Прощаний. А ты, матушка, теперь можешь сложить с себя свое бремя - я знаю, что ты желаешь этого, - и наслаждаться спокойной жизнью бывшей Леди. А ваша миссия, Эльсинома, и твоя, Хиссуне, только начинается. Вот видите, все разрешилось, причем именно так, как я и предполагал, только не ожидал, что это произойдет так скоро. - Хиссуне, изумленно и растерянно наблюдавший за Короналом, увидел, как меняется выражение его лица: исчезли суровость, не свойственная ему жестокость, а в глазах вновь появились покой, теплота и мягкость, прошлого, Валентина, а вместо странной и полубезумной, жесткой и неопределенной усмешки на его губах заиграла привычная валентинова улыбка - добрая, нежная, любящая. - Дело сделано, - тихо сказал Валентин. Он поднял руки, вытянул их в жесте звездного огня и воскликнул: - Короналу - многая лета! Да здравствует Лорд Хиссуне! 7 Войдя в зал совещаний, Хорнкаст застал здесь уже трех великих министров Понтификата из пяти. В центре, как обычно, восседал хайрог Шинаам, министр внешних сношений. Его раздвоенный язык беспокойно трепыхался, будто он предполагал, что смертный приговор будет вынесен ему, а не тому древнему созданию, которому он так долго служил. Рядом с ним пустовало место врача Сепултрова. Правее, вцепившись в подлокотники троноподобного кресла, обмяк маленький, сморщенный, парализованный Дилифон, глаза которого, однако, горели огнем, которого Хорнкаст не видел в них уже много лет. С другой стороны сидела толковательница снов Наррамер, за нелепой, чувственной, колдовской красотой прикрывавшей столетнее тело, угадывались болезненность и темный страх. Интересно, подумал Хорнкаст, как до иго уже каждый из них троих ждет этого дня? И что они решили для себя по этому случаю? - Где Сепултров? - резко спросил Хорнкаст. - У Понтифекса, - ответил Дилифон. - Его вызвали час назад. Нам сообщили, что Понтифекс снова заговорил. - Странно, что меня не поставили в известность, - заметил Хорнкаст. - Мы знали, что вы заняты, - пояснил Шинаам, - и решили, что лучше не мешать. - Итак, этот день наступил? - спросила Наррамер, напряженно подавшись вперед. Она непрестанно запускала пальцы в свои густые, блестящие волосы. - Да, наступил, - кивнул Хорнкаст. - Трудно поверить, - сказал Дилифон. - Этот фарс тянулся так долго, что, казалось, ему нет конца! - Сегодня наступит развязка, - сказал Хорнкаст. - Вот указ. По правде говоря, сформулировано очень изящно. Со скрипучим смешком Шинаам сказал: - Хотелось бы знать, в каких именно словах правящий Понтифекс приговаривается к смерти. Думаю, этот документ будут тщательно изучать грядущие поколения. - В указе никто не приговаривается к смерти, - возразил Хорнкаст. - В нем не содержится никаких распоряжений. Это всего лишь изъявление скорби Лорда Валентина по поводу смерти его и нашего общего отца великого Понтифекса Тивераса. - А он хитрее, чем я думал! - удивился Дилифон. - Выходит сухим из воды! - Так всегда и бывает, - заметила Наррамер. - А скажите, Хорнкаст, кто станет новым Короналом? - Избран Хиссуне, сын Эльсиномы. - Тот молодой принц из Лабиринта? - Он самый. - Изумительно. А кто тогда станет новой Леди? - Эльсинома, - ответил Хорнкаст. - Да это революция! - воскликнул Шинаам. - Валентин единым махом перевернул Замковую Гору! Кто бы мог подумать? Лорд Хиссуне! Неужели такое возможно? И как же это восприняли принцы Горы? - Я думаю, у них нет другого выбора, - сказал Хорнкаст. - Но пусть нас не волнуют принцы Горы. Сегодня, в последний день наших полномочий, мы должны выполнить наш долг. - И хвала Дивин, что это так, - откинулся Дилифон. Хайрог взглянул на него. - Вы говорите только за себя! - Возможно. Но я говорю и за Понтифекса Тивераса. - Который сегодня, кажется, заговорил, да? - спросил Хорнкаст. Он посмотрел на бумагу, которую держал в руке. - Возникло несколько курьезных проблем, на которые я хотел бы обратить ваше внимание. Мои служащие, например, пока еще не смогли отыскать хоть какое-нибудь описание положенных в таком случае процедур, в соответствии с которыми объявляется о смерти Понтифекса и вступлении в должность нового; ведь в последний раз подобное событие произошло очень давно. - Скорее всего, никто из живущих не обладает опытом в такого рода делах, - сказал Дилифон. - Кроме, разве что, самого Понтифекса Тивераса. - Сомневаюсь, что он может оказаться нам полезным, - заметил Хорнкаст. - Мы перерываем архивы в поисках подробностей объявления смерти Оссьера и провозглашения Тивераса, но если ничего не найдем, тогда придется самим разрабатывать церемониал. Наррамер, сидевшая с закрытыми глазами, сказала тихим, отсутствующим голосом: - Вы забыли. Есть еще один человек, который присутствовал при провозглашении Тивераса. Хорнкаст изумленно посмотрел на нее. Все знали, что она стара, но никто не знал насколько. Известно было лишь то, что она служила толковательницей снов при Понтифексе с незапамятных времен. Но если она помнит Тивераса Короналом, то тогда она даже старше, чем он себе представлял; он почувствовал, как по его спине прошел озноб. Надо же, а он-то полагал, что давно вышел из возраста, в котором что-то может еще удивить. - Значит, вы помните? - Смутновато. Поначалу объявили во Дворе Колонн, потом - во Дворе Шаров, затем - во Дворце Масок, а после - в Зале Ветров и во Дворе Пирамид. Затем о смерти Оссьера в последний раз объявили возле Входа Клинков. А новый Понтифекс по прибытии в Лабиринт должен войти во Вход Клинков и пешком пройти по уровням. Это я помню: Тиверас решительно проложил себе путь через огромные толпы, выкрикивавшие его имя, пошел так быстро, что никто не мог за ним угнаться, и не останавливался, пока не пересек весь Лабиринт до самого нижнего уровня. Хотела бы я знать, способен ли Понтифекс Валентин выказать подобную прыть? - Есть еще одно забавное обстоятельство, - сказал Хорнкаст. - Понтифекс Валентин не собирается незамедлительно занять свою резиденцию в Лабиринте. - Что? - вырвалось у Дилифона. - В настоящее время он находится на Острове с бывшей Леди, новым Короналом и новой Леди. Понтифекс сообщил мне, что его следующим шагом будет поездка на Цимроель для приведения к покорности мятежных провинций. Он предполагает, что процесс будет длительным, и требует отложить все торжества по случаю его вступления в должность. - На какое время? - спросил Шинаам. - На неопределенное, - ответил Хорнкаст. - Кто знает, сколько продлится кризис? А все это время он будет оставаться в верхнем мире. - В таком случае, - заметила Наррамер, - можно ожидать, что кризис будет продолжаться, пока жив Валентин. Взглянув на нее, Хорнкаст улыбнулся. - Вы хорошо его понимаете. Он терпеть не может Лабиринт и, думаю, будет использовать любой предлог, чтобы не переселяться сюда. Дилифон медленно покачал головой. - Но разве это возможно? Понтифекс должен жить в Лабиринте! Таков обычай! Ни разу за десять тысяч лет Понтифекс не жил в верхнем мире! - Но и Валентин еще никогда не был Понтифексом, - сказал Хорнкаст. - Думаю, что за время его правления произойдет немало перемен, если мир переживет войну, развязанную метаморфами. Но хочу вам сказать, что для меня не так уж и важно, живет ли он в Лабиринте, на Сувраеле или на Замковой Горе. Мое время закончилось, как и ваше, любезный Дилифон, и ваше, Шинаам, и даже, возможно, ваше, миледи Наррамер. Вероятные преобразования меня интересуют очень мало. - Он должен поселиться здесь! - повторил Дилифон. - Как может Коронал осуществлять свои полномочия, если Понтифекс тоже является обитателем верхнего мира? - Возможно, в том и состоит идея Валентина, - предположил Шинаам. - Он становится Понтифексом, так как больше не может уклоняться, но, оставаясь наверху, продолжает активно играть роль Коронала и, таким образом, ставит своего Лорда Хиссуне в подчиненное положение. Клянусь Леди, никогда не думал, что у него столь изощренный ум! - Я тоже, - согласился Дилифон. Хорнкаст пожал плечами. - Мы ничего не знаем о его намерениях, кроме того, что, пока продолжается война, он сюда не войдет. А его двор последует за ним; в момент передачи полномочий преемнику мы освобождаемся от наших постов. - Он медленно обвел взглядом присутствующих. - Напоминаю, что мы говорим о Валентине как о Понтифексе, хотя передача полномочий еще не осуществилась. Это и будет нашей последней обязанностью. - Нашей? - переспросил Шинаам. - Хотите увильнуть? - поинтересовался Хорнкаст. - Тогда ступайте: идите, ложитесь в свою постель, почтенный старец, а мы справимся и без вас. Ведь мы должны прямо сейчас пойти в тронный зал и исполнить свой долг. А вы, Дилифон? Вы, Наррамер? - Я пойду с вами, - угрюмо процедил Шинаам. Хорнкаст шел во главе медленно передвигающейся процессии живых древностей. По дороге пришлось несколько раз останавливаться, пока Дилифон переводил дух, повиснув на руках двух дюжин прислужников. Но вот они дошли до огромной двери, ведущей в имперские палаты, Хорнкаст в очередной раз сунул руку в опознавательное отверстие и прикоснулся к запирающему устройству. Он знал, что больше ему этого делать не придется. Рядом с шаром сложнейшей системы жизнеобеспечения, внутри которого помещался Понтифекс, стоял Сепултров. - Очень странно, - сказал врач. - Он вновь заговорил после столь долгого молчания. Послушайте: вот, опять. Из сферы голубого стекла донеслись свистящие, булькающие звуки, а потом, как уже бывало однажды, отчетливо послышались слова: - Поднимайся. Иди. - Те же слова, - сказал Сепултров. - Жизнь! Боль! Смерть! - Думаю, он знает, - сказал Хорнкаст. - Думаю, он должен знать. Сепултров нахмурился. - Что знает? Хорнкаст показал указ. - Здесь содержатся изъявления скорби Валентина по случаю кончины великого императора Маджипура. - Понятно, - промолвил врач, и его ястребиное лицо потемнело от прихлынувшей крови. - Итак, в конце концов, это должно произойти. - Совершенно верно. - Сейчас? - спросил Сепултров. Его рука дрожала. Он держал ее над пультом управления. Понтифекс разразился последним потоком слов: - Жизнь. Величество. Смерть. Валентин - Понтифекс Маджипура! - Сейчас, - сказал Хорнкаст. 8 Из-за бесконечных морских путешествий Валентину начинало казаться, что в одной из своих прошлых жизней он был легендарным мореплавателем древности капитаном Синнабором Лавоном, который первым отправился в плавание через Великое Море, но повернул назад через пять лет пути и был, наверное, обречен за то на повторное рождение и безостановочные скитания от земли к земле. И теперь Валентин плыл с Острова на Цимроель. Но сейчас он не ощущал усталости и не испытывал желания оставить теперешнюю бродячую жизнь. В некотором роде, хотя как-то чудно и нежданно, он все еще продолжал великую процессию. Подгоняемый попутными восточными ветрами флот приближался к Пилиплоку. На сей раз в море не встречались драконы, которые могли бы угрожать плаванию или замедлить его, и потому суда быстро преодолели это расстояние. На мачтах, вытянувшись в сторону Цимроеля, развевались флаги, уже не золотисто-зеленые, поскольку отныне под флагами такой расцветки плавал Хиссуне. Корабли Валентина несли красно-черные флаги Понтифекса с эмблемой Лабиринта. Он еще не привык ни к новым цветам, ни к эмблеме, ни к другим переменам. Теперь, подходя к нему, никто больше не делал знак звездного огня. Ну и пусть: он все равно всегда считал такие приветствия глупостью. Теперь к нему уже не обращались "мой лорд", поскольку Понтифекса следовало именовать "вашим величеством". Особой разницы для Валентина не было, если не считать того, что его ухо привыкло к часто повторяемому "мой лорд" как к знаку препинания или как к способу разметки ритма фразы, и ему казалось странноватым, что он больше не слышит подобного к себе обращения. Труднее всего оказалось приучить людей вообще разговаривать с ним, так как все знали обычай древних времен, когда все речи обращались к главному представителю, а не к самому Понтифексу, даже если Понтифекс находился рядом и прекрасно все слышал. И при ответе Понтифексу приходилось идти окольными путями, адресуя свои слова представителю. То была первая традиция Понтификата, отмененная Валентином, но остальные с трудом привыкали к перемене. Он назначил своим главным представителем Слита, что казалось вполне закономерным, но запретил ему заниматься лицедейством и изображать из себя уши Понтифекса. Поэтому ни у кого в голове не укладывалось, что на борту находится Понтифекс, доступный всем ветрам и яркому, теплому солнечному свету. Ведь Понтифекс - император, окутанный таинственностью. Понтифекс скрыт от глаз людских. Понтифекс, как всем известно, должен находиться в Лабиринте. Не пойду, подумал Валентин. Я передал свою корону, и теперь кто-то другой имеет право на титул "Лорд" перед именем, а Замок теперь будет Замком Лорда Хиссуне, если он сможет туда вернуться. Но я не собираюсь хоронить себя в подземелье. На палубу вышла Карабелла и сказала: - Асенхарт просил передать, мой лорд, что мы подойдем к Пилиплоку через двенадцать часов, если ветер не переменится. - Никакого "мой лорд", - заявил Валентин. Она усмехнулась. - Никак не запомню, ваше величество. - Я тоже. Но кое-что изменилось. - А хоть бы и так. Мне что, нельзя называть тебя "моим лордом", даже когда мы вдвоем? Ты для меня так и остался моим лордом. - Да ну? А что, если я прикажу тебе вместо слуги налить мне вина и принести башмаки? - Ты же понимаешь, Валентин, что я имею в виду другое. - Тогда называй меня Валентином, а не "моим лордом". Я был твоим королем, а теперь я твой император, но я никогда не был твоим хозяином. Я надеялся, что в этом мы достигли взаимопонимания. - Пожалуй, достигли... ваше величество. Она рассмеялась, и он рассмеялся вслед за ней, а потом обнял и прижал к себе. После мимолетной паузы он сказал: - Я часто говорил тебе, что чувствую некоторое сожаление, даже вину, за то, что вырвал тебя из свободной жонглерской жизни и заменил ее тяжкими обязанностями Замковой Горы. А ты мне часто отвечала: "Нет-нет, какая чепуха, жалеть не о чем, я сама, по своей воле, пришла к тебе". - Я не кривила душой, мой лорд. - Но теперь я Понтифекс... клянусь Леди, я произношу эти слова, а они звучат так, будто я разговариваю на другом языке! Я Понтифекс, я в самом деле Понтифекс, и снова чувствую, будто опять должен лишить тебя радостей жизни. - Почему, Валентин? Разве Понтифекс должен отказаться от жены? Что-то я не слышала про такой обычай! - Понтифекс должен жить в Лабиринте, Карабелла. - Опять ты о том же! - Да, я все время о том думаю. Если я буду жить в Лабиринте, и тебе придется там жить, как я могу просить тебя об этом? - А ты меня просишь? - Ты же знаешь, что я не хочу расставаться с тобой. - И я с тобой, мой лорд. Но мы пока не в Лабиринте, и мне кажется, что ты туда не собираешься. - А что, если придется, Карабелла? - Кто может сказать "придется" Понтифексу? Он покачал головой. - А что, если мне придется? Ты прекрасно знаешь, как я не люблю Лабиринт. Но если меня обяжут, в государственных интересах, если я столкнусь с абсолютной необходимостью такого поступка - а я молю Дивин, чтобы подобного не произошло, - но если и впрямь наступит время, когда логика государственных интересов вынудит меня спуститься в эти пещеры... - Тогда я отправлюсь с вами, мой лорд. - И оставишь ласковый ветер, яркие солнечные дни, море, леса и горы? - Но ты ведь наверняка найдешь предлог, чтобы время от времени выходить на поверхность, даже если сочтешь необходимым там поселиться. - А если нет? - Вас занимают заботы далекого будущего, мой лорд. Мир в опасности; тебе предстоит свершить великие дела, и никто не будет загонять тебя в Лабиринт, пока ты их не свершишь; потом у нас будет время думать, где нам жить и как. Разве не так, мой лорд? Валентин кивнул. - Да, действительно. Я сам преумножаю свои печали самым глупым образом. - Но я тебе вот что скажу, и давай больше не будем к этому возвращаться: если ты найдешь какой-нибудь достойный способ навсегда избежать Лабиринта, я только порадуюсь, но если ты должен будешь туда спуститься, я отправлюсь с тобой и никогда не передумаю. Неужели ты считаешь, что, когда Коронал брал меня в жены, я не понимала, что в один прекрасный день Лорд Валентин станет Понтифексом Валентином? Раз я приняла тебя, значит, приняла и Лабиринт, так же, как и вы, мой лорд, приняли Лабиринт, приняв корону, которую носил ваш брат. Так что, давайте больше не будем, мой лорд. - Ваше величество, - поправил Валентин. Он опять обнял ее за плечи и легонько поцеловал в губы. - Я обещаю тебе никогда больше не ворчать насчет Лабиринта, а ты обещай называть меня настоящим титулом. - Да, ваше величество. Да, ваше величество. Да, ваше величество! И она, широко размахивая руками, изобразила чудной приветственный жест, карикатуру на эмблему Лабиринта. Через некоторое время Карабелла спустилась вниз. Валентин остался на палубе и стал обозревать горизонт в подзорную трубу. Он пытался представить, какой прием ожидает его в свободной республике Пилиплок. Едва ли можно назвать кого-нибудь, кто не пытался отговорить его от этой поездки. Слит, Тунигорн, Карабелла, Хиссуне - все они в один голос напоминали ему о риске, о неопределенности. Обезумевший Пилиплок способен на все - даже захватить его и держать заложником в качестве гарантии своей независимости. "Тот, кто вступает в Пилиплок, - сказала Карабелла, точно так же, как и шесть месяцев назад в Пьюрифайне, - должен войти туда во главе армии, а у вас нет армии, мой лорд!" Хиссуне приводил похожие доводы. "На Замковой Горе было решено, - говорил он, - что, когда будут организованы новые армии, войска на Пилиплок поведет Коронал, а Понтифекс будет осуществлять общее стратегическое руководство на безопасном удалении". - Войска против Пилиплока не требуется, - заявил Валентин. - Простите, ваше величество? Валентин сказал: - Во время войны за реставрацию я приобрел значительный опыт в умиротворении мятежников без кровопролития. Если в Пилиплок отправишься ты - новый Коронал, неопытный и никому неизвестный, с солдатами - это наверняка побудит их к сопротивлению. Ну а если появится сам Понтифекс - кто сможет припомнить, чтобы Понтифекс являлся в Пилиплок? - они будут потрясены, присмиреют и не посмеют поднять руку на него, даже если он прибудет туда в одиночку. Хоть Хиссуне и продолжал спорить, Валентину в итоге удалось его переубедить. Другого способа не было. Валентин понимал: только что вступив в должность Понтифекса и передав светскую власть Коронала молодому человеку, он не должен был полностью устраняться от дел, как можно было бы ожидать. Валентин начинал осознавать, что от власти так просто не отказываются даже те, кто не слишком к ней стремился. Но дело вовсе не в соперничестве за власть: суть проблемы состояла в том, чтобы предотвратить кровопролитие там, где в нем не было нужды. Хиссуне откровенно не верил в возможность мирного возвращения Пилиплока; Валентин же рвался доказать, что такое вполне выполнимо. Назовем это частью обучения нового Коронала искусству управления, подумал Валентин. А если не получится... что ж, тогда урок будет мне. Утром, когда нам темным устьем огромной реки Цимр показался Пилиплок, Валентин приказал построить флот двумя крыльями, расположив флагманский корабль "Леди Тиин" по центру. А сам, облаченный в пышные одежды Понтифекса алых и красных цветов, приготовленные перед отплытием с Острова, расположился в носовой части судна, чтобы жители Пилиплока могли ясно видеть его при подходе королевского флота. - Опять они высылают нам навстречу драконобойные суда, - заметил Слит. Да. Так же, как и в прошлый раз, когда Валентин посещал Пилиплок в качестве Коронала в начале великой процессии по Цимроелю, навстречу ему вышла флотилия из драконобойных судов. Но в тот раз на их флагштоках трепыхались яркие зелено-золотые флаги Коронала, и его приветствовали веселыми звуками фанфар и барабанов. Теперь же Валентин увидел совсем другой флаг - желтый с пересекающей его малиновой полосой, такой же мрачный и зловещий, как и сами суда с остроконечными хвостами. То наверняка был флаг свободной республики, которой считал себя Пилиплок; да и флотилия выслана навстречу не для дружеских приветствий. Великий адмирал Асенхарт тревожно оглянулся на Валентина. Показав на рупор, который держал в руке, он спросил: - Следует ли мне призвать их подчиниться и сопроводить нас в порт, ваше величество? - Но Понтифекс лишь улыбнулся и жестом призвал его к спокойствию. От флотилии отделился самый могучий корабль, громадина с устрашающей клыкастой фигурой на носу и причудливыми трехконечными мачтами. Он приблизился к "Леди Тиин". Валентин узнал корабль старой Гвидраг, старейшины капитанов драконобоев: а вот и она сама на палубе, могучая скандарша, которая кричит в рупор: - Именем свободной республики Пилиплок - ложитесь в дрейф и представьтесь! - Дайте рупор, - попросил Валентин Асенхарта. Поднеся рупор к губам, он объявил: - Это "Леди Тиин", а я - Валентин. Поднимайтесь на борт, Гвидраг. Нам нужно поговорить. - Не могу, мой лорд. - Я сказал не "Лорд Валентин", а просто "Валентин", - ответил он. - Вам понятен смысл? Что ж, раз вы не идете ко мне, тогда я навещу вас! Готовьтесь принять меня на борт. - Ваше величество! - в страхе воскликнул Слит. Валентин обратился к Асенхарту: - Приготовьте для нас шлюпку. Слит, поскольку вы - главный представитель, будете меня сопровождать. И вы, Делиамбр. Карабелла торопливо вмешалась в разговор: - Мой лорд, умоляю... - Если они собираются нас захватить, - перебил он, - то сделают это независимо от того, на своем я корабле или у них. У них по двадцать кораблей на каждый из наших, причем отлично вооруженных. Слит, Делиамбр. - Ваше величество, - непреклонным голосом заговорила Лизамон Хултин, - вы никуда не пойдете без меня! Валентин улыбнулся. - Хорошенькое дело! Ты приказываешь Понтифексу! Я восхищен твоим порывом, но на этот раз - никаких телохранителей, никакого оружия, никакой защиты, кроме моих одежд. Шлюпка готова, Асенхарт? Оснащенная шлюпка свисала с фок-мачты. Валентин забрался в нее и жестом пригласил мрачного и унылого Слита и вроона. Он обвел взглядом всех остальных, собравшихся на палубе - Карабеллу, Тунигорна, Асенхарта, Залзана Кавола, Лизамон, Шанамира, - все они смотрели на него с таким видом, будто он лишился остатков разума. - Пора бы узнать меня получше, - тихо сказал он и распорядился спускать шлюпку. Шлюпка понеслась над водой, слегка касаясь верхушек волн, и вскоре подошла к борту драконобоя, с которого сбросили причальный крюк. Мгновение спустя Валентин уже ступил на палубу чужого корабля, покрытую несмываемыми пятнами крови морских драконов. Перед ним возвышались не менее дюжины скандаров, самый маленький из которых был в полтора раза выше Валентина. Их возглавляла старуха Гвидраг, зубов у которой стало еще меньше, а тусклая густая шерсть выцвела еще больше. В ее глазах читались сила и властность, но Валентин заметил в ней и некоторую неуверенность. Он поинтересовался: - Что случилось, Гвидраг? Почему вы так неласково меня встречаете? - Мой лорд, я не знала, что это вы возвращаетесь. - Тем не менее, я, кажется, вернулся. Так что, я недостоин несколько более теплого приема? - Мой лорд... здесь многое изменилось, - с запинкой проговорила она. - Изменилось? Теперь у вас свободная республика? - Он оглядел палубу, перевел взгляд на выстроившиеся вокруг драконобойные суда. - А что такое свободная республика, Гвидраг? По-моему, мне еще не приходилось сталкиваться с таким понятием. Я вас спрашиваю: что это означает? - Я - лишь капитан драконобоя, мой лорд. А политические вопросы... не мне о них говорить... - В таком случае прошу прощения. Но хоть на один-то вопрос вы мне ответите: зачем вы вышли навстречу моему флоту, если не для того, чтобы поприветствовать и сопроводить в порт? Гвидраг ответила: - Меня послали, чтобы приветствовать вас и повернуть назад. Хотя, повторяю, что мы не имели ни малейшего представления, что это вы, мой лорд... мы знали лишь то, что это флот имперских кораблей... - А разве Пилиплок больше не принимает имперские корабли? Наступило долгое молчание. - Нет, мой лорд, - неуверенно проговорила скандарша. - Не в том дело, мой лорд. Мы - как это сказать - вышли из империи, мой лорд. Вот что такое свободная республика. Это территория, которая сама собой управляет, а не подчиняется кому-то извне. Валентин слегка приподнял брови. - Ах, вот оно что! И отчего же так случилось? Власть имперского правительства оказалась слишком обременительной, так вы считаете? - Вы смеетесь надо мной, мой лорд. Это вещи выше моего понимания. Я только знаю, что перемены произошли из-за переживаемых нами тяжких времен, и Пилиплок решил теперь сам определять свою судьбу. - Потому что в Пилиплоке пока есть продовольствие, а в других городах нет, а кормить голодных - слишком обременительная обязанность для Пилиплока? Не так ли, Гвидраг? - Мой лорд... - И прекратите называть меня "моим лордом", - прервал ее Валентин. - Теперь вам следует называть меня "ваше величество". Скандарша, вид которой стал еще более растерянным, спросила: - А вы разве уже не Коронал, мой лорд... ваше величество?.. - Перемены произошли не только в Пилиплоке, - ответил он. - Я вам это покажу, Гвидраг. А затем я вернусь на свой корабль, вы сопроводите нас в гавань, и я поговорю с заправилами этой самой свободной республики, чтобы они мне кое-что объяснили поподробней. Договорились, Гвидраг? Теперь позвольте мне показать, кто я такой. И он взялся одной рукой за руку Слита, другой - за щупальце Делиамбра, и легко и плавно погрузился в полудремотное состояние, в транс, позволявший осуществлять мысленные контакты, как если бы он рассылал послания. И из его разума к Гвидраг пошел такой поток жизненной силы и энергии, что воздушное пространство между ними начало светиться, поскольку сейчас он отдавал не только энергию, накопившуюся в нем за все время испытаний и сумятицы, но и ту, которую брал у Слита и вроона, у своих товарищей на борту "Леди Тиин", у Лорда Хиссуне и его матери-Леди, у своей матери - бывшей Леди, у всех тех, кто любил Маджипур каким он был, и хотел, чтобы он выжил. Он послал сигнал Гвидраг, затем - стоявшим возле нее скандарам-драконобоям, следом - экипажам других судов, послал через воды импульс гражданам свободной республики Пилиплок. Послание было совсем простым: он пришел к ним простить их заблуждения и получить от них подтверждение их верности великому содружеству, каковым являлся Маджипур. Еще он заявил, что Маджипур неделим и что сильный должен помогать слабому, иначе погибнут все, поскольку мир стоит на пороге гибели, и только единым могучим усилием можно его спасти. И в заключение он сказал им, что приближается окончание хаоса, так как Понтифекс, Коронал, Леди Острова и Король Снов объединили усилия, чтобы восстановить порядок вещей, и все опять станет единым, если только они не потеряют веру в высшую справедливость Дивин, от имени которой он, Валентин, осуществляет теперь власть верховного монарха. Он открыл глаза. Он увидел, как почти бесчувственная Гвидраг медленно, покачиваясь, опускается на колени, а остальные скандары рядом с ней делают то же самое. Потом она резким движением закрыла руками глаза, как от нестерпимого света, и пробормотала сдавленным, благоговейным голосом: - Мой лорд... ваше величество... ваше величество... - Валентин! - крикнул кто-то на палубе. - Понтифекс Валентин! - между моряками прокатился крик: - Понтифекс Валентин! Понтифекс Валентин! - и пошел гулять с корабля на корабль, через водную гладь, докатившись даже до укреплений отдаленного Пилиплока. - Валентин! Понтифекс Валентин! Понтифекс Валентин! ЧАСТЬ ПЯТАЯ. КНИГА ВОССОЕДИНЕНИЯ 1 Королевскому экспедиционному отряду оставалось еще несколько часов пути вверх по реке до Ни-мойи. Лорд Хиссуне вызвал Альсимира и сказал: - Узнай, существует ли еще большой дом, который называется "Ниссиморн Проспект". Если да, то я хочу разместить там свой штаб на время пребывания в Нимойе. Хиссуне помнил этот дом - он помнил всю Ни-мойю целиком с ее белыми башнями и сверкающими аркадами - настолько живо, словно провел там полжизни. Но до этой поездки он ни разу не ступал на землю Цимроеля. Он видел Ни-мойю глазами другого человека. Сейчас он мысленно возвращался во времена отрочества, когда тайно изучал воспоминания других людей, хранившиеся в Считчике Душ в недрах Лабиринта. Как же ее звали, ту маленькую лавочницу из Велатиса, которая вышла замуж за брата герцога и унаследовала Ниссиморн Проспект? Иньянна, вспомнил он, Иньянна Форлэйн, воровка на Большом Базаре, жизнь которой переменилась вдруг столь удивительным образом. Все это произошло в конце правления Лорда Малибора, лет двадцать-двадцать пять тому назад. Вполне вероятно, что она еще жива, подумал Хиссуне. И по-прежнему живет в своем восхитительном особняке с видом на реку. А я приду к ней и скажу: "Я знаю тебя, Иньянна Форлэйн. Я понимаю тебя как самого себя. Мы с тобой одного поля ягоды: баловни судьбы. И мы знаем, что истинные фавориты судьбы - те, кто знает, как наилучшим образом распорядиться своей удачей". Ниссиморн Проспект находился на своем месте, красиво поднимаясь над портом на скалистом мысу; его легкие балконы и портики будто плыли в колеблющемся воздухе. Но Иньянна Форлэйн здесь больше не жила. Огромный дом был заселен кучей бродяг, набившихся по пять-шесть человек в каждую комнату. Они выцарапывали свои имена на стеклянной стене Оконного Зала, раскладывали дымные костры на верандах, выходящих в сад, и оставляли следы грязных пальцев на ослепительно белых стенах. Большинство из них исчезло как утренний туман, как только в ворота вошел отряд Коронала; но некоторые остались, тупо разглядывая Хиссуне, будто он был пришельцем из какого-то другого мира. - Прикажете очистить дом от этого сброда, мой лорд? - спросил Стимион. Хиссуне кивнул. - Но сначала дайте им немного еды и чего-нибудь выпить и скажите, что Коронал сожалеет по поводу того, что вынужден поселиться здесь. И спросите, известно ли им что-нибудь о леди Иньянне, которой когда-то принадлежал этот дом. Он угрюмо переходил из комнаты в комнату, сравнивая увиденное с той светлой картиной этого места, оставшейся перед его мысленным взором после знакомства с записью памяти Иньянны форлэйн. От происшедшей перемены щемило сердце. В доме не осталось ни единого уголка, не испорченного, не испачканного, не изгаженного тем или иным способом. Потребовалась бы армия ремесленников и годы работы, чтобы восстановить все в прежнем виде, подумал Хиссуне. Доля, выпавшая на Ниссиморн Проспект, не миновала и всю Ни-мойю. Хиссуне уныло бродил по Оконному Залу, откуда открывалась панорама города, и тоскливо взирал на следы ужасных разрушений. Когда-то это был самый зажиточный и блистательный город Цимроеля, ничем не уступавший любому городу Замковой Горы. Белые башни, в которых проживало тридцать миллионов жителей, теперь почернели от дыма страшных пожаров. Герцогский Дворец представлял собой какой-то полуразрушенный пенек на великолепном пьедестале. Галерея Тонкой Ткани, протянувшийся на милю навес из ткани, где располагались лучшие в городе магазины, с одной стороны была сорвана с креплений и прикрывала улицу, как сброшенный плащ. Стеклянные купола Музея Миров были разбиты, и Хиссуне не хотелось даже думать, что случилось с находившимися внутри сокровищами. Вращающиеся отражатели Кристаллического Бульвара оставались темными. Он посмотрел на гавань и увидел, во что превратились плавучие рестораны, где когда-то можно было изысканно отобедать и полакомиться редчайшими деликатесами Нарабала, Сти, Пидруида и других далеких городов: они были перевернуты и плавали по воде вверх дном. Он почувствовал себя обманутым. Столько лет мечтать о Ни-мойе и, наконец, оказаться в ней, чтобы застать подобное зрелище. Возможно, былую красоту уже не восстановить... Как это произошло? Почему охваченные голодом, паникой и безумием жители Ни-мойи направили свою ярость против родного города? Неужели во всей центральной части Цимроеля люди так же в едином бессмысленном порыве, разрушили до основания всю красоту, созданную в течение многих тысячелетий? Мы дорого заплатили, сказал себе Хиссуне, за века тупого самодовольства. Пришел Стимион и сообщил то, что ему удалось узнать от одного из бродяг: леди Иньянна уже больше года как покинула Ни-мойю после того, как один из лже-Короналов захватил этот дом себе под дворец. Куда она подалась, жива ли она вообще - никто не знает. Герцог Ни-мойи со всем семейством, а также большая часть знати бежали еще раньше. - А лже-Коронал? - спросил Хиссуне. - Тоже исчез, мой лорд. Все они, поскольку он был не один. Их оказалось, в конце концов, десять или двенадцать, и все они грызлись между собой. Все разбежались, как напуганные билантоны, когда месяц назад Понтифекс Валентин добрался до города. Сегодня, мой лорд, в Ни-мойе лишь один Коронал, и его имя Хиссуне. Хиссуне слегка улыбнулся. - Тогда это моя великая процессия, не так ли? А где же музыканты, где парады? Почему кругом мерзость и запустение? Не думал я, Стимион, что таким будет мое первое посещение Ни-мойи. - Вы еще вернетесь сюда в лучшие времена, мой лорд, и все будет, как прежде. - Ты так думаешь? Ты действительно так думаешь? Ах, дружище, молюсь, чтобы ты оказался прав! Появился Альсимир. - Мой лорд, мэр города передает изъявления совершеннейшего почтения и просит дозволения нанести вам визит сегодня днем. - Передай ему, чтобы приходил вечером. У нас есть дела поважнее встреч с местными мэрами. - Передам, мой лорд. Я думаю, что мэр несколько встревожен количеством войск, которые вы собираетесь расквартировать здесь. Он говорил что-то о трудностях с поставками продовольствия и о некоторых проблемах, связанных с санитарным обеспечением... - Он поставит провизию в требуемых количествах, Альсимир, иначе мы поставим более разворотливого мэра. Это ты ему тоже передай. Можешь добавить, что вскоре здесь появится лорд Диввис примерно с таким же, если не большим войском, а за ним последует и лорд Тунигорн, так что он может рассматривать свои теперешние хлопоты лишь в качестве репетиции перед началом настоящей работы. А еще скажи ему, что вскоре потребности Ни-мойи в продовольствии снизятся, поскольку, когда буду уходить отсюда, я возьму с собой несколько миллионов местных жителей в качестве оккупационной армии для Пьюрифайна, и спроси его, каким образом он посоветовал бы отбирать добровольцев. А если, Альсимир, он заартачится, то объясни ему, что мы здесь не для того, чтобы причинять лишние хлопоты, а для спасения провинции от хаоса, хотя предпочли бы проводить время в развлечениях на Замковой Горе. Если же ты не заметишь за ним особого рвения даже после всего сказанного, закуй его в кандалы и поищи среди его заместителей кого-нибудь посговорчивей, а если такого не найдется, тогда найди человека со стороны. - Хиссуне усмехнулся. - Ну хватит о мэре Ни-мойи. От лорда Диввиса что-нибудь есть? - Довольно много новостей, мой лорд. Он вышел из Пилиплока и со всей возможной быстротой поднимается вслед за нами по Цимру, собирая по дороге войско. Мы получили от него донесения из Порт-Сэйкфорджа, Стенуомпа, Оргелюза, Импемонды и долины Облиорн, а последние известия говорят о том, что он подходит к Ларнимискулусу. - Который, насколько я помню, находится отсюда в нескольких тысячах миль на восток, так? - спросил Хиссуне. - Так что нам еще долго придется ждать. Ну что ж, когда приедет, тогда и приедет, этого никак не ускорить, а до встречи с ним, я думаю, неразумно отправляться в Пьюрифайн. - Он грустно улыбнулся. - Я думаю, наша задача облегчилась бы раза в три, будь наш мир раза в два поменьше. Альсимир, отправь послания с выражением высочайшего уважения Диввису в Ларнимискулус, а также, пожалуй, в Белку, Сларишанз и несколько других городов по маршруту его следования. И сообщи ему, с каким нетерпением я ожидаю встречи с ним. - Неужели, мой лорд? - поинтересовался Альсимир. Хиссуне пристально посмотрел на него. - Именно так, - сказал он. - Совершенно искренне, Альсимир! В качестве личной резиденции он выбрал большой кабинет на третьем этаже. Давным-давно, когда здесь жил Галайн, брат герцога Ни-мойи, как подсказывала Хиссуне его приобретенная память, тут располагалась огромная библиотека Галайна, состоявшая из древних книг в переплетах из кож редких животных. Но теперь книги исчезли, и кабинет представлял собой просторное и пустынное помещение с обшарпанным письменным столом посредине, на котором Хиссуне разложил карты и стал обдумывать предстоящую экспедицию. Хиссуне не очень-то понравилось, что его оставили на Острове, когда Валентин отправился в Пилиплок. Он сам хотел провести силой оружия акцию умиротворения в Пилиплоке, но Валентин придерживался иного мнения и одержал верх. Хоть Хиссуне и стал Короналом, в чем нет никакого сомнения, но после этого решения он понял, что в течение некоторого времени положение дел будет несколько необычным, поскольку ему придется состязаться с полным сил, толковым и весьма энергичным Понтифексом, в планы которого не входит переселение в Лабиринт. В истории Хиссуне не обнаружил ни одного подобного примера. Даже самые властные и честолюбивые из Короналов - Лорд Конфалум, Лорд Престимион, Лорд Деккерет, Лорд Кинникен - оставляли свое место и отправлялись в подземелье, как только заканчивались их полномочия в качестве Короналов. Но Хиссуне не мог отрицать и того, что происходящее сейчас тоже не имело прецедента. Но не мог он не согласиться и с тем, что появление Валентина в Пилиплоке, мнившееся Хиссуне тяжелейшим случаем безумия и безрассудства, в действительности оказалось блестящим стратегическим ходом. Подумать только: мятежный город кротко спускает свои флаги и безропотно передается на милость Понтифекса, точно в соответствии с предсказанием Валентина! Хиссуне мучился в догадках, какими же чарами обладает этот человек, чтобы так уверенно сделать столь дерзкий шаг? Но ведь в войне за реставрацию он вернул себе трон с помощью очень похожей тактики, разве не так? За его мягкостью, обходительностью скрывался характер весьма сильный и решительный. И все же, подумал Хиссуне, его мягкость не просто удобная маска, а существенная часть натуры Валентина, самая сокровенная и истинная его черта. Сверхъестественная личность, но великий король в своем роде... А сейчас Понтифекс продолжал двигаться к западу по Цимру от одной разоренной территории к другой, кротостью добиваясь возврата к здравому смыслу. Из Пилиплока от отправился в Ни-мойю, появившись здесь за несколько недель до Хиссуне. Лже-Короналы разбежались, как только узнали о его приближении; погромщики и бандиты перестали грабить; потерявшие голову, ввергнутые в нищету горожане собирались миллионными толпами, как сообщалось, чтобы приветствовать нового Понтифекса, как будто он мог одним мановением руки вернуть мир в прежнее состояние. Все это облегчало задачу Хиссуне, следовавшего за Валентином: вместо того, чтобы тратить время и силы на возвращение Ни-мойи, он тихо-мирно вошел в город, жители которого уже достаточно успокоились для того, чтобы оказывать всяческое содействие. Хиссуне провел пальцем по карте. Валентин направляется в Кинтор. Ему предстоит нелегкое дело: Кинтор - оплот лже-Коронала Семпетурна и его личной армии, Рыцарей Деккерета. Хиссуне боялся за Понтифекса, но ничего не мог предпринять для защиты: Валентин и слышать о том не хотел. "Я не собираюсь вести с собой армии в города Маджипура", - сказал он, когда они обсуждали этот вопрос на Острове; и Хиссуне не оставалось ничего другого, как подчиниться его воле. При любых обстоятельствах Понтифекс обладает большей властью. А куда Валентин направится после Кинтора? В города Рифта, подумал Хиссуне. А потом, дальше, в приморские города - Пидруид, Тил-омон, Нарабал. Никто не знал, что происходило на отдаленном побережье, куда нахлынули миллионы беженцев из охваченных беспорядками центральных районов Цимроеля. Перед мысленным взором Хиссуне представал Валентин, неутомимо передвигающийся все дальше и дальше, восстанавливая порядок на месте хаоса всего лишь величием собственной души. По существу, его перемещения - какая-то диковинная разновидность великой процессии для Понтифекса. Но в голове у Хиссуне все время вертелась беспокойная мысль о том, что не Понтифексу проводить великие процессии. Он заставил себя не думать о Валентине и перешел к своим обязанностям. Сначала нужно дождаться Диввиса. Общение с ним требует большого такта. Но Хиссуне понимал, что успех будущего правления будет зависеть от его отношений с этим своенравным и злопамятным человеком. Предложить ему высшие полномочия, дать понять, что среди всех полководцев выше него только Коронал. Но одновременно - сдерживать его, не выпускать из-под контроля, если такое вообще возможно. Хиссуне быстро начертил на карте несколько линий. Одна армия под началом Диввиса выдвигается к западу до Кинтора или Мазадоны, если Валентин действительно восстановил там порядок, и по пути доукомплектовывается; затем они продвигаются к юго-востоку, охватывая верхние границы провинции метаморфов. Другая основная армия под командованием самого Хиссуне перемещается вниз от Ни-мойи вдоль берегов Стейша, чтобы заблокировать восточные границы Пьюрифайна. Затем клещи сжимаются с двух сторон, и армии идут навстречу друг другу, пока не захватят мятежников. А чем будут питаться воины, подумал Хиссуне, в местах, где умирают от голода? Кормить многомиллионную армию корешками, орехами и травой? Он покачал головой. Мы будем есть корешки, орехи и траву, если там все это имеется. Мы будем есть и камни и землю. Мы будем пожирать клыкастых чудовищ, которых посылают на нас мятежники. Мы будем поедать собственных покойников, если понадобится. И мы одолеем, а тогда - конец безумию. Он поднялся, подошел к окну и посмотрел на разрушенную Ни-мойю, которая казалась привлекательнее в сгущающихся сумерках, скрывавших самые страшные из шрамов. Он заметил в стекле свое собственное отражение и отвесил ему шутовской поклон. Добрый вечер, мой лорд! Да будет с вами Дивин, мой лорд! "Лорд Хиссуне" - как странно звучит. Да, мой лорд; нет, мой лорд; будет исполнено, мой лорд. Ему делали знак звездного огня. От него подобострастно пятились. К нему относились - все без исключения, - будто он и есть Коронал. Возможно, скоро он к этому привыкнет. В общем-то все на него свалилось отнюдь не с неба. И тем не менее есть в этом что-то неправдоподобное. Вероятно, потому, что пока правление выражается для него в странствиях по Цимроелю. Все так и останется неправдоподобным до возвращения на Замковую Гору - в Замок Лорда Хиссуне! - где он станет подписывать указы и назначения, восседать во главе стола во время всяких торжественных церемоний. Именно так он представлял круг обязанностей Коронала в мирное время. Но наступят ли когда-нибудь эти времена? Он пожал плечами. Дурацкий вопрос, как и большинство вопросов. Времена наступят, когда для них подойдет срок, а пока дел хватает и без того. Хиссуне вернулся к столу и провел за картой еще час. Через некоторое время вернулся Альсимир. - Я поговорил с мэром, мой лорд. Теперь он обещает полное содействие. Он ожидает внизу в надежде на то, что вы позволите ему выразить готовность к сотрудничеству. Хиссуне улыбнулся. - Пришли его ко мне, - сказал он. 2 Приблизившись к Кинтору, Валентин направил Асенхарта готовить место высадки, но не в самом городе, а за рекой, в южных окрестностях Горячего Кинтора, где находились геотермические диковины, гейзеры, фумаролы и кипящие озера. Он хотел войти в город медленно и размеренно, дав знать о себе правящему так называемому "Короналу". Дело не в том, что его появление могло застать врасплох самопровозглашенного Лорда Семпетурна. За все время поездки от Ни-мойи по Цимру Валентин не скрывал ни своего имени, ни целей. Он останавливался в каждом крупном городе вдоль реки, встречался с теми, кто еще оставался из местного муниципального начальства, и добивался от них заверений в поддержке армий, собираемых для отражения угрозы со стороны метаморфов. И везде, даже в тех городах, где он не останавливался во время плавания по Цимру, население выходило посмотреть на императорский флот и поприветствовать монарха: "Понтифекс Валентин! Понтифекс Валентин!" Однако поводов для радости находилось не так уж много, потому что даже с реки было видно, что все города, когда-то такие процветающие и оживленные, теперь похожи на собственные призраки: портовые склады стоят пустыми и без окон, базары обезлюдели, набережные густо поросли травой. И даже, выходя на берег, он видел, что уцелевшие жители, несмотря на их возгласы и приветствия, совершенно потеряли всякую надежду: опустошенные, тоскливые взгляды, поникшие плечи, унылые лица. Но, высадившись в том фантастическом месте, которое называлось Горячим Кинтором, с его грохочущими гейзерами, шипящими и булькающими термальными озерами, клубящимися тучами бледно-зеленого пара, Валентин заметил, что собравшиеся настроены несколько иначе: в них чувствовались настороженность, любопытство и азарт, словно они предвкушали некое спортивное состязание. Валентин понимал, что они хотят увидеть, какой прием окажет ему Лорд Семпетурн. - Мы будем готовы к выходу через несколько минут, ваше величество, - крикнул Шанамир. - Флотеры вот-вот спустят. - Никаких флотеров, - отрезал Валентин. - Мы войдем в Кинтор пешком. Он услышал ставший уже привычным возмущенный возглас Слита и увидел знакомое раздраженное выражение на его лице. Лизамон Хултин побагровела от возмущения, Залзан Кавол нахмурился, у Карабеллы тоже был встревоженный вид. Но никто не посмел ему перечить. Этого с недавних пор вообще никто себе не позволял. Он подумал, что дело не столько в том, что он стал Понтифексом: замена одного пышного титула на другой - в общем-то обычное явление. Скорее, им казалось, что с каждым днем он все глубже и глубже проникает в мир, куда они сами не могут войти. Он становился для них непостижим. А сам он чувствовал себя выше всей этой суеты с мерами безопасности: неуязвимым, непобедимым. - По какому мосту мы пойдем, ваше величество? - спросил Делиамбр. Мостов было четыре: один - кирпичный, другой состоял из каменных арок, третий - тонкий, сверкающий и прозрачный, будто из стекла, а четвертый, самый ближний, - ажурное сооружение из легких покачивающихся канатов. Валентин переводил взгляд с одного моста на другой, смотрел на отдаленные квадратные башни Кинтора за рекой. Он заметил, что центральный пролет каменного моста кажется поврежденным. Очередная задача для Понтифекса, подумал он, вспомнив, что в древности его титул означал "строитель мостов". Он сказал: - Когда-то я знал названия этих мостов, любезный Делиамбр, но забыл. Напомни их. - Справа от вас, ваше величество. Мост Снов. Ближе к нам - Мост Понтифекса, а следующий за ним - Кинторский Мост, который, кажется, сильно поврежден. А тот, выше по течению, - Мост Коронала. - Ну, тогда пойдем по Мосту Понтифекса! - решил Валентин. Залзан Кавол и несколько его собратьев-скандаров шли впереди. За ними вышагивала Лизамон Хултин; затем неторопливым шагом передвигался Валентин с Карабеллой; сразу за ними следовали Делиамбр, Слит и Тисана, а немногие оставшиеся спутники замыкали шествие. Толпа становилась все гуще и сопровождала Понтифекса на почтительном расстоянии. Когда Валентин подошел к подножию моста, из толпы зевак вырвалась худощавая темноволосая женщина в выцветшем оранжевом платье и с криком "Ваше величество! Ваше величество!" бросилась к нему. Ей удалось приблизиться к нему футов на двенадцать, когда ее перехватила Лизамон Хултин, схватив одной рукой и подняв, как куклу, в воздух. "Нет, подождите... - пробормотала женщина, как только Лизамон вознамерилась швырнуть ее обратно в толпу. - Я не причиню вреда... у меня подарок для Понтифекса..." - Отпусти ее, Лизамон, - спокойно сказал Валентин. Подозрительно нахмурившись, Лизамон подчинилась, но осталась рядом с Понтифексом, готовая к любым неожиданностям. Женщина так дрожала, что едва стояла на ногах. Ее губы шевелились, но какое-то время она не могла ничего выговорить. Потом спросила: - Вы правда Лорд Валентин? - Да, я был Лордом Валентином. А теперь я Понтифекс Валентин. - Да-да, конечно. Я знаю. Говорили, что вы погибли, но я никогда не верила. Никогда! - Она поклонилась. - Ваше величество! - Женщина все еще дрожала. Она казалась довольно молодой, но голод и лишения избороздили глубокими морщинами ее лицо, которое было бледнее, чем даже у Слита. Она протянула руку. - Меня зовут Милилейн, - сказала она. - Я хотела подарить вам вот что. На ладони у нее лежал предмет, похожий на кинжал из кости, продолговатый, узкий, заостренный. - Смотрите, убийца! - взревела Лизамон и подалась вперед, готовая напасть. Валентин поднял руку. - Подожди. Что это у вас, Милилейн? - Зуб... священный зуб... зуб водяного короля Маазмоорна... - Ах, вон оно что. - Чтобы охранить вас и направлять. Он - величайший из водяных драконов. Это драгоценный зуб, ваше величество. - Теперь ее начало трясти. - Сперва я думала, что поклоняться им - грех, богохульство, преступление. Но потом я вернулась сюда, слушала, училась. Они не злые, ваше величество, эти водяные короли! Они - наши истинные хозяева! Мы все, живущие на Маджипуре, принадлежим им. И я принесла вам зуб Маазмоорна, ваше величество, величайшего из них, который высшая Власть... Карабелла мягко сказала: - Нам пора идти, Валентин. - Да. - Он протянул руку и бережно взял у женщины зуб. Тот был длиной около десяти дюймов, странно прохладный на ощупь и словно мерцавший каким-то внутренним светом. Валентин зажал его в ладони, и на мгновение ему показалось, будто он слышит далекий звон колоколов или чего-то, напоминающего колокола, хотя мелодия разительно отличалась от любого колокольного звона, какой ему когда-либо приходилось слышать. Он проговорил: - Спасибо, Милилейн. Я этого не забуду. - Ваше величество, - прошептала она и попятилась обратно в толпу. Валентин медленно двинулся дальше через мост. Переход занял не меньше часа. До другого берега оставалось еще немалое расстояние, когда Валентин увидел собравшуюся там для его встречи толпу; то были не просто любопытные - он заметил на тех, кто стоял в первых рядах, одинаковую униформу зеленого с золотым цветов, цветов Коронала. Значит, это армия - армия Коронала Лорда Семпетурна. Залзан Кавол оглянулся. - Ваше величество? - справился он хмуро. - Продолжайте движение, - сказал Валентин. - Когда дойдете до первого ряда, остановитесь, пропустите меня и оставайтесь рядом. Он почувствовал, как пальцы испуганной Карабеллы сильнее сжали его запястье. - Помнишь, - спросил он, - как в начале войны за реставрацию мы вошли в Пендиван и увидели ожидавшее у ворот десятитысячное ополчение, а нас было всего несколько десятков? - Это не Пендиван. Пендиван не затевал мятежа. А возле ворот тебя ждал не лже-Коронал, а толстый испуганный мэр провинции. - Это одно и то же, - заметил Валентин. Мост заканчивался. Дальше дорогу преграждали воины в зеленой с золотом униформе. Из переднего ряда выступил офицер, во взгляде которого читался страх: - Кто вы такие и почему являетесь в Кинтор без разрешения Лорда Семпетурна? - сипло воскликнул он. - Я - Понтифекс Валентин, и мне не нужно никакого разрешения для посещения любого города Маджипура. - Коронал Лорд Семпетурн не позволит вам, незнакомец, пройти дальше этого моста! Валентин улыбнулся. - Как может Коронал, если он действительно Коронал, возражать Понтифексу? Посторонитесь, молодой человек! - Я не сделаю этого. Поскольку вы такой же Понтифекс, как и я. - Вы отвергаете меня? Мне хотелось бы, чтобы Коронал лично повторил ваши слова, - спокойно ответил Валентин. Он пошел вперед. Рядом с ним шагали Залзан Кавол и Лизамон Хултин. Окликнувший его офицер бросил неуверенный взгляд на солдат слева и справа от себя, затем расправил плечи, и солдаты сделали то же самое; они демонстративно положили руки на приклады своего оружия. Валентин продолжал идти. Они отступили на полшага, потом еще на полшага; на их лицах застыло выражение непреклонности. Валентин не останавливался. Первый ряд не выдержал и расступился. Затем разошелся весь строй, и навстречу Валентину выскочил коренастый коротышка с небритыми багровыми щеками. Он был одет в белое платье Коронала, поверх которого носил дублет, а буйную гриву черных волос венчала корона звездного огня или, по крайней мере, нечто, более-менее напоминающее ее. Он вытянул перед собой обе руки с растопыренными пальцами и заорал: - Стоять! Ни шагу дальше, самозванец! - По какому праву вы отдаете такие приказы? - благожелательно осведомился Валентин. - Я сам себе право, потому что я Коронал Лорд Семпетурн! - Вот как, значит, вы Коронал, а я самозванец? Мне это непонятно. А по чьей воле вы в таком случае стали Короналом, Лорд Семпетурн? - По воле Дивин, которая предназначила мне править в то время, когда место на Замковой Горе осталось свободным! - Понятно, - сказал Валентин. - Но, насколько я знаю, оно уже занято. Нынешний Коронал Лорд Хиссуне избран на вполне законных основаниях. - Самозванец не может быть избран на законных основаниях, - отрезал Семпетурн. - Но я - Валентин, который до него был Короналом, а теперь стал Понтифексом, причем также, как принято считать, по воле Дивин. Семпетурн мрачно ухмыльнулся. - Вы были самозванцем и тогда, когда объявили себя Короналом, и сейчас! - Неужели такое возможно? Выходит, тогда ошиблись все принцы и лорды Горы, Понтифекс Тиверас, да упокоится он возле Источника, и моя матушка-Леди? - Я утверждаю, что вы всех их ввели в заблуждение, что доказывает проклятие, которое легло на Маджипур. Ведь избранный Короналом Валентин был темноволос, а у вас волосы золотистые! Валентин рассмеялся. - Старая история, дружище! Вы должны знать о том, как меня колдовским способом лишили собственного тела и поместили в это! - Так вы говорите. - И с тем согласились все Владыки государства. - Значит, вы - непревзойденный обманщик, - заявил Семпетурн. - Но я не собираюсь больше тратить на вас время, поскольку меня ждут дела. Уходите: возвращайтесь в Горячий Кинтор, грузитесь на свой корабль и плывите дальше. Если завтра в этот же час вас увидят на моей земле, тогда пеняйте на себя. - Скоро я вас оставлю. Лорд Семпетурн. Но сначала я хочу попросить вас об одной услуге. Это со