Роберт Силверберг. Всемогущий атом -------------------- Роберт Силверберг. Всемогущий атом (#1). Robert Silverberg. (#1). ======================================== HarryFan SF&F Laboratory: FIDO 2:463/2.5 --------------------  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. 2077 г. ГОЛУБОЙ ОГОНЬ *  1 На Земле царил хаос, но что до того человеку в регенерационной камере? Десять миллиардов людей! А может, уже стало двенадцать? И все они боролись за место под солнцем. На исковерканной планете, словно грибы, росли небоскребы, наливались ядовитые плоды цивилизации. Но сейчас все это не касалось Рейнольда Кирби. Кирби обосновался на маленьком острове Тортола в Карибском море. Где-то же надо отдыхать. Занимая высокий пост в ООН, он зарабатывал большие деньги, значительную часть которых поглощало это чересчур роскошное жилище. Фундамент башни из стекла и стали уходил глубоко в землю. Такое высокое здание можно построить не на любом из островов Карибского моря. Большинство из них плоские и образованы кораллами. Такой грунт наверняка не выдержит полмиллиона тонн. А остров Тортола - погасший вулкан. Рейнольд Кирби спал сном праведника. Час, проведенный в регенерационной камере, изгнал усталость из тела и души. Три часа в этой камере делали человека вялым и лишали силы воли. Двенадцати часов было вполне достаточно, чтобы превратить его в марионетку. Кирби лежал в питательной ванне, заткнув уши, укрыв глаза. Трубки для дыхания торчали изо рта и носа. Когда человеку надоедает этот грешный мир, нет ничего лучше, как забраться опять в чрево матери. На какое-то время, конечно. Текли минуты. Кирби ни о чем и ни о ком не думал. Даже о Нате Вайнере с Марса. Забытье разорвал металлический голос: - Вы готовы? Кирби не был готов. Изгнать человека из регенерационной камеры способен лишь ангел с пылающим мечом. Но вода в пластикатовом резервуаре забулькала и начала исчезать. Кирби, поеживаясь, полежал еще некоторое время. Ему не хотелось выходить из чрева матери в реальный мир. Наконец он все-таки снял очки с темными стеклами, вытащил из ушей восковые пробки и стащил маску для дыхания. Цикл закончился, и электронный механизм открыл дверь. Что ж, процедуру можно повторить через сутки... - Хорошо поспали? - осведомился тот же голос. Кирби недовольно поднялся и вышел из камеры. Он смерил мрачным взглядом механического слугу: - Поспал-то я чудесно, только мало... - Вы, конечно, шутите, - ответил робот. - Вы сами говорили, что единственная радость - это радость соприкосновения с жизнью. - Возможно, - буркнул Кирби. Он позволил слуге набросить на себя полотенце и снова поежился. Этот сухощавый и потому казавшийся слишком высоким человек с жилистыми руками и ногами и металлически-серыми волосами в свои сорок лет выглядел на пятьдесят, а чувствовал себя, до того как побывал в регенерационной камере, на все семьдесят. Истрепанные нервы, больной желудок... - Когда придет этот Вайнер? - спросил он. - В 17 часов. Он был на банкете в Сан-Хуане, сейчас в дороге. Кирби обтерся и выглянул в окно. Внизу о черные утесы бился прибой. Вдалеке он мог различить темную полосу кораллового рифа. До нее вода была зеленой, а за ней - ярко-синей. Риф, разумеется, умер. Нежные кораллы, построившие его, уже давно погибли. Флотилии промывая танки в открытом море, оставляли на воде жирную пленку, которую потом прибивало к побережью. Кирби закрыл глаза, но тут же их открыл. В сознании всплыл образ девушки, которая, крича, корчилась на полу. А рядом с ней форстер, покачивая этим проклятым голубым стеком, приговаривал: "Успокойся, дитя, успокойся! Скоро ты будешь гармонировать со всеми остальными!" Это было в четверг. А сегодня была среда. И за это время она, вероятно, обрела гармонию, и прах ее уже успел развеять ветер. - Ваш гость только что прибыл, - сказал робот. - Великолепно, - процедил Кирби. Нервы его были в напряжении. Это задание быть гидом, надсмотрщиком и советчиком человека с Марса пришлось ему не по вкусу. Сохранение добрососедских отношений с марсианами весьма важно, главным образом с торгово-экономической точки зрения. К сожалению, вести с ними переговоры нелегко. Еще один признак растущего отчуждения. Марсиане очень чувствительны и недоверчивы. И в то же время жадны до развлечений и малокультурны. На Земле они ведут себя как сельские жители, впервые попавшие в город. Да, задание ему досталось не из легких. Он должен ухаживать за гостем, оберегать его от неприятностей, оставаясь приветливым и общительным. И отказаться нельзя - можно повредить карьере. Кирби поспешил в спальню одеться. Пожалуй, для этого случая подойдет костюм строгого покроя, а к нему - зеленый галстук и белые перчатки. Когда механический слуга возвестил о прибытии гостя, Кирби выглядел солидно и чинно, как и подобает важному лицу. Дверь бесшумно открылась, и быстрыми легкими шагами в комнату вошел Натаниэль Вайнер. Крепкий, среднего роста, с необычайно широкими плечами. Узкие губы плотно сжаты. Смуглое лицо энергично. От уголков карих глаз разбегаются лучи морщинок. "Он выглядит агрессивным, - подумал Кирби. - И даже надменным". - Очень рад познакомиться с вами, мистер Кирби, - сказал человек с Марса глухим голосом. - Я тоже очень рад, мистер Вайнер. - Вы разрешите? - сказал Вайнер и вынул из кармана лазерный пистолет. Робот подошел к нему с бархатной подушечкой, и Вайнер аккуратно положил на нее свое оружие. Робот отнес подушечку к Кирби. Тот взял пистолет, внимательно осмотрел его. Потом положил обратно и кивнул роботу, чтобы тот возвратил оружие владельцу. Вайнер убрал пистолет и спросил: - Что найдется выпить? Кирби помедлил с ответом, его выбил из колеи этот архаический ритуал демонстрации оружия. Но чего можно ожидать от человека, живущего на окраине цивилизации? - А что бы вы хотели? - спросил Кирби. - У меня есть все, мистер Вайнер. Как вы относитесь к рому? Вайнер сморщился: - Им я уже сыт по горло. Люди из Сан-Хуана пьют его, как воду. Может, у вас найдется приличное виски? - Разумеется, - ответил Кирби, но прежде чем он успел что-либо добавить, Вайнер повернулся к механическому слуге: - Двойную порцию шотландского виски для мистера Кирби и двойной "бурбон" для меня! Поведение гостя начало развлекать Кирби. Этот грубоватый колонист выбирал напиток не только для себя, но и для хозяина дома. И причем двойное шотландское! Кирби, скрыв отвращение, взял стакан с подноса. А Вайнер, не ожидая приглашения, плюхнулся в глубокое кресло, обтянутое искусственной кожей. Кирби последовал его примеру. - Как вам нравится у нас, на Земле? - поинтересовался Кирби. - Вообще-то неплохо. Только слишком много людей. И копошитесь вы как в муравейнике. Очень тесно. У нас на Марсе совсем не так. Да и на Венере. - Подождите еще несколько сот лет, и у вас будет так же. - Сомневаюсь. Мы там, наверху, умеем регулировать свою численность, а вы на это не способны. - Вы не правы, мы тоже умеем это делать. Просто было очень трудно убедить сельских жителей в необходимости контроля рождаемости. А когда это удалось, население Земли выросло до десяти миллиардов. Мы надеемся, что в дальнейшем прирост заметно сократится, так что лет через пятьдесят у нас уже будет постоянная популяция в семь-восемь миллиардов. Пока это только мечта, и мы будем очень рады, если удастся сохранить существующее положение. - А знаете что, - сказал Вайнер, - не скормить ли вам процентов десять конвертерам? Из этого мяса получится огромное количество энергии. И миллиард ртов долой... - Он ухмыльнулся. - Разумеется, это только шутка. Такие акты считаются негуманными. Кирби улыбнулся: - Вы не первый, кто делает такое предложение. И причем некоторые делают его на полном серьезе... - Дисциплина - вот решение любой человеческой проблемы. Дисциплина и самодисциплина. Планирование... Какое прекрасное виски! Может быть повторим? - Прошу вас! Не подать ли всю бутылку? Вайнер налил себе сам, не скупясь. - Очень хорошая штука, - снова похвалил он виски. - Такого качества у нас на Марсе не найдешь. Это я вынужден признать, Кирби. Хотя ваша планета и перенаселена, у нее есть свои преимущества. Я бы не хотел здесь жить, но очень рад, что прилетел сюда. У вас такие женщины... гм... Да и кухня, и напитки тоже изысканные. - Вы на Земле уже два дня? - Да. Первый вечер я провел в Нью-Йорке. Банкет Американского колониального общества и так далее. Потом в Вашингтон к президенту. Приятные в таких случаях беседы. А затем это идиотское путешествие, и первая остановка именно в Пуэрто-Рико. Кажется, мне собираются показать только те места, где всегда праздник, чтобы я так и не узнал, как же по-настоящему живут земляне. Что вы планируете на ближайшие дни? - Ну, мы могли бы посетить ближайшие острова, походить под парусом, половить рыбу, покупаться. - Купаться и ходить под парусом я могу и на Марсе. Я хочу увидеть цивилизацию, а не воду. - Глаза Вайнера заблестели. И Кирби заметил внезапно, что гость его опьянел. Видимо, он пришел уже под хмельком, так что две рюмки "бурбона" сделали свое дело довольно быстро и основательно. - Вы знаете, чего бы мне хотелось, Кирби? Я хотел бы побывать в городах и познакомиться с ними получше. Опуститься на "дно" и посмотреть, как у вас обходятся с героином и опиумом. Увидеть эсперов во время припадков экстаза. Понять, что такое культ форстеров. Словом, посмотреть, как вы тут живете на самом деле, Кирби. 2 Храм форстеров находился в старом, заброшенном здании, где-то в центре Манхеттена, неподалеку от ООН. Кирби не решался войти. Он никогда не любил споры и склоки, которых становилось все трудней избегать на Земле, превратившейся в подобие перенаселенной квартиры. Но Нат Вайнер захотел увидеть это, а значит, так тому и быть. Кирби привел его сюда, так как это был единственный храм форстеров, где он сумел побывать. Над входом горела световая реклама. Хотя несколько букв не светились, можно было легко разобрать: "Братство космического единства. Добро пожаловать! Ежедневные богослужения. Излечи свою душу! Гармония со вселенной". Вайнера, который снова был сильно навеселе, очень позабавила эта надпись. - Смотри-ка ты! Излечи свою душу! Что с вашей душой, Кирби? - Повреждена во многих местах. Вы действительно хотите войти? - Разумеется. Кирби должен был признать, что колонист с Марса на диво вынослив. Кирби даже и не пытался угнаться за ним, когда речь шла о выпивке. От одной мысли о спиртном его тошнило. Если бы хоть часа на два избавиться от Вайнера и поспать! Социологические изыскания были, судя по всему, лишь предлогом. Просто Вайнер ударился в загул, и Кирби не имел права упрекать его за это. Жизнь на Марсе очень сурова. Освоение планеты стоило многих усилий и средств. Теперь, когда над этим потрудились два поколения людей, основная программа почти завершена. Новый растительный мир намного увеличил атмосферу и уничтожил кислородное голодание, воздух чист и свеж, и все-таки никто не мог там сидеть сложа руки. Вайнер прибыл на Землю, чтобы заключить новый торговый договор. Впервые в жизни он вырвался из суровой реальности Марса. Длинный и узкий зал заполняли ряды скамеек, поставленные таким образом, что проход оставался лишь с одной стороны. На заднем плане был виден алтарь, излучавший голубой свет. За ним стоял высокий человек, тощий как скелет, лысый, но с бородой. - Это священник? - громко спросил Вайнер. - Не думаю, чтобы его называли священником или пастором, - прошептал в ответ Кирби. - Но он руководит богослужением. - Мы тоже примем участие в этом? - Я думаю, мы просто посмотрим. Некоторое время Вайнер молчал, а потом выпалил: - Взгляните-ка на этих сумасшедших! - Это очень популярное религиозное движение. - Меня это бесит! - А вы просто смотрите и слушайте. - Подумать только! Стоят на коленях или ползают перед полуторалитровым реактором! На них оглядывались. Кирби вздохнул. Он тоже не признавал новой религии, но бестактные замечания Вайнера смутили его. Отбросив церемонии, он схватил Вайнера за руку, потянул к ближайшей скамейке и заставил встать на колени. Сам он опустился рядом. Марсианин ответил свирепым взглядом. Колонистам не нравится, когда их хватают или дергают. Выходец с Венеры за такие штучки мог бы даже проткнуть мечом. С недовольным видом Вайнер положил руки на подставку для молитвенника и нагнулся вперед, чтобы удобнее было следить за богослужением. А Кирби сосредоточил внимание на человеке за алтарем. Маленький реактор был приведен в действие и светился. Кусочек кобальта-60 окружала вода. Она поглощала опасные лучи, не давая им дойти до человеческого тела. В темноте голубой свет как-то странно притягивал внимание. Его яркость и интенсивность постепенно увеличивались. Вскоре решетка реактора стала невидимой из-за этого светло-голубого марева, которое начало испускать голубоватые волны. Голубое свечение, холодный огонь излучения Черенкова расширялся, пока не залил все помещение. Кирби знал, что в этом нет ничего магического. Это свечение можно описать с помощью математических формул. Да форстеры и не утверждали, что в нем есть что-то магическое. Это просто символ, дающий толчок религиозным эмоциям. Форстер, стоящий у реактора, провозгласил: - Есть единая первопричина, из которой возникает все живое. Бесконечное разнообразие Вселенной приводит в движение электроны. Атомы сталкиваются друг с другом. Их частички соединяются. Из них вылетают электроны, и возникают химические соединения. - Вы только послушайте этого выродка! - фыркнул Вайнер. - Это что, лекция по химии? Кирби закусил губы. Девушка, стоящая перед ним, обернулась и прошептала: - Тише! Пожалуйста, потише! Как ни странно, Вайнер испугался, даже задержал дыхание. Но Кирби, которому не в диковинку были женщины с перекроенными лицами, не удивился. Блестящие раковины закрывали те места, где должны быть уши. В кости лба хирург вмонтировал позолоченные опалы. Веки были сделаны из блестящей фольги. Изменениям подверглись нос и губы. Возможно, она была жертвой несчастного случая, но вероятнее всего, это было сделано в угоду красоте. - Энергия Солнца, жизнь растений, чудеса роста - за все это мы должны благодарить электроны. Энзимы нашего тела, потоки нейронов нашего мозга, биение нашего сердца - все это результат работы электронов. Горячее питание, свет и тепло - все это возникает из единого целого, возвышается над имманентными излучениями, - продолжал форстер. "Похоже на литургию", - подумал Кирби. Люди вокруг что-то бормотали. Некоторые ритмично раскачивались, закрыв глаза. А человек у алтаря поднял подобные щупальцам пальцы над голубым огнем. - Придите! - воскликнул он. - Встаньте на колени и воспойте гимн первопричине всех вещей - электрону! Форстеры стали вставать со своих мест и поспешили к алтарю. Это зрелище вызвало в Кирби детские впечатления. Вот уже лет двадцать пять он не бывал на богослужениях. Какая разительная перемена! На мгновение Кирби захотелось последовать призыву форстера и приблизиться к алтарю. Но в следующий миг он сам возмутился этому желанию. Как он мог? Ведь это же не религия! Это идолопоклонство, продукт распада цивилизации, одно из тех сумасшедших стремлений, водоворот которых втягивает маленьких людей, непременно желающих верить в великий смысл жизни. Что ж, пусть себе верят! Завтра или послезавтра придет другой пророк, и залы форстеров опустеют. И все-таки откуда это желание подчиниться? Кирби плотнее сжал губы. Все дело в напряжении. Этот марсианин потрепал-таки ему нервы. Плевать ему на первопричину всех причин. Сюда собрались те, кто очень устал или кем-то страшно запуган. А также те, кто истерзан неврастенией или не знает, как убить время, и поэтому вставляет искусственные уши. Он облегченно вздохнул. В этот момент Вайнер вскочил и помчался вслед за другими. - Спасите меня! - закричал он. - Излечите мою душу! Покажите мне единство! - Встань на колени, брат мой! - дружелюбно сказал форстер. - Я - грешник! - воскликнул Вайнер. - Я весь пропитан алкоголем и совершенно испорчен! Меня нужно спасать! Дайте мне электрон! Я отдаю ему всего себя! Кирби поспешил вслед за ним. Неужели он это серьезно? Колонисты с Марса известны своим равнодушием к любой религии. Может он подвергся влиянию Голубого Огня? - Возьми руки твоих братьев! - приказал форстер. - Склони свою голову и позволь окутать себя голубым светом правды. Вайнер посмотрел вправо. Рядом с ним стояла на коленях девушка с измененным лицом. Она протянула к Вайнеру свои руки. Четыре пальца из плоти, один металлический. - Чудовище! - завопил Вайнер. - Убирайся отсюда! Со мной у тебя ничего не выйдет! - Успокойся, брат! - Куча обманщиков! Подлецы! Негодяи! Кирби добрался до него и схватил за руку. Тихо, но решительно приказал: - Пошли Вайнер! Нам уже пора... - Не хватай меня своими вонючими руками, парень! - Мистер Вайнер, прошу вас... Это дом культа... - Это сумасшедший дом! Тут все сошли с ума. Достаточно посмотреть, как они стоят на коленях! - Вайнер встал на ноги. И голос его гремел по всему залу. - Я свободный человек с Марса. Этими вот руками я превращал пустыню в плодородный край, сажал деревья... тысячи деревьев, строил плотины! А что делали вы? Вы закатываете глаза к потолку и ползаете на коленях... А ты... Ты обманщик, а не священник. Ты просто выколачиваешь из них деньги! Человек с Марса перепрыгнул через барьер перед алтарем и подошел на опасное расстояние к мерцающему реактору. А потом погрозил кулаком бородачу. Тот спокойно вытянул длинную руку и сильно ударил Вайнера кончиками пальцев прямо в горло. Тот упал как подкошенный и застыл в неподвижности... 3 - Ну как, получше? - спросил Кирби. Вайнер пошевелился. - Где эта девушка? - С измененным лицом? - Нет, - прошептал Вайнер. - Та, из эсперов, или как их там еще называют. Кирби бросил взгляд на стройную голубоглазую девушку. Она кивнула и подошла к Вайнеру. Его лицо блестело от пота, а глаза по-прежнему дико блуждали. Он откинул голову на подушку и уставился на девушку. Они находились во дворце Кифферов, напротив храма форстеров. Кирби вынес марсианина от форстеров на плечах. Заведение Кифферов было единственным местом поблизости, где он мог свалить свой груз. Девушка из эсперов присоединилась к ним, когда Кирби еще не успел ввалиться в дом. Она тоже принадлежала к форстерам, но, видимо, уже побывала на ежедневной молитве и решила закончить день ЛСД или инъекцией героина, а то и парой безобидных сигарет с гашишем. Она с сочувствием наклонилась над потным и красным Вайнером. Поинтересовалась у Кирби, что случилось с приятелем. Сердечный приступ? - Мне не совсем ясно, что с ним произошло, - ответил Кирби. - Он был пьян и устроил дебош у форстеров. Тогда руководитель общины ткнул его пальцем в горло. Я знаю этот прием. Он очень эффективен. Но такого сильного действия я еще не наблюдал... Девушка улыбнулась. Она была стройная и хрупкая, не старше девятнадцати лет. Она закрыла глаза, взяла руку Вайнера и держала до тех пор, пока тот не пришел в себя. Кирби сомневался, сыграло ли прикосновение какую-нибудь роль, но все это показалось ему довольно таинственным. Силы Вайнера быстро восстанавливались, он мог уже сесть. Не сводя глаз с девушки, он спросил: - Чем это он меня ударил? - Он изменил электрический заряд вашего тела, - пояснила девушка. - Выключил на секунду мозг и сердце. Никаких вредных последствий. - А как он это сделал? Ведь он только легонько ткнул меня пальцем! - Существует определенная техника. Но вы, как я вижу, уже полностью пришли в себя. Вайнер недоверчиво посмотрел на нее. - Вы из эсперов? Можете читать мои мысли? - Да, я из эсперов, но мысли читать не умею. Мои телепатические способности совершенно не развиты. Тем не менее я вижу, что вы кипите от гнева. Почему бы вам не вернуться и не попросить прощения? Уверена, он с радостью простит вас. И позвольте ему дать вам несколько советов. Вы читали книгу Форста? - Идите ко всем чертям! - воскликнул Вайнер. - Нет, постойте! Вы не хотели бы развлечься сегодня вечером? Меня зовут Нат Вайнер, а это Рейнольд Кирби, мой провожатый и телохранитель. Страшно сухой и формальный человек, но мы можем обойтись и без него. - Вайнер схватил ее тоненькую ручку. - Ну, так как? Девушка ничего не ответила. Лишь нахмурила брови. Вайнер состроил комическую гримасу и выпустил ее руку. - Обязательно сходите туда, - снова сказала девушка. - Там вам помогут. И она ушла, даже не дождавшись ответа. Вайнер потер себе лоб и встал на ноги, не обратив внимания на попытку Кирби помочь ему. - Где мы? - спросил человек с Марса. - Во дворце Кифферов. - Здесь тоже читают проповеди? - Нет, но вы можете затуманить свой мозг другим способом. Гашиш, мескалин, ЛСД, опиум. Все, что хотите. Будете пробовать? - Конечно, я же ясно вам сказал, что хочу попробовать все! У нашего брата не каждый день появляется возможность слетать на Землю. Вайнер улыбнулся, но это была уже не та легкомысленная улыбка, что прежде. Казалось, он не совсем пришел в себя, но намеревался впитать в себя все грехи, которые могла подарить ему Земля. А Кирби между тем спросил себя, хорошо ли он выполняет поручение. Не пожалуется ли марсианин на его обращение? Чего доброго, его сместят с должности или понизят. И это было неприятно. Он очень дорожил своей карьерой и не хотел испортить ее за одну ночь. Они медленно шли по дворцу, который своими маленькими комнатками и нишами напоминал ресторан. Только столы здесь были пониже, и возле них, стояли скамейки. - Скажите, - неожиданно спросил Вайнер, - неужели люди действительно верят всей этой чепухе с электронами? - Не знаю, что и ответить, мистер Вайнер. Я никогда этим не интересовался. - Но движение возникло на ваших глазах. Сколько людей оно сейчас объединяет? - Думаю, несколько миллионов. - Это очень много. Нас на Марсе всего семь миллионов. А здесь так много сторонников этого проклятого культа... - На Земле есть много других сект, - сказал Кирби. - Мы живем во времена апокалипсиса. Люди пытаются хоть в чем-то обрести уверенность. Ищут любые пути из одиночества. - Тогда вам достаточно приехать на Марс. У нас найдется работа для каждого. Тому кто работает, некогда размышлять. - Вайнер коротко рассмеялся. - К черту все это! Расскажите лучше, что меня ожидает в этом дворце! - Здесь вы можете испытать всевозможные галлюцинации. ЛСД и опиум вышли из моды. Вместо них часто вводят вещество, вызывающее эротические ощущения. Очищенный меркаптан, например. Утверждают, что такие галлюцинации гораздо приятнее. - Утверждают? А вы что, сами этого не знаете? Неужели вы, Кирби, не можете мне дать никакой информации из первых рук? Что вы за человек? Ведь вы не живете! За каждым человеком, Кирби, должны водиться какие-нибудь грешки... Кирби подумал о регенерационной камере, которая ждала его в просторном доме на острове Тортола. Но виду не подал. - Некоторые из нас слишком заняты, чтобы пестовать свои пороки. Но ваш визит к нам может иметь воспитательное значение... Хотите подышать этим веществом, мистер Вайнер? Подкатил робот. Кирби вынул кредитный жетон и прижал его к глазку фотоэлемента. В тот же момент вспыхнула сигнальная лампочка и механизм сказал: - Ваш заказ принят, сэр! Покорнейше благодарю. Можете обслуживать себя из моих запасов. Голос был удивительно глухим и медленным. Вероятно, магнитофонная лента внутри механизма бежала с недостаточно быстро. Кирби открыл ящик-магазин с полным набором наркотиков и вытянул оттуда маску для ингаляций. Тотчас же внутри робота что-то щелкнуло, и на матовой поверхности шкалы появились цифры. Механизм уехал. Кирби протянул своему подопечному маску, и Вайнер, поудобнее устроившись на одном из лож, сразу же натянул ее. После некоторого колебания Кирби последовал его примеру. Он закрыл глаза и уже в следующий момент почувствовал сладковатый и очень неприятный запах. Подумать только, что находятся люди, которые добровольно проделывают такие эксперименты над собой. Он стал ждать, что же будет дальше. Кирби знал, что, некоторые каждый день проводят в этом дворце. Кое-кто остается на ночь, если, конечно, есть деньги. Каждые несколько лет правительство повышало налоги на наркотики, может быть, для того чтобы выбить почву из-под ног Кифферов, а может, просто в погоне за доходами. Оно ведь знало, что наркоманов не испугают никакие цены. Люди приходили, даже если должны были платить за понюшку ЛСД 20 долларов, а за дозу героина - 80. Эта смесь на основе меркаптана, видимо, действовала не так сильно, как героин, к тому же, говорят, она безвредна... Внезапно Кирби увидел девушку, украшенную бриллиантами и изумрудами. Хирурги вырезали у нее всю плоть, которую только можно вырезать. Глазные яблоки блестели холодным стеклянным блеском. Ее груди были полушариями из оникса, а вместо сосков пламенели рубины. Губы из алебастра, волосы из золотых нитей. И от всей ее фигуры исходил Голубой Огонь. Огонь форстеров. - Ты устал, Рон. Ты должен убежать от самого себя. - Я знаю. Я использую регенерационную камеру почти каждый день. И делаю отчаянные усилия, чтобы не свалиться окончательно. - Ты слишком суров к самому себе. И в этом твое несчастье. Почему ты не зайдешь к моему хирургу? Усовершенствуй себя. Освободись от всей ненужной, идиотской плоти. Плотью и кровью ты не заслужишь славы! Гниение и чистота несовместимы! - Нет, - пробормотал Кирби, - это все бред. А кроме того, мне нужен всего лишь покой и отдых. Покупаться и полежать на солнце, как следует выспаться, а мне вместо этого подсунули сумасшедшего парня с Марса. Видение резко рассмеялось и вскинуло вверх руки. Плоть с них была снята и заменена слоновой костью, а ногти отливали медью. Дразнящий язычок, показавшийся из-за алебастровых губ, был сделан из флексипласта. - Послушай меня, Рон. Ты будешь выглядеть намного привлекательнее. Может быть, тогда следующий твой брак окажется более удачным. Ты избегаешь ее, сознайся! А должен выглядеть, как она. Она сейчас счастлива. - Я человеческое существо, - ответил Кирби. - И не хочу превращаться в ходячую музейную редкость, как ты. Голубой свет вокруг видения запульсировал. - Но тебе все-таки кое-что нужно, Рон. Регенерационная камера не выход из положения. И работа. Значит, ты не хочешь себя изменить? Хорошо, тогда стань форстером. Посвяти свою жизнь Единству всего сущего. Победи смерть. - А не могу я остаться самим собой? - выкрикнул Кирби. - Ты сейчас ничего из себя не представляешь. Мир в беспокойстве. Люди с Марса насмехаются над нами. Люди с Венеры презирают нас. Нам нужна новая организация, новая сила. Жало смерти кроется в грехе, а сила греха является законом. Могила - это не победа! В голове Кирби затанцевал разноцветный хоровод. Монстр в образе женщины начал делать пируэты, прыгать и щипать его за лицо. Кирби стало страшно. Вынырнув из мрака, он все же сумел каким-то образом схватиться за маску... И за этот кошмар он заплатил такие деньги! И как только людям может нравиться такое? Кирби сорвал маску с лица и отбросил ее подальше. Некоторое время он продолжал лежать с закрытыми глазами, пока абсурдные видения не поблекли. Когда он открыл глаза и вернулся в реальный мир, оказалось, что Вайнер исчез. 4 Портье киффер-ресторана ничем не смог помочь Кирби. - Когда он ушел? - спросил Кирби. Портье пожал плечами: - Вышел - и все! - Он что-нибудь сказал? - Мы не разговаривали. Он просто вышел и все! Кирби, чертыхаясь, побежал вдоль улицы. Он непроизвольно взглянул на небо. Там в темноте горели разноцветные знаки: "22 часа 05 минут. Среда, восьмое мая, год 2077. Покупайте хрустящие фриблизы!" До полуночи - два часа. Для этого сумасшедшего колониста времени достаточно, чтобы нажить себе неприятности. Чего бы ни дал Кирби, лишь бы найти Вайнера, который блуждал по ночному Нью-Йорку, пьяный и, возможно, еще и одурманенный наркотиками. Он ведь не только должен был оказать Вайнеру гостеприимство. Он должен был и приглядывать за ним. И раньше, когда с Марса прибывали торговые делегации или отдельные представители, анархия, господствующая в обществе, особенно в США, той стране, которая, собственно, и организовала колонию на Марсе, часто заставляла этих людей терять голову. Куда же ушел Вайнер? Возможно, опять отправился к форстерам, чтобы устроить скандальчик. Кирби перебежал улицу и заглянул в унылый сектантский зал. Богослужение продолжалось, но все было тихо. Не похоже, чтобы Вайнер побывал здесь еще разок. Верующие стояли на коленях и что-то хором пели. На всякий случай Кирби тихо проскользнул по проходу и осмотрел каждый ряд. Вайнера не было. Девушка с удивительным лицом все еще была здесь. Когда он проходил мимо, она взглянула на него и улыбнулась, протянув к нему руки. На какое-то мгновение он подумал, что это опять галлюцинация, и даже испугался. Но потом опомнился, улыбнулся в ответ и побыстрее вышел из зала. Кирби брел куда глаза глядят. На перекрестке он ступил на транспортную ленту и проехал три квартала. Нет, Вайнера нигде не видно. Кирби сошел с ленты и обнаружил, что находится перед домом, где можно принять регенерационную ванну. За двадцать долларов погрузиться в нирвану. Может быть, Вайнер зашел сюда? Повинуясь этой мысли, Кирби подошел к кассе. Какой-то толстяк, фунтов эдак на четыреста, с двойным подбородком, сидел за кассой. Вероятно, это был хозяин заведения. Заплывшие жиром глаза смотрели с подозрением. - Хотите часок отдохнуть, приятель? - Я ищу человека, прибывшего с Марса, - неожиданно сказал Кирби. - Приблизительно моего роста, темноволосый, смуглый, с энергичным лицом... - Не видал такого. - Он может быть в одной из ваших камер. Я из ООН. Это очень важно. - Да хоть от самого Господа Бога! Мне это совершенно безразлично. Я не видел этого человека. - Толстяк бросил взгляд на идентификационную карточку Кирби. - Вы что, хотите, чтобы я открыл вам свои камеры? Говорю вам, он не заходил! - Если он все-таки придет, не пускайте его в камеру, - попросил Кирби. - Задержите как-нибудь и позвоните в отдел безопасности ООН. - Если он захочет в камеру, я вынужден буду пустить его. Они открыты для всех. Неужели я из-за вас буду ссориться с клиентом... Кстати, на вас лица нет. Почему бы вам не отдохнуть? Ванна сотворит чудо. Вы почувствуете себя как... Кирби повернулся и быстро пошел прочь. Волнения, а возможно, и галлюцинации плохо подействовали на нервы и желудок. Он почувствовал боль и тошноту. Вместе с волнением в нем росла злость. Он представил себе, что Вайнер валяется в подворотне избитый, а то и убитый, выпотрошенный - только оболочка, мышцы и несколько костей. Может, он и заслуживает такой участи, но Кирби перестанут доверять. Скорее всего, Вайнер вновь разыгрывает слона в посудной лавке. Где же его искать? На другой стороне улицы Кирби увидел телефонную будку, помчался к ней и нажал на номер отдела безопасности. Маленький экран вспыхнул зеленоватым светом. Появилось широкое бородатое лицо Ллойда Ридблома. - Ночная смена слушает, - автоматически сказал Ридблом, еще до того, как увидел и узнал Кирби. - А, это ты, Кирби. Где же твой человек с Марса? - Я потерял его. Он обязательно хотел побывать во дворце Кифферов и исчез оттуда. Ридблом оживился: - Объявить тревогу? - Пока не стоит, - ответил Кирби. - Он не должен знать, что мы обеспокоены его исчезновением. Но подключиться на мои частоты будет не лишним. И сообщить об этом полиции. Если его где-нибудь увидят, пусть сразу же сообщат мне. Через час я снова вам позвоню и в случае надобности изменю инструкции. Кирби вышел из будки и медленно направился обратно по улице. Когда он вновь подошел к зданию общины, верующие расходились. Девушка с искусственными ушными раковинами шла как раз в его сторону и обратилась к нему раньше, чем он успел отвернуться или перейти на другую сторону улицы: - Хелло! Меня зовут Банна Маршак. Где же ваш приятель? Ее голос нельзя было назвать неприятным. - Не знаю, - хмуро ответил Кирби. - Вы были его сопровождающим? - Да, я должен был не спускать с него глаз. Он с Марса. - Он недолюбливает нас, форстеров, не правда ли? Очень было неприятно наблюдать за ним во время молитвы. Должно быть, он не совсем здоров. - Он просто пьян, - ответил Кирби. - Почти все марсиане напиваются сразу же, как только прилетят на Землю. Они думают, что тут Содом и Гоморра, и они могут делать все, что хотят. Может, выпьем? - добавил он почти автоматически. - Спасибо, я не пью. Но если вам хочется выпить, я могу вас сопровождать. - Я просто должен выпить. Хотя бы рюмку. - Вы не назвали еще своего имени. Кирби подумал, что девушка довольно настойчива, но терпеливо ответил: - Меня зовут Рон Кирби, и я работаю в ООН. Давайте зайдем вот сюда! Он открыл дверь заведения на углу улицы. Девушка улыбнулась и последовала за ним. Он решил, что ей лет тридцать. Они уселись, и Кирби заказал ром. Банна Маршак перегнулась через стол, и он почувствовал своеобразный запах духов. - Зачем вы привезли его на молитву? - спросила она. Кирби опорожнил свою рюмку так, словно там был не ром, а фруктовый сок. - Он хотел посмотреть на форстеров. - Мне кажется, что и вы скептически относитесь к нашей вере. - У меня нет определенного отношения. Мне, знаете ли, приходится много работать, ни на что другое не остается времени. - Тем не менее вы считаете нас сектой сумасшедших, не так ли? Кирби заказал вторую порцию. - Может быть, - сознался он. - Но это поверхностное мнение. Оно не основывается на какой-то определенной информации. - Вы читали книгу Форста? - Нет. - А прочтете, если я дам вам ее? - Вы что, хотите направить меня на путь истинный? - Кирби рассмеялся и осушил рюмку. Постепенно он начал чувствовать себя лучше. - Это совсем не смешно, - ответила она. - Похоже, что вы также против хирургических усовершенствований? - Не всегда. Если кто-то хочет выпрямить свой кривой нос, я нахожу это нормальным. Но эти искусственные части... Нет, я категорически против таких штук. Моя жена совершенно изменила свое лицо с помощью этих операций, и я вынужден был развестись с ней. Это случилось три года назад. - Я бы этого не сделала, если бы знала о форстерах. Я совсем потеряла уверенность в себе. Всего боялась. А сегодня знаю, каким путем я должна идти. Правда, я уже не могу вернуть своего прежнего лица, но уже привыкла к новому и даже нахожу его притягательным. - Расскажите мне о Форсте, - попросил Кирби. - Все очень просто. Он хочет восстановить духовные ценности в мире. Чтобы мы все понимали, что рождены для высоких целей и являемся существами одной и той же природы. - И он хочет добиться этого с помощью подобных богослужений и демонстраций Голубого Огня? - Голубой Огонь - это внешнее, все дело в духовой миссии. Форст хотел бы обратить энергию человека на звезды, вывести нас из упадка, развить все наши природные таланты. Ему хочется спасти и эсперов, которые день ото дня все больше впадают в безумие. Он жаждет объединить всех, чтобы все вместе в будущем работали на благо человечества. - Понятно. А что он под этим понимает? - Я же вам говорила! Он хочет обратить энергию человечества на звезды. Вы думаете, что Венеры и Марса нам достаточно? Ведь во Вселенной миллионы планет! И они только того и ждут, чтобы человек нашел к ним путь и добрался до них. И Форстер считает, что он знает этот путь. Но он требует объединения всей духовной энергии. Я знаю, это звучит непонятно и попахивает мистикой. Но в этом что-то есть. И к тому же это успокаивает израненную душу. Самая первая его цель - это единство и уверенность. А потом - звезды. Конечно, нам надо научиться преодолевать огромные расстояния. Мы должны привить марсианам терпимость, восстановить связи с людьми на Венере, если в них еще осталось что-нибудь человеческое... В общем, работать надо много, и ничего нереального в этом нет, хотя так и кажется на первый взгляд. Кирби не был согласен с этим. На его взгляд все это было слишком сумбурно и туманно. Но в мягком приятном голосе, Банны Маршак звучала такая убежденность, что Кирби почувствовал нечто вроде сожаления. Он даже готов был простить ей пластическую операцию. Но все, что касалось Форста... В этот момент загудел коммутатор в кармане. Это был сигнал от Ридблома - вызов на связь. - Извините, я отлучусь на минуту, - сказал он. - Нужно сделать одну важную вещь... Кирби глубоко вздохнул и исчез в телефонной кабине. Дрожащими пальцами нажал номер. На экране сразу появился Ридблом. - Мы нашли беглеца! - сказал он. - Живого или мертвого? - К сожалению, живого. Он оказался в Чикаго в посольстве марсиан. Одолжил у жены консула тысячу долларов и к тому же улучил момент сделать ей несколько бесстыдных предложений. В итоге она позвонила в полицию. Мы установили за ним слежку. Сейчас он в стельку пьян. Как нам действовать? Забрать? Кирби закусил губу. - Нет. Как и всякий дипломат, он - неприкосновенная личность, к тому же еще не нарушил закона. Слишком суровые меры принесут нам только неприятности. Я беру дело в свои руки. На площадке ООН есть какая-нибудь машина? - Конечно! Вы доберетесь до Чикаго минут за сорок... - Этого вполне достаточно. А теперь слушайте внимательно: разыщите в Чикаго самую хорошенькую девушку, которую только сможете найти, но чтобы она была из эсперов и обладала телепатическими данными, в первую очередь - сексуальными. Как только найдете такую девушку, сразу выпускайте ее на Вайнера. Пусть она удержит его любым способом до тех пор, пока не появлюсь я. Если вы не найдете ничего подходящего, привлеките к этому делу кого-нибудь из полицейских. - Будет сделано, - сказал Ридблом. Кирби вышел из машины. Он полностью протрезвел. Банна Маршак продолжала сидеть там, где он ее оставил. Издалека все изменения, которые она внесла в свою внешность, казались даже милыми. Увидев его, она улыбнулась. - Ну, как? - Его нашли. Шляется по Чикаго. И я должен ехать туда и найти его до того, как он успеет что-нибудь натворить. - Будьте к нему снисходительны, Рон. Он несчастный человек, и ему надо помочь. - Мы все нуждаемся в помощи... - Кирби внезапно замолчал. Мысль о том, что он должен один лететь в Чикаго, показалась ему малоприятной. - Мисс Маршак... - начал он. - Да? - У вас нет никаких планов на ближайшие несколько часов? 5 Вертолет шел над ночным Чикаго. Внизу Кирби видел черную, как тушь, поверхность Мичиганского озера и четырехсотметровые небоскребы на его берегах. В небе светилось: "23 часа, 31 минута. Среда, восьмое мая. Год 2077. Покупайте таблетки Огли-бея!" Пилот направил машину к посадочной площадке на одной из крыш и аккуратно приземлился, несмотря на сильный, резкий ветер. Кирби помог своей спутнице выйти из машины, и она быстро зашагала к лифту. Во время полета из Нью-Йорка в Чикаго Банна Маршак продолжала рассказ о благородной миссии форстеров, и Кирби уже не мог понять, абсолютная ли это чепуха, бред заговорщиков или подлинная религия. А может, всего понемногу? Ему казалось, что основную идею он все-таки ухватил. Форст создал культ электричества, вкрапив в него идеи католицизма, атеизма и буддизма и приправив эту смесь соусом технического прогресса. Ядерные реакторы на алтаре, псалмы и гимны Святому Электрону - это для простаков. Основной же приманкой была проповедь бессмертия. Не возрождения, не погружения в нирвану, а реального, физического бессмертия человеческой плоти. И ловушка сработала: за восемь лет новый культ, привлекший сначала лишь кучку сумасбродов, собрал под свои знамена миллионы. Все старые религии потерпели крах. Форст щедро раздавал верующим золото обещаний. А то, что это не золото, а дешевая подделка, люди поймут лишь со временем. Всего за полминуты скоростной лифт доставил их вниз, где уже ждали три машины-капсулы городской полиции. - Он обязательно хочет попасть на богослужение к форстерам, - сказал один из полицейских. - Девчонка таскает его за собой уже около часа, но не может выбить из него эту мысль. - А что ему там надо? - спросил Кирби. - Мечтает заполучить реактор. Говорит, что захватит его с собой на Марс и употребит там на пользу. Банна Маршак пришла в ужас от такого богохульства. А Кирби пожал плечами и поднял голову, любуясь проплывавшими мимо небоскребами. Вскоре машина остановилась, и Кирби увидел своего подопечного на противоположной стороне улицы. Рядом с ним стояла темноволосая девушка с пышными формами, пышущая сексом. Девушка обняла Вайнера за талию и что-то шепнула ему на ухо. Вайнер, судя по всему довольно пьяный, хрипло рассмеялся и притянул ее к себе, а потом оттолкнул. Девушка не сдавалась и опять прижалась к нему. Так они и двигались вперед - медленно, но верно. На улице было мало народу, и Кирби быстро заметил людей, следивших за Вайнером, - двух агентов Ридблома и двух полицейских в штатском. Слишком уж большой эскорт для одного пьяного марсианина. Кирби быстрым шагом прошел немного вперед, а потом пересек улицу. Когда его заметила спутница Вайнера, Кирби сделал ей знак. Она сразу поняла что к чему и выпустила руку марсианина, отступив немного в сторону. Вайнер тут же покачнулся, а потом увидел Кирби. - Отыскали меня все-таки? - Не хочется, чтобы вы совершили что-то такое, в чем придется каяться. - Очень мило с вашей стороны, Кирби... Раз уж вы здесь, помогите мне. Я хочу добраться до этих форстеров. Они транжирят ценное сырье и горючее. Давайте договоримся так: вы отвлечете внимание священника, а я тем временем сопру у него Голубой Огонь. - Но послушайте, мистер Вайнер, такой реактор с водным резервуаром и прочими атрибутами весит по крайней мере сто пятьдесят килограммов. Кроме того... - Вы пойдете со мной или нет? - разозлился Вайнер. Он показал на другую сторону улицу, и Кирби, следуя взглядом за его рукой, увидел в квартале от них храм форстеров. На фасаде, таком же невзрачном, как и в Манхеттене, горели неоновые буквы. Вайнер направился в сторону храма, Кирби нерешительно посмотрел на Банну Маршак, а потом двинулся за Вайнером. Пройдя шагов пятьдесят, Кирби оглянулся и увидел, что девушка идет вслед за ними. Перед самым входом Банна Маршак обогнала Кирби и Вайнера и загородила им путь. - Остановитесь! - воскликнула она. - Зачем вы туда идете? Чтобы совершить какую-нибудь подлость? - Прочь с дороги, ведьма! - крикнул Вайнер. - Твоя жестяная физиономия действует мне на нервы! - Прошу вас, не надо, - тихо сказала она. - Ведь в душе вы несчастны. Вы не находите гармонии даже в самом себе. Давайте-ка лучше войдем вместе, и вы покажете мне, как умеете верить и молиться. Вы только выиграете от этого, и много выиграете. Ведь гораздо лучше раскрыть перед алтарем свою душу, чем стоять вот так пьяным... И в этот момент Вайнер ударил ее тыльной стороной ладони. Удар был совсем не сильный, но ее лицо с вмонтированными хирургом аппликациями не выносило и такой боли. Банна Маршак со стоном упала на колени и закрыла лицо руками. Однако и теперь она продолжала загораживать вход в храм. Вайнер занес для удара правую ногу, и в этот момент Рейнольд Кирби забыл обо всем, даже о том, что платили ему в основном за дипломатию. Он схватил Вайнера за локоть и повернул к себе. Марсианин на мгновение потерял равновесие и хотел уцепиться за Кирби, но тот сразу же ударил его по руке, а другой рукой нанес удар в желудок. Вайнер издал невнятный звук и отшатнулся назад. Кирби не дрался уже лет тридцать, и в этот момент испытал варварское наслаждение. Адреналин зажег его кровь. Он вновь ударил Вайнера и опять попал в желудок. Марсианин с недоумением взглянул на него, а затем упал на колени. В следующее мгновение он осел на грязный тротуар, раскинув руки по сторонам. - Вставай! Живо! - выкрикнул Кирби. В этот момент девушка прикоснулась к его руке. - Оставьте его, - сказала она глухо. Ее металлические губы казались согнутыми и смятыми. На щеках блестели слезы. - Пожалуйста, не бейте его больше. Вайнер лежал на спине и медленно вертел головой. Подошли полицейские, а вместе с ними маленький пожилой человечек с пергаментным лицом - марсианский консул. Кирби почувствовал, как сжался желудок. Он монотонным голосом назвал свое имя. Консул улыбнулся. - Мне очень жаль, мистер Кирби, но в него, наверное, вселился дьявол. Все остальное я возьму в свои руки. Самое главное, чтобы он понял, как глупо вел себя. - Это... это я во всем виноват, - пробормотал Кирби. - Я потерял его из виду. Он не должен отвечать за то, что... - Мы все очень хорошо понимаем, мистер Кирби. - Консул благосклонно кивнул, а потом сделал знак полицейским, чтобы они подняли Вайнера и отнесли его в машину. Когда прошел шок, Кирби понял, что стоит на улице рядом с храмом, и все, кроме Банны, уехали. Кирби был измотан. Так чувствует себя человек, только что очнувшийся от ночных кошмаров. Немедленно домой! Два часа - и он будет на Тортоле, примет регенерационную ванну, всего на полчасика... Нет, на час. Чтобы прийти в себя после этой ночи, ему обязательно нужно принять ванну. Один час полного освобождения. Час безмятежного бегства в ничто. И тут Банна сказала: - Может быть, мы войдем в храм? - В храм? В этот храм? - Да... Прошу вас. - Сейчас поздно. И я чертовски устал. К тому же вертолет ждет. Он доставит меня обратно в Нью-Йорк. Ну а что касается вашего лица... Я позабочусь, чтобы за лечение заплатили. - Забудьте о вертолете, - сказала Банна, - и пойдемте в храм. - А вы действительно настойчивы... Я хочу домой. Она вздрогнула, но решила не сдаваться. - Подарите мне два часа, Рон. Вам ничего не нужно делать. Только сесть и слушать, что будут говорить другие. Мы подойдем поближе к алтарю. Обещаю, что это будет для вас самый лучший отдых. Только сидеть и слушать. Кирби посмотрел на ее обезображенное лицо. За нелепыми веками скрывались настоящие глаза - грустные, блестящие, умоляющие. Почему она так настойчива? Она что, получает мзду за каждого, кого притащит к Голубому Огню? Кирби терпеть не мог религиозных фанатиков, таких как она. Отдала этому проклятому движению и душу, и тело и твердо убеждена, что паства Форста будет жить целую вечность и когда-нибудь отправится в путешествие к далеким звездам. Какая усталость! И потом, что скажут в ООН, если человек, занимающий такой высокий пост, начнет шляться по храмам форстеров? Кто знает, не отразится ли на его карьере фиаско с Вайнером? Придется оправдываться и защищаться... А стоит ли игра свеч? Может, действительно зайти в храм? Просто отдохнуть... Голова раскалывается. Может быть, он там найдет кого-нибудь из эсперов, кто сделает ему массаж мозга? Эсперы ведь частенько ходят в храмы форстеров. - Прошу вас, войдите, - повторила Банна. Он взглянул на светящуюся вывеску на жалком фасаде: "Братство космического единства. Входите все, кто жаждет вечной жизни! Гармония со всей вселенной". Невелика беда, если он и поддастся разок, позволит убаюкать себя волнам этой веры. - Ну, как, войдем? - спросила Банна. - Что ж, будь по-вашему, - пробормотал Кирби. - Гармония со Вселенной - это неплохо, но только на час, не больше. Она схватила его за руку. Когда они прошли через грязный вестибюль и открыли внутреннюю дверь, Кирби увидел человек десять-двенадцать, стоящих на коленях у скамеек. Пастор колдовал над небольшим реактором. Весь зал заливало голубое мерцание. Судя по всему служба началась уже давно. Одна из женщин на задних рядах опустила голову и сладко дремала. Банна Маршак провела Кирби на один из первых рядов, он сел и начал присматриваться к полному и приземистому руководителю общины. Или священнику? Как там он у них называется... - Братья и сестры! - произнес человек у алтаря проникновенным голосом. - Воспоем хвалу соединившему все Единству! Мужчина и женщина, звезда и камень, дерево и птица - все состоит из атомов, а эти атомы содержат частицы, которые движутся с необычайной скоростью. Это электроны, братья и сестры! Они показывают нам путь к миру. И я вам сегодня расскажу, как они... Рейнольд Кирби опустил голову. Глаза слезились от усталости. Он не мог смотреть на этот голубой свет, исходящий из реактора. В затылке запульсировала кровь. Сквозь туман он видел, что Банна Маршак сидит рядом. "Я слушаю тебя, - подумал Кирби, - я слушаю. Продолжай свой рассказ! Продолжай! Может быть, бог и всемогущий электрон помогут мне! Я слушаю..."  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ. 2095 г. ВОИНЫ СВЕТА *  1 Когда аколит третьей степени Кристофер Мандштейн начинал говорить о жизни и смерти, сразу же становилось ясно, что он очень хочет жить вечно. Это было главным его недостатком. Жажда вечной жизни - довольно понятная человеческая слабость. Но у Мандштейна она доходила до абсурда. В конце концов один из его начальников счел нужным напомнить: - Не забывайте, что ваше главное призвание - заботиться о благе других... Вам это ясно? - Ясно, брат! - сдавленным голосом ответил Мандштейн. Он готов был сквозь землю провалиться от стыда. - Признаю свою ошибку и прошу прощения. - Дело не в прощении, - назидательно заметил начальник, пожилой уже человек, - а в понимании. Каковы ваши цели, Мандштейн? В чем вы видите свою миссию? Аколит мгновение помедлил - он привык взвешивать свои слова, прежде чем ответить, тем более, когда знал, что вступает на зыбкую почву абстрактных рассуждений. Он нервно затеребил рясу и скользнул взглядом по убранству часовни, выдержанному в стиле неоготики. Они находились на помосте и смотрели вниз, на скамьи. Богослужения не было, но несколько верующих стояли на коленях, повернувшись в сторону кобальтового реактора, излучавшего Голубой Свет. Они были членами третьей по величине общины в Нью-Йорке. Мандштейн вступил в нее полгода назад, в день своего двадцатидвухлетия. Тогда он считал, что им движет только религиозное чувство. Теперь он уже не был уверен в этом. Он схватился за перила помоста и вымолвил: - Я хотел бы помогать людям, брат. Хотел бы помочь им найти путь истинный. Чтобы все люди поняли, что созданы для великих целей, как говорит Форст. - Прошу без цитат, Мандштейн! - Я только пытаюсь вам показать... - Ясно. Мне кажется, вы не понимаете одной вещи: возвышение должно происходить одновременно и внешне, и внутренне. И вы не можете перепрыгнуть через своих начальников, даже если бы вам очень хотелось этого... Зайдите на минутку в мое бюро. - Конечно, брат Лангхольт! Раз вы этого хотите... Мандштейн последовал за старостой в пристройку. Весь комплекс зданий был возведен несколько лет назад и совсем не напоминал те жалкие помещения, в которых форстеры ютились четверть века назад. Бюро Лангхольта отчасти напоминало келью, но в то же время было видно, что на отделку не поскупились. Литой бетонный потолок имитировал готические своды, почти всю стену занимали полки с книгами. На письменном столе, на толстой плите эбенового дерева, тлел маленький Голубой Свет - символ Братства. На плите Мандштейн увидел и кое-что другое - письмо, отправленное им начальнику округа Кирби, с просьбой о переводе в генетический центр Братства, в Санта-Фе. Мандштейн покраснел. Он легко заливался краской. Этот невысокий, немного тучный человек с черными волосами и толстыми розовыми щеками в обществе сухопарого и аскетичного Лангхольта чувствовал себя до нелепости незрелым. - Как видите, мы получили ваше письмо, адресованное Кирби. - Но... Но ведь это письмо было совершенно личного плана. Я... - В этой общине нет ничего личного. В том числе и писем. Кирби сам передал его мне. Взгляните: он кое-что на нем написал. Мандштейн взял письмо и в правом верхнем углу прочел: "Кажется, он чересчур спешит. Дайте ему пару уроков. Р.К." Аколит положил письмо на место, ожидая вспышки гнева. К его удивлению, Лангхольт только улыбнулся. - Почему вы захотели уехать в Санта-Фе, Мандштейн? - Чтобы принять участие в исследованиях... в селекционной программе. - Вы ведь не эспер. - Может быть, у меня найдутся гены, которые окажутся пригодными, сэр. Поверьте, действовал я отнюдь не из тщеславия. Я хотел внести свою лепту в общее дело. - Вы внесете лепту, Мандштейн, если будете добросовестно выполнять свою работу. Если вы понадобитесь в Санта-Фе, вас туда вызовут в нужное время. Неужели вы думаете, что нет более опытных людей, которые с радостью поедут туда? Как насчет меня? Или брата Аштона? Или Кирби? Вы пришли к нам, так сказать, с улицы и по прошествии полугода уже хотите получить плацкарту в Утопию. Мне очень жаль, но все это не так просто. - Что мне теперь делать, сэр? - Очиститесь! Избавьтесь от амбиций и гордости! Молитесь! Выполняйте свой каждодневный долг. И не помышляйте о быстрой карьере. Кто хочет получить все, что ему хочется, тот неизбежно сходит с пути истинного. - Может, мне податься в миссионеры? - спросил Мандштейн. - Я бы мог примкнуть к группе, которая отправляется на Венеру... Лангхольт вздохнул. - Опять вы за свое, Мандштейн! Подавите эмоции! Если вы мечтаете о жизни авантюриста, вам здесь не место. - Я думал, что тем самым искуплю свои грехи. - Ну, конечно же! Вас что, прельщает нимб мученика? Или вы думаете, что если миссионеры доберутся до Венеры и с них там не сдерут кожу, то по возвращении они сразу же за великие заслуги попадут в Санта-Фе, как души героев - в Валгаллу? Какие-то сумасбродные у вас мечты. Примиритесь со своей судьбой - иначе вас придется причислить к еретикам. - С еретиками я вообще ничего не имел общего, сэр... - То, что я сказал, не оскорбление, Мандштейн. Это просто констатация истины, - изрек Лангхольт. - Я боюсь за вас. Видите ли... - Он сунул письмо в мусоросжигатель, где оно тотчас же превратилось в пепел. - Я хочу забыть этот неприятный инцидент. Но вы не должны его забывать. Шагайте себе по миру, но только поскромнее. Умейте признавать свои ошибки и молитесь о своем усовершенствовании. А теперь вы можете идти. Мандштейн пробормотал слова благодарности и вышел. Колени все еще слегка дрожали. Он легко отделался, а ведь могло дойти до собрания общины. А потом перевели бы в какое-нибудь малоприятное место. А может быть, вообще исключили из братства. Да, он допустил грубую ошибку, пытаясь перепрыгнуть через инстанции. Теперь Мандштейн это хорошо понимал. Но другого пути нет. С каждым днем он стареет и приближается к смерти, в то время как Избранные в Санта-Фе будут жить вечно. Мысль об этом показалась ему невыносимой, и, поняв, что путь к бессмертию для него закрыт, Мандштейн пал духом... Он прошел вниз, в зал для богослужений, сел в один из последних рядов и уставился на реактор. - Я хочу исчезнуть в Голубом Огне, - бормотал он слова молитвы, - чтобы он меня очистил и возвысил мою душу! Иногда, стоя вот так перед алтарем, он чувствовал нечто вроде душевного подъема. Казалось, его осеняет нечто, обычно недоступное пониманию. Однако это чувство овладевало им довольно редко. Приходилось сознаться, что в душе он малорелигиозен. В минуты критического самосозерцания Мандштейн понимал, что религиозный экстаз не для него. Более того, на весь культ форстеров он смотрел как на действо в театре, за кулисами которого разыгрывалось нечто воистину великое. Однако и в успех сложной программы генетических исследований он до конца не верил. И в то время как другие искали в молитвах душевное умиротворение, он ломал голову над тем, смогут ли лаборатории в Санта-Фе добиться серьезных результатов. Веки Мандштейна сомкнулись. Голова опустилась на грудь. И перед глазами замелькали электроны, мчащиеся по своим орбитам. Он безмолвно повторял электронную литургию. И не успев закончить литургию, он почувствовал себя совершенно больным. Еще шестьдесят лет - и с ним будет покончено, в то время как в Санта-Фе... Мандштейн поднял глаза на алтарь. Голубой Огонь продолжал монотонно мерцать, словно посмеиваясь над ним, Мандштейном. Тогда, не выдержав, он сорвался со своего места и выбежал на улицу. 2 В своей рясе цвета индиго и капюшоне, Мандштейн обращал на себя внимание прохожих. Некоторые смотрели на него, как на сверхъестественное существо. И хотя многие из них были не последними людьми в обществе, они придерживались мнения, что Братство, подобно религиозным орденам прошлого, причастно к запредельному. Мандштейн ступил на транспортную ленту. Мимо него проплывали дома. Нью-Йорк, словно гигантская, разросшаяся опухоль, расползался в сторону Гудзона. Он давно превратился в хаотический конгломерат, поглотив близлежащие города и став неуправляемым. Воздух был чист, пахло снегом, но Мандштейн торопился домой. От храма до скромных меблированных комнат, где он поселился, надо было пройти пять кварталов. Он жил один. Аколитам требовалось специальное разрешение на женитьбу. Случайные связи вообще запрещались. До сих пор Мандштейн не очень-то страдал от этого, надеясь, что перевод в Санта-Фе разрешит все вопросы. Говорили, что в Санта-Фе много молодых и податливых аколиток. Но теперь об этом и думать нечего. Санта-Фе надо забыть. Письмо к Кирби, написанное под влиянием внезапного порыва, перечеркнуло все его надежды. Теперь он обречен топтаться на одной из низших ступеней иерархической лестницы форстеров. Спустя какое-то время его примут в Братство, он наденет другую рясу, может быть, отпустит бороду, будет участвовать в богослужениях, заботиться о пастве - вот и все! Разумеется, Братство растет как на дрожжах, и это сулит неплохие перспективы. За время жизни одного поколения движение вобрало в себя десятки миллионов верующих. Форстерам было что предложить людям в замен обещаний старых религий. Они манили уверениями, что где-то в недрах Братства идет поиск тайны бессмертия. На нее-то и тратятся все доходы церкви. Это был ход конем, и он себя оправдал. Конечно, подражатели, более мелкие секты, тоже добивались некоторых успехов. Были даже отколовшиеся от форстеров еретики, приверженцы "трансцендентной гармонии", которых называли лазаристами - по имени главы движения, Лазаруса. Но Мандштейн остался верен форстерам, главным образом потому, что был воспитан в духе истинной веры и Голубого Огня. Как бы то ни было, он прочно сел в лужу. Выше старосты ему не подняться... - Простите! Кто-то вскочил на транспортную ленту и так толкнул его, что он чуть не упал. Чудом восстановив равновесие, аколит увидел широкоплечего мужчину в синем костюме, который поспешно удалялся. "Толкотня, суета, - подумал Мандштейн. - Лента достаточно широка, чтобы встать на нее троим. А этот болван даже не видит, куда прет!" Он поправил рясу. И в этот момент чей-то мягкий голос сказал: - Не ходите домой, Мандштейн. Просто идите дальше. На аэродроме Тарритаун вас ждут. Мандштейн оглянулся. Вокруг никого не было. - Кто это? - хрипло спросил он. - Пожалуйста, не волнуйтесь. С вами ничего не случится. Работайте с нами. От этого вы только выиграете. Он снова огляделся. Ближе всех, метрах в тридцати, на транспортной ленте стояла женщина. Кто же это говорил? Вначале он подумал, что к нему прорвались латентные волны, но затем решил, что это все-таки голос, а не импульсы мыслей. Наконец Мандштейн понял, что мужчина специально толкнул его и в момент толчка прикрепил миниатюрный передатчик, металлическую бляшку величиной с мелкую монетку. Он даже не стал искать ее. Мандштейн спросил: - Кто вы? - Это не имеет значения. Идите прямо к аэродрому. Там вас ждут. - Я же в рясе. - Это мы также учли. Мандштейн нервно провел рукой по волосам. Без разрешения начальников он не мог далеко отлучаться от центра общины, но получать разрешение не было времени. Кроме того, неприятный разговор со старостой отбил охоту просить. Что ж придется рискнуть, какой бы загадочной ни казалась эта история. Транспортная лента продолжала везти его дальше. Вскоре он приблизился к административному зданию аэропорта. Мандштейн сошел с ленты и вступил под желтовато-зеленый купол из пластика. Здесь царила обычная суматоха, хотя народу было не особенно много. К нему подошли несколько человек. В тот же момент послышался голос из передатчика: - Не пяльтесь так! Следуйте за ними, и по возможности - незаметнее! Мандштейн повиновался и пошел за двумя мужчинами и женщиной. Они не спеша миновали газетный киоск, автомат для чистки обуви и автоматические камеры хранения. Один из мужчин, маленький и коренастый, с квадратной головой и густыми светлыми волосами, внезапно остановился и открыл камеру хранения. Не торопясь, он вынул оттуда пакет и сунул его под мышку. Потом повернул в сторону мужского туалета. Голос сказал: - Подождите тридцать секунд, Мандштейн, а потом следуйте за ним. Мандштейн остановился. Он был не рад приключению, но чувствовал, что сопротивление бесполезно и, видимо, чревато неприятностями. Спустя тридцать секунд он послушно направился к туалету. - Третья кабина! - раздался голос. Блондина не было видно. Мандштейн вошел в кабину. На грязном пластике стульчака лежал пакет, вынутый из камеры хранения. Повинуясь указаниям, он раскрыл пакет и увидел там зеленую форму Лазаристов. - Форма еретиков! Черт возьми, зачем она! - Наденьте ее! - Не могу! Если меня увидят в... - Не увидят. Переодевайтесь! А рясу мы сохраним до вашего возвращения. Чувствуя себя марионеткой, аколит снял рясу, повесил ее на крючок и облачился в новую. Она пришлась ему более или менее в пору. В капюшоне что-то было. Пошарив в нем, Мандштейн обнаружил термопластическую маску и невольно ощутил благодарность: маска изменит лицо до такой степени, что его никто не узнает. Раскрыв маску, он прижал ее к лицу, и она тут же прилипла к коже. Затем он тщательно упаковал свою рясу. - Оставьте рясу на стульчаке, - приказал тот же голос. - Может, не надо? А вдруг она потеряется? - Не потеряется, Мандштейн! И поспешите, машина улетает через несколько минут! Горестно вздохнув, Мандштейн вышел из кабины. Посмотрел в зеркало на стене. Его от природы полное лицо стало неприлично жирным - толстые, обрюзгшие щеки, влажные толстые губы, небритый тройной подбородок. Синие круги под глазами говорили о том, что он с неделю вел разгульную жизнь. Во всяком случае он выглядел на десяток лет старше, а новая ряса усиливала это впечатление. Когда он вышел в холл, навстречу ему направилась женщина. У нее было скуластое лицо и веки из тонких чешуек платины - мода прошлого века, уже устаревшая. Сейчас никто не делал себе таких операций. И только старым матронам, которые еще в юности поддались искушению, не оставалось ничего другого, как донашивать вышедшие из моды лица. Женщине, стоявшей перед ним, было лет сорок пять - сорок шесть, хотя фигура у нее была почти девичья. - Вечная гармония, брат, - сказала она хриплым альтом. Мандштейн порылся в памяти в поисках подобающего случаю обращения и, не найдя, сымпровизировал: - Да улыбнется вам Единство! - Спасибо. Ваши документы и билет во внутреннем кармане рясы, брат. Пожалуйста, пройдемте со мной! Мандштейн понял, что она его сопровождает. Вместе со своей рясой он снял и передатчик. Он, правда, надеялся, что скоро наденет ее снова. Транспортная лента подвезла их к турникетам. Мандштейн гадал, куда он летит и с какой целью. Только на борту самолета он осмелился спросить: - Куда мы летим? И тут же получил неожиданный ответ: - В Рим. 3 Мандштейн открыл глаза и увидел древние монументы: Форум, Колизей, Капитолий... Мелькнул броский памятник Виктору-Эммануилу. Их маршрут проходил по самому центру старого города. Когда они проезжали виа Национале, он увидел Голубой Огонь на храме форстеров, и это зрелище показалось ему неуместным здесь, в колыбели старых религий. Интересно, какую роль играют лазаристы в Европе? Машина мчалась по пригороду Рима в северном направлении. - А вот виа Фламиниа, - сказала его провожатая. - Улица выглядит так же, как и две тысячи лет тому назад. Мандштейн устало кивнул. Он был голоден, потому что вот уже несколько часов ничего не ел, если не считать того, что перехватил на борту самолета. Хотелось спать. Наконец машина остановилась перед убогим кирпичным строением километрах в двадцати от города. Было прохладно и туманно. Мандштейн, вылезая из машины, зябко передернул плечами. Женщина с искусственными веками провела его по скрипучей деревянной лестнице в жарко натопленное и ярко освещенное помещение, где его ожидали три человека в зеленых рясах лазаристов. "Вот и подтверждение, - подумал Мандштейн. - Я попал к еретикам". Мужчины не назвали своих имен. Один из них был высокий и толстый с расплывчатыми чертами лица и толстым носом. Другой - такой же высокий, но худой, с проницательными глазами на мрачном лице. У последнего была неприметная внешность, обращали на себя внимание только бледность лица и пустой взгляд. Толстяк, самый старший и, видимо, главный из трех, не тратя времени на приветствие, сказал: - Итак, вас взяли. - Откуда? - Мы за вами наблюдали, Мандштейн, и надеемся, что вы нам поможете. Мы знаем, что вам у форстеров нелегко, а нам необходим свой человек в Санта-Фе. - Вы - лазаристы? - Да. Как насчет стаканчика вина, Мандштейн? Тот пожал плечами. Женщина вышла из помещения и вскоре вернулась с бутылкой фраскатти и несколькими стаканами. Она разлила вино, и мужчины вместе с Мандштейном выпили. - Что вы от меня хотите? - спросил он. - Чтобы вы с нами сотрудничали, - ответил толстяк. - Сейчас идет война, и мы хотели бы привлечь вас на нашу сторону. - Я не слышал ни о какой войне. - Это война между Тьмой и Светом, - сказал тонкий. - А мы - воины Света. И не смотрите на нас как на фанатиков, Мандштейн. Мы вполне нормальные люди. - Может быть, вы знаете, - включился третий лазарист, - что наша религия выросла из вашей. Мы уважаем учение Форста и придерживаемся большинства его заповедей. Да, мы считаем себя интерпретаторами его учения и полагаем, что стоим к нему ближе, чем современная иерархия братства. Мы, так сказать, очистители этой религии. Ведь каждая религия нуждается в чистке и реформации. Мандштейн пригубил вино. "Что-то здесь не так, - подумал он. - Обычно проходит не одна сотня лет, прежде чем религия костенеет и возникает нужда в реформаторах. А братству всего тридцать лет". Толстяк как будто угадал его мысли: - Не забывайте, что темп жизни все ускорятся. Христианам понадобилось триста лет - от Августина до Константина, - чтобы добиться политического контроля над Римской империей. Форстеры не нуждаются в таком количестве времени. Вы ведь знаете, что в Северной Америке и во многих других частях Земли члены братства занимают ключевые позиции в управлении и законодательстве. А в некоторых странах они организовали свои партии. Ну а об экономической мощи, как и финансовой, и говорить нечего. - А вы хотите возвратиться к добрым старым традициям семидесятых годов? - спросил Мандштейн. - К этим жалким хижинам, преследованиям и ко всему прочему? - Нет. У нас просто создалось впечатление, что Братство сбилось с курса и погрязло в мелочах. Вы знаете, что такое власть? Власть ради власти вышла на первый план. И это вместо того, чтобы употребить власть ради высоких целей. - Руководящие лица из числа форстеров пытаются занять более высокие посты и агитируют за изменение системы налогов, - подхватил тонкий. - Эта постоянная борьба за влияние в государстве и обществе становится для них самоцелью, искажает перспективы, поглощает время и силы. Между тем, Братство терпит поражение на Марсе и Венере. И где, вообще, те гигантские результаты, которые сулила программа форстеров? Где те огромные достижения, о которых нам твердят уже тридцать лет? - Сменилось только одно поколение, - ответил Мандштейн. - Нужно потерпеть немного. - Он усмехнулся в душе: забавно, что именно он, Мандштейн, призывает других к терпению. - Мне кажется, что Братство на верном пути. - А нам этого не кажется, - процедил бледный. - Когда нам не удалось провести необходимые реформы изнутри, мы вынуждены были выйти из Братства и начать свою собственную кампанию. Конечные цели у нас те же самые: личное бессмертие за счет физической регенерации, культивирование внечувственных способностей для развития новых видов коммуникаций и транспорта. Вот чего мы хотим! А участвовать в обсуждении новых налогов... это, по меньшей мере, пустая трата времени и, конечно же, не наше дело. Мандштейн возразил: - Сначала надо получить контроль над правительствами, а потом уже думать о конечных целях. - Совсем не обязательно! - выкрикнул толстяк. - На это уйдет еще лет пять-десять, за которые Братство совсем деградирует. Вы не должны забывать, что форстеров всего несколько миллионов, не так уж это много по сравнению со всем населением Земли. Нет, молодой друг, это неправильный путь. Нужно приступить к решению главных задач. И мы уверены, что нас ждет успех. Тем или иным способом мы достигнем своих целей. Женщина наполнила стакан Мандштейна. Он попытался отказаться, но она была так настойчива, что ему пришлось подчиниться. - Я полагаю, что вы привезли меня в Рим не только для того, чтобы высказать свое мнение о Братстве. Зачем я вам нужен? - Предположим, что мы смогли бы добиться вашего перевода в Санта-Фе, - сказал толстяк. Мандштейн чуть не поперхнулся: - Вы могли бы это сделать? - Предположим, что могли бы. Готовы ли в этом случае собрать для нас кое-какие данные о работе лабораторий? - То есть шпионить? - Называйте как хотите. - Это очень плохо звучит, - сказал Мандштейн. - Вам за это заплатят. - Такие вещи должно быть очень хорошо оплачиваются? Еретик доверительно наклонился к Мандштейну: - Мы дали бы вам в нашей организации пост десятого ранга. В Братстве вы получите его только лет через пятнадцать-двадцать. Хотя наше движение много меньше, в его иерархии вы можете подняться гораздо быстрее. Такой честолюбивый человек как вы, к пятидесяти годам вообще может занять на одну из самых высоких должностей. - И вы считаете, что имеет смысл занимать крупный пост в мелком движении? - съязвил Мандштейн. - Ну что вы, наша организация не останется такой мелкой. И не только благодаря той информации, которую вы приобретете для нас. Она, правда, ускорит рост и влияние. Мы уверены, что многие люди покинут Братство и перейдут к нам, как только поймут, что у нас им будет лучше. И вы будете занимать важный пост, как один из тех, кто присоединился к движению одним из первых. Что ж, им нельзя было отказать в логике. Братство представляло собой уже довольно крупный аппарат - богатый и могущественный, но обремененный бюрократией. На быстрое продвижение по служебной лестнице рассчитывать не приходилось. Вот если он примкнет к маленькой, но растущей группе, амбиции, которой соответствуют его собственным... - Не пойдет, - сказал он печально. - Почему? - Предположим, вы действительно устроите меня в Санта-Фе. Но эсперы просветят меня еще до того, как я распакую свои чемоданы. Сразу же увидят, что я шпион, и вышлют. Меня выдаст воспоминание об этом нашем разговоре. Толстяк усмехнулся: - Почему вы решили, что будете помнить об этом разговоре? У нас тоже есть свои эсперы, аколит Мандштейн! 4 Помещение, в котором находился Мандштейн, напоминало полый куб. Кроме самого Мандштейна там никого и ничего не было - даже окон и мебели. Не было даже паутины. С хмурым видом, переминаясь с ноги на ногу, он смотрел на потолок и пытался найти источник искусственного освещения. Сейчас он даже не знал, в каком городе находится. Его разбудили на восходе солнца, привезли на аэродром, сунули в самолет. Сейчас он мог быть и в Джакарте, и в Бенаресе, и даже в Лос-Анджелесе. Неизвестность отозвалась в нем неприятным чувством. Лазаристы уверяли, что нет никакого риска, но не убедили Мандштейна. Братство не достигло бы такой силы, такого могущества, если бы не располагало средствами самообороны. Несмотря на все уверения, его легко могли разоблачить еще до того, как он попадет в секретные лаборатории, и тогда ему несдобровать. С предателями Братство расправлялось довольно жестоко. За фасадом мягкости и добросердечия скрывалась жестокость, и в этом смысле, несмотря на прогресс цивилизации, а может, и благодаря ему, Братство оставило позади инквизицию средневековья. Мандштейну довелось как-то слышать историю руководителя филиппинской общины, продавшего протоколы заседания врагам. Этого бедолагу привезли в Санта-Фе и парализовали чувствительные болевые центры его мозга. Казалось бы, чего лучше - никогда больше не испытывать боли! Однако теперь этот несчастный не знал, когда холодно, а когда горячо. Ушибы, порезы, ожоги, внутренние болезни, до поры не обнаруживающие себя, будут изнурять тело, которое захиреет и умрет. Он может лишиться пальца, оторвать себе клок кожи... Да, такой человек может откусить себе язык и не заметить этого до первого разговора. Мандштейну стало страшно. В это время открылась дверь, и в комнату вошел человек. - Вы - эспер? - нервно спросил Мандштейн. Вошедший - невзрачный, с тонкими губами и гладко зачесанными волосами оливкового цвета, стройный до хрупкости мужчина - кивнул. - Лягте, пожалуйста, на пол, - сказал он мягким, приятным голосом. - И расслабьтесь. Я вижу, вы боитесь меня, а это мешает. Вы не должны бояться. - Почему не должен? Вы же собираетесь манипулировать моей душой. - Не надо преувеличивать. Пожалуйста, расслабьтесь... Лежа на покрытом резиной полу, Мандштейн пытался сбросить напряжение. Эспер сел в угол, скрестив ноги в позе йога, и не глядел на Мандштейна, который нервничал, не зная, что же сейчас произойдет. Он уже не раз видел эсперов. С тех пор как сто лет назад удалось исследовать своеобразный механизм сверхчувственного восприятия и его начали культивировать путем естественного отбора, количество эсперов заметно выросло. Правда, их способности часто были непредсказуемы, так как эсперы не всегда могли их контролировать. Кроме того, эсперы отличались неровным поведением, болезненной чувствительностью и даже склонностью к психозам. Мандштейн не радовало общество психически нестабильного субъекта. А ну как этот эспер вместо воздействия на определенные нервные центры возьмет и перевернет шиворот-навыворот всю структуру его памяти? Ведь могло случиться, что... - Теперь вы можете подняться, - сказал эспер не очень дружелюбно. - Все сделано. - Что сделано? - спросил Мандштейн. Эспер коротко рассмеялся. - Это вам не обязательно знать. Невидимая дверь в стене открылась во второй раз, и эспер ушел. Мандштейн встал и спросил себя: где он и что с ним случилось? Он встал на транспортную ленту, потом его толкнул какой-то мужчина... Худощавая женщина с выступающими скулами и веками из мерцающей фольги пригласила: - Пройдемте, пожалуйста! - Куда и зачем я должен идти? - Доверьтесь мне и пойдемте. Мандштейн вздохнул и прошел по коридору в другое помещение. Посреди комнаты находился металлический резервуар, формой и величиной напоминающий гроб. Мандштейн, конечно же, очень хорошо знал, что это маленькая регенерационная камера. Она применялась для полной физической и психической разгрузки. Но служила и для менее гуманных целей: человек, пробывший в регенерационной камере дольше положенного времени, становился безвольным и податливым. - Раздевайтесь и садитесь в ванну, - сказала женщина. - А если я этого не сделаю? - Вы это сделаете. - Надолго? - На два с половиной часа. - Это слишком много, - сказал Мандштейн. - Я очень сожалею, но я не чувствую себя настолько утомленным. Покажите мне, пожалуйста, выход на улицу. Женщина сделала легкое движение, и в то же мгновение в помещение вкатился робот - огромный и страшный на вид. Мандштейн еще не разу в жизни не вступал в схватку с роботом. Не захотел и сейчас. А женщина вновь указала на регенерационную камеру. "Какой-то страшный сон, - подумал Мандштейн. - Кошмарный, нереальный сон". Он начал раздеваться. Камера загудела, извещая о готовности. Мандштейн сел в нее и, заткнув уши, наложил дыхательную маску. Потом окунулся в теплую жидкость. Он ничего не видел и не слышал, с внешним миром его связывал только шланг для дыхания. Вскоре Мандштейн полностью расслабился. И комплекс амбициозности, конфликтности, чувства вины, вожделений, неосуществленных желаний и идей постепенно начал распадаться. Он еле проснулся, когда его вытащили из камеры. Сам он едва мог держаться на ногах, так что пришлось его поддерживать. Он получил одежду и заметил, что это была одежда еретиков, но догадался не задавать вопросов. Но сам себя спросил: как же могло случиться такое? Наконец на его действительно безвольное лицо была натянута термопластическая маска. Судя по всему, он должен был вновь путешествовать инкогнито. В холле аэропорта Мандштейн с удивлением обнаружил, что все надписи сделаны по-арабски. Где же он? В Каире? В Мекке? Или в Бейруте? Для Мандштейна и женщины с искусственными веками был заказан отдельный салон. Во время полета спутница несколько раз пыталась задавать вопросы, но Мандштейн никак не реагировал на них, лишь изредка пожимал плечами. Самолет совершил посадку на аэродроме Тарритаун. Наконец-то знакомая территория! Электронные часы подсказывали Мандштейну, что сейчас среда, 13 марта 2095 года, 9 часов 05 минут. Он вспомнил, что спешил домой накануне, во вторник. Интересно, что же он делал всю вторую половину дня во вторник и ночь со вторника на среду? Пятнадцать-шестнадцать часов совершенно выпали у него из памяти. Когда они уже находились под куполом здания таможенного контроля, женщина прошептала: - Идите в туалет, третья кабина, и смените там вашу одежду. Мандштейн послушно направился к туалету и в указанной кабине нашел пакет, в котором оказалась его голубая ряса. Поспешно сняв зеленую одежду, Мандштейн натянул голубую, потом вспомнив о маске, сорвал ее и выбросил в унитаз. Сложил зеленую одежду, перевязал и, не зная, что с ней делать, оставил в туалете. Когда он вышел, прямо к нему направился мужчина среднего возраста. С радостной улыбкой, протягивая руку, он воскликнул: - Аколит Мандштейн! - Да. - Мандштейн не имел понятия кто это, но руку пожал. - Хорошо поспали? - Я?.. Да, конечно... - удивленно произнес Мандштейн. - Очень хорошо... В следующий момент они обменялись взглядами, и Мандштейн, к своему удивлению, не смог вспомнить, зачем он ходил в туалет и что там делал. Забыл он и о том, что был в какой-то арабской стране и носил зеленую рясу еретиков. Он был уверен, что провел ночь в своей скромной комнате, хотя не совсем ясно, что же ему нужно здесь, на аэродроме, и как он сюда попал. Однако это было не так уж важно. Почувствовав голод, он купил в буфете аэропорта обильный завтрак и тут же, стоя, съел его. В десять Мандштейн был уже в общине, готовый исполнять свой долг. Около одиннадцати мимо прошел брат Лангхольт и сердечно поздоровался. - Вас не очень взволновал наш вчерашний разговор, Мандштейн? - Я... Я сделал из него выводы. - Вот и хорошо! И не надо быть таким честолюбивым. Все придет в свое время. А теперь прошу вас спуститься вниз и проверить гамма-излучение. - Хорошо. Мандштейн поспешил вниз по лестнице и подошел к алтарю сбоку. Голубой Свет продолжал сиять - источник спокойствия и уверенности в мире беспокойства и неуверенности. Аколит вынул гамма-счетчик из ниши, где он хранился, и, просмотрев данные, записал их. Он вернулся к своим обычным обязанностям. 5 Вызов в Санта-Фе пришел через три недели. Это поразило руководство общины, как удар молнии. Наконец известие достигло и ушей Мандштейна. Его принес один из коллег. - Тебя просят зайти в кабинет Лангхольта. У него начальник округа Кирби. Мандштейн испугался: - Зачем же я им нужен? Я же ни в чем не провинился... - А разве я сказал, что у тебя будут неприятности? Какая-то важная новость. Они там очень взволнованы. Кажется, пришел приказ из Санта-Фе. "Странно", - подумал Мандштейн и поспешил в кабинет Лангхольта. Кирби стоял у книжных полок. Он оказался настолько похожим на Лангхольта, что их можно было принять за братьев. Оба - высокие, худые, с аскетическими лицами, примерно одного возраста, серьезны. Чувство ответственности выражали не только их лица, но и во вся фигура. Мандштейн никогда не видел Кирби вблизи. Ходили слухи, что раньше Кирби был служащим ООН, занимал высокий пост, но лет пятнадцать-двадцать тому назад почему-то решил покинуть его и вступить в Братство. Здесь он также дослужился до высокой должности: стал начальником одного из пятнадцати округов, на которые была поделена страна, а значит, одной из пятнадцати самых важных персон североамериканской организации. Его седые волосы были коротко пострижены, а выражение серо-зеленых глаз было столь странным, что Мандштейн с трудом выдерживал их взгляд. Когда Кирби вот так посмотрел на Мандштейна, тот мысленно спросил себя: "И как я отважился написать этому человеку письмо?" Кирби едва заметно улыбнулся: - Мандштейн? - Да, сэр. - Называйте меня братом, Мандштейн. Брат Лангхольт сообщил мне, что очень вами доволен. "Вот как", - удивился Мандштейн. Лангхольт подтвердил: - Я рассказал начальнику округа, что вы честолюбивы, прилежны и активны. Указал и на то, что этими качествами вы обладаете как раз в необходимой степени, может быть, даже в избытке. Но в Санта-Фе все придет в норму. Мандштейн не мог выговорить ни слова. - Сэр... Э-э... Я думал, брат Лангхольт, что мне отказали в переводе в Санта-Фе. Кирби кивнул: - Так оно и было. Но этот вопрос ставился на повестку дня еще раз и был решен иначе. Там как раз нужны несколько аколитов, но не эсперов. Вот мы и пересмотрели вопрос. Конечно, желающих было больше, чем необходимо, так что можете считать, вам повезло. Надеюсь, вы не переменили своего мнения и по-прежнему хотите, чтобы вас перевели в Санта-Фе? - Конечно, сэр... брат Кирби! - Вот и хорошо! У вас неделя на сборы. - Серо-зеленый взгляд Кирби внезапно стал пронзительным. - Надеюсь, вы будете нам полезны и оправдаете наше доверие, Мандштейн! Мандштейн не мог понять, действительно ли его собираются перевести в Санта-Фе или просто хотят избавиться от него. Но бывают же чудеса, и нужно принимать их как реальность, не задавая лишних вопросов. Когда прошла неделя, он последний раз поклонился Голубому Огню, попрощался с Лангхольтом и коллегами и отправился в путь с маленьким саквояжем. Около полудня он был уже в Санта-Фе. Аэродром буквально кишел бело-голубыми рясами. Еще никогда Мандштейн не видел их в таком количестве в общественном месте. Он посмотрел сквозь стекло на ландшафт, простирающийся за аэродромом. Небо здесь было необычайной синевы, а вокруг - необъятная желто-бурая равнина (Мандштейн никогда не видел такой большой равнины), лишь кое-где оживляемая желто-зелеными кустиками. Вдали, еле видимые, возвышались горы из песчаника. - Брат Мандштейн? - окликнул его какой-то толстый аколит. - Да. - Я - брат Каподимонте. Буду вас сопровождать. У вас есть багаж? Нет? Хорошо! Пойдемте! На залитой солнечными лучами площади их ожидала машина. Мандштейн положил саквояж на заднее сиденье и забрался под купол машины-капсулы. Каподимонте сел за руль и включил электромотор. Машина загудела и быстро помчалась вперед. Каподимонте на вид было лет сорок. "Немного староват для аколита", - подумал Мандштейн. - Вы здесь в первый раз? - спросил сопровождающий. - Да, - ответил Мандштейн. - Чудесный пейзаж. - Вы уже обратили на это внимание? Да, здесь чувствуешь себя совершенно раскованным, свободным от всего мелочного. Так много места, пространства. В каждой долине доисторические руины. Когда вы здесь акклиматизируетесь, можете съездить в Фриольский каньон полюбоваться пещерами. Вас интересуют такие вещи, Мандштейн? - Я мало разбираюсь в этом, но с удовольствием посмотрю. - А какая у вас специальность? - Нуклеоника, - ответил Мандштейн. - Попросту говоря, я истопник. - А я до вступления в Братство был антропологом. И теперь все свободное время провожу в Пуэбло: иногда приятно возвратиться в прошлое, особенно если, имеешь дело с будущим. - Вы действительно делаете успехи? Каподимонте кивнул. - Говорят, довольно большие. Я, конечно, не принадлежу к Избранным, посвященным в тайны, но, судя по всему, успехи есть и большие... Взгляните: мы проезжаем Санта-Фе. Мандштейн обернулся в ту сторону, куда указывал Каподимонте. Город показался ему странно маленьким, как по площади, занимаемой им, так и по размерам домов, в которых было не больше трех-четыре этажей. - Я считал, что Санта-Фе много больше, - сказал Мандштейн. - Это памятник культуры, и потому его сохраняют в том виде, в каком он был сто лет тому назад. Здесь нет новостроек. Мандштейн нахмурил брови. - А как же лаборатории и другие необходимые помещения? - Центр находится не в самом Санта-Фе. Просто Санта-Фе - в пятидесяти милях от него. Ближайший к Центру город. Дорога начала подниматься в гору, и растительность сразу изменилась. Кустарники сменились высокими деревьями, преимущественно соснами. А Мандштейн все еще никак не мог поверить, что скоро он будет в генетическом Центре. "Это еще раз доказывает, - подумал он, - что если хочешь чего-то достичь, необходимо действовать решительно". Вот он рискнул, и хотя его поставили на место, сурово одернули, но все-таки послали в Санта-Фе. Жить вечно! Предоставить свое тело экспериментаторам, которые научились заменять клетку клеткой, регенерируя таким образом органы. Есть, конечно, и риск, но где обойдешься без риска? В худшем случае он умрет, но это же ожидает его и при существующем положении вещей. Зато тут у него появляется шанс стать одним из Избранных! Путь преградили железные ворота, на которых играли солнечные блики. Каподимонте сбавил скорость и сказал: - Приехали. Ворота начали медленно открываться. Мандштейн спросил: - Меня, наверное, проверит какой-нибудь эспер, прежде чем мы въедем в Центр? Каподимонте рассмеялся. - Не беспокойся, брат Мандштейн! В последние полчаса мы вас уже проверили, и очень тщательно. Так что если бы имелись причины не пускать вас, эти ворота не открылись бы. Можете успокоиться - проверку вы выдержали. 6 Официально святую святых форстеров именовали Центром биологических наук Ноэля Форста. На пятнадцати квадратных милях, окруженных электронным забором, находились жилые корпуса, лаборатории, административных строения. Центр был сердцем и мозгом движения форстеров, хотя религиозный дух здесь мало ощущался. Сила Братства заключалась в том, что оно не только оказывало духовную поддержку, но и использовало научный прогресс. Братство не делало тайны из того, что его конечной целью является победа над смертью. И речь велась не просто об искоренении болезней и продлении жизни, а о полном триумфе жизни над смертью. Человечество, правда, сделало определенные шаги в этом направлении и до прихода форстеров: в крупных индустриальных центрах продолжительность жизни человека достигла девяноста лет. И это было одной из причин перенаселения Земли. Форстеры обещали на первых порах удлинить жизнь до ста двадцати лет, причем в первую очередь тем, кто хотел этого, но не мог заплатить. Но почему до ста двадцати, а не до двухсот или трехсот? Или вообще до тысячи? "Подарите нам вечную жизнь!" - вопили массы и теснились перед храмами форстеров. И каждый надеялся на то, что именно он попадет в число Избранных. Конечно, перспектива вечной жизни необычайно усложняла проблемы перенаселенной планеты и и грозила катастрофическим старением человечества. Братство хорошо понимало это и надеялось выйти из положения, открыв для человечества Галактику. Колонизация Солнечной системы началась еще за два поколения до обнародования доктрины Форста. Уже были заселены Марс и Венера, правда по-разному. Ни одна из этих планет не была пригодна для жизни, поэтому на Марсе изменили условия жизни, сделав их приемлемыми для людей. При колонизации Венеры поступили наоборот: людей преобразили так, что они смогли жить в условиях, царивших на этой планете. Обе колонии сейчас процветали. Но это, к сожалению, не решало проблему перенаселения: в течение ста лет денно и нощно космические корабли должны были бы покидать Землю, чтобы увезти на Венеру и Марс нужное количество людей, а это было невозможно не только с технической, но и с экономической точки зрения. Но если бы можно было выйти за пределы Солнечной системы, если бы не нужно было изменять и приспосабливать для жизни планеты, если бы были найдены новые транспортные средства... - Слишком много "если", - сказал Мандштейн. Каподимонте кивнул. - Вы правы. Но тем не менее опускать руки мы не должны. - Вы серьезно надеетесь, что с помощью телекинетической силы эсперов вам удастся послать человека к звездам? - спросил Мандштейн. - Мне кажется, это фантастические мечты... Каподимонте перебил его с улыбкой на устах: - Человечество всегда славилось тем, что претворяло фантастические мечты в жизнь. Вспомните хотя бы о сказочных поисках архиепископа Иоганна, о поисках Северного морского пути... Отбросьте скептицизм! Оглянитесь вокруг! Присмотритесь, что происходит! Прошла неделя с момента прибытия Мандштейна в Центр. Он еще не во всем разобрался, но успел узнать многое. Он уже знал, например, что здесь построен город для шести тысяч эсперов не старше сорока лет, и всех их поощряют к деторождению, выплачивая премии и санкционируя свободный выбор партнера. Матери, имеющие пять-шесть детей, пользовались специальным покровительством. Таким образом пытались вырастить новый тип людей. Однако этот путь не обещал быстрых результатов, поэтому одновременно практиковалось искусственное изменение генов в семенных клетках и яйцеклетках. Какого успеха добились уже на этом направлении исследований, никто не знал. Результаты можно будет увидеть только через пять-шесть поколений. Будучи простым аколитом, Мандштейн, естественно, не участвовал в исследованиях и не мог судить об их результатах. Приблизительно так же обстояло дело с теми, кого он знал. Это были, главным образом, простые техники. Но все они делали вид, что знают гораздо больше, чем на самом деле, и часто пытались спекулировать на этом. Мандштейна интересовала а основном не селекционная работа с эсперами, а продление жизни. Форстеры искали средства, которые дали бы возможность регенерировать клетки отмирающих тканей, с тем чтобы продление жизни клеток достигалось изнутри, а не пересадкой тканей. Мандштейн также вносил свою лепту в это дело. Как и все низшие чиновники Центра, он должен был один раз в несколько дней отдавать небольшой кусочек тканей для опытов. Процедуры были довольно неприятными и болезненными, но он не мог уклоняться от них. Кроме того, он должен был отдавать свою сперму. Не будучи эспером, он представлял собой подходящий экземпляр для наблюдений. Мандштейн делал все, что приказывали. Служил объектом для опытов, поставлял ткани, кровь и сперму, а в остальное время трудился на ядерной фабрике Центра. Его жизнь разительно отличалась от той, которую он вел в пригороде Нью-Йорка. Отсутствие прихожан позволяло забывать, что он духовное лицо. Конечно, и тут регулярно совершались богослужения, но в них чувствовалось нечто профессиональное, поверхностное и деловое. И в этом прохладно-деловом климате нетерпение Мандштейна постепенно начало ослабевать. Он больше не мог мечтать о Санта-Фе, ибо он уже был здесь, в самой гуще событий, участвовал в экспериментах, хотя и несколько иначе, чем представлял. Теперь он мог только ждать и надеяться, что со временем получит более приличную работу. У него появились и новые друзья, и новые интересы. Он побывал с Каподимонте у руин Пуэбло, ходил с аколитом по имени Вебер охотиться на кроликов. Он вступил в певческий союз и аккуратно, два раза в месяц, пел в хоре. Короче говоря, он врастал в новый образ жизни. Он, разумеется, не осознавал, что является шпионом еретиков. Все события, связанные с этим, исчезли из его памяти. Однако в душе осталась пустота, которая однажды сентябрьской ночью начала заполняться какой-то странной потребностью. Это была "ночь мезонов" - праздник, в календаре осеннего равноденствия форстеров. Мандштейн стоял в зале для песнопений между Каподимонте и Вебером. Он видел, как реактор на алтаре излучает Голубой Свет, слышал голос священника: - Земля вертится, люди приходят и уходят. И в жизни каждого произойдет качественный скачок, если он избавится от сомнений и страхов и обретет полную уверенность. Подобно вспышке света ты почувствуешь внутри себя огонь и чувство единения с... Мандштейн застыл. Это были слова Форста - слова, которые он слышал столько раз, что они уже и не воспринимались. Но когда прозвучало: "Чувство единения", он громко засопел и, скорчившись, схватился за край пульта - острая боль пронзила его... - Что случилось? - спросил Каподимонте. - Неважно себя чувствуете? - Нет... Просто судорога. Мандштейн попытался выпрямиться, и это ему удалось, но он тем не менее понял, что с ним что-то не в порядке. Только не понимал что. В каком-то отношении он не был сам себе хозяином. Он плотно сжал зубы и закрыл глаза. На лбу выступил пот... Ничего не помогало. Волей-неволей он должен будет следовать внутреннему приказу, которому не в силах противиться. 7 Семь часов спустя, в самую темную пору Мандштейн понял, что время пришло. Он проснулся и натянул свою рясу. В доме было тихо. Он вышел из спальни в коридор и спустился вниз по лестнице. Вскоре он уже находился на площадке между жилыми домами. Ночь была холодной. Здесь, в горных районах, жара не удерживалась долго после захода солнца. Поеживаясь от холода, Мандштейн шел по пустынным улицам. Постов не было: изолированной колонии некого опасаться. Правда, где-нибудь мог бодрствовать эспер, пытающийся поймать чужие мысли. Но от Мандштейна не исходило никаких подозрительных или враждебных импульсов. Он сам не знал, куда и зачем он шел. Силы, гнавшие его вперед, исходили из мозгового центра инстинктов и находились вне сферы телепатии. Они управляли его моторными реакциями, а не мыслительными. Он подошел к информационному центру - кирпичному дому без окон. Его рука нажала на идентификационную шайбу, за несколько секунд поверхность его ладони была сверена специальным устройством с кадровым листком, и дверь открылась. Внезапно он понял, что ему здесь нужно: голографическая камера. Такие вещи обычно хранились на втором этаже, и Мандштейн отправился наверх. Он вошел в кладовую, открыл стенной шкаф и вынул оттуда компактный предмет длиной сантиметров тридцать. Сунув камеру в рукав, он не спеша вышел из дома. Автоматически перейдя еще одну площадь, он направился к зданию 21-а, где находилась лаборатория, проводящая опыты по удлинению жизни и где обычно брали его ткани для проб. Миновав автоматические двери, он спустился по лестнице в подвальное помещение и вошел в первую комнату слева. На одном из столов лаборатории, стоящем у задней стены, находился ящичек с микрофотографиями. Мандштейн включил автоматическое устройство, фотографии одна за другой потекли через проектор, появляясь под объективом для просмотра. Мандштейн привел камеру в действие и сделал голограмму с каждой фотографии. Это было очень легко: луч лазера вспыхивал, отражался от изображения и пересекал другой луч под углом сорок пять градусов. Без специального устройства полученные таким образом голограммы расшифровать невозможно. Только другой луч, направленный под таким же углом, мог перевести голограммы в изображения. Изображения были объемными и очень чувствительными к ошибкам. Но сейчас Мандштейн об этом не думал. Он даже не знал, зачем все это делает. Закончив манипуляции с микрофотографиями, он прошелся по лаборатории и снял все, что могло пригодиться. Камера могла сделать несколько сотен изображений, и Мандштейн работал до тех пор, пока не запечатлел практически все... После этого он вышел из здания, вынул капсулу с голографическими пластинами из камеры и сунул ее в нагрудный карман: капсула была не больше спичечного коробка. После этого отнес камеру туда, откуда он ее брал и вернулся к себе в спальню. Не успела его голова коснуться подушки, как он забыл не только то, что делал в лаборатории, но и то, что вообще выходил из спальни. Утром Мандштейн предложил Каподимонте: - Может, нам съездить к Фриольскому каньону? Тот улыбнулся, польщенный: - Я разбудил ваш интерес? Мандштейн пожал плечами. - В какой-то мере. К тому же у меня странное настроение. Вид руин поможет рассеяться. - Мы можем поехать в Пуйе. Там мы еще не были. Грандиозный вид и совсем в другом роде... - Нет, нет, именно к Фриольскому каньону, - сказал Мандштейн. - Договорились? Они получили разрешение на выезд из Центра - для техников низшего ранга это было нетрудно - и ранним утром выехали на запад в сторону индейских руин. Машина мчалась по дороге, ведущей в Лос-Аламос, где в прошлую эпоху находился секретный атомный центр. Однако не доехав до Лос-Аламоса, они повернули налево и тряслись около тридцати миль по проселочной дороге. В каньоне никогда не бывало много народу, но сейчас, когда летний сезон уже кончился, здесь было вообще пустынно. Они не заметили ни одного человека и прошли вниз по главной дороге мимо руин древних поселений, построенных из вулканических пород. Извивающаяся тропа привела их ко входу в пещеры. Подойдя к большой пещере, где раньше совершались церемонии древних индейцев, Мандштейн сказал: - Обождите секундочку, я только брошу взгляд внутрь. Он поднялся по деревянной лестнице наверх и протиснулся сквозь узкое отвер